Русская комедия и комическая опера XVIII в.
Редакция текста, вступительная статья и комментарии П. Н. Беркова.
М.-Л., Государственное издательство «Искусство», 1950
Справедливость велит нам неупустительно благодарить тех людей, от коих мы одолжение получаем. Я, будучи одолжен тобою, спешу доказать тебе, не столько по сему правилу, сколько по чувствованию сердечному, новый знак моего дружелюбия и тем желаю оное утвердить между нами.
Удивишься ты, любезный друг, прочтя сие выступление: оно тебе весьма невнятно покажется; но еще более удивишься, узнав, что избран ты мною в число меценатов и что я приношу тебе такое сочинение, в котором твоею помощию голова моя нимало не трудилась, а только правая рука несколько часов черкала по бумаге и тем не много обеспокоилась. Ведаешь ты, что она у меня весьма поспешна, но по ее несчастию не столь быстры мои мысли. Оне почасту заставляют сию скороделку останавливаться и класть перо; а она, не любя праздности, иногда чрезмерно за то огорчается.
Но время оставить ничего значущее слов сплетение и начать о деле, для того, что и ты при всех своих редких дарованиях, то есть при кротости, скромности и хладнокровии, иногда нетерпелив бываешь; не взирая на то, что, учася в К…* прослушал ты неоднократно и небесплодно все части филозофии и, будучи между педантами, прочел раз пять-шесть, хотя и неохотно, Гофманово о спокойствии душ сочинение *, редко оные успокоивающее.
Я думаю, что не забыл ты своей просьбы, которую нередко убеждал меня к преложению Boutique de Bijoutier * на наши нравы, таким образом, чтобы ее, как драматическое сочинение, и на театре представлять можно было. Если ты сие памятуешь, то и о том вспомнить можешь, что я всегда от того отрицался, видя, по моему мнению, великие в том трудности. Но сие отрицание единственно в словах заключалось, а сердце мое с твоим сердцем, по согласию чувствований на веки соединенное, всегда к противному меня побуждало и нудило сделать тебе угождение. А как ты не упустил и из Глухова * о том ко мне отписать, то я начал самым делом приготовляться к переделанию в комическое сочинение сей аглинской сатиры, не только солью, но и селитрою наполненной. Прочел я ее в один день два раза, и чем больше в нее вникал, тем меньше к удовольствию твоему находил способов. Целый день об ней думая, лег я спать и, наполня ею голову, однако не предприняв точного к преложению намерения, но утомившись мыслями, заснул и к чрезвычайному и притом неожиданному счастию ее во сне увидел. Многим людям, которые мало или вовсе снов не читывали *, весьма странно покажется таковое сновидение. Но нам, прочетшим славные сны г. Кригера * и еще немецкого же сновидца, изданного без имени авторского, в котором, несмотря на то, что он не в поллиста и не в десяти частях, можно найти очень много доброго нам с тобою и тем, кто столько же, как мы, снов прочли, и следующие из моего сонного приключения обстоятельствы в диковинку не будут. Я чувствительно сожалею, что не могу всего сна точно написать, но что из него вспомню, то и тебе между прочим сказать не упущу.
Вдруг узрел я себя, не знаю каким случаем, в числе зрителей комедии, на всенародном театре * представляемой[1]. Но какой же комедии? Самой той, о которой от тебя довольную вытерпел я докуку и которую тебе приписываю.
Очутившись при сем позорище еще до начатия и не зная, что представлено будет, спрашивал я о том стоявших возле меня, и в ответ сии слова от одного соседа услышал: «По правде сказать благородию вашему, мы материи, о чем комедь гласит, досконально и фундаментально не ведаем; а от ахтеров слышали, что имеют быть п_р_е_д_в_а_р_и_т_е_л_ь_н_о и с_т_о_и_ч_е_с_к_и представлены в лицах разныя новоманерные галантереи» *. Разные галантереи? — спросил я его… — «Да, сударь», — отвечал мне другой по левую руку стоявшей, которой при всяком слове в затылке почесывал и которой так скоро говорил, как трещотка, и в речах его не было ни запятых, ни двоеточия, ни точек. «Да, дорогой наш милостивец, я тоже слышал, что станут выкидываться на предъявленном киятре ориэнтальные, французские штуки, на наши русские манеры обделанные, и сам медиатер *[2] мне п_р_е_д_п_о_л_о_ж_и_т_е_л_ь_н_о божился, что очень много проказного увидим».
Я нарочно пишу тебе словами моих соседов, которым я очень не рад был, но уйти от них не имел способу, чтобы ты узнал, кто они таковы; а что бы тебе об них еще легче угадать было, опишу их одеяние. На одном был кафтан синей и на нем только три пуговицы, камзол зеленой, штаны черные замшаные, а шлифы висели, для того, что пряжек шлифных не было, о которых я, по их дружескому между собою разговору, скоро узнал, что оне для опохмеления заложены поутру на первом кружале. Рубаху имел он с холстинными пречорными брызжами. Волосы у него не только не завиты, но всклочены и назади пучком связаны были; а шея пречорная, напоказ выставленна, без галстука, и без платка; а куда оные, по нашему необходимые вещи, скрылись, узнать мне не удалось, но уповаю, что с пряжками имели оне одинаковую участь. На другом какой кафтан и камзол были, приметить я не мог, потому что он имел на себе епанчу преветхую, под пазухами распоротую и без пуговиц же, не отставая своей братьи; а на волосах кошелек, на шее же, вместо галстука, поношенной полуиталианской платок, нараспашку завязанной.
Ты, любезный друг, думаю, не удивишься сей неопрятности, ведая, что оные молодцы и в должности столько ж нерадивы и, перенимая от большой части наставников своих одно криводушие, не только о порядке, но многие из них и о самой истине вовсе не пекутся. Продолжение удалого их разговора долго слушать не имел бы я терпения, потому что слова их мимо меня летали; а вместе с ними и запах винной, показывающей, что они держатся сея пословицы: «Кто празднику рад, тот и до свету пьян; а кто его чтит, тот весь день не просыпается». Но они, повидимому, и более того могли бы сделать, и на целую неделю пуститься, только сии зрелищи им помешали; а если бы оных не было, то бы они в сию седьмицу остались так чисты, как их мать родила. Божусь тебе, что их разговор удушил бы меня, и я, несмотря на тесноту и грязь, всеконечно бы от них удалился, но, к счастию моему, началась комедия и с нею смех общенародной, чему причиною был парик на Чистосердове * надетой, ибо речи его отнюдь ничего смешного в себе не имеют.
Услышав его с племянником разговор, которой мне показался достойным внимания, весьма я удивился, что такая комедия для народа представляется, где лишь одни, смех производящие, сочинении играть надлежит. Но по первому явлению отнюдь не было следа узнать, что оная комедия из Бижутиера переделана *, да и я, не взирая на прилежное мое слушание и на то, что часто твердил Чистосердов племяннику своему о галантерейщике, не мог об ней догадаться, ибо действие начавшие лицы, суть против аглинския сатиры прибавленные, также как и два крестьянина, работники Щепетильниковы. Выход и разговор оных простолюдимов несказанно рассмешил меня, и думаю, что смех мой был столь неумерен, что ежели бы слуга мой спал в одной со мною комнате, то бы он непременно разбудил меня, подумав, что, конечно, домовой шутит надо мною, чего бы он из христианской любви, конечно, не вытерпел: но, к удовольствию моему, спал он в другой комнате и не помешал сновидению. По выходе галантерейщика и по речам его, нашел я в нем точного Bijoutier, и наконец, слушая с пущим прилежанием последующие явления, ясно уже я приметил, что сия сатира довольно хороша для нашего театра переделана. Соблюдено в ней единство места, и все наклонено на наши нравы; а больше всего то мне показалось, что действие положено в вольном маскараде *, которой весьма к тому приличен. Долженствую к стыду моему признаться, что избрание места к действованию, мне больше всего труда причиняло, тогда, когда я старался тебе угодить, помышлял о преложении сего сочинения, и я не мог попасть на таковое счастливое изобретение, какое в оной комедии, видя ее во сне, приметил. Но мне не об себе говорить должно, а о превращенном Бижутиере. Он, претворившись в комическое сочинение, как по содержанию, так и по колкой сатире может назваться довольно хорошим, а по слогу весьма посредственным, ибо видно, что хотя трудившейся и желал показать свойство российского языка, но, не имея довольного знания и дара красноречия, желания своего не исполнил. В нем виден человек с охотою начинающей, и ты, прочетши, думаю, сам то же скажешь, потому что я ни одного не переменил слова, а все его выражениями писал, кроме разговора крестьянского, коих наречия не мог я изобразить толь живо, как во сне слышал. Причиною тому, что я, не имея деревень, с крестьянами живал мало и редко с ними разговаривал. Полно, у нас не все те крестьянской язык разумеют, которые наделены деревнями; не много сыщется помещиков, в состояние сих бедняков по должности христианской входящих. Есть довольно и таких, которые от чрезмерного изобилия о крестьянах инако и не мыслят, как о животных, для их сладострастия созданных. Сии надменные люди, живучи в роскошах, нередко добросердечных поселян, для прибавления жизни нашей трудящихся, без всякия жалости раззоряют. Иногда же и то увидишь, что с их раззолоченных карет, с шестью лошадьми без нужды запряженных, течет кровь невинных земледельцев. А можно сказать, что ведают жизнь крестьянскую только те, которые с природы человеколюбивы и почитают их равным созданием и потому и об них пекутся. Но я, забывшись, вовсе было от содержания удалился, что нередко со мною, как и со многими молодыми писцами, случается; однако опять за него принимаюсь.
Не трудно было мне приметить, что Верьхоглядов и Самолюбов * суть лицы, также почти вымышленные; но не мог я угадать, на каких характеров оными целено. И как скоро комедия кончилась, то я, спросив моих соседов, можно ли идти на театр, и услыша, что можно, немедленно пошел туда. Вошедши спросил я комедианта, игравшего лицо крестьянское, потому что он мне прежде всех на глаза попался, чьего сочинения комедия, и как называется. Он мне сказал с довольною гордостью, хотя был в действии не героем, а крестьянином, что о том не знает, а что могу я сведать от их медиатора. — Да где же мне его сыскать, — осмелился я еще спросить наиучтивейшим образом сего надменного Цапату*? — В пробирной или в уборной палатах, — ответил он и, указав рукою, продолжал: «Вон туда поди!» и не промолвив более ни слова, начал подбоченившись между театром и уборною похаживать. Не взирая на холодной его прием, которой смутил меня, взял я смелость войти в уборную и только дверь отворил, то увидел между прочими комедиантами одного наборщика академической типографии *, из тех, которые мои переводы набирают. Спросил я его о названии комедии и сочинителе ее, и в ответ, весьма учтиво произнесенный, получил, «что он ни того, ни другого не знает, ибо имеет честь быть при киатре суфлером; а в роли комедиальные и в артемедии * не мешается». Однако же по знакомству сделал он мне ласку и подвел меня к г. медиатору, в котором увидел я наборщика ж. Оной был тот самый, которой первые играет лицы и которой больше всех способности имеет. Я не могу приветливостию его довольно нахвалиться. Он, видав меня в типографии, весьма снисходительно со мною обошелся, и я увидел, что не надмен он мнимым своим достоинством, подобно некоторым из чужих краев выезжающих актерам; а притом не было в нем и виду излишнего унижения, подлыми низкопоклонщиками и гнусными такальщиками, для прикрытия их поносных желаний употребляемого. Оной г. наборщик сказал мне, что имя комедии французской Галантерейщик, а кто ее делал, он не знает. Я начал было его убеждать просьбою к открытию сея тайны, но не мог ничего выведать. Он поклялся мне, что не ведает, чьей она композиции; а известно ему только то, что прислана к ним в комверте с партикулярным человеком… Я просил ее показать мне, что он и сделал, и с его же позволения списал я имена действующих лиц и число явлений. А как, по их словам, «начали на киатре балет выкидывать и ломаться», то я, не желая сих забав видеть, с медиаторской же воли прочел игранную комедию и так твердо удержал ее в памяти, что, проснувшись и повторив все виденное и слышанное, взял перо и записал сперва имена и явлении, а потом в два дни и всю положил на бумагу. Но мне не захотелось назвать ее Галантерейщиком; это бы значило чужое слово написать нашими буквами, и для того назвал я ее Щепетильником, и в защищение оного слова принужден написать предисловие.
Стыжусь тебе, Богдан Егорович, сказать о слабости моей. Я был столько суеверен, что на другой день предприял идти на общенародное позорище и искусненько выведать, какие там играются комедии и нет ли между ими в истину Бижутиера. Самым делом подозвав с собою некоторых знакомцев, к письменам прилежащих, пришел я на оное зрелище и, удаляся от них, пробрался на театр, и там действительно нашел… но не комедию, а наборщиков, играющих комедии, и тех самых, коих я во сне видел. Сие заставляет меня верить, что сны иногда некоторую часть правды предсказывают, ибо я прежде не бывал там и не знал, кем комедии играются. Спрашивал я господ комедиантов, какие есть у них комедии? И узнал, что они выучили Скупого *, Лекаря поневоле *, Генриха и Перниллу *, Новоприезжих * и Чадолюбие *, и что более оных не выучили, а будут еще учить Привидение с барабаном *.
В тот день играли Скупого, и народу было очень много: почти вся чернь, купцы, подьячие и прочие им подобные. Много и знатных господ и посредственных чиновных людей из любопытства приезжают. Но дело не до описания туда ходящих и комедий там представляемых; а дело в принесении тебе благодарности за то, что твоею просьбою получил я случай доставить на русской язык сие сатирическое сочинение. К тому же и письмо мое, которое приписанием назвать долженствовало, и так уже слишком расплодилось и почти уже вышло из своего роду, но пусть читатели называют его, как им заблагорассудится. Я уверен, что ты почтешь его знаком дружбы моей. Ты причиною моего сновидения, и тебе долженствую приписать плод, от него полученный. Прими его, любезный друг, и верь, что я и наяву всего для тебя сделать не отрекуся, что дружба повелевает. Живи благополучно! Я сердечно желаю исполнения всех твоих желаний и без околичностей, которые между людьми, в письменах упражняющимися, а кольми паче между друзьями, не должны быть терпимы, просто сказываю тебе, что я есмь и вечно буду
П. П.* Чуть было и не забыл я о преважной для меня просьбе. Она будет состоять не в убеждении тебя к защите приписанныя от меня комедии, в противность многих писцов, кои свои сочинении единственно для получения обороны боярам надписывают, но в том она заключается, чтобы ты, ради бога, промолчал, что сие письмо довольно беспорядочно написано. Ежели ты скромен будешь, так немногие о том узнают по нижеследующим причинам. Иные заняты делами и не имеют времени читать наших сочинений, да они же и не поспеют за нами, потому что мы ныне чресчур поспешно бумагу мараем, иные вовсе наших трудов не читают; а иные хотя и читают, но не только о тех правилах, в коих читаемое ими сочинение должно быть написано, не ведают и ведать не будут, но и читают не для понимания, а для того, чтобы похвастать, будто и они нечто читают… А! я пропустил было еще род чтецов, которые почти все читают, но только на то, чтобы побранить трудившихся; и они имеют множество подражателей, которые хотя и ничего не знают, однако язвительно бранятся. О защищении же комедии просить тебя я ни малыя не имею нужды, твердо уповая, что хотя некоторые чтецы просмотрят мое надписание и предисловие, а от оных промчится слух и до тех, кои предисловии и надписании никогда не читают, а чрез то, и те и другие сведают, что комедия не моя, a во сне виденная.
Всякой, кто не поленится прочесть письма моего к г. Ельчанинову, пред сим напечатанного, увидит, что следующая комедия не плод трудов моих, но плод счастливого сновидения. Я пишу сие предисловие в защиту единого только слова и за то по справедливости можно назвать меня педантом. Пусть называют; что делать! я принужден на этот раз, хотя и неохотно, вытерпеть сию укоризну и должен непременно защитить данное оной комедии наименование.
Я писал к г. Ельчанинову, что странно показалося мне сию комедию назвать французским Галантерейщиком, как оную во сне называли, и я чаял, что многие читатели меня за то еще бы более, нежели за слово Щепетильника, осуждать стали. К тому же я и сам никогда бы не простил себе, издав на свет сие сочинение под чужестранным наименованием. Итак, следуя сему мнению, думал я, каким бы словом объяснить на нашем языке французское слово Bijoutier, и не нашел иного средства, как чтобы, войдя в существо той торговли, от которой произошло у французов оное название, сообразить ее с нашими торгами и рассмотреть, нет ли ей подобныя, что я без великого труда сыскал, и здесь предлагаю.
Во Франции в лавках Boutiques des Bijoutiers или Boutiques des galanteries продаются часы, табакерки, перстни, пряжки и другие мелкие золотые, серебряные, фарфоровые и прочие разных металлов и минералов вещи, которые по-французски галантереею называются и которые с французского языка в столичных наших городах почти всеми жителями под тем же именем приняты; за что тех, которые говорят, а не пишут, и винить почти не должно. Они, покупая из Франции вывезенные вещи, так их и называть начали, как у французов называются. Но мне, издавая сию комедию на русском языке, как уже выше сказано, не захотелось французское слово тиснуть русскими буквами. Чего ради, не взирая на то, что подвергнулся хуле, несметному числу мнимых в нашем языке знатоков, взял к тому старинное слово Щепетильника, потому, что все наши купцы, торгующие перстнями, серьгами, кольцами, запонками и прочим мелочным товаром, назывались и ныне называются Щепетильниками. И если бы у дедов наших часы, готовальники и прочие, французами и другим народом к нам вывозимые вещи, даже до самых ни к чему годных безделок были во употреблении, то бы и оные также щепетким товаром назывались и Щепетильниками продаваны были. И сверьх того неоднократно, не только от жителей малых городов и от купцов, но и от многих степенных господ, в столицах живущих, слыхал я в разговорах, что они вместо того: «Он одет богато или прибористо», говорят: «Он щепетко одет». Итак habit galant может назваться кафтан и щегольской и щепеткой, а из того следует, что сие слово не только к тем товарам, кой галантереею называются, приличествует, но может быть довольно объяснительно и к другим, но однакож не ко всем вещам, коим на французском языке прилагательное имя galant дается.
Итак для вышесказанных обстоятельств, а притом имея к чужестранным словам, язык наш безобразящим, совершенное отвращение, назвал я комедию Щепетильником, но назвал ее не с таким гордым намерением, чтобы никогда не переменить слова сего. Нет! Если те люди, кои язык наш лучше меня знают, и коих я всегда за то почитаю, если такие, говорю я, мнение мое опровергнут, то я в минуту с ними соглашуся. Но и тогда тем утешаться буду, что мною понуждены они к истреблению сего иноплеменнического слова, которое в наш язык совсем почти внедрилось и которое, если его, так как и многих, не истребят, может на долгое время остаться.
Что же принадлежит до переговорки таких людей, которые будут сие мною возобновленное слово опорочивать, не показав неоспоримого на мои доказательствы опровержения, то я таковым сказываю, что их неосновательная хула меня не тронет, ибо я знаю, что они большею частию все то хулят, чего не разумеют. Но что мне до оных хулителей, ведаю я, что их много сыщется, но они не опорочивают, а ругают, и для того надлежит их презрить, что и сделаю. Но когда они вместо брани напишут на мои погрешности осуждение, то я на оное, если будет неправильно, сделаю ответ учтивой, а если правильно, то употреблю его в мою пользу.
Много жалел я о том, что сия комедия почти не может быть играна, ибо в ней нет ни любовного сплетения, ниже завязки и развязки, как и в аглинском подлиннике, и она не что иное, как характеры, на театр выходящие. Короче, она такового ж роду, как Всесветный друг * и Река забвения * господина Легранда и подлинники господина Фагана, но в ней гораздо более соку. Сверьх того, она же для комедии в одном действии долговата, и ежели бы я ее сам переделывал и для представления готовил, то бы и сократить мог, но я, как уже все знают, ее себе не присвоиваю и печатаю для моих одноземцов, надеяся, что многие будут ее читать, подобно прочим сатирическим сочинениям, которые и в чтении приносят удовольствие и пользу всякому читателю, с добрым намерением за книгу принимающемуся. Я для таких только и тружуся, а не для тех, кои книгами стараются украшение комнатное сделать, а о том и не думают, что книги — и души и головы наши украшают.
Щепетильник
Чистосердов, майор при гражданских делах
Племянник Чистосердова
Нимфодора |
} вертопрашки
Маремьяна |
Полидор, пересмешник
Притворов, бывший в придворной службе
Вздоролюбов
Легкомыслов
Обиралов
Верьхоглядов
Старосветов
Самохвалов
Мирон |
} работники Щепетильниковы
Василий |
Чистосердов. Когда уже моему брату непременно захотелось записать тебя в службу и здесь оставить, то я в твою предосторожность, любезный племянник, покажу тебе все сборища, в которые почти ежедневно жители столичных городов съезжаются. Несколько раз видел ты комедии и меня обрадовал, что они тебе, в противность мнения многих людей, которы зрелищи пуще порчею, нежели поправлением нравов почитают, показались в истинном их виде. Ты почел их не увеселением для глаз, но пользою для твоего сердца и разума. Был ты и в маскараде придворном; он тебе весьма понравился. Теперь увидишь ты здесь и вольный маскарад; увидишь в нем множество людей, и, не знавши их, испытаешь их нравы и обхождения, что великую принесет тебе пользу.
Племянник. Я вам, дядюшка, за ваше обо мне попечение весьма благодарен и буду…
Чистосердов. Будь всегда таков, каковым я теперь тебя вижу: чужд ласкательства и хитростей и непричастен таким делам, которые вечное бесчестие нам наносят. Ты безвыездно жил в Пензе с своим отцом, которой хотя и воспитал тебя в благонравии, но не мог там показать в лицах всех сетей, в которые молодой человек, как ли он ни одарен разумом, однако часто попадается. Но в здешнем городе, а особливо в этом доме, рассмотришь ты всех родов людей: я нарочно для того тебя и сюда привез; но дивлюсь, что так долго не съезжаются.
Племянник. Может быть сегодни и никого не будет.
Чистосердов. Не может статься! Мне уже чрезмерно жаль, что по сию пору нет того глумливого Щепетильника, которой здесь продает и по ярлыкам проигрывает разные безделюшки; ты уже от меня об нем слыхал неоднократно. Постоявши возле него, в два часа больше людей узнаешь, нежели живучи в городе в два года.
Племянник. А в которой же горнице он бывает?
Чистосердов. Вот его прилавочек. Он по 50 рублев на неделю за него платит и вымещает дороговизну над нашими молодчиками: берет с них за безделки тройную цену и их же при всякой вещи дурачит.
Племянник. Но ездят ли сюда придворные и другие господа?
Чистосердов. Всеконечно. Большая часть из них после ужина приезжает. Иные прямо для провождения времени и отдохновения от трудов, а иные сбираются только за тем, чтобы над нашею братьею, малочиновными людьми посмеяться, но часто сами смешнее нас бывают.
Племянник. Но кто осмелится над господами смеяться? Я, хотя недавно здесь живу, однако видал, что их нередко и за дурачествы хвалят.
Чистосердов. Это делают льстецы, которых здесь больше, нежели чистосердечных.
Племянник. Разве льстецы всегда возле бояр трутся и разве в них слабостей больше?
Чистосердов. Нет! Слабости и страсти находятся равно в людях всякого состояния, но на знатного господина глаза всего народа обращаются, и в нем пороки виднее, нежели в малочиновном. Правда, что у нас больше таких бояр, которые, обладая прямыми достоинствами, истину любят, но и тех довольно, которые слепыя похвалы желают. А иногда и самые добродетельные и разумные люди несколько времени от льстецов в ослепление приведены бывают.
Племянник. Для чего же у вас льстецов терпят?
Чистосердов. Для того, что их слова приманчивы человеческому самолюбию, которое иными чрезмерно обладает. К тому же честной человек льстеца не скоро и узнать может. Первой о большей части людей по себе рассуждает; а последней без труда приемлет на себя все виды, по времени и обстоятельствам, и хотя он похвалами всякому погибель готовит, однако притворством обольщает простосердечие.
Племянник. Я от батюшки слыхал, что вы очень откровенны; итак, я чаю, вам жить здесь невесело.
Чистосердов. Несносно! Если бы льстецов не столько много было, то бы и преодолеть наконец удалося, но их число несметное. Ими набиты не только передние, но и все комнаты многих знатных господ. Они сводят знакомство с дворецкими, со всеми прислужниками, с няньками и с мамками; а в случае нужды они и последним холопьям в пояс кланяются. Словом, они своею подлостию сыскивают не только свободной пред честным человеком вход, но и замолвленье доброго слова, хотя до того непозволенным образом добиваются.
Племянник. Да как же вы между ими живете?
Чистосердов. Делая тому противное и ежечасно их ругая.
Племянник. За то вас возненавидят.
Чистосердов. Что мне до того нужды!
Племянник. Неужели вы и большому господину о пороках его в глаза сказать осмелитесь?
Чистосердов. Без сумнения! и я прошедшую зиму с некоторыми господчиками здесь и больше этого сделал.
Племянник. А каким образом?
Чистосердов. Однажды куча молодых шалунов, мнимыми достоинствами надутых, приехали сюда над добрыми людьми посмеяться. Многих дурачили, которые, будучи их разумнее, из презрения сносили от них обиды. Наконец напали они на бедную девочку, которая ни малого не подала поводу над собою ругаться. Обступили ее, начали бесстыдно шутить, ходили всюды за нею, делали разные и холопьям неприличные похабствы, и, напоследок оттолкнув ее подруг, с которыми она приехала, хотели свое дурачество усугубить; но, по счастию этой бедняжки, я с моим другом тут случился. Мы избавили эту девочку и ругали вертопрахов за гнусной поступок, сколько хотели; а они, снося брань, бесстыдно смеялися и тем безумство свое утверждали. Короче сказать, дело кончилось тем, что о девочке все сожалели, все озорников бранили; поступок их остался для них поношением, а я с моим другом нажил с двадцать новых злодеев.
Племянник. Сами виноваты; лучше убегать от неприятелей, нежели им в глаза лезть.
Чистосердов. Ты говоришь правду. Но я иногда почитаю за грех оставить дурака без обличения и хотя я сюда очень редко приезжаю, однако всякой раз увижу множество шалостей, которых пощадить не можно. Но слава богу, что Щепетильник стал сюда жаловать. Он со всякого лукавца снимает личину и всякого повесу осмеивает.
Племянник. На это много ума и учения потребно, и я дивлюсь, что из наших купцов столь умной и обхождение знающей сыскался.
Чистосердов. Он не купец, а отставной офицер, которой давно без награждения отставлен за то, что начальникам своим, слепого повиновения требующим, в глаза говорил правду.
Племянник. У нас и офицеры не всё ученые; довольно и таких, которые с нуждою писать умеют.
Чистосердов. Доселева бывало, но ныне начинают выводиться, для того, что уже слуга боярской и купец через месяц в офицеры не выйдут, не так как встарину. Я знал некоторых письмоводцев, из ничего и не за весьма похвальные дела в чины вышедших. Они, втершись в случаи к большим добросердечным господам, их обманывали и на их ответ довольно купцов, подьячих и холопей вывели в офицеры; пускай бы уже достойных, а то таких, которые и в тех званиях гадки были. Но оставим прошедшее время, я желаю, чтобы оно у всех честных людей из памяти истребилось и их не сокрушало.
Племянник. Этого всем желать надлежит.
Чистосердов. Отец Щепетильников был офицер * и хотя жил в бедности, однако сына своего так воспитал, как и дворяне редко воспитываются, и, терпя нужду, обучил его языкам и другим наукам в такое время, когда государевых училищ для недворян еще не было. Но зато, ни он, ни сын его никакого награждения не получили и просить стыдились, не так как многие из нынешних молодчиков. Они лишь немножко выучатся на государевом иждивении, то уже и хотят чрезмерного награждения, тогда, когда еще и учения не заслужили; не только чтобы из благодарности потщились оказать отличные отечеству услуги. Но вот и работники его принесли товары. (Работникам.) Скоро ли хозяин ваш будет?
Мирон работник. Тотчас-стани пожалует.
Чистосердов. Для чего же он замешкал?
Мирон работник. Не ведаю, роцимой.
Чистосердов. Но верно ли он будет?
Мирон работник. Право будет-ста, и велел всим честным боярам сказаци, что у него новые есть… новые-стани!.. ни товары, а!.. а!.. голотиреи, привезенные из заморья, из Мемщизны… Имена-та некрещеные, так, кормилец, мудрены, что их скоро и не пробаишь. Как, бишь, они зовутся… ляд ведает! так хитров, хоть голова проць, так не знаю.
Мирон работник. А ла, а ла, а ла тилогрея! да а ла, а ла салфетка!.. што же-ста, боярин, галишься надо мною. Вить на нас дивит нецево; еще только с неделей двадчать как мы из Галица * сюда прибрели; а у нас эдаких мудрых слов ниту, и мы голчим по старинному поверью.
Чистосердов. Я не тому смеюсь и знаю, что вам эти слова выговаривать трудно. (Племяннику.) Это последние моды: а-ла-грек * и а-ла-салюет *. Пойдем в залу, я чаю, уже много людей собралось. (Работникам.) А вы, как скоро хозяин ваш приедет, нам скажите.
Мирон работник. Спасиба, брат Васюк, что ты отомкнул прилавок-от; а я с бояринам-та позагуторился. Виць это тот, который не охоць до бусурманских-та фиглей и которой и тех бранит, кто их за христианские манеты покупает.
Василий работник. Как ево не знать, он очень знакомит. И когда сюда ни зайдет, то ницаво не купит, а весь вецер пробаит с нашим шалбером. Да нутка, брат Мироха, станем разбирать кузовеньку-та. Вить хозяин до сабя из нее велел все выбрать.
Мирон работник. Давай, парень! Вздымем-ка ее на лавку-та. Берись же моцнее! Вить она, братень, грузна, и я из саней ее церез моготу сюда притаранил. (Оба работники, поставивши корзину на лавку, вынимают вещи и разговаривают.)
Мирон работник (держа в руке зрительную трубку). Васюк, смотри-ка. У нас в экие дудки играют, а здесь в них один глаз прищуря, не веть цаво-та смотрят. Да добро бы, брацень, из-дали, а то нос с носом столкнувшись, утемятся друг на друга. У них мне-ка стыда-та совсем, кажется, ниту. Да посмотрець было и мне. Нет, малец, боюсь праховую испорцить.
Василий работник. Кинь ее, Мироха! А как испорцишь, так сороми-та за провальную не оберешься. Но я цаю, в нее и подуцеть можно, и колиб она ни ченна была, так бы я сабе купил и, пришедши домой, скривя шапку, захазил с нею. Меня бы наши деули во все посиденки стали с собою браци и я бы, братень, в переднем углу сидя, чуфарился над всеми.
Мирон работник (вынув груп купидонов, изображающих художества и науки, смеется). Смотри-т-ка! что за проказь? Какая их сарынь рабенок. (Испугавшись.) Ах, братень, никак это ангели божий! прости меня, чарь небесный! я, проклятой, глядя на хранителей-та наших, ухмыльнулся. Экие мемцы-та безбожники, как они их в кучу сколько смямкали!
Василий работник (смотря на купидонов). И, дурачина! С вора вырос, а ума не вынес! Какие ангели! Я слышал от нашево хозяина, что это хранчуские болванчики.
Мирон работник. О, так я и не согрешил. Смотри-ка, парень, что у них в руках-то. У инова мазилька, у инова мкнига, иной с зажжоной луцыной; а этот по пестренькому шарику развильниками тыцет.
Василий работник. Покинь их, малец! Вон и хозяин идет. Ставь поскоряе.
Щепетильник. Не изломали ль чего?
Мирон работник. Ницаво, кормилец!
Щепетильник. Не спрашивал ли кто меня?
Василий работник. Тот цостной боярин, которой не покупает ницаво из мудростей хранчуских, а все с вашей милостью гуторит. Он мне-ка приказал сабе весть подаць, как ты-стани сюда пожалуешь. Да был с ним какой-та боярцук, только с лича парень оцосной.
Щепетильник (в сторону). Это, чаю, майор Чистосердов; но с кем, не знаю, и он, конечно, в зале. (Мирону.) Поди скажи ему обо мне и всем гостям. Да смотри же искусненько и не согруби никому.
Мирон работник. Разумею-стани вить я не дурак.
Щепетильник (вслед Мирону). Э! и дожидайся там, покуда все не разъедутся и как никого не будет, так мне скажи. (Василию.) А ты поди и будь в этой комнате, покуда не кликну.
Щепетильник (вошедши в прилавок, разбирает вещи и вынув бумагу, говорит). Мне кажется, что сегодня был я очень счастлив, а со мною многие бедные люди. (Читает.) Золотые часы с будильником купил у меня сын судьи Лихоимцева за 250 рублев, а мне они за 70 достались. Продал я молодым вертопрахам несколько детских игрушек, которых ныне сотни по две к часам привешивают, на 200 рублев, а они мне самому и 50-ти не стоили. Барыш хотя не христианской, однако взят с таких людей, которые сердятся, ежели их шалости сделать не допустишь. Если бы я с них столько не взял, то бы чужестранцы пуще моего ограбили и деньги бы из государства вышли. За это нельзя меня назвать бессовестным. Я беру дорого не с бедных людей, которые трудами деньги получают, а с таких мотов, которые и без меня разориться сыщут случай. Недавно начал я торговать безделюшками и столько уже денег имею, что и каменные могу построить палаты, исключая то, что третью часть бедным разделяю. Безделицы ныне очень дорого покупаются, и весь свет так в них устремился, что почти ни о чем, кроме их, не мыслит. Все почти люди, кроме безделиц, ничего ие читают, ни в чем, кроме безделиц, не упражняются и ни о чем, кроме безделиц, не спорят. Бездельнаго мужчину женщины наподхват любят, а женщина бездельная мужчинами обожается. Но что я за пример нашел? как будто бы не довольно и без того безделок на свете. Самые важные вещи, о которых больше всего стараться надобно, ныне в безделки превращаются. Тратят время, изнуряют здоровье, проматывают имение, бесчестят своих предков, бесславят самих себя, преступают должности, утесняют беспокровных, оправдают виновных и забывают присягу, так как сущие бездельники. Искренность стала безделица, честь безделка, совесть безделюшка, а, наконец, и вера, как главная вещь, у многих несмысленных дураков почитается из безделиц безделкой.
Чистосердов. Здравствуй, сударь! Ты так зачитался, что нас и не видишь.
Щепетильник. Виноват! Я право вас не приметил. (В сторону.) Лицо этого молодого человека меня удивляет, и он на наших щегольков не походит.
Чистосердов. Что ты опять шептать начал?
Щепетильник. Так, сударь. (Племяннику.) Не изволите ли чего купить?
Чистосердов. Конечно, он купит, только продавай ему не с таким описанием, как здешним жителям. Еще тому не более Двух месяцев, как он из Пензы сюда приехал, и он мой родной племянник.
Щепетильник. А! радуюсь, что вижу в нем человека, на вас похожего. (Племяннику.) Да что же вам потребно?
Племянник. Хорошие часы, сударь.
Щепетильник. Вот самые верные и лучшего мастера, они же с будильником. Если бы я их продавал безмозглому петиметру, то бы должен был описать их доброту в следующих словах: что они будут его разбужать по полуночи в двенадцатом часу и позже; что будут показывать время, когда должно ему скакать на свидание с любовницею, которых он в день по десяти обманывает, а из них каждая сама по двадцати любовников проводит; когда ехать в церькву, не богу молиться наряду с добрыми людьми, а поспеть к выходу, чтобы провести за руку до кареты какую-нибудь бесстыдницу или вертопрашку. А вам скажу противное: эти часы станут вас будить к должности в такое время, чтобы вы, приехавши вместе с товарищами, исправили на вас положенное, успели бы отдать почтение вашим благодетелям, побывали бы в церькви, во-время бы отобедали, отужинали и спать ложились. Словом, они будут вам так показывать время, что вы, следуя порядку, наживете имя прилежного, доброго и исправного человека и от знатных степенных людей милость сыщете.
Чистосердов. Ну, племянник! таковы ли тебе наставлении его кажутся, как я сказывал?
Племянник. Они мне очень приятны, и я желаю их чаще слушать.
Щепетильник (Чистосердову). Никак вы, сударь, против своего обыкновения, сегодня развеселились и хотите пошутить надо мною?
Чистосердов. Отнюдь нет! я нарочно привез сюда моего племянника, чтобы он послушал твоих описаний. Они его вразумят к познанию здешних жителей.
Щепетильник. Неужли вы в истину это говорить изволите? И ежели не шутите, так поэтому я умнея, нежели сам о себе думал. Вот каково человеческое самолюбие: оно уже меня словам вашим и верить заставляет, и я вижу, что излишними похвалами каждого человека испортить не трудно.
Чистосердов. Вы чрезмерно скромны. Всяк, у кого хоть малый есть разум, увидит достоинствы ваши. Но я не знаю, как бы мне с племянником пробыть у вашей лавки во все то время, как вы гостей подчивать станете. Надо мною и так уже многие смеются, что я, приходя в маскарад, проговариваю с вами.
Щепетильник. Над вами смеются те, которые сами правильное осмеяние заслуживают, и потому ругательствы их вам невредны. Вы можете, надев личины, просидеть здесь целый вечер. А как, уже скоро десять часов ударит, то я по ерлыкам сегодня проигрывать не стану, хотя бы и много съехалось, а только за деньги продавать буду.
Чистосердов. Как я пошел из зала, так там еще только человек с тридцать было. Да, полно, и всегда за деньги мало сюда ездят; а на даровое весь город сбирается. Но вот трое. Они конечно к вам подходят. Сядем, племянник, и послушаем. (Садятся и надевают маски.)
Нимфодора. Ах, радость! Какая это скука! не поверишь, душа моя, что бы я дома веселея время проводила.
Маремьяна. Уж конечно, матушка, и я тоже! Мне-было и ехать не хотелось, да Полидор меня просьбами замучил.
Полидор. Я виноват, сударыни, и очень виноват, только чорт меня возьми, ежели я не думал больше найти здесь веселья. Однако, матушки, мы можем несколько минут в лотерею поиграть. Пойдем к этому вралю и возьмем по дюжине билетов.
Щепетильник (Чистосердову). Вот самые умные люди своим именем меня клеплют.
Полидор. Давай нам, господин мудрец, билетов.
Щепетильник. Я не люблю этого имени, для того, что и сущих дураков ныне нередко тем же величают.
Полидор (с усмешкою). А ты ведь очень умен. Но что мне до того? давай билетов!
Щепетильник. Ежели купить изволите, так все состоит к вашим услугам, а проигрывать сегодня за малолюдством я ничего не стану.
Полидор. За малолюдством? Всеконечно, что ты нас не знаешь. Ежели где есть такие, как мы, два-три гостя, тогда компания *[3] малолюдною не почитается.
Щепетильник (в сторону). Для того, что вы трое за тридцать человек пустого накричите.
Полидор (Щепетильнику). Что же у тебя есть нового?
Щепетильник. Очень много! Все что я в лавке имею.
Полидор. Не нравится ли вам, сударыни, что-нибудь из этой галантереи?
Щепетильник. Извольте сказать, сударыни, в каких вещах нужду имеете?
Нимфодора. Боже мой! Какой это глупой и обветшалой вопрос! В каких вещах нужду имеете? Я ни в чем нужды не имею, а хочу купить у тебя от скуки несколько безделиц.
Щепетильник. А я по себе думал, сударыня, что покупать должно одни необходимые товары.
Mapeмьяна. О! оставь, пожалуй, прескучные свои нравоучении и говори их подьячим, купцам и таким шалунам, каков ты, а мне покажи это зеркало.
Щепетильник. Извольте, сударыня. Зеркало предорогое! стекло самое лучшее в свете! Кокетка тотчас увидит в нем все свои гнусные ужимки; притворница — все лукавство; многие женщины усмотрят в лицах больше коверканья, нежели приятности, больше похабства, нежели благочиния, и приметят в себе больше врожденной остроты, нежели здравого рассудка.
Полидор. Начал дурачиться. Ну, повирай, друг сердешной.
Нимфодора. Пусть его болтает. Проповеди его изрядное от бессонницы лекарство.
Щепетильник. Так не перебивайте же их, сударыни. Многие женщины увидят в это зеркало, что румяны и белилы, хотя их горшка по два в день тратят, не могут бесстыдства их загладить, и что…
Полидор. Для чего же ты одним женщинам делаешь описании, разве нас вовсе забыл?
Щепетильник. Тотчас, сударь, и ваша очередь придет. Ежели петиметр в него посмотрится, то в одну минуту с своим нарядом все свои шалости увидит, и увидит, что он достойно от степенных людей скотиною почитается. Многие люди, а особливо некоторые большие господа, не увидят тут ни своих великих заслуг, о которых они кричат ежеминутно, ни милостей, к бедным людям показанных; однако тому не зеркало виною. Многие из мнимо ученых найдут себя невежами, многие из остроумных — самыми грубиянами; но при всем том, зеркало предорогое и, самое редкое в свете.
Маремьяна. Не о доброте дело, а о цене.
Щепетильник. Мне необходимо надлежало это описание сделать, чтобы оно вам дорого не показалось. Последняя цена двенадцать рублей.
Полидор. Вот деньги!
Маремьяна. Что это, батюшка! Я бы и сама заплатила.
Полидор. Полно, сударыня, как вам не стыдно! Вы конечно меня одурачить хотите.
Чистосердов (Племяннику). Дурака не надобно дурачить, он сам о себе знать даст.
Нимфодора. Что это за табакерочка? Она ужасть как мала, и я не знаю, на что ее употребить можно.
Щепетильник. О, сударыня! эта табакерочка, или, лучше сказать, эта маленькая редкость, самая удивительная вещь на свете! Меньше ее нет во всем Париже, и она в числе последних мод вышла и ко мне прислана за диковинку.
Нимфодора. Да что с нею делать, ежели я ее куплю, скажи мне, пожалуй?
Щепетильник. С охотою, сударыня. Только не скоро вы поверите, услышав почти невероятные об ней дела. В эту табакерочку, как ли она ни мала, некоторые из придворных людей могут вместить всю свою искренность, некоторые из приказных всю честность, все кокетки без изъятия свое благонравие, вертопрахи весь их рассудок, стряпчие всю совесть, а стихотворцы все свое богатство, и она только двадцать рублев стоит.
Нимфодора. О, так я куплю ее для последних и подарю господина Рифмолюбова *. Этот бедняк слишком десять лет марает бумагу, а ни одного хорошенького стиха и в элегиях, кроме краденых, написать не умел. (Она, Маремьяна и Полидор смеются.)
Полидор. Лучше этого, матушка, выдумать не можно. Вот деньги за табакерку, изволите ее взять.
Нимфодора. Ты сегодни своим женерожством * нас пристыжаешь?
Полидор. Никак, сударыня; я делаю должность нашей братьи и жертвую прелестным богиням.
Маремьяна. Шутишь, радость.
Нимфодора. Где ты так пришибать научился?
Полидор (целуя у ней руку.) Там, где мое сердце вольности лишилось. Но не изволите ли еще чего купить?
Нимфодора. Нет, душа моя.
Маремьяна. И я ничего.
Полидор. Так, я куплю себе какую-нибудь безделку. Пусть он и мне казанье скажет. Подай записную книжку.
Щепетильник (в сторону). Будет и тебе хорошая почесть. (Полидору.) С описанием или без описания?
Полидор. Изволь молоть, что хочешь.
Щепетильник. Вот в золоте оправленная; она стоит семьдесят рублев. Все люди покупают книжки для записки; но не все в них одинакие дела записывают. Иные вносят сюда все благодеяния, от людей полученные, собственные свои пороки, которые сами в себе находят, все нужные дела для пользы людской, и это на таких листах, где их скорея увидеть можно; а туда, куда они не так часто заглядывают, вписывают слабости людские, не для того, чтобы язвительным образом вывесть их на посмешище народное, но чтобы иногда из христианской должности остеречь ближнего, и то не сделав ему огорчения. Словом, они записывают в них все то, что хорошими делами называется. Но таких людей мало, а тех больше, которые покупают на то, чтобы не забыть все места, куда они задыхаясь бегают, стараяся дураками показаться. Здесь записывают господа пересмешники дела постыдные. Например, как обесчестили добродетельную женщину, как обманули заимодавцев, как простосердечного провели человека, как…
Полидор. Пойдемте, сударыня. Он уже слишком заврался. Лучше дурака оставить. (Уходят и, идучи, кричат: вздор).
Щепетильник (вслед). Не врать было много, так бы пошел не с таким носом.
Чистосердов. Ты их живыми описал красками. Вот, племянник, какие у нас есть люди; хотят всех пересмехать, а сами ничего снести не могут. Они все достойны, чтобы их в комедиях осмеивали.
Щепетильник. Это правда. Но вот идет какой-то гость и очень гордо выступать изволит.
Притворов. Подай мне доминную маску.
Чистосердов (Племяннику). А! это бывший придворный хитрец, господин Притворов.
Щепетильник. Я, сударь, не держу больше этого товару, на него ныне купцов мало.
Притворов. А для чего? Мне кажется, что в маскараде этот товар пренужной?
Щепетильник. Бывал доселя, но недавно почти все люди личинами запаслися, и от них лишь убытков ожидать должно. Почти все уже в том достигли до такого совершенства, что к притворству лиц не имеют более нужды в личинах. Вы найдете обманщиков, лжецов и клятвопреступников в разных духовных и светских почтения достойных одеждах. Увидите, что самые распутные и бесстыдные люди при всяком почти слове притворно краснеются. Усмотрите, что притеснение, обида и грабеж скрыты под именем правосудия, а льстецы и бездельники под именем людей благоразумных. Иногда вертопрах, обманывая людей постоянных, выступает под маскою ложного степенства. Иногда самой гнусной лицемер не виден при его клятвах, а зловредной наушник почитается другом. Словом, сударь, часто и то бывает, что воровствы и злодействы тогда сокрыты под богатыми одеждами и под знатными чинами, когда истинные достоинствы терпят нужду, голод и холод, или лучше сказать, ныне почти весь свет в личинах, и по лицу ничьего сердца не познаешь.
Притворов (в сторону, сердяся). Как бы от этого дурака отвязаться. (Указывая на зрительную трубку, которую Щепетильник держит.) Что она стоит?
Щепетильник. Самую безделку, хотя по себе и не безделка, а вещь пренужная в свете, которая и в городе и в деревне равномерно потребна. Вот ее доброта! Но прошу не прогневаться, что скажу вам то, о чем вы и без меня, конечно, известны и на что, без сумнения, покупать ее изволите. Ежели посмотрите с этой стороны, то все вещи увеличатся, к вам приближатся, и вы их ясно рассмотрите. Поверните же и посмотрите в другую сторону: видите ль, как те же вещи малы становятся и от зрения удаляются? С этой стороны смотрим мы, сударь, всегда на собственные наши пороки, на благодеянии, награждении и всякие выгоды, от людей полученные. А когда взор на ближнего устремляем, тогда обращаем другою стороною, и тут самые слабости людские покажутся нам не только пороками, но и злодеяниями. Если же случится, что наши благодетели востребуют от нас воздаяния, свойственного благодарности, тогда опять в эту сторону трубки смотреть станем и от докуки их удалимся. Короче молвить, посредством этой вещи можем мы от зависти затмевать добродетель и умалять достоинствы тех, которые нашему счастию мешают, и можем сами собою любоваться, видя толь редкие в нас даровании, которых никто из посторонних людей приметить не в силах.
Притворов (с досадою). А цена?
Щепетильник. Десять рублев.
Притворов. Вот деньги; пора домой ехать.
Чистосердов. Ну, этому досталось за все его пронырства. Я знаю, что он, служа при дворе и в других местах, всегда делал ложные бедным людям обнадеживании, притворные друзьям уверении и неблагодарность против благодетелей.
Племянник. Поэтому он несносной человек.
Щепетильник. Всеконечно, и надобно радоваться, что он ныне не в службе. Эдакой лукавец всякого доброго человека провести без труда может и, после управляя им, вред обществу делать. Но что это еще за маленький мужичонка?
Вздоролюбов. Я слышал, что ты имеешь целый магазин вещей курьезных. Скажи, есть ли из них достойные любопытства? И ежели есть, так покажи мне, я куплю наверное, денег не пожалея.
Щепетильник. У меня их очень много, и самые редкие со мною. Вот, сударь, посмотрите это медное блюдо. На нем вырезана речь Адамова, которую говорил он праматери нашей Евве, в первом их свидании; тут же и ответ добросердечной Еввы. Но буквы, за несметным прошествием времени, совсем почти вытерлись и их разобрать не можно; однако это не вредит достоинству моей редкости, но тем удивительнее ее делает. А всего примечания достойнее на ней то, что речь Еввина в три раза мужниной длинняе. Также есть у меня одна из тех труб, которые способствовали к разорению Ерихона *, прядь волосов Самсоновых *, обернутая в лоскут епанчи лепообразного Иосифа *, и множество жидовских диковинок, за которые с меня честные господа евреи столько денег взяли, сколько им захотелось.
Вздоролюбов. Еще что?
Чистосердов. А, это Вздоролюбов. Послушай, племянник; ты удивишься тому, как этот молодчик к ничего значущим безделюшкам страстен.
Щепетильник. У меня их еще много, только здесь нет, а дома оставлены. Пузыречек с слезами великого Александра, которые пролил он оттого, что людям более вреда не мог делать. Табакерка из бочки угрюмого Диогена, сети почти невидимые, в которые поймал Вулкан свою супругу с ее любовником *. Но. нынешние наши женщины столь непорочны стали, что этот товар на такую потребу уже негоден, потому что слишком в двадцать лет ни один муж жены своей не заставал с любовником.
Вздоролюбов. Мне в этих вещах нет нужды; этот муж всегда дураком останется, который за женою примечать будет. (В сторону.) Ежели он и застанет, так прибыли мало.
Щепетильник (в сторону). Не искусился ли он в том?
Вздоролюбов. Нет ли у тебя каких минералов и металлов?
Щепетильник. Есть, сударь! Вот раковины из реки Евфрата, в которые, как ли они ни малы, хищные крокодилы вмещаются, и их все любители редкостей сбирают. Вот еще три камня с острова Нигде Небывалого *; камни самые редкие, которых ни у кого, кроме вас, не будет; а называют их алграменти-бардасы *, т. е. сок и фундамент физики, химии и алхимии.
Вздоролюбов. А что эти камни и раковинки стоят?
Щепетильник. Крайняя цена три тысячи рублев.
Вздоролюбов. А блюдо и все редкости, о которых ты теперь же мне сказывал?
Щепетильник. Последнее слово семь тысяч рублев.
Вздоролюбов. Вот тебе тысяча задатку, а за достальными приезжай завтре с вещами; только дай мне теперь один камушек и раковинку показать охотникам и их взбесить. Я думаю, что мне маски скидать не надобно: ты меня и без того по моей охоте к редкостям узнать можешь. Прости!
Щепетильник. По твоим дурачествам узнать тебя не трудно. Это Вздоролюбов.
Чистосердов. И я его тотчас узнал.
Щепетильник. Не странная ли это охота: за пять раковин таких, каких в Яузе * много набрать можно, и за три камня, которых по дорогам лежат кучи, заплатил он с жадностью три тысячи рублев.
Чистосердов. Не видавши, этому поверить трудно.
Щепетильник. Для того, что его дурачество редко слыханное. Да, полно, он на этих безделках совсем ума рехнулся. Ему хочется прослыть перьвым знатоком в натуральных вещах, и вы видели, как щедро он за них платит. Недавно продал он слишком тысячу душ и купил на взятые деньги разных вздоров, которые при его же жизни с молотка за десятую или двадцатую долю проданы будут, а это уже с такими охотниками, каков он, не однажды случалось.
Чистосердов. Только удивительно, что он весьма неосновательную жизнь ведет, имея изрядной умишко. Мне очень жаль, что сын такого доброго человека, каков его отец был, стал посмешищем не только нашему государству, но и многим чужестранцам.
Щепетильник. Это правда; лучше бы было, ежели бы он за своим имением смотрел прилежнея, помогал бы бедным и не давал… Мне жестоко досадно, что этот гость помешал нам поговорить о Вздоролюбове.
Легкомыcлов. Мне надобен перстень, точно такой величины. Ежели ты имеешь, так покажи скоряе.
Щепетильник. Он очень мал и, конечно, не для вас, сударь.
Легкомыcлов. Нет!
Щепетильник. Знать для обручения, ежели холосты, или для подарения супруге, ежели женаты.
Легкомыcлов. Нет! Нет! И! как тебе не стыдно! Неужли ты меня дураком почитаешь? Я очень остерегаюсь жениться и навязать себе камень на шею. Обручальные кольцы самые опасные вещи. Новобрачные должны их почитать несчастливым предзнаменованием, которое рано или поздно, только много бед наделает. Хотя до свадьбы и несколько дней после свадьбы муж с женою обнимаются и лижутся ежеминутно, но скоро потом так друг другу наскучат, что и удавиться ради будут, лишь бы не быть вместе.
Чистосердов (Племяннику). Вот дурак из самых вредных, и ты пуще всего от этой заразы стерегись.
Щепетильник. Да на что же вам перстень потребен?
Легкомыcлов. Скоро, мой друг, услышишь. О боже! как же мы счастливы в робячестве бываем! Мы можем, оставя одну игрушку, забавляться другою и переменою получать ежедневно новые удовольствии; но чем старее, тем глупяе становимся, и нам никакая игрушка, кроме женщин, нравиться не будет. Многие почитают их игрушкою, для нас необходимою, но я их почитаю таким колоколом, которой беспрестанно звонит над ушами и тем пуще нас беспокоит, что с рук сжить его не можем; таким барабаном, которой в доме ежедневно бьет тревогу, и такой трещоткой, которая и во время сна своего не умолкает, и таким…
Щепетильник. Ну, сударь, продолжайте вредное ваше описание, которое вы против совести остроумною шуткою почитаете. Что до меня, я, не взирая на вашу хулу, не престану почитать добродетельную супругу прямым в жизни нашей блаженством и самым драгоценным от создателя награждением. Она услаждает наши горести, усугубляет веселии, бывает участником в благополучии и другом непременным во время бедственное. Сохраняет наше здоровье и в болезни нашей больше об нас печется, нежли мы сами. Подает нам в злополучии полезные советы, а в унынии утешает и, освобождая нас от тяжелого ига домоправления, сберегает иждивение на нашу жизнь и на жизнь детей наших.
Чистосердов (Племяннику). Вот истинное о жене описание.
Легкомыслов (остепенившись). Самое прекрасное! и когда я вижу, что вы за женщин так усердно вступаетесь, так признаюсь вам, что этот перстень надобен мне для обручения; Я сперва для того потаился и сам шутил над супружеством, чтобы надо мною не начали смеяться за то, что я жениться вздумал.
Щепетильник. Вот нынешние светских, а особливо молодых людей мысли! Они стыдятся сделать доброе дело, для того, что не по моде будет, и они в угождение этому чудовищу частенько и совесть забывают.
Легкомыcлов. И то правда! из тысячи молодых людей и таких, как я, редкой осмелится быть добродетельным, опасаясь, чтобы не почли его странным человеком и не стали бы над ним ругаться. До сего времени этой слабости и я был подвержен; но теперь, оставя ее, стану следовать правилам людей степенных.
Щепетильник. Я тому сердечно радуюсь. Вот перстень! Он сто рублев стоит.
Легкомыслов. Вот деньги. Я слуга ваш покорный и всегдашний презиратель вредных мод и шалостей петиметрских.
Щепетильник (Чистосердову). Этот образумился, но надолго ли, не знаю. (Увидев Обиралова, говорит ему.) Чего, сударь, изволите?
Чистосердов (Племяннику). Это судья Обиралов. (Потом говорит тихо с Племянником, и оба надевают маски и садятся).
Обиралов. Мне надобно купить вески, только самые верные.
Щепетильник. Вот самые правильные. Они для истины сделаны! Один волосок тотчас стрелку перетянет.
Обиралов. Такие-та мне и надобны.
Щепетильник. Сказать ли их доброту?
Обиралов. Всеконечно.
Щепетильник (в сторону). Надобно этого взяткобрателя отправить хорошенько. В старые, сударь, годы покупывали их господа судьи, не для делания правды, но для вешания денег; а ныне уже не на то покупают. Но я, не знав чину вашей милости, не могу попасть на точное описание той потребы, на которую вы их покупаете, и для того стану говорить разные примеры. В прежние времена, сударь, истина столь легка была, что тысячной мешок, от виновного челобитчика во взяток даванной, ее перевешивал; а ежели приносим он бывал сам-друг или сам-третей, так уже род, племя и весь причет госпожи истины не мог тягости денежной перевесить. В прежние времена, говорю я, обещания судейский для бедных так маловесны были, что комар и муха их перетягивали…
Обиралов. Да что тебе до судей, оставь их, пожалуй, и скажи, что весы стоят?
Щепетильник. Тотчас, сударь. Я вкратце опишу вам всю их доброту. Однажды положил я павлиное перо на одну чашку, а на другую тридцать пар новомодных и дорогих одежд господина Верхоглядова, и с удивлением увидел, что весы ровно стояли (Обиралов смеется) и притом собственным испытанием выведал я, что знание петиметров есть точное равновесие уму тех невежд, которых очень много в наших приказах за красным сукном сиживало; да полно, не сидит ли несколько и ныне. Вслушались ли вы, сударь? Равновесие уму тех невежд, которые не выучась не только приличных к правосудию прав, ниже оснований грамматических, хотят прослыть…
Обиралов. Что им до эдакой безделки? они не учиться, а судить должны, и они по форме и указам должность свою исполнять могут.
Щепетильник. Послушай, сударь. Есть между ими и помощниками их такие, которые не знают и о том, что азбука российская в правилах грамматических напечатана и это в ней ясно показано, каким образом можем мы разделять речи и порядочно изъясняться.
Обиралов (весело). Это дело не судейское, а секретарское.
Щепетильник. Что мне до того! Я не знаю, чье оно по-вашему, а по-нашему это дело всех тех, которые писать должны. Но скажи лишь этим невеждам, что они азбуки не знают, так они и драться и в суд идти готовы, забывши, что таковою просьбою им же стыд сделается и что уже они в незнании совершенно обличатся.
Обиралов. Перестань или я уйду.
Щепетильник. Еще одно слово: я узнал чрез эти же вески, что гордость и тщеславие всех людей тянут против дурачества, что золотник природного ума весит против пуда учением приобретенного, что премудрая голова не перетянет сердца добродетельного, что взяткобратели…
Обиралов. Перестань, пожалуй, а скажи цену. Мне пора домой ехать и свесить несколько сотен червонных.
Щепетильник (в сторону). Награбленных с бедных просителей. (Обиралову.) Три рубли, сударь.
Обиралов. Вот. деньги, желаю тебе доброй ночи. (Отходит.)
Щепетильник (вслед Обиралову). А я тебе доброго сердца, потому что старое у тебя весьма гнусно и если оно не исправится, так скоро тебя к столбу выведут *, чего ты за свои поступки достоин.
Чистосердов. Это правда! И я не думаю, чтобы слезы вдов и сирот пропали. Но что это за шалун?
Щепетильник. А! Это Верьхоглядов; он ныне красавцем у кокетков почитается. Но сколько лицо его хорошо, столько поступки дурны. Смотрите! один идучи кривляется и поет.
Верьхоглядов. А пар дие *! Рад я, что тебя вижу в добром здоровье, господин Щепетильник. О! проклятой твой титул колет и дерет уши. Пожалуй, брось это варварское имя, а называйся галантерейщиком. Это будет тре-галан, и ты сам галант-омом * почитаться станешь.
Щепетильник. Я не хочу никогда быть галант-омом и не переменю моего названия, для того, что оно правильно на нашем языке.
Верьхоглядов. О, фидом *! на нашем языке! Вот еще какой странной екскюз *! Наш язык самой зверской и коли бы не мы его чужими орнировали * словами, то бы на нем добрым людям без орёру * дискурировать * было не можно. Кель диабле *! уже нынче не говорят риваль *, а говорят солюбовник. Ха! ха! ха! Какое иниоранство! Да пусть бы говорили, а то уже и пишут, и я слышал, что комедию Троа Фрер-Риво * назвали Три брата солюбовники. Три брата солюбовники! Ах! эти слова умертвят меня.
Щепетильник. Для того не пишут риваль, что это по-французски, а по-русски солюбовника значит.
Верьхоглядов. Пусть так, мой друг! Пусть так! но эти дикие слова из гоннет-омов * душу вытянут. Соперник! Солюбовник! Как же это срамно! и прононсуасия * одна уши инкомодирует *.
Щепетильник. Ин, не говорите по-русски, ежели вам язык свой столько противен, а лучше лепечите так, как теперь, или как один князек, побывавши года с два, к стыду нашему, в Париже и приехав оттуда, сказал некогда русскому сапожнику, которой снимал с него мерку: «Мон ами, ты не должен жужировать * по таким малым аппарансам» *.
Верьхоглядов. Он сделал то, что все наши братья вояжоры * должны делать.
Щепетильник (в сторону). Кроме тех, которые имеют здравый рассудок.
Верьхоглядов. Есть ли у тебя новые табакерки? Рекомендуйся мне! Я отебе рекомендую у всего монде галан * сделаю.
Щепетильник. Есть, сударь. Алагрек, аласалюет и…
Верьхоглядов. Нет, мон ами! Мне надобно табакерку разумную. Ты меня, я думаю, разумеешь?
Щепетильник (в сторону). В голове нет разума, так ищет в табакерке. (Веръхоглядову.) Вот предорогая табакерка фарфоровая в золоте. Вот вся золотая. Вот еще с бриллиантами, алабюшерон *.
Верьхоглядов. Что мне до твоих алабюшеронов! Это все старинные уже вздоры! Не офрируй * мне их, а дай такую, при которой бы проворство моего эспри * монтрировать * можно было. Я хочу с двойным куверклем *, на котором бы изображались хорошие миниатюрные пентюры *, чтобы нечто… там… ты уже дивинируешь *; нечто такое, чтобы можно дать случай продюировать * приятные бонмо *, непринужденные экивоки и инженуезное * и благопристойное похабство.
Щепетильник. Где это слыхано, чтобы было благопристойное похабство?
Верьхоглядов. Мы одни его эдаким сделать умеем! Мы одни, мой дружища! Атташируйся * к нам, так и сам савантом * будешь. Маленькое похабство, авек эспри выговоренное, анимирует * компанию; это марк де бон сан *, трез естиме * в дамских серкелях *, при игре картошной, а лучше всего на балах. Это такой фасон, чрез которой мы, пригожие люди, себя презинтировать * можем. Турнюр * хорошего экивока кокетку рассмешает, притворщицу принуждает глаза аббесировать *, а стыдливую закраснеться; но всем им офонд эмабле * бывает.
Щепетильник. Вот в каком вы заблуждении. Напротив того, я смело вас уверяю, что всякой разумной мужчина и всякая добродетельная женщина таких дурачеств отнюдь терпеть не станут. Эти шалости свойственны петиметрам, у которых нет в голове ни зерна здравого рассудка и которые прямыя учтивости совсем не знают.
Верьхоглядов. Здравого нет рассудка! О, мон ами, как же худо ты об нас жужируешь! Чорт меня возьми! Ты сформировал дезавантажные * об нас идеи. Послушай меня, я докажу тебе, что мы лучше всех людей на свете здравой рассудок поседируем *. Он есть приятное, справедливое, жантиль * забавное… истинное… лежер * удивительное… коммод * и… и… Уф, чуть я не задохся! Однако сказать тебетукур *, мон шер… мне стыдно быть педантом и дефинировать * это слово. Но ты видел, что ежели бы я хотел, то бы всеконечно доказать мог! Я во всем тебе контрадировать * капабель *, и капабель еще и не то сделать. Во мне, эксепте селя *, много есть меритов *. Я пью алла санте де бо секс *, говоря самые острые экивоки; могу над степенными людьми и священным чином мокироваться *, пренебрегать всяким законом и сделать дураком и скотиною ту-ле-серие * моралист, которые на тебя походят и вот это-та здравым рассудком антер ну * называется.
Щепетильник. А я не разгорячаясь могу слушать враки безмозглых вертопрахов и смотреть на них с презрением, и это здравым рассудком называю.
Верьхоглядов. Ты опять начал мораль прешировать *. Послушай меня, дружища! оставь ее, и так уже все люди говорят, что в твоем бутике * все галантереи хуже, грубое твое лицо и мордамант * язык. Прощай и суспандируй * нас вперед от таких гардиесов или за импертинанство * будешь батирован * чрез наших лакеев. (Уходит.)
Щепетильник. Коли они есть. Вот сущий попугай и достойной, чтобы его из всех мест, сказать-было его языком, чтобы его из всех мест прогонировали.
Чистосердов. Это правда! но я думаю, что большая часть таковых повес, угождая друг другу, язык свой ненавидят.
Племянник. Да лих на это смотреть несносно.
Щепетильник. Нет, сударь, не все из шалости; есть между ими и такие, которые с злостию природного своего языка не терпят. Я слыхал сам в комедиях от стоявших возле меня молодчиков, которые, никакого языка на свете не знавши, в каждое русское зрелище, если оно хорошо и актер играет с успехом, с досады бледнеют и грызут пальцы. А если приметят, что чужестранцам, которые совершенно нашего языка не знают, представление нравится, то станут их уверять, что или переведено, или написано дурно, или актер действует несогласно с речами.
Чистосердов. О, эдаких терпеть не должно, и мне кажется, что у нас повес разного роду больше, нежели в целом свете.
Щепетильник. Я с вами согласен; но большая часть из них не дураки, а доведенные до шалостей, из которых бы и к делу современем многие годилися, ежели бы строжее над ними смотрели.
Чистосердов. Самая истина! Из повес иногда полезные бывают люди, а из дураков никогда; только не надобно ни одного молодого человека допускать до этого порока.
Племянник. Вон еще гость жалует, и насилу идет, о костыль опираясь.
Племянник. Этому старику либо очки, либо трость потребна.
Чистосердов. Это советник Старосветов. Я чаю, он пришел сюда посмотреть на молодых людей или, может быть, сыну своему товарищество сделал.
Щепетильник. Нет, он сам часто сюда таскается.
Старосветов. Есть ли у тебя хорошие фарфоровые табакерки, на которых бы была миниатура? Портреты красавиц, сердца, стрелами пронзенные, или кольцы с любовными стишками, или что-нибудь такое, на чем бы страстная любовь изображалась? (Утирает пот.)
Щепетильник. Есть, сударь, разные, но не изволите ли наперед купить этих очков; они для пожилых людей новое дают зрение.
Старосветов. Для прозрения мне в них нет нужды, но я куплю их для близиру или подарю моему меньшому брату; он худо видит, а я, благодаря бога, в них нужды не имею и еще долго иметь не буду, и неприлично смотреть в очки в моих летах. Что же они стоят?
Щепетильник. Надобно описать их доброту, чтобы дороги не показались. В них можно ясно увидеть все шалости, что мы в молодых летах делали, и все те пороки, которые большему числу молодчиков невидимы. Гляду в них, не будешь иметь излишнего почтения к распудренным волосам на безмозглой голове против нечесанных волос умного человека. Бархатные кафтаны и кружевные на дураке маншеты покажутся столько же гнусны, как одежда его холопов. В них все отличить можно. Никто не почтет дресву золотом, а рогожу ковром, а если и почтет, так на короткое время; а рассмотрев, первое бросит в грязь, а последнее к порогу положит; а ковер всегда на столе останется.
Старосветов (смеется). Уподоблении не очень кстати. Однако ежели все сказанное правда, то это вещь предорогая, и я дивлюсь, что в щепетильной лавке такой редкой товар сыскался.
Щепетильник. В них же увидите, что чрезмерная многих людей учтивость есть покрывало сущего коварства и подлости, что скорая дружба не что иное, как торг, для прибытку сделанной. Словом, многие старики…
Старосветов. Оставь доброту, а скажи, сколько за них денег, и покажи мне вещи, которых я купить хочу.
Щепетильник. Очки стоят пять рублев, а вот и вещи.
Старосветов. А что это такое? (Смотрит на крышку табакерочную.)
Щепетильник. Ежели не видите, изволите очки надеть.
Старосветов. Нет, я вижу, а хочу, чтобы ты изъяснил мне эту живопись.
Щепетильник. С охотою! изволите смотреть: на крышке изображено, что шестидесятилетней старик дурачится, любовника представляя, и бегает вслед за шалунами и вертопрахами, надеясь пленять сердца молодых красавиц.
Старосветов (рассердяся). Не на меня ли ты, государь мой, целишь и не вздумал ли ты шутить надо мною?
Щепетильник. Сохрани меня боже! Я этого и в мыслях не имел.
Старосветов. Мне кажется, что неприлично над честным человеком смеяться, и я от такого дурака, как ты, не снесу ни малой обиды.
Щепетильник. А! когда же вы и вподлинну гневаться изволите, так послушайте, сударь, самую истину. Вы невольно принуждаете смеяться над собою, потому что, имев седые волосы, младенчествуете. Ежели бы мне по человечеству не жаль вас было, то бы я допустил купить этих безделюшек, за которыми вы сюда запыхавшись прибежали. Не изволите ли деревянных куколок, коньков, гремушек и прочего? Я безденежно услужу вам целым возом…
Старосветов. Молчи, грубиян! Я не за безделюшками бежавши запыхался, а протанцовал несколько менюетов и контро-тансов в угождение влюбленным в меня красавицам. Прости! я клянуся двадцатью моими любовницами, что отмщу тебе. Помни меня! (Идучи с театра, бранится.) Ты дурак, невежа, скотина, неуч!..
Чистосердов. Вот он-та в правду ума рехнулся и он-та прямой младенец. Но что это за урод идет сюда? Наденем, племянник, поскорее маски.
Щепетильник. А! это неуклюд Самохвалов, Знать, он недавно сюда приехал.
Самохвалов. Скажи мне, пожалуй, что это за старой дурак бежал отсюда? Он было меня с ног сбил. Никак его здесь рассердили? Он, идучи, жестоко бранился.
Щепетильник. Этот пожилой шалун прогневался на меня за самую безделку. Он хотел к стыду своему купить безделюшек, а я посоветовал очки купить и сказывал, на какую потребу они годятся и что в них увидеть можно.
Самохвалов. Ты мне кстати об очках вспомнил, я их купить должен.
Щепетильник. А на какую, сударь, потребу?
Самохвалов. Смешной вопрос! Смотреть на людей и читать разные книги.
Щепетильник. А я думал, что писать.
Самохвалов. Писать не для кого! Здесь достоинства трудов моих никто не разумеет.
Щепетильник (в сторону). Для того, что ты кроме ни к чему годных безделюшек, еще ничего не написал и не перевел. (Самохвалову.) Да какие же книги вы читаете, на своем языке, или?..
Самохвалов. На нашем языке? Видно, что ты в литературе незнающ. А что бы такое на нашем-та языке прочесть было можно?
Щепетильник. Такие сочинении, которые довольную похвалу заслужили.
Самохвалов. Я таких не знаю!
Щепетильник. Итак, вы чужестранные только читаете?
Самохвалов. Да, но и это не для научения. Учиться мне не у кого, следственно и подражать некому, а могу я счесть равными с собою некоторых чужестранных писцов; а не пишу ныне для того, что не хочу больше показать своего искусства.
Чистосердов (Племяннику). Вот пречудное животное.
Племянник. Весьма самолюбивое.
Щепетильник (ищет очков).
Самохвалов. Долго ли ж искать? Я чаю, в твоей лавке очков много.
Щепетильник. Есть довольно, но я ищу таких, которые очками знаменитых авторов называются. Они нарочно выдуманы для слушанья чужих сочинений.
Самохвалов. На то-та и мне они потребны. Ныне проявилось, к стыду нашего отечества, множество писателей, а особливо комических, которые и грамоте не умеют и которых сочинении иногда буду я принужден слышать.
Щепетильник. А вы еще и не видали и не читали?
Самохвалов. Нет!
Щепетильник. Да почему ж хулите?
Самохвалов. Потому, что написать хорошего некому, и я уже наперед знаю, что здесь все очень гадко и сочиняют и переводят.
Щепетильник. Так не слушайте и не смотрите дурного.
Самохвалов. Мне не хочется прослыть ненавистником; я буду ходить в комедии и, надев очки, смотреть на театр, отнюдь не слушая того, что актеры болтать станут, ведая, что доброго ничего не услышишь.
Щепетильник. А! так эти очки будто бы нарочно для вас сделаны. Они на уши надеваются, и ежели вы не захотите слушать, то, не отворяя этой пружины, их оставьте, и так не согреша против своей совести, т. е. не слыша дурно или хорошо написано, можете бранить сочинителя. А ежели слушать захотите, то подавите пружину, так эти дырочки отворятся, и все к слуху вашему доходить станет.
Самохвалов. Очень хорошо! О, как много умел ты меня одолжить! В твоей голове ума больше, нежели во всех наших новых писателях. Ты меня избавляешь от муки, и я выхвалю тебя перед молодыми нашими писцами, написавши сравнение между ими и тобою.
Щепетильник (в сторону). Сравнении не всем удаются; у многих и стихи неровные в них бывают.
Самохвалов. Что ты задумался? Радуйся, мой друг! Скоро об тебе моим старанием свет узнает: я расхвалю тебя.
Щепетильник (Чистосердову). Боюсь, чтобы не сказали: кто его хвалит? протухлая ветчина!
Самохвалов. Скажи же, что очки стоят?
Щепетильник. Двадцать рублев.
Самохвалов. Вот деньги. Завтре же начну я писать тебе похвальной эпитр, а на молодых вралей комедию, и подлинно сделаю смеху…
Щепетильник (в сторону). Над собою. Не заведи опять муз в избу; это не их, а твое жилище.
Самохвалов. Прости! я покажусь скоро во всей моей славе.
Щепетильник. Скоро все об тебе узнают, что ты ни в чем сведения и вкуса не имеешь, и быть тебе в комедии осмеяну прежде тех людей, которых ты неумолкно ругаешь. Они тебя скоряе на позорище выведут.
Чистосердов. Не гадко ли смотреть, что этот человек столь много заражен самолюбием! Он, ничего не сделавши, хочет, чтобы его хвалили, а тех презирали, которые трудятся.
Щепетильник. Мне кажется, что он сам будет презираем, и над ним исполнится эта пословица: «как кликнешь, так и откликнется». Он ругает, станут ему платить тем же; а ежели бы он жил, других не беспокоя, и сам бы, научиться постаравшись, написал что-нибудь полезное, то бы и его так же, как и прочих, любили.
Чистосердов. Но он не один столь гордых о себе мыслей. Эдаких самолюбцев у нас много, которые, ничего сделать не умевши, всех пересмехают. Я знаю одного, которой, увидя чье-нибудь сочинение, тотчас опорочит, хотя и без доказательств, не взирая на то, что другие хвалят; и он обещается сделать на всякого гвоздь с молотком, а всегда выходит рассохшаяся бочка.
Племянник. Итак, здесь во всяком состоянии есть странные люди?
Щепетильник. Очень много; но эдакие осуждатели, по правде, больше осмеяния достойны. Они так ослеплены собою, что ежели не постараются перемениться, то скоро будут совершенным посмешищем всему народу.
Щепетильник (работнику). Что ты?
Работник. Я пришел-стани сказаци, что бояра-та вси по домам разъехались, и никово больше ни в харях, ни без харь не осталось.
Щепетильник. Хорошо! запирай же лавку. Время и нам домой ехать.
Чистосердов. И нам также. Этот вечер много просветил моего племянника.
Племянник (Щепетильнику). Это правда, и я рад чаще слушать ваши рассуждении. Они мне чрезмерно приятны, и я за счастие почту, ежели удостоюсь войти в число искренних ваших слуг и буду получать от вас полезные советы.
Щепетильник. Ежели они вам полезными кажутся, то всегда к услугам вашим готовы.
Чистосердов. Прости, государь мой, до свидания, и я, желая тебе доброго здоровья, желаю и того, чтобы многие из наших богатых откупщиков и разного звания людей, которые, богу известно, как нажилися, хотя бы сотую долю, следуя вашему примеру, бедным разделяли и чтобы все, кто чрезмерно порокам подвержен, от поучений ваших исправлялись.
Щепетильник. Ежели бы это бог сделал! Но я думаю, что моими поучениями мало дураков исправлю. Сегодни осмеял я с двадцать образцовых молодцов, и только один исправился, а все рассердились, и я чуть ли не с двести нажил злодеев. Сатирически говорить весело, в этих разговорах время невидимо протекает, и они бывают веем приятны до тех пор, покуда находят чужие пороки; а ежели приметят сходствие с своими, то в миг прогневаются и тогда уже и мстить готовы бывают.
Чистосердов. Самую истину говорите; однако этим устрашаться не должно.
Щепетильник. Я знаю, государь мой, что от того часто великие случаются огорчении; а иногда и то, как Боало сказал, исполниться может, что часто те же самые слова, которые читателей рассмешают, у писателя извлекают слезы; я думаю, что чуть ли он не испытал их над собою. Полно, слава богу, что у нас не все этого сатирика знают, а то бы и шутки его в худо употребили.
Чистосердов. Легко бы могло статься.
Щепетильник. Но, полно, такие мстительные и у нас уже выводятся, и уже все, слушающие мои шутки, над осмеянными образцами тешиться изволят и тем доказывают, что, конечно, себя тут не находят, для того, что над собою никто смеяться не любит, а над ближним все готовы, от чего я их до тех пор отучать буду, покуда сил моих станет.
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьТекст печатается по «Сочинениям и переводам В. Лукина» (СПб., 1765, ч. II).
Стр. 87. Письмо к господину Ельчанинову было написано после середины апреля 1765 г.
— Ельчанинов, Богдан Егорович (1744—1770) — драматический писатель, автор комедии «Наказанная вертопрашка» и ряда переводов и переделок с французского.
— Учася в К…-- в Корпусе. Б. Е. Ельчанинов обучался в Сухопутном шляхетном корпусе в Петербурге.
— Гофманова о спокойствии душ сочинение — Иоанна Адольфа Гофмана о спокойствии и удовольствии человеческом. Перевел с немецкого Сергей Волчков. СПб., 1760, в 2 частях.
— Boutique de Bijoutier — французский перевод драматической сатиры Роберта Додслея (1703—1764) «The Toy-Shop», сделанный К. П. Патю (1729—1757) и помещенный в первой части изданного им в 1756 г. «Choix de petites pièces du Thêâtre anglais». Пьеса Додслея была в конце XVIII в. переведена на русский язык А. Красовским и под заглавием «Галантерейная лавка» издана в 1798 г.
— Глухов — Б. Е. Ельчанинов был адъютантом гр. П. А. Румянцова, находившегося с 1765 г. в Глухове в качестве управляющего Малороссийским краем.
— Мало или вовсе снов не читывали — «снами» в XVIII в. называли литературные произведения социально-утопического, сатирического или фантастического содержания. В русской литературе образцами подобных произведений являются «Сон. Счастливое общество» и три «Сна» Сумарокова («Полное собр. всех сочинений», т. VI и IX).
— Кригер, И. X. (1722—1750) — немецкий комедиограф, сатирик, автор сборника сатир в прозе.
Стр. 88. Всенародный театр (1765—1766) — театр, организованный наборщиками и рабочими типографии Академии наук. Первые его спектакли были даны 5—7 апреля 1765 г. Подробнее о нем см. в газете «Ленинградская правда», 1950, 7 апреля, № 83.
— Низкия степени народ — так Лукин называет народные массы в противоположность дворянским писателям, применявшим для тех же целей выражение «подлый народ».
— По правде сказать и т. д. — это первая в русской литературе попытка передать язык рабочих-мастеровых; очевидно, автор хотел изобразить в лице своих собеседников типографских наборщиков, владевших значительным запасом иностранных слов и слов, обозначавших абстрактные понятия.
— Медиатер — в «школьном театре» XVII—XVIII вв., а затем в народном театре XVIII в. антрепренер-режиссер (от лат. mediator — посредник).
Стр. 89. Чистосердов — один из положительных героев «Щепетильника».
— По первому явлению не было следа узнать, что оная комедия из. Бижутиера переделана — в пьесе Додслея персонажей, соответствующих Чистосердову и его племяннику, нет.
— В вольном маскараде — до конца 1750-х годов маскарады устраивались только при дворе. В 1758 г. итальянский антрепренер Локателли для поправления дел исхлопотал право устраивать платные публичные маскарады, получившие название «вольных».
Стр. 90. Верьхоглядов и Самолюбов — слова Лукина, что это «лицы, также почти вымышленные», являются указанием на то, что в основе этих образов лежат реальные личности; в Самолюбове без сомнения выведен Сумароков, очень враждебно относившийся к Лукину. Кто изображен в лице Верьхоглядова, за недостатком прямых указаний, нельзя сказать ничего.
— Наборщик академической типографии… имеет честь быть при киятре суфлером — по архивным данным Д. Д. Шамраем установлено, что это был наборщик Алексей Севериков.
— Цапата — персонаж романа Лесажа «Жиль Блаз»; актер.
— Артемедия — испорченное слово, вместо «интермедия»; в середине XVIII в., в особенности в народном употреблении, слово «интермедия» означало «забавная пьеса, забавное приключение».
Стр. 91. «Скупой» — комедия Мольера, переведена на русский язык Ив. Кропотовым в 1757 г. и тогда же издана.
— «Лекарь поневоле» — комедия Мольера, переведена на русский язык П. Свистуновым между 1757 и 1762 г.; перевод был напечатан лишь в 1783 г.
— «Генрих и Пернилла» — комедия Л. Гольберга; перевел с немецкого в 1758 г. А. Нартов; в первый раз представлена в 1760 г., перевод издан в 1764 г.
— «Новоприезжие» — комедия Леграна; перевел с французского в 1759 г. А. Волков; в том же году комедия была представлена, а перевод ее напечатан.
— «Чадолюбие» — комедия А. Волкова «на нравы национальные»; точная дата ее написания неизвестна, напечатана она была в 1788 г.
— «Привидение с барабаном» — комедия Детуша; переведена с французского А. Нартовым в 1759 г., тогда же поставлена на сцене; перевод был издан в 1764 г.
Все перечисленные им в письме пьесы Лукин относил к «развлекательному» направлению и жалел, что народный театр не ставит пьес сатирического характера.
— П. П.-- после письма, пост-скриптум.
Стр. 93. «Всесветной друг» — комедия Леграна; переведена с французского между 1757 и 1762 гг. И. Кропотовым; перевод был издан в 1788 г.
— «Река забвения» — комедия Леграна; перевел с французского в 1758 г. А. Волков; в том же году комедия была представлена. В печати перевод не появлялся. Рукопись перевода хранится в Париже в Национальной библиотеке.
Стр. 98. Отец Щепетильников был офицер — вся эта реплика Чистосердова имеет отношение к биографии Лукина, отец которого был не дворянином, служил придворным лакеем и к концу царствования Елизаветы приобрел небольшое имение в 60 душ крестьян. Лукин, как не дворянин по рождению, не мог учиться в Сухопутном шляхетном корпусе, где обычно получали образование дети дворян. Офицер — служащий на государственной службе (не обязательно военный).
Стр. 99. Галич — уездный город Костромской области.
— а-ла-грек — в греческом вкусе.
— а-ла-салюэт — повидимому, опечатка, вместо а-ла-Силуэт. Этьен де-Силуэт (1709—1797) — французский министр, вызвавший своей финансовой политикой недовольство дворянства и крупной буржуазии, в результате чего последовала его отставка (1759). В насмешку многие вещи стали тогда называть его именем, в частности профильные портреты из черной бумаги, наклеивавшейся на белый фон, до настоящего времени сохранившие название силуэтов.
Стр. 103. Компания — петиметры стали произносить давно вошедшее в русский язык слово «компания» на французский лад, с ударением на «и» — «компания».
Стр. 105. Рифмолюбов — поэт, пишущий слишком десять лет элегии, — вероятно, имеется в виду А. А. Ржевский, один из верных учеников Сумарокова в конце 1750-х, в начале 1760-х годов.
— Женерожство — великодушие (от французского gênêrositê).
Стр. 108. Ерихон (Иерихон) — город в Палестине; согласно Библии, стены Иерихона пали от звука труб, в которые дули израильтяне при осаде этого города.
— Прядь волос Самсоновых — согласно библейскому преданию, сила богатыря Самсона заключалась в его волосах; когда его в сонном виде остригли, он потерял свою мощь.
— Лепообразный Иосиф — прекрасный Иосиф, персонаж библейской легенды.
— Вулкан поймал свою супругу с ее любовником — античный миф говорил о том, что бог кузнечного ремесла Вулкан поймал свою жену, богиню красоты и любви Венеру, с ее любовником, богом войны Марсом, в незаметные для глаз сети, выкованные самим Вулканом.
— Остров Нигде-Небывалый — русский перевод слова «утопия».
— Алграментибардас — слово, выдуманное Лукиным (в пьесе Додслея реплика Щепетильника о раковинах из реки Евфрата и о камнях с острова Нигде-Небывалого отсутствует).
Стр. 109. Яуза — упоминание московской реки Яузы в пьесе, действие которой происходит в Петербурге, сделано было Лукиным, повидимому, с целью отвести упреки в том, что он изображает в «Щепетильнике» петербургские «подлинники».
Стр. 112. К столбу выведут — поставят в наказание у позорного столба на рыночной площади.
Стр. 113. Пар дие — ей богу.
— Галант-ом — светский человек.
— Фидом — фи.
— Экскюз — извинение; аргумент.
— Орнировать — украшать.
— Орёр — ужас.
— Дискурировать — вести беседу, разговаривать.
— Кель диабле — чорт возьми
— Риваль — соперник.
— Иниоранство — невежество.
— «Троа Фрер-Риво» — «Три брата-соперника», комедия Лафона; переведена с французского в 1757 г. П. Свистуновым; в первый раз была представлена на придворном театре в конце августа 1764 г., как раз в то время, когда Лукин писал «Щепетильника».
— Гоннет-ом — порядочный человек.
— Прононсуасия — произношение.
— Инкомодировать — причинять неудобства.
— Жужировать — судить.
— Аппарансы — проявления.
— Вояжор — путешественник.
Стр. 114. Монде галан — светский круг, светское общество.
— Алабюшерон — табакерки с рисунками на темы рубки леса bûcheron (фр.) --дровосек.
— Офрировать — предлагать.
— Эспри — остроумие.
— Монтрировать — показывать.
— Куверкль — крышка.
— Пентюра — живопись, рисунок.
— Дивинировать — догадываться.
— Продюировать — производить.
— Бонмо — острое словцо.
— Инженуезный — остроумный.
— Атташироваться — присоединяться.
— Савант-ом — ученый.
— Авек эспри — с умом, остроумно.
— Анимировать — одушевлять, веселить.
— Марк де бон сан — признак здравого ума.
— Трез зстиме — очень ценимый.
— Серкель — кружок, салон.
— Презинтироватъ — показывать.
— Турнюр — оборот.
— Аббесировать — опускать.
— Офонд эмабле — в высшей степени приятно.
— Дезавантажный — невыгодный.
— Поседировать — владеть, обладать.
— Жантиль — милый, любезный.
— Лежер — легкий.
— Коммод — удобный.
— Ту кур — совсем кратко.
— Дефинировать — определять.
— Контрадировать — противоречить.
— Капабель — способный. …
— Эксепте селя — кроме того.
— Мериты — достоинства.
Стр. 115. А ла санте де бо секс — за здоровье прекрасного пола.
— Макироваться — глумиться, издеваться.
— Ту-ле-серие — всякий серьезный.
— Антер ну — между нами.
— Прешировать — проповедывать.
— Бутик — лавочка.
— Мордамант — колкий, язвительный.
— Суспандировать — избавить.
— Гардиес — дерзость.
— Импертинанство — наглость, нахальство.
— Батировать — побить.
Аграм_е_нт, аграм_а_нт — плетеная тесьма для обшивки женских шелковых и бархатных платьев.
Аз_a_дки — как бы азадков не было — как бы не было дурных последствий.
Актуариус — чиновник, ведший протоколы и хранивший документы до их передачи в архив.
Амка — собака.
Аркибузировать, аркебузировать — расстрелять,
_А_хид — злой, зловредный человек; скряга.
Б_а_згалы — пустые речи.
Б_а_чка — батюшка.
Бал_а_ — была.
Б_a_paня — барыня.
Б_а_рыша — барич.
Бесчестье заплатить — заплатить штраф за оскорбление.
Бешеный дом — дом умалишенных.
Благой — безумный.
Бобами разводить — гадать на бобах.
Богатель — пустяки (от фр. bagatelle — безделка); иногда осмысливается как народная этимология в значении «богатая вещь».
Бодяга — водяное растение, применявшееся в прежнее время с косметическими целями.
Бол_а_ — было, была.
Бороновол_о_к — погонщик лошади при бороньбе; переносно — негодный к серьезной работе.
Брызжи — гофрированный отложной воротник.
Б_у_ркольцо — детская игрушка, состоящая из полой косточки, просверленной с двух противоположных сторон; надетая на нитку, она при вращении производит визгливый звук, напоминающий брюзжанье.
Вапёры — истерика.
В_е_йновая — водка, перегнанная из вина.
Вертопрашка — кокетка, щеголиха.
Веслоухий — вислоухий.
Вз_а_боль — в самом деле.
Взалк_a_x бы — проголодался бы.
Винный — виновный, виноватый.
Волт_о_ры — валторны.
Вт_о_ра — напасть, беда (большей частью в сочетании «эка втора!»).
Выборный — староста.
Вывод — вывод давать — выплачивать чужому помещику деньги за невесту — крепостную из его деревни.
В_ы_езжий — приезжий, новоприбывший.
Высуслить — с удовольствием выпить, выдуть (о спиртных напитках).
Гал_и_ться — смеяться, насмехаться.
Гарпа — арфа.
Гнет — тяжесть; положить под гнет — придавить, положить под сукно.
Г_о_лчить, г_а_лчить — говорить громко, шумно.
Гомз_а_ — кошелек; переносно — деньги.
Гон — расстояние между двумя почтовыми станциями; ямщичий переезд.
Готовальник — пенал.
Грыб — гриб; грыб съел — остался ни при чем.
Г_у_нишка, г_у_ня — обветшавшая одежда; иногда — армяк.
Д_а_ка! — дай-ка!
Дернуть — выпить; дернешь за пётак — выпьешь на пять копеек.
Десн_и_ца — правая рука.
Де_у_ли — девули, девушки.
Довлело бы — надлежало бы.
Доровое ли? — точнее: даровое ли? — что за беда?
Дран_и_чка — длинная и тонкая палочка, дранка.
Дресв_а_ — крупный песок или измельченные камешки, употребляемые для мытья полов.
Дубьё — дубовые палки; в дубьё принять — встретить побоями.
Дуванить — делить добычу; дуть (в духовой инструмент).
Дувань не бось — бери без страха.
Душеприсяжный — поверенный в делах, доверенное лицо.
Ды — да.
Ендов_а_ — сосуд для разливания вина и для питья.
Епанч_а_ — верхняя одежда, плащ.
Епан_е_чка — женская безрукавная шубка, ротонда на меху.
Живот — жизнь.
Жильё — этаж.
Жл_у_ди — трефы.
Жох — лечь жохом — выиграть
Забеглый — быстрый, бойкий, даровитый, своенравный, непокорный.
Заг_у_лка — она в загулке — имеет жениха.
З_а_мшаный — замшевый, похожий на мох, имеющий вид мха.
Зан_е_леже — ибо, так как.
Зап_а_зушный — в выражении «запазушный друг» — закадычный друг.
Запс_а_ться — запропаститься, затеряться.
Зараза — прелесть; то, что способно увлечь.
Зараз_и_ться — увлечься.
Заст_о_льное — еда, выдававшаяся помещиками дворовым людям.
Затылок подобрить — отдать в солдаты.
Зах_а_зить — заважничать.
З_e_тить — высматривать.
Злоком_а_нный — зловредный, зложелательный.
Знаком_и_тый — известный; приветливый, ласковый.
Изнев_а_живать — принуждать, насильно заставлять делать.
Ин — ну, пусть.
_И_нда — даже; редко — иногда.
Исп_о_жинки — осенний праздник, отмечавшийся в разных местах то 15
августа, то 8 сентября.
Испол_а_ть! — слава! спасибо!
Истр_у_ситься — струсить.
_И_ща — еще.
Казанк_и_, козанк_и_ — бабки, альчики.
Казанье — проповедь.
Казаться — нравиться.
Каз_о_каться, коз_о_каться — сердиться, сердито отнекиваться.
Канав_а_тный — из шелковой ткани.
Канифас — плотная льняная ткань.
Кёры — черви (в картах); кёровый — червонный.
Киселя давать — ударять коленкой.
Клев — хлев.
Кляузы, вм. клавиши.
Кока с соком — в выражении «и у меня есть кока с соком» — и у меня есть то, чему могут позавидовать; собственно «кока» значит «игрушка».
Колот_ы_рить — перебиваться.
Колыв_а_нь — праздник, пиршество.
Коновной — основной, главный, начальный.
К_oнче — конечно.
Копейка — с копейкою восемь — выражение, означающее «еще немного», повидимому, семь копеек, а с копейкою — восемь.
Кости — счеты; с костей сброшу — скину со счетов.
Кошелек — сетка для косички (у мужчин).
Краля — королева (в картах).
Красная шапка — солдатская шапка; угодить под красную шапку — быть
отданным в солдаты.
Кр_о_сна — ткацкий станок; холст.
Кр_о_шево — окрошка; вообще — еда.
Круж_а_ло — кабак.
Курицу три деньги дать, и у той сердце есть — у курицы, которой цена полторы копейки, тоже есть сердце; смысл пословицы такой: «не обижай меня, я не курица, а и у курицы сердце есть».
Крючок винца — чарка.
Кузовенька — корзина.
Кулик_а_ть — выпивать.
Кур (фр.) — делать кур — ухаживать, волочиться
Курныкать — мурлыкать, напевать вполголоса.
Кутить — своевольничать.
Лабет, бет (фр.) — карточный термин, означающий проигрыш.
Лих — зато, в самом деле, лишь; часто для обозначения действия назло,
наперекор.
Личина — маска.
Л_о_маные — дроби.
Льзя — можно; кабы льзя было — если бы было можно.
Любочестие — честолюбие, любовь к поступкам, приносящим истинную честь.
Магистрат — городское самоуправление; в магистрат посадить — посадить в отделение для несостоятельных должников при магистрате.
Мазилька, мазилка — кисть живописца.
Mал_а_х — разгильдяй, рохля.
Мама — няня.
Maн_а_ — приманка (в сочетании «денежка-ман_а_, хоть кого свихнет
она»).
Марьяж — брак; также название карточной игры.
Мемщизна — немщизна, Западная Европа.
Место — некоторое количество; несколько. Иногда — для обозначения времени («с час место»; ср. «покамест[о]»).
Mкнига — книга.
Монета — рубль.
Мысл_е_те — славянское название буквы «м»; писать ногами мыслете, выводить ногами мыслете — быть сильно пьяным.
Мясоед — время с праздника рождества и до великого поста; вообще время, когда церковью разрешалось употребление мяса в пищу.
Нагдысь, нагдась — недавно.
Нагд_ы_шний — недавний.
Н_а_глость — в XVIII в. это слово имело более ограниченное значение чем сейчас — «недостаточная скромность».
Наём — деньги за наем.
Наст_а_ть — подходящий, под пару.
Настрехт_а_ть — настегать, нахлестать.
Натор_е_ть — приобрести навык, набить руку.
Нат_и_ться — навязаться.
Нахлюстаться — в очень сильной мере напиться пьяным.
На_я_н — назойливый, нахальный человек.
Не в пронос слово — не для разглашения, между нами говоря; по секрету.
Не зам_а_й — пусть, пускай.
Не токм_я_ что — не только что.
Не честью — невежливо.
Не шутём — серьезно, в самом деле.
Некошный, некошной — чортов; негодный.
Hекрут — рекрут.
Неотменно — обязательно.
Неуклюд — неуклюжий.
Нещечко — секрет; иногда — дорогая вещь, лакомство.
Hишни! нишкни! — тс! молчать!
Нужный — нуждающийся.
Образ_у_м — удар, тумак (который может «образумить»).
Обычай — нрав; по обычаю ль тебе? — нравится ли это тебе?
Обычье — обыкновение, нрав.
Овощи — плоды, фрукты.
Озорочек — зрачек.
Окаянство — греховность.
Онам_е_дни — не так давно.
Опомн_я_сь — недавно.
Остров — в жаргоне охотников: небольшой отдельно стоящий лес.
Отваживать — в выражении «отваживать жизнь свою» — подвергать жизнь опасности, рисковать.
Отменный — другой, иной; стать отменным — измениться, перестать быть собою.
Отчаять — перестать надеяться.
Отчизна — имение, доставшееся от отцов, вотчина.
Отымалка — кухонная тряпка.
Охреян — грубый, невоспитанный человек; мужлан.
Оцосный — скромный.
Очёсливый — скромный, стыдливый.
Очун_и_ться — очнуться.
Ощо — еще.
Памяташь? — памятуешь? помнишь ли?
Пахв_ы_, см. похв_и_.
Пахм_у_рный — сумрачный.
Пень — стать в пень — попасть в безвыходное положение.
Перв_у_ю — сперва, сначала.
Перекстись — перекрестись.
Переминаж — искажение слова «променад», прогулка; народная этимология по глаголу «переминаться».
Переносчица — сплетница.
Письмена — литература.
Пить — словечко, вставлявшееся в речь для придания ей оттенка сомнения («разве») или ограничения («только»).
Плохой — болезненный, больной.
По чести — выражение из жаргона щеголей и щеголих в значении «честное слово».
Поботуха — потасовка.
Поверстный — поверстный срок — законный срок, дававшийся чиновникам для выполнения дела.
Поволить — пожелать.
Повытчик — столоначальник в суде.
Повытье — отдел, находившийся в ведении повытчика.
Поготовь — тем более.
Подзатыльник — старинный женский головной убор.
Подкосок — поддельная коса, которую носил каждый солдат и офицер русской армии в XVIII в.
П_о_днизь — жемчужная или бисерная сетка на женском головном уборе.
Подноготное — заветное, сокровенное.
Подтет_е_рить — украсть.
Подтрус_и_ться — подольститься, подъехать.
Подубрусник — женский головной убор, надевавшийся под повязку (убрус).
Поезжанин, поезжане — участники свадебного поезда.
Пожилые — в выражении «пожилые деньги» — квартирная плата, деньги за проживание.
Пок_о_й — комната.
Пок_у_читься — упрашивать, усердно просить, докучать.
Полсем_а_ — шесть с половиной.
П_о_льга — польза, льгота.
Пон_е_же — так как.
Пон_о_сный — позорный, постыдный.
Пок_a_л — бокал.
Поп_е_ст — увалень, лентяй.
Порскн_у_ть по красному — криком выгнать красного зверя из леса.
Пос_а_дский — мещанский, недворянский.
Посид_е_нки — посиделки.
П_о_став — буфет.
П_о_ступь — поступок, поведение.
Поучл_и_вее — повежливее.
Похв_и_, пахв_ы_ — подхвостный ремень у лошади; «к похвям потылицею» — затылком к хвосту лошади; «с пахвей сбиться» — сбиться с толку.
Правёж — в выражении «на правеже поставить» — подвергать мучениям.
Прах_о_вый — непутёвый, шелопай; проклятый.
Прибор — с обыкновенным сельским прибором — как полагается в деревнях.
Приверстать — присоединить.
Приз — в картах — взятка.
Приклад — пример.
Прикушать — отведать, попробовать.
Приморчивый — слабый, хилый, болезненный.
Приобострожиться — окрепнуть.
Приписание — посвящение.
Приписывать — посвящать.
Присяжный человек — человек, принесший присягу; чиновник.
Притоманная правда — истинная, чистейшая правда.
Причина, притчина — беда, диковинка.
Пробаять — высказать, произнести.
Провальный — гибельный, злой, худой; проклятый. «За провальную!» — «пропади ты!».
Проворить — ловко добывать, торопить, спешить.
Прокуратить — набедокурить, притворяться.
Пронизки — украшение из просверленных камней или монет.
Пронозить — проткнуть, глубоко вонзить.
Пропасн_о_й — погибший, злой, то же, что провальный.
Просить на кого — подавать в суд иск на кого.
Прост — в выражении «да я буду (того-то) прост» — «пусть я лишусь (того-то)».
Прошать — просить.
Пуля, пулька — партия в карты; один (полный) оборот игры в карты.
П_у_рганец — слабительное.
Пырь (в) встречу — неожиданно появляется навстречу.
Пьюсовый, пюсовый — блошиного цвета (о шелковой ткани), (фр. puce — блоха).
Раз — удар.
Разве — кроме; только («разве дувань не бось»).
Разж_и_хариться — разбогатеть.
Расплодить — размножить.
Расплодиться — принять большие размеры.
Растощаться — расточаться.
Рахманный — глуповатый.
Ревновать — ревностно относиться.
Рекамбия — пеня за просрочку векселя.
Ренское — вино; рейнвейн.
Риваль (фр.) — соперник.
Рож_е_чная кровь — кровь, которую пускали у больных, делая насечку на теле и ставя на это место банку («рожок»).
Ромод_a_ — простофиля.
Рука — с моей руки — по мне.
Рыск_у_шка — та, кто рыщет, бегает вне дома.
Сар_ы_нь — толпа, множество.
Сгов_о_рная — сговорная грамота, брачная запись.
Сделаться — разделаться, справиться.
Седмица — неделя.
Сек_у_рс — помощь.
Сереные спички — серные спички.
Сесть — сей, этот. По сесть час — до сих пор.
Ск_а_ред, ск_а_редный — скверный человек.
Скил_я_жничать — скупиться.
Ск_о_сырь — наглец, нахал.
Смайстер_и_ть — смастерить
Смахлев_а_ть — сжульничать, смошенничать.
См_я_мкать — стеснить, сдавить.
С_о_ромь — стыд.
Соч_и_ть — искать.
С_о_чни — блины, смазанные творогом или вареньем.
Спень — первый сон.
Спол_а_горя — не жаль.
Спрор_у_шить — разнести, разрушить.
Спорыньи нет — нет удачи.
— ста | - частицы, присоединявшиеся к словам, для придания речи
— стани } — почтительности. В языке писателей XVIII века эти частицы
— сте | служили средством изображения недворянской речи.
Старш_о_й — в переносном смысле: «домовой».
Стень — привидение.
Стишк_а_ — исподтишка.
Стряп_у_шья — кухня.
Стряпчий — адвокат, ходатай по чужим делам.
Сулейка, суле_я_ — винная бутыль, полуштоф; плоская фляга.
Съезжая — полицейская тюрьма.
Сыскн_а_я — в выражении «сыскную послать» — подать вексель ко взысканию.
Таё, тоё — ту.
Так-так — еле-еле.
Т_а_кальщик — блюдолиз; человек, который на все говорит «так».
Театр — сцена.
Тобол_а_ — детская игра.
Тов_о_-воно, тов_о_-вона, тов_о_-вона-тка — («того» и «оно») — словечко типа «де», «дескать» и т. д. Впервые было введено в литературный язык в «Розане и Любиме» Николева и затем широко использовалось комедиографами.
Толк_и_ — беглое чтение; по толком — бегло читая.
Т_о_чию — только.
Трел_ю_диться — чудачествовать.
Треух — треугольная шапка; переносно — побои, пощечина.
Труд — боль, болячка.
Трусе_я_ — трусиха.
Тулумб_а_с — барабан; тумак, удар.
Тулунб_a_с, см. Тулумбас.
Туп_е_й — взбитый хохолок.
Турб_а_чить, турб_а_цыть — жаловаться на кого-нибудь.
Ужасть как — выражение из жаргона щеголих.
Узор_о_чный, узар_о_чный — красивый, пестрый.
Укл_ю_жий — статный, ловкий.
Укрепл_е_ние — сделать укрепление — подарить что-либо, юридически оформив подарок.
Урывы — особый вид игры в бабки.
Ф_а_ля, фалел_е_й — дурачок.
Ф_и_гли — фокусы.
Флорент — узорчатый атлас, первоначально изготовлявшийся во Флоренции.
Фря — иронически: важная особа.
Ф_у_хтель — удар плашмя обнаженной саблей по спине; позднее — палочный удар. Один из видов наказания в прусский армии, а также в русской армии при Павле I.
Хаб_а_р — выгода; взятка, подарок.
Хлап — валет.
Xозов_o_й, хазов_о_й — казовый; тот, которого должно показывать.
Ц_о_стной — честный, почтенный.
Челоб_и_тьье — поклон.
Чепор_у_ха — чарка.
Черк_а_ться — чертыхаться, посылать к чорту.
Ч_и_во, тчиво — учтиво, вежливо.
Чин — сословие; «зависела от чинов» — от палаты представителей разных сословий.
Чих_о_ка — трава чемерица, вызывающая чиханье.
Чудес_e_ — чудеса.
Чуф_а_риться — важничать.
Шалбep — хозяин.
Шалун |
} шалый, безумный человек.
Шаль |
Шат_у_н — чорт.
Ш_е_лег — мелкая монета, вышедшая уже в XVIII в. из употребления.
Ш_е_леп — плеть.
Шер_а_шь, шар_а_шь — мелкий лед; переносно — мелюзга.
Шлиф — подвязки, банты на чулках.
Шмерц-каналья — прохвост высокой марки, архи-каналья.
Шнырить — шнырять.
Шп_е_тить — допекать намеками.
Шуйца, шуйца — левая рука.
Шутишь, радость! — выражение из жаргона щеголих.
Щеч_и_ть — тормошить; воровать тайком; болтать, говорить без умолку.
Щеч_и_ться — поживиться; богатеть от тайного воровства.
Я уж тебе в том — ручаюсь в том.
Явное и крепленное — несомненное, неопровержимое.
Янька — бесстыдный, нахальный человек; человек с большим самомнением.
Ярлык — билет, талон.
- ↑ О сем позорище, может быть, ты и не слыхал, живучи в стране, о театре ни мало не пекущейся, и я согрешил бы пред тобою, не уведомив тебя о том, что сведения всякого человека, пользу общественную любящего, достойно. Со второго дни Святыя Пасхи открылся сей театр; он сделан на пустыре за Малою Морскою. Наш низкия степени народ * толь великую жадность к нему показал, что, оставя другие свои забавы, из которых иные действием не весьма забавны, ежедневно на оное зрелище сбирался. Играют тут охотники, из разных мест собранные, и между оными два-три есть довольно способностей имеющие, а склонность чрезмерную. Сия народная потеха может произвесть у нас не только зрителей, но со временем и писцов, которые сперва хотя и неудачны будут, но вследствии исправятся. Словом, я искренно тебя уверяю, что сие для народа упражнение весьма полезно и потому великия похвалы достойно.
- ↑ Сим именем называется начальник всех таковых комедиантов.
- ↑ Все иностранные слова говорят такие образцы, которым оные свойственны; а Щепетильник, Чистосердов и Племянник говорят всегда по-русски, разве изредка повторяют слово которого-нибудь пустозвяка.