Какое место отвести ему на литературном Олимпе наших дней? На какую полку следует поставить разнокалиберные томы и тоники? «Помещика Галдина», «Ольгу Орг», «Господина в цилиндре», «Ветер»?
Казнь египетская всех русских писателей — бесчисленные критики и рецензенты отзывались об Ю. Слёзкине не раз и на страницах журналов и на сереньких, теперь безнадежно пожелтевших газетных полосках. Слёзкину у них посчастливилось. Маленькие заметки и отзывы объемом покрупнее имеют какой-то общий тон и вкус. И если отбросить все смутное, неясное и курьезно-противоречивое, чем так богата наша газетная и журнальная критика, можно сказать, что глянули на Ю. Слезкина, почти без исключений, светло и благосклонно. Сразу заинтересовал, многим сразу понравился.
Начиная с «Картоннаго Короля» — первой книги новелл, в критике мелькнуло слово «талант», а в «Аполлоне» М. Кузмин накисал о «несомненном даровании». Другие это слово подхватили. На бледно-зеленый писательский росток брызнули живой водой.
Из ростка побежал побег и потянулся ввысь. В 1911 г. в «Русской Мысли» напечатали «Помещика Галдина». От небольших новелл, от вычурных «Майи» и «Госпожи» Слёзкин шагнул к довольно крупному полотну. По этому полотну удобно изучат Ю. Слёзкина, так как в нем он уже выявил себя, открыл ряд черт, по которым можно судить писателя.
В главе VII-й «Галдина» выступает на сцену несчастная Анастасия Юрьевна. Вот завязка, вот основа романа.
В XI-й главе во время грозы в доме Анастасии Юрьевны погибает от разрыва сердца пан Лабинский. Смерть внезапная.
«Пан пробощ склонился над Лабинским, потом махнул рукой.
— Ниц не бендзе, — сказать он совсем спокойно н перекрестился: — пан умер…»
Хорошо сделана картина смерти, и заинтересованный читатель переходит к XII-й главе. Там еще интереснее. Не знающий страха гусар Галдин, по просьбе негодяя Клабэна — мужа Анастасии Юрьевны, увозит в своем экипаже мертвого пана Лабинского под видом живого.
«Лошади тронулись. Мертвое тело качнулось, упав на плечо Григорию Петровичу. Он отстранил его от себя Я поправил на голове его шляпу.
— Ничего, ничего — скоро приедем, — сказал ротмистр, печально глядя в осунувшееся лицо своего окоченевшего уже соседа.»
Рядом с безмолвным спутником-трупом Галдин мечтает об Анастасии Юрьевне. Потом засыпает.
«Мертвец опять скатился в его сторону, прильнул к Галдину и, свесив голову вниз, молчаливо сторожил сон живого.
Гроза постепенно стихла. Из-за туч всплывал тихий месяц.»
— Занятно, — думает читатель, представляя себе спящее в свете месяца лицо красавца Галдина и прильнувшую в нему мертвую голову с потухшими глазами.
Галдин привозит мертвого в его дом, и Ю. Слёзкин тут же молниеносно вплетает в интригу романа двух новых женщин — дочерей умершего пана Лобинского.
— Спасибо вам!
Галдин хотел остановиться, хотел ответить, но скрытое мраком существо исчезло так же быстро, как и появилось."
Это одна — младшая Зося. Но есть еще другая, старшая:
— При святом крещении ей дали имя Ванда-Мария Елисавета…"
Вьется дальше нить повести, и пальцы Слёзкина вяжут на ней частые и тесные узлы событий.
Вот уже Анастасия Юрьевна и Галдин любят друг друга. Но неожиданно, дико, по пьяному делу Галдин на миг сходится с жалкой Фелицатой Сорокиной. И в следующий миг причиняет ей тяжелую боль своим резким и прямым объяснением.
Галдин — любовник Анастасии Юрьевны. Объяснение его с Клабэном. Поездка Галдина с Анастасией Юрьевкой и встреча их с дочерьми пана Лабинского. Падение Ржевуцкого на скаку с лошади. Скандал между Галдиным и Клабэном на свадьбе жалкого графа…
— писатель в цилиндре, сжав тонкие губы, смотрит со стороны на жизнь, но общего с ней ничего не имеет и не желает иметь. Его грезы в чем-то другом. Мир пермских фиалок и изысканных женщин — его мир, и к нему у Ю. Слёзкина острая любовь. Он постоянно возвращается к этому миру мыслью. Если кругом нет фиалок и утонченных женщин, тем хуже для жизни, которая их не создала. Ю. Слёзкин чуть-чуть презрительно, легко и четко рисует то, что преподносит жизнь, чеканит пана пробоща. но любимую и желанную жизнь выдумывает сам. Она такая, как он ее хочет. В ней движутся господа со старинными золотыми брегетами в кармане и женщины с фиалками. И Слёзкин, как ювелир над любимой и ценной игрушкой, кропотливо бьется, чтобы вычеканить на любимых и родных фигурках каждый штрих.
Когда читаешь Слёзкина, начинает казаться, что он опоздал родиться на полтораста лет. Ему бы к маркизам, в дворянские гнезда, где дома с колоннами. В мир фижм и шитых кафтанов, в мир, где мужчины — вежливые кавалеры, а дамы с томными лицами — и манящи, и лживы, и прекрасны. Этот мир — мир Ю. Слёзкина, его родная стихия. Из старых запыленных книг, из старых томиков он берет изысканные эпиграфы к своим вещам и вокруг них вяжет кружево рассказа о том, чего мы не знаем, подчас о том, что мы забыли, подчас о том, чего не было.
Ю. Слезкин обладает талантом видеть жизнь такой, как она есть, но не любит ее и, когда нужно писать ее, приукрасит по-своему. Наденет на нее белый парив, кавалеров заставит любезно кланяться. Нужды нет, что кавалер в котелке, а не в треугольной шляпе. Нужды нет, что жизнь крутом как серый забор — нудная и бессмысленная, медленная и вязкая. Ю. Слёзкин быстрее двинет кино-ленту заставит своих героев быстрее бежать в пляске событий. Героя пошлет на дуэль, а героиня умрет в цветах. Жизнь манерная получится? Нужды нет. Ю. Слёзкин ее хочет именно такой.
Чему же может научить этот маркиз, опоздавший на целый век и очутившийся среди грубого, аляповатого века и его усердных певцов? Ничему, конечно, радостному. У того, кто мечтает об изысканной жизни и творит, вспоминая кожаные томики, в душе всегда печаль об ушедшем.
Герои его не бойцы и не создатели того «завтра», о котором так пекутся трезвые учители из толстых журналов. Поэтому они не жизнеспособны и всегда на них смертная тень или печать обреченности. Умирает девушка из Trocadero, Ольга Орг, Анастасия Юрьевна, убивают изысканного Ржевуцкого и Господин в цилиндре видит грозный призрак смерти и тоскует от приближения ее.
«В день, когда к спящей царевне приходит влюбленный принц, когда в полях расцветают голубые ночевеи… Когда души усопших молятся и плачут о грехе своем… в этот день…»
В этот день к героям Ю. Слёзкина приходит смерть. И о смерти пишет печальный маркиз-беллетрист.
Москва, 1922, май.
Впервые: «Сполохи», Берлин, 1922, № 12. С. 49—54. При жизни Булгакова переиздавалась в качестве предисловия в книге: Слезкин Ю. Роман балерины. Рига: Литература, 1928.