Александр II, Император Всероссийский, старший сын велик. князя, впоследствии императора Николая I Павловича и его супруги Александры Феодоровны (принцессы прусской), род. в Москве 17 апр. 1818 г., с 6-летнего возраста воспитывался под руководством капитана гвардии Мердера, имевшего, благодаря доброте и мягкости характера, хорошее влияние на своего воспитанника, который очень его любил. Желая дать своему наследнику не только традиционное военное, но по возможности литературно-гуманитарное воспитание, имп. Николай определил в наставники к А. Жуковского, уже с 1815 г. стоявшего близко ко двору в качестве чтеца императрицы-матери Марии Феодоровны, a затем (с 1817 г.) учителя русского языка при вел. княгине Александре Феодоровне. Политическим идеалом гуманного и глубоко-религиозного мечтателя-поэта навсегда осталась „чистая“ (т. е. абсолютная), но „на Божией правде основанная“ монархия, проявляющая свою от Бога данную, освященную свыше власть во благо подданных. Его взорам рисовались патриархально-отеческие отношения государя к народу, и идеолог чистой монархии в известном стихотвор. 1818 г. на рождение А. заповедует будущему властелину не забывать „святейшего из званий — человек“, провозглашает высшим величием государя — „жить для веков в величии народном, для блага всех свое позабывать, лишь в голосе отечества свободном с смирением дела свои читать“. На таких принципах было построено воспитание, данное наследнику престола Жуковским, считавшим главною своею задачею „образование для добродетели“. Достигнув совершеннолетия, А. слушал лекции Сперанского, также усвоившего в последние годы своей жизни консервативную точку зрения, близко подходивш. к взглядам Жуковского. В 1837 г., по окончании образования, А. совершил по плану, выработанному его отцом, большое путешествие по России, объехав в 7 месяцев 30 губерний, от Петербурга до Тобольска и от Одессы и Севастополя до Москвы; в следующем 1838 г. объехал всю Западную Европу, кроме Пиренейского полуострова, где кипела междоусобная война, и Франции. 16 апр. 1841 г. последовало бракосочет. А. с принцессой Марией Гессен-Дармштадтской (Мария Александровна), ознаменованное обычными в таких случаях милостями и льготами. В тот же день он был назначен членом Государственного Совета, а вскоре еще членом Комитета министров и финансового комитета. В последующие годы, особенно в эпоху усиленной реакции, наступившей с 1848 г., А., когда ему приходилось высказываться по государственным вопросам, напр., по крестьянскому или университетскому, обнаруживал строго консервативный образ мыслей, гармонировавший с общим направлением политики его отца. За несколько дней до кончины (18 февр. 1855 г.) имп. Николай передал А. управление делами. 19 февр. совершилось восшествие А. на престол, в самый разгар тяжелой борьбы под стенами осажденного Севастополя, а 26-го авг. 1856 г., уже по заключении Парижского мира, — торжественное коронование в Москве, при котором наряду с прочими актами милости было подписано прощение декабристам.
Правительственная политика эпохи. Новому императору прежде всего остального предстояла задача ликвидировать выпавшее на его долю тяжелое наследство — докончить Крымскую войну. Однако открывшиеся вскоре в Вене переговоры о мире не привели к соглашению. А. лично посетил осажденный Севастополь, страшно поврежденный неприятельскою бомбардировкою. Проигранная битва на Черной речке (4 авг. 1855 г.) и затем штурм Малахова кургана, повлекший за собою падение южной стороны Севастополя (27 авг.), с другой стороны, взятие русскими войсками Карса (15 ноября) привели, наконец, к заключению Парижского мира (18 марта 1856 г.), отнявшего у России устья Дуная и лишившего ее права возводить укрепления и держать военный флот на Черном море. Вместе с тем христианские подданные Турции и вассальные княжества Молдавия, Валахия и Сербия были поставлены под общий протекторат договаривающихся великих держав (см. Крымская кампания). Только в 1871 г., после крушения империи Наполеона III и во время осады Парижа германскими войсками, канцлеру кн. А. М. Горчакову удалось добиться согласия Англии на отмену ограничений, наложенных на Россию трактатом 1856 г. по отношению к Черному морю. В 1878 г. в результате новой войны с Турцией была вновь продвинута в Бессарабии граница до слияния Прута с Дунаем и до Килийского устья последнего, и одновременно присоединены в Малой Азии Батум и Карс (см. Русско-тур. война 1877—78 гг.).
Принимая по вступлении на престол иностранных послов, А. заявил о своей верности началам Священного Союза; однако это заявление не получило большого применения на практике, да и не могло получить при совершенно изменившихся политических условиях. Враждебная позиция, занятая Австриею во время Крымской войны, надолго испортила австро-русские отношения и исключила возможность тесного сближения с этою, главною в то время, представительницею консервативного легитимизма в Западной Европе. С консервативною Пруссиею, помимо ее благожелательного нейтралитета в 1853—1856 гг., А. связывали узы родства и тесная личная дружба с королем (впоследствии императором) Вильгельмом I, его родным дядею по матери. Но эта самая дружественная и консервативная Пруссия, объединением Германии под своим главенством, явилась разрушительницей старого порядка, основанного на трактатах 1814—15 гг. и санкционированного Священным Союзом. А. относился неодобрительно к насильственному лишению престолов мелких немецких князей; однако это не помешало ему воздержаться от всякого вмешательства в ход войны 1870—71 гг., даже после разгрома Франции при Седане; своим дружествен. нейтралитетом он вполне избавил Пруссию от всяких опасений со стороны ее восточной границы, тем развязал ей руки для беспрепятственной расправы с западным соседом. Между тем А. не обнаружил непримиримого отношения своего отца к императорск. Франции: 15 сент. 1857 г. он имел в Штутгарте свидание с Наполеоном III, а в 1867 году, следуя приглашению Наполеона, посетил всемирную выставку в Париже. Впрочем, визит оставил тяжелое впечатление (демонстративный возглас Флоке „Vive la Pologne“ и выстрел поляка Березовского). При этом, воспоминания о Севастополе и поведение француз. правительства во время польск. восстания делали, казалось, невозможным сколько-ниб. тесное сближение. После падения француз. империи А. еще теснее сблизился с новою Германиею в лице Вильгельма I, а через него и с Австриею. В сент. 1872 г. последовало свидание трех императоров в Берлине и заключение тройственного русско-германо-австрийского союза. Однако тесная дружба с Германией не помешала А. в 1875 г., когда грозила опасность нового франко-германского конфликта, заступиться за Францию и содействовать предотвращению вторичного ее разгрома. Восточная война 1877—1878 годов опять испортила отношения к Англии и Австрии, а малая поддержка, оказанная требованиям России Бисмарком на Берлинском конгрессе, вызвала охлаждение и по отношению к Германии. В результате в 1879 г. тройственный союз сменился двойственным — австро-германским, к которому, несколько лет спустя, примкнула и Италия. Изолирование России с одной и Франции с другой стороны создало почву к позднейшему сближению этих стран, не взирая на все коренное различие в их государственном строе. К объединению Италии правительство А. проявляло сдержанность, которой, помимо соображений легитимизма, конечно, способствовало и участие Сардинского королевства в Крымской войне. Однако в войне 1859 г. оно предоставило Австрию ее судьбе, отплатив ей тем за тяжелые годы Крымской войны.
При А. последовало значительное расширение русских владений на Ближнем и Дальнем Востоке. Так, было завершено покорение Кавказа (см.), сначала восточного, наместником кн. А. И. Барятинским (1859), затем и западного (уже в 1864 г., при наместнике в. кн. Михаиле Николаевиче). Однако в войну 1877—78 гг. произошли еще довольно опасные восстания в Чечне и особенно в Дагестане в связи с высадкою турок на западном берегу Кавказа и потом при попытке вторжения в Эриванскую губ. Покорение Кавказа повлекло за собою массовую эмиграцию горцев в Турцию.
Уже во время Крымской войны административный центр управл. дальневост. владениями был перенесен из Петропавловска (на Камчатке), подвергш. блокаде и обстрелу англо-франц. эскадрою, на низовье Амура, где был основан город Николаевск. По Айгунскому договору с Китаем (1857 г.) последний уступил России Амурский край, а по Пекинскому (1860) — Уссурийский, вследствие чего пределы русских владений придвинулись к Корейскому полуострову (граф Муравьев-Амурский). Позднее дружественные отношения к Китаю подверглись было опасности вследствие военного занятия русскими Кульджи в 1871 г.; однако успешное завоевание китайцами в 1877 г. Кашгарского ханства и желание избегнуть осложнений на Дальнем Востоке побудили Россию в 1881 г. вернуть Кульджу Китаю. В 1867 г. правительство А. продало Соединенным Штатам отдаленные владения Российско-Американской компании (Аляску и Алеутские острова). В 1875 г., по договору с Япониею, совершен был обмен Курильских островов на южную часть о. Сахалина, целиком перешедшего во владение России.
Особенно обширные присоединения были совершены в степях Средней Азии. В течение 50-х и 60-х гг. шли постоянные войны и столкновения с киргизскими и туркмен. племенами, особенно же с Кокандск. ханств. В результате после взятия Ташкента был образован новый Туркестанский край (в 1867 г.) в бассейнах Или и Сыр-Дарьи. Последовавшее затем столкновение с другим среднеазиатским соседом, эмиром бухарским, доставило в руки России Самарканд и долину р. Зеравшана (1868, ген. Кауфман); после этого Бухара бесповоротно подчинилась русскому влиянию и протекторату. В 1873 г. ген. Кауфман совершил сопряженный с громадными трудностями стихийного характера поход на Хиву, окончившийся взятием города, уступкою России правого берега Аму-Дарьи (г. Петро-Александровск) и установлением русского протектората над Хивинским ханством, сильно урезанным и окруженным со всех сторон, на подобие острова, русскими владениями. В 1875 г. вспыхнула вновь война с Кокандом, поведшая за собою полное завоевание этого ханства и присоединение его под именем Ферганской области к России (в 1876 г., ген. Скобелев). В 1878 г. афганский эмир Шир-Али, ища опоры в России против Англии, демонстративно принял в Кабуле посольство ген. Столетова и не пустил затем в свою столицу назначенного в виде компенсации английского резидента лорда Чемберлэна, вследствие чего возгорелась англо-афганская война. При вторжении англо-индийских войск в его страну, эмир, предоставив власть своему сыну Якуб-хану, бежал в русские владения и обратился за помощью к ген. Кауфману (туркестанскому ген.-губернатору), который двинул военный отряд по направлению к Мерву. Таким образом, казалось, готова была вспыхнуть новая восточная война. Однако правительство А., только что покончившее на Берлинском конгрессе войну на Балканском полуострове, не рискнуло на новый тяжелый конфликт и предпочло уступить: посольство из Кабула было отозвано. Но почти в то же время пришлось начать военные операции к востоку от Каспийского моря (от Красноводска и Чикишляра, возникших в 1865—71 гг.), против беспокойных, воинствен. туркмен-текке. После неудачного похода ген. Ломакина (1879) выполнение предприятия было возложено на ген. Скобелева, который взял укрепления Геок-тепе и Денгиль-тепе (12 янв. 1881 г.), овладел Асхабадом и подчинил русскому владычеству так. наз. Ахал-текинский оазис. Границы России таким образом придвинулись на близкое расстояние к Мерву, т. е. опять-таки к границам того самого Афганистана, над которым Англия после тяжких перипетий успела установить в те же годы свое политическое преобладание. Дальнейшее развитие русского поступательного движения в Средней Азии относится уже к следующему царствов. (см. Александр III).
Направление внутренней политики в первые годы царствования непобедимою силою вещей должно было определиться тем положением, в котором очутилась Россия в результате тяжелой и неудачной Крымской войны. С неумолимой яркостью вскрыла она отсталость государства во всех областях общественной жизни, полную несостоятельность строя, основанного на крепостном праве, на натуральном хозяйстве, на всемогуществе администрации и на полной безгласности общества. Сознание необходимости широких и глубоких преобразований, давно уже созревшее в передовых, мыслящих кругах, неизбежно должно было усилиться и распространиться на широкие слои общества вследствие данного войною толчка. Должны были открыться глаза у многих даже из тех, которые раньше смотрели более или менее спокойно и оптимистически на существующее положение. И не даром само правительство сознавало, что только внутренними реформами может быть исправлено впечатление, произведенное в обществе исходом Крымской войны, и что преобразования диктуются самою жизнью. С тою же роковою неизбежностью на первую очередь становилось коренное разрешение крестьянского вопроса. На первых, по крайней мере, порах к такой реформе склонялись даже многие из душевладельцев-крепостников, напуганные крестьянскими волнениями. Вообще очень нередкие в течение всего предыдущего царствов., неоднократно принимавшие весьма острые формы волнения особенно участились и усилились в годы войны под влиянием манифестов имп. Николая об ополчении, кот. пробудили и без того никогда не умиравшую в народе веру в близкое наступление „воли“. Помимо страха перед „освобождением снизу“, и чисто экономические побуждения заставляли многих помещиков склоняться в пользу замены барщины вольно-наемным трудом, так как барщина, на котор. перед тем стали возлагать большие надежды, этих надежд не оправдывала и во многих районах и для многих хозяйств оказывалась невыгодной. Еще сильнее сказывалась та же реакция против подневольного труда в среде промышленников-фабрикантов. Вместе с тем для государства все более выяснялась невозможность при данном строе народного хозяйства конкуррировать со странами, развившими у себя капиталистическое производство. Даже чисто фискальные соображения, необходимость найти выход из финансового кризиса, особенно обостренного войною, заставляли правительство итти в известном направлении.
Не с самых первых дней нового царствован. однако обнаружилась преобразовательн. тенденция. Старая традиция была еще сильна и дала себя почувствовать в циркуляре министра внутренних дел от 28 авг. 1855 г., где говорилось о повелении Государя „ненарушимо охранять права, венценосными Его предками дарованные дворянству“. Однако сила вещей должна была сделать свое дело, и уже 30-го марта 1856 г., принимая представителей московского дворянства, обеспокоен. слухами о готовящейся отмене крепостного права, император „в отвращение неосновательн. толков по предмету столь важному“ заявил им, что не имеет намерения провести реформу немедленно, но тут же прибавил знаменательные слова: „Но, конечно, господа, сами вы знаете, что существующий порядок владения душами не может оставаться неизменным. Лучше отменить крепостное право сверху, нежели дожидаться того времени, когда оно само собой начнет отменяться снизу. Прошу вас, господа, подумать о том, как бы привести это в исполнение“. Таким образом ближайшая программа правительствен. деятельности была намечена. Последовавшее 3-го янв. 1857 г. открытие секретного (по старой традиции) комитета по крестьянскому делу, правда, не могло само по себе служить особенно важным симптомом — подобные комитеты бюрократическо-дворянского состава возникали, как известно, неоднократно и в предыдущую эпоху и все же к заметным результатам не приводили. Но в связи с приведенным заявлением новый комитет все-таки являлся знамением времени. Однако, поставленное в узкие рамки комитетского обсуждения, дело не могло наладиться. Помимо того, что большинство членов комитета было настроено весьма консервативно и не сочувствовало предпринятой реформе, дал себя почувствовать и обычно свойственный бюрократии недостаток живого знакомства с делом и подготовки к его решению. Комитет согласился в принципе на освобождение крестьян (или в смягченной терминологии „улучшение быта“), но высказался в пользу „постепенного“ и „осторожного“ ведения дела, колеблясь между отменою крепостного права и простым смягчением его, между принципом добровольного соглашения помещиков с крестьянами и обязательной нормировки их отношений, между выкупом одной усадебной оседлости и освобождением, даже вполне безземельным. Такая разноголосица, преобладание охранительных тенденций и традиционная медленность канцелярского производства грозили затянуть дело надолго и едва ли принесли бы осязательные плоды. Но жизнь не ждала и заставила привлечь к решению вопроса более свежие общественные силы. Комитет оказался отодвинутым на задний план и, вероятно, умер бы естественною смертью, если бы А. впоследствии не призвал к участию в его работах вел. кн. Константина Николаевича, который реформами в подчиненном ему морском ведомстве первый начал эру живой преобразовательной работы.
В конце 1857 г. (20-го ноября) последовало издание Высочайших рескриптов на имя сперва виленского, потом с.-петербургского генерал-губернаторов по вопросу о крестьянской реформе. Этими рескриптами само общество, в лице, по крайней мере, первенствующего и непосредственно заинтересованного дворянского сословия, призывалось к содействию правительству путем организации по губерниям выборных дворянских комитетов для обсуждения начал преобразования. Такое обращение к общественному содействию, превращение секретного до тех пор государствен. дела в гласное и публичное означало уже решительный, хотя бы и вынужденный самою жизнью, разрыв с прежними правительствен. приемами и традициями. И общество не замедлило откликнуться на обращенный к нему призыв. Как только в воздухе повеяло крестьянскою реформою, в передовых, главным образом литературных, кругах обнаружилось и начало быстро возрастать небывалое ранее оживление и возбуждение. Пока гласное обсуждение вопроса в печати еще оставалось запретным, по рукам уже стали ходить писанные проекты освобождения, составленные Ю. Самариным, Кавелиным, Кошелевым и др., будя общественную мысль; когда же цензурный интердикт был снят фактически, журналы, начиная с 1858 г., наполнились статьями по крестьянскому вопросу („Современник“, „Отеч. Записки“, „Русск. Вестник“, „Сельск. Благоустройство“). Невиданное раньше в немой России зрелище представили собою грандиозные патриотические манифестации, банкеты с восторженными речами, которыми передовые обществен. группы отозвались на рескрипты конца 1857 г. (обед в Москве, в купеческом собрании 28 дек.), и которыми в особенности ознаменовывалось открытие губернских комитетов. При этом, как и следовало ожидать, обществен. мысль пошла значительно дальше первоначальных скромных планов преобразования, намеченных в рескриптах, кот. устанавливали постепенность освобождения, сохранение за помещиками права собственности на землю с выкупом одной усадебной оседлости, оброк (или даже барщину) за пользов. крестьянами помещичьею землею и сохранение за помещиками вотчинной полиции. Программа передовых кругов требовала: возможного сокращения срока переходного состояния, полевого земельного надела, определения minimum’a последнего, прекращения обязательных отношений к помещикам посредством выкупа, основанного на средней величине существующего оброка, полной отмены вотчинной полиции и сохранения общинного строя везде, где он существует. В губернск. комитетах эти либеральные тезисы тоже находили своих сторонников, хотя и составлявших меньшинство собрания. Вообще здесь боролись между собою различные течения, отражавшие различие не только в теоретических воззрениях, но еще более в экономических интересах отдельных групп землевладельческого класса: крупн. владельцы предпочитали превращение оброка (на котор. основывалось их крепостн. хозяйство) в ренту, а бывших крепостных в лично свободных арендаторов помещичьих земель; представители среднего землевладения желали развязаться с барщиною, обеспечив себя вольными рабочими руками и средствами на ведение нового хозяйства в форме выкупных платежей. 4-го марта 1859 г. открылись под председательством Я. И. Ростовцева при Главном (бывшем секретном) Комитете редакционные коммиссии, долженствовавшие разобраться в доставленном губернскими комитетами обширном материале и выработать на основании его окончательный проект реформы. „Левое крыло“ коммиссий было представлено такими членами, как Н. А. Милютин, Ю. Ф. Самарин, Соловьев, и под их влиянием и сам Ростовцев склонился в пользу возможно широкого разрешения крестьянского вопроса, т. е. освобождения крестьян с земельным наделом, приобретаемым за выкуп в собственность, мирскую или единоличную, смотря по местным условиям. На этих главных основаниях и совершилась крестьянская реформа. На сторону такой, более демократической программы правительство стало отчасти из желания опереться на народные массы против политических притязаний среднего дворянства, обнаружившихся в некоторых губернских комитетах, где подвергалась резкой критике вся система государственного управления, и ставился на очередь вопрос о конституции. Такое настроение выразилось в поданном (осенью 1859 г.) приехавшими в столицу депутатами от комитетов адресе от меньшинства последних, признанном „ни с чем несообразным и дерзким до крайности“. Однако после смерти Ростовцева (6 февр. 1860 г.) председателем редакц. коммиссий был назнач. гр. Панин, ревностный защитник помещичьих интересов. Этим „правое крыло“ получило перевес. Хотя оно и не смогло устранить главных оснований реформы, оно успело провести в ней некоторые существенные искажения, особенно когда после закрытия коммиссий (10 окт. 1860 г.) работы их были переданы в Главный Комитет, а затем в Госуд. Совет: уменьшение надельного maximum’a, так наз. „дарственный“ надел, отрезки „полудесятин“, повышенная оценка отошедшей к крестьянам земли, организация волостного управления (см. крестьяне в России).
17 февр. 1861 г. „положения“ получили окончательную формулировку, 19 февр. были подписаны государем, а 5-го марта последовало обнародование манифеста об освобождении крестьян. Еще во время разработки преобразования в правительственных сферах опасались, что „дело не обойдется без беспорядков и возмущений“, что крестьяне не будут удовлетворены дарованной им волей; сам Ростовцев проектировал на время проведения реформы учредить по всей России генерал-губернаторства с чрезвычайными полномочиями; однако этот проект не был осуществлен. Опасения отчасти оправдались. Правда, крестьяне, сильно и часто волновавшиеся в годы, непосредственно предшествовавшие приступу к освобождению, притихли и вели себя вполне смирно в ожидании великого дня. Но обнародование манифеста вызвало во многих местах недоразумения и разочарование, так как в тексте манифеста и „положений“, вообще не особенно ясно и удачно редактированных, темная масса многого не могла понять или поняла превратно, а „истинную волю“ представляла себе гораздо шире того, что получила в действительности: она мечтала о переходе всей земли в крестьянскую собственность и всего менее мирилась с временно-обязанными отношениями. На этой почве разыгрались во многих местах крестьянские бунты; за 1861—63 гг. в 29 губерн. было до 1.100 случаев таких волнений, хотя крупных размеров они достигли только в губ. Казанской (с. Бездна) и Пензенской (Кандеевка), где они охватили несколько смежных уездов. Несколько позднее помещичьих крестьян были устроены на новых основаниях крестьяне удельные (Полож. 26 июня 1863) и государственные (24 ноября 1866), при чем первые также приобретали землю в собственность путем выкупа (надел, значительно больший, чем у бывших помещичьих), а вторые получили ее в пользование за оброчную подать (см. крестьяне в России и Россия — история).
Уже с 1860 г. (назначение гр. Панина преемником Ростовцева) реакция в правительственных сферах начала прокладывать себе дорогу, сперва под влиянием дворянско-конституционных стремлений, потом в связи с крестьянскими волнениями (отставка мин. внутр. дел Ланского и его товарища Милютина через месяц после обнародования освободительного манифеста и назначение министром Валуева); сильное впечатление производили также революцион. прокламации, студенч. волнения и грандиозные пожары (особенно в Петербурге) в 1861—62 гг., всего более события 1861—63 гг. в Польше. Однако преобразовательная деятельность после мощного толчка, данного крестьянской реформой, остановиться не могла и продолжала развиваться, распространяясь на различные стороны внутренней жизни России, но — с одним бесповоротно принятым решением: не касаться основного начала русского государственного строя. 1 янв. 1864 г. последовало обнародование „Полож. о губернск. и уездных земских учреждениях“, коим было „признано за благо призвать к участию в заведывании делами, относящимися до хозяйственных польз и нужд каждой губернии и каждого уезда, их население посредством избираемых от оного лиц“. Было создано так. обр. местное самоуправление, основанное на идее совместной работы (под контролем администрации) различных сословных групп населения и потому построенное не на сословном, а на имущественно-цензовом начале. Но при этом представлялось известное преобладание „первенствующему“, т. е. дворянскому, сословию (предоставление дворянским предводителям председательствования в губернск. и уездн. земских собраниях). Одновременно с этим была изъята из рук выборных органов уездная полиция путем замены исправника, избираемого дворянством, таковым же по назначению от правительства. Усилению реакции в последующие годы (1867—68) повело за собою значительное расширение компетенции губернаторской власти по отношению к земским собраниям, на которые уже министр Валуев, а еще более его преемник Тимашев склонны были смотреть, как на проявление „государств в государстве“. Тем не менее, культурная работа, совершенная земством на пользу местного населения, была очень значительна, особенно в области народного здравия (земская медицина) и начального образования (см. земство).
20 ноября 1864 г. были изданы Судебные Уставы, построенные на началах, „указанных наукою и опытом европейских государств“, т. е. на началах отделения суда от администрации, несменяемости судей, устности, гласности и состязательности процесса, равноправия сторон (обвинения и защиты; присяжная адвокатура) и участия общественного элемента в отправлении правосудия (суд присяжных). Но в этой сфере еще более, чем в земской, последующая практика обнаружила трудную совместимость новых начал независимого суда с общим характером государственного управления, и в позднейшиe годы реакции „суд улицы“ с его оправдательными приговорами (будто бы узурпирующими право помилования) и „адвокатским свободоязычием“ сделался предметом усиленной травли со стороны „правых“ органов печати с „Моск. Вед.“ во главе. Ту же участь в значительной степени разделил созданный 17 мая 1866 г. институт выборных мировых судей, быстро стяжавший доверие и популярность в населении. И тут, поэтому, не обошлось без урезок и ограничений, особенно когда во главе министерства юстиции стал весьма мало сочувствовавший Судебным Уставам гр. Пален. Уже с самого начала из ведения суда присяжных были изъяты дела политического характера, а право предания суду лиц должностных было поставлено в зависимость от согласия непосредственного начальства последних; новелла 12 дек. 1866 г. изъяла из компетенции присяжных также дела о преступлениях, совершаемых путем печати, а в 1878 г. последовало создание новой формы суда — судебной палаты с сословными представителями для дел о преступл. прот. должн. лиц (см. Судебные Уставы и суд присяжных). Еще до издания Суд. Устав., 17 апр. 1863 г. последовала отмена телесных наказаний по приговорам общих судов; однако в практике волостных, т. е. сословных крестьянских, судов, а также в качестве орудия административной расправы телесное наказание было сохранено; только для женщин оно было отменено безусловно.
Положение печатного слова при А. II облегчилось против прежнего уже в первые годы царствования. Но это было облегчение чисто фактическое, так как цензура продолжала существовать, и все зависело от ее изменчивой практики, в свою очередь зависящей от различных „веяний“ в правительственных сферах. Только 6 апр. 1865 г. были изданы „временные“ правила, отменяющие для печатных произведений известного объема и для (столичных по преимуществу) периодических изданий цензуру предварительную и заменяющие ее карательной (приостановка издания после троекратного предостережения). Изъятие из обращения и уничтожение книг, первоначально обусловленное приговором суда (без присяжных), после нескольких сенсационных литературных процессов (о книгах Вундта, Сеченова) уже в 1872 г. было предоставлено Комитету министров в административном порядке. Самая цензура из министерства народного просвещения перешла в минист. внутр. дел (см. цензура). В 1863 г. (18 июня) был издан новый университетский устав, предоставивший известную автономию академическим корпорациям (советам профессоров и факультетам; выборные ректоры, проректоры и деканы, университетские суды), но не признавший никаких корпорат. прав за студенчеством (см. университет). В 1867 г. издан новый устав духовных училищ и семинарий, в 1869 г. — устав духовных академий. „Завершением здания“ в области школьн. законодат. должен был явиться изд. 30 июля 1871 г. (при гр. Д. А. Толстом) новый гимназический устав. Но он уже явно отмечен печатью реакции, одним из самых ярких представителей которой был именно Толстой, вдохновляемый Катковым и Леонтьевым. Устав, мало гармонируя с предшествовавшим ему университетским 1863 г. (который, впрочем, вскоре также сделался излюбленной мишенью реакционеров наравне с новыми судами), вводил строгую, мелочную регламентацию школьной жизни, неумолимую формальную дисциплину и начальственную субординацию. Он устанавливал одностороннее господство классической гимназии — с безусловным преобладанием двух равно обязательных древних языков и с исключением естествознания, — как единственного типа учебного заведения, открывающего двери к университетскому образованию (аттестат зрелости). Последовавшая вскоре организация реальных училищ, подготовляющих к практической деятельности и к специальностям технического характера, отводит им лишь второстепенное место в системе общеобразовательных школ. Большим шагом вперед явилось открытие женских гимназий, министерских и вед. Имп. Марии (см. гимназия).
16 июня 1870 г., как естественное дополнение к земскому самоуправлению, было издано новое Городовое Положение, также построенное на начале ценза и предоставляющее ведение городского хозяйства домовладельцам и хозяевам торгово-промышленных предприятий. Фактически здесь руководящая роль выпала на долю крупного купечества, как в земстве — на долю поместного дворянства. Несмотря на узость и односторонность такой системы, новое городское управление, как и земское, все-таки явилось несомненным прогрессом против прежних порядков и хоть несколько двинуло вперед (впрочем в крайне недостаточной мере) дело городского благоустройства, а также начального образования.
Последнею крупною реформою рассматриваемого времени, гармонирующею по духу с актами 1860-х гг., явилось введение 1-го янв. 1874 г. всеобщей воинской повинности, стараниями военного министра Д. А. Милютина, уже раньше (1866—67) проведшего реформу военного суда на началах Суд. Устав. 1864 г., отмену телесного наказания в армии (отмененного также во флоте; в обоих случаях с изъятием для зачисленных в разряд штрафованн.) и преобразование военно-учебных заведений (военные гимназии вместо старых кадетских корпусов). Воен. реформа устранила „очевидно несправедливую“ систему отбыв. тяжести военной службы исключительно лицами податных сословий, т. е. крестьянами и мещанами, и установила в этой области сословное равенство, но с важными льготами по образованию.
Царствование A. II принесло с собою некоторые облегчения для евреев, — отмену особо суровых условий отбывания ими рекрутской повинности (по коронационному манифесту 26 авг. 1856), расширение черты оседлости, главным образом для более зажиточных слоев еврейства (по законам 1859, 1861, 1865, 1867 и 1879 г.). Однако уравнение в правах или даже полная отмена „черты“ остались проблемами для более или менее отдаленного будущего. Положение раскольников юридически мало изменилось к лучшему. В самом начале царствования последовало закрытие и запечатание старообрядческих храмов, и ходатайства об отмене этого распоряжения, верного свежим еще традициям предшествующей эпохи, остались тщетными; однако в силу инструкции 1858 г. преследования значительно смягчились против прежнего, и положение улучшилось, по крайней мере, фактически; только 19 апр. 1874 г. был издан закон о регистрации, след. о возможности узаконения ранее совсем не признававшихся раскольничьих браков.
Глубокий перелом, который переживала Россия, смена сословно-крепостного строя классовым, капиталистическим, определяя весь ход законодательной деятельности эпохи, естественно, особенно ярко должен был отразиться в области экономической политики. Сказывались здесь и основные тенденции нарождавшегося нового хозяйственного порядка, требовавшие свободы почина, свободы соперничества, уничтожения полицейской регламентации и бюрократического руководительства хозяйственной жизнью. Но сказывались и характерные для первоначального развития капитализма черты — беспощадное хищничество и ничем не брезгующее кулачество. Отсюда полное отсутствие законодательных актов в защиту интересов труда, широкое развитие концессионной системы, открывавшей большой простор для всякого грюндерства, и т. д. В частности следует отметить в этой сфере правительственной деятельности: замену винных откупов акцизною системою, торговый устав 1863 г., организацию государственного контроля (1864), обнародование госуд. росписи (начиная с 1862 г.), построение обширной сети железных дорог (к концу царствования более 20.000 верст), сопровождавшееся крайним развитием концессионных спекуляций, улучшение водных сообщений, устройство новых морских портов, развитие телеграфной сети (до 200.000 в. к концу царствования), развитие акционерного и банкового дела и др. (см. Россия и соответственные статьи). Несмотря на значительные успехи торгово-промышленной деятельности, финансы однако улучшались медленно вследствие обременения громадным государственным долгом, особенно возросшим благодаря Крымской войне и дальнейшим чрезвычайным затратам, а в последние годы особенно благодаря новой тяжелой, затянувшейся и страшно дорого обошедшейся войне. Бездефицитные годы являлись поэтому редкими исключениями (см. финансы).
Менее всего коснулась преобразовательная деятельность высших органов центрального управления, что вполне согласовалось с основным предначертанием — сохранить неизменным самодержавное начало. Правда, в 1861 г. последовало учреждение Совета Министров для обсуждения важнейших государственных вопросов под личным председательством государя; но это учреждение не приобрело ни устойчивости, ни влияния и редко функционировало. Мало практического успеха имели и попытки провести юридическое различие между законом и административным приказом или распоряжением (см. Госуд. Совет). В конце царствования последовало учреждение особого министерства почт и телеграфов, вскоре однако прекратившего свое отдельное существование. Конституционные стремления начала 1860-х гг. нашли еще раз выражение в ходатайстве московского дворянства 1865 г. о „довершении государственного здания созванием общего собрания выборных людей от земли русской для обсуждения нужд, общих всему государству“. Ходатайство было отклонено указанием на то, что Верховная Власть сама уже провела и продолжает проводить ряд реформ, вызываемых потребностями времени, и напоминанием о самодержавной власти, Богом вверенной Монарху, которому исключительно принадлежит право почина по главным частям „постепенного совершенствования“. Впрочем некоторые проекты допущения представителей общества к законодательной работе, хотя бы и в очень скромных размерах, — проекты, связанные с именами Валуева и вел. кн. Константина Николаевича, всплывали от времени до времени и в самих правительственных сферах: в 60-х гг. — в связи с польским восстанием, позднее — в связи с революционным движением и террором последних лет эпохи. Так, весною 1863 г. Валуев предлагал допустить выборных представителей от губернских земств и важнейших городов („государственных гласных“) к совещательному участию в заседаниях тоже лишь законосовещательного Госуд. Совета. Реформа должна была примирить общественное мнение Зап. Европы с русским государственным строем и предупредить европейское вмешательство по поводу восстания в Польше.
Ослабление военного могущества России, засвидетельствованное неудачным исходом Крымской войны возродило в Польше надежды на завоевание политической самостоятельности. Много способствовали этому события в Италии, где шла победоносная борьба за национальное освобождение и объединение. На могущественного императора французов, вышедшего победителем из двух войн с державами, некогда поделившими Польшу, и провозглашавшего в политике право наций на самоопределение, поляки смотрели с неменьшим упованием, чем некогда на его дядю. Началось глубокое брожение, которого не могла остановить несколько более примирительная политика нового наместника, кн. М. Горчакова, назначенного после смерти (в начале 1856 г.) сурового представителя николаевского режима гр. Паскевича. Уже с конца 1860 г. возбужденное настроение польского общества начало обнаруживаться в целом ряде уличных манифестаций в дни национальных поминок: 17 ноября (годовщина восстания 1830 г.), затем 13 февр. 1861 г. (годовщина битвы при Грохове) и т. д. Происходившие при этом столкновения с полицией и войсками, стали приобретать все более резкий характер. Положение дел не улучшилось и при преемниках умершего кн. Горчакова, быстро сменявших друг друга (гр. Ламберт, ген. Лидерс). В 1862 г. последовало назначение наместником в. кн. Константина, избравшего своим сотрудником искреннего, но умеренного патриота Велепольского. Но движение разросталось все более и наряду с прежними выработало новые, террористические формы борьбы. Тайное революционное правительство (Жонд народовый) издавало декреты, тайные трибуналы постановляли смертные приговоры; в короткое время был совершен ряд покушений (на Лидерса, на самого вел. князя, даже на Велепольского). Тогда в качестве репрессивной меры было решено прибегнуть к рекрутскому набору, несколько лет уже не производившемуся в Польше; целью его было изъять, главн. обр. из городов, массу наиболее беспокойной молодежи. В первых числах января 1863 г. эта мера с беспощадною строгостью начала приводиться в исполнение. Это подало сигнал к давно подготовлявшемуся открытому вооруженному восстанию. Началась мелкая партизанская война повстанческих банд (Мерославский, Лонгевич и др.) против русских войск. Правительства Англии и Франции, побуждаемые общественным мнением, решили сделать России дипломатические представления в пользу Польши. К ним примкнула Австрия, и все три державы предъявили русскому правительству ноту, требовавшую установления в Польше прочного мира путем национальных уступок на основе конституции 1815 г., по толкованию Англии гарантированной Венским конгрессом. При первоначальном обмене нотами по польскому вопросу (апр.-июль 1863) русское правительство не отклоняло безусловно мысли о международном улажении дела на почве трактатов; но затем дело приняло другой оборот, когда стало ясно, что сами посредничающие державы вовсе не собираются воевать из-за Польши. Пруссия заняла позицию, безусловно дружественную России, и уже эта поддержка должна была заставить отступить Австрию, которая и поспешила это сделать; Англия также не пошла на новую войну, когда канцлер Горчаков уже в решительном тоне отклонил всякое дальнейшее вмешательство во внутренние дела России. Русское правительство, получив свободу действий, опираясь на полную солидарность с ним Пруссии и на перемену фронта со стороны Австрии, к концу 1863 г. покончило борьбу с польским восстанием (см. Польша). В Варшаве установился суровый режим нового наместника гр. Берга; в Литве гр. Муравьев водворил систему настоящего военного террора. В то же время при участии Н. А. Милютина, Ю. Ф. Самарина и кн. В. А. Черкасского в 1864 г. (19 февр.) была проведена крестьянская реформа, имевшая несомненную политическую цель, — разъединить верхние и нижние слои польского общества и теснее привязать последние к русскому правительству. Польские крестьяне, лично освобожденные уже в начале века, в эпоху созданного Наполеоном I герцогства Варшавского, но попавшие при этом в положение чиншевиков-арендаторов и опутанные сетью повинностей в пользу панов-землевладельцев, получили теперь полную свободу с земельным наделом. При этом выкупная сумма уплачивалась государством, а не самими крестьянами; след., реформа была проведена на более демократических началах, чем в самой России. Правительство провело в жизнь то, что во время восстания было провозглашено — также с целью привлечь народные массы на свою сторону — революционным „жондом“. По отношению к польской национальности политика правительства после восстания приняла ярко выраженный обрусительный характер, все более усиливавшийся в последующие годы. Особенно сильные удары постигли польскую шляхту и католическое духовенство.
Антипольское настроение, одержавшее решительный верх в правительственных кругах, охватило также значительные общественные слои. То же националистическое настроение начало обнаруживаться и по отношению к другим окраинам, хотя здесь для руссификаторской политики времена еще не назрели (см. Финляндия, Прибалтийский край).
Революционная агитация, обнаружившаяся с самого начала 60-х гг. в кругах учащейся молодежи и вновь народившейся разночинной интеллигенции и проявившая себя сильными студенческими волнениями и распространением прокламаций, вызвала со стороны правительства суровые репрессии (судьба Чернышевского, Писарева, Михайлова и мн. др.; запрещение журналов „Современник“ и „Русское Слово“). Они еще более усилились после покушения Каракозова (4 апр. 1866 г.). С этого времени реакционное течение усиливается: у власти становятся Тимашев в качестве мин. внутр. дел и гр. Толстой, обер-прокурор Св. Синода, во главе ведомства народного просвещения. Начинаются стеснения печати, деятельности земств, проводится реформа гимназий, и становится вновь на очередь университетский вопрос. Однако революционное движение продолжает развиваться и разростаться в 1870-х гг., вырабатывая различные оттенки и разветвления („постепеновцы“ и „бунтари“), но в общем уходя далеко влево от позиции, занятой в годы реформ „Колоколом“ Герцена. Начинается „хождение в народ“ с целью социально-революционной пропаганды; организуются тайные общества по прототипу „Земли и Воли“ начала 60-х гг. В связи с этим движением не прекращаются политические процессы (Нечаева, Долгушина и дальнейшие массовые процессы конца 70-х гг.). Результаты пропаганды в слоях крестьянства были очень не велики; но движение находило если не прямую, то косвенную поддержку в настроении общества в целом — в индифферентизме одних и в недовольстве других его слоев. Последнее вызывалось незаконченностью, недоделанностью реформ, колебаниями и реакционными проявлениями в разных сферах жизни и еще усилилось по окончании войны 1877—78 гг., когда за кратковременным подъемом энтузиазма к делу славянского освобождения, отвлекшим внимание общества в сторону внешней политики последовало разочарование результатами, достигнутыми на Берлинском конгрессе. На почве такого настроения обострилось и революционное движение. От постепенной подготовки переворота оно переходит к аггрессивному образу действий, к террору. Первым актом этого рода было покушение на ген. Трепова (процесс В. Засулич и ее оправдание); за ним последовали убийство шефа жандармов Мезенцева, харьковского губернатора кн. Крапоткина, покушение на ген. Дрентельна, наконец, покушение Соловьева на жизнь государя (2 апр. 1879 г.). Принятые после этого чрезвычайные меры (назначение временных ген.-губернаторов с расширенными полномочиями) не помешали повторению покушений: осенью того же 1879 г. была сделана попытка взорвать императорский поезд, следовавший с юга, под Москвой. В виду такого положения дел вновь возникла мысль о необходимости опереться в борьбе с революцией на общество путем уступок конституционного характера. Однако прежние проекты этого рода, составленные еще в 60-х гг. (см. выше), после обсуждения их были отвергнуты. В янв. 1880 г. 5-го февр. последовало новое покушение — попытка произвести взрыв в самом Зимнем Дворце. Тогда по указу 12 февр. 1880 г. была создана „Верховная Распорядительная Коммиссия по охранению государственного порядка и общественного спокойствия“ под председательством гр. Лорис-Меликова, заявившего себя энергичною деятельностью при подавлении чумной эпидемии на нижней Волге (Ветлянка) и на посту чрезвычайного ген.-губернатора в Харькове. Таким образом вместо отдельных временных диктатур была введена диктатура объединенная, действующая одновременно на всем пространстве империи. Деятельность Лорис-Меликова была направлена на сближение и примирение общества с правительством („диктатура сердца“): с этою целью последовало возвращение многих административно сосланных, произведены крупные перемены в рядах высшей администрации, облегчено фактически положение печати. В августе 1880 г. Верховная Распор. Комиссия, как выполнившая свое назначение, была закрыта, и Лорис-Меликов назн. мин. внутр. дел; одновременно последовало упразднение знаменитого „III-го отделения“ (замененного Департ. Госуд. полиции). Наконец, для рассмотрения проектов дальнейших преобразований (предположение ввести выборный земский элемент в состав Госуд. Совета) задумано было организовать коммиссии по типу редакционных 1858—60 гг., а затем созвать для той же цели „общую коммиссию“ из лиц по Высочайш. назначению и из выборных от губерний, в коих введены земские учреждения, и от значительнейших городов (с совещательною ролью). План был одобрен государем, и на 4 марта 1881 г. было назначено его окончательное обсуждение в Совете министров. Но 1-го марта импер. А. II на улице столицы был смертельно ранен бомбой и в тот же день скончался.
В общем, несмотря на все разочарования, эпоха оставила неизгладимый и яркий след в новейшей истории России. Все, что до того медленно и незаметно зрело в глубинах жизни, вырвалось теперь наружу, снося старое и ветхое, не оставляя нетронутым ни одного уголка общественного быта. Пало крепостное право, раскрепощалась вся жизнь, рассыпался жуткий старый порядок, выдвигались новые классы, перестраивались все отношения и в обществе, и в семье, и в частной жизни. Непрерывной чредой выступали новые коренные вопросы, требовавшие пересмотра всего миросозерцания, и мысль, захваченная громадными задачами, стоявшими перед ней, работала с лихорадочной напряженностью, создав тем великую по творческой силе полосу и в литературе, и в искусстве, и в науке (см. Россия — литература, искусство, наука).
Библиография: С. Татищев, „Имп. А. II“, 2 т., СПб. 1901 (ср. его-же: „А. II“ в „Русск. Биограф. Словаре“, изд. Русск. Ист. Общ., т. I); „Годы учения имп. А. II“ (Сборн. Имп. Р. И. О., тт. XXX и XXXI); записки К. К. Мердера („Русск. Стар.“, 1885); письма А. II к Мердеру (ibid. 1886); дневник Никитенко (ibid. 1891); дневник Валуева (ibid. 1891); Vict. Laferté, „Alexandre II. Dètails inédits sur sa vie intime et sa mort“, Bâle-Genève-Lyon, и сочинения по рассмарив. эпохе, указан. в ст. Россия; библиографию по отдельным реформам см. в соответствующих статьях Словаря.
Н. Аммон.