Надежда Александровна Лохвицкая.
правитьЦарица Таир.
правитьДействующие лица:
правитьНазир-Габал-Ассур-Ил-Бил и прочее — царь Эламский.
Царица Таир — его жена.
Волхв — прорицатель.
Гумбаба — писец.
Аторага
Упасамра } — рабыни.
Дауке
Красивый раб.
Рабы, рабыни, свита, негритята, женщины с музыкальными инструментами.
Царь — плотный здоровый мужчина, набелен, нарумянен, длинная борода завита поперечными рядами колец, волосы спускаются локонами на плечи. На голове высокая митра в форме усеченного конуса, белая с синими полосками. Лоб повязан широкой вышитой лентой, концы которой падают на затылок. Платье голубое с красным, все зашито золотом, руки открыты, украшены змеевидными браслетами. В ушах длинные веретенообразные подвески. Он считает себя умным, любит веско поговорить, но больше всего любит поесть и выпить.
Царица Таир — ловкая, гибкая, лукавая, уверенная в том, что всегда вывернется. Одета в голубое, пурпур и золото. На руках и ногах браслеты, на голове низкий венчик, волосы распущены и завиты поперечными колечками, как борода у царя. На шее ожерелья, в ушах серьги с подвесками; металлических украшений на ней такое множество, что при каждом движении ее раздается звон, будто вдали проезжает русская тройка. Кожа Таир оливковая, глаза темные, продолговатые. Она очень красива.
Волхв — старик в белой полотняной одежде и высокой остроконечной шапке.
Сцена 1.
правитьТаир (надменно). Так вот вы как! Вы тут веселитесь! Вы тут бездельничаете, когда ваша госпожа работает, не покладая рук. (Нагибается, берет Аторагу за ухо). Какая твоя обязанность, отвечай!
Аторага. Моя обязанность стоять около ложа госпожи моей.
Таир. А вместо этого ты что делаешь? (Рабыням). А ваша обязанность какая?
Рабыни. Сидеть на ковре, смиренно поджав ноги!
Таир. А вы вместо этого дрыгаете ногами! Очень хорошо! (Наклоняется к рабу, говорит лукаво и ласково, улыбаясь). А твоя обязанность какая? Отвечай, красивый раб! Подожди, я сейчас научу тебя, как служить госпоже своей. Аторага! Упасамра! Дауке! Встаньте у входов! Вы знаете, что повелитель каждую минуту может вернуться с охоты. Вы должны стеречь его возвращение, чтобы он не застал нас врасплох, то есть, чтобы мы были готовы встретить его как следует. Повернитесь ко мне спиной, а то вы будете глазеть на меня и все прозеваете… (Рабу). Подойди ко мне, красивый раб. (Садится на ложе, берет его голову). Как ты красив! Ты удивительно красив!
Аторага (оборачиваясь). О госпожа! Мне кажется, что я уже слышу шаги повелителя.
Таир (минутку прислушивается). Аторага! Лукавая раба! Не хочешь ли ты, чтобы я отсчитала на твоей спине те шаги, которые ты только что слышала! (Рабу). Да, ты красив! Кудри твои завиваются такими красивыми колечками, что если бы я не была верной женой своего повелителя, я бы украсила эти колечки драгоценными камнями. (Снимает с шеи ожерелье и повязывает им голову раба).
Раб. О госпожа моя! Доброта твоя может сравниться только с твоей красотой.
Таир. Как прекрасны глаза твои, красивый раб! Если бы я не была верной женой повелителя, я бы заглянула в них вот так… вот так… (Обнимает его за шею и близко смотрит ему в глаза).
Раб. А красоту твою могу я сравнить только с твоей мудростью.
Таир. А губы твои! Пурпурные одежды мои кажутся перед ними линючими тряпками! Если бы я не была верной женой повелителя, я бы поцеловала твои губы вот так… Понимаешь?.. Вот так. (Целует его). Или ты не понял, как бы я поцеловала их, если бы не была… (Все время целует его). Верной женой… повелителя…
Царь. Ага! Поймал-таки! Одиннадцатый раз! Одиннадцатый раз за три месяца и два дня, что мы женаты!
Таир. Как — одиннадцатый? О великий Назир-Габал-Ассур! Зачем же ты клевещешь на верную жену твою! Ты говоришь, одиннадцатый — всего девятый!
Царь. Нет, одиннадцатый! Ты не собьешь меня, лукавая Таир. Мой царский писец ведет счета правильно!
Таир. Ну, во всяком случае, десятый.
Казненный тобою лучник Уккини был такого маленького роста, что это нельзя было даже считать за измену.
Царь (опускается на ложе). Молчи и успокойся: сегодня вечером я собственноручно отрублю тебе голову. Сейчас прошу извинить — я не могу. Я слишком устал. Теперь потрудись отвечать, как все это произошло.
Таир. О, милостивый, я не виновата ни в чем. Когда уехал ты на охоту, я осталась дома и предалась мудрому управлению. Прежде всего я съела сокоторийские финики и вылила остаток малийского вина, потом умастила себя ароматами, потом, чтобы отдохнуть от забот, пошла и выколола глаза твоему пленнику Аведораху, потом вошла в этот покой и, встретив красивого раба, только показала ему, как поступают неверные жены, объяснив, что сама я на такой посту по к совершенно не способна!
Царь. Молчи, хитрая Таир! Все равно ты не спасешь себя! О, как я несчастлив! А завтра утром прибудут за данью гонцы от Урхама, царя Халдейского. Я должен отдать им десять талантов, а у меня только пять. Что же мне делать! Посоветуйте!
Раб. Прежде всего, прости меня, великий повелитель!
Царь. Вот так совет! Приковать этого пса за ногу к моему ложу. Молчи и успокойся: сегодня же отрублю тебе голову. О, великий Ашур, сколько мне предстоит работы!
Таир. Ты не должен сегодня казнить нас, о, справедливый! Ты и без того утомлен. Ты должен отложить казнь, пока не соберешься с силами!
Царь. Не хитри! Женщина Таир --ты более не царица. Иди, запрись в свою опочивальню, предавайся отчаянию, царапай себе лицо и пусть вопли твои веселят мое сердце. (Рабам). Уведите ее. (Красивому рабу). А тебя я отпущу на свободу, если ты добудешь мне к вечеру пять талантов. Ха-ха!
Аторага (бросаясь перед царем на землю). О, великий, прости его! Он не виновен. Это я виновата, что так плохо сторожила входы!.. Но разве могли мы думать, что ты, о, мудрый, пойдешь через рампу?
Царь. Все вы дурачье! Уж раз видите, что тут положены доски, нетрудно было догадаться.
Аторага. Прости его, о мудрый!
Царь. Нет, я его не прощу. Но, может быть, ты хочешь разделить с ним его судьбу?
Аторага (убегая). Во всех случаях, кроме этого!
Волхв (вздевает руки кверху). Привет могучему! И вот следил я за полетом звезды твоей, великий и мудрый, и узрел судьбу твою и устремился предупредить тебя. Внимай голосу моему: сегодня жена твоя, верная Таир, изменит тебе.
Царь. Уже готово.
Волхв. Изменит тебе девятый раз.
Царь. Одиннадцать уже есть.
Волхв (дергает за ухо негритёнка). Ты чего же путаешь, постреленок! Отдавай назад мое яблоко.
Царь. О, я несчастный! Гумбаба!
Писец (сидя у ног царя). Держу резец в послушной руке!
Царь. Пиши, Гумбаба! Пиши и немедленно обожги кирпич — пусть потомство знает о страданиях великого Назир-Габала. Вот завтра чуть свет пришлет Урхам — царь Халдейский своих гонцов за данью, за десятью талантами. И, если я не заплачу ему, то этот самый Урхам способен будет на всякое урхамство. Он прямо будет бить меня по морде… (Спохватившись, Гумбабе). Гумбаба!
Писец. Держу резец…
Царь. Про морду не пиши; про морду не надо. Вместо «морда» напиши просто «величественная внешность». И «бить» тоже не надо. Напиши так: «почтительно прикоснется к моей величественной внешности». (Опускает голову, вздыхает). Гм!.. Почтительно прикоснется!.. Несчастный я! Мудрый и несчастный!.. Волхв! Помоги мне!
Волхв. Дозволь взглянуть на звезды, о великий, и я все предреку тебе.
Царь. Предрекать тут нечего. Тут нужно просто раздобыть пять талантов и баста. Прочти какое-нибудь заклинание, попроси богов.
Волхв (подумав). Я могу прочесть хорошее заклинание! Чудесное заклинание к богу грозы Рамману. Это сейчас же вызовет сильный гром и молнию.
Царь. Ну?
Волхв. Ну и мы все очень перепугаемся.
Царь. Вот болван! Мне и без того тошно, а он еще пугать будет. Ты лучшие попроси богов, чтобы они дали мне пять талантов. Скажи, что отдам при первой же возможности.
Волхв. Н-нет. Из этого ничего не выйдет. Взаймы боги не дадут.
Царь. Хоть бы ломбарды были, так я бы заложил свои браслетки. Трудно жить древнему человеку. Ну, придумай что-нибудь.
Волхв (напряженно думает, радостно). Придумал! Вот и придумал!
Царь (оживляясь). Ну?
Волхв. Я могу прочесть заклинание богине Иштар и могу вызвать огромную змею Тиамат.
Царь. Ну и что же?
Волхв. Ну, и змея эта всех нас покусает. А кроме того, уж извини, я больше ничего не могу!
Царь. И к чему только я тебя, дармоеда, держу при своем дворе — сам не понимаю. Жалованье тебе плачу, отсыпное горячее…
Волхв. Да, платишь, нечего сказать. Я жалованья-то у тебя с прошлого праздника Рождения бога не нюхивал.
Царь. Как с праздника Рождения, да ещё прошлого? Что ты болтаешь? Следующий праздник Рождения-то еще через десять тысяч лет будет.
Все (показывают на волхва пальцами, хохочут и дразнят его). Заврался! Заврался! Заврался!
Волхв. Тише вы! Разрази вас Ашур двурогий! (Сердито садится на трон).
Царь. Гумбаба!
Писец. Держу резец в послушной руке.
Царь. Пиши: «казнив недостойную жену свою, загрустил славный и мудрый и произнес великие слова… великие слова». (Меняя тон). Выпить бы теперь как следует, чтобы в голове затрещало. Виночерпий! Вина! Гумбаба!
Писец. Держу резец….
Царь. На чем мы остановились?
Писец. …и произнес великие слова «выпить бы теперь как следует, чтобы в голове затре…»
Царь (толкает писца ногой). Опять ты мне кирпич испортил! Начинай сначала.
Царь. О, я несчастный, несчастный! Где возьму я пять талантов?
Красивый раб. О, и я несчастный! Мне ведь тоже нужно достать к вечеру пять талантов!
Царь. Молчи, собака. Как смеешь ты иметь одинаковое горе со мною!
Красивый раб. Отпусти меня и сходство наших положений перестанет оскорблять твое достоинство.
Царь (волхву). Что я вижу? Зачем нацепил ты себе на бороду запястья моей жены, царицы Таир?
Волхв (смущенно). Я… Я… давно уже получил их от нее за мои молитвы о твоем здравии, о солнце Элама!
Царь. Что-то подозрительное!
Виночерпий, виночерпий! Где ты черпал эту мерзость?
Виночерпий. Я черпнул немножечко в лавочке у сирийского купца Эль Гарра, потому что твои погреба пусты уже два дня — о, великий покровитель земли и неба.
Царь (пробует вино). Вот мерзость! Какой-то тип мадеры! Раб дерзкий! (Толкает раба в грудь обратной стороной копья). Как смеешь ты подавать эту кислятину господину своему? (Пьет, вздыхает). Плохи мои делишки! Пусть называют меня грозный, как бог Рамман, и прекрасный, как Шамаш и рогатым, как Ашур, все равно я бедный маленький царек и нет у меня ничего, кроме долгов и очень длинного имени: Назир-Габал-Ассур-Ил-Бил-Укинни… и так далее. Когда у меня будет больше времени и меньше забот, я вам скажу его до конца. Эх, если бы мои владения были так же длинны, как мое имя!
Волхв. Не предавайся грусти, могущественнейший! Я вижу по звездам, что тебе надлежит развлечься.
Царь. И все-то ты врешь. Какие же теперь звезды среди бела дня.
Волхв. На то я и гадатель, чтобы видеть то, что сокрыто от других.
Атоpaгa. Только что прибыла на белом верблюде прекрасная танцовщица из далекой страны Урарту. Услышав о печали твоей, она хочет утолить ее своей пляской.
Царь. Пусть войдет.
Сцена 2.
правитьТанцовщица. Привет тебе, о солнце Элама, великий и могущественный Назир-Г абал-Ассур-Ил-Бил-Укинни!
Царь (прерывая ее). Стой, стой! Довольно! Если ты хочешь назвать все мои имена, то можешь это сделать на досуге у себя дома, а мне и без того скучно.
Волхв. О, лучше замолчи, прекрасная танцовщица из страны Урарту, ибо, когда жил я при дворе Меродаха-Баладана, был там такой печальный случай: взял себе Меродах новую жену, и жена сия, войдя вечером в опочивальню царскую, дабы показать покорность и преданность свою, обратилась к царю с приветом, назвав его полный именем. И когда договорила она имя это до конца, то увидела с ужасом, что ночь уже минула, и что царь давно ушел. И так она Меродаху за эту ночь надоела, что утром отправил он ее обратно к родителям.
Танцовщица. Так я скажу только, о Назир-Габал, то, что говорят все о тебе: ты грозен, как Рамман, прекрасен, как Шамаш и рогат, как Ашур!
Царь (самодовольно). Неужели это так заметно даже посторонним?
Танцовщица. Даже до чрезвычайности!
Царь. Ну, лестью ты со мной ничего не сделаешь. Утоли мою душу пляской, ибо душа моя тоскует. Сегодня приговорил я к смерти любимую жену мою и вот до сих пор не могу забыть ее, до сих пор, а ведь уж скоро вечер. Это даже удивительно! Только об одном прошу тебя, не пляши ты танец семи покрывая, потому что опротивел он всем до тошноты и пляшут его нынче по всем блудилищам и непотребным домам для игр и винопития.
Танцовщица. О, нет, повелитель. Да и как могла бы я плясать танец семи покрывал, когда на мне только одно.
Танцовщица. Не прекрасна ли я, повелитель мой?
Царь. Тело твое прекрасно, танцовщица из страны Урарту, но я хотел бы видеть и лицо твое. Подними покрывало.
Танцовщица. Я не могу поднять покрывала, о солнце земли! Мы, женщины Урарту, известны своей скромностью. Перед повелителей мы пляшем совершенно обнаженные, но покрывала с лица своего никогда не подымаем, ибо мы очень скромны.
Волхв. Вот, а еще говорят, что нынче нет скромных женщин! О, Аль-Уцца, звезда полуночная!
Царь. Пляши!
Танцовщица. Замерли ноги мои и остановилось сердце. Дай мне один талант, о великий, только один, чтобы я видела, что не противна тебе пляска моя!
Царь. Э, нет, милая моя, насчет этого лучше не подъезжай.
Танцовщица. О, как ты прекрасен, Назир-Габал! Борода твоя подобна стаду баранов, а ноги подобны двум слонам, повернувшимся задом.
Царь. Я не люблю лести, но мне кажется, что ты искренна. Бери! (Достает из мешочка золото и бросает ей).
Танцовщица. Ты храбрый воитель, Назир-Габал! И мужеству твоему завидуют все полководцы мира. Дай мне еще талант, о имущественный.
Царь. Неужели завидуют? Пляши! (бросает ей деньги, она снова ударяет в ладоши и снова пляшет и снова останавливается в новой позе).
Танцовщица. Ты храбрый воитель и щедрый царь. Ты никогда не отказываешь просящему! Дай мне еще талант!
Царь. Нет, голубушка, лестью ты со мной ничего не сделаешь. Мне завтра платить Урхаму Халдейскому.
Волхв. А звезды говорят, что три таланта все равно не деньги, когда нужны пять, и луна говорит, что лучше уж ничего не платить, чем срамиться.
Царь. Пляши! (Бросает ей деньги).
Танцовщица. Остановилась я и замерла, потому что сердце мое пронзено красотой твоей и вся я дрожу, как тетива под рукой лучника. Дай мне еще два таланта, чтобы я могла успокоиться!
Царь. Два таланта! Она требует целых два таланта!
Танцовщица. Если ты не хочешь дате их мне, то я буду плясать даром, ибо я сгораю от любви к тебе! И пусть весь мир знает, что танцовщица Урарту плясала даром перед царем Эламским, которому нечем было заплатить ей. (Пляшет).
Царь. Иди сюда, женщина! Ты прекрасна. Если бы у тебя еще было доброе сердце, ты могла бы быть моей женой.
Танцовщица (подымается). У меня доброе сердце, повелитель. Вот, все золото, данное тобою, я отдаю на выкуп этого раба. (Бросает деньги красивому рабу, тот смеется).
Царь. Поистине, ты удивительная женщина! И пусть сам дракой окажется под этим покрывалом, твое тело и твоя душа делают тебя достойной стать моей женой. Гумбаба!
Писец. Держу резец в послушной руке!
Царь. Пиши: «и взял себе мудрый жену из страны Урарту, нежную и верную». Обожги кирпич. Но как же мне быть с Урхамом?
Красивый раб. Тебе не хватало только пяти талантов, о, мудрый! Вот я отдаю их тебе!
Царь. Да, мне не хватало пяти… Вот я их получил, и все-таки как будто опять не хватает… Ничего не понимаю!
Волхв. Уж если ты, о, мудрейший из царей земных, ничего не понимаешь, так уж где же Урхаму понять? Ты расскажи ему, как было дело. Он тоже ничего не поймет, все и уладится.
Царь. Пожалуй, что и так. Теперь иди ко мне, прекрасная! Вот, выпей этого скверного вина из чаши моей. Теперь ты жена моя.
Танцовщица. Да, я жена твоя! (Поднимает покрывало).
Царь. Таир! Опять ты надула меня!
Волхв. Ты шутишь, о мудрейший! Разве может кто-нибудь превзойти тебя хитростью? Разве не понял ты, как только вошла она, что это и есть царица Таир, пожелавшая пляской умилостивить тебя?
Царь (смущенно). Н-да, разумеется, я сразу понял… (Вполголоса волхву). Вот отчего, хитрая лисица, на бороде твоей болтаются ее браслеты!
Волхв. И теперь все видят, что ты простил ее, ибо дважды венчался с ней.
Царь. Ну конечно, простил и снова будет она мне женой нежной и верной.
Таир (берет его голову обеими руками и отворачивает его лицо, а сама, изгибаясь, наклоняется к красивому рабу). Нежной и верной!
Занавес.
править1912 г.
Впервые опубликовано:
«Аргус», 1913, № 1. С. 85 — 101.