Сумерийский вопрос — вопрос о национальности древних обитателей Южной Вавилонии. С решением этого вопроса связано представление о происхождении человеческой цивилизации. Он возник в половине нашего столетия, когда Гинкс, Раулинсон и Опперт, независимо друг от друга, пришли к убеждению в несемитическом происхождении клинописи (см.). Опперт первый назвал изобретателей ее сумерийцами; Ленорман в семидесятых годах употреблял для них термин «аккадяне». Оба исходили из титула «царь Сумира и Аккада», считая его за указание господства над двумя этнографическими элементами государства: несемитами и семитами. Впоследствии Леману удалось подкрепить теорию Опперта ссылками на новый клинописный материал. Первым из семитических царей, принявшим вышеприведенный титул, был Хаммурапи после покорения несемитического Элассара; с этого же времени он стал излагать свои надписи на двух языках; очевидно, древняя культура покоренной области заставляла уважать свой язык наравне с государственным. Язык этот продолжал существовать в качестве научного, религиозного и, может быть, богослужебного до самых последних времен вавилонской культуры. До нас дошло на нем до 10 тыс. текстов с переводом на семитический, от всех времен древнего Вавилона до эпохи Селевкидов включительно. Кроме того, существует много силлабаров, где отдельные идеограммы объясняются в параллельных столбцах по-сумерийски и по-семитически. Имя Сумира в этих силлабарах иногда приводится как передача сумерийского kingi(n), которое значит «равнина» или просто «страна» по преимуществу; фонетика допускает возможность связи этого kingi(n) с Sumer и последнего — с библейским и иероглифическим Сенааром — Сингаром. Со времен Саргона II входит в употребление вместо этих имен термин «язык прорицаний, волхвований», что указывает на жреческую деятельность потомков древних сумерийцев, к этому времени осемитившихся и, вероятно, стоявших в этнографической связи с халдеями (см.). Таковы выводы подавляющего большинства ассириологов. Противником их выступил Галеви, с которым согласились Guyard, Pognon и на короткое время Делич. Путем разного рода натяжек они доказывали семитическое происхождение клинописи, а затем видели в С. текстах не особый язык, а тот же вавилонский, но написанный аллографически или криптографически, с жреческими целями; при этом они ссылались на встречающиеся даже в древнейших С. текстах семитические слова — но последние были естественными заимствованиями, возможными и в древнее время и вполне понятными в позднее, когда С. язык был искусственным, вроде монашеской латыни. О криптографии не может быть речи при существовании двуязычных надписей с семитическим переводом текста, который якобы желали сделать непонятным; мысль об аллографии также должна быть оставлена ввиду того, что многие С. слова имеются в греческой и лат. транскрипции (напр. Digba, Digubis = Digabba, сум. имя г. Куты, Molobobar = Mulubabbar = имя планеты Юпитера) и в виде заимствований в других языках даже до настоящего времени (напр. евр. и араб. haikal = ikal — дворец, лат. raudus = пехлев. rod, слав. руда = сум. urud — медь); произносимая аллография невозможна. Ссылка Галеви на отсутствие упоминания в клинописи С. языка была опровергнута Бецольдом, нашедшим в 1889 г. в Британском музее глиняную дощечку с надписью, в которой С. «язык прорицаний» был переведен по-семитически «lisan Sumeri = язык Сумира». Однако Галеви все еще продолжает прибегать к софизмам для спасения своей теории. Его противники иногда также бывали несвободны от крайностей: они не признавали заимствований из семитического в С., а только наоборот, и поэтому многое из чисто семитического достояния объявили С., начиная от отдельных слов и кончая такими явлениями, как параллелизм членов в поэзии и даже догматы ветхозаветной религии. В настоящее время это увлечение прошло; охладело также стремление приискать группу языков, в которую можно было бы поместить С. На этот счет было и есть много теорий; его приводили в родство и с египетским, и с китайским, и с этрусскими, и с урало-алтайским, и с монгольским. Последняя теория нашла наибольшее количество последователей, несмотря на отрицательное отношение к ней некоторых специалистов по урало-алтайским языкам (напр. Доннера, Уйфальви и др.). Особенно за нее стоят Ленорман и Гоммель. Они указывают на замечаемые в С. яз. агглютинизм, гармонию гласных, отсутствие грамматических родов, неизменяемость корня, инфигирование объекта и некоторые слова (напр. отец «atta», сын «ughul» и т. д.) как на показатели родства С. яз. с урало-алтайскими. Гоммель идет еще дальше и приводит для сравнения языки басков, грузин, эламский и т. д., считая их вместе с С. остатками какого-то первобытного языка культурного племени Азии и Европы. То немногое в теории Гоммеля, что поддается проверке, указывает скорее на скороспелость построений туранистов и убеждает в необходимости заняться предварительно тщательным изучением самого С. языка и разработать его еще мало исследованные грамматику и словарь. Силлабары и тексты дают нам две разновидности этого языка; одни ученые видят в них два диалекта, другие считают их ступенями развития одного и того же диалекта и называют древне- и ново-С. языком. Этот вопрос также может быть решен не а priori, а только после кропотливых филологических изысканий. На С. яз. составлены надписи древнейших царей Ура, этого центра С. культуры, Сирпурлы и др. Семитическая династия Сартона I в Агане указывает уже на начало нового порядка вещей; царь второй династии, Ура Дунги, оставил не только С., но и семитические надписи. Хаммурапи, объединивший под владычеством семитического Вавилона весь Сенаар, впервые стал составлять двуязычные надписи. Из религиозно-антикварных причин это делал даже позднейший царь Вавилона, Шамашшумукин, в VII в. Один двуязычный силлабар Берлинского музея датирован одним из Арсакидов. Далее на С. языке сохранилось много гимнов, знаменитые покаянные псалмы; с него, может быть, переведены сказания о сотворении мира и эпос Гильгамиса (?); на нем составлены многие религиозные, магические и научные тексты. Все это доказывает, что сумерийцы были не только изобретателями клинописи, но вообще основателями культуры; термины для различных понятий, относящихся к области государственного, общественного и религиозного строя в семитическом вавилонском и отчасти в других семитических яз., большею частью заимствованы из С. (напр. вавил. dupsar, арам. tpsr — писец, чиновник, iśšaku — жрец, abarakku — визирь, temminnu — пограничный камень), тогда как в древнейших С. текстах из семитического заимствованы слова вроде nakid — пастух, irinu — кедр и т. д., указывающие на характер сношений культурного государства с номадами и на получение С. царями леса для построек с семитического Ливана. Памятники, добытые de Sarzeh в Сирпурле и относящиеся по крайней мере к началу III тысячелетия до Р. Хр., дают интересный материал для знакомства с С. культурой. Найденные здесь барельефы и статуи обнаруживают совершенно отличный от семитического тип; надписи царей, особенно Гудеи, знакомят нас с пантеоном, состоявшим большею частью из богов-покровителей лиц и городов, и повествуют об обширных военных и мирных предприятиях царей, ходивших на Элам и добывавших кедры и диорит с отдаленного запада. Владетели называют себя не только царями, но и патеси (см.). Найденный на коленях статуи Гудеи план дворца и локоть на его масштабе указывают, что шестидесятичная система счисления, а также господствовавшая в древности вавилонская система мер и весов обязаны своим происхождением сумерийцам.
Литература. Свод старого материала и указания на литературу — у Weissbach, «Die Sumerische Frage» (Лпц., 1898). Талантливое обоснование С. теории — у Lehmann, «Samaśšukin, König von Babylonien» (Лпц., 1892). Теория Галеви изложена главным образом в его «Recherches critiques sur l’origine de la civilisation babylonienne» (П., 1876), «Aperçu grammatical de l’allographie assyro-babylonienne» (Б., 1883) и «Verhandl. d. V internat. Orientalist.-Congr.». Лингвистические обобщения Гоммеля изложены в его «Geschichte Babyl.-Assyriens» (Берл., 1855). См. еще статью юрьевского филолога А. Германа «О сумирском языке и его отношении к угро-алтайским» (в «Трудах X археологического съезда в Риге» (1876), и М. В. Никольский, «С. гимн богу Огня» (М., 1884).