VIII. Виктор Эммануил III. Гумберту наследовал его сын Виктор-Эммануил III, который во время убийства отца находился в морском путешествии со своею молодой женою, Еленою черногорскою. При тех условиях, при которых совершилось его вступление на престол, естественно было опасение, что, поддавшись личному чувству, он охотно подчинится ретроградным влияниям, господствовавшим при дворе, и откроет эру сугубой реакции. Ход событий, однако, скоро обнаружил неосновательность этих опасений. Для укрепления монархии было признано необходимым сближение с партиями, обслуживающими массы и пользующимися среди них обширным влиянием. Таких партий тогда в И. было только две: католическая и социалистическая. Для монархии союз с церковью был бы самым естественным и нормальным, но папский престол был непримирим, не переставал мечтать о восстановлении своей светской власти и систематически интриговал против савойской монархии, не допуская в то же время участия католиков в выборах („ни избирателей, ни избираемых“), так как это было бы признанием данного режима. Оставалась, следовательно, только партия социалистическая (марксистская), сближение с которой в значительной мере облегчалось тем, что во главе ее стояли люди, реформистски настроенные, не считавшие существенным вопрос о форме правления и даже ведшие борьбу против республиканского „предрассудка“. В феврале 1901 г. остававшееся по просьбе короля у власти министерство Саракко падает, пораженное вотумом недоверия палаты по поводу незаконного роспуска миланским префектом местной камеры труда. Большинство, повалившее кабинет, скомбинировалось из таких партийных элементов, что власть, по праву, должна была перейти к лидеру правой, Соннино. Но король, вопреки всем ожиданиям, игнорируя парламентскую арифметику, поручил составление кабинета главе левой оппозиции, Цанарделли. Этим выбором король явно шел навстречу желаниям широких слоев итальянской демократии. Портфель министра внутренних дел в новом министерстве получает Джолитти, устами которого правительство объявляет своей задачей, а вместе с тем и лозунгом нового царствования — „показать, что все виды прогресса и свободы совместимы с монархией“… Прекращаются преследования политических и профессиональных организаций, правительство принимает принцип нейтралитета в борьбе между трудом и капиталом, и самая борьба эта с высоты парламентской трибуны признается им законным правом рабочих, которым предоставляется свобода стачек. Свой демократизм, который в И. прежде всего антиклерикален, новое правительство подчеркивает тем, что в тронной речи при открытии XX легислатуры торжественно возвещается о его готовности выступить с законопроектом о разводе, бывшем уже десятки лет предметом горячих чаяний итальянской демократии и до сих пор еще, впрочем, остающемся ее дезидератой. Учреждением же в 1902 г. в составе министерства земледелия, промышленности и торговли бюро и высшего совета труда, на которых, при участии в их составе представителей рабочих организаций, возлагается изучение вопросов социального законодательства, разработка соответствующих законопроектов и наблюдение за применением законов по охране труда, — учреждением этим кладется начало эпохе социальных реформ. За смертью в 1903 г. Цанарделли король поручает составление кабинета Джолитти, который, между прочим, делает шаг, долженствовавший в глазах масс особенно резко, наглядно и выпукло определить то новое направление, в котором отныне савойская монархия решила вести свою внутреннюю политику: через посредство Биссолати он предложил один из портфелей главе итальянских социалистов-реформистов, Турати; комбинация не удалась только потому, что, по мнению Турати, в ту пору рабочее движение в И., а вместе с тем и социалистическая партия не достигли еще той ступени развития, на которой вступление социалиста в кабинет было бы актом своевременным и целесообразным. С тех пор и до настоящего времени (1913) И. продолжает находиться под так называем. „диктатурой“ Джолитти, представляющей собою один из знаменательнейших феноменов в политич. истории страны за последний ее десяти-двенадцатилетний период. Время от времени Джолитти по разным соображениям слагает с себя бремя власти, и тогда во главе правительства на время появляется другое лицо, обыкновенно, им же указанное короне, доверием которой он неизменно пользуется и советником которой он всегда фактически остается. Таким образом, его сменяли: Титони — в течение двенадцати дней в марте 1905 г., Фортис — с марта 1905 по февраль 1906, Соннино — в течение т. н. первых ста дней с февраля по май 1906 и вторых ста дней с декабря 1909 по март 1910 и, наконец, Луццати — с марта 1910 по апрель 1911. Но каждый раз, когда он находит нужным и удобным, он возвращается к власти, так как большинство в палате всегда джолиттианское, и любое министерство может жить и действовать постольку, поскольку на то есть соизволение Джолитти, который в действительности всегда остается вершителем судеб страны. Опытный государственный деятель, имеющий определенное и ясное представление о тех путях, идя которыми монархия может использовать в своих интересах новейшие демократические и социальные стремления; опытный парламентарий, превосходно знающий обстановку, в которой ему приходится действовать, равно как людей, с которыми ему приходится иметь дело, к тому же не особенно стесняющийся в выборе ведущих к цели средств, — он сумел в одно и то же время и обеспечить себе постоянную поддержку крайних левых партий, кроме республиканцев, и сохранить за собою незыблемое доверие антагоничных им элементов палаты, что дает ему возможность, опираясь на прочное и послушное большинство, дерзать на такие на вид и с точки зрения господствующих классов рискованные эксперименты, для производства которых не оказалось бы необходимой опоры ни у кого другого из современных итальянских государственных деятелей. На ряду с законодательством, направленным на охрану интересов труда, расходуется до 130 милл. лир на улучшение положения лиц, состоящих на государственной службе, принимается ряд мер к улучшению государственного финансового хозяйства, к упорядочению денежного обращения, к удовлетворению местных нужд и т. п. Торговые договоры, заключенные в 1904—1907 гг. с Швейцарией, Германией, Австрией и Россией, в связи с другими мероприятиями — расширением железнодорожной сети, улучшением портов, развитием и удешевлением почтовых и телеграфных сношений и т. д., — все это оказывает существенное влияние на развитие итальянской торговли и промышленности, достигшей в некоторых своих отраслях небывалого расцвета. Заметно обнаруживается подъем народного благосостояния, сказывающийся в огромном росте мелких народных сбережений, притекающих в сберегательные кассы. Новой внутренней политике соответствует новая внешняя политика, более гармонирующая с чувствами и чаяниями страны. И. продолжает оставаться верным членом тройственного союза, антипатичного большинству ирредентистски и, вообще, антиавстрийски настроенных итальянцев, но явно приобретает большую независимость от него, большую свободу действий в своих отношениях к остальным великим державам. В конце 1903 и начале 1904 г. она заключает с Англией и Францией договор о разрешении мирным путем, при посредстве международного суда, возникающих между ею и ними недоразумений и в то же время она начинает выступать в роли державы-посредницы между этими двумя державами и тройственным союзом. Эта новая роль Италии особенно ярко обнаруживается на конференции по мароккскому вопросу (Алжезирас, 1905), когда она оказывает существенную поддержку Франции. За сближением с Англией и Францией следует сближение с Россией, особенно ценимое ирредентистскими и националистическими элементами итальянского общества. Однако, все это — показная сторона нового порядка вещей. Уже одно то в высшей степени знаменательно, что на протяжении рассматриваемого периода правительство всего менее заботит и тревожит вопрос о приведении в наибольшее соответствие с требованиями истинно демократического государства тех действующих норм, которыми определяются права граждан, компетенция правительственной власти и система их взаимных отношений. Тут de jure, за немногими и несущественными исключениями, все остается постарому. Если теперь в И. не закрывают политических клубов, профессиональных союзов и камер труда, как то систематически делалось при Гумберте I, если члены политических и рабочих организаций теперь не привлекаются к суду и не приговариваются к наказанию по статьям, карающим за принадлежность к преступным сообществам, если теперь солдат не посылают для замены бастующих рабочих, самая забастовка не трактуется как преступление и руководители ее не арестовываются, если общественные собрания запрещаются (на открытом воздухе) в редких и исключительных случаях, если не только республиканцы и социалисты, но и анархисты избавлены ныне от столь излюбленного прежде применения к ним ужасного закона о domicilio coatto (админ. ссылка на поселение), — то совсем не потому, что власть теперь лишена юридической возможности делать все это, а единственно потому, что она делать это находит теперь ненужным или неудобным; но в каждую данную минуту, когда бы она того ни пожелала, к ее услугами имеются в наличности и остающиеся незыблемыми статьи соответствующих кодексов и готовый применить их дурно организованный, давно ждущий своей реформы суд. Добавьте сюда систематическое противодействие избирательной реформе, проекты которой, вносимые попреимуществу республиканцами, решительно отвергались Джолитти. Добавьте сюда своеобразное отношение правительства к клерикалам, правда, весьма понятное и естественное для савойской монархии, но плохо вяжущееся с его отношениями к крайними левым и к рабочим массам. В 1903 г. на папский престол, за смертью Льва XIII, избирается венецианский патриарх Джузеппе Сарто, принимающий имя Пия X. Новый папа не изменяет установившихся непримиримых отношений между Ватиканом и Квириналом. Прибытие в 1903 г. в Рим президента французской республики Лубэ с ответным визитом к Виктору Эммануилу III дает Пию X повод обратиться к державам с протестом по поводу оскорбления, нанесенного ему тем, что глава католической державы явился в Рим оказать почтение „тому, кто против всякого права задерживает (detiene) у себя его (папы) гражданскую верховную власть“. Это не помешало, однако, Джолитти в том же году, вслед за напугавшей буржуазию и правительство сентябрьской всеобщей забастовкою, провести выборы, по согласию с Ватиканом, при сильной поддержке правительственных кандидатов клерикалами, массами сбежавшимися к избирательным урнам; понятно, что с этой целью приостановлено было действие non expedit. Избирательными услугами клерикалов неоднократно пользуется правительство в отдельных случаях и во время последующих выборов. Естественно, что законопроект о разводе остается в течение десятка лет в правительственных архивах в качестве имеющейся на всякий случай в запасе отдаленной антиклерикальной угрозы, — что клерикалы усердно поддерживаются правительством в местном управлении, там, где они в союзе с умеренными оберегают это последнее от захвата его крайними левыми, — что правительство смотрит сквозь пальцы на несоблюдение законов, изданных против иезуитов и т. п., на остающееся очень сильным влияние клерикалов в школе и, наконец, на все более возрастающее влияние их в войске. Армия и флот, как и в предыдущее царствование, остаются главными предметами неусыпных правительственных забот. Систематическое превышение доходов над расходами содействовало огромному накоплению в казначействе денежных запасов; тем не менее, не произведено пока почти ни одной реформы из тех, который требуют крупных затрат. Каждый раз, когда возбуждается вопрос о такого рода реформах, правительство противопоставляет им ссылку на недостаток средств. В то же время, несмотря на флирт с социалистами и даже благодаря ему, расходы на армию и флот безостановочно растут. В этих целях правительство умело пользуется даже собственными ошибками и промахами. В 1908 г. в связи с совершенною Австрией аннексией Боснии и Герцоговины по всей И. пронеслась буря негодования по поводу слабости и непредусмотрительности, обнаруженных в этом случае итальянской дипломатией. Уличные манифестации, митинги протеста, выносившие резолюции, в которых требовалось лишение короны прерогативы дипломатических сношений и заключения международных договоров, резкие нападки печати, не стеснявшейся в выражениях, наконец, энергичные выступления парламентской оппозиции, — все это, казалось бы, должно было смести правительство. Но последнее, оградившись положением, что „сильную политику может вести только народ, имеющий сильную армию“, удивительно ловко использовало создавшееся настроение единственно для того, чтобы еще более ослабить и без того мало серьезную оппозицию дальнейшему усилению военных кредитов. Наконец, что больше всего бросает странную тень на проявляемую правительством заботу об интересах обездоленных классов, это незыблемость налоговой системы, ныне, как и полвека тому назад, и даже еще в большей мере базирующейся на потреблении и в конечном итоге значительно уменьшающей те экономические выгоды, которые этим классам удалось извлечь от промышленного подъема. Однако, именно эти экономические выгоды, непосредственно конкретно ощущаемые, напр., в форме повышенной, сравнительно с прежним, заработной платы, хотя бы ее значение тут же в большей степени парализовалось возросшей дороговизной жизни, — эти выгоды заслоняют от глаз массы многие темные стороны режима и настраивают ее политически более примирительно. Такому настроению содействуют также личные качества царствующей четы, обнаруживающей в своих сношениях с народом редкий демократизм и всегда готовой лично прийти на помощь народу в случае постигающих его бедствий. Таковых же в царствование Виктора Эммануила III особенно много обрушивается, главным образом, на юг И., который страдает и от страшных засух (Апулия и Калабрия), и от наводнений (искианское и салернское 1910 г.), и от извержений (Везувия в 1906 г., Этны в 1911 г.), и от несколько лет под ряд следовавших друг за другом землетрясений, из которых самое страшное, случившееся на рассвете 28 декабря 1908 года, разрушило целый ряд городов по обоим берегам Мессинского пролива, при чем в одной только совершенно уничтоженной Мессине погибло более ста тысяч человек. В особенности во время этого последнего бедствия поведение королевской четы, поспешившей на место, было таково, что даже резко враждебные династии республиканские органы заговорили о „добром короле в дурном режиме“. Покушение несовершеннолетнего каменщика д’Алба на короля 14 марта 1911 года только подогрело симпатии к королю и его дому. Легко представить себе, до какой степени возросли эти симпатии, когда, немного дней спустя, король пригласил к себе лидера социалистической группы, Биссолати, и долго и настойчиво уговаривал его вступить в новый кабинет, который составлял тогда возвратившийся (после Луццати) к власти Джолитти, при чем особенно ставил ему на вид те выгоды, которые извлечет из его участия в министерстве итальянская демократия, вообще, и трудовые классы, в особенности. Десятилетняя работа в направлении, намеченном на заре нынешнего царствования, не пропала бесплодно и достигла желанной цели: если не демократизации монархии, то монархизации демократии… Это было учтено и умело использовано прежде всего для внешней политики И. 27 сентября 1911 года итальянское правительство обращается к турецкому с ультиматумом, в котором протестует против систематического противодействия, оказываемого турецкими властями экономической деятельности итальянцев в Триполи и Киренаике, и требует принятия мер к охране итальянских подданных от опасности, угрожающей им в означенных турецких областях. По истечении же затем назначенных для ответа 24 часов И. приступила к военным действиям. Война эта, свалившаяся как снег на голову итальянского народа, вообще, и, в частности, поддерживавших правительство реформистов, в действительности, была задумана еще при Гумберте, в министерство Пеллу, когда даже организован уже был необходимый экспедиционный корпус. С воцарением Виктора Эммануила III мысль о ней не была оставлена, но память о последствиях абиссинской авантюры, чуть не стоившей Гумберту короны, была еще слишком свежа, чтобы решиться на новую колониальную авантюру, не имея уверенности в том, что она будет сочувственно встречена народом. И целое десятилетие затрачивается на заготовку для нее необходимых средств и создание благоприятной атмосферы. Прежде всего подготовляется еще мин. иностр. дел Принетти, в министерство Цанарделли, международная почва путем соответствующих соглашений с Францией, Англией и Германией. Затем в государственном казначействе накоплялись денежные запасы (почему и не находилось рессурсов для дорогих реформ); вводился ряд поглощавших огромные средства улучшений в армии и флоте. А на ряду со всем этим шла систематическая планомерная обработка общественного мнения, особенно усилившаяся в последние перед войною 6—7 месяцев, когда страна была наводнена националистическими произведениями, рисовавшими Триполитанию, как „обетованную“ землю, жизненно необходимую итальянскому пролетариату. И когда, по объявлении войны, пораженные „предательством“ правительства вожди социалистической партии решили реагировать на нее всеобщей забастовкою, то трудовых масс за ними почти не оказалось. Обнаружилось, что большинство этих масс частью равнодушно к вопросу, частью прямо на стороне колониальной войны. Значительная часть сторонников ее оказалась и в среде самых крайних партий — республиканской и социалистической, даже на левом, революционном, крыле последней. Войну пришлось вести И. при исключительно тяжелых условиях, объясняемых, главным образом, международным положением вещей. Воюя с Турцией, она в то же время должна была остерегаться от нанесения ей смертельного удара, так как разгром ее мог бы повести к усилению Австрии на Адриатическом море. Собственно с Турцией в Европе она воюет более мерами нравственного воздействия. К таким мерам, долженствовавшим поставить Турцию перед „совершившимся фактом“, относится королевский декрет об аннексии Триполитании и Киренаики, поспешно изданный 5 ноября 1911 г., когда итальянским войскам едва только удалось занять два-три береговых пункта, и они еще не являлись хозяевами даже побережья. Только в начале октября 1912 г. И. удалось заключить с Турцией мирный договор (в Ушѝ), в силу которого султан обязался вывести свои войска из Триполитании и Киренаики, которым предоставляет автономию, сохраняя только за собою звание калифа и получая от И. солидную сумму под видом выкупа вакуфных прав. Договор этот, ни единым словом не упоминающий об уступке Турцией И. желательных ей колоний, имеет для И. ту единственную ценность, что вывел ее из того тяжелого положения, в котором она оказалась бы, если бы, в виду разгоревшегося на балканском полуострове пожара, она, в качестве воюющей стороны, лишена была возможности занять место судьи в европейском ареопаге. Война же в Триполитании и Киренаике — формально уже с „автономными“ бедуинами, а не турками — продолжается и после того с переменным счастьем для итальянцев, время от времени терпящих чувствительные поражения (как, напр., 16 мая 1913 г. у Сиди-Гарба). До настоящего времени война обошлась уже стране, по официальным рассчетам, в 900 милл. лир и во много тысяч человеческих жизней. Между тем, в стране уже начинает обнаруживаться застой в делах, быстро до небывалой высоты поднялась дороговизна жизни, осложняющаяся все возрастающей безработицей. Итальянский народ начинает охватывать тревога за завтрашний день. Таков первый плод, который дала пока монархизация итальянской демократии…
Г. Шрейдер.
Словник: Индия — Кабальеро. Источник: т. 22 (1914): Индия — Кабальеро, стлб. 333—558 ( скан )