ЭСГ/Бельгийская литература

Бельгийская литература. Между 1830 и 1870 г. Бельгия не имела своей национальной литературы. Публика довольствовалась произведениями, вывезенными из соседней Франции. Те немногие писатели, которые выступали в этот период времени, проходили незамеченными. Такая участь постигла Шарля де Костера (1827—1879 г.), ныне признанного национальным поэтом. Его роман Ulenspiegel — прекрасная историческая картина Фландрии XVI в., на которой стоят друг против друга Карл V и Филипп II, олицетворяющие хищнические господские классы, и отец героя Клас, символ трудящегося народа. Мало замеченными прошли и поэт ван Гассель (1805—1874) и О. Пирмес (1832—1882). Только в 70-х гг. замечается оживленная деятельность в области литературного творчества. Первой ласточкой этого возрождения был журнал L’Artiste (1875), боровшийся за идею национальной литературы с лозунгами: „натурализм“, „современность“. В 80-х гг. число критических обозрений сильно увеличивается. Одни из этих журналов исходили из тесной связи социального и литературного развития („La Société Nouvelle“, 1881), другие стояли на точке зрения чистого искусства („La jeune Belgique“, 1880). Вместе с тем неожиданно выступила сразу целая плеяда писателей и поэтов, творцов национальной бельгийской литературы: К. Лемоннье (род. в 1845 г.), Ж. Экоут (Eckhoud, род. в 1854 г.), Э. Пикар (род. в 1836 г.), Ж. Роденбах (1855—1898), Э. Верхарн (Verhaeren, род. в 1855 г.), М. Валлер (Морис Варлемон, ум. в 1889 г.), Ш. ван Лерберг (род. в 1866 г., ум. в 1907 г.), М. Метерлинк (род. в 1862 г.), А. Жиро-Кейенберг (род. в 1860 г.), Фонтена (род. в 1865 г.), Эльскамп (род. в 1862), Жилькэн (род. в 1858 г.), Северен (род. в 1867 г.) и др. Причина этого литературного рассвета коренится в социально-экономич. перерождении страны. Капитализм, быстро развивавшийся в Бельгии, за истекшее полустолетие разбил старую корпоративную замкнутость, налагавшую на всю жизнь, как подметил еще в 60-х г. Бодлэр, печать чрезвычайной однотонности; освободил личность из-под власти мертвящего цехового духа; оттеснил и уничтожил одни классы, выдвинул и создал другие; вызвал к жизни профессиональную интеллигенцию; поставил на место патриархального уклада новые отношения и нравы. Из этого социального кризиса и родилась Б. л., которая прежде всего отражает именно этот распад старых, докапиталистических форм жизни, причем сами писатели в большинстве случаев умом и сердцем связаны с умирающим бытом. Под влиянием развивавшегося капитализма гибло трудовое крестьянство (см. книгу Вандервельда, „Бегство из деревни“), и оно занимает очень видное место в Б. л. Лемоннье („Le mort“, „Глаза, кот. видели“, „Поминки“ и др.) изображает оскудение крестьянских дворов, губительную власть земли, суеверный страх мужика перед жизнью и ее грозными силами, выводит деклассированные элементы деревни (браконьер в „Самце“); Верхарн („Les campagnes hallucinées“) рисует выселение крестьян из деревень, поглощаемых промышленными городами; Экоут („Kermesses“, „Nouvelles Kermesses“ и др.) дает картину первобытной Кампины с ее своеобразными сельскими типами, обреченными на исчезновение. Если Лемоннье изображает гибель деревни объективно, то Верхарн скорбит о смерти полей („Города и поле“), а Экоут мечтает о новой войне шуанов против городской цивилизации („Жажда любви“). Выступает целый ряд писателей, воспроизводящих старые народные легенды и поверья (Delatre, Garnier, Stiernet и др.). Под влиянием капитализма разрушалась и старая аристократия, гибли древние патрицианские роды. Этот обреченный мир старого барства нашел своих певцов в Роденбахе, изображавшем гибель старого Брюгге под напором капитализма („Выше жизни“), отшельников, уходящих от жизни в прошлое и мечты („Мертвый Брюгге“), и в Метерлинке, ранние пьесы которого („Слепые“, „Пеллеас и Мелизанда“ и др.) отражают тот же самый распад с его нервным беспокойством, неспособностью к жизни и борьбе, с сознанием своей обреченности. Те же мотивы о тоске бытия, о мертвых городах, о счастье в смерти звучат и в лирике (Роденбах: „Царство молчания“, Жиро: „Hors du siècle“, Северен: „Solitude heureuse“). Обширное место в Б. л. занимает и средневековый мир монастырей и бегинажей (Верхарн: „Les moines“, „Монастырь“; Роденбах: „Мистические лилии“, „Искусство в изгнании“ и др.; Лемоннье: „L’Hystérique“). Напротив, жизнь нового промышленного общества сравнительно меньше интересовала писателей, хотя нашла своих изобразителей в лице Лемоннье („Конец буржуа“, „Happe-chair“) и Экоута („Новый Карфаген“). Городу посвящены также стихи Верхарна („Les villes tentaculaires“) и отчасти Эльскампа („Six chansons de pauvre homme“). Социальный кризис и новые условия капиталист. строя предрасполагали интеллигенцию к нервозности, и в литературе мелькают типы с ненормальной психикой (Nizet, „Suggestion“; Glesener, „Le coeur de Fr. Remy“). Что касается стиля, то в 80-х гг. господствовал, как везде, натурализм, самым ярким представителем которого был Лемоннье, который в своих романах выдвигал социальный вопрос (гибель дворянских гнезд — „Последний барон“, отношения буржуазии и пролетариата — „Happe-chair“), стремился к точности воспроизведения внешнего мира (см., напр., описание завода в „Happe-chair“), постоянно возвращался к вопросу о вырождении родов и классов („Конец буржуа“ и др.), охотно занимался сексуальными темами („Самец“, „В плену страсти“ и др.), любил анализировать всевозможные аномалии („L’Hystérique“, „Le possédé“). Натурализм подчинил себе и историч. роман, глав. представителем кот. был Демольдер, ярко воскрешавший век Рембрандта („La route d’éméraude“) и галантный быт XVIII в. („Le jardinier de la Pompadour“). В драме начала 90-х гг. воцарился импрессионизм. Драматурги, как Лерберг („Почуяли“), затем Метерлинк („Втируша“, „Там внутри“ и др.), отчасти Лемоннье („Руки“, „Глаза, кот. видели“) изображали не действия и не характеры, а старались вызвать настроения, причем писали свои пьесы либо для кукольного театра (Метерлинк), либо как пантомимы (Лемоннье: „Мертвец“). На рубеже XX в. импрессионистская драма уступила место драме героической (Метерлинк: „Монна-Ванна“, Верхарн: „Philippe II“, „Елена Спартанская“; Жилькэн: „Savonarole“, Экоут: „Perkin Waarbeck“). Замечаются последнее время и зачатки соц.-бытовой комедии (Van Zype, Kistemakers) и психологической драмы (Maubel). Импрессионизм не долго удержался и в лирике (Метерлинк: „Serres chaudes“), где был вытеснен темами философскими (Жилькэн: „Damnation de l’artiste“, „Ténèbres“) и эротическими (Фонтена: „Crépuscules“; Лерберг: „Entrevisions“), облеченными в неимпрессионистскую форму. Рост рабочего движения, естественно, отразился на литературе Бельгии, тем более, что интеллигенция здесь очень склонна к социализму в его реформистском оттенке. У Лемоннье („Happe-chair“) и Экоута („Новый Карфаген“) героями часто являются интеллигенты социал-реформистского направления. Наряду с социалист. интеллигенцией часто мелькают фигуры передовых борцов из пролетариата (Верхарн: „Кузнец“, „Трибун“). Гимном будущему, когда освобожденное от гнета и розни человечество снова станет на точку зрения языческого пантеизма, является пьеса Лерберга „Пан“. Гимном светлому будущему, когда люди во всеоружии техники подчинят себе стихию, звучит и пьеса Мориса Метерлинка „Синяя птица“. Наконец, переход от капиталистического общества к свободному человечеству изображен в пьесе Верхарна: „Зори“. Бельг. социалист. интеллигенция, много сделавшая для эстетической культуры пролетариата (см. книгу Вандервельд и Дестрэ: „Социализм в Бельгии“), потратила также немало труда на выяснение вопроса об искусстве в современном и будущем обществе, причем одни, по примеру В. Морриса, связывают новый расцвет художественного творчества с восстановлением ручного ремесла (Пикар: „Heptalogie décadente“), другие — с коллективизмом (Вандервельд: „Искусство и социализм“; Дестрэ: „Искусство и социализм“). О бельг. литер. см. H. Liebrecht: „Histoire de la littérature belge d’expression française“ (1910). Сборник „Молодая Бельгия“, т. I, с вступит. ст. М. Веселовской.

В. Фриче.