ЭСБЕ/Новограмматическая школа

Новограмматическая школа
Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона

Словник: Нибелунги — Нэффцер. Источник: т. XXI (1897): Нибелунги — Нэффцер, с. 265—268 ( скан · индекс ) • Даты российских событий указаны по юлианскому календарю.

Новограмматическая (нео-грамматическая) или младо-грамматическая школа (Junggrammatische Schule) — прогрессивное направление языкознания, возникшее в Германии во второй половине семидесятых годов и в настоящее время господствующее не только на своей родине, но и вообще в Европе и Америке. Прозвище свое «новограмматики» (Junggrammatiker) получили в насмешку от своих противников «старограмматиков», представителей старой школы языкознания. В настоящее время эта кличка утратила всякий смысл, потому что «младограмматики» успели состариться (и в обычном смысле этого слова, и в переносном) и народить новое поколение ученых, пошедших дальше, чем они сами, а также и потому, что ученые их сверстники, не принадлежавшие к новограмматикам при их нарождении, теперь значительно приблизились к ним и очень мало от них отличаются. Благодаря этому рознь между представителями старой и новой школы, одно время довольно обостренная, теперь значительно ослабела. Самая разница между старым и новым методами в их теоретическом обосновании была совсем не так велика. Новограмматики часто только последовательнее и строже применяли на деле известные общие положения, которые «старограмматики» в теории признавали и даже иной раз сами формулировали, но от которых на практике зачастую отступали. Как всякое новое научное направление Н. школа имела довольно много предшественников, которые подготовили ее рождение. Уже Шлейхер, Георг Курциус, А. Фик и другие их современники являлись новаторами сравнительно со школой Боппа, Потта и их ближайших последователей, напр. Бенфея и др. В то время как Бопп стремился главным образом к выяснению происхождения флексии в индоевроп. языках, не определяя ближе, в каком периоде она возникла, а иногда даже относя возникновение известных флективных образований уже в отдельные индоевр. языки, Шлейхер, Курциус и Фик отнесли это возникновение к периоду индоевроп. языкового единства и в связи с этим выдвинули на первый план новую задачу — восстановление форм индоевропейского праязыка, о котором Бопп и его сверстники и не помышляли. И для той, и для другой задачи необходимо было самое широкое сравнение отдельных индоевропейских языков между собой, притом в их древнейших фазисах развития. Не удивительно поэтому, что внимание ученых было отвлечено от известных отделов науки, остававшихся неразработанными, а также, что значение древних языков, недоступных непосредственному наблюдению и сохранившихся лишь в неточной письменной их передаче (главным образом санскрита, окруженного ореолом особой древности), было преувеличено. В этом отношении ученые бопповского периода и шлейхеровского одинаково отличаются от новограмматиков, выставивших одним из основных принципов своего научного метода — изучение явлений языка в современных живых языках, особенно в безыскусственных народных говорах, и приложение выводов, полученных этим путем, к объяснению явлений древних языков. К этому привело их быстрое развитие отдельных индоевропейских филологий (германской, романской, славянской), которое было вызвано основными трудами Боппа, Гримма, Дица и др. и обнаружило в новых языках замечательную стройность и закономерность явлений, не меньшую, чем в древних. Огромное историческое значение имело, напр., открытие так называемого Гриммова закона передвижения согласных (Lautverschiebung) в германских языках, свидетельствовавшего о замечательной последовательности звуковых процессов в языке. Следствием этого открытия был прогресс во взглядах на фонетическую сторону языка, замечаемый уже у ученых шлейхеровского периода, сравнительно с Боппом и его сверстниками. В то время, как у Боппа мы находим почти полный произвол и хаос в его фонетических представлениях (звуки любой эпохи и любого языка у него могут переходить почти в каждый любой другой звук), Шлейхер уже заботится об установлении и соблюдении известных строгих и постоянных звуковых соответствий, вызывая тем жалобу Бенфея, что «звуковые законы» Шлейхера слишком стесняют «свободу» звуковых переходов. В своих чтениях и беседах (см. И. Шмидт, «Schleichers Auffassung der Lautgesetze» в «Zeitschr. für vergl. Sprachforsch.» Куна, т. XXVIII, 303) он даже высказывал неоднократно основное положение новограмматиков: «Звуковые законы не терпят исключений». Но в своих ученых работах на практике Шлейхер очень часто нарушал это положение. Поэтому оно было так основательно забыто, что впоследствии его пришлось нарочно освежать в памяти современников (см. цитир. статью Шмидта); в устах же новограмматиков, последовательно и строго применявших его в своих исследованиях, оно показалось резкой новизной и опасной ересью, приписано было самим новограмматикам и долго служило предметом для особо ожесточенных нападок их противников. Более строгое отношение к звуковым явлениям языка у новограмматиков опиралось на более точном, чем у старой школы, знакомстве с физиологией речи, начавшей обращать на себя внимание лингвистов еще с половины 50-х годов, благодаря известной книге Брюкке («Grundzüge der Physiologie und Systematik der Sprachlaute», Вена, 1856, 2 изд., 1876). К половине семидесятых годов эта новая, или лучше обновленная, научная дисциплина переходит уже от чистых физиологов, вроде Брюкке, Меркеля, Чермака и др., к языковедам, как Румпельт, Крейтер, Михелис, Сиверс (изв. книга последнего «Grundzüge der Lautphysiologie» вышла вторым изданием в 1876 г.) и др., и знакомство с ней среди филологов начинает становиться обычным явлением. Применение физиологии речи к объяснению звуковой стороны языка плодотворно отразилось и на чисто-историческом исследовании. Целый ряд научных гипотез в области индоевропейской фонетики, выдвинутых предшественниками новограмматиков и ими самими (теория двух, а теперь уже трех рядов заднеязычных согласных Асколи, Фика, Коллица, Шмидта и Бецценбергера, так называемый Вернеровский закон, теория плавных и носовых сонантов Остгоффа и Бругманна, новая теория индоевропейского вокализма [См. Индоевропейский вокализм] Бругманна, Остгоффа, де Соссюра и Гюбшманна и др. менее крупные открытия), вызван был именно более ясным и отчетливым представлением о звуковой стороне языка и процессах, в ней совершающихся. Народившийся таким образом физиологический метод фонетики нашел себе необходимое дополнение в психологическом, основанном на применении данных психологии к объяснению явлений языка. Введение последнего метода совершилось почти одновременно с распространением физиологического. Те же ученые, которые объявили себя сторонниками физиологической фонетики, явились и насадителями психологического метода в языкознании. Более строгое и отчетливое отношение к звуковым явлениям речи, основанное на знании физиологии звука, показало, что есть такие внешние изменения речи, казалось бы звуковые, которые не объяснимы фонетическим путем (старая школа видела в них обыкновенно звуковые «спорадические» процессы) и вызваны психологическими процессами в языке (см. Морфология). Благодаря возникновению новых методов, сравнительное языкознание сделало за последние 25 лет громадные успехи, и значительной их долей обязано именно Н. школе. Нарождение последней следует считать от появления книги Лескина (ученика Шлейхера): «Die Declination im Slawisch-Litauischen» (Лпц., 1876), в которой впервые с такой последовательностью была проведена аксиома новограмматиков о непреложности звуковых законов, а кажущиеся исключения объяснялись широко примененным психологическим методом. По строгости метода труд Лескина стоял выше, например, почти одновременно с ним появившегося труда другого знаменитого ученика Шлейхера, И. Шмидта: «Zur Geschichte des indogerm. Vocalismas» (Веймар, 1871—75), и до сих пор сохранил значение образцово выполненного исследования, несмотря на устарелость многих подробностей и частностей. Влияние книги Лескина было велико и отразилось на работах ближайших учеников и друзей его: Карла Бругманна, Германа Остгоффа, Германа Пауля и нек. других, как Клуге, Брауне, Сиверса, швейц. ученого де Соссюра, Г. Мейера, Дельбрюка и прочих ученых, сплотившихся вокруг перечисленных выше ближайших учеников Лескина (и Г. Курциуса в то же время). Важное историческое значение для развития и упрочения Н. школы имели затем журнал Пауля и Брауне: «Beiträge zur Geschichte der deutsch. Sprache und Litteratur» и общий труд Бругманна и Остгоффа: «Morphologische Untersuchungen auf dem Gebiete der indogerm. Sprachen» (особенно первые четыре части, Лпц., 1878—1881. Пятая часть вышла в конце 80-х гг.). В первом томе находим и profession de foi новой школы, высказанное впервые так категорично. В противоположность Шлейхеру и Максу Мюллеру, видевшим в языке живой организм, новограмматики заявляли, что язык неотделим от его носителя-человека и разгадать его природу можно, только изучая физическую и психическую стороны человеческой речи. Здесь же указывалось, что настоящий научный метод языкознания может быть выработан лишь на материале, доступном всестороннему непосредственному наблюдению и доставляемом новыми, живыми языками. Наконец, здесь отчетливо формулировалась аксиома о непреложности звуковых законов, действующих без всяких исключений, а также обращалось внимание на громадную роль в образовании грамматических форм, принадлежащую психическим процессам, так называемой аналогии, или «формальной ассоциации». Авторы сами указывали на Шерера («Zur Geschichte der deutsch. Sprache», Б., 1868) и Штейнталя («Assimilation und Attraction», «Ztschr. f. Völkerpsychol.» I), как своих ближайших предшественников. К ним нужно прибавить Асколи, Вернера, Мерге (Merguet), Коллица, Витнея и некот. др. (см. Delbrück, «Einleitung in das Sprachstudium», изд. 1893, гл. IV). В полемике с новограмматиками, особенно усилившейся в половине 80-х гг., принимали участие Бецценбергер, Э. Кун, И. Шмидт, Г. Курциус («Zur Kritik der neuesten Sprachforschung», Лпц., 1885), Коллиц («Die neueste Sprachforschung und die Erklärung d. indogerm. Ablautes», Геттинген, 1886 и в XI т. журнала Бецценбергера: «Beiträge zur Kunde d. ing. Sprachen»), Шухардт («Ueber die Laulgesetze. Gegen die Junggrammatiker», Б.) 1885), Асколи («Archivio glottologico italiano», 1886, т. X, нем. перевод: «Sprachwissenschaftliche Briefe», Лпц., 1887; письмо 3-е: «Ueber die Junggrammatiker») и др. Новограмматики отвечали им рядом брошюр и статей (важнейшие: Delbrück, «Die neueste Sprachforschung», Лпц., 1885; Osthoff, «Die neueste Sprachtorschung und die Erklärung des indogerm. Ablautes», Гейдельберг, 1886; Brugmann, «Zum heutigen Stand der Sprachwissenschaft», Страсбург, 1885). Исторический очерк развития Н. школы см. у Дельбрюка: «Einleitung in das Sprachstudium» (2-е и 3-е изд., гл. IV, Лпц., 1884, 1893), а также у H. Ziemer: «Junggrammalische Streifzüge im Gebiete der Syntax» (Кольберг, 1882), который вместе с Дельбрюком является представителем Н. школы в области синтаксиса. Особенно важное значение в этой области имеют труды последнего: «Die Grundlagen der griechischen Syntax» (Гелле, 1879), «Altindische Syntax» (ibid., 1888), входящее в серию «Syntaktische Forschungen» (5 томов) и «Vergleichende Syntax der indogerm. Sprachen» (т. I, Страсбург, 1893). К основными трудам Н. школы, кодифицирующим ее теоретические воззрения и результаты исторических изысканий в области индоевропейских языков, относятся, кроме «Einleitung» Дельбрюка, еще Н. Paul: «Principien der Sprachgeschichte» (Галле, 1880, 2 расшир. изд., 1886), самое полное и глубокое изложение элементов исторического языкознания во всей литературе предмета, и К. Brugmann: «Grundriss der vergl. Grammatik der indogerm. Sprachen» (2 тома в 5 част., Страсб., 1886—93; первый том скоро выйдет вторым, переработанным изданием) — монументальный труд, имеющий такое же вечное историческое значение, как «Сравнит. грамматика» Боппа и «Компендий» Шлейхера, и завершающий собой деятельность крупного периода в истории науки. С 1892 г. главным органом Н. школы и родственных направлений является журнал «Indogermanische Forschungen» (Страсбург, 7 томов), самое живое и богатое по содержанию периодическое издание этого рода. Здесь работают и младшие представители Н. школы, как проф. Штрейтберг и Гирт, и прочие новограмматики, как Бругманн, Остгофф, Бартоломэ, Г. Мейер, Турнэйзен, Штольц, Гюбшманн, Вакернагель, из сканд. ученых Норэн, Соф. Бугге, Пер Персон, Хольгер Педерсен, Аксель Кок, Иогансон, Даниельсон, из англичан и американцев Conway, Wh. Stokes, Bloomfield, Buck, из слав. ученых Бодуэн де Куртенэ, Розвадовский, пражский проф. И. Зубатый, из франц. де Соссюр и др. Здесь сосредоточено все научное движение последних 10 лет. В России к Н. школе близко примыкает так называемая «казанская» школа лингвистов с проф. И. А. Бодуэном де Куртенэ и покойным Н. В. Крушевским во главе, основатель которой, И. А. Бодуэн де Куртенэ (см.), является, однако, вполне самостоятельным ученым, пришедшим, независимо от новограмматиков, к аналогичным научным принципам (см. статью о нем и Крушевском в 5 т. «Критико-биографического Словаря русских писателей и ученых» С. А. Венгерова). В некоторых отношениях учения этой школы представляют важные поправки и дополнения к учениям новограмматиков. Из русских ученых, не принадлежащих к названной школе, заявляли о своей солидарности с основами Н. школы: проф. Р. Ф. Брандт и И. В. Нетушил (последний излагал основания Н. школы в «Филологич. Обозрении» в Крит. отд., т. I, стр. 29 и след., т. II, стр. 34 и след).

С. Б—ч.