Даосизм, или таоизм, наряду с конфуцианством (см.) и буддизмом (см.), принадлежит к трем господствующим в Китае и официально признан. религиозно-философским системам: „три вероучения — одна семья“ (sân kiao i kia), как гласит китайская пословица. Каждая из 3 религий имеет свои храмы и особых жрецов, но каждый отдельный китаец в сущности не придерживается исключительно одного вероучения, а прибегает, смотря по обстоятельствам, к обрядности и служителям то одной, то другой религии, так что часто невозможно здесь провести определенные границы между веротерпимостью и индифферентизмом. В противоположность буддизму, занесен. в Китай извне в 61—70 г. по Р. X., обе древнейшие системы связаны с именами национ. китайских учителей-философов, отчасти современников, но развивавших свое учение почти в противоположном друг другу направлении. Это были — основатель Д. Лао-цзы (р. в 604 г. до Р. X.) и основатель конфуцианства — Кун-фу-цзы (551—479 г. до Р. X.). Оба жили в эпоху Чжоусской династии, когда усиливавшееся стремление к децентрализации привело к столкновениям между центральной властью и вассальными владетелями, между этими последними и родовой аристократией. В период такого политического брожения, естественно, мыслитель мог отнестись к жизни и внешнему миру двояко: либо пассивно отвернуться, как Лао-цзы, от общественной жизни, углубиться в свой внутрен. мир и здесь в молчаливом созерцании искать удовлетворения, либо активно устремиться, как Конфуций, в водоворот жизни и стараться направить ее своим личным воздействием. Предание, кот. сообщает историограф Сы-ма-цзянь (ум. в 86 г. до Р. X.), характерно противопоставляет обоих философов, яко-бы лично встретившихся в 517 г. до Р. X.: „Лао-цзы был историографом при государственном архиве Чжоусской династии и на вопросы посетившего его Конфуция о церемониале (играющем, как известно, столь видную роль в конфуцианстве) отвечал: „люди, о кот. ты говоришь, уже давно истлели, и лишь слова их сохранились“. И еще: „когда благородный и доблестный человек обретается в благовременьи, он подымается высоко, а в неблаговременьи он погибает и дает взрасти плевелам. Я слышал, что хороший купец умеет так глубоко зарывать свои сокровища, словно их и нет у него; а посему и доблестный добродетельный должен по внешности казаться бесхитростным. Оставь, о друг, свое высокомерие, разные стремления, повадки и широкие планы: все это не имеет никакой цены для твоего собственного я. Больше мне нечего тебе сказать!“ Конфуций отошел и сказал своим ученикам: „знаю, что птицы могут летать, рыбы плавать, дичина бегать, бегущих ловят тенетами, плавающих — сетями, летающих поражают стрелами. Но как дракон устремляется по ветру и облакам и подымается в небеса, я не постигаю. Ныне я узрел Лао-цзы и думаю, что он подобен дракону“. „Лао-цзы прилежал к пути (дао) и добродетели; его ученье ставит себе целью оставаться безыменным в неизвестности. Он долго жил в Чжоу, узрел упадок династии и удалился. Когда он добрался до пограничного перевала, то смотритель этого горного прохода Инь-си сказал ему: „вижу, господин, что ты удаляешься в одиночество, прошу тебя запиши для меня свои мысли в книгу“. И Лао-цзы написал книгу из 2 отделов и 5 тысяч слов, трактующую о пути (дао) и добродетели. Потом он удалился, и никто не знает, где он окончил жизнь“.
В такой форме говорит легенда о происхождении той состоящей из 81 главы книги, Дао-дэ-дзинь (Tao-te-king), автором кот. считается Лао-цзы. Название ее обозначает „книга (king) о пути (tao) и добродетели (te)“. Она составляет основу системы Д., или таоизма (дао или тао по различному произношению, южно- или сев.-кит. наречий), исходной точкой кот. является термин дао, обозначающ. путь, разум и взятый из древней натуралист. религии Китая, трактующей о „небесном пути“, кот. должен следовать человек. Лао-цзы подразумевает под дао мировой порядок, разумный „путь“, всюду проявляющийся и указующий „пути“ человеч. деятельности, но остающийся в то же время недоступным для исследования. Вся природа есть только внешнее проявление этого дао, и лишь для человека, освободившегося от всяких стремлений и желаний, раскрывается его сущность; такое погружение в дао и есть то бессмертие, о кот. учил Лао-цзы. Как гласит „Тао-te-king“ (гл. 21) — „дао есть сущность, но недостижимая и непостижимая“, оно не доступно познанию: „его созерцаешь, но не видишь“ (гл. 14), оно есть источник всех существ и оживляющая их сила. Но этот „путь“ доступен не для всех: „сознание своего незнания есть наивысшее, несознание его есть болезнь“ (гл. 71). Отсюда проистекает пессимистич. признание ничтожества и суетности всего, что находится вне дао: телесный мир есть лишь источник терзаний, и тем паче надо остерегаться плотских искушений, соблазна, богатства и изнеженности: „предаваться роскоши это все равно, что хвастаться наворованным“ (гл. 53). Впрочем, зло на земле существует лишь для того, чтобы порождать добро, как свою противоположность. Очевидно, и этика Д. покоится на метафизической основе: „небесный путь есть самоуглубление“ (гл. 9). Отвернувшись от внешнего мира, святой мудрец познает дао, как первопричину мира, и самого себя, как общий закон макрокосма и микрокосма, требующий в жизни соблюдения четырех добродетелей: милосердия, честности, соблюдения обрядов, познания. Лао-цзы в сущности не предписывает полного физич. устранения от обществ. жизни: не бежать надо от мира, а лишь внутренне освободиться от него, поборов в себе страсти и творя всюду добро. Если этика Д. требует, чтобы каждый отдельный индивид соблюдал дао, то его политика требует того же от всей совокупности индивидов, составляющих государство, а потому изучение священных канонич. текстов и есть воспитательное орудие для нации, лежащее на обязанности правителей: дао есть источник благоденствия для государства. Отсюда также вытекает проповедь квиэтизма, непротивления злу, а не воинствующего милитаризма: „если бы князья и цари блюли во всей чистоте дао, то все существа сами собою соблюдали бы его, небо и земля слились бы, расточая освежающую росу, никто не приказывал бы народу, но он сам бы творил справедливое“ (гл. 32).
Смелые, широкие и возвышен. мысли Лао-цзы, повидимому, не могли пустить глубок. корней в народной массе. Лишь отдельные, выдающиеся по уму и склонные при том к фантастическому мыслители стремились продолжать его учение: таковы Ли-цзы (450 г. до Р. X.) и Чжуан-цзы (ок. 300 до Р. X.), у которого мистицизм и скептицизм тесно переплетаются. В дальнейшем своем развитии Д. вырождается в двух направлениях: с одной стороны, в алхимич. изыскания, ставящие себе целью добычу чудодейственного философского камня, искусств. доставляющего золото, жизнен. элексира, дарующего бессмертие и т. п., с другой же стороны — в простонародные суеверия, где всякие гадания, заклинания, сношения с духами, талисманы и т. п. кабалистика совершенно вытесняют первоначальные метафизич. и этические основы Д. С проникновением в Китай буддизма Д. вступил с ним сначала в борьбу, но потом ассимилировал себе от него многое, как в теории (сопоставление Лао-цзы с Буддой, регламентация добрых и злых дел, система мироздания), так и на практике, усвоившей себе аскетич. приемы „созерцания“, как средства для достижения бессмертия. Особым покровительством императоров дáо-сы (или дáо-ши, т. е. последователи дао) пользовались при династиях Тан (VII—X в.) и Сун (X—XIII в.); в IX в. было даже воздвигнуто жестокое гонение на буддистов, при чем дао-сы выставили свою религию, как национ. лозунг против иноземного, чуждого „истинно-китайскому духу“ буддизма, в кот., напр., безбрачие жрецов было обязательным. Но все же дао-сы настолько уже поддались влиянию буддизма, что безбрачие духовенства утвердилось и у них, при чем они различают у себя три клана: горные аскеты, монахи и женатые. Из древ. священ. книг, составляющих кит. канонич. „пятикнижие“ (Ву-цзин), чтимое конфуцианцами, для Д. особенно авторитетна „книга перемен“ (И-цзин, Ji-king), состоящая из 64 мистич. эмблем.
Литература. Беттани и Дуглас, „Вел. религии Востока“ (1899); Шантепи де ла-Соссей, „Иллюстр. история религий“ (1898); В. Васильев, „Религии Востока“ (1873); С. Георгиевский, „Первый период кит. истории“ (1885); его же, „Принципы жизни Китая“ (1888); Иером. П. Цветков, „О секте даосов“ („Труды пекин. духовн. миссии“); W. Grube, „Die chin. Literatur“ (в „Die Kultur der Gegenwart“ T. I, Abt. 7, 1906); I. de Groot, „Die Religionen der Chinesen“ (ibid., T. I, Abt. III, 1); P. Deussen, „Allg. Gesch. der Philosophie“; Pauthier, „Mémoire sur l’orig. et la propag. de la doctrine de Tao“; его же, „Les livres sacrés de l’Orient“ (1875, содерж. перев. „книги перемен“, Ji-king); Ab. Remusat, „Мémoires sur Lao-tze“ (1823). Переводы „Дао-де-дзинь“ имеются: на франц. St. Julien, „Le livre de la voie et de la vertue“ (1841); на нем. яз. V. v. Strauss, „Laó-tsés Tao-te king“ (1870) и на англ. яз. James Legge в „The Sacred Books of the East“ ed. by Max Müller (vols XXXIX—XL).