Сильнейшие партии Второго Интернационала примкнули с начала войны к правящим классам своей страны и призвали рабочих под знамя национальной обороны. Это основной факт всего кризиса, переживаемого мировым рабочим движением.
Есть немало социалистов, — особенно здесь, в Америке, — которые говорят: «Целесообразна ли была тактика германской французской, австрийской, бельгийской и др. партий или нет, — это вопрос особый. Ближайший международный конгресс рассмотрит этот вопрос на основании всего опыта войны и придет к тем или другим обязательным для всех нас выводам. Но несомненно одно: Второй Интернационал признавал обязанность национальной обороны, и сильнейшие европейские партии действовали в нынешней войне в полном соответствии с этим принципом».
Верно ли это? Нет, не верно. Социалисты, которые делают приведенное только что утверждение, повинны в двух грехах: во-первых, они обнаруживают незнакомство с действительными мнениями Второго Интернационала, во-вторых, они совершенно не определяют, что собственно понимают они сами под именем национальной обороны.
Если «защита отечества» является одним из принципов социалистического миросозерцания, то очевидно, что социалисты всякой страны должны быть во время войны на стороне своего правительства, независимо от того, как, почему и во имя каких целей возникло кровавое столкновение: ибо война, как война угрожает каждому из воюющих «отечеств». Хотят ли нам сказать что Второй Интернационал признавал обязанность национальной обороны, как абсолютный принцип, независимо от условий и характера войны? Это очень заманчивое утверждение: оно сразу упрощает вопрос и оправдывает политику Шейдемана и Виктора Адлера по одну сторону траншей, Вандервельде, Гэда, Гайндмана и Плеханова — по другую. Война угрожает всем отечествам и потому все защищаются.
Но затруднение в том, что большинство самих социал-патриотов отвергает такую постановку вопроса. «Социалисты обязаны поддерживать свое правительство лишь в том случае, — говорят нам Гэд, Вандервельде и Плеханов, — когда их страна подверглась нападению. В противном случае они обязаны объявить своему правительству решительную борьбу, отвергнув долг „защиты отечества“».
Таково было в общем и целом и мнение Бебеля. Он несколько раз заявлял, что лишь в том случае «возьмет ружье на плечо», если Германия подвергнется нападению. С этой широко распространенной точки зрения принцип национальной обороны оказывается не абсолютным: он применим только к так называемым оборонительным войнам и, следовательно, не может оправдывать одновременную патриотическую политику социалистов по обе стороны траншей.
Но признавался ли по крайней мере этот ограниченный и условный принцип защиты отечества Вторым Интернационалом в целом?
Ничего подобного. На партийном съезде в Эссене, где за несколько лет до настоящей войны разбирался этот вопрос, точка зрения Бебеля встретила решительный отпор и прежде всего со стороны Каутского. «По моему мнению, — возразил он Бебелю, — мы никоим образом не можем обязываться каждый раз когда мы убеждены, что нам грозит наступательная война, разделять воинственное воодушевление правительства… Такой ответственности я на себя взять не могу. Я не могу давать гарантии, что мы в каждом случае сможем провести точное различие и установить, обманывает ли нас правительство или же оно действительно отстаивает интересы нации против наступательной войны… Вчера наступательным было германское правительство сегодня — французское, и мы не можем знать, не окажется ли таким послезавтра английское. Это меняется постоянно… В действительности, — продолжает Каутский в центральном месте своей речи, — в случае войны мы будем иметь перед собой не национальный вопрос, ибо война между двумя великими державами превратится в мировую войну, которая захватит всю Европу, а не только две страны. Немецкое правительство могло бы, однако, внушить в один прекрасный день немецким рабочим что они подверглись нападению, французское правительство могло бы внушить то же самое французским рабочим, и мы имели бы тогда войну, в которой немецкие и французские рабочие с равным воодушевлением следовали бы за своими правительствами и взаимно перерезывали бы друг другу горло. Этого необходимо избежать, и мы избегнем этого, если будем применять не критерий наступательной войны, а критерий пролетарских интересов, которые являются в то же время интернациональными интересами».
Эта речь Каутского, которую можно назвать пророческой, показывает всю ложность утверждения, будто Второй Интернационал считал принцип национальной обороны аксиомой социалистической политики. Каутский, неоспоримый духовный глава Второго Интернационала, отвергал этот принцип не только в его абсолютности, но и в его ограниченном виде, т. е. в применении к так называемой оборонительной войне. Он требовал, чтобы социалисты руководствовались в своей политике по отношению к войне не интересами «нации», а интернациональными интересами пролетариата.
Как обстоит, однако, дело с формальными резолюциями конгрессов Второго Интернационала? Признают ли они безусловный догмат национальной обороны? Ограничивают ли его оборонительной войной, как Бебель? Или вовсе отвергают этот критерий, как Каутский в эссенской речи против Бебеля?
Тот, кто даст себе труд серьезно исследовать резолюции Второго Интернационала в связи с той идейно-политической атмосферой, в которой они создавались, неминуемо придет к тому выводу, что у Второго Интернационала вовсе не было коллективного ответа на этот вопрос. Все почти относящиеся сюда резолюции отличаются либо недостаточной определенностью, либо противоречивостью. Тем не менее можно с несомненностью установить, что чем дальше, тем больше старый, национально-демократический принцип «защиты отечества» отступал назад перед интернационально-социалистической задачей — борьбы против империализма в целом. Так, резолюция последнего, Базельского конгресса, созванного специально для обсуждения вопросов войны ни словом не заикается о «долге» национальной обороны, предписывая социалистам всех вовлеченных в империалистическую бойню стран совершенно другой, более высокий долг: сохранять между собой нерасторжимую связь во время войны, совместно бороться за скорейшее ее прекращение и использовать порожденный войною кризис и возбуждение масс в интересах скорейшего ниспровержения капиталистического строя.
Таким образом все утверждения, будто бы социал-патриоты действуют в строгом соответствии со старыми принципами Интернационала, тогда как интернационалисты отклонились от них в сторону анархизма, являются совершенно несостоятельными. С несравненно большим основанием можно сказать, что социал-патриоты находят для своей политики оправдание в консервативных национально-демократических пережитках идеологии Второго Интернационала, тогда как интернационалисты, объединившиеся в Циммервальде и Кинтале, представляют его социально-революционные тенденции, нашедшие в прошлом наиболее яркое выражение в резолюции Базельского конгресса.
Все поведение правительственных социалистов с первого дня войны свидетельствует о том, что они вовсе не чувствовали под ногами твердой принципиальной почвы. Социал-патриоты, обоих воюющих лагерей не считали возможным ограничиваться голым принципом защиты отечества. Все они пытались оправдать свое посильное сотрудничество в бойне народов каким-нибудь вспомогательным принципом.
Шейдеман и его друзья говорили, что это «война против царизма». Гэд, Вандервельде и Плеханов утверждали, что это война против «прусского милитаризма». Кроме того, и те и другие обещали путем победы «освободить» малые и слабые народы создать Лигу Наций, уничтожить постоянные армии и пр. и пр. Сейчас для всех ясно, что все эти обещания оказались жалкими иллюзиями. Но не нужно было исключительного пророческого дара, чтобы предсказать их крушение в первый же момент. Откуда же возникла у социал-патриотов обоих лагерей психологическая потребность наделять империалистическую бойню «освободительными» чертами? Совершенно ясно, что если б принцип «защиты отечества» казался им самим таким ясным и незыблемым они не стали бы дополнять его фантастическими посулами и наделять капиталистическую войну творческими способностями демократической революции. Тем более, что освободительные задачи войны имеют по самой сути своей наступательный характер и тем самым вступают в столкновение с принципом национальной обороны.
