Элоа (Случевский)
| ← «Сегодня день, когда идут толпами…» | Элоа : Апокрифическое предание | Бунт → |
| Дата создания: 1883. Источник: библиотека Мошкова (со ссылкой на: Случевский К. К. Стихотворения. Поэмы. Проза. — М.: Современник, 1988. — (Классическая библиотека «Современника»).) |
- Элоа
- Сатана
- Молох
- Умерший священник
- Монахи
- Хоры
- Тени
Какое пенье? Как не на работе,
И до сих пор не на своих местах?
Занятий мало, князь! Ослабли вожжи!
(к теням)
Неситесь прочь, влачитесь по подлунной
И учиняйте зла насколько можно!
Не оставляйте мне без посещенья
Ни одного угла! Ночь, как парник,
Дающий овощи, взращает злое.
Наутро полюбуемся плодами!
Поменьше шуму, но побольше дела:
И чтобы когти вас не выдавали!
Неситесь!
Князь! Сегодня ты мрачней,
Задумчивее, чем всегда бываешь!
Уж не порадоваться ль новой брани?
Не скликнуть ль великие полки?
То было делом увлечений ранних;
Не в этом суть борьбы, не в том победа!
И разве видно что по мне?
Заметно…
В речах не точен, и слугам твоим
Твои веленья часто непонятны,
И говор между слуг твоих идет…
На то я князь, чтоб подлые рабы
Не смели понимать, чего я не желаю!..
Туман холодный вьется, выползая,
И бесполезно глупо тратит влажность,
И в странных образах везде снует…
И он во мне, должно быть, князя чует,
Так льнет, так ластится! Какой я князь?
И бог, и я — мы два враждебных брата,
Предвечные зоны высшей силы,
Нам неизвестной, детища ее!..
Кряжи бессчетных гор передо мною…
Но если бы в горах не искривленья,
Не щели недр, провалы и утесы —
В них не было б той чудной красоты,
Где так любовны тени голубые,
А блеск заката пурпуром горит…
Мое созданье — эта красота,
Всегда, везде присущая крушеньям!
А красота — добро! Я злобой добр…
А в этом двойственность… И ад, и небо
Идут неудержимо к разрушенью…
Лежит зерно: ему судьба расти!
Из оболочки и из содержанья,
Как бы из двух всегда враждебных сил,
Просунется росток! Не то же ль тут?
Зерно — мы оба! Только в раздвоенье
И в искренней вражде различий наших
Играют жизнь и смерть! Живые дрожжи!..
Но эта рознь в уступках обоюдных
Утрачивает смысл давным-давно!
Зло от добра порой неотличимо;
В их общей вялости болеет мир…
И сам я сбился и не отличаю,
Что божье, что мое? Не отличаю
Того, что было вправду, что случилось,
От смутной грезы духа моего!
Не может сгинуть зло: оно бессмертно!
Но в чистоте своей зло помутилось,
Густой отстой добра в него спустился,
А зло, как поросль длинная трясины,
На стеблях бесконечных, проникает
В добро — и кажется порой добром…
Как это было? Да… припоминаю…
Не совершились времена тогда…
Природа мертвая была готова,
Но мысли и сознанья лишена.
Мысль оставалась ценным достояньем
Духовных сфер, и в них витали мы!
Когда же после множества исканий
И опытов, и, так сказать, на ощупь,
Мысль в человеке наконец пробилась,
В ней связка завязалась двух миров,
В них жилы общие какие-то сказались,
Помчалась мысль, как кровь по организму,
Переливаясь между тех миров,
И был начертан дальний путь развитья:
Чрез мысль — в бессмертье, и тогда-то нам —
И мне, и богу — человек стал нужен:
Он за кого — тот победит из нас.
Опять!.. Опять она! Который раз!
Из ангелов бесчисленных юнейший,
Слезливейший из всех их, вместе взятых!
Над телом Лазаря Христос заплакал,
Устав с дороги, и одну слезу
В опаловом и самоцветном кубке
Подобострастно богу поднесли,
И бог велел слезе Христовой стать
Чистейшим ангелом, назвав — Элоа!
Образчик вечности его законов!..
В законах — швы!.. Она в лазури скрылась,
А разглядеть ее поближе нужно.
Явись, Элоа!
Жаль, что только призрак!
Таких могу я натворить без счета,
Она сама — совсем, совсем не то!
В ней сущность есть, и сущность та — печаль.
Она совсем не то, что все толпы
Небесных жителей! По ней читаешь,
Какою скорбью вся она полна!
Улыбки глуповатой не имеет!
Всегда предпочитает пустыри
Пространствам, освещаемым звездами,
К больной земле поближе хочет быть!
Да, поглядишь — роскошное созданье!
Не вывелись на небе мастера,
Художники красивых воплощений!
Какой прелестный строй роскошных линий!
Прекрасный призрак, полюби меня!..
С тех пор, как прикоснулся я к Тамаре
И с нею в небо ангела пустил,
Мне женщины не по сердцу бывали…
Теперь сдается…
Вон она опять!
О нет, недаром эти появленья!
Игра теней совсем бесплотных, бледных,
Обманный призрак, пропади скорей!
Что мечетесь кругом, иль места мало?
Сухими крыльями невмочь трещите!
Сгинь поскорей, полуночная сволочь!
Мне кажется, ее я близко видел,
И если скалы тверды в очертаньях
И гребни их не обратятся в щели —
Ей нет других путей, придет сюда!
Уж вот четыре раза с ней встречаюсь…
Блаженные меня все избегают,
Шарахаются в сторону, завидев!
А эта нет! Да, что-то есть такое
Необычайное, что в ней сказалось.
Сквозь облик призрачный в ней плоть я чую,
Есть сущность в ней, и сущность та — печаль!
А я — я князь печали! Мы сродни!
И если так случится, что она
Во мне приметит райское величье,
Она найдет в нас общую черту!
Ведь дочери людские, так бывало,
Сходились с ангелами, а она —
От человечества, она — слеза!
Да, да! Вперед! Дам пищу злоязычью.
Постой, скажи! Каким особым правом
Владеешь ты, чтоб выдержать мой взгляд?
Тебе не страшно длинные ресницы
Прелестных глаз и брови опалить?
Лазурный блеск твоих роскошных крыльев,
Он пострадает в отблеске багровом,
Так ярко окаймляющем меня?
Скажи, зачем ты здесь и не ко мне ли?
В тот миг, как увидала я свет божий,
Скатилась я на саван гробовой;
Светил мне в сердце светоч погребальный,
И звук рыданья был мне пеленой!
С тех самых пор неясное влеченье
Меня манит к тоскующей земле,—
И ты, князь мрака, мне совсем не страшен,
Я родилась в тоске души; во мгле…
Прелестнейшая речь в устах прелестных,
И, слушай я ее,— добрее б стал!
Что ты меня не избегала — знаю…
Но не подослана ль ко мне,— скажи?
Нет! Мне пути никто не указует,
К тебе сама я избрала свой путь,
Я вольной волей встретиться хотела,
И встречу вновь тебя когда-нибудь.
Ого! Такая мысль большая новость!
Но я свободен, мне запретов нет,
Тогда как ты в живом кольце запретов.
Я твоего желанья не пойму!
Или еще я мало доказал
Упорства своего непоборимость!
Поступок твой безумно смел, Элоа!
Придется отвечать эпитимьею…
Уж там, клянусь, известна встреча наша!
Нетопыри и совы полетели.
С доносами! Поверь, мне жаль тебя!
Мой однолеток, бог…
Остановись!
Мне жаль тебя,— ты, кажется, сказал?
Ты хорошо сказал и помни…
Где ты?
Но нет ее! Лишь эхо раскатилось,
И дряблые тела комет бродячих
Испуганно попрятались в пространства.
Она права: я пожалел ее!
Исчезла, как и я могу исчезнуть!
Мне не найти ее… Не хватит сил!
Зачем господь в предвиденьи великом
Мне, дочери мгновенья, дал бессмертье?
Зачем между служительниц своих
Быть повелел и мне — рожденной грустью?
Зачем дал женский облик мне? Кому
Не знающий улыбки лик мой нужен?
Зачем, любя творца всем существом,
Близ князя мрака — я вполне спокойна?
В вопросах этих вовсе не сомненье —
Исканье богом избранных путей…
Забытый монастырь! Мне говорили,
Что тут являлся часто Сатана,
Увлек монахов, обезлюдил кельи;
И колокол молчит, и службы нет…
Вы, покойники уснувшие,
В неизвестном потонувшие,
Что вы к солнцу не выходите?
Солнца теплым не находите?
Наши грешные моления
Приближают час спасения…
Хорошо в земле сырой:
В ней покой, всегда покой…
Я хожу, вас поминаю,
Ваши кости окропляю
Освященною водой,
Взятой от мощей святой!
Ты сочись, вода, сочись,
Ты к костям их проберись
И глубоко под землей
Упокой их, упокой…
Гром землетрясений,
Крики преступлений,
Мощный гул сражений,
Залетев сюда,—
Да не пробуждают
Тех, что почивают,
Ложно не вещают
Страшного суда.
Но по минованьи
Тяжкого призванья
Мертвого молчанья,
Чуть вставать велят —
Из ростков сокрытых,
От греха омытых
И Христом привитых,
Глянет божий сад…
Ранней осени предвестники,
Стали лилии цвести!
Где-то божьи благовестники?
В мире их не обрести!..
Много злого совершается,
И не дремлет враг людской…
Спящий здесь да не пугается:
Я кроплю святой водой.
Хорошим делом занят ты, старик!
Небесный ангел! Или дух земной
Ты, удостоивший меня вопросом?..
Скажи же мне: которым из имен
Тебя мне величать, мой гость блаженный?
Как настоятелю о виденном сказать?
Элоа я.
Ты дочь слезы Христовой!
На тело друга уронил Христос
Свою слезу — печаль души господней,
И стала ангелом та чистая слеза!
И это ты? И на закате дней
Тебя сподобился я, грешный, видеть?!
Скажи: я думала, что монастырской
Здесь службы нет? Упразднена обитель
За старый грех, а между тем звонили,
И вот тебя за добрым делом вижу?
Мы здесь чужие! Очень издалека!
Родная нам обитель погорела,
И мы искали новой. Отовсюду
Нас гнали, мы пришли тогда сюда,
Проведав о монастыре пустевшем,
И, с чистою надеждой на творца,
Свой страх превозмогли и поселились,
И нас хранит господь! Но разве ты
Не знала, что не чисто это место?
Ты, видно, посмелей других блаженных,
Ты даже князя мрака не боишься?
Я не боюсь его! Мне мнится, в нем
Не все, что было свято, то погасло
И что к добру возврат ему возможен!
Напрасный труд! Отверженец природы,
Он богу никогда не подчинится!
Нет лжи, к которой не способен он…
А разве, о! скажи мне, светлый ангел,
Так рассуждающих на небе много?
Нет, я одна…
Скажи: ты князя тьмы
Видала ли? Он в церкви намалеван:
Горящим пламенем обвит, с хвостом,
И безобразен он, проклятый!
Нет!
В лице его, отмеченном печалью,
В глазах, горящих мыслью, и в движеньях
Былого светлое величье видно
И с божьим небом прежнее родство!
Но милостив господь!
Ты мнишь, что небо
Простит когда-нибудь и преисподней?
Она придет сама — когда познает!
Что ж? Может быть! И ежели господь
Дал сына своего на искупленье,
Он дочерью его не поскупится,
Чтоб искупить в лице ее весь ад!
Князь мрака был от неба — ты от неба;
Печален он — и ты печальна, ангел,
И прелесть женская в тебе у места…
Крепись! Крепись! Собой искупишь ад!
К нашей трапезе обычной
Мы идем стезей привычной,
Богом трапеза дана
И крестом осенена!
Братья! Следуйте за нами
Тихо, мерными шагами…
Час полуденный настал,
Звучный колокол позвал…
Чин монастырский строг, идти пора
И настоятелю о всем поведать!
Но, божий ангел! Есть у нас преданье…
Оно под спудом скрыто в письменах:
Загадка истины о том, как будет
Сам Сатана на небо возвращен.
А от кого, скажи, преданье это?
Не знаю, ангел, но могу прочесть…
Скажи: когда и где прочтешь преданье?
Когда замолкнет всюду шум дневной
И луч луны, с лучом заката слившись,
Пойдут к цветам, чтобы прилечь тихонько
В подушках их коронок ароматных;
Когда вдоль берегов реки соседней
Чуть слышно раздадутся поцелуи
Трепещущей волны и незабудок,
Когда заснет последний из монахов,—
Я буду ждать! Придешь ли?
Да! Приду.
«Когда его бессмертная полюбит
И, правду видя в лжи, обманет ложь…» —
Вот что написано в старинном свитке,
О том, как небо Сатану простит.
Я не пойму, что значит тут: полюбит?
И не искать ли в жалости любви?
Что гудит каким-то звоном?
Что живит погасший слух?
Мы несемся небосклоном,
Нам захватывает дух…
Тоска земли еще их облекает,
И бледность смерти не сбежала с них,
С трудом как будто руки расправляют…
На лицах — слезы плакавших родных!
Все толпой, не в одиночку,
В струнных звуках, в полный свет!
Мать, неси малютку-дочку,
Брат — сестру и внучку — дед!
В тихом веяньи полета
Вереницею теней
Мчимся мы — и нет нам счета…
Только б вынестись скорей!
Сознанье к бедным смутно возвратилось…
Как будто первым слух в них пробужден…
Они удивлены: как это все случилось,
Как ужас смерти мог быть обойден?
Мы смотрели, мы видали
Нас самих, в своих гробах,
И себя не узнавали
В обезличенных чертах!
Смерть теперь нас не пугает…
Нам не жаль поблекших лиц,
И надежда окрыляет
Сонм бессмертных верениц!
Как много грусти в этих, что отстали!
Глядят назад! Их будто вниз влечет,
Туда, к земле, где, бедных, отпевали,
Где кто-нибудь из близких сердцу ждет…
Гляньте: ангел при дороге!
Ангел, верен ли наш путь?
Верен! Вам не сбиться в боге!
Вот и я… хочу взглянуть!
(испуганно, завидя Сатану)
Все толпой, не в одиночку!
Не отстал бы кто из нас!
Жмитесь! Жмитесь!.. гуще… в точку!
Солнца блеск вам вслед погас!..
Стойте ж вы! Куда спешите?
Дайте вас поразобрать!
Уменьшу я цифру в свите,
Если должное мне взять…
Дух вражды с венцом бесславным!
С этой страшной высоты
Говорю как равный с равным,
Чуждый смерти, как и ты!
В жизни был я иереем,
И встречались мы с тобой…
Сгинь!..
(обволакивая священника)
Помазанный елеем!
Ты-то именно, ты — мой!
Бледен… желт… хиротонисан…
Митрой венчан!
Отпусти!
У меня он в сердце вписан!
Сердце, что ли, разнести?!
Рассатаниться мне, что ли?!
Нет! Не с этого конца
Начала! Убавь мне воли…
Обрати меня в глупца!
Дальше, шибче, с тихим звоном…
Стадом робких голубей
Унесемтесь небосклоном…
Лишь бы только поскорей!
Они промчались стадом голубиным…
Одной лишь жертвы нет, обречена!
Он взял ее, и он же был причиной…
Не в небе грозен он, но на земле!
Там он, по правде, и велик и страшен!
Там зреет мощь его… Убавить воли?!
Сказал он: да, но как же с этим быть?
Погаснувшего дня живое затемненье
Ложится думою на строгий лик степей;
Вступающая ночь несет успокоенье,
Упал туман на степь… Пей, алчущая, пей!
Здесь, от лица земли и всех ее созданий,
Живым ходатаем за нужды бытия,
К тебе, в вечерний час, в степях без очертаний,
Отец мой, молится дочь бедная твоя!
Я тоже дочь земли… Великое общенье
Мое с тоской ты сам, создав меня, решил…
Я знаю: в жизни нет добра без преступленья
И не могло бы быть рождений без могил!
Я знаю, что путем мучений и кончины
Задумано тобой: мир, зреющий в борьбе,
Мир цельный в оны дни, теперь — две половины,
В бессмертье душ людских весь привести к тебе!
Но если ты найдешь, что миновали сроки
И выполнено злом — то, чем спасались мы?!
Сомненья так сильны… и раны так глубоки…
Живого места нет… Помилуй духа тьмы!
Из недр миров, из всех земных печалей
Я поднялся к тебе навстречу, как роса
С зарей навстречу солнца проступает…
Роса посохнет — ты меня отринешь!
Когда добра хочу — зачем отрину?
Ты вникни в смысл моих живых мучений.
Не несколько часов терзаюсь, распят…
Не тридцать только лет скитаюсь в ссылке…
Не временною жаждой изнываю…
Не на Голгофе только распят — всюду!
А справедливость божья не сыта.
Не богохульствуй!
В чем же богохульство?
Ведь если лик твой светлый так печален,
В твоей печали богохульство тоже,
Не на словах оно, зато на деле!
Зачем тоска твоя, коль все прекрасно?
Зачем ты там, на небе, одинока,
Зачем ко мне взглянула? Отчего
Твой взгляд, в меня живым проникновеньем
Пройдя, огонь моих страданий гасит?
Перед тобой открыт я для любви…
И ты сама, при этом пышном слове
«Любовь» во всем становишься ясней!
Как бы с тем словом в твой духовный лик
Путем каким-то плоть вдруг проникает…
Да, да! Любовью ты спасешь меня!
Склонилась слухом, приклонись и сердцем…
Твоею верою я буду верить!
Твоей святой печалью освящусь!
Мой ум больной в тебе покоя ищет…
В нем совокупность мощных сил кипит
И замышляет новое творенье!..
То новый мир! И так ясна ты мне,
И счастье полное так ощутимо…
Люблю тебя и этою любовью
Сам, отрицаясь, ад я сокрушаю!..
О, отвечай!
На то господня благость.
Без благости! В меня любовью веет…
Скажи: люблю…
Я полюблю тебя!
(склоняясь подле нее на колени)
Склоняюсь пред тобой всем мощным сонмом
Проклятий, шедших мне всегда вослед!
Служу тебе великим приношеньем
Всех отстраненных мной отныне бед!
Огонь блаженства мне туманит очи,
Ответь, дозволь!
Мне не понять тебя!
Зачем молчишь? Зачем не отвечаешь?
Зачем не льнешь, не клонишься ко мне?
К чему? И что ж еще?
О, будь моею…
Я вся твоя и так…
Не то, не то!..
Люби меня с забвеньем неразумным,
Люби объятьем, смелостью люби!
Так трепещи, как я! Дай обладанья…
Ты дай мне всю тебя…
Ведь я твоя?!
Взгляни, пойми!.. Роскошные картины
Взошли, как кущи роз, по ночи голубой,
И рдеют небеса, с краев и до средины,
Служением любви и страстности живой!
Как цепи розовые тел и очертаний,
Мою вселенную обвившие кругом,—
Вы, в таинстве любви и в трепете дыханий,
Роскошно дремлете своим чудесным сном…
Пойми меня! Пойми! Ты счастье обретаешь…
Твой холод святости хотя на миг отбрось…
Но ты туманишься… бледнеешь… исчезаешь…
Так, значит, одному из нас не удалось?!
Ехидна дерзкая! Ты хитростно скользнула,
Впилась, проклятая, в больное сердце мне…
Я правду видел в лжи! Тут правда — обманула!
Бесполых жриц, как ты, — не нужно Сатане!
Вспылал мой ум ужасной жаждой!
И как растопленный металл,
Бежит во мне по жиле каждой
Зловещий грохот всех начал!
Вперед! И этот век проклятий,
Что на земле идет теперь,—
Тишайшим веком добрых братии
Почтет грядущий полузверь!
В умах людских, как язвы вскрытых,
Легенды быль перерастут,
И по церквам царей убитых
Виденья в полночи пойдут!
Смех… стоны… муки… им в насмешку,
Вовек!.. Пока, перед концом,
Я, с трубным гласом вперемежку,
Вдруг разыграюсь трепаком
И под сильнейшие аккорды
Людскую тлю пошлю на суд,—
Пускай воскреснут эти морды,
А там, пока что разберут,
Вперед!..