Монголия (по китайски «Мэн-гу») — громадная страна Средней Азии, находящаяся в политической зависимости от Китая. В физико-географическом отношении она представляет собой высокое плоскогорье, окаймленное на С. Русским Алтаем, Саяном и Гэнтэйем, на В. Хинганом, на Ю. Иньшанем и на З. Южным, или Монгольским, Алтаем, иначе назыв. Эктагом. Лежит между 37°30′—53°45′ с. ш. и 85°20′—124° в. д. Граничит на С. — Сибирью (губ. Томской, Енисейской, Иркутской и Забайкальскою обл.), начиная от горы Канас на западе до Абагайтуевского караула на В. Вост. административную границу, отделяющую М. от Маньчжурии, составляет воображаемая линия, начинающаяся от русской границы близ оз. Таргун и следующая далее на Ю. в параллели оз. Кулун, Боир, а засим уклоняющаяся к В. и, проходя несколько южнее г. Цицикара, достигающая г. Хулань-чэн; отсюда она круто поворачивает на ЮЗ. и, минуя г. Чан-чунь, доходит до берегов Ляо-хэ; направляясь далее к верховьям этой реки, известным под именем Шара-мурэни; еще далее она следует в том же ЮЗ. направлении до хребта Инь-шань. Южная граница М. точно обозначается Великой стеной на пространстве Чжилиской, Шансиской, Шэнь-сиской и Гань-суской провинций собственного Китая. Зап. границу составляет опять воображаемая линия. От Цзя-юйгуани линия эта идет с Ю. на С. параллельно реке Эцзинэ-гол, приблизительно до 98° вост. долг. К С. от оз. Собо-нур (42° сев. шир.) она поворачивает на З., а потом на СЗ., к горам Карлык-таг, по хребту которых тянется до оз. Тур-куль (92° вост. долг.); отсюда она идет на С. по окраинам пустыни Номин-минган-гоби к цепи Шара-нуру, вдоль которой следует до гор Хабтак-богдо (90°10′ вост. долг.), чтобы отсюда снова направиться на С. до встречи с монгольским Алтаем у р. Борджон-гола; от этого места граница М. обозначается вершинами Южн. Алтая до горы Канас, крайнего пункта М. на З. Площадь М. может быть определена только приблизительно и равняется, по Бэму и Вагнеру, 3337283 кв. км. По своему внешнему виду пространства М. в общем могут быть разделены на три части, резко отличающиеся одна от другой не только по своему рельефу, но равно по климату, флоре и фауне. Срединную часть М. представляет собой каменистая равнина, являвшаяся когда-то, несомненно, дном ныне высохшего моря и именуемая в науке «Монгольской» Гоби в отличие от «Великой» Гоби. Последняя простирается к В. от берегов Яркенд-дарьи и, захватывая собой всю Таримскую котловину, лишь сочленяется с монгольской Гоби через посредство Галбын-гоби (в Алашани) и песков Кузупчи (в Ордосе). К этой «Монгольской Гоби», простирающейся в длину, с ЮЗ. на СВ., более 1000 в., а в ширину, с СЗ. на ЮВ., от 300 до 500 в., прилегают на СЗ. и ЮВ. две горные страны совершенно иного характера. Сев.-зап. страна представляет собой ряд горных цепей, которые тянутся почти параллельно друг другу с СЗ. на ЮВ. Линии этих гор, очевидно, выходят из массива Русского Алтая и, встречаясь с поперечными горами, образуют несколько долин, сообщающихся как между собой, так и с «Монгольской Гоби» посредством длинных проходов; очевидно, это были заливы ныне высохшего моря. Северная часть этой горной страны, тянущейся к В. до Урги, изобилует лесами и принадлежит бассейну Сев. океана. Вторая страна, к ЮВ. от Монгольской Гоби, окаймляется цепями Бол. Хингана и Инь-шаня, а равно многочисленными отрогами, тянущимися к В. и Ю. от этих горных кряжей. Она характеризуется множеством пригодных для земледелия долин и богатыми пастбищами, под которые отводятся здесь мягкие и пологие склоны гор. Страна эта принадлежит уже к бассейну южного океана, представляет собой как в геологическом, так и в этнографическом отношении переход от пустынь М. к пастбищам Маньчжурии и в настоящую пору год от года все больше и больше культивируется китайцами. Последние зовут эту местность «Внутренней Монголией», или «Коу-вэй» (за воротами), в отличие от настоящей степной М., которую называют они «Цао-ди» (страна трав).
Орография. Вост. оконечность Русского Алтая, увенчанного пиками Канас (10500 фт.) и Табын-богдо (11000 фт.), представляет собой настоящее гнездо орографической системы сев.-зап. М. из этого пункта выходит к Ю.В. громадная цепь Монгольского, или Южн., Алтая; отсюда же отделяется на С.В. пограничный с Россией хребет Сайлюгэм, который выпускает от себя горную цепь Таннуула, тянущуюся параллельно Монгольскому Алтаю и имеющую естественную связь с Хангаем и Саяном. Еще недалеко то время, когда Монгол. Алтай признавался оканчивающимся к С. от истока Иртыша и почитался не более как короткой ветвью Русского Алтая; но недавние путешествия Потанина и особливо Певцова открыли, что эта цепь тянется без перерыва до степей Галбын-гоби, а небольшими увалами достигает даже гор Хара-нарин-ула, ограничивающих на С. долину Хуанхэ. По тем же данным Монгольский Алтай представляется самым мощным кряжем Центральной Азии: он простирается с С.З. на ЮВ. между 49°—42° сев. шир. и между 85°30′—104°30′ вост. долг. на протяжении свыше 1700 км. Начиная от горы Канас до горы Улан-даба Монгольский Алтай не носит общего названия и представляет собой массу громадных и покрытых вечными снегом пиков; общая высота гор весьма значительна. По определению Потанина, проход Урмогайты в главной цепи равняется 9710 фт. (2962 м), а Теректы, в боковой цепи к З. от Кобдо, находится на высоте 10500 фт. (3203 м). От прохода Улан-даба цепь получает общее название Алтайн-нуру и начинает понижаться, хотя в соседстве прохода имеются еще вершины, далеко переходящие за линию вечного снега. От вершин Борджон-гола белки исчезают вовсе, и проход Олэн-даба, располагающийся далее к ЮВ., имеет высоты только 2820 м. Далее к В. цепь, известная здесь под именами Шаргаин-барун и Бурхан-ула, еще более понижается, чтобы возвыситься затем в массив Эрдэни-богдо, который начинается к З. от Ихэ-богдо (4000 м) и оканчивается на В. пиком Цасуту-богдо (4300 м), представляющим самую высокую вершину во всем Алтае. Между вершинами Улан-даба и Цасуту-богдо главная цепь сопровождается на С. параллельной ей второстепенной цепью, которая начинается от горы Батур-хаирзан (3500 м) и образуется постоянно сменяющими свое название гребнями: Батурыин-шили, Мунке-цасуту-богдо, Дарибэнь-нуру, Тайшир-ула и, наконец, громадой Баин-цаган, которая соединяется с главной цепью несколько западнее пика Икэ-богдо. Восточнее вершины Цасуту-богдо Монгольский Алтай загибается несколько к Ю. и начинает постепенно опускаться. Цепь Арца-богдо — прямое продолжение Эрдэни-ула — еще довольно высока и поднимается над окружающей равниной свыше чем на 900 м; но уже горы Гурбан-сайхан, которые продолжают ее на В., опускаются весьма значительно и далеко не достигают линии вечного снега. Оканчивается эта цепь холмами Хурху и Бага-богдо, которые уже постепенно спускаются в равнину Галбын-гоби. Проход, которым Пржевальский перевалил через эти холмы, имел только 1607 м абсолютной высоты и не поднимался свыше 320 м над окружающей местностью. Цепь Танну-ула начинается у сочленения Сайлюгэма с Саянскими горами, близ озера Джувлукуль, и тянется сначала к СВ., а потом к ЮВ., всего приблизительно на 550 в., параллельно Монгольскому Алтаю. У среднего течения Селенги она делается известной под именем Хантай-ула. Северный склон Танну-ула пологий, южный — крутой. Хребет нигде не достигает снеговой линии. К С. Танну-ула дает отроги, которыми сочленяется с горами Гостанду-тайга, составляющими отрог Саяна. Хангайский хребет, получая свое начало к СЗ. от р. Хара-хира (приток Убса-нура), тянется в направлении к ЮВ. приблизительно на 900 в., до истоков Орхона, и оканчивается рядом холмов посреди Монгольской Гоби, около 47° с. ш. Цепь его, параллельная Танну-ула и Монгольскому Алтаю, находится почти в одинаковом расстоянии от этих гор. Высшая точка Хангая, покрытая вечным снегом, находится как раз посреди цепи и называется Богдохаирхан, или Отхон тэнгри. С обеих сторон этой вершины находятся проходы на высоте 2910 и 3136 м. К СЗ. от Отхон-тэнгри Хангай при посредстве гор Булунай и нескольких второстепенных ветвей соединяется с хребтом Танну-ула. К В. от той же горы Отхон Хангай дает от себя целую серию параллельных ему отрогов: Тарбагатай, Гичжигин, Чулунай-уха, Сайхан-ула, между которыми находятся долины правых прит. Селенги. Являясь, таким образом, в близкой связи с орографической и гидрографической системами Южной Сибири, Хангай почти не имеет связи с Монгольским Алтаем, отделяясь от него на всем своем протяжении каменистой долиной, инде покрытой солончаковыми озерами. Единственным сочленением этих двух хребтов можно почитать цепь Дурбэльчжин-боро-нуру, которая, отделяясь от Хангая на В. от Нарбачжи-хуре, поворачивает от Дзабхана к Ю., на соединение с Алтаем; но эта цепь едва возвышается над окружающей долиной. Помянутая каменистая долина является ныне не более как узким проходом, посредством которого Монгольская Гоби соединяется с двумя обширными плато запад. М. — кобдосим и убса-нурским. Абсолютная высота этой долины у вост. входа в нее у колодца Холт (47°35′ с. ш. и 100°40′ в. д.) =1340 м, т. е. почти та же что и ближайших частей Монгольской Гоби. Небольшие отроги, выходя из Хангая, разделяют Кобдосское плато на множество маленьких долин, каждая из которых снабжена соляным озером, по составу и виду совершенно подобным Гобийским; таковы долины Цзэргэ-тала, Кисыйн-тала и др. Обращаясь к рассмотрению другой части М., ограничивающей монгольскую Гоби с В. и Ю.В., мы видим, что, подобно тому как на СЗ. русский Алтай; на СВ. М. образуют собой центральный горный узел снеговые вершины Гэптэйя. От этих вершин протягиваются: в направлении к С.В. — Яблоновый хребет, к В. горная цепь Дутулун, к СЗ. уходят три горных массива, из которых самым высоким является Манхадай. Кроме сего от
Гэнтэя отделяется к Ю. маленькая цепь Алтан-улугэй и к ЮЗ. гораздо высшая ее цепь Гунту, окаймляющая Ургинскую долину с С., тогда как к Ю. от Урги высится совершенно уединенный массив Хан-улы. К З. от Урги цепь Гунту разделяется на несколько отрогов: Гурбан-урту, Дзэгиль, Силин-даба, Гангыйн и пр. Эти два последние отрога продолжаются далеко на З., идя почти параллельно один другому, под разными названиями, до среднего течения Орхона. Пространство, заключенное между этими горами, составляет довольно возвышенное плато, образующееся из множества мелких долин (Цэгэйн-цатам, Харанидун — 900 м), каждая из которых, подобно кобдосским, имеет маленькое озерко, и только на зап. оконечности одной из них, Тахильту, находится большое озеро Угэй-нур (1241 м). Центральный массив Гэнтэя очень высок и покрыт густыми сосновыми лесами. Северо-западные отроги изобилуют водой, лесами и дугами. К З. отроги Гэнтэя постепенно понижаются и на правом берегу Орхона представляют собой только холмы, тогда как левый берег той же реки окаймляется крутыми скатами Хангая. Орографической связи между этими двумя хребтами нет никакой. Цепь Большого Хингана, поднимающаяся на В. М., отделяет Монгольскую Гоби от низменных степей, которые хотя и причисляются к М. в административном отношении, тем не менее естественно тяготеют к травянистым долинам Маньчжурии. По течению вод и положению озер, которые мы видим на китайских картах, следует предполагать, что Хинган опускается отлого и что между его подножием и долинами Нонни-цзяна и Шара-мурэни находится низменность, покрытая соляными озерами и имеющая природу, переходную от Гоби к степям Маньчжурии. В южной оконечности Хинган (по Пржевальскому) расширяется, доходя в среднем до 150 км, и разделяется на несколько отрогов. На ЮВ. эти отроги составляют обширную гористую страну истоков Ляо-хэ и ее многочисленных притоков, которая в административном отношении образует округ Чэн-дэ-фу, подчиненный провинции Чжи-ли. На ЮЗ. отроги Хингана при посредстве горной цепи Ку-лю-шань соединяются массивами Инь-шаня. Инь-шань, ограничивающий с Ю. высокое плато М., начинается к В. от Калгана и оканчивается в соляных пустынях Алашани на С. от изгиба Хуанхэ. Северный склон его очень мало поднимается над этим плато, тогда как южный вздымается высокими и утесистыми обрывами над монголо-китайскими равнинами. На пространстве между Калганом и Куку-хото М. граничит на Ю. двумя параллельными Инь-шаню цепями: Да-цин-шань и Тай-бо-шань. По гребню второй из этих целей проходит великая стена и оканчивается он на левом берегу Хуанхэ. На З. Инь-шань оканчивается горами Хан-ула, которые тянутся параллельно Хуанхэ и исчезают в пустынях Алашани, в 200 км от Динь-юань-инь. На правом берегу Хуанхэ, в той части ее течения, которая направляется с Ю. на С., поднимается цепь холмов, которая, постепенно повышаясь, образует наконец настоящие горы, носящие название Арбуз-ула. Переходя за сим на левый берег реки, эти горы образуют собой цепи Алашаньского хребта, тянущегося в направлении на ЮЮЗ. почти до 38° с. ш. Алашань нигде не достигает снеговой линии, и две самые высшие точки его, Дзумбур и Бугуту, не поднимаются свыше 3000 и 3300 м. В окрестную пустыню с Алашани стекают только незначительные ручейки, благодаря которым подножия этого хребта окружены узкой полосой оазисов и довольно богатых пастбищ. Громадное пространство почти в 1500000 кв. км, находящееся между Гэнтэем, Хинганом, Инь-шанем и Монгольским Алтаем, составляет поверхность Монгольской Гоби. Древние географы представляли себе Гоби в виде замкнутого и чрезвычайно высокого плоскогорья; это была так назыв. «внутренняя, высокая Татария»; но по гипсометрич. наблюдениям и описаниям позднейших путешественников (Фусса, Бунге, Мосина, Фритче, Пржевальского, Потанина и Певцова) можно с утвердительностью говорить, что Монгольская Гоби представляет собой плоскогорье с средней высотой в 1144 м; что же касается поверхности ее, то, помимо равнин, в ней встречаются невысокие кряжи, отдельные горные группы и горы, направляющиеся обычно с З. на В. В общем Гоби более возвышена по своим оконечностям, чем в центре, где преобладает низменность (от 800 до 900 м сред. выс.). Она имеет форму эллипсиса, у которого большая ось, направленная с СЗ. на ЮВ., проходит между станциями Уйпзан и Ирэн Калганско-Ургинского торгового тракта. На юго-вост. оконечности этой впадины, близ колодца Эцзэн-хошу (к ЮВ. от Йэхэ-Удэ), находится самая низкая из известных точек Гоби (607 м). К В. отсюда Фритче находит местность довольно возвышенную, на пространстве между Кэруленом и Долон-нуром (самая низкая точка 1136 м); за сим, между этим повышением и Хинганом, снова залегает низменность, подобная центральной; средняя высота этой впадины не превышает 850 м. К З. от центральной впадины Гоби снова значительно поднимается: Пржевальский нигде не нашел здесь пункта ниже 1342 м. Промежуточный между горами и низменностью пояс, образующий окружность Гоби, начинается на высоте приблизительно 1100 или 1200 м. В юго-зап. углу его, как было уже сказано, Монгольская Гоби сообщается узким проходом (1200, 1300 м высоты) с Кобдосским и Убса-Нурским плато, которые вообще лежат на 100, 200 м выше среднего уровня Гоби. Сев. часть Монгольской Гоби гораздо более разнообразна видами, чем южная: здесь встречаются и невысокие холмы и цепи утесистых возвышенностей, тянущихся с З. на В. Между наиболее высокими из них можно отметить Улан-тологой, Хаирхан-галу и Дархан к ЮВ. от Урги; Аргали, через которую проходит караванная дорога от Урги до Калгана; Баин-дунь, Бату-хан, или Ханула (1958 м), Нукухэй-дабан и Холбо-халга — последние два на дороге от Хэрулэна к Долон-нуру. Южная часть Гоби так же точно представляет собой несколько небольших хребтов, идущих с С. на В., таковы: Хуйтун-шили (830 м), Амоголан-хан или Имыйн-хату (2271 м), к З. от озера Далай; холмы Хан-обо, Суму-хада и Шара-хада по дороге из Калгана в Улясутай; холмы Минган и Хуйтун на Алтайском тракте и др. Все эти холмы, имеющие вид гранитных утесов, едва возвышаются над окружающей местностью на 100 или 200 м. На остальных обширных пространствах Гоби совершенно плоские и гладкие равнины, а равно и места, сплошь покрытые песками или солеными налетами, так же редки: они встречаются только в южной и юго-вост. частях. За всем тем вид этой желтой пустыни подавляюще однообразен. Почти по всей Гоби голая земля, низкий кустарник, рвы и ряды бугорков следуют, как волны на бесконечной поверхности моря. Монгольская Гоби все же сильно разнится от настоящей, так называемой «Великой» Гоби, занимающей всю Таримскую котловину и протягивающейся от Памира до Хуанхэ и от Алтан-тага до Тянь-шаня и еще далее до Чжунгарии. Великая Гоби ниже Монгольской Гоби, так как средняя высота ее не превосходит 951 м (по 32 определениям Пржевальского, Потанина и Сосновского). В Монгольской Гоби почва камениста и состоит из гравия и др. мелких камней, тогда как песчаные дюны, почти сплошь занимающие Великую Гоби, едва известны в Монгольской. По составу почвы меняется также и флора и фауна. Наконец, Великая Гоби заключает в себе пространство, в 2½ раза превосходящее монгольскую Гоби. Обе Гоби сочленяются через посредство так наз. Галбын-гоби, которая залегает между юго-вост. оконечностью Монгольского Алтая и зап. оконечностью Инь-шаня. Галбын-гоби представляет пустыню смешанно как песчаную, так и каменистую.
Орошение. М., находясь на пути сухих ветров, освобождающихся от своих паров на склонах окрайных гор, не могла дать начала ни одному значительному водному потоку. Только в сев.-зап. горах ее получают свое начало две большие сибирские реки: Енисей и правый приток его Селенга. Енисей, верхнее течение которого известно под именем Хуа-кэм, а потом Улу-кэм, протекая по северной окраине М., принимает в себя в границах этой страны два значительных притока: справа Бэй-кэм, вытекающий из Саянских гор, и слева Кемчик, получающий начало в Алтае. Верховья Енисея для судоходства положительно неудобны, и даже сплавное движение по нему делается возможным лишь от пункта слияния Вэй-кэма с Хуа-кэмом, хотя и это ввиду существующих на реке порогов небезопасно. Бассейн Селенги принадлежит М. в большей своей части. Относительно истоков этой реки географы не пришли еще к соглашению. Самые значительные притоки Селенги в М. слева Егиин-гол, справа Орхон. Имя этой последней реки — одно из наиболее часто встречающихся в истории М. На его берегах был построен Каракорум, древняя столица М., а впоследствии первый ламайский монастырь Эрдэни-цзу. Главнейший приток Орхона, Тола, не менее известен — на нем стоит Урга, самый обширный и священный из всех городов современной Сев. М. В северо-восточной М. наиболее значительной рекой явл. Онон, один из истоков Амура, берущий начало на северном склоне Гэнтэя. В юго-вост. М. самыми большими реками считаются Шара-мурэнь, в нижнем своем течении именуемая Ляо-хэ, с притоком ее Шахан-Ло-хэ; так же точно, по крайней мере верхним своим течением, принадлежит М. и р. Луань-хэ. На Ю. М. принадлежит большой изгиб Хуанхэ, отделяющий от кочевьев внутренних монголов Ордосское плато. Наконец, часть восточной границы Монголии составляет Сунгари, левый приток которой, Нонни-цзян, своими верховьями принадлежит также Монголии. Остальные проточные воды М. принадлежат внутренним бассейнам. Отличительный характер их — сравнительная короткость течения, и все они или вливаются в незначительные, более или менее соленые озера, или же теряются в болотах, солончаках и песках пустыни. Самая значительная из таких рек, Кэрулэн, имеет протяжения свыше 1000 км; она впадает в оз. Хулунь, или Далай-нур, из которого в свою очередь вытекает Аргунь; Ульцзя или Хуйтун-гол в длину вдвое меньше Хэрулэна — она берет начало на вост. склонах Гэнтея, течет параллельно Кэрулэну и впадает в оз. Барун-Торэй, находящееся уже в русской территории. Три другие реки Гоби, текущие на протяжении 600—700 км, находятся в сев.-зап. М. Это — Тес, приток оз. Убса, Кобдо, изливающаяся в оз. Хара-нур, и Дзабхан; последняя река берет начало на южном склоне Хангая под именем Буянту, течет сначала на ЮЗ., а потом на СЗ., принимает с правой стороны Улясутай и впадает в оз. Айрак-нур, предварительно приняв в себя с левой стороны протоку Тотхан-тэли, выпускаемую оз. Дурга-нур. Из рек 150—200 км длины можно назвать Нарин, приток оз. Убса; Кунгуй — приток Айрак-нура и пять рек, спускающихся с Хангая и впадающих в пять озер, находящихся в долине, соединяющей Монгольскую Гоби с Кобдосским плато. Байдарик — самая западная (180 км), из этих рек, имеющая притоки Дзак, Урца-гол и Цаган-гол, — впадает в озеро Цаган. Далее к В. встречается Нарин-гол, впадающий в пресное озеро Джиргаланту; Туйн-гол, вливающийся в соленое озеро Орок-нур; Таца — приток соленого Буин-цаган-нура и, наконец, Горида, в нижнем своем течении именуемая Арагуйн-голом, которая прежде почиталась впадающей в пресное озеро Цэгэйн-нур, а по последним сведениям исчезает в песках (Позднеев, 1892 г.). По необъяснимой случайности одна из всех рек этой системы течет в совершенно обратном направлении: это р. Иро, находящаяся между Нарин-голом и Туин-голом. Вытекая с южн. стороны Хангайского отрога Булаганхошо, она тянется на пространстве ок. 100 км в направлении к С. до оз. Кэку. Реку эту видел Элиас. Самой большой из рек южн. Монгольской Гоби является Онгиин (свыше 200 км), приток оз. Одон-нура. Для судоходства все эти реки по причинам своего мелководья, быстроты течения, каменистости и порожистости дна совершенно невозможны. В юго-вост. части Монгольской Гоби имеется только несколько незначительных речек, напр. Силин-гол, впадающая в оз. Цайдара, и Дзирал-гол — прит. Натак-нура. Весьма вероятно, что относительно большее возвышение гребня Бол. Хингана над низменностями Маньчжурии, чем над Монгольским плоскогорьем, служит причиной того, что стекающие с него воды направляются преимущественно в сторону этого наибольшего падения, на В. Так, мы находим здесь pp. Хахир и Чоло, притоки Тансуту-нура и, наконец, Торо-усу, имеющую уже свыше 250 км течения и впадающую в оз. Тала-хун неподалеку от верховьев Нонни. Что касается Инь-шаня, то он также посылает от себя несколько речек в Монгольскую Гоби, самой значительной из которых следует почитать Шара-мурэнь. В Алашани текут с Ю. на С. две уединенных реки: Сань-цзян, или Да-хэ, впадающая в оз. Юй-хой (монг. Харанур), и Шао-тай-хо — приток оз. Чан-нин-ху. Обе эти реки известны европейским путешественникам лишь у своих истоков, в горных цепях Нань-шаня.
Озера. Самым обширным из оз. сев.-зап. М. является Хосогол (120 верст длины и 130 в. ширины), лежащее в 10 в. к Ю. от белка Мунхэ-Сардык в Саяне; оно имеет характер совершенно альпийского бассейна и при посредстве р. Эгиин-гол, впадающей в Селенгу, изливается в Ледовитый океан. Вода Хосогола пресная; много рыбы; замерзает озеро в ноябре, вскрывается в конце мая или начале июня. Остальные озера М. представляют собой более или менее значительные впадины, в которые собираются воды с окружающих их плоскогорий. Каждое из этих многочисленных озер в течение нескольких лет может изменить и свою форму, и свои размеры, и даже свойство своей воды. Те озера, которые были пресными, так как имели сравнительно многоводные притоки, меняются в соленые, лишь только питающие их реки по причине сильных жаров и засух перестают приносить количество воды, потребное для восполнения потери испарений. Озера уменьшаются в объеме и даже вовсе исчезают, после чего остаются только обширные солончаки да различные морские осадки. От дождя соленое болото снова превращается сначала в соленое, а потом и в пресное озеро. Однако случаи высыхания и оголения встречаются гораздо чаще, чем превращение в пресный бассейн. Общая наклонность к сухости действует здесь, по-видимому, уже много веков, и те же самые причины, которые уничтожили здесь большое внутреннее море третичной эпохи, продолжают высушать и остатки его, собирающиеся в самых глубоких впадинах древнего морского дна. Весьма вероятно также, что постепенное повышение монгольского плато благоприятствовало высыханию местности и быстроте испарений на ее поверхности. Самое большое из континентальных озер Убсанур, в сев.-зап. углу М., имеет более 60 км. шир. и 68 км. дл. и питается водами своих многочисленных притоков. Берега озера плоски и пустынны, дно устлано песком и мелким булыжником, вода — горько-соленая. К ЮЗ. от него располагается целая система озер, из которых большее, Киргиз-нур, имеет около 1000 вер. в окружности и соединяется протокой с меньшим озером Айрак-нур (45 вер. в окружности). Берега обоих озер пустынны; вода в первом соленая, во втором — пресная; рыба водится только в последнем, питаются оба озера водами своих притоков Кунгуя и Дзабхана. К Ю. от него лежат озера: пресное Хара-усу, или Йэхэ-арал, и соленое Дурга-нур, сев. часть которого называется Хара-нуром. Оба эти озера, питающиеся стекающими с окрайных гор притоками (из которых у Йэхэ-арала есть и такие большие, как реки Кобдо-Буянту, Хара-усу), соединяются между собой следующим образом: Йэхэ-арал на С. выпускает из себя незначительный проток, впадающий в маленькое озеро Алак-нур, и в то же озеро впадает выпускаемый Дурга-нуром проток Татхэн-тэли. Соединившиеся в Алак-нуре протоки эти вытекают из оного речкой Чон-харих, впадающею в Дзабхан. Означенная связь ясно указывает, что прежде эти три озера составляли единое целое. В сев.-вост. части М. совершенно то же явление представляют собой озера Хулунь и Буир. Первое из них, называемое еще Далай-нур, лежит в 30 вер. к ЮЗ. от Абагайту, имеет до 35 вер. ширины, около 70 вер. длиной и питается водами р. Кэрулэна. Вода в нем ныне мутная и солоноватая, но на берегах его были находимы большие пресноводные раковины. Буир-нор растягивается с ЮЗ. на СВ. и питается водами впадающей в него на С р. Халха. Между собой оз. Хулунь и Буир соединяются протоком, называемым Уршунь-голом. Помимо этих двух, в Вост. М. нет больших озер, мелкие же разбросаны по всей степной полосе, особливо прилежащей Бол. Хингану, причем на запад. стороне Хингана, со стороны Гоби, озера преимущественно соленые, а на вост. склонах пресные. В Запад. М. озер, имеющих от 5, 10 до 30 и 50 км в окружности, можно насчитать сотни. Среди них самыми значительными являются 5 озер зап. прохода Гоби, о которых говорено по поводу впадающих в них рек. Далее следует большое пресное оз. Угэй-нур, близ правого берега р. Орхона и др. В юго-вост. углу Гобийского плато встречаем одно большое оз. Далай-нур. Оно имеет около 60 вер. в окружности, горько-соленую воду и принимает в себя 4 реки: с В. — Шара-гол и Гунгэр, а с З. — Холо-гол и Шарга-гол. В оз. много рыбы. Проф. Позднеев (1893 г.) описывает устройство артелей составляемых китайцами для ее лова. В Алашани наибольшая Гобийская впадина (940 м. выс.) занята соленым оз. Чжаратай-дабасу-нур, окруженным со всех сторон более чем на 50 км солеными пластами от 1 до 2-х м величиной. Разработка этой соли составляет основной источник доходов алашаньского князя.
Климат М. характеризуется, во-первых, крайней сухостью атмосферы, а во-вторых — удивительными переменами температуры не только по временам года, а даже в разные часы дня. На крайнем С.З. М. наиболее сырое атмосферное течение является со стороны ближайшего, т. е. северного моря. Северо-вост. ветры приносят дожди и воскрешают растительность, но эти ветры достигают только север. склонов Алтая, южные склоны которого получают уже сравнительно мало влаги и остаются почти лишенными растительности. Остальная сев.-зап М., подвергаясь зимой влиянию холодных сев.-зап. ветров, дующих из полярных стран, где в эту пору бывает барометрический максимум, очень холодна. А. И. Воейков, утверждая факт господствования в сев.-зап. М. зимой высокого атмосферного давления, объясняет его большим охлаждением твердой земли сравнительно с морем; с другой стороны, он признает здесь за этим высоким давлением значительное постоянство, каковое, по его мнению, является в силу того, что накопляющийся в долинах и на плоскогорьях холодный воздух, будучи задерживаем окружающими горами, не имеет свободного стока и стоит почти всю зиму, способствуя установлению высокого давления, ясной и холодной погоды. Еще далее эти господствующие зимой в сев.-зап. М. ветры, проходя от Ледовитого океана до Саяна пространство свыше 3000 км, не приносят уже с собой на монгольское плато никакой влаги, и этим объясняется чрезвычайная сухость здешнего воздуха, доходящая, по свидетельству Потанина и Помпелли, до того, что местные жители принуждены бывают защищать свое лицо войлочными капорами, чтобы не трескалась его кожа. Относительно климатических особенностей сев.-зап. М. в другие времена года трудно говорить определенно по недостатку данных; достоверно лишь, что летом в противоположность зиме здесь преобладают теплые южные и юго-вост. ветры, вызываемые барометрическим минимумом в тех же полярных странах. Что касается климата юго-вост. равнинной М., то на основании метеорологических наблюдений путешественников (особенно Пржевальского) научные заключения о нем также сделаны А. И. Воейковым. Рассматриваемая часть страны составляет, по его мнению, северную и западную окраины области муссонов. К первой относится Север. М., ко второй Средняя и Вост. М. с Ордосом и Алашанем. В общем отличительными признаками климата этих пространств являются: зимой ветер, дующий изнутри материка к Тихому океану, в связи с которым сухость воздуха, ясность неба и малое количество осадков; летом, наоборот, ветер, дующий с теплых морей на материк, приносящий тучи и дожди. Впрочем, в М. причины низкого давления, проистекающие от жаров и сухости, продолжаются все лето вследствие того, что дожди, приносимые ветрами с Тихого океана, осаждаются на вост. склоне гор, отделяющих М. от моря. Границей между сев. и зап. областями климата муссонов служит приблизительно 47° 55 параллель с. ш., проходящая через Ургу, находящуюся посему на сев.-зап. окраине. Конечно, помянутое направление ветров не всегда правильно: весьма часто оно заменяется холодными сев.-вост. ветрами, дующими иногда всю зиму в Центральной и Сев. М. С апреля до июня дуют в большинстве зап. ветры, месяцы же август и сентябрь, в общем, самые лучшие в М., воздух тогда совершенно спокоен и разве изредка волнуется сев.-зап. ветрами. Годовое количество дождей было отмечаемо только в двух местностях: Урге, на сев. Гоби, где оно достигает 238 мм, и в Сиванцзы, на южн. Гоби, где оно = 461 мм. Сухость воздуха иногда бывает такова, что замечается только 1 на 100 абсолютной влаги, как это утверждает Пржевальский относительно местности к С.В. от Куку-хото. Сильные ветры объясняют быстроту испарений на Гобийском плато зимой, между тем как сильные жары делают то же самое летом. По своим холодам Гоби походит на Сибирь, а по жарам — на Индию. Страшные перемены температуры (в 26°) следуют иногда в течение нескольких часов. Холода вообще очень суровы и продолжаются всю зиму, захватывая и часть весны. В юго-вост. М. под 42° с. ш. Пржевальский в ноябре месяце наблюдал температуру —32,7°, в Урге много раз ртуть замерзала в термометре. После холодов сразу наступает страшная жара. В Галбын-гоби и Алашани средняя июльская температура дна от +36 до +38°, хотя по частям приходится видеть и +45; почва же, по Пржевальскому, накалялась 7 августа +67°, а 8 августа +70°. Приводим показания термометра, наблюденные в трех крайних точках страны, в Урге — русским консульством, в Си-ван-цзы — бельгийскими миссионерами и в Улясутае — г. Антроповым.
| Пункты | Средняя | Июль | Январь | Высшая жара |
Высший холод |
Разность |
|---|---|---|---|---|---|---|
| Урга | −2,9 | +17,6 | −27,8 | 34 | −48,2 | 82,2 |
| Си-ван-цзы | +2,8 | +19,5 | −16,7 | 32,8 | −31,1 | 63,9 |
| Улясу-тай | −0,2 | +19,2 | −24,2 | 33,1 | −47,3 | 80,4 |
Показанные цифры свидетельствуют об относительно большей суровости климата в юго-вост. М., чем в сев.-зап. Впрочем, климат М. очень здоровый: воздух свежий и сухой; замечательно, что при температуре +30° путешественники не испытывают потения тела. Летом ночи всегда прохладны. Бури составляют характерную черту климата М. Летом и осенью они бывают редко, чаще зимой и весной; приходят они в большинстве с В., и причина этого явления лежит прежде всего в относительно высокой температуре долин собственно Китая, а засим в различии температуры воздуха самой пустыни со стороны, обращенной к солнцу и находящейся в тени. Так как оба эти фактора действуют преимущественно весной, то и бури особливо часты в это время. Ураганы наполняют воздух пылью, которая обычно долго стоит в воздухе, прежде чем осесть и образовать собой лёссовые осадки.
Состав почвы. Г. Рихтгофен, основываясь на наблюдениях как своих собственных, так и на изысканиях Помпелли, изложил геологию М. почти во всех основных частях ее, причем сведения, собранные русскими путешественниками Пржевальским, Потаниным, Певцовым и Адриановым, только подтверждают общие положения этого ученого. Связь, существующая между горными хребтами, окружающими Гобийское плато, состоит повсюду из гранита и гнейса, к которым прилежит со стороны плоскогорья глинистый сланец, относимый частью к основанию высшего ряда палеозойских формаций. Выше этих формаций располагаются вулканические скалы: трахиты, лавы, базальты и др. В некоторых местах окрайных горных хребтов М. указывают угольные слои (в окрестностях Си-ин-цза; к В. от р. Харахира; в долине Верхнего Енисея, его притоков и др.). Цепи холмов и бугорков, встречающихся в середине Гоби, также состоят из гранита, часто облеченного различными породами глинистого сланца, извести, магнезии и др. В низменностях, разделяющих эти цепи холмов, находятся слои конгломерата, красного песчаника, глины и извести (Помпелли, Певцов). Наконец, вся поверхность Гоби покрыта более или менее толстым слоем лёсса, составившегося из кремнистой пыли, выветриваемой с окрестных гор и утесов. Этот лёсс образует собой наружную почву Гоби. Вышеизложенные факты убеждают геологов, что Гоби, вероятно, еще в конце мелового периода была дном моря, соединявшегося с сев. океаном проливом Чжунгарией. Это море стало исчезать к З. в неопределенную эпоху и в середине третичного периода было уже совершенно отделено от Ледовитого океана. С той поры началось высыхание страны, продолжающееся и доныне; высыхание это сопровождается образованием эолийских формаций. Пески, как уже было замечено, редки в М., хотя и известно несколько дюн, разгуливающих в низких местах ее. Несомненно, однако, что пески эти постепенно укрепляются степными травами и кустарниками; таковы бесчисленные дюны, встречаемые близ вост. окраины Гоби в соседстве с Долон-нуром и к С.В. от оного; на некоторых из них растут даже большие деревья: дубы, ивы, березы и др. Но большая часть почвы М. состоит почти исключительно из красноватого гравия в связи с кварцитами, агатами, халцедонами. Солончаки видны в углублениях, замечаются также залежи селитры и сернокислой соли натра, который известен у монголов под именем гучжира и составляет своего рода пищу для верблюдов.
Естественные произведения: а) минералы. Помимо соли, селитры, натра, магнезии и проч., находимых по берегам озер, кроме гипсовых жил и залежей прекрасной извести, почва М., несомненно, заключает в себе многочисленные минеральные богатства, хотя они и мало известны, так как разработка руд воспрещается в М. китайским правительством. Пласты графита были видимы (Дурново) в долинах верховьев Селенги, каменноугольные залежи были находимы (Потанин) на сев. склонах Танну, в долине Елегеса и по притокам Верхнего Енисея, а равно и в других местах Зап. М. Единственные каменноугольные копи встречаем мы в горах Цзун-хаирхан (100 км к ЮВ. от Кобдо), но и здесь разработка их была исходатайствована кобдосским амбанем как временное средство к устранению затруднения в приобретении топлива для местной военной крепости. В Дархатском хошуне (между Косоголом и истоками Енисея) Потанин также находил залежи каменного угля, графита и серебряной руды. Судя по минеральным богатствам Русского Алтая, Сайлюгэм и Монгольский Алтай должны заключать в себе так же точно залежи золота, серебра и свинца. Позднеев (1892) свидетельствует о хищнической разработке золота монголами в долине р. Ологой и ее притоков; он же говорит о добывании топаза китайцами в Гоби близ Шацзагайту и пр.
Флора. В отношении растительности М. можно разделить на две части, сев. или, точнее, сев.-зап., в которой растут разной породы леса, и южн. вместе с юго-вост., отличающуюся главнейше отсутствием древесной растительности. В северных горах, как в Гэнтэе, находятся довольно густые леса, где преобладают сосны, ели, лиственницы, осина, береза и кедр. Леса эти одевают главным образом сев. склоны гор, обращенные к Сибири, откуда приходит влажный ветер; южные склоны безлесны, и только изредка встречаются на них одинокие, менее развитые деревца. Во многих местах контраст сев. и южн. склонов поразительный. Далее замечается разница одной горной цепи от другой, и притом чем западнее, тем обычно богаче горная растительность. Окрайный Саянский хребет одарен роскошной древесной растительностью по обоим склонам, за исключением альпийского пояса лугов и мхов. Хребет Танну-ула, также увлажняемый сев.-зап., сев. и сев.-вост. ветрами, уже представляет сплошную лесную поверхность только на сев. стороне, на южной же значительно беднее, хотя и не лишен растительного покрова. Хангайский хребет покрыт лесами уже с одной только северной стороны, да и здесь леса его редки, лишены густых зарослей кустарников и не отличаются размерами: самые обширные не свыше 25—30 в. в окружности; наконец, Монгольский Алтай представляется на громадном большинстве своего протяжения совершенно обнаженным, и Потанин встречал незначительную растительность лишь в сев.-зап. его оконечности. В горах Инь-шаня древесная растительность не встречается у подножия гор, покрытого только кустарниками: дикий персик, орешник, шиповник и др.; большие же леса показываются лишь на высоте 1590 м, причем растут они преимущественно в падях сев. склонов. Главные породы этих лесов: осина, черная береза, верба, ольха, рябина, дикая слива, малорослый дуб и вереск. В долинах находят барбарис, бородавник и массу альпийских растений. В Гоби сосредоточились, по-видимому, все не благоприятствующие растениям условия: сухость воздуха, страшная жара летом и сильный холод зимой, бури весной, пески и солончаки в почве. Очевидно, породы, переживающие в таких неблагоприятных условиях, должны быть исключительными. Более плодородные места находятся на СЗ. и ЮВ. плоскогорья, где встречаются прекраснейшие пастбища; в остальных частях пустыни можно встречать сносную растительность лишь на почве глинистого лесса, в местах сырых и около источников. Растения располагаются соответственно видам почвы: дересу, кустарник с ветками, твердыми как железные нити, харагана и кипец растут на глинисто-солончаковой почве; пески характеризуются саксаулом и хармыком; на почве, пропитанной солью, растут бургасу, Kalidium gracile, Salsola и др. Джингиль растет только на берегах рек Кобдосского плато, а сульхир, плоды которого употребляются на пищу, доходит лишь до 48° с. ш. В Алашани есть свое специальное растение Pugionium, а в Ордосе — Tamarix Pallasii. Ветер — основная причина бесплодия Гоби — препятствует произрастать здесь всему, кроме низких трав. Хлебопашество развито в М. только на ЮВ. и в некоторых сев.-зап. долинах; главные предметы посева: ячмень, просо, яровая рожь, пшеница, рис и разные овощи.
Фауна М. почти одинакова с фауной Центральной Азии, обработанной Северцовым; только сев. области, Гэнтэй и бассейны pp. Керулэна, Селенги и Орхона принадлежат к даурскому поясу. В общем гористые местности, долины рек и травянистые степи являются гораздо богаче животною жизнью, чем Гоби, изобилующая только ящерицами. Млекопитающие Гоби ведут такую же кочевую жизнь, как люди и птицы, приискивая обилие корма; с другой стороны, все они привычны к голоду и долго переносят жажду. Пржевальский находит в М. всего 67 видов диких млекопитающих и 11 домашних. Некоторые млекопитающие, как медведь, кабан и олень (cervus capreolus), специально водятся в Гэнтэе и части Саяна; другие, как кабарга или хуху-яман, живут исключительно в горах Алашани и в Зап. Инь-шане. Маралы водятся только в пограничном с Сибирью Саяне, где русские и монгольские охотники убивают их и выгодно продают их лекарственные рога. Особенное обилие грызунов замечается в сев.-зап. М. Джигэтэй водится в юго-зап. Гоби и в проходе между Хангаем и Алтаем и в окрестностях Киргиз-нура. Собственно в Гоби с Ордосом и Алашанью Пржевальский насчитывает 46 разных пород, из числа которых 3 рукокрылых, 4 насекомоядных, 8 плотоядных при наибольшем количестве волков и лисиц. К группе жвачных принадлежат 10 видов. Антилопа-дзэрэн — самая распространенная порода, отличающаяся быстротой бега и стадностью, образуя группы до 1000 голов. Хара-сюльта и аргали ходят также большими стадами. Грызуны исчисляются пока 21 породой; главнейшие из них тарбаганы, зайцы и сеноставки. В юго-зап. М. встречаются те же виды, к которым принадлежат еще летучие белки и хомяки. Из числа пернатых М. Пржевальским определен 291 вид, из которых 63 оседлых, 142 прилетающих гнездиться и 86 пролетных и зимующих. Между первыми самыми характерными являются: бульдурук, ворон, мохноногий сыч, саксаульная сойка, саксаульный воробей, ушастый жаворонок, пустынный вьюрок и др.; между вторыми: коршун, удод, чекканы, сорокопуты, журавли и утки. Многие из перечисленных водятся и в сев.-зап. М., которая вообще богаче Гоби. Из водяных птиц особенно многочисленны турпаны. Между пресмыкающимися особенно многочисленны в Гоби ящерицы, которых. насчитывают до 25 различных видов. Змеи редки; наиболее распространенной является гремучая змея. Черепахи и обыкновенные лягушки встречаются только в Ордосе, а жабы Восточной Азии находятся повсюду. Ихтиологическая фауна в общем бедна, хотя различествует по бассейнам; можно насчитать 4 или 5 отдельных фаун: а) Хуанхэ, б) Далай-нур и юго-восточная М., в) бассейн Кэрулэна, г) Селенги и д) озер сев.-зап. М.; преобладают, однако, повсюду породы карпов и гольцов. Насекомые те же, что в гористых местностях Южн. и Центральной Европы. Моллюски в озерах весьма редки. Домашние животные очень многочисленны и составляют основное богатство М., так как быстро размножаются. Из 11 видов этих животных 4 (кошка, свинья, осел и мул) встречаются только в местах земледельческих и оседлых; у степных монголов есть овцы, козы, быки, лошади и верблюды; по Хангаю и к С. от него разводятся сарлыки, и, наконец, повсюду имеются собаки. Верблюды в М. только двугорбые; овцы составляют особую породу, курдюк которой значительно меньше курдюка киргизской овцы и имеет у себя зачаток хвоста овцы русской; лошади малорослы, но очень выносливы. Диких лошадей, свойственных Чжунгарии, в Монголии нет вовсе.
Народонаселение М. по своему племенному составу слагается из четырех групп: монгольской, тюркской, китайской и тунгусской. К первой относятся так называемые восточные или собственно монголы, составляющие главную массу обитателей страны, и западные монголы, или калмыки. К народностям тюркского корня в М. принадлежат киргизы (см.), занимающие южные склоны Алтая и степные долины Черного Иртыша; урянхаи (енисейские), вдоль русской границы от караула Юстыд до оз. Косогола; кокчулутуны, обитающие по среднему течению р. Кобдо, и котоны (см.), кочующие в землях дурбэтов (калмыков), близ оз. Убса. К третьей группе принадлежат китайцы, проживающие оседло в Сев. М., главным образом по городам, а равно ведущие торговлю в разных местах М. и основавшие свои поселки в местах, удобных для распашки полей. С той же целью земледелия они основали свои поселения и в юго-вост. углу М., к С.З. от хребтов Инь-шаня и Бол. Хингана. Наконец, к четвертой группе принадлежат солоны (см.), обитающие в сев.-зап. углу М., близ оз. Хулунь и Буир. Дальше будет идти речь только о восточных или собственно монголах. Занимая, за исключением сев.-зап. угла, всю настоящую М., они разделяются на северных и южных. Первые населяют всю Сев. М., Гоби и местности по горам Гэнтэю и Хингану; вторые живут к В. от Хингана, в области Чэн-дэ-фу и на всем пространстве от вост. окраин Инь-шаня до Алашаньских гор. В противоположность сев. монголам, составляющим одно поколение халхасов, южные монголы разделяются на множество более или менее значительных поколений. О физическом типе монголов см. Монголы в антропологич. отношении. На границах собственно Китая монголы почти окитаились, не только с физической и антропологической точек зрения, но и с моральной. Такой монгол ненавидит своих собратий, теряет свойственную монголам простоту и, сохраняя старые пороки, прибавляет к ним еще новые, свойственные китайцам. Вообще монголы приветливы и широко гостеприимны, словоохотливы, вспыльчивы, но не злопамятны, упрямы, но легко поддаются обаянию лести. Видную черту монголов составляет лень, но не абсолютная: в рабочее время они способны трудиться много и долго, чему содействует и крепость их телосложения и обычно прекрасное здоровье: следуя за караваном, монгол месяца по четыре, изо дня в день, в продолжение 15 час. в сутки, при 30° морозе и леденящем сев.-зап. ветре, остается на верблюде, ухаживая за животными, — и тот же человек не может пройти 10 в. без страшной усталости, граничащей с болезнью. Здесь имеет значение привычка, которая почти все определяет собой как в физической, так и нравственной жизни монгола. Утверждают, что монголы чрезвычайно сметливы; но вся эта сметливость вводится лишь к уменью благодаря знанию своей страны найтись в безвыходном, по-видимому, положении. Вне круга обычной деятельности монгол совершенно теряется и обыкновенно начинает хитрить и лицемерить. Прежде энергичный и воинственный характер монголов уступает теперь место вялости и трусливости. О разбойничьих шайках, набегах и грабежах в М. теперь нет и помина; все преступления монголов сводятся лишь к мелкому воровству. При последнем нашествии на М. хойхойцев монголы все разбежались, и китайскому правительству стоило немало труда, чтобы собрать из них два отряда в тысячу человек; отряды эти почти бездействовали. Тем не менее варварское обращение монголов с пленными свидетельствует, что они сохранили в своей душе ту жестокость, которая отличала их при старинных войнах. В обычное время монголы не активно жестоки, а пассивно бесчеловечны. Каждый из европейских путешественников свидетельствует, что он видел на улицах монгольских городов массы нищих, лежащих в предсмертной агонии и умирающих на глазах безучастных прохожих. От подобострастия перед сильными монгол свободен: совершив официальное приветствие перед своим князем и ханом, он засим курит вместе с ним трубку, свободно разговаривает и вообще держит себя вполне непринужденно. Религия монголов — ламаизм (см. XVII, 280), который впервые проник в Южн. М. в половине XVI в., а к концу столетия был принят уже всеми монголами. Вероучение его как нельзя больше соответствовало созерцательной натуре монгола, а необыкновенно развитая обрядовая сторона давала развлечение его праздности и удовлетворяла его суеверию. Еще со времен шаманства монгол привык видеть на каждом шагу демонов и злых духов, распоряжающихся течением жизненных событий; ламаизм доставил ему целую серию обрядов и молебствий, прогоняющих всякого злого духа. Одного из двух своих сыновей монгол непременно посвящает в ламы, т. е. делает его буддийским монахом. Благодаря этому обычаю духовенство в М. так многочисленно, как ни в одной из стран света. Гюк, проезжая по Южн. М., нашел, что оно составляет 1/3, а Позднеев в Сев. М. определяет его в 5/8 мужского населения. Обрядовое учение ламаизма в противоположность не изменившемуся догматическому значительно обособилось в М. от других ламайских стран. Установилась особая архитектура для ламайских кумирен, изобретены особые ламайские шапки и костюмы, в богослужения введены новые напевы, составлены новые уставы и служебники, в которые привнесено много специально-монгольского. Таковы обряды чествования монгольских гор, монгольских ханов (Чингиса, Абатая), жертвоприношения хутухтам и пр. Необычайно развилось в М. учение о переселении душ. По смерти каждого сколько-нибудь замечательного ламы монголы непременно начинают искать его перерождения: общее число так наз. хубилганов, или переродившихся лам, в М. так велико, как ни в одной из стран ламаизма. Важнейшим из монгольских хубилганов почитается ургинский Чжэбцзун-дамба хутухту. Монголы относятся ко всем своим хубилганам с величайшим почтением; князья для обеспечения содержания их самих и принадлежащих им монастырей нередко дарят им своих подданных, которые становятся как бы в разряд монастырских крестьян (шабинаров). Светский монгол имеет обычно одну законную жену, но может содержать еще второстепенных жен или наложниц. Законная супруга — это выбранная родителями первая жена; она главенствует над всеми, и только ее дети считаются наследниками; побочные дети приобретают право наследования отцу только по усыновлении. Родство ограничивается исключительно мужскою линией; браки однофамильцев считаются недозволительными, тогда как с женской стороны родства не признается вовсе: можно жениться на двух сестрах, на матери и падчерице, сводной сестре и пр. С внешней стороны светские монголы весьма разнятся от посвященных в духовное звание. Последние всегда бреют голову и носят одежду красного или желтого цветов; светские бреют голову только наполовину и оставляют сзади пучок волос, заплетаемый в косу. Обычай носить косу был введен в М. маньчжурами и составляет внешний знак вассальных отношений. Замужние женщины разделяют свои волосы на две косы и нередко закладывают их в чехлы, падающие по обеим сторонам груди. Некоторые поколения имеют свои специальные прически; решительно все украшают волосы металлическими бляхами, кораллами, бусами и пр. Девицы повсюду заплетают волосы в одну косу. В ушах носят серьги, на руках — браслеты и кольца. Одежда монгола состоит из шальвар и халата, большей частью из бумажной материи синего цвета, китайских сапог и конической шапки с плисовыми или меховыми полями, которые можно поднимать и опускать по желанию. Рубашки и кальсоны малоупотребительны. Зимой костюм пополняется штанами, шубой и шапкой из бараньего меха. Шуба и халат охватываются кушаком, к которому пристегиваются мешочек с табаком, огниво, нож и палочки для еды. Трубка закладывается в сапог. Богатые и франты носят шелковые халаты, иногда затканные золотом. Женщины носят широкие халаты и не опоясываются кушаком, а одевают поверх халата короткую безрукавку. Покрой женского платья изменяется по поколениям. Национальное жилище монгола — юрта (см.) или войлочная палатка (гэр). Обыкновенно диаметр монгольской юрты — 4,5 м, а вышина — 3 м или немного выше. Среди юрты помещается очаг; прямо против двери — божница с религиозными книгами и кумирами; по стенам располагается домашняя утварь; для сиденья расстилаются войлоки, которые у богатых заменяются коврами, у князей — подушками. Княжеские юрты убираются шелковыми материями. Монгол замечательно нечистоплотен, никогда не моет тела, редко лицо и руки; одежда у него кишит паразитами. Как питье, монгол никогда не употребляет воду: он пьет только кирпичный чай с молоком, солью и иногда маслом. Такого чая монгол выпивает от 15 до 30 чашек в день; для бедных он с прибавкой пережаренного проса составляет единственную пищу. Более состоятельные питаются еще молоком и молочными продуктами. Мясо (обыкновенно — вареное) монголы употребляют редко и только богатые; любимое их мясо — баранина. Обжорство монголов замечательно: имея мясо, монгол съедает его до 10 фн. в день — зато он может при нужде и голодать сутки и более. Зимой, при движении караванов, монгол ест мясо почти сырым, только подкладывая его под вьюк. Едят монголы решительно всех домашних животных, не исключая верблюда и не брезгуя падалью. Хлеб неизвестен. Птица и рыба не в употреблении. Большую часть времени монголы проводят в праздности, переезжают из юрты в юрту, болтают и нередко просто бродяжничают. Все домашние работы лежат на женщинах, занимающихся также уходом за детьми и хозяйством. В редкие минуты свободы они шьют; работы их иногда бывают очень изящны. Вообще, монголки хорошие матери и прекрасные хозяйки, но нравы их оставляют желать многого, даже у девушек; отцы и мужья совершенно к этому равнодушны. В обычной жизни женщины считаются равными мужчинам, хотя с ними редко советуются о чем-либо помимо хозяйства.
Занятия и экономическое состояние. Основное занятие обывателей М. — скотоводство; количеством скота определяется благосостояние монгола. Кроме рогатого скота, в М. разводятся лошади, верблюды, сарлыки, или тибетские яки, бараны и козы. Рогатый скот в М. обыкновенной породы и довольно крупный; лошади мелки и некрасивы, но очень выносливы; баран большей частью белой шерсти (черная и цветная шерсть составляет не свыше 3%). Домашние животные дают монголу почти все необходимое для его жизни: пищу (мясо и молоко), одежду (шерсть барана), топливо (сухой помет), строительный материал (войлок), средства передвижения и т. д. Небольшое количество потребных ему фабричных и ремесленных изделий монгол приобретает также в обмен на животных. Уход за скотом не представляет для монгола особенной трудности, так как животные всегда бывают на подножном корму; скот нужно только сторожить на пастьбе, для чего богатые содержат особых пастухов. Благодаря первобытным условиям жизни благосостояние довольно равномерно распределено между монголами. Баторский полагает, что в М. средним числом приходится на каждую юрту около 50 голов баранов, 25 лошадей, 15 штук рогатого скота и 10 верблюдов. Есть еще многочисленные монастырские, общественные и казенные стада; достояние каждого из князей и тайчжиев также исчисляется большим количеством голов скота. Проф. Позднееву удалось выписать из шнуровых официальных книг, что в 1892 году на казенных пастбищах чахарского ведомства состояло: а) кобылиц и меринов 222 табуна, в количестве 68213 голов, и б) верблюдов 57 табунов, в количестве 6722 головы. Земледелие мало распространено в Монголии; значительное хлебопашество имеется только в Улан-коме, близ Кободо, и по р. Селенге, а засим менее обширные участки встречаются по р. Тугурик, к СВ. от Аджи-богдо, пор. Цицирик-голу в Южн. Алтае, по правому берегу р. Дзака и др. местах. В Южн. М. китайцы обучили земледелию и монголов, так что теперь можно видеть недурно засеянные просом, ячменем и пшеницей монгольские поля на пространстве между Калганом и Куку-хото, а равно в юго-вост. углу М. Монголы любят охоту, но охотятся малоуспешно по причине недостатка и плохого качества оружия. Дзэрэн и сурок — главн. предметы их охоты, которая ни у кого из них не составляет регулярного и исключительного занятия. После скотоводства самым выгодным делом монголы считают извозный промысел, подряжаясь в Калгане, Куку-хото и других городах на перевоз китайских произведений в М. и Россию и обратно из М. монгольского сырья и из России русских произведений. Самый важный из таких пунктов транзита — Калган: одни русские вывозят отсюда свыше 300000 цибиков чая, для перевозки которого необходимо около 100000 верблюдов; не меньшее количество их идет с китайскими мануфактурами и чаем. Дознано, что на каждый вьюк китайской мануфактуры торговцы получают обратно 3½ вьюка сырья. В общем монголы выставляют для извоза не менее 1200000 верблюдов и около 300000 телег, запряженных быками. Некоторые из монголов занимаются еще добыванием соли.
Ремесла и мастерства мало знакомы монголам; бо́льшую часть выделанных вещей они получают из Китая. Среди них есть, однако, мастера, делающие огнива, ножи, серебряные украшения к сбруе, подвески к серьгам, кольца, браслеты и проч. Все монголы умеют дубить кожи и выделывать войлоки, хотя та и другая фабрикация у них крайне неудовлетворительна и они нередко прибегают к предметам китайской выделки. Двери юрты, разные юртные жерди и хозяйственную деревянную утварь выделывают многие монголы, кочующие по лесистым склонам Танну и Хангая, но большей частью предметы эти покупаются до сих пор от китайцев. Из шерсти монголы приготовляют очень прочные веревки, но ткацкого мастерства они не знают вовсе; многие из них до сих пор не научились даже стричь овец и довольствуются сбором шерсти, падающей с животных в период их линяния.
Торговля М., исключительно меновая, довольно значительна. Большей частью она находится в руках китайцев и сосредоточивается в городах и поселках — Урге, Улясутае, Кобдо, Калгане, Куку-хото, Куку-эрги, Долон-нуре, Биру-хото, на Кэрулэне и др., а равно вокруг значительных монастырей и княжеских ставок; агенты торговых фирм ездят в кочевки простых монголов и торгуют по мелочам. Обмен продуктов между М. и Китаем необходим: монгол нуждается в китайском кирпичном чае и бумажных тканях, китайцы — в вьючных животных, скоте для пищи и продуктах скотоводства (кожи, мерлушки, шерсть, волос и др.). Дать точные цифры годовых операций китайской торговли в М. невозможно; по сведениям русских консулов, они достигают десятков миллионов. Шишмарев предполагает их для одной Урги в 9 милл. р. с. и определяет вывоз из Ургинского района: лошадей 25000, рогатого скота 10000, баранов 250000, шкур разных животных 250000, кож сухих 80000, хвостов конских на 6000 р., рогов маральих на 20000 р., пушнины на 300000 р. и проч. Из Западной М. выгоняют лошадей до 70000, верблюдов до 30000, баранов от 1½ до 2 милл., рогатого скота до 200000 голов; вывозят шкур до 700000 штук, пушного товара на 400000 р., изюбрих рогов на 40000 р., серебра на 120000 р. Помимо торговли скотом, из М. вывозится в Китай соль, собираемая в местных соляных озерах и продаваемая главнейше в Калгане и Куку-хото; сюда же направляются бревна и доски, приготовляемые в лесах Гэнтэйя: вывозятся еще дикая сассапарель, солодковый, корень, ревень, грибы и пр. Взамен этих произведений М. китайцы привозят в М. кирпичный чай, большое количество бумажных товаров как собственного изделия, так и английского и американского производства, металлические произведения — котлы, топоры, чайники, ножи, идолы, муку ячменную и пшеничную, крупу, кухонную утварь, бумагу, трубки, табак, четки кораллы и т. д. Торговля Монголии с Россией менее значительна, но год от года становится обширнее и принимает более правильную постановку, особливо в период последнего десятилетия. Искони она велась главнейше в Зап. Монголии. Вывозят русские в М. преимущественно кожи и бумажные ткани, затем плис, сукно и металлические изделия; из М. получают скот, шкуры, меха, шерсть, волос, соль и др. В 1861 г. (год открытия русской торговли в М.) общий оборот наш = 218167 р. с.; в 1871 г. — 556685 р.; в 1885 г. — 1719060 р.; в 1895 г. он был уже свыше 1200000 р. для одной Зап. М. За последнее пятилетие из Зап. М. начался у нас вывоз шерсти и особливо увеличился вывоз к нам сурковых шкур. В сев.-вост. М. сами русские не ведут собственной торговли почти никакой, но торгующие здесь китайцы почти сплошь продают русские произведения. Перевозка чая, вывозимого русскими из Китая, дает монголам не менее 2 милл. рублей. Денежную единицу М. составляет китайский лан, ходячая же монета заменяется: крупная — кирпичным чаем, одна доска которого в разных местах М. и сообразно величине кирпича оценивается от 30 до 90 коп., а мелкая — поясками и кусочками шелковых материй (хадак). Для облегчения торговых сделок китайцы употребляют еще род банковых билетов (те-цзы), выпускаемых частными фирмами: предъявитель билета может получить из складов фирмы количество чая, обозначенного в билете.
Пути сообщения в Монголии, исключительно грунтовые, разделяются на почтовые и караванные, а последние, в свою очередь — на караванные вьючные, допускающие и тележное движение, и караванные тропы, где можно ходить только вьюками. Почтовое сообщение в М. учреждено только для правительства; частные лица не могут им пользоваться. Расходы на содержание этого сообщения падают на население всей страны; правительство помогает ему лишь ничтожными средствами. Главнейшим почтовым трактом является так называемый Алтайский, от Калгана до Кобдо, 1950 в., с ветвями в Соук, Кяхту (через Ургу), Гучэн, Баркуль и Дзиндзи-лик. Есть еще малые почтовые тракты, существующие исключительно для удобств местной администрации и на общественные средства, а также караванные пути, более или менее важные. Все торговые тракты М. представляют собой не постоянные и определенные путевые ленты, а только направления, по которым следуют караваны.
Административное и военное устройство. Ближайшее и непосредственное управление М. вверяется богдыханом лицам монгольского происхождения, за исключением высших должностей, замещаемых наполовину маньчжурами. До подчинения маньчжурам каждое из многочисленных монгольских поколений управлялось своим родовым князем. Все эти князья, происходя от семи отдельных родоначальников, находились во взаимном родстве между собой и образовывали семь отдельных княжеских родов с семью группами княжеских уделов, каждая из которых носила название аймака. Старший князь в каждом роде почитался главой аймака; остальные князья того же рода различались по своему значению сообразно старейшинству своего происхождения, а также обширности и богатству своего удела. Маньчжуры не нарушили выработавшихся у монголов родовых начал управления и наследственных прав на владение княжескими уделами, но, оставив существовавшую раздробленность М. на уделы неприкосновенной, они приурочили к ней практиковавшееся у них военное устройство. Прежние «аймаки», представлявшие группы уделов, получили теперь значение «военных корпусов». Отдельные княжества или уделы обратились также в военную единицу, именуемую «хошуном». Хошуны были разделены на эскадроны, именуемые «сумунами» (по 150 семей в каждом), а в тех из хошунов, которые заключали в себе свыше 6 сумунов, учреждались еще полки — «цзаланы», в 6 сумунов. Главнокомандующими монгольских войск были назначаемы «великие цзянь-цзюни» из маньчжуров, числом 4. Командование каждым аймаком возлагалось на одного из более способных родовых монгольских князей, считавшегося помощником великого цзянь-цзюня. Непосредственное заведование войсками каждого хошуна вверялось его родовому князю, который получил теперь титул «цзасака», или правителя; а так как князь мог быть обременен делами гражданского управления или не иметь военных способностей, то в помощь ему для заведования военным делом учреждалась должность «цзахирахчи». Она могла замещаться, по выбору князя, или кем-либо из его родственников-княжичей, или даже простолюдином. Низшие военные должности отправлялись «цзангинами». Таково было дарованное М. военно-административное устройство, всецело сохраняемое и доныне. Особыми законоположениями определялись отношение монгольских князей к богдоханскому правительству и уголовные кары. Гражданского, хозяйственного и экономического состояния Монголии маньчжуры первоначально не касались, предоставляя монгольским князьям управляться по их родовым обычаям; только впоследствии, силой вещей, они вынуждены были урегулировать кое-что в гражданской жизни монголов. Дела, касавшиеся целого аймака, искони решались у монголов на общем совете князей, первое место в котором всегда принадлежало старейшему в княжеском роде, носившему титул хана; делами отдельных княжеств всецело заведовали удельные князья. Маньчжуры не изменили этого порядка: они оставили княжеские сеймы и даже начальниками этих сеймов назначали первоначально ханов; впоследствии, ввиду того, что ханы не всегда оказывались способными для заведования делами целого аймака, маньчжуры стали замещать должность сеймового начальника одним из наиболее способных князей аймака по выбору его сотоварищей. С этого времени монгольские ханы потеряли свое значение и были уравнены со всеми прочими аймачными князьями. В отдельных княжествах так же нередко встречавшаяся неспособность родовых князей к делам управления побудила маньчжуров в помощь им дать особых помощников — тусалахчи, избираемых из лиц наиболее способных и утверждаемых богдоханом; родовые князья теперь только санкционируют определения, составленные тусалахчиями. Разделение М. в настоящее время следующее:
| Название сеймов | Название аймаков | Число хошунов |
Число эскадронов |
|---|---|---|---|
| В Сев. Монголии: | |||
| Хан-ула’ский | Тушету-ханский | 20 | 52½ |
| Барс-хото’ский | Цэцэн-ханский | 23 | 40 |
| Цэцэрлик-гол’ский | Сайн-ноин’ский | 24 | 31 |
| Биндурья-нур’ский | Цзасакту-хан’ский | 19 | 20 |
| В Южн. Монголии: | |||
| Чжэримский | Корциньский | 6 | 106 |
| Чжадаитский | 1 | 10 | |
| Дурбэтский | 1 | 25 | |
| Хорлосский | 2 | 57 | |
| Чжосоту’ский | Харачинский | 3 | 124 |
| Тумэтский | 2 | 99 | |
| Цзу-уда’ский | Аоханьский | 1 | 55 |
| Найманьский | 1 | 50 | |
| Бариньский | 2 | 42 | |
| Чжарутский | 2 | 32 | |
| Ару-хорчинский | 1 | 50 | |
| Онютский | 2 | 58 | |
| Кэшиктенский | 1 | 10 | |
| Халхасский лев. крыла | 1 | 1 | |
| Силин-гол’ский | Учжумуциньский | 2 | 30 |
| Хучитский | 2 | 10 | |
| Сунитский | 2 | 33 | |
| Абагаский | 4 | 38 | |
| Улань-цаб’ский | Дурбэнь-хухэт’ский | 1 | 20 |
| Му-минган’ский | 1 | 4 | |
| Уратский | 3 | 34 | |
| Халхасский прав. крыла | 1 | 4 | |
| Йэхэ-цзу’ский | Ордосский | 7 | 274 |
Кроме того, Алашань состоит из одного хошуна, разделяющегося на 8 эскадронов, и Чахары разделяются на 8 хошунов. Со второй половины XVIII в., когда в М. прекратились всякие войны, великие цзянь-цзюни получили значение высших гражданских чинов, контролирующих местное управление монгольских князей и представляющих определения их для утверждения в Пекин. В помощь каждому из них было придано по два члена совета, или «хэбей-амбаня». Впоследствии в Сев. М. в силу обширности ее района число хэбэй-амбаней было увеличено до 6, из которых 2 жили в Улясутае, 2 в Кобдо и 2 в Урге; последние получили право непосредственного сношения с Пекином. Сейм князей, собирающийся через три года, обсуждает и определяет меры управления, изыскивает способы для уплаты налогов, производит раскладку налогов и натуральных повинностей, назначает князей для поездки в Пекин и чиновников для отбывания службы. По утверждении этих определений богдоханом точное выполнение их в течение последующего трехлетия возлагается на обязанность сеймового начальника. Несмотря на принятые маньчжурами в основу управления М. военно-административные порядки, преимущественные заботы их были обращены на благоустройство княжеского сословия, в котором они видели залог мира. Владетельные князья были разделены сообразно степени своей знатности на 6 разрядов; каждому разряду были присвоены особые знаки отличия и содержание от казны; остальные, невладетельные князья получили общее название тайчжиев и разделялись на 4 степени. Каждому княжичу назначалось для услуг известное число семей простолюдинов: князь 1-й ст. имел 24 семьи, а последней — 4 семьи. Эти назначенные для княжеских услуг семьи составили собой особое сословие «хамчжилга», или приписных. В уделах, где роды князей были многочисленны, все простолюдины были распределены между князьями; оттого в М. есть княжества, которые вовсе не выставляют латников и не имеют войска. Если за удовлетворением всех князей прислугою в уделе оставались еще семьи, то все они первоначально зачислялись в военное сословие. Число семей, внесенных в военные списки при образовании хошуна, должно было навсегда оставаться неизменным, равно как и число приписанных каждому княжескому роду хамчжилга. В случае увеличения населения новообразовавшиеся семьи входили в состав «хошунных людей», и взимаемые с них подати шли на общественные нужды хошуна. Маньчжуры не наложили на монголов никакой дани, обязав их только иметь в готовности войска для собственной охраны, содержать для общегосударственных потребностей почтовые тракты на пространстве их собственных земель да содержать пограничные караулы по окраинам их собственных кочевьев. Южная М. почти избавлена и от этих натуральных повинностей, так как она со всех сторон окружена китайскими провинциями. Монголы должны содержать всего 1325 эскадронов, т. е. выставлять около 198750 всадников, вооруженных в 1/3 своей части огнестрельным оружием, 1/3 — копьями и пиками, 1/3 — луками и стрелами. В действительности они не имеют и 1/10 этого числа. В последний раз повсеместная заготовка вооружения была произведена в 1857 г., при чем предписано было хранить и ежегодно поверять оружие; но с течением времени формальность была забыта, и в настоящую пору М. представляется, можно сказать, совершенно безоружной: свыше половины луков и пик растеряно, а из числа сохранившихся — масса поломанных и негодных. Служба, которую несут солдаты, состоит: 1) в отбывании почтовой повинности; всего откомандировывается с этой целью со всей Халхи 823 семьи: 2) в охранной, гарнизонной службе — всего 467 семей; 3) в отправлении обязанности пахарей на казенных кобдосских пашнях и пастухов при казенных табунах верблюдов и лошадей — всего 382 семьи; 4) в отправлении обязанностей рассыльных и адъютантов при амбанях разных городов — всего 111 семей; 5) в дозоре на Алтайских караулах — всего 1001 семья и 6) в охране границы с Россией — всего 1370 семей. Еще большее число лиц вызывается для отправления повинностей натурой при местных монгольских управах — сеймовых, хошунных и сумунных. Каждый назначенный для отбывания повинности обязан за все время своей службы не только жить на собственный счет, но и иметь все необходимое при исполнении обязанностей. Подати монголы платят исключительно в пользу своих родовых князей и на удовлетворение нужд местного управления. Семья, имеющая 5 голов рогатого скота или 20 овец, уплачивает в пользу князя одного барана; имеющие меньший достаток никакому налогу не подлежат. Налоги на содержание управления идут на общее управление страны и на частное управление хошунов; каждая из этих категорий слагается из налогов постоянных и случайных. Сумма определенных налогов на содержание как общего управления страны, так и частного управления хошунов весьма незначительна; для Халхи она исчисляется не свыше 80 тыс. руб. Случайные налоги превосходят ее более чем в 10 раз и чрезвычайно обременительны для народа. Недостатки в системе раскладки и взимания податей породили задолженность монголов китайским банкирам, которые взимают с народа за каждую ссуду законных 36%, а при лихоимстве и стеснениях — до 80 и 100% в год. В настоящую пору экономическое состояние по крайней мере Сев. М. таково, что обитатели ее не в силах уплачивать не только своего капитального долга, но даже и текущих %.
Литература. Witzen, «Noord en Oost-Tartarie» (Амстердам, 1692); Duhalde, «Description de la Chine» (П., 1735); Pallas, «Sammlungen historischer Nachrichten über die mongolischen Völkerschaften» (СПб., 1776—1801); Иакинф, «Записки о Монголии» (СПб., 1828); Тимковский, «Путешествие через Китай в Монголию в 1820—1821 гг.» (СПб., 1824); Raphael Pumpelly, «Geological researches in China, Mongolia and Japan» (Вашингт., 1866); Whyte, «Route from Tien-tsin to Klachta» («Proceed. of Royal Geogr. Soc.», 1870); Ney Elias, «Narrative of a journey through West Mongolia» («Journal of Royal Geogr. Soc.», Л., 1873); Пржевальский, «М. и страны тангутов» (СПб., 1875); его же, «Третье путешествие по Центральной Азии» (СПб., 1883); его же, «Четвертое путешествие в Центральной Азии — от Кяхты на истоки Желтой реки» (СПб., 1888); Певцов, «Очерк путешествия по М. и сев. провинциям Китая» (Омск, 1883); Потанин, «Очерки сев.-западной М.» (СПб., 1881—83); Воейков, «Климаты земного шара» (СПб., 1884); его же, «Климат области муссонов Восточной Азии» (1879); J. Gilmour, «Among the Mongols» (Л., 1883); Гюк и Габе, «Путешествие через М. в Тибет» (М., 1870); Позднеев, «Города Сев. М.» (СПб., 1880); его же, «Ургинские хутухты» (СПб., 1879); его же, «Очерки быта буддийских монастырей и буддийского духовенства в М.» (СПб., 1887); его же, «Поездка по М. в 1892—1893» (СПб., 1893); его же, «М. и монголы» (СПб., 1896); Ковалевский, «Путешествие в Китай» (СПб., 1853); Бр. Бутины, «Исторический очерк сношений русских с Китаем» (Иркутск, 1871); Шишмарев, «Поездка из Урги на Онон» («Зап. Сиб. отд. Имп. рус. геогр. общ.», кн. VIII, Иркутск, 1864); его же, «Сведения о халхасских владениях» (там же, кн. VII, Иркутск, 1865); Гаупт, «Заметки по пути из Кяхты вУргу» («Зап. Сиб. отд.», СПб., 1858); Матусовский, «Географическое описание китайской империи» (СПб., 1888); Фритче, «Geografische, magnetische und hipsometrische Beobachtungen etc.» (1874); Juss, «Geografische, magnetische und hipsometrische Bestimmungen etc.» («Mémoires de l’Academie Imp. des Sciences», СПб., 1838); M. Vivien de Saint-Martin, «Nouveau Dictionnaire de Géographie Universelle» (П., 1887); Пясецкий, «Путешествие по Китаю в 1871—1875 г.» (СПб., 1880); Падерин, «Высоты точек, вычисленные Фритче по наблюдениям г. Падерина в М.»; Richthofen, «China» (Б., 1877); «Труды русских торговых людей в М. и Китае» (Иркутск, 1890); В. А. Обручев, «Краткий геологический очерк караванного пути от Кяхты до Калгана» (СПб., 1893); Баторский, «М. Опыт военно-статистического очерка» (СПб., 1890); Rockhill, «Journey through Mongolia and Tibet» (1894); Воейков, «Научные результаты путешествий Пржевальского. Отдел метеорологический» (СПб., 1895).
История. Первоначальная история М. очень темна. Единственным источником для нее являются сказания китайцев, содержащие в себе лишь краткие заметки о событиях из жизни разных монгольских племен, имевших непосредственную связь с собственной историей Китая. Можно признать несомненным, во-первых, что политическая жизнь в М. развивалась только в сев.-зап. ее части, а равно по вост. и южной ее окраинам, тогда как срединная Гоби искони оставалась пустынной, и во-вторых, что более чем за 25 веков до нашей эры по всем вышеуказанным местам М. скитались орды кочевников, преимущественным занятием которых было скотоводство. По племенному своему составу эти орды, по крайней мере обитавшие на С. и В., были весьма разнообразны, и хотя у китайцев все они были известны под единым названием «бэй-ди», т. е. северных варваров, тем не менее есть основание предполагать, что в числе их были не только монголы, но и татары и маньчжуры. Каждый народец получал свое название от имени владетельного дома, которым он управлялся. В Южной М. к основному населению постоянно примешивались выходцы из Китая. Известно, напр., что в 1797 г. до Р. Хр. китайский удельный князь Гун-лю удалился в М. и начал вести здесь кочевую жизнь. Ведя постоянные междоусобные войны, племена М. иногда заключали между собой и союзы, при чем обыкновенно делали набеги на Китай, посылавший дары предводителям племен и тем откупавшийся от их вторжений. Когда с 480 г. до Р. Хр. Китай разделился на семь уделов, кочевники М. нередко служили одним уделам против других. Такой порядок вещей еще более научил кочевников набегам на Китай, а китайцы начали совокупными силами оттеснять их на С. За три века до Р. Хр. три сильные удела, прогнав «северных варваров», укрепились со стороны их длинными стенами, по объединении же Китая под властью циньского Ши-хуан-ди эти отдельные стены были соединены и составили собой одну Великую стену Китая. У оттиснутых на С. кочевников к 214 г. до Р. Хр. образовались три сильных ханства: в Вост. М. — Дун-ху, в Средней М, — самое большое, Хун-ну, от Ордоса по всей Халхе, и к З. от Ордоса — Юэ-чжи. Властитель Хун-ну, Модо-шань-юй (209—174), покорил Дун-ху, рассеял Юэ-чжи и, объединив под своей властью все пространство М., основал империю хуннов, простиравшуюся от пределов Маньчжурии на В. до киргизских степей на З. и от Великой стены на Ю. до нынешних пределов России на С. В 202 г. Модо начал опустошительные набеги на Китай, окончившиеся тем, что китайский двор признал монгольского хана равноправным и обязался выдавать за него своих царевен, посылая ежегодно известное количество даров. При преемниках Модо прибывавшие с царевнами китайцы научили хуннских правителей управлять на основании законов, взимать подати и вести письменные ведомости. С 71 г. до Р. Хр. возникли несогласия в царствующем доме хуннов, значительно его ослабившие. Несколько возвысились хунны снова лишь при Хуханье-шаньюе (57—31) и существовали самостоятельно еще около 2½ веков; засим южные области их ханства поддались Китаю, северные же погибли всецело от внутренних несогласий. При Хоувэйской династии (386—532 г. по Р. Хр.) инородцы, обитавшие в М., назывались жоу-жань; после них на сцену выступили тю-кюэ, подчинившие своей власти весь сев.-зап. край, между тем как юго-вост. и южн. степями владели сначала кидани, потом кумохи; возникали и другие дома, управлявшие под эгидой китайцев и получавшие от них как свои титулы, так и поддержку своей власти. В период Танской династии (620—901) особенно усилилось племя хуй-хэ, или уйгуров (см.). В летописях Танской династии впервые встречается имя монголов; они называются здесь «ши-вэй мон-гу». В X и XI вв., по летописям Сунской династии, прозвание «ши-вэй» отпадает, и монголы именуются уже просто «мэнгу», «монгу» или «мон-гу-ли». Весьма вероятно, что первоначально это имя принадлежало одному из племен народа шивэй, которое, постепенно возвышаясь, распространило свое название и на другие племена, кочевавшие в XI в. на С. и В. Монголии. Сами монголы не сохранили никаких воспоминаний о событиях своей древней истории; они помнят лишь, что первоначальные стойбища их располагались по Кэрулэну до верховьев рр Нонни и Аргуни, а засим украшают свое происхождение легендами. По одному мифу монголы произошли от серого волка и пестрой лани; другая легенда сообщает, что родоначальник монголов, Буданцар, был чудесным образом зачат некоей вдовой Алань-гоа от связи с тэнгрием (небесным духом). Хитростями и насилиями Буданцар приобрел главенство над соседними племенами. Потомок Буданцара в восьмом колене, Исукэй-багатур, распространил свою власть на значительное пространство, сын же его Темучин сделал имя монголов известным всему миру. С него современные монголы и начинают свою историю. Темучин, более известный под именем Чингисхана, родился на берегах р. Онона в начале второй половины XII века. Ему было только 13 лет, когда умер его отец; эта смерть послужила сигналом к отпадению племен, дотоле признававших власть Исукэя. Мать Темучина успела возвратить половину отпавших; сам Темучин подчинил себе сначала мелкие, потом и более сильные племена и в 1206 г. провозгласил себя хаганом, т. е. великим ханом, приняв имя Чингиса и народу своему дав название «монгол» (как полагают — потому, что сам он происходил от древнего племени шивэйских монголов). Осенью 1213 г. он отправил свои орды на завоевание Сев. Китая, а в 1214 г. явился сюда и сам, повсюду неся с собой опустошение. В 1220 г. монголы подчиняют себе Бухару и Хорезм, в 1221 и 1222 г. разгромляют Хорасан, Ирак и Армению, в 1224 г. появляются в Южной России (битва при Калке). Умер Чингисхан в 1227 г. и перед смертью разделил свою империю между четырьмя сыновьями, из которых Угэдэю было предоставлено старейшинство над всем государством. Он продолжал войну с Цзиньской династией, покорил большую часть Сев. и Среднего Китая (1234), предпринял поход на Туркестан и дошел до Армении и Грузии, где покорил Карс и Тифлис. Один из его племянников, Бату или Батый, распространил монгольское оружие еще далее на СЗ.: после завоевания царства булгар на Волге, он устремился в лесистые страны Центральной России, разгромил Рязань, Владимир и Москву (1237), три года спустя разрушил Киев. Отправив часть своих войск под предводительством Хайду в Польшу, Батый вторгся в Венгрию, откуда намеревался идти вслед за своими передовыми отрядами в Силезию, но получил известие о смерти Угэдэя и приглашение вернуться назад в М. Наследник Угэдэя, Гудюк, продолжал войны на Кавказе и подчинил часть Кореи, но после его смерти в роде Угэдэя произошли распри: монгольский престол перешел в род другого сына Чингисова, Тулуя, и на ханство вступил внук последнего Мункэ (1251). В его царствование посетили М. и жили в столице великого хана монголов (Каракоруме) Рубруквис и др. европейские миссионеры. В 1263 г. брат Мункэ-хана, Гулагу, предпринял поход против восставшей Персии и осаждал как столицу халифата Багдад, так и многие другие города Сирии и Месопотамии; сам Мункэ-хан совершил два успешных похода, один в Тибет, а другой — в Индокитай, вплоть до Тонкина. Царствование преемника Мункэ, Хубилай-хана, было самой цветущей эпохой монгольской династии Чингисханидов; Марко Поло, живший 17 лет при дворе Хубилая, говорит о нем как о могущественнейшем из государей всего света. На месте нынешнего Пекина Хубилай построил город, названный им Дайду, перенес туда свою столицу (1267), объявил себя китайским богдоханом и династии своей дал прозвание Юань (1271), окончательно низвергнув Сунскую династию, завладев всем Южным Китаем и присоединив к своим владениям Тибет и почти весь Индокитай (см. Китай, XV, 203). Он покровительствовал литературе и вообще просвещению; заботился о привлечении европейского духовенства для обучения своего народа; католичество пустило при нем глубокие корни в Китае, но тибетские ученые ламы пользовались у него еще большим покровительством. Один из этих ученых, Пакба-лама, по поручению Хубилая составил для монголов особый алфавит, сделавшийся известным под именем квадратного. Особенной любовью Хубилая пользовалась астрономия; его громадные астрономические инструменты доселе сохраняются в Пекине, представляя блестящие произведения искусства, не утратившие своего значения и доныне. Умер Хубилай в 1294 г. Ему наследовал сын его Тэмур, или Улцзэйту-хан, преемником которого был Хайсан, возведенный на богдоханский престол с соблюдением церемоний, составлявших особенность провозглашения ханом у монголов. С веротерпимостью, характеризующей монголов этого периода, Хулюк-хан приносил жертвы в храмах китайского Шан-ди, поклонялся буддийским святыням и в то же время оказывал покровительство Иоанну Монтекорвино, бывшему архиепископом в Пекине. Племянник и наследник Хулюк-хана, Буянту (1311), был человек высокообразованный и покровительствовал китайской литературе: он спас от погибели знаменитые каменные барабаны с надписями времен династии Чжоу и поместил их в воротах храма Конфуция. Преемником Буянту был сын его Гэгэн, который в 1323 г. погиб от ножа убийцы; это был первый случай подобной смерти в потомстве Чингисхана. Наследовавший ему Исун-тэмур разделил Китай на 18 провинций вместо 12 и восстановил систему государственных житниц, забытую монголами. После него Китай постигли опустошительные наводнения, землетрясения и засухи; в разных частях империи вспыхивали мятежи; ханы вели самый распущенный образ жизни; управление перешло в руки министров, часто отражавших в себе пороки своих государей. Для предупреждения разливов Желтой реки последний богдохан из монголов, Тогонтэмур, приказал провести новое русло реки, набрав с этой целью 70 т. чел. и назначив новые налоги. Такие распоряжения вывели народ из терпения; вспыхнуло открытое восстание: мятежники взяли несколько городов в провинциях Цзян-нань и Хэ-нань, а пираты опустошили берега и овладели императорским флотом. В 1356 г. один буддийский лама, Чжу-юань-чжан, стал во главе движения и начал успешно поражать императорские войска. В 1368 г. мятежники взяли Пекин. Спасаясь от врагов, Тогонтэмур бежал в М., к Долон-нуру, а Чжу-юань-чжан вступил на китайский престол как первый богдохан династии Мин, с именем Хун-ву или Тай-цзу. Так пала династия Чингиса в Китае. Монголы всегда бывали мужественны и отважны, но им недоставало способности упрочить плоды своих побед, установить твердые формы правления и укрепить связь с завоеванными народами. В течение некоторого времени доблести и дарования их первых императоров удерживали в повиновении китайцев; но когда правящие руки потеряли прежнюю напряженную силу, а изнеженные мягким климатом и удобствами жизни войска утратили мужество, долго сдерживаемая ненависть к иностранному игу обнаружилась и монголы были вытеснены в их древние кочевья. Император Хун-ву отправил 400-тыс. армию для преследования оставшихся у Тогонтэмура войск в пределах самой М.; монголы были разбиты на всех пунктах. Сын и наследник Тогонтэмура, Биликту-хан, окончательно удалился на С. и снова основал свою столицу в Каракоруме. В 1388 г. китайцы еще раз нанесли страшное поражение монголам у озера Буир-нора. Хан Гольцы (с 1402 г.), отказавшись от мысли восстановить свою власть в прежних владениях Юаньской династии, заменил династийное название своего дома Юань прежним именем Татань. В его правление наиболее значительные князья М. разделились на три партии, сильнейшей из которых была партия хана, имея во главе тайшу, или великого визиря ханства. При Гольцы таким тайши был Алутай, или Элютэй, который многочисленностью своих войск держал в страхе две другие партии. Наибольшую опасность для монгольских ханов представляла при этом партия западных монголов, занимавших Чжунгарию и известных под именем ойратов. Владетельные князья этой партии каждый в отдельности не могли равняться силами с Элютэем, но, желая отнять главенство у восточных монголов, они объединились и избрали своим главой чоросского князя Махмуда. Между тем Элютэй ввиду принадлежности Гольцы не к прямой, а к боковой линии Тогонтэмура, убил его, как незаконно занявшего престол, и объявил ханом Буин-шару. Этому последнему Китай в 1408 г. сделал предложение о подданстве и, не получив удовлетворительного ответа, двинул против него 100-т. армию. Достигнув Кэрулэна, китайцы были разбиты. Это поражение заставило самого богдохана Юн-ло в 1410 г. выступить против монголов с полумиллионным войском. Буин-шара и Элютэй, не сошедшись в планах войны, разделились; один пошел на В., другой на З., и оба были порознь разбиты китайцами. Народ вознегодовал против Буин-шара; этим воспользовался Махмуд. Он убил Буин-шару и на место его поставил ойрайтского князя Дарибу. В 1425 г. Махмуд разбил Элютэя, после чего верховная власть над всею М. перешла в руки ойратов. Усилившись, Махмуд задумал поход на Китай, но, разбитый китайцами, должен был признать себя их вассалом. При внуке Махмуда, Эсене (1449) богдохан сам выступил в поход против монголов, но был разбит в сражении при Ту-му и увезен пленником в М. Эсен объявил себя ханом, но был убит в 1453 г. Со смертью его могущество ойратов в М. ослабело. Управление М. снова перешло к потомкам Тогонтэмура, известным у китайцев под именем «сяо-ван-цзы», т. е. малых, или «ничтожных», правителей. Такое название метко характеризует деятельность этих правителей, выражавшуюся лишь в постоянных междоусобных распрях по самым ничтожным поводам да в мелких набегах на Китай. В эпоху «сяо-ван-цзы» в М. начинают усиливаться родовые начальники; действуя совершенно независимо, они возводили ханов на престол и низводили их чуть не ежедневно: в столетие, последовавшее за смертью Эсена, в М. было столько ханов, что их, по выражению китайских историков, не перечесть. Политическое значение М. несколько возвысилось в правление Даян-хана, когда страна эта в последний раз объединилась под властью одного князя; но, умирая в 1544 г., Даян-хан снова разделил М., по числу своих сыновей, на 11 уделов. С этого времени история М. не может быть рассматриваема в целом: северная и южная части ее жили совершенно отдельной, самостоятельной жизнью. Так как старшие сыновья Даян-хана получили свои уделы в Южной М., то последняя претендовала на главенство перед северной. Старейший в роде, Боди-хан, почитал себя повелителем всей М., но чисто номинально, ибо фактически власть его не признавалась не только в Северной М., но даже и в западной части Южной М. Преемники его были столь же ничтожны, и только Ликдан-хан (начало XVII в.) проявил некоторую энергию. Теснимые со стороны маньчжуров, минские богдоханы согласились уплачивать Ликдану по 40 т. лан серебра в год; но монгольские князья, привыкнув к независимости от ханов, не захотели подчиниться Ликдану, и многие из них бежали на север. Маньчжуры, узнав о союзе Ликдана с Китаем, разбили его армию; Ликдан умер в бегстве, и со смертью его рушилось Чахарское ханство (1633). Может быть, ввиду высокого родового значения князей этой части М. маньчжурские императоры поставили чахаров в привилегированное положение, включив их в число 8 императорских знамен; остальные южные монголы, номинально зависевшие от чахаров, после признания власти маньчжуров были разделены последними на 135 знамен. Слава юго-западн. монголов тесно связана с правлением Аньды, или Алтан-хана Тумэтского, длившимся свыше 50 лет (1532—1585). Он совершил несколько успешных нападений на Тибет, а потом не менее успешно воевал с Китаем и принудил китайцев открыть для монголов китайские рынки и высылать ежегодно известное количество даров монгольским князьям. Пленные тибетцы, приведенные Алтан-ханом в М., принесли сюда с собой ламаизм. При преемнике Алтан-хана, Дугурэн-тэмуре, сношения с Китаем усилились и вызвали перемену в самом образе жизни юго-зап. монголов; от пастушеского быта они стали переходить к земледельческому. Подчинение этой части М. Китаю совершилось естественным путем, почти без военных действий. Северная М., или Халха, доставшаяся в удел шестому сыну Даян-хана, Гэрэсэнцзе, в силу своего географического положения не могла входить в столь частые сношения с Китаем. Князья ее направили свои набеги на ойратов. Умирая, Гэрэсэнцза разделил Халху с населением, по сказаниям летописей, свыше 10 тыс. семей между семью своими сыновьями. Внук Гэрэсэнцзы, Абатай тушету-хан, через посредство Алтан-хана вступил в сношения с тибетским далай-ламой и первый из халхасских князей принял ламаизм (конец XVI в.). Как и в других частях М., ламаизм быстро смирил здесь дикие, воинственные наклонности кочевников. Этим воспользовались ойраты, среди которых в эту пору постоянно появлялись князья, отличавшиеся предприимчивостью и энергией. В течение всей первой половины XVII в. они делали беспрестанные набеги на Халху, а начиная с 1670 гг. ойратский Галдан, известный под именем Бошокту-хана, задумал окончательно присоединить Халху к своим владениям и произвел несколько страшных вторжений в страну. В последнее из таких вторжений (1688) халхасские монголы, не будучи в силах противостоять ойратам, искали спасения в бегстве. Часть их (до 1000 семей) ушла на С., в пределы России, и, приняв русское подданство, сделалась известной под именем селенгинских бурят, а главная масса (до 20 тыс. семей) бежала на Ю. и подчинилась занимавшим китайский трон маньчжурским богдоханам. Приняв в свое подданство халхасов, маньчжуры защитили их от ойратов, возвратили халхасам их старые кочевые, а затем озаботились упорядочением административного устройства страны, сильно поколебленного в период ойратских набегов. В дальнейшем политика маньчжуров сводилась, по словам летописцев, к умиротворению и «приласканию» Халхи. Наилучшим средством для этого было признано увеличение числа халхасских правителей, так как этим путем маньчжуры приобретали себе сторонников в ряду князей и вместе с тем ослабляли княжескую власть их и усиливали рознь в среде народа. Кан-си, приняв в свое подданство 24 удельных князя Халхи, довел их число до 72. В 1719 г. монгольским князьям было воспрещено входить в какие-либо сношения с иностранными правителями и решать своей властью важнейшие судебные дела. В 1721 г. надзор за сношениями с Россией, прежде принадлежавший монголам, был передан в заведование ургинским амбаням, а в делопроизводство М. введен маньчжурский язык. В 1727 г. все общественные дела внутреннего управления М. определено было решать на княжеских сеймах. Уничтожив значение ханской власти, маньчжуры опасались еще возможности объединения монголов под главенством воплощенного божества их — ургинского хутухты, который в ту пору перерождался в среде халхасских князей. Чтобы устранить и эту опасность, богдохан установил особые правила, соблюдаемые при выборе хубилгана (перерождения) ургинского хутухты. Со времени издания этих правил хутухта уже ни разу не перерождался не только среди монгольских князей, но и вообще монголов. Со времени подчинения монголов Китаю они не вели никаких войн и не совершали никаких набегов. В период подчинения маньчжурами чжунгаров (1754—1756) военные действия отчасти происходили и в Халхе, но сами монголы принимали в этих войнах активного участия очень мало. В настоящее время монголы, по словам путешественников, даже боятся взяться за оружие. Когда в 1870 г. на М. напали дунганы, на всем пространстве, пройденном нестройными шайками этих грабителей, монголы только бежали от них, и дунганы были изгнаны из М. исключительно китайцами.
Литература. Schmidt, «Geschichte der Ost-Mongolen» (СПб., 1829); К. Р. Gaubil, «Histoire de Gentchischan et de toute la dynastie des Mongoles ses successeurs, conquérants de la Chine, tirée de l’histoire chinoise» (П., 1739); Pallas, «Sammlungen historischer Nachrichten über die mongolischen Völkerschaften» (СПб., 1776—1801); De Mailla, «Histoire générale de la Chine» (П., 1777—1783); Visdelou, «Histoire de la Tartaire» (Гага, 1779); Klaproth, «Tableaux historiques de l’Asie» (Париж, 1826); Иакинф, «Сказания о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена» (СПб., 1851). его же, «Записки о Монголии» (СПб., 1828); Schott, «Die Aeltesten Nachrichten von Mongolen und Tataren» (Б., 1846); Иакинф, «История первых четырех ханов из дома Чингисова» (СПб., 1829); Григорьев, «Хондемир. История монголов»; Позднеев, «Монгольская летопись Эрдэниин-эрихэ» (СПб., 1882); его же, «Города Северной М.» (СПб., 1880); его же, «Ургинские хутухты. Исторический очерк их прошлого и современного быта» (СПб., 1879); Y. В. du Halde, «Description géographique, historique, chronologique etc. de la Tartarie chinoise» (П., 1780).