ЭСГ/Преступление

Преступление и преступность. — Определение П. Известная область человеческого поведения, затрагивающая круг правовых благ общежития и воспрещаемая существующими законами, носит имя П. Преступление, буквально означающее переход некот. границы, сломание чего-либо (Verbrechen), оскорбление (offence), имеет характер акта, нарушающего установившийся общественный порядок и вызывающего против себя известную общественную реакцию.

В современной литературе имеются две группы определений П. Одни пытаются выяснить социальную его сущность, рассматривая его как социологическое понятие. Другие формулируют его юридическую природу. В качестве примеров определений первого рода можно привести следующие: «П. есть оскорбление той доли нравственного чувства, которая состоит из основных альтруистических чувств, именно жалости и честности; при этом нужно, чтобы оскорбление поражало не высшую, более деликатную часть этих чувств, а среднюю меру, существующую в обществе» (Гарофало); «П. есть акт, оскорбляющий определенные коллективные чувства, обладающие особенной энергией и ясностью» (Дюркгейм); «П. есть действие, причиняющее ущерб свободе действия индивидов» (Амон); «П. есть деяние, вызываемое индивидуальными и социальными мотивами, нарушающее условия жизни и оскорбляющее нравственное чувство народа в его среднем уровне» (Колаяни); «П. есть антисоциальное действие, нарушающее права и вызванное определенными мотивами» (Ферри); «П. есть деяние сочлена определенной группы, признаваемое группой столь вредным, что она публично и сообща реагирует против него, поражая какое-либо благо виновного» (Макаревич). Во всех этих определениях, несмотря на все их разнообразие, имеются общие элементы: все они указывают, что П. есть действие, направленное против социальной группы и вызывающее против себя известную психологическую реакцию. Развивая эту общую всем социологическим определениям П. сторону, мы можем сказать: 1) П. есть действие, т. е. акт, стоящий под контролем воли человека, т. е. вменяемый ему; 2) П. направлено против группы, т. е. мыслимо только в социальной жизни и притом при наличности общего правового сознания, против которого оно направляется; нет необходимости, чтобы П. причиняло какой-либо конкретный вред группе, — преступными почитались порою действия весьма благодетельные (напр., проповедь новых идей) или абсолютно безвредные (волшебство); 3) П. вызывает против себя известную психическую реакцию группы. В отличие от всякого рода иных правонарушений, вызывающих против себя только реакцию со стороны потерпевшего или даже вовсе не влекущих реакции, П. порождает в обществе реакцию особого рода, которую можно назвать репрессивной. Она направлена на подавление могущих возникнуть стимулов подражания преступному действию; она как бы изолирует преступное действие, предупреждая психическую заразу, устраняет его из общественного оборота. На почве этой реакции возникают различные формы наказания. Так. обр., с социальной точки зрения П. может быть определено, как действие, противоречащее общественному правосознанию и вызывающее репрессивную общественную реакцию. — В области юридических определений П. мы также находим большое разнообразие. Так, П. определяют, как «деяние или упущение, учиненное в нарушение публичного закона, воспрещающего или предписывающего его» (Блекстон), «нарушение права, рассматриваемое в отношении к злой воле, направленной против общества в целом» (Стифен), «деяние, посягающее на норму в ее реальном бытии» (Таганцев), «особое, опасное для существующего правопорядка посягательство на огражденные правом интересы» (Лист), «противозаконное и вменяемое посягательство на охраняемые уголовным законом объект» (Познышев). Некоторые определения вносят также указание на последствия П. Таковы определения — Таганцева: «П. есть деяние, посягающее на такой охраненный нормою интерес жизни, который в данной стране, в данное время, признается столь существенным, что государство, в виду недостаточности других мер охраны, угрожает посягающему на него наказанием»; Спасовича: «П. — деяние, которое, по разумному, согласному с природой вещей сознанию общества, несовместимо с общежитием и не может быть предупреждено иными, менее насильственными средствами»; наконец, Угол. Ул. (ст. I): «преступным признается деяние, воспрещенное во время его учинения законом под страхом наказания». Все юридические определения П. стараются 1) указать состав преступного деяния и 2) отметить характер его вредоносности или опасности. Указание на то, что П. влечет наказание, едва ли правильно, т. к. этим создается «порочный круг» (наказание может быть определено лишь посредством П.); определение же ст. I Уг. Ул. имеет не юридический, a технический характер, указывая то, чтó законодатель будет считать преступным, а не то, какими признаками характеризуется само П. — С нашей точки зрения П., как юридическое понятие, может быть определено, как деяние, вменяемое правовому субъекту, направленное против правовой нормы и вызывающее определенные репрессивные последствия.

Состав П. (corpus delicti). Составом признают совокупность тех отдельных признаков, из которых слагается П. вообще или специальный вид П. в частности. В составе могут быть различаемы формальная часть, включающая признаки, вносимые обыкновенно в закон, и неформальная, включающая обыкновенно трудно конкретизируемые психологические признаки деяния или, как часто говорят, внутреннюю сущность его. Формальный состав слагается из след. элементов: 1) субъект деяния. В качестве субъекта П. мыслимо все, что наделяется нашей фантазией сознательной волей. История права показывает, что субъектами П. признавались ангелы, божества, духи, неодушевленные предметы, животные и т. д. Современное официальное положительное право признает субъектами лишь отдельных людей, и только в особых случаях ими признаются юридические лица (общества, города, акционерные компании). Мало того, не всякое лицо признается правовым субъектом П.; от него требуются определенные психические свойства, которые ныне почти повсюду определяются как способность сознавать свойство и значение совершаемого и руководить своими поступками. Совокупность этих психических свойств носит название вменяемости (см. невменяемость). Вменяемость предполагает, что субъект сознает веления права и способен руководиться ими, как мотивами своего поведения, и направлять волю согласно велениям разума. П., в которых субъектом может быть всякое вменяемое лицо, называются общими; те же, субъектом которых являются лишь определенные категории лиц, называются особенными (напр., служебные, воинские П.). 2) Объект П. Обыкновенно объектом П. называют то благо (или интерес), против которого направлено П. Поэтому объектами называют жизнь, здоровье, свободу, государственный строй, общественное спокойствие, должностные обязанности, добросовестность оборота и т. д. Однако эти блага являются только вторичным объектом, или иначе — объектом охраны. Непосредственным объектом П. является правовая норма, т. е. представление о том поведении, которое диктуется правом. Иногда за таким главным объектом не стоит никакого объекта охраны, напр., государство воспрещает те или иные действия, независимо от опасности, какую они могут представлять для тех или иных правовых благ: появление на улице позже известного часа, употребление в пищу каких-либо продуктов, воспрещение одежды известного покроя или цвета и т. д. Особенно часты были подобного рода предписания и запреты в эпоху полицейского строя, когда государство пыталось регламентировать жизнь граждан во всех ее мельчайших проявлениях. Поэтому такие П., которые воспрещают или предписывают известные деяния безотносительно к какому-либо охраняемому правовому благу общежития (т. е. лишенные объекта охраны), получили название полицейских нарушений. П. в собственном смысле признаются всегда не только нарушающими известную норму, но и угрожающими или вредящими какому-либо правоохраненному благу, которое т. обр. может быть названо вторичным объектом. Отсюда следует, что главным объектом П. является публичное право, закрепленное за госуд. властью, второстепенным — права, закрепленные как за государством, так и за отдельными его членами (жизнь, свобода, имущество, честь и пр.). Понятие объекта охраны имеет большое значение для классификации П. Все П. в особенной части кодексов располагаются обыкновенно по группам охраняемых объектов. Так, обыкновенно различаются П. против публичного порядка и П. против отдельных лиц. Первые распадаются на П. государственные, религиозные и против обществ. порядка, против обществ. доверия, обществ. нравственности, против правосудия, против должности и т. п. Вторые разделяются на П. против личности (жизни, здоровья, свободы, чести, целомудрия) и против имущества (движимого и недвижимого, имущественных прав, монопольных прав и т. д.). Впрочем, эта классификация не всегда выдерживается вполне последовательно. 3) Действие П. Обыкновенно действие это рассматривают с внутренней и с внешней стороны. К первой относят вопросы о противоправности и виновности, ко второй — учение о формах действия. Это не совсем правильно. Понятие действия едино и не может быть искусственно разбито на внутреннюю и внешнюю стороны. Можно лишь рассматривать это понятие в отношении его к воле и в отношении его к последствиям. В первом случае мы будем иметь учение о виновности, во втором — учение о преступном результате. Учение же о противоправности составляет самостоятельный элемент состава. Под действием следует разуметь всякое изменение действительности, стоящее под контролем человеческой воли (согласно существующим в обществе взглядам). Отсюда следует, что к действиям не могут быть отнесены многие изменения нашего тела (напр., спонтанные и рефлекторные движения, рост тела, физиологические процессы); что многие изменения внешней среды могут рассматриваться как наши действия, поскольку они признаются поддающимися воздействию нашей воли (взрыв, пожар, крушение поезда). Старая доктрина полагала, что для признания этих изменений нашими действиями необходима причинная связь их с движениями нашего тела. Но это неверно: в течение веков вменялись людям такие действия, как навлечение смерти колдовством, вызывание засухи, навлечение гибели на страну нечестивостью и т. п., где едва ли можно говорить о причинной связи; кроме того, эта теория не могла объяснить ответственности за результаты, вызванные упущением, т. е. бездействием (напр., взрыв в шахте вследствие непринятия мер осторожности). Здесь вопрос заключается не в причинной связи, а в признании или непризнании, по существующим взглядам, тех или иных фактов стоящими под контролем человеческой воли. Одно и то же изменение в зависимости от отношения его к воле будет действием или событием (последнее разделяется на предвидимое событие, наступление которого обусловливается представляемым нами закономерным ходом вещей, и случай — непредвидимое событие). Разграничивать их по чисто внешним признакам не представляется возможным. По отношению к воле действие рассматривается, как виновное, т. е. стоящее в известной связи с нашей активной способностью. Виновность включает в себя два элемента: предвидение, т. е. учет последствий, и стремление, т. е. желание выполнить известный волевой акт. Отсюда следует, что виновность в полной форме имеется в случаях, когда субъект желал учинить волевой акт и предвидел его последствия. Эта форма носит название умысла. Однако право не ограничивается исключительно полной формой виновности. Оно вменяет в вину человеку и такие последствия, которые в данном общественном строе общество считает предвидимыми и предвидение их вменяет в обязанность индивиду, хотя бы индивид по тем или иным причинам (небрежности, беззаботности, усталости, неуменью) их не предвидел. Эта неполная форма носит название неосторожности (субъект мог и должен был предвидеть, но не предвидел последствий). Ответственность за неосторожность наступает только в случаях, когда имеется опасность для наиболее важных благ общежития или индивида. Установление наличности или отсутствия предвидения в конкретном случае сравнительно легко. Значительно труднее установление другого признака — желания, стремления к определенным последствиям. Некоторые законодательства поэтому для понятия умысла ограничиваются одним признаком предвидения, относя в область умысла всю так наз. сознательную вину. Наше новое Уг. Ул. поступает несколько иначе. Оно виновность, когда отсутствует элемент желания при предвидении, делит на две части: одну оно относит к умыслу, приравнивая к желанию равнодушное допущение последствий (эвентуальный умысел), другую, где при наличности предвидения наблюдается стремление избежать последствий, относит к неосторожности (самонадеянность). Нужно сказать, что как эвентуальный умысел, так и самонадеянность возможны лишь при таком предвидении результата, которое достигает значительной вероятности. В случаях соединения деятельности нескольких лиц формы действия и виновности осложняются (см. соучастие). Укажем также, что преступное деяние, как юридическое целое, не всегда совпадает с понятием действия в обычном смысле слова. Иногда целый ряд действий, из которых каждое выполняет состав П., рассматриваются как единое преступное деяние. Напр., систематическая растрата по мелким суммам юридически м. б. рассматриваема как одна более крупная растрата. Такие П. называются длящимися. Кроме того, иногда преступным является то или иное состояние, явившееся последствием какого-либо воспрещенного действия: напр., состояние в недозволенном браке, отпадение от православия. Т. к. такое состояние может продолжаться весьма долго (что влияет на исчисление сроков давности), то создается фикция, что данное П. продолжается учинением, вследствие чего такие П. называются продолжаемыми. Наконец, имеется группа т. н. преступных состояний (бродяжничество, опьянение), отличие которых от продолжаемых П. в том, что они не предполагают учинения в начале чего-либо недозволенного. 4) Противоправность. П. должно быть направлено против постановлений действующего права. Действующим признается то право, которое пользуется признанием в данной стране в данное время; им может быть как право официальное, так и неофициальное, как положительное, так и не положительное. В настоящее время всюду признается, что единственною формою положит. права, могущей указывать круг П., является закон (см. ст. 1 Уг. Ул., а также ст. 1 улож. итальянск., голл., германск., норв. ул. и др.). Для наличности противоправности достаточен объективный факт воспрещенности данного деяния в законе. Но, кроме того, учитывается иногда и субъективный момент противоправности, т. е. заведомость воспрещенности деяния. Отсутствие такой заведомости по новейшим законодательствам рассматривается, как обстоятельство, смягчающее наказание. Обстоятельства, устраняющие противоправность деяния, весьма многочисленны, некоторые из них перечислены в общей части (согласие пострадавшего, необходимая оборона, крайняя необходимость, принуждение, исполнение обязательного приказа по службе и пр.), другие — в особенной. Но, кроме перечня в законе, для решения конкретных случаев играет большую роль интуитивное право (особенно в суде присяжных). — К материальным признакам состава П. относится известная психологическая оценка его, вызывающая взрыв определенных репрессивных эмоций среди окружающих. Этот признак обыкновенно не указывается в законе, но не всегда. Так, иногда закон требует „злой воли“ или того, чтобы П. было учинено „против мира“, чтобы оно вызывало „общественную злобу“ и т. п. Этот признак обыкновенно игнорируется современными учениями о П., ограничивающимися только анализом формального состава. — Деление П. Наиболее частым является деление П. по тяжести их. Так, наше Улож. о нак. делит П. на П. и проступки, но терминология эта никогда последовательно выдержана не была; с изданием Уг. Улож. 1903 г. она для Уг. Улож. устранена, термин же „проступок“ сохраняется для деяний, предусмотренных Уст. о нак. 1866 г. Новое Уг. Улож. 1903 г. уже весьма последовательно делит преступные деяния на тяжкие П. (которые влекут наказание смертною казнью, каторгой и ссылкой на поселение), П. (наказание — исправ. домом, крепостью и тюрьмою) и проступки (наказание — арест и пеня). Деление это играет большую роль для всех построений общей части. Однако тройственное деление является громоздким и неудобным и во всех новых кодексах заменяется двойственным (П. и проступки — см. итальянск., голландск., венгерск. ул., швейц. и герман. проекты).

П. должны быть отличаемы от гражданских деликтов, т. е. правонарушений, влекущих только обязанность возмещения вреда. В литературе сделано много попыток принципиального различия между так наз. уголовной и гражданской неправдой. В старой доктрине пытались усматривать различие или в субъективном признаке, видя в уголовной неправде то сознательную волю, то активное вторжение в чужое право, а в гражданской — бессознательную волю или пассивный разлад с правом, либо проводя различие с объективной точки зрения между нарушением неотчуждаемых и отчуждаемых прав, между посягательством на носителя права и на самые права, между положительными и отрицательными правонарушениями и т. д. В настоящее время, признавая, что одно и то же деяние может, в зависимости от взгляда законодателя, или быть просто деликтом гражд. характера, или становиться П., ищут уже формальных признаков разграничения. Таковыми являются: способ защиты права (иск или угол. обвинение), характер санкции (возмещение вреда или публичное возмездие), возможность или невозможность осуществления помилования и т. д. По нашему мнению, для понятия гражд. неправды необходимы два признака: 1) наличность санкции, имеющей своею функциею известное удовлетворение потерпевшего, и 2) наличность частного усмотрения как в возбуждении преследования, так и в применении назначенной санкции.

Преступность. Среди других общественных явлений П-сть всегда привлекала к себе особое внимание. Преступление в общественной жизни окружено облаком разнообразных эмоций, оно как бы нарушает нормальный порядок, вызывая особую возбудимость группы и тем самым заметно выделяясь среди других социальных актов. Изучение отношения П-сти, как социального явления, к другим сторонам общественной жизни составляет предмет молодой еще науки, называемой одними не совсем удачно „уголовною социологией“ (Ферри), другими (Листом) — „криминологией“, третьими (ван-Гамелем) — „уголовной этиологией“. Поскольку общая социология не представляет собою еще вполне установившейся дисциплины, постольку и социальное учение о П-сти является значительно различным в представлениях отдельных ученых. Одни сводят его почти исключительно к уголовной статистике, устанавливая численные отношения между явлениями П-сти и другими массовыми явлениями общ. жизни, другие — отождествляют его с уголовной политикой, т. е. прикладной наукой, имеющей в виду усовершенствование действующего права, третьи видят в нем учение о т. н. „реальностях“ в уголовном праве, подводя под это понятие пеструю совокупность сведений о способах учинения преступлений, особенностях и привычках преступников и т. п., четвертые, наконец, ограничивают область его этиологией, т. е. причинами, вызывающими преступность. Однако ни одно из этих воззрений не покрывает собою действительной области социального учения о преступлении. Для построения его необходимо изучение П-сти, как одного из видов социального поведения, и приложение к нему всех тех методов, которыми такое поведение изучается в социологии. Сюда должны войти вопросы о П-сти и прогрессе, об эволюции преступлений, о трансформациях П-сти, о факторах ее, об обстоятельствах, определяющих социальную реакцию против П-сти, о предупредительных мерах и т. д.

Преступность и прогресс. К вопросу о П-сти с социол. точки зрения первыми подошли утописты, рисовавшие себе идеальный будущий строй, к которому должен стремиться прогресс, как такой, в котор. П-сть, если не исчезнет совершенно, то сократится до крайности. Так, в недавнее время Беллами допускал, что в будущем государстве преступления смогут быть учиняемы только больными и ненормальными, которых нужно будет направлять не в тюрьмы, а в госпитали. Моррис указывал, что в будущем строе вся современная П-сть, вызванная частной собственностью, ревностью, различными понятиями о чести, должна исчезнуть. Писатели-социалисты: Ферри, Менгер, Гернет и др. подчеркивают значительное сокращение, если не исчезновение, имущественных преступлений с установлением социалистического строя и сопутствующим ему исчезновением бедности и неравномерного распределения богатств, составляющих ныне самый сильный фактор П-сти. П. есть зло, постоянно сокращающееся с ростом культуры. Уже Иеринг писал, что история уголовного права есть история постепенного его умирания, и эта мысль находит себе многих авторитетных сторонников (Тард, Принс). С другой стороны, многие считают, что „преступление так же вечно, как смерть и болезнь“ (Лист), но все же каждый шаг в социально-политическом отношении влечет за собою уменьшение П-сти и преступлений. Совершенно иного воззрения придерживается социолог Дюркгейм. Он утверждает, что П-сть есть фактор общественного здоровья, составная часть всякого здорового общества. Преступление есть действие, оскорбляющее известные коллективные чувства. Эти чувства должны быть значительно развиты в группе и обладать определенной ясностью и силой. Тот факт, что общество реагирует на известные действия как на преступные, свидетельствует о росте и крепости народной психологии. С ходом прогресса виды поведения, ранее не вызывавшие общественной реакции, постепенно становятся уголовно-воспрещенными и начинают вызывать такую реакцию. Т. о. общество подымается на более высокий уровень, и увеличивается число преступлений. Иногда преступления полезны и как таковые: они часто служат провозвестниками нового строя, новой нравственности или разрушают застарелые части старого. Дюркгейм считает, что падение П-сти наблюдается только во время кризиса, а нормальным является постоянное ее увеличение, в чем он видит отрадный симптом. К тому же выводу с иных точек зрения подходили и другие авторы. Так, Ломброзо указывает, что „каждый новый механизм, который входит в обиход человеческой жизни, увеличивает число преступлений и служит новой причиной П-сти и сумасшествия“. Электричество, хлороформ, динамит, механические двигатели так же интенсивно использованы в целях П-сти, как и в целях технических. Развитие печатного слова, кредита, расширение избирательного права и т. д., — все создает новые виды П-сти и новых преступников. Другой представитель антропологической школы, Ферри, повторяет ту же мысль в несколько иных словах: „Когда министр представляет проект нового закона, напр., о таможенных пошлинах, о свободе союзов, о торговых или гражданских реформах, то лишь немногие, почти никто не думает, что все эти изменения дадут сильный толчок П-сти, т. к. все твердо уверены, что П-сть зависит только от постановлений угол. кодекса“. Это приводило автора в первом издании его труда к отрицанию многих требований современного прогресса из опасения чрезмерного развития П-сти. Еще резче факт увеличения П-сти с прогрессом подчеркивается американскими писателями. Так, А. Голл, повторяя мысль Дюркгейма, указывает, что „создание в кодексе нового преступного деяния является активной силой, толкающей человечество к лучшей, более социальной стадии цивилизации“. Как страдание есть оборотная сторона удовольствия, так и П-сть есть оборотная сторона социального блага, и без роста П-сти, вероятно, не будет происходить развитие социальных качеств. Нация перестанет эволюционировать и станет неподвижной, как то мы видим у китайцев или вырождающихся индейцев Америки. Напротив того, наиболее цивилизованные государства имеют и наибольшую П-сть. Рост преступлений большею частью направляется в сторону противодействия новым социальным запретам, которые воплощают в себе требования „высшей цивилизации“ и являются последствием увеличивающейся сложности жизни. Единство группы поддерживается как внешним, так особенно и внутренним давлением, и это внутреннее давление выражается в форме наказания. Но не только моральный, но и технический прогресс вызывает крайний рост П. На эту сторону особенно указали американцы Уйнс и Барроус. „Ход изобретений, — пишет Барроус, — представляющих ценность для общества, будь то автомобили, взрывчатые вещества, автоматы, анестезирующие средства и т. п., столь же определенно регистрируется в уголовных законах, как и в бюро патентов или в летописях изобретений“.

Приведем несколько иллюстраций изложенных мыслей. Судья муниципального суда в Чикаго, Гемилль указывает, что из числа 15.888 лиц, судившихся в этом суде в 1912 г. за проступки, 8.603 были привлечены к ответственности за деяния, которые 15 лет тому назад не являлись преступными. Из 106.369 лиц, арестованных в том же городе полицией в 1912 г., более половины обвинялись в нарушении законов, не существовавших 20 лет тому назад. Число одних обвиняемых в нарушении законов о воспрещении продажи пищевых суррогатов за шесть лет со времени издания этих законов превысило 50.000 чел. Другой пример. В штате Массачусетс, являющемся самым культурным штатом Америки, констатирован был значительный рост П. против общественного порядка. За 15 лет число арестов за эти деяния возросло с 390.110 до 554.143 за пятилетие. Но если обратиться к ближайшему рассмотрению последней цифры, то мы увидим, что громадная ее часть (416.422) падает на пьянство, которое сравнительно недавно было признано уголовно-наказуемым, и против которого приняты решительные меры. Далее идут проступки против законов о передвижении автомобилей (10.229), о праздничном отдыхе (8.460), о фальсификации пищи (2.506) и т. д., доходя до ответственности за незаконное плевание (911 случаев) и незаконное пользование регистрированными бутылками (351 случай). Громадное большинство этих законов — продукт последних лет. Наконец, еще один пример. Сравнивая между собою отчеты суда специальных сессий Нью-Иорка за 1912 и 1913 гг., мы видим значительное увеличение преступности. Но если обратиться к рассмотрению отдельных преступлений, то видно, что увеличение коснулось гл. обр. следующих преступлений: нарушений рабочего законодательства (превышение на 1.139 случаев), держания у себя кокаина (1.100), нарушений санитарных законов (1.154), далее идут нарушения правил о содержании танцовальных зал, кинематографов, безбилетного проезда, незаконной передачи пересадочных билетов и т. д. Все эти примеры показывают, что рост П-сти именно вызывается развитием новых форм жизни и стоит в теснейшей связи с прогрессом. Однако нам думается, было бы большою ошибкой полагать, что та или иная из указанных нами крайних теорий является правильной. В составе того сложного явления, которое называется П-стью, имеются виды дегенеративной и эволютивной П-сти. Дегенеративной можно назвать П-сть, связанную с резко выраженными антисоциальными, а порою и патологическими, свойствами деятеля, проявляющимися в учиняемых им преступлениях. Так, П-сть, связанная с кровожадностью, насильственностью, рецидивизм в области имущественных преступлений, связанный с эксплуатацией и паразитизмом, П-сть на почве болезненных аномалий — относятся к этой группе. Рост таких преступлений свидетельствует о некотором падении общества, вырождении или одичании его. Эволютивная П-сть — это П-сть, вызываемая естественным прогрессом общ. жизни, порождающим необходимость новых запретов или создающим новые столкновения людей. Значительнейшая область проступков и некоторые более тяжкие преступления являются ее выражением. Я не говорю уже о тех деяниях, которые признаются преступными властью лишь из мотивов политических, религиозных, социально-экономических (стачки, преступл. печати, преступл. против господств. церкви и т. д.). Этот вид можно назвать революционной, или преобразовательной П-стью, т. к. она направлена не против отдельных благ общежития, а против форм его. Только различая установленные три вида, можно говорить о том, усиливается или ослабляется П-сть с прогрессом. Объективный диагноз роста или сокращения по каждому виду может быть сделан лишь для определенной страны путем сложных социально-статистических исследований.

Количественный рост преступности. Чтобы иметь картину роста П-сти остановимся в самых общих чертах на статистике четырех европейских стран: Англии, Германии, Франции и России.

Англия. Провести различие в Англии между тяжкой и легкой П-стью можно двояко: по подсудности и по наказаниям. По подсудности Англия знает деление на indictable offences — дела, подсудные суду присяжных (влекущие обыкновенно наказание тюрьмою выше 1½ г.), и non indictable offences, рассматриваемые в суммарном порядке. Последняя группа состоит из деяний, имеющих уголовный характер, караемых тюрьмой, и деяний, имеющих характер проступков, караемых штрафом; последний при несостоятельности может быть заменен тюрьмою.

Если взять эти данные по отношению к населению, мы получим следующую таблицу.

Если остановиться только на числе осужденных и принять во внимание наказания, к которым они были приговорены, то получим след. ряд:

Из приведенных данных можно сделать следующий вывод. Тяжкая П-сть в Англии падает, напротив того, проступки значительно увеличиваются в абсолютном и относительном числах. Большая половина попадающих в тюрьмы поступает туда за мелкие проступки. Главной мерой борьбы является денежная пеня, во много раз чаще назначаемая, чем тюрьма.

Наиболее интересной для анализа представляется более тяжкая П-сть. Если взять судившихся за ind. off. пропорционально 100 тыс. населения, то мы увидим, что имущественные преступления почти целиком поглощают ее. На 100.000 жителей приходилось судившихся и осужденных:

Таким образом, число преданных суду за прест. против личности на 100.000 чел. колеблется между 7 и 9 чел., а за все другие преступления, кроме похищения имущества, — между 3 и 5. Только имущественные преступления, питаемые экономическими факторами, еще значительны. В остальном дегенеративная преступность вымирает. Особенно это видно на примере убийства. Число преданных суду за убийство равнялось в 1896—1901 г. — 434 ч., а в 1901—1905 гг. — 534, при этом в числе виновников были признаны душевно-больными в первой группе — 122, а во второй — 173 чел. Исключив их, мы увидим, что в среднем за 10 лет в Англии предаются суду за убийство 67 чел., т. е. приблизит. 1 чел. на 650.000 жит.

Германия. Германская статистика регистрирует число обвиняемых и осужденных за тяжкие преступления и преступления (Verbrechen и Vergehen), но не проступки (Uebertretungen). Если взять только осужденных, то мы получим след. данные:

Так. обр. общая П-сть при некотором росте абсолютных цифр в цифрах относительных изменяется мало, оставаясь в стационарном положении. Если взять за последние 5 лет П-сть по отдельным категориям, то мы будем иметь:

В общем в Германии на 100 осужденных приходится 17,8 — против обществ. порядка, государства и религии, 38,4 — против личности, 43,6 — против имущества и 0,2 — против должности. П. против личности здесь значительно выше, чем в Англии, и несравненно выше процентное отношение ее к населению. По подсчетам, произведенным недавно для Германии д-ром Финкельнбургом, за время с 1882 по 1910 г. в Германии было осуждено около 8 миллионов лиц, и ныне на каждые 12 чел. населения приходится один, подвергавшийся осуждению[1].

Франция. Уменьшение тяжкой П-сти и рост более легкой П-сти прекрасно виден во Франции благодаря тройному делению преступных деяний на crimes, délits и contraventions и соответствующей этому делению подсудности ассизным судам, исправит. судам и судам простой полиции. Рост этот можно проследить за долгий период с 1826 г. по 1905 г.

Из приведенных данных видно: 1) что тяжкая П-сть во Франции неуклонно понижается, в особенности за последнее отчетное пятилетие; 2) что П-сть среднего типа за последние 50 лет стоит приблизительно на одном уровне и 3) что мелкая П-сть значительно возросла в середине XIX в., но затем остановилась в своем росте. Имущественные преступления стоят во главе всех по количеству, но затем особо заметное место занимают насильственные преступления (насилия, раны). Число убийств выше, чем в Германии, и, конечно, чем в Англии.

Россия. В России регистрируются все случаи осуждения общими судебными местами, а из дел, подсудных мировым и судебно-административным установлениям, только те, которые обложены тюремным заключением. Осуждения в волостных судах или в административном порядке не регистрируются вовсе. Поэтому круг охватываемых угол. статистикой прест. деяний у нас уже, чем на Западе.

За время с 1903 по 1910 г. было осуждено общими и мировыми судами:

Таким образом, 1905 г. отразился резким понижением П-сти, напротив, в 1907 г. начинается чрезвычайный рост ее. По главным категориям П-сти процент осужденных общими судами был след.:

Из осужденных к тюремному заключению мировыми и суд.-админ. учреждениями 78,0—84,6% приходится на кражи, 3,2—4,6% на укрывательство кражи, 3,3—4,3% на мошенничество и т. п. и 2,6—7,6% на нарушение устава казенн. управлений. Распределение осужденных по полу и возрасту видно из след. таблицы:

Не вдаваясь в детали, остановимся еще лишь на двух вопросах, являющихся с нашей точки зрения наиболее характерными показателями П-сти: П-сти несовершеннолетних и рецидиве.

П-сть подростков характеризует легкость сформирования преступных элементов и служит показателем развития предупредительных мер. Усиливающаяся П-сть молодого поколения свидетельствует о прогрессирующей деморализации и вероятном усилении П-сти взрослых в будущем. Падение П-сти подростков — признак оздоровления, наступающего в общественном организме.

Наиболее благоприятную картину П-сти этого рода представляет Англия. Число осужденных за всякого рода преступления и проступки, недостигших 16 лет, здесь было:

П-сть уменьшилась так. обр. на протяжении 50 лет на 800%.

В Германии за последние 10 лет мы также наблюдаем уменьшение.

Так. обр. П-сть несовершеннолетних почти в два раза меньше (в относительных цифрах) П-сти взрослого населения. По данным 1911 г. П-сть подростков 12—18 лет составляла 9,2% общей П-сти, тогда как в населении подростки 12—18 лет составляли свыше 16%.

Во Франции мы видим следующие данные.

Характерно при этом, что П-сть в возрасте от 16 до 21 г., по данным Жоли, выше, чем П-сть взрослого населения. Так, на 10.000 соответственного населения виновных приходится при преступлениях:

Относительно России приведенные выше данные о возрастном составе осужденных показывают сильное увеличение детской П-сти: в 1903 г. подростки (10—17 л.) давали 2,6% общего числа осужденных, а в 1910 г. почти вдвое больше — 4,6%. По роду преступлений на первом месте стоит кража (42—48%), затем идут побои, раны (11—12%), насильственное похищение (9—12%), преступления против жизни (7—9%).

Рецидив. Рост рецидива свидетельствует о том, что П-сть сосредоточивается в известном классе, что происходит ее специализация. Это является и отрадным симптомом, свидетельствуя о локализации П-сти, и вместе с тем признаком тревожным, так как рецидив свидетельствует о бесплодности мер борьбы с П-стью и о большей социальной опасности соответственных деятелей. В Англии число рецидивистов растет при общем понижении П-сти. Это сказывается на увеличении преступлений, учиняемых профессионалами (в особенности краж со взломом). Число краж со взломом с 528 за пятилетие 1869—1873 гг. возросло до 2.898 в 1899—1903 гг. Число привычных преступников исчисляется полицией в 4.000 чел. В Германии на 100 осужденных в 1911 г. приходилось 45,1 рецидивистов. Чем больше число учиненных в прошлом преступлений, тем вероятнее будущий рецидив. Так, из числа 423.590 осужденных в Германии в 1895 г. в период 1896—1905 гг. рецидивировало 38,5%, при чем из числа впервые осужденных рецидивировало 21,2%, осужденных два раза — 49,9%, осужденных от 2 до 4 раз — 68,7% а из осужденных в 5-й и более раз — 85,7%. У нас, начиная с 1898 г., в общих суд. установлениях процент рецидивистов равнялся 22—23%, к 1905 г. он дошел до 27%. В 1907 г., в связи с громадным увеличением числа осужденных за восстание и сопротивление властям (15.075 из общего числа 18.705 осужд. за П. против порядка управления), дающих совершенно незначительный процент рецидивистов (менее 2%), общая высота рецидива понизилась до 17%, но затем она начинает вновь повышаться, достигая в 1909 г. — 19,5%, в 1910 г. 21,4%. Из общего числа рецидивистов в 1910 г. 44,2% подвергались осуждению во второй раз, 25,8% — в третий раз, 30% — в четвертый и более раз.

Факторы преступности. Социологическое направление в уголовном праве выдвинуло вопрос о причинах или факторах П-сти. Уже Романьози делил причины П-сти на четыре группы: 1) недостаток средств существования, 2) недостаточность воспитания, 3) недостаточность предусмотрительности, 4) недостатки юстиции. Однако исчерпать все факторы путем перечня представляется почти невозможным. С 70-х гг. устанавливается классификация, господствующая с небольшими поправками и доныне. Она делит факторы на три группы: антропологические, физические и социальные факторы. Эта классификация была выдвинута почти одновременно И. Фойницким у нас и Э. Ферри в Италии. К группе антропол. факторов относят расу, возраст, пол, гражданское состояние, органическую и физиологическую конструкцию преступника и пр. К физическим факторам относят климат, почву и плодородность ее, ночное и дневное время, годовую температуру и т. п. Наконец, к числу социальных факторов относятся: экономические факторы, политическое устройство, воспитание, пример окружающих и т. д. Несколько отступает от этой тройственной классификации Лист, который считает, что группа физических факторов растворяется в антропологических и социальных: напр., понижение температуры не само по себе влияет на П-сть, а лишь потому, что тогда резче ощущается нужда в топливе, т. е. чрез посредство социальных факторов. В соответствии с этим, путем статистической разработки выясняют П-сть по полу, возрасту, профессии, семейному состоянию и т. д. Воззрение это, на наш взгляд, является неправильным. Статистическая разработка сама по себе вовсе не выясняет факторов П-сти, она дает лишь социальную ориентировку П-сти. Избираемые угол. статистикой признаки суть лишь социально-релевантные показатели П-сти. Лишь оперируя со сложными комбинациями этих показателей, можно дать приблизительные заключения о связи П-сти страны с теми или иными сторонами общественного строя. Так, напр., наблюдая в данной стране отношение числа женской П-сти и мужской, нельзя сказать, что пол играет определенную роль как фактор П-сти. Только поставив это отношение в связь с данными промышленности, семейного состояния, распределения городского и сельского населения и т. п., мы можем сделать заключение о подлинных причинах, определяющих женскую П-сть. Причины, вызывающие П-сть, бесконечно разнообразны. Нельзя приписать той или иной причине заранее определенное влияние. Научное изучение П-сти состоит отнюдь не в перечне всех причин, влияющих на нее; оно должно быть сведено к выяснению связи между социальными фактами и отношениями. Установление параллелизма или антагонизма определенных социальных фактов между собою имеет большое значение для принятия тех или иных практических мер. Эта связь еще не установляет причинной зависимости одного факта от другого, а лишь характеризует их взаимообусловленность. Отсюда ясно, что исследователя могут интересовать лишь так наз. социальные факторы П-сти, т. е. соотношение П-сти с общественными фактами. Космические влияния неизменны и мало поддаются человеческому воздействию, чрезвычайно трудно изучать влияние их на поведение вообще, а не только на отдельные стороны преступного поведения. И ныне в угол. статистике чаще всего идет речь не о физических факторах, а о социальных фактах, стоящих в связи с физическими. П-сть зависит от цен на хлеб, а эти цены есть социальный факт. Повышение или понижение температуры не само по себе, а в связи с существующей системой распределения благ может влиять на П-сть. То же можно сказать и об антропологических или индивидуальных факторах. Они не создают преступления: возраст, органическая структура, темперамент и т. п. выражаются лишь в известной реакции, в действиях, но лишь в связи с известными общественными отношениями эти действия получают характер преступных. Чисто психологическое или физиологическое объяснение действий ничего не дает для причинного объяснения П-сти, как социального явления. Итак, учение о различных факторах П-сти должно быть заменено учением о взаимоотношении между П-стью и другими социальными фактами, устанавливаемым путем социально-релевантных показателей или посредством индивидуального исследования отдельных фактов. Произведенные различными авторами исследования в этом направлении весьма многочисленны. Отношение П-сти к экономическим явлениям составило предмет работ Ван-Кана, Бонгера, Колаяни, Турати, Берга, Принцига, у нас — Гернета, а также учеников его — Чарыхова, Всесвятского и др. Связь между жилищным вопросом и П-стью констатирована Шнецлером, Клегером, Брекиндрижом и Абботом. Влияние алкоголизма исследовано в работах Ашаффенбурга, Гоппе, Бэра, Гарнье, Марамба и мн. др., у нас — Дриля, Григорьева, Тарновского, Кулишера и др. П-сть женская разрабатывалась Фойницким, Риккером, Адамсом, П-сть малолетних — Тарновским, Жоли, Гогелем, Гернетом и др. Много исследований существует по вопросу о связи П-сти и профессии, П-сти и расы, о так наз. календарях П-сти, т. е. колебаниях ее по временам года и т. д.

Главнейшие направления в изучении П-сти. До последней четверти XIX в. юристы сравнительно мало интересовались социальным учением о преступлении. Господство т. н. классической школы, которая сосредоточивала свое главное внимание на определении юридических признаков преступления и на установлении известных соотношений между тяжестью преступления и наказанием, давало мало к тому поводов. Под влиянием этого создался абстрактный взгляд на преступника, как на „ослушника законов“, а на преступление, как на продукт „злой воли“. Впервые судебно-медицинские исследования поколебали этот взгляд. Заслуга резкой постановки новых воззрений па П-сть принадлежит Ломброзо (см.), который в 1876 г. опубликовал свой сборник статей под заглавием „Преступный человек“, в котором он рассматривает П-сть как продукт физических и физиологических особенностей лица и пытается даже построить учение о физическом типе преступника, как особой разновидности человеческой породы. В течение последующих 40 лет резкость этого учения смягчилась. Последователи Ломброзо, да и сам он, начали признавать важность социальных факторов, отбросили учение о прирожденном преступнике и сохранили лишь тезис о том, что П-сть не есть продукт свободной злой воли, a определяется глубокими органическими причинами: наследственностью, вырождением, психическими и физиологическими аномалиями и т. п. Учение школы Ломброзо получило название уголовно-антропологического направления. Оно было сильно в 70-х и 80-х годах истекшего века и повело к созданию международных конгрессов уголовной антропологии, привлекавших участников из всех стран. В настоящее время важность индивидуального изучения преступника уже никем не отрицается. Классификация преступников на категории, в частности выделение умственно-дефективных преступников, преступников-алкоголиков, расширение границ уголовной невменяемости, внесение в пенитенциарный режим забот об оздоровлении заключенных и пр. представляют собою несомненные завоевания нового направления. Но оно не могло все же объяснить причин П-сти в полной мере и выяснить роли ее в общественной жизни. Практические пожелания этой школы не шли далее советов „обезвреживания“, „элиминирования“ преступников, беспощадной борьбы с П-стью, как с проявлением атавизма, и устрашения случайных преступников. Другим новым течением, ставшим заметным с конца 80-х гг., явилось уголовно-социологическое направление. Оно было вызвано успехами научной социологии и расцветом социально-экономических наук. Оно не нашло себе яркого инициатора. Но главные положения его постепенно намечались под влиянием работ Ферри, Листа, Принса, ван-Гамеля, Фойницкого и др. Это течение вызвало к жизни международный союз уголовного права (с 1889 г.), который стал отразителем его положений, и который в настоящее время может быть признан наиболее авторитетным отразителем научной криминологической мысли. Социологическое направление обратило внимание на связь П-сти с различными сторонами общественной жизни, на необходимость большого развития мер предупредительных на счет чрезмерного применения мер карательных, ввело это предупредительное начало в различные формы репрессии, выработав условное осуждение, условное сокращение срока наказания, воспитательно-исправительные меры. В области П-сти оно провело различие между П-стью обще-уголовной и социально-политической. Оно подчеркнуло различие отдельных категорий преступников, обратив особое внимание на преступников малолетних, преступников привычных, наконец, на социально-опасных. За последнее время оно выработало понятие опасного состояния и мер социальной защиты, где момент виновности заменяется общественной опасностью, а момент кары — ограждением общественной безопасности. Социологическое направление не представляет собою ныне стройного учения; деятельность криминалистов-социологов объединяется скорее на почве совместного признания ими ряда практических мер в борьбе с П-стью, чем общими теоретическими посылками, и в этом, пожалуй, лежит слабая сторона этого учения. Левое крыло этого направления представляет собою социалистическая школа (Турати, Колаяни, Бонгер, Лафарг и др.), которая, по сравнению с остальными социологами, придает решающее значение роли экономических факторов, в частности проблеме распределения благ, и с большей решительностью, чем они, выступает против какого бы то ни было расширения репрессии, признавая лучшим средством борбы с П-стью проведение широких социальных реформ и улучшение положения трудовых классов. Напротив того, правое крыло социологической школы еще недалеко ушло от классического направления. Последователи его, признавая значение за предупредительной деятельностью и новыми реформами в области наказания, подчеркивают вместе с тем громадную роль карательной деятельности, как внутренней сдержки П-сти, и важную для ограждения личности от произвола судей функцию уголовной догматики. Это течение получило название „компромиссного“, и представителями его являются большинство университетских профессоров Германии и России. Сила новых идей, выдвинутых социологической школой, еще не исчерпана, и только за последнее десятилетие идеи эти начали проникать в уголовные кодексы и проекты (норвежск. уг. ул., проекты швейцарск., герм., австр. уг. ул.). Если на континенте Европы спор относительно мер борьбы с П-стью вращается в области общих идей, то в странах англо-саксонских (в особенности Англии и Сев.-Америк. Соед. Штатах) заметно большое оживление в области непосредственной борбы с П-стью. Но здесь мы не встречаем выработанных теорий. Направление, господствующее здесь, можно назвать практическим. Оно чисто эмпирическим путем вырабатывает наиболее пригодные средства, пробуя различные новые методы и при известном успехе постепенно их усовершенствуя. Многие нововведения и институты уголовного права, выработанные в этих странах, затем воспринимались европейскими криминалистами. Достаточно назвать условное осуждение, суды для малолетних, неопределенные приговоры, реформатории. Много других опытов еще не вышли из стадии эксперимента, как, напр., система доверия в тюрьмах, стерилизация, семейные суды и т. д. На ряду с господством чисто практического взгляда, в англо-саксонских странах немало криминалистов, примыкающих то к уголовно-антропологической школе (Мак-Дональд, Пармели, Дремс, Лидстон и др.), то к социологической (Уайнс, Девон, Гендерсон, Барроус). Большинство русских криминалистов примыкает к умеренной группе социологов, и даже такие догматики, как Таганцев и Сергеевский, не отрицают значения социологического элемента. К более решительным социологам относятся: Гернет, Гоголь, Чубинский. Уголовно-антропологическое направление имело у нас немногих и притом не вполне верных представителей (Дриль, П. Ковалевский, Щеглов).

Литература: Colajanni, «La sociologia criminale» (1889, 2 т.); Mac Donald, «Criminology» (N.-Y., 1893); Drähms, «The Criminal» (N.-Y., 1900); Wines, «Punishment and Reformation» (N.-Y., 1895); Barrows, «The Reformatory System in United States» (W. 1900); Perrier, «Les Criminels» (1905); Sommer, «Kriminalpsychologie» (1904); Weingart, «Kriminaltaktik» 1904); Ашаффенбург, «Преступление и борьба с ним» (1910); Ферри, «Уголовная социология» (1910); Гернет, «Общественные факторы преступности» (1909); Ван-Кан, «Экономич. факторы преступности» (1915); работы Е. Н. Тарновского в «Журн. Мин. Юст.»; Чубинский, «Курс уголовн. политики» (1912); Чарыхов, «Факторы преступности»; Хейфиц, «Осужденные в России» («Журн. У. Пр. и Проц.», 1913).

П. Люблинский.


  1. И. Я. Хейфиц, производивший аналогичный подсчет у нас за 30 лет (1882—1910), устанавливает для России, что у нас 1 судившийся приходится на 52 чел. населения, а если взять только приговоренных к наказанию не ниже тюрьмы, то получится отношение 1:158. По полу 1 судившийся мужчина приходится на 30 чел. мужского населения и 1 судившаяся женщина на 197 чел. женск. насел.