Славянская мифология не представляет сколько-нибудь развитой системы языческих верований. О языческих славянских культах, о храмах, идолах и жрецах мы имеем сведения, в значительном большинстве малодостоверные, относящиеся к поздней эпохе и только к северозападной ветви славян. Для общеславянского периода можно установить наличность только нескольких названий богов и верования в общение с душами предков, в действие чудесных сил природы, олицетворенных в ряде мифических существ, и т. д. Такие верования не представляют, по большей части, ничего характерного для славянства и распространены широко по всей Европе, охватывая в равной мере индоевропейские и иные народы. Кроме того, они записаны в столь позднее, христианское время, что переносить их в дохристианскую эпоху мы не можем с достоверностью. Легенды, имеющие на вид мифологический характер, оказываются нередко, при ближайшем исследовании, лишенными мифологического содержания (характерный случай с „христианско-мифологическими“ верованиями малорусского народа указан, напр., в статье И. Франко „Wie man slavische Mythologie macht“, Arch. f. slav. Phil. т. 24 за 1912 г.). Т. обр., в современной науке господствует скептическое отношение к возможности восстановить совокупность древне-славявских языческих верований и даже к наличности в праславянскую эпоху таких богов как Сварог, Чернобог и т. д. Отрицается также возможность дуалистических нравственных представлений о богах добра и зла, тьмы и света в славянских древне-языческих верованиях, хотя для столь далеко идущего скептицизма, повидимому, нет основания (бог и див представляются, скорее всего, двумя враждебными божествами). Однако, нельзя сомневаться в том, что какой-нибудь определенности и систематичности эти смутно-религиозные представления не приобрели, так что собственно о С. м. мы говорить не можем в том смысле, как говорим о греческой, римской или даже германской и кельтской. По древнейшему свидетельству о языческих верованиях славян, восходящему к половине VI в. и принадлежащему Прокопию, всем славянам, которых узнали в это время византийцы, принадлежали одинаковые верования: „одного только бога, производителя грозы, признают они единым владыкою всего сущего и ему закалывают быков и всякие жертвы. Судьбы они не знают, да и не признают за ней какой-либо силы между людьми; когда же предстоит им либо от болезни, либо на войне смерть, то они обещаются, если избавятся от нее, тотчас принести жертву богу за душу, а избавившись, приносят жертву по обещанию и думают, что этою-то жертвою и куплено ими спасение. Впрочем они чтут и реки, и нимф, и разные другие божества и всем им приносят жертвы, гадают же они среди жертвоприношений“. Другими древними свидетельствами о многобожии славян являются малодостоверные свидетельства немецких писателей Саксона Грамматика XII в. („Gesta Danorum“), Титмара (нач. XI в.), Гельмольда (Chronicon Slavorum, ХІІ в.), повествующих о быте северозападных славян; о русском язычестве сообщают первоначальная летопись и сочинения, направленные против пережитков язычества (особ. „Слово некоего христолюбца“, исследованное Е. Аничковым в книге „Язычество и древняя Русь“, 1914 г.), о чешском сохранились некоторые данные из Козьмы Пражского, приурочившего имена С. м. к классической; об „идолопоклонстве“ у поляков глухо упоминает хроника Галла и т. д. В общем, число свидетельств, дающих факты С. м., крайне незначительно, да и то, что сообщается, окрашено литературными вкусами или полемическими стремлениями авторов. Чрезвычайно обилен материал, относящийся к низшим божествам или мифическим существам (ведьмам, водяникам, лесовикам, русалкам и т. д.), но эти существа представляют общее достояние „деревенских мифологий“ народов Европы, так что выделить здесь черты, принадлежащие специально древнеславянской мифологии, или затруднительно или даже положительно невозможно. Несомненным богом славянского язычества служил Перун, имя которого остается необъясненным, несмотря на множество исследований. Оно означало гром, и в этом смысле употребляется доныне в славянских языках. Отношение имени к литов. perkunas, латыш. perkonus неясно, как и отношение к алб. perendia, и др.-инд. парджанья. Официальным культом Перун пользовался на Руси в эпоху княжения языческих варяжских князей (особ. при Владимире), и не лишено основания предположение датского ученого Рожнецкого (Arch. für Slav. Phil. 23, cp. замечания Тиандера в Изв. Отд. Рус. яз. 1903; о культе Перуна у южных славян статья Иванова, там же), что на образование культа Перуна в Киеве оказало влияние почитание скандинавского бога Тора. Ha-ряду с Перуном в древнерусских документах (в договоре Святослава с греками 971 г. говорится „в него же веруем, в Перуна и в Волоса бога скотья“) упоминается Волос, кот. соответствует в „Слове о Полку Игореве“ Велес (Баян — „Велесов внук“). Это имя, происхождение кот. неясно, сохранилось в старочешском языке в позднейшем, объясняющемся христианскими влияниями значении чорта, беса. В местных названиях оно уцелело и у южных славян, а среди древнерусских имен и географических названий встречалось нередко. Сходство имен и функций привело к позднейшему смешению в русской жизни языческого бога Волоса с христианским святым Власием, покровителем скота, и потому масло, приносимое в церкви 11 февр. в день Власия, называется волосным (Коринфский, „Народная Русь“). Имя этого божества находится в связи с литовским словом veles (душа умерших предков), но точное соотношение корней еще не установлено. Кроме Перуна и Велеса, кот. принадлежали, вероятно, всем славянам, в древнерусском язычестве существовали и другие божества, которым, по летописи, Владимир поставил кумиры. Это были Мокошь и Симарегл (варианты: Семарьгл и др.), Хорс, Дажьбог и Стрибог; кроме того, в некоторых памятниках др.-рус. письменности упоминается культ „огня Сварожича“, и одно из египетских божеств солнца приурочивается в хронографе к Сварогу. Имена этих божеств представляются в значительной мере загадочными: Семарьгл едва ли даже правильно понято летописцем, как название кумира бога, а не просто „памятник в честь князя“ (σῆμα ρήγλον); Хорс (и в слове о Полку Игор.“, серб. личное имя Хрьсь и т. д.) является заимствованием из иранского почитания солнца; название Мокоши, известное и западным славянам, этимологически неясно; божества Дажьбог и Стрибог служили, вероятно, лишь наименованиями отдельных функций бога солнца: первое восходит к Дажебог (в Радзивил. Сп. летописи) с даже- гот. dags (день), лит. dagas (лето, жатва) и т. д., второе к Стрибог, где стри- др.-вер.-нем. strit (борьба) и т. д. Вопрос о том, существовал ли в С. м. бог Сварог, разрешается утвердительно (как думает и Корш), благодаря наличности русских географических названий Сваружево, Сварыж (Жив. Стар. 1911 г.) и т. д. Этимология названия неясна: первая часть сопост. с др.-инд. svûr (солнце), в -ог видят суффикс. У западных славян, особ. на Рюгене, был развит культ Свантовита, кот. немецкие источники осмысляют в виде Sanctus Vitus, но кот., в действительности, является местным поморским божеством (на „Витовском полуострове“, как полагает Брюкнер). Западно-славянским божеством оказывается также Чернобог, тогда как Белбог (впервые в XVI в.) является лишь ученым продуктом в дополнение к „Чернобогу“, упоминаемому Гельмольдом (Неринг, Arch. f. slav. Phil. 1903). Русалки, название кот. означало первоначально только балканско-фракийский праздник русалий (Номоканон проклинает „творящих русалии“ — Ягич, Arch. f. sl. Phil. 1909), и потом было перенесено на слав. речные и полевые низшие божества; серб.-болг. вилы, самовилы, дивы и т. д., русск. Ярило, полевые, лесные и домашние низшие божества домовой, леший, водяник или водяной и т. под представляют образы низшей, „деревенской“ мифологии, сильно окрашенные религиозными христианскими воззрениями и обогащенные чертами из сказок и всевозможных бродячих сказаний. Установить здесь праславянские или даже древнеславянские явления при настоящем уровне фольклора едва ли возможно.
По С. м. литература обширна. Кроме совершенно ненаучных, хотя и дающих обширный фактический материал, сочинений Афанасьева, Фаминцина, Шеппинга, и др., следует назвать цельные обзоры L. Leger, „Mythologie slave“ (1901), Machal, „Nákres slovanského bàjeslovi“ (1891); его же „Bajeslovi slovanské“ (1907); Грушевского в „Киевская Русь“ (I. 1911, на стр. 388—389 обширная литература), И. Янко в книге „О praveku slovenskem“ (1912); Брюкнера в книге „Poczatki kultury slowanskiej“ (Encyklopedya polska т. IV, ч. 2. 1912); Z. Niederle, „Zivot starych slovanu“ (1912); Погодин, „Из истории славянских передвижений“ (1901); В. И. Смирнов, „Очерк культурной истории южных славян“ (Казань, 1900).