Распахните всѣ рамы у меня на террасѣ, распахните всѣ рамы—
Истомило предгрозье. Я совсѣмъ задыхаюсь. Я совсѣмъ изнемогъ.
Надоѣли мнѣ лица. Надоѣли мнѣ фразы. Надоѣли мнѣ „драмы“.
Уходите подальше, не тревожьте. Всѣ двери я запру на замокъ.
Я весь день и весь вечеръ просижу на террасѣ, созерцая то море,
То особое море, нѣтъ которому равныхъ во вселенной нигдѣ.
Помню Ялту и Дальній, и Баку съ Таганрогомъ. На моряхъ,—я не спорю.
Но Балтійское море развѣ съ тѣми сравнится при полярной звѣздѣ?..
Это море—снѣгурка. Это море—трилистникъ. Это—вишенъ цвѣтенье.
Это—призракъ безчертный. Эрикъ, принцъ свѣтлоокій. Это море—Лилитъ.
Ежецвѣтно. Капризно. Несказанно-больное. Все—порывъ. Все—мгновенье.
Все влеченье и зовы. Вѣнценосная Сканда. Умоляя—велитъ.
Оттого-то и домъ мой—надъ отвѣснымъ обрывомъ у любимаго моря.
Миновало предгрозье. Я дышу полной грудью. Отдыхаю. Живу.
О, сказанья про Ингридъ! О, Норвегіи берегъ! О, эстляндскія зори!
Лишь въ Эстляндіи свѣтлой мнѣ дано васъ увидѣть наяву! наяву!
Эст-Тойла.
1914. Май.