Эспронседа (Ватсон)/РМ 1881 (ДО)
| Эспронседа |
| Опубл.: 1881. Источникъ: az.lib.ru со ссылкой на журналъ «Русская мысль», 1881, книга II, с. 106—121. |
Эспронседа.
правитьОдинъ изъ замѣчательныхъ испанскихъ литературныхъ дѣятелей эпохи 1833—1843 г., — самаго блестящаго періода въ испанской литературѣ текущаго столѣтія, — одинъ изъ лучшихъ представителей этой эпохи — поэтъ донъ Хозе-де-Эспронседа. Онъ былъ глубоко проникнутъ тѣмъ страстнымъ чувствомъ, подъ вліяніемъ котораго Испанія того времени стряхнула съ себя тяжелыя узы абсолютизма и клерикализма, такъ долго ее угнетавшія. Эспронседа принадлежитъ въ школѣ Байрона, Леонарди, Альфреда де-Мюссе и, въ полномъ смыслѣ слова, можетъ быть названъ поэтомъ нашего времени. Вопросы, занимавшіе его, еще и теперь живо затрогиваютъ насъ; его поэзія не есть неопредѣленная, безсодержательная, красивая мелодія звуковъ, подобно произведеніямъ большинства теперешнихъ испанскихъ поэтовъ, вдохновляющихся описаніемъ разныхъ незначительныхъ предметовъ, напр., встрѣчей въ церкви, боя быковъ, вызова на дуэль и т. п. Нѣтъ, Эспронседа захватываетъ глубоко нашу душу, онъ затрогиваетъ въ ней такія струны, которыя никогда не перестанутъ звучать. Стихъ его полонъ страстности, жизни и носитъ печать могучаго, энергичнаго, мужественнаго таланта. Правда, Эспронседа только скептикъ и не идетъ дальше отрицанія, но онъ умеръ такъ рано, что талантъ его не могъ еще достигнуть полной зрѣлости, а глубокое, страстное чувство не могло еще быть регулировано разсудкомъ. Эспронседа написалъ немного, но это немногое такія вещи, что пока испанскій языкъ будетъ звучать, стихотворенія Эспронседы никогда не потеряютъ своей цѣнности.
Донъ Хозе Эспронседа родился въ началѣ нынѣшняго столѣтія, въ то самое время, когда въ Испаніи, вслѣдствіе нашествія французовъ, все встрепенулось и оживилось. Отецъ Эспронседы былъ полковникомъ и командовалъ въ войнѣ за независимость кавалерійскимъ отрядомъ въ провинціи Эстрамадурѣ. Жена его, слѣдовавшая за нимъ во всѣхъ трудныхъ переходахъ его отряда, должна была, наконецъ, остановиться въ городкѣ Альмендралехо, гдѣ и родился, весною 1810 г., Эспронседа, лучшій представитель испанской поэзіи XIX ст. Родившись во время войны за независимость, говоритъ Гюбаръ, авторъ «Исторіи современной испанской литературы», Эспронседа никогда не забывалъ этого и вся жизнь его была, такъ сказать, посвящена дѣлу освобожденія народовъ. По окончаніи войны, семейство Эспронседа поселилось въ Мадридѣ. Получивъ первоначальное образованіе дома, мальчикъ поступилъ въ только что открывшуюся тогда (въ 1821 г.) коллегію св. Матвѣя (San Mateo). Эта коллегія была организована нѣсколькими выдающимися педагогами съ цѣлью преподавать въ ней юношеству ученіе, пропитанное духомъ современности и болѣе разумное, чѣмъ прежнее, находившееся почти исключительно въ рукахъ католическаго духовенства и сильно отзывавшееся схоластикою. Аббатъ Листа, человѣкъ высокой честности и, вмѣстѣ съ тѣмъ, поетъ, критикъ и ученый, игравшій видную роль въ дѣдѣ возрожденія Испаніи, былъ директоромъ этого заведенія и въ то же время преподавателемъ нѣсколькихъ предметовъ. Листа окружилъ себя плеядой молодыхъ людей, въ которыхъ онъ съумѣлъ возбудить самыя возвышенныя стремленія къ служенію родинѣ. Подъ его вліяніемъ и руководствомъ воспиталась большая часть извѣстныхъ писателей той эпохи, а также и государственныхъ дѣятелей, игравшихъ не послѣднюю роль въ исторіи испанскаго парламентаризма.
Поэтическій талантъ Эспронседы проявился въ немъ очень рано. Первая его ода была написана по поводу народнаго движенія 7-го іюля 1824 г. и была одобрена Листою. Когда, вскорѣ послѣ того, обстоятельства заставили Листу закрыть основанную имъ коллегію San Mateo, онъ сталъ заниматься дома у себя съ нѣкоторыми изъ прежнихъ своихъ воспитанниковъ, которыхъ онъ считалъ особенно способными и обладавшими поэтическимъ талантомъ. Въ числѣ этихъ избранныхъ былъ и Эспронседа. Эти отборные ученики Листа, которымъ онъ помогалъ своими совѣтами и указаніями, составили въ томъ же 1824 г. нѣчто въ родѣ литературнаго общества, подъ названіемъ «Академіи мирта». Они не только занимались здѣсь вопросами литературы и критики, но и читали, и обсуждали собственныя свои произведенія. Будучи членомъ этого общества и развивая свой поэтическій талантъ, Эспронседа чувствовалъ вмѣстѣ съ тѣмъ влеченіе и къ политикѣ и уже 14-тилѣтнимъ юношею вступилъ въ ряды политическаго общества «Нумантиносъ»; но за это онъ вскорѣ, вмѣстѣ съ Вегою и другими своими товарищами, былъ удаленъ изъ Мадрида и приговоренъ въ заключенію въ монастырь въ городѣ Гвадалахарѣ, гдѣ въ то время жилъ его отецъ. Здѣсь, въ тишинѣ монастырской жизни, вдохновившись раннею эпохою испанской исторіи, Эспронседа принялся за писаніе поэмы, озаглавленной имъ «El Pelayo», основною мыслью которой, было нарисовать картину борьбы христіанской Испаніи противъ магометанъ-арабовъ. Авторъ «Реlауо» очень увлекался ширью контрастовъ, представляемой избраннымъ имъ сюжетомъ; двѣ различныя вѣры, двѣ цивилизаціи, два знамени: крестъ и луна. Поэма эта осталась неоконченною, хотя Эспронседа и послѣ, въ болѣе зрѣлые годы, имѣлъ намѣреніе возвратиться къ ней, увлекаясь красотою сюжета. Въ оставшихся отрывкахъ этой поэмы, напечатанныхъ въ собраніи его стихотвореній, есть прекрасныя страницы, какъ напр., «Картина голода», «Сонъ Родриго» и др.
Высидѣвъ въ монастырѣ опредѣленный срокъ заключенія, Эспронседа вернулся въ Мадридъ, но преслѣдованія подозрительной полиціи заставили его совсѣмъ удалиться изъ Испаніи. Онъ отправился сначала въ Гибралтаръ, а оттуда въ Лиссабонъ. Когда онъ подъѣзжалъ въ столицѣ Португаліи и расплатился за переѣздъ, у него осталось всего только денегъ два франка, которые онъ тутъ же и кинулъ въ воду, не желая «войти въ такую большую столицу съ такими небольшими деньгами». Но для такого человѣка, какъ Эспронседа, съ его энергіею, твердостью и молодостью, отсутствіе отца, крова и помощи дружеской руки не казалось еще особенно великимъ бѣдствіемъ. Въ Лиссабонѣ Эспронседѣ недолго пришлось оставаться: правительство Фердинанда VII не желало допустить, чтобы эмигранты были такъ близко отъ границъ Испаніи и находило возможность преслѣдовать ихъ и тутъ; результатомъ этихъ преслѣдованій было то, что Эспронседа и другіе эмигранты должны были удалиться изъ Португаліи и отправились въ болѣе гостепріимный Лондонъ. Здѣсь Эспронседа занялся изученіемъ Шекспира, Мильтона и Байрона; послѣдній произвелъ на него самое сильное вліяніе, что сказалось и въ это поэтическихъ произведеніяхъ. Между прочимъ, онъ здѣсь написалъ прекрасное стихотвореніе «Къ отчизнѣ», въ которомъ онъ, бѣдный изгнанникъ, осужденный издали смотрѣть на бѣдствія горячо любимаго отечества, въ глубоко прочувствованныхъ и сильныхъ стихахъ обращается въ милой родинѣ, горько сожалѣя о теперешнемъ ея малодушіи и безсиліи и напоминая ей былыя времена ея славы, силы и могущества, когда она владычествовала чуть ли не надъ цѣлымъ міромъ и предписывала законы другимъ народамъ. Приводимъ цѣликомъ это стихотвореніе:
Къ отечеству
(элегія).
Забыта, заброшена, словно въ пустынѣ
Лежишь ты, родная страна,
Ты долго надъ міромъ царила, а нынѣ
Унижена ты и бѣдна.
Изъ глазъ твоихъ слезы по блѣднымъ ланитамъ
Текутъ непрерывной струей;
На сердцѣ измученномъ, скорбью разбитомъ,
Унынье гнѣздится змѣей.
Смерть тьмою одѣла тебя непроглядной,
Покрыла покровомъ своимъ,
Съ зловѣщимъ весельемъ тиранъ безпощадный
Смѣется надъ горемъ твоимъ.
Тебя онъ несчастную, злобно терзая,
Дѣтей твоихъ лучшихъ губилъ.
Свободу и правду пятой попирая,
Кого нечестивецъ щадилъ?
О, братья товарищи! къ вамъ шлю воззванье
Печальнымъ стихомъ я своимъ,
Скажите: какое сравнится страданье
Съ мученіемъ горькимъ моимъ?
Я знаю, несчастный — скитаясь въ изгнаньи,
Что стонетъ отчизна въ цѣпяхъ, —
Что доблести прежней въ ней нѣтъ обоянья,
Что гибнетъ родная въ слезахъ.
Въ угоду тирану клевреты бездушно
Пронзили страдалицы грудь,
Покрыли позоромъ ее равнодушно,
Ей терньемъ осыпали путь.
Испанья объятья въ тоскѣ непритворной
Въ сынамъ простирала съ мольбой,
Они поднялись, — но измѣною черной
Расторгнутъ союзъ ихъ святой.
Гдѣ-жъ мечъ твой могучій, отчизна родная?
Гдѣ славныхъ героевъ ряды?
Гдѣ каменныхъ стѣнъ твоихъ броня тройная?
Увы! гдѣ свободы слѣды?
Искусно поставлены были ей сѣти, —
Не смѣвъ разорвать ихъ тогда,
Въ ярмо деспотизма впряглись твои дѣти,
Покрытые краской стыда.
А славой когда-то гремѣла Испанья,
Свервала лучемъ золотымъ
Могущества, доблести, блескомъ сіянья,
На диво народамъ другимъ.
Какъ кедры Ливана, она упирала
Чело свое въ высь облаковъ;
Какъ громы пугаютъ дѣтей — устрашала
Такъ рѣчью своею враговъ.
Теперь-же лежитъ, словно камень въ пустынѣ,
Она одиноко, — сыны,
Въ защиту ей вставшіе, всѣ на чужбинѣ
Въ изгнаньи скитаться должны.
Величье и роскошь былыя покрыты
Травою забвенія, мхомъ —
Дни блеска, могущества, счастья — забыты,
Уныніе, стонъ лишь кругомъ.
И носимъ на сердцѣ, горюя въ изгнаньи,
Все тѣ же мы думы свои:
Залечитъ кто раны тебѣ, о Испанья,
Кто слезы осушитъ твои?
Изъ Лондона Эспронседа вскорѣ переѣхалъ въ Парижъ. Тутъ онъ, въ 1830 году, дрался на баррикадахъ въ продолженіе трехъ польскихъ дней, затѣмъ сопровождалъ Шапалангарру въ его экспедиціи въ Пиринеи. Послѣ объявленія амнистіи Фердинандомъ VII, Эспронседа однимъ изъ первыхъ возвратился на родину и, благодаря своему знакомству съ тогдашнимъ министромъ Сеа-Бормудецъ, поступилъ въ королевскую гвардію. Но стихотвореніе политическаго оттѣнка, прочитанное имъ на какомъ-то обѣдѣ, повело къ тому, что, по настоянію короля, Эспронседа былъ удаленъ изъ гвардіи. Будучи высланъ на жительство въ городъ Хуэлву, онъ сталъ здѣсь собирать матеріалы и печатать повѣсть подъ заглавіемъ «Санчо де Салданья». Послѣ 1833 г., когда можно было свободнѣе вздохнуть въ Испаніи, молодой поетъ сдѣлался журналистомъ, однимъ изъ редакторовъ журнала «El siglo». Но вскорѣ журналъ этотъ былъ запрещенъ и сотрудники его разсѣялись въ разныя стороны. Въ движеніи 35 и 36 г.,г. Эспронседа принималъ очень дѣятельное участіе. Однако возстаніе Ли-Гранха подѣйствовало на него весьма сильно и охладило его порывы. Но Эспронседа снова принимаетъ дѣятельное участіе въ движеніи 1840 г. Затѣмъ онъ является защитникомъ подвергшагося суду редактора журнала «El Hurracau», и, благодаря к"го горячей и блистательной рѣчи, редакторъ выигралъ дѣло. Въ деабрѣ 1741 г. Эспронседа отправился въ Голландію секретаремъ испанскаго посольства. Но холодный, сырой климатъ этой страны и поѣздка туда въ суровое, зимнее время подѣйствовали очень вредно на его здоровье, уже и безъ того ослабѣвшее, вслѣдствіе бурной, полной разныхъ приключеній жизни. Хотя Эспронседа вскорѣ возвратился изъ Голландіи, будучи избранъ въ конгрессъ представителемъ города Аликанте; но, по возвращеніи въ Мадридъ, гдѣ онъ былъ встрѣченъ съ восторгомъ всею молодежью, онъ вскорѣ заболѣлъ острою горловою болѣзнью. 23 мая 1842 г., 32 лѣтъ отъ роду, умеръ этотъ талантливый испанскій поэтъ. Эта ранняя смерть огорчила всю Испанію.
Поэтъ, обладавшій замѣчательнымъ талантомъ, одаренный богатою фантазіею и изумительной силой выраженія, изяществомъ и красотою формы, Эспронседа отличался вмѣстѣ съ тѣмъ горячимъ энтузіазмомъ, онъ всегда стремился въ опасностямъ всякаго рода, онъ любилъ ихъ и безразсчетливо тратилъ себя на разныя рискованныя предпріятія. Подъ наружною личиною равнодушія и разочарованности у Эспронседы крылось доброе и любящее сердце. Гдѣ только могъ, онъ вездѣ помогалъ. Когда въ Мадридѣ свирѣпствовала холера, Эспронседа ухаживалъ за больными и утѣшалъ умирающихъ.
Приведенный нами краткій перечень главныхъ событій изъ жизни Эспронседы, заимствованный нами изъ біографіи предпосланной Антоніемъ Ферреръ-дель-Ріо собранію стихотвореній Эспронседы, даетъ лишь слабое понятіе о богатой приключеніями и происшествіями жизни его. Эспронседой, обладавшимъ такою пылкою душою и страстною натурой увлекались почти всѣ женщины, даже самыя добродѣтельныя. Постоянная перемѣна мѣстопребыванія и окружающей среды, участіе въ войнѣ, въ рискованныхъ экспедиціяхъ, въ заговорахъ, безпорядочный образъ жизни, ночи, проведенныя за карточной игрою, въ оргіяхъ и пирушкахъ — все это, конечно, способствовало быстрому разрушенію здоровья поэта и свело его такъ преждевременно въ могилу.
Но небольшой сборникъ поэтическихъ произведеній Эспронседы останется навсегда драгоцѣннымъ перломъ въ сокровищницѣ испанской литературы. Въ лирическомъ отдѣлѣ его стихотвореній наиболѣе извѣстны слѣдующія: «Пѣснь пирата», въ которой ярко сказывается страсть Эспронседы ко всякаго рода опасностямъ и рискованнымъ предпріятіямъ и въ которой онъ, со всѣмъ могуществомъ своего таланта, рисуетъ человѣка, считающаго море своею отчизною, представляетъ блестящую картину жизни человѣка, доставленнаго внѣ законовъ и всякихъ узъ общества. «Палачъ», въ которомъ Эспронседа выражаетъ ту основную мысль, что негодованіе и презрѣніе, съ которымъ мы отворачиваемся отъ палача — этого исполнителя узаконенныхъ постановленій общества — справедливѣе было бы перенести на самое общество, узаконившее смертную казнь. Палачъ только орудіе общества и это послѣднее, само ставитъ его въ тѣ ужасныя условія, въ которыхъ онъ находится, осуждаетъ его на его позорное ремесло, а потомъ съ омерзеніемъ и ужасомъ отрекается отъ него. «Нищій», въ которомъ прекрасными стихами изображенъ пролетарій, принимающій отъ всѣхъ подаянія, но не чувствующій за нихъ ни къ кому ни благодарности, ни любви, — онъ на полученную милостыню отплачиваетъ молитвою и считаетъ себя свободнымъ отъ всѣхъ другихъ обязательствъ, такъ какъ знаетъ что ближніе помогаютъ ему не изъ любви и состраданія, а только изъ страха наказанія. Не слѣдуетъ забывать, что родина этого нищаго яро-католическая Испанія. Несмотря на нѣкоторый цинизмъ его рѣчей, «Нищій» Эспронседы, этотъ образъ очерствѣлаго, ко всему безучастнаго, ко всему равнодушнаго, но гордо кутающагося въ свои лохмотья, пролетарія, все таки вызываетъ къ себѣ не отвращеніе, а глубокое состраданіе. «Прощаніе греческаго патріота съ дочерью ренегата», въ которомъ сказывается горячая любовь Эспронседы къ отечеству, «Пѣснь козака», «Гимнъ къ солнцу», «Приговоренный къ смерти» и нѣсколько другихъ. Изъ упомянутыхъ стихотвореній приведемъ въ нашемъ переводѣ: «Палача» и «Прощаніе греческаго патріота съ дочерью отступника».
Палачъ.
Гонимый презрѣньемъ, проклятьемъ отмѣченъ,
Одинъ человѣчества грѣхъ я несу,
Преступные люди надменно кидаютъ
Въ меня все презрѣнье и ненависть всю.
Крованыя муки,
Расправу и дикую месть свою дали
Они въ мои руки
И громко сказали:
"Пусть общій позоръ нашъ падетъ на него,
"Пусть будетъ отнынѣ онъ проклятъ во всемъ!
"Презрѣньемъ покрытое имя его
"И хлѣбъ, добываемый крови путемъ,
"Онъ сыну въ наслѣдство
"Пускай оставляетъ,
«Его наставляетъ
„Быть тѣмъ же, чѣмъ онъ“.
И всѣ устранились,
Взваливъ на меня всѣ свои преступленья
И издали слушаютъ, безъ сожалѣнья
Мой плачъ и мой стонъ.
А тотъ, кто на пытку и смерть осуждаетъ,
Того превозноситъ и чествуетъ свѣтъ….
Иль думаютъ люди, что чувства, быть можетъ,
Палачъ не имѣетъ, что сердца въ немъ нѣтъ?
Не знаютъ, что тоже
И онъ, какъ они, на себѣ отражаетъ
Твой образъ, о Боже! Какъ звѣрю бросаетъ
Голодному, лютому, сторожъ живьемъ,
Въ желѣзную клѣтку, добычу порой, —
Бросаютъ такъ люди, въ бездушьи своемъ,
На смерть осужденнаго — мнѣ на убой!…
И всѣ неповинны!…
Одинъ я изъятье,
Одинъ я проклятье
Несу за все зло….
Смотрите, въ уплату
За казни мнѣ деньги въ лицо какъ швыряютъ!
Меня, всѣмъ имъ равнаго, какъ презираютъ
Они глубоко!
Мученья, ужасныя пытки, рыданья
Страдальцевъ, ихъ крики, глухой трескъ костей —
И вопли, и стонъ, раздирающій душу,
Кровавые взмахи сѣкиры моей —
Все духъ возбуждаетъ
И дикимъ веселіемъ, злобнымъ, глубокимъ,
Мнѣ грудь наполняетъ.
Подъ взмахомъ жестокимъ,
Отъ плечъ отдѣлившись, на плахѣ летитъ
Когда голова, вся въ крови, а кругомъ
Толпа любопытныхъ стоитъ и дрожитъ —
Сіяю я гордо въ восторгѣ нѣмомъ.
Мнѣ злоба людей вѣдь
Всю грудь сожигаетъ,
Въ ней дышетъ, пылаетъ
Ихъ ненависть вся;
Жестокость ихъ сердца
Ко мнѣ перешла и, кровавое мщенье
Ихъ выполнивъ, ужасъ — и въ немъ наслажденье —
Испытывалъ я.
Поднявшись надъ гордой, вельможною знатью,
Вездѣ попирающей дерзко законъ,
Палачъ съ королемъ всталъ на плаху и кровью
Державной обрызгалъ разрушенный тронъ.
И ею, ликуя,
Упился въ тотъ день, и въ веселія шумномъ
Сіялъ, торжествуя,
Въ восторгѣ безумномъ.
Съ лица его ужаса мрачная тѣнь
Исчезла, явилась улыбка на немъ
И весь просвѣтлѣлъ онъ въ тотъ памятный день,
Глаза загорѣлись зловѣщимъ огнемъ:
Вѣдь самъ сталъ царить онъ,
Палачъ величавый!
Онъ местью кровавой,
Онъ злобой блисталъ!
Народъ, такъ высоко
Вознесшій, въ свирѣпомъ своемъ увлеченьи,
Его — въ немъ державца, властителя мщенья
Со страхомъ призналъ.
И всюду въ исторіи мрачныхъ скрижаляхъ,
Написанныхъ кровію рокомъ, судьбой,
Стоитъ во весь ростъ изваянный мой образъ,
Преступнаго прошлаго отблескъ живой.
Вѣка за вѣками
Ужъ сотнями канули въ вѣчность, — а твердо
Онъ, злобы руками
Воздвигнутый гордо,
Позорный тотъ памятникъ — плаха стоитъ….
И тщетно, о люди! вашъ разумъ орломъ
Къ источнику свѣта стремится, летитъ:
Въ нашъ вѣкъ еще мыслимъ палачъ съ топоромъ!
О, каждая капля,
Пролитая мною,
Пусть ляжетъ горою
На совѣсть людей.
Да! все еще живъ я —
Преступныхъ, далекихъ временъ отраженье,
Повсюду влача за собою видѣнье
Кровавыхъ тѣней!
О, сынъ мой, малютка мой бѣдный, несчастный,
Зачѣмъ ты родился на стыдъ и позоръ?…
Улыбкою ангела личико свѣтитъ,
Сіяетъ невинною кротостью взоръ….
Ахъ, сердце терзаешь
Мнѣ дѣтской ты прелестью, чистой и ясной,
Ты грудь разрываешь
Мнѣ мукой ужасной!…
Съ восторгомъ любви не гляди на него
Несчастная женщина, бѣдная мать!
Жалѣя дитя, задуши ты его,
И будетъ онъ счастливъ — не будетъ страдать:
Иль хочешь, чтобъ тоже
На путь мой неправый,
Позорный, кровавый
И сынъ нашъ вступилъ?
Чтобъ милый малютка
Невинный, прелестный, добру лишь доступный,
Какъ я — о проклятье! — презрѣнный, преступный,
На свѣтѣ прожилъ?
Кромѣ мелкихъ стихотвореній, Эспронседа написалъ три большія поэмы: „El Pelayo“ (Пелай, сынъ герцога Фавила, избранный вождемъ горными жителями, возмутившимися противъ мавровъ, основатель перваго христіанскаго государства, Астурійскаго королевства), о которой мы уже говорили, и которая осталась неоконченной: „El Estudiante de Salamanca“, (Саламанскій студентъ) самое удавшееся и совершенное произведеніе Эспронседы, по мнѣнію Эдгара Кинэ (Vacauces en Espague, p. 135), которое быстро проникло въ народъ и поется имъ на улицахъ и, наконецъ, поэма „El diablo mundo“ (Міръ-сатана) къ сожалѣнію оставшаяся неоконченной по случаю смерти автора. Въ своемъ „Саламанскомъ студентѣ“, (легендѣ, извѣстной всей Испаніи подъ названіемъ „El Estudiante Lizardo“), Эспронседа рисуетъ вѣрную картину того, до чего довелъ Испанію католицизмъ. Лицардо, своего рода Донъ-Жуанъ, встрѣчаетъ молодую женщину подъ густою вуалью; упорно и смѣло преслѣдуя ее, онъ наконецъ попадаетъ въ самую глубину ада. Здѣсь безстрашный кабальеро срываетъ вуаль женщины, за которою онъ послѣдовалъ сюда и видитъ предъ собою страшный скелетъ. Въ героѣ этой поэмы Лицардо или донъ-Феликсѣ де Монтемаръ многіе увидѣли портретъ самаго Эспронседы. Неоконченная поэма — осталось всего шесть пѣсенъ — „El diablo mundo“, по своему замыслу и плану весьма грандіозна. Авторъ очевидно задумалъ изобразить въ ней цѣлую исторію человѣчества. Главный герой этой поэмы — нѣкто Адамъ-старецъ, вновь помолодѣвшій, въ родѣ Гётевскаго Фауста, съ тою только разницею, что онъ получаетъ даръ молодости и безсмертія безъ всякихъ условій и вмѣстѣ съ тѣмъ, душа его пріобрѣтаетъ снова невинность, непосредственность чувствъ и ощущеній. Этому Адаму, съ душой младенца, приходится пройти черезъ весьма оригинальныя положенія среди разныхъ слоевъ живущихъ въ мірѣ людей. Въ прологѣ къ этой поэмѣ — въ фантастическомъ жанрѣ, это — верхъ совершенства — авторъ проявляетъ величайшее разнообразіе тона, чувствъ и версификаціи. Хотя поэма и не окончена, но въ написанныхъ шести пѣсняхъ проглядываетъ, среди цѣлой бури сомнѣній, преобладающая, основная мысль. Начинается поэма съ того, что воетъ ночью, углубленный въ размышленія, слышитъ какой-то странный шумъ, какіе-то смутные и невѣдомые звуки, которые пробуждаютъ его. Въ этомъ шумѣ слились всѣ страсти, всѣ интересы жизни: дружба, ненависть, любовь, слава, богатство, всѣ добродѣтели и пороки. Но видѣнія исчезаютъ, шумъ утихаетъ и поэтъ въ первой пѣсни излагаетъ основные мотивы великой драмы, которую онъ предполагалъ развить въ такихъ широкихъ размѣрахъ.
Мы видимъ передъ собой человѣка, отягченнаго бременемъ годовъ, разочарованнаго тяжкимъ и безполезнымъ опытомъ жизни. Преисполненный горечи, сомнѣваясь во всемъ, ясно сознавая безсиліе даже науки — онъ съ отчаяніемъ закрываетъ книгу, которую онъ читалъ и засыпаетъ. Является смерть и поетъ ему гимнъ, приглашающій его въ отдохновенію, успокоенію, миру и тишинѣ могильной сѣни. Старикъ уже съ наслажденіемъ чувствуетъ, какъ всѣ его члены начинаютъ цѣпенѣть и умъ погружается въ сладкую летаргію, во вдругъ передъ нимъ предстаетъ сіяющій образъ безсмертія, и въ противоположность гимну смерти раздается гимнъ въ честь безсмертія, полный жизни и страсти. Выбрать смерть или безсмертіе предоставляется старику, который, не задумываясь, выбираетъ безсмертіе и вновь молодѣетъ. Въ гимнѣ безсмертію не говорится о безсмертіи духа, а рѣчь идетъ только о безсмертіи вещества и только это послѣднее предлагается старику и пріобрѣтается имъ.
Въ прекрасныхъ стихахъ Эспронседы смерть очень привлекательна, она является облеченною меланхолической, туманною красою; это сладостный, успокоивающій образъ, именно такое представленіе о смерти, что каждый готовъ будетъ пожелать ее, кто не видитъ уже себѣ цѣли въ жизни, чье сердце устало» чья душа недовольна. Вотъ этотъ отрывокъ:
Изъ бездны, покрытой глубокою ночью,
Туманною, червою, страшною мглой,
Гдѣ тишь и молчанье ничто не нарушитъ,
Гдѣ вѣчно царитъ непробудный покой,
Встаетъ съ тихой жалостью, съ грустью во взглядѣ,
Прозрачною дымкой окутанъ крутомъ,
Туманнаго призрака обликъ неясный
Видѣніе женщины съ блѣднымъ лицомъ.
Несутся по воздуху дивные звуки
И сладостный голосъ внезапно запѣлъ,
Для слуха неслышно, лишь сердцу понятно
Напѣвъ тотъ сребристой струною звенѣлъ:
"Не страшися, слабый смертный,
Темноты кругомъ меня,
Сладкій отдыхъ забытья
На моей груди найдешь ты,
Успокою я тебя.
Милосердая, дарую
Людямъ тихій я пріютъ,
Гдѣ печали не живутъ,
Гдѣ вдали отъ шума міра
Безъ слѣда онѣ замрутъ.
Я средь жизненнаго моря
Островъ отдыха. Въ конецъ
Утомившійся пловецъ
Тутъ грозу минувшей бури
Забываетъ наконецъ.
Тутъ ко сну манитъ прохлада
Молчаливыхъ, ясныхъ водъ
Легкій вѣтера налетъ
Тихо тутъ порхая, пѣсню
Колыбельную поетъ.
Я плакучей ивы образъ —
Надъ страдальческимъ челомъ
Тѣнью сумрачной кругомъ
Наклоняю грустно вѣтви
Съ внизъ поникнувшимъ лицомъ.
Усыпляю сномъ глубокимъ,
И уснувшему на вѣкъ
Тихій я даю ночлегъ:
Спитъ подъ крыльями забвенья
Здѣсь спокойно человѣкъ.
Я послѣдней страсти жрица,
Сбросивъ съ плечъ своихъ покровъ,
Безъ печали и шиповъ
Для любви изготовляю
Ложе сна среди цвѣтовъ.
Жгучей нѣгою желанья
Пыломъ счастья не горю,
Но за то любовь мою
Безъ обмана и измѣны
Я навѣки отдаю.
Предо иной наука молкнетъ,
Предо мной сомнѣній гласъ
Утихаетъ — и какъ разъ,
Тотчасъ правдѣ обучаю
Ясной, голой, безъ прикрасъ.
Тайну жизни, тайну смерти,
Знанья всякаго вѣнецъ
Здѣсь коснется лишь мудрецъ,
Для него когда открою
Въ вѣчность дверь я, наконецъ.
Приходи въ мои объятья,
Мнѣ на грудь склонись главой,
Отдыхъ долгій, вѣковой
У меня найдешь ты, кончивъ
Подвигъ жизни трудовой.
Приходи, постель готова —
Сладко ты заснешь на ней
Подъ охраною моей —
Словно мать любовью нѣжной
Окружу тебя своей.
Пусть бросаются другіе
Безбоязненно впередъ
Въ жизненный водоворотъ,
Гдѣ обманчивой волною
Ихъ въ глубь бездны унесетъ.
Въ жизни все вѣдь ложь, все призракъ:
Громогласный гулъ побѣдъ,
Быстротечной славы свѣтъ,
Блескъ надежды лучезарный
И любви безумный бредъ!
Я неслышною рукою
Прикоснусь въ твоимъ очамъ,
И тогда уже слезамъ,
Полнымъ горести и муки,
Не струиться по щекамъ;
Наболѣвшую я душу
Сладкимъ ядомъ оболью,
Всѣ страданія уйму,
Лишь въ груди біенье сердца
Я на вѣкъ остановлю.
Но на блѣдномъ горизонтѣ смерти, какъ мы уже говорили, тотчасъ же во слѣдъ является безсмертіе со всѣмъ блескомъ сіяющаго своего великолѣпія. Здѣсь Эспронседа расточаетъ такое обиліе красокъ, богатство картинъ и образовъ, такую роскошь выразительности, умѣнья и мысли, что это прекрасное описаніе одно изъ самыхъ удавшихся мѣстъ всей поэмы. Мы же ограничимся лишь переводомъ гимна въ честь безсмертія, раздающагося надъ всѣмъ этимъ разновиднымъ и разнообразнымъ великолѣпіемъ, надъ безконечнымъ гуломъ кругомъ, ликованьемъ и т. д. Вотъ этотъ гимнъ:
"Слава тебѣ, животворное пламя,
Неистощимое жизни зерно,
Творческой силы побѣдное знамя,
Въ цѣпи творенья златое звено!
Пламенемъ вѣчнымъ ты солнце питаешь,
Небо обводишь лазурью кругомъ,
Розовымъ блескомъ зарю украшаешь,
Въ сумракѣ мѣсяцъ даришь серебромъ.
Эхо даешь ты дремучему бору,
Зелени роскошь его деревамъ,
Ревъ урагана морскому простору,
Говоръ сребристый студенымъ ключамъ.
Ты ароматы въ цвѣты наливаешь,
Въ каждой росинкѣ огонь твой блеститъ,
Въ шепотѣ вѣтра ты тихо вздыхаешь,
Въ грохотѣ бури твой голосъ звучитъ.
Въ нѣдрахъ глубокихъ земли всѣ металлы
Ты разливаешь могучей рукой —
Жемчугу блескъ ты даешь и кораллы
Ты насаждаешь въ пучинѣ морской.
Черною мантіей ты разстилаешь
По небу тучи и въ вихрѣ летишь,
Воздухъ дыханьемъ своимъ наполняешь,
Въ яркомъ сіяніи молній горишь.
«Ты тотъ рычагъ, что вкругъ оси незримой
Всѣ заставляешь вращаться міры,
Юности вѣчной и неуловимой
Щедрой рукой раздаешь ты дары».
Конечно, слабый переводъ нашъ не можетъ дать должнаго понятія о всѣхъ достоинствахъ поэтическихъ произведеній Эспронседы, но, по крайней мѣрѣ, читатель хоть отчасти познакомится съ этимъ выдающимся испанскимъ поэтомъ.