Хромой певец (Балобанова)
| ← Гугенот | Хромой певец | Ветка гиацинта → |
| Источник: Балобанова Е. В. Легенды о старинных замках Бретани. — СПб.: С.-Петербургская губернская типография, 1896. — С. 145. |
Недалеко от Кемпера в узкой долине стоял в недавнем прошлом, а, может быть, стоит ещё и теперь, один старинный дом с высокой остроконечной крышей и множеством террас и балкончиков, нисколько не напоминающий с виду рыцарского замка, но во всяком случае ровесник весьма многим из этих мрачных, окружённых тинистыми рвами зданий.
Дом этот стоит на одной из старинных просёлочных дорог, которые назывались когда-то гареннами (garennes): по ним отправлялись люди на работу в поле, по ним же ходили по воскресным дням к обедне, в церковь, по ним же возили мёртвых на кладбище.
Зимою, когда дороги эти бывали слишком грязны, проезжие и прохожие брали в объезд через поля, но только в самых топких местах. Но и потом, когда стали наконец прокладывать более удобные дороги, мертвые, т. е. погребальные процессии всё же продолжали направляться по этим старым путям, и даже до сих пор ещё в той местности считается большим грехом, если покойника везут на кладбище иной дорогой, чем та, по которой везли его отца, деда, прадеда и самых отдалённых предков.
Дороги эти, в настоящее время предоставленные одним лишь покойникам, носят название тропинок смерти, — hent ar Maro.
Итак, старый дом этот стоял на одной из таких «тропинок смерти».
Некогда жила в нём вдова со своим единственным сыном. Муж вдовы погиб на войне за отчизну, и мальчик родился в тот самый день, когда пришло известие о смерти его отца. После смерти мужа и рождения сына, вдова поселилась в этой долине и выстроила себе дом, совершенно непохожий на военные замки того времени, и жила тут, всеми силами стараясь воспитать своего сына в полном неведении каких бы то ни было военных забав и рыцарских упражнений, вдали от всего, напоминающего о войнах и битвах. Мальчик родился хромой и совсем не мог ходить без помощи своего деревянного костыля, но мать его тем не менее опасалась, как бы не воспламенился он страстью к рыцарским приключениям, а потому всячески оберегала его. Когда, бывало, иногда случайно заходили к ним бродячие певцы, она всегда с честью принимала их в своём доме и угощала их на славу, но с условием, чтобы они пели о святых и о их деяниях, полных любви и милосердия, или же о древних временах, но ничего не пели бы ни о битвах, ни о турнирах, ни о рыцарских приключениях и подвигах.
Ничего на свете не любил так мальчик как случайные посещения этих гостей: целые дни и ночи готов он был слушать их пение и сам вслед за ними повторял всё, что они пели. Голос у него был удивительно звонкий и приятный, и пел он словно соловей в чаще его густого сада. Был он живой и весёлый мальчик, и по всему дому постоянно раздавались его звонкая песня да стук его деревянного костыля.
Так рос он в полном неведении всего, что творилось за оградой его дома, и не мечтал ни о каких рыцарских приключениях. Да и мудрено было бы ему мечтать о них, ему, — бедному хромому мальчику!
Так шло время. Рос хромой мальчик, росли его думы и песни, и вскоре вся окрестность узнала и полюбила его чудный дар. Целые дни пел он, сидя на террасе своего дома, словно соловей в чаще его сада; пел он, и народ толпился за оградой и с благоговением слушал эту удивительную песню.
— Слушайте, слушайте, — говорили в толпе, — это поёт хромой мальчик!
Но народ, собираясь слушать юного певца, сам того не замечая, научил его многому такому, чего не знал он прежде, и что так тщательно скрывали от него. Понемногу стал он и сам выходить на дорогу, провожать по «тропинке смерти» окончивших земное своё странствие; стал прислушиваться к тому, что говорилось кругом него, — мудрено было скрыть от него жизнь!
Узнал он, что Бретань была охвачена войной, что бретонцы погибали в междоусобицах, что на родной его земле хозяйничали англичане, хозяйничали и многие другие, желавшие захватить в свои руки его несчастную родину. Сильнее забилось сердце бедного хромого мальчика, забилось оно горячей любовью к дорогой своей Бретани, захотелось ему послужить ей, и потянуло его вдаль, — туда, где бились войска, хотя сам он и был хром и не умел владеть оружием.
И вот, раз прошёл мимо дома хромого мальчика отряд бретонцев, отправлявшихся в Англию биться за свою родину с англичанами. Ушёл вместе с ними и мальчик, ушёл безо всякого оружия, постукивая лишь своими деревянными костылями. Хватилась его мать, стала искать его дома, но нигде не нашла, как ни искала: мальчик исчез — словно в воду канул.
Шёл мальчик вперёд вместе с отрядом воинов и увеселял их своим пением; когда же уставал он идти за ними на своих костылях, рыцари по очереди брали его к себе на седло. Приходилось им проводить ночи под открытым небом, мокнуть под дождём, мёрзнуть в непогоду, но бодро шёл вперёд на своём костыле маленький хромоногий сын вдовы, и песня его лилась как горный ручей: пел он о храбрых бретонских бойцах и о их великих подвигах на славу родной земле. Слушают эту песню старые рыцари, слушают её и все их воины, и растёт в сердцах их мужество, и бодрее идут они в чужую далёкую землю биться с врагами за свою родину.
Перед весной ещё пуще свирепеет зима; мороз и ветер так и режут лицо… На кораблях переправляется отряд через бурное море: так и ходят по морю грозные валы, готовясь поглотить утлое человеческое сооружение… Но поёт хромой мальчик свою песню, и усмиряется буря, — словно засыпают сердитые волны, слушая его чудное пение.
Переправился отряд на чужую землю, и наступил наконец день битвы.
Раннее утро занялось над долиной, над землёй низко стелется белый туман. Холоден воздух, но жарки сердца бойцов: как листья в осеннюю бурю летают их копья, щиты трещат и разбиваются, падают кони, тела грудами покрывают поле, стоны умирающих сливаются с криками бойцов, с гулом и шумом битвы. Хромой мальчик отважно идёт впереди своего войска, и так и разливается его песня о храбрых бретонских бойцах и великих их подвигах, — льётся она как светлый горный ручей. Слушают эту песню старые рыцари, слушают её и все их воины, и храбрость и мужество растут в их сердцах.
День склонился к вечеру, и осталось поле битвы за бретонцами, но маленький певец лежал на нём, сражённый бессмысленным мечом английского воина; лежал он без движения, и голова его покоилась на холмике, усеянном подснежниками.
В своём лиловом наряде стояли они на белом снегу, склоняя головки над мёртвым мальчиком; холодный ветер бушевал кругом, но лучи заходящего солнца целовали и ласкали их; ласкали они и бедного хромого бретонского мальчика, заснувшего навеки на чужой земле.
Истомлённая тревогой и слезами, мирно спала его мать в своём доме, в тёплой долине горной Бретани; мирно спала она в ту самую ночь и не знала, что сын её неподвижно лежит на холодном снежном поле, и ветер поёт кругом него свою песню, поёт её так жалобно, как никогда в своей жизни не певал её маленький сын.
Но вот, вдруг проснулась она, заслыша стук его костылей на террасе у самого окна своей спальни. Вскочила она и побежала навстречу дорогому своему сыну, — но нигде не нашла его. А между тем стук его костылей раздавался по всему дому.
Вернулась она в свою спальню.
«Видно, к Себе отозвал его Господь, и приходил он только проститься с родными местами», — подумала она и залилась слезами.
На другое утро нашли на террасе маленький поблёкший лиловенький цветочек. Никто не мог сказать, откуда он взялся: таких цветочков не росло в их тёплой долине. Но один из слуг сказал, что это первый полевой цветочек, распускающийся в начале весны, и что растёт он там, где подолгу и часто лежит на полях глубокий снег.
Да, это был подснежник, занесённый сюда с поля битвы, где покоился маленький, безвременно погибший певец.
Давно уже покоится он в огромной общей могиле, но до сих пор ещё не заглохла, жива о нём память.
— Ему одному обязаны мы своею победой, — говорили о нём участвовавшие в битве рыцари.
Много десятков и сотен лет прошло с тех пор, много сменилось владельцев у старого дома: бывало там и грустно, и весело; жили в нём и счастливые, и несчастные люди, но все они знали историю хромого мальчика-певца, — владельца этого дома, а многие из них слыхали и стук его костылей на террасе. Особенно часто слышат этот стук обитатели дома весной, когда в чаще густого сада, заливаясь, поёт соловей.
Много погребальных дрог направляется по «тропинке смерти» мимо старого дома, и каждый возница всегда приостановит здесь лошадей и сорвёт для покойника ветку в саду истинного бретонца.
Так память о нём и до сих пор цветёт в песнях и преданиях Бретани.
Да, сквозь тёмные тучи лучи солнца прорывались даже и в то смутное время.