Арон Гурштейн
- Очерк впервые вышел в ГОслитиздате. М., 1939.
Источник: А. Гурштейн. Избранные статьи. М.: Советский писатель, 1959. С. 215—247.
Сканирование: А. А. Гурштейн.
В фигурных скобках {} указаны номера страниц.
1
правитьВеликий еврейский писатель Шолом Алейхем родился на Украине, в г. Переяславле, 2 марта 1859 года. Он прошел тяжелый жизненный путь.
О своих детских и юношеских годах Шолом Алейхем рассказал в написанной им уже в последние годы жизни замечательной книге «С ярмарки», которая является художественной автобиографией писателя и дает в то же время широкую картину тогдашней еврейской жизни.
Настоящее имя Шолом Алейхема — Шолом (Соломон) Рабинович. Свои ранние годы он провёл в небольшом местечке Полтавской губернии — Воронкове. Отец его принадлежал к местечковой знати, числился богачом. Мать торговала в лавке. Семья была многочисленная — целая куча ребятишек, мал мала меньше.
Обитатели Воронкова жили старым укладом еврейского местечка, отгороженные от большого мира, наивно полагая, что за околицей кончается вселенная. Когда Шолом Алейхем стал писателем, он обессмертил старое еврейское местечко под собирательным именем Касриловки и создал замечательные образы его обитателей, назвав их «маленькими людьми с маленькими устремлениями». {215}
Первоначальное воспитание будущий писатель получил, как водилось в старину, религиозное. Источником тогдашней премудрости в еврейской среде был так называемый «хедер», начальная, религиозная школа, которая с помощью розог и ремня вколачивала в головы своих воспитанников библейские рассказы и казуистические положения Талмуда. Хедер уводил детей далеко от реальной жизни в какие-то несуществующие фантастические миры и пугал детское воображение ужасами загробной жизни. Ребята просиживали за «учебой» целые дни, отвлекаясь лишь для того, чтобы помочь жене учителя ощипать курицу, вынести ушат с помоями, по очереди нянчить младенца.
Механическим изучением никому не нужных религиозных текстов, телесными наказаниями, проповедью страха божия, страшными рассказами о призраках и привидениях загробного мира хедер пытался умертвить все живое в детской душе. Хедер калечил детское сознание, заполняя его ненужным и вредным мусором, оставляя его в темноте и невежестве, отрывая ребенка от окружающей реальной жизни. Но заложенная в ребенке жизненная сила, тяга к свету и радости брала свое. Маленького Шолома тянуло из затхлого хедера на простор, под глубокое синее небо, к горе, которая подымалась над местечком. Детское сознание жадно ловило впечатления окружающей жизни, мальчик льнул к товарищам, его занимал весь несложный быт патриархального местечка. И сквозь все преграды пробивалась ребячья радость; смех, здоровый детский смех заглушал благочестивые голоса невежественных учителей и воспитателей. Мальчик Шолом рос озорником и весельчаком. Взрослые оглядывались "а него и недоумевали: откуда это берется у ребенка столько веселья и смеха? И чего тут, собственно, смеяться?
Из товарищей детства Шолом Алейхему особенно запомнился сирота Шмулик, неутомимый сказочник, рассказывавший чудесные истории о хрустальных дворцах и золотых кладах. Его «сладостная как мед» речь будоражила детские грезы, населяя весь мир {216} фантастическими существами. Шмулик рассказывал о несметных сокровищах, зарытых в горе, и давал точные советы, как стать обладателем этих сокровищ. Но, зная сокровенные тайны кладов, сирота Шмулик тем не менее жил впроголодь, о чем говорили его всегда возбужденно горевшие глаза. Встречи с Шмуликом и другими детьми местечковой бедноты впервые заронили в душу маленького Шолома чувство вины за существующие в мире неравенство, за нищету и голод.
Но беззаботные годы детства скоро миновали. Отец Шолом Алейхема сильно обеднел. Пошатнувшиеся дела заставили искать нового места для жительства. Семья оставляет Воронково и возвращается в Переяслав, на родину Шолом Алейхема. Здесь отец Шолом Алейхема, Нохум Рабинович, становится содержателем заезжего двора. Остатки семейного серебра заложены у ростовщика. Зловещим призраком замаячила перед семьей нужда.
А тут еще холерная эпидемия уносит в могилу мать, опору всей многочисленной семьи. Шолому было лет тринадцать, когда умерла его мать. В доме появилась злая, сыпавшая проклятиями мачеха. Шолом был вынужден помогать отцу в заезжем дворе, зазывать проезжих гостей, подавать им самовар, быть у них на побегушках.
Вопрос о воспитании Шолома очень занимал отца. Отец его, хоть и был религиозен, не был чужд светским наукам: и его коснулись новые веяния времени, он был начитан в еврейской просветительной литературе (по-еврейски просветительство, называ-лось «гаскала»).
Детство Шолом Алейхема протекало в 60—70-х годах прошлого столетия. Это было время, когда старый патриархальный уклад еврейского местечка, который, казалось, окоченел в своей косности, стал давать трещины. Вся страна, вступившая в пореформенный период, переживала сильнейшие изменения как в области хозяйства, так и во всех других областях жизни. Старые устои, на которых держалась крепостническая Россия, рухнули, все явственней и явственней {217} стали вырисовываться очертания новых, капиталистических отношений. Вместе с тем появилось широкое демократическое движение «разночинной» интеллигенции. Все эти новые веяния проникли и в еврейскую среду. Стены, отгораживавшие еврейское местечко от всего мира, зашатались. И в еврейском местечке все более и более стали появляться новые люди, выступавшие против фанатизма и невежества, звавшие к просвещению, к новой жизни, к новым формам быта.
Шолом Алейхем дает в своей художественной автобиографии целый ряд зарисовок этих новых людей, среди которых выделяется образ Арнольда из переяславского предместья. Это был новый тип еврейского интеллигента-просветителя, «разночинец» в еврейской среде: он знал русскую литературу, выступал против заправил еврейской общины, против невежд и фанатиков, писал обличительные корреспонденции в губернскую газету и жил независимой жизнью отрицателя религиозных авторитетов и устаревших средневековых норм житейского поведения.
Уступая советам и настояниям Арнольда, Нохум Рабинович послал своего сына Шолома учиться в уездное училище. Это был для того времени и для тогдашней еврейской среды смелый и необычный шаг. Шолом, отличавшийся живым умом и стремлением к знанию, с жадностью набросился на новые книги..
Царское училище, насаждавшее в своих воспитанниках послушание царю и власть имущим, все же научило молодого Шолома русскому языку и таким образом открыло ему доступ к сокровищам великой русской литературы с ее идеями гуманизма и борьбы за освобождение. Знакомство с лучшими произведениями русской литературы углубило то влияние, которое молодой Шолом испытал от чтения еврейской просветительной литературы, боровшейся со старым косным укладом еврейского быта и ратовавшей за новые европейские формы жизни. С еврейской литературой Шолом Алейхем познакомился еще мальчиком. Сидя на лавочке у ворот отцовского заезжего двора и {218} поджидая проезжих гостей, Шолом глотал: одну книгу за другой.
Курс уездного училища Шолом Рабинович окончил с отличием в 1876 году
2
правитьСамостоятельная жизнь Шолома Рабиновича началась довольно рано. Стесненное положение отца побуждало его искать заработка, и, ещё находясь на школьной скамье, Шолом стал давать частные уроки, чтобы заработать себе на пропитание. Окончив уездное училище, он уезжает на «кондиции». Он поступает домашним учителем к будущему своему тестю, богатому арендатору поместий Лоеву, жившему широкой жизнью настоящего помещика. Около трех лет проводит он в имении Лоева, и здесь между молодым учителем и юной его ученицей, Ольгой Лоевой, возникает и крепнет чувство дружбы, которое потом вырастает в горячую взаимную любовь. Богатый арендатор, жаловавший своего просвещенного учителя, который заодно уже вел и; его обширную деловую переписку, сейчас же указал ему на дверь, как только он узнал, что бедный; учитель, -не имевший за душой ни гроша, помышляет стать его зятем. Проснувшись однажды утром в своей учительской комнате богатого помещичьего дома, Шолом Рабинович с изумлением узнал, что никого нет дома. Его ждал пакет, в который были вложены следуемые ему деньги, — и ни одного слова в объяснение столь странного происшествия. Шолома: Рабиновича посадили в широкие сани и повезли на ближайшую станцию. Молодой учитель был предоставлен самому себе. Начались его скитания в поисках пристанища и куска хлеба. Только несколько лет спустя, в 1883 г., Шолом Рабинович, и его бывшая ученица поженились, несмотря на противодействие богатея-самодура.
В эти годы вынужденных скитаний — после изгнания из помещичьего «рая» — Шолом Рабинович сунулся было искать счастья в столице края, в Киеве, {219} который манил к себе широким размахом жизни и просвещенностью. Но как еврей Шолом Рабинович не имел здесь «правожительства» и испытал на себе всю прелесть полицейских «облав». В вечном страхе попасть в полицейский участок бродил он по улицам Киева в поисках работы. Все его надежды найти здесь какую-нибудь работу рухнули. Какой-то подпольный адвокат, встреченный им в окружном суде, увез его с собой в Белую Церковь, Киевской губернии, и произвел в свои «секретари». Шолом скоро разглядел, что патрон его авантюрист и картежник. Деваться было некуда. Еврейский интеллигент того времени не мог найти применения своему труду, у него был очень узкий круг приложения его сил. И Шолом Рабинович решается занять место казенного раввина в Лубнах, Полтавской губернии.
Это была очень странная и далеко не приятная должность для такого человека, как Шолом Рабинович. Казенный раввин был царским чиновником, который выписывал метрики и прочие свидетельства для лиц иудейского исповедания и, кроме того, должен был прививать порученной ему пастве верноподданнические чувства к самодержавию. Молодой Рабинович дал себе слово, что он не будет таким раввином, как все. И он, действительно, принимал активное участие в еврейских общественных делах, особенно заботясь о воспитании бедных детей и порицая своих сограждан за то, что они строят за большие деньги новую синагогу, вместо того чтобы строить школы и больницы. Более двух с половиной лет занимал Шолом Рабинович должность казенного раввина, снис-кав симпатии неимущего населения и недовольство богатой верхушки. Женившись, он поселяется с молодой женой в Белой Церкви. К этому времени (1883) относится начало систематической литературной работы Шолома Рабиновича, избравшего себе в качестве литературного псевдонима имя, приобретшее впоследствии мировую славу — «Шолом Алейхем».
Его литературные интересы пробудились рано. Первые художественные впечатления Шолом Алейхема {220} надобно искать в увлекательных сказках его товарища Шмулика о хрустальных дворцах и потаенных сокровищах. Был и другой товарищ детских лет, обладавший артистической натурой, Мейер из Медведевки, певун и затейник, устраивавший вместе с Шоломом театральные представления. Из Мейера потом вырос известный оперный певец Михаил Медведев. Целые дни и вечера проводил мальчик Шолом среди местечковых певчих и свадебных музыкантов, через которых он приобщался к еврейскому народному искусству. В этой среде иногда попадались подлинные народные таланты, которым впоследствии, став писателем, Шолом Алейхем посвятил многие вдохновенные страницы своих замечательных произведений. Народное искусство жило также в так называемом «пурим-шпиле», в народном театральном представлении, которое бытовало в среде ремесленников и отражало никогда не умирающую тягу народа к радости и веселью. Мальчика Шолома тянуло всегда к народным низам, к искренности и безыскусственности их житейских отношений, к глубоко заложенному в них оптимизму. Здесь он черпал свои первые художественные впечатления, обогащенные впоследствии усиленным чтением произведений художественной литературы.
Еще в детстве стала проявляться способность Шолом Алейхема к подражанию: он умел очень смешно копировать жесты и повадки окружающих. Эта черта, характерная, между прочим, для детских лет многих художников, свидетельствовала о наблюда-тельности мальчика и о заложенных в нем артистических наклонностях. Одним из объектов его комического подражания была его мачеха, злая, без устали сыпавшая проклятиями женщина. Первым «литературным» произведением мальчика Шолома и был составленный им в алфавитном порядке словарь проклятий мачехи. Словарь этот вызвал шумное одобрение окружающих, в том числе и самой мачехи, которая, скрепя сердце, вынуждена бела, вторить общему смеху.
Четырнадцати лет от роду Шолом Алейхем под {221} влиянием еврейского писателя Мапу, написавшего на древнееврейском языке любовную историю из библейских времён, сам стал писать роман на древнееврейском языке под названием «Дочь Сиона». Пятнадцати лет от роду Шолом прочел «Робинзона Крузо» и тут же, под влиянием прочитанного, написал «Еврейского Робинзона Крузо». Первыми его читателями и ценителями были отец и просвещенные постояльцы его заезжего двора.
Под влиянием русской литературы Шолом стал писать по-русски. Особенно много он читал и писал по-русски во время пребывания в. качестве домашнего учителя у арендатора Лоева, имевшего богатую библиотеку. Шолом Рабинович читал здесь и писал запоем. По его собственному, признанию, он писал целые ночи напролет, писал большие, душу раздирающие романы, кричащие драмы, запутанные трагедии и комедии. Влюбленная ученица видела в своем молодом учителе великого мастера. Но редакции придерживались на этот счет другого мнения и не торопились с печатанием его произведений.
Первым печатным произведением Шолома Рабиновича была корреспонденция из Переяслава, появившаяся в 1879 году (автору было, тогда двадцать лет) в газете «Гацефира», выходившей на древнееврейском языке. Надобно сказать, что литературным языком еврейской интеллигенции в то время был по преимуществу древнееврейский язык: интеллигенция тогда чуралась живого современного еврейского языка, на котором говорили народные массы. В первой своей корреспонденции Шолом Рабинович говорил о. своем родном городе Переяславе. В конце 1881 года Шолом Рабинович напечатал в другой газете, также выходившей на древнееврейском языке, другую, уже большую статью. В следующем году он напечатал еще две статьи. Это были публицистические статьи, в которых он касался вопросов воспитания, реформы хедеров, военной службы.
В 1883 году Шолом Рабинович впервые выступил в печати со своими произведениями на еврейском народном языке в журнале «Идищес Фолксблат». {222} Автор понял, что доступ к широким народным массам он найдет лишь тогда, когда будет писать на их живом языке, а не на древнееврейском, который доступен лишь очень узкому, ограниченному кругу избранников. И с этого времени Шолом Алейхем находит свое подлинное призвание. Его имя становится все более и более популярным.
Литература на еврейском народном языке представляла тогда еще мало возделанную ниву. Правда, в 60-х годах прошлого столетия началось большое оживление в еврейской литературе, выросло целое демократическое течение, появились такие замеча-тельные писатели, как Менделе Мойхер-Сфорим, Линецкий, Гольдфаден. Они выступали против эксплуатации и нищеты, против невежества и косности, против отсталости народа, против остатков средневековья в быту и. культуре, они ратовали за просвещение, за демократизм, за новый бытовой уклад, за раскрепощение семейных отношений. Приход этих писателей знаменовал эпоху в развитии еврейской литературы на живом еврейском языке народных масс. Но предстояла еще огромная работа по дальнейшему приобще-нию литературы к новейшим идеям более передовых литератур, по формированию нового литературного языка, по созданию культурных читательских кадров. Шолом Алейхем пришел в еврейскую литературу полный творческих сил, с живой инициативой, с бла-городнейшими стремлениями, выросшими на почве просветительных идей еврейской литературы и богатейшего содержания великой русской литературы, которая начиная с 20—30-х годов XIX века стала оказывать все большее и большее влияние на развитие еврейской литературы.
3
правитьЛичная жизнь Шолом Алейхема сложилась очень своеобразно. В 1885 году, после смерти тестя, ему досталось большое наследство. Он переехал в Киев, где зажил широкой жизнью. Но Шолом Алейхем не знал, что ему, собственно, делать со случайно; доставшимся {223} ему больший состоянием. Вокруг новоиспеченного богача засуетились жулики и спекулянты, почуявшие легкую и хорошую поживу. Доверчивый Шолом Алейхем пустился в различные коммерческие операции и через короткое время лишился всего своего богатства. Шолом Алейхем воспользовался доставшимся ему наследством, чтоб начать издавать литературные сборники «Еврейской народной библиотеки». Он успел выпустить два больших тома, в которых участвовали лучшие еврейские писатели того времени и которые сыграли большую роль в еврейской литературной жизни. Здесь Шолом Алейхем напечатал свои романы «Стемпеню» и «Иоселе-Соловей».
Обанкротившись в 1890 году и спасаясь от угрозы суда, Шолом Алейхем некоторое время странствовал за границей: был в Париже, Вене, Черновицах (Буковина).
В 1891 году Шолом Алейхем получил возможность вернуться в Россию. Он поселяется в Одессе. Здесь он сближается с великим еврейским писателем, первым классиком еврейской литературы, оказавшим огромное влияние на развитие Шолом Алейхема, — с Менделе Мойхер-Сфорим, в переписке с которым Шолом Алейхем состоял уже в течение нескольких лет (лично с ним Шолом Алейхем познакомился в 1888 году во время своего посещения Одессы). На последние средства Шолом Алейхем делает попытки возобновления своей «Еврейской народной библиотеки», но ему удается (в 1892 г.) выпустить лишь небольшую книжку, вернее тетрадь, целиком им самим заполненную. Здесь, между прочим, появляется первый рассказ (серия писем) из впоследствии ставшего знаменитым цикла «Менахем-Мендель».
В 1893 году мы вновь застаем Шолом Алейхема в Киеве. Он по-прежнему вращается в среде торговцев и биржевых дельцов, быт которых послужил ему материалом для обличительной комедии «Якнегоз» (1894). Представители киевской еврейской буржуазии, без труда, узнавшие себя в комических персонажах Шолом Алейхема, добились от царской цензуры конфискации шолом-алейхемовской комедии, в которой {224} цензура узрела «кощунство». В 1894 году появляется также первый рассказ из второго знаменитого цикла Шолом Алейхема «Тевье-Молочник». В 1899 году, с появлением еженедельного журнала на еврейском языке «Дер Юд», Шолом Алейхем берется интенсивно за перо.
Став писателем-профессионалом, Шолом Алейхем: зажил тяжелой жизнью дореволюционного еврейского литератора, зависящего от произвола издателей и газетных редакторов, вынужденного ради куска хлеба растрачивать свои творческие силы в непосильной газетной работе. Причем первые годы Шолом Алейхему все же приходится искать заработка и на стороне, вне литературы. Вот что Шолом Алейхем писал в 1903 году своему другу, писателю М. Спектору, который один из первых, еще в 80-х годах прошлого века, оценил замечательный юмористический талант Шолом Алейхема:
«…Я должен тебе признаться, что я чувствую себя как бы новорожденным, с новыми, совершенно новыми, силами. Я могу почти сказать, что я сейчас лишь начинаю писать. До сих пор я лишь дурачился, баловался. Боюсь только, как бы, упаси боже, годы не кончились… Я полон сейчас мыслей и образов, так полон, что я, право, крепче железа, если я не разлетаюсь на части, — но, увы, мне, мне приходится рыскать в поисках рубля Сгореть бы бирже Сгореть бы деньгам. Сгореть бы на огне евреям, если еврейский писатель не может жить одними своими писаниями и ему приходится рыскать в поисках рубля Меня спрашивают те, что меня знают и видят каждый день: .когда я пищу? Я, право, сам не знаю Вот так я пишу, на ходу, на бегу, сидя в чужом кабинете, в трамвае, и как раз тогда, когда мне морочат голову по поводу какого-то леса, невырубленного леса, либо дорогого имения, какого-нибудь заводика, — как раз тогда вырастают прекрасные образы и складываются лучшие мысли, а нельзя оторваться ни на минуту, ни на одно мгновение, чтобы все это запечатлеть на. бумаге, — сгореть бы всем коммерческим делам Сгореть бы всему миру А тут приходит жена и говорит о квартирной {225} плате, о деньгах за правоучение в гимназии; мясник джентльмен — он согласен ждать; лавочник зато подлец — он отказывается давать в кредит; адвокат грозит описью стульев (глупец он не знает, что они уже давно описаны…)…»
В таких условиях протекала жизнь Шолом Алейхема. Между тем к этому времени (письмо писано в 1903 году) Шолом Алейхем как писатель достиг уже огромной славы. Его имя уже известно не только в еврейской среде. Горький, всегда проявлявший интерес к литературам народов, населявших Россию, вступил с Шолом Алейхемом в переговоры об издании на русском языке под редакцией Шолом Алейхема сборника еврейских писателей. Сборник должен был выйти в издании товарищества «Знание», и Шолом Алейхем стал деятельно его готовить, но разные обстоятельства помешали осуществлению издания.
Кишиневский погром 1903 года, направленный против беззащитного еврейского населения и повлекший огромные человеческие жертвы, взбудоражил и возмутил все прогрессивное общество России. Лучшие русские писатели того времени выступили с энергичным протестом против зверств погромщиков. Шолом Алейхем обратился с письмами к Льву Толстому, Короленко, Чехову и Горькому и просил их принять участие в сборнике на еврейском языке в помощь пострадавшим от погрома (сборник вышел под названием «Помощь»). Писатели горячо откликнулись на призыв Шолом Алейхема. Лев Толстой в ответном письме к Шолом Алейхему писал, что виновником кишиневских ужасов, как и всей искусственно насаждаемой национальной розни, является одно правительство.
В 1904 году, в бытность свою в Петербурге, куда Шолом Алейхем ездил хлопотать о разрешении ему издавать ежедневную газету на еврейском языке (из этих хлопот ничего не вышло), Шолом Алейхем познакомился с рядом известных русских писателей того времени: с Л. Андреевым, с А. Куприным. Здесь же он, наконец, получил возможность осуществить свою старинную мечту о встрече с Горьким. Впечатление от личного знакомства с Горьким было огромное. {226}
Вот что Шолом Алейхем писал своим детям из Петербурга в ноябре 1904 года:
«Пишу вам всем под свежим впечатлением моего, первого посещения кумира наших дней, властителя дум — Максима Горького. Он меня принял чисто по-товарищески. Тотчас после, первых слов, оглядев меня с головы до ног, он пригласил меня в столовую к чаю. И пошла у нас беседа о делах литературы, общей и еврейской, и, право, я не успел даже оглянуться, как прошел час (от 11 до 12). Он просил заходить к нему совсем запросто. Сам взялся познакомить меня с лучшими представителями печати — словом, был приветлив…»
Шолом Алейхем навсегда сохранил чувство глубочайшей привязанности к Горькому и преклонения перед его дарованием и личностью. В уста одной из дочерей Тевье-Молочника Шолом Алейхем вложил следующие слова о Горьком: «Горький нынче почти первый человек в мире…» В 1910 году, вскоре после появления русского перевода прекрасной повести Шолом Алейхема «Мальчик Мотл», Горький приветствовал еврейского писателя своим известным письмом, в котором во весь голос прозвучало признание щолом-алейхемовского величия. Горький неизменно интересовался литературной работой и жизнью Шолом Алейхема. «Как поживает господин Алейхем?» — был первый вопрос Горького, когда он встречал человека, который ему мог рассказать о Шолом Алейхеме (Горький, называя его «господином Алейхемом», не знал тогда, что Шолом Алейхем — псевдоним). Эту привязанность к Шолом Алейхему и добрую намять о нем великий русский писатель сохранил до конца своих дней: он помянул его на Первом съезде советских писателей, назвав «исключительно талантливым сатириком и юмористом».
Весь период первой русской революции 1905 года связан для Шолом Алейхема с повышенным вниманием к революционным событиям и к образам революционеров. Волна революционного подъема в стране нашла отражение в целом ряде рассказов Шолом Алейхема и в его романе «Потоп» (1907). Несмотря {227} на наступившую после поражения революции политическую реакцию и на ряд испытаний, которые ему: пришлось пережить, Шолом Алейхем сохранил неизменную веру в то, что его родная страна и все ее народы доживут до светлых дней освобождения. «Я уверен, — писал Шолом Алейхем в письме из Женевы в 1908 году, — что течение жизни и симптомы, что я вижу в нашей стране, являются хорошими симптомами для нас, являются ясными доказательствами, что скоро засияет солнце над нами».
К 1905 году относится активная деятельность Шолом Алейхема в области театра. И здесь он стремился к торжеству художественной правды и простоты, которые были ведущими началами всей его литературной работы.
В октябре 1905 года Шолом Алейхем вместе; с семьей пережил ужасы еврейского погрома в Киеве. Царское самодержавие неистовствовало, мстя за революцию. Шолом Алейхему самому приходилось не раз сталкиваться с царской цензурой, которая чуяла в его произведениях «крамолу». Жандармское управление завело даже, целое «дело» о Шолом Алейхеме в связи с его перепиской с русскими писателями по поводу издания сборника в пользу пострадавших от погрома. Шолом Алейхем на время выехал за границу.
После долгих странствований по разным странам Европы Шолом Алейхем осенью 1906 года: приехал в Нью-Йорк. Но Шолом Алейхем здесь долго не оставался. Его тянуло домой, на родину, к тем народным массам, о которых и ради которых он писал. Летом 1908 года он совершает большое турне по городам и городкам России с большим еврейским населением. Всюду его ждет радостная встреча. Но во время этой триумфальной поездки он внезапно заболевает, у него обнаруживается острый туберкулезный процесс в легких. Болезнь застала его в маленьком городке — в Барановичах, Минской губернии: Около двух месяцев Шолом Алейхем был прикован ;к постели. И в течение всего этого времени взоры многих и многих сотен тысяч его читателей были обращены к маленькому городку, где любимый народный писатель боролся {228} с внезапно появившимся у его изголовья призраком смерти: Оправившись от болезни, Шолом Алейхем по совету врачей отправился в Нерви, в Италию. В том же 1908 году, поздней осенью, праздновался 25-летний юбилей литературной деятельности Шолом Алейхема.
Юбилей праздновался в отсутствие Шолом Алейхема. Больной, одинокий, без средств к существованию, вдали от родины и своего народа, Шолом Алейхем писал из итальянского пансиона письма; полные горечи. Врачи предписывали солнце, как можно больше солнца, а за это надо было расплачиваться наличными деньгами, потому что итальянский банкир принимал к размену только наличные деньги, Где ж их было взять?
К этому времени Шолом Алейхем уже был знаменитым писателем, его имя стало самым популярным в еврейской среде, оно было известно и далеко за пределами еврейской среды. Но приобретенная Шолом Алейхемом огромная слава не избавила его от постоянной нужды. В. связи с юбилеем в периодической печати открыли сбор пожертвований, которые потекли со всех концов страны. Народ нес свои трудовые копейки, чтобы помочь своему любимому писателю. Другого пути тогда не было: царское правительство не только не заботилось о народных писателях, оно их преследовало, потому что их слово штурмовало твердыни самодержавия и произвола. Юбилейный комитет на собранные пожертвований «выкупил» в 1909 году произведения великого писателя из кабалы частных предпринимателей. Шолом Алейхему вернули права на его собственные произведения. В этом же: году в московском издательстве «Современнее проблемы» стало выходить на русском языке собрание сочинений Шолом Алейхема, очень тепло встреченное русской критикой. Мы уже упоминали, что перевод произведений Шолом Алейхема горячо приветствовал Горький.
Болезнь заставляла Шолом Алейхема искать все время убежища под благотворным солнцем южных стран. Весной 1914 года Шолом Алейхем вновь совершил блистательную поездку по городам России, где {229} он выступал с чтением своих произведений. Еврейские народные массы, как и встарь, с радостью и с энтузиазмом встречали и провожали своего любимого писателя. Во время этой поездки состоялась встреча Шолом Алейхема с другим классиком еврейской литературы — Перецем, способствовавшая сближению этих двух совершенно различных по темпераменту и художественным устремлениям писателей.
Мировая империалистическая война застала Шолом Алейхема на курорте в Германии. Вместе с другими русскими подданными он был выслан в Берлин, откуда ему удалось спастись с семьей в соседнюю нейтральную Данию. Больной, без средств к существованию, он провел здесь несколько тяжелых месяцев. В конце 1914 года Шолом Алейхем приехал в Нью-Йорк. Тоска по родине не покидала его, он рассчитывал сейчас же по окончании войны с первым пароходом уехать в Россию. Но болезнь сделала свое дело, годы уже были сочтены. Ужасы мировой войны, тяжело отражаясь на душевном состоянии писателя, также подтачивали организм. Шолом Алейхем умер в Нью-Йорке 13 мая 1916 года, пятидесяти семи лет от роду. За гробом его шли сотни тысяч людей.
В своем завещании Шолом Алейхем писал: «Где бы я ни умер, пусть меня похоронят не среди аристократов, людей знати, либо богачей, но среди простых евреев-рабочих, с подлинным народом, чтобы памятник, который потом поставят на моей могиле, украшал простые могилы вокруг меня, а простые могилы чтоб украшали мой памятник, как простой честный народ при моей жизни украшал своего народного писателя». В этих словах завещания великий писатель прекрасно выразил свою близость с народом.
4
правитьПисатели не всегда сразу находят себя. Шолом Алейхем без особенного успеха пробовал свои силы в области поэзии, хотя несколько его стихотворений вошли в еврейский фольклор и распевались как {230} народные песни. В стихотворных произведениях Шолом Алейхема чувствуется порой влияние Некрасова, как в их идейной настроенности, так и в их ритмическом рисунке. Из ранних стихотворений Шолом Алейхема отметим сатирическую поэму «Еврейские чиновники» (1884), в которой автор зло обрушивается на заправил и чиновников еврейской общины, выжимавших последние соки из бедного люда. В годы первой революции 1905 года была популярна сатирическая песня Шолом Алейхема «Спи, Алекса», направленная против царя Николая и его сына царевича Алексея.
Вот ее содержание: царь убаюкивает царевича и поет ему колыбельную песню.
«Расти, вырасти большой», — поёт он своему наследнику. Наследник вырастет мудрецом, будет еще умнее отца. Он будет богат, у него будет много кабаков, острогов и церквей. Для крамольников у него есть Сибирь, нагайка и виселица.
«А если социалисты пойдут против тебя, — наставляет отец сына, — запрись у себя в спальне, как я это делаю сейчас; пусть льются слезы и кровь, был бы ты здоров».
Полиция и сыщики, розги и дубинка оберегают покой царя. Так кончается песня.
Несравненно большее значение, чем стихи, имели критические выступления Шолом Алейхема, относящиеся к 80-м годам прошлого столетия. В 1888 году Шолом Алейхем выпустил книжку под названием «Суд над Шомером». Шомер был автором несметного числа бульварных романов, пользовавшихся тогда большой популярностью как в отсталой мещанской среде, у разбогатевших выскочек, так и в среде отсталых «низов»: приказчиков, кухарок и т. д., которых Шомер убаюкивал своими выдуманными историями о счастливых превращениях слуг в лордов и князей. Шолом Алейхем объявил поход против этой наводнившей к тому времени еврейскую литературу бульварщины, прививавшей народным массам низменные вкусы и отрывавшей их от реальной действительности и реальных нужд. В противовес бульварным {231} романам Шомера и его сподвижников, Шолом Алейхем выдвигал произведения подлинных писателей: Менделе Мойхер-Сфорим, Линецкого, Гольдфадена и других, которые рисовали действительную жизнь народа и звали его на борьбу за лучшее будущее, против косности и фанатизма, за приобщение к новым формам культуры и быта. Шолом Алейхем особенно подчеркивал тему нищеты в произведениях лучших еврейских писателей (у него есть специальная статья об отражении «еврейской нищеты» в литературе, относящаяся приблизительно к тому же времени), подчеркивал потому, что он видел в этом защиту подлинных интересов народа. Уже в своих критических статьях Шолом Алейхем выступал как поборник правдивой, реалистической литературы, которая борется за народные интересы. В своих критических работах 80-х годов Шолом Алейхем развивал продуманную и обоснованную программу подлинной народной литературы, осуществлять которую он и стал в своих художественных произведениях, следуя лучшим традициям своих предшественников-просветителей: Менделе Мойхер-Сфорим, Линецкого и других.
Свое подлинное призвание Шолом Алейхем нашел в художественной прозе, преимущественно в области рассказа. В творчестве Шолом Алейхема нашла замечательное художественное воплощение жизнь еврейского народа в бесконечно тяжелый для его существования период, когда он изнывал под двойным гнетом царского произвола и капиталистической эксплуатации. Период жизни, изображенный в произведениях Шолом Алейхема, тянется от 70—80-х годов прошлого столетия, когда в стране восторжествовали новые, капиталистические отношения, вплоть до мировой империалистической войны, явившейся результатом обострившихся до последней степени противоречий империализма. При этом Шолом Алейхем с чрезвычайной чуткостью откликался на все важнейшие общественные явления этого времени, среди которых центральное место занимает первая русская революция 1905 года.
Псевдоним писателя «Шолом Алейхем» означает {232} обычное еврейское приветствие («мир вам», «здравствуйте»)*, с которым в старом еврейском быту обращались друг к другу при встрече. Уже в самом этом псевдониме сказалась близость писателя к народным массам, к их быту, к их страданиям и надеждам. Еврейские народные массы встретили Шолом Алейхема как близкого, как своего человека, с которым можно и посмеяться, и запросто поделиться своими горестями и печалями.
- — Знаменитый народный певец Дагестана Сулейман Стальский однажды спросил: "Правда ли, что у евреев был писатель по имени Салям (салям-- это арабская форма древнееврейского слова «шалом» и значит «мир»)? Какое прекрасное имя он себе выбрал
Шолом Алейхем стал определяться как писатель в 80-е годы прошлого столетия, в годы, жестокой политической реакции в России, вскоре после организованных правительством еврейских погромов; прокатившихся волной по городам с еврейским населением. В жизни еврейских народных масс, загнанных царским правительством в несколько губерний, в так называемую «черту оседлости», которую они не имели права переступить, происходили важные социальные сдвиги. Предшественник Шолом Алейхема, первый из классиков еврейской литературы, Менделе Мойхер-Сфорим, дал замечательное изображение старого еврейского быта, еще в первой половине XIX века сохранявшего феодально-средневековые устои. Под напором растущего капитализма эти устои рухнули. Новые капиталистические отношения докатились и до еврейского гетто. Старое еврейское местечко зашевелилось, его обитатели стали искать себе место в новом распорядке экономических отношений. Этот болезненный процесс разрушения старого уклада и жизни в новых капиталистических условиях и изобразил с огромной силой Шолом Алейхем.
Самыми замечательными произведениями Шолом Алейхема являются «Письма Менахем-Менделя», «Тевье-Молочник» и «Мальчик Мотл».
Он писал эти произведения в течение многих лет. Над первыми двумя он начал работать еще в 90-х годах, {233} над последними — с 1907 года, неизменно возвращаясь к ним на протяжении всей своей жизни; Из крохотного еврейского местечка, жившего замкнутой жизнью нищенского муравейника, Менахем-Мендель попадает в каийталистический мир. С лихорадочной суетливостью Менахем-Мендель пытается приспособиться к новым отношениям и к новым формам быта. Но у него нет ни трудовых навыков, ни чувства реальной почвы под ногами. В течение столетий вырабатывалась в определенных слоях еврейской среды оторванность от земли, от реальной дей-ствительности, склонность к фантастическим мечтаниям, к лишенным жизни абстрактным построениям. Еще предшественники Шолом Алейхема в еврейской литературе (особенно Менделе Мойхер-Сфорим) рисовали таких оторванных от жизни мечтателей-фантастов. Но не мечтатели жили в мире грез и представлений прошлой средневековой культуры, давно уже устаревшей и отжившей (как, например, Вениамин в знаменитом произведении Менделе Мойхер-Сфорим «Путешествие Вениамина Третьего»). Шолом-алейхемовский же персонаж Менахем-Мендель пытается подойти с унаследованными от прошлого мерками и навыками к новой капиталистической действительности. И естественно, что при первой же встрече с этой суровой действительностью Менахем-Мендель терпит жестокое поражение.
Он строит бесконечные проекты, один фантастичнее другого, бросается от одной профессии к другой. Он пускается в биржевые авантюры и коммерческие спекуляции, становится сватом маклером-посредником, страховым агентом, пробует писательское реме-сло. Но всюду и во всем Менахем-Менделя ждет неудача. Потому что «все, что построено на воздухе и на ветре, должно в конце концов пасть» (из предисловия Шолом Алейхема ко 2-му изданию «Менахем-Менделя»). Даже когда Менахем-Мендель берется за сватовство, то оказывается, что он сводит двух девиц. Ему бы под стать торговать погребальными саванами, — тогда бы перевелись покойники.
Настоящей механики того огромного капиталистического {234} мира, куда Менахем-Мендель попал, он по существу не понимает, он улавливает только внешние черты суеты и движения. Ему кажется, что он вместе со всеми движется к какой-то новой жизни. Но это — самообман. Менахем-Мендель — типичный «человек воздуха», каких создавала в России еврейская среда в старое проклятое время, время нищеты и гнета. Время это создавало не только паразитизм эксплуатации, но и. паразитизм другого рода, паразитизм нищенского существования, основанный на невозможности применить свой труд, на отсутствии трудовых навыков. «Люди воздуха» типа Менахем-Менделя плодились в среде мелкой буржуазии.
Совсем другие черты воплощает в себе любимый образ Шолом Алейхема — Тевье-Молочник. Это — человек из народа, выросший в труде. Правда, его представления о жизни глубоко патриархальны, он сросся со старым бытовым укладом. Не стоящая на одном месте, всегда идущая вперед жизнь ставит перед ним одно испытание за другим. Новая жизнь врывается к Тевье через его дочерей, которые уж по-другому воспринимают все окружающее, у которых уже иные взгляды на вещи.
Старшая дочь Цейтл не соглашается выйти замуж за чужого ей человека, за мясника-толстосума. Она выходит замуж за ремесленника-портного, который ей пришелся по сердцу. Другая дочь Годл полюбила революционера Перчика, которого царское правительство ссылает в Сибирь. Третья дочь Хава выходит замуж не за еврея, нарушая этим старые национально-религиозные предрассудки, которые воздвигали стену между людьми разных наций.
Дочери Тевье-Молочника вовлекаются в водоворот новой жизни, не всегда ему понятной. Они поступают не так, как поступали отцы и деды, они порывают со старым и идут навстречу новому, которое пугает своей новизной и необычностью. Но Тевье находит в себе достаточно силы, чтобы, если не понять все то новое, что происходит на его глазах, то, по крайней мере, как-то его принять, хотя бы какой-то стороной, если не сознанием, то инстинктом. Выросший в старом {235} быту, проникнутый его предрассудками, Тевье тем да менее оказывается на стороне дочери, последовавшей, за мужем-революционером в ссылку в далекую Сибирь. В этом сказывается здоровая природа трудового человека, глубоко связанного с народом.
Тевье-Молочнику трудно расставаться с любимыми дочерьми, семейные несчастья подкашивают здоровье жены Голды, бесконечно ему преданной, и та умирает. А тут еще Тевье приходится оставить насиженное гнездо, потому что из губернии пришел приказ о выселении на том основании, что евреям в сельских местностях жить не дозволяется. Десятки лет жил здесь Тевье, и отец, и дед его, жили в полном согласии с крестьянами, несмотря на все попытки царского правительства посеять национальную рознь. Но по произволу царских сатрапов Тевье пришлось покинуть родной дом.
Все эти несчастья и напасти не сломили духа Тевье. Крепка глубоко заложенная в нем сила человека из народа и крепка вера в победу этой правой силы. Он по-своему выражает протест против несправедливого социального уклада. Мы чувствуем, что Тевье докопается до правды, поймет, кто его враги и что с ними надо сделать, чтобы жизнь стала справедливей и лучше.
Менахем-Мендель и Тевье-Молочник принадлежат к основным образам Шолом Алейхема. Даже невооруженным глазом можно различить как социальное, так и психологическое противопоставление этих двух основных типов у Шолом Алейхема: «человека воздуха» и простодушного труженика. Да и сам Шолом Алейхем в ряде высказываний подчеркивал свою особенную любовь к Тевье-Молочнику как носителю иде-альных устремлений автора.
Шолом Алейхем, конечно, видит не только смешные стороны своего Менахем-Менделя; в его конвульсивных поисках мнимого «счастья» в капиталистической действительности писатель видит и трагическую обреченность. Большой печалью веет от слов Менахем-Менделя, обращенных к жене: «Сотворил бы хоть господь со мной какое-нибудь чудо: разбойники {236} напали бы на меня и убили, или бы мне так помереть, идя по улице, потому что, дорогая моя супруга, я уж не могу более все это переносить». В отношении Шолом Алейхема к Менахем-Менделю есть что-то родственное отношению великого испанца Сервантеса к «рыцарю печального образа» Дон-Кихоту: смешное и трагическое сплетается здесь в один неразрывный узел. Но сквозь черты сожаления и сочувствия, вызываемых трагической участью Менахем-Менделя, проступает основное к нему отношение писателя — отрицание. Шолом Алейхем отрицает самую категорию «человека воздуха» как категорию фантастическую, как нездоровый призрак и противопоставляет ему как положительный тезис, как утверждающее начало — Тевье-Молочника, который, несмотря на все свои предрассудки, прочно и крепко связан с трудовой народной стихией, с землей, на. которой он вырос и трудится.
5
правитьЮмор дает Шолом Алейхему возможность обнаружить все смешные стороны той жизни, которую он живописует, но в юморе Шолом Алейхема заложена и большая печаль, сочувствие к людям: Великий писатель знает, что люди, над которыми он смеется; часто «без вины виноваты». Смешными их сделала убогая и бесправная жизнь.
Вот перед нами голодный мечтатель, у которого нет гроша за душой, учитель хедера, занимающий низшую ступень в беднейшей учительской иерархии. Он мечтает о том, как став миллионером Ротшильдом, он прекратил бы братоубийственные войны и уничтожил бы деньги, от которых берётся всё зло. Но печальная действительность прерывает его мечтания настойчивым вопросом: где достать денег, чтоб отпраздновать субботу?
Нищета еврейских народных масс в царской России принимала фантастические очертания. Это признавал даже царский министр Плеве, которого трудно заподозрить в симпатии к евреям. Шолом Алейхем {237} дает в целом ряде своих рассказов картину этой нищеты, усугубленной невероятной конкуренцией. Подлинным гротеском звучит его рассказ «Конкуренты», действующими лицами которого являются муж и жена. В погоне за покупателем они следуют друг за другом по пятам, отбивая друг у друга кусок .хлеба.
Не находя в царское время применения своему труду на родине, еврейские народные массы, жившие в России, часто искали выхода в эмиграции в Америку.
Америка, сказочно маячившая издалека и обещавшая бедняку золотые горы, на близком расстоянии оборачивалась совсем другой стороной. Во многих произведениях Шолом Алейхем рисует мытарства еврейских эмигрантов, гонимых с родины нищетой, и царским произволом.
Шолом Алейхем не сатирик в собственном смысле этого слова. Шолом Алейхем — юморист, один из величайших юмористов в мировой литературе. Как у подлинно, великого народного писателя, воплотившего в. своих замечательных Произведениях испытанную столетиями народную мудрость, у него ярко выраженные общественные симпатии и антипатии. Он всегда на стороне народа, на стороне широких народных масс. Смех у Шолом Алейхема перемежается с печалью именно потому, что он видит трагическую участь народных масс в условиях эксплуатации и гнета.
Но Шолом Алейхем находил очень злые слова и для того, чтоб непосредственно заклеймить те «верхние десять тысяч», которые страдают от ожирения, нажитого за счет трудового пота и мук народа. Шолом Алейхема никогда не покидало чувство брезгливого презрения к буржуазии, к плутократии. Еще в 80-х годах прошлого столетия, в начале своего литературного пути, Шолом Алейхем выступил с сатирическим романом «Сендер Бланк», направленным против еврейских Кит Китычей. В 90-х годах Шолом Алейхем написал комедию «Якнегоз», резко обличающую биржевых дельцов. С презрением говорит {238} всегда о богатеях любимый герой Шолом-Алейхема — Тевье-Молочник, как и потомственный член портняжного цеха, герой шолом-алейхемовской комедий «Большой выигрыш»* — Шимелэ Сорокер, так же как и многие другие персонажи его произведений. Шолом Алейхем умел доказать отвратительное лицо «человека» из Буэнос-Айреса, торгующего живым товаром, и сорвать с него маску.
- — У нас на советской сцене эта комедия идет под названием «200000».
Шолом Алейхем не раз выступал с сатирическими рассказами против царского режима. И очень солоно приходилось также господу богу от внешне добродушных шуток Тевье-Молочника, который, прикрываясь своим недостаточным знанием священного писания, часто толковал священные тексты в весьма неприятном для господа бога направлении.
У Шолома Алейхем а есть целый цикл рассказов,, посвященных «маленьким людям с маленькими устремлениями». Действие этих рассказов разыгрывается в затхлых уличках допотопной Касриловки (такое обобщенное название носит у Шолом Алейхема старое еврейское местечко). Представления обитателей Касриловки о большом мире самые наивные и смешные. При этом касриловцы почитают себя солью земли.
Живут здесь знаменитые бедняки, мастера голодать. Шолом Алейхем рассказывает об одном касриловце, которому надоело, голодать у себя в Касриловке и он пустился искать на белом свете счастья. Во время своих скитаний он попал в Париж к знаменитому миллионеру Ротшильду. Тут он предложил миллионеру такой товар, которого тот отроду не видывал, — вечную жизнь. Сторговались за три сотни. Тогда касриловец и говорит Ротшильду: «Ежели вы хотите вечно жить, то мой совет — бросьте этот суетливый Париж и перебирайтесь лучше к нам в Касриловку. Вы тогда никогда не умрете, потому что со времени основания Касриловки у нас еще никогда не помер ни один богач…» {239}
Шолом Алейхем знает причины возникновения и существования Касриловки. Касриловка, говорит он, «находится как раз в середине благословенной „черты оседлости“, куда посадили евреев голова на голову, как сельдей в бочку, и наказали им, чтоб они плодились и размножались…» И убогую Касриловку, и печального фантаста Менахем-Менделя породил проклятый общественный строй, основанный на эксплуатации человека человеком. В шолом-алейхемовском «смехе сквозь слезы» звучит горькое осуждение этому строю, искажающему человеческую жизнь.
Шолом Алейхем сам не был революционером в собственном смысле слова: он не знал, как сделать окружавшую его убогую жизнь счастливой. Но он навеки запечатлел в своих прекрасных художественных произведениях смешную и убогую жизнь «маленького человека», показав всему миру, что так жить нельзя. Симпатии Шолом Алейхема были всегда на стороне угнетенных и трудящихся, он с презрением относился к буржуазии, с любовью рисовал народные низы.
Как и другие великие юмористы, Шолом Алейхем с большим вниманием и любовью относился к детям, охотно обращался в своих произведениях, к их радостям и печалям. «Мальчик Мотл» («Записки мальчика») принадлежит к лучшим произведениям Шолом Алейхема. Писатель рисует здесь убогую жизнь, полную нищеты и лишений, еврейские погромы, поиски счастья в чужих странах, — все это в преломлении детского сознания. Мальчик Мотл заявляет: «Мне хорошо — я сирота». Его устами говорит сам великий юморист, которому приходилось смеяться над жизнью, полной горя и страданий.
Детское сознание еще не искажено, не искалечено тлетворным влиянием капиталистического общества. Душа ребенка широко открывается навстречу красоте жизни, солнцу, весенней радости. Шолом Алейхем верил в могучие силы народа, а в детской душе великий писатель видел его прообраз, видел предвестие будущей силы. В детских рассказах Шолом {240} Алейхема в наибольшей мере проявлялся его замечательный лиризм.
Так называемые «детские» рассказы Шолом-Алейхема очень разнообразны по своим мотивам. С лирической теплотой рисует Шолом Алейхем пробуждение детского чувства любви («Песнь Песней», отдельные страницы в повести о мальчике Мотл). Он рассказывает о том, как скованный старым бытовым укладом еврейский мальчик рвался из затхлого хедера на вольный простор, как лукавый нашептывал ему о «греховных» прелестях земной жизни, о свободе, о красоте природы, о красоте искусства («На скрипке»). С особенной силой Шолом Алейхем подчеркивает постоянное влечение ребенка к народной массе («У царя Агасфера»), В общении с ней ребенок обретает подлинную радость, и тут же он научается начаткам классовой грамоты, научается распознавать друзей и врагов.
Излюбленной формой Шолом Алейхема является монолог. Герои Шолом Алейхема, не умеющие действовать, чуждые делу, всю свою энергию вкладывают в слово. Бесконечным потоком речи они как бы пытались «заговорить» незадачливую .жизнь.
Шолом Алейхем является по преимуществу мастером новеллы, рассказа. (Отметим, в частности, его замечательные «Железнодорожные истории», известные также под именем «Записки коммивояжера».) Его «Менахем-Мендель» и «Тевье-Молочник» — по существу циклы рассказов, объединенных общностью персонажей. Но перу Шолом Алейхема принадлежит также ряд романов. Три из них («Сендер Бланк», «Стемпеню» и «Иоселе-Соловей») написаны еще в 80-х годах и относятся к его ранним произведениям. Роман «Сендер Бланк», направленный против плутократии, окрашен в сатирические тона. «Стемпеню» и «Иоселе-Соловей» проникнуты романтическим настроением. Из этих ранних романов Шолом Алейхема особенной цельностью отличается «Стемпеню», в котором тема закрепощенной женщины, навеянная «Грозой» Островского, переплетается с темой народных талантов-самородков, таящихся в {241} народной гуще." В центре романа «Иоселе-Соловей» — также народный талант-самородок; певец Иоселе.
К этим романам о народных талантах примыкает позднее написанный роман «Блуждающие: звезды» (1909—1911), действие которого связано с жизнью и бытом многострадального еврейского театра.
Шолом Алейхемом написаны еще романы «Потоп» (1907) и «Кровавая шутка» (1912). Первый роман посвящен революции 1905 года; второй, написанный под впечатлением чудовищного судебного процесса еврея Бейлиса, обвиненного царским, правительством в совершении ритуального, убийства, рисует бесправие еврейского народа во времена царизма. В двух последних романах много интересных страниц, метких наблюдений, бытового материала, но все же на них лежит печать газетной спешки и торопливости.
К жанру романа надобно отнести последнее крупное произведение Шолом Алейхема «С ярмарки» — произведение, которое Шолом-Алейхем писал в самые последние годы своей жизни и которое он считал своей «книгою книг». Это — повесть о себе, о своем детстве, о своем отрочестве и юности, о вступлении в жизнь, написанная на широком фоне тогдашнего еврейском быта. Это — замечательная книга,, поражающая пластичностью образов, задушевным лиризмом, живописанием природы, книга, в которой мастерство писателя выступает во всем богатстве и многообразии зрелости.
Особое место занимает в творчестве Шолом Алейхема его драматургия. Шолом Алейхем писал и небольшие одноактные пьесы, как «Мазлтов» («Поздравление»), «Люди» и др., в какой-то мере соответствующие его новеллистическому жанру, и многоактные драматические произведения («Разброд»; «Большой выигрыш» («200 000») и др.). Драматургия Шолом Алейхема, впитавшая, с одной стороны, лучшие реалистические традиции его предшественников в еврейской литературе и, с другой, находившаяся под сильным воздействием Чехова и Горького, сыграла революционную роль в развитии еврейского театра. Она внесла {242} яркую струю жизни, создала живые характеры и образы, внесла актуальные темы и мотивы, почерпнутые из окружающей действительности. И в области драматического творчества Шолом Алейхем остается реалистом, гуманистом; народным писателем. При этом следует подчеркнуть, что еврейский театр обращается не только к .тем произведениям Шолом Алейхема, которые им непосредственно написаны в драматической форме, но и ко всему наследию великого писателя, потому что очень многие его произведения насыщены драматическим материалом, который словно ждал сценического воплощения. Так вырос целый: ряд замечательных шолом-алейхемовских постановок еврейского советского театра.
6
правитьКогда читаешь смешные истории Шолом Алейхема, то прежде всего смеешься вместе с писателем. Огромный их социальный смысл не лежит на поверхности, его надо искать глубже. Тем более что Шолом Алейхем принадлежит к той категории писателей, у которых — как у Бальзака, как у Гоголя — художественный метод (или лучше сказать: содержание художественных образов) значительно шире их общественно-политического мировоззрения. В общественно-политическом отношении Шолом Алейхем иногда сам разделял предрассудки и шатания мелкобуржуазной интеллигенции, ему не чужды были националистические заблуждения.
Большой заслугой советской критики является то, что она под спудом смешных историй Шолом Алейхема увидела, обнаружила глубокое социальное значение шолом-алейхемовского творчества. Огромную помощь оказал в этом отношении Московский государственный еврейский театр своей социально-художественной интерпретацией Шолом Алейхема. Вершин художественного мастерства достиг замечательный актер этого театра, народный артист РСФСР С. Михоэлс в своей роли Тевье-Молочника. Он сумел обнаружить в творчестве Шолом Алейхема весь глубокий трагизм {243} обреченного уклада жизни и воплощенное в шолом-алейхемовском искрящемся слове бессмертие народа. В гениальном творчестве Шолом Адейхема заложен глубокий социальный смысл, Шолом Алейхем отразил в своих образах не только национальное своеобразие еврейского народа. Его Тевье-Молочник займет свое место в мировой художественной галерее людей из народа рядом с такими художественными образами, как, например, ромэн-роллановский Кола Брюньон. Его замечательные детские персонажи останутся в памяти человечества наряду с детскими образами Диккенса, Твэна, Чехова. Замечательной силы художественного обобщения Шолом Алейхем достиг в образе Менахем-Менделя, который при всем своем еврейском своеобразии перерастает национальные границы. В образе Менахем-Менделя Шолом Алейхем воплотил весь общественный трагизм огромных масс мелкой и мельчайшей буржуазии, тщетно пытающихся найти себе уголок в капиталистическом мире, приспособиться к капитализму, безжалостно их размалывающему. И подобно тому, как бальзаковский Гобсек является художественным синонимом для обозначения власти денег, так шолом-алейхемовский: Менахем-Мендель (в социальном смысле совершенно не схожий с Гобсеком) входит в наше сознание как художественное подтверждение марксистского тезиса о трагической обреченности мелкой буржуазии в условиях капитализма. Как действительно великий художник, Шолом Алейхем умел по-своему видеть и воплощать социальные процессы своего времени.
С первых своих литературных шагов Шолом Алейхем выступил как поборник правдивой, реалистической, подлинно народной литературы. Эту программу Шолом Алейхем осуществлял на протяжении всей своей литературной деятельности. Ему органически чужды были те выкрутасы, которые были характерны для декаданса и. всяких видов литературного модернизма, заполнивших литературу, особенно в годы реакции. Шолом Алейхем с первых своих литературных шагов испытывавший на себе сильное влияние великих русских реалистов, звал учиться у Льва Толстого и у Чехова {244} простоте и подлинной правдивости. Это постоянное стремление к простоте и правдивости является лучшим заветом для нашей советской литературы.
Переводить Шолом Алейхема на другие языки очень, трудно, как трудно переводить Диккенса, Гоголя, других юмористов, потому что юмор в большой мере строится на слове, на специфическом своеобразии родной речи. В; переводе на другой язык Шолом Алейхем всегда теряет. Тем не менее, творчество Шолом Алейхема заслужило всеобщее, признание.
С большой любовью говорил всегда о Шолом Алейхеме великий социалистический писатель М. Горький. В 1910 году, прочитав повесть Шолом Алейхема: о мальчике Мотл, Горький писал Шолом Алейхему:
"Искренно уважаемый собрат!
Книгу Вашу, получил, прочитал, смеялся и плакал — чудесная книга! Перевод, мне кажется, сделан умело и с любовью к автору, хотя местами чувствуется, что на русском языке трудно передать печальный и сердечный юмор оригинала. Я говорю — чувствуется.
Книга мне сильно нравится — еще раз скажу — превосходная книга!
Вся она искрится такой славной, добротной и мудрой любовью к народу, а это чувство так редко в наши дни.
Крепко жму руку.
М. Горький. Капри, 211IV 1910.
Горький был прав, когда, он писал о «мудрой любви к народу», которая проникает все творчество Шолом Алейхема, этого подлинно народного писателя. Рисуя печальную жизнь находившихся под тягчайшим гнетом еврейских народных масс, которых по словам «самого счастливого человека в Конде», одного из шолом-алейхемовских персонажей, господь избавил от двух вещей: от куска хлеба и воздуха, — Шолом Алейхем неизменно верил в торжество народного дела. Без шутки, перемешанной с горечью, Шолом Алейхем, создавший прекрасные образы «веселых бедняков», никогда не обходился. С этой же горькой шуткой {245} Шолом Алейхем говорил о своих персонажах-ремесленниках, которым приходится «стоять на ногах от рассвета до поздней ночи» и влачить жалкую подневольную; жизнь, «пока не наступит то счастливое время, о котором говорят Карл Маркс, Август Бебель и все добрые, умные люди». Но вера в счастливое будущее, неизменный оптимизм, который всегда коренится в глубине народных масс, проникает и воодушевляет творчество великого еврейского писателя.
Оптимизм этот исторически оправдался. Тяжелое темное прошлое, которое породило трагикомических героев Шолом Алейхема, навсегда разрушено в той части мира, которая носит прекрасное имя: СССР. В проклятое царское время Россия была тюрьмой народов. Еврейский народ, как и другие населявшие Россию народы, жил в нищете, подвергался гонениям и преследованиям. Евреи были ограничены в праве передвигаться по стране, они не имели «правожительства», не имели права на труд и на образование. Великая Октябрьская социалистическая революция раскрепостила все народы России. Вместе с другими народами многонационального великого Союза Советских Социалистических Республик евреи строят свободную социалистическую жизнь. Порождение старого мрачного времени — «человек воздуха», гениально изображенный Шолом Алейхемом, исчез с лица нашей социалистической земли вместе с другими призраками и привидениями прошлого.
После поражения первой русской революции 1905 года, когда всякая нечисть опять выползла из нор и пошла громить революционеров, один из шолом-алейхемовских персонажей на своем простодушном и своеобразном языке, густо пересыпанном шуткой, выразил мысль, которая оказалась пророческой. Мысль эта заключалась в том, что враги просчитаются, что придет время и Россия получит замечательную конституцию. Когда эти слова звучат сейчас со сцены еврейского театра в Москве, в Киеве, в Одессе, в Биробиджане, в ответ им несется гром аплодисментов. Это аплодируют советские граждане, которые получили величайшую Конституцию и знают, как ею надо дорожить. {246}
Тысячелетняя история еврейского народа полна трагических испытаний, полна скитаний, полна крови и мук. Ее трагизм проявился с новой силой в наши дни, когда фашизм в Германии обрушился на беззащитное еврейское население, в кровавых погромных оргиях пытаясь потушить свою бессильную злобу. Весь цивилизованный мир был потрясен варварством современных каннибалов, которые кровью, пожаром и грабежом платили мирному народу, из чьей среды вышли такие люди, как Маркс, как Гейне, обогатившие немецкую и мировую культуру.
Лишь в СССР еврейский народ вместе с другими народами первой в мире, социалистической страны обрел родину-мать. И вместе со своим народом обрел здесь родину великий писатель Шолом Алейхем. Нигде так не читают и не любят Шолом Алейхема, как в СССР. За годы Октябрьской революции его книги; разошлись на восьми языках, в количестве, превышающем два миллиона экземпляров Цифры, неслыханные: для капиталистических стран. Тиражи книг Шолом Алейхема, переводы его произведений на языки братских народов, библиотечные статистические цифры убедительно говорят о том, что Шолом Алейхем принадлежит к любимым писателям советского читателя. И ярким свидетельством этого является нынешний юбилей Шолом Алейхема. Юбилей этот широко празднуется не только еврейским народом, к лучшим сынам которого принадлежал Шолом Алейхем, но всеми народами СССР, составляющими одну дружную семью. Чествование великого писателя одного из народов, населяющих СССР, превращается всегда в культурный праздник, общий для всех народов великого Союза. Освобожденные народы СССР свято и бережно чтут память великих людей, которые своим творчеством в тягчайших условиях прошлого служили народу и подготовляли приход нынешней свободной и счастливой жизни, какой живет социалистическая страна.