Христианство в Абиссинии (Валуев)

Христианство в Абиссинии
автор Дмитрий Александрович Валуев
Опубл.: 1845. Источник: az.lib.ru

Валуев Д. А. Начала славянофильства

М.: Институт русской цивилизации, 2010.

Христианство в Абиссинии править

Статья 1

Эта статья представляет один отрывок из целого сочинения о действиях Латинской Церкви в землях восточного исповедания, и потому в ней по необходимости встречаются некоторые намеки на предыдущее и особливо на Ирландию и мир кельтский, которые могут быть поняты только в связи с целым, и потому мы считаем необходимым наперед сказать несколько слов в объяснение, а повторить в немногих словах главные положения предыдущего розыскания, указав на данные, которые служили нам основанием. Вопрос о введении христианства в кельтские земли доселе остался почти вовсе чуждым даже для науки германской, между тем как Англия, начиная с XVI века, представляет целую, богатую литературу одних спорных сочинений между протестантскими и католическими учеными о первобытной Церкви у кельтов[1].

Все эти розыскания уже утвердили в науке, как дело в ней бесспорное, что не только введение христианства в кельтские земли совершилось независимо от Рима, но что все кельтские земли, Арморика до VIII и IX века[2], Уэльс до X и XI, а Ирландия и юго-восток Шотландии до XI, XII и даже XIII века не только не признавали власти папской и не знали римской иерархии, но постоянно и упорно противились всем обычаям и уставам Римской Церкви. В этом должны были наконец согласиться и католические ученые, хотя все католические легенды и даже ученые розыскания, начиная от XVI века и почти до нашего времени, постоянно выдавали кельтов за искони верных и особенно ревностных сынов Рима[3]. Но лучшим свидетельством противного служат действия самих Пап и римского духовенства, которые не раз воздвигали крестовые походы против ослушных кельтов[4], а папа Адриан IV наконец подарил Ирландию норманнскому королю Англии Генриху[5] «на установление истинной веры и исправление злых обычаев в грубой Церкви[6] и в непослушном и диком народе», тогда как эта дикая Ирландия служила рассадником всего просвещения Западной Европы от VI до IX века, в ее школы стекались толпы учеников со всех концов остального Запада[7]; Эригена и Алку ин были ирландцы, ирландцами основаны университеты в Париже, Падуе, первые коллегии в Оксфорде и др. и, наконец, вся средняя Западная Европа обязана Ирландии своим обращением в христианство[8]. Таковы права Ирландии и кельтского мира на почетное место с общей историей человечества, тогда как доселе история[9], исключительно занятая одними явлениями романо-германского мира, едва удостаивает ее своим помином, не понимая, что все явления имеют свой смысл только в общей связи и объясняются одно из другого.

Впрочем, такое невнимание исторической науки вообще и преимущественно науки германской к духовной и религиозной жизни кельтского мира[10] извиняется тем, что все розыскания кельтских патриотов и англичан протестантов доселе обращались в тесном кругу местных религиозных и народных интересов. Ученый католик довольствовался, если разными натяжками докажет, чти искони признаваемо было первенство Папы и т. п.; протестант, — что ничего такого никогда не было и что, следовательно, его предки тогда уже были протестантами и пр.[11]. Вследствие такого одностороннего направления всех розысканий никто из ученых не подумал даже о том, чтобы определить, хотя приблизительно, какое же было это исповедание у кельтов по их собственному понятию и понятию современников, — первый и самый существенный вопрос, который представляется здесь для науки.

Все писатели, не только протестантские, но даже и католические, указывают на бесспорные свидетельства, что христианство введено было в кельтские земли восточными проповедниками, которые принесли с собой восточные литургии[12], восточные правила монастырей[13], Библию семидесяти толковников и пр.[14]. Живая связь с Востоком, по общему свидетельству современников, продолжалась все время, пока еще стоял римский мир и, следовательно, не были закрыты пути в Византию, и даже в последующие века, — когда разбойничий быт и неустановившаяся общественность тогдашней феодальной Европы положили столько преград между ее восточными и западными пределами, — мы встречаем свидетельства о частых сношениях кельтов с Византией и Иерусалимом. Изо всех народов западных об одних кельтах встречаются постоянные свидетельства современных хроник, что они толпами шли на поклонение святыне Иерусалимской. Блаженный Иероним упрекал галлов в излишнем уважении к Востоку, говоря, что пути спасения одинаковы на Востоке и на Западе[15]. В VI веке кельты еще ходили за рукоположением епископским в Иерусалим[16], тогда как до половины XII века не было ни одного священника или епископа, поставленного в Ирландии или Шотландии[17] от духовенства римского[18]. Бесспорное свидетельство византийцев указывает нам, что еще в IX веке во время разделения Церквей, когда Рим начал сильнее прежнего домогаться владычества над кельтскими церквами, являлись пришельцы с далеких островов Западного океана к Патриарху Константинопольскому на разрешение своих духовных сомнений[19].

Если теперь обратимся к тем немногим свидетельствам, которые дошли до нас в современных памятниках и внутреннем уставе Церкви, ее обычае и исповедании, то найдем, что не только в догматах веры, но и во всех подробностях христианского обычая общины кельтские неизменно сохраняли предания своих первоучителей и оставались верны всему чистому учению Восточной Церкви, не искаженному латинством, до последней минуты своего существования, и следовательно, около четырех веков по разделению Церквей.

Не вдаваясь здесь в подробное рассмотрение предмета, мы ограничиваемся указанием на немногие случайно взятые факты. Так кельтам осталось неизвестно учение о чистилище, прибавление к Символу Веры и пр. Алкуин, ирландец, первый восстал против нововведения в Символ filioque, уже принятого в VIII веке церквами Испании и Галлии[20], а епископ Гаймон, ученик его, был последним защитником православного Символа на Западе против Папы Николая[21]. Когда в IX столетии вместе с вторжением датчан в Ирландию начали проникать и обычаи Западной Церкви, то местная хроника мимоходом замечает, что когда впервые были введены органы в Церковь, то народ разорил их и умертвил церковнослужителей[22]. В то время как Рим постоянно вводил новые изменения в обычае и уставе церковном, Британия соборно утверждала неприкосновенность уставов древних. Так Римская Церковь уже в VIII веке допускала обливание. Собор в Британии в IX столетии подтвердил строгое исполнение первого устава церковного[23], не допускающее никаких исключений.

Если, наконец, соберем случайные указания на то, каким образом смотрели на кельтские общины современники, то придем к тем же выводам. Так, самый Рим, несмотря на всю свою вражду к кельтам, не взводил на них обвинения в ереси[24], а соединял вместе со всем православным Востоком в одно общее название схизматиков. Архиепископ Йоркский, Вилфрид, ездил в Галлию на посвящение, чтобы не быть посвящену духовенством, «которое заодно со схизматиками»[25]. Еще в XI веке латинцы обвиняли ирландцев, что у них схизматические службы вместо одной римской литургии[26]. О самих кельтах мы встречаем иногда указания, «что такой-то оспаривал папский догмат, держась догмата греческого»[27]. Наконец, наш св. Нестор оставил нам неоспоримое свидетельство, что эта принадлежность Британии к Восточной Церкви была также сознаваема и всем современным православным христианством, ибо если знал о родстве с Восточной Церковью далекой британской общины киевский монах XI столетия, то не могла не знать об нем и вся современная Византия. "Видеша же латыни, — говорит св. Нестор, — изнеможение гречестье, пришедшее из Рима, угри своей прелести приложиша и уньи, и пионе, и поляне, и Бретанский остров, еже издавна крещен, но и тот приложиша к своей прелести)). Очевидно, что он не разумеет здесь под приложением к латинской прелести разделения Церквей, ибо не говорит он того же ни об Испании, ни о Германии и других землях Запада, всегда принадлежавших Риму и оставшихся за ним и после разделения. Сверх того, летописец как бы особенно указывает на Британию, — и вместе с нею мы находим у него угров и полян, т. е. Польшу и Венгрию, которые бесспорно получили свое первое христианство от православных учителей, но утратили чистое учение веры, скоро и незаметно прилагаясь к прелести Рима, тогда как кельт утратил свое первое исповедание не иначе как после четырехвековой упрямой борьбы, и когда норманнские шайки уже проникли во все его последние убежища.

До XIII столетия и даже до самого XIV везде, куда еще не проникал норманн — исполнитель булл папских, — сохранялась прежняя иерархия, церковная служба, женатое духовенство и т. д. Но начиная с XV столетия в угнетенном народе уже исчезла почти всякая память о его старом исповедании. Вместе с завоеванием, принесшим с собой латинство, прежнее просвещение Ирландии уступило глубокой теме варварства. Вместо ее прежней высокой науки и школ, сзывавших к себе учеников со всей Европы, Ирландия представляла одно грубое суеверие и духовные учреждения, каковы, например, чистилище св. Патрика[28], куда стекались тысячи богомольцев для очищения грехов посредством прыганья через огонь и пр.[29].

Когда Англия по королевскому указу переменила свое исповедание, ненависть народная к норманнской Англии соединилась с фанатизмом религиозным, разжигаемым посланными из Рима, и ирландец из недавнего врага всему латинскому стал ревностным католиком, и Ирландия, когда-то единственная из земель Запада, не признававшая Рима (как бы в насмешку судьбы над непреложностью человеческих и народных убеждений), теперь едва ли не единственная из областей Европы, которая искренно и с живым убеждением веры следует за его знаменем. Но что забыла Ирландия, того Рим не мог так скоро забыть, и только в прошлом столетии Папа Бенедикт XIV разрешил Ирландии молебны св. Колумбану[30], одному из распространителей учений первобытной Церкви и основателю монастырей восточного правила в Галлии, издавна канонизированному самим Римом и принятому в его календаре святых.

Мы представили одни намеки на разрешение вопроса, которого полное рассмотрение потребовало бы целого большого сочинения, но думаем, что мы сказали довольно для того, чтобы последующие указания не показались вовсе не имеющими основания.

Статья 2

От мира кельтского и его последнего представителя — Ирландии, мы обращаемся теперь к далеким землям Восточной Африки. Мы уже указали на постоянство духовных связей, которые часто соединяют в одну историческую жизнь народы и земли, иногда разделенные большими пространствами и, по-видимому, не представляющие между собою ничего общего.

Так от времен глубокой древности северо-запад Африки, область древнего Карфагена была связана с судьбой Рима и оставалась с ним неразлучной во всю историю древнего человечества. Северо-восточный угол той же Африки, Египет, начиная от темных сказаний древнего мира, неразделен с роскошным миром Востока, со славой и величием его великолепных царств, с таинственными учениями его мрачных религий. С ним же менялась просвещенная языческая и мудрствующая Греция, в нем нашла ее философия живой отголосок и продолжателя. Тот же Восток и та же Греция, уже освещенные светом христианства, нашли и нем нового деятеля и сподвижника в духовном подвиге возрождающегося человечества. Александрия из светил языческой мудрости стала светилом истины и мудрости христианской. Область древнего Карфагена между тем повторяла в себе в меньших размерах все худшие явления отживающего языческого Рима во всем их нравственном безобразии[31]. С разделением империи она осталась за Римом государственным и, обращенная к христианству, осталась верна Риму христианскому, соединяя с ним в одной общей деятельности свою грубую страсть с его наклонностью к вещественности. Во все продолжение своего кратковременного христианства северо-запад Африки был верным товарищем Риму и заодно с ним вырабатывал односторонность римской мысли, рано начавшей выделять себя из общего вселенского христианства.

Египет передал христианство юго-восточным землям Африки, Нубии и Абиссинии. Но в Египте с первым появлением ислама мы уже застаем Церковь рабствующую перед неверными, а Абиссиния доселе представляет единственный остаток свободного христианства в южном материке древнего мира. Определение судьбы совершилось над Церквами Азии и Северной Африки: они не устояли перед мечом Магомета и соблазном его проповеди. Магомет расковал вещественные страсти, сдержанные дотоле христианством, и тем увлек за собой горячую природу многих жителей восточных стран, которые лишь силой страсти умели держать себя в строгости правил христианских. Не могло однако ж без следов исчезнуть христианство в присутствии святых имен Палестины и немых свидетелей Христова подвига. Уцелевшее для Церкви Христовой осталось, может быть, тем свободнее и чище в духе, чем тяжелее были его рабство и плен в обществе. Рабство перед чужим игом не позволяет рабства своим страстям, и подвластность чужому обществу исключает потворство своему[32]. Рабствующие Церкви Азии и Египта, может быть, Провидением поставлены были рядом с властвующей Церковью Византии, да воспитает одна то, что сохранят в чистоте другие.

Меч лжепророка покорил исламу всю переднюю часть среднего и южного материка; лишь степь и безводье остановили его пред глубиной Африки и спасли Абиссинию, уже задолго перед тем обращенную в христианство. По свидетельству туземных хроник и византийцев, еще в 333 году, при царе Абреге[33] Фрументий (у абиссинцев Авва Салама) начал проповедь, а по вторичном возвращении из Египта, напутствуемый благословением св. Афанасия и поставленный им в епископы, окончательно утвердил христианское исповедание в Абиссинии. Другое общее свидетельство абиссинских и византийских летописей[34] согласно в том, что между 530 и 542 годами царь аксомитов отправил к Юстиниану посольство с просьбой, чтобы даровал его народу епископа и священников. Желание царя было исполнено, новопоставленный епископ у же нашел в Абиссинии множество церквей, — доказательство, что христианство уже задолго перед тем было в ней исповедуемо. С этого времени должно, однако ж, полагать установление настоящей церковной иерархии и начало устроенной Церкви в Абиссинии.

Некоторые предания возводят первое начало христианства в Абиссинии до апостола Филиппа, завещавшего Церкви одни предания и уставы церковного обычая вместе с евангелистом Иоанном[35], который был первоапостолом Церкви Ирландской. Так, например, Церковь вела от обоих восточное счисление Пасхи, из-за которого было столько споров между Востоком и Западом в первые века христианства[36]. Как Ирландия на западе, так здесь Абиссиния, благословляемая христианством, ярко выделилась своим просвещением из среды всего прочего грубого и языческого мира Африки и доселе остается в ней оазисом свободного христианства, как Ирландия до XIV века была таким же оазисом исповедания восточного среди области латинской[37]. Как в Ирландии введение христианства совершилось без крови мучеников, в чем даже упрекают ее католические хроники[38], так и здесь христианство было принято в тишине и мире, «не воздвигнув ни языческого, ни христианского фанатизма», как замечает Брюс[39]. Ирландия названа была землей святых, Абиссиния получила название «царства христианского», перевод слова амгара, — название, доселе сохранившееся за одной из ее областей.

Те вещественные преграды, которые уберегли в Абиссинии христианство, вместе с тем разобщили ее с прочей областью его вселенской жизни. Трудности, представляемые далеким и малоизвестным морским путем и межлежащая область латинская отрезали Ирландию от родного ей восточного мира, а безводные степи Нубии, их огромное расстояние и преграды, положенные исламом, отсекли Абиссинию от всего прочего христианства. Уже в конце V и VI столетия перестает Абиссиния быть живым членом прочего тела Церкви Христовой и мало-помалу каменеет в преданиях своей местности и частных недозрелых стремлениях мысли христианской, в которых настигла ее минута разобщения со Вселенской Церковью.

С распространением ислама в окрестных землях ослабление взаимной духовной связи перешло в материальную невозможность всякого общения между обоими мирами. Когда восстал пророк Аравии, цари абиссинские еще владели Йеменом[40] и церкви Божий, воздвигнутые в пустыне гомеритов, призывали к алтарю христианскому племена, еще остававшиеся в прежнем язычестве. Но Корейшит сжег эти церкви, и рать абиссинская погибла перед Меккой[41]. Область Магометова опоясала христианскую землю со всех сторон, обращенных к христианскому миру. Но христианская Абиссиния еще долго хранила мысль о сокрушении Магомета и восстановлении пути к прочей области христианства. В XIII столетии один из ее царей, Лалибала, предпринял большие гидравлические работы[42] над истоками Нила в надежде отвести его от мусульманского Египта. В XIV столетии царь Сион вел долгие войны с исламом и в начале XV царство Абиссинское одержало окончательную победу над магометанскими племенами, вторгнувшимися в северо-восточные области. Сообщение с прочим христианским миром было восстановлено, и мы встречаем тогда же представителей Абиссинской Церкви на Флорентийском соборе.

Отрезанная от прочего мира Абиссинская Церковь застыла в мертвый образ живого христианства V века и осталась в неочищенных и ограниченных путях своей частной мысли и тесной местности. Так она сохранила в себе многие обычаи жидовские, но только терпимые, как местные обыкновения и вовсе не признаваемые за священные. Так между прочим абиссинцы не употребляют в пищу животных, запрещенных в законе Моисеевом, свинину и пр.; таково обрезание[43], доселе совершаемое над обоими полами. Причина тому, — если только не чисто физиологическая[44], — в незапамятной связи Абиссинии с миром еврейским, которую наука со временем может быть проследит до эпохи пленения египетского и гонения фараонов. С первыми сказаниями истории мы уже застаем в Абиссинии целое еврейское население. Предание говорит о царице Савской[45], посетившей Соломона в Иерусалиме и оттуда перенесшей закон в Абиссинию. До XV столетия по Р. X. еще держалось особое жидовское царство в горах Семена[46], и Абиссиния еще в XVIII веке гордилась династией мнимых потомков Соломона, — свергнутой в X и вновь восстановленной в XIII столетии[47]. Немудрено после этого, если предания и обычаи еврейские успели укорениться в народе и ветхозаветный Символ сохранился рядом с Символом новозаветным везде, где только не было между ними прямого противоречия. Таковы: строгое соблюдение субботы и воскресенья вместе, священная пляска духовенства, которая приводила в такой соблазн и изумление путешественников[48] и ведет себя от ветхозаветной пляски Давидовой перед ковчегом[49]. Отсюда же преобладающее множество ветхозаветных святых в календаре абиссинском[50] и замечательный обычай при венчании на царство нового государя. Его спрашивают: «Кто ты?» — «Ваш царь!» — «Нет!» — отвечает голос; вопрос повторяется до трех раз, пока будущий царь не ответит: «Я царь Сиона». Тогда радостные клики народа приветствуют избранного на царство[51]. Отблеск славы когда-то человечески славного Сиона еще покоится на забытом углу мира христианского, которому суждено было исполнить и разнести во все концы мира его славу духовную.

Особенно торжественное празднество дней бегства Христова в Египет объясняется смежностью самого Египта, даровавшего христианство Абиссинии; Церковь Египетская не могла не посвятить особого воспоминания событию, сделавшему его убежищем для гонимого Спасителя. К особенности той эпохи, когда настало для Абиссинии время совершенного разобщения с прочим христианским миром, следует отнести особое поклонение, которое воздают Св. Деве Марии некоторые абиссинские расколы[52]. В короткое время общей жизни Абиссинии с прочим христианским миром на Востоке особенно распространилось учение несториево, не воздававшее должного почтения Богородице. Противодействие ереси облеклось в особое божественное поклонение Матери Божией и даже породило, между прочим, странное учение о Богородице, «как Творце мира, ибо Мать выше Сына».

Тысячелетнее разобщение с прочим христианским миром и утрата путеводных светил Вселенской Церкви, необходимо привели общество и Церковь к одичанию и породили в ней множество мелких расколов, усиливаемых ее невежеством и духовным сиротством. Сбивчивость и противоречия путешественников в известиях о вере и Церкви увеличиваются еще тем, что одни выдают частное верование секты за общее учение, другие приняли предмет тонкостей богословских и продолжающегося нерешенного спора или крайность того или другого спорного учения за определенный догмат и исповедание Церкви. К этому разумеется много способствует и то глубокое невежество во всем относящемся до Церкви, и особливо Восточной, которое приносили с собою многоученые путешественники, и ограниченность протестантского взгляда, или страстная недобросовестность католическая, которую приносили с собою все доселе бывшие миссионеры. Доселе еще нередко встречается в книгах об Абиссинии, что ее исповедание арианское, когда, напротив того, большинство[53] исповедует род монофизитизма евтихианского в его разных степенях большей или меньшей отдаленности от учения Вселенского. Поддерживаемый Феодорой[54], впоследствии он усилился под влиянием Коптской Церкви Египта и доселе преобладает в Абиссинии. Общее понятие монофизитства дало повод смешать Ария с Евтихием. Так, например, многоученый Рёппель с полной уверенностью рассказывает, что Констанций посылал Феофила к первоапостолу Абиссинии Фрументию, чтобы отклонить его от арианства, тогда как Констанций сам был арианин, а Фрументий — ученик св. Афанасия. Действительно, сохранились письма еретического императора Констанция к царю абиссинскому, но в них он требовал выдачи Фрументия еретическому епископу Александрии[55].

Многие другие явления, коих причина сокрыта в особенностях племени или местности абиссинской и в отчуждении от Церкви от прочего христианства, непонятые или только впоследствии объясненные, приводили и доселе приводят путешественников в соблазн и недоумение. Так некоторые миссионеры видели в ежегодном торжественном погружении царя и народа в небольшой реке близ Адовы, простом обряде, установленном Церковью в память возвращения к христианству нескольких областей, отпадших к исламу, повторение таинства крещения[56]. Так, русский путешественник, г. Норов, рассказывает, что абиссинцы, подобно якобитам, вместо крещения выжигают на теле кресты горячим железом[57], когда все писатели об Абиссинии, начиная с XVI века, свидетельствуют нам о строгом и точном соблюдении таинства крещения[58].

При всем том христианство в Абиссинии сохранило в себе все главные основы и обычаи православного исповедания, хотя потемненные и огрубевшие в одичании Церкви и общества. Нововведения католические естественно остались чужды Абиссинии; до XVI столетия она не знала Рима, а с XVI века и до нашего времени делает тщетными все усилия римской пропаганды. Так, абиссинцы не знают filioque[59], ни чистилища[60], но молятся за усопших в смысле первых отцев Церкви, чтут святых и образа, но не допускают разных изваяний[61]; причастие принимают под двумя видами на хлебе квасном[62] и называют мелават — пресуществление. Крещение совершается погружением в воду при миропомазании и в обряде совершенно одинаковом с тем, который доселе соблюдается в нашей Персии. За крещением следует причащение младенца[63]. Посты содержатся с большей строгостью, и те же, что у нас: середа и пятница, Великий, Рождественский, Успенский, с той лишь разницей, что воскресения исключены из постных дней[64] и заменяются к концу поста днями недели, — вероятно, вследствие влияния ветхозаветной Церкви и ветхозаветного понятия о великом торжестве субботнего дня. Пост также необходим перед исповедью. Запрещение простирается, как у нас, на масло, яйца и молоко[65]. Каменная церковь в Аксуме представляет прямо греческий крест, или квадрат греческих церквей[66]. Для богослужения и книг священных абиссинцы выдвигают свой особый древний язык гез, который занимает у них место нашего славянского. Духовенство женато, но дозволен ему, так же как и у нас, только один брак; живет оно своими трудами, подаянием общины, пользуется всеобщим уважением и большим влиянием на народ, ибо в его руках все образование. Исповедают абиссинцы никейский Символ, но сверх того мы находим у Лудольфа и у других следующее исповедание, которое здесь и предлагаем. Если, как исповедание Церкви частной, оно не могло и не должно было совместить в себе всю полноту и определенность вселенского исповедания Церкви, то нигде ему и не противоречит. «Мы веруем в одного Господа, и Его единого Сына Иисуса Христа, Его Слово и Власть, Совет и Разум и который был с ним до создания миров; но в дни последние Он низшел к нам, не оставляя, однако ж, престол Своего Божества, и вочеловечился от Духа Свята и Святой Девы Марии, крещен в Иордане на 30-м году и был человек вполне»[67]. Далее вся исповедь веры за малыми отличиями почти слово в слово одна с нашей. Недостает лишь члена «во единую Святую Соборную и Апостольскую Церковь».

Представив в общем очерке состояние христианского исповедания в Абиссинии, мы теперь должны приступить в вопросу о ее принадлежности к Коптской Церкви, — факт, который доселе повторяется без дальнейшего исследования во всех книгах об Абиссинии. Следуя за другими, мы бы должны были начать с того же бесспорного положения о единстве веры копта и абиссинца, если бы после подробного рассмотрения предмета не были принуждены усомниться в справедливости общепринятого мнения. Познакомив наперед читателя с состоянием христианства в Абиссинии, мы можем показать теперь, в какой степени Абиссиния должна быть причисляема к исповеданию коптов; название же, наперед данное предмету, уже заранее привязывает к нему известное, часто ложное или не вполне оправдываемое фактами, понятие.

Около половины V века Диоскор, Патриарх Александрийский, объявил себя в пользу некоторых эвтихиянских мнений. Халкидонский собор обвинил Диоскора как последователя Эвтихеева и требовал от него отречения, но Диоскор не повиновался, представлял свои объяснения и просил нового суда[68]. Тогда Собор лишил Диоскора святительского сана, а император повелел сослать его в отдаленный монастырь[69]. Народ видел в строгих мерах правительства личное гонение на Диоскора и слепо последовал за его учением. Патриархи, посылаемые из Византии, были принимаемы с угрозами и не находили повиновения. Патриарх Протерий мятежниками александрийскими умерщвлен в церковной крестильнице, и тело его растерзано на части. После того начались страшные гонения против ослушных: по сказанию арабских историков, в один день было истреблено имперскими войсками до 30 тысяч александрийцев[70]. Такие гонения принесли свой неизбежный плод, они посеяли в народе ненависть и неверие ко всякому учению, приносимому из Византии. Учение Диоскора[71] произвело в Церкви новый горестный раздор. Не прошло 19 лет после Халкидонского собора, как все население Египта уже разделялось на мельхитов и якобитов, или греков и коптов[72]. Все туземное население, угнетаемое той же греческой властью, которая подняла гонение на Диоскора и его первых учеников, слепо последовало за ним. На стороне одних была Византия и все оружие православия, на стороне других — сила народная. Между обоими завязалась непримиримая борьба; копты то овладевали церквами и упрочивали себе на время свободу богослужения, то снова были гонимы и лишаемы всякого убежища. Так продолжалось около века, пока победоносные дружины ислама не показались на границах Египта. Угнетенные копты прибегли к помощи неверных, и в 644 году Александрия была взята калифом Амру. Калиф объявил себя покровителем коптов и Коптской Церкви, — все же греческое население после упрямого сопротивления принуждено было оставить Египет.

Между тем Абиссиния оставалась чуждой всем религиозным волнениям, которые обагрили Египет и исполнили его ненависти к православному учению. В то самое время, когда он отделялся от вселенского христианства, Абиссиния прибегала к Юстиниану с просьбой даровать ей епископа и священников и устанавливала свою иерархию. Но правильные сношения с Церковью продолжались недолго. Египет, через который Абиссиния сносилась с прочим православным миром и откуда получала своих святителей, скоро сделался неодолимой преградой между ней и прочим христианством. С удалением греков из Египта удалилось и православное духовенство, — от 653 до 727 года не было более и Патриарха[73].

По канонам никейским Абиссиния не имела права поставлять себе митрополита[74], ибо не имела для того законного числа епископов, и потому необходимо должна была прибегать к святителю Александрийскому, — но на патриаршем православном престоле Александрии уже восседал в это время Патриарх Коптский.

Очень может быть, что к этому раннему времени должно относиться первое поставление абиссинского митрополита от Церкви Коптской. Мы находим у копто-арабских писателей известие, что около этого времени Патриарх Вениамин поставил митрополита в Абиссинию; но, впрочем, это свидетельство является фактом совершенно отдельным, не подтверждаемым ни последующей историей якобитов, ни туземными источниками Абиссинии, и представляет грубые хронологические ошибки[75].

При своем невежестве и отчуждении от всего прочего мира, Абиссиния, по всем вероятностям, бессознательно приняла своего первого митрополита от коптов, не понимая, что вместе с тем подчиняется главе иной еретической общины. Такова, вероятно, причина, почему об одном первом митрополите Кирилле копто-арабские писатели рассказывают, что он спокойно правил Церковью и что даже абиссинское предание связало его имя с великим святым Абиссинской Церкви Текла Гайманутом. Все же последующие митрополиты, по их собственному признанию и, следовательно, самой Коптской Церкви, были выгоняемы, отвергаемы паствой и т. д. На такое бессознательное подчинение Абиссинии Коптскому патриарху нам указывает и то, что патриархи Коптские употребляли все старания, чтобы разобщить митрополита с его паствой. Так, в подложных никейских канонах Коптской Церкви постановлено, чтобы митрополит был всегда иностранец и не знающий туземного языка[76].

С другой стороны, православное патриаршество хотя и было восстановлено в 727 году, но патриархи, гонимые калифами вместе с остатками своей греческой паствы, не раз принуждаемы были искать убежища вне Египта. Патриаршество, обязанное своим существованием одному покровительству и политике византийских императоров, сохраняло свое существование в Египте, но уже имело в нем не более значения, как латинские епископства Средних веков: in partibus[77],[78]. Настоящим патриархом Александрии мог естественно представляться для невежественного посольства Абиссинии патриарх Коптский, наследовавший весь блеск, окружавший прежде патриарха православного. К тому же арабы вместе с коптами, с которыми их соединяла общая вражда и общие выгоды против греков, должны были употреблять все возможные усилия, чтобы предупредить всякое сношение Абиссинии с мельхитами, ненавистными обоим.

Абиссиния не могла, однако ж, долго оставаться в совершенном обмане и неведении об отступничестве Коптской Церкви. Если первый коптский митрополит (приняв за достоверное сказание коптских писателей) и был принят в Абиссинии с должным уважением к верховному пастырю Церкви, но зато, как мы уже сказали, все последующие митрополиты, о которых нам только сохранились известия (до самого XIII века), были принуждены или бежать сами, или были произвольно свергаемы с престола, сажаемы в темницу, заменяемы самозванцами и т. д.[79]. Сверх того, мы находим частые и долгие перерывы в преемстве святительском, так что прекращалось совершение всех таинств за неимением церковнослужителей, и в то же время заметны попытки царей Абиссинии образовать свою отдельную иерархию. Так, один из ее государей принуждал митрополита, чтобы он умножил число епископов (имея законное число епископов, Абиссиния получила бы право поставлять своего Абуну); не успев у митрополита, он обратился к Патриарху; но Патриарх, разумеется, не мог согласиться на такое умножение епископств, которое бы навсегда оторвало от него Абиссинию и лишило значительных доходов[80].

С другой стороны, во время перерывов в преемстве епископском сам царь облекался иногда в сан святителя. У многих арабских писателей мы находим, что «все цари ефиопские вместе и священнослужители совершают литургии на алтарях» и пр. Ренодо дает этим известиям следующее самое вероятное объяснение[81]: «По моему мнению, цари ефиопские, не имея часто в своей земле не только митрополита и епископов, но и нуждаясь даже в священниках, из ревности к Церкви (sed non secundum scientiam[82]) принимали на себя сан святительский и связанные с ним обязанности, — но как скоро являлись снова епископы, прекращалось и это священство царей Ефиопии». Отсюда, вероятно, произошли и сказки о попе Иване, царствующем в Эфиопии и Индии, — и так долго занимавшие умы Средних веков[83].

Несмотря на мрак, покрывающий все эти события и не позволяющий утверждать ничего положительного, нельзя, однако ж, не предположить, что скрытой причиною всех этих волнений, перерывов в иерархии и т. д. было противодействие православных убеждений и колебание государей и народа между необходимостью иметь святителей и принятием главы церковного от неверного патриарха. Следующее письмо абиссинского царя к еретическому митрополиту Александрии почти не оставляет в этом отношении никакого сомнения и представляет нам живое свидетельство о горестном и колеблющемся состоянии Абиссинской Церкви того времени. «Молю тебя о поставлении митрополита, ибо в земли моей не осталось более епископов, последние священники оканчивают свой век, и церкви опустели за недостатком служителей»[84]. Из этих слов видно, что Церковь решалась прибегать к еретическому епископу не иначе как в последней крайности, когда ей грозило прекращение всех таинств Христовых; ибо со стороны патриархов коптских мы находим постоянную готовность даровать (даже со всевозможными уступками) Абиссинии митрополитов. Очевидно, что причина такого явления находилась в самой Абиссинии и ее отвращении от святителей еретической церкви. Но и Абиссиния должна была наконец уступить необходимости и покориться еретической иерархии — явление, которое, впрочем, не раз повторялось в отдаленных Церквах Востока. Так точно остров Сокатора и некоторые другие, открытые на Черном море португальцами в XVI столетии и издавна исповедовавшие православное учение, должны были наконец признать над собой иерархию Коптской Церкви потому только, что магометане, невзирая на все их усилия, не пропускали к ним греческих епископов и священников[85]. Подобные этому явления находим мы и в истории христиан-фомитов[86].

Вместе с тем, несмотря на всю скудость наших известий об Абиссинии этого времени, мы имеем свидетельства самих коптов о существовании в ней православного исповедания. В 1031 году Иоанн, Патриарх Коптский, вызван был в Византию, и император требовал от него признания Халкидонского собора, но Иоанн отвечал: «Не следует тебе принуждать кого бы ни было к отступлениию от своего вероисповедания, а должно следовать примеру двух царей, эфиопского и нубийского, которые находятся в общении с нами, но не творят насилия в своем государстве никому из исповедующих вашу веру»[87].

Рассмотрев все эти волнения в Церкви, перерывы в иерархии, попытки создать свою отдельную и пр., продолжавшиеся до самого XIII столетия, мы не можем не признать, что Абиссиния до самого этого времени не принадлежала Коптской Церкви даже в смысле иерархии, — тем более что коптские патриархи со своей стороны не упускали ни малейшего случая, чтобы утвердить над ней свое владычество и признавали в сане митрополита всякого пришельца, даже самозванца, только бы он был принят народом.

Сами писатели Коптской Церкви положительно относят первое поставление митрополита в Абиссинии не ранее, как к X веку. Около этого времени они рассказывают: «Совершилось великое и чудное дело, Патриарх Козьма поставил митрополита в Абиссинию»[88]. Самый рассказ обо всем этом происшествии, как о чем-то небывалом и неслыханном, делает еще сомнительнее раннее известие о поставлении митрополита Кирилла в VII веке. Наконец выписываем из «Lettres édifiantes, mission d’Egypte» следующее: «Можно только делать предположения, когда Абиссиния подчинилась якобитам. История якобитов дает нам верные свидетельства, что в VIII веке еретические патриархи не посвящали епископов абиссинских; прежде IX века не заметно никакого сообщения между обеими Церквами. Первый якобитский епископ, присланный в Абиссинию, был выгнан. Но Эфиопии неоткуда было получить своих святителей. Она была отовсюду окружена магометанами, которые не позволяли ей никакого сообщения с греческим миром, и сама Греческая Церковь была в это время раздираема иконоборцами, так что и отсюда Абиссиния не могла ожидать никакой помощи».

Итак, основываясь на известиях, сообщаемых нам Ренодо, но которые нейдут далее половины XIII столетия, мы видим, что Абиссиния в продолжение четырех веков, начиная с половины X, т. е. с первого положительного свидетельства о коптском митрополите в Абиссинии, находилась в постоянном колебании, — то принимая, то снова отвергая коптских святителей. Но начиная с XVI столетия, когда Абиссиния становится нам известной через португальцев, мы уже находим в ней постоянную коптскую иерархию митрополитов, и потому к этому промежутку времени между половиной XIII и началом XVI столетия должно быть отнесено окончательное утверждение в Абиссинии коптской иерархии.

С этого времени коптское исповедание было вместе и официальным исповеданием Абиссинии, о котором сообщали Европе свои сведения путешественники и миссионеры, но оно так же мало, как и прежде, было исповеданием народа и духовенства. Абуна, иностранец, не знающий туземного языка бедный египетский монах, нередко силой и даже в цепях[89] привозимый к патриарху, чтобы получить сан митрополита, оставался в совершенном разобщении от своей паствы, представителем одной власти рукополагать епископов и пресвитеров, в чем только и нуждалась Абиссиния.

Судя по тем немногим фактам, которые дошли до нас, действия Абиссинской Церкви, несмотря на внешнее соединение с коптами, были прямо противоположны действиям патриархов коптских. Так в одно и то же время на Флорентийском соборе мы находим представителей Церкви Абиссинской, посланных царем Зара-Яковом из монастыря абиссинского в Иерусалиме, и монаха Андрея, посланного от Коптского Патриарха Иоанна. Абиссинцы были заодно с Марком Ефесским, особенно в споре о filioque[90]. Монах же Андрей от имени Патриарха признал власть Папы и объявил, «что одна Римская Церковь сохранила чистое учение, а что греки, армяне и даже абиссинцы, принадлежащие к их патриаршеству, с ними не согласны в вере, а потому и преданы врагам Христовым»[91]. Этими словами сам посланный Коптского Патриарха отделил Абиссинию от своей Церкви и признал себя представителем одной египетской общины. В 1442 году Рим торжественно объявил Унию и выдал свой decretumpro Jacobitis[92]. Впрочем, это соединение осталось только на бумаге и мало перешло в дело.

Когда иезуиты начали свою пропаганду и царь Социний, склоняясь на их проповедь, стал противодействовать некоторым обычаям, утвердившимся в Абиссинии и противным всей Церкви, как Западной, так и Восточной, то объявлял народу, что поступает так не в послушание новым учителям, а Халкидонскому собору[93], проклинаемому коптами и которого одно имя возбуждает в них ненависть. Наконец, мы можем указать на обряды церковные, в которых Церковь Коптская произвольно отступила от вселенского обычая, Абиссиния же сохранила его во всей его целости, — таково, например, крещение у абиссинцев совершенно одинаково с нашим; у коптов же на голову младенца надевается венец и пр. Брак совершается у коптов причащением жениха и невесты в церкви[94].

Если, наконец, обратимся к свидетельствам новейших путешественников и показаниям самого коптского духовенства, то увидим, что и доселе народное исповедание Абиссинии так же мало подчинено исповеданию коптскому, — и что Церковь Абиссинская жила своей независимой жизнью, разделялась на множество спорных учений, более и менее удаляющихся от первоначального православного догмата и искаженных человеческим произволом, но не представляла никогда определенного еретического исповедания якобитов. Так Патриарх Коптский в своих наставлениях к Абуне и Абиссинской Церкви писал следующее: «Вы все разделены между собой на разные учения, весь народ, находящийся под вашею рукою, получает учения, отличные от святой веры, в которой мы стоим»[95]. В 1842 году Абуна объявлял католическим[96] миссионерам, «что он скорее может согласиться с ними в вопросах веры, чем со своей паствой». Другой Абуна писал г-ну Изенбергу, что все абиссинцы принимают разные учения и что он употребляет напрасное старание к их обращению. Замечательно во всех этих показаниях, что все они говорят обо всем народе или пастве, и не об какой-либо части народонаселения, о чем не преминули бы сказать Патриарх или Абуна, если бы действительно так было.

Наконец то же послание Коптского Патриарха показывает нам, что даже в главном догмате о двух естествах Христа, отделяющем коптов от всего прочего христианства, многие в Абиссинии доселе сохранили православное исповедание, прямо противоположное учению Коптскому. Так, Джоует говорит, что из двух главных монашеских чинов Абиссинии каждый исповедует свое учение о природе Христа и что один из них исповедует учение Греческой Церкви[97]. И в то же время мы находим в помянутом выше послании к абиссинцам, что Патриарх предает анафеме всех исповедующих православное учение о природе Христа[98], «тех, которые говорят, что в Христе две природы и одна ипостась, но две воли, и не признают, чти Христос соединился с телом, как тело с душой», в чем и состоит сущность коптской ереси. Наконец прибавим следующий изустный рассказ одного грека, жившего долго в Иерусалиме: «Копты в Иерусалиме доселе считают себя принадлежащими к Православной Церкви и полагают своей обязанностью охранить православных богомольцев от арабов и иноверных христиан. На Страстной неделе во время службы они остаются на страже в храме Господнем и оберегают особенно православных и в то же время поют хором духовные песни в прославление православия и отвержение армян, латинян и кальвинов».

После сказанного нами, не подлежит, кажется, никакому сомнению, что если Абиссиния и принадлежит Коптской Церкви, то как иерархия, а не как исповедание, — но Изенберг замечает, что и в отношении своей иерархии Абиссиния во многом отступает от Церкви Коптской.

Сначала бессознательно, а потом по необходимости приняв своего главу от коптов, Церковь Абиссинская должна была, разумеется, более или менее подвергнуться влиянию монофизитства, как мы то и видим в некоторых расколах абиссинских, но вместе с тем нельзя утвердить, чтобы учения монофизитские не были занесены в нее еще ранее, — тем более, что некоторые расколы абиссинцев еще ближе к евтихианству, чем самые копты. Когда после пяти вековых волнений утвердилась наконец постоянная иерархия коптских митрополитов, чуждых народу и духовенству, они оставались блюстителями одного таинства рукоположения, необходимого для существования Церкви, Церковь же независимо от них жила своей жизнью, грубела вместе с обществом и среди споров восточной схоластики дробилась на новые расколы и течения, более или менее искажавшие произволом человеческим первоначальное чистое исповедание, завещанное ей ее первоучителями, — но вместе с тем никогда не принимала общего еретического коптского исповедания, и нет на то ни малейшего свидетельства или даже намека.

Просвещенной науки Запада в Абиссинии, разумеется, не могло быть, но возможность в ней науки христианской доказал абиссинский император Клавдий, когда, по сознанию самих иезуитов[99], в публичном богословском споре с иезуитским миссионером Овиедо он одержал блестящую победу своей начитанностью и глубоким знанием Священного Писания. Переводы св. Афанасия, Василия, Иоанна Златоуста, Кирилла распространены в народе[100]. Каждая церковь, кроме других священных книг, имеет свои Четьи-минеи[101]. В списке книг, находящихся в Гондаре, представленном г. Комбе и Тамизье, — кроме писателей церковных (первых веков) числом до 50[102] встречаются также Гомер, Платон, Гиппократ и др. Основанием законодательству служит Юстинианов кодекс, измененный туземными обычаями[103]. По общему свидетельству путешественников, благочестие грубое, но искреннее разлито в народе; и общество еще находится на степени исключительного преобладания мысли религиозной над всеми прочими, более вещественными стремлениями жизни. Так, еще в прошлом столетии считалось в Гондаре, столице Абиссинии, 100 церквей и ни одной лавки[104]. И доселе, по свидетельству начальника английского посольства в 1844 году Гарриса, в Абиссинии больше церквей, чем в каком-либо другом краю света. Музыка и поэзия, как в древнем Израиле, посвящены на одно священное служение; во всяком другом употреблении «вдохновенного слова или звука» народ видит как бы ругательство над святыней.

Обратившись к обществу, мы найдем, что те чистые начала, которые Церковь при всем ее огрубении сохранила от своих первоучителей, отразились и в жизни общественной. Государство, повинуясь требованиям мысли христианской, одержало победу над многими злыми обычаями, общими всему Востоку. Так, цари Абиссинии неумолимой строгостью закона и непрестанными преследованиями искоренили евнухование, общий издавний обычай Востока и предмет постоянного торга в Азии и Африке. Основный закон государства переменил кровавую участь родственников царствующего дома, общую всему Востоку, на вечную роскошную[105] ссылку в неприступные горные скалы Вехне Гемен. В том же государстве мы встречаем закон, который христианина, продавшего другого христианина в рабство[106], присуждает к виселице, мусульманина же — к одному телесному наказанию, — закон, доказывающий в государстве, его высказавшем, присутствие высокого сознания мысли христианской в ее значении общественном, до которого часто еще не дорастало наше просвещение. Правда, что всего этого мало, одни частные факты, и что подобное им может представить история каждого христианского народа. Но эти факты получают значение, когда вглядимся в судьбу человечества и поставим рядом непросвещенную и грубую Абиссинию и просвещенную, торжествующую латинскую Церковь, — которая не иначе умела мириться с обществом, как жертвуя иногда своими уставами и чистотою христианской мысли уставам мира и его языческим требованиям[107]. Государство католическое находило в Церкви оправдание и освящение всем своим существующим явлениям, как ни были они противны смыслу христианства. Государство протестантское, не нуждаясь более в освящении Церкви, наоборот, поставило Церковь и христианство в прямое подчинение высшему интересу общественному (как «State and Church»[108] в Англии) и принимает из обоих лишь то, что уже принято и освящено этим обществом. Отношение по-видимому, изменилось, но в сущности осталось одно и то же, ибо осталась та же уния между обществом и Церковью, и разница лишь в том, что в мире католическом первый голос принадлежал Церкви, в мире же протестантском он принадлежит обществу. Абиссиния в тех немногих фактах, которыми она поставила общество прямым выражением христианской мысли, указывает нам на будущее, до которого еще не доросло просвещенное человечество.

Так грубая и вместе просвещенная прозябала Абиссиния до XV века, когда пробуждение гаснувших сил в народе с победою над исламом и новое движение Европы начали восстановлять прерванную связь с прочим христианским миром. Возвращенная Церкви после 10-векового разобщения, Абиссиния продолжала причислить себя к общему телу вселенского христианства, и Церковь, как мы видели, с кротостью и милосердием приветствовала свою непросвещенную братию, возвращенную Промыслом в ее вселенское братство. Абиссинские духовные являются на Флорентийском соборе представителями своей Церкви рядом с другими святителями Востока, и не забудем, что они были из числа немногих бывших заодно с Марком Ефесским среди Собора, потворствующего латинству.

Умирающая Византия, слабая и разорванная между еретическими государствами, или не признанная государством Православная Церковь Юго-восточной Европы, далекая и едва спасшая государство Церковь России не могли подать помощи на дело просвещения и обновления духовного вновь обретенной братии. Разъединенная, поглощенная в бедствия своих или своих близких единоверцев, Восточная Церковь могла только сочувствовать духовным нуждам далекой и забытой семьи христианской, но не принести ей деятельной помощи. Но чего не могла совершить Церковь Восточная, то должна была принять на себя католическая пропаганда Рима, тогда стоявшая на высоте своих надежд всемирного владычества.

Византия пала, — католик видел в ее падении наказание Божие за отступничество и потому успех и надежду для себя; победа вещественная над турком могла дать Риму победу там, где была невозможна победа духовная над Византией. Открыт новый мир для нового христианского подвига и владычества Церкви и открыты новые пути в область старого мира на возвращение владычества утраченного[109]. Мог ли не обратить Рим своих духовных и светских орудий на далекую вновь открытую христианскую землю?

КОММЕНТАРИИ править

Впервые опубликовано: Сборник исторических и статистических сведений о России и народах ей единоверных и единоплеменных. Т. I. … С. 287—310. Подпись: «Д. В.».

Печатается по тексту первой публикации.

Стр. 293. …Так, например, многоученый Рёппель… — Рёппель Рихард (1808—1893), немецкий историк, профессор, общественный деятель.



  1. Из католических сочинений самое полное — Lanigan. An Eccles. hist, of Ireland. T. IV. Dublin, 1829; см. также: O’Connor. Rer. hibern. scriptores. V. 4. In 4°. Dublin; O’Connor. Prolegomena; J. D’Alton. Essay on the history of Ireland. 1830. In 4° и др. Но протестанты особенно богаты множеством розысканий по этому предмету, начиная от знаменитого Ешера — Usher. Britan. eccl. antiquitates. Dublin; J. Ware. Hist and antiq. of Ireland. Dublin, 1764. In fo.; Stilingfleet. Antiq. of the brit. churches. (Нов. изд.). London, 1840 — и до новейших исследований: Ledwich. Antiq. of Ireland. In 4°. 17..; Rees. Welsh Saints и пр.
  2. При Дагоберте монастыри св. Колумбана были вытеснены орденами римскими. Победа Австразии и палатных мэров над Невстрией утвердила римские начала в Церкви в то же время, как она утверждала торжество германского элемента над римским в народе. Но кельтская Бретания еще несколько столетий сохраняла духовную связь с Ирландией и Уэльсом и отстаивала свою независимость от епископов Турских, которые также воздвигали крестовые походы против ослушных схизматиков. См.: Lobinau. Hist, de Bretagne. In fo. 1707, страница 56 под 859 годом — епископы бретанские чуждаются Церкви Турской; под 866 годом — споры бретанских епископов с турским и пр.
  3. Очевидный подлог всех сказаний о Патрике, мнимом римском проповеднике Ирландии вполне подтверждается и новейшими добросовестными розысканиями самих католиков, см.: Petrie on the hist, of Tara. — Transactions of the R. Ir. Acad. V. XVIII, 1830.
  4. Caradoc Lancarvan. Hist. of Wales. «The Saxons were urged by Augustin to prosecute them with fire (Августин побуждал саксов преследовать тех огнем и мечом)». Вражда эта не умолкала и в последующие столетия, когда кельтское население уже приняло римскую веру. Н. of W., стр. 251 — в 1287 году один из князей ирландских писал Папе, что англичане по-прежнему разоряют их церкви, беспощадно убивают их духовенство и пр.
  5. Wilkins. Concilia M. Brit, et Hib. London, 1737. In fo. V. I. P. 471.
  6. Замечательно, в чем по понятиям современных латинян состояла грубость и пр. Церкви Ирландской: св. Бернард, сопутствовавший Генриху II, пишет в „Vita Malachias“: „Christi nomine, re pagani, non decimas, non primitias dare… poeniteutias nee qui peteret, nee qui daret inveniri (Христиане именем, язычники делом. Ни десятин не платят, ни начатков урожая… Среди них совершенно не найти ни ищущих покаяния, ни тех, кто его налагал бы)“.
  7. В одной школе Армаг находилось до 7000 учеников, см.: Wachsmuth Sitt. Gesch. V. Il, p. 944. Еще в 944 году многие посланы из Франции «in Hiberniam eruditionis causa (в Ирландию для обучения)» (D’Alton, p. 271).
  8. См. Transactions of the R. Ir. Academy. V. XV. P. 82.
  9. Мы указываем здесь на всеобщие истории, истории Просвещения, Средних веков и т. д.
  10. Недолжно забывать ту невольную ограниченность, которую полагает на всю историческую науку романо-германского мира ее племенная гордость.
  11. Таковы: Мур в своей «Истории Ирландии» и противник его Mason с «Christianity in Ireland» (1840). Так, например, Джамисон все свое ученое исследование о кульдеях (монашеском ордене в Шотландии — cultures dei) сводит к одной цели — доказать, что и в древней Шотландии было также пресвитерианское устройство Церкви, как и теперь.
  12. Usher. Religion of the ancient irish. P. 24.
  13. O’Connor. Prolegomena. P. 78.
  14. Mason, p. 30.
  15. Milner. History of the 7 Churches. В начале VIII века venit honorabilis turma — sanctorum de Hybernia… more Scotorum (прибыло почтенное войско — святых из Ирландии… по обычаю шотландцев) — для посещения Иерусалима. Также Canis, v. IV, p. 452.
  16. Welsh saints, p. 195.
  17. Должно понимать Ирландию, во сколько она оставалась кельтской; в IX веке норманны овладевают частью восточного берега; при них, разумеется, было и латинское духовенство.
  18. Ware, p. 55. До 1138 года; в Ирландии в том же году булла Папы впервые вводила римскую мессу, запрещала брак духовных и пр.
  19. Usher, p. 85. В 847 году из главных вопросов, на который они просили разрешения у Патриарха Мефодия, было счисление Пасхи; в то же время мы находим споры о нем в самой Ирландии, не возобновлявшиеся впоследствии.
  20. Alcuini. Epist. apud. canis. V. II.
  21. Theoph. Procopowitz. Histor de processione Spiritus S-ti. P. 23.
  22. O’Connor. R. h scriptores. — Annales Ultonienses. P. 154.
  23. См. Basnagii praef. ad canis. V. I. С V. ссылается на постановление Собора: «Semper mergantur in lavacro nulla exceptione admissa (Да будут всегда, без каких-либо исключений, погружаемы в купель)».
  24. Иногда он обвинял их, однако ж, в полупелагианстве; но ясные свидетельства о скором уничтожении еретического учения стараниями собора туземных епископов доказывают несправедливость обвинения.
  25. W.S., р. 265.
  26. Usher, p. 25.
  27. Jamieson, р. 236, et 19 nubes lestium.
  28. Ledwich, p. 445.
  29. Но вскоре место духовного очищения приобрело славу такого сборища разврата, что сам Александр VI принужден был его уничтожать.
  30. Ledwich, p. 74.
  31. Стоит только вспомнить рассказы современных римских историков о тогдашнем Карфагене.
  32. В самой Византии, не только в других восточных общинах, Церковь никогда не достигала той самостоятельности, которую скоро получило Патриаршество Римское: и потому не только всем православным церквам Азии, но даже и еретическим общинам остались вовсе незнакомы те уродливые, полусветские-полуцерковные явления, которыми так богата Церковь Римская, каковы: abbates laici, canonici seculares, епископы и вместе графы и начальники дружины и пр.
  33. Combe el Tamisier. Voyage en Abyssinie. V. III, p. 51 et 167; Bruce. Voyage aux sources du Nil. Londres, 1730. V III, p. 300. Мерон Тирский с двумя племянниками пошел в проповедь в Абиссинию, двое были убиты на пути, один Фрументий достиг цели. Неандер полагает, что первые семена христианства были занесены еще прежде. Изд. 1842, т. I, стр. 142.
  34. A Voyage to Abyssinia by H. Salt. London, 1814. In 4°. P. 466etseq.; Rüppel. Reise in Abyssinien. V II. P. 345.
  35. Так и абиссинцы, причисляя себя к греческой половине христианства, спрашивали у Гобата (Journal 1830, р. 203), ведут ли они свою Церковь от Иоанна или от Петра, как франки, т. е. католики. Знание наизусть всего Евангелия Иоанна составляет необходимую принадлежность воспитания в Абиссинии (р. 152).
  36. Этот вопрос почитаем был очень важным в первобытной Церкви. Так, св. Поликарп приходил склонять к счислению восточному Папу Аникита (см. FI-eury. Brux., 1831, p. 135; Milner. Hist, of the 7 Churches, p. 166). В чем состояла разница, см.: Гизелера, т. I, ч. 8, стр. 198; Неандера, т. I, стр. 514, и особенно в энциклопедии Парднера «Historical chronology».
  37. Впрочем, Абиссиния в Африке представляет собою такой же оазис и в отношении к своему населению, почти чисто семитическому и которое многие смешивают даже с кавказским. Так, например, Isenberg в «Abissinien» (Bonn, 1844, p. 9). Действительно, абиссинец весьма близко подходит к общему типу европейскому и не уступает ему в правильности лицевых очертаний. Этим он резко отделяется от всех прочих африканских семей, более или менее переходящих в грубый тип негра. См.: Ludolfi. Historia Ethiopica. Francf., 1681, p. XIV; Prichard. Natural history of man. Lond., 1843. Мудрено определить, к которой из великих семей человеческого рода они принадлежат. Одно кажется несомненным, что настоящий тип абиссинский образовался из смешения разных племенных стихий. Самое название Абиссинии, абешь, означает землю смешения (см. Брюса, Т. III, стр. 120). Византийские писатели Филосторгий, Кедрин и др. уже разделили абиссинцев на 2 разных поколения: аксомитов и гомеритов, — так и доселе между собственно абиссинцами (отделяя от них племена галла и др.) путешественники (так Апель и др.) отличают два отдельных типа (из которых один подходит ближе к негру) с постепенными переходами из одного в другой. Некоторые писатели, как, например, Сальт (стр. 458), считают их аборигенами, предками древних египтян, — Мюррей, издатель Брюса, полагает их одного семени с абиссинцами. Сами же абиссинцы зовут себя доселе етиопиаван (Кельт, стр. 459), название еще известное Геродоту, и ведут себя от Куша, внука Ноева (Брюс, Т. III, стр. 86).
  38. Гиральд Камбрейский.
  39. Т. III, стр. 302.
  40. Некоторые сказания относят первые войны с исламом к царю Абреге, при котором было введено христианство (?) (см. Брюса, Т. III, стр. 308). Другое свидетельство туземных хроник, подтверждаемое показаниями византийцев (см. Сальт, стр. 466), указывает на войны абиссинских царей против жидовского царства в Аравии, гнавшего христиан. Эти свидетельства замечательны тем, что указывают нам, как рано Абиссиния уже получила значение в христианском мире, принимая на себя защиту близких ей и слабых христианских общин. Гиббон замечает, что если бы владычество Абиссинии удержалось в Аравии, то, вероятно, ислам был бы задавлен в своей колыбели, и одним великим переворотом в мире было бы меньше.
  41. Univers. Abyssinie, p. 11; см. также Брюса, Т. III, стр. 306.
  42. Остатки их еще видели португальцы (Брюс, Т. III, стр. 336).
  43. Брюс (т. VIII, стр. 153): «Не считают обрезание священным, но обычаем отцов, который полагают долгом соблюдать, оправдывая его тем, что сам Христос и апостолы были обрезаны». См. то же у Лудольфи (кн. IV, гл. I): «Исполняем не вследствие Закона, но человеческого обычая»; там же см. о нечистых животных.
  44. Брюс, т. VIII, стр. 165. Римская пропаганда было запретила, но после медицинского исследования принуждена была разрешить.
  45. Rerum Hisp. Lusit: Aethiop. scriptores. Francof., 1663. In fo. V. II. Генеалогия царей ефиопских, происходящих от царицы Савской, обрученной Соломону. См. Брюса (Т. III, стр. 240); Лудольфи (кн. II, гл. IV).
  46. Жиды в Абиссинии называются «фаллаша»; во время Брюса они снова составляли независимое правление. Замечательно очень взаимное воздействие жидовства и христианства. См. в «Débats» за 1845, 6 июля, письма г. Аббади. Фаллаши употребляют род крещения, исповедание, имеют монахов и пр.
  47. Юдифь, царица жидовского царства в горах Семена, свергнула христианскую династию потомков Соломона, но через 300 лет Текла Гайманут, один из главных святых и основателей монастырской жизни в Абиссинии, убедил короля Лаба из новой династии Заге добровольно возвратить незаконно похищенный престол династии Соломоновой, продолжавшей властвовать над областью Хоа. См. Луд., кн. II, стр. 5 и 6; Брюса, Т. III, стр. 263. Касательно перемены этих династий много неясного во всех известиях.
  48. Рёппель, т. II, стр. 113; Луд., Т. III, стр. 6.
  49. Духовные инструменты мнимого особого священнодействия были приняты некоторыми за ключ Петров. Между прочим, это повторяет и Риттель.
  50. Комб. и Там., т. IV, стр. 143.
  51. Луд., кн. II, гл. XI.
  52. Комб., III, стр. 168.
  53. Как известно, Евтихий в противность арианству, низводившему Христа до человека, признавал в Спасителе одну Божественную природу.
  54. Но тогда же явилось противодействие. Король получил от Юстиниана епископа Иоанна, святого и благочестивого мужа, который утвердил церковную иерархию в Абиссинии. См. выше.
  55. Реппель, стр. 354. Такие промахи невольно заставляют сомневаться в показаниях самого г. Реппеля, хотя он с самоуверенностью обвиняет в неверностях сенсимонистов Комба и Тамизье.
  56. Сальт, 301. Значение же его то же, какое имеет и у нас погружение в воду после ее освящения в крестных ходах.
  57. Лудольфи (кн. III) упоминает об обычае (но весьма сомнительном) выжигать крест, и то после крещения.
  58. Также несправедливо это показание и об якобитах. См. Lettres édifiantes, mission d’Egypte.
  59. Луд., кн. III, гл. V.
  60. Нет понятия о среднем состоянии, см. Брюс, т. VIII, стр. 140; Луд., кн. III, т. V.
  61. Брюс, т. VIII, стр. 113; Луд., кн. III, гл. VI.
  62. Fermentatum (Луд., Т. III, стр. 6; Сальт, стр. 391) — утро перед причастием не едят и не пьют. Вступавший во второй брак отлучался на время от причастия.
  63. Сальт (стр. 387) предлагает подробное описание крещения у абиссинцев, потому что иезуиты объявляли его не действительным и перекрещивали. Также как и у нас, необходимы восприемники, отречение от дьявола и его дел, помазание членов тела миром и т. д.
  64. Луд. (Т. III, стр. 6), по обычаю первых христиан, засвидетельствованному Тертуллианом.
  65. Комб., Т. III, стр. 170 и 175; Гобат, введение.
  66. Рисунок в Univers.
  67. Луд., Т. III, стр. 5; Изенберг, т. I, стр. 21.
  68. См.: Renaudot. Hist. Patriarcharum. Alex. Jacobitarum. In 4°. Paris, 1713. P. 115 et seq.; Gieseler, v. I, p. 695.
  69. В обвинение Диоскору было поставлено также его произвольное отлучение Папы Льва и смерть Фланиана, которого он также произвольно осудил (на Соборе, составленном им из сподручных ему епископов) и потом бросил в темницу. См.: Tillemont. Mémoires pour servir à l’Hist. Eccles. In 4°. 1711. V. XV. P. 573, 617, 653 et seq.
  70. Ренодо, стр. 134; Lettres édifiantes, mission d’Egypte.
  71. Диоскор, противодействуя со страстью Несториеву учению, незаметно впал в противоположную крайность евтихианства (см. Тиллемон, т. XV, стр. 501, и оправдания Диоскора у Лудольфи и писателей коптских — Луд., Т. III, стр. 8. Впрочем, во многих церковных книгах и молитвах коптов мы находим учение о двух естествах, только не сведенное в определенный догмат; так в одной молитве к Богородице: «Христос сосуществен Богу Отцу Своим Божеством и нам Своим человечеством», — те же выражения, которые употреблены Халкидонским Собором. См. Lettres édifiantes, mission d’Egypte, p. 590. Сам же Евтихий проклинаем Коптской Церковью (Луд., Т. III, стр. 8).
  72. Ренодо, стр. 119. L’art de vérifier les dates — с 569 года.
  73. L’art de vérifier les dates — после Патриарха Петра.
  74. Ренодо, стр. 286; Jowett. Christian Researches in the Mediteranea. Lond., 1822. P. 174.
  75. Ренодо, стр. 170. Известие коптов о митрополите Кирилле, поставленном Вениамином, связывает его с Текла Гайманутом — жившим 5 или 6 веками позже.
  76. Ренодо, стр. 340.
  77. Средневековый номинальный титул епископов, чьи епископства находились под властью инославных (мусульман). — Прим. ред.
  78. Доселе православное патриаршество в Египте имеет не более 5 церквей и содержится доходами с земель, приписанных к нему в Валахии и Молдавии (см. Джоуст, стр. 90, и «Москвитянин», 1845, 7, 8, стр. 247 и след.).
  79. Ренодо, стр. 283 — митроп. Иоанн (863) выгнан; стр. 333 — посланный митрополит не принят и вместо него самозванец; стр. 444 — снова самозванец утвержден патриархом; стр. 452 — поставленный митрополит не принят; стр. 462 — митрополит вследствие обещания, данного калифу, строить мечети посажен в темницу; стр. 475, 525 и 562 — последние 3 митрополита также выгнаны или бежали сами.
  80. Ренодо, стр. 381.
  81. Там же, стр. 510.
  82. Но не имея должной мудрости (лат). — Прим. ред.
  83. Там же, стр. 338.
  84. Ренодо, стр. 381.
  85. Там же, стр. 287.
  86. См. Journal of the R. asiat. soc.
  87. Ренодо, стр. 405.
  88. Там же, стр. 330.
  89. Брюс, т. VI, стр. 361.
  90. Russel. Nubia and Abyssinia. P. 271; Комб, Т. III, стр. 73 и пр.
  91. Schroeck Kirch. Gesch. V. XXXIV. P. 458.
  92. Декрет для яковитов (лат.) — послание Флорентийского собора Сиро-яковитской православной Церкви. — Прим. ред.
  93. Брюс, т. V, стр. 167. Царь Социний запрещал некоторые местные празднества.
  94. Lettres édifiantes, mission d’Egypte. V. I. Paris, 1836. P. 581.
  95. Джоует, стр. 188.
  96. Ausland, 1843, р. 4.
  97. Джоует, стр. 182.
  98. Там же, стр. 133.
  99. См. Гобата, также Лудольфи, т. II, стр. VI.
  100. Брюс, Т. III, стр. 280.
  101. Church quart, review. 1844, april. The highlands of Ethiopia by Harris, p. 404. В каждой церкви четыре страшных фолианта, состоящие из жизни святых и пр.
  102. Т. III, стр. 348. Между книгами, вывезенными Реппелем в Европу, находятся «Правила апостолов», сборник, относящийся к первым векам Церкви и сохранившийся в одном абиссинском тексте. Некоторые протестантские ученые хотели причислить их к каноническим книгам Нового Завета (см. предисловие английского перевода в: Ethiopie didascalia. In 4°. London, 1834).
  103. Гаррис, стр. 389; Изенберг, т. II, стр. 90.
  104. Russel, Нуб и Абис, стр. 141.
  105. Брюс, т. IV, стр. 13, п. VIII, 100; Луд., кн. II, гл. 8. Два с половиной века продолжался этот обычай, но в начале XVII века царь Нуд, движимый великодушием, изменил его, и с тех пор начались междоусобия, которые наконец повергли Абиссинию в ее настоящее жалкое состояние.
  106. Комб., т. IV, стр. 147.
  107. Стоит только вспомнить: abbates laici, canonici seculares, епископ и вместе герцог-феодал, начальствующий своей дружиной; поэтически прекрасный, но вместе противохристианский подвиг крестовых походов; наконец сам Папа и все построение латинского церковного государства.
  108. Государство и Церковь (англ). — прим. ред.
  109. Таково было общее представление о Церквах восточных, которое тогдашний Рим навязывал на убеждение всего ему подвластного христианства.