или
Дело мастера боится
Опера-водевиль в одном действииРусский водевиль.
М., «Искусство», 1970
Радимов, богатый помещик.
Наденька, его дочь.
Репейкин, приятель Радимова.
Лионский, сосед Радимова.
Саша, горничная Радимова.
Иван, денщик Лионского.
Садовник.
Слуга.
Охотники, слуги и крестьяне.
Наденька.
Нет, Саша, я никак не соглашусь.
Саша.
Ну, право же, на вас я рассержусь.
Наденька.
Нет, батюшку связь эта огорчает;
А где найдешь отца, его добрей?
Хоть он бранит, но с радостью прощает.
Саша.
Так вы его обрадуйте скорей.
Не правда ль, вы на это согласитесь?
Наденька.
Ах, Саша, я не знаю, что сказать!..
Саша.
Но если вы ни в чем не провинитесь,
Так не за что вас будет и прощать.
Наденька. Но что же мне должно делать?
Саша. Сущую безделицу: согласиться на свидание с Лионским.
Наденька. Без ведома батюшки?
Саша. Разумеется, потому что он отказал ему от дома; поссорился за какой-то чересполосный лес. Есть из чего хлопотать! Лионский, верно бы, не постоял за такую дрянь, лишь бы ему увидеться с батюшкой. Да тут есть и другие штуки; я тотчас догадалась, что батюшка недаром посматривает на вас исподлобья… У него в голове какие-нибудь затеи. И от Лионского бегают потому, что он делает вам глазки, а этого не было в плане господина Радимова.
Наденька. Как, ты думаешь, что Лионский…
Саша. Влюблен по уши. О! Я знаю в этом толк! Например, отчего он все ходит по саду один-одинехонек, вдруг остановится, смотрит куда глаза глядят, стучит кулаком по лбу и вскрикивает: ах, Наденька! Полноте, если этот не любит вас, так вовсе нет любви.
Наденька. Так вот что называют любовью?
Саша. Право, сударыня, согласитесь на его требования, не то бедняжка совсем сойдет с ума.
Наденька. Ах, боже мой! Да это невозможно… По крайней мере, Саша, откажи ему поучтивее; скажи, что мне очень нравится его обращение… его нрав… ум… сердце… Скажи, что я очень жалею, что не могу с ним видеться…
Саша. Одним словом: скажи ему, что он прекрасный человек и что в награду за все его отличные достоинства я не хочу и слышать о нем.
Наденька. Нет, нет; ты все перетолковываешь по своему. Можно отказать ему так ласково…
Саша.
Все это только сказки,
Но вот моя рука:
Ручаюсь, что от ласки
Любовь недалека.
Поверьте мне, что вчуже
Видала я не раз,
Что и согласье хуже,
Чем ласковый отказ.
Наденька. Саша, ты несносна сегодня. Скажи что не я…
Саша. Тс! Вот ваш батюшка.
Радимов. Здравствуй, Наденька.
Наденька. Вы сегодня рано возвратились с охоты
Радимов. Я еще не охотился, а велел все приготовит к садке. Мы сегодня будем сажать славного волка, которого недавно поймали… Я к себе ожидаю дорогого гостя… Ты знаешь, кого?
Саша. Верно, господина Репейкина. Не правда ли?
Радимов. Точно. Он мне старинный приятель, человек богатый, умный и, сверх того, чрезвычайно любезен. Как ты об этом думаешь?
Наденька. Батюшка, я его почти не знаю; видела три года назад и то вскользь.
Радимов. Это правда.
Саша. Он барин хоть куда, кабы не привычка во все мешаться.
Радимов. Он обещал мне исправиться; и знаешь ли, Наденька, что если б я был женщина, то не желал бы себе лучшего жениха.
Саша. Как, сударь! Разве Репейкин думает еще жениться? Помилуйте, да ему с лишком сорок лет.
Радимов. Ты, дура, сама не знаешь, что врешь; сорок лет — лучший возраст в жизни.
Саша. Для приятеля, а не для жены. Знаете ли, сударь, как опасно жениться в эти лета?..
Лет двадцать пять себя моложе
Когда старик жену возьмет,
Она вертеть его начнет,
Дурачить всячески… и что же?
Как бедный муж ни будь упрям,
Но прогневить жену боится,
Во всем покорен ей, а там…
А там, кто знает, что случится?
Радимов. А если ты будешь еще мешаться не в свои дела, так я знаю, что случится с тобою.
Саша. Что бы ни случилось, а я никогда бы не вышла за Репейкина, потому что…
Радимов. Потому что ты совсем от рук отбилась. Добро, голубушка! Сегодня же отошлю тебя к матери; я не хочу, чтоб ты жила здесь для того только, чтоб поминутно спорить со мною.
Саша. Как же, сударь?
Радимов. Да вот так же. Я приставлю к Наденьке другую горничную.
Наденька. Но, батюшка…
Радимов. Но, дочка, изволь проститься с нею.
Саша.
Ах, сударь, ради бога!..
Радимов.
Нет, я терпел уж много;
Накажешься ты строго.
Пошла скорей
И впредь не смей
Ты знать моих дверей
И моего порога.
Саша.
Да что же сделала я вам?
Радимов.
Пошла! Ты мне уж надоела.
Наденька.
Но что ж ей делать будет там?
Радимов.
Уж мне до этого нет дела.
Саша.
Ах, бог мой, что за кутерьма! |
Как матушке я покажуся? |
Но все скорей сойду с ума, |
Чем старика любить решуся! |
Наденька. } Вместе.
Ах, бог мой, что за кутерьма! |
Я спорить с батюшкой боюся; |
Но все скорей сойду с ума, |
Чем быть за стариком решуся. |
Радимов (Саше).
Ты хочешь свесть меня с ума…
Пошла! Не то я рассержуся;
И если не пойдешь сама,
Тебя я вытолкать решуся.
Наденька. За что прогнали бедную Сашу?
Радимов. Я имел на это свои причины, которых тебе знать не нужно. Однако ж, Наденька, поговорим о деле. Тебе семнадцать лет, не пора ли в самом деле подумать о муже? Я спрашиваю тебя не шутя.
Наденька.
Я скажу вам не шутя,
Что над сердцем я не властна.
Как дитя, любовь прекрасна
И капризна, как дитя.
Планы мы себе готовим,
А любовь смеется им;
Ловит нас, когда бежим,
И бежит, когда мы ловим.
Радимов. Ловит нас! Мы ловим!.. Это все злодейка Саша ее научила.
Слуга. Господин Репейкин приехал.
Радимов. Насилу дождался дорогого гостя. Да что ж он нейдет?
Слуга. Изволит доставать из коляски доморощенных диких уток, которых привез вам в гостинец.
Радимов. Смотри, пожалуй, какой проказник! Проси сюда.
Наденька, не принарядиться ли тебе для гостя? Он человек со вкусом, и надобно ему понравиться.
Наденька. Если вам угодно, я оденусь.
Радимов (один). Ох, боюсь я, что Лионский помешает моему плану; кажется, он не противен Наденьке. Хорошо еще, что я отказал ему от дома и прогнал Сашу: эта разбойница вечно за него заступалась… Однако ж если Наденька влюблена в него, если она будет несчастлива… Да нет! Это пустяки.
Беда, когда неосторожно
Мы увлекаемся страстьми!
Итак, для их же пользы должно
Смотреть построже за детьми.
Притом для женщин мало значит
Влюбиться, разлюбить шутя;
В день свадьбы пусть невеста плачет,
Лишь бы смеялась день спустя.
Репейкин все-таки нейдет.
Радимов. Что значит этот выстрел? Кажется, в прихожей… никто не ранен?
Репейкин. Ничего, ничего, успокойся, любезный Радимов. Это я, проходя через лакейскую, вижу ружье, оно показалось мне хорошо, беру его; между тем…
Коршун по двору летает.
Я, чтоб не было греха,
Целюсь — паф!.. Ружье стреляет…
Радимов.
И попало?
Репейкин.
В петуха.
Коршун тотчас испугался;
Замертво петух упал…
Радимов.
Но он сам тебе попался,
А не ты в него попал.
Репейкин. Это несчастный случай. Однако ж поздравляю тебя. Ружье славное: я знаток. Обнимемся, старый друг мой.
Радимов. Пожалуй; да я поджидал тебя к завтраку.
Репейкин. Не беспокойся; во-первых, я терпеть могу завтраков с тех пор, как проиграл две тяжбы.
Судей я славно угощал:
Они меня благодарили;
Я часто завтраки давал:
Они все завтра мне сулили.
Я ждал решительного дня,
И что ж? Соперник оправдался;
С меня же взяли штраф, и я
На завтраках одних остался.
А во-вторых, мой проклятый извозчик был мертвецки пьян, едва сидел на козлах; я, наконец, выхожу из терпения и решаюсь… угадай на что? Решаюсь сам сесть на козлы… Ты знаешь, что я правлю мастерски… Пошел, да пошел! Коляска набок, а я здесь налицо.
Радимов. И никто не убился?
Репейкин. Почти никто. Правда, извозчик стукнулся лбом в забор, но, к счастью его, я знаток в медицине; дал ему примочку да красненькую за труды: до свадьбы заживет.
Радимов. Он, я думаю, очень благодарен тебе.
Репейкин. Не за что; мы все люди — должны помогать друг другу… Кстати, я уж осмотрел твой дом.
Радимов. Как! Уж успел?
Репейкин. Да много ли времени на это нужно? О! Я родился быть архитектором; это настоящее мое назначение. Конюшня твоя никуда не годится: ее должно переставить. Оранжереи вовсе не надобно; я заведу тебе паровую тепличку. Дай срок, любезный, ты сам не узнаешь своей подмосковной.
Радимов. Помилуй, братец, не успел приехать и хочешь все ломать и строить.
Репейкин. Польза моих друзей для меня дороже собственной.
Радимов. О! Ты со всеми дружен.
Репейкин. Но Радимов останется всегда моим лучшим другом.
Радимов. В этом я уверен… Однако ж поговорим о важнейшем нашем деле.
Репейкин. Хорошо, хорошо; только у меня есть еще до тебя просьба.
Радимов. Что там такое?
Репейкин. Мне попалась на дворе прехорошенькая девушка. Она вся расплакана и говорит, что ты гонишь ее из дому.
Радимов. Гоню, и за дело.
Репейкин. Да у ней пресмирное личико.
Радимов. Очень жалею.
Репейкин. Полно, полно; дай мне обделать это.
Радимов. Да почему ты так за нее заступаешься?
Репейкин. Я? Ни почему; я ее вижу в первый раз отроду, но, знаешь ли, как приятно эдак уладить что-нибудь.
Радимов. Ты не знаешь, что она сделала.
Репейкин. На что мне знать? Что мне мешаться в чужие дела? Верно, какие-нибудь любовные шашни, не правда ли? Да что толковать об этом! Дело решено. Да? Ты согласен? Она останется здесь? Нельзя же, чтоб ты отказал мне в первой моей просьбе. Ну, бей по рукам! Ведь ты больше не упрямишься?
Радимов. Если тебе непременно хочется. (В сторону.) Не стал бы он после пенять на себя. (Вслух.) Поговорим о нашем деле-то.
Репейкин. Да, да, поговорим о моем деле. Я женюсь на твоей дочери!
Садовник: Уймите, сударь, вашу собаку: она перемяла все гряды и заела трех кур.
Радимов. Какая собака?
Репейкин. Я привез с собою; датская собака моего приятеля. Он просил меня выдрессировать ее; аршина полтора от земли; славной породы. Она тебе пригодится.
Воров ужасно много стало
Везде, куда ни оглянись;
И потому бы не мешало
Тебе собакой запастись.
Она хотя не забияка,
Но славный сторож по ночам…
Садовник.
Да если все поест собака,
Так что ж останется ворам?
Потрудитесь покликать ее; она вас знает.
Репейкин. Дурак! Она меня знает столько же, как и тебя. Говорят тебе, что это не моя собака; покличь ее Вулканом.
Радимов. Пока вы рассуждаете, она продолжает душить моих кур. Пошел, привяжи ее скорее.
Репейкин. Не забудь: ее кличут Вулканом.
Репейкин. Этот дурак помешал нам… о чем мы заговорили? Да! Ты выдаешь за меня свою дочь.
Радимов. Да, братец; это было всегда мое любимое желание, и я ждал только, чтоб она вошла в лета.
Репейкин. Милый Радимов!
Радимов. Мы не станем более разлучаться и проведем старость вместе; будем вспоминать друг другу про нашу молодость. Как это приятно!
Мой друг, стихи поэта
Люблю я повторять:
«Под старость детски лета
Утешно вспоминать».
С улыбкой обращаться
На свой прошедший путь:
Вот средство наслаждаться
И время обмануть.
Репейкин.
Всему на свете мера,
Все будет жертвой дней,
Но дружба и мадера
Чем старе, тем вкусней.
Друзей своих держаться,
Винца подчас хлебнуть:
Вот средство наслаждаться
И время обмануть.
Радимов. Мне не надобно зятя лучше тебя; ну, а дочь мою ты знаешь; в три года она еще более похорошела, только молода немного.
Репейкин. Пустяки! Пустяки! Не моложе меня! Молодость в голове; мне до сих пор двадцать лет, и я, верно, влюблюсь в нее по уши… Да, кстати: знает ли она о наших намерениях?
Радимов. О нет! Я слегка намекал ей; хочу, чтоб ты сам понравился; притом же девушкам не говорят вдруг о замужестве, должно их приготовить.
Репейкин. Так мы приготовим ее; ты совершенно прав, и я, верно, понравлюсь.
Слуга (тихо Радимову). Все готово, сударь.
Радимов. Хорошо… Прощай, покамест отдохни немного; у меня есть дельце. Смотри же, постарайся понравиться без меня.
Репейкин. Это решено, не беспокойся.
Радимов. Оно так, да я что-то плохо на тебя надеюсь.
Репейкин. Полно! Полно! Что-ты?
Я на это деликатен;
Ты увидишь по делам,
Что жене тот муж приятен,
Кто все любит делать сам.
Обо всем в дому хлопочет,
Не дает жене гулять,
И в свои дела не хочет
Постороннего мешать.
Радимов. Однако ж иногда лучше сидеть сложа руки.
Репейкин (один). Пусть его говорит, что хочет; все пойдет навыворот, ручаюсь головою… Какой беспорядок! Вижу, что без меня дело не обойдется. К чему этот цветник?.. Что за вздор! Часы бегут, и никто не поправит: им своя воля — ври что угодно. (Переставляет стрелки; пружина лопается.) А! Ничего: пружина только лопнула… (Передвигает стол и стулья.) Право, точно у нас в Путивле: без меня ничего не сделают; измучили нонешнюю зиму; зато уж и любят меня, да и не мудрено — за всем смотрю один.
Саша. Ах, сударь, как же я вам благодарна!
Репейкин. Дело твое сделано; только, черт возьми, порядочного труда мне стоило: Радимов и слышать ни хотел о тебе. Да счастье твое, что я лучше его знаю, что он должен делать. Ну, что ж? Ты очень рада?
Саша. Как же, сударь.
Репейкин. Нет ли еще чего на душе? Мне говори смело.
Саша. Я боюсь вам наскучить.
Репейкин. Мне наскучить? Напротив, это весели меня. Говори же, в чем дело. Нет ли какой любвишки! Ась? Верно, есть?.. А право, она прехорошенькая. (Берет ее за подбородок.) Девушка хоть куда, ей-богу.
Саша. Полноте, сударь, не трогайте меня.
Репейкин (берет ее за руку). Колечко, да еще золотое; славное колечко; верно, от милого человека… Продолжай рассказывать мне свою сказку.
Любовные люблю я сказки;
Скажи подробно, Саша, мне,
Как начала ты делать глазки,
Как милый отвечал тебе?
Саша.
Сказала б я, да уверяют,
Что сказка эта страх длинна.
Репейкин.
Ах, милая, а все скучают,
Когда окончится она.
Саша. Ах, сударь, вот она.
Репейкин. Кто она?
Саша. Моя сказка.
Репейкин. Какая сказка? Что ты врешь?
Саша. Ну да тот, о ком мы говорили… в кого я… нет, бишь, кто в меня влюблен.
Репейкин. Право? Что ж? Малый хоть куда. Кто ж вам мешает обвенчаться?
Саша. Кто? Барин.
Репейкин. Неужто? Да посмотри, посмотри: он манит тебя. Поди сюда, голубчик; не бойся, при мне все можно говорить. Ведь ты любишь Сашу? Ась?
Иван. Люблю, сударь; видит бог, люблю.
Репейкин. Ну, так будьте покойны… Да зачем проклятый Радимов тут мешается? Ох, мне уж этот Радимов! Во все путается! И что ему за дело? Кто его спрашивает?
Саша. Да вот, видите ли, сударь: Иван служит у господина Лионского, вот что живет в нашем селе; ну, знаете, маленький домик с зелеными ставнями?
Репейкин. Как не знать! Я тотчас заметил — славный домик. Только его надобно сломать: стоит не на месте.
Саша. Вчера за какой-то лес, не знаю хорошенько, господин Радимов отказал Лионскому от дома.
Репейкин. Как! Таки совсем отказал? Наотрез?
Саша. Наотрез.
Репейкин. Экий бестолковый! Ссорится с соседями, где это видано? Я непременно хочу уладить это дело… Да, право, мне кажется, что Радимов сошел с ума.
Иван. Кто его знает! А барин мой так огорчился, что жалко видеть. Посмотрите, вот он стоит, задумавшись, там у калитки.
Репейкин. Кто? Тот молодой человек? Вижу. Постой, я поговорю с ним, узнаю, с чего Радимов вздумал… Ну, брат Радимов, хорошо, что я приехал вовремя.
Саша. Что, Ваня, каков этот приезжий барин? Он хочет нас женить.
Иван. Нечего сказать, славный малый.
Саша. Ах! Как весело будет венчаться! Все выбегут на улицу смотреть, как мы поедем; все станут нам завидовать: и девушки… которые еще девушки, и вдовы, которые напрасно дожидаются женихов, и, может быть многие замужние.
Начнутся песни, игры, пляски;
Желанье сбудется мое,
И я тебе позволю ласки
И много кой-чего еще.
Ты все оставишь волокитства;
Я также буду посмирней…
Ну, право, хоть из любопытства,
Мне замуж хочется скорей.
Иван. То-то славно мы заживем с тобою! Я ведь знаю секрет, как жить счастливо в женитьбе. Каков же я!
Саша. Ты знаешь? Ну, расскажи-ка мне.
Иван. Пожалуй.
Обещайся быть верна,
Брось господское кокетство,
Будь послушная жена…
Саша.
Но скажи мне к счастью средство?
Иван.
Вот оно и всех верней:
Самому, без всяких шуток,
Мужем быть жены своей
И отцом своих малюток.
Саша. Скажи, пожалуй! А я думала, что все знают это средство.
Иван. И знают, да не все им пользуются.
Саша. Тс! Тише. Вот барышня.
Наденька. Ах, Саша, как я рада, что батюшка простил тебя… Однако ж скажи мне, что сделалось с Репейкиным? Он попался мне в саду, едва кивнул головой и пустился бежать.
Саша. Не беспокойтесь, сударыня; он скоро воротится.
Наденька. Но это, кажется, Иван?
Иван. Точно так-с.
Наденька. А я тебе запретила говорить с ним! (Тихо Саше.) Спрашивала ли ты его о Лионском? Где он? Что делает? Что же ты с ним не говоришь?
Саша. Все идет как нельзя лучше: господин Репейкин побежал за ним.
Наденька. Как? Ты сказала ему?
Саша. Ничего; он мне не дал слова сказать, увидел Лионского… Видно, они знакомы, потому что Репейкин побежал к нему. Да вот и они. (Уходит с Иваном.)
Репейкин. Я говорю вам, что нечего бояться. Войдите. Экий какой! Уж когда я ручаюсь вам за хозяина…
Наденька (в сторону). Я не знаю, что мне делать.
Репейкин. Вообразите, что Радимов с ним было поссорился. Он не смел идти сюда, и если бы я не взялся за это…
Лионский. Признаюсь, сударыня, что после слов вашего батюшки…
Репейкин. Полно, полно! Есть о чем толковать; маленький каприз; это прощается между друзьями; притом же вы уступаете лес, и Радимов нехотя должен согласиться… Вы видите, что здесь есть кому заступиться за вас.
Наденька. Конечно, есть кому.
Репейкин. Скажите-ка мне лучше, что это вы делали там, под большим деревом?
Лионский. Как? Стало, вы видели?
Репейкин. Видел ли я? Разумеется, видел.
Лионский. Я мечтал…
Репейкин. Нет, сударь, вы не мечтали, а держали в руках…
Лионский. Книгу.
Репейкин. Альбом, сударь; вы спрятали его, ком я пришел.
Лионский. Да, я перечитывал.
Репейкин. Пустяки! Пустяки! Вы не перечитывали, а писали.
Лионский. Точно, некоторые замечания…
Репейкин. Вы писали стихи, полноте запираться.
Лионский. Когда вы сами видели…
Репейкин. Точно! Я был в этом уверен; верно, какой-нибудь чувствительный романс. Покажите, покажите: это по моей части. (Тихо Лионскому.) Вы влюблены? Да? Признайтесь откровенно, скажите мне все. (Тихо Наденьке.) Он влюблен.
Наденька. Неужели в самом деле?
Репейкин. Помилуйте, я тотчас догадался; я узнал по лицу! О! Меня не обманете.
Лионский. Нечего делать, я должен признаться.
Так признаюсь чистосердечно,
Что я без памяти влюблен,
Что я любить клянуся вечно,
Хоть буду вечно разлучен.
Моя душа лишь одного желает:
Любовью жить и умирать.
Пусть счастливый любовник изменяет,
Несчастные не могут изменять.
Им ветреность счастливцев непонятна,
Влюбившись, им нельзя влюбиться вновь;
Тоска питает в них любовь,
И смерть за милую приятна.
Репейкин. Ну, бог знает еще — приятна или нет! А как зовут предмет вашей страсти?
Лионский.
Еще любви своей открыть
Я не осмелился пред нею;
И я могу ее любить,
А называть ее не смею.
Репейкин (Наденьке). Сам признается, что влюблен! (Ему.) А хороша ли она?
Лионский.
Любви несмелой похвала,
Поверьте, будет ей напрасна;
Она по красоте мила
И по милу она прекрасна.
Репейкин (Наденьке). Знаю, знаю! По хорошему мил, по милу хорош; это и про меня часто говаривали.
Наденька (в сторону). Какое положение!
Репейкин (Лионскому). Ну, верно, есть талант?
Лионский. Прекрасный голос!
Репейкин (Наденьке). У них у всех прекрасные голоса!.. Итак, вы ее очень любите?
Лионский. Более жизни!
Репейкин (Наденьке). О! О! Да это страстная любовь.
Наденька. Выдумаете?
Репейкин. Поверьте мне: я в этом знаток.
Наденька (в сторону). Можно ли не любить его!
Репейкин. Да зачем же вы не откроетесь? Знаете ли, молодой человек, что в любви должно быть как можно смелее? И не стыдно ли военному бояться девушки!
Лионский.
Кто горит любовью страстной,
Должен тот всегда робеть;
Взор всесильный, взор прекрасный
Может все ему велеть.
Дух, в боях неустрашимый,
Часто словом устрашен
И, никем непобедимый,
Взглядом милой побежден.
Можно ль выразить словами,
Что лишь чувствовать привык?
Нет! Влюбленному богами
Дан особенный язык.
Душу он с душой сближает,
Розой на щеках горит,
Взглядом сердце выражает
И молчаньем говорит.
Репейкин. Оно все так; да молчание не всегда бывает понятно.
Лионский. Признаюсь также, что мне мешали открыться; есть такие люди…
Репейкин. Да, которые вечно вмешиваются в чужие дела и все портят. Есть, точно, есть; и можно ль поручиться, что теперь кто-нибудь нас не подслушивает. Все двери отворены, есть ли возможность поговорить о деле! (Подходит к двери кабинета.) Вот эта вовсе не запирается. (Вертит ключ и входит в кабинет.)
Лионский. Если б я смел… сударыня… извините…
Репейкин (из-за двери). Отворите, отворите, меня захлопнуло дверью.
Лионский. Извините смелое признание мое. Так я люблю, обожаю вас; решите участь мою одним словом…
Репейкин. Да выпустите ли вы меня!
Ну что ж, лучше ли вам теперь?
Лионский. Гораздо лучше.
Репейкин. Так вы еще не открылись в любви?
Лионский. Нет, сударь, я открылся, но не получил еще ответа.
Репейкин. Вам не отвечали? Напрасно; должно всегда отвечать что-нибудь.
Лионский. Время не позволило; случаи так редки.
Репейкин. О! Стоит только захотеть, и они будут очень часты; да вот недалеко искать: я однажды преспокойно объяснился в любви да еще при моем сопернике. Знаете ли что? Поручите мне это дело и вы увидите, что все улажу, как должно. Что там такое? (Смотрит в окно.) Смотри, пожалуй! Они затеяли садку без меня. Хорошо, господа, прекрасно. Ах, батюшки мои! Волк уйдет от них!.. Тотчас ворочусь; случаи так редки… Эй, Вулкан! Вулкан! Venez-ici![1] Ату его! Ого! Ого!
Наденька. Как! Он оставил нас одних. Лионский. Позвольте мне хоть теперь узнать судьбу мою.
Наденька. Ах, боже мой, я не знаю, что вам отвечать… я в таком замешательстве!..
Лионский. Одно ваше слово сделает меня или счастливейшим, или несчастнейшим человеком в свете.
Наденька. Но если узнает батюшка… нет, я не могу вам ничего сказать.
Лионский. По крайней мере, позвольте мне надеяться, что со временем…
Наденька. Со временем… Кажется, батюшке нельзя за это сердиться… Да, со временем вы можете… но идут…
Саша. Уйдите, уйдите скорей: батюшка идет.
Наденька. Батюшка!
Лионский. Я не смею теперь показаться ему, но после…
Наденька. Ах, я забыла сказать вам, что батюшка хочет…
Саша. Хорошо, хорошо, я все расскажу, только уйдите, ради бога!
Хор охотников.
Где это видано, чтоб всякий
Чужого зверя смел ловить?
И волка датскою собакой
Кому позволено травить?
Радимов.
Вы, верно, сударь, позабыли,
Что волк не вами пойман был…
Репейкин.
Вы два часа его травили,
А я в минуту затравил.
Хор охотников.
Нигде не видано, чтобы всякий
Чужого зверя смел ловить.
И волка датского собакой
Вперед не смейте вы травить.
Радимов. Ну, что за шутки, братец, напустить преглупую собаку на такого славного волка.
Репейкин. Что ж? Ты, верно, собирался посадить его за стекло?
Радимов. Нет; да всему ведь есть пределы…
Репейкин. Я не понимаю этих тонкостей. Ты охотился; зачем ты охотился? Чего тебе хотелось?
Радимов. Мне хотелось повеселиться… убить время…
Репейкин. Неправда, тебе хотелось убить зверя, а мне удалось прежде тебя.
Радимов. Да на это держат борзых собак; вся губерния знает, каково скачут мои.
Репейкин. А моя, небось, дурно скачет! Выскочила в окно, наскочила на волка и задушила его.
Радимов. И хозяин и собака сговорились бесить меня.
Но, одурачивши нас, можно
Тебе прощенья попросить.
Репейкин.
Нет! Без меня вам и не должно
И думать волка затравить.
Но, впрочем, мне до вас нет дела,
И я заметить лишь хотел,
Что я во всем собаку съел!
Радимов. Твоя собака волка съела.
Репейкин. Впрочем, извольте. Я виноват, и вперед пусть волк поест ваших собак, вас самих, пусть уйдет, — я не помешаю ему; полноте сердиться, вот лучше выпейте за мое здоровье. (Дает им денег.)
Хор охотников.
Теперь ни слова мы не скажем,
Признался он в своей вине;
Его невинность мы докажем,
Потопим злость свою в вине. (Уходят.)
Репейкин. Однако ж, Радимов, уговор лучше денег: я сердит на тебя, ты сердит на меня, вот мы и квиты; поцелуемся теперь.
Радимов. Нет! Нет!
Репейкин. Экий какой! Ведь я прощаю, последуй моему примеру… О! Да он презлопамятный, из себя выходит… Да ты с душком. Смотри, эдак недолго и занемочь. (Щупает у него пульс.) Большое волнение, очень большое. Мы это уладим. Я хочу серьезно заняться исправлением твоего нрава.
Радимов. С тобой поневоле засмеешься. (Хочет сесть, но мебель не на месте.) Прошу покорно, что за беспорядок в комнате? Это, верно, опять твои штуки; хотелось переставить… А мои часы… (Идет к часам.)
Репейкин (удерживает его). Постой, не трогай; говорят тебе, не трогай. Я знаю, что ты пренеловкий. Вы в деревне никогда не знаете, который час… Большая пружина лопнула, поставят другую, вот и все тут; положись уж в этом на меня.
Радимов. Согласись, что я имел бы право рассердиться в самом деле, потому что тебя невозможно исправить.
Репейкин. Так вот тебе доказательство, что я послушлив по крайней мере… (Хочет поставить мебель на прежнее место.)
Тебе ж в угодность я хотел
Уставить мебель так, как должно.
Радимов.
Ты мне уж, право, надоел;
Иль отдохнуть тебе не можно?
Репейкин.
Я для тебя же хлопочу.
За всем присматриваю строго,
Поставить к месту все хочу…
Радимов.
Тебе работы будет много.
Репейкин. Кстати, дай слово, что не будешь браниться; у меня есть до тебя просьба, и мне бы не хотелось просить понапрасну.
Радимов. Ну, так и быть, только говори скорее.
Репейкин. У тебя есть ссора с соседом, с Лионским.
Радимов. Как! Ты уже знаешь?
Репейкин. Да есть ли что-нибудь, чего бы я и не знал? Всему причиною чересполосная роща.
Радимов. Ну да.
Репейкин. Я хочу уладить это дело.
Радимов.
Я прежде был с ним дружен:
Жил мирно восемь лет,
Но мне теперь не нужен
Привязчивый сосед.
За рощу он недавно
Стал есть меня, как моль,
И насолил мне славно
За всю мою хлеб-соль.
И прошу тебя не мешаться в это дело.
Я не хочу, чтобы ты…
Репейкин. Чтобы я напрасно беспокоился? Дело кончено.
Радимов. Как кончено?
Репейкин. Да он уступает тебе лес, и ужо я приведу его сюда.
Радимов. Что ты? Я не хочу его видеть.
Репейкин. Прошу, сударь мой, не делать со мной этих штук. Лионский прекрасный молодой человек, и когда я сказал ему, что ты прислал меня…
Радимов. Как! Ты сказал?.. Однако ж я вижу, что ты не последний чудак.
Репейкин. Да, сударь, я ему сказал, и он принял меня преучтиво, преласково и преблагородно. Он даже расхвалил тебя. Это очень похвально с его стороны; нельзя же тебе не согласиться, что это очень похвально.
Радимов. Оно все так, но…
Репейкин. Но я говорю тебе, что это похвально, очень похвально. Он так уважает тебя…
Радимов. Нечего делать… поневоле должно принять его. Но что за необходимость тебе мешаться в это дело? Неужли ты вечно будешь… (Хочет понюхать табаку.)
Репейкин (отнимает табакерку). А! Портрет покойницы; большое сходство, только глаза я не так бы сделал… А знаешь, это пресчастливая мысль списать портрет для табакерки.
Тебе, мой милый, подражая,
Велю с жены портрет списать;
Пусть табакерка золотая
Ее мне будет вспоминать.
Оно и ловко и опрятно…
Притом же дома и в гостях
Для мужа всякого приятно
Всегда жену держать в руках.
Радимов. Да у тебя еще нет жены; ты даже и не открылся еще в любви своей невесте.
Репейкин. Не беспокойся, не твое дело. Насчет любви я могу быть твоим учителем.
Радимов. Делай что хочешь, если успеешь. (В сторону.) Я не вижу никакого средства его исправить, он час от часу хуже. (Уходит.)
Репейкин (один). Удивлю ж я его. Когда он за все сердится, так я ни во что более не стану мешаться: пусть их сидят, ходят, плачут, смеются. По мне хоть трава не расти. Если дом загорится… Желал бы, право, чтоб он загорелся! Я не тронусь с места… Да ведь я таков, когда решусь на что-нибудь… (Ложится в кресло и поет.)
Пускай идет, как хочет, свет!..
Саша. Не знаете ли, сударь, где барин?
Репейкин (продолжает петь).
Мне все равно, мне дела нет.
Саша. Не видали ли вы его?
Репейкин. Не видал ли я? Кого? Зачем ты меня спрашиваешь? Разве ты не знаешь, что я слеп.
Саша. Неужто?
Репейкин. Да, да. У меня глаза на то, чтобы не видать, уши, чтоб не слыхать, язык, чтоб не говорить, руки, чтоб ничего не трогать. Я — человек мертвый; говорят тебе, что я умер. Затверди это хорошенько и не тревожь костей моих.
Саша. Да вот, изволите видеть, наш повар хочет спросить барина, как изготовить уток, что вы привезли.
Репейкин (вскакивает). Повар спрашивает, как изготовить! Кого он спрашивает? Имеет ли он хоть малейшее понятие об утках? Он не имеет никакого понятия!
Саша. Право, сударь, не знаю; с моей стороны…
Репейкин. Постой! Постой! Дай срок, ты увидишь.
Саша. Как! Стало, вы умеете и кушанье готовить?
Репейкин. Надеюсь, что этому стоит поучиться. Пусть Радимов увидит мое искусство: вот случай помириться.
Саша. Ну вот! Теперь он сделался поваром; на все годен… Ах! Это вы, сударь.
Лионский. Скажите мне, милая, где Репейкин? Мне нужно с ним поговорить.
Саша. Он сейчас вышел, я кликну его. (Уходит.)
Лионский (один). Кажется, после участия, которое он оказал мне, я обязан с ним посоветоваться; надобно только быть осторожнее… Если бы я не боялся ее отца…
Репейкин. Добро пожаловать! Знаете, когда мне сказали, что вы меня спрашиваете, ничто не могло удержать меня; я тотчас прибежал, хотя внизу пропасть дела… Кстати, каково идут наши дела? Я говорю наши. Это вам не противно?
Лионский. Напротив, я вам очень благодарен. Я виделся с нею.
Репейкин. И.открылись в любви?
Лионский. Я последовал вашим благоразумным советам.
Репейкин. Хорошо, очень хорошо! (В сторону.) Моим благоразумным советам! Да он преумный, право, преумный. (Вслух.) Мы открылись? Само собою разумеется, что нас любят, что ж мы будем теперь делать?
Лионский. Я думаю, что должно писать к отцу.
Репейкин. Прекрасно! Это непременно должно.
Лионский. Вот что я написал.
Репейкин (читает про себя и рвет письмо). Посмотрим, посмотрим!
Лионский. Что же вы делаете?
Репейкин. Что надобно. Пречувствительное письмо; вы обожаете, умираете, все это прекрасно, — и вы думаете, что отец сжалится и наденет по вас траур?
Лионский. Может ли он противиться моей любви?
Репейкин. Он будет противиться; увидите, что будет.
Лионский. Как, вы думаете?
Репейкин. Я ничего не думаю, я уверен.
Лионский. Неужели он отдаст свою дочь за человека, которого она не любит; это будет вовсе безрассудно.
Репейкин. Да разве отцы что-нибудь понимают? Это пребестолковый народ. Вы хорошо придумали написать к отцу, но письмо ваше никуда не годится, совершенно никуда.
Лионский. Что же мне делать?
Репейкин. Садитесь к столу, вот чернила, бумага. Я вам продиктую.
Лионский. Я не знаю, как благодарить вас.
Репей кин (очинив перо). Пишите; я знаю этих отцов наизусть… Прежде всего скажите: богаты ли вы?
Лионский. Но деликатность…
Репейкин. Деликатность не имение; богаты ли вы?
Лионский. У моего дяди тысяча душ, а я наследник.
Репейкин. Прекрасно! Каких лет ваш дядюшка?
Лионский. Ему лет семьдесят.
Репейкин. Все равно, что умер. У вас тысяча душ… Что ж за вздор вы мне наговорили.
Лионский. Но дядя мой жив еще.
Репейкин. Говорят вам, что он умер. Разве он не должен умереть? И не ему чета умирают. Это очень дурно, что вы не переделаете этого… Теперь начните письмо, говорите о своей любви. Посмотрим, что вы скажете?
Лионский (пишет). «Милостивый государь, я не мог видеть равнодушно вашу дочь…»
Репейкин. Пишите: «Смею надеяться, что и она меня любит».
Лионский. Как можно, сударь?..
Репейкин. Можно и должно.
Лионский (пишет). «Смею надеяться, что мои чувства ей не противны».
Репейкин. Ну, будь по-вашему. «Я имею хорошее состояние, в скобках — тысячу душ».
Лионский. Но…
Репейкин. Пишите, что вам говорят, это одно может решить отца в вашу пользу. Я знаю, что делаю.
Лионский (пишет). «Я остаюсь наследником тысячи душ…»
Репейкин. «Я уверен в согласии моих родных и смею требовать руку вашей дочери» и т. д. и т. д. (В сторону.) Не забыть бы другого дела. Поваренная книга… об утках… наконец нашел!..
Лионский. Что же мне еще должно делать?
Репейкин. «Ощипи уток, выпотроши и опали слегка, наблюдая, чтоб не осталось ни пушков, ни пеньков; оправь, сложи им ноги и зашпиль».
Лионский. Но, сударь…
Репейкин. «Изруби немного корки со свежего лимона». А1 Вы написали? Это еще не все: у нас есть соперник, не правда ли?
Лионский. Да сударь.
Репейкин. Что он за человек?
Лионский. Не знаю, я его не видывал.
Репейкин. Все равно, будто мы его знаем. Post scriptum: «В кастрюлю положи три полных соусных ложки…» Виноват, не тем голова занята. Пишите: «Я знаю, что вы обешали руку вашей дочери другому, но он человек благородный…» Пишите, это похвала сопернику, и, стало быть, отец, который его выбрал, также благородный человек. «Он обещал мне отказаться от вашей дочери, когда узнает, что мои искания вам не противны».
Лионский. Но как же я могу сказать, что он обещал, когда я его в глаза не знаю?
Репейкин. Все равно, все равно; он человек благородный, не правда ли? А какой благородный человек поступит иначе? Пишите, я непременно хочу. Вы прочтете мне после. Не могу надивиться сам себе: в одно время диктую письмо и обдумываю обед.
Лионский (читает). «Я знаю, что вы обещали руку вашей дочери другому, но он человек благородный; он обещал мне отказаться от вашей дочери, когда узнает, что мои искания вам не противны».
Репейкин. Хорошо. Сверните письмо, отправьте его, и поздравляю вас с успехом… «Дай соусу вскипеть однажды…»
Лионский. Ах, сударь, будьте уверены в моей благодарности.
Репейкин. «…и положи под уток». Хорошо, хорошо, ступайте.
Лионский. Нет, я не хочу ничего скрывать от вас; узнайте, в кого я влюблен, кто этот отец…
Репейкин. А к чему бы это? Что мне нужды? Я не любопытен: делаю добро из удовольствия. Впрочем, какое мне дело до этого? Разве я мешаюсь в чужие дела, где меня не спрашивают? Отнесите-ка лучше письмо: это всего нужнее. Счастливый путь!
Лионский.
Так он, конечно, счастлив будет;
Так будет путь в пути моем!
Лионский вечно не забудет,
Кто помогал ему во всем.
Теперь от радости, от счастья,
Одно могу лишь вам сказать,
Что век без вашего участья
Моей бы свадьбе не бывать. (Уходит.)
Репейкин. Вот еще одолжил человека. Да этот малый умный: слушает мои наставления, исполняет мои советы… Однако пойти мне надо на кухню.
Саша (вбегая). Лионский пошел от вас в большой радости, но барышня идет сюда. Не худо бы вам и с нею поговорить: она хочет сказать вам что-то преважное.
Репейкин (снимая колпак и фартук). Хорошо, хорошо, надобно кончить мне мое любовное изъяснение. Я уверен в успехе, да этот проклятый Радимов пристал как с ножом к горлу.
Саша (Наденьке). Будьте смелей, сударыня. Скажите ему все. Он поговорит с батюшкой и уладит дело: он на это мастер.
Наденька. Зная ваше снисхождение, ваше доброе сердце…
Репейкин. Полноте, сударыня, это ничего не значит, совершенно ничего. (В сторону.) Дела мои идут хорошо.
Наденька. Слышала, что вы сделали сейчас для человека, вовсе вам незнакомого, я хотела…
Репейкин. Кстати, об этом: дело сделано. Я говорил с Радимовым, он согласен с ним видеться.
Наденька. Как, сударь! Батюшка согласен?..
Репейкин. Разумеется, но это еще не все. Девушка, в которую ом влюблен… вы знаете?
Саша. Да, да, мы знаем.
Репейкин. Дело сделано: он женится на ней.
Наденька. Женится!
Саша. Вот подлинное счастье!
Репейкин. Да, я все уладил. Только чего ж мне и стоило! Отец, кажется, преупрямый; хорошо, что я умел приняться за него, а он имел уж в виду другого зятя. Жених, верно, был какой-нибудь чудак. Знаете, брак по расчетам нынче только и видишь в свете. Хорошо, что я вступился, а то бедную девочку погубили бы ни за что ни про что.
Наденька. Она, верно, никогда не забудет, чем вам обязана. Это было бы слишком неблагодарно.
Саша. Да, сударыня, не должно быть неблагодарной.
Репейкин. Я награжден за все мои хлопоты, если вы одобряете их. Я уверен, что вы их одобрите; ваше лицо мне ручается за доброту вашу.
Наденька.
Но как же за душу мою
Лицо вам может быть порукой?
Репейкин.
Я тотчас это узнаю
Простою самою наукой.
Что вы душою хороши,
Я по лицу то вижу ясно:
Лицо есть зеркало души,
А ваше зеркало прекрасно.
Наденька. Это одни комплименты, сударь, но будьте уверены, что я никогда не забуду, что вы сделали сегодня. Вы меня тронули до глубины сердца, и только с вашего приезда я узнала счастье.
Репейкин (в сторону). Ну, Репейкин, не теряй времени: откройся в любви! (Вслух.) Ах, сударыня, у ног ваших позвольте… (Кидается на колени и срывает бантик с башмака ее.) Позвольте заметить вам, что бантиков нынче не носят на башмаках; об этом можно прочесть даже в «Дамском журнале».
Наденька. Я не читаю «Дамского журнала».
Репейкин. И я не читаю, и никто не читает, а все-таки не мешало бы справиться.
Радимов. А! Я, кажется, помешал вам?
Репейкин (вставая). Разумеется, братец, у тебя вечная привычка приходить, когда не спрашивают… Я объяснялся в любви.
Радимов. Ну, что ж? Каково идут дела твои?
Репейкин. Прекрасно. Я нравлюсь, мой характер нравится, мои ухватки понравились; находят, что я добр, чувствителен, ищут случая поговорить со мною… Но так как ты помешал нам, то погоди, я сделаю вам маленький сюрприз… Я не скажу тебе, какой именно, но ты увидишь, сам увидишь.
Радимов (в сторону). Видно, дело идет лучше, нежели я думал. (Вслух.) Наденька! ты досыта наговорилась с Репейкиным. Что ж, каков ом тебе кажется?
Наденька. Он очень любезен.
Радимов. Право?
Наденька. Такой обязательный, так добр. Узнавши его, нельзя не отдать ему справедливости.
Радимов. Конечно, конечно… Он имеет достоинства, и если бы не проклятая страсть мешаться в чужие дела…
Наденька. Что ж? Это не всегда дурно.
Радимов. Ты думаешь?.. Да он, как видно, совершенно тебе понравился. Ну, милая, теперь вижу, что можно все тебе открыть. Ведь я назначил его твоим мужем.
Наденька. Как, батюшка, вам угодно.
Радимов. Да разве он не открывался тебе в любви, когда я вошел?
Наденька. В любви?
Саша. О, сударыня, не беспокойтесь, разве вы не видите, что батюшка изволит шутить? Разве он не знает, что мы говорили о Лионском, когда он вошел?
Радимов. О Лионском?.. Как! Стало, Репейкин успел еще с ним повидаться?
Саша. Разумеется, он его и приводил давеча сюда.
Радимов. Репейкин? Ну этого бы я век не отгадал. И Лионский осмелился быть здесь без меня?
Наденька. Батюшка, он не виноват: друг ваш привел его.
Радимов. Что за странный человек!
Саша. Точно, сударь, и тогда-то он открылся в любви.
Радимов. Кто открылся? Что ты врешь?
Саша. Право нет-с. Вот изволите видеть: Лионский любит барышню, барышня его, а уж Репейкин-то любит их обоих. Они так и условились, и дело сделано.
Радимов. Так Репейкин сам тут был?.. Но неужели ты?..
Наденька. Батюшка, слова поступки вашего друга совершенно меня обманули. Да и вы же сами часто говорили, что Лионский очень любезен.
Радимов. Оно все так… он еще недавно поступил со мною преблагородно; но, если он любит тебя, почему не отнестись прямо ко мне.
Иван. Вот, сударь, письмо от барина к вам.
Радимов. Посмотрим, посмотрим. (Читает про себя.)
Саша (Наденьке). Будьте покойны, бояться теперь нечего.
Радимов. Письмо написано умно и учтиво; этот молодой человек хорошо объясняется… но эта приписка… Неужели Репейкин?.. Понять не могу!..
Хор.
Прославим, прославим
Господ молодых.
И петь всех заставим
На свадьбе у них.
Радимов. Что вы? Что вы? С ума сошли! Кто вас пустил с работы? Растолкуете ли вы мне?.
Хор.
Прославим… и т. д.
Радимов. Убирайтесь к черту с песнями! Скажете ли вы мне толком?
Староста. Мы, батюшка барин, молотили на току, да гость твой послал нас сюда и велел петь до его прихода. Так не прогневайся, кормилец.
Хор.
Прославим… и т. д.
Радимов. Опять шутки Репейкина!
Явление XXIX
Радимов. Ах, ты пришел очень кстати; растолкуй нам загадку… точно ли Репейкин научил тебя писать ко мне?
Лионский. Я писал по его совету.
Радимов. А приписка?
Лионский. Он сам диктовал мне ее.
Радимов. Как! Он диктовал это?
Лионский. Да, я писал его собственные слова.
Радимов. Стало быть, он хочет женить вас, но я думаю, не мешало бы ему уведомить меня, что он сосватал дочь мою.
Наденька. Батюшка, от вашего согласия зависит мое счастье.
Радимов. Любезные дети, я вижу, что всем хочется этой свадьбы. Репейкин был главным препятствием: он соглашается, и я тоже. Ну, так и быть, запоем хором. Хотя стихи довольно плохи.
Хор.
Прославим… и т. д.
Репейкин (вбегая). Славно! Славно! Фора!
Хор.
Прославим… и т. д.
Репейкин. Стишки-то мои… ась? Каковы? А музыку я же сочинял; хоть бы в водевиль поместить. Да еще дай срок, я тебе напишу стихов и музыки сколько душе угодно. Это для меня ничего не значит.
Радимов. Поди-ка сюда: растолкуй мне, что тыI делаешь?
Репейкин. Кто? Я? Люблю твою дочь до безумия, она меня также, ты согласен меня женить, я женюсь — вот и все тут.
Лионский. Что я слышу?
Наденька. За что вы хотите на мне жениться?
Репейкин. Да что с вами сделалось? Я, хоть убей; меня, ничего не понимаю.
Радимов. А я очень понимаю, что ты вмешался в любовные дела Лионского, не зная, кто он таков.
Репейкин. На что мне знать? Он женится на своей невесте, тем лучше. Мы сыграем вдруг две свадьбы.
Радимов. Нет, довольно, будет с нас одной.
Репейкин (Лионскому). Как? Стало, отец опять заупрямился?
Радимов. Нет, благодаря твоим дурачествам он перестал упрямиться.
Репейкин. Неужто в самом деле?
Радимов. Я совершенно был готов отдать за тебя Наденьку. Ты, как нарочно, сам мешал мне во всем. Я прогнал Сашу за то, что она вступилась за Лионского; ты насильно воротил ее. Я отказал было Лионскому от дома; ты отыскал его и привел ко мне. Наконец, сам продиктовал ему письмо.
Репейкин. А что? Ведь письмо написано мастерски? Признайся, что хорошо написано.
Радимов. Так хорошо, что я не мог устоять против него и поспешил дать слово Лионскому, чтобы ты не обвенчал их без моего ведома.
Репейкин. Что? Ты не шутишь? Этот отец, эта молодая девушка…
Радимов. Они перед тобою.
Репейкин. Теперь понимаю… но я сказал вам, молодой человек, что соперник ваш человек благородный. Согласитесь, однако ж, что хотя мне и не удалось, а я все-таки уладил хорошо это дело: молодые будут счастливы, а я был бы в дураках, если бы женился.
Саша. Иван! Не просить ли нам его и о нашей свадьбе?
Иван. Мы и без него обойдемся.
Лионский. Как благодарить вас?
Наденька. Вы устроили наше счастье!
Репейкин. А! Вот что! Стало, вы признаетесь, что кроме меня никто бы этого не сделал?
Радимов. Конечно, дело мастера боится.
Мишурский водевиль скропал,
Друзья везде его хвалили,
Его сыграли — он упал,
Как могут падать водевили.
Скажу Мишурским не во гнев,
Что мой совет: не торопиться.
Молчать и помнить мой припев,
Что дело мастера боится.
Саша.
За старика сестру мою
Отдать старалися напрасно;
Она не слушала родню,
Грустила, плакала ужасно…
Сестра решилась согласиться
И тем уверила родных,
Что дело мастера боится.
Иван.
Воров на свете не сочтешь,
Но их по классам различают,
Одних хватают за грабеж,
Другие сами все хватают.
Один наказан… между тем
Другой изволит веселиться
И смело повторяет всем,
Что дело мастера боится.
Репейкин.
Врага мы зрели своего,
Пред ним Европа трепетала;
Он всех сражал… вдруг на него
Россия гибелью восстала.
Ах, боже мой! Им без меня своя воля колотить посуду. Позвольте выйти, он (указывая на Лионского) пропоет за меня, оно будет гораздо лучше. (Убегает.)
Лионский.
Врага мы зрели своего,
Пред ним Европа трепетала;
Он всех сражал… вдруг на него
Россия гибелью восстала.
Пред нею гордый враг упал.
Европе нечего страшиться.
И русский свету доказал,
Что дело мастера боится.
Наденька (к зрителям).
Каков сегодня наш успех?
Об этом, верно, будут споры,
Затем, что угодить на всех
Не могут никогда актеры…
Репейкин (возвращаясь). Извините, что замешкался; без меня разбили блюдо с жареными утками, да я уладил это.
Каков сегодня наш успех?
Об этом, верно, будут споры,
Затем, что никогда на всех
Не могут угодить актеры.
Но мы за авторов своих
Теперь желаем постараться;
Вы часто баловали их…
Да как партера не бояться?..
1824
- ↑ Сюда! (франц.).