Лев Львович Иванов
Замечательные женщины
с древнейших времен до наших дней
Критико-биографические очерки
править
IV. Век Людовика Великого
17. Христина Шведская
править
Во всей всемирной истории едва ли найдется более интересная, более оригинальная личность между женщинами, чем шведская королева Христина-Августа, жизнь которой поистине является каким-то романом, полным всевозможных приключений, самых фантастических и самых неожиданных. Покинув трон для скитаний по белу свету, променяв королевскую мантию и пурпур на мужской костюм и перейдя из протестантизма в католицизм, эта «дочь полубогов», «десятая муза», «северная Минерва», как величали Христину не в меру усердные, восторженные панегиристы XVII века, одно время заставила всю Европу смотреть широко открытыми глазами на свои эксцентричные выходки, так несвойственные особе прекрасного пола, а тем более коронованной. Если Нинон де Ланкло, не занимавшая официального положения, не влиявшая на ход государственных событий, не игравшая никакой роли в политике, вела себя вполне независимо, ее современница Христина, пожалуй, даже перещеголяла «царицу куртизанок» уж слишком свободным поведением, отразившимся весьма печально на делах шведского королевства.
Христина-Августа, родившаяся 8 декабря 1626 года, была единственной дочерью славного короля-полководца Густава-Адольфа из дома Вазы и Марии-Элеоноры Бранденбургской, женщины ограниченной и сумасбродной, по признанию самого же Густава-Адольфа, составлявшей его «домашний ад». Мать не любила Христины и совсем не занималась ею, отец же, постоянно находившийся в походах, только изредка видел дочь, рождение которой ничуть не обрадовало его, мечтавшего иметь сына, достойного себе преемника, и, огорченный этим, он решил воспитать девочку, как мальчика, что вполне удалось ее воспитателям. С самого раннего детства в маленькой принцессе обнаружилась страсть ко всему, требовавшему силы, ловкости и смелости, она терпеть не могла играть в куклы, а позднее ненавидела рукоделие и женские работы.
Густав-Адольф пал смертью героя в сражении при Люцене, когда Христине только что минуло 6 лет. Вместе с короной он оставил ей в наследство и войну, сначала славную для Швеции, исход которой с кончиной знаменитого полководца, распоряжавшегося военными действиями с такою же мудростью, как и храбростью, стал сомнительным. Уезжая в 1630 году на поле брани, откуда ему уж не суждено было вернуться, король вверил дочь своему народу, оставив подробную инструкцию ее воспитания. Мария-Элеонора, обладавшая слишком непостоянным характером, ни во что не вмешивалась; после смерти мужа она тотчас же уехала в Германию, где пробыла до 1633 года. Воспитание и образование Христины, по желанию покойного Густава-Адольфа, было поручено выдающимся по уму и нравственности людям, а главный надзор принадлежал ее тетке, пфальцграфине палатинской Екатерине. Придворный духовник Иоганн Матье, назначенный самим королем в наставники Христине, вместе с государственным советником Иоганном Шкиттом, преподавали науки юной королеве, быстрые успехи которой поражали современников. Действительно, образование ее не оставляло желать ничего лучшего. Малолетняя шведская монархиня свободно владела, кроме родного, восемью языками: немецким, французским, датским, голландским, итальянским, испанским, греческим и латинским. На последнем, будучи всего двенадцати лет, она произнесла даже целую речь, отдавая между авторами особое предпочтение Тациту; события древней истории ей были так же хорошо знакомы, как и новейшей. Главное внимание обращалось на религиозное воспитание Христины, чтобы на нее распространилась папистская или кальвинистская ересь, — заботы, кстати сказать, не увенчавшиеся успехом. Вскорев цикл любимых предметов Христины вошли астрономия и нумизматика, на которую она потратила немало денег. Биография английской королевы Елизаветы произвела огромное впечатление на дочь Густава-Адольфа, и, вступив в управление государством, она старалась, хотя и неудачно, насколько только было в ее власти, подражать «царственной весталке» с внешней, показной стороны.
С возвращением в 1633 году в Стокгольм Марии-Элеоноры Христина была предоставлена ее попечениям, но нервный и болезненный темперамент матери очень вредно отзывался на ребенке, почему спустя три года она снова поселилась во дворце тетки. С этого времени государственный канцлер, знаменитый Аксель Оксенштиерна, прозванный «шведским Бисмарком», ежедневно беседовал с ней о политике и государственных делах. До совершеннолетия Христины Швецией управляло регентство, состоявшее из пяти высших сановников королевства под председательством Оксенштиерна, руководствовавшегося во всем инструкциями покойного Густава-Адольфа. В десять лет юная королева была уже вполне развитым ребенком, сознательно ко всему относившимся. Ранее зрелость ее ума особенно проявилась в письмах, например, к польскому королю Иоанну-Казимиру, в которых Христина чрезвычайно искусно касается разных политических и военных вопросов. В 1641 году Аксель Оксенштиерна высказал надежду, что молодая королева станет выдающейся государыней, если ее не испортит лесть, что, к сожалению, и случилось. Обладая почти отцовским умом, здравым смыслом и способностью схватывать все на лету, Христина унаследовала и все дурные качества своей матери. Ее характер к пятнадцати годам уже окончательно сложился, и было ясно, что из нее выработается энергичная, но взбалмошная женщина. Любимыми удовольствиями Христины в эту эпоху были верховая езда, охота и танцы; она знала толк в лошадях и охотничьих собаках; однако удовольствия не отвлекали ее от серьезных занятий, и она продолжала по-прежнему усердно изучать историю, математику и богословие. Несмотря на блестящие научные познания, приходится сознаться, что нравственного воспитания она не получила никакого. Среди ее многочисленных воспитателей, к несчастью, оказались и такие недостойные лица, как Аксель Бгуер, необразованный, грубый человек, пьяница и развратник, потакавший всем капризам и нелепостям своей воспитанницы. Дурные наклонности развивались в Христине совершенно свободно, тетка была слишком слаба, чтобы повлиять на племянницу, и, не встречая противодействия, она мало-помалу превратилась в своенравную, сумасбродную девушку, манерами и обращением ничуть не отличавшуюся от грубых шведских дворян того времени. Интересуясь европейскими событиями, Христина с 1641 года начала принимать иностранных послов, а в следующем году впервые присутствовала на собрании государственного совета, постоянной участницей которого стала с 1643 года.
7 декабря 1644 года Христина достигла совершеннолетия и взяла в свои руки бразды правления. Ведение дел государства она нашла в блестящем порядке и выразила регентству свое доверие и благоволение. Несмотря на высокие способности, Христина все еще находилась под влиянием этих выдающихся государственных сановников, продолжавших управлять страною, делая вид, что все распоряжения исходят от королевы. Эта опека не нравилась Христине, мечтавшей о самостоятельности, и она решила отделаться от нее, положив начало политическим ошибкам, заставившим ее позднее отречься от престола. Успехи шведского оружия в Германии под руководством храбрых генералов, достойных сподвижников покойного великого короля-героя, Горна, Баннера, Торстенсона, Врангеля и Кенигсмарка, и блистательно окончившаяся война с Данией подняли престиж Швеции на небывалую высоту, чему немало способствовала мудрая политика Аксель-Оксенштиерна. Этот замечательный государственный человек стремился только к выполнению плана, составленного его августейшим властителем. Увы, Христина плохо ценила заслуги своего канцлера, не вынося его авторитета, казавшегося ей нарушением королевских прав, и стала приближать к себе молодых советников, открыто враждуя с фамилией Оксенштиерна. В совете все чаще и чаще стали повторяться столкновения между ней и канцлером, а двор разделился на две партии: «молодую» и «старую». Во главе первой стоял фаворит королевы, французский выходец, красивый и элегантный граф Магнус-Габриэль де ла Гарди, которого она осыпала незаслуженными отличиями и наградами, желая во что бы то ни стало провести в риксрат, чему решительно воспротивился Аксель Оксенштиерна, глава второй. Разумеется, это только сильнее возбудило Христину против него, и де ла Гарди получил дипломатическую миссию ко двору Людовика XIV. Интриги этих двух партий причинили стране много вреда, так как в сущности внешнее величие государства совершенно не соответствовало внутреннему. Участие Швеции в «Тридцатилетней войне» истощило казну, нужда развилась до крайней степени, причем вся тяжесть непосильных податей падала на низшие классы, тогда как дворянство богатело, получая вознаграждение из военной добычи и от щедрот королевы, раздававшей ему коронные земли. Расходы государства значительно превышали его доходы, недовольство росло со дня на день. Внешний блестящий результат немецкой войны ослепил королеву и «молодую» партию настолько, что они упрямо закрывали глаза на внутренний кризис. Начавшиеся в 1645 году мирные переговоры в Мюнстере и Оснабрюке всецело поглотили их внимание. Мир был главным желанием Христины, жаждавшей отдаться не заботам о родине, а служению наукам и искусствам, и ради этого она не захотела последовать благоразумным советам своего канцлера. Тщеславная и честолюбивая королева помимо Акселя Оксенштиерна дала особые предписания своим агентам, чем подорвала авторитет Швеции на конгрессе и, поддерживаемая «молодой» партией, заключила мир с Данией на условиях, очень невыгодных для страны. Но, по крайней мере, она поступила не так, как желал ненавистный для нее теперь канцлер! С германской войной не пришлось покончить так легко. Христина и несколько членов совета соглашались ради заключения мира пожертвовать даже выгодами, приобретенными победами Густава-Адольфа, но на этот раз Аксель Оксенштиерна сумел убедить, что война, стоившая родине стольких жизней и денег, должна дать государству известное вознаграждение. Успех шведских войск в Германии красноречиво подтверждал мнение великого правителя, и только благодаря ему Швеция 27-го июля 1648 года, по Вестфальскому договору, подписала мир на более или менее почетных условиях. Однако страна не удовлетворилась этим. Народ, очень неодобрительно смотревший на роскошь и великолепие двора, возненавидел «молодую» партию, справедливо считая ее разорительницей страны.
Чтобы урегулировать дела государства, необходим был человек с твердой волей, которой не обладала Христина и которой нельзя и требовать от женщины. Истинные друзья родины, «старая» партия, настаивали, чтобы королева избрала себе супруга, бескорыстного помощника в управлении страною, но высшее дворянство и фавориты, которых у королевы было немало, боясь потерять свое влияние, протестовали. Между многочисленными искателями руки молодой шведской королевы были Владислав Польский, Карл-Людвиг Пфальцский и оба сына Христиана IV Датского — Ульрих и Фридрих. Говорили даже, что Эрик, сын Оксенштиерна, также имел виды на Христину, хотя это вряд ли справедливо. Но больше других могли рассчитывать курфюрст бранденбургский Фридрих-Вильгельм, впоследствии основатель прусского могущества, за которого покойный Густав-Адольф, на случай своей смерти без мужского потомства, мечтал выдать дочь, и особенно двоюродный брат Христины, виттельсбахский пфальцграф Карл-Густав, сын пфальцграфини палатинской Екатерины, наблюдавшей за воспитанием молодой шведской королевы, которая старалась склонить сердце воспитанницы в пользу своего сына. Карл-Густав и сам не пренебрегал ничем, чтобы только уверить Христину в своей привязанности, в чем ему деятельно помогал Иоганн Матье. Но королева, опьяненная лестью и поклонением, убаюкивала его радужными надеждами, не дав, однако, решительного ответа, ограничившись уверениями, что если она когда-нибудь и выйдет замуж, то только за него. По письмам Христины можно думать, что она любила своего двоюродного брата, но с годами отказалась от мысли стать его женой.
— Даже самый лучший мужчина, — говорила она, — не стоит, чтобы ради него жертвовать свободой.
Порешив, по примеру своего идеала, Елизаветы Английской, «для блага народа остаться девственницей», она на настояния риксдага ответила тем, что в 1647 году объявила Карла-Густава наследником престола. Это не понравилось ни совету, ни дворянству, а остальные сословия поддержали королеву, и в 1649 году пфальцграф был официально признан наследником престола.
Несмотря на упорное нежелание брака, Христина, однако, любила общество мужчин и не выносила женского.
— Если я предпочитаю их, — оправдывалась она, — то не потому, что они мужчины, а потому, что они не женщины.
Внешность шведской монархини вполне соответствовала ее характеру. Женственности в ней не было никакой: среднего роста, коренастая и сильная, с высоким лбом и горбатым носом, с резкими чертами лица, смуглой кожей и энергичным большим ртом, она имела мужественный вид; та же мужественность сказывалась в ее свободном обращении, развязных манерах и громком смехе. О своей наружности Христина нисколько не заботилась. Вследствие несчастного падения в детстве у нее одно плечо было выше другого, она даже не заботилась, чтобы как-нибудь скрыть этот недостаток. Будучи крайне умеренной и нетребовательной, она спала не более четырех часов в сутки, на туалет тратила несколько минуту не носила никаких украшений, ни причесок, иногда забывала даже умываться; уверяли, что порой руки ее бывали до такой степени грязны, что затруднялись определить, красивы они или нет. Одежда скорее походила на мужскую, чем на женскую. Главной чертой характера королевы Христины было ее ничем не удовлетворяемое тщеславие; она хотела вызывать постоянное, безграничное удивление к своим поступкам, хотела быть оригинальной, самостоятельной во всем, необдуманно бросала деньги на свои прихоти и удовольствия, главным из которых было видеть себя в кругу артистов и ученых, покровительствовать им, но не с целью обратить их познания в пользу народа, нет, — о народе и его нуждах она мало думала, — доставляло удовольствие слышать льстивые похвалы. Она переписывалась со всеми знаменитыми учеными Европы, которые посылали свои сочинения, величая Христину «дочерью полубогов», «северной Минервой», «десятой музой», а одобрительные отзывы ее называли «печатью славы». В этом тщеславии, впрочем, были и хорошие стороны. Прославленная «северная Минерва» поддерживала шведские университеты, основывала новые, заводила музеи, сумела привлечь к своему двору ученых и философов, как Декарт, Сальмазий, Гроций, Фоссий и др., награждала их пенсиями, а некоторых даже вырвала из рук инквизиции. Все это проделывало" исключительно ради популярности, чтобы обратить на себя внимание, поразить, заставить заговорить о себе; позднее с этой же целью «десятая муза» ездила в Риме верхом по-мужски, в Венеции появлялась в коротких придворных панталонах, а в Вене щеголяла в турецких шароварах.
Окруженная учеными и артистами, она проводила время, занималась науками и искусствами, да без толку награждала своих фаворитов; чтобы поднять престиж двора, она за время своего царствования рассыпала титулы, возведя восьмерых в графское, 24-х в баронское, а 428 в дворянское достоинство. Она хотела даже учредить в стране герцогства, но это ей не удалось. К этому времени возрастает и число фаворитов, стоивших огромных денег государству. Среди них выделялись главным образом иностранцы: граф де-ла-Гарди, немцы Штейнберг и полковник Шлиппенбах, бежавший из Дании гофмейстер Ульфельдт, польский авантюрист Радзиевский и придворный врач француз Бурдела, оказавший весьма неблагоприятное влияние на Христину, пристрастив ее к пиршествам и развлечениям, обходившимся очень дорого. Но все эти фавориты, как уверяют, не были любовниками шведской королевы, что, вместе с ее упорным нежеланием брака, заставляло некоторых историков предполагать анормальности в физиологическом развитии Христины. Однако связь ее с итальянцем Пимонтелли и другими доказывает противное. Ненависть всех классов общества к фаворитам и особенно к Бурдела заставила королеву удалить его от себя, но Пимонтелли вел свои дела умнее и потому удержался при дворе. Он вместе с испанским послом был главной причиной перехода Христины в католичество. Из шведов милостями королевы пользовались Клас Тотт и Эльа Спарре, единственная женщина, снискавшая дружбу своей монархини.
Блестящий двор Христины с его непомерной бессмысленной роскошью вконец разорил Швецию и возмутил народ. В день коронования Христины, в 1650 году, представители духовенства, бюргерства и крестьянства представили протестацию, в которой впервые указано было на необходимость возвратить короне подаренные дворянам земли. Протестация ни к чему не привела, дворяне отстояли свои привилегии. Христина соглашалась с основательностью требований, но ничего не захотела предпринять для экономического подъема страны. Неудовольствие, причиненное ее беспечностью к народному благу, стало возрастать; многие партии начали работать в пользу немедленного вступления на престол Карла-Густава, который жил, как частный человек, вдали отдел, на острове Эланде, пока события не заставили его покинуть свое уединение. Но заговор открылся, и главные руководители его Мессениусы, отец и сын, погибли на эшафоте. Королева с каждым днем теряла свой авторитет, и если ее еще немножко уважали, то только как дочь великого Густава-Адольфа. Христина скоро заметила перемену взглядов общественного мнения и, не желая дальше управлять страной, не оценившей «десятой музы», решилась на единственный благоразумный шаг: отречься от престола. Расстройство финансов и надвигавшаяся война с Польшей ускорили ее решение. Аксель Оксенштиерна делал нечеловеческие усилия, чтобы отговорить королеву от этого, но, к счастью Швеции, она осталась непреклонной, объявив, что политика ей надоела и что она спит и видит сложить с себя тяжкий гнет правления, чтобы всецело отдаться «служению музам». «Северная Минерва», конечно, могла бы более умно мотивировать причины своего отречения от престола, но Христина из себя выходила, чтобы поражать оригинальностью. На риксдаге в Упсале в 1654 году отречение ее было принято официально. Несмотря на энергичное сопротивление, в особенности дворянства, облагодетельствованного королевой, она все-таки выговорила себе довольно приличное наследство: город Нордкеппинг, острова Готланд, Эланд, Эзель, Волин, Изедом и Вольгаст, с частью Померании и Мекленбурга, доходы с которых составляли 240000 риксдалеров ежегодно. В отведенных ей землях она пользовалась всеми правами королевы, но не могла отчуждать их, и население было обязано присягнуть на верность Карлу-Густаву, после же ее смерти все эти владения возвращались Швеции. В день отречения 6 июня 1654 года Христина торжественно появилась в государственном совете и собственноручно передала Карлу-Густаву знаки королевского достоинства. Рассказывают, что она обратилась к нему со словами, проникнутыми таким будто бы искренним чувством, доверяя «благо своего народа», о котором никогда не думала, что многие прослезились. Аксель Оксенштиерна, удрученный старостью и болезнями, не присутствовал на этой церемонии и спустя пять дней скончался от горя, убитый поступком дочери обожаемого Густава-Адольфа. Отказавшись от престола, Христина стала совершенно свободной, полной госпожой своих действий. Из Упсаля она отправилась в Стокгольм, где пробыла пять дней, готовясь к продолжительному путешествию. Выдать всю сумму, назначенную экс-королеве, для шведской казны, почти разоренной, было слишком тяжело, но Христина об этом нисколько и не заботилась. Надев мужское платье, ботфорты, черный мужской парик, она прицепила шпагу и в сопровождении четырех шведов и массы иностранцев, в числе которых находился и Пимонтелли, направилась в католические страны Европы, твердо решив переменить веру не потому, что считала католицизм истинной религией, нет, ее манил Рим, где она мечтала играть роль «царицы наук и искусств». Через южные провинции своего королевства она отправилась сперва в Данию, а затем в Голландию.
С этих пор Христина ведет жизнь, полную приключений, ставя современников в тупик эксцентричностью своего поведения, в котором все, от начала до конца, было проникнуто театральностью, смесью комических эпизодов с трагическими. Сознавая отлично, что ей, бывшей королеве, можно себе многое позволить, чего никогда бы не простили простой смертной, она повсюду старалась возбудить любопытство к собственной особе, не пренебрегая ничем, что могло составить ее популярность, и была очень довольна, узнав, что все ее движения, жесты, слова, костюмы и поступки тщательно записываются хроникерами. В Брюсселе в день Рождества Христова 1654 года она приняла католичество, вызвав сенсацию во всем протестанском мире. Иезуиты торжествовали, уверяя, что она займет место в ряду святых, наравне с св. Бригиттою Шведской.
— Мне бы гораздо больше хотелось быть причисленной к лику умных людей, — отвечала Христина.
Перешедши в католицизм, она даже внешне не подчинилась правилам и открыто вела себя, как совершенно свободная философка. Так как обряд присоединения Христины к католической церкви был совершен негласно, без всякой торжественности, папа Александр VII решил, что подобная победа католичества должна быть отпразднована с возможно большей помпой.
Христина въехала в Рим на белом коне, одетая амазонкой. Папа встретил ее, как и следовало ожидать, с великой радостью, надеясь при ее посредстве распространить католицизм в Швеции, и уж хотел отправить туда нескольких миссионеров, но, по совету новообращенной, отказался от этого намерения; «дочь полубогов» не скрыла от него, что ожидало бы миссионеров на ее родине, если бы они рискнули явиться туда. Как замечательно образованная женщина, Христина сразу стала центром общего внимания в Риме. Поселившись во «дворце Фарнезе», она изучала искусства и литературу, собрала богатейшую коллекцию редких вещей и ценную библиотеку. Посещая знаменитых ученых, художников, музеи, галереи и театры, она всюду возбуждала глубокое уважение к своей учености и талантам и таковое же удивление к своему поведению. Взбалмошный и сумасбродный характер «северной Минервы» скоро стал известен всему римскому обществу. Ее свободные манеры, в особенности во время богослужений, не раз ужасали самого папу, который тщетно старался смягчить нрав своей духовной дочери увещаниями, остававшимися «гласом вопиющего в пустыне». Видя, что поладить с Христиной весьма мудрено, Александр VII не пытался больше влиять на нее. Мало-помалу Рим привык к ее чудачествам и оставался хладнокровным к «десятой музе», увлекшейся очень странным занятием — устройством браков. Равнодушие общества за-ставило Христину отыскать себе новую арену, где бы она могла возбудить восторги и удивление, и вот в 1656 году сумасбродка полетела во Францию.
В Париже с нетерпением ожидали бывшую шведскую королеву, для встречи необыкновенной гостьи Людовик XIV отправил на границу Франции герцога Гиза, а королева-мать — графа Коммэнжа. Письмо первого из них, полученное при дворе накануне прибытия Христины, только усилило всеобщее любопытство. «Королева небольшого роста, — писал герцог, — толстая и жирная; лицо большое, цвет его, несмотря на некоторые следы оспы, довольно свежий; овал правильный, все черты женские, хотя несколько резки: нос орлиный, рот широкий, некрасивый, зубы порядочные, глаза выразительные, полные огня. Она всегда густо напудрена и напомажена и никогда не носит перчаток; руки ее красивы; кисть бела и хорошо сложена, но более походит на мужскую, чем на женскую. Но что всего страннее, так это прическа: мужской, тяжелый парик, спереди высоко взбитый, очень густой на висках, а внизу весьма редкий; верхняя часть головы покрыта волосяной сеткой, тогда как нижняя представляет нечто вроде дамской прически; иногда королева носит шляпу. Плечи у нее высокие — этот недостаток она, впрочем, скрывает очень ловко странностью покроя своей одежды; платье ее, стянутое сзади складками, походит на наши камзолы, а короткая юбка подвязана весьма небрежно; она носит мужскую обувь, и если судить по походке, манерам и голосу, то можно биться об заклад, что это не женщина. Французским языком королева владеет настолько свободно, как будто бы родилась в Париже. Она знает больше, чем вся наша Академия вместе с Сорбонною, и посвящена в интриги нашего двора не хуже меня».
Герцог Гиз ничего не преувеличил. Как только он объявил Христине свое имя, она тотчас же, смеясь, осведомилась у него о здоровье аббатиссы Бовэ, г-жи Боссю и девицы де Пон, его любовниц, а у графа Коммэнжа о его добряке-дяде Гито, служившем оселком остроумия всего двора. Наконец 8-го сентября 1656 года после остановки в Эссоне, где в честь Христины были устроены празднества, она вступила в Париж верхом на белом коне и ехала по улицам между двумя рядами вооруженных граждан, изображавших как бы почетный эскорт. Народу, собравшегося, чтобы видеть «северную Минерву», собралось такое множество, что, въехав в Париж около двух часов пополудни, она прибыла в Лувр только в девять вечера, где, за отсутствием королевской фамилии, находившейся в Компьене, гостью встретил принц Конде. Вступив в столицу Франции, высокая путешественница прежде всего отправилась в собор Нотр-Дам и потребовала Амьенского епископа, у которого исповедывалась и приобщилась св. тайн. Любопытство окружающих, смотревших на Христину как на восьмое чудо света, доставило ей искреннее удовольствие. Проведя несколько дней в Париже, «десятая муза» отправилась в Компьень. Мазарини выехал ей навстречу в Шантильи, куда спустя немного прибыли как частные люди Людовик XIV и герцог Анжуйский. Кардинал представил их Христине под видом юношей одной знатнейшей французской фамилии.
— Охотно верю, — ответила она, — они родились, чтобы носить короны…
Королева узнала их по портретам, которые видела в Лувре. После официальных приветствий Христина прежде всего спросила, имеются ли у них любовницы, — вопрос, оставшийся без ответа. Вообще в разговорах дочери Густава-Адольфа господствовала крайняя вольность. Любовные приключения, скабрезные анекдоты обыкновенно уснащали ее беседы; она постоянно старалась войти в доверие к влюбленным, выражая желание быть их поверенною, и ободряла их любовь. Не только скромные женщины не могли долго слушать Христину, но и порядочные мужчины стыдились разговаривать с нею. Она без церемонии клала ноги на барьер ложи, ужасая королеву и восхищая партер. Христина намеревалась навсегда поселиться в Париже, но поведение ее до такой степени возмутило двор, что сочли за лучшее поскорее выпроводить эту чересчур независимую особу подальше от Франции.
Итак, «северная Минерва», не оцененная ни двором, ни парижанами, вернулась в Рим, который больше не привлекал ее. После года жизни там ее снова потянуло во Францию, но так как она не испросила на это разрешения Людовика XIV, «шведскую амазонку» не впустили в Париж, а предложили остановиться в Фонтенбло, предоставив в ее распоряжение дворец. Здесь Христина запятнала себя бессмысленной жестокостью, нарушив права гостеприимства и французских законов, казнив или, вернее, приказав зарезать на собственных глазах своего фаворита Мональдески, заподозренного в измене. Понятно, какое отвратительное впечатление произвело это убийство на всех. Людовик XIV приказал кардиналу Мазарини изъявить бывшей шведской королеве свое негодование. Письмо кардинала не понравилось Христине, и она отправила ему ответ, написанный в довольно резкой форме, величая влиятельного министра просто по имени «Жюлем». На этот раз с «десятой музой» не поцеремонились и без разговоров выслали из Франции.
Весною 1658 года Христина снова поселилась в Риме. Так как из Швеции ей не присылали обещанной пенсии, она пустилась в самые отчаянные аферы: например, просила императора дать ей войска для занятия Померании, которую после своей смерти обещала уступить ему. В 1660 году, когда скончался шведский король Карл-Густав X, Христина отправилась в Стокгольм, где ее приняли очень холодно. Протест ее против занятия престола Карлом XI и требование возвращения короны были отвергнуты сословиями. Появление ее в Швеции спустя шесть лет вместе с католическим патером возмутило народ, потребовавший удаления его; это оскорбило Христину, и она навсегда оставила родину. Последним политическим делом была ее кандидатура на польский престол после отречения Иоанна-Казимира (1668 г.), по обыкновению, не увенчавшимся успехом. На склоне дней своих она подпала под влияние кардинала Аццолино, которого и назначила своим «универсальным» наследником. Христина умерла в Риме 16 апреля 1689 года,63-х лет, и погребена в соборе св. Петра.
Источник текста: Иванов, Л. Л. Замечательные женщины с древнейших времен до наших дней: Критико-биографические очерки / Л. Л. Иванов. — СПб.: тип. П. Ф. Пантелеева, 1906.