Лев Зилов
правитьШоколад
правитьПлывет по реке длинный, легкий челнок. Сидят в челноке красные индейцы. Гребут широкими как лопаты веслами. Трубки курят. Давно они из дома — с самого утра. Солнце успело все небо обойти, в реку спускается. А им до темноты до леса доплыть надо. Вон он синеется.
По ветру из леса тянет густым, вкусным запахом.
— Как раз во-время угодим, — говорит старик индеец: — какао — чу! — поспело. Ишь, как пахнет. Переночуем на берегу у леса, а с утра за работу.
Пристали индейцы к берегу. Втащили челнок на песок, чтобы рекой не угнало. Нарубили ветвей, шалаш построили. Покрыли его сверху широкими листьями от пальмы. Пойдет дождь — не пробьет.
A на воле уже ночь. Запах из леса еще гуще, еще слаще.
— Урожай в этом году на какао, — сказал старик индеец: — вон какой дух от него крепкий. В горле саднит. Разводите, ребята, костры. Спать ляжем. Умаялись за день-то.
Набрали индейцы сушняку. Разожгли вокруг шалаша костры кольцом. Спи без печали. Притащится из леса тигр, испугается огня, назад уйдет.
Взошла луна. Горят костры, потрескивают. А запах из леса все гуще, все слаще. Будет завтра добыча большая.
Спят в шалаше индейцы. Чьи-то пятки торчат наружу. Бормочет кто-то во сне: «Какао… какао…»
Утром, чуть рассвело, взяли индейцы из челнока длинные жерди и пошли в лес. В лесу стоят высоченные пальмы. Задерешь голову, — вершины не увидишь. За пальмами прячутся деревья какао, вышиной с нашу елку. Их-то индейцы и выискивают.
Голые ребятишки вперед бегут, прыгают, кричат:
— Какао, какао! Вон сколько! Вон сколько! Тятенька, дяденька, деденька, сюда, сюда: вон-вон — еще, еще!
Висят на деревьях желтые плоды. Точь в точь наши огурцы, когда созреют. Только толще и длиннее: длиной с мою руку. Да сочные, да пахучие! Вот оно какое, какао-то.
Стали индейцы огурцы с деревьев снимать и на жерди подвешивать. Столько их подвесили, что жерди гнутся.
Принесли огурцы к шалашу. Уселись в кружок и давай есть какао как дыню. Сладко, вкусно, сытно.
Зерна в огурцах крупные как бобы. Польстился на них один из мальчишек. Взял боб в рот, раскусил, сморщился печеным яблоком и ну реветь. Вот горько! А над ним все смеются.
— Что, брат, угостился?.. Что? Сладко? Поделом вору и мука.
— Зерна на листья складывайте, — сказал старик индеец. — Хоть они противные, зато дороже всяких денег. Пусть на солнце подсохнут.
Несколько дней подряд таскали на себе индейцы вороха огурцов. Измучились. Спустили челнок на воду. Принесли на пальмовых листьях бобы и на дно сложили. Сели в челнок и поплыли вниз по реке. В ту сторону, где большой город стоит.
— Пошевеливайтесь, пошевеливайтесь, — подгонял гребцов старик. — Там, в городе-то, и без нас, должно быть, много народу собралось. Как бы нам со своими бобами на бобах не остаться.
А сам на корме коротким веслом загребает вместо руля.
В городе у пристани челноков-челноков! Глазом не окинешь. Сгрудились, сбились в кучу. И на всех челноках ворохами бобы лежат.
На берегу базар шумит, торг идет как на ярмарке. В палатках чего только нет: и ружья, и порох, и платье и топоры. Всякая всячина напячена.
Стали наши индейцы свои бобы на товар менять. Стали их торгаши прижимать, всякую дрянь подсовывать. Выменяли индейцы разной разности, что нужно и чего не нужно, сложили в челнок, вздохнули и назад поплыли.
— Возились, возились мы с этим какао, — ворчал старик индеец, — а дали за него самые пустяки. Хапуны проклятые! Пропали наши труды вполовину…
Бобы в городе насыпали в мешки. Погрузили мешки на большущий пароход. Вышел пароход из реки на взморье и побежал по морям-океанам в чужие далекие страны.
Бежал-бежал и прибежал в наш Ленинград. Выгрузили мешки на пристани. Не успели на склад убрать, как прикатили грузовики.
— Ну-ка, где у вас тут чудо заморское, какао называется? Давай его сюда, на железную дорогу его повезем. Поезд дожидается.
Приехало какао в Москву, на фабрику «Красный Октябрь». Рассыпали его там по жестяным жаровням и стали на огне поджаривать как кофе.
Поджарили, раздробили и от скорлупы очистили.
— Крупное какао, — сказал мастер, — добротное. Муки много даст. Несите его в вальцовочную.
В вальцовочной пропустили раздробленные бобы сквозь мельницу. Получился из бобов мелкий, как мука жирный порошок.
— Ну и какао в этом году! — говорили рабочие. — Запах-то один чего стоит! Надышишься — сыт будешь.
Разболтали муку жидким тестом. Насыпали в него сахару. Стало оно от сахара гуще. Пропустили тесто через пресс, вышло оно оттуда толстой колбасой. Разрезали колбасу на части. Положили в формы. Поставили формы на вагончики и покатили по рельсам в холодильник, а оттуда упаковочную.
.jpg)
— Эй, принимай товар! — крикнул мастер. — Завертывай да пускай в продажу. Наше дело сделано.
В упаковочной выложили из форм коричневые твердые плитки и давай их завертывать в разные бумажки: желтые, красные, зеленые, синие.
На всех бумажках напечатано: Шоколад. Фабрика «Красный Октябрь».
Завернули, разослали по магазинам, а оттуда выдали моссельпромщицам. Уложили моссельпромщицы шоколад в свои ящики и разошлись по всем улицам.
Поставили ящики на козлы, сами сели буретки; сидят, приговаривают:
— Свежий новый шоколад… Новый, свежий шоколад…
Шел мимо одной из моссельпромщиц мальчик Вася со своей мамой. Услыхал про новый шоколад, увидел новенькие красивые бумажки. Пристал к маме: купи да купи ему шоколадку. Вон ту — в красной бумажке.
Что будешь делать, — пришлось купить. Развернул Вася бумажку, спрятал ее в карман — пригодится, а шоколадку стал есть.
— Ну и вкусно! На, мам, откуси кончик. Правда, вкусно?
