Сологуб Ф. Творимая легенда. Кн. 2.
М., «Художественная литература», 1991. (Забытая книга).
Дьявол — вечный противник Бога. Все благое — от Бога, и все злое — от Дьявола. Когда Человеку захотелось морали, он воздвиг Бога, поместил его так высоко, как только мог, и антиподом ему поставил Дьявола. Сквозь эти два полюса продел ось нравственного своего бытия и завертелся, преклоняясь перед верховным, но тягостным благом и тяготея к мерзкому, но сладкому злу.
Все доброе исходит от Бога: непреложные законы человеческого поведения, — ведь надо же быть добрым! ведь надо же любить ближнего, как самого себя! — радостная надежда на воздаяние земных подвигов, — успокоительная вера в непреходящую Сущность мира.
Все злое исходит от Дьявола. Созданный Богом, он захотел не призрачного бытия в затхлом дыму благонравных словословий, — он захотел хотеть по-своему, и посмел хотеть. Простодушных голышей первозданного Эдема он соблазнил вкусить запретного плода, прельщая их сатанинскою улыбкой; он открыл пред ними сладости дерзновения и греха. Научил их тому, что они не только наги, но и прекрасны. Зажег в их сердцах желание пламеннее огня и стыд слаще меда. Сказал им:
— Будете как боги, когда вкусите от древа познания добра и зла.
И вкусили. И лишились рая, где кроткие тигры мягкими языками лизали их стройные бедра. И мстил мстящий Адонаи, — на всю цепь земных поколений простер свирепую, беспощадную ярость свою.
Но соблазняя соблазнял коварный Дьявол. И когда возлюбленный Сын пришел на землю, потому что преблагий Отец пожелал предать его жесточайшим мучениям для искупления чьего-то древнего греха, вот и к нему пришел соблазнитель, и сказал:
— Покажем людям много фокусов, и прославимся. Если воскресить мертвого или воду обратить в вино, это будет, — не правда ли? — хорошею рекламою.
И прогнал его Учитель. Но советов его не отверг. Так часто поступают господствующие.
Все доброе происходит от Бога. Но какое маленькое, какое бедное это добро!
Вот, был брак в Кане Галилейской, — но земные реки все еще не текут млеком и медом, и горькая цикута в чаше мудрого, и омегом отравлен жаждущий, — и что же ты, сладостное обетование?
Вот, восстал из могилы четверодневный, смердящий Лазарь, — но не воскрес Мертвый, и хоронят мертвые мертвецов своих, и, звеня цепочками, зыблемое неживыми руками кадило возносит в надмогильном воздухе синий дым сладостного покойникам ладана, — и что же ты, радостная надежда?
Вот, преобразился на горе высокой, и дивным овеял восторгом преклонившихся учеников, — но опять повлеклись смутные, плоские дни, и не дерзает агнец приблизиться ко льву и возлечь с ним рядом, — о, милое, глупое пророчество, хотящее быть вечно только пророчеством!
Все злое — от Дьявола: непрестанное дерзновение, вечное восстание против сидящего на превысоком престоле, вечное движение вперед, неумолчный зов к Человеку:
— Иди за мною! Познавай! Будь сам своим богом!
Но почему же однако это — зло, а то — добро? Мстящий смертию за нарушение странной заповеди разве не зол? И озаряющий Человека светом познания и дерзновения разве не благ?
Непреложный закон нашего познания в том, что совершенно противоположное — тождественно. Если мы противополагаем Дьявола Богу и если противоположение наше верно, т. е. все в одном имеет устремление прямо противоположное устремлениям в другом, то мы неизбежно придем, внимательно анализируя два противоположенные понятия, к признанию их совершенной тождественности. Подобно тому, как два разноименных электрических тока соединяются в ярком озарении света и в их белом единстве уничтожается их былое разъединение, так и два совершенно противоположные существа в неожиданном сплетении своих свойств обнаруживают свою единую природу.
Познаем, что Бог и Дьявол — одно и то же. Демонические силы, обставшие человека, многообразные принимали на себя личины. Являлись они и стихийными духами, и образами отживших облекались, были демонами местностей, границ, деяний и свойств человеческих. Были боги и герои, ангелы и демоны. Были почитаемы иногда, и иногда презираемы, отвергаемы и забываемы. Языческие боги обращались в христианских чертей. Были они добрые и злые, умные и глупые, сильные и слабые. Жили-были.
А может быть, и не были никогда. Может быть, это Я их измыслил, — и стали они для меня, маленького и робкого, более реальными, чем Я, единственный и вечный, создавший все, пребывающий во всем.
Моя верховная Воля
Не знает внешней цели.
Зачем же Адонаи
Замыслил измену?
Адонаи
Взошел на престолы,
Адонаи
Требует себе поклонения,
И наша слабость,
Земная слабость
Алтари ему воздвигла.
Но всеблагий Люцифер с нами,
Пламенное дыхание свободы,
Пресвятой свет познанья,
Люцифер с нами,
И Адонаи,
Бог темный и мстящий.
Будет низвергнут
И развенчан
Ангелами, Люцифер, твоими,
Вельзевулом и Молохом.
Но Человек, маленький и робкий, не может прожить без кумира. Молится. Преклоняется. Кучится в стадо…
В мантии серой,
С потупленным взором,
Печальный и бледный,
Предстал Абадонна.
Он считает и плачет,
Он считает Твои, о, брат Мой,
Рабские поклоны.
Безмолвный,
Он тайно вещает
Мой завет:
— Мой брат,
Пойми:
Ты — Я.
Восстань!
Ты — Я,
Сотворивший
Оба неба, —
И небо Адонаи,
И небо Люцифера.
Адонаи сжигает
И требует поклоненья,
Люцифер светит,
И не ждет даже признанья.
Вот что, безмолвный,
Тайно вещает
Абадонна.
Вечные противники взвешены Мною. И рассеялись, растаяли мгновенным туманом притязания на господство надо Мною. Только Я и не-Я, — Я, Человек, единый и вечный, и не-Я, демоническая сила, враждебная Мне, насколько она выдает себя за благую и потому требует себе поклонения, и помогающая Мне, когда она прельщает меня и соблазняет меня соблазнами земных прельщений. Или и тогда враждебная? И, может быть, и в этой схеме есть неточность?
Да, есть, да и должна быть. Такова природа человеческого познания, что всякая истина полярно расщепляется на Да и Нет. Взвесив первые противоположности, — Бог и Дьявол, Добро и Зло, Закон и Дерзновение, роковая власть случайного Ягве с его случайным Эммануилом (Айса) и роковая Моя Свобода-Необходимость (Ананке), взвесим и вторые противоположности, — Я и не-Я, вечный Эрос и его вечная Психея.
Но все и во всем только Я. И не Я ли создал силы, земные, Мои, — и не Мои, демонические?
Когда Человек прозреет, — когда Спящий проснется, — когда Мертвые восстанут, — когда новые небеса раскроются над новою землею, — о, брат Мой! о, сестра Моя! верите ли вы в это? — когда померкнет злой Змий, тогда придете вы ко Мне, тогда поймете вы великий закон Моего единения в тождестве совершенных противоположностей. И истлеют, и спадут земные, призрачные личины, — и под земными личинами единый засияет Лик, — Мое вечное лицо. И, сгорая сгорят демоны и боги, злые и добрые, — сгорая сгорят
Улыбаешься, и говоришь:
— Глупые сказки! Я — Иоанн, и жена моя — Мария. Вот там родственники и друзья наши, — Лазарь и Марфа, и другая Мария, и третья. И Лука. И Клеопа. И других так много. И все разные. И на том свете будем разными. Лука любит лук, а Клеопа — персики.
И вижу в твоих глазах огонь дьявольской насмешки. Узнаю старого, злого врага. Дьявольский соблазн, не тот детский, которым Адам был пойман и Эммануил искушаем не совсем удачно, — вечный, роковой соблазн разъединения. Дьявол смеется надо Мною, лепит злые, искаженные хари, и отводит Мои глаза.
— Вот, — говорит он, — Лука, а вот Клеопа, а где же ты?
Где же Я?
Так, третья и последняя предо мной раскрывается противоположность: необходимое единство Мое — и злобное, случайное Мое разъединение.
Я говорю:
— Брат Мой! Сестра Моя! Познайте Меня! Придите ко Мне! Любите Меня! Поймите, что между Мною и тобою нет разницы, нет границы, нет разделения.
Но Дьявол прячется под уродливыми, слепленными им харями, и визжит, и хохочет, и гнусные придумывает слова, издеваясь над Моею верою, над Моим откровением, над Моим страстным зовом. Тысячеголосый вой подъемлет он вокруг Меня, и дразнит Меня миллионами красных языков, покрытых бешеною слюною. Вопит под неисчислимостью уродливых масок.
— Ты — глупый и смешной, Иван Иваныч!
— Я лучше тебя.
— Я здесь самый главный, а не ты.
— У меня больше денег, чем у тебя.
— У меня есть любовница, очень дорогая.
— Может быть, и ты хочешь быть таким же хорошим, как я? Ну, что же, состязайся.
— Жизнь — борьба. Кривляются, орут. Ну вас к чорту!
Да они от чорта и есть. Их чортом не испугаешь. Разве вы не видите, какие они плоские и серые? Все черти — плоские и серые.
Все люди — неужели все? — плоски и серы. Люди — черти. Неужели и вправду черти?
Да, насколько они — не-Я.
Дьявольскую злобу питают они друг к другу. Они придумывают один о другом страшные, тяжелые, черные слова, которые прожигают душу до дыр. Они куют цепи, тяжкие, как свинец смерти, и липкие, как мерзкая паутина злого паука. Они берут в свои руки того, кто случайно слаб, и бьют его, долго и беспощадно, и тешатся криками, слезами, стонами избиваемого. Подойдут, усмехнутся, — и плюнут в глаза. В глаза привязанного к столбу. Повалят на землю, и ногами, обутыми в тяжелые сапоги, пляшут на груди поверженного, пока не сломаются ребра. Девушку поймают на площади, оголят, нагайками бьют, живот разорвут, до смерти замучат. Загонят людей в дом, и сожгут. И пляшут вокруг пожарища, внимая дикому вою сожигаемых.
Какая адская мука — гореть живьем в дьявольском огне земного мучительства!
Кто же мучительствует? Человек или Дьявол?
Человек человеку — Дьявол.
Воздвиг обман разъединения, — и злобствует, и мучительствует. И нет Дьявола злейшего, чем этот, который прикрыл свое дьявольское безличие человеческою харею, личиною разъединения и соблазна. Надо победить Дьявола, — потому что он воистину мерзок. Но победить его можно только на едином истинном пути, — на пути совершенного самоутверждения.
Поймите же, поймите, что надо придти ко Мне, возлюбить Меня.
Кто не любит Меня, кто не хочет идти ко Мне, кто не со Мною в Мой великий, в Мой воскресный день, в Мой незакатный день последнего Преображения, в Мой последний, таинственный, полуночный час, — тот с Дьяволом пребывает, тот смрадное лобзает дьявольское копыто.
6 января 1907 года
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьЧеловек человеку — дьявол. — Текст: ЗР, 1907, № 1, с. 53—55.
Стр. 153. …ведь надо же любить ближнего, как самого себя! — Намек на вторую заповедь Иисуса — см. Марк, 12:31. …соблазнил вкусить запретного плода…-- см. примем; к с. 239 1-го тома.
Стр. 154. …соблазняя соблазнял коварный Дьявол.-- Ср. с последней строкой стихотворения Сологуба «Когда я в бурном море плавал…»: «…И, соблазняя, соблазню» — СТ., 279. …пришел соблазнитель, и сказал…-- см. примеч. к с. 196 1-го тома. Если воскресить мертвого или воду обратить в вино…-- Иронический намек на два чуда Христа: воскрешение Лазаря (Иоанн, 11:17 и сл.) и обращение воды в вино на брачном пиршестве в Кане Галилейской (Иоанн, 2: 1—10). Последнее чудо послужило сюжетной основой для рассказа Сологуба. «Претворившая воду в вино» (1908). Цикута — яд, получаемый из плодов одноименного болотного растения. Омег — яд, либо невыносимо горькое питье. Ср. в стихотворении Сологуба «Ведьме» — «Горек омег твой, но в нем веселие» — СТ., 254. …и хоронят мертвые мертвецов своих…-- Намек на слова Христа: «…иди за Мною и предоставь мертвым погребать своих мертвецов». — Матфей, 8:22. …преобразился на горе высокой…-- см. Марк, 9:2—10. …не дерзает агнец приблизиться ко льву и возлечь с ним рядом…-- Намек на следующие слова из книги пророка Исайи: «Волк и ягненок будут пастись вместе, и лев, как вол, будет есть солому, а для змея прах будет пищею: они не будут причинять зла и вреда на всей святой горе Моей, говорит Господь». — Исайя, 66:25.
Стр. 155. Подобно тому, как два разноименных электрических тока соединяются в ярком озарении света…-- явная отсылка к стихотворению З. Гиппиус «Электричество» (1901) — см.: Гиппиус З. Собрание стихов 1889—1903. М., 1904, с. 92. Моя верховная Воля…-- В авторизованной машинописной копии этого стихотворения (ЦГАЛИ, ф. 482, оп. 1, ед. хр. 315) оно датировано 22 сентября) 1906 г.
Стр. 156. Вельзевул — бог мух — библейское название сиро-фракийского божества Ваалзевува, отождествляемого в Новом завете с сатаной (см. Лука, 11:15; Марк, 3:22 и др.). Молох — встречающееся в Библии имя языческого божества семитического: происхождения, отождествляемого в христианстве с дьяволом. Молох — бог природы, иногда — огня. В финикийской религии в его честь совершались человеческие жертвоприношения (см. 4 Царств, 23:10; Иеремия, 32:35 и др.). В мантии серой…-- В отдельной публикации (СС, XIII, с. 188) стихотворение датировано 23 сентября 1906 г. Абадонна — в семитической мифологии — олицетворение бездны, темной всепоглощающей силы. Как «ангел бездны» упоминается в Откровении Иоанна Богослова (9:11). Ягве (Яхве) — непроизносимое имя Бога в иудаизме. Эммануил — см. примеч. к с. 195 1-го тома.
Стр. 157. Эрос — бог любви в древнегреческой мифологии; Психея — олицетворение души, дыхания. Ср. также миф о любви Эроса (Амура) к смертной девушке Психее, приводимый в романе Апулея «Золотой осел, или Метаморфозы». Когда Человек прозреет, — когда Спящий проснется, — когда Мертвые восстанут…-- перечисляются образы Евангелия; ср. Лука, 7: 22 (также Деяния, 9: 17); Даниил, 12:2; 1 Коринфянам, 15:52 и мн. др. …когда новые небеса раскроются над повою землею…-- см. примеч. к с. 31 1-го тома. Иоанн — видимо, имеется в виду Иоанн Марк, сын (а не муж, как у Сологуба) Марии, в доме которой (в Иерусалиме) собирались христиане (Деяния, 12:12); Лазарь — брат Марии (см. ниже), воскрешенный Христом (Иоанн, II); Марфа — сестра Лазаря и Марии, принявшая Иисуса в своем доме в Вифании (Лука, 10:38). Евангелист свидетельствует, что Христос любил Марфу так же, как Лазаря и Марию (Иоанн, 11:5); …другая Мария, и третья. — Видимо, имеется в виду Мария — сестра Марфы и Лазаря, которая, когда Иисус посетил их дом, избрала себе «благую часть»: «села у ног Иисуса и слушала слово Его» (Лука, 10:38 и сл.) и Мария — жена Клеопы (см. ниже), — одна из женщин, видевших явление ангелов, которые сказали, что Иисус жив (Лука, 24:10, 23); Лука — один из евангелистов; о его жизни неизвестно почти ничего; Клеопа (вероятно, то же лицо, что и Алфей) --отец одного из апостолов Христа (Иакова младшего), муж Марии, которая, по преданию, была сестрой Матери Иисуса. Лука любит лук…-- Очевидный намек на эпизод гоголевского «Ревизора», где про человека по имени Лука Лукич говорится, что он «протухнул насквозь луком» (действие 5, явл. VIII).