История. Древний период. Происхождение испанского народа до сих пор еще остается невыясненным, несмотря на многочисленные ученые гипотезы и изыскания, зачастую противоречащие друг другу. По одним источникам иберийцы, самая древняя, по свидетельству греческих историков, народность И., считаются первоначальными и исконными жителями Пиренейского полуострова, по другим — они пришли в страну в качестве завоевателей из северной Африки и основались в И. лишь после истребления жившего там до них и оставшегося неизвестным в истории народа. Приблизительно в эпоху бронзового века к иберийцам присоединяются пришедшие из Европы кельты, и оба народа, смешавшись между собой, образуют первоначальную базу, на которой происходит, осложняемое новыми нашествиями самых различных европейских, африканских и азиатских племен, дальнейшее образование коренного испанского народонаселения.
Первыми колонизаторами древней И. являются финикияне, основавшие ряд городов по южному побережью Средиземного моря и за „Геркулесовыми столбами“ (Гибралтарским проливом). Центральным пунктом финикийского влияния был богатый, торговый город Кадикс (основан в XI веке до Р. X.) с знаменитым храмом богу Мелькарту, в котором колонны, по свидетельству греческих историков, были из чистого золота и серебра. Финикияне много способствовали развитию первоначальной цивилизации в И. — они ввели в обращенье между местными жителями неизвестную им до того монетную систему, научили их разрабатывать минеральные богатства страны, открыв целый ряд серебряных, свинцовых и железных копей и т. д. Экспедиции финикиян на Пиренейский полуостров обыкновенно совершались, из боязни конкуренции их постоянных соперников по торговле, греков, в глубочайшей тайне.
Таким образом, в течение нескольких столетий финикияне монополизировали пользование испанским рынком и природными богатствами И. Но приблизительно с первой половины VII века до Р. X. тайна финикиян была открыта, и малоазиатские греки тоже отправились в И. по их следам. После ряда кровавых столкновений между обоими конкурентами — сфера их влияния сама собою разделилась — вновь прибывшие греки, стараясь держаться ближе к своей старой колонии Массилии (Марсели), на юге Франции, захватили себе восточный берег Средиземного моря, где находятся теперь провинции Валенсия и Каталония, тогда как финикияне остались попрежнему на южном побережьи. Греки еще более, чем финикияне, способствовали развитию культуры на Пиренейском полуострове — они принесли с собой новые методы обработки полей, ввели виноделие и разведение оливок, основали множество школ и оказали значительное влияние на зарождающуюся в И. архитектуру и скульптуру. Грекам также приписывается введение в И. первого театра.
С VI века до Р. X. у финикиян колонии Кадикса начались вооруженные столкновения с окрестными кельто-иберами. Кадикские жители призвали к себе на помощь родственных им по племени карфагенян, к тому времени уже достигших высшей степени экономического и политического могущества и процветания. Карфагеняне по усмирении возмущения из И. не ушли, а, подчинив себе заодно с местными аборигенами и неосторожно призвавших их на помощь родственников, финикиян, сделались настоящими господами всего Пиренейского полуострова до рек Дуэро и Эбро. Они брали с нее контрибуцию лишь деньгами и солдатами, оставив внутренний уклад ее жизни без всякого вмешательства и изменений. При них были основаны города Картахена в Андалузии и Барселона в Каталонии и значительно увеличилась торговля внутри страны вследствие наступившей относительной безопасности от разбойников и проведению целой сети новых удобных путей сообщения.
Римская эпоха. В конце III века И. становится главным театром войн между карфагенянами и римлянами. Последние являются впервые на Пиренейский полуостров в 218 году, и через несколько лет (в 206 году) окончательно разбитый и уничтоженный Карфаген уступает свое место и влияние в И. сломившему его могущество победоносному Риму. В продолжение этой борьбы греческие и финикийские колонии переходят на сторону римлян, тогда как кельто-иберы пытаются или воевать с ними на собственный риск и страх или же поддерживают Карфаген. Сопротивление кельто-иберов было сломлено римлянами окончательно лишь к началу I века после Р. X. С этого времени римское влияние становится на полуострове преобладающим, и римская культура начинает вытеснять все предыдущие. К началу I века по Р. X. внутренняя жизнь И. была уже сформирована. По свидетельству греческого историка этой эпохи, Страбона, посетившего лично Пиренейский полуостров, кельты и иберы представляли собой конгломерат отдельно и по различным обычаям живущих маленьких племен, лишь в случае войны против какого-нибудь общего врага временно соединяющихся в федеративные группы. Тип социальной жизни всех этих племен был тоже различен, сообразно местности и занятиям данного племени. Гальеги и астуры, напр., жили или в небольших деревеньках или же на отдельных участках земли, тогда как турдетаны, на юге, предпочитали селиться скученными массами, создавая крупные торговые центры, из которых постепенно образовывались потом первые испанские города. Формы брака и семьи тоже не были одинаковы: были браки моногамические, существовала у некоторых племен и полигамия; главой семьи в одних местностях являлся отец, в других мать; женщина во многих племенах — занимала привилегированное положение. Но не семья была для всех первоначальных обитателей И. общественной и экономической единицей, а род, т. е. группировка нескольких семейств, связанных между собой узами крови или имеющих одно и то же происхождение. Каждый род управлялся патриархом, власть которого над членами данного рода была безгранична, и поклонялся своим особым богам-покровителям, происшедшим, очевидно, из первоначального культа душ умерших предков. В род принимались также и чуждые ему, посторонние элементы под именем „клиентов“ и рабы. Между свободными людьми существовали аристократы и плебеи, при чем последние были, большею частью, клиентами первых. Собрание родов составляло собою племя, управлявшееся королем или князем, которые или избирались пожизненно или передавали свою должность по наследству; имелись также случаи управления при помощи советов старейшин и т. д. Формы собственности были весьма различны — в некоторых племенах собственность была строго индивидуальной, в других — коллективной, как, напр., у басков, где даже продукт жатвы предоставлялся в пользование всего племени.
Наиболее культурными племенами были жившие в нынешней Андалузии турдетаны и турдулы. У них процветали торговля и индустрия (преимущественно добывание и обработка минералов). У них была, к сожалению, не дошедшая до нас, литература в виде исторических летописей и законов, изложенных в стихах. Жители севера — гальеги, кантабрийцы и астуры, по свидетельству Страбона, находились в описываемый им период в первобытном, варварском состоянии, отличались жестокими нравами, бедностью, но зато были умеренны во всем и честны. Типичными чертами характера всех, вообще, кельто-иберов Страбон считает физическую выносливость, любовь к свободе и полное отсутствие дисциплины.
В начавшейся после вытеснения карфагенян из И. римской колонизации нужно отметить два течения — первое: основание римлянами торговых и военных поселений из бывших легионеров и переселившихся из метрополии римских граждан, и второе — постепенное приближение к обще-римскому типу колоний прежних кельто-иберийских местечек и городов, путем учреждения в них римского административного управления и дарования им права римского гражданства. В окончательном результате все почти испанские провинции и города, за весьма немногими исключениями, приняли римскую форму управления и весь уклад жизни, что в значительной степени повлияло на объединение кельто-иберийских племен и на развитие между ними духа общественной солидарности. Равным образом, отдельные наречия постепенно заменились единым для всех латинским языком, из которого, мало-по-малу видоизменяясь, произошел будущий испанский язык. В области юридической и экономической влияние римлян выразилось, прежде всего, в освобождении личности и в защите ее прав от давления родовых понятий и традиций и в замене коллективных форм собственности формой исключительно индивидуальной. Римляне дали также громадный толчок развитию индустрии, торговли и агрикультуры. При них страна покрылась прекрасными и безопасными дорогами, были построены мосты, водопроводы, из многих римских крепостей и укреплений образовались впоследствии целые цветущие города, как, напр., Леон, Мерида и т. д. До какой степени И. успела проникнуться римской культурой, показывает уже то обстоятельство, что многие из знаменитейших римских писателей, ученых и литераторов были по происхождению испанцы: Сенека, родом из Кордовы, поэт и оратор Лукан, тоже кордовец, сатирик Марциал, императоры Траян, Адриан и т. д.
Христианство, занесенное впервые в И. по преданию св. Павлом и его учениками, не оказало на уже установившийся в стране общественный и экономический строй никакого сколько-нибудь заметного влияния. Наоборот, приспособившись к нему очень быстро, особенно после своего провозглашения господствующей религией в империи, христианство в И., как и везде, начало заботиться лишь о собственных выгодах и преуспеянии. Уже в IV веке создалось множество епископств, имевших громадную политическую и экономическую силу, и испанское духовенство сразу сумело зарекомендовать себя со стороны нетерпимости и суровой непреклонности своих убеждений. Испанский епископ Осия был избран председателем Никейского собора и пользовался во всем христианском мире большим престижем и уважением. Старые верования, однако, все еще продолжали существовать на ряду с новым вероучением. Они, зачастую мешаясь с христианством и принимая самые неожиданные формы, образовали ряд испанских ересей, которых главнейшим представителем был некий Присилиан, из провинции Галисии, и его приверженцы. Секта эта проповедовала, что „человек должен следовать лишь влечению своей природы“, восставала против брака и т. д. Осужденная собором испанских епископов в Сарагоссе в 381 году, она все же просуществовала в И. до VI в.
Вестготский период (от V до VIII века после Р. X.). Римское владычество окончилось на Пиренейском полуострове, как и в других частях империи, нашествием варваров. В И. было два таких нашествия, сперва свевов, вандалов и алланов, в 409 году захвативших провинции Галисию, Лузитанию, Картахену и Бетику, которая от вандалов получила свое последующее наименование, Вандалузия (Андалузия). В 414 году часть провинции Каталонии была захвачена вестготами. Последние, заключив в скором времени союз с римскими императорами, отказались от дальнейших завоеваний и даже вступили в борьбу с остальными варварами, захватившими И. Падение Западной Римской империи в 476 году сделало вестготов независимыми в своих действиях, и они, продолжая войну с алланами, вандалами и свевами, вытеснили их из И., оставшись в ней в качестве единственных и неограниченных повелителей. Несмотря на то, что вестготы, долго жившие раньше среди римлян, в культурном отношении превосходили остальные германские племена, все же их культура была значительно ниже испано-римской того периода, и завоевание ими И. оказалось для последней известного рода шагом назад. Первое время завоеватели жили отдельно от побежденных, не смешиваясь с ними, сохраняя свои обычаи, но и не навязывая их остальным: сохранились свидетельства о терпимости вестготов и об уважении ими чужих обычаев, верований и нравов. Главнейшим препятствием для слияния обоих народов являлась разница в религии — испанцы были ортодоксальными католиками, вестготы — арианами. Потому управление внутренними делами страны сначала совершалось по двум законодательным кодексам — один, составленный в VI веке королем Аларихом для испанцев, другой — для вестготов, по их прежним германским обычаям и преданиям. Автором последнего был король Эйрик.
Постепенно между обоими народами началось сближение, сперва путем браков, хотя и запрещенных официально, но обычно практиковавшихся повсеместно, затем местная аристократия подала пример, переняв образ жизни и обычаи завоевателей и занимая время от времени различные важные общественно-административные посты. В конце концов, король Рекаред в 587 году решил отречься от арианства и присоединиться вместе с своим двором и аристократией к римской католической церкви. С этого момента решающее значение в делах государства переходит в руки высшего духовенства, игравшего видную роль в собираемых в Толедо „советах“ (нечто в роде парламента) для обсуждения новых законов и вопросов внутреннего и внешнего управления. В советах принимали участие, кроме созывавшего их по собственному желанию короля, знатнейшие граждане страны, высшие сановники, администраторы, аббаты и епископы. В виду того, что духовенство, вообще, являлось в то время единственным в И. более или менее образованным элементом, влияние его на остальных членов толедских собраний было несомненным. Особенно это выразилось в систематическом преследовании евреев, поселившихся в И. после разрушения императором Титом Иерусалима. До Рекареда они пользовались при римлянах и при вестготских королях безусловной религиозной свободой. С момента провозглашения господства в стране римско-католической церкви, начались непрерывные преследования. На ряду с духовенством огромным влиянием в королевских советах пользовалась высшая светская знать, в рядах которой к VII в. вестготы смешались с римлянами. Эти seniores или senatores владели огромными поместьями, где теснилось зависимое или полузависимое население: рабы, над которыми у сениора было право жизни и смерти; колоны, по римской традиции прикрепленные к земле; свободные вассалы (bucellarii, от bucella, солдатский рацион), поступавшие под патронат знатного человека. Аристократия, духовная и светская, сильно стесняла самоопределение королевской власти (см. вестготы), которая тщетно старалась превратиться из выборной в наследственную. Только самым могущественным королям удавалось обходить принцип выборности тем, что они назначали при своей жизни сыновей соправителями.
Общественный строй вестготского королевства окончательно был установлен при короле Хиндасвинте (641—652), который слил в один кодекс закон Алариха и Эйрика и сделал его обязательным для всех граждан, вестготского или римского происхождения безразлично. В этом кодексе, получившем название „Fuero Juzgo“ и еще долгое время спустя являвшемся единственным испанским сводом государственных распоряжений на основе обычного права, общественная и семейная жизнь регулировалась исключительно по древне-готскому и отнюдь не по римскому образцу. Fuero Juzgo значительно изменил формы собственности и уголовное законодательство. В первом случае сделались общими необходимость для мужа покупать себе жену путем внесения ее родителям особого рода выкупа, покупка у правительства общественных и государственных должностей, общность владения горами и лесами и т. д.
Во втором — предоставлялось широкое право личной инициативе наказывать или прощать за полученные убытки и оскорбления путем индивидуального мщенья или требования денежного вознаграждения обиженным у обидчика и т. д., чем в значительной мере устранялось вмешательство государства для применения того или другого наказания.
С момента обращения короля Рекареда в католичество, латинский язык становится у вестготов государственным, на нем ведутся все записи толедских советов, акты купли и продажи и т. д. Мало-по-малу он начинает вытеснять прежний вестготский язык и местные наречия и в повседневной жизни. На латинском же языке появляются сочинения знаменитого вестготского ученого, историка и моралиста, Исидора, архиепископа севильского, и Орозия, автора первой в Европе „Всемирной истории“. В общем, за долгое время владычества вестготов над И., ими не было создано ничего заслуживающего особого внимания, чего бы ни было в том или ином виде до их нашествия на Пиренейский полуостров в смешении прежних местных и финикийско-карфагенских и греческих культур с политическим и экономически-социальным влиянием древнего Рима.
Период мусульманского владычества (от VIII до XI века). В 711 году продолжавшие свое завоевательное шествие по азиатским и африканским землям, объединенные после принятия учения Магомета арабские племена наводнили Пиренейский полуостров. По преданию, их призвал в И. граф Юлиан, губернатор африканской крепости Цеуты, который хотел отомстить королю Родериху за оскорбление своей дочери. Исторически же приходится признать, что первое появление арабов, или мавров, как их называли испанцы, под стенами города Гераклеи (нынешнего Гибралтара) было вызвано заговором детей сверженного Родерихом короля Витицы, пытавшихся вернуть себе отцовский престол. На берегу реки Гвадалеты, возле Хереса, произошла знаменитая битва, которая длилась непрерывно 8 дней. Судьбу ее решила измена епископа Оппаса, брата короля Витицы, перешедшего открыто со своими войсками на сторону мавров. Король Родерих исчез бесследно. Побежденные бежали на север И., в горы. Победители без особенного труда завладели соседними с Хересом крепостями и городами. Таким образом, 31 июля 711 года одним ударом была разрушена вестготская монархия в И. после 300-летнего существования.
Ссоры и распри, начавшиеся между мавританскими вождями, дали возможность испанцам оправиться от поражения при Гвадалете и организоваться. Только после 7 лет отчаянного сопротивления маврам удалось, наконец, подчинить себе Пиренейский полуостров, за исключением, однако, его северной части. Политическим центром вновь завоеванных областей победители избрали Кордову, где имел свою резиденцию эмир (генерал-губернатор) повелителя правоверных, калифа, жившего в Дамаске. Но в 758 году эмир Абдуррахман из дома Омайадов провозгласил независимость И. от азиатского калифата и стал во главе государства. По отношению к побежденным новые хозяева отличались терпимостью, сохранив их обычаи, религию и уклад жизни без всяких изменений.
Евреи были уравнены в правах с остальными гражданами, всякий раб-христианин, перешедший в мусульманство, получал свободу. Многие испанцы добровольно остались жить на своих прежних, теперь завоеванных маврами, землях. От них требовалось только подчиняться политическим требованиям кордовского калифата и платить известные обще-государственные налоги. В остальном такие христиане, получившие название „mozàrabes“, были совершенно независимы и свободны. Постепенно стал образовываться многочисленный класс ренегатов, принимавших магометанство из-за разных корыстных побуждений. Хотя истые правоверные смотрели на них с некоторым пренебрежением, однакоже, охотно давали им видные должности по администрации.
Испанское мавританское государство имело характер абсолютной и наследственной монархии. Кордовский калиф назначал различных визирей (министров) по всевозможным отраслям политического и экономического управления, носивших название диваны. Первому министру, или великому визирю, были подчинены вали, губернаторы отдельных провинций. Иногда созывался государственный совет — мексуар. Организация судопроизводства была разработана весьма детально, с целым рядом обыкновенных судей, называвшихся кадиями, и судей специальных, или „цабальмединас“… В социальном отношении деление классов было такое же, как и у вестготов. Существовали — аристократия, плебеи и рабы. Последние, впрочем, в силу личных заслуг зачастую выходили из своего зависимого положения и даже занимали различные важные общественные должности и места.
В культурном отношении испанские мавры очень быстро поставили себя во главе всех остальных народов современной им средневековой Европы. Хотя у них не было выработанной государством системы народного образования, однакоже, частные школы существовали во всех сколько-нибудь значительных городах и местечках или на собственные средства или на средства посещающих их учеников. Особым вниманием пользовались поэзия, история, философия, право и естественные науки. Заимствовав очень много из древне-римских, греческих и византийских источников, ученые, поэты и историки мавританской И. дали новую и оригинальную разработку полученным ими материалам, присоединив к ним культурное наследство исчезнувших прежних цивилизаций Азии и Египта. Не меньший блеск придали испанские мавры различного рода искусствам и, преимущественно, архитектуре, в которой им удалось создать особый, не похожий на раньше существовавшие в Европе, стиль, известный под названием „мавританского“.
Все блестящее развитие мавританской культуры в И. было основано на не менее блестящем состоянии экономической жизни страны, в которой им удалось ввести новые и чрезвычайно важные улучшения. Прежде всего, ими было обращено специальное внимание на земледелие, при чем рядом быстрых и энергичных мер благосостояние земледельческого класса, состоявшего в значительной части из христиан, „моцарабес“, было поднято на недосягаемую до этого периода высоту. Мавры ввели в И. новые продукты земледельческой культуры — рис, гранаты, сахарный тростник и т. д., провели повсюду целую систему оросительных каналов, усиленным образом содействовали процветанию индустрии и коммерции, при чем для вывоза им служили такие отдаленные рынки, как, напр., Константинополь, Египет и даже берега Черного моря. Кордова, в которой, по свидетельству современных источников, насчитывалось более 200.000 частных домов, 600 мечетей и 900 общественных бань, была одним из богатейших и красивейших городов всего тогдашнего средневековья. Она была центром, где собирались самые видные представители не только мавританской, но и обще-европейской культуры и, равным образом, путешественники и туристы со всех концов Азии, Африки и Европы.
Христианские государства, возникшие на севере И. из местных элементов с сильной примесью вестготов и франков, были весьма далеки от культурного уровня своих мавританских соседей. Несмотря на войны мавров с христианами, между обеими враждующими сторонами поддерживались постоянные сношения. Часто маврит. калифы приглашали к себе на службу христианских вождей и, наоборот, вечно борющиеся между собой христианские сеньоры нанимали для увеличения своих сил мавританские отряды. Нередко происходили браки мусульман с христианами и обратно, при чем пример тому подавала, главным образом, высшая аристрократия и даже сами короли. Так, дочь владетельного графа Арагонского, Ацнара Галиндо, вышла замуж за мавританского правителя Магомеда Атавиля, знаменитый герой мавританских преданий, калиф Альмансор был дважды женат на христианских принцессах и т. д. С другой стороны, масса христиан постоянно жила в мусульманских владениях и не только в качестве земледельцев или ремесленников, но и в качестве наемных солдат. Тот же Альмансор имел под своей командой целые баталионы наварцев, леонцев и кастильцев, и сам прославленный в легендах и в истории Сид Кампеадор нередко продавал свой меч то одному, то другому из враждующих между собой мавританских принцев.
По мере того, как христиане, пользуясь раздорами, возникшими в среде завоевателей-мусульман, подвигались все дальше к югу, во владения вновь образовавшихся королевств Леона, Кастилии и Наварры входили новые элементы, служившие в них проводниками мавританской культуры. Этими элементами были, во-первых, покоренные мусульмане, оставшиеся жить на прежних своих землях и сохранившие свои прежние обычаи, язык и религию. Таких мусульман называли „мудехарами“. Во-вторых, возвращенные обратно в христианское общество раньше жившие под мавританским владычеством „моцарабес“ и, в-третьих, евреи. Арабский язык был в большой моде в соседних христианских государствах и, хотя под влиянием наводнивших И. французских монахов различных орденов готический шрифт был заменен так называемым „французским начертанием“, масса арабских слов и выражений получила право гражданства в формирующихся из латыни разговорных испанских наречиях: галисийском, леонском, кастильском и арагонском. Международные политические и, особенно, торговые договоры в большинстве случаев составлялись исключительно на арабском языке. В области права, администрации и экономической жизни христианских государств влияние мавров было также очень сильным, главным образом, начиная с XI века. С своей стороны, „моцарабес“ и ренегаты-христиане значительно влияли на мавританскую культуру, преимущественно при помощи переводов латинских книг. Под их влиянием создался особый вид мавританской литературы на смешанном с испорченной латынью арабском языке. Эта литература получила название „алхамия“.
В экономическом и социальном отношении христианские королевства этой эпохи — Астурия, Галисия, Леон и Кастилия — мало отличались от прежнего вестготского государства. Только положение рабов и земледельцев-колонов стало значительно лучше, в виду недостатка в рабочих руках и в людях, способных носить оружие. Получая от правителей за военные заслуги различные привилегии и восставая очень часто против тирании своих сеньоров, многие из них сумели выделиться в особый класс, средний между свободнорожденными и рабами. Продолжая обрабатывать земли сеньора, они получили право иметь и свою земельную собственность, но под условием не переселяться во владения другого сеньора. Этот новый класс земледельцев назывался „juniores de саbeza“. Отсутствие общественной безопасности не позволяло развиваться ни индустрии, ни торговле, ни даже земледелию, в виду постоянных войн, грабежей и набегов. Кроме того, области, занятые христианскими государствами, были гористы, отличались скудостью почвы, холодным и сырым климатом. Но первые короли много содействовали распространению в своих владениях земледелия путем дарования привилегии всякому частному лицу или общественному учреждению завладеть впервые запаханным ими земельным участком. Эта привилегия называлась „presura“, и ею особенно воспользовался монашеский орден Сан Бенито, начавший запахивать земли везде, где только было возможно.
В юридическом и административном отношении действовали все те же „советы“, как раньше в Толедо, и законы „Fuero Juzgo“. Но так как короли не имели даже прежнего, как у вестготов, влияния и авторитета и должны были для своих войн с маврами искать постоянной поддержки у различных знатных и богатых сеньоров, то последние, в сущности говоря, были всюду настоящими хозяевами положения и в своих укрепленных замках на вершинах скал распоряжались страной по собственному усмотрению.
Тогда короли, чтобы привлечь на свою сторону широкие народные массы, давали городам и местечкам привилегии, аналогичные тем, которые им приходилось против воли давать непокорным, но нужным для государственных и военных целей сеньорам. Таким образом, появились „муниципии“, первые очаги испанской свободы и автономного самоуправления. В них все дела решались народным собранием, назначавшим в качестве исполнительной власти особого судью, judex, и различных „советников“, „надзирателей“ и т. д. Документ, при помощи которого король объявлял эти привилегии, назывался „fuero“. Знатные сеньоры тоже имели право давать „fueros“ в своих владениях, но только исключительно с согласия и разрешения короля.
Остальная часть территории, не принадлежавшая ни аристократии, ни духовенству, ни муниципиям, разделялась на административные провинции, во главе которых стоял назначенный королем граф. Последний исправлял функции юридические, военные и административные и имел своими помощниками „викария“ (виконта) и обще-гражданское собрание.
Восстановление национальной гегемонии (от XI до XV века). Начиная с XI века, политическое состояние Пиренейского полуострова резко меняется. Прежде всего, благодаря внутренним смутам и раздорам, исчезает кордовский калифат, разделившийся на целый ряд мелких мавританских королевств, называемых „reinos de taifa“. Все эти королевства ожесточенно враждовали друг с другом, постоянно приглашая себе на помощь соседей-христиан. Последние, пользуясь слабостью мавров, мало-по-малу стали отнимать у них их владения. В 1085 году король Альфонсо VI Кастильский захватил обратно древнюю столицу И., Толедо; в 1118 году была взята Альфонсом I Арагонским столица Арагона, Сарагосса, и христианам удалось подвинуться далеко вперед к югу Каталонии. Временно завоевательное движение христианских государств было остановлено новым вторжением мусульманских племен из северной Африки, альморавидов и альмохадов. Но это продолжалось недолго. Уже в XIII веке король Кастилии отнимает у мавров Кордову, Севилью и всю северо-восточную часть Андалузии, тогда как арагонскому королю удается подчинить себе Валенсию, Мурсию и Балеарские острова. Первенствующее значение на полуострове начинает переходить от мавров к христианским государствам, в которых значительно увеличивается население, экономическое благосостояние и культура. Королевства Леон, Астурия и Галисия объединяются с Кастилией в одно государство, королевство Арагон с графством Барселонским, нынешней провинцией Каталонией. Баскские провинции одна за другой присоединяются к Кастилии, и перед маврами вырастает огромная и организованная сила. Мусульманские владения в И. ограничиваются теперь одним лишь королевством Гранадой, в которое, помимо провинции того же имени, входят города и области Альмерия, Малага и береговая полоса Средиземного моря до Гибралтара. Но, несмотря на все происшедшие в политическом отношении неудачи и перемены, экономическая жизнь мавров и их культура продолжали оставаться на прежней высоте. Особенно развивались архитектура, нашедшая себе выражение в шедевре мавританского зодчества, знаменитой и неподражаемой Альгамбре, философия, история, математика и медицина. Имена ученых гранадских мусульман Аверроеса, Авемпасе и Тофайля и также евреев Бен Габироля, Бен Езра и Маймонида были известны всему тогдашнему образованному миру.
В христианских государствах полуострова, находившихся вне мавританского культурного влияния, также под влиянием французским, благодаря монахам ордена Клюни и бесчисленным паломникам из Франции на могилу св. Иакова де Компостелья, итальянским и фламандским, вследствие торговых сношений Каталонии с Италией и северных кантабрийских провинций с Фландрией — наблюдается усиленное стремление к просвещению и наукам. Христианские короли приглашают в свои владения выдающихся ученых без различия вероисповедания и национальности: мусульман, евреев, итальянцев, французов, и основывают при их помощи целый ряд высших школ, или университетов. Так были созданы в 1212 году первый испанский университет в Валенсии, затем в Саламанке и в Вальядолиде. Альфонсо X (1252—1284) учреждает в Мурсии и в Севилье академии точных наук и изучения языков, где профессорами являются ученые мусульмане и евреи. Одновременно по всей стране, по частной и правительственной инициативе, создаются школы высшего образования, библиотеки и т. д. Среди аристократии, особенно кастильской, пробуждается интерес не только к войне и охоте, но и к наукам и искусствам.
Многие владетельные сеньоры сами пишут стихи, занимаются историей, изучением языков и стараются создавать вокруг себя центр просвещения и культуры. Но низшее образование, несмотря на учреждаемые при монастырях начальные школы и попытки некоторых королей придать им общедоступный характер, попрежнему остается роскошью для широких слоев простого народа.
Общественно-политический строй складывается в эту эпоху в зависимости от основной государственной задачи, объединения. Королевская власть, нуждаясь в борьбе с маврами в постоянном содействии сословий, принуждена не только мириться с прежними их привилегиями, но и расточать новые. Благодаря этому, низшие сословия успевают добиться значительного улучшения в своем правовом положении. Вся земельная территория христианских государств делится на пять категорий: realingo, королевскую собственность; abadengo, церковную собственность; salariego, дворянскую собственность; behetria, своеобразный вид собственности, владелец которой обязан был иметь своего сеньора и платить ему повинности, но пользовался полной свободой в его выборе и мог его менять сколько хотел („семь раз в день“); наконец, города; как и во всех других европейских странах, города и в И. сумели добиться независимости от сеньоров, благодаря росту промышленности и торговли, имели свои хартии (carta pueblo), полученные от короля или от крупных церковных или светских баронов (с королевской санкцией), и свое городское право (fuero); кроме того, завоевательная политика королей Кастилии и Арагона заставляла строить новые города-крепости в отнятых у мавров территориях; эти немедленно снабжались привилегиями для привлечения колонистов.
Положение низших классов улучшается. Хотя в Кастилии аристократия и продолжает юридически быть господствующим классом, однакоже, экономически, несмотря на все ее привилегии, в ней замечаются признаки упадка и разложения. Происходит это от развития промышленности и торговли, в которых аристократия участия не принимает, и благодаря конкуренции свободного труда на ее землях, обрабатываемых прежде безответными и покорными рабами. Теперь рабство больше уже не существует — с 1215 года все juniores, после ряда кровавых возмущений и восстаний, получают право менять сеньора, когда им вздумается, без потери своих земельных участков и состояния, а рабы, в буквальном значении этого слова, еще с конца XII века добившиеся того, что их не могут продавать вместе с землей и расстраивать браки, совершенные без согласия сеньора, и т. д., к XIV веку исчезают совершенно. Остаются лишь рабы из пленных мавров, взятых на войне.
В городах, классических гнездах социальной свободы, развиваются учреждения, служащие интересам торговли и промышленности, цехи (gremios) и братства (cofradias), в руках которых накопляются большие богатства. В сословно-представительных учреждениях города получают такой вес, какого в XIII веке они не имели ни в одной из стран европейского континента. Им удавалось часто получить власть над окрестной территорией (comarca), в которую нередко входило много населенных мест.
В эту эпоху замечается впервые организованное недовольство широких классов населения и даже самих королей против все возрастающего накопления богатств духовенством и монастырями и усиления их вмешательства в внутреннюю, народную жизнь. Возможно, что именно для отвлечения этого начинающего принимать вполне определенные формы недовольства в другую сторону и по экономическим причинам, испанское духовенство стало проповедывать против евреев и мусульман, мудехаров, в руках которых была сосредоточена почти вся промышленность и торговля. До конца XII века терпимость испанских христианских государств по отношению к своим подданным-иноверцам была не меньшей, чем у мавров по отношению к христианам. Но теперь на религиозной почве начались систематические гонения других народностей, особенно евреев. Несмотря на защиту королей, постоянно подтверждавших их гражданские права и подавлявших возбуждаемые монахами беспорядки, происходит ряд еврейских погромов, главным образом, в 1391 году, когда по фанатическому призыву архидиакона Эсиха и святого Вицента Феррара было убито несколько тысяч евреев в Толедо, Севилье, Кордове, Барселоне и 20 других местечках и городах. В окончательном результате, и короли тоже склонились на сторону духовенства, начав издавать всевозможные fueros, клонящиеся к ограничению прав мудехаров и евреев. Интерес политической истории христианских испанских государств периода от XI до XV века заключается преимущественно в двойной борьбе монархии с аристократией и свободных муниципий с знатными сеньорами и отчасти с самими королями. Наиболее яркий и выпуклый характер борьба эта имела в Арагоне. Там, обычно в других королевствах созываемые по доброму желанию короля, „советы“ должны были неизменно собираться ежегодно. Советы эти назывались „кортесами“ и состояли из четырех различных общественных групп: духовенства высшего и низшего, крупной земельной аристократии, мелкой аристократии, представителей местечек и городов. Лишь санкция кортесов давала законам исполнительную власть. Без позволения кортесов нельзя было ни назначать новые налоги, ни объявлять войну или заключать мир, ни выпускать монету. Помимо того, кортесы следили за всеми деталями общественной администрации, и всякий, кто считал себя обиженным, имел право непосредственно обращаться к ним с жалобой. На собраниях кортесов председательствовал сановник, называвшийся „justiza“, который неизменно был выбираем из представителей мелкой аристократии. Этот „justiza“, в сущности, имел более прав, чем сам король. Избрание последнего совершалось по особому церемониалу: „justiza“ на эстраде, окруженный нотаблями страны, ricos hombres (богатые люди), представителями народа и духовенства, заставлял короля склониться к своим ногам и, приставив ему острие меча к груди, читал текст присяги: „мы, которые значим столько же, сколько и ты, и можем больше, чем ты, делаем тебя нашим королем и сеньором, но при условии, чтобы ты сохранял ненарушимыми наши вольности и привилегии… Если же нет — то нет!..“ Помимо того, что justiza был советником короля во всех его делах и начинаниях, он имел также право вызвать последнего для дачи объяснений в кортесы и, в случае его неправильных действий или нарушения присяги, даже заставить отказаться от престола. Но эти народные учреждения не очень долго смогли сохранить свой первоначальный свободный и независимый характер. Уже в 1094 году король Педро I заявил, что считает недостойным для себя избрание его народом, и подтвердил это заявление при помощи вооруженной силы. Таким образом, арагонские короли стали из „милостью народа“ — „милостью Божьей“ наследственными монархами, и влияние „justiza“ уменьшилось при них на половину. При Филиппе II эта должность была уже только номинальной, а при Карле II (в 1665 году) и от арагонских кортесов, и от „justiza“, и от конституции остались одни лишь исторические воспоминания! Кастильские кортесы, как представительство всех трех чинов королевства, появляются раньше, чем арагонские (в Кастилии в 1188, в Каталонии в 1218, в Арагонии в 1274, в Валенсии в 1283), и сразу приобретают большое политическое значение, благодаря тому, что еще в XI и в XII веках между отдельными городскими общинами Кастилии образуются союзы (германдады), и они действуют как организованное целое в представительном учреждении; кроме того, помогало третьему сословию Кастилии еще и то, что дворянство и духовенство не имели никакой организации (в Арагоне она существовала). Но с XIV века в сравнительном положении кортесов в Арагоне и Кастилии происходит перемена. Кастильские города слабеют; в них начинают играть роль элементы, враждебные принципу городской автономии, и короли, учитывая эту перемену, уже меньше считаются с представителями городов, а со стороны дворянства, лишенного большой социальной силы, они вообще не привыкли встречать сопротивления, в противоположность Арагону, где „ricos hombres“ являлись прежде всего крупнейшими земельными владельцами, были абсолютно независимы и представляли собой вполне организованную для политической борьбы экономическую силу.
Конец обратного завоевания и политическое объединение (от 1479 до 1517 года). В течение нескольких веков христианские государства И. стремились к политическому объединению на почве национальной гегемонии. Цель эта была достигнута браком Изабеллы Кастильской с Фердинандом Арагонским, вследствие чего Арагон со своими владениями в Италии и Кастилии с Леоном, Галисией, Астурией и т. д. образовали одно могущественное и огромное государство. Политическое единство страны было достигнуто завоеванием последнего в И. мавританского королевства Гранады в 1492 году и присоединением в 1515 году к Кастилии Наварского королевства. В том же 1492 году, одновременно с взятием Гранады, Фердинанд и Изабелла получили новые необъятные владения в Америке из рук Христофора Колумба.
Вознесенные удачным стечением исторических обстоятельств на небывалую высоту, король и королева еще с большей энергией принялись за дальнейшее осуществление своих политических идеалов. Идеалами этими были, во-первых, империализм и, во-вторых, религиозное единство испанского народа. В течение долгого времени после Фердинанда и Изабеллы оба идеала оставались доминирующими в общем течении испанской общественной и политической жизни. Для достижения первого из них особое внимание было обращено на развитие силы испанского оружия и распространение его влияния за пределами страны, для второго — необходимо было привести всех граждан к одному и тому же состоянию отсутствия критической мысли, личных исканий и инициативы. Встретив сопротивление своим планам со стороны некоторых знатных сеньоров, Фердинанд и Изабелла воспользовались этим случаем, чтобы покончить с властолюбивой аристократией вообще. Многие замки были разрушены, владельцы их посажены в тюрьму или убиты, а оставшихся умелой и хитрой политикой привязали ко двору, заставив, в ожидании богатых и великих милостей и подачек из королевских рук, терять мало-по-мало былую независимость и вместе с ней все прежнее значение. Кроме того, абсолютистская политика Фердинанда и Изабеллы нашла себе горячую поддержку в среде „letrados“, легистов, воспитанных на принципах римского права и находивших, в согласии с этими принципами, что всякие сословные привилегии подрывают идею правильно понятой государственной власти. Для короля и королевы это была неожиданная поддержка, вышедшая притом из среды городов. Опираясь на аргументы летрадов, Фердинанд и Изабелла совершенно прекратили дарование „fueros“, хотя и не решились еще уничтожить прежние, дарованные их предшественниками, в то же время стараясь все глубже проникнуть во внутреннюю жизнь муниципий путем издания разных новых указов и постановлений. С течением времени муниципии постепенно очутились в королевских руках, и от былого самоуправления их остались одни лишь отдаленные воспоминания. По отношению к кортесам, король и королева держались той же политики, игнорируя их почти совершенно. Так, напр., от 1482 до 1498 года кортесы не были созваны ни одного раза, несмотря на происшедшие за это время события первостепенной важности: завоевание Гранады, открытие Америки, учреждение инквизиции, изгнание евреев и насильственное обращение мавров в христианство. Последние правительственные мероприятия были логическим завершением принятой Фердинандом и Изабеллой политической и государственной системы. Мусульмане, оставшиеся жить в Гранаде после ее завоевания, и евреи, будучи иноверцами, мешали религиозному единству страны, и потому им было предложено или перейти в христианство или оставить навсегда пределы И. Необходимо заметить, что в принятии этого решения главную роль сыграли не столько религиозные, сколько экономические рассчеты самого короля и окружающего его высшего духовенства, особенно знаменитого кардинала Франциско Сиснероса, ибо каждый глава мавританского семейства, прежде чем покинуть Гранаду, должен был внести в королевскую кассу 10 золотых дублонов (около 100 франков) „за разрешение“… Король и духовенство приобрели на этой операции больше 160.000 дублонов, т. е. ок. 16 милл. франков!.. Согласившиеся принять католичество мавры, которые получили название „морисков“, были временно оставлены в покое, но помещены под бдительнейший надзор со стороны местных властей и духовенства. Населявшие же Гранаду и остальную И. евреи в количестве 800.000 человек были изгнаны без всяких условий, но также не без выгоды для королевского бюджета и карманов высшего духовенства, ибо имущество их было конфисковано частью в пользу правительства, частью в пользу церкви. Таким образом, почти одновременно И. была лишена миллиона трудящегося, культурного и торгово-промышленного населения, что, конечно, не могло не отразиться весьма печально на внутренней экономической жизни страны. Части евреев, которые приняли христианство, было позволено остаться в И. Таких евреев называли „маранами“, и они были объектом особо тщательного наблюдения со стороны святейшей инквизиции (см.), верховного трибунала, сперва учрежденного лишь для поддержания чистоты догматов католицизма у новообращенных мавров и евреев, а потом сделавшегося главнейшей политической и экономической силой в государстве, — силой, перед которой с покорностью склонялась даже сама создавшая ее абсолютистская власть испанских королей… Главным вдохновителем и организатором нового учреждения был духовник королевы Изабеллы, доминиканский монах Томас де Торквемада. С помощью инквизиции И. удалось осуществить один из идеалов Фердинанда и Изабеллы — религиозное единство страны, за который и король и королева получили от признательного римского папы почетный титул „Католических“… Другой их идеал — политическая гегемония И. над остальными странами — был осуществлен лишь на весьма короткое время, когда действительно придворные льстецы не грешили против истины, утверждая, что „солнце никогда не заходит во владениях испанского короля“… Но уже с Филиппа II солнце начинает понемногу закатываться в его землях и освещать все новые и новые свободные и жизнедеятельные государства, возникающие на развалинах рушащегося под собственной тяжестью испанского империализма.
Национальная гегемония и упадок внешнего могущества И. (от 1517 до 1700 года). Кульминационным моментом торжества испанского империализма можно считать царствование внука Фердинанда и Изабеллы Католических, Карла I Австрийского (как император Свящ. Римской империи, Карл V), присоединившего к их владениям еще и обширную Германскую империю, которой был избран императором на сейме в Аугсбурге 28 июня 1519 года. С Карлом I на испанском престоле появляется австрийская династия Габсбургов, продержавшаяся в И. более 200 лет и не принесшая этой несчастной стране ничего, кроме еще большего усиления абсолютистских стремлений католических королей, но без их государственной опытности и умения выбирать подходящих людей для осуществления своих предначертаний, разорения непрестанными войнами за чуждые испанскому народу политические и религиозные интересы национальных финансов, промышленной, торговой и земледельческой жизни страны и окончательного подавления в ней всяких попыток к свободе и самоуправлению. Правление Карла I в И. началось с кровавого восстания последних защитников былых муниципальных властей и привилегий, получивших название „соmuneros“, от comuna — представительство различных гражданских корпораций, которые составляют муниципию. В программе, выставленной коммунерами, кроме требования немедленного уничтожения инквизиционных трибуналов, были требования ограничения королевской власти кортесами, уравнения в платеже податей аристократии и духовенства с остальными гражданами и т. д. Толедский патриот Хуан де Падилья стал во главе восстания, но был разбит королевскими войсками при местечке Вильяларе 23 апреля 1521 года. Лишенные своего вождя возмутившиеся города Толедо, Вальядолид, Сеговия и Авила принуждены были сдаться один за другим. Карл I сумел заставить своих подданных если не любить и уважать себя, то, по крайней мере, восторгаться собой, лично водя их от победы к победе то во Фландрии, то на севере Франции, то в Италии, то в Венгрии и даже в Тунисе.
При нем И. с внешней стороны заняла первенствующее место среди прочих европейских государств.
Его сын и преемник в И., Филипп II, всю жизнь выступал в качестве ревностнейшего и непримиримого защитника католической догмы везде и всюду, за что и получил от римского папы звание „Викария Святейшего Престола“, боролся с тупым ожесточением фанатика с развивающимися в Европе протестантизмом и свободомыслием, но, успев обезопасить от них свою страну путем поголовного истребления всех инако-мыслящих на кострах и в тюрьмах инквизиции, умер с горьким сознанием в душе, что все сделанное им для защиты идеи не достигло своей цели.
Преемник его, Филипп III, пытался следовать по стопам отца во внешней и внутренней политике, но, неспособный от природы, безнадежно запутанный в круге постоянных противоречий и окруженный недостойными фаворитами, не смог достигнуть ни внешнего блеска для своей страны, как Карл I, ни железной логической последовательности в поступках во имя хотя бы фантастического и недостижимого идеала, как Филипп II. При нем совершилось позорное и никому, кроме жадных придворных паразитов, ненужное изгнание из Испании „морисков“, принявших христианство потомков прежних повелителей Гранады. Больше 800.000 человек принуждены были покинуть родину, переселившись в северную Африку; имущество и земли их были конфискованы в пользу короля и некоторой знати, а И. окончательно лишилась последнего своего культурного, трудолюбивого и работящего элемента. При Филиппе IV и, особенно, при Карле II, последнем представителе Габсбургской династии на испанском престоле, И. продолжала быстрыми шагами итти к политическому и экономическому развалу и разрушению. В результате всей политики преемников Фердинанда и Изабеллы Католических, доведших их идеи управления и религиозного единства до абсурда, к концу XVII в. И. последовательно теряла из своих мировых владений Нидерланды, Португалию, графство Русильон в южн. Франции, часть графства Артуа и Фландрию, Франшконте, часть Сан Доминго и остров Ямайку.
Внутри страны положение вещей было еще безотраднее: с изгнанием морисков население значительно уменьшилось; этому способствовала также и непрерывная эмиграция в Америку в поисках новой и лучшей жизни. Увеличилось число монахинь и монахов, которые одни только, вместе с немногими, впрочем, знатными сеньорами, ни на что не жаловались и наслаждались жизнью. В 1626 г. в И. было 9.088 одних мужских монастырей, не считая такого же, наверное, количества женских. Вздорожали неимоверно съестные припасы, и были постоянные случаи голода по всей стране. Так как из обнищавшего народа нельзя было вытянуть необходимых средств, а получаемые из Америки богатства целиком уходили на бесконечные войны и содержание королевского двора, то правительство дошло до крайней степени финансового истощения. Многие муниципии, нуждаясь в деньгах, продавали королю свои прежние привилегии, и почти все общественные должности покупались за наличные. Войско, которому никогда своевременно не платили жалованья, устраивало бунты и возмущения или же вознаграждало себя грабежом мирного населения. Появилась масса паразитов, живущих на счет общественной и, в частности, монастырской благотворительности. У ворот монастырей, где раздавалась бесплатная чашка супа, происходили между голодными конкурентами постоянные и ожесточ. побоища и драки.
К концу XVII века, по свидетельству одного современного историка, во всей И. было не более 6.000 солдат, годных для военной службы, и только 13 кораблей, могущих кое-как исполнять свое предназначение, преследуя опустошающих берега Средиземного моря африканских пиратов. Обычный тип испанца этой эпохи, выводимый в литературе, — или голодный жуликоватый нищий или голодный, но преисполненный собственного достоинства сеньор, который, гордо завернувшись в остатки дырявого плаща, пытается скрыть свое настоящее положение рассказами о своих знатных и благородных предках.