Шведская машина (Романов)
| Шведская машина |
| Опубл.: 1927. Источник: Советский юмористический рассказ 20—30-х годов / Сост. Е. Глущенко — М.: Правда, 1987. — С. 525—529. — 500 000 экз. |
Около вокзала на площади со сквером посредине стоял автобус, а около него — целая толпа пассажиров, которые почему-то не решались садиться.
— Что ж не садятся-то? — спросила старушка с арбузом под мышкой.
— Шофер пьяный.
— О, господи, батюшка!
— Обидели небось чем-нибудь, — вот и пьян, — отозвался рабочий с мешком. — Ведь это ежели образованного человека чем тронули, так он сам сумеет так напакостить, что век будешь помнить, а нашему брату что?.. Только всего и облегчения, что матюшком пустишь или пьян напьешься.
— Ну, что за безобразие, задерживают из-за пьяного! — крикнула нервная дама в шляпе с ягодками.
Рабочий посмотрел на нее.
— Конечно, как господа, так они по душе к тебе не подойдут, ежели ты, скажем, выпил и на должность пришел, или замедление из-за тебя какое вышло. Тут, боже мой, пыль поднимут!.. А сам и едет-то всего либо на именины, либо в карты играть… А свой брат, рабочий, никогда не осудит. Иной раз толканет тебя как следует кто-нибудь, хочешь его смазать за это, а как увидишь, что пьяный, так сердце и отмякнет сразу, еще и через улицу переведешь.
— Правильно, — сам в таком положении будешь.
— Ну, садитесь, что ли, — сказал кондуктор.
— А как же, батюшка, шофер-то пьяный? — сказала старушка с арбузом.
— Что ж сделаешь-то…
— А не опасно?
— Чего опасно? — сказал рабочий. — Это тебе не машина, с рельс не сойдет.
Все полезли садиться.
— Кажется, ни в одной стране такого безобразия нет, — сказала дама с ягодками на шляпе.
— Наша страна — особенная, милая моя, — сказал рабочий.
— Трогаемся, что ли, Сидоров? — крикнул кондуктор.
— Трогаемся!.. Стой, тут чтой-то не повернешь ничего… Вот машина-то чертова! — отозвался угрюмо шофер, который с недоумением дергал то за одну ручку, то за другую. И его все толкало то вперед, то назад.
— Безобразие! Должно быть, никогда не уедем! — крикнула дама с ягодками.
— Никакого безобразия тут нету, а просто пьяный человек, — сказал рабочий. — Пьяный, он все равно, как дите несмысленное, что ж с него спрашивать. Ты спрашивай, когда он трезвый будет. А я скажу, что когда человек выпимши, душа у него не в пример мягче. Вон, барьньке не терпится, а мне хоть тоже спешить надо, а я молчу.
— Вы сами, кажется, не совсем трезвый…
— В точку!.. Правильно. Не совсем трезв. И вот я человека понимаю. У меня сейчас врагов нету, а у барыньки все враги.
— Ну-ка, батюшка, я свой арбузик тут в ногах положу, а то дюже тяжело держать.
— Клади, матушка, что хочешь клади. Вот барынька ягодки себе нацепила, а душу человеческую не чувствует, потому что…
— Пожалуйста, не касайтесь моих ягодок!
— Кормилица, не касаюсь! Я только говорю, что человека тебе не понять, хоть ты и с ягодками. Нет того, чтобы подойтить к пьяному человеку и расспросить, что, мол, ай, горе или беда какая? Так ты этим так душу перевернешь, что он тебя, как матери родной, ласки твоей не забудет.
— Вот и подите к нему.
— И пойду.
— Ай, обида какая? — спросил рабочий шофера.
Тот, держа одну руку в кожаной рукавице на руле, другой с досады махнул и плюнул.
— Э, сволочи… — сказал он, — с самого начала ездил на хорошей машине, глядел за ней, можно сказать, как за дитем за своим. Теперь ее отобрали и дали вот этого лешего. Та была немецкая, а это шведская…
— Хуже, стало быть, шведская-то?
— Как же можно сравнивать?! На той, бывало, едешь и спокоен. Раз ты ее направил, она как по ниточке идет. А эта… во, во, вишь, ну… куда ее черти воротят?! У, сволочь!
Действительно, машина делала такие неожиданные скачки и повороты, что пешеходы бросались от нее в стороны, как ошпаренные, а пассажиры только икали и обнимались друг с другом.
— Да, ндравная, значит? Я уж вижу, что у тебя горе. Ни с того ни с сего человек не напьется.
— На немецкой машине едешь, хоть тебе какая канава тут будь — ничего. А эта трясучка окаянная, на каждой рытвине так подбрасывает, что все печенки перевертываются… Вон, канавка впереди… На немецкой ты бы ее и не заметил, а погляди, что сейчас будет…
Шофер прибавил ходу, и через минуту у всех пассажиров колени и руки взлетели кверху, а шляпы и картузы наехали на глаза.
— Ой, что это!
— Что за безобразие! Матушки мои! — раздались крики.
А старушка, обнимая всех пассажиров, каталась по всему автобусу за своим арбузом.
— Видал?.. Вот на каком черте ездить заставили.
— Да, это хуже нет.
— Старуха, что ты тут шаришь?! — крикнул кто-то.
— Крышечку, батюшка, ищу.
— Какую крышечку?
— От арбуза. Он у меня с вырезом…
— Вот ведь чумовая какая, завезла в переулок, теперь отсюда не выберешься. А главное дело, зло берет.
— Да как же, милый. Они вот не понимают. Они думают, что рабочий человек — та же машина, его куда не посади, он все равно везти будет. А тут душу надо разбирать.
— Станут они тебе разбирать… Ведь вот немецкая-то, она мне все равно, что сестра родная была, кажный винтик в ней знал! Господи, бывало, едешь — вот что значит машина!.. — бывало, едешь, руки с руля снимешь, везет себе, матушка, прямо, как по ниточке, а эта, демон, так и гляди за ней… вишь, вишь мудрует! Ты ее вправо гнешь, а она влево берет. Вот наказал бог!
— А что, ежели на этой руки с руля снять да одноё ее пустить? — сказал рабочий. — Вот небось накуролесит-то!..
— Вот погляди, что будет?
И шофер, сняв руки с руля, откинулся на спинку сиденья.
Машина дрогнула, как вздрагивает буйная лошадь, почувствовав ослабевшуюузду, потом подкинула всех раза два и, круто завернув направо, вынеслась на площадь и понеслась сначала налево, потом направо, потом опять налево и прямо на извозчиков, стоявших на углу. Извозчики, встрепенувшись, начали нахлестывать лошадей, бросились в разные стороны с таким видом, точно на площади появился не автобус, а тигр.
— Стой, стой, куда?! Держи! Что за наказание!
— Сидоров, что ж она у тебя? Куда ты опять поехал? Перебьешь всех!
— Видал? — сказал опять шофер.
— Да, ндравная, сволочь.
— Им — наказание, а мне, они думают, сладко! У, стерва поганая! Вот заехала, не повернешь тут в этой тьме кромешной… Придется кругом.
— Куда поехал-то, Сидоров? — кричал кондуктор.
— Сиди, молчи, зная, покамест вовсе шею не сломал.
— Ягодки-то у барыни теперь, поди, растряслись совсем, — заметил про себя рабочий, покачав головой.
Минут через десять машина, крякнув два раза и опять надвинув на глаза пассажирам шляпы и картузы, подъехала к остановке.
— Ну, милый, спасибо тебе, — сказал рабочий шоферу, — доехал и не заметил как, так поговорили славно.
— Хорошая ты душа, — сказал шофер, — вот как от сердца отлегнуло, ну просто, как маслом смазали. А то все только, как на собаку, кричат! Дай, тебя поцелую.
— Спасибо! На немецкой когда ездил ни разу вот с таким человеком не встречался.
|
Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.
Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода. |