Финикийское искусство. До нас не дошло в сохранном виде ни одного значительного в художественном отношении финикийского здания, ни одного плана города, ни одной пространной надписи или памятника письменности, которые могли бы дать ясное понятие о финикийском искусстве. Ограниченность сохранившихся литературных источников и открытых памятников так же, как и недостаточная изученность их, обусловливают большую спорность многих вопросов в области Ф. и. Главных вопросов, вокруг которых сосредоточиваются споры — три. Первый — о той территории, какую охватывает Ф. и., где оно возникло и развилось и где, следовательно, нужно искать и изучать его. Под влиянием греческой традиции довольно долго держалось убеждение в широте территориального охвата Ф. и. Моверс следы его находил не только в Греции, но и в Италии и в средней Европе до самой Галлии. Новейшее изучение сильно сузило эти пределы и ограничивает территорию Ф. и. сирийским берегом и соседним островом Кипром, которые были населены финикийцами. Все же колонии, которые были раскинуты по берегам западной части Средиземного моря, отходят от Финикии, так как их считают колониями особой нации — Карфагена.
Второй спорный вопрос, это вопрос о времени сложения и процветания Ф. и. И в этом вопросе первоначальный широкий размах значительно сокращается. Мнение Гельбига, что наиболее характерные из главных предметов микенских художественно-промышленных производств, датируемые вторым тысячелетием до нашей эры, суть изделия, вывезенные из Финикии, встречает серьезные возражения Брунна, Фуртвенглера, Лешке, Шухарта, Рейнака, Перро и Эванса. Они признают микенское искусство национальным для догреческого населения восточной Греции и островов Эгейского моря. Они отмечают существенные различия между указанными микенскими художественными произведениями и дошедшими до нас финикийскими, и последние им представляются во всех отношениях более поздними. Так даты для Ф. и., нам известного, отодвигаются к первому тысячелетию до н. эры, и время процветания этим ограничивается. Наконец, третий спорный вопрос — вопрос о высоте творчества и степени самостоятельности Ф. и. Когда греки столкнулись с бойкими торговцами — финикиянами, последние владели алфавитом, тайной производства пурпура, стекла, терракотовых изделий, искусством высокой обработки металлов, они поражали своими вазами и ювелирными изделиями всякого рода. Греки приписали всецело финикиянам эти громадные творческие достижения, и финикияне в их глазах сделались „изобретателями“, людьми высокой творческой силы. Так же, как греки, думали целые столетия, которые ничего не знали о древней Финикии. Детальная разработка новых данных в области ассириологии и египтологии привела к пересмотру общепринятых представлений о творческой силе финикийского народа, и после этого пересмотра из гениальных изобретателей финикияне превратились в передатчиков и продолжателей более древних предшественников: зачинателей и творцов. Степень творческой силы в области Ф. и. была также сильно понижена; эта более скромная оценка и ограниченный объем Ф. и., в значительной степени установленные наукой, и легли в основу современных представлений о Ф. и.
На почве добытого и изученного материала можно в настоящее время выявить главнейшие формы художественной деятельности финикиян, проследить некоторые этапы в развитии Ф. и. и определить характерные его черты.
Область древней Финикии — Сирия и единственный большой по близости сирийского берега остров Кипр — была усыпана небольшими городами. При этом не было города, который лежал бы внутри страны. Каждый город был тесно связан с морем так же, как и торговля, породившая эти города. Каждый город был обнесен стенами, имел порт с гаванью и арсеналом. Отвечая на эти потребности, строительные силы финикияне направляли на это свое творчество, и не без успеха. Остатки стен, сложенных из призматических камней, кое где уцелели до нашего времени. Развалины крепости на холме Сенджирли в северной Сирии, с двойным кольцом стен, с воротами и сотнею башен, приуроченные к XIII—VIII векам до н. эры, позволяют по аналогии с этим образцом северно-сирийского строительства реконструировать и финикийские городские сооружения. В Амрите (Морафе) и на острове Арваде (Ареке) сохранились молы, сложенные из правильно тесанных камней. Эти остатки сооружений свидетельствуют о высокой технике и умении прочно строить. Но как стены, так и молы — дело больше финикийских инженеров, чем архитекторов. В этих сооружениях искусство играет лишь второстепенную роль — преобладают технические цели. Больше художественного творчества требовало строительство храмов, погребальных сооружений и дворцов. Описание храма Астарты на острове Кипре, изображение храма на библосской монете и открытые в 1860 г. Ренаном остатки храма Эль-Моабед в Амрите дали возможность представить общий облик финикийского храма. Главная часть его — небольшой двор — метров 55×48, обнесенный колоннадою. Посреди или с края храмовой площади стояло небольшое, метров в 5 вышины, святилище в виде часовни с плоской крышей, с тремя глухими стенами и одной открытой. Крыша, внутри слегка сводчатая, состояла из одной плиты. Встречался на дворе и священный символ божества — натуральная глыба метеора или искусственный конусообразный камень. В общем этот двор со святилищем напоминает египетский храмовый тип и кажется подражанием египетскому; только размеры финикийского храма гораздо скромнее. Из Египта взят и обходящий вокруг крыши святилища египетский карниз, иногда украшенный египетскими знаками солнца и египетскими уреями (священными змеями). Изображение главного святилища Астарты на позднейшей пафосской монете показывает разделение храма на три пространства, из которых среднее выше боковых, в роде египетского гипостильного зала и, может быть, микенского мужского мегарона. На вышеназванной библосской монете есть еще храмовое здание, примыкающее снаружи ко двору, в виде часовни в греческом стиле. Более своеобразен другой вид храмовой финикийской архитектуры — пещерные храмы, в которых выступают особые черты, обусловленные особенностями финикийского культа. В окрестностях Гебала и Тура были открыты пещеры, высеченные в скалах. Эти пещеры Ренан называет „пещерами проституции“, той религиозной проституции, которая процветала в Финикии. Многочисленные, высеченные в столе треугольники — символы этого культа, указывают на назначение этих пещерных храмов. В пещере — только ниша для богини и скамьи для особого рода жертвоприношения. Внутреннее чрезвычайно простое устройство этих храмов-пещер выявляет бедность архитектурного замысла финикийского зодчего, предоставленного самому себе в решении задачи, данной ему финикийским культом.
Третий вид культового зодчества — памятники древнего некрополя в Амрите. Это — надмогильные невысокие башни, состоящие из квадратного низкого цоколя и из трех цилиндров, водруженных один в другой с рельефным зубчатым карнизом, с венцом из уступчатых зубцов, с выступающими на половину туловищами львов. Своим общим обликом и деталями они ясно говорят о подражании ассирийским образцам. Так называемый на финикийском языке Бит-Хилани, т. е. дом Хилани, дворец — украшенное колоннами здание с воротами, предназначенное для совершения всех публичных деяний царя — был также созданием не самобытным. Финикия обильно воспользовалась для него египетскими колоннами. Библейские описания дворца Соломона в Иерусалиме показывали, что строители его — финикийские художники — вдохновлялись ассирийскими образцами. Это подражание и повторение ассирийских, египетских и греческих образцов ясно выступает не только в архитектурных формах, но и в архитектурной орнаментике. На материке и на Кипре найдены капители египетского характера, и капители, напоминающие микенские и ранне-дорические. Капители надгробных стел в виде чашечки цветка и пальметных деревьев особенно интересны для характеристики финикийского творчества. Это преобразование и самостоятельное применение мотива египетского пальметного дерева — единственное оригинальное художественное создание финикиян.
Так же, как в архитектуре, мало самостоятельности у финикиян и в скульптуре. Рабские грубые подражания гробам египетских мумий в виде саркофагов и камня свидетельствуют о слабом развитии скульптурного искусства. Изваяния человеческих фигур, найденные Чеснолой на Кипре, отличаются отсутствием пропорциональности и окоченелостью. При этом здесь есть статуи ассирийского типа с характерным семитическим обликом, есть фигуры египетского типа — более стройные, безбородые, есть статуи с мелочной разработкой складок, отзывающиеся персидскими образцами. На более поздних кипрских статуях египетского типа можно проследить, как постепенно статуи приобретают черты эллинского архаизма. Наконец, есть статуи совершенно эллинские.
Таково монументальное Ф. и. Оно не блещет крупными достижениями. Прикладное искусство стоит на более высоком уровне. Недаром славились финикийские ткани, окрашенные пурпуром, тонкие изделия из стекла, расписные вазы, вазы, вылепленные в форме зверей и птиц, бронзовые и медные изделия и, главным образом, уборы и сосуды, изготовленные из благородного металла, золотые и серебряные кольца с камнями, фигурные серьги. В кладе Куриума оказалось много серебряных и золоченых блюд и кубков, украшенных рельефными изображениями фигур и целых сцен. Но подобно архитектуре и скульптуре и здесь все полно заимствованиями из ассирийских, египетских и греческих источников. И здесь часто царит эклектизм.
В этом заимствовании мы можем проследить известную последовательность и наметить основные даты. До половины второго тысячелетия до н. эры Ф. и. находилось под влиянием Сенаара. Это было время, когда Финикия писала его клинописью, молилась его богам, верила в его мифы, приняла его меры и участвовала в его торговом обмене. Тогда было положено начало связи в области искусства. Со второй половины второго тысячелетия Египет покорил финикиян. В это время возникает в Финикии египетская мода, и она особенно выражается в строительном искусстве, в обильном пользовании колоннами, которые в области Евфрата или совсем не встречались или применялись редко. Хотя Финикия обладала великолепным материалом в виде ливанского алебастра, который ассирияне вывозили даже в Ниневию, финикияне под влиянием египетского строительного искусства употребляли при постройке гранит и сиенит. На почве Финикии открыты многочисленные колонны, сделанные из материала, привезенного с большими трудами из Египта. Почти все памятники Финикии между 1500—1000 г.г. носят черты Египта как в технике, так и в стиле. Несмотря на это, могущественное влияние Месопотамии не прекращается ни в эпоху египетского владычества, ни после его падения. Финикия недолго пробовала жить самостоятельно. Она испытывает на себе влияние Ассирии с IX века, Вавилонии с VII в., Персии с VI в. С IV века сюда проникает греческое искусство в эллинистической форме, и в I веке — римское. Так следуют одно за другим или иногда действуют одновременно различные влияния, и Ф. и. оказывается очень податливым, мало сопротивляющимся, мало самостоятельным. Оно не создает произведений грандиозных и резко оригинальных, оно не имеет национального отпечатка, в нем нет национальной устойчивости, какою отмечены искусства соседних народов, у которых Финикия брала различные элементы. В этом и заключается характерная особенность Ф. и.
Причина этого своеобразия лежит в исключительном характере, какой носила экономическая жизнь Финикии. Почти на всем протяжении ее существования основным нервом этой хозяйственной жизни была торговля, и она обусловила характер художественного творчества, наложила неизгладимую печать на Ф. и. и определила значение этого искусства в международной жизни древнего мира.
Торговля направляла внимание на сбыт, заставляя для сбыта подлаживать продукт ко вкусу покупателя, приучала видеть в предметах искусства не произведения художественного творчества, а товар. Это мало подталкивало на художественные искания и мало способствовало эстетическому развитию. Торговля, охватывавшая чрезвычайно широкие круги, приводила к соприкосновению с различными народностями, ослабляла национальную обособленность, стирала специфические национальные черты как в жизни, так и в искусстве Финикии. В противоположность строго националистическому искусству Египта, Месопотамии и Греции Ф. и. носило черты интернационализма, оно не держится крепко национальных канонов и законов, часто меняет стили, сливает их.
Это вхождение разнородных элементов в Ф. и. делает его космополитичным для древнего мира. Оно, теряя резкие националистические черты, делается доступным если не всем, то очень многим. И финикийский художник, работая в этой атмосфере торгового оборота, делается популяризатором искусства. Благодаря тому, что Финикия, как связующее звено между востоком, западом и югом, поддерживала связь между разбросанными частями древнего культурного мира, финикийский художник сделался разносчиком — передатчиком того художественного капитала, который был накоплен в Египте, Месопотамии и Греции. Он не позволял этому капиталу залеживаться и в своеобразной комбинации пускал его в оборот, он распространял его на всех берегах Средиземного моря. Но именно оттого, что народы, с которыми приходилось иметь дело, стояли невысоко в художественном отношении, популяризатор должен был превратиться в вульгаризатора. Стирая резкие национальные черты, финикийский художник огрублял в то же время, соответственно вкусу покупателя, произведения искусства. Это вульгаризирование и огрубление искусства, однако, сыграло большую роль. Работавший для торговли художник давал доступное всем искусство, открывал для всех возможность принять в себя семя искусства и приобщиться к художественной грамоте. Самой характерной чертой Ф. и., приданной ему торговлей, — как главным экономическим базисом всей жизни Финикии, является то, что это искусство было, главным образом, „искусством на вывоз“.
Литература: Movers E. „Das phönizische Altertum“, 1849. Renan E. „Mission en Phenicie“, 1864. Cesnola, „Cyprus, its ancient cities, towns and temples“, 1877. Записки Имп. Академии Наук, XIX. Perrot et Chipier, „Histoire de l’art dans l’antiquité“, v. III, 1885. Винклер, „Финикия“, в „Истории человечества“ Гельмольта, т. III, 1903.