Характер и образ жизни людамарских мавров
правитьМавры, населяющие северную часть Африки, разделяются на многие независимые племена, из которых самыми страшными почитают тразартских и иль-бракенских, живущих на северном берегу Сенегала. — Гедингумские, яфнусские и людамарские не столь многочисленные, воинственны и сильны. Каждое племя мавров управляемо ханом, или царем, имеющим над ними неограниченную власть деспота.
Мавры ведут жизнь пастушескую, в мирное время занимаются одним скотоводством; пища их одно мясо. Они бывают попеременно или слишком обжорливы, или слишком воздержаны. По причине частых и строгих постов, законом им предписываемых, и по причине многотрудных путешествий, предпринимаемых ими по дикой пустыне, они с удивительным терпением переносят голод и жажду. Но между тем если мавру откроется случай удовольствовать свою жадность, то он терпение свое вознаграждает без всякий умеренности; обыкновенно один мавр съедает против троих европейцев. Мавры земледелием занимаются весьма мало: хлеб, бумажные материи с другими жизненными потребностями получают они от негров, выменивая их на каменную соль, добываемую ими в минах великой своей пустыни.
Здесь, по причине чрезвычайного бесплодия земли, очень мало произведений, годных для изделий мануфактурных; впрочем, мавры, из приготовляемой женами их пряденой козьей шерсти, для палаток своих делают сами покровы. Жены их, кроме прядения шерсти, еще выделывают кожи для седел, узд, чемоданов и других различных домашних потребностей.
Мавры из железа, доставляемого им неграми, делают довольно искусно копья, ножи и даже котлы; но сабли, огнестрельное оружие и другие военные припасы покупают они у европейцев, платя им за них неграми, похищаемыми во владениях соседственных. Главная сего рода торговля производится с французами, приезжающими на берега Сенегала.
Мавры строго соблюдают магометанский закон, преданы предрассудкам суеверия, и гонят всех европейцев с бешенством. В Беноуне[1] у них нет ни одной мечети: молятся в ограде, обвешанной рогожами и ничем сверху непокрытой. Первенствующий на их богомолиях есть в одно время и жрец их, и учитель; при свете ярко горящего огня разведенного из мелкого хворостнику и коровьего навозу, гордо проповедует он ученикам своим Алкоран и поучает их заповедям веры. Их письмена очень мало отличны от письмен, находящихся в арабской грамматике, сочиненной Ричардсоном.
Мавританские жрецы выдают себя за великих знатоков чужестранной литературы. Их беноунский священник уверял меня, что может читать все христианские книги; показывал мне различные варварские письмена, и в невежестве своем называл их римскою азбукою; у него также я видел множество других рукописей, столь же невразумительных, как и первые; он называл их персидскими сочинениями. Вся библиотека сего великого мудреца состояла не более, как из девяти книг in quarto, которые все, как мне кажется, были духовные, потому что в них почти на каждой странице я видел имя Магомета, написанное красными чернилами.
По причине чрезвычайной дороговизны бумаги, беноунские ученики обыкновенно пишут уроки свои на дощечках. Кажется, они учатся охотно и с прилежанием. Во время ежедневных школьных занятий своих, они дощечки сии всегда носят с собою, вешая их себе за спину. Молодые воспитанники, знающие наизусть несколько молитв, и умеющие прочитать или списать некоторые места из Алкорана, здесь почитаются самыми учеными, и сии малые их сведения дают им право более уже не считаться в числе малолетних. Мавр, гордясь такими познаниями, презрительными глазами смотрит на неученых негров, и при всяком случае, всеми способами, выказывает свое преимущество пред теми из соотечественников, которые меньше его сведущи.
У мавров воспитание дочерей в совершенном пренебрежении. Женщины у них мало заботятся о моральном своем характере, а мужчины недостаток сей добродетели совсем не вменяют им в порок. Мавры думают, что женщины, в сравнении с ними, имеют другое, не столько благородное предназначение: думают, что он сотворены только для исполнения воли гордых своих повелителей: чувственные удовольствия почитаются между ими первым достоинством, а рабская покорность первою, необходимою должностью.
Мавры о женской красоте имеют странные понятия. У нас красавицею называют ту, которая одарена хорошим станом, величественною поступью, прелестными и выразительными чертами лица: у них, напротив, красоту составляет безобразная дородность. Женщина, которую только два невольника могут поддерживать, не почитается еще совершенною красавицею; дабы получить ей сие лестное название, надобно, чтоб ее едва мог возить один верблюд. Здешние женщины, по причине такого предпочтения дородности, заблаговременно стараются сделаться толстыми. В этом состоит их первая и единственная забота. Матери, нежно любящие плод свой, каждое утро заставляют любезных молодых дочерей своих съедать множество кускусу и выпивать по огромной чаше верблюжьего молока; мало смотрят на то, хотят ли их дочери есть или нет: они должны непременно съесть кускус и выпить молоко — в противном случае чадолюбивые матери возбуждают в них аппетит побоями. Я видел, как горько, более часа, одна бедная девушка рыдала, держа в руках чашу с молоком, и как доброжелательная мать с палкою в руках принуждала ее пить, и как безжалостно била ее, когда она отказывалась повиноваться упрямой своей родительнице. Сие чрезмерное употребление пищи и пития в здешних девушках не производит ни болезней, ни несварения желудка; напротив оно им доставляет всю ту уродливую толстоту, которая столь пленительною кажется в глазах мавра.
Мавры покупают себе одежду у негров — по сему жены их платье свое носят с величайшею бережливостью: они вообще наготу свою прикрывают большим куском бумажной материи, которою опоясываются, которую опускают вниз почти до земли: одежда, совершенно похожая на нашу русскую юбку; к платью сему прикреплены два четырехугольные лацкана — один напереди, другой назади — и оба завязаны на плечах; обыкновенный головной убор здешних женщин состоит из бумажной повязки, закрывающей лицо от солнечного жара. Надобно однако заметить, что мавританские женщины никогда не выходят со двора, не закутавшись с головы до ног.
Занятия здешних женщин бывают различны, смотря по состоянию их мужей. Ханова жена Фатима и некоторые другие живут здесь точно так, как и наши европейские женщины: разговаривают с своими посетителями или посетительницами, читают молитвы и любуются прелестями своего лица, смотрясь в зеркало. Одни простолюдинки занимаются хозяйством. Мавританки все вообще надменны и болтливы; гнев свой обыкновенно изливают на негритянок, с которыми, как деспоты, поступают самым жестоким образом.
Здесь кстати замечу я, что бедственное состояние сих несчастных негритянок достойно всякого сожаления. С самой темной утренней зари они ходят с большими кожаными мехами, которые называются гирбами, за водою; они возят ее на себе, как скоты, для употребления своих господ и для их лошадей, которых мавры весьма редко дозволяют гонять на водопой. По окончании сей работы негритянки толкут пшеницу и приготовляют из нее кушанье. В это время палит их сверху солнце, снизу — раскалившийся песок, спереди — раскладенный огонь. Между дела метут они палатки, бьют масло, короче: делают все, что только можно представить себе трудного, и невзирая на все сии работы, их кормят очень дурно, но бьют самым жестоким образом.
Одеяние людамарских мавров почти ни в чем не отлично от одеяния негров. Первые от последних рознятся только тем, что носят на голове отличительный знак последователей Магомета — из белой бумажной материи чалму. Мавры гордятся длинными своими бородами, тем более, что такие бороды почитаются верным знаком арабского происхождения. Али[2], король людамарский, родом араб. У всех мавров волосы на голове короткие, густые и до чрезвычайности черные. Они столько уважают долгие бороды, что даже и обо мне чужестранце начали думать выгоднее, когда отросла у меня длинная борода. Мавры всегда смотрели на нее с удовольствием, даже с завистью; они, можно сказать, думали, что такая борода, как моя, слишком прекрасна для христианина.
Перемежные лихорадки и кровавый понос самые обыкновенные болезни мавров. Иногда страждущих сими болезнями лечат старухи; но чаще случается, что больные отвергают лекарства, и ожидают себе облегчения от одного действия натуры.
Во все то время, как был я в Людамаре пленником, не удалось мне видеть ни одного человека, на котором была бы оспа. Мне сказывали однако, что она здесь по временам свирепствовала. Я слышал, что из земли мавров часто переходила она к южным неграм и что негры, живущие на берегах Гамбии, прививая себе оспу, получали от нее выздоровление.
У людамарских мавров, сколько я мог заметить, уголовные дела решаются очень скоро, хотя они мало имеют уважения к гражданским правам своим, но при всем том знают, сколь много введение казни способствует к удержанию людей от всякого рода злодейских поступков. Виновного всегда представляют пред Али, который судит его, и определяет наказание по собственному своему изволению. Это я видел сам, и в то же время узнал, что смертным казням подвергаются почти одни только негры.
Главное богатство мавров состоит во многочисленных стадах скота, а первое занятие в выгоне их на пастбища. Впрочем, мавры не беспрестанно сим занимаются; большая часть из них почти всегда проводит жизнь свою в бездействии, в бесполезных и ребяческих разговорах о лошадях, или в вымышлении хищнических планов против негритянских селений.
Те из мавров, которые не любят ничего делать, обыкновенно ходят к королю в палатку — там, в присутствии его, свободно один о другом говорят и свободно друг друга пересуживают; касательно до государя, кажется, что все они имеют о нем самое выгодное мнение: все единодушно его хвалят, и часто поют песни, в честь его сочиненные и наполненные такого ласкательства, какого никто не сможет слушать, кроме одного мавританского деспота.
Мавританский хан во всякое время одевается несравненно лучше и чище подданных своих. Иногда он носит платье из бумажной материи, синего цвету, вывозимой из Томбукту; иногда надевает полотняное или кисейное, покупаемое в Марокском королевстве. — Палатка Али выше других, и отличается от всех прочих белым полотном, на нее накидываемым; впрочем, при таком великом отличии, нередко в обращении с своими подданными забывает Али верховный сан свой, часто ест с ними из одной чаши, и часто в знойный день ложится на ту самую постель, на которой спит пастух его верблюдов.
Обладатель мавров, для содержания дому своего и на важнейшие государственные расходы собирает различные подати. С негров, поселившихся в его владениях, берет хлебом, холстом или золотым песком; с мест, в которых черпают воду, берет скотом; с товаров, привозимых в области его, дают ему всегда наперед известную часть из самих товаров; но при всем таком сборе пошлин, самая важнейшая отрасль доходов сего государя состоит более в грабежах и в насильственном отнятии чужого имения. Негры, живущее в Людамаре, и приезжающие туда купцы крайне боятся, чтоб не узнали, что они богаты. У Али по всем городам королевства находятся шпионы, которые по званию своему уведомляют его в состоянии всех подданных, и доносы сих низких исполнителей воли его бывают столько действительны, что очень часто богатые люди, под самыми пустыми предлогами, лишаются всего имения своего, и сравниваются в бедности с прочими, жалости достойными бедняками.
Я не в состоянии со всею точностью определить числа подвластных законам Али мавров — могу только нечто сказать о войске сего государя. Военную силу его составляет конница, которая вся очень хороша, и по-видимому весьма отличается искусством внезапно нападать на неприятеля. Каждый людамарский всадник имеет собственную свою лошадь и собственное вооружение, состоящее из большой сабли, двуствольного ружья, красной кожаной сумки для пуль, и из порохового рожка, навешенного на перевязь. Сии дикие рыцари от властителя своего не получают никакого жалованья: военные их подвиги обыкновенно награждаемы бывают одною и единственною мздою хищничеством. Алиева конница не весьма многочисленна; когда он воевал с королевством Бамбара, то войско его не простиралось и до двух тысяч человек; мне сказывали сверх того, что в коннице своей имел он весьма немного людамарских мавров.
Мавров лошади прекрасны; он покупаются весьма дорогою ценою: негритянские государи за одну лошадь платят им нередко по двенадцати и по четырнадцати невольников.
Людамар к северу граничит с великою пустынею Саарскою. Если можно верить всему, что мне наговорили о песчаном море северной Африки, занимающем столь великое пространство: то оно, по сим известиям, должно совсем быть необитаемо; здесь все места бесплодны: бедные кочующие арабы гоняют свой скот даже и туда, где видят хотя малейший признак прозябания; там, где в некотором изобилии находятся и вода и пастбища, с неописанною радостью, небольшими отделениями основывают они свои колонии, в которых живут независимо, хотя чрезвычайно скудно, и нимало не боятся тиранской власти варварийских деспотов. Прочая дикая африканская степь совсем безводна; по сему в ней никого не увидишь, кроме купцов, очень редко, с великим трудом и опасностью караванами чрез нее проходящих. В некоторых местах сей необозримой пустыни находишь иногда песок, покрытый редкими, иссохшими кустарниками, которые служат для караванов пристанищем, и которые для верблюдов бывают самою бедною пищею; устрашенный путешественник вокруг себя ничего более не находит и ничего не видит, кроме открытого неба и неизмеримого песчаного пространства. — В сих, столь бесплодных странах напрасно будешь искать предмета, на котором бы можно было остановить взор свой, — везде представляется одно ужасное уединение; душа в унынии; беспрестанно боишься, чтобы мучительная жажда не лишила тебя жизни. «Среди сей ужасной пустыни путешественник не видит ничего, кроме мертвых птиц, сильными порывами ветра туда занесенных; и когда предается печальному размышлению о долговременном продолжении остающегося ему пути, тогда в трепете души своей он ничего не слышит, кроме свисту ветра, по пустыне носящегося, и кроме одного шуму, прерывающего изредка страшное безмолвие мест сих».
Мавры цветом и чертами лица похожи на антильских мулатов; но в физиономии своей имеют они что-то неприятное. Смотря на лица мавров, кажется читаешь в ней расположение к вероломству и жестокости; всякий раз, когда я со вниманием ее рассматривал, невольное беспокойство наполняло мою душу. Взоры их дики; иностранец, при первом на них взгляде, не может не почесть их за людей безумных.
Воровство и грабительства, производимые маврами в негритянских селениях, суть ясные доказательства их вероломного и злого характера. Иногда они без всякой причины, без всякого предлога, и даже уверив наперед негров в своей к ним дружбе, неожиданно захватывают у них скот, или самих берут к себе в неволю. Негры весьма редко мстят им за такое варварство; предприимчивая и решительная смелость, знание мест и особливо быстрые лошади мавров, делают их самыми страшными врагами. Небольшие негритянские селения, близкие к сей дикой пустыне, находятся в беспрестанном страхе, тогда, как мавританские племена, живущие с ними в соседстве, не боятся со стороны их никакого неприятельского поступка.
Мавры, подобно скитающимся арабам, смотря на времена года, переменяют свое местопребывание, и гоняют обыкновенно стада в те места, в которых могут найти для них удобные пастбища. В феврале месяце — в то время, когда солнце пламенными лучами пожигает все пустынные растения, снимают они свои палатки, переходят к югу, в страны, населяемые неграми, и проживают там до июля, то есть до тех пор, когда начнутся сильные проливные дожди. В сие время они берут у негров, в обмен за свою соль, хлеб, с которым возвращаются в пустыню, прежнее свое жилище; и не покидают его до тех пор, пока не перестанут дожди и пока место, прежде им занимаемое, снова не сделается для них необитаемым.
Необходимость, заставляющая мавров вести кочевую жизнь, приучает их к перенесению трудов и крайней бедности. Этого мало — сия необходимость связывает их небольшие общества самыми тесными узами, и поселяет в них к чужеземцам величайшее отвращение. Мавры, не имея никаких сношений с образованными народами, и почитая себя выше негров, потому более, что преимуществуют пред ними некоторым знанием наук, чрезвычайно надменны, горды, суеверны, жестоки. Вообще всякий мавр с суеверием негра соединяет в себе вероломство и дикую лютость араба.
Вероятно, что до приезда моего в Беноун большая часть людамарских жителей никогда не видывали белого человека; но все они ужасно ненавидят христиан, все думают, что нет никакого преступления в убийстве европейца. Страдания, претерпенные мною, во время моего у них заточения, кажется, всем путешественникам могут послужить самым наставительным уроком, удаляться от стран сего жестокого и вероломного народа.
Парк М. Характер и образ жизни людамарских мавров / (Отрывок из Мунго-Паркова Путешествия во внутренность Африки); С французскаго Г.Пкрвский [Покровский] // Вестн. Европы. — 1808. — Ч. 39, N 12. — С. 265-282.