Финиас Финн, ирландский член парламента (Троллоп)/ДО

Финиас Финн, ирландский член парламента
авторъ Энтони Троллоп, переводчикъ неизвѣстенъ

Оригинал: англ. Phineas Finn, опубл.: 1869. — Источникъ: az.lib.ru • Текст издания Е. Н. Ахматовой, 1873.

Энтони Троллоп

Финiасъ Финнъ, Ирландскiй членъ парламента

«Троллоп Энтони. Финiасъ Финнъ, Ирландскiй членъ парламента»: Изданіе Е. Н. Ахматовой; С.-Петербургъ; 1875

Глава I. Финіасу Финну предлагаютъ быть депутатомъ отъ лофшэна

Докторъ Финнъ изъ Киллало, въ графствѣ Клэръ, былъ такъ же хорошо извѣстенъ въ тѣхъ мѣстахъ — то-есть на границахъ графствъ Клэра, Лимерика, Типерари и Голуэ — какъ самъ епископъ, жившій въ томъ городѣ, и былъ столько же уважаемъ. Многіе говорили, что докторъ былъ богаче епископа и практика его простиралась почти на такой же обширный кругъ. Дѣйствительно, епископъ, котораго онъ лечилъ, хотя католикъ, всегда говорилъ, что ихъ приходы сопредѣльны. Слѣдовательно, изъ этого можно понять, что докторъ Финнъ — Малаки Финнъ его полное имя — заслужилъ обширную репутацію какъ провинціальный врачъ на западѣ Ирландіи. Это былъ человѣкъ достаточно зажиточный, хотя хвастовство его друзей, что у него было тако же тепленькое мѣстечко, какъ и у епископа, было несовсѣмъ справедливо. Епископы въ Ирландіи, если они живутъ дома даже теперь имѣютъ очень тепленькія мѣста, а докторъ Финнъ не имѣлъ ни одного пенни на свѣтѣ, котораго не пріобрѣлъ бы съ большимъ трудомъ. Сверхъ того, у него было большое семейство, пять дочерей и одинъ сынъ, и въ это время о которомъ мы говоримъ, никто не былъ обезпеченъ ни замужествомъ, ни профессіей. Единственнымъ его сыномъ, Финіасомъ. героемъ слѣдующихъ страницъ, мать и пять сестеръ очень гордились. Докторъ имѣлъ привычку говорить, что его гусекъ былъ не хуже гуськовъ другихъ, на сколько онъ можетъ видѣть теперь, но что ему пріятно было бы имѣть какія-нибудь весьма сильныя доказательства, прежде чѣмъ онѣ позволитъ себѣ выразить мнѣніе, что молодая птичка имѣетъ всѣ качества лебедя. Изъ этого можно сообразить, что докторъ Финнъ былъ человѣкъ съ здравымъ смысломъ.

Финіасъ былъ лебедемъ въ мнѣніи матери и сестеръ по причинѣ раннихъ успѣховъ въ училищѣ. Отецъ его, религія котораго была не такого фанатическаго свойства, которое мы въ Англіи приписываемѣ всѣмъ ирландскимъ католикамъ, отдалъ своего сына въ Тринити, и нѣкоторые въ окрестностяхъ Киллало — вѣроятно, паціенты доктора Дёггина изъ замка Коннель, ученаго врача, который цѣлую жизнь безуспѣшно старался отбить практику у доктора финна — объявляли, что старикъ Финнъ былъ бы не прочь, еслибъ сынъ его сдѣлался протестантомъ и получилъ стипендію. Мистриссъ Финнъ была протестантка, и пять миссъ Финнъ были протестантки, и самъ докторъ любилъ очень обѣдать у своихъ протестантскихъ друзей въ пятницу. Нашъ Финіасъ, однако, не сдѣлался протестантомъ въ Дублинѣ, каковы бы ни были тайныя желанія его отца на этотъ счетъ. Онъ присоединился къ обществу любителей преній, къ успѣху отличія, которое въ которомъ его религія не была помѣхой, и тамъ достигъ того вмѣстѣ и легко и пріятно, и которое, достигнувъ и до Киллало, способстовало къ порожденію тѣхъ идей о лебедѣ, къ которымъ такъ доступны головы матери и сестеръ.

— Я знаю теперь полдюжины старыхъ пустомелей въ настоящую минуту, сказалъ докторъ: — которые были знамениты въ обществахъ любителей преній, когда были мальчиками.

— Финіасъ уже не мальчикъ, сказала мистриссъ Финнъ.

— А пустомели не получаютъ стипендій, сказала Матильда Финнъ, вторая дочь.

— Папа всегда насмѣхается надъ Финни, сказала Барбара младшая.

— Я буду насмѣхаться надъ тобой, если ты не поостережешься, сказалъ докторъ, нѣжно взявъ Барбару за ухо.

Младшая дочь была любимицей доктора. Докторъ не насмехался надъ сыномъ, потому что позволилъ поѣхать ему въ Лондонъ, когда ему минуло двадцать-два года, для того, чтобы онъ могъ заниматься съ однимъ англійскимъ адвокатомъ. Докторѣ желалъ, чтобы сынъ его поступилъ въ ирландскую адвокатуру, а молодой человѣкъ желалъ поступить въ англійскую адвокатуру. Докторъ па столько уступилъ подъ вліяніемъ самого Финіаса и всѣхъ молодыхъ женщинъ въ своей семьѣ, что согласился платить очень способному и ученому адвокату въ Миддь-Темплѣ и назначилъ сыну полтораста фунтовъ въ годъ на два года. Докторъ Финнъ, однако, былъ еще твердъ въ своемъ намѣреніи, чтобы сынъ его поселился въ Дублинѣ и взялъ Мюнстерскій округъ — думая, что Финінсу могутъ понадобиться домашнія вліянія и домашнія связи, несмотря на то, что его сметали лебедемъ.

Финіасъ проѣлъ назначенное ему содержаніе въ три года и поступилъ въ адвокатуру; но Дома не было получено никакихъ доказательствъ, чтобы онъ пріобрѣлъ значительныя юридическія свѣдѣнія. Ученый юристъ, у ногъ котораго онъ сидѣлъ, не особенно громко расхваливалъ прилежаніе своего ученика, хотя сказалъ слова два пріятныхъ о способностяхъ своего ученика. Самъ Финіасъ Не очень хвалился своими трудами, когда проводилъ дома продолжительныя вакаціи. Слухи объ ожидаемыхъ успѣхахъ по юридической части — не доходили до Финновъ въ Киллало. Но все-таки бывали извѣстія, поддерживавшія тѣ высокія идеи въ материнской груди, о которыхъ было уже упомянуто и которые были на столько сильны, что убѣдили доктора, вопреки его собственному сужденію, согласиться на постоянное пребываніе сына въ Лондонѣ. Финіасъ принадлежалъ къ превосходному клубу — къ клубу Реформъ — и бывалъ въ очень хорошемъ обществѣ. Онъ былъ задушевный другъ Лоренса Фицджибона, старшаго сына лорда Кладдафа. Онъ былъ друженъ съ Баррингтономъ Ирлемъ, который былъ домашнимъ секретаремъ знаменитаго вига, бывшаго перваго министра. Онъ обѣдалъ раза четыре у этого знаменитаго вига, графа Брентфорда. И его увѣряли, что если онъ останется въ англійской адвокатурѣ, то онъ непремѣнно будетъ имѣть успѣхъ. Хотя, можетъ быть, не будетъ имѣть удачи въ судѣ, онъ безъ сомнѣнія получитъ одно изъ тѣхъ многочисленныхъ мѣстъ, для которыхъ годными кандидатами только считаются талантливые молодые адвокаты. Старый докторъ уступилъ еще на годъ, хотя въ концѣ втораго года онъ долженъ былъ заплатить триста фунтовъ кредиторамъ Финіаса въ Лондонѣ. Когда друзья доктора въ Киллало и въ окрестностяхъ услыхали, что онъ это сдѣлалъ, они сказали, что онъ балуетъ сына. Ни одна изъ миссъ Финнъ не была еще замужемъ, и послѣ того, что было сказано о богатствѣ доктора, предположили, что всѣ онѣ не будутъ имѣть болѣе пятисотъ фунтовъ въ годъ, если онъ оставитъ свою профессію. Но когда докторъ заплатилъ триста фунтовъ за сына, онъ опять принялся трудиться, хотя уже годъ толковалъ о томъ, что откажется отъ акушерства. Онъ опять принялся къ великой досадѣ Дёггина, который въ то время говорилъ злыя вещи о молодомъ Финіасѣ.

Черезъ три года Финіасъ вступилъ въ адвокатуру и немедленно получилъ письмо отъ отца, подробно спрашивавшаго о его намѣреніяхъ. Отецъ совѣтовалъ ему поселиться въ Дублинѣ и обѣщалъ давать полтораста фунтовъ еще три года, съ условіемъ, что онъ послѣдуетъ его совѣту. Онъ не говорилъ рѣшительно, что прекратитъ содержаніе, если Финіасъ не послѣдуетъ его совѣту, но ясно намекалъ на это. Письмо это пришло во время распущенiя Парламента. Лордъ де-Террье, консервативный первый министръ, который занималъ это мѣсто безпримѣрно долгій періодъ — пятнадцать мѣсяцевъ — нашелъ, что онъ не можетъ выдержать постоянное большинство голосовъ противъ него въ Нижней Палатѣ, и распустилъ Парламентъ. Ходили слухи, что онъ предпочелъ бы выйти въ отставку и опять перейти къ нетрудной славѣ оппозиціи, по его партія, натурально, удерживала его и онъ рѣшился обратиться къ націи. Когда Финіасъ получилъ письмо отца, ему только что намекнули въ клубѣ Реформъ, что онъ долженъ быть депутатомъ отъ ирландскаго мѣстечка Лофшэна.

Это предложеніе такъ удивило Финіаса Финна, что когда оно было сдѣлано ему Баррингтономъ Ирлемъ, у него захватило духъ. Какъ! быть членомъ парламента двадцати-четырехъ лѣтъ отъ роду, не имѣя ни малѣйшаго состоянія, принадлежащаго ему ни одного пенни въ его кошелькѣ, и зависѣть отъ отца совершенно такъ, какъ въ то время, когда онъ одиннадцати лѣтъ вступилъ въ школу! И депутатомъ отъ Лофшэна, маленькаго мѣстечка въ графствѣ Голуэ, отъ котораго братъ этого прекраснаго стараго ирландскаго пэра, графа Тулла, засѣдалъ въ Парламентѣ послѣднія двадцать лѣтъ — прекрасный, благородный представитель вполнѣ протестантскаго чувства въ Ирландіи! А графъ Тулла, которому принадлежалъ почти весь Лофшэнъ — или по-крайней-мѣрѣ земля около Лофшэна — былъ одинъ изъ самихъ короткихъ друзей его отца. Лофшэнъ находится въ графствѣ Голуэ, но графъ Тулла обыкновенно жилъ въ своемъ замкѣ въ графствѣ Клэръ, не болѣе какъ за десять миль отъ Киллало, и всегда поручалъ свою ногу, страдавшую подагрой, слабыя нервы старой графини и желудки всѣхъ своихъ слугъ попеченіямъ доктора Финна. Какъ это было возможно, чтобы Финіасъ былъ депутатомъ отъ Лофшэна? Откуда взять деньги для подобнаго состязанія? Это былъ чудный сонъ, великая идея, почти приподнявшая Финіаса съ земли своимъ блескомъ. Когда предложеніе было сдѣлано ему въ курительной комнатѣ клуба Реформъ его другомъ Ирлемъ, онъ чувствовалъ, что покраснѣлъ какъ дѣвушка и что не былъ способенъ въ эту минуту объясниться ясно — такъ велико было его изумленіе и такъ велико было его удовольствіе. Но не прошло и десяти минутѣ, пока Баррингтонъ Ирль еще сидѣлъ на диванѣ и пока румянецъ еще не совсѣмъ исчезъ, онъ увидалъ невѣроятность этого плана и объяснилъ своему другу, что этого сдѣлать нельзя; но, къ его увеличившемуся изумленію, его другъ не придавалъ важности этимъ затрудненіямъ. По словамъ Баррингтона Ирля, Лофшэнъ былъ такимъ маленькимъ мѣстечкомъ, что издержки были бы очень незначительны. Тамъ было всего на всего не болѣе 307 записанныхъ избирателей. Жители были такъ далеки отъ свѣта и такъ мало знали все хорошее въ свѣтѣ, что ничего не знали о подкупѣ. Высокородный Джорджъ Моррисъ, засѣдавшій послѣднія двадцать лѣтъ, былъ очень непопуляренъ. Онъ не былъ въ Лофшэнѣ послѣ послѣднихъ выборовъ, въ Парламентѣ только показывался и не далъ ни одного шиллинга Лофшэну, и не досталъ ни одного казеннаго мѣста ни для одного лофшэнца.

— И онъ поссорился съ братомъ! сказалъ Баррипгтонъ Ирль.

— Чортъ его дери! сказалъ Финіасъ. — А я думалъ, что они живутъ душа въ душу.

— Они теперь ругаются, сказалъ Баррингтонъ: Джорджъ просилъ у графа денегъ, а графъ наотрѣзъ отказалъ.

Потомъ Баррингтонъ объяснилъ, что издержки на выборы будутъ выданы изъ фонда, собраннаго для этого, что Лофшэнъ былъ выбранъ какъ дешевое мѣсто, а Финіасъ выбранъ какъ падежный и многообѣщающій молодой человѣкъ. А если будетъ поднятъ вопросъ относительно его способностей, то все будетъ сдѣлано какъ слѣдуетъ. Требовался ирландскій кандидатъ и католикъ. Этого потребуютъ лофшэнцы, когда отставятъ изъ своей службы протестанта Джорджа Морриса. Потомъ «партія» — вѣроятно, подъ этимъ словомъ Баррингтонъ Ирль подразумѣвалъ великаго человѣка, въ службѣ котораго онъ самъ сдѣлался политикомъ — требовала, чтобы кандидатъ былъ надежнымъ человѣкомъ, такимъ, который поддерживалъ бы «партію», не какой-нибудь пылкій феніанецъ, бывающій на митингахъ въ Ротунда и тому подобныхъ, съ своими собственными воззрѣніями о правахъ арендаторовъ и ирландской церкви.

— Йо я имѣю свои собственныя воззрѣнія, сказалъ Финіасъ, опять покраснѣвъ.

— Разумѣется, вы имѣете, мой милый, отвѣчалъ Баррингтонъ, ударивъ его по спинѣ. — Я не обратился бы къ вамъ, еслибъ вы не имѣли воззрѣній; но ваши воззрѣнія и наши одинаковы, и вы именно такой депутатъ, какого нужно для Голуэ. Можетъ быть, вамъ не встрѣтится опять въ жизни подобной возможности начать каррьеру, и вы разумѣется должны быть депутатомъ отъ Лофшэна.

Но этомъ разговоръ и кончился; домашній секретарь пошелъ устраивать Другія дѣла въ такомъ же родѣ, а Финіасъ Финнъ остался одинъ соображать сдѣланное ему предложеніе.

Сдѣлаться членомъ британскаго Парламента! Йо всѣхъ этихъ горячихъ состязаніяхъ въ двухъ клубахъ, къ которымъ онъ принадлежало, это честолюбіе двигало имъ. А то къ какимъ же другимъ цѣлямъ клонились эти пренія? Онъ и трое, четверо, называвшіе себя либералами, стояли противъ четверыхъ или пятерыхъ, называвшихъ себя консерваторами, и каждый вечеръ разсуждали о какомъ-нибудь важномъ предметѣ, вовсе не думая о томъ, что одинъ когда-нибудь убѣдитъ другого или что ихъ разговоры приведутъ къ какому-нибудь результату. Но каждый изъ этихъ сражающихся чувствовалъ — не смѣя объявить объ этой надеждѣ между собой — что настоящая арена есть только пробное поле дѣйствія для болѣе обширнаго амфитеатра въ какомъ-нибудь будущемъ клубѣ преній, въ которомъ пренія поведутъ къ дѣйствію и въ которомъ краснорѣчіе будетъ имѣть силу, хотя, можетъ быть, объ убѣжденіи не можетъ быть и рѣчи.

Финіасъ конечно не осмѣливался говорить даже самому себѣ о такой надеждѣ. Онъ долженъ былъ трудиться для адвокатуры, прежде чѣмъ для него настанетъ разсвѣтъ подобной надежды. И онъ постепенно научился чувствовать, что его перспектива въ адвокатурѣ была не весьма блистательна. Онъ былъ лѣнивъ въ юридическихъ занятіяхъ, и какимъ же образомъ могъ онъ имѣть надежду? И вдругъ то, что казалось ему всего почетнѣе на свѣтѣ, явилось передъ нимъ и сдѣлалось ему доступно! Если вѣрить Баррингтону Ирлю, ему сотоило только поднять руку, и онъ черезъ два мѣсяца могъ быть въ Парламентѣ. А кому же можно было вѣрить въ этомъ отношеніи, если не Баррингтону Ирлю? Это было спеціальной обязанностью Ирля, и такой человѣкъ не заговорилъ бы съ нимъ объ этомъ предметѣ, еслибъ самъ не вѣрилъ успѣху. Было готовое начало, начало къ великой славѣ — еслибъ только онъ могъ занять это мѣсто!

Что скажетъ его отецъ? Отецъ, разумѣется, будетъ противъ его плана. А если онъ поступитъ противъ желанія отца, отецъ разумѣется прекратитъ его содержаніе. И какое содержаніе! Можетъ ли человѣкъ засѣдать въ Парламентѣ и жить на полтораста фунтовъ въ годъ? Послѣ уплаты долговъ, онъ опять вошелъ въ долги — небольшіе. Онъ долженъ былъ портному бездѣлицу и сапожнику бездѣлицу — и кое-что продавцу перчатокъ и рубашекъ, а между тѣмъ онъ воздерживался отъ долговъ болѣе чѣмъ съ ирландскимъ упорствомъ, жилъ очень экономно, завтракалъ чаемъ и булкой и обѣдалъ часто за шиллингъ въ тавернѣ близъ Линкольн-Инна. Гдѣ будетъ онъ обѣдать, если лофшэнцы выберутъ его депутатомъ въ Парламентъ? Потомъ онъ нарисовалъ себѣ несовсѣмъ неправдоподобную картину вѣроятныхъ бѣдствій человѣка, который начинаетъ жизнь на слишкомъ высокой ступени лѣстницы — которому удается подняться прежде, чѣмъ онъ научился, какъ держаться наверху. Нашъ Финіасъ Финнъ былъ молодой человѣкъ не безъ здраваго смысла — и несовсѣмъ пустомеля. Если онъ сдѣлаетъ это, то, по всей вѣроятности, онъ совсѣмъ погибнетъ прежде тридцатилѣтняго возраста. Онъ слыхалъ о людяхъ, вступившихъ въ Парламентъ, не имѣя копейки за душой и которыхъ постигла такая участь. Онъ самъ могъ назвать человѣкъ двухъ, лодки которыхъ, надѣвъ слишкомъ много парусовъ, разлетѣлись вдребезги. Но не лучше ли будетъ разлетѣться въ дребезги рано, чѣмъ вовсе не надѣвать парусовъ? Тутъ по-крайней-мѣрѣ есть возможность на успѣхъ. Онъ былъ уже юристомъ, а юристу такъ много открыто мѣстъ, когда онъ засѣдаетъ въ Парламентѣ. А если онъ зналъ людей, совершенно погибшихъ отъ ранняго возвышенія, то онъ зналъ также и другихъ, которые составили себѣ состояніе удачной смѣлостью, когда были молоды. Онъ почти думалъ, что можетъ умереть счастливо, если поступитъ въ Парламентъ — если получитъ хоть одно письмо съ большими начальными буквами, написанными послѣ его имени на адресѣ. Въ сраженіи вызываютъ охотниковъ на какой-нибудь удальской подвигъ. Можетъ быть, трое падутъ, а одинъ отличится, но за то этотъ одинъ будетъ носить всю жизнь крестъ Викторіи. Это былъ его удальской подвигъ, и такъ какъ его вызывали на этотъ подвигъ, то онъ не отвернется отъ опасности. На слѣдующее утро, онъ опять увидѣлся съ Баррингтонамъ Ирлемъ, а потом написалъ слѣдующее письмо къ отцу:

"Клубъ Реформъ, 186 --.

"Любезный батюшка,

"Я боюсь, что содержаніе этого письма удивитъ васъ, но надѣюсь, когда вы кончите его, вы подумаете, что я правъ, рѣшившись на то, что я собираюсь дѣлать. Вамъ безъ сомнѣнія извѣстно, что Парламентъ будетъ распущенъ тотчасъ что въ половинѣ марта у насъ настанетъ суматоха общихъ выборовъ. Меня пригласили быть депутатомъ отъ Лофшэна и я согласился. Это предложеніе было мнѣ сдѣлано моимъ другомъ Баррингтономъ Ирлемъ, домашнимъ секретаремъ мистера Мильдмэя, и сдѣлано отъ имени Политическаго Комитета Клуба Реформъ. Едва-ли нужно мнѣ говорить, что я и не подумалъ бы объ этомъ, еслибъ не обѣщаніе поддержки, которое это даетъ мнѣ; я и теперь не подумалъ бы объ этомъ, еслибъ меня не увѣрили, что издержки по выборамъ не падутъ на меня. Разумѣется, я не могъ бы просить васъ платить за это.

«Но я чувствовалъ, что на предложеніе, сдѣланное такимъ образомъ, было бы трусостью отвѣчать отказомъ. Я не могу не считать подобный выборъ большой честью. Сознаюсь, что я пристрастенъ къ политикѣ и находилъ большое наслажденіе изучать ее…»

— Дуралей! сказалъ себѣ отецъ, читая это.

«… и нѣсколько уже лѣтъ я мечталъ о томъ, чтобъ дать въ Парламентѣ когда-нибудь.»

— Мечтай! да! Я желалъ бы знать, мечталъ ли онъ когда-нибудь о томъ, чѣмъ онъ будетъ жить.

«Случай представился мнѣ гораздо ранѣе, чѣмъ я ожидалъ, но я не думаю, чтобъ изъ-за этого имъ слѣдовало пренебрегать. Смотря па мою профессію, а нахожу, что многое открыто Для юриста, засѣдающаго въ Парламентѣ, и что Палатѣ нѣтъ дѣло до того, чѣмъ занимается человѣкъ.»

— Да, если онъ находится на верхушкѣ дерева, сказалъ докторъ.

"Мое главное сомнѣніе происходитъ но породу вашей старой дружбы съ лордомъ Тулла, братъ котораго занималъ это мѣсто не знаю право сколько лѣтъ. Но оказывается, что Джорджъ Моррисъ долженъ выйти въ отставку, или по-крайней-мѣрѣ ему слѣдуетъ противопоставить либеральнаго кандидата. Если я не захочу, то захочетъ кто-нибудь другой, и я думаю, что лордъ Тулла не такъ мелоченъ, чтобъ затѣять личную ссору по этому поводу. Если онъ лишится мѣста, почему мнѣ не занять его точно такъ, какъ всякому другому?

«Я могу представить себѣ, любезный батюшка, все что вы скажете о моемъ неблагоразуміи, и я вполнѣ сознаюсъ, что не могу сказать въ отвѣтъ ни слова. Я не разъ говорилъ себѣ съ вчерашняго вечера, что я вѣроятно разгорюсь.»

— Желалъ бы я знать, говорилъ ли онъ себѣ когда-нибудь, что онъ вѣроятно и меня раззоритъ также, сказалъ докторъ.

«Но я готовъ раззоряться въ подобномъ случаѣ. Никто отъ меня не зависитъ, и пока я не сдѣлаю ничего, чтобы обезславить мое имя, я могу располагать собою какъ хочу. Если вы рѣшитесь прекратить мнѣ содержаніе, я не буду сердиться на васъ.»

— Какъ это внимательно! сказалъ докторъ.

"И въ такомъ случаѣ я постараюсь содержать себя моимъ перомъ. Я уже немного работалъ въ журналахъ.

"Передайте мою нѣжнѣйшую любовь матушкѣ и сестрамъ. Если вы примете меня во время выборовъ, я скоро ихъ увижу. Можетъ быть, мнѣ лучше будетъ сказать, что я положительно рѣшился на попытку, то-есть если комитетъ клуба сдержитъ свое обѣщаніе. Я взвѣсилъ кругомъ этотъ вопросъ и считаю награду столь важной, что готовъ рѣшиться на всякій рискъ, чтобъ получить ее. Для меня, съ моими воззрѣніями на политику, такой рискъ болѣе ничего, какъ обязанность. Я не могу отнять моей руки отъ работы теперь, когда работа лежитъ возлѣ моей руки. Я съ нетерпѣніемъ буду ждать отъ васъ нѣсколькихъ строкъ въ отвѣтъ на это письмо.

Вашъ любящій сынъ

«Финіасъ Финнъ.»

Я сомнѣваюсь, не чувствовалъ ли докторъ Финнъ болѣе гордости, чѣмъ гнѣва, когда онъ читалъ это письмо — не былъ ли онъ скорѣе обрадованъ, чѣмъ недоволенъ, несмотря на то, что здравый смыслъ говорилъ ему объ этомъ. Его жена и дочери, когда услыхали объ этомъ, явно были на сторонѣ молодого человѣка. Мистриссъ Финнъ немедленно выразила мнѣніе, что сынъ ея будетъ управлять Парламентомъ и что навѣрно всякій захочетъ поручить свои дѣла такому знаменитому адвокату. Сестры объявили, что Финіасъ во всякомъ случаѣ долженъ по-крайней-мѣрѣ попытать счастья, и чуть не выговорили, что отецъ поступилъ бы жестоко, еслибы помѣшалъ каррьерѣ ихъ брата. Напрасно докторъ старался объяснить, что мѣсто въ Парламентѣ не сдѣлаетъ никакой пользы молодому адвокату, хотя можетъ быть сдѣлало бы пользу тому, кто пріобрѣлъ бы уже себѣ имя въ своей профессіи; что Финіасъ, если будетъ имѣть успѣхъ въ Лофшэнѣ, тотчасъ броситъ всякую мысль о пріобрѣтеніи себѣ дохода; что это предложеніе для бѣднаго молодого человѣка чудовищно; что оппозиція роднымъ Морриса отъ его сына будетъ грубой неблагодарностью къ лорду Тулла. Мистриссъ Финнъ и сестры уговорили его, да и самъ докторъ почти увлекся чѣмъ-то въ родѣ тщеславія относительно будущаго положенія своего сына.

Но онъ все-таки написалъ письмо, строго совѣтовавшее Финіасу оставить свое намѣреніе; но ему самому было извѣстно, что отъ письма, которое онъ написалъ, нельзя было ожидать успѣха. Онъ совѣтовалъ сыну, но не приказывалъ ему. Онъ не угрожалъ прекратить ему содержаніе, онъ не сказалъ Финіасу прямо, что онъ намѣревается сдѣлать изъ себя осла. Онъ говорилъ очень благоразумно противъ этого плана и Финіасъ, когда получилъ письмо отца, разумѣется почувствовалъ, что оно равнялось позволенію продолжать это дѣло. На слѣдующій день онъ получилъ письмо отъ матери, исполненное любви и гордости — она не говорила ему прямо, чтобы онъ непремѣнно былъ депутатомъ отъ Лофшэна, потому что мистриссъ Финнъ была не такая женщина, чтобы открыто идти противъ мужа въ совѣтахъ своему сыну — но поощряла его съ материнской любовью и съ материнской гордостью.

«Разумѣется, ты пріѣдешь къ намъ» писала она: «если рѣшишься быть депутатомъ отъ Лофшэна. Мы всѣ будемъ въ восторгѣ видѣть тебя.»

Финіасъ, погрузившійся въ океанъ сомнѣнія послѣ того, какъ написалъ своему отцу, и просившій недѣли у Баррингтона Ирля на размышленіе, дошелъ до положительнаго убѣжденія соединеннымъ дѣйствіемъ обоихъ писемъ изъ дома. Онъ понялъ все. Мать и сестры были вполнѣ на сторонѣ его смѣлости и даже отецъ не расположенъ былъ ссориться съ нимъ по этому поводу.

— Я буду требовать отъ васъ исполненія вашего слова, сказалъ онъ Баррингтону Ирлю въ клубѣ въ этотъ вечеръ.

— Какого слова? спросилъ Ирль, у котораго было слишкомъ много разныхъ дѣлъ для того, чтобы онъ могъ думать постоянно о Лофшэнѣ и Финіасѣ Финнѣ, или который по-крайней-мѣрѣ не выказывалъ своего безпокойства относительно этого предмета.

— Насчетъ Лофшэна.

— Все будетъ какъ слѣдуетъ, старый дружище; мы навѣрно вынесемъ васъ съ торжествомъ. Ирландскіе выборы начнутся третьяго марта, и чѣмъ скорѣе вы будете тамъ, тѣмъ лучше.

Глава II. Финіасъ Финнъ выбранъ депутатомъ отъ Лофшэна

Одно большое затрудненіе исчезло самымъ удивительнымъ образомъ при первой попыткѣ. Докторъ Финнъ, который былъ съ мужественнымъ сердцемъ и вовсе не боялся своихъ знатныхъ друзей, поѣхалъ въ Кэстльморрисъ сообщить извѣстіе графу, какъ только получилъ второе письмо отъ сына, сообщавшаго о своемъ намѣреніи продолжать это дѣло, каковы бы ни были результаты. Графъ Тулла былъ запальчивый старикъ и докторъ ожидалъ, что будетъ ссора — но онъ приготовился выдержать ее. Онъ не имѣлъ никакихъ особенныхъ поводовъ къ признательности кт лорду, онъ отдавалъ столько же, сколько получалъ въ продолжительныхъ сношеніяхъ, существовавшихъ между ними — и согласился съ сыномъ, что если отъ Лофшэна долженъ быть либеральный кандидатъ, никакія соображенія о микстурахъ и пилюляхъ не отвлекутъ его сына Финіаса отъ его намѣренія. Другія соображенія, весьма вѣроятно, могли бы его отвлечь, по не эти. Графъ, вѣроятно, будетъ различнаго мнѣнія, но докторъ чувствовалъ, что онъ обязанъ сообщить это извѣстіе лорду Тулла.

— Чортъ побери! сказалъ графъ, когда докторъ кончилъ свой разсказъ. — Я вотъ что скажу вамъ, Финнъ: я буду поддерживать его.

— Вы будете поддерживать его, лордъ Тулла?

— Да — почему мнѣ не поддерживать его? Я полагаю, что вліяніе мое не до такой степени плохо въ этихъ мѣстахъ, чтобы моя поддержка могла лишить его успѣха. Одно я скажу вамъ навѣрно — я не стану поддерживать Джорджа Морриса.

— Но, милордъ…

— Хорошо, продолжайте.

— Я самъ никогда не принималъ большого участія въ политикѣ, какъ вамъ извѣстно, но мой сынъ Финіасъ на другой сторонѣ.

— А мнѣ къ чорту всѣ стороны! Что моя партія сдѣлала для меня? Посмотрите на моего кузена, Дика Морриса. Нѣтъ ни одного пастора въ Ирландіи приверженнѣе къ нимъ, чѣмъ былъ онъ, а теперь они отдали деканство Кильфенора человѣку безродному, хотя я удостоилъ просить этого деканства для моего кузена. Пусть ихъ теперь ждутъ, пока я попрошу опять о чемъ-нибудь.

Докторъ Финнъ, знавшій всѣ долги Дика Морриса и слышавшій, какъ онъ говоритъ проповѣди, не удивился рѣшенію консерватора, отъ котораго зависѣло мѣсто въ ирландской церкви; но онъ ничего не сказалъ объ этомъ.

— А что касается Джорджа, продолжалъ графъ: — я за него никогда болѣе не подниму руки. О томъ, чтобы онъ былъ депутатомъ за Лофшэнъ, не можетъ быть и рѣчи. Мои собственные арендаторы не подали бы за него голоса, еслибъ я самъ просилъ ихъ. Питеръ Блэкъ — Питеръ Блэкъ былъ управляющимъ милорда — сказалъ мнѣ только недѣлю тому назадъ, что это будетъ безполезно. Я желалъ бы, чтобъ нашъ городъ былъ лишенъ правъ. Я желалъ бы, чтобъ всю Ирландію лишили правъ и прислали къ намъ военнаго губернатора. Какая польза въ такихъ депутатахъ, какихъ посылаемъ мы? Изъ десяти человѣкъ не найдется ни одного джентльмэна. Вашъ сынъ очень для меня пріятенъ. Какую поддержку я могу дать ему, онъ имѣть будетъ, но эта поддержка небольшая. Я полагаю, что ему лучше повидаться со мною.

Докторъ обѣщалъ, что его сынъ пріѣдетъ въ Кэстльморрисъ, а потомъ простился, чувствуя, что самое большое препятствіе на дорогѣ его сына отстранено. Онъ поѣхалъ въ Кэстльморрисъ конечно не затѣмъ, чтобъ собирать голоса для своего сына, а между тѣмъ онъ собралъ ихъ очень удовлетворительно. Когда воротился домой, онъ не умѣлъ говорить объ этомъ съ женой и дочерьми иначе какъ съ торжествомъ. Хотя онъ желалъ проклинать, губы его произносили благословенія. Прежде чѣмъ вечеръ кончился, о надеждахъ Финіаса сдѣлаться депутатомъ отъ Лофшэна говорили съ открытымъ энтузіазмомъ при докторѣ, а на слѣдующій день Матильда написала къ нему письмо съ извѣстіемъ, что графъ готовъ принять его съ отверзтыми объятіями.

«Папа былъ у него и все устроилъ», писала Матильда.

— Мнѣ сказали, что Джорджъ Моррисъ депутатомъ не будетъ, сказалъ Баррингтонъ Ирлъ Финіасу вечеромъ наканунѣ его отъѣзда.

— Братъ не хочетъ поддерживать его. Онъ намѣренъ поддерживать меня, сказалъ Финіасъ.

— Это врядъ ли можетъ быть.

— А я вамъ говорю это. Отецъ мой знаетъ графа двадцать лѣтъ и устроилъ это.

— Вы не сыграете съ нами штуку, Финнъ? сказалъ Ирль съ чѣмъ-то похожимъ на страхъ въ голосѣ.

— Какую штуку?

— Вы не перейдете на другую сторону?

— Нѣтъ, сколько мнѣ извѣстно, гордо отвѣчалъ Финіасъ. — Позвольте мнѣ увѣрить васъ, что я не перемѣню моихъ политическихъ мнѣній ни для васъ, ни для графа, еслибы даже каждый изъ васъ носилъ въ карманѣ мѣсто въ Парламентѣ. Если я вступлю въ Парламентъ, то вступлю какъ либералъ — не для того, чтобы поддерживать партію, но чтобы сдѣлать все что я могу для страны. Я это говорю вамъ и скажу то же графу.

Баррингтонъ Ирль отвернулся съ отвращеніемъ. Такой языкъ былъ для него просто противенъ. Онъ звучалъ въ его ушахъ какъ фальшивый, глупый, сентиментальный вздоръ звучитъ въ ушахъ обыкновеннаго свѣтскаго человѣка. Баррингтонъ Ирль былъ человѣкъ необыкновенно честный. Онъ не захотѣлъ бы измѣнить брату своей матери, Уильяму Мильдмэю, знаменитому вигу-министру, ни за какія блага на свѣтѣ. Онъ готовъ былъ работать съ жалованьемъ или безъ жалованья. Онъ былъ искренно-усерденъ къ дѣлу, не требуя очень многаго для себя. Онъ имѣлъ какое-то неопредѣленное убѣжденіе, что для страны будетъ гораздо лучше, если мистеръ Мильдмэй будетъ министромъ, чѣмъ лордъ де-Террье. Онъ былъ убѣжденъ, что либеральная политика была хороша для англичанъ, и что либеральная политика и мильдмэйская партія одно и то же. Было бы несправедливо къ Баррингтону Ирлю лишить его похвалы за нѣкоторый патріотизмъ. Но онъ ненавидѣлъ даже слово «независимость» въ Парламентѣ, и когда ему говорили, что этотъ человѣкъ намѣренъ обращать вниманіе на мѣры, а не на людей, онъ считалъ этого человѣка и непостояннымъ какъ вода, и нечестнымъ какъ вѣтеръ. Отъ такого человѣка не могло быть добра, а могло, и вѣроятно будетъ, большое зло. Парламентскіе отшельники были для него противны, а на обитавшихъ въ политическихъ пещерахъ онъ смотрѣлъ съ отвращеніемъ, какъ на плутовъ или непрактическихъ людей. Хорошему консервативному оппоненту онъ могъ пожать руку почти такъ же охотно, какъ и союзнику-вигу, но человѣкъ, который былъ ни рыба, ни мясо, былъ для него противенъ. По его теоріи о парламентскомъ правленіи, Нижнюю Палату слѣдовало раздѣлить рѣзкой чертой и отъ каждаго члена потребовать, чтобы онъ сталъ на одной или на другой сторонѣ.

— Если не со мною, то по-крайней-мѣрѣ противъ меня, готовъ онъ былъ сказать каждому представителю народа отъ имени великаго предводителя, за которымъ онъ слѣдовалъ.

Онъ думалъ, что пренія хороши, потому что они возбуждали общественное мнѣніе, которымъ впослѣдствіи можно было воспользоваться, чтобы устроить какую-нибудь будущую Нижнюю Палату; но онъ не считалъ возможнымъ, чтобы можно было подавать мнѣніе о какомъ-нибудь важномъ вопросѣ такимъ или другимъ образомъ вслѣдствіе преній, и въ своемъ собственномъ мнѣніи онъ былъ убѣжденъ, что каждая перемѣна голосовъ или мнѣній будетъ опасна, революціонна и почти враждебна Парламенту. Мнѣніе члена — исключая нѣкоторыхъ небольшихъ, крючковатыхъ, открытыхъ вопросовъ, брошенныхъ для забавы нѣкоторыхъ членовъ — долженъ былъ внушать предводитель партіи этого члена. Таковы были понятія Ирля объ англійской парламентской системѣ, и оказывая часто полуоффиціальную помощь къ введенію кандидатовъ въ Палату, онъ натурально желалъ, чтобы его кандидаты приходились ему по-сердцу. Слѣдовательно, когда Финіасъ Финнъ заговорилъ о мѣрахъ, а не о людяхъ, Баррингтонъ Ирль отвернулся отъ него съ отвращеніемъ. Но онъ вспомнилъ молодость и крайнюю незрѣлость юноши, и вспомнилъ также каррьеру другихъ людей.

Баррингтону Ирлю было сорокъ лѣтъ и опытность научила его кое-чему. Черезъ нѣсколько секундъ онъ сталъ думать кротко о тщеславіи молодого человѣка — какъ о тщеславіи жеребца, который брыкается при малѣйшемъ прикосновеніи.

— Въ концѣ первой сессіи кнутомъ будутъ хлопать надъ головой его, когда онъ терпѣливо будетъ помогать втаскивать экипажъ на гору, а онъ даже не махнетъ хвостомъ, сказалъ Баррингтонъ Ирль своему старому парламентскому другу.

— А что, если онъ перейдетъ на другую сторону? сказалъ его парламентскій пріятель.

Ирль согласился, что подобная штука была бы непріятна, но думалъ, что старый лордъ Тулла былъ неспособенъ на такую искусную продѣлку.

Финіасъ поѣхалъ въ Ирландію, былъ у лорда Тулла и слышалъ много вздора отъ этого почтеннаго вельможи. Если сказать правду о Финіасѣ, то я долженъ признаться, что ему самому хотѣлось говорить вздоръ; но графъ не хотѣлъ его слушать и очень скоро унялъ его.

— Мы не будемъ разсуждать о политикѣ, мистеръ Финнъ потому что, какъ я уже сказалъ, я бросаю въ сторону всѣ политическія соображенія.

Слѣдовательно, Финіасу было нельзя выразить свои политическія мнѣнія въ гостиной графа въ Кэстльморрисѣ. Впрочемъ, для этого время еще не ушло, итакъ пока онъ позволилъ графу разглагольствовать о грѣхахъ своего брата Джорджа и о недостаткѣ приличной родословной со стороны нового декана Кильфенора. Совѣщаніе кончилось увѣреніемъ лорда Тулла, что если лофшэнцы вздумаютъ выбрать Финіаса Финна, то онъ нисколько не оскорбится. Избиратели выбрали Финіаса Финна — можетъ быть, по той причинѣ, которую выставила одна изъ дублинскихъ консервативныхъ газетъ, объявившая, что въ этомъ виноватъ Карльтонскій клубъ, оттого что не прислалъ приличнаго кандидата. Много говорили объ этомъ и въ Лондонѣ и въ Дублинѣ, и вину сваливали на Джорджа Морриса и на его старшаго брата. А между тѣмъ нашъ герой Финіасъ Финнъ былъ надлежащимъ образомъ избранъ членомъ Парламента отъ городка Лофшэнъ.

Родные Финна не могли удержаться, чтобы не выказать свое торжество въ Киллало, и я не знаю, было ли бы естественно, еслибъ они этого не сдѣлали. Гусенокъ изъ такого стада становится дѣйствительно лебедемъ, вступая въ Парламентъ. Докторъ имѣлъ предчувствія — большія, страшныя предчувствія — но молодой человѣкъ былъ избранъ, и онъ не могъ этому помѣшать. Онъ не могъ отказать въ своей правой рукѣ своему сыну или отнять свою отцовскую помощь, потому что сыну его достался особенный почетъ между молодыми людьми его родины. Поэтому онъ вытащилъ изъ своего кошелька на столько, чтобы заплатить долги — они были невелики — и назначилъ Финіасу двѣсти-пятьдесятъ фунтовъ въ годъ на все время, пока будутъ продолжаться засѣданія.

Въ Киллало жила вдова но имени мистриссъ Флудъ Джонсъ и у ней была дочь. У ней былъ также сынъ, который долженъ былъ наслѣдовать имѣніе покойнаго Флоскабеля Флуда Джонса изъ Флудборо, какъ только это имѣніе очистится отъ долговъ; но до него, теперь служившаго съ своимъ полкомъ въ Индіи, намъ не будетъ никакого дѣла. Мистриссъ Флудъ Джонсъ жила въ Киллало своимъ вдовьимъ содержаніемъ — Флудборо, сказать по правдѣ, почти совсѣмъ разрушился — и съ нею жила ея единственная дочь Мэри. Вечеромъ наканунѣ возвращенія Финіаса Финна, эсквайра, члена Парламента, въ Лондонъ, мистриссъ и миссъ Флудъ Джонсъ пили чай у доктора.

— Это нисколько его не измѣнитъ, говорила Барбара Финнъ своей прятельницѣ Мэри по секрету въ спальной, прежде чѣмъ началось церемонное чаепитіе.

— О! должно перемѣнить, сказала Мэри.

— Говорю вамъ не перемѣнитъ, дружокъ; онъ такой добрый и такой правдивый.

— Я знаю, что онъ добръ, Барбара; а что касается правдивости, то въ этомъ не можетъ быть сомнѣнія, потому что онъ не сказалъ мнѣ ни одного такого слова, какого не могъ бы сказать всякой другой дѣвушкѣ.

— Это пустяки, Мэри.

— Никогда! вашъ братъ для меня ничего, Барбара.

— Такъ я надѣюсь, что онъ будетъ чѣмъ-нибудь прежде, чѣмъ пройдетъ этотъ вечеръ. Онъ гулялъ съ вами весь вчерашній день и третьяго дня.

— Почему ему не гулять, когда мы знали другъ друга всю жизнь? Но, Барбара, пожалуйста никогда не говори объ этомъ никому ни слова.

— Способна ли я? Не отрѣжу ли я прежде мой языкъ?

— Я не знаю, зачѣмъ я позволила вамъ говорить со мною такимъ образомъ. Никогда не было ничего между мною и Финіасомъ — я хочу сказать: вашимъ братомъ.

— Я знаю очень хорошо, о комъ вы говорите.

— И я совершенно увѣрена, что этого никогда не будетъ. Какъ это можетъ быть? Онъ будетъ жить между важными людьми и сдѣлается важнымъ человѣкомъ, и я уже узнала, что онъ очень восхищается лэди Лорой Стэндишъ.

— Вотъ еще какой тамъ лэди Лорой?

Членъ Парламента можетъ выбрать кого хочетъ, сказала Мэри Флудъ Джонсъ.

— Я хочу, чтобы Финнъ выбралъ васъ, моя душечка.

— Онъ теперь находится въ такомъ положеніи, что это унизило бы его, а онъ такъ гордъ, что никогда этого не сдѣлаетъ. Но пойдемте внизъ, дружокъ, а то они будутъ удивляться, гдѣ мы.

Мэри Флудъ Джонсъ была дѣвушка лѣтъ двадцати, съ самыми мягкими волосами на свѣтѣ, цвѣта измѣнявшагося между темнорусымъ и каштановымъ — иногда вы побожились бы, что это одинъ цвѣтъ, а иногда другой — и была прехорошенькая. Она была одна изъ тѣхъ дѣвушекъ, столь обыкновенныхъ въ Ирландіи, которыхъ мущины со вкусами въ этомъ родѣ готовы подхватить и расцѣловать; когда она была авантажна, то имѣла именно такой видъ, какъ будто она желала, чтобы ее расцѣловали. Есть дѣвушки такой холодной наружности — дѣвушки хорошенькія, скромныя, изящныя, одаренныя всѣми совершенствами, къ которымъ приступить требуется нѣкотораго рода мужество и такія же приготовленія, какъ къ путешествію для открытія сѣверо-западнаго прохода. Приходитъ мысль о пьедесталѣ возлѣ Аѳинъ, какъ о самомъ приличномъ вознагражденіи за подобное мужество. Но опять есть другія дѣвушки, къ которымъ для мущины съ горячимъ темпераментомъ совершенно невозможно не приступать. Онѣ похожи на воду, когда человѣкъ страдаетъ жаждой, на яйца ржанки въ мартѣ, на сигары, когда гуляешь осенью. Никому не придетъ въ голову воздерживаться, когда, встрѣтится подобное искушеніе. Но часто случается однако, что несмотря на наружность, воды не достанешь изъ колодезя, яйцо изъ скорлупы и cигapa не закуривается. Дѣвушка такой очаровательной наружности была Мэри Флудъ Джонсъ, и нашъ герой Финіасъ не долженъ былъ жаждать напрасно капли воды изъ прохладнаго источника.

Когда дѣвушки сошли въ гостиную, Мэри позаботилась сѣсть подальше отъ Финіаса, между мистриссъ Финнъ и молодымъ партнеромъ доктора Финна, мистеромъ Эліасомъ Бодкиномъ изъ Баллинасло. Но мистриссъ Финнъ, и миссъ Финнъ, и весь Киллало знали, что Мэри не была влюблена въ Бодкина, и когда Бодкинъ подалъ ей горячій кэкъ, она даже не улыбнулась ему. Но черезъ двѣ минуты Финіасъ сталъ за ея стуломъ и тогда она улыбнулась, черезъ пять минутъ она сидѣла въ углу съ Финіасомъ и его сестрой Барбарой; еще черезъ двѣ минуты Барбара вернулась къ Эліасу Бодкину, такъ что Финіасъ и Мэри остались одни. Эти вещи устраиваются очень скоро и очень искусно въ Киллало.

— Я уѣзжаю завтра съ первымъ поѣздомъ, сказалъ Финіасъ.

— Такъ скоро! — а когда вы начнете — въ Парламентѣ, хочу я сказать?

— Я займу мое мѣсто въ пятницу. Я возвращусь какъ-разъ къ тому времени.

— Но когда мы услышимъ, что вы скажете что-нибудь?

— Вѣроятно, никогда. Только одному изъ десяти депутатовъ, вступающихъ въ Парламентъ, приходится говорить.

— Но вы будете, неправдали? Я надѣюсь. Я надѣюсь, что вы отличитесь — я желаю этого для вашей сестры и для нашего города.

— И больше ни для кого, Мэри?

— Развѣ этого не довольно?

— Стало быть, вы сами ни крошечки не интересуетесь мною?

— Вы знаете, что я интересуюсь. Вѣдь мы были друзьями съ самаго дѣтства. Разумѣется, я буду очень гордиться, что о человѣкѣ, котораго я знала такъ коротко, будутъ говорить какъ о человѣкѣ знаменитомъ.

— Обо мнѣ никогда не будутъ говорить какъ о знаменитомъ человѣкѣ.

— Вы для меня уже знамениты потому, что вы въ Парламентѣ. Только подумайте, я никогда въ жизни не видала члена Парламента.

— Сколько разъ вы видѣли епископа?

— Развѣ онъ членъ Парламента? Ахъ! это не то, что вы. Онъ не можетъ сдѣлаться министромъ и о немъ ничего не читаешь въ газетахъ. Я надѣюсь видѣть ваше имя очень часто, и всегда буду отыскивать его въ газетахъ. «Мистеръ Финіасъ Финнъ удалился вмѣстѣ съ мистеромъ Мильдмэйемъ для совѣщанія о баллотированіи голосовъ.» Что это значитъ?

— Я все объясню вамъ, когда ворочусь, выучивъ свой уронъ.

— Смотрите же, воротитесь. Но я не думаю, чтобы вы воротились. Вы отправитесь куда-нибудь, чтобы видѣться съ лэди Лорой Стэндишъ, когда не будете засѣдать въ Парламентѣ.

— Съ лэди Лорой Стэндишъ!

— И почему же вамъ не видѣться съ нею? Разумѣется, съ вашими надеждами вы должны бывать какъ можно чаще у людей такого рода. Очень хороша собой лэди Лора?

— Она ростомъ выше шести футъ.

— Это вздоръ. Я этому не вѣрю.

— Она будетъ казаться такого роста, если станетъ возлѣ васъ.

— Потому что я такъ ничтожна и мала!

— Потому что фигура ваша совершенна и потому что она неуклюжа. Она не похожа на васъ ни въ чемъ. У нея густые, жесткіе, рыжіе волосы, между тѣмъ какъ ваши шелковисты и мягки. У нея огромныя руки и ноги, и…

— Финіасъ, вы дѣлаете изъ нея урода, а между тѣмъ я знаю, что вы восхищаетесь ею.

— Это такъ, потому что она обладаетъ умственной силой, и несмотря на жесткіе волосы, несмотря на огромныя руки и долговязую фигуру, она хороша собой. Можно видѣть, что она совершенно довольна собою и намѣрена, чтобы другіе были довольны ею. Она такъ и дѣлаетъ.

— Я вижу, что вы влюблены въ нее, Финіасъ.

— Нѣтъ, я не влюбленъ — по-крайней-мѣрѣ въ нее. Изъ всѣхъ мущинъ на свѣтѣ, я полагаю, что я менѣе всѣхъ имѣю право влюбляться. Я думаю, что женюсь когда-нибудь.

— Я увѣрена и надѣюсь, что вы женитесь.

— Но не прежде сорока или, можетъ быть, пятидесяти лѣтъ. Еслибы я не былъ такъ сумасброденъ и не имѣлъ того, что мущины называютъ высокимъ честолюбіемъ, я можетъ быть отважился бы влюбиться теперь.

— Я очень рада, что въ васъ есть высокое честолюбіе. Его долженъ имѣть каждый мущина, и я не сомнѣваюсь, что мы услышимъ о вашей женитьбѣ скоро — очень скоро. А потомъ, если она можетъ помочь вашему честолюбію, мы всѣ…будемъ… рады.

Финіасъ не сказалъ ни слова болѣе. Можетъ быть, какое-нибудь движеніе въ обществѣ прервало разговоръ въ углу. И онъ опять не оставался съ Мэри наединѣ до-тѣхъ-поръ, пока не настала минута накинуть ей на плеча манто въ передней, когда мистриссъ Флудъ Джонсъ кончала какой-то важный разсказъ его матери. Кажется, Барбара стала въ дверяхъ и не пускала никого пройти, давъ Финіасу случай, которымъ онъ воспользовался.

— Мэри, сказалъ онъ, обнявъ ее, хотя онъ не сказалъ ни одного слова о любви, кромѣ того, что читатель слышалъ: — одинъ поцѣлуй, прежде чѣмъ мы разстанемся!

— Нѣтъ, Финіасъ, нѣтъ!

Но поцѣлуй былъ взятъ и данъ прежде, чѣмъ она даже отвѣтила ему.

— О, Финіасъ! вы не должны…

— Долженъ. Почему же нѣтъ? Мэри, я хочу прядку вашихъ волосъ.

— Вы не получите, право вы не получите!

Но ножницы были подъ рукою, прядка была отрѣзана и положена въ его карманъ прежде, чѣмъ она успѣла сопротивляться. Болѣе не было ничего — ни одного слова, и Мэри ушла, опустивъ воаль, подъ крылышкомъ матери, проливая нѣжныя, безмолвныя слезы, которыхъ не видалъ никто.

— Ты любишь ее, неправдали, Финіасъ? спросила Барбара.

— Перестань! Ложись спать и не заботься о такихъ пустякахъ. Но, смотри, встань завтра проводить меня.

Всѣ встали рано утромъ проводить его, напоить его кофеемъ, наговорить добрыхъ совѣтовъ, осыпать поцѣлуями и закидать его старыми башмаками въ знакъ благополучнаго пути, когда онъ отправился въ свою важную экспедицію въ Парламентъ. Отецъ далъ ему двадцатифунтовый билетъ и просилъ ради Бога беречь деньги. Мать совѣтовала ему всегда имѣть въ карманѣ апельсинъ, когда онъ намѣренъ говорить долѣе обыкновеннаго. А Барбара шепотомъ просила его никогда не забывать милую Мэри Флудъ Джонсъ.

Глава III. Финіасъ Финнъ вступаетъ въ парламентъ

Финіасъ имѣлъ много серьезныхъ, почти торжественныхъ мыслей, когда ѣхалъ въ Лондонъ. Съ сожалѣніемъ долженъ я увѣрить моихъ читательницъ, что немногія изъ этихъ мыслей относились къ Мэри Флудъ Джонсъ. Онъ однако очень старательно спряталъ прядь волосъ и могъ вынуть ее для надлежащаго обожанія въ такое время, когда его умъ будетъ менѣе занятъ государственными дѣлами. Неужели онъ потерпитъ неудачу въ томъ важномъ дѣлѣ, за которое онъ взялся? Онъ не могъ не говорить себѣ, что вѣроятность неудачи была въ двадцать разъ болѣе вѣроятія на успѣхъ. Теперь, когда онъ приглядывался ближе на все это, затрудненія казались больше прежняго, а награда меньше, труднѣе для достиженія и непримѣтнѣе. Сколько было членовъ, которымъ никогда не удавалось заставить слушать себя! Какъ многіе говорили только для того, чтобъ потерпѣть неудачу! Онъ зналъ многихъ членовъ Парламента, которымъ никто не отдавалъ ни уваженія, ни почета, и ему казалось, когда онъ обдумывалъ все это, что съ ирландскими членами Парламента вообще обращаются съ большимъ равнодушіемъ, чѣмъ съ другими. Напримѣръ, о О’Б… О’К… О’Д… ни крошечки не заботился никто, они съ трудомъ могли найти товарища, чтобъ отобѣдать въ клубѣ, а между тѣмъ это были члены Парламента. Почему онъ будетъ лучше, чѣмъ О’Б… О’К… О’Д… ? И какимъ образомъ долженъ онъ начать, чтобъ быть лучше ихъ? У него была мысль относительно того, какъ онъ долженъ стараться превзойти этихъ господъ. Онъ не считалъ ихъ очень серьезно проникнутыми сознаніемъ заботиться о благосостояніи своей родины, а онъ имѣлъ намѣреніе заботиться объ этомъ очень серьезно. Онъ будетъ заниматься своимъ дѣломъ честно и добросовѣстно, рѣшившись исполнять свою обязанность какъ только возможно, каковъ бы ни былъ результатъ. Это было благородное намѣреніе и могло быть пріятно для него — еслибы онъ не помнилъ насмѣшливую улыбку, мелькнувшую на лицѣ его друга Ирля, когда онъ объявилъ о своемъ намѣреніи исполнять свою обязанность какъ либералъ, а не поддерживать партію. Онъ зналъ, что Ирль и люди подобные ему будутъ презирать его, если онъ не станетъ въ притянутую колею — а если Баррингтоны Ирли будутъ презирать его, что же ему останется?

Его мрачныя мысли нѣсколько разсѣялись, когда онъ нашелъ Лоренса Фицджибона, своего короткаго пріятеля, человѣка очень умнаго, на пароходѣ, когда онъ отчаливалъ отъ кингстонской пристани. Лоренсъ Фицджибонъ ѣздилъ также хлопотать о своихъ выборахъ и, разумѣется, былъ выбранъ депутатомъ отъ своей родины. Лоренсъ Фицджибонъ засѣдалъ въ Парламентѣ уже пятнадцать лѣтъ и былъ еще довольно молодъ. Онъ вовсе не походилъ на О’Б… О’К… О’Д… Лоренсъ Фицджибонъ всегда могъ заставить себя слушать, еслибы захотѣлъ говорить, и друзья его увѣряли, что онъ могъ бы давно занять высокое мѣсто, еслибы захотѣлъ трудиться. Онъ былъ пріятнымъ гостемъ въ лучшихъ домахъ, и такимъ другомъ, какъ онъ, каждый могъ гордиться. Финіасъ уже два года зналъ Лоренса Фицджибона. А между тѣмъ говорили, что у Лоренса Фицджибона ничего не было своего, и удивлялись, какъ онъ жилъ. Онъ былъ младшій сынъ лорда Клэддафа, ирландскаго пэра, имѣвшаго большую семью, который не могъ ничего сдѣлать для Лоренса, своего любимаго сына, кромѣ того, что доставилъ ему мѣсто въ Парламентѣ.

— Ну, Финнъ, мой милый, сказалъ Лоренсъ, пожимая руку на пароходѣ младшему члену: — вы все устроили въ Лофшэнѣ?

Финіасъ началъ разсказывать всю исторію — удивительную исторію — о Джорджѣ Моррисѣ и графѣ Тулла: какъ лофшэнцы выбрали его безъ оппозиціи; какъ его поддерживали и консерваторы и либералы; какъ единогласно лофшэнцы выбрали его, Финіаса Финна, своимъ представителемъ. Но Фицджибонъ, повидимому, очень мало этимъ интересовался и даже объявилъ, что все это вещи случайныя и совершенно независимы отъ достоинствъ или недостатковъ самого кандидата. Удивительно и почти непріятно было Финіасу Финну, что его другъ Фицдхибонъ такъ мало поздравляетъ его и даже вовсе не восхваляетъ. Еслибъ онъ былъ выбранъ членомъ лофшэнской корпораціи, а не представителемъ Лофшэна въ британскомъ Парламентѣ, Лоренсъ Фицджибонъ не могъ бы менѣе шумѣть объ этомъ. Финіасъ былъ раздосадованъ, но постарался скрыть свою досаду. А когда черезъ полчаса послѣ ихъ встрѣчи Фицджибону надо было напомнить, что его собесѣдника не было въ Парламентѣ въ послѣднюю сессію, Финіасъ могъ сдѣлать это замѣчаніе такъ, какъ будто онъ думалъ также мало о Парламентѣ, какъ и самъ давно привыкшій къ нему членъ.

— На сколько я могу видѣть теперь, сказалъ Фицджибонъ: — у насъ непремѣнно будетъ семнадцать.

— Семнадцать? спросилъ Финіасъ, не совсѣмъ понимая значеніе этого числа.

— Семнадцать большинства. Четыре ирландскихъ графства и три шотландскихъ еще не выбрали депутатовъ, но мы знаемъ очень хорошо, что они сдѣлаютъ. Относительно Тинперари еще ничего не рѣшено; но кто ни былъ бы выбранъ изъ семи кандидатовъ, голосъ будетъ на нашей сторонѣ. Консерваторы этого не выдержатъ.

— По моему мнѣнію, они и не должны идти противъ большинства.

— Но вѣдь это имъ не нравится. Дёбби отдалъ бы все на свѣтѣ, чтобъ остаться.

Подъ именемъ Дёбби былъ извѣстенъ между друзьями и врагами мистеръ Добени, въ то время бывшій предводителемъ консервативной партіи въ Нижней Палатѣ.

— Но многіе изъ нихъ, продолжалъ Фицджибонъ: — предпочитаютъ другую сторону, и если вы не дорожите деньгами, честное слово, та сторона пріятнѣе.

— Но страна ничего не выиграетъ отъ торійскаго правительства.

— Теперь оно па половину составлено изъ тѣхъ и изъ другихъ. Я еще не зналъ въ Англіи правительства, которое желало бы сдѣлать что-нибудь. Дайте правительству сильное большинство, какъ тори имѣли впродолженіе полустолѣтія, и разумѣется оно не будетъ дѣлать ничего. Да и дѣлать дѣло, какъ вы это называете, значитъ только добиваться власти, покровительства и денегъ.

— А развѣ странѣ не слѣдуетъ служить?

— Странѣ служатъ на столько, сколько она платитъ за это — а можетъ быть и нѣсколько болѣе. Клэрки въ канцеляріяхъ трудятся для страны. И министры трудятся также, если трудовъ-то много — но по моему мнѣнію, чѣмъ меньше станутъ трудиться въ Парламантѣ, тѣмъ лучше. Дѣлается-то очень мало, да и того слишкомъ много.

— Но народъ…

— Пойдемте-ка выпьемъ рюмку водки и оставимъ въ покоѣ народъ. Народъ можетъ заботиться о себѣ гораздо лучше, чѣмъ мы о немъ.

Доктрина Фицджибона вовсе не походила на доктрину Баррингтона Ирля и пришлась еще менѣе по вкусу новаго члена. Баррингтонъ Ирль думалъ, что предводителю его партіи Мильдмэю слѣдуетъ поручить всѣ необходимыя перемѣны въ законахъ, и что послушная Нижняя Палата должна безусловно повиноваться этому предводителю, дозволяя всѣ перемѣны, предложенныя имъ; но по мнѣнія Баррингтона Ирля, такія перемѣны должны быть многочисленны и очень важны, и еслибы по ходатайству предводителя его партіи онѣ были приняты закономъ, то постепенно произвели бы такую виговскую утопію въ Англіи, какая никогда еще не бывала на земномъ шарѣ. А по мнѣнію Фицджибона и настоящая утопія была довольно хороша — еслибы только онъ самъ опять могъ занять нѣкое мѣстечко, которое давало ему до-сихъ-поръ тысячу фунтовъ въ годъ и никакой работы, что было очень удобно для него. Онъ не скрываль своего честолюбія и былъ просто огорченъ перспективою, что долженъ опять обращаться къ избирателямъ, прежде чѣмъ успѣетъ насладиться тѣми прекрасными вещами, которыя онъ надѣялся получить изъ несомнѣннаго большинства семнадцати, котораго можно было добиться.

Я ненавижу всѣ перемѣны, сказалъ Фицджибонъ: — но, честное слово, мы должны это измѣнить. Когда человѣкъ получилъ кроху насущнаго хлѣба, прождавъ ее нѣсколько лѣтъ и, можетъ быть, истративъ тысячи на выборы, онъ долженъ опять хлопотать объ этомъ въ послѣднюю минуту просто изъ повиновенія старому предразсудку. Взгляните на бѣднаго Джэка Бонда, моего лучшаго друга на свѣтѣ. Онъ навсегда претерпѣлъ крушеніе на этой скалѣ. Онъ истратилъ все до послѣдняго шиллинга, три раза сряду оспаривая мѣсто депутата отъ Ромфорда — и три раза получалъ это мѣсто. Потомъ сдѣлали его вице-контролеромъ, и чортъ меня возьми, если онъ не лишился мѣста депутата на слѣдующихъ выборахъ!

— И что сдѣлалось съ нимъ?

— А Богъ знаетъ; кажется, я слышалъ, что онъ женился на старухѣ и поселился гдѣ-то тамъ. Я знаю, что онъ никогда уже не появлялся въ Парламентѣ. Я говорю, что это просто срамъ. Я полагаю, что мое-то мѣсто надежно, но неизвѣстно, что можетъ случиться въ нынѣшнее время.

Когда они разставались на Юстэнскомъ сквэрѣ, Финіасъ сдѣлалъ своему другу небольшіе тревожные вопросы о первомъ вступленіи въ Парламентъ. Поможетъ ли ему Лоренсъ Фицджибонъ своимъ присутствіемъ въ то время, когда онъ будетъ принимать присягу? Но Лоренсъ Фицджибонъ не видѣлъ въ этомъ ничего такого, что должно бы затруднять Финіаса.

— Просто приходите; тамъ будетъ многое множество разнаго народа, и все ваши знакомые. Оставайтесь съ часокъ и все сойдетъ само собой. Послѣ общихъ выборовъ не бываетъ большихъ церемоніи.

Финіасъ пріѣхалъ въ Лондонъ рано утромъ и легъ дома соснуть часа на два. Въ Парламентѣ было засѣданіе въ этотъ самый день и Финіасъ намѣревался начать свои парламентскія обязанности тотчасъ, если найдетъ съ кѣмъ туда идти. Онъ чувствовалъ, что у него недостанетъ мужества одному идти въ Уэстмннстеръ и объяснить полисмэну и сторожамъ, что онъ былъ избранный депутатъ отъ Лофшэна. Около полудня отправился онъ въ клубъ Реформъ и тамъ нашелъ большую толпу, между которой было множество членовъ. Ирль увидалъ его тотчасъ и подошелъ поздравить.

— Такъ все устроилось какъ слѣдуетъ, Финнъ? сказалъ онъ.

— Да, все какъ слѣдуетъ — я нисколько, не сомнѣвался въ этомъ, когда поѣхалъ туда.

— Никогда не видалъ такого счастливца, сказалъ Ирль. — Такое счастье случается одинъ разъ изъ двѣнадцати. Всякій могъ быть выбранъ, не истративъ шиллинга.

Финсіасу вовсе это не понравилось.

— Не думаю, чтобы всякій могъ быть выбранъ, сказалъ онъ: — не зная Лорда Тулла.

— Лордъ Тулла, мой милый, не могъ тутъ сдѣлать ничего. Но не обращайте вниманія на это. Постарайтесь встрѣтиться со мною въ передней въ два часа. Насъ будетъ тамъ множество и мы вмѣстѣ войдемъ. Видѣли вы Фицджибона?

Тутъ Баррингтонъ Ирль занялся другимъ дѣломъ, а Финна стали поздравлять другіе. Но ему казалось, что поздравленія его друзей были неискренни. Онъ говорилъ съ нѣкоторыми, съ тѣми, о которыхъ онъ думалъ, что они отдали бы все на свѣтѣ, чтобъ попасть въ Парламентъ, а между тѣмъ они говорили объ его успѣхѣ какъ о дѣлѣ очень обыкновенномъ.

— Ну, мой милый, надѣюсь, что вамъ это пріятно, сказалъ господинъ среднихъ лѣтъ, котораго онъ зналъ съ самаго пріѣзда въ Лондонъ. — Разница состоитъ въ работѣ даромъ и за деньги. Теперь вы должны работать даромъ.

— Да, конечно, сказалъ Финіасъ.

— Говорятъ, что Парламентъ камфортэбельный клубъ, сказалъ другъ среднихъ лѣтъ: — Но я сознаюсь, что мнѣ непріятно было бы отрываться отъ моего обѣда.

Ровно въ два часа Финіасъ былъ въ передней Уэстминстера и былъ увлеченъ въ Парламентъ съ толпой. И старые и молодые, и тѣ, которые не были ни стары, ни молоды, смѣшивались всѣ вмѣстѣ и къ личности выказывалось очень мало уваженія. Раза четыре раздавались громкія привѣтствія, когда входилъ какой-нибудь популярный господинъ или великій предводитель партіи; по этотъ день оставилъ мало яснаго впечатлѣнія на душѣ молодого члена. Онъ былъ смущенъ, не то радъ, не то обманутъ въ ожиданіи и мысли его были въ безпорядкѣ. Онъ постоянно ловилъ въ душѣ своей сожалѣніе, зачѣмъ онъ тутъ, и также постоянно говорилъ себѣ, что онъ, еще не достигнувъ двадцатипятилѣтняго возраста, не имѣя ни шиллинга за душой, получилъ доступъ въ это собраніе, которое, по сознанію всѣхъ, есть величайшее во всемъ свѣтѣ и въ которое многіе богатые магнаты не могли вступить, несмотря на то, что истратили на это огромныя суммы. Онъ старался сообразить, что онъ выигралъ, но пыль, шумъ, толпу и Недостатокъ какого-то величія для глазъ ему почти трудно было вынести. Ему удалось однако рано принять присягу и слышать, какъ читалась рѣчь королевы. Онъ сидѣлъ очень неудобно, высоко на задней скамьѣ, между двумя господами, которыхъ онъ не зналъ, и рѣчи показались ему очень длинны. Онъ обыкновенно видалъ такую рѣчь въ одномъ столбцѣ газетъ и думалъ, что эти рѣчи должны занять по-крайней-мѣрѣ четыре столбца каждая. Онъ просидѣлъ До конца засѣданія, а потомъ пошелъ обѣдать въ свой клубъ. Онъ входилъ въ столовую Нижней Палаты, но тамъ была толпа, а онъ былъ одинъ — и сказать по правдѣ, онъ боялся заказать обѣдъ.

Единственное торжество, полученное имъ въ Лондонѣ, произошло отъ сіянія, которое отразилось отъ его выборовъ на его хозяйкѣ. Это была предобрая, преласковая материнская душа, мужъ которой торговалъ писчими матеріалами и которая содержала очень порядочныя квартиры въ Большой Марльборогской улицѣ. Тутъ Финіасъ жилъ съ-тѣхъ-поръ, какъ пріѣхалъ въ Лондонъ, и былъ большимъ фаворитомъ своей хозяйки.

— Господи помилуй, мистеръ Финіасъ, сказала она: — какъ только подумаешь, что вы членъ Парламента!

— Да, я членъ Парламента, мистриссъ Бёнсъ.

— И вы будете жить но прежнему въ своей квартирѣ? Мнѣ никогда еще не случалось имѣть жильцемъ члена Парламента.

Мистриссъ Бёнсъ дѣйствительно поняла всю важность шага, сдѣланнаго ея жильцемъ, и Финіасъ былъ признателенъ ей.

Глава ІV. Лэди Лора Стэндишъ

Финіасъ, описывая лэди Лору Стэндишъ Мэри Флудъ Джонсъ въ Киллало, представилъ ее не въ весьма яркомъ колоритѣ. А между тѣмъ онъ очень восторгался лэди Лорой, и она была достойна восторга. Можетъ быть, величайшей гордостью въ жизни нашего героя было то, что лэди Лора Стэндишъ была его другомъ и что она подстрекнула его отважиться на парламентскую жизнь. Лэди Лора была также коротка съ Баррингтономъ Ирлемъ, который былъ ея дальнимъ родственникомъ, и Финіасъ подозрѣвалъ, что своимъ выборомъ въ депутаты Лофшэна изъ всѣхъ молодыхъ либеральныхъ кандидатовъ онъ въ нѣкоторой степени былъ обязанъ вліянію лэди Лоры на Баррингтона Ирля. Онъ былъ отъ этого не прочь, потому что хотя онъ постоянно говорилъ себѣ, что вовсе не влюбленъ въ лэди Лору — которая, какъ онъ воображалъ, была старше его — все-таки онъ съ признательностью готовъ былъ принять все изъ ея рукъ и чувствовалъ сильное желаніе увеличить узы дружбы, связывавшія ихъ. Нѣтъ, онъ не былъ влюбленъ въ лэди Лору Стэндишъ. Онъ не имѣлъ ни малѣйшаго намѣренія дѣлать ей предложеніе сдѣлаться его женой. Такъ онъ говорилъ себѣ и до выборовъ и послѣ своего возвращенія. Когда онъ очутился въ углу съ бѣдной Мэри Флудъ Джонсъ, разумѣется онъ поцѣловалъ ее; но онъ не думалъ, чтобы при какихъ бы то пи было обстоятельствахъ онъ поддался искушенію поцѣловать лэди Лору. Онъ предполагалъ, что влюбленъ въ свою маленькую — въ нѣкоторой степени. Разумѣется, изъ этого ничего не могло выйти по объятельствамъ его жизни, такъ для него важнымъ. Онъ не былъ влюбленъ въ лэди Лору, а между тѣмъ надѣялся, что изъ его короткости съ нею можетъ произойти многое. Онъ не разъ спрашивалъ себя, какъ онъ будетъ чувствовать, когда кто-нибудь другой влюбится въ лэди Лору, потому что она вовсе была не такая женщина, чтобы имѣть недостатокъ въ обожателяхъ — когда кто-нибудь другой влюбится въ нее и будетъ принятъ ею какъ любовникъ; но на этотъ вопросъ онъ не могъ еще отвѣчать. Было много вопросовъ относительно его самого, на которые онъ отвѣчалъ себѣ, что судьба его ходить по волканамъ.

— Разумѣется, въ одинъ прекрасный день я буду разорванъ на мелкіе куски, говаривалъ онъ: — но это лучше, чѣмъ медленно свариться въ кашу.

Въ Парламентѣ было засѣданіе въ пятницу, а потомъ въ субботу утромъ и пренія объ адресѣ были отложены до понедѣльника. Въ воскресенье Финіасъ рѣшилъ, что онъ увидится съ лэди Лорой. Она говорила, что бываетъ всегда дома по воскресеньямъ и отъ трехъ до четырехъ часовъ, вѣроятно, ея гостиная будетъ полна. Разумѣется, гости будутъ приходить и уходить, и помѣшаютъ его разговору съ нею. На нѣсколько минутъ онъ можетъ найти ее одну, и ему чрезвычайно хотѣлось знать, приметъ ли она его какъ члена Парламента горячѣе чѣмъ его приняли другіе друзья. До-сихъ-поръ онъ не нашелъ горячности по пріѣздѣ въ Лондонъ, кромѣ той, которая пылала въ груди мистриссъ Бёнсъ.

Лэди Лора Стэндишъ была дочерью графа Брентфорда и осталась единственной женщиной въ семействѣ графа. Графиня умерла, а лэди Эмили, младшая дочь, первая красавица своего времени, была теперь женою русскаго вельможи, котораго она предпочла всѣмъ своимъ англійскамъ женихамъ, и жила въ Петербургѣ. Тетка, старая лэди Лора, пріѣзжала въ Лондонъ въ половинѣ мая, но всегда жила въ деревнѣ, кромѣ шести недѣль въ году. Лордъ Чильтернъ, сынъ и наслѣдникъ графа, жилъ въ фамильномъ отелѣ на Портманскомъ сквэрѣ, но о лордѣ Чильтернѣ лэди Лора говорила не часто, а Финіасъ, какъ ни часто бывалъ въ домѣ, никогда не видалъ лорда Чильтерна. Объ этомъ молодомъ вельможѣ разные люди говорили разныя вещи; но я боюсь, что разсказы наиболѣе вѣроятные приписывали ему большую короткость съ ньюмаркэтскими дѣлами и пристрастіе къ удовольствіямъ. О лордѣ Чильтернѣ Финіасъ еще не говорилъ ни слова съ лэди Лорой. Съ отцомъ онъ былъ знакомъ, такъ какъ обѣдалъ въ домѣ, можетъ быть, разъ двѣнадцать. Главная черта въ характерѣ лорда Брентфорда, болѣе всѣхъ поразившая нашего героя, состояла въ безграничномъ довѣріи, которое онъ оказывалъ своей дочери. Лэди Лора, повидимому, пользовалась полною свободою дѣлать что она хотѣла. Она располагала собою свободнѣе, чѣмъ еслибы была женою, а не дочерью графа Брентфорда, и казалась также полновластной хозяйкой въ домѣ.

Финіасъ объявилъ въ Киллало, что лэди Лора была шести футъ ростомъ, что у нея рыжіе волосы, фигура долговязая, а руки и ноги огромныя. На самомъ дѣлѣ она была пяти футъ семи дюймовъ вышины и держалась очень хорошо. Бъ ея осанкѣ было какое-то благородство и такимъ образомъ она казалась выше, чѣмъ была на самомъ дѣлѣ. Волосы ея дѣйствительно были рыжіе — темно-рыжіе вполнѣ. У брата ея были точно такіе же волосы, такъ же какъ и у отца, прежде чѣмъ побѣлѣли отъ старости. Волосы сестры ея были нѣжнаго каштановаго цвѣта, и въ то время, какъ она выходила замужъ, говорили, что ея волосы были самыми красивыми во всей Европѣ. Но въ нынѣшнее время намъ нравятся рыжіе волосы, и волосы лэди Лоры не мѣшали ей считаться красавицей. Лицо ея было очень красиво, хотя въ немъ недоставало той нѣжности, которую мы всѣ любимъ въ женщинахъ. Глаза ея, большіе, блестящіе и очень свѣтлые, повидимому никогда не дрожали, никогда не потуплялисъ, никогда не выказывали страха своей собственной сила. Въ лэди Лорѣ Стэндишъ не было ничего страшнаго. Носъ ея былъ прекрасно очерченъ, но немножко великъ, и имѣлъ весьма легкую наклонность казаться орлинымъ. Ротъ ея былъ также великъ, но полонъ выраженія, а зубы чудесны. Цвѣтъ лица ея былъ очень блестящъ, но несмотря на этотъ блескъ, она никогда не краснѣла; оттѣнокъ ея лица былъ ровный и твердый. Тѣ, которые знали ее, говорили, что сердце ея было въ полномъ ея распоряженіи, что ничто не могло заставить ея кровь внезапно закипѣть. А обвиненіе въ долговязости, сдѣланное противъ нея, происходило отъ злыхъ замѣчаніи объ ея позѣ, когда она сидѣла. Она не казалась долговязой, когда стояла или ходила, но она наклонялась впередъ, когда сидѣла, какъ мущина, махала руками въ разговорѣ, проводила рукою по лицу, пальцами по волосамъ, какъ дѣлаютъ мущины, а не женщины, и повидимому презирала то нѣжное спокойствіе своего пола, въ которомъ вообще находятъ столько очарованія. Ея руки и ноги были велики, какъ и вся ея фигура. Такова была лэди Лора Стэндишъ, и Финіасъ Финнъ былъ невѣренъ самому себѣ и своему собственному мнѣнію о лэди Лорѣ, когда описывалъ ее въ унизительныхъ выраженіяхъ Мэри Флудъ Джонсъ. Но хотя онъ говорилъ о лэди Лорѣ въ унизительныхъ выраженіяхъ, онъ говорилъ о ней такимъ образомъ, чтобы заставить миссъ Флудъ Джонсъ понять, что онъ много думалъ о лэди Лорѣ.

Рано въ воскресенье отправился онъ на Портманскій скверъ, чтобы узнать, не найдетъ ли сочувствія тамъ. До-сихъ-поръ онъ не находилъ сочувствія нигдѣ. Все было такъ страшно сухо и жестко, и до-сихъ-поръ онъ не собралъ еще плодовъ, которыхъ ожидалъ найти. Правда, что до-сихъ-поръ онъ еще не бывалъ съ друзьями, кромѣ клубныхъ пріятелей и тѣхъ, которые были вмѣстѣ съ нимъ въ Палатѣ — а можетъ быть въ клубѣ были люди завидовавшіе его счастью, а члены Парламента не приписывали этому никакой важности, потому что занимали свои мѣста уже нѣсколько лѣтъ. Теперь ему хотѣлось найти друга, который, какъ онъ надѣялся, могъ сочувствовать, и вотъ для чего отправился онъ на Портманскій сквэръ утромъ въ воскресенье въ половинѣ третьяго. Да, лэди Лора была въ гостиной. Это сказалъ ему швейцаръ, но швейцаръ очевидно думалъ, что ему помѣшали обѣдать прежде времени. Финіасъ вовсе не заботился о швейцарѣ. Если лэди Лора будетъ съ нимъ неласкова, онъ никогда болѣе не будетъ безпокоить этого швейцара. Въ эту минуту онъ былъ особенно огорченъ, потому что другъ, котораго онъ цѣнилъ, юристъ, съ которымъ онъ занимался послѣдніе три года, цѣлое утро доказывалъ ему, что онъ просто раззорился.

— Когда я услыхалъ объ этомъ, разумѣется я подумалъ, что вы получили наслѣдство, сказалъ мистеръ Ло.

— Я не получалъ наслѣдства, отвѣчалъ Финіасъ: — и никогда не получу.

Ло очень широко раскрылъ глаза, очень грустно покачалъ головой и засвисталъ.

— Какъ я рада, что вы пришли, мистеръ Финнъ! сказала лэди Лора, встрѣчая Финіаса па половинѣ дороги черезъ всю большую комнату.

— Благодарю, сказалъ онъ, взявъ ее за руку.

— Я такъ и думала, что можетъ быть вамъ удастся увидѣться со мною, пока здѣсь еще не будетъ никого.

— Сказать по правдѣ, я самъ этого желалъ, хотя не знаю почему.

— Я могу сказать вамъ, почему вы этого желали, мистеръ Финнъ. Но оставимъ это. Сядемте. Я очень рада, что вамъ удалось — очень рада. Вы знаете, я всегда говорила вамъ, что никогда не буду о васъ имѣть высокаго мнѣнія, если по-крайней-мѣрѣ вы не попытаетесь.

— Поэтому-то я и попытался.

— И успѣли. Люди малодушные, знаете, никогда не сдѣлаютъ ничего хорошаго. Я думаю, что мущина обязанъ проложить себѣ дорогу въ Парламентъ — то-есть, если онъ намѣренъ быть чѣмъ-нибудь. Разумѣется, не всякій можетъ попасть туда въ двадцать-пять лѣтъ.

— Всѣ друзья мои говорятъ, что я раззорился.

— Нѣтъ, я этого не говорю, сказала лэди Лора.

— А вы стоите всѣхъ остальныхъ. Такъ утѣшительно услышать ласковое слово!

— Вы ни отъ кого не услышите здѣсь неласковыхъ словъ. Папа скажетъ вамъ ласковыя слова лучше, чѣмъ я, потому что имъ придастъ вѣсъ благоразуміе его преклонныхъ лѣтъ. Я слышала отъ него разъ двадцать, что чѣмъ раньше человѣкъ вступаетъ въ Парламентъ, тѣмъ лучше. Такъ многому надо научиться.

— Но вашъ отецъ говоритъ о богатыхъ людяхъ.

— Совсѣмъ нѣтъ — о младшихъ братьяхъ, объ адвокатахъ, о людяхъ, которые должны проложить себѣ дорогу, какъ вы. Позвольте — можете вы обѣдать здѣсь въ середу? Гостей у насъ не будетъ, но папа хочетъ пожать руку вамъ; а къ вамъ, законодателямъ Нижней Палаты, доступъ свободнѣе по средамъ чѣмъ въ другіе дни.

— Я буду очень радъ, отвѣчалъ Финіасъ, чувствуя однако, что онъ не ожидалъ большого сочувствія отъ лорда Брентфорда.

— Мистеръ Кеннеди обѣдаетъ здѣсь — вы знаете мистера Кеннеди изъ Лофлинтера — и мы пригласимъ вашего друга мистера Фицджибона; больше не будетъ никого. А поймать Баррингтона Ирля въ такое время рѣшительно невозможно.

— Но возвращаясь къ моему раззоренію, началъ Финіасъ послѣ нѣкотораго молчанія.

— Не думайте о непріятномъ.

— Вы не должны предполагать, что я этого боюсь. Я хотѣлъ сказать, что есть обстоятельства хуже раззоренія — или по-крайней-мѣрѣ вѣроятности раззоренія. Предположимъ даже, что мнѣ придется эмигрировать и лишиться всего — что за бѣда! Я одинокъ и могу дѣлать съ своимъ собственнымъ состояніемъ что я хочу. Нельсонъ долженъ былъ выбирать между Уэстминстерскимъ Аббатствомъ или пэрствомъ, а я между парламентскимъ успѣхомъ или лишеніемъ всего.

— Вы не лишитесь ничего, мистеръ Финнъ. Я ручаюсь вамъ.

— Когда такъ, я спасенъ.

Въ эту минуту дверь комнаты отворилась и какой-то человѣкъ бистро вошелъ, сдѣлалъ нѣсколько шаговъ и тотчасъ воротился, захлопнувъ за собою дверь. Это былъ мущина съ густыми, короткими, рыжими волосами и съ большой рыжей бородой. Лицо его было очень красно — и Финіасу показалось, что были красны даже его глаза. Въ наружности этого человѣка что-то поразило его почти до ужаса — наружность эта показалась ему почти свирѣпою.

Наступило минутное молчаніе послѣ того, какъ захлопнулась дверь, а потомъ лэди Лора сказала:

— Это мой братъ Чильтернъ. Кажется, вы еще не встрѣчались съ нимъ?

Глава V. Мистеръ и Мистриссъ Ло

Страшное появленіе рыжаго лорда Чильтерна разстроило на минуту счастье Финіаса, слушавшаго ласковую лесть лэди Лоры, и хотя лордъ Чильтернъ исчезъ такъ же скоро, какъ явился, радость Финіаса уже не возвращалась. Лэди Лора сказала нѣсколько словъ о братѣ, а Финіасъ отвѣчалъ, что ему никогда не случалось видѣть лорда Чильтерна. Потомъ наступило неловкое молчаніе и почти тотчасъ вошло нѣсколько человѣкъ. Поздоровавшись съ двумя, тремя знакомыми, между которыми находилась старшая сестра Лоренса Фицджибона, Финіасъ простился и вышелъ на сквэръ.

— Миссъ Фицджибонъ будетъ обѣдать у насъ въ середу, сказала лэди Лора. — Она говоритъ, что не ручается за брата, но привезетъ его, если можетъ.

— Мнѣ сказали, что и вы теперь членъ Парламента, сказала Миссъ Фицджибонъ. — Мнѣ кажется, теперь всѣ засѣдаютъ въ Парламентѣ. Маѣ хотѣлось бы знать кого-нибудь, кто не былъ бы ВЪ Парламентѣ, тогда можетъ быть и я собралась бы замужъ.

Но Финіасъ заботился очень мало о томѣ, что миссъ Фицджибонъ говорила ему. Всѣ знали Аспазію Фицджибонъ и всѣ знавшіе ее привыкли переносить жесткость ея шутокъ и горечь ея замѣчаній. Она была старая дѣва, лѣтъ сорока, очень дурная собой, которая, примирившись съ своимъ старымъ дѣвствомъ, Хотѣла пользоваться тѣми жалкими преимуществами, которыя ея положеніе давало ей. Послѣдніе годы значительное состояніе досталось ей, тысячѣ двадцать-пять, досталось неожиданно. Теперь только у ней одной ВЪ семьѣ были деньги. Она жила совершенно одна, въ маленькомъ домикѣ, въ одной изъ самыхъ маленькихъ улицъ въ Мэй-Фэрѣ, бывала вездѣ одна и прямо высказывала свои мысли обо всемъ. Она была искренно предана своему брату Лоренсу — такъ предана, что готова была рѣшиться для него на все — кромѣ того, что не дала бы ему денегъ взаймы.

Но Финіасъ, выйдя на сквэръ, не думалъ ничего объ Аспазіи Фицджибонъ. Онъ ходилъ къ лэди Лорѣ Стэндишъ за сочувствіемъ и это сочувствіе она оказала ему въ полной мѣрѣ. Она понимала его и его стремленія, если ихъ не понималъ никто другой. Она радовалась его торжеству и сказала ему, что ожидаетъ его успѣха. и какимъ восхитительнымъ языкомъ скакала она это! «Малодушное сердце никогда не пріобрѣтетъ себѣ любви прекрасной женщины». Почти такимъ образомъ, хотя не совсѣмъ такимъ, поощряла она его. Онъ зналъ хорошо, что она не имѣла въ мысляхъ никакого другого значенія кромѣ того, которое выражали ея слова. Онъ ни на одну минуту не приписывалъ имъ ничего другого. Но не можетъ ли онъ заимствовать изъ этихъ словъ другой урокъ? Онъ часто говорилъ себѣ, что онъ не былъ влюбленъ въ лэди Лору Стэндишъ, но почему же онъ не могъ сказать себѣ теперь, что въ нее влюбленъ? Разумѣется, ему предстоятъ затрудненія. Но преодолѣвать затрудненія не составляетъ ли цѣль его жизни? Не преодолѣлъ ли онъ уже одного такого же большого затрудненія и зачѣмъ ему бояться этого другого? Малодушное сердце никогда не пріобрѣтетъ любви прекрасной дамы! А любовь этой прекрасной дамы — въ эту минуту онъ готовъ былъ поклясться, что она прекрасна — уже была на половину пріобрѣтена. Она не могла бы такъ горячо пожимать его руку, такъ проницательно смотрѣть ему въ лицо, еслибъ не чувствовала къ нему нѣчто болѣе обыкновенной дружбы.

Онъ шелъ теперь къ Регентскому Парку. Онъ хотѣлъ посмотрѣть звѣрей въ Зоологическомъ Саду и рѣшить свой будущій образъ жизни въ этомъ восхитительномъ воскресномъ уединеніи. Ему необходимо было рѣшить очень многое. Если онъ вознамѣрится просить лэди Лору Стэндишъ сдѣлаться его женой, когда будетъ онъ ее просить и какимъ образомъ долженъ предложить ей жить? Онъ не могъ откладывать своего предложенія, такъ какъ онъ зналъ, что у ней будетъ много жениховъ. Онъ не могъ надѣяться, чтобъ она ждала его, если онъ не сдѣлаетъ ей признанія. А между тѣмъ онъ не могъ просить ее раздѣлить съ нимъ содержаніе, получаемое имъ отъ отца. Имѣла ли она большое состояніе, или небольшое, или вовсе не имѣла никакого состоянія, онъ рѣшительно не зналъ. Ему было извѣстно, что графа тревожила расточительность его сына и что отъ этого происходили нѣкоторыя денежныя затрудненія.

Но его величайшимъ желаніемъ было содержать жену собвенными трудами. Теперь онъ не могъ это сдѣлать, если ему не будутъ платить за эти парламентскіе труды. Счастливые господа, составляющіе «правительство», получаютъ жалованье. Да, для него открыто казначейство и онъ долженъ рѣшиться занять мѣсто тамъ. Онъ растолкуетъ это лэди Лорѣ, а потомъ сдѣлаетъ ей предложеніе. Правда, что теперь мѣста въ казначействѣ занимаютъ его политическіе оппоненты, по все на свѣтѣ смертно, а консервативная партія въ Англіи особенно подвержена смертности. Это правда, что онъ не можетъ даже занять мѣсто въ казначествѣ съ тысячью фунтовъ жалованья, не имѣя дѣла съ лофшэнскими избирателями, но если сдѣлаетъ что-нибудь, что придастъ извѣстность его имени, покажетъ, что онъ человѣкъ съ надеждою па успѣхъ, лофшэнскіе избиратели, уже разъ не дѣлавшіе никакихъ затрудненій, навѣрно не поступятъ съ нимъ жестоко, когда онъ во второй разъ покажется между ними. Лордъ Тулла былъ его другъ, и потомъ онъ вспомнилъ, что лэди Лора была въ родствѣ со всѣми значительными вигами. Онъ зналъ, что она троюродная сестра Мильдмэя, который уже много лѣтъ былъ предводителемъ виговъ, и четвероюродная сестра Баррингтона Ирля. Послѣдній президентъ совѣта, герцогъ Сент-Бенгэй, и лордъ Брентфордъ были женаты на родныхъ сестрахъ, и вся родня Сент-Бенгэевъ, Мильдмэевъ и Брентфордовъ была въ дальнемъ родствѣ съ родней Паллизеровъ, наслѣдникъ и глава которыхъ, Плантадженетъ Паллизеръ, непремѣнно будетъ главнымъ казначеемъ при новой перемѣнѣ мѣстъ. Просто какъ возможность вступить въ оффиціальную жизнь, ничего не могло быть успѣшнѣе брака съ лэди Лорой. Конечно, онъ и не подумалъ бы этого только по этой причинѣ. Нѣтъ, онъ подумалъ объ этомъ только потому, что любилъ ее, по чистой совѣсти, потому что онъ любилъ ее. Онъ клялся въ этомъ разъ десять, къ своему собственному успокоенію. Но любя ее такъ, какъ онъ ее любилъ, и рѣшивъ, что несмотря на всѣ затрудненія, она сдѣлается его женою, онъ не видалъ, почему бы — и для себя и для нея — не воспользоваться обстоятельствами, которыя могли принести ему пользу.

Когда онъ бродилъ между звѣрями возлѣ воскресныхъ посѣтителей сада, онъ рѣшилъ, что прежде растолкуетъ лэди Лорѣ свои намѣренія относительно своей будущей каррьеры, а потомъ попроситъ ее соединить ея участь съ его судьбой.

— Итакъ это опять вы, мистеръ Финнъ? сказалъ ему на ухо голосъ.

— Да, это опять я, миссъ Фицджибонъ.

— Я думала, что члены Парламента должны заниматься чѣмъ-нибудь, а не смотрѣть на дикихъ звѣрей. Я думала, что вы всегда проводите воскресенье, придумывая, какъ дразнить другъ друга въ понедѣльникъ.

— Мы уже все это придумали рано утромъ, миссъ Фицджибонъ, пока вы молились.

— Вотъ и мистеръ Кеннеди здѣсь — вы навѣрно знаете его. Онъ также членъ; но онъ можетъ оставаться празднымъ.

Но Финіасъ не зналъ мистера Кеннеди и, слѣдовательно, Потребовалось представленіе.

— Кажется, я встрѣчусь съ вами за обѣдомъ въ середу, связалъ Финіасъ: — у лорда Брентфорда.

— И я также, сказала миссъ Фицджибонъ.

Это будетъ величайшимъ прибавленіемъ къ нашему удовольствію, сказалъ Финіасъ.

Мистеръ Кеннеди, который повидимому говорилъ съ какимъ-то трудомъ и поклонъ котораго нашему герою едва пошевелилъ шляпу на головѣ его, пробормоталъ что-то такое, что можно было принять за согласіе предложенію обѣдать въ середу. Потомъ онъ стоялъ совершенно неподвижно, положивъ обѣ руки на ручку своего зонтика, и смотрѣлъ на клѣтку большихъ обезьянъ. Но было ясно, что онъ совсѣмъ не смотрѣлъ на обезьянъ, потому что глаза его не шевелились.

— Видали вы когда-нибудь въ жизни подобный контрастѣ? сказала миссъ Фицджибонъ Финіасу почти не шепотомъ.

— Между чѣмъ? спросилъ Финіасъ.

— Между мистеромъ Кеннеди и обезьяной. Обезьяна такъ много Говоритъ по своему и такъ восхитительно зла! Я не полагаю, Чтобы мистеръ Кеннеди сдѣлалъ что нибудь алое въ своей жизни.

Кеннеди былъ человѣкъ, имѣвшій весьма мало искушенія сдѣлать что-нибудь злое. Онъ имѣлъ милліона полтора денегъ и ошибочно предполагалъ, что наживалъ ихъ самъ, между тѣмъ какъ можно было сомнѣваться, заработалъ ли онъ когда-нибудь хоть одинъ пенни. Его отецъ и дядя завели торговое дѣло въ Глазго — и теперь это дѣло принадлежало ему. Но его отецъ и дядя, трудившіеся во все время ихъ продолжительной жизни, оставили послѣ себя слугъ понимавшихъ дѣло и торговля теперь преуспѣвала почти своею собственною силой. Теперешній Кеннеди, единственный владѣлецъ этой торговли, хотя ѣздилъ иногда въ Глазго, ничего не дѣлалъ, чтобы поддержать ее. Онъ имѣлъ великолѣпное помѣстье въ Пертширѣ, называвшееся Лофлинтеръ, былъ депутатомъ отъ шотландскихъ мѣстечекъ, имѣлъ домъ въ Лондонѣ, конскій заводъ въ Лейстерширѣ, куда онъ ѣздилъ рѣдко, и былъ не женатъ. Онъ никогда много не говорилъ ни съ кѣмъ, хотя былъ постоянно въ обществѣ; онъ рѣдко дѣлалъ что-нибудь, хотя имѣлъ способы дѣлать все. Онъ очень рѣдко стоялъ на ногахъ въ Нижней Палатѣ, хотя сидѣлъ тамъ десять лѣтъ. Его видали вездѣ, иногда съ однимъ знакомымъ, а иногда съ другимъ, но можно было сомнѣваться, былъ ли у него хоть одинъ другъ. Можно было сомнѣваться, достаточно ли онъ говорилъ когда-нибудь съ какимъ бы то ни было человѣкомъ, чтобы сдѣлать этого человѣка своимъ другомъ. Лоренсъ Фицжибонъ сошелся съ нимъ на одинъ сезонъ и мѣсяца черезъ два попросилъ у него взаймы нѣсколько сотъ фунтовъ.

— Я никогда не даю никому взаймы, отвѣчалъ Кеннеди, и это была самая длинная фраза, какую только слышалъ отъ него Лоренсъ Фицджибонъ.

Но хотя Кеннеди не давалъ взаймы, онъ жертвовалъ очень много — и почти для всего.

«Мистеръ Робертъ Кеннеди, Ч. П.^[1], изъ Лофлинтера, 105 ф. с.» являлось почти на каждомъ благотворительномъ спискѣ. Никто никогда не говорилъ съ нимъ объ этихъ пожертвованіяхъ и онъ не говорилъ ни съ кѣмъ. Къ нему присылались циркуляры, а онъ посылалъ чеки. Эта обязанность была очень для него легка и онъ охотно исполнялъ ее. Еслибы потребовались какія-нибудь справки, то можетъ быть этотъ трудъ былъ бы ему не по силамъ. Вотъ каковъ былъ мистеръ Робертъ Кеннеди, о которомъ Финіасъ слышалъ, что онъ прошлою зимою угощалъ лорда Брендфорда и лэди Лору съ разными другими знатными людьми въ своемъ пертширскомъ помѣстьѣ.

— Я предпочитаю обязьяну, сказалъ Финіасъ миссъ Фицджибонъ.

— Я такъ и думала, сказала она. — Свой своему поневолѣ братъ. Вы оба обладаете одинаковой способностью влѣзать. Но говорятъ, что обезьяны никогда не падаютъ.

Финіасъ, зная, что онъ ничего не выиграетъ ссорясь съ миссъ Фицджибонъ, приподнялъ шляпу и простился. Выходя изъ узкой калитки, онъ опять встрѣтился съ Кеннеди.

— Какая здѣсь толпа! сказалъ онъ, чувствуя себя обязаннымъ сказать что-нибудь.

Кеннеди, находившійся позади него, не отвѣчалъ ему ни слова. Тогда Финіасъ рѣшилъ, что Кеннеди былъ дерзокъ какъ богачъ и что онъ возненавидитъ Кеннеди.

Онъ былъ приглашенъ въ это воскресенье обѣдать у Ло, адвоката, съ которымъ онъ занимался послѣдніе три года. Ло и жена его очень полюбили Финіаса и учитель не разъ говорилъ своему ученику, что успѣхъ его профессіи непремѣнно будетъ для него открытъ, если только онъ будетъ прилежно заниматься своимъ дѣломъ. Ло самъ былъ честолюбивый человѣкъ, надѣявшійся поступить въ Парламентъ когда-нибудь, когда требованія его трудовой жизни позволятъ ему сдѣлать это; но онъ былъ благоразуменъ, разсчетливъ и рѣшился сдѣлать землю твердой подъ своими ногами для каждаго шага, который онъ будетъ дѣлать впередъ. Когда онъ услыхалъ, что Финнъ намѣренъ быть депутатомъ отъ Лофшона, онъ ужаснулся и сильно отговаривалъ его.

— Избиратели, можетъ быть, не возьмутъ его. Только это теперь его единственная надежда, сказалъ Ло своей женѣ, когда узналъ, что Финіасъ былъ, какъ ему казалось, безумно отваженъ.

Но лофшэнскіе избиратели взяли ученика Ло, и теперь Ло долженъ былъ совѣтовать, какъ Финіасъ долженъ поступить въ настоящихъ обстоятельствахъ. Ничто не мѣшало члену Парламента заниматься адвокатскимъ дѣломъ. Даже самые знаменитые адвокаты были членами Парламента. Но Финіасъ Финнъ начиналъ не съ того конца и Ло зналъ, что изъ этого не выдетъ ничего хорошаго.

— Какъ подумаешь, что вы въ Парламентѣ, мистеръ Финнъ! сказала мистриссъ Ло.

— Это точно удивительно, неправдали? сказалъ Финіасъ.

— Это такъ насъ удивило! сказала мистриссъ Ло. — Всегда адвокаты вступаютъ въ Парламентъ послѣ сорокалѣтняго возраста.

— А мнѣ только двадцать-пять. Мнѣ кажется, будто я себя обезславилъ; право такъ, мистриссъ Ло.

— Нѣтъ, вы себя не обезславили, мистеръ Финнъ. Единственный вопросъ состоитъ въ томъ, благоразумно ли это. Искренно надѣюсь, что все окажется въ лучшему.

Мистриссъ Ло была женщина довольно простая, годами пятью старѣе своего мужа, неимѣвшая почти никакого состоянія и обладавшая всѣми возможными добродѣтелями на свѣтѣ. А все-таки ей не нравилось, что ученикъ ея мужа вступилъ въ Парламентъ. Еслибы ея мужъ и Финіасъ Финнъ обѣдали гдѣ-нибудь вмѣстѣ, Финіасъ, поступившій мальчикомъ къ нему въ ученики, выйдетъ изъ комнаты прежде ея мужа, какъ болѣе важное лицо. Это было несправедливо. А все-таки она выбрала для Финіаса самый лучшій кусокъ рыбы, и еслибы онъ былъ боленъ, ухаживала бы за нимъ съ величайшею заботливостью.

Послѣ обѣда, когда мистриссъ Ло ушла наверхъ, началось разсужденіе между учителемъ и ученикомъ, разсужденіе, для котораго и былъ данъ этотъ маленькій обѣдъ. Когда Финіасъ послѣдній разъ былъ у Ло — воротившись изъ Ирландіи — онъ еще не рѣшился на многое такъ твердо, какъ сдѣлалъ это послѣ своего свиданія съ лэди Лорой. Это разсужденіе теперь не могло уже быть полезно — но его избѣжать было нельзя.

— Ну, Финіасъ, что вы намѣрены дѣлать? спросилъ Ло.

Всѣ знавшіе нашего героя или почти всѣ называли его просто до имени. Есть люди, съ которыми обращаются такимъ образомъ какъ бы но общему согласію во всѣхъ обществахъ. Даже мистриссъ Ло, очень прозаическая женщина и не фамильярная въ обращеніи, взяла эту привычку до выборовъ. Но она оставила ее, когда Финіасъ сдѣлался членомъ Парламента.

— Въ этомъ-то и состоитъ весь вопросъ — неправдали? спросилъ Финіасъ.

— Разумѣется, вы дѣла своего не бросите?

— Какого? адвокатуры?

— Да, адвокатуры.

— Я не намѣренъ совсѣмъ оставлять.

— Оставлять? сказалъ Ло, съ удивленіемъ поднимая руки. — Если вы оставите, какъ же намѣрены вы жить? Члены Парламента жалованья не получаютъ.

— Да я и говорю, что не намѣренъ оставлять совсѣмъ.

— Вы не должны оставлять ни на одинъ день, то-есть, если намѣрены сдѣлать себѣ какую-нибудь пользу.

— Мнѣ кажется, что въ этомъ вы ошибаетесь, Ло.

— Какъ я могу ошибаться? Развѣ періодъ праздности можетъ способствовать къ улучшенію профессіи человѣка? И развѣ не сознаютъ всѣ сколько-нибудь понимающіе дѣло, что постоянный трудъ необходимѣе въ нашей профессіи, чѣмъ во всякой другой?

— Я не намѣренъ быть празднымъ.

— Что же вы намѣрены дѣлать, Финіасъ?

— Просто это. Я членъ Парламента. Мы должны признать этотъ фактъ.

— Я не сомнѣваюсь въ этомъ фактѣ.

— И если это несчастье, мы должны извлечь все лучшее изъ него. Даже вы не посовѣтовали бы мнѣ тотчасъ просить мѣста въ Чильтерн Гёндредсъ^[2].

— Посовѣтовалъ бы сдѣлать это завтра же, милый мой, хотя мнѣ непріятно васъ огорчать, если вы обращаетесь ко мнѣ. Я совѣтую вамъ отказаться завтра же отъ вашего мѣста. Надъ вами посмѣются нѣсколько недѣль, но это лучше, чѣмъ разориться на всю жизнь.

— Я не могу этого сдѣлать, грустно сказалъ Финіасъ.

— Очень хорошо, такъ будемъ продолжать, сказалъ Ло. — Если вы не откажетесь отъ вашего мѣста, лучше всего будетъ позаботиться, чтобъ оно какъ можно менѣе мѣшало вашему дѣлу. Я полагаю, вы должны засѣдать въ нѣкоторыхъ комитетахъ.

— Я думаю, что не стану заниматься юридическими дѣлами цѣлый годъ, чтобъ научиться парламентскимъ обычаямъ.

— И не дѣлатъ ничего?

— Ничего кромѣ этого. Это дѣло само по себѣ наука. Изучить его въ одинъ годъ нѣтъ никакой возможности. Но я убѣжденъ, что тотъ, кто желаетъ быть полезнымъ членомъ Парламента, долженъ изучить свое дѣло.

— А чѣмъ вы намѣрены жить въ это время?

Ло, который былъ человѣкъ энергичный, принялъ почти сердитый тонъ. Финіасъ нѣсколько времени сидѣлъ молча; не потому чтобы онъ не находилъ, что отвѣтить, но придумывалъ, въ какихъ бы короткихъ словахъ лучше всего выразить свои мысли.

— Вы получаете отъ отца очень скромное содержаніе, котоpоe до-сихъ-поръ не могло избавить васъ отъ долговъ, продолжалъ Ло.

— Онъ его увеличилъ.

А будете ли вы довольны, живя здѣсь въ парламентской, клубной лѣности, тѣмъ, что онъ скопилъ своей трудовой жизнью? Мнѣ кажется, вы будете несчастны, если сдѣлаете это. Финіасъ любезный другъ, па сколько я могъ познакомиться со свѣтомъ, люди не начинаютъ ни очень хорошо, пи очень дурно. Они вообще имѣютъ добрыя стремленія и слабую волю — или, какъ сказали бы мы, крѣпкія тѣла съ слабыми ногами. Потомъ, оттого что ноги ихъ слабы, они стремятся къ праздности и къ погибели. Разочарованіе все преслѣдуетъ ихъ. Въ девяти случаяхъ изъ десяти, сначала человѣка собьетъ съ толку какое-нибудь несчастное событіе. Увидитъ онъ какую-нибудь женщину и погубитъ себя съ нею — или примется за скачки и къ несчастью выиграетъ деньги — или какой-нибудь демонъ въ образѣ пріятеля приманитъ его къ табаку и водкѣ. Ваше искушеніе явилось въ видѣ этого проклятаго мѣста въ Парламентѣ.

Ло никогда въ жизни не говорилъ нѣжнаго слова ни одной женщинѣ, кромѣ своей жены, никогда не бывалъ на скачкахъ, всегда выпивалъ только двѣ рюмки портвейна послѣ обѣда и считалъ куреніе ужаснѣйшимъ изъ всѣхъ пороковъ.

— Стало быть, вы рѣшили, что я намѣренъ быть празднымъ?

— Я рѣшилъ, что ваше время будетъ потеряно совершенно безполезнымъ образомъ — если вы поступите такъ, какъ намѣрены поступить.

— Но вы не знаете моего плана; выслушайте меня.

Ло сталъ слушать и Финіасъ объяснилъ свой планъ — разумѣется, не говоря ничего о своей любви къ лэди Лорѣ, но давъ Ло понять, что онъ намѣренъ помогать къ уничтоженію существующаго министерства и занять какое-нибудь мѣсто — сначала самое ничтожное — въ казначействѣ съ помощью своихъ восторженныхъ друзей и своего собственнаго краснорѣчія. Ло выслушалъ его не говоря ни слова.

— Разумѣется, сказалъ Финіасъ: — послѣ перваго года у меня время будетъ занято не вполнѣ, если только я не буду имѣть полнаго успѣха, а если я потерплю совершенную неудачу, потому что, разумѣется, я могу потерпѣть неудачу…

— Это очень возможно, сказалъ Ло.

— Если вы рѣшились идти противъ меня, я но долженъ говорить болѣе ни одного слова, съ гнѣвомъ сказалъ Финіасъ.

— Идти противъ васъ! Я готовъ идти куда угодно, только бы спасти васъ отъ такой жизни, какую вы приготовляете себѣ. Я не вижу въ этомъ ничего такого, что могло бы удовлетворить мужественное сердце. Даже если вы будете имѣть успѣхъ, что изъ васъ выдетъ? Вы будете креатурою какого-нибудь министра, а не товарищемъ его. Вы должны прокладывать себѣ дорогу, поднимаясь на лѣстницу, дѣлая видъ, что вы соглашаетесь, когда согласія вашего потребуютъ, и подавая голосъ, согласны вы или нѣтъ. Какая же будетъ вамъ награда? Нѣсколько сотъ ненадежныхъ фунтовъ въ годъ, и то только пока одна партія останется въ силѣ и вы удержите мѣсто въ Парламентѣ. При самомъ лучшемъ — это рабство и униженіе, даже если вы будете на столько счастливы, чтобъ достигнуть этого рабства.

— Вы сами надѣетесь вступить въ Парламентъ и присоединиться къ министерству когда-нибудь, сказалъ Финіасъ.

Ло отвѣчалъ не скоро, но наконецъ отвѣчалъ:

— Это правда, хотя я никогда не говорилъ вамъ этого. Я имѣлъ мои мечты и иногда осмѣливаюсь говорить себѣ, что онѣ могутъ осуществиться. Но если я когда-нибудь займу мѣсто въ казначействѣ, то это будетъ по особенному приглашенію, когда мнѣ предложатъ высокое мѣсто вслѣдствіе успѣха въ моей профессіи. Но это только одна мечта и я не хотѣлъ бы, чтобы вы повторили кому бы то ни было что я сказалъ. Я не имѣлъ намѣренія говорить о себѣ.

— Я увѣренъ, что вы будете имѣть успѣхъ, сказалъ Финіасъ.

— Да, буду. Я уже успѣваю. Я живу тѣмъ, что заработываю какъ джентльмэнъ и могу уже не брать работы, которая мнѣ непріятна. То, о чемъ я мечтаю, есть только ненужное прибавленіе, позолота на пряникѣ. Я готовъ думать, что пряникъ былъ бы вкуснѣе безъ этого.

Финіасъ не пошелъ наверхъ въ гостиную мистриссъ Ло въ этотъ вечеръ и съ мистеромъ Ло оставался не очень поздно. Онъ наслушался совѣтовъ довольно, чтобы быть очень несчастнымъ — чтобы сбросить cъ себя смѣлость, которую онъ пріобѣрлъ во время утренней прогулки — и чтобы заставить его почти сомнѣваться, лучше ли будетъ для него въ-самомъ-дѣлѣ, отказаться отъ мѣста въ Парламентѣ, чтобъ разомъ выйти изъ затрудненiя; но въ такомъ случаѣ онѣ никогда не долженъ осмѣлиться видѣться опять съ лэди Лорой Стэндишъ.

Глава VI. Обѣдъ у лорда Брентфорда

Да, въ случаѣ, если онъ рѣшится воспользоваться совѣтомъ своего стараго друга Ло, Финіасъ Финнъ долженъ рѣшиться никогда болѣе не видаться съ лэди Лорой. А онъ былъ влюбленъ въ лэди Лору Стэндишъ — и почему онъ зналъ, можетъ быть и лэди Лора Стэндишъ влюблена въ него. Когда онъ пошелъ домой изъ дома До, находившагося на Бэдфордскомъ сквэрѣ, онъ далекъ былъ отъ торжества. Онъ говорилъ съ Ло гораздо болѣе, чѣмъ можно было объяснить читателю въ послѣдней главѣ. Ло настойчиво уговаривалъ его и убѣдилъ па столько, что Финіасъ, прежде чѣмъ вышелъ изъ его дома, обѣщалъ подумать объ этихъ самоубійственныхъ Чильтерн-Гёндредсъ. Какимъ же посмѣшищемъ сдѣлается онъ, если долженъ будетъ отказаться отъ Парламента, просидѣвъ тамъ около недѣли! Но такой немедленный отказъ входилъ въ программу Ло. По наставленіямъ Ло, одинъ годъ, проведенный между міазмами Нижней Палаты, будетъ окончательной погибелью для его юридическихъ успѣховъ. Ло, по-крайней-мѣрѣ, удаюсь заставить Финіаса думать, что нравоученія его были справедливы. Съ одной стороны, была его профессія, въ которой, по увѣреніямъ Ло, онъ долженъ былъ имѣть успѣхъ; съ другой стороны былъ Парламентъ, гдѣ, какъ онъ зналъ, всѣ вѣроятности неудачи предстояли ему, несмотря на то, что онъ имѣлъ тамъ мѣсто. Онъ былъ увѣренъ, что онъ не можетъ соединить и то и другое, если начнетъ съ Парламента. Что же долженъ онъ выбрать — вотъ вопросъ, который онъ старался рѣшить, когда шелъ домой съ Бэдфордскаго сквэра въ Большую Марльбороскую улицу. Онъ не могъ удовлетворительно отвѣчать на этотъ вопросъ и легъ спать несчастнымъ человѣкомъ.

Онъ долженъ былъ во всякомъ случаѣ отправиться въ середу на обѣдъ къ лорду Брентфорду, а чтобы имѣть возможность участвовать въ разговорѣ, онъ долженъ быть на преніяхъ въ понедѣльникъ и во вторникъ. Еслибы пренія въ Парламентѣ не были такъ интересны въ началѣ сессіи, Финіасъ можетъ быть и не былъ бы на нихъ, несмотря на прелесть новизны, потому что слова Ло очень его растревожили. Но если ему было суждено быть членомъ Парламента только десять дней, то конечно ему слѣдовало воспользоваться этимъ временемъ, чтобъ послушать такія пренія. Объ этомъ стоитъ говорить съ его дѣтьми лѣтъ черезъ двадцать, съ его внуками лѣтъ черезъ пятьдесятъ — а главное, ему необходимо умѣть говорить объ этомъ съ лэди Лорой Стэндишъ. Для этого онъ сидѣлъ въ Парламентѣ до часа ночи въ понедѣльникъ и до двухъ во вторникъ, и слышалъ, какъ преній были отложены до четверга. Въ четвергъ Добени долженъ былъ сказать свою знаменитую рѣчь, а потомъ пойдетъ раздоръ.

Когда Финіасъ Финнъ вошелъ въ гостиную лэди Лоры въ середу передъ обѣдомъ, тамъ всѣ гости уже собрались. Почему всѣ явились на обѣдъ въ этотъ день ранѣе обыкновеннаго, Финіасъ не понялъ; но вѣроятно тѣ, которые были замѣшаны въ важный вопросъ того времени, поторопились послушать и поговорить. Въ то время торопились всѣ; во всѣхъ преобладало чувство, что нельзя терять ни минуты. Въ комнатѣ были три дамы — лэди Лора, миссъ Фицджибонъ и мистриссъ Бонтинъ. Послѣдняя была жена бывшаго лорда адмиралтейства при послѣднемъ министерствѣ, который жилъ въ надеждѣ занять, можетъ быть, мѣсто повыше въ томъ министерствѣ, которое, какъ онѣ надѣялся, будетъ скоро составлено. Было еще пять человѣкъ кромѣ Финіаса Финна — Бонтинъ, Кеннеди, Фицджибонъ, Баррингтонъ Ирль, который былъ пойманъ, несмотря на все, что говорила лэди Лора о затрудненіи подобной операціи, и лордъ Брентфордъ. Финіасъ тотчасъ примѣтилъ, что каждый гость былъ членомъ Парламента, и сказалъ себѣ, что онъ не былъ бы тутъ, еслибъ также не былъ тамъ.

— Мы теперь здѣсь всѣ, сказалъ графъ, позвонивъ въ колокольчикъ.

— Надѣюсь, что я не заставилъ себя ждать, сказалъ Финіасъ.

— Совсѣмъ нѣтъ, отвѣчала лэди Лора: — я не знаю, зачѣмъ мы такъ торопимся. Сколько будетъ, говорите вы, мистеръ Финнъ?

— Я полагаю, семнадцать, сказалъ Финіасъ.

— Вѣроятнѣе двадцать-два, замѣтилъ Бонтинъ. — Колклё такъ боленъ, что никакъ не можетъ быть. Молодой Рочестеръ въ Вѣнѣ, Гёнингъ дуется за что-то, а Муди лишился старшаго сына. Ей-Богу! его уговаривали быть, какъ будто Фрэнка Муди не будутъ хоронить въ пятницу.

— Я этому не вѣрю, сказалъ Лордъ Брентфордъ.

— Спросите карльтонцевъ, они признаются.

— Еслибъ я лишился всѣхъ своихъ родственниковъ на свѣтѣ, замѣтилъ Фицджибонъ: — я все-таки подалъ бы голосъ въ подобномъ вопросѣ. Не присутствовать въ Парламентѣ не воротитъ къ жизни бѣднаго Фрэнка Муди.

— Но въ подобныхъ вещахъ слѣдуетъ соблюдать приличіе, мистеръ Фицджибонъ, сказала лэди Лора.

— Я думала, что все это давно выброшено въ окно, сказала миссъ Фицджибонъ. — Ужъ лучше совсѣмъ не носить покрывала, чѣмъ драться за то, какой оно должно быть толщины.

Доложили, что обѣдъ готовъ. Графъ повелъ миссъ Фицджибонъ, Баррингтонъ Ирль взялъ мистриссъ Бонтипъ, а Фицджибонъ лэди Лору.

— Я держу четыре фунта противъ двухъ, что будетъ болѣе девятнадцати, сказалъ Бонтинъ, проходя въ дверь гостиной.

Замѣчаніе это, повидимому, относилось къ Кеннеди, и потому Финіасъ не отвѣчалъ.

— Я самъ такъ думаю, отвѣчалъ Кеннеди: — но я никогда не держалъ пари.

— Но я надѣюсь, вы иногда подаете голосъ, сказалъ Бонтинъ.

— Иногда, отвѣчалъ Кеннеди.

"Я нахожу его самымъ противнымъ человѣкомъ, какого только случалось мнѣ видѣть, думалъ Финіасъ, слѣдуя за Кеннеди въ столовую.

Онъ примѣтилъ, что Кеннеди стоялъ очень близко къ лэди Лорѣ въ гостиной и что лэди Лора сказала ему нѣсколько словъ. Онъ болѣе прежняго рѣшилъ, что онъ возненавидитъ Кеннеди, и вѣроятно былъ бы угрюмъ и несчастливъ во весь обѣдъ, еслибъ лэди Лора не пригласила его сѣсть по лѣвую ея руку. Это было очень великодушно съ ея стороны, потому что Кеннеди полунерѣшительно приготовлялся сѣсть на это самое мѣсто. Теперь Финіасъ и Кеннеди были сосѣдями, но Финіасу досталось почетное мѣсто.

— Я полагаю, вы не будете говорить во время этихъ преній? сказала лэди Лора.

— Кто? я? Конечно нѣтъ. Во-первыхъ, меня не станутъ слушать, а во-вторыхъ, я и не подумаю начать въ подобномъ случаѣ. Я даже не знаю, буду ли говорить когда-нибудь.

— Будете непремѣнно. Вы именно такого рода человѣкъ, который долженъ имѣть успѣхъ въ Парламентѣ. Я сомнѣваюсь только, удастся ли вамъ занять казенное мѣсто.

— Мнѣ очень хотѣлось бы имѣть эту возможность.

— Разумѣется, вы будете имѣть, если попытаетесь. Начавъ такъ рано, будучи на настоящей сторонѣ — и если вы позволите мнѣ сказать, между богатымъ кружкомъ — вы, безъ всякаго сомнѣнія можете занять казенное мѣсто, если захотите; но я не увѣрена, будете ли вы сговорчивы. Вы вѣдь не можете съ самаго начала быть первымъ министромъ.

— Я видѣлъ уже довольно, чтобы это понимать, сказалъ Финіасъ.

— Если только постоянно будете имѣть передъ глазами это маленькое обстоятельство, вы можете всего достигнуть въ оффиціальной жизни. Но Питтъ былъ первымъ министромъ въ двадцать-четыре года, и этотъ примѣръ погубилъ половину нашихъ молодыхъ политиковъ.

— На меня это не подѣйствовало, лэди Лора.

— На сколько я могу видѣть, въ министерствѣ быть совсѣмъ не трудно. Человѣкъ можетъ научиться придумывать слова, когда онъ стоитъ на ногахъ, въ Нижней Палатѣ, точно такъ, какъ еслибы онъ говорилъ со своими слугами. Онъ долженъ сдерживать свой гнѣвъ и быть очень терпѣливъ. На сколько я видѣла министровъ, они не умнѣе другихъ людей.

— Мнѣ кажется, въ министерствѣ всегда есть двое-трое людей способныхъ.

— Да, очень способныхъ. Мистеръ Мильдмэй прекрасный образецъ; въ немъ нѣтъ и никогда не было ничего блестящаго. Онъ некраснорѣчивъ и никогда, сколько мнѣ извѣстно, не создалъ ничего. Но онъ всегда былъ твердъ, честенъ, настойчивъ, а обстоятельства дѣлали для него легкимъ доступъ къ политикѣ.

— Подумайте, какіе важные вопросы долженъ былъ онъ рѣшать, сказалъ Финіасъ.

— Каждый вопросъ, зависѣвшій отъ него, былъ рѣшенъ справедливо по мнѣнію его партіи и несправедливо но мнѣнію партіи противоположной. Предводитель политической партіи такъ увѣренъ въ поддержкѣ и въ нападкахъ, что для него нѣтъ никакой необходимости заботиться о томъ, справедливъ ли онъ. У него есть помощники, которые должны знать рутину дѣла.

— Стало быть, вы дурного мнѣнія о политикѣ какъ о профессіи?

— Нѣтъ, я думаю о ней очень высоко. Лучше отмѣнять законы, чѣмъ защищать преступниковъ. Но все это мудрость папа, а не моя. Папа еще не былъ въ министерствѣ и, разумѣется, онъ нѣсколько колокъ.

— Я думаю, что онъ былъ совершенно правъ, смѣло сказалъ Баррингтонъ Ирль.

Онъ говорилъ такъ смѣло, что всѣ за столомъ слушали его.

— Я не вижу необходимости для такой междоусобной войны именно теперь, сказалъ лордъ Брентфордъ.

— А я долженъ сказать, что вижу, возразилъ Баррингтонъ Ирль: — лордъ де-Террье занялъ должность, зная, что на его сторонѣ меньшинство. У насъ было большинство почти тридцати голосовъ, когда онъ вступилъ.

— Такъ какъ же вы были кротки, что вышли, сказала, миссъ Фйцджибонъ.

— Вовсе не кротки, продолжалъ Баррингтонъ Ирль. — Мы не могли распоряжаться нашей партіей и должны были выдти. Почему мы знали, можетъ быть многіе изъ нашихъ были выбраны для поддержки лорда де-Террье и тогда намъ пришлось бы признать себя побѣжденными.

— Вы были побиты — наповалъ, сказала миссъ Фицджибонъ.

— Такъ зачѣмъ же лордъ де-Террье распустилъ Парламентъ?

— Первый министръ поступаетъ совершенно справедливо, распуская Парламентъ въ подобномъ положеніи, сказалъ лордъ Брентфордъ. — Онъ долженъ это сдѣлать для королевы. Ему ничего болѣе не остается.

— Именно. Ему больше ничего не остается и онъ имѣетъ на это право. Ужъ только потому, что онъ министръ, получитъ онъ голосовъ двадцать, и если онъ думаетъ, что ему остается эта возможность на успѣхъ, пусть онъ попробуетъ ее. Мы увѣряемъ, что онъ успѣха имѣть не можетъ — что если онъ не ладилъ съ прежними членами Парламента, то конечно не будетъ ладить и съ новыми. Мы позволяли ему сколько могли поступать какъ онъ хочетъ въ февралѣ. Прошлымъ лѣтомъ намъ не удавалось и онъ могъ бы удержаться, еслибы сумѣлъ. Но онъ не сумѣлъ.

— Я должна сказать, что онъ правъ, распустивъ Парламентъ, замѣтила лэди Лора.

— А мы правы, заставляя его подвергнуться послѣдствіямъ такъ скоро, какъ только намъ возможно. Онъ лишился девяти мѣстъ, распустивъ Парламентъ. Вспомните Лофшэнъ.

Разговоръ продолжался въ томъ же родѣ во весь обѣдъ и сдѣлался еще оживленнѣе, когда три дамы ушли изъ столовой. Кеннеди сдѣлалъ только одно замѣчаніе, сказавъ, что по его мнѣнію большинство девятнадцати будетъ такъ же полезно, какъ и двадцати. Это онъ сказалъ очень кроткимъ голосомъ и такимъ тономъ, который выражаетъ сомнѣніе; но несмотря на его смиреніе, Баррингтонъ Ирль напалъ на него почти свирѣпо — какъ будто либеральный членъ Парламента былъ обезславленъ такимъ малодушіемъ, и Финіасъ сталъ презирать этого человѣка за недостатокъ его усердія.

— Если ужъ побивать ихъ, такъ побивать какъ слѣдуетъ, сказалъ Финіасъ.

— Въ этомъ не должно быть ни малѣйшаго сомнѣнія, сказалъ Баррингтонъ Ирль.

Финіасъ пошелъ въ гостиную черезъ нѣсколько минутъ послѣ обѣда и очень желалъ сказать еще нѣсколько словъ — онъ самъ не зналъ какихъ словъ — лэди Лорѣ. Кеннеди и Бонтинъ прежде его ушли изъ столовой, и Финіасъ опять увидалъ Кеннеди, стоявшаго возлѣ лэди Лоры. Неужели тутъ было что-нибудь? Кеннеди не былъ женатъ, имѣлъ огромное сотояніе, великолѣпное помѣстье, мѣсто въ Парламентѣ и былъ, кажется, не старѣе сорока лѣтъ. Не было никакой причины, почему ему не просить лэди Лору быть его женой — развѣ только онъ не умѣлъ придумать достаточно словъ, чтобъ попросить кого-нибудь и о чемъ-нибудь. Но могла ли такая женщина, какъ лэди Лора, принять предложеніе такого человѣка, какъ Кеннеди, только потому, что онъ богатъ, имѣетъ прекрасное помѣстье — человѣка едва умѣющаго сказать слово, по-видимому, неимѣющаго ни единой мысли, вовсе непохожаго на джентльмэна — такъ Финіасъ говорилъ себѣ. Но въ сущности Кеннеди, хотя некрасивый и непривлекательный мущина, неимѣющій ничего замѣчательнаго въ своей наружности, казался все-таки джентльмэномъ. Самъ Финіасъ былъ шести футъ роста, очень хорошъ собой, съ блестящими, голубыми глазами, каштановыми, волнистыми волосами и свѣтлой, шелковистой бородой. Мистриссъ Ло не разъ говорила мужу, что красота можетъ повредить Финіасу. Ло однако отвѣчалъ, что молодой Финнъ никогда не сознавалъ своихъ наружныхъ преимуществъ.

— Онъ скоро это узнаетъ, говорила мистриссъ Ло. — Какая-нибудь женщина скажетъ ему и онъ избалуется.

Не думаю, чтобъ Финіасъ до-сихъ-поръ полагался на красоту свою, но онъ чувствовалъ, что такая женщина, какъ лэди Лора Стэндишъ, должна презирать Кеннеди за то, что онъ некрасивъ собой. Она должна презирать его! Невозможно, чтобъ женщина, столь исполненная жизни, рѣшилась выйти за человѣка, въ которомъ рѣшительно не виднѣлось никакой жизни. Однако, зачѣмъ же онъ былъ тутъ, зачѣмъ ему позволялось торчать возлѣ него? Финіасъ Финнъ начинаетъ считать себя обиженнымъ.

Но лэди Лора обладала способностью немедленно уничтожать это чувство. Она сдѣлала уже это въ столовой, пригласивъ Финіаса сѣсть возлѣ нея, съ нарочнымъ исключеніемъ милліонера, я сдѣлала это теперь, отойдя отъ Кеннеди къ тому мѣсту, гдѣ Финіасъ стоялъ угрюмо.

— Разумѣется, вы будете въ клубѣ въ пятницу утромъ, сказала она.

— Непремѣнно.

— Приходите ко мнѣ потомъ разсказать о вашихъ впечатлѣніяхъ и о томъ, что вы думаете о рѣчи Добени. Въ Парламентѣ ничего не будетъ сдѣлано до четырехъ часовъ и вы успѣете забѣжать ко мнѣ.

— Конечно успѣю.

— Я просила мистера Кеннеди и мистера Фицджибона придти. Меня такъ безпокоитъ это, что я желаю слышать, что говорятъ разные люди. Вы, можетъ быть, знаете, что папа будетъ министромъ, если сдѣлается перемѣна.

— Въ-самомъ-дѣлѣ?

— О, да! Вы придете?

— Разумѣется, приду. Неужели вы ожидаете услышать мнѣніе отъ мистера Кеннеди?

— Да. Вы еще не знаете мистера Кеннеди. И вы должны помнить, что онъ скажетъ больше мнѣ, чѣмъ вамъ. Онъ не такъ находчивъ, какъ вы, и ничѣмъ не восторгается, но у него есть мнѣніе, и мнѣніе самое основательное.

Финіасъ чувствовалъ, что лэди Лора слегка бранила его за неуваженіе, съ которымъ онъ говорилъ о Кеннеди, и онъ чувствовалъ также, что онъ компрометировалъ себя — что онъ выковалъ свое огорченіе и что она видѣла и поняла его горесть.

— Я его не знаю, сказалъ онъ, стараясь поправить свой промахъ.

— Да, вы его еще не знаете. Но я надѣюсь, что вы узнаете его когда-нибудь, потому что онъ принадлежитъ къ числу тѣхъ людей, которые и полезны и достойны уваженія.

— Не знаю, можетъ ли онъ быть полезенъ мнѣ, сказалъ Финіасъ: — но если вы желаете, я постараюсь уважать его.

— Я желаю и того и другого — но все это придетъ въ надлежащее время. Я думаю, что въ началѣ осени будетъ большое собраніе настоящихъ виговъ-либераловъ въ Лофлинтерѣ тѣхъ, я хочу сказать, кто душею преданъ своему дѣлу и которые въ тоже время джентльмэны. Если такъ, то млѣ будетъ жаль, если васъ тамъ не будетъ. Вамъ не надо говорить объ этомъ, но мистеръ Кеннеди сейчасъ сказалъ папа нѣсколько словъ объ этомъ, а его слова значатъ такъ много! Ну — прощайте и непремѣнно приходите въ пятницу. Вы теперь идете въ клубъ; разумѣется, я завидую вамъ, мущинамъ, еще болѣе въ томъ, что у васъ есть клубы, чѣмъ въ томъ, что вы можете быть членами Парламента, хотя чувствую, что жизнь женщины неполна оттого, что она не можетъ занимать мѣста въ Парламентѣ.

Финіасъ ушелъ съ Лоренсомъ Фицджибономъ. Онъ предпочелъ бы идти одинъ, но не могъ освободиться отъ своего дружелюбнаго соотечественника. Ему хотѣлось обдумать все, что происходило въ этотъ вечеръ; онъ и обдумывалъ, несмотря на разговоръ своего друга. Когда лэди Лора видѣлась съ нимъ въ первый разъ послѣ возвращенія его въ Лондонъ, она сказала ему, какъ отецъ ея желаетъ поздравить его съ вступленіемъ въ Парламентъ; но графъ ни слова не сказалъ ему объ этомъ. Графъ былъ вѣжливъ съ Финіасомъ, какъ обыкновенно бываютъ вѣжливы хозяева, но особенно онъ не былъ ласковъ къ нему. А Кеннеди? Онъ, Финіасъ, не поѣдетъ въ Лофлинтеръ, хотя бы даже успѣхъ либеральной партіи зависѣлъ отъ того. Онъ увѣрялъ себя, что нѣкоторыя вещи человѣкъ не можетъ дѣлать. Но хотя онъ былъ не совсѣмъ доволенъ тѣмъ, что происходило въ ІІортсмэнскомъ сквэрѣ, онъ чувствовалъ, идя рука объ руку съ Фицджибономъ, что совѣты Ло должны разлетѣться на вѣтеръ. Онъ бросилъ жребій, согласившись быть депутатомъ отъ Лофшэна, и долженъ подвергнуться риску.

— Право, Финнъ, мой милый, вы кажется совсѣмъ меня не слушаете, сказалъ Лоренсъ Фицджибонъ.

— Я слушаю каждое ваше слово, сказалъ Финіасъ.

— А если я поѣду на родину опять въ эту сессію, вы поѣдете со мною?

— Поѣду, если могу.

— Вотъ это хорошо. Надѣюсь, что вамъ удастся. Какая же польза выгонять такихъ людей, если ничего не получишь за свои труды?

Глава VII. Мистеръ и мистриссъ Бёнсъ

Добени кончилъ свою рѣчь въ три часа утра. Не думаю, чтобъ было хоть сколько-нибудь правды въ томъ, что было говорено въ то время, будто онъ стоялъ часомъ дольше, нежели обыкновенно, для того, чтобъ пятеро или шестеро очень старыхъ виговъ устали до смерти и отправились спать. Но какъ бы ни былъ старъ и утомленъ вигъ, ему не позволили бы уѣхать изъ Уэстминстера въ эту ночь. Сэр-Эдуардъ Поуэлль былъ тамъ на своемъ креслѣ, какъ больной, въ двѣнадцать часовъ, съ докторомъ съ одной стороны и съ пріятелемъ съ другой, въ какихъ-то парламентскихъ предѣлахъ, и исполнилъ свою обязанность, какъ самый старый британецъ. Тотъ, кто слышалъ рѣчь Добени, никогда не забудетъ ее. Такой изученной горечи, можетъ быть, не было никогда, а между тѣмъ онъ не произнесъ ни слова, которое заставило бы обвинить его въ томъ, что онъ заходитъ за границы парламентскаго антагонизма. Это правда, что на личности нельзя было указать яснѣе, что обвиненія въ политической несправедливости, трусости и фальшивости не могли быть яснѣе, что никакими словами нельзя было приписать болѣе низкихъ причинъ или болѣе безсовѣстнаго поведенія. Но, несмотря на это, Добени во всемъ, что онъ говорилъ, не переступалъ за границы парламентскихъ обязанностей и выказалъ себя гладіаторомъ прекрасно пріученнымъ для той арены, на которую онъ вышелъ сражаться. Стрѣлы его были отравлены, копье наточено, выстрѣлъ метокъ — потому что такія вещи позволяются. Онъ не отравлялъ колодезей своихъ враговъ, не употреблялъ греческаго огня, потому что такія вещи не дозволяются. Онъ зналъ въ точности правила битвы. Мильдмэй сидѣлъ и слушалъ его, ни разу не приподнявъ шляпы съ головы, не сказавъ ни слова своему сосѣду. Обѣ стороны въ Парламентѣ говорили, что Мильдмэй страшно страдалъ, но такъ какъ Мильдмэй никому не жаловался и готовъ былъ протянуть Добени руку въ первый разъ, какъ они встрѣтились въ гостяхъ то я не знаю, могъ ли кто составить себѣ настоящее понятіе о чувствахъ Мильдмэя. Это былъ человѣкъ безстрастный, рѣдко говорившій о своихъ чувствахъ, и безъ сомнѣнія онъ сидѣлъ надвинувъ шляпу на глаза для того, чтобы никто не могъ судить о его чувствахъ по выраженію его лица.

— Еслибы онъ пересталъ получасомъ ранѣе, его аттака была бы превосходна, критиковалъ Баррингтонъ Ирль рѣчь Добени: — но онъ позволилъ себѣ ослабѣть и вся слава исчезла.

Хотя Финіасъ легъ въ постель въ половинѣ шестого, но пришелъ къ завтраку мистриссъ Бёнсъ къ девяти часамъ. Онъ обѣщалъ дать отвѣтъ въ это самое утро объ одномъ дѣлѣ, весьма интересномъ для мистриссъ Бёнсъ. На Старомъ сквэрѣ, въ домѣ подъ № 9, отдавалась внаймы квартира, въ которую мистеръ Ло совѣтовалъ Финіасу переселиться. Если Финіасъ намѣревался заняться адвокатскимъ дѣломъ, то ему необходимо имѣть особую квартиру и клэрка, и въ воскресенье вечеромъ уходя отъ Ло, онъ почти поручилъ ему нанять для него квартиру въ домѣ подъ № 9.

— Останетесь вы въ Парламентѣ, или нѣтъ, а начать вы должны, говорилъ Ло: — а какъ же вы начнете, когда у васъ приличной квартиры нѣтъ?

Ло надѣялся, что ему удастся отвлечь Финіаса отъ Парламента, убѣдить его бросить свое безумство, если не въ эту и слѣдующую сессію, то во всякомъ случаѣ въ началѣ третьяго года. Ло былъ человѣкъ настойчивый и любившій очень сильно, когда разъ полюбилъ. Порядкомъ будетъ онъ приставать къ Фитасу Финну прежде чѣмъ позволитъ этому Уэстминстерскому сатанѣ сдѣлать его своей добычей. Если только ему удастся заманить Финіаса въ отдѣльную квартиру, онъ можетъ сдѣлать многое.

Но Финіасъ такъ пропитался теперь политической атмосферой, которую навѣяли на него лэди Лора и Баррингтонъ Ирль, что не могъ болѣе переносить мысли о какой-либо другой жизни, кромѣ жизни проведенной въ Парламентѣ. Желаніе помочь побить консерваторовъ овладѣло всей его душой и почти сдѣлало Ло отвратительнымъ въ глазахъ его. Онъ боялся Ло и ни за что не хотѣлъ идти къ нему; но онъ долженъ увидать привратника въ Линкольн-Иннѣ, онъ долженъ написать нѣсколько строкъ къ Ло, долженъ сказать мистриссъ Бёнсъ, что пока оставляетъ ея комнату за собой. Письмо его къ Ло заключалось въ слѣдующемъ:

"Большая Марльбороская улица, май 186 —.

"Любезный Ло,

"Я рѣшился не нанимать квартиры и теперь иду въ Иннъ сказать, что она мнѣ не нужна. Разумѣется, я знаю что вы подумаете обо мнѣ и для меня очень прискорбно подчиняться строгому сужденію человѣка, мнѣніе котораго я ставлю такъ высоко; но вопреки вашимъ страшно сильнымъ аргументамъ, я думаю, что и съ моей стороны вопроса можно кое-что сказать. Это мѣсто въ Парламентѣ досталось мнѣ случайно. Мнѣ кажется, съ моей стороны было бы малодушно отказаться отъ него, когда я чувствую, что мѣсто въ Парламентѣ доставляетъ очень большой почетъ. Я очень пристрастенъ къ политикѣ и смотрю на законодательство какъ на самую лучшую профессію. Еслибы у меня было семейство, я можетъ быть былъ бы неправъ, слѣдуя моей наклонности, но я одинъ на свѣтѣ и слѣдовательно имѣю право сдѣлать эту попытку. Если послѣ двухъ сессій я потерплю неудачу въ томъ, что предпринимаю, и тогда даже будетъ не поздно воротиться на лучшій путь. Могу васъ увѣрить, что во всякомъ случаѣ я не намѣренъ лѣниться.

"Я знаю очень хорошо, какъ вы будете сердиться на мои слова и какъ мнѣ неудастся заставить васъ думать по-моему, но я долженъ написать къ вамъ о моемъ рѣшеніи и не могу не защищать себя какъ умѣю.

"Всегда вамъ преданный
"ФИНІАСЪ ФИННЪ."

Ло получилъ это письмо въ своей конторѣ, и когда прочелъ его, крѣпко стиснулъ губы, положилъ опять въ конвертъ и спряталъ въ ящикъ съ лѣвой руки. Сдѣлавъ это, онъ продолжалъ заниматься своей работой, какъ будто рѣшеніе его друга не имѣло для него никакой важности. Для него это дѣло было кончено совсѣмъ. Такъ онъ сказалъ себѣ. Но несмотря на это, мысли его были наполнены цѣлый день, и хотя ни слова не написалъ Финіасу, онъ мысленно отвѣчалъ на каждый аргументъ, приведенный въ письмѣ.

«Большой почетъ! Какъ можетъ быть почетъ въ томъ, что досталось ему, какъ онъ говоритъ, случайно? У него не достало смысла понять, что почетъ достается отъ способа пріобрѣтенія его, и что самый тотъ фактъ, что онъ депутатъ отъ Лофшэна, просто доказываетъ, что Лофшэну не слѣдовало бы пользоваться преимуществомъ выбирать депутатовъ. У него нѣтъ семейства! А развѣ отецъ его, мать и сестры не составляютъ его семейства, когда онъ долженъ ѣсть ихъ хлѣбъ, пока не заработаетъ своего собственнаго? Онъ никогда не заработаетъ своего собственнаго хлѣба. Онъ всегда будетъ ѣсть хлѣбъ, заработанный другими.»

Такимъ образомъ день еще не кончился, а Ло очень разсердился и клялся себѣ, что онъ не хочетъ болѣе имѣть никакого дѣла съ Финіасомъ Финномъ. Но между тѣмъ онъ сталъ составлять планы, чтобы побѣдить того парламентскаго демона, который такъ жестоко овладѣлъ его ученикомъ. Только на третій вечеръ сказалъ онъ женѣ, что Финнъ рѣшился не нанимать особой квартиры.

— Когда такъ, я не буду съ нимъ и говорить, свирѣпо сказала мистриссъ Ло. — Теперь мнѣ нечего съ нимъ говорить, и не только теперь, но и никогда, прибавила очень выразительно мистриссъ Ло: — онъ поступилъ съ тобою вѣроломно.

— Нѣтъ, возразилъ Ло, который былъ человѣкъ вполнѣ и обдуманно-справедливый во всѣхъ отношеніяхъ. — Онъ не былъ вѣроломенъ со мной; онъ всегда думалъ то, что говорилъ. Но онъ слабъ и слѣпъ, и летитъ какъ бабочка къ огню; бѣдную бабочку жаль и хотѣлось бы спасти хоть одно ея крылышко, если возможно.

Финіасъ, когда написалъ письмо къ Ло, отправился въ Линкольн-Иннъ. Онъ зналъ очень хорошо эту дорогу, потому что ходилъ по ней почти ежедневно послѣдніе три года. Ему нравилась эта дорога, хотя онъ могъ бы проходить и по другой; но эти улицы имѣли какой-то дѣловой видъ и онъ увѣрялъ себя очень часто, что вещи печальныя и мрачныя для глазъ могутъ быть хороши сами по себѣ. Линкольн-Иннъ самъ мраченъ. Три комнаты, занимаемыя Ло на Старомъ сквэрѣ, темныя отъ переплета юридическихъ книгъ и съ пылью, накопившейся на дѣловыхъ бумагахъ, и съ мебелью, которая всегда была темна, а съ годами сдѣлалась еще темнѣе, были можетъ быть весьма непривлекательны для глазъ молодого ученика; да и изученіе законовъ само по себѣ занятіе непривлекательное, пока умъ не разберетъ всю красоту послѣдующей цѣли. Финіасъ впродолженіе трехлѣтняго своего ученія научился думать, что вещи некрасивыя снаружи могутъ быть очень красивы внутри, и вслѣдствіе этого предпочиталъ ходить по Поландской улицѣ и по сквэру Сого. Его утренняя прогулка какъ-то соединялась съ его утренними занятіями, и онъ находилъ удовольствіе въ мрачности того и другого. Но теперь вкусы его уже перемѣнились отъ блеска лампъ въ Уэстминстерскомъ дворцѣ, и онъ нашелъ, что Линкольн-Иннъ былъ непріятенъ. Когда онъ подошелъ къ каморкѣ привратника подъ большими воротами Линкольн-ІІнна, онъ сказалъ себѣ, какъ онъ радъ, что избавился, по-крайней-мѣрѣ на короткое время, отъ такой мрачной и печальной жизни. Еслибы онъ могъ имѣть квартиру въ Казначействѣ, насколько это было бы пріятнѣе? Лэди Лора могла имѣть какое-нибудь отношеніе къ Казначейству и Парламенту, но уже никакимъ образомъ къ Линкольн-Инну.

Но несмотря на это, имъ овладѣло горестное чувство, когда онъ увидалъ, что старый привратникъ какъ будто обрадовался, что онъ не хочетъ нанять этой квартиры.

Стало быть, мистеръ Гринъ можетъ нанять, сказалъ привратникъ: — вотъ это будетъ пріятное извѣстіе для мистера Грина.

Дѣйствительно, мистеру Грину, по-крайней-мѣрѣ, Финіасъ не помѣшаетъ нанять этой квартиры; но Финіасъ все-таки чувствовалъ нѣкоторое сожалѣніе, что долженъ отказаться отъ квартиры, которая такъ нравилась и привратнику и мистеру Грину. Онъ однако написалъ къ Ло, далъ обѣщаніе Баррингтону Ирлю, былъ связанъ обязательствомъ съ лэди Лорой Стэндишъ, и вышелъ изъ старыхъ воротъ въ Канцелярскій переулокъ, рѣшившись, что даже не пойдетъ въ Линкольн-Иннъ цѣлый годъ. Онъ будетъ читать нѣкоторыя юридическія книги въ свободное время, которое политика можетъ ему оставить, но въ предѣлы Линкольн-Инна онъ не вступитъ ногою цѣлый годъ, пусть ученые педанты — такіе, напримѣръ, какъ мистеръ и мистриссъ Ло — говорятъ что хотятъ.

Онъ сказалъ мистриссъ Бёнсъ, прежде чѣмъ ушелъ изъ дома послѣ завтрака, что останется пока у ней. Она была очень обрадована, не потому, что квартиры въ Мальбороской улицѣ труднѣе отдавать, чѣмъ въ Линкольн-Иннѣ, но также и потому, что имѣть въ своемъ домѣ члена Парламента было для нея большой честью. Члены Парламента не такъ часто водятся въ Оксфордской улицѣ, какъ въ окрестностяхъ Пэлль-Мэлля и Сент-Джэмскаго сквэра. Но когда Бёнсъ пришелъ къ обѣду, онъ не раздѣлилъ радости жены. Бёнсъ имѣлъ сильное довѣріе къ юридической профессіи, но не имѣлъ никакого довѣрія къ Нижней Палатѣ.

— Такъ онъ не найметъ квартиры въ Линкольн-Иннѣ? спросилъ Бёнсъ жену.

— Пока нѣтъ, отвѣчала мистриссъ Бёнсъ.

— И не возьметъ клэрка?

— Развѣ возьметъ только для парламентскихъ занятій.

— Для этихъ занятіи клэрки не нужны, а что еще хуже, за эти занятія и жалованья не платятъ. Я вотъ что скажу тебѣ, Джанъ — если ты не будешь осторожна, то онъ скоро перестанетъ тебѣ платить.

— Да вѣдь онъ теперь въ Парламентѣ, Джэкобъ.

— Въ Парламентѣ жалованья не даютъ. Много въ Парламентѣ такихъ людей, которымъ нечѣмъ заплатить и за обѣдъ. А если кто-нибудь повѣритъ имъ въ долгъ, такъ и вычитать-то у нихъ не изъ чего.

— Я не думаю, чтобы нашъ мистеръ Финіасъ сдѣлался когда-нибудь такимъ, Джэкобъ.

— Это вздоръ, Джанъ! Вотъ такимъ образомъ женщины всегда попадаются въ обманъ. Нашъ мистеръ Финіасъ! Почему же нашъ мистеръ Финіасъ долженъ быть лучше всякаго другого?

— Онъ всегда поступалъ прекрасно, Джэкобъ.

— Одно время онъ не могъ платить за квартиру цѣлыхъ девять мѣсяцевъ, пока отецъ не пріѣхалъ къ нему съ деньгами. Я не знаю, было ли это прекрасно. Я знаю только, что это ужасно стѣснило меня.

— Онъ всегда былъ честенъ, Джэкобъ.

— Что мнѣ за дѣло до честности человѣка, когда у него нѣтъ денегъ. Какъ онъ будетъ жить съ этимъ мѣстомъ въ Парламентѣ и отказавшись отъ профессіи? Онъ и теперь долженъ намъ за треть.

Онъ заплатилъ мнѣ за два мѣсяца сегодня утромъ, Джекобъ, и теперь не долженъ ни копейки.

— Очень хорошо, тѣмъ лучшіе для насъ. Я поговорю съ мистеромъ До и увижу, что онъ скажетъ. Я совсѣмъ не такого высокаго мнѣнія о членахъ Парламента, какъ нѣкоторые люди. Они надаютъ всякихъ обѣщаній, прежде чѣмъ выберутъ ихъ, но ни одинъ изъ двадцати не сдержитъ своего слова, когда получитъ мѣсто.

Бёнсъ ходилъ работать поденно и проводилъ десять часовъ въ день въ улицѣ Кэри съ перомъ въ рукахъ, а послѣ этого проводилъ часто три часа ночью съ перомъ въ рукахъ въ Мальбороской улицѣ. Это былъ человѣкъ трудолюбивый, со средствами, потому что могъ жить въ хорошемъ домѣ и всегда заработать хлѣбъ для своей жены и восьмерыхъ дѣтей; но онъ все-таки былъ несчастливъ относительно политики, потому что не могъ имѣть голоса на выборахъ, такъ какъ не онъ самъ нанималъ домъ въ Мальбороской улицѣ. Нанималъ его портной, занимавшій только лавку, а Бёнсъ уже отъ него нанималъ цѣлый домъ. Онъ былъ жильцомъ, а жильцы не пользуются правомъ голоса на выборахъ.

Онъ былъ членомъ Ремесленнаго Союза и уже два года платилъ по шиллингу въ недѣлю въ кассу этого общества.

Мистриссъ Бёнсъ была женщина очень почтенная, любившая своего мужа и ненавидѣвшая политику. Онъ имѣлъ отвращеніе къ тѣмъ, кто былъ выше его въ свѣтѣ, именно за это, а она любила ихъ именно по этой причинѣ. Она презирала людей бѣднѣе ее и думала, что хорошо дѣлаетъ, хвастаясь, что у дѣтей ея всегда есть мясо за обѣдомъ, хотя бы даже оно было въ самыхъ крошечныхъ размѣрахъ; она всегда заботилась объ этомъ, для того, чтобы хвастовство можно было поддерживать. Случалось раза два, что и она находилась въ стѣсненномъ положеніи — когда напримѣръ мужъ ея былъ боленъ, и опять, сказать по правдѣ, въ тѣ три мѣсяца, когда Финіасъ ей не платилъ; но она не унывала въ это трудное время и могла по совѣсти поклясться, что у дѣтей ея всегда было мясо, хотя она сама по цѣлымъ днямъ не брала его въ ротъ. Въ такое время она была необыкновенно ласкова съ мистеромъ Марджиномъ, хозяиномъ, у котораго работалъ ея мужъ, и особенно вѣжлива со старушкой, которая занимала у ней лучшую комнату въ первомъ этажѣ, и извиняла это раболѣпство тѣмъ, что неизвѣстно, какъ скоро могла она нуждаться въ помощи. Шиллингъ, который мужъ ея платилъ еженедѣльно въ общество Ремесленнаго Союза, она считала выкинутымъ попустому, какъ-будто онъ бросалъ его въ Темзу. Но мужъ ея въ подобныхъ случаяхъ становился сердитъ и придирчивъ.

Эта женщина имѣла инстинктивное пристрастіе къ мужской красотѣ, очень любила Финіаса Финна за то, что онъ былъ хорошъ собой, а теперь она очень имъ гордилась, потому что онъ былъ членомъ Парламента. Она слышала отъ мужа — объяснившаго ей это обстоятельство съ большимъ отвращеніемъ — что сыновья герцоговъ и графовъ вступаютъ въ Парламентъ, и ей пріятно было думать, что красивый молодой человѣкъ, съ которымъ она говорила болѣе или менѣе каждый день, будетъ засѣдать вмѣстѣ съ сыновьями герцоговъ и графовъ. Когда Финіасъ дѣйствительно стѣснилъ ее, задолжавъ ей тридцать или сорокъ фунтовъ, она никакъ не могла разсердиться на него, потому что онъ хорошъ собой и обѣдалъ у лордовъ. И сильно торжествовала она надъ мужемъ, которому хотѣлось быть строгимъ къ своему аристократическому должнику, когда деньги были заплачены сразу.

Я право не знаю, что онъ за находка, сказалъ Бёнсъ, когда разсуждалъ съ женой о томъ, что можетъ быть жилецъ оставитъ ихъ.

— Джэкобъ, сказала ему жена: — мнѣ кажется, ты вовсе не радуешься тому, что у тебя живутъ порядочные люди.

— Единственный порядочный человѣкъ, какого я только знаю, отвѣчалъ Джэкобъ: — есть тотъ, который заработываетъ себѣ хлѣбъ, а мистеръ Финнъ, сколько мнѣ извѣстно, еще отъ этого далекъ.

Финіасъ воротился домой прежде чѣмъ отправился въ клубъ и опять связалъ мистриссъ Бёнсъ, что онъ совершенно рѣшился оставить за собою квартиру.

— Если вы будете меня держать, я останусь здѣсь на первую сессію навѣрно.

— Разумѣется, мы будемъ этимъ гордиться, мистеръ Финнъ, хотя эта квартира можетъ-быть не совсѣмъ годится для члена Парламента.

— Но я думаю, что она годится.

— Вы очень добры, что говорите такъ, мистеръ Финнъ, и мы употребимъ все возможное, чтобы доставить вамъ удобство. Люди мы порядочные, это я могу сказать, и хотя Бёнсъ бываетъ иногда грубъ…

— Со мною никогда, мистриссъ Бёнсъ.

— Нѣтъ, онъ грубъ — да и глупъ также съ своимъ радикальнымъ вздоромъ; платитъ шиллингъ въ недѣлю въ какой-то тамъ противный Союзъ такъ попустякамъ. А все-таки намѣренія у него хорошія и нѣтъ человѣка, который трудился бы усерднѣе для своей жены и дѣтей — это я о немъ скажу. А если онъ говоритъ о политикѣ…

— Я люблю, когда говорятъ о политикѣ, мистриссъ Бёнсъ.

— Для джентльмэна въ Парламентѣ разумѣется это прилично, но я не вижу, какая въ этомъ польза для бѣднаго писца.

Послѣ этого Финіасъ отправился въ клубъ Реформъ и присоединился къ тѣмъ, которые, раздѣлившись на маленькія группы, предсказывали будущія событія. Лордъ де-Террье выйдетъ, это было вѣрно. А вступитъ ли мистеръ Мильдмэй, еще не было рѣшено. Онъ навѣрно поѣдетъ въ Уиндзоръ завтра утромъ, но думали, что, по всей вѣроятности, онъ сошлется на свои лѣта и отклонитъ отъ себя отвѣтственность составить министерство.

— А что-жъ тогда? спросилъ Финіасъ своего друга Фицджибона.

— Тогда будутъ выбирать изъ трехъ: герцога, самаго неспособнаго человѣка во всей Англіи, Монка, самаго неподходящаго, Грэшема, самаго непопулярнаго. Я не думаю, чтобы было возможно найти перваго министра хуже чѣмъ каждый изъ этихъ троихъ, но въ Англіи нѣтъ другого.

— Котораго же назоветъ Мильдмэй?

— Всѣхъ — одного послѣ другого, чтобы увеличить затрудненія. Вотъ какъ Фицджибонъ описывалъ кризисъ, но было извѣстно, что Фицджибонъ любилъ разсказывать сказки.

Глава VIII. Извѣстія о мистерѣ Мильдмэѣ и Сэр-Эверардѣ

Фицджибонъ и Финіасъ вмѣстѣ отправились изъ Пэлль-Мэлля на Портмэнскій сквэръ — такъ какъ оба обѣщали быть у лэди Лоры — но Фицджибонъ завернулъ въ Брукскій клубъ, когда они дошли до Сент-Джэмскаго сквэра, и Финіасъ поѣхалъ одинъ въ кэбѣ.

— Вамъ бы слѣдовало быть членомъ тутъ, замѣтилъ Фоцджибонъ въ то время, какъ пріятель его садился въ кэбъ.

Финіасъ дѣйствительно тотчасъ почувствовалъ, что онъ не добьется нидочего, пока не попадетъ въ Брукскій клубъ. Говорить о политикѣ въ клубѣ Реформъ очень хорошо для начала. Благодаря этимъ разговорамъ, онъ былъ представителемъ Лофшэна. Но теперь, когда это дѣло уже совершилось, для дальнѣйшаго успѣха требовалось нѣчто болѣе разговоровъ. Въ клубѣ Реформъ, говорилъ онъ себѣ, не рѣшалось ничего важнаго изъ міра политическаго. Онъ не имѣлъ вліянія на распредѣленіе правительственныхъ мѣстъ или на составленіе министерства. Собирать въ немъ голоса еще можно, но собравъ ихъ разъ, и собравъ успѣшно, именно въ Бруксомъ клубѣ, по мнѣнію Финіаса, и слѣдовало узнавать, въ чемъ окажется настоящій результатъ полученнаго успѣха. Онъ постарается всѣми мѣрами втереться къ Брукскій клубъ. Фицджибонъ едвали могъ его туда ввести. Быть можетъ, это сдѣлаетъ графъ Брентфордъ.

Лэди Лора была дома; у нея сидѣлъ мистеръ Кеннеди. Финіасъ намѣревался войти къ ней побѣдоносно. Онъ пришелъ съ цѣлью похвалиться торжествомъ ихъ великой партіи и пропѣть вдвоемъ съ лэди Лорою усладительную побѣдную пѣснь. Но онъ тотчасъ спалъ съ голоса, какъ скоро увидѣлъ Кеннеди. Онъ почти ни слова не сказалъ, подавая руку лэди Лорѣ, а потомъ мистеру Кеннеди, которому вздумалось его привѣтствовать этимъ знакомъ дружелюбія.

— Надѣюсь, вы довольны, мистеръ Финнъ, обратилась къ нему съ улыбкою хозяйка.

— Безъ сомнѣнія.

— Только-то? А я думала, что вы отъ радости внѣ себя.

— Хотя сельтерская вода, когда раскупоришь кувшинъ, и сильную имѣетъ игру, броженіе не можетъ длиться долѣе извѣстнаго срока, лэди Лора.

— У васъ видно газъ уже испарился?

— Пожалуй, что и такъ; по-крайней-мѣрѣ, большая его часть. Девятнадцать голосовъ хорошо, но вопросъ въ томъ, нельзя ли бы намъ было добыть двадцать-одинъ.

— Мистеръ Кеннеди сейчасъ говорилъ, что мы не лишились ни одного голоса, на которой могли разсчитывать. Онъ это слышалъ въ Брускомъ клубѣ, откуда теперь пріѣхалъ.

Такъ и Кеннеди тамъ членъ! Въ клубѣ Реформъ правда ходили слухи, что число голосовъ могло дойти до двадцати-одного, но въ клубѣ Реформъ достовѣрнаго ничего извѣстно не было, какъ теперь видѣлъ Финіасъ. Для точной оцѣнки политискаго равновѣсія настоящей минуты надо было посѣщать Брукскій клубъ.

— Мистеръ Кеннеди, безъ сомнѣнія, правъ, отвѣтилъ Финіасъ. — Я не состою членомъ Брукскаго клуба. Но я только говорилъ въ шутку, лэди Лора. Кажется, удаленіе лорда де-Террье несомнѣнно, а въ этомъ-то все и состоитъ.

— Онъ, вѣроятно, подалъ просьбу объ отставкѣ, сказалъ Кеннеди.

— Это выходитъ на одно и то же, отбрилъ Финіасъ.

— Не совсѣмъ, поправила лэди Лора. — Еслибы представилось какое-либо затрудненіе относительно Мильдмэя, онъ можетъ по просьбѣ королевы сдѣлать еще попытку.

— Съ большинствомъ девятнадцати противъ него! вскричалъ Финіасъ.

— Неужели же во всей странѣ только одинъ мистеръ Мильдмэй и есть? А герцогъ, а Грешэмъ, а мистеръ Монкъ?

Финіасъ твердо заучилъ свой урокъ въ клубѣ Реформъ.

— Hе думаю, чтобы герцогъ отважился на подобный подвигъ, замѣтилъ Кеннеди.

— Ничѣмъ не рискнешь, ничего не выиграешь, возразилъ Финіасъ. — Что герцогъ говорятъ неспособенъ, бѣда не важная. Насколько мнѣ извѣстно, тутъ геніальнаго ничего и не требуется. Герцогъ твердо держался своего мнѣнія въ обѣихъ палатахъ; онъ честенъ и популяренъ. Я вполнѣ убѣжденъ, что первый министръ въ настоящее время долженъ быть надѣленъ доброю долею честности и еще большею долею популярности.

— Итакъ вы стоите всецѣло за герцога? спросила лэди Лора съ улыбкою.

— Конечно, ежели насъ оставитъ мистеръ Мильдмэй. А ваше мнѣніе?

— Мнѣ помириться съ этимъ не такъ легко, какъ повидимому вамъ. Я все еще думаю, что мистеръ Мильдмэй составитъ министерство; а пока это имѣется въ виду, мнѣ незачѣмъ пускаться въ разсужденія по поводу того, кто бы могъ быть его преемникомъ.

Тутъ противный мистеръ Кеннеди простился и Финіасъ остался съ лэди Лорою глазъ-на-глазъ.

— Вѣдь это великолѣпно, неправдали? началъ онъ, какъ скоро увидалъ себя на просторѣ дѣйствовать по задуманному плану.

Однако онъ былъ очень молодъ и еще не изучилъ лучшаго способа добиться своей цѣли съ такою женщиною, какъ лэди Лора Стэндишъ. Онъ слишкомъ очевидно выказывалъ ей, что говоря съ нею, могъ быть счастливъ только пользуясь ея обществомъ нераздѣльно. Это могло быть очень хорошо, еслибъ лэди Лора его любила, но едвали могло быть хорошимъ способомъ внушить ей любовь.

— Я увѣрена, мистеръ Финнъ, сказала она ему съ улыбкою: — что вы намѣренія не имѣли, но совсѣмъ тѣмъ вы были невѣжливы противъ моего друга мистера Кеннеди.

— Кто? я? неужели? Честное слово, я нисколько этого не желалъ.

— Еслибъ я полагала, что вы поступали умышленно, конечно не стала бы говорить о томъ. Теперь же я беру вольность — это несомнѣнно вольность…

— Нисколько.

— Я такъ опасаюсь, чтобы вы не сдѣлали чего-нибудь, что бы могло повредить вамъ, какъ человѣку начинающему свою каррьеру.

— Вы такъ добры ко мнѣ всегда!

— Я знаю, какъ вы способны и какія у васъ всегда отличныя побужденія, но вы слишкомъ пылки. Вы не разсердитесь, если я возьму на себя быть вашимъ менторомъ?

— Что бы ни сказали, вы разсердить меня не можете, но слова ваши могутъ сдѣлать меня очень несчастнымъ.

— Я васъ страдать не заставлю, если только это будетъ зависѣть отъ меня. Ментору слѣдуетъ быть очень старымъ, какъ вамъ извѣстно, а я безконечно старше васъ.

— Мнѣ бы казалось наоборотъ; я даже съ увѣренностью могу это утверждать, возразилъ Финіасъ.

— Не о годахъ я и говорю. Лѣта не имѣютъ вгладь никакого значенія въ сравнительномъ возрастѣ мущинъ и женщинъ. Сорокалѣтняя женщина — старуха, тогда какъ мущина сорока лѣтъ молодъ.

Вспомнивъ, какъ онъ рѣшилъ въ умѣ, что мистеру Кеннеди должно быть лѣтъ сорокъ, Финіасъ нахмурился и пошелъ ходить по комнатѣ.

— Потому-то, продолжала лэди Лора: — я говорю съ вами какъ бабушка.

— Будьте хоть прабабушкою, лишь бы вы были добры и сказали мнѣ откровенно что вы думаете.

— Вамъ не слѣдуетъ горячиться и надо болѣе соблюдать вѣжливость съ людьми, которые вамъ могутъ неполюбиться. Мистеръ Кеннеди вамъ можетъ быть очень полезенъ.

— Я вовсе не желаю, чтобы онъ мнѣ быль полезенъ.

— Вотъ это-то я и называю быть горячимъ…. быть еще молодымъ… быть юношей. Почему бы вамъ не принять услуги отъ мистера Кеннеди, какъ и отъ всякаго другого? Надѣюсь, вы не собираетесь завоевать весь міръ однѣми собственными силами?

Конечно нѣтъ, но для меня представляется что-то унизительное въ мысли пользоваться помощью чьей бы то ни было, а тѣмъ болѣе человѣка мнѣ антипатичнаго.

— Почему же онъ вамъ не нравится, мистеръ Финнъ?

— Онъ для меня настоящій докторъ Фелль. {У англичанъ есть эпиграмма:

I do not like you Doctor Fell,

The reason why I cannot tell,

But this alone I know full well,

I do not like you Doctor Fell.

(Я не люблю тебя, докторъ Фелль, не могу сказать по какой причинѣ, но только это я знаю очень хорошо, что я не люблю тебя, докторъ Фелль).

Это подражаніе латинской эпиграммѣ Марцiала. Прим. Перев.}

— Ванъ просто непріятно въ немъ то, что онъ неразговорчивъ. Это достаточное основаніе, чтобы не сближаться съ нимъ коротко, такъ какъ вы не любите людей молчаливыхъ, но не достаточно основанія, чтобы питать къ нему вражду.

Прежде чѣмъ отвѣчать, Финіасъ задумался, хорошо онъ поступитъ или нѣтъ, сдѣлавъ ей вопросъ, который могъ вызвать правдивый отвѣтъ не совсѣмъ для него пріятный. Однако, онъ спросилъ:

— А вамъ онъ нравится?

Въ свою очередь она запнулась на секунду, но тотчасъ сказала:

— Да… кажется, утвердительно могу сказать, что онъ мнѣ нравится.

— Только-то?

— Конечно только; развѣ этого не болѣе чѣмъ достаточно?

— Желалъ бы я знать, что бы вы отвѣтили, спроси васъ кто-нибудь, нравлюсь ли я вамъ, нерѣшительно произнесъ Финіасъ, смотря изъ окна.

— Отвѣтила бы точно то же, конечно еслибы тотъ, кто меня спрашивалъ, имѣлъ на это право. Признаю я его не болѣе какъ за однимъ или двумя лицами.

— Итакъ я не имѣлъ права обратиться къ вамъ съ подобнимъ вопросомъ относительно мистера Кеннеди, сказалъ Финіасъ, не переставая глядѣть на сквэръ.

— Я этого не говорила.

— Но я вижу, что вы это думаете.

— Вы ничего подобнаго не видите. Я совсѣмъ была не прочь слышать отъ васъ этотъ вопросъ и отвѣчать на него. Мистеръ Кеннеди человѣкъ очень богатый.

— Какое отношеніе имѣетъ къ этому его богатство?

— Ахъ, вы пылкій ирландскій юноша! подождите минуту и выслушайте меня до конца.

Финіасъ любилъ, когда его называли пылкимъ ирландскимъ юношею; онъ подошелъ близко къ лэди Лорѣ, сѣлъ такъ чтобы смотрѣть ей въ лицо и свѣтлая улыбка озарила его красивыя черты, придавая имъ особенную прелесть.

— Я говорю, что онъ человѣкъ очень богатый, продолжала лэди Лора: — а такъ какъ богатство придаетъ вѣсъ, то онъ очень полезенъ — въ отношеніи политическомъ — партіи, къ которой принадлежитъ.

— О, въ отношеніи политическомъ!

— Да развѣ вы политикой не интересуетесь? Съ людьми, которые раздѣляютъ вашъ образъ мыслей, которые будутъ сидѣть на одной скамьѣ и посѣщать одну залу совѣта, съ людьми, которыхъ будутъ видѣть въ одномъ клубѣ съ вами, вашъ долгъ

быть вѣжливымъ, какъ для васъ самихъ, такъ и для успѣха общаго дѣла. Одни отшельники общества могутъ позволять себѣ личныя антипатіи; только тѣмъ это и позволительно, которые никогда дѣятельны не были и быть не намѣрены. Я именно говорила мистеру Кеннеди, какъ высоко въ васъ цѣню добраго либерала…

— Когда я пришелъ и все испортилъ.

— Правда. Вы разрушили мое маленькое зданіе и я должна его воздвигать снова.

— Не трудитесь, лэди Лора.

— Нѣтъ, я возьму на себя этотъ трудъ. Онъ будетъ не легокъ, даже очень не легокъ, это справедливо, но я возьму его на себя. Я хочу, чтобы вы были на короткой ногѣ съ мистеромъ Кеннеди, чтобы вы въ его замкѣ съ нимъ охотились на тетеревей и на оленей, я помогли бы удержать его на сторонѣ либеральной партіи Парламента. Хотя и другъ его, я очень склонна вѣрить, что безъ подобной поддержки онъ легко могъ бы отстать.

— А, понимаю!

— Ничего не понимаете, я въ томъ увѣрена, по постараюсь вамъ все уяснить мало-по-малу, Если вы поступили ко мнѣ въ ученики политики, вы по-крайней-мѣрѣ должны быть послушны. При первой встрѣчѣ съ Кеннеди спросите его мнѣніе вмѣсто того, чтобы сообщать ему свое. Онъ сидитъ въ Парламентѣ двѣнадцать лѣтъ и былъ многимъ старше васъ при вступленія на это поприще.

Въ эту минуту отворилась боковая дверь и въ ней показался человѣкъ съ рыжими волосами и бородою, разъ уже видѣнный Финіасомъ. Онъ колебался съ минуту, какъ бы не зная, не уйти ли ему, а потомъ сталъ рыться въ книгахъ и мелкихъ вещицахъ, которыя лежали на одномъ изъ отдаленныхъ столовъ, показывая видъ, будто что-то ищетъ. Онъ собирался уже уйти, когда его позвала лэди Лора.

— Освальдъ, сказала она: — дай мнѣ познакомить тебя съ мистеромъ Финномъ. Вы, кажется, еще не встрѣчались съ моимъ братомъ, лордомъ Чильтерномъ, мистеръ Финнъ.

Молодые люди поклонились другъ другу и каждый что-то пробормоталъ.

— Не торопись такъ страшно, Освальдъ. Ничего особенное тебя не гонитъ. Вотъ мистеръ Финнъ пересчитываетъ всѣхъ предполагаемыхъ кандидатовъ на мѣсто перваго министра. Онъ только не назвалъ папа, что очень невнимательно съ его стороны.

— Объ отцѣ не можетъ быть и рѣчи, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Конечно, согласилась лэди Лора: — но пошутить вѣдь не запрещено.

— Во всякомъ случаѣ онъ долженъ быть включенъ въ министерство, выразилъ свое мнѣніе Финіасъ.

— Я ничего не знаю о политикѣ, сознался лордъ Чильтернъ.

— Отъ всего сердца объ этомъ жалѣю, замѣтила сестра.

— Никогда не зналъ и знать нехочу, не смотря на все твое желаніе. По моему, нѣтъ хуже ремесла и безчестнѣе нѣтъ, я въ томъ убѣжденъ. На скачкахъ, говорятъ, мошенничаютъ, и мошенниковъ тамъ встрѣтить можно, это вѣрно, но что значатъ они въ сравненіи съ тѣми, которые находятся въ Парламентѣ? Я не знаю, не членъ ли вы Парламента, мистеръ Финнъ?

— Хотя и членъ, но прошу васъ не обращать на это вниманіе.

— Виноватъ. Тамъ, конечно, есть и честные люди, а что вы въ ихъ числѣ, не подлежитъ сомнѣнію.

— Онъ еще честенъ по равнодушію, замѣтила лэди Лора.

— Я говорилъ о людяхъ, которые поступаютъ въ Парламентъ, чтобы добыть себѣ коронное мѣсто, пояснилъ лордъ Чильтернъ.

— Это именно моя цѣль и есть, отвѣтилъ Финіасъ. — Отчего бы человѣку не служить правительству? Онъ долженъ много трудиться за получаемое вознагражденіе.

— Большая часть изъ этихъ служащихъ едвали дѣлаетъ что-либо. Впрочемъ, прошу извинить меня: я совсѣмъ не имѣлъ въ виду именно васъ.

— Мистеръ Финнъ такой ярый политикъ, что въ вѣкъ тебѣ не проститъ, вмѣшалась лэди Лора.

— Прощу непремѣнно, возразилъ Финіасъ: — и современемъ надѣюсь обратить. Если лордъ Чильтернъ поступитъ въ Парламентъ, онъ вѣрно останется на правой сторонѣ; не такъ ли, лэди Лора?

— Никогда я тамъ не буду, сказалъ лордъ Чильтернъ: — но вотъ что: я былъ бы радъ обѣдать съ вами завтра у Морони. Славные готовятъ обѣды у Морони; шато д’икемъ у него лучшій во всемъ Лондонѣ.

— Согласитесь, шепотомъ подсказала лэди Лора. — Вы этимъ обяжете меня.

Финіасъ именно въ тотъ день приглашенъ былъ на обѣдъ къ одному изъ вице-канцлеровъ. Онъ еще не бывалъ ни разу въ домѣ этого юридическаго свѣтила, съ которымъ познакомился черезъ посредство мистера Ло, и много ожидалъ отъ представившагося ему случая. Мистриссъ Фримэнтль прислала ему приглашеніе около двухъ недѣль тому назадъ, и это давало поводъ предполагать, что обѣдъ будетъ изысканный во всѣхъ отношеніяхъ. Навѣрное онъ не зналъ, но смутно надѣялся увидать на немъ великаго канцлера, сходящаго съ политическаго небосклона. Онъ считалъ своимъ долгомъ не упускать подобнаго случая. Обѣдъ мистера Фримэнтля на Итонской площади, хотя онъ и обѣщалъ быть скученъ и тягостенъ, Финiасъ предпочелъ бы несомнѣнно обществу товарищей лорда Чильтерна у Морони. При всѣхъ своихъ недостаткахъ нашъ гepoй не имѣлъ наклонности къ тому, что свѣтъ вообще называетъ расточительностью, то-есть въ смыслѣ доставленія себѣ наслажденій. Онъ въ грошъ не ставилъ расхваленное шато д’икемъ и утонченно-гастрономическій обѣдъ, который, вѣроятно, для него будетъ изготовленъ въ знаменитомъ ресторанѣ Сент-Джэмской улицы; онъ въ грошъ не ставилъ все это сравнительно съ счастьемъ видѣть такого великаго человѣка, какъ лордъ Мользъ А пріятели лорда Чильтерна вѣроятно были люди именно такіе, какихъ онъ наименѣе желалъ бы знать. Но просьба лэди Лоры для него стояла выше всего. Она просила его оказать одолженіе ей, и конечно онъ исполнитъ ея просьбу. Однако онъ не успѣлъ отвѣтить безъ нѣкотораго колебанія и затѣмъ уже высказалъ, что будетъ очень радъ обѣдать съ лордомъ Чильтерномъ у Морони.

— Вотъ и прекрасно; приходите ровно въ половинѣ восьмого, но предупреждаю васъ, другихъ членовъ Парламента вы не встрѣтите.

Слуга пришелъ доложить о пріѣздѣ новыхъ посѣтителей и лордъ Чильтернъ скрылся прежде чѣмъ они успѣли войти. Гости эти были мистриссъ Бонтинъ и Лоренсъ Фицджибонъ, а потомъ мистеръ Бонтинъ, позднѣе же мистеръ Рэтлеръ, коноводѣ партіи, который въ страшныхъ попыхахъ едва пробылъ нѣсколько минутъ, и вслѣдъ за нимъ Баррингтонъ Ирль и молодой лордъ Джэмсѣ Фицгоуардъ, младшій сынъ герцога Сент-Бенгэя. Получасомъ позднѣе въ гостиной лэди Лоры было цѣлое собраніе политическихъ знаменитостей либеральной партіи. Всѣ были поглощены двумя важными новостями. Мистер Мильдмэй не будетъ первымъ министромъ и сэр-Эверардъ Поуэлль умеръ. Конечно о мистерѣ Мильдмэѣ положительнаго ничего извѣстно быть не могло. Онъ долженъ былъ являться королевѣ па слѣдующій день въ 11 часовъ утра, и мало представлялось вѣроятія, чтобы онъ кому-нибудь высказалъ свои сокровенныя мысли до свиданія съ ея величествомъ. Но одно было несомнѣнно, а именно, онъ пригласилъ герцога — такъ назвалъ отца лордъ Джэмсъ — ѣхать съ нимъ въ Уиндзоръ, чтобы находиться наготовѣ въ случаѣ требованія.

— Я это слышалъ у насъ дома, пояснилъ лордъ Джэмсъ, только что узнавшій эти подробности отъ сестры, которая въ свою очередь слышала отъ герцогини.

Лордъ Джэмсъ былъ въ восторгѣ отъ важности, приданной ему ожидаемою поѣздкою отца. Основываясь на этомъ и на другихъ также достовѣрно извѣстныхъ обстоятельствахъ, предполагали, что Мильдмэй откажется отъ предложеннаго ему званія. Со всѣмъ тѣмъ это еще было одно предположеніе, тогда какъ обстоятельство, относящееся къ сэр-Эверарду, составляло несомнѣнно совершившійся фактъ. Подагра поднялась у него къ желудку и онъ скончался.

— Чортъ возьми! онъ умеръ и мертвъ какъ кусокъ дерева, вскричалъ Рэтлеръ, который однако въ эту минуту не такъ далеко стоялъ отъ дамъ, чтобы онѣ не могли его слышать.

Вслѣдъ за восклицаніемъ онъ потеръ себѣ руки и такой имѣлъ видъ, будто въ восторгѣ. Онъ дѣйствительно въ восторгѣ и былъ, не вслѣдствіе смерти своего стараго друга сэр-Эверарда, а вслѣдствіе трагической драматичности обстановки.

— Можно быть увѣрену, что онъ попадетъ прямо въ рай, совершивъ такое прекрасное дѣло въ послѣднія минуты жизни, сказалъ Лоренсъ Фицджибонъ.

— Надѣюсь, коронеръ не будетъ производить слѣдствія, Рэтлеръ, обратился къ восторженному коноводу Бонтинъ: — еслибъ нарядили слѣдствіе, я не знаю, какъ вамъ удалось бы оправдаться.

— Я ничего въ этомъ не вижу такого ужаснаго, возразилъ Рэтлеръ. — Если человѣкъ убитъ, ведя свой полкъ на непріятеля, это не возбуждаетъ ни малѣйшаго удивленія. Голосъ сэр-Эверарда былъ полезнѣе отечеству, чѣмъ какіе бы то ни было подвиги, доступные полковнику или капитану.

Не менѣе того казалось, что Рэтлеръ нѣсколько побаивался статеекъ, могущихъ появиться въ газетахъ, еслибы сочли нужнымъ нарядить слѣдствіе коронера по поводу смерти бѣднаго сэр-Эверарда.

Во время этихъ разговоровъ лэди Лора на мигъ отвела Финіаса въ сторону.

— Я вамъ очень благодарна, право очень, сказала она.

— За такіе пустяки!

— Нужды нѣтъ, я вамъ до крайности признательна. Теперь я всего пояснить не могу, а мнѣ очень хочется, чтобы вы познакомились съ моимъ братомъ. Вы ему можете быть чрезвычайно полезны… полезны въ высшей степени. Онъ на половину не такъ дуренъ, какъ про него говоритъ свѣтъ. Во многихъ отношеніяхъ онъ даже хорошій человѣкъ… очень хорошій. Онъ и уменъ очень.

— По-крайней-мѣрѣ, я о немъ не буду думать ничего дурного и не повѣрю ничему, что бы ни говорили.

— Именно такъ, не вѣрьте ничему, то-есть не болѣе того, что увидите сами. Я такъ бы желала, душевно желала возвратить его на хорошій путь, и нахожу почти невозможнымъ устроить между нимъ и собою какую-нибудь связь. Папа съ нимъ и говорить не хочетъ — изъ-за денегъ.

— Но онъ друженъ съ вами?

— Я думаю, что онъ меня любитъ. Отъ меня не укрылось, что вы неохотно сдались на его приглашеніе — вѣроятно, вы уже дали слово въ другомъ мѣстѣ?

— Отъ подобныхъ обѣщаній всегда отдѣлаться можно, если есть на то причина.

— Конечно, и причина на этотъ разъ сдѣлать мнѣ угодное, не такъ ли?

— Вы правы. Но мнѣ пора отправляться. Добени будетъ говорить свою рѣчь въ четыре часа, а пропустить ее я не хотѣлъ бы ни за что на свѣтѣ.

— Не поѣхали ли бы вы съ братомъ осенью за границу? Однако я не имѣю права замышлять подобныя вещи, неправда-ли? Во всякомъ случаѣ, я еще теперь объ этомъ думать не стану. Прощайте; я, быть можетъ, увижу васъ въ воскресенье, если вы останетесь въ городѣ.

Направляясь къ Уэстминстеру, Финіасъ весь былъ поглощенъ мыслью о лэди Лорѣ и лордѣ Чильтернѣ. Что бы означало ея дружеское съ нимъ обращеніе и какого рода тайный смыслъ заключался въ ея постоянныхъ похвалахъ мистеру Кеннеди. О комъ она имѣла лучшее мнѣніе — о Кеннеди или о немъ? Она назвала себя его менторомъ. Чувства, выраженныя этимъ словомъ, могли ли считаться для него лестными? Едвали, рѣшилъ онъ въ умѣ. Не зависѣло ли отъ него измѣнить свойство этихъ чувствъ? Въ настоящее время она любви къ нему не питала. Въ этомъ онъ себя обманывать не могъ. Однако, быть можетъ, въ его власти заставить полюбить себя. Менторъ могъ перейти къ чувствамъ болѣе нѣжнымъ. Кеннеди она любить не могла, это ему казалось несомнѣнно. Въ обращеніи ея съ Кеннеди не проглядывало ничего похожаго на любовь. Что же касалось лорда Чильтерна, то Финіасъ сдѣлаетъ все отъ него зависящее. О немъ ему извѣстно было только, что онъ игралъ и пилъ.

Глава IX. Новое министерство

Какъ въ Верхней Палатѣ, такъ и въ Нижней, удалявшіеся министры излагали въ этотъ вечеръ свой образъ дѣйствія. Въ настоящую минуту мы имѣемъ дѣло съ одной Нижнею Палатою, и потому ограничимся ея залою засѣданій тѣмъ охотнѣе, что содержаніе рѣчей, сказанныхъ въ томъ и другомъ собраніи, совершенно было одно то же. Министры, удалявшіеся отъ дѣлъ, были очень торжественны, очень учтивы и усердно выхваляли себя. Относительно учтивости надо замѣтить, что непосвященный въ принятые обычаи никакъ не могъ бы понять, отчего мистеръ Добени, разбитый наголову, выражался такъ кротко почти-что тотчасъ вслѣдъ за рѣзкими словами, произнесенными имъ, тогда какъ онъ опасался, что потерпитъ пораженіе. Онъ объявилъ своимъ членамъ-собратамъ, что его высокородный пріятель и товарищъ лордъ де-Террье счелъ нужнымъ отказаться отъ министерства. Лордъ де-Террье, вслѣдствіе большинства голосовъ противъ него въ Нижней Палатѣ, подалъ въ отставку и королева милостиво соизволила изъявить свое согласіе. Добени могъ только еще сообщить Палатѣ, что ея величество выразила желаніе принять мистера Мильдмэя на слѣдующее утро въ одиннадцать часовъ. На сколько ему было извѣстно, мистеръ Мильдмэй явится въ назначенное время къ ея величеству. Лордъ де-Террье счелъ своимъ долгомъ предложить королевѣ послать за мистеромъ Мильдмэемъ. Таково было вкратцѣ содержаніе рѣчи Добени. Остальная часть ея состояла изъ самыхъ кроткихъ, благодушныхъ и медоточивыхъ словъ, съ цѣлью показать, на сколько его партія исполнила бы все, чего могла бы ожидать страна отъ какой бы то партіи ни было, еслибъ Палата позволила ему остаться во главѣ правленія мѣсяцами двумя долѣе, и еще съ цѣлью объяснить, что его партія никогда не позволитъ себѣ отвѣчать обвиненіями на обвиненія, платить зломъ за зло, и ни въ какомъ случаѣ не станетъ подражать бурному противодѣйствію своихъ противниковъ; что партія его теперь, какъ и всегда, будетъ вести себя съ кротостью голубя и мудростью змѣи — все истины, повторяю, до того извѣстныя и единодушно сознаваемыя членами Палаты обѣихъ партій, что на нихъ не обратили почти никакого вниманія. Главный вопросъ заключался въ отставкѣ лорда де-Террье, а затѣмъ въ требованіи мистера Мильдмэя въ Уиндзоръ.

Королева потребовала къ себѣ мистера Мильдмэя по совѣту лорда де-Террье. А совсѣмъ тѣмъ лордъ де-Террье и его главный помощникъ прилагали всѣ усилія своего краснорѣчія въ-теченіе послѣднихъ трехъ дней, чтобы убѣдить своихъ соотечественниковъ, что неспособнѣе министра, какъ мистеръ Мильдмэй, еще никогда не представлялось, чтобы держать бразды правленія. Они не могли достаточно выставить его въ невыгодномъ свѣтѣ, и что-жъ? въ ту же минуту, какъ почувствовали себя не въ силахъ удержать власть за собою, они предлагаютъ королевѣ потребовать къ себѣ именно этого неспособнѣйшаго и губительнаго государственнаго человѣка! Мы, которые коротко знакомы съ методами нашихъ политиковъ, не видимъ въ этомъ ничего удивительнаго, потому что привыкли къ такимъ переворотамъ, но въ глазахъ чужеземца это вещь до крайности поразительная. Ни въ одной странѣ не встрѣтится ничего подобнаго, по-крайней-мѣрѣ не встрѣчалось до-сихъ-поръ. Нигдѣ вы не найдете такого добродушно-ожесточеннаго и вмѣстѣ наивнаго бѣга взапуски въ мірѣ политическомъ. Коноводы нашихъ двухъ партій точь-въ-точь въ такихъ же отношеніяхъ одинъ къ другому, какъ два борца во время кулачныхъ боевъ, которые колотятъ другъ друга каждые два года изъ-за пояса^[3] и пяти-сотъ фунтовъ въ придачу. Только стоитъ посмотрѣть, какъ они кидаются одинъ на другого, нанося такіе удары, будто жаждутъ каждымъ изъ нихъ поразить противника, если возможно, на смерть. А между тѣмъ нѣтъ человѣка, котораго бы бирмингэмскій Бонтинъ уважалъ болѣе брайтонскаго Билля Бёрнса, и съ которымъ, бы онъ съ большимъ удовольствіемъ обсудилъ достоинства кружки эля съ примѣсью портера.

Такъ было и съ мистеромъ Добени и мистеромъ Мильдмэй. Въ частной жизни Добени почти доходилъ до боготворенія своего сильнѣйшаго соперника, и Мильдмэй никогда не упускалъ случая крѣпко пожать руку мистера Добени. Дѣло иное въ Соединенныхъ Штатахъ. Тамъ существуетъ тотъ же политическій антагонизмъ, но онъ порождаетъ частную ненависть. Тамъ коноводы партій совершенно искренны, когда бранятъ другъ друга, до того искренны, что кажется готовы растерзать одинъ другого на клочки. Я сомнѣваюсь, чтобы Добени рѣшился коснуться одного волоса на почтенной головѣ мистера Мильдмэйя, даже за обѣщаніе оставаться во главѣ правленія еще на цѣлыхъ полгода.

Когда Добени кончилъ свой отчетъ, мистеръ Мильдмэй просто объявилъ Палатѣ, что получилъ приказаніе ея величества и исполнитъ его. Онъ проситъ Палату не предполагать ни подъ какимъ видомъ, будто онъ приписываетъ ея величеству намѣреніе поручить ему составленіе новаго министерства. Если онъ не получитъ положительнаго приказанія, то сочтетъ своимъ долгомъ почтительнѣйше просить ея величество возложить эту обязанность на кого-нибудь другого. Затѣмъ все то было сказано, что сказать надлежало, и члены Нижней Палаты разошлись по своимъ клубамъ. Радость нѣкоторыхъ пылкихъ либераловъ однако была нѣсколько охлаждена извѣстіями, распространившимися въ собраніи во время рѣчи мистера Добени. Сэр-Эверардъ Поуэлль не думалъ умирать. Онъ былъ живехонекъ не хуже самого Добени. Крайне непріятно, когда оказывается, что новость, вами переданная, несправедлива, особенно если вы изо всѣхъ силъ старались ее распространять.

— Да вѣдь онъ умеръ, настаивалъ мистеръ Рэтлеръ.

— Не болѣе получаса назадъ лэди Поуэлль увѣряла меня, что онъ въ настоящую минуту чувствуетъ себя многимъ лучше, чѣмъ всѣ послѣдніе три мѣсяца, возражалъ его противникъ. — Поѣздка въ Парламентъ принесла ему величайшую пользу.

— Такъ онъ будетъ его посѣщать при каждомъ несогласіи, заключилъ Рэтлеръ.

Все политическое населеніе Лондона находилось въ большомъ волненіи слѣдующіе за тѣмъ пять дней. Въ воскресенье утромъ стало извѣстно, что мистеръ Мильдмэй отказался стать во главѣ либеральнаго правленія. Онъ такъ часто совѣщался съ герцогомъ Сент-Бёнгэемъ и Плантадженетомъ Паллизеромъ, и совѣщанія эти длились такъ долго, что вѣрнѣе было бы сказать, что они жили вмѣстѣ для совѣщаній. Потомъ Грешэмъ видѣлся съ мистеромъ Мильдмэемъ и Монкъ тоже. Въ клубахъ многіе утверждали, что Монкъ видѣлся съ мистеромъ Мильдмэемъ, но нѣкоторые съ жаромъ опровергали возможность подобнаго свиданія. Монкъ былъ радикалъ очень любимый народомъ и представитель ультра-радикальныхъ селеній горшечниковъ, которые еще никогда не бывали въ силѣ. Вопросъ настоящей минуты заключался въ томъ, пригласитъ Мильдмэй Монка или нѣтъ примкнуть къ нему. Тѣ же, которые при каждой перемѣнѣ полагаютъ, что настало время, когда затрудненіе составить новое министерство наконецъ окажется непреодолимо, утверждали, что Мильдмэй успѣха имѣть не могъ, ни съ Монкомъ, ни безъ него. Образовались двѣ партіи по этому поводу; одни утверждали, что мистеръ Мильдмэй послалъ за Монкомъ, другіе опровергали это съ настойчивостью. Но былъ еще третій кружокъ, котораго мнѣніе, повидимому, имѣло болѣе основанія. Люди этого кружка увѣряли, что главное затрудненіе заключалось въ Грешэмѣ. Мистеръ Грешэмъ готовъ былъ служить съ мистеромъ Мильдмэемъ, однако не иначе, какъ при извѣстныхъ условіяхъ относительно мѣста, которое намѣревался занять самъ, и введенія въ министерство нѣкоторыхъ своихъ друзей; только — прибавляли господа, которыхъ считали наиболѣе свѣдущими — Грешэмъ не хотѣлъ служить съ герцогомъ и съ мистеромъ Паллизеромъ. Надо сказать, что каждый, кто имѣлъ какое-либо понятіе о положеніи дѣлъ, зналъ несомнѣнно, что Мильдмэй безъ герцога и мистера Паллизера обойтись не могъ. Либеральное правленіе, имѣя противъ себя Грешэма, не въ состояніи было бы продержаться до конца засѣданій.

Всѣ эти вопросы обсуждались цѣлое воскресенье и цѣлый понедѣльникъ. Въ понедѣльникъ лордъ де-Террье объявилъ положительно въ Верхней Палатѣ, что получилъ приказаніе отъ ея величества королевы составить другое правленіе. Мистеръ Добенн объявилъ въ Нижней Палатѣ то же самое въ немногихъ, самыхъ скромныхъ словахъ, которыя произнесъ голосомъ едва слышнымъ и вовсе не походя на себя. Тогда Рэтлеръ, Бонтинъ, Баррингтонъ Ирль и Лоренсъ Фицджибонъ встали и поклялись, что подобная вещь немыслима. Развѣ возможно, чтобы добыча, которую они завоевали для себя не щадя стрѣлъ и луковъ, у нихъ могла быть вырвана измѣною? Лордъ де-Террье и Добени не могли бы и помышлять о новой попыткѣ иначе, какъ съ содѣйствіемъ Грешэма. Подобное сочетаніе, говорилъ Баррингтонъ Ирль, набросило бы тѣнь на обѣ партіи, а Грешэма выказало бы лживѣе самого сатаны. Рано утромъ во вторникъ, когда стало извѣстно, что Грешэмъ былъ у лорда де-Террье на дому, Баррингтонъ Ирль говорилъ не стѣсняясь, что онъ всегда опасался Грешэма.

— Уже много лѣтъ, сознавался онъ: — я смутно чувствовалъ, что если кто-нибудь способенъ измѣнить нашей партіи, такъ это Грешэмъ.

Въ это утро вторника Грешэмъ безспорно былъ у лорда де-Террье, но изъ этого ничего не вшило. Или Грешэмъ на этотъ разъ недостаточно походилъ коварствомъ на сатану, или ужъ очень былъ схожъ съ нимъ. Лордъ де-Террье предлагалъ слишкомъ мало, а быть можетъ и Грешэмъ не желалъ принимать предложеній съ той стороны. Эта попытка, слѣдовательно, не повела ни въ чему. Во вторникъ послѣ полудня королева опять послала за Мильдмэйемъ. Въ середу утромъ тѣ, которые думали, что настала наконецъ пора непреодолимыхъ затрудненій, приняли самый печальный видъ и стали хвалиться своими мрачными предчувствіями. Вотъ и добились положенія безвыходнаго. Никто не могъ составить правленія. Утверждали, что мистеръ Мильдмэй со слезами припалъ къ ногамъ ея величества королевы и молилъ ее снять съ него тяжкую отвѣтственность. Во многихъ клубахъ имѣлись достовѣрныя свѣдѣнія, что королева въ это утро послала телеграфическую депешу въ Германію за совѣтомъ. Находились личности съ такимъ мрачнымъ взглядомъ на положеніе вещей, что утверждали, будто королевѣ ничего не остается болѣе какъ броситься въ объятія Монка, если Мильдмэй не согласится встать на ноги опять и опоясать свое прежнее оружіе.

— Даже это было бы лучше Грешэма, говорилъ въ своемъ гнѣвѣ Баррингтонъ Ирль.

— У насъ во главѣ министерства будутъ Грешэмъ и Монкъ вмѣстѣ и мы должны будемъ имъ повиноваться — вотъ это что, говорилъ Рэтлеръ.

Отвѣтъ Баррингтона Ирля на подобное предположеніе я помѣстить на этихъ страницахъ не рѣшаюсь.

Въ середу вечеромъ однако стало извѣстно, что все устроено, и еще до открытія засѣданія въ Парламентѣ въ четвергъ каждое мѣсто было занято, или дѣйствительно, или мнимо. «Таймсъ» въ своемъ второмъ нумерѣ четверга заключалъ списокъ новаго министерства, въ которомъ четыре назначенія изъ четырнадцати оказывались вѣрны. Въ пятницу уже десять назначеній были вѣрны и въ спискѣ адвокатовъ оказывалась всего одна ошибка относительно Ирландіи. Въ субботу въ газетѣ появился списокъ всѣхъ младшихъ статс-секретарей, секретарей и вице-президентовъ, вообще съ изумительною точностью относительно лицъ, хотя въ назначеніяхъ была нѣкоторая путаница. Наконецъ министерство успѣли составить такъ, какъ каждый уже давно видѣлъ, что иначе его и составить нельзя было. Никто не былъ изумленъ и эта переработка цѣлой недѣли принимала въ глазахъ всѣхъ видъ обыкновеннаго хода устройства администраціи. Мильдмэй былъ первымъ министромъ, Грешэмъ министромъ иностранныхъ дѣлъ, Монкъ министромъ промышленности и торговли, герцогъ предсѣдателемъ совѣта, графъ Брентфордъ канцлеромъ и Паллизеръ министромъ финансовъ. Баррингтонъ Ирль подвинулся на ступень выше и, получилъ мѣсто секретаря въ адмиралтействѣ, Бонтинъ вернулся въ адмиралтейство же; Лоренсъ Фицджибонъ былъ товарищемъ министра финансовъ. Рэтлеръ, конечно, получилъ мѣсто старшаго секретаря того же вѣдомства и былъ единственный изъ всей партіи, относительно назначенія котораго не могло быть ни малѣйшаго сомнѣнія. Рэтлеръ дѣйствительно заявилъ себя такимъ образомъ, что не было человѣка, который бы не признавалъ за фактъ несомнѣнный его способность исполнять должность, возложенную на него. Едвали кто-либо другой изъ новаго правленія заслужилъ такой же отзывъ.

Во время всѣхъ этихъ треволненій Финіасъ Финнъ ощущалъ постепенно возрастающее отчужденіе. Онъ не былъ до того безуменъ, чтобы предполагать, что ему предложатъ какую-нибудь должность. Онъ никогда не намекалъ на подобное ожиданіе даже своей дорогой, короткой пріятельницѣ лэди Лорѣ. Въ Парламентѣ онъ еще не раскрывалъ рта. Когда составилось новое министерство, не прошло и двухъ недѣль послѣ его вступленія. Для него еще конечно ничего нельзя было и сдѣлать. Со всѣмъ тѣмъ онъ чувствовалъ себя какъ бы заброшеннымъ и одинокимъ. Тѣ самыя лица, которыя прежде обсуждали съ нимъ спорные вопросы — обсуждали потому, что его голосъ тогда имѣлъ такой же вѣсъ, какъ голосъ всякаго другого члена — не думали съ нимъ разговаривать о распредѣленіи мѣстъ. Онъ ни въ какомъ случаѣ не могъ принадлежать къ ихъ средѣ. Онъ не могъ быть соперникомъ, не могъ оказать ни помощи, ни противодѣйствія. Онъ не могъ быть ни счастливымъ, ли огорченнымъ доброжелателемъ, такъ какъ вовсе не былъ въ числѣ кандидатовъ. Едвали не всего непріятнѣе па него подѣйствовало предложеніе мистеру Кеннеди мѣста — не въ министерствѣ правда, но мѣста очень почетнаго. Кеннеди отказался и это нѣсколько облегчило тяжелое впечатлѣніе Финіаса, хотя предложеніе само но себѣ заставляло его страдать.

— Вѣроятно, ему предложили мѣсто единственно изъ-за его денегъ, сказалъ онъ Фицджибону.

— Не думаю, отвѣтилъ тотъ. — Люди, повидимому, воображаютъ, что у него есть голова, хотя языка нѣтъ. Я удивляюсь, что онъ отказался отъ почетнаго титула его высокородія.

— Мнѣ очень пріятно, что Кеннеди не принялъ предложеннаго мѣста, сказала Финіасу лэди Лора.

— Это почему? Онъ бы остался на вѣковѣчныя времена высокороднымъ Робертомъ Кеннеди.

Говоря это, Финіасъ еще не уяснялъ себѣ въ точности, какимъ образомъ такая честь — право упрочить за собою навсегда почетный титулъ — могла достаться Кеннеди, еслибы онъ принялъ упомянутое мѣсто; но онъ очень быстро пріобрѣталъ подобныя свѣдѣнія и, благодаря крайней осторожности, рѣдко дѣлалъ промахи.

— Что ему въ этомъ съ его богатствомъ? возразила лэди Лора. — Онъ самъ по себѣ имѣетъ завидное положеніе и въ такихъ вещахъ не нуждается. Есть люди, которымъ пытаться не слѣдуетъ быть — какъ это говорятъ — независимыми въ Парламентѣ. Этимъ они просто лишаютъ себя возможности приносить пользу. Но есть небольшое число людей, которыхъ назначеніе въ этой жизни быть самостоятельными и не примыкать ни къ какой партіи.

— Онъ занимаетъ такое высокое положеніе, съ ироніею произнесъ Финіасъ.

— Дѣйствительно положеніе очень высокое, подтвердила лэди Лора совершенно серьезно.

Обѣдъ у Морони состоялся и Финіасъ далъ о немъ отчетъ сестрѣ лорда Чильтерна. На обѣдѣ всего только два гостя и было, кромѣ него, и оба изъ числа посѣтителей конскихъ скачекъ.

— Я пришелъ первый, передавалъ Финіасъ: — и былъ крайне изумленъ, услыхавъ, что вы говорили ему обо мнѣ прежде.

— Говорила. Я желала познакомить его съ вами. Мнѣ хотѣлось свести его съ людьми, у которыхъ не однѣ лошади на умѣ. Онъ очень образованъ, надо вамъ сказать, и навѣрно заслужилъ бы отличія въ оксфордскомъ университетѣ, еслибъ не поссорился съ начальствомъ.

— Онъ имѣетъ ученую степень?

— Нѣтъ, его отослали. Друзьямъ всегда лучше говорить правду. Рано или поздно вы услышите объ этомъ. Его исключили за то, что онъ былъ пьянъ.

Тутъ лэди Лора зарыдала; Финіасъ подсѣлъ къ ней утѣшать ее и клялся въ готовности оказать всякую услугу ея брату, какая только могла ему представиться.

Въ это время Фицджибонъ потребовалъ, чтобы Финіасъ сдержалъ свое слово, а именно ѣхалъ съ нимъ въ Майо, содѣйствовать тому, чтобы его выбрали вновь. Финіасъ отправился. Все дѣло не взяло болѣе недѣли и оказалось замѣчательно только какъ средство, благодаря которому завязались прочныя дружескія отношенія между двумя ирландскими членами Парламента.

— Тысяча фунтовъ въ годъ! сказалъ Лоренсъ Фицджибонъ, говоря о вознагражденіи за принятую имъ должность. Это немного, неправдали? Каждый, кому я долженъ шиллингъ, теперь накинется на меня. Еслибъ я позаботился о своемъ спокойствіи, я послѣдовалъ бы примѣру Кеннеди.

Глава X. Вайолетъ Эффингамъ

Была половина мая и цѣлый мѣсяцъ прошелъ послѣ рѣшенія страшно трудной задачи о составленіи министерства. Прошелъ мѣсяцъ и все вошло въ обычную колею гораздо легче и удобнѣе, чѣмъ предполагали сначала. Мильдмэй, Грешэмъ и Монкъ были лучшими друзьями въ свѣтѣ. Стоя горой другъ за друга въ Нижней Палатѣ, они въ Верхней Палатѣ пользовались поддержкою самой доблестной фаланги перовъ, приверженцевъ оппозиціи, когда-либо собиравшейся для борьбы съ наклонностями своего класса, ради стремленій людей, поставленныхъ ниже ихъ.

Графъ Брентфордъ былъ въ числѣ министровъ къ неизъяснимой радости лэди Лоры. Она полагала свое честолюбіе въ томъ, чтобы находиться настолько близко къ центру политическихъ дѣйствій, насколько это возможно женщинѣ, не утрачивая своего права на женственное бездѣйствіе. Ее просто возмущало, что женщины могли желать права голоса при парламентскихъ выборахъ, и вопросъ о правахъ женщинъ вообще ей былъ ненавистенъ. Однако, втайнѣ она льстила себя надеждою, что и она можетъ принести пользу, что и она въ нѣкоторой степени имѣетъ политическій вѣсъ; новое же назначеніе графа Брентфорда многимъ усилило эти пріятныя надежды. Самъ графъ не имѣлъ честолюбія и, не будь дочери, давно бы уже распростился съ политикою навсегда. Онъ былъ несчастливъ. Страшно упорнаго нрава, онъ поссорился съ сыномъ и упорствовалъ въ непріязненныхъ отношеніяхъ. Въ своемъ горѣ онъ предпочелъ бы уединеніе, но жертвовалъ собою для дочери. Для нея и по ея просьбѣ онъ ежегодно пріѣзжалъ въ Лондонъ; вѣроятно, по ея же настояніямъ онъ принялъ участіе въ преніяхъ Верхней Палаты. Пэру легко сдѣлаться государственнымъ сановникомъ, если эта жизнь для него не въ тягость. Лордъ Брентфордъ теперь сталъ государственнымъ человѣкомъ, если мѣсто въ министерствѣ служитъ тому доказательствомъ.

У лэди Лоры гостила въ то время дорогая пріятельница. Звали ее Вайолетъ Эффингамъ. Она была сирота, богатая наслѣдница и красавица. Находилась она подъ опекою прегрозной тетки, нѣкой лэди Бальдокъ, которая считалась какимъ-то дракономъ, державшимъ Вайолетъ въ плѣну. Однако, такъ какъ миссъ Эффингамъ достигла совершеннолѣтія и могла располагать своимъ состояніемъ, то лэди Бальдокъ, говоря по правдѣ, далеко не имѣла могущества дракона. Какъ бы то ни было, а драконъ въ настоящее время не находился на Портмэнскомъ сквэрѣ, слѣдовательно и заточеніе дѣвы не могло представлять ничего тягостнаго. Вайолетъ Эффингамъ была очаровательна, но собственно красавицей едвали ее можно было назвать. Она имѣла небольшой ростъ и свѣтлые волосы, которые всегда какъ бы развѣвались вокругъ ея лба, тогда какъ на-самомъ-дѣлѣ ни одинъ волосокъ никогда не былъ въ безпорядкѣ. Мягкій взоръ ея кроткихъ сѣрыхъ глазъ ни на комъ не останавливался болѣе мгновенія, но въ это мгновеніе поражалъ почти убійственно своею обаятельною прелестью. Ничто въ природѣ не могло быть нѣжнѣе ея щекъ, и ихъ румянецъ — когда онъ настолько былъ постояненъ, что его можно было опредѣлить — представлялъ легкій розовый оттѣнокъ, до того нѣжный на молочномъ фонѣ, что едва можно было рѣшиться назвать его румянцемъ. Ротикъ ея былъ совершенство; не такой маленькій, чтобы придавать выраженіе глупости, очень часто встрѣчаемое, и дивной красоты съ его пухленькими пунцовыми губками. Зубы ея, которые она показывала рѣдко, были очень ровны и бѣлы, и на ея подбородкѣ красовалась восхититель нѣйшая ямочка, когда-либо служившая приманкою для мужскихъ взоровъ. Недостатокъ ея лица, если онъ существовалъ, заключался въ носѣ. Носъ этотъ былъ немного слишкомъ остръ и, быть можетъ, немного слишкомъ малъ. Недоброжелательница однажды назвала ее курносою куклою. Я, въ качествѣ ея біографа, опровергаю, чтобы опа была курноса, а весь свѣтъ, который ее вскорѣ узналъ, убѣдился вполнѣ, что она не кукла. Она была миніатюрна, но не такъ миніатюрна на самомъ-дѣлѣ, какъ казалась. Ея маленькія руки и ноги отличались изящными очертаніями и во всей ея особѣ была какая-то мягкость, какъ бы способность сжиматься, смутно возбуждающая мысль, что она могла умѣститься въ пространствѣ очень небольшого объема. Какого именно объема и на сколько сжиматься, объ этомъ много было разнородныхъ мнѣній между мужчинами. Вайолетъ Эффингамъ, конечно, не могла быть принята за куклу. Она танцовала превосходно — что еще могло относиться къ качествамъ куклы — но она не менѣе ловко стрѣляла, каталась на конькахъ и участвовала въ охотахъ. По поводу этого послѣдняго искусства она не разъ имѣла грозныя стычки съ лэди Бальдокъ и побѣда оставалась не на сторонѣ дракона.

— Любезная тетушка, сказала она однажды прошедшею зимою: — я ѣду на охоту съ Джорджемъ (Джорджъ былъ ея двоюродный братъ, лордъ Бальдокъ, сынъ дракона) и тѣмъ дѣлу конецъ.

— Обѣщай мнѣ, по-крайней-мѣрѣ, не ѣхать далѣе сборнаго мѣста, заявилъ требованіе драконъ.

— Сегодня я ничего не могу обѣщать кому бы то ни было, рѣшила Вайолетъ.

Что можно было сказать молодой дѣвушкѣ, которая говорила такимъ образомъ и двѣ недѣли назадъ достигла совершеннолѣтія?

Вайолетъ Эффингамъ держала теперь совѣщаніе съ своимъ другомъ лэди Лорой, и онѣ разсуждали о предметахъ весьма важныхъ — дѣйствительно весьма важныхъ — и интересныхъ для нихъ обѣихъ.

— Я не прошу васъ выходить за него, говорила лэди Лора.

— Это большое счастье, отвѣчала другая: — такъ какъ онъ никогда не дѣлалъ мнѣ предложенія.

— Онъ сдѣлалъ почти то же. Вы знаете, что онъ любитъ васъ.

— Я знаю — или воображаю, будто знаю — что многіе мужчины любятъ меня. Но какого же рода эта любовь? Это все-равно, какъ мы съ вами называемъ милой душкой какую-нибудь вещицу, которая намъ понравилась въ лавкѣ, и поручимъ кому-нибудь купить ее, какъ бы сумасбродна ни была цѣна. Я знаю мое положеніе, Лора. Я такая же милая вещица.

— Вы очень милы Освальду.

— А вы, Лора, когда-нибудь внушите великую страсть — можетъ быть, уже и внушили, потому что вы ужасно скрытны — а потомъ кто-нибудь перерѣжетъ себѣ горло, и поднимется страшная суматоха, настоящая трагедія. А я никогда не пойду дальше благородной комедіи — если только не убѣгу съ кѣмъ-нибудь ниже меня званіемъ или не сдѣлаю чего-нибудь ужасно неприличнаго.

— Не дѣлайте этого, душечка.

— А мнѣ хотѣлось бы для тетушки. Право хотѣлось бы. Еслибъ было возможно, не компрометируя себя, мнѣ хотѣлось бы, чтобы ей сказали въ одно утро, что я убѣжала съ пасторомъ.

— Какъ можете вы быть такъ злы, Вайолетъ?

— Ей было бы подѣломъ — и физіономія ея была бы такъ ужасно смѣшна. Я знаю какъ нельзя лучше, что она сказала бы. Она повернулась бы къ бѣдной Гусси: «Августа, я всегда этого ожидала. Я всегда ожидала». Тутъ я вошла бы, присѣла передъ ней и сказала бы очень мило: «Милая тетушка, это была только шутка». Вотъ это въ моемъ родѣ. А вы — вы, если вздумаете, вы завтра убѣжите съ самимъ Люциферомъ, если онъ понравится вамъ.

— Но такъ какъ Люцифера нѣтъ, я вѣроятно ограничусь чѣмъ-нибудь обыкновеннымъ.

— Ужъ нѣтъ ли чего-нибудь рѣшенаго, Лора?

— Рѣшенаго ничего нѣтъ — даже нѣтъ начала того, что можно бы рѣшить. Но я говорю не о себѣ. Онъ сказалъ мнѣ, что если вы примите его предложеніе, то онъ сдѣлаетъ все, о чемъ вы и я попросимъ его.

— Да, онъ обѣщаетъ.

— А развѣ вы знали когда-нибудь, чтобы онъ не сдержалъ слова?

— Я ничего о немъ не знаю, душа моя. Какъ могу я знать?

— Не притворяйтесь несвѣдущей и кроткой, Вайолетъ; вы знаете его — гораздо лучше, чѣмъ многія дѣвушки знаютъ мужчинъ, за которыхъ они выходятъ. Вы знали его болѣе или менѣе коротко всю вашу жизнь.

— Но развѣ я обязана выходить за него именно поэтому?

— Нѣтъ, вы не обязаны выходить за него — если не любите его.

— Я не люблю его, сказала Вайолетъ медленно, выразительно и слегка покачавъ головой, какъ будто особенно желала убѣдить своего друга, что она говорила совершенно серьезно.

— Мнѣ кажется, Вайолетъ, что вы скорѣе готовы полюбить его, чѣмъ всякаго другого мужчину.

— Я вовсе не готова полюбить никакого другого мужчину; я сомнѣваюсь, полюблю ли когда-нибудь. Мнѣ самой кажется невозможно то, что дѣвушки называютъ влюбиться. Мнѣ можетъ нравиться мужчина. Мнѣ нравится теперь, можетъ быть, съ полдюжины мужчинъ. Они мнѣ нравятся до такой степени, что если я ѣду куда-нибудь въ гости, то для меня чрезвычайно важно, будетъ тамъ или нѣтъ тотъ или другой. Потомъ, мнѣ кажется, я кокетничаю съ ними. По-крайней-мѣрѣ, Августа мнѣ твердитъ, что тетушка это говоритъ. Но чтобы любить кого нибудь изъ нихъ — желать выйти за него замужъ, завладѣть имъ для себя одной и тому подобное — я не знаю, что это значитъ.

— Но вы намѣрены выйти замужъ когда-нибудь? сказала лэди Лора.

— Конечно. И не намѣрена долго ждать. Мнѣ ужасно надоѣла лэди Бальдокъ, и хотя я могу убѣгать къ моимъ друзьямъ, этого недостаточно. Я начинаю думать, что было бы пріятно имѣть свой собственный домъ. Дѣвушка становится такой цыганкой, когда вѣчно разъѣзжаетъ и сама не знаетъ, гдѣ находятся ея вещи.

Настало молчаніе на нѣсколько минутъ. Вайолетъ Эффингамъ прижалась въ уголокъ дивана, поджавъ ногу подъ себя и наклонивъ голову на плечо. Когда она говорила, она играла маленькой игрушкой, которая принимаетъ различные виды, когда ее дергаютъ въ ту или другую сторону. Присутствовавшій при этомъ подумалъ бы, что эта игрушка для нея важнѣе, чѣмъ разговоръ. Лэди Лора сидѣла прямо, на простомъ стулѣ у стола, недалеко отъ своей собесѣдницы, и очевидно занималась совершенно тѣмъ предметомъ, о которомъ онѣ разсуждали. Она не принимала удобной, спокойной позы, она не нашла занятія для своихъ пальцевъ и пристально смотрѣла на Вайолетъ, когда говорила, между тѣмъ какъ Вайолетъ смотрѣла только на маленькаго манекена, которымъ она играла. Лора встала, подошла къ дивану и сѣла возлѣ своего друга. Вайолетъ хотя немножко подвинула одну ногу, какъ бы для того, чтобы дать мѣсто лэди Лорѣ, но все продолжала играть.

— Если вы хотите выйти замужъ, Вайолетъ, вамъ надо выбрать кого-нибудь одного.

— Это совершенно справедливо, душа моя. Я, конечно, не могу выйти за нихъ всѣхъ.

— Какъ же вы намѣрены сдѣлать выборъ?

— Не знаю; я полагаю, что брошу жребій.

— Я желала бы, чтобы вы серьезно говорили со мною.

— Хорошо, я буду серьезно говорить. Я возьму перваго, который явится послѣ того, какъ я рѣшусь выйти замужъ. Вамъ кажется это ужасно, но я непремѣнно это сдѣлаю. Вѣдь мужъ очень похожъ на домъ или на лошадь. Вы покупаете домъ не потому, что этотъ домъ лучше всѣхъ на свѣтѣ, но потому, что именно въ то время вамъ нуженъ домъ. Вы идете смотрѣть домъ, а если онъ очень дуренъ, вы его не купите. Но если вы думаете, что онъ для васъ годится, и если вамъ надоѣло отыскивать домъ, вы его возьмете. Точно такимъ образомъ покупается и лошадь — и мужъ.

— А вы еще не рѣшились?

— Не совсѣмъ. Лэди Бальдокъ была нѣсколько приличнѣе обыкновеннаго передъ моимъ отъѣздомъ изъ Бэдингама. Когда я сказала ей, что хочу имѣть пару пони, она только всплеснула руками и заворчала. Она не заскрежетала зубами, не проклинала, не ругалась и не объявляла мнѣ, что я погибшая дѣвушка.

— Что значитъ, по вашему, ругаться и проклинать?

— Она сказала мнѣ однажды, что если я куплю маленькую собачку, то это сдѣлаетъ меня навѣкъ… вы знаете чѣмъ. Она не такъ щекотлива, какъ я, и просто выговорила это слово.

— Что же вы сдѣлали?

— Я купила собачку и она укусила тетушку за ногу. Я очень огорчилась и отдала собачку Мэри Ридерсъ. Какая это была красоточка! Я надѣюсь, что и пагуба душевная отправилась вмѣстѣ съ ней, потому что я вовсе не люблю Мэри Ридерсъ. Я должна была отдать бѣдную собачку кому-нибудь, а Мэри тутъ случилась. Я сказала ей, что Пёкъ сродни Аполіону, но она не устрашилась. Пёкъ стоилъ двадцать гиней и она навѣрно продала его.

— Стало быть, Освальдъ можетъ также имѣть надежду между другими фаворитами? спросила лэди Лора послѣ нѣкотораго молчанія.

— У меня нѣтъ фаворитовъ и я не скажу, чтобы какой бы то ни было мужчина могъ имѣть надежду. Для чего вы такимъ образомъ пристаете ко мнѣ о вашемъ братѣ?

— Потому что я очень этого желаю. Потому что это спасетъ его. Потому что вы единственная женщина, которою онъ когда-либо дорожилъ, и потому что онъ любитъ васъ всѣмъ своимъ сердцемъ, и потому что его отецъ примирится съ нимъ завтра же, если услышитъ, что вы съ нимъ помолвлены.

— Лора, душа моя…

— Ну что?

— Вы не разсердитесь, если я скажу вамъ откровенно?

— Конечно, нѣтъ. Послѣ того, что я сказала, вы имѣете право говорить откровенно.

— Мнѣ кажется, что всѣ ваши причины показываютъ, почему онъ долженъ па мнѣ жениться, а не почему я должна выйти за него.

— Развѣ его любовь къ вамъ не причина?

— Нѣтъ, сказала Вайлетъ, помолчавъ и произнеся это слово самымъ тихимъ шепотомъ. — Еслибъ онъ не любилъ меня, то это была бы причина, почему я не вышла бы за него. Меня могутъ любить десять человѣкъ — я не говорю, чтобы меня любилъ хоть одинъ…

— Онъ любитъ.

— Но я не могу выйти за всѣхъ десятерыхъ. А что касается того, чтобы спасти его…

— Вы знаете, что я хочу сказать?

— Я не знаю, чтобы я имѣла особенное призваніе спасать молодыхъ людей. Я иногда думаю, что мнѣ достаточно того, чтобы спасать себя. Странно, какую наклонность чувствую я къ дурной сторонѣ!

— А я твердо увѣрена, что вы всегда будете держаться на хорошей сторонѣ.

— Благодарю васъ, душа моя. Я намѣрена попробовать, по совершенно увѣрена, что тотъ, кто будетъ держать меня за руку, самъ долженъ быть очень твердъ. А лордъ Чильтернъ…

— Ну… говорите же. Что вы хотите сказать?

— Онъ не пользуется репутаціей твердаго человѣка. Развѣ онъ такой человѣкъ, котораго добрыя мамаши ищутъ для своихъ дочерей? Сама я люблю повѣсъ — и педантъ, который всю ночь сидитъ въ Парламентѣ и ни о чемъ больше не говорятъ, какъ о церковныхъ таксахъ и объ избирательствѣ голосовъ, для меня нестерпимъ. Я предпочитаю мужчинъ неприличныхъ. Будь я сама мужчина, я дѣлала бы все, что мнѣ не слѣдовало бы дѣлать. Я знаю, что я дѣлала бы это. Но видите, я не мужчина и должна заботиться о себѣ. Я люблю кутилъ, но знаю, что не должна выходить за мужчину такого сорта, какой я люблю.

— Быть въ нашемъ семействѣ — первою между нами — развѣ это было бы дурно?

— Вы хотите сказать, что сдѣлаться теперь лэди Чильтернъ, а современемъ лэди Брентфордъ, было бы повышеніемъ для Вайолетъ Эффингамъ?

— Какъ вы жестоки, Вайолетъ!

— Представьте себѣ, дошло до того, что вы называете меня жестокой, Лора! Мнѣ было бы пріятно быть вашей сестрой. Мнѣ было бы довольно пріятно быть дочерью вашего отца. Мнѣ было бы довольно пріятно быть другомъ Чильтерна. Все, что говорили о немъ, не отдалило меня отъ него. Я заступалась за него до того, что вся почернѣла; да, я заступалась — передъ тетушкой. Но я боюсь сдѣлаться его женой. Рискъ былъ бы слишкомъ великъ. Что, если я не спасу его, а напротивъ, онъ доведетъ меня до крушенія?

— Это не можетъ быть.

— Не можетъ? А я думаю, что можетъ. Когда я была ребенкомъ, мнѣ всегда говорили, чтобы я остерегалась. А мнѣ кажется, что ребенокъ и мужчина не должны остерегаться; пусть ихъ дѣлаютъ что хотятъ, ихъ опять можно поправить. Пусть ихъ падаютъ какъ хотятъ, вы можете опять поставить ихъ на ноги. Но женщина должна остерегаться — и это очень трудно для нея, когда у нея есть драконша, которая толкаетъ ее на дурной путь.

— Я желаю взять васъ отъ драконши.

— Да — и передать меня грифу.

— Дѣло въ томъ, Вайолетъ, вы не знаете Освальда. Онъ не грифъ.

— Я не хотѣла сказать невѣжливость. Возьмите какого-нибудь изъ опасныхъ хищныхъ звѣрей. Я намѣрена только указать, что онъ опасный хищный звѣрь. Я знаю, что онъ благороденъ, и назову его львомъ, если это вамъ лучше нравится. Но даже со львомъ есть рискъ.

— Разумѣется, будетъ рискъ. Со всякимъ мужчиной есть рискъ — если вы не захотите удовольствоваться описаннымъ вами педантомъ. Разумѣется, и съ моимъ братомъ будетъ рискъ. Онъ былъ игрокомъ.

— Говорятъ, что онъ и теперь игрокъ.

— Онъ отчасти бросилъ карты и броситъ совершенно но вашему настоянію.

— О немъ говорятъ еще другое, Лора.

— Это правда. Съ нимъ были пароксизмы дурной жизни, почти раззорившіе его.

— А эти пароксизмы такъ опасны! Вѣдь онъ въ долгу?

— Въ долгу — но не въ большомъ. Каждый шиллингъ его долга будетъ заплаченъ — каждый шиллингъ. Я знаю всѣ обстоятельства и даю вамъ слово, что каждый шиллингъ будетъ заплаченъ. Онъ никогда не лгалъ — и онъ сказалъ мнѣ все. Его отецъ не можетъ отнять у него ни одной десятины, еслибъ и хотѣлъ, и не захочетъ, еслибъ и могъ.

— Я спрашивала не потому, что этого боюсь. Я говорила только какъ объ опасной привычкѣ. Пароксизмъ траты денегъ возбуждаетъ такое тревожное чувство. А потомъ…

— Ну?

— Я не знаю, зачѣмъ мнѣ составлять каталогъ слабостей вашего брата.

— Вы хотите сказать, что онъ слишкомъ много пьетъ?

— Я этого не говорю. Другіе это говорятъ. Драконша это говоритъ. А такъ какъ я всегда нахожу, что она говоритъ неправду, то полагаю, что и это такъ же несправедливо, какъ остальное все.

— Это неправда — если говорятъ, что это его привычка.

— Стало быть, это также пароксизмъ — случающійся иногда.

— Не смѣйтесь же надо мною, Вайолетъ, когда я заступаюсь за него, или я буду обижаться.

— Но видите, если я должна сдѣлаться его женой, то это довольно важно.

— Все-таки вы не должны насмѣхаться надо мной.

— Милая Лора, вы знаете, что я не насмѣхаюсь надъ вами. Вы знаете, что я люблю васъ за то, что дѣлаете вы. Развѣ я не дѣлала бы то же самое и не заступалась бы за него изъ всѣхъ силъ, еслибъ у меня былъ братъ?

— Вотъ почему я и желаю, чтобы вы сдѣлались женою Освальда — я знаю, что вы заступались бы за него. Это неправда, что онъ пьяница Взгляните на его руку, которая такъ же тверда, какъ и ваша. Взгляните на его глаза; развѣ тамъ есть малѣйшій признакъ пьянства. Онъ былъ пьянъ разъ или два можетъ быть — и дѣлалъ страшныя вещи.

— Можетъ быть, онъ будетъ дѣлать страшныя вещи со мной.

— Вы никогда не знали человѣка съ болѣе нѣжнымъ сердцемъ или съ болѣе тонкимъ умомъ. Я вѣрю такъ же твердо, какъ и тому, что сижу здѣсь, что если онъ женится завтра, то его пороки спадутъ съ него какъ старое платье.

— Вы согласитесь, Лора, что для жены его будетъ нѣкоторый рискъ.

— Разумѣется, будетъ рискъ. Развѣ не всегда бываетъ рискъ?

— Мужчины назвали бы это вдвойнѣ опаснымъ скачкомъ, сказала Войолетъ.

Тутъ дверь отворилась и человѣкъ, о которомъ они говорили, вошелъ въ комнату.

Глава XI. Лордъ Чильтернъ

Читателю было сказано, что лордъ Чильтернъ былъ рыжій и что эта особенность его наружности первая поражала посторонняго. Она придавала ему какую-то свирѣпость, заставлявшую мужчинъ бояться его съ перваго взгляда. На женщинъ это дѣйствовало не такъ; они обыкновенно смотрятъ глубже на мужчинъ съ перваго взгляда, чѣмъ другіе мужчины. Борода его была рыкая и обстрижена, такъ что не имѣла нѣжности волнистыхъ волосъ. Волосы на головѣ также были обстрижены коротко и очень рыжи — а цвѣтъ лица его былъ красный. Совсѣмъ тѣмъ онъ былъ красивый мужчина, съ прекрасно обрисованными чертами, не высокъ, но очень крѣпко сложенъ, а въ углу его вѣкъ былъ какой-то изгибъ, придававшій ему видъ рѣшимости, которой, можетъ быть, онъ не имѣлъ. Онъ слылъ человѣкомъ очень умнымъ и въ юности пользовался репутаціей ученаго. Когда ему было двадцать-три года, сѣдовласые спортсмэны объявляли что онъ составитъ себѣ состояніе скачками: такъ проницателенъ онъ былъ относительно пари, такой превосходный судья лошадиныхъ достоинствъ. Когда ему минуло двадцать-пять лѣтъ, онъ промоталъ все свое состояніе и надѣлалъ долговъ. Но онъ пожертвовалъ собою въ двухъ достопамятныхъ случаяхъ, относившихся до спортсмэнскихъ законовъ чести, и мужчины говорили о немъ, что онъ былъ очень честный или очень рыцарскій человѣкъ — сообразно особеннымъ взглядамъ на этотъ предметъ говорившаго человѣка. Теперь ходили слухи, что у него не было уже своихъ лошадей па скачкахъ, но въ этомъ сомнѣвались тѣ, которые могли называть лошадей, принадлежавшихъ ему, и которыми онъ распоряжался, но въ это время лордъ Чильтернъ не интересовался никакими лошадьми на скачкахъ.

Но всѣ знали, что онъ пилъ. Онъ схватилъ за горло училищнаго цензора, когда былъ пьянъ, въ Оксфордѣ, чуть его не задушилъ и былъ изгнанъ. Его запальчивость навлекла на него какое-то бѣдствіе въ Парижѣ, его привели къ судьѣ и имя его и поношеніе сдѣлались извѣстны во всѣхъ газетахъ обѣихъ столицъ. Послѣ того онъ дрался съ какимъ-то негодяемъ въ Ньюмаркетѣ и просто убилъ его своими кулаками. Относительно этой послѣдней драки было доказано, что нападеніе было сдѣлано на него, что онъ не достоинъ осужденія и что онъ не былъ пьянъ. Послѣ продолжительнаго слѣдствія онъ вышелъ изъ этого дѣла безъ поношенія. Но мы всѣ знаемъ, какъ человѣкъ съ хорошей репутаціей можетъ украсть лошадь, между тѣмъ какъ тотъ, кто пользуется дурной репутаціей, не можетъ даже взглянуть черезъ заборъ. Многіе, которые слывутъ знающими всѣхъ и все, увѣряли, будто лордъ Чильтернъ находился въ припадкѣ бѣлой горячки отъ пьянства, когда убилъ ньюмаркэтскаго злодѣя. Хуже всего въ этомъ послѣднемъ дѣлѣ было то, что оно произвело совершенное отчужденіе, теперь существовавшее между лордомъ Брентфордомъ и его сыномъ. Лордъ Брентфордъ не хотѣлъ вѣрить, что сынъ его въ этомъ дѣлѣ былъ не такъ виноватъ, какъ его противникъ.

— Такія вещи не случаются съ сыновьями другихъ людей, сказалъ онъ, когда лэди Лора заступалась за брата.

Лэди Лора не могла уговорить отца видѣться съ сыномъ, но убѣдила настолько, что приговоръ изгнанія не былъ произнесенъ противъ лорда Чильтерна. Ничто не мѣшало сыну сидѣть за столомъ его отца, если ему этого хотѣлось. Ему никогда этого не хотѣлось — однако онъ продолжалъ жить въ домѣ на Портсмэнскомъ сквэрѣ, и когда встрѣчался съ графомъ въ передней или на лѣстницѣ, просто кланялся ему. Графъ тоже кланялся я проходилъ съ видомъ очень огорченнымъ, такъ какъ, безъ сомнѣнія, онъ былъ очень огорченъ. Взрослый сынъ долженъ быть величайшимъ утѣшеніемъ для человѣка — если онъ лучшій другъ своего отца — но иначе онъ не можетъ быть утѣшеніемъ. Такъ какъ было въ этомъ домѣ, сынъ оказывался постояннымъ шипомъ въ боку отца.

— Что онъ дѣлаетъ, когда мы уѣзжаемъ изъ Лондона? однажды спросилъ свою дочь лордъ Брентфордъ.

— Онъ остается здѣсь, папа.

— Но онъ еще охотится?

— Да, онъ охотится — у него есть гдѣ-то комната въ гостинницѣ въ Нортэмнтонширѣ. Но онъ по большей части остается въ Лондонѣ.

— Какая жизнь для моего сына! сказалъ графъ. — Какая жизнь! Разумѣется, ни одинъ порядочный человѣкъ не пуститъ его къ себѣ въ домъ.

Лэди Лора не знала, что ей сказать на это, потому что дѣйствительно лордъ Чильтернъ не любилъ бывать въ домахъ тѣхъ людей, которыхъ графъ называлъ порядочными.

Генералъ Эффингамъ, отецъ Вайолетъ, и лордъ Брентфордъ были искренними и нѣжнѣйшими друзьями. Они были молодыми людьми въ одномъ полку и во всю жизнь довѣряли другъ другу. Когда единственный сынъ генерала, семнадцатилѣтній юноша, былъ убитъ на войнѣ въ Новой Зеландіи, осиротѣлый отецъ и графъ цѣлый мѣсяцъ прожили вмѣстѣ въ горести. Въ то время каррьера лорда Чильтерна еще подавала надежду — и одинъ отецъ сравнивалъ свою участь съ другимъ. Генералъ Эффингамъ дожилъ до того, чтобы слышать, какъ графъ скавалъ ему, что его участь была счастливѣе. Потомъ генералъ умеръ, а Вайолетъ, дочь второй жены, осталась одна изъ рода Эффингамовъ. Эта вторая жена была миссъ Плёммеръ, купчиха очень богатая; сестра ея вышла за лорда Бальдока. Такимъ образомъ Вайолетъ попала на попеченіе Бальдоковъ, а не друзей отца. Но читателю уже извѣстно, что она имѣла намѣреніе освободиться отъ бальдокскаго тиранства.

Два раза передъ этимъ ужаснымъ дѣломъ въ Ньюмаркетѣ, о большой ссоры отца съ сыномъ, лордъ Брентфордъ сказалъ дочери нѣсколько словъ — о своемъ сынѣ и миссъ Эффингамъ.

— Если онъ подумаетъ объ этомъ, я буду радъ видѣть его, чтобы поговорить объ этомъ. Ты можешь ему сказать.

Это было первое слово. Онъ только рѣшилъ, что парижское дѣло слѣдуетъ предать забвенію.

— Она слишкомъ для него хороша, но когда онъ сдѣлаетъ ей предложеніе, пусть онъ разскажетъ ей все.

Это было второе слово и сказано тотчасъ послѣ уплаты двѣнадцати тысячъ, сдѣланной графомъ за сына. Лэди Лора, выпрашивая эти деньги, очень краснорѣчиво описывала какую-то честную — или не сказать ли намъ рыцарскую — жертву, которая ввела ея брата въ эти затруднительныя обстоятельства. Послѣ того графъ отказался принимать участіе въ супружескихъ дѣлахъ сына, и когда лэди Лора опять упомянула объ этомъ, выражая мнѣніе, что это было бы средствомъ спасти Освальда, графъ велѣлъ ей замолчать.

— Неужели ты желаешь погубить бѣдную дѣвушку? сказалъ онъ.

Однако лэди Лора была увѣрена, что если она пойдетъ къ отцу съ положительной увѣренностью, что Освальдъ и Вайолетъ помолвлены, онъ смягчился бы и принялъ бы Вайолетъ какъ дочь. А объ уплатѣ новыхъ долговъ лорда Чильтерна она имѣла свой собственный планъ.

Миссъ Эффингамъ, бывшая уже два дня на Портновскомъ сквэрѣ, еще не видала лорда Чильтерна. Она знала, что онъ живетъ въ этомъ домѣ — то-есть, что онъ ночуетъ тутъ и, вѣроятно, завтракаетъ въ своей комнатѣ — но она знала также, что обычаи этого дома вовсе не дѣлаютъ необходимымъ ихъ встрѣчу. Лора и братъ ея, вѣроятно, каждый день видѣли другъ друга — но они никогда не бывали вмѣстѣ въ обществѣ и имѣли знакомыхъ въ разныхъ кружкахъ. Когда Вайолетъ объявила лэди Бальдокъ о своемъ намѣреніи провести первыя двѣ недѣли лондонскаго сезона у своей пріятельницы лэди Лоры, лэди Бальдокъ, разумѣется, «накинулась на нее», какъ называла это миссъ Эффннгамъ.

— Ты ѣдешь въ домъ перваго развратника во всей Англіи, сказала лэди Бальдокъ.

— Какъ! милаго старика лорда Брентфорда, котораго папа такъ любилъ!

— Я говорю о лордѣ Чильтернѣ, который недалѣе, какъ въ прошломъ году, убилъ человѣка!

— Это неправда, тетушка.

— Онъ дѣлаетъ еще хуже — гораздо хуже. Онъ всегда пьянъ, всегда играетъ въ карты, всегда… Но мнѣ совершенно неприлично говорить о такомъ человѣкѣ, какъ лордъ Чильтернъ. Его имя не слѣдуетъ упоминать.

— Такъ зачѣмъ же вы упоминули, тетушка?

Лэди Бальдокъ нѣсколько времени продолжала накидываться на племянницу, но Вайолетъ, разумѣется, поставила на-своемъ.

— Если она выдетъ за него, тогда все кончено, сказала лэди Бальдокъ своей дочери Августѣ.

— У нея слишкомъ много здраваго смысла для этого, мама, отвѣчала Августа.

— Я думаю, что у нея вовсе нѣтъ здраваго смысла, сказала лэди Бальдокъ: — ни капельки. Какъ я желала бы, чтобы моя бѣдная сестра была жива — право желала бы!

Лордъ Чильтернъ вошелъ теперь въ ту комнату, гдѣ была Вайолетъ — немедленно послѣ разговора между Вайолетъ и его сестрой о томъ, чтобы Вайолетъ сдѣлалась его женой. Приходъ его даже прервалъ этотъ разговоръ.

— Я радъ видѣть васъ, миссъ Эффингамъ, сказалъ онъ: — я пришелъ, думая, что можетъ быть найду васъ здѣсь.

— Я здѣсь, сказала она, вставая съ дивана и подавая ему руку. — Мы съ Лорой разсуждали о политическихъ дѣлахъ послѣдніе два дня и почти довели наши разсужденія до конца.

Она не могла удержаться, чтобы не взглянуть сначала на его глаза, а потомъ на его руку, не потому, чтобы ей нужно было удостовѣриться въ справедливости увѣренія, сдѣланнаго его сестрой, но потому, что ей напомнили о глазахъ и рукахъ пьяницы. Рука лорда Чильтерна была похожа на руку всякаго другого человѣка, но въ глазахъ его было что-то почти испугавшее ее. Они показывали, какъ будто онъ не колеблясь свернетъ шею своей женѣ, если будетъ доведенъ до этою. Потомъ его глаза, какъ и вся его наружность, были красны. Нѣтъ — она не думала, чтобы когда-нибудь рѣшилась выйти за него. Для чего рѣшаться на рискъ вдвойнѣ опасный, когда много рисковъ было открыто для нея, повидимому, безъ большой опасности?

"Если когда-нибудь полюблю его, я успѣю сдѣлать это, сказала она себѣ.

— Еслибъ я не пришелъ видѣться съ вами здѣсь, я навѣрно никогда не увидался бы съ вами, сказалъ онъ, садясь. — Я не часто бываю въ гостяхъ, а если бываю, то вѣроятно не Тамъ, гдѣ были бы вы.

— Мы могли бы условиться, гдѣ намъ встрѣчаться, сказала она, смѣясь: — моя тетка лэди Бальдокъ даетъ вечеръ на будущей недѣлѣ.

— Слугамъ будетъ приказано выгнать меня изъ дома.

— О, нѣтъ! вы можете сказать ей, что я пригласила васъ.

— Я не думаю, чтобы Освальдъ и лэди Бальдокъ были большими друзьями, сказала лэди Лора.

— Или онъ можетъ насъ съ вами свести въ Зоологическій Садъ въ воскресенье. Это очень приличная услуга для друга и брата.

— Я терпѣть не могу этого мѣста въ Регентскомъ паркѣ, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Когда вы тамъ были въ послѣдній разъ? спросила миссъ Эффингамъ.

— Разъ, когда я пріѣзжалъ домой изъ Итона. Но я не буду тамъ до-тѣхъ-поръ, пока опять не ворочусь домой изъ Итона.

Потомъ онъ перемѣнилъ тонъ, продолжая говорить:

На меня станутъ смотрѣть какъ на самаго хищнаго звѣря во всей коллекціи.

Стало быть, если вы не хотите ѣхать къ лэди Бальдокъ или въ Зоологическій Садъ, мы должны ограничиться гостиной Лоры — если только вы не вздумаете проводить меня на вершину Монумента.

— Я съ удовольствіемъ отведу васъ туда.

— Что вы скажете, Лора?

— Я скажу, что вы сумасбродная дѣвушка, сказала лэди Лора: — и что я не хочу участвовать въ этомъ планѣ.

— Стало быть, ничего больше не остается, какъ вамъ бывать здѣсь, и такъ какъ вы живете въ этомъ домѣ, а я непремѣнно буду здѣсь каждое утро, и такъ какъ вы не имѣете никакихъ занятій, да у насъ нѣтъ никакого особеннаго дѣла — я навѣрно не увижу васъ до моего переѣзда на Беркелейскій сквэръ.

— Весьма вѣроятно, сказалъ онъ.

— Почему же, Освальдъ? спросила его сестра.

Онъ сперва провелъ рукою по лицу, прежде чѣмъ отвѣтилъ ей:

— Потому что мы идемъ теперь по разнымъ путямъ и уже не такіе сговорчивые товарищи, какъ были прежде. Помните, какъ я увезъ васъ въ Сольсбійскій лѣсъ на старомъ пони, и не привозилъ васъ домой до чая, а миссъ Бланкъ пошла и сказала моему отцу?

— Помню ли? Я нахожу, что это былъ самый счастливый день въ моей жизни. Карманы ваши были набиты пряниками и три бутылки лимонада были привѣшены къ сѣдлу пони. Мнѣ было такъ жаль, что надо было возвращаться домой!

— Очень было жаль, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Однако, это было необходимо, сказала лэди Лора.

— Потому что намъ негдѣ было взять пряниковъ, сказала Вайолетъ.

— Вы тогда еще не были миссъ Эффингамъ, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Нѣтъ еще. Эти непріятныя дѣйствительности жизни являются современемъ; неправдали? Вы сняли мои башмаки и высушили ихъ въ коттэджѣ дровосѣка. Теперь я принуждена поручать это моей горничной. А кроткая миссъ Блинкъ превратилась въ суровую лэди Бальдокъ. Если а теперь поѣду съ Вани въ лѣсъ на цѣлый день, меня пошлютъ въ домъ сумашедшихъ, а не въ постель. Итакъ вы видите, что теперь все перемѣнилось такъ, какъ мое имя.

— Не все перемѣнилось, сказалъ лордъ Чильтернъ, вставая съ своего мѣста. — Я не перемѣнился — по-крайней-мѣрѣ, въ томъ, что какъ тогда я любилъ васъ больше всего на свѣтѣ — даже больше Лоры — такъ и теперь я люблю васъ безконечно больше всѣхъ. Не смотрите на меня съ такимъ удивленіемъ. Вы знали это прежде такъ же хорошо, какъ знаете теперь — и Лора это знаетъ. Въ этомъ не можетъ быть тайны для пасъ троихъ.

— Но, лордъ Чильтернъ… сказала миссъ Эффингамъ, также вставая, и потомъ замолчала, не зная какъ отвѣчать ему.

Онъ обратился къ ней, такъ внезапно, что у ней, такъ сказать, почти захватило духъ; притомъ услышать отъ человѣка признаніе въ его любви при его сестрѣ показалось ей такъ удивительно, что къ ней не приходило на умъ тѣхъ словъ, которыя какъ бы по инстинкту приходятъ въ молодымъ дѣвицамъ въ подобныхъ случаяхъ.

— Вы всегда это знали, сказалъ онъ такимъ тономъ, какъ будто сердился на нее.

— Лордъ Чильтернъ, отвѣчала она: — вы должны извинить меня, если я скажу, что вы выражаетесь очень рѣзко, чтобы не сказать болѣе. Я не думала, что когда я такъ вспоминала о дняхъ нашего дѣтства, чтобы вы обратили это противъ меня такимъ образомъ.

— Онъ не сказалъ ничего, что могло бы разсердить васъ, замѣтила лэди Лора.

— Только онъ заставилъ меня сказать то, что можетъ выставить меня невѣжливой въ его глазахъ. Лордъ Чильтернъ, я не люблю васъ той любовью, о которой вы говорите теперь. Я всегда смотрѣла на васъ какъ на стараго друга и надѣюсь, что всегда буду смотрѣть на васъ такимъ образомъ.

Тутъ она встала и вышла изъ комнаты.

— Зачѣмъ ты заговорилъ съ ней такъ неожиданно… такъ рѣзко… такъ громко? сказала ему сестра, подходя къ нему и взявъ его за руку почти съ гнѣвомъ.

— Это не сдѣлало бы никакой разницы, сказалъ онъ: — она меня не любитъ.

— Это сдѣлаю огромную разницу, возразила лэди Лора. — За такой женщиной, какъ Вайолетъ, нельзя ухаживать такимъ образомъ. Ты долженъ начать опять.

— Я началъ и кончилъ, сказалъ онъ.

— Это вздоръ. Разумѣется, ты будешь настаивать. Безумно было говорить такимъ образомъ сегодня. Впрочемъ, ты можешь быть увѣренъ въ томъ, что ей никто не нравится болѣе тебя. Ты долженъ помнить, какъ много ты сдѣлалъ, чтобы заставить каждую дѣвушку бояться тебя.

— Я это помню.

— Сдѣлай же теперь что-нибудь, что-нибудь, чтобы она перестала тебя бояться. Поговори съ нею нѣжно, скажи ей, какого рода жизнь ты будешь вести съ нею. Скажи ей, что все перемѣнилось. Когда полюбитъ тебя, она повѣритъ тебѣ, еслибы даже не повѣрила никому другому въ этомъ отношеніи.

— Развѣ я долженъ солгать ей? сказалъ лордъ Чильтернъ, взглянувъ прямо въ лицо сестрѣ.

Потомъ онъ повернулся и оставилъ ее.

Глава XII. Осеннія надежды

Сессія продолжалась очень спокойно послѣ бурнаго начала — такъ спокойно, что Финіасъ Финнъ безсознательно былъ обманутъ въ ожиданіи, такъ какъ не было повода къ тѣмъ сильнымъ ощущеніямъ, которыя онъ испыталъ въ первые дни его парламентской каррьеры. Насталъ іюль — а депутатъ Лофшэна еще не говорилъ рѣчей въ палатѣ. Какъ часто замышлялъ онъ это, какъ сочинялъ онъ рѣчи дорогою мимо парка въ палату, какъ не могъ рѣшиться встать на ноги отъ прилива крови къ сердцу — обо всемъ этомъ онъ ни слова не говорилъ никому. Лоренсъ Фицджибонъ былъ его искреннимъ другомъ, но онъ не говорилъ объ этомъ ничего даже Лоренсу Фицджибону. Другому своему другу, лэди Лорѣ Стэндишъ, онъ объяснялъ отчасти свои чувства, но такъ какъ лэди Лора всегда совѣтовала ему быть терпѣливымъ и не разъ выражала свое мнѣніе, что молодому члену лучше сидѣть молча, по-крайней-мѣрѣ, одну сессію, онъ не испыталъ досаднаго чувства, что заслужилъ ея презрѣніе своей застѣнчивостью. Что касается мужчинъ, между которыми онъ жилъ, мнѣ кажется, Финіасу было почти досадно, что никто изъ нихъ не ожидалъ, чтобы онъ говорилъ. Когда Баррингтонъ Ирль въ первый разъ предложилъ Финіасу быть депутатомъ отъ Лофшэна, онъ предсказывалъ ему всѣ возможные парламентскіе успѣхи. Но теперь онъ не дѣлалъ никакихъ намековъ на способности Финіаса къ рѣчамъ, и Финіасъ въ свои скромныя минуты началъ удивляться болѣе прежняго, что онъ сидитъ въ этой комнатѣ.

Формамъ и техникѣ парламентскихъ занятій онъ посвящалъ пристальное вниманіе и говорилъ себѣ, что воспитываетъ себя — что научается быть дѣйствующимъ членомъ, а можетъ быть и государственнымъ человѣкомъ. Но онъ часто сожалѣлъ о мистерѣ Ло и квартирѣ на Старомъ сквэрѣ, и еслибы онъ могъ передѣлать сдѣланное, онъ часто готовъ былъ доставить кому-нибудь другому честь быть предоставителемъ Лофшэна.

Но во всѣхъ его затрудненіяхъ его поддерживала доброта его друга лэди Лоры Стэндишъ. Онъ часто бывалъ въ домѣ на Портсмэнскомъ сквэрѣ и всегда былъ принимаемъ дружелюбно. Лэди Лора сидѣла и разговаривала съ нимъ иногда о братѣ, иногда объ отцѣ, какъ будто между нею и Финіасомъ было нѣчто болѣе случайной короткости лондонскаго знакомства. Въ домѣ па Портсмэнскомъ сквэрѣ онъ былъ представленъ миссъ Эффингамъ и нашелъ миссъ Эффингамъ очень миленькой. Миссъ Эффингамъ онъ очень понравился; онъ танцовалъ съ нею на на двухъ, трехъ вечерахъ, и всегда говорилъ о лэди Лорѣ Стэндишъ.

— Право, Лора, мнѣ кажется, вашъ другъ мистеръ Финнъ влюбленъ въ васъ, сказала Вайолетъ лэди Лорѣ въ одинъ вечеръ.

— Я этого не думаю. Онъ меня любитъ и я его люблю. Онъ такъ честенъ и такъ наивенъ, не будучи неловокъ! Притомъ онъ такъ необыкновенно даровитъ!

— И такъ удивительно хорошъ собой! сказала Вайолетъ.

— Я не знаю, можетъ ли это составить какую-нибудь разницу, сказала лэди Лора.

— А я думаю, если мужчина въ то же время имѣетъ видъ джентльмэна.

— Мистеръ Финнъ, конечно, имѣетъ видъ джентльмэна, сказала лэди Лора.

— И безъ сомнѣнія онъ дѣйствительно джентльмэнъ, сказала Вайолетъ. — Я желала бы знать, есть ли у него состояніе.

— Кажется, ни гроша.

— Какъ же такой человѣкъ живетъ? Много есть такихъ людей и они всегда составляютъ для меня тайну. Я полагаю, онъ долженъ жениться на богатой невѣстѣ.

— Та, которая за него выйдетъ, будетъ имѣть не дурного мужа, сказала лэди Лора Стэндишъ.

Финіасъ въ это лѣто очень часто встрѣчалъ Кеннеди. Они сидѣли на одной сторонѣ въ Палатѣ, принадлежали къ одному клубу, обѣдали не разъ вмѣстѣ па Портсмэнскомъ сквэрѣ и однажды Финіасъ принялъ приглашеніе на обѣдъ отъ самого Кеннеди.

— Ничего скучнѣе я въ жизни не видалъ, говорилъ Финіасъ потомъ Лоренсу Фицджибону. — Хотя тамъ были двое, трое людей, которые говорятъ вездѣ, они не могли говорить за его столомъ.

— Онъ навѣрно угощалъ васъ хорошимъ виномъ, сказалъ Фицджибонъ: — а позвольте мнѣ сказать вамъ, что это покрываетъ множество грѣховъ.

Однако, несмотря на всѣ эти случаи къ короткости, ночи въ концѣ сессіи Финіасъ не сказалъ и десяти словъ съ мистеромъ Кеннеди и ничего не зналъ объ этомъ человѣкѣ, какъ другъ или даже какъ одинъ знакомый знаетъ о другомъ. Лэди Лора желала, чтобы онъ находился въ хорошихъ отношеніяхъ съ Кеннеди, и поэтому онъ обѣдалъ у него. Все-таки онъ не любилъ Кеннеди и былъ совершенно увѣренъ, что Кеннди не любилъ его. Поэтому онъ очень удивился, когда получилъ слѣдующую записку:

Альбани, 17 іюля 186 —.

"Любезный мистеръ Финнъ,

"Въ будущемъ мѣсяцѣ у меня въ Лофлинтерѣ соберутся нѣсколько друзей, и я былъ бы очень радъ, еслибъ вы присоединились къ намъ. Я назначаю 16 августа. Я не знаю, охотитесь ли вы, но тамъ есть тетеревы и олени.

"Искренно вамъ преданный
"Робертъ Кеннеди".

Что долженъ былъ онъ дѣлать? Ему становилась уже нѣсколько непріятна перспектива разлуки со всѣми его новыми друзьями по окончаніи сессіи. Лоренсъ Фицджибонъ приглашалъ его опять съѣздить въ Майо, но онъ отказался. Лэди Лора говорила о поѣздкѣ за границу съ ея братомъ и съ-тѣхъ-поръ между нимъ и лордомъ Чильтерномъ завязалось нѣчто въ родѣ короткости, но ничего не было сказано опредѣленнаго объ этой заграничной поѣздкѣ, а денежныя затрудненія дѣлали ее почти невозможной для него. Рождество, разумѣется, онъ проведетъ съ своими родными въ Киллало, но ему не хотѣлось бы спѣшить въ Киллало тотчасъ по окончаніи сессіи. Всѣ окружающіе его, повидимому, съ удовольствіемъ собирались въ деревню. Мужчины говорили о тетеревахъ и дамахъ въ тѣхъ домахъ, куда они ѣхали, и о людяхъ, съ которыми должны были встрѣтиться. Лэди Лора ничего не говорила о томъ, куда она поѣдетъ въ началѣ осени, и Финіасъ не получалъ приглашенія пріѣхать въ деревенскій домъ. Онъ уже чувствовалъ, что всѣ уѣдутъ, а онъ останется, и это тревожило его. Что долженъ былъ онъ сдѣлать съ приглашеніемъ Кеннеди? Онъ не любилъ этого человѣка и говорилъ самому себѣ разъ десять, что презираетъ его. Разумѣется, онъ долженъ отказаться; даже не смотря на мѣстоположеніе и тетеревей, пріятное общество и сознанія, что ѣхать въ Лофлинтеръ въ августѣ было бы самое приличное, онъ долженъ отказаться! Но ему пришло въ голову наконецъ, что онъ зайдетъ на Портсмэнскій сквэръ прежде, чѣмъ напишетъ письмо.

— Разумѣется, вы поѣдете, сказала лэди Лора самымъ рѣшительнымъ тономъ.

— Почему же?

— Во-первыхъ, его приглашеніе вѣжливость къ вамъ, для чего же вамъ быть невѣжливымъ къ нему?

— Не принять приглашенія ничего нѣтъ невѣжливаго, сказалъ Финіасъ.

— Мы ѣдемъ, сказала лэди Лора: — и я могу только сказать, что буду обманута въ ожиданіи, если вы также не поѣдете. И Грешэмъ, и Монкъ будутъ тамъ, и мнѣ кажется, что они прежде никогда не бывали вмѣстѣ въ одномъ домѣ. Я не сомнѣваюсь, что человѣкъ десять изъ вашей партіи въ Парламентѣ отдали бы все на свѣтѣ, чтобы быть тамъ. Разумѣется, вы поѣдете.

Разумѣется, онъ поѣхалъ. Письмо, принимавшее приглашеніе Кеннеди, было написано въ клубѣ черезъ четверть часа послѣ того, какъ онъ ушелъ съ Портсмэнскаго сквера. Онъ позаботился, чтобы его письмо было не фамильярнѣе и не вѣжливѣе, чѣмъ письмо Кеннеди къ нему, а потомъ подписался:

«Искренно вамъ преданный Финіасъ Финнъ.» Но ему сдѣлано было еще предложеніе, и самое очаровательное, въ тѣ немногія минуты, которыя онъ остался на Портсмэнскомъ сквэрѣ.

— Я такъ рада, сказала лэди Лора: — потому что я могу теперь просить васъ пріѣхать къ намъ въ Сольсби дня на два по дорогѣ въ Лофлинтеръ. Пока это не было рѣшено, я не могла просить васъ пріѣхать въ Сольсби только на два дня, а больше времени не будетъ между нашимъ отъѣздомъ изъ Лондона и поѣздкой въ Лофлинтеръ.

Финіасъ клялся, что онѣ поѣхалъ бы даже на одинъ часъ, еслибы Сольсби былъ вдвое дальше.

— Очень хорошо; пріѣзжайте 13 и уѣзжайте 15, если не хотите остаться съ ключницей. И помните, мистеръ Финнъ, что у насъ въ Сольсби нѣтъ тетеревовъ.

Финіасъ объявилъ, что онъ вовсе не дорожитъ тетеревами.

Передъ отъѣздомъ Финіаса изъ Лондона случилось еще одно небольшое обстоятельство, которое было не такъ пріятно, какъ надежда сдѣлать поѣздку въ Сольсби и Лофлинтеръ. Въ началѣ августа Финіасъ обѣдалъ съ Лоренсомъ Фицджибономъ въ клубѣ.

— Право, милый другъ, говорилъ ему Лоренсъ въ то утро: — ничего не доставило мнѣ столько удовольствія въ эту сессію, какъ ваше мѣсто въ Парламентѣ. Разумѣется, есть люди, съ которыми бываешь очень друженъ и которыхъ очень любишь, но многіе изъ этихъ англичанъ въ нашей партіи такіе холодные господа, или, какъ Ратлеръ и Баррингтонъ Ирль, ни о чемъ не думаютъ, кромѣ политики. А изъ нашихъ — на многихъ наврядъ ли можно положиться! Для меня такъ утѣшительно, что вы въ Парламентѣ!

Финіасъ, дѣйствительно любившій своего пріятеля Лоренса, выразился очень горячо въ отвѣтъ на это и наговорилъ разныхъ увѣреній въ дружбѣ, которыя были совершенно искренни. Искренность ихъ была испытана послѣ обѣда, когда Фицджибонъ, какъ они оба сидѣли на диванѣ въ углу курительной комнаты, просилъ Финіаса подписаться подъ векселемъ въ двѣсти-пятьдесятъ фунтовъ срокомъ на полгода.

— Но, любезный Лоренсъ, сказалъ Финіасъ: — двѣсти-пятьдесятъ фунтовъ рѣшительно свыше моихъ средствъ.

— Именно, мой милый, и вотъ почему я обратился къ вамъ. Неужели вы думаете, что я просилъ бы кого-нибудь, кто долженъ былъ бы платить за меня?

— Но когда такъ, какая же польза въ этомъ?

— Польза большая. О пользѣ могу судить я. Для чего де, вы думаете, сталъ бы я просить, еслибъ не было пользы? Я сдѣлаю изъ этого пользу, мой милый. Повѣрьте моему слову, вы никогда не услышите болѣе объ этомъ. Это только заемъ до моего жалованья — вотъ и все. Я не сдѣлалъ бы этого, еслибъ не видѣлъ, что мы по-краиней-мѣрѣ обезпечены на полгода.

Финіасъ Финнъ, съ недобрымъ предчувствіемъ, внутренно ненавидя себя за свою слабость, подписалъ свое имя подъ векселемъ, который Лоренсъ Фицджибонъ приготовилъ для его подписи.

Глава XIII. Сольсбійскій лѣсъ

— Итакъ вы не поѣдете опять въ Майдрумъ? сказалъ Лоренсъ Фицджибонъ своему другу.

— Нынѣшнюю осень не поѣду, Лоренсъ. Вашъ отецъ подумаетъ, что я намѣренъ поселиться тамъ.

— Ей-Богу, отецъ будетъ радъ васъ видѣть, и чѣмъ чаще, тѣмъ лучше.

— Дѣло въ томъ, что у меня времени не будетъ.

— Ужъ не ѣдете ли вы въ Лофлинтеръ?

— Кажется, поѣду. Кеннеди пригласилъ меня, а кажется всѣ думаютъ, что каждый долженъ дѣлать то, что онъ велитъ.

— Я тоже это думаю. Я желалъ бы, чтобы онъ и меня пригласилъ. Я счелъ бы это за обѣщаніе получить мѣсто помощника секретаря. Все министерство тамъ будетъ. Не думаю, чтобы когда-нибудь прежде у него въ домѣ былъ ирландецъ. Когда вы отправляетесь?

— Двѣнадцатаго или тринадцатаго. Я, кажется, заѣду въ Сольсби по дорогѣ.

— Чортъ васъ побери! Честное слово, Финіасъ, счастливѣе васъ я не зналъ никого. Это вашъ первый годъ, а вы приглашены въ два самые разборчивые дома во всей Англіи. Теперь вамъ только нужно пріискать богатую невѣсту. Вотъ маленькая Вай Эффингамъ, она навѣрно будетъ въ Сольсби. Прощайте, старый дружище. Не безпокойтесь пи капельки о векселѣ. Я все устрою какъ слѣдуетъ.

Финіасъ нѣсколько тревожился о векселѣ, но въ его чашѣ было теперь такъ много вкуснаго, что онъ рѣшился па сколько возможно не примѣчать этой одной горечи. Онъ не совсѣмъ зналъ какъ ему поступить относительно предстоящихъ визитовъ. Ему хотѣлось бы взять съ собой слугу, но у него слуги не было, и онъ стыдился нанять слугу для этого. Потомъ его безпокоило ружье и всѣ принадлежности охоты. Онъ стрѣлялъ не дурно въ графствѣ Клэрскомъ, но въ Англіи еще не видалъ ни одного ружья. Однако, онъ купилъ ружье, — съ разными другими принадлежностями, взялъ позволеніе охотиться, а потомъ сталъ жалѣть объ издержкахъ, до которыхъ его довело это путешествіе. Наконецъ онъ нанялъ и слугу. Дѣлая это, онъ стыдился самого себя, ненавидѣлъ себя и говорилъ себѣ, что онъ очертя голову стремится къ своей погибели. И зачѣмъ онъ дѣлалъ это? Лэди Лора не станетъ любить его болѣе черезъ это, и ей все-равно, есть у него слуга или нѣтъ. Она вѣроятно ничего не будетъ знать о его слугѣ. Но окружающіе его узнаютъ, а онъ до сумасбродства заботился, чтобы люди окружающіе ее думали, что онъ ее достоинъ. До отъѣзда онъ зашелъ къ Ло.

— Мнѣ не хотѣлось оставить Лондонъ, не видавшись съ вами, сказалъ онъ: — но я знаю, что вы не скажете мнѣ ничего пріятнаго.

— И ужъ конечно я не скажу ничего непріятнаго. Сказать по правдѣ, мнѣ даже было пріятно видѣть, что у васъ достало терпѣнія воздержаться и не говорить. Я этого не ожидалъ отъ вашей горячей ирландской крови. Вы ѣдете туда, гдѣ будутъ Грешэмъ и Монкъ. Надѣюсь, что когда-нибудь вы будете вмѣстѣ съ ними въ министерствѣ. Не забудьте извѣстить меня въ февралѣ, когда соберется Парламентъ.

Мистриссъ Бёнсъ пришла въ восторгъ, когда узнала, что Финіасъ нанялъ слугу; но Бёнсъ не предсказывалъ ничего кромѣ дурного отъ такой пустой издержки.

— Ужъ пожалуйста не говори; откуда онъ возьметъ эти деньги? Въ Парламентѣ жалованья не получаютъ.

— Но онъ будетъ гостить въ одномъ домѣ со всѣми министрами, сказала мистриссъ Бёнсъ, которой Финіасъ въ своей гордости довѣрилъ, можетъ быть, болѣе чѣмъ было необходимо.

— Да, какъ же съ министромъ, сказалъ Бёнсъ: — еслибы онъ оставилъ въ покоѣ министровъ, это было бы гораздо лучше. Отказался отъ своей квартиры до февраля? Ужъ не думаетъ ли онъ, что мы будемъ дожидаться его съ пустой квартирой?

Финіасъ нашелъ въ Сольсби полонъ домъ, хотя гости должны были бы остаться недолго. Трое или четверо ѣхали въ Лофлинтеръ такъ же какъ и онъ — Бонтонъ и Рэтлеръ, Паллизеръ съ женой. Была также Вайолетъ Эффингамъ, которая однако не ѣхала въ Лофлинтеръ.

— Нѣтъ, сказала она нашему герою, который въ первый вечеръ имѣлъ удовольствіе вести ее къ обѣду: — къ несчастью, я не имѣю мѣста въ Парламентѣ и потому не приглашена.

— Лэди Лора ѣдетъ?

— Да; но у лэди Лоры въ рукахъ министръ. Я утѣшаюсь только тѣмъ, что вы будете ужасно скучать.

— Конечно, было бы гораздо пріятнѣе остаться здѣсь, сказалъ Финіасъ.

— Если вы хотите знать мое мнѣніе, сказала Вайолетъ: — я отдала бы мой палецъ, чтобъ поѣхать. Тамъ будутъ четыре министра и шесть членовъ Парламента, будетъ тамъ лэди Гленкора Паллизеръ, которая ужасно забавна. Но я не приглашена. Видите, я принадлежу къ Бальдокской партіи, а не къ вашей сторонѣ. Мистеръ Кеннеди думаетъ, что я разглашу всѣ секреты.

Зачѣмъ Кеннеди пригласилъ его, Финіаса Финна, въ одно время съ четырьмя министрами и съ лэди Гленкорой Паллизеръ? Онъ могъ только это сдѣлать по просьбѣ лэди Лоры Стэндишъ. Восхитительно было Финіасу думать, что лэди Лора такъ глубоко заботилась о немъ, но не такъ восхитительно вспоминать, какъ велика должна быть короткость Кеннеди съ лэди Лорой, когда она имѣла надъ нимъ такое сильное вліяніе.

Въ Сольсби Финіасъ не много видѣлся съ своей хозяйкой. Она сказала ему нѣсколько словъ въ извиненіе.

— Я такъ занята со всѣми этими людьми, что право сама не понимаю, что я дѣлаю. Но намъ удастся найти минуты двѣ въ Лофлинтерѣ — если только вы не намѣрены быть на горахъ цѣлый день. Навѣрно вы также привезли съ собой ружье?

— Да, я привезъ ружье. Я стрѣляю, но я не закоренѣлый спортсмэнъ.

Въ тотъ единственный день, который былъ проведенъ въ Сольсби, устроилась большая прогулка послѣ завтрака. Лэди Гленкора, еще молодая и очень хорошенькая женщина, недавно очень пристрастилась къ политикѣ, о которой очень смѣло разсуждала съ мужчинами и женщинами обѣихъ партій.

— Какое пріятное, счастливое, лѣнивое время проводили вы съ-тѣхъ-поръ, какъ вступили въ министерство! сказала она графу.

— Надѣюсь, что мы были болѣе счастливы, чѣмъ лѣнивы, сказалъ графъ.

— Но вы не дѣлали ничего. У моего мужа есть двадцать плановъ реформъ, по вы не допустили его привести въ исполненіе ни одинъ. Герцогъ, мистеръ Мильдмэй и вы разобьете его сердце.

— Бѣдный мистеръ Паллизеръ!

— Дѣло въ томъ, что если вы не поостережетесь, то онъ, мистеръ Монкъ и мистеръ Грешэмъ поднимутся и выгонятъ васъ всѣхъ.

— Мы должны заботиться о себѣ, лэди Гленкора.

— Ну, да; а то вы заявите о себѣ потомству какъ о лѣнивомъ министерствѣ.

— Позвольте мнѣ сказать вамъ, лэди Гленкора, что лѣнивое министерство не самое худшее въ Англіи. Главная вина нашихъ политиковъ состоитъ въ томъ, что они всѣ желали дѣлать что-нибудь.

— Мистеръ Мильдмэй во всякомъ случаѣ невиненъ въ этомъ обвиненіи, сказала лэди Гленкора.

Въ это время они ѣхали по большому лѣсу и Финіасъ съ восторгомъ увидалъ себя возлѣ Вайолетъ Эффингамъ.

— Мистеръ Рэтлеръ объяснялъ мнѣ, что онъ долженъ имѣть девятнадцать голосовъ на слѣдующую сессію. Будь я на вашемъ мѣстѣ, мистеръ Финнъ, и не согласилась бы считаться въ числѣ овецъ Рэтлера.

— Но что же мнѣ дѣлать?

— Дѣлайте что-нибудь сами по себѣ. Вы, члены Парламента, такъ похожи на овецъ. Если одна пригнетъ, всѣ прыгають за нею. Я желала бы засѣдать въ Парламентѣ. Какую рѣчь сказала бы я! Мнѣ кажется, вы такъ боитесь другъ друга, что не смѣете говорить. Видите вы этотъ коттэджъ?

— Какой онъ хорошенькій!

— Да, неправда ли? Двѣнадцать лѣтъ тому назадъ, я спала чулки и башмаки и высушила ихъ въ этомъ коттэджѣ, а когда воротилась домой, меня уложили въ постель за наказаніе, что я цѣлый день пробыла въ лѣсу.

— Вы ходили одна?

— Нѣтъ, не одна. Освальдъ Стэндишъ былъ со мною. Мы были тогда дѣтьми. Вы знаете его?

— Лорда Чильтерна — да, я его знаю. Я съ нимъ довольно подружился въ нынѣшнемъ году.

— Онъ очень хорошій человѣкъ, неправдали?

— Хорошій — въ какомъ отношеніи?

— Честный и великодушный.

— Я не знаю ни одного человѣка, котораго считалъ бы честнѣе и великодушнѣе его.

— И вѣдь онъ уменъ, спросила миссъ Эффингамъ.

— Очень уменъ? То есть, онъ говоритъ очень хорошо, если вы дадите ему говорить по-своему. Вамъ всегда будетъ казаться, будто онъ хочетъ васъ съѣсть — но ужъ у него такая манера.

— И вамъ онъ нравится?

— Очень.

— Я рада слышать отъ васъ это.

— Онъ вашъ любимецъ, миссъ Эффингамъ?

— Не теперь, — не особенно. Я почти его не вижу. Но его сестра мой лучшій другъ, и я такъ любила его, когда онъ былъ мальчикомъ. Я не видала этого коттэджа послѣ того дня и помню, точно это случилось вчера. Лордъ Чильтернъ, кажется, совершенно перемѣнился?

— Перемѣнился? — въ какомъ отношеніи?

— Говорятъ, что онъ… непостояненъ, знаете.

— Я думаю, что онъ перемѣнился. Но Чильтернъ въ душѣ цыганъ. Этого невозможно не примѣтить тотчасъ. Онъ терпѣть не можетъ свѣтскихъ приличій.

— Кажется, сказала Вайолетъ. — Ему слѣдовало бы жениться. Еслибы онъ женился, это все прошло бы — какъ вы думаете?

— Я не могу представить себѣ его женатымъ, сказалъ Финіасъ. — Въ немъ есть какая-то свирѣпость, которая сдѣлала бы его непріятнымъ спутникомъ для женщины.

— Но вѣдь онъ будетъ любить свою жену?

— Да, какъ онъ любитъ своихъ лошадей. Онъ и обращаться будетъ съ нею хорошо — какъ обращается съ своими лошадьми. Но онъ хочетъ, чтобы каждая его лошадь дѣлала то, чего не можетъ сдѣлать ничья другая лошадь, и онъ будетъ ожидать того же отъ своей жены.

Финіасъ не воображалъ, какой глубокій вредъ дѣлалъ онъ своему другу этимъ описаніемъ; не приходило ему также въ голову и то, что его спутница думаетъ о себѣ какъ о будущей женѣ этого краснокожаго индійца. Миссъ Эффингамь ѣхала молча нѣсколько времени, а потомъ сказала еще только одно слово о лордѣ Чильтернѣ.

Онъ былъ добръ ко мнѣ въ этомъ коттэджѣ.

На слѣдующій день гости разъѣхались изъ Сольсби. Финіасъ рѣшился ночевать въ Эдинбургѣ по дорогѣ и такимъ образомъ ему случилось коротко сойтись съ Рэтлеромъ. Вечеръ не пропалъ, потому что онъ многое узналъ о своей профессіи отъ Рэтлера. А Рэтлеръ потомъ говорилъ въ Лофлинтерѣ, что мистеръ Финнъ былъ очень пріятный молодой человѣкъ.

Скоро всѣ знавшіе Финіаса Финна стали увѣрять, что онъ имѣлъ особенную способность быть пріятнымъ для другихъ, способность, которую никто не умѣлъ анализировать или опредѣлить.

— Мнѣ кажется, это потому, что онъ слушаетъ такъ хорошо, сказалъ одинъ.

— Но женщины не станутъ любить его за это, сказалъ другой.

— Онъ изучилъ, когда слушать и когда говорить, сказалъ третій.

А въ сущности Финіасъ Финнъ никогда ничего не изучалъ. Быть пріятнымъ заключалось уже въ его натурѣ.

Глава ХІV. Лофлинтеръ

Финіасъ Финнъ пріѣхалъ въ Лофлинтеръ съ Рэтлеромъ въ почтовомъ экипажѣ изъ ближайшаго городка. Слуга нашего героя сидѣлъ вмѣстѣ съ кучеромъ.

— Я никогда не беру съ собой лакея, сказалъ Рэтлеръ своему молодому другу. — Слуги въ домѣ это предпочитаютъ, потому что они получаютъ на чай, вамъ служатъ также хорошо и стоитъ вдвое дешевле.

Финіасъ краснѣлъ, слушая все это, но ужъ дѣлать было нечего.

— Это одинъ изъ тѣхъ пунктовъ, относительно которыхъ всегда остаешься въ нерѣшимости, сказалъ онъ. — Если вы привезете слугу, вы жалѣете, зачѣмъ привезли его, а если не привезете, жалѣете, зачѣмъ не привезли.

— Я гораздо рѣшительнѣе, сказалъ Рэтлеръ.

Лофлинтеръ показался Финіасу красивѣе Сольсби. Оно такъ и было, кромѣ того, что Лофлинтеру недоставало граціозной красоты древности, которою обладалъ Сольсби. Лофлинтеръ стоялъ на небольшой покатости; отъ самаго параднаго входа шелъ лугъ къ озеру. Съ другой стороны озера высилась къ небу высокая гора Бен-Линтеръ. У подножія этой горы слѣва простирался на цѣлыя мили Линтерскій лѣсъ. Во всѣхъ этихъ окрестностяхъ не было лучшей охоты на оленей какъ на Бен-Линтерѣ. Рѣка Линтеръ, впадая въ озеро черезъ скалы, которыя въ нѣкоторыхъ мѣстахъ почти сходились надъ ея водою, протекала такъ близко къ дому, что пріятное журчаніе ея волнъ можно было слышать изъ передней. За домомъ паркъ казался безконеченъ, а потомъ опять высились горы, и все это принадлежало Кеннеди, а между тѣмъ отецъ его пришелъ пѣшкомъ въ Глазго мальчикомъ съ полкроной въ карманѣ.

— Великолѣпно, неправдали? сказалъ Финіасъ Рэтлеру, когда они подъѣхали къ дверямъ.

— Очень величественно; но молодыя деревья показываютъ новичка. Новичекъ можетъ купить лѣсъ, но не можетъ достать деревьевъ стариннаго парка.

Финіасъ въ эту минуту думалъ, на сколько всѣ эти вещи, которыя онъ видѣлъ: горы, разстилавшіяся вокругъ него, замокъ, озеро, рѣка, все это богатство, и болѣе чѣмъ богатство, благородство красоты, могли подѣйствовать искусительно па лэди Лору Стэндишъ. Еслибъ женщину упросили раздѣлить все это, возможно ли, чтобы она предпочла раздѣлить съ нимъ ничего? Онъ думалъ, что это могло быть возможно для дѣвушки, которая сознавалась бы, что любовь значитъ все. Но это едвали могло быть возможно для женщины, смотрѣвшей на свѣтъ почти какъ смотритъ мужчина — считая свѣтъ устрицей, которую слѣдуетъ раскрывать такимъ орудіемъ, какое можно найти подъ рукой. Лэди Лора, повидимому, заботилась обо всѣхъ дѣлахъ міра сего. Она любила политику, могла говорить о соціальной паукѣ, имѣла обширныя идеи о религіи и раздѣляла нѣкоторыя воззрѣнія относительно воспитанія. Такая женщина должна была чувствовать, какъ необходимо для нея богатство, и готова ради этого богатства имѣть неромантическаго мужа. Можетъ быть, даже она предпочитала бы такого мужа. Такимъ образомъ разсуждалъ самъ съ собою Финіасъ, когда подъѣхалъ къ дверямъ Лофлинтерскаго замка, между тѣмъ какъ Рэтлеръ краснорѣчиво описывалъ красоту старинныхъ деревьевъ въ паркѣ.

— Право, шотландскій лѣсъ вещь весьма ничтожная, сказалъ Рэтлеръ.

Въ домѣ не было никого — по-крайнсй-мѣрѣ они никого не нашли — и черезъ полчаса Финіасъ шелъ одинъ по парку. Рэтлеръ объявилъ, что онъ очень радъ случаю написать письма — и, безъ сомнѣнія, написалъ ихъ цѣлую дюжину, сообщая въ нихъ, что Грешэмъ, Монкъ, Паллизеръ и лордъ Брентфордъ находятся въ одномъ домѣ съ нимъ. Финіасу не нужно было писать писемъ и онъ отправился по широкому лугу къ рѣкѣ. Въ воздухѣ было что-то такое немедленно наполнившее его веселостью, и желая разсмотрѣть всѣ чудеса этого помѣстья, онъ забилъ, что онъ будетъ обѣдать съ четырьмя министрами. Онъ скоро дошелъ до ручья и пошелъ по берегу. Онъ встрѣчалъ водопадъ за водопадомъ и маленькіе мостики тамъ и сямъ. Онъ шелъ и шелъ по тропинкѣ до крутого поворота, и тамъ взглянувъ вверхъ, онъ увидалъ надъ головой своей мужчину и женщину, стоявшихъ вмѣстѣ на одномъ изъ маленькихъ деревянныхъ мостиковъ. Зрѣніе у него было хорошее и онъ тотчасъ увидалъ, что эта женщина была лэди Лора Стэндишъ. Мужчину онъ не узналъ, но онъ не сомнѣвался, что это Кеннэди. Онъ тотчасъ повернулъ бы назадъ, еслибы думалъ, что можетъ сдѣлать это незамѣтно; но онъ былъ увѣренъ, что они должны были замѣтить его. Ему не хотѣлось подходить къ нимъ. Онъ не хотѣлъ имъ мѣшать. Онъ остановился и началъ бросать каменья въ рѣку. Но не успѣлъ онъ бросить камень или два, когда его позвали съ верху. Онъ поднялъ глаза и примѣтилъ, что человѣкъ, звавшій его, былъ его хозяинъ. Разумѣется, это былъ Кеннеди. Онъ пересталъ бросать каменья и поднялся по тропинкѣ и присоединился къ нимъ на мосту. Кеннеди сдѣлалъ нѣсколько шаговъ впередъ и привѣтствовалъ его. Обращеніе Кеннеди было не такъ холодно и онъ казался разговорчивѣе обыкновеннаго.

— Какъ скоро нашли вы, сказалъ онъ: — самое прекрасное мѣсто въ паркѣ.

— Неправдали, какъ здѣсь мило? сказала лэди Лора. — Какъ только мы пріѣхали, мистеръ Кеннеди непремѣнно захотѣлъ привести меня сюда.

— Удивительно хорошо, сказалъ Финіасъ.

— Это самое мѣсто, па которомъ мы теперь стоимъ, заставило меня выстроить домъ, сказалъ Кеннеди: — мнѣ было только восемнадцать лѣтъ, когда я, стоя здѣсь, рѣшился на это. Этому минуло ровно двадцать-пять лѣтъ.

"Итакъ ему теперь сорокъ-три года, сказалъ себѣ Финіасъ, думая, какъ великолѣпно имѣть только двадцать-пять лѣтъ.

— И черезъ годъ, продолжалъ Кеннеди: — фундаментъ былъ вырытъ и каменщики уже работали.

— Какой у васъ былъ добрый отецъ, сказала лэди Лора.

— Ему нечего было больше дѣлать съ своими деньгами, какъ осыпать ими меня. Не думаю, чтобы онѣ самому ему приносили какое-нибудь наслажденіе. Не хотите ли подняться выше, лэди Лора? Тамъ прекрасный видъ на Бен-Линтеръ.

Лэди Лора объявила, что она пойдетъ такъ высоко, какъ онъ поведетъ ее, а Финіасъ не рѣшался что ему дѣлать: остаться ли ему тутъ, спуститься ли внизъ, или исчезнуть какимъ-нибудь другимъ приличнымъ способомъ; но онъ боялся, что если онъ это сдѣлаетъ, то можетъ показаться, какъ будто онъ приписываетъ что-нибудь особенное прогулкѣ этихъ двухъ особъ. Кеннеди увидѣлъ его нерѣшимость и просилъ идти съ ними.

— Пойдемте и вы, мистеръ Финнъ. Мы обѣдаемъ не прежде восьми, а теперь только половина седьмого. Дѣловые люди всѣ пишутъ письма, а дамы, кажется, лежатъ въ постели.

— Не всѣ, мистеръ Кеннеди, сказала лэди Лора.

Такимъ образомъ они гуляли очень пріятно и владѣлецъ всего, что они осматривали, водилъ ихъ отъ одного интереснаго мѣста къ другому, такъ что оба клялись, что Лофлинтеръ навѣрно самое красивое мѣсто на землѣ.

— Признаюсь, я отъ него въ восторгѣ, сказалъ хозяинъ: — когда я пріѣзжаю сюда одинъ и чувствую, что все это мое, я начинаю гордиться моею собственностью до того, что мнѣ сдѣлается стыдно. Впрочемъ, мнѣ кажется, что въ городѣ жить лучше чѣмъ въ деревнѣ — по-крайней-мѣрѣ, для богатаго человѣка.

Кеннеди сказалъ теперь гораздо больше словъ, чѣмъ Финіасъ слышалъ отъ него во все время ихъ знакомства.

— Я тоже это думаю, сказала лэди Лора: — если придется выбирать. Сама я думаю, что и то и другое поочередно хорошо и для мужчинъ и для женщинъ.

— Это безъ сомнѣнія, сказалъ Финіасъ.

— Безъ сомнѣнія относительно удовольствія, подтвердилъ Кеннеди.

Онъ повелъ ихъ къ горѣ, а потомъ внизъ по другой тропинкѣ черезъ лѣсъ, къ задней сторонѣ дома. Дорогою онъ сдѣлался по обыкновенію молчаливъ и разговоръ поддерживали только Финіасъ и лэди Лора. Недалеко отъ замка Кеннеди оставилъ ихъ.

— Я увѣренъ, что мистеръ Финнъ благополучно доведетъ васъ до дома, сказалъ онъ: — а я на минуту схожу на ферму. Если я не показываюсь тамъ время отъ времени, когда я здѣсь, подумаютъ, что я равнодушенъ къ «скотинѣ».

— Ужъ не станете ли вы увѣрять, мистеръ Кеннеди, сказала лэди Лора: — что вы знаете толкъ въ овцахъ и быкахъ?

Кеннеди признался, что онъ толкъ знаетъ, и пошелъ на свою ферму, а Финіасъ съ лэди Лорой воротились домой.

— Мнѣ кажется, сказала лэди Лора: — что это самый хорошій человѣкъ, какого я только знаю.

— Мнѣ кажется, что онъ лѣнивъ, сказалъ Финіасъ.

— Я этого не думаю. Можетъ быть, онъ не дѣятеленъ и не усерденъ, но онъ заботливъ, съ высокими правилами и тратитъ свои деньги съ методою и цѣлью. И вы видите, что у него въ натурѣ есть и поэзія, если вы затронете настоящую струну. Какъ ему нравится здѣшнее мѣстоположеніе!

— Оно нравилось бы всякому. Мнѣ стыдно сказать, что я почти завидую ему. Конечно, я никогда не пожелалъ бы быть Робертомъ Кеннеди въ Лондонѣ, но мнѣ было бы пріятно быть лофлинтерскимъ владѣльцемъ.

— Здѣсь есть какая-то баллада о старинныхъ владѣльцахъ, но она принадлежитъ къ тому времени, когда о мистерѣ Кеннеди никто не слыхалъ и когда какіе-то Мекензи жили въ той старой башнѣ, которая виднѣется у озера. Помѣстье это называлось тогда Линнъ. Старикъ Кеннеди первый назвалъ его Лофлинтеромъ. Башня эта называлась Линнъ и Мекензи жили тамъ сотни лѣтъ. Но эти горцы, несмотря на все что говорятъ объ ихъ фамиліи и гордости, уже забыли Мекензи и гордятся своимъ богатымъ новымъ владѣльцемъ.

— Какъ это непоэтично! сказалъ Финіасъ.

— Да, по поэзія обыкновенно фальшива. Я полагаю, что Шотландія была бы самой прозаической страной, еслибы не Вальтеръ Скоттъ — и я не сомнѣваюсь, что Генрихъ У обязанъ романизмомъ своего характера единственно Шекспиру.

— Я иногда думаю, что вы презираете поэзію, сказалъ Финіасъ.

— Когда она фальшива. Затрудненіе состоитъ въ томъ, чтобы узнать, фальшива она или справедлива. Муръ былъ всегда фальшивъ.

— Не такъ фальшивъ, какъ Байронъ, съ энергіей сказалъ Финіасъ.

— Гораздо больше, мой другъ. Но теперь мы не будетъ объ этомъ разсуждать. Вы видѣли мистера Монка по пріѣздѣ?

— Я не видалъ никого. Я пріѣхалъ съ мистеромъ Рэтлеромъ.

— Почему же съ нимъ? Мистеръ Рэтлеръ не можетъ быть товарищемъ по вашему вкусу.

— Случай свелъ насъ. Но Рэтлеръ человѣкъ здравомыслящій, лэди Лора, и его презирать нельзя.

— Мнѣ всегда казалось, что въ политикѣ ничего нельзя выиграть, сидя у ногъ маленькихъ свѣтилъ.

— Но большія свѣтила не хотятъ имѣть новичка на скамеечкѣ у своихъ ногъ.

— Такъ не сидите ни у чьихъ ногъ. Свѣтъ всегда покупаетъ всякую вещь по той цѣнѣ, которую назначаетъ ея хозяинъ и это всего справедливѣе можно примѣнить къ личности человѣка. Если вы будете съ Рэтлеромъ, скажутъ, что вы рэтлеристъ и болѣе ничего. Если вы будете брататься съ Грешэмами и съ Паллизерами, точно также свѣтъ предположитъ, что вы знаете ваше мѣсто.

— Я никогда не зналъ Ментора, который такъ умѣлъ бы наполнить гордостью своего Телемака.

— Потому что я не считаю васъ виновнымъ въ этомъ отношеніи. Еслибы я это думала, мой Телемакъ, вы можете быть увѣрены, что я отказалась бы отъ званія Ментора. Вотъ мистеръ Кеннеди, лэди Глэнкора и мистриссъ Грешэмъ на лѣстницѣ.

Они прошли мимо іоническихъ колоннъ на широкую каменную террасу передъ дверью и тамъ нашли цѣлую толпу женщинъ и мужчинъ. Законодатели и государственные люди написали письма, а дамы отдохнули.

Финіасъ, одѣваясь, глубоко размышлялъ обо всемъ, что лэди Лора говорила ему — не столько собственно о совѣтѣ, который она подала ему, хотя и онъ также имѣлъ свою важность, сколько о томъ, что этотъ совѣтъ она подала ему. Она сначала назвала себя его менторомъ, но онъ принялъ имя и говорилъ съ нею какъ ея Телемакъ. Однако, онъ считалъ себя старше весели только въ ихъ лѣтахъ была разница. И возможно ли, чтобы женщина-Менторъ любила своего Телемака — любила его, какъ Финіасъ желалъ быть любимой лэди Лорой? Онъ не говорилъ, чтобы это было невозможно. Можетъ быть, между ними было недоразумѣніе. Можетъ быть, старый сорокатрехлѣтній холостякъ не думалъ жениться. Еслибы этотъ сорокатрехлѣтній холостякъ дѣйствительно былъ влюбленъ въ лэди Лору, позволилъ ли бы онъ ей идти домой одной съ Финіасомъ, оставивъ ее подъ предлогомъ необходимости взглянуть на овецъ? Финіасъ рѣшилъ, что онъ во всякомъ случаѣ долженъ разыграть свою игру — проиграетъ онъ или выиграетъ ее; а розыгрывая эту игру, онъ долженъ, если возможно, бросить менторскій и телемаковскій разговоръ.

"Когда я подумаю о моемъ отцѣ и о старомъ домѣ въ Киллало, и о томъ, что я до-сихъ-поръ не сдѣлалъ ничего, я не могу понять, какимъ образомъ я попалъ въ Лофлинтеръ, размышлялъ Финіасъ.

Это можно было понять только однимъ образомъ. Если лэди Лора дѣйствительно любила его, разгадку можно было разгадать.

Комнаты въ Лофлинтерѣ были великолѣпны, гораздо больше и богаче меблированы, чѣмъ въ Сольсби. Но въ обращеніи всѣхъ присутствующихъ преобладала какая-то чопорность, которая не чувствовалась въ Сольсби. Финіасъ тотчасъ примѣтилъ, какъ тутъ не доставало граціи, миловидности и веселой живости Вайолетъ Эффингамъ, и почувствовалъ въ то же время, что Вайолетъ Эффингамъ будетъ не въ своей стихіи въ Лофлинтерѣ. Въ Лофлинтерѣ былъ съѣздъ дѣловой, и Финіасъ примѣтилъ, что ему не слѣдуетъ думать только объ удовольствіи. Когда онъ вошелъ въ гостиную передъ обѣдомъ, Монкъ, Паллизеръ, Кеннеди, Грешэмъ и многіе другіе стояли большой группой передъ каминомъ и между ними были лэди Гленкора Паллизеръ, лэди Лора и мистриссъ Бонтинъ. Когда Финіасъ подошелъ, ему показалось, что группа раздвинулась для него; но онъ могъ видѣть, хотя другіе не видали, что движеніе это было сдѣлано лэди Лорой.

— Мнѣ кажется, мистеръ Монкъ, сказала лэди Гленкора: — что изъ всего нашего общества только вы да я знаемъ чего мы хотимъ.

— Если я долженъ отдѣлиться отъ столькихъ моихъ друзей, отвѣчалъ Монкъ: — я очень радъ удалиться въ обществѣ лэди Гленкоры Паллизеръ.

Могу я спросить, сказалъ Грешэмъ съ особенной улыбкой, которой онъ славился: — чего вы и мистеръ Монкъ хотите?

Сдѣлать равными женщинъ и мужчинъ, сказала лэди Гленкора. — Вотъ сущность нашей политической теоріи.

Лэди Гленкора, я долженъ протестовать, сказалъ Монкъ.

— Да — безъ сомнѣнія. Еслибы и я была въ Министерствѣ, я не допустила бы этого. Разумѣется, есть ограниченія.

— Неужели вы хотите сказать, лэди Гленкора, что вы стали бы проповѣдывать равенство? спросила мистриссъ Бонтинъ.

— Я хочу это сказать, мистриссъ Бонтинъ, и я хочу пойти далѣе и сказать вамъ, что вы не либеральны въ сердцѣ, если не сдѣлаете того же — если это не будетъ основою вашихъ политическихъ стремленій.

— Пожалуйста позвольте мнѣ говорить самой за себя, лэди Гленкора.

— Нѣтъ, не позволю — когда вы критикуете меня и мою политику. Вѣдь вы желаете, чтобы низшіе классы были счастливы?

— Конечно.

— И образованы, и счастливы и добры?

— Безъ сомнѣнія.

— Вы желаете ихъ сдѣлать такими же счастливыми и добрыми, какъ вы?

— Даже болѣе, если возможно.

— И я увѣрена, что вы желаете сдѣлать и себя такою хе доброю и счастливою, какъ всѣ другіе — какъ тѣ, которые выше васъ, если такіе люди есть. Вы соглашаетесь съ этимъ?

— Да — если я понимаю васъ.

— Когда такъ, вы согласились во всемъ и стоите за всеобщее равенство — такъ какъ мистеръ Монкъ и я. Изъ этого никакого выхода нѣтъ — неправдали, мастеръ Кеннеди?

Тутъ доложили объ обѣдѣ и Кеннеди пошелъ подъ руку съ республиканкой. Дорогою она шепнула ему на ухо:

— Вы меня поймете. Я не говорю, чтобы люди были равны, но что всѣ законы должны стремиться къ тому, чтобы сгладить неравенство.

Въ отвѣтъ на это Кеннеди не сказалъ ни слова. Политика лэди Гленкоры была слишкомъ современна и неистова для ее натуры.

Прошла недѣля, въ концѣ которой Финіасъ увидалъ себя въ самыхъ дружескихъ отношеніяхъ со всѣми политическими магнатами, собравшимися въ этомъ домѣ, но особенно съ Монкомъ. Онъ рѣшился, что онъ не будетъ слѣдовать совѣту лэди Лоры относительно выборовъ собесѣдниковъ, если, дѣлая это, онъ долженъ будетъ показаться навязчивымъ. Онъ не дѣлалъ покушенія сидѣть у чьихъ бы то ни было ногъ, и стоялъ поодаль, когда разговаривали люди выше его. Но въ концѣ недѣли онъ увидалъ, что — безъ всякаго усилія съ его стороны — онъ вступилъ въ пріятныя и свободныя отношенія съ этими людьми. Онъ убилъ оленя вмѣстѣ съ Паллизеромъ и остановился съ нимъ подъ утесомъ разсуждать о пошлинѣ на ирландскій солодъ.

Онъ игралъ въ шахматы съ Грешэмомъ, который высказалъ ему свое мнѣніе о процесѣ Джефферсона Дэвиса. Лордъ Брентфордъ наконецъ называлъ его Финнъ и доказалъ ему, что въ Ирландіи ничего не понимаютъ въ овцахъ. Но съ Монкомъ онъ имѣлъ продолжительное разсужденіе объ отвлеченныхъ политическихъ вопросахъ — и недѣля еще не прошла, какъ онъ былъ почти готовъ назвать себя ученикомъ, или но-крайней-мѣрѣ послѣдователемъ Монка. Почему же и не быть ему послѣдователемъ Монка скорѣе, чѣмъ всякаго другого? Монкъ былъ въ министерствѣ и изъ всѣхъ членовъ этого кабинета самый горячій либералъ.

— Лэди Гленкора была совсѣмъ неправа намедни, сказалъ Финну Монкъ. — Равенство некрасивое слово и его не слѣдуетъ употреблять. Оно сбиваетъ съ толку и пугаетъ какъ бука. Да и она, употребивъ eгo, можетъ быть сама не понимала ясно его значенія. Но каждый честный человѣкъ долженъ желать помогать подниматься тѣмъ, кто ниже его, пока они не приблизятся къ его собственному уровню.

Съ этимъ Финіасъ согласился и постепенно онъ началъ соглашаться во многомъ съ Монкомъ. Монкъ былъ высокій, худощавый, долговязый мужчина, посвятившій всю свою жизнь политикѣ, до-сихъ-поръ безъ всякой личной награды, кромѣ репутаціи, которую пріобрѣтало его имя, и почета занимать мѣсто въ Парламентѣ. У него было пять братьевъ — и всѣ кромѣ него занимались торговлей, и говорили, что онъ совершенно зависитъ въ матеріальномъ отношеніи отъ своихъ родныхъ. Онъ засѣдалъ въ Парламентѣ уже болѣе двадцати лѣтъ и былъ извѣстенъ не только какъ радикалъ, но и какъ демократъ.

Финіасъ, зорко осматривавшійся вокругъ, примѣтилъ, что Паллизеръ не убивалъ оленя съ Рэтлеромъ, а Грешэмъ не игралъ въ шахматы съ Бонтиномъ. Бонтинъ былъ шумный, суетливый человѣкъ, котораго повидимому не любилъ никто, и Финіасъ удивлялся, зачѣмъ онъ въ Лофлинтерѣ и въ Парламентѣ. Пріятель Финна Лоренсъ Фицджибонъ старался однажды объяснить ему.

— Человѣкъ, который можетъ громко подавать голосъ, который охотно скажетъ время отъ времени нѣсколько словъ, когда они нужны, безъ всякаго честолюбія въ этомъ отношеніи, всегда можетъ имѣть свою цѣну. А если у него въ придачу еще хорошенькая жена, то онъ долженъ пріятно проводить время.

Рэтлеръ, безъ сомнѣнія, былъ очень полезный человѣкъ, вполнѣ понимавшій свое дѣло; по Финіасу казалось, что Рэтлеру оказывали не очень большое уваженіе въ Лофлинтерѣ.

"Если я поднимусь такъ высоко, какъ онъ, думалъ онъ: «я стану считать себя чудомъ счастья. А между тѣмъ, повидимому, никто ничего не думаетъ о Рэтлерѣ. Это все ничего не значитъ, если не заберешься на самую вершину.»

— Думаю, что я поступилъ какъ слѣдуетъ, принявъ это мѣсто, сказалъ ему однажды Монкъ, когда они сидѣли вмѣстѣ на скалѣ у мостика черезъ Линтеръ. — Если человѣкъ сдѣлаетъ это, когда мѣсто, предлагаемое ему, согласуется съ его собственными взглядами, онъ значитъ откажется идти по открытой тропинкѣ къ достиженію этихъ взглядовъ. Человѣкъ, оспаривающій одно министерство за другимъ и старающійся вложить въ этихъ министровъ свои убѣжденія, не можетъ отказываться сдѣлаться министромъ самъ, когда узнаетъ, что эти убѣжденія будутъ — по-крайней-мѣрѣ на нѣкоторое время — убѣжденіями всего министерства. Вы понимаете меня?

— Очень ясно, сказалъ Финіасъ.

Глава ХV. Пони Дональда Бина

Финіасу было пріятно пользоваться довѣріемъ Монка. Пребываніе въ Лофлинтерѣ было назначено десять дней, а потомъ всѣ должны были разъѣзжаться. Съ перваго дня онъ мало видѣлъ Кеннеди, по очень часто сходился съ лэди Лорой. Потомъ зашла рѣчь объ его поѣздкѣ въ Парижъ съ лордомъ Чильтерномъ. Онъ получилъ письмо отъ лорда Чильтерна.

"Любезный Финнъ,

"Вы ѣдете въ Парижъ со мною?

«Вашъ Ч.»

Прежде чѣмъ Финіасъ отвѣтилъ на это письмо, онъ рѣшился сказать лэди Лорѣ правду. Онъ не могъ ѣхать въ Парижъ, потому что у него не было денегъ.

— Вотъ что я получилъ отъ вашего брата, сказалъ онъ.

— Какъ это похоже на Освальда! Онъ пишетъ ко мнѣ, можетъ быть, три раза въ годъ, и письма его совершенно такія же. Вы поѣдете, я надѣюсь.

— Нѣтъ.

— Мнѣ очень жаль.

— Я не знаю, могу ли я сказать вамъ настоящую причину, лэди Лора.

— За это я поручиться не могу; но если это не какая-нибудь политическая тайна между вами и мистеромъ Монкомъ, я думаю, вы можете сказать.

— Мои средства не позволяютъ мнѣ ѣхать въ Парижъ нынѣшнюю осень. Въ этомъ очень непріятно признаваться — хотя я не знаю почему.

— И я также; — но, мистеръ Финнъ, я еще болѣе уважаю васъ за это признаніе. Я очень жалѣю за Освальда. Такъ трудно найти для него товарища, который нравился бы ему и котораго мы — то-есть я — сочли бы вполнѣ… вы знаете что я хочу сказать, мистеръ Финнъ.

— Ваше желаніе, чтобы я ѣхалъ съ нимъ, очень для меня лестно и я очень жалѣю, что не могу сдѣлать этого; но я долженъ ѣхать въ Киллало и усилить мои финансы. Навѣрно, лэди Лора, вы не знаете, какъ бѣденъ я.

Въ голосѣ его былъ грустный тонъ, заставившій лэди Лору подумать, хорошо ли сдѣлалъ онъ, вступивъ въ Парламентъ, и хорошо ли сдѣлала она, подстрекая его къ этому; но теперь было слишкомъ поздно возвращаться къ этому вопросу.

— Вы должны рано занять казенное мѣсто и пренебречь удовольствіями оппозиціи, которыя такъ дороги мистеру Монку, сказала она, улыбаясь. — Впрочемъ, деньги такая случайность, которая считается не такъ высоко, какъ нѣкоторыя другія вещи. Вы и мистеръ Кеннеди наслаждаетесь одинаково всѣмъ окружающимъ васъ здѣсь.

— Да, пока это продолжается.

— А лэди Гленкора и я стоимъ почти на одной ногѣ, несмотря на ея богатство — кромѣ того, что она замужняя женщина. Я не знаю, какъ велико ея состояніе — что-то несметное; а я имѣю только то, что папа даетъ мнѣ. Десятифунтовый билетъ въ настоящую минуту я сочла бы большимъ богатствомъ.

Въ первый разъ заговорила она съ нимъ о своихъ денежныхъ средствахъ; но онъ слышалъ, что ей было оставлено состояніе совершенно независимое отъ ея отца.

Насталъ послѣдній десятый день, а Финіасъ былъ недоволенъ, почти несчастливъ. Чѣмъ болѣе онъ видѣлъ лэди Лору, тѣмъ болѣе онъ боялся, что ей невозможно сдѣлаться его женой. А между тѣмъ его короткость съ нею дѣлалась день отъ дня тѣснѣе. Онъ никогда не обнаруживалъ ей своей любви и думалъ, что онъ не можетъ этого сдѣлать. Она казалась такой женщиной, для которой всѣ степени ухаживанія казались неудобны. Разумѣется, онъ могъ объясниться ей въ любви и сдѣлать ей предложеніе, какъ только останется съ ней наединѣ. Въ это утро онъ рѣшилъ сдѣлать это въ тотъ же день. Можетъ быть, она не захочетъ болѣе никогда говорить съ нимъ — что всѣ удовольствія и честолюбивыя надежды, къ которымъ она привела его, кончатся тотчасъ, какъ только будетъ сказано опрометчивое слово. Но все-таки онъ скажетъ его.

Въ этотъ день была большая охота на тетеревовъ и охотники должны были уѣхать рано. Объ этомъ говорили уже два дня, и Финіасъ зналъ, что онъ не можетъ избавиться отъ этого. Между нимъ и Бонтиномъ было нѣкоторое состязаніе и они держали между собой пари, кто убьетъ больше птицъ передъ завтракомъ. Но лэди Лора почти обѣщала ему, что она пойдетъ съ нимъ пѣшкомъ къ озеру.

— Но вы будете охотиться цѣлый день, сказала она.

— Я ворочусь во-время для этой прогулки, если вамъ не кажется слишкомъ жарко. Я вѣдь не увижу васъ до-тѣхъ-поръ пока мы встрѣтимся съ вами въ Лондонѣ въ будущемъ году.

— Такъ я непремѣнно пойду съ вами, то-есть если вы будете здѣсь. Но вы не можете воротиться одинъ, такъ какъ вы ѣдете такъ далеко.

— Я ворочусь какъ-нибудь, сказалъ Финіасъ, рѣшившій, что нѣсколько лишнихъ миль по горамъ не удержатъ его отъ прогулки столь важной для него. — Вѣдь мы отправимся не раньше, какъ въ шесть часовъ.

— Конечно не раньше, сказала лэди Лора.

Финіасъ поѣхалъ на горы, стрѣлялъ, выигралъ пари, позавтракалъ. Бонтинъ, будучи побѣжденъ, былъ не въ духѣ.

— Вотъ что я теперь сдѣлаю, сказалъ Бонтинъ: — я буду теперь держать пари на десять фунтовъ.

Первое пари было вовсе безъ денегъ — и было только пробою искусства, кто убьетъ больше птицъ въ извѣстное время. И испытаніе это предложилъ самъ Бонтинъ.

— Я не стану стрѣлять за деньги, сказалъ Финіасъ.

— Почему же? Только одно пари можетъ рѣшать такія вещи.

— Оттого что у меня нѣтъ денегъ, отвѣтилъ Финіасъ.

— Я терпѣть не могу пари, сказалъ ему послѣ Кеннеди: — мнѣ было непріятно, когда Бонтинъ предложилъ пари. Я былъ увѣренъ однако, что вы его не примете.

— Я полагаю, что подобныя пари очень обыкновенны.

— Можетъ быть я ошибаюсь, но мнѣ кажется странно, что мужчины не могутъ забавляться, не соперничествуя другъ съ другомъ. Когда кто-нибудь скажетъ мнѣ, что онъ умѣетъ стрѣлять лучше меня, я говорю ему, что мой егерь умѣетъ стрѣлять лучше чѣмъ онъ.

— Все-таки пріятно превосходить другихъ, сказалъ Финіасъ.

— Я не увѣренъ въ этомъ, сказалъ Кеннеди. — Человѣкъ, который можетъ убивать рыбъ больше другого, рѣдко можетъ дѣлать что-нибудь другое. Вы будете продолжать ваше пари?

— Нѣтъ, я возвращаюсь въ Лофлинтеръ.

— Неужели одинъ?

— Да, одинъ.

— Это больше девяти миль. Вы не можете идти пѣшкомъ.

Финіасъ взглянулъ на часы и увидалъ, что было только два часа. Былъ жаркій августовскій день и возвратный путь въ Лофлинтеръ шелъ но большой дорогѣ.

— Я долженъ идти, сказалъ онъ: — я далъ слово лэди Лорѣ Стэндишъ; а такъ какъ это послѣдній день, въ который я ее увижу, я конечно не имѣю намѣренія не сдержать моего слова.

— Вы дали слово лэди Лорѣ, сказалъ Кеннеди. — Зачѣмъ вы не сказали мнѣ, я приготовилъ бы пони. Впрочемъ, пойдемте, у Дональда Бина есть пони. Онъ не больше собаки, но довезетъ васъ до Лофлинтера.

— Я могу идти пѣшкомъ, мистеръ Кеннеди.

— Подумайте, въ какомъ положеніи вы дойдете до Лофлинтера! Пойдемте со мною.

— Но я не могу увести васъ съ горы, сказалъ Финіасъ.

— Такъ позвольте мнѣ увести васъ.

Кеннеди повелъ Финіаса къ коттэджу Дональда Бина и Финнъ очутился верхомъ на косматомъ пони, который дѣйствительно былъ не больше большой собаки.

"Право Кеннеди мой соперникъ, сказалъ себѣ Финіасъ: «и мнѣ почти кажется, что я поступаю нехорошо, взявъ пони.»

Въ пять часовъ онъ стоялъ передъ парадной дверью, гдѣ лэди Лора ждала его, или по-крайней-мѣрѣ была готова. На ней была шляпа, перчатки и легкая шаль, а въ рукѣ зонтикъ. Финіасъ подумалъ, что онъ никогда не видалъ ее такой молоденькой, хорошенькой и готовой принять признаніе влюбленнаго. Но въ ту же минуту ему пришло въ голову, что она лэди Лора Стэндишъ, дочь графа, потомка цѣлой линіи графовъ, — а онъ сынъ провинціальнаго ирландскаго доктора. Прилично ли ему дѣлать предложеніе такой женщинѣ? Но вѣдь Кеннеди былъ сыномъ человѣка, пришедшаго въ Глазго съ полкроною въ карманѣ. Дѣдъ Кеннеди былъ, какъ Финіасъ слышалъ, шотландскій подгонщикъ, между тѣмъ какъ его дѣдъ былъ сквайромъ въ графствѣ Клэръ, а его двоюродный братъ еще теперь владѣлъ отцовскими десятинами въ Финн-Грэвѣ. Въ той части Ирландіи его фамилія считалась происходящею отъ королей. Конечно ему нечего было бояться лэди Лору въ этомъ отношеніи, если онъ не боялся Кеннеди. А относительно состоянія лэди Лора уже говорила ему, что она не богаче его. Онъ готовъ былъ работать для нихъ обоихъ. Если она боится рисковать, пусть скажетъ.

Такимъ образомъ разсуждалъ онъ самъ съ собой, а между тѣмъ онъ зналъ — зналъ такъ хорошо, какъ знаетъ читатель — что онъ рѣшается сдѣлать то, на что онъ не имѣетъ права. Онъ могъ ждать очень хорошо — предполагая, что онъ будетъ имѣть успѣхъ въ своей любви — но такое ожиданіе могло быть не по вкусу лэди Лорѣ Стэндишъ. Ей едва-ли могло быть пріятно ожидать, когда онъ будетъ сдѣланъ помощникомъ секретаря, прежде чѣмъ она можетъ поселиться въ его домѣ. Такъ онъ говорилъ себѣ. Однако онъ говорилъ себѣ въ то же время, что онъ обязанъ настаивать.

— Я совсѣмъ не ожидала васъ, сказала лэди Лора.

— Однако я очень положительно вамъ обѣщалъ.

— Но есть вещи, которыя человѣкъ можетъ обѣщать положительно, которыя однако сдержать нельзя. Во-первыхъ, какъ вы воротились?

— Мистеръ Кеннеди далъ мнѣ пони — пони Дональда Бина.

— Такъ вы ему сказали?

— Да, я сказалъ ему, почему я долженъ быть здѣсь. Тогда онъ побезпокоился сойти съ горы уговорить Дональда дать мнѣ своего пони. Я долженъ сознаться, что мистеръ Кеннеди наконецъ побѣдилъ меня.

— Я очень этому рада, сказала лэди Лора. — Я знала, что это будетъ — или вина была бы на вашей сторонѣ.

Они пошли по тропинкѣ къ ручью, отъ мостика до мостика, пока не достигли вершины открытой горы. Финіасъ рѣшилъ, что онъ не выскажется прежде, чѣмъ дойдетъ до этого мѣста, что потомъ онъ попроситъ ее сѣсть, и когда она сядетъ, онъ скажетъ ей все. Въ настоящую минуту у него на головѣ была шотландская шапочка съ перомъ тетерева, бархатная охотничья жакетка, черные панталоны, и въ этомъ костюмѣ онъ былъ такой красавецъ, какого только могла пожелать видѣть женщина. Но онъ еще отличался особенной граціей — совершенно не сознавать своихъ личныхъ выгодъ. Онъ никогда не льстилъ себя надеждой, что лэди Лора выйдетъ за него за то, что онъ красавецъ.

— Послѣ этого восшествія на горы, сказалъ онъ: — не присядите ли вы на минуту?

Она взглянула на него и сказала себѣ, что онъ красивъ какъ миѳологическій богъ.

— Сядьте на минуту, продолжалъ онъ: — я хочу сказать вамъ кое-что, и сказать здѣсь.

— Сяду, сказала она: — но и я также должна сказать вамъ кое-что, и скажу пока стою. Вчера я приняла предложеніе мистера Кеннеди сдѣлаться его женой.

— Стало быть я опоздалъ, сказалъ Финіасъ, и засунувъ руки въ карманъ, повернулся спиной къ лэди Лорѣ и пошелъ по горѣ.

Какъ онъ былъ глупъ, что высказалъ ей свою тайну, когда это не могло уже послужить ему ни къ чему — когда это могло только сдѣлать его сумасброднымъ въ ея глазахъ! Но еслибъ дѣло шло о его жизни, онъ не могъ бы скрыть своей тайны. Онъ не могъ даже теперь сказать нѣсколько вѣжливыхъ словъ, а продолжалъ идти, какъ будто могъ оставить ее здѣсь и никогда не видѣться съ нею. Какой онъ былъ оселъ, предполагая, что она любитъ его! Какой онъ былъ глупецъ, воображая, что его бѣдность можетъ имѣть перевѣсъ передъ Лофлинтерскимъ богатствомъ! Но зачѣмъ она привлекала его? Какъ онъ жалѣлъ теперь, что не трудился съ Ло или не сидѣлъ въ Киллало, держа за руку эту хорошенькую ирландку!

Вдругъ онъ услыхалъ голосъ позади себя — тихо звавшій его. Онъ повернулся и увидалъ, что лэди Лора стоитъ очень близко къ нему.

— Мистеръ Финнъ, сказала она.

— Что такое?

Онъ повернулся и старался улыбнуться.

— Развѣ вы не пожелаете мнѣ счастья ила не поздравите меня? Еслибы я не такъ много думала о вашей дружбѣ, я не поспѣшила бы сказать вамъ о моей судьбѣ. Я не сказала еще никому кромѣ папа.

— Разумѣется, я надѣюсь, что вы будете счастливы. Разумѣется. Неудивительно, что онъ далъ мнѣ пони.

— Вы должны забыть все это.

— Забыть что?

— Такъ — ничего. Вамъ ничего не надо забывать, потому что ничего не было сказано такого, о чемъ слѣдовало бы жалѣть. Только пожелайте мнѣ счастья и все будетъ пріятно.

— Лэди Лора, я желаю вамъ счастья отъ всего моего сердца — но это не сдѣлаетъ все пріятнымъ. Я пришелъ сюда просить васъ быть моей женой.

— Нѣтъ — нѣтъ, нѣтъ! не говорите этого.

— Но я сказалъ и скажу опять. Я, бѣдный простофиля, былъ такъ глупъ, что полюбилъ васъ, лэди Лора Стэндишъ, и привелъ васъ сюда сегодня, чтобы просить васъ раздѣлить со мною — мое ничтожество. И я сдѣлалъ это на той землѣ, которая будетъ вамъ принадлежать. Скажите, что вы считаете меня самонадѣяннымъ дуракомъ — или полнѣйшимъ идіотомъ.

— Я желаю считать васъ дорогимъ другомъ и моимъ и моего мужа, сказала она, протягивая ему руку.

— Желалъ бы я знать, имѣлъ ли бы я удачу, еслибъ высказался недѣлю тому назадъ?

Какъ я могу отвѣчать на подобный вопросъ, мистеръ Финнъ?

Или лучше я буду отвѣчать па него вполнѣ. Нѣтъ еще и недѣли какъ мы сказали другъ другу, вы мнѣ, а я вамъ, что мы оба бѣдны оба не имѣемъ никакихъ средствъ кромѣ тѣхъ, какія мы получаемъ отъ нашихъ родителей. Вы проложите себѣ дорогу — проложите непремѣнно; но теперь какъ можете вы жениться на какой бы то ни было женщинѣ, если у нея нѣтъ своего состоянія. Я же — какъ многія другія дѣвушки — должна по необходимости или остаться дома, или выйти за такою богатаго человѣка, который могъ бы обойтись безъ приданаго. Человѣкъ, котораго я считаю самымъ лучшимъ во всемъ свѣтѣ, просилъ меня раздѣлить съ нимъ все — и я сочла благоразумнымъ принять его предложеніе.

— А я имѣлъ сумасбродство думать, что вы любите меня.

На это она не отвѣчала.

— Да, имѣлъ. Я чувствую, что обязанъ сказать вамъ, какъ сумасброденъ я былъ. Я думалъ, что вы любите меня. Я былъ похожъ на ребенка, желающаго схватить луну; неправдали?

— Почему же мнѣ было и не полюбить васъ? медленно сказала она, положивъ свою руку на его руку.

— Почему? Лофлинтеръ мѣшалъ…

— Остановитесь, мистеръ Финнъ, остановитесь! Не говорите мнѣ жестокихъ словъ, которыхъ я не заслужила и которыя дѣлаютъ между нами разрывъ. Я приняла предложеніе лофлинтерскаго владѣльца потому, что искренно вѣрю, что я такимъ образомъ буду исполнять мой долгъ въ той сферѣ жизни, въ которой Богу было угодно поставить меня. Онъ всегда мнѣ нравился и я полюблю его. Вы же — могу я откровенно говорить с вами?

— Вы можете положиться на меня во всемъ.

— Когда такъ, я скажу, что и вы всегда мнѣ нравились съ тѣхъ-поръ, какъ я узнала васъ; что я любила васъ какъ друга и могла бы полюбить иначе, еслибы обстоятельства не показали мнѣ прямо, что это было бы неблагоразумно.

— О, лэди Лора!

— Слушайте и помните, что слова мои никогда никому не слѣдуетъ повторять. Этого не знаетъ никто, кромѣ моего отца, моего брата и мистера Кеннеди. Въ началѣ весны я заплатила долги моего брата. Привязанность его ко мнѣ служитъ мнѣ достаточнымъ вознагражденіемъ за это. Но когда я это сдѣлала, когда я рѣшилась это сдѣлать, я рѣшила также, что я не могу позволить себѣ той свободы выбора, которая иначе принадлежала бы мнѣ. Достаточно ли этого, мистеръ Финнъ?

— Какъ могу я отвѣчать вамъ, лэди Лора? Достаточно ли? И вы не сердитесь на меня за то, что я вамъ сказалъ?

— Нѣтъ, я не сержусь. Но разумѣется это рѣшено, что вы ничего не повторите, даже мнѣ?

— О, да! Я никогда не буду говорить объ этомъ.

— А теперь вы пожелаете мнѣ счастья?

— Я уже желалъ вамъ, лэди Лора, и пожелаю опять. Я желаю вамъ всевозможнаго счастья, какого только можетъ дать вамъ спѣтъ. Вы не можете ожидать, чтобы я былъ очень веселъ, но никто не будетъ видѣть моей меланхоліи. Я спрячусь въ Ирландіи. Когда будетъ ваша свадьба?

— Объ этомъ ничего не было говорено. Я сдѣлаю, какъ желаетъ онъ; но разумѣется не скоро. Будетъ составляться брачный контрактъ и мало ли еще что тамъ! Можетъ быть, это будетъ весной, а можетъ быть и лѣтомъ. Я сдѣлаю такъ, какъ мнѣ велятъ старшіе.

Финіасъ сѣлъ теперь на тотъ камень, на который просилъ ее сѣсть, когда намѣревался сдѣлать признаніе, и глядѣлъ на озеро. Ему казалось, что все перемѣнилось для него, пока онъ былъ на этой горѣ, и что перемѣна была чудесна въ своемъ родѣ. Когда онъ поднимался на эту гору, передъ нимъ были двѣ перспективы: успѣтая любовь — что впрочемъ казалось ему самымъ невѣроятнымъ результатомъ наступающаго свиданія — и отчаяніе и совершенное изгнаніе, какъ слѣдствіе презрительнаго отказа; но положеніе его вовсе не согласовалось съ этими двумя перспективами. Лэди Лора почти сказала ему, что опа полюбила бы его, еслибъ не была бѣдна — что она начинала любить его и потушила свою любовь, потому что она не могла выйти за бѣднаго человѣка. При подобныхъ обстоятельствахъ онъ не могъ сердиться на нее — онъ не могъ съ нею ссориться, онъ могъ только клясться себѣ, что онъ будетъ ея другомъ. А между тѣмъ онъ любилъ ее больше прежняго — а она была невѣста его соперника! Зачѣмъ пони Дональда Бина не сломалъ ему шею!

Не сойти ли намъ теперь внизъ? спросила она.

— О, да!

— Вы не пойдете къ озеру?

— Къ чему? Теперь все-равно. Вы вѣрно захотите быть дома, чтобы принять его, когда онъ пріѣдетъ съ охоты?

— Нѣтъ, не думаю. Онъ выше этихъ маленькихъ угожденій. Но лучше будетъ идти ближайшею дорогою, потому что мы провели здѣсь уже довольно много времени. Я скажу мистеру Кеннеди, что я вамъ сказала — если вамъ все-равно.

— Скажите ему что хотите, отвѣчалъ Финіасъ.

— Но я не хочу, чтобы вы принимали это такимъ образомъ, мистеръ Финнъ. Вашу рѣзкую невѣжливость ко мнѣ я простила, но я надѣюсь, что вы ее загладите, поздравивъ какъ можно скорѣе его. Я не хочу, чтобы вы были невѣжливы къ мистеру Кеннеди.

— Если я былъ невѣжливъ, я прошу у васъ извиненія.

— Вамъ не нужно дѣлать этого; мы старые друзья и можемъ позволить себѣ говорить откровенно другъ съ другомъ — но вы обязаны быть любезны съ мистеромъ Кеннеди. Подумайте о пони.

Они вмѣстѣ пошли домой, и сходя внизъ но тропинкѣ, говорили очень мало. Когда они выходили на открытый лугъ, но еще оставались подъ прикрытіемъ скалъ и кустовъ, Финіасъ остановилъ свою спутницу, самъ остановившись передъ нею, а потомъ сказалъ ей прощальную рѣчь.

— Я долженъ проститься съ вами. Я уѣду рано утромъ.

— Прощайте и Богъ да благословитъ васъ! сказала лэди Лора.

— Дайте мнѣ вашу руку, сказалъ Финнъ.

Она подала ему свою руку.

— Мнѣ кажется, что вы не знаете, что значитъ любить нѣжно.

— Надѣюсь, что я знаю.

— Не думаю, чтобы вы знали, каково влюбиться и не быть любимымъ взаимно. Я думаю — я долженъ думать — что вы никогда не испытывали подобныхъ мученій. Это очень грустно — но я употреблю всѣ силы, какъ мужчина, чтобы это преодолѣть.

— Постарайтесь, другъ мой, постарайтесь. Такія ничтожныя непріятности никогда не должны быть тяжелы для такихъ плечъ какъ ваши.

— Онѣ будутъ очень тяжелы, но я стану сильно бороться, чтобы онѣ не раздавили меня. Я такъ нѣжно васъ любилъ! Такъ какъ мы разстаемся, подарите мнѣ одинъ поцѣлуй, чтобы я могъ хранить его какъ сокровище въ моемъ воспоминаніи.

Какимъ шепотомъ выразила она спой отказъ на эту просьбу, я говорить не стану, но поцѣлуй былъ взятъ прежде, чѣмъ отказъ былъ данъ, а потомъ они пошли вмѣстѣ молча и мирно домой.

На слѣдующее утро шестеро или семеро мужчинъ уѣхали и потому завтракъ былъ ранній. Дамъ не было, но хозяинъ былъ. Большой экипажъ четверней долженъ былъ отвезти путешественниковъ и ихъ вещи на станцію желѣзной дороги, и натурально у парадной двери было много шума передъ отъѣздомъ. Среди этой суматохи Кеннеди отвелъ въ сторону нашего героя.

— Лора сказала мнѣ, сказалъ онъ: — что она сообщила вамъ о моемъ счастьѣ.

— И я искренно васъ поздравляю, отвѣчалъ Финіасъ, сжимая руку жениха. — Вы дѣйствительно счастливый человѣкъ.

— Я самъ это чувствую, сказалъ Кеннеди: — мнѣ только и недоставало такой жены, а такую жену найти очень трудно. Помните, Финнъ, что въ Лофлинтерѣ всегда найдется для васъ комната и что вы всегда здѣсь будете пріятнымъ гостемъ. Я говорю это отъ имени лэди Лоры и отъ моего.

Когда Финіаса везли къ желѣзной дорогѣ, онъ не могъ удержаться, чтобы не спрашивать себя, сколько Кеннеди зналъ о томъ, что случилось во время прогулки около Линтера. Онъ былъ совершенно увѣренъ, что объ одномъ маленькомъ обстоятельствѣ Кеннеди не зналъ ничего.

Глава XVI. Финіасъ Финнъ возвращается въ Киллало

Первая сессія Финіаса Финна въ парламентѣ кончилась — его первая сессія со всѣми своими приключеніями. Когда онъ воротился къ мистриссъ Бёнсъ — мистриссъ Бёнсъ приняла его на одну ночь, несмотря на то, что мужъ отсовѣтовалъ ей это — я боюсь, что онъ почти чувствовалъ, что комнаты мистриссъ Бёнсъ были недостойны его. Разумѣется, онъ былъ несчастенъ; случались минуты, въ которыя онъ думалъ, что ему не стоитъ жить, если онъ не помѣшаетъ браку лэди Лоры и Кеннеди. Но все-таки у него были утѣшенія, состоявшія въ размышленіяхъ, въ которыхъ было много меланхолическаго удовольствія. Его не презирала женщина, которой онъ объяснился въ любви. Она не показала ему, что считаетъ его недостойнымъ ея. Она не сочла оскорбленіемъ его любовь. Она почти сказала ему, что одно благоразуміе запрещаетъ ей отвѣтить на его страсть. И онъ поцѣловалъ ее, а потомъ разстался съ нею какъ дорогой другъ. Я не знаю почему среди всей его тоски проглядывала сильная радость, когда онъ думалъ объ этомъ — но это было такъ. Онъ никогда не будетъ болѣе цѣловать ее. Всѣ наслажденія такого рода будутъ принадлежать Кеннеди, и онъ не имѣлъ намѣренія вмѣшиваться въ привилегіи этого господина. Но все-таки поцѣлуй былъ вѣчнымъ фактомъ. Потомъ, во всѣхъ отношеніяхъ, кромѣ его любви, эта поѣздка въ Лофлинтеръ была чрезвычайно успѣшна. Монкъ сдѣлался его другомъ и поощрялъ его говорить въ слѣдующую сессію — представляя ему различные образцы и предписывая ему курсъ чтенія. Лордъ Брендфордъ сдѣлался съ нимъ коротокъ. Онъ находился въ пріятныхъ отношеніяхъ съ Паллизеромъ а Грешэмомъ. А съ Кеннеди они были почти задушевными друзья ми. Ему казалось, что онъ совершенно превзошелъ Рашперовъ, Джибоновъ и Бонтиновъ въ томъ политико-общественномъ успѣхѣ, который ведетъ такъ далеко къ прямому политическому успѣху и который самъ по себѣ такъ пріятенъ. Онъ превзошелъ этихъ людей, несмотря на положеніе, занимаемое ими, и не могъ не думать, что даже Ло, еслибъ зналъ это, сознался бы, что онъ поступилъ хорошо.

Но его задушевная дружба съ Кеннеди, разумѣется, смущала его. Не долженъ ли онъ былъ вонзить кинжалъ въ сердце Кеннеди? Условія жизни запрещали это, и слѣдовательно задушевную дружбу слѣдовало извинить. Если не быть смертельнымъ врагомъ, то почему же не быть задушевнымъ другомъ?

Онъ поѣхалъ въ Ирландію, переночевавъ одну ночь у мистриссъ Бёнсъ, и явился въ Киллало какъ богъ съ небесъ. Даже его отецъ былъ подавленъ восторгомъ, а мать и сестры считали себя годными только на то, чтобы заботиться о его удовольствіяхъ. Онъ научился, если не научился ничему другому, имѣть такой видъ, какъ будто онъ быль властелинъ надъ обстоятельствами, окружавшими его, и былъ совершенно свободенъ отъ замѣшательства, когда отецъ заговорилъ съ нимъ о его юридическихъ занятіяхъ; онъ не то чтобы прямо засмѣялся надъ невѣдѣніемъ отца, по повторилъ отцу мудрые совѣты Монка — прямо показавъ, что онъ обязанъ изучать искусство краснорѣчія и техническія стороны Парламента, а не законы что отецъ его ничего болѣе не могъ сказать. Онъ сдѣлался человѣкомъ такихъ размѣровъ, что обыкновенный отецъ едва осмѣлился бы разузнавать о его поступкахъ, а обыкновенная мать — такая какъ мистриссъ Финнъ — могла только съ благоговѣніемъ смотрѣть за бѣльемъ сына.

Мэри Флудъ Джонсъ — надѣюсь, что читатель не совсѣмъ забылъ Мэри Флудъ Джонсъ — находилась въ сильномъ трепетѣ, когда встрѣтилась съ лофшэнскимъ героемъ, когда онъ вернулся послѣ почестей его первой сессіи. Она нѣсколько разочаровалась, потому что газеты не были наполнены рѣчами, которыя онъ говорилъ въ Парламентѣ. Всѣ дамы въ семействѣ Финна безпокоились насчетъ этого. Онѣ не могли понять, почему Финіасъ воздерживался такъ философически. Но миссъ Флудъ Джонсъ, разсуждая объ этомъ съ миссъ Финнъ, никогда не выражала ни малѣйшаго сомнѣнія о его способности. А когда пришло извѣстіе — въ письмѣ Финіаса къ отцу — что онъ не намѣренъ говорить въ эту сессію, потому что рѣчи молодого члена въ его первую сессію считаются неудобными, миссъ Флудъ Джонсъ и всѣ миссъ Финнъ охотно согласились съ этимъ благоразумнымъ рѣшеніемъ, какъ ни сожалѣли объ этомъ. Мэри, встрѣтившись съ нашимъ героемъ, едва осмѣливалась на него глядѣть, но акуратно помнила всѣ обстоятельства ея послѣдняго свиданія съ нимъ. Возможно ли, чтобъ онъ носилъ эту прядку волосъ возлѣ сердца? Мэри получила отъ Барбары Финнъ волосы Финіаса и всегда ихъ носила возлѣ сердца. Сверхъ того, она отказа Гиліасу Букеру, и дѣлая это, говорила себѣ, что никогда не измѣнитъ Финіасу Финну.

— Мы находимъ, что вы очень добры, пріѣхавъ къ намъ опять, сказала она.

— Добръ, пріѣхавъ домой къ своимъ?

— Разумѣется, вы могли остаться съ знатными людьми, еслибы захотѣли.

— Нѣтъ, Мэри. Случилось такъ, что я былъ въ домѣ одного человѣка, котораго, можетъ быть, вы назвали бы знатнымъ, и встрѣтилъ тамъ знатныхъ людей. Но это было только на нѣсколько дней, h я очень радъ опять вернуться сюда, могу васъ увѣрить.

— Вы знаете, какъ всѣ мы рады видѣть васъ.

— Вы рады видѣть меня, Мэри?

— Очень рады. Почему же мнѣ не радоваться? Барбара мой лучшій другъ на свѣтѣ. Разумѣется, она говоритъ о васъ — и это заставляетъ меня о васъ думать.

— Еслибы вы знали, Мэри, какъ часто я думаю о васъ!

Мэри, которая была очень счастлива, услышавъ эти слова, и которая шла съ нимъ обѣдать въ эту минуту, не могла удержаться, чтобы не пожать ему руку своими маленькими пальчиками. Она знала, что положеніе Финіаса не позволяетъ ему жениться тотчасъ; но она будетъ его ждать — о! вѣчно, если онъ только сдѣлаетъ ей предложеніе. Онъ, разумѣется, поступалъ вѣроломно, говоря, что онъ думаетъ о ней; но подобныхъ вѣроломствъ едвали можетъ избѣгнуть мужчина въ затруднительныхъ обстоятельствахъ успѣшной жизни. Финіасъ, разумѣется былъ измѣнникъ, по онъ былъ почти принужденъ къ этому тѣмъ простымъ обстоятельствомъ, что лэди Лора Стэндишъ была въ Лондонѣ, а Мэри Флудъ Джонсъ въ Киллало.

Онъ оставался около пяти мѣсяцевъ въ Киллало, и я сомнѣваюсь, хорошо ли онъ привелъ время. Нѣкоторыя книги, рекомендованныя ему Монкомъ, онъ вѣроятно прочелъ, и его часто находили окруженнымъ учеными книгами. Я боюсь, что онъ нѣсколько чванился этими учеными книгами и парламентскими бумагами, и что въ то время онъ немножко любилъ прихвастнуть.

— Вы не должны на меня сердиться за то, что я у васъ не бываю, сказалъ онъ однажды матери Мэри, когда отказался отъ приглашенія на чай: — но дѣло въ томъ, что мое время не принадлежитъ мнѣ.

— Пожалуйста не извиняйтесь; мы очень хорошо знаемъ, что можемъ очень мало предложить, сказала мистриссъ Флудъ Джонсъ, которая была не совсѣмъ довольна Мэри и которая, можетъ быть, больше знала о членахъ парламента и ученыхъ книгахъ, чѣмъ Финіасъ Финнъ предполагалъ.

На слѣдующее утро мать сказала дочери:

Мэри, ты очень глупо дѣлаешь, думая объ этомъ молодомъ человѣкѣ.

Я не очень думаю о немъ, мама.

Онъ совсѣмъ не лучше всякаго другаго, на сколько я вижу, и начинаетъ важничать, продолжала мистриссъ Флудъ Джонсъ.

Мэри не отвѣчала, но пошла въ свою комнату и поклялась передъ образомъ святой Дѣвы, что она будетъ вѣчно вѣрна Финіасу, несмотря на свою мать, несмотря ни на кого на свѣтѣ — несмотря, если это окажется необходимо, даже на него.

Около Рождества между Финіасомъ и его отцемъ началось разсужденіе о деньгахъ.

— Я надѣюсь, что ты живешь очень хорошо, сказалъ докторъ: — и думалъ, что онъ былъ очень щедръ.

— Немножко туго приходилось, отвѣчалъ Финіасъ, который теперь менѣе боялся своего отца, чѣмъ въ то время, когда они въ послѣдній разъ разсуждали объ этомъ.

— Я надѣюсь, что денегъ было вполнѣ достаточно, сказалъ докторъ.

— Не думайте, сэръ, что я жалуюсь, сказалъ Финіасъ. — Я знаю, что получилъ гораздо болѣе чѣмъ имѣлъ право ожидать.

Докторъ началъ спрашивать себя мысленно, имѣлъ ли сынъ его право ожидать чего-нибудь — не пришло ли время, когда его сынъ долженъ самъ заработывать себѣ хлѣбъ.

— Я полагаю, сказалъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія: — что теперь нѣтъ никакой надежды, чтобы ты занялся адвокатурой.

— Не теперь. Почти невозможно соединить оба занятія вмѣстѣ. Самому мистеру Ло это было извѣстно. Но вамъ не надо предполагать, что я совсѣмъ отказался отъ этой профессіи.

— Надѣюсь, что ты не откажешься — послѣ всего, что это стоило намъ.

— Я не откажусь, сэръ. И все что я дѣлаю теперь, я надѣюсь, поможетъ мнѣ, когда я сдѣлаюсь юристомъ. Разумѣется, я могу еще получить казенное мѣсто — и если такъ, общественныя дѣла сдѣлаются моей профессіей.

— И тебя выгонятъ вмѣстѣ съ министерствомъ.

— Да — это правда, сэръ. Я долженъ подвергнуться риску. Если дѣла пойдутъ худо, я надѣюсь, что буду въ состояніи занять какое-нибудь постоянное мѣсто. Мнѣ кажется, что мнѣ непремѣнно это удастся. Но я надѣюсь, что никогда не буду доведенъ до того, чтобы нуждаться въ этомъ. Я думалъ однако, что мы все это рѣшили прежде.

Тутъ Финіасъ принялъ видъ оскорбленной невинности, какъ будто отецъ слишкомъ жестоко съ нимъ поступалъ.

— А пока денегъ тебѣ было довольно? спросилъ докторъ послѣ нѣкотораго молчанія.

— Я имѣлъ намѣреніе просить у васъ сто фунтовъ впередъ, сказалъ Финіасъ. — Я былъ принужденъ сдѣлать нѣкоторыя издержки при первомъ вступленіи въ Парламентъ.

— Сто фунтовъ?

— Если вамъ это неудобно, сэръ, я могу обойтись.

Онъ еще не заплатилъ за свое ружье и за ту бархатную жакетку, въ которой охотился. Онъ зналъ, что ему очень нужно сто фунтовъ, но ему было стыдно просить ихъ. Еслибы онъ получилъ должность, онъ тотчасъ заплатилъ бы отцу.

— Разумѣется, ты получишь, сказалъ докторъ: — но не часто старайся просить у меня ста фунтовъ.

Финіасъ сказалъ, что онъ не будетъ, и болѣе не было разговора о деньгахъ. Нужно ли говорить, что онъ ничего не сказалъ отцу о томъ векселѣ, который онъ подписалъ за Лоренса Фицджибона?

Наконецъ настало время, снова призывавшее его въ Лондонъ и къ блеску лондонской жизни — Парламентъ, клубы — къ надеждѣ получить мѣсто, къ свѣту газовыхъ лампъ и къ насмѣшливому гнѣву соперничествующихъ ораторовъ. Во время праздной жизни онъ рѣшилъ по-крайней-мѣрѣ это, что не пройдетъ и мѣсяца, какъ его увидятъ и услышатъ въ Парламентѣ. Много разъ, когда онъ бродилъ одинъ съ своимъ ружьемъ по болотамъ, лежащимъ на другой сторонѣ Шэннона, училъ онъ рѣчь, которую будетъ говорить въ Парламентѣ. Онъ будетъ говорить коротко — всегда коротко — и безъ жестовъ; Монкъ очень совѣтовалъ ему это; но онъ будетъ особенно заботиться, чтобы у него не вырвалось никакихъ словъ, неимѣющихъ значенія. Его упрекали не разъ въ Киллало на счетъ его молчанія — потому что его сограждане вообразили, будто его послали въ Парламентъ за его краснорѣчіе. Въ слѣдующій пріѣздъ его не будутъ больше упрекать. Онъ будетъ говорить и увлечетъ весь Парламентъ, если человѣческія усилія способны это сдѣлать. Итакъ онъ уложился и отправился въ Лондонъ въ началѣ февраля.

— Прощайте, Мэри, сказалъ онъ съ самой нѣжной улыбкой.

Но на этотъ разъ не было поцѣлуя, ни отрѣзыванія волосъ.

Я знаю, что это зависитъ не отъ него, говорила Мэри. Положеніе его таково. Но къ добру или худу, а я буду ему вѣрна.

— Я боюсь, что вы несчастливы, сказала ей Барбара Финнъ на слѣдующее утро.

— Нѣтъ, я не несчастлива — совсѣмъ нѣтъ. Меня многое можетъ сдѣлать счастливою и гордою. Я вовсе не намѣрена быть несчастливой.

Тутъ она отвернулась и горько расплакалась, а Барбара Финнъ расплакалась вмѣстѣ съ нею для компаніи.

Глава XVII. Финiасъ Финнъ возвращается въ Лондонъ

Финіасъ получилъ два письма во время пребыванія своего въ Киллало отъ двухъ женщинъ, которыя очень восхищались имъ.

Такъ какъ оба письма коротки, они будутъ представлены читателю. Первое заключалось въ слѣдующемъ:

"Сольсби, октября 20, 186 —.

"Любезный мистеръ Финнъ,

"Пишу къ вамъ нѣсколько строкъ съ увѣдомленіемъ, что наша свадьба будетъ такъ скоро, какъ только возможно. Мистеръ Кеннеди не любитъ быть въ отсутствіи изъ Парламента и не желаетъ откладывать брачную церемонію до окончанія сессіи. Назначенный день — третьяго декабря, а потомъ мы поѣдемъ въ Римъ и намѣрены воротиться въ Лондонъ къ открытію Парламента.

"Искренно вамъ преданная
"ЛОРА СТЭНДИШЪ."

«Нашъ лондонскій адресъ будетъ № 52, Гросвенорская площадь.»

На это онъ отвѣтилъ такъ же коротко, выражая пламенное желаніе, чтобы этотъ зимній Гименей не принесъ ничего кромѣ счастья, и говоря, что онъ по пріѣздѣ въ Лондонъ тотчасъ постучится въ дверь подъ № 52 на Гросвенорской площади.

Второе письмо заключалось въ слѣдующемъ:

"Большая Марльбороская улица, декабрь 186 —.

"Любезный и уважаемый сэръ,

"Бёнсъ такъ тревожится насчетъ комнатъ и говоритъ, что молодой чертежникъ съ женой и ребенкомъ хотятъ взять весь домъ, и все потому, что миссъ Пунцфутъ сказала слово о своемъ портвейнѣ, которое всякая дама ея лѣтъ можетъ сказать въ гнѣвѣ и которое все-таки не значитъ ничего. Я и миссъ Пунцфутъ знаемъ другъ друга семь лѣтъ и что такое значатъ одно слово или два? Но, уважаемый сэръ, я безпокою васъ письмомъ не объ этомъ, а для того, чтобы спросить васъ, навѣрное ли возьмете вы опять квартиру въ февралѣ. Ее легко отдать на мѣсяцъ послѣ Рождества. Только скажите тотчасъ, потому что Бёнсъ пристаетъ ко мнѣ каждый день. Мнѣ не нужно ничьей жены и ребенка; я предпочитаю имѣть такого парламентскаго джентльмэна, какъ вы.

"Съ нижайшимъ почтеніемъ ваша
"Джэнъ Бёнсъ."

На это онъ отвѣчалъ, что непремѣнно воротится въ квартиру въ большой Марльбороской улицѣ, если ему посчастливится найти ее свободной, и выразилъ желаніе взять ее съ перваго февраля. Третьяго февраля онъ уже былъ на своей прежней квартирѣ. Мистриссъ Бёнсъ успѣла съ разной супружеской хитростью удержать миссъ Пунцфутъ и избавиться отъ жены и ребенка чертежника. Бёнсъ однако принялъ Финіаса очень холодно.

Финіасъ отправился къ лэди Лорѣ, которую онъ не видалъ послѣ послѣдняго вечера, проведеннаго вмѣстѣ съ нею въ Лофлинтерѣ — которую, когда въ послѣдній разъ говорилъ съ нею, онъ поцѣловалъ подъ линтерскими деревьями. Онъ нашелъ ее дома и вмѣстѣ съ нею былъ ея мужъ. Финіасъ уже видѣлъ Кеннеди на политическомъ митингѣ у Грешэма.

— Я очень радъ, что нашелъ васъ обоихъ вмѣстѣ.

— Но Робертъ сейчасъ уѣзжаетъ, сказала лэди Лора. — Онъ разсказывалъ вамъ о нашихъ приключеніяхъ въ Римѣ?

— Ни слова.

— Такъ я должна вамъ разсказать — но не теперь. Милый старый папа былъ такъ вѣжливъ къ намъ. Мнѣ право сдѣлалось жалко, что онъ въ такихъ непріятностяхъ.

— Я долженъ ѣхать, сказалъ мужъ, вставая. — Но я встрѣчу васъ за обѣдомъ, я полагаю.

— Вы обѣдаете у мистера Монка?

— Да, и меня пригласили нарочно слышать, какъ Тёрнбёлль обратитъ васъ. Насъ будетъ только четверо. До свиданія.

Кеннеди ушелъ и Финіасъ остался одинъ съ лэди Лорой. Онъ не зналъ, какъ ему заговорить съ нею, и молчалъ. Онъ не приготовился къ этому свиданію какъ слѣдовало и чувствовалъ, что ему неловко. Она очевидно ожидала, чтобы онъ заговорилъ, и нѣсколько секундъ сидѣла въ ожиданіи того, что онъ скажетъ. Наконецъ она увидала, что начать слѣдуетъ ей.

— Васъ удивила наша поспѣшность, когда вы получили мое письмо?

— Немножко. Вы хотѣли ждать.

— Я не воображала, чтобы онъ былъ такъ пылокъ, и онъ кажется думаетъ, что даже женитьба не давала ему права не присутствовать въ Парламентѣ.

— Я удивлялся не тому, что онъ спѣшилъ, а тому, что вы покорились.

— Я сказала вамъ, что сдѣлаю именно то, что благоразумные люди велятъ мнѣ сдѣлать. Я спрашивала папа, и онъ сказалъ, что это будетъ лучше. И вотъ нотаріусы и модистки спѣшили высунувъ языкъ и дѣло сдѣлалось.

— Кто былъ у васъ на свадьбѣ?

— Освальда не было. Я знаю, что вы объ этомъ хотѣли спросить. Папа сказалъ, что онъ можетъ пріѣхать. Освальдъ поставилъ условіемъ, что онъ будетъ принятъ какъ сынъ. Тогда отецъ мой сказалъ самое жестокое слово, какое когда-либо было имъ произнесено.

— Что онъ сказалъ?

— Я его не повторю — вполнѣ. Но онъ сказалъ, что Освальдъ не имѣетъ права ожидать, чтобы съ нимъ обращались какъ съ сыномъ. Онъ очень жалѣлъ о моихъ деньгахъ, такъ какъ Робертъ очень щедро обезпечилъ меня въ брачномъ контрактѣ. Такъ что разрывъ между ними больше прежняго.

— А гдѣ теперь Чильтернъ? спросилъ Финіасъ.

— Въ Нортэмптопширѣ, въ какой-то гостинницѣ, откуда онъ охотится. Онъ мнѣ пишетъ, что онъ совсѣмъ одинъ — что онъ никогда не обѣдаетъ въ гостяхъ, что никто не обѣдаетъ у него, что онъ охотится пять или шесть дней въ недѣлю и читаетъ по вечерамъ.

— Эта не дурная жизнь.

— Да, если чтеніе приноситъ какую-нибудь пользу; но для меня невыносимо, что онъ такъ одинокъ, и если одиночество ему надоѣстъ, тогда собесѣдники не будутъ для него годиться. Вы охотитесь когда-нибудь?

— О да! въ домѣ въ графствѣ Клэркъ. Всѣ ирландцы охотятся.

— Я желала бы, чтобы вы поѣхали повидаться съ нимъ. Онъ будетъ въ восторгѣ.

Финіасъ подумалъ объ этомъ предложеніи прежде чѣмъ отвѣтилъ на него, а потомъ далъ отвѣтъ, какой уже давалъ прежде.

— Я сдѣлалъ бы это, лэди Лора, но у меня нѣтъ денегъ, чтобы охотиться въ Англіи.

— Увы, увы! сказала она улыбаясь. — Какъ это чувствительно со всѣхъ сторонъ!

— Я могу устроить это — дня на два — въ мартѣ.

— Не дѣлайте того, что по вашему мнѣнію вамъ не слѣдуетъ дѣлать, сказала лэди Лора.

— Конечно, нѣтъ. Но мнѣ было бы это пріятно, и если могу, я поѣду.

— Я не сомнѣваюсь, что онъ можетъ дать вамъ лошадь. У него нѣтъ теперь другихъ издержекъ и онъ держитъ конюшню наполненную лошадьми. Кажется, у него семь или восемь лошадей. Теперь скажите мнѣ, мистеръ Финнъ, когда вы намѣрены восхитить Палату? Или вы прежде намѣрены поразить ее ужасомъ?

Онъ покраснѣлъ — онъ зналъ, что онъ покраснѣлъ, когда отвѣтилъ:

— О! я полагаю, что скоро сдѣлаю попытку.

— Мнѣ кажется, вы должны говорить, мистеръ Финнъ.

— Этого я не знаю, но непремѣнно попытаюсь. Много будетъ случаевъ на счетъ билля о Реформѣ. Разумѣется, вы знаете, что мистеръ Мильдмэй тотчасъ намѣренъ приступить къ этому вопросу. Вы слышите все это отъ мистера Кеннеди.

— И папа говорилъ мнѣ. Я вижусь съ папа почти каждый день. Вы должны зайти къ нему, не забудьте этого.

Финіасъ сказалъ, что онъ непремѣнно зайдетъ.

— Папа теперь очень одинокъ, и мнѣ иногда кажется, что я поступила почти жестоко, оставивъ его. Мнѣ кажется, что ему противенъ домъ — особенно въ концѣ года — онъ все воображаетъ, что встрѣтится съ Освальдомъ. Меня такъ огорчаетъ все это, мистеръ Финнъ!

— Для чего вашъ братъ не женится? спросилъ Финіасъ, еще ничего не зная о лордѣ Чильтернѣ и Вайолетъ Эффингамъ. — Еслибъ онъ женился, это примирило бы съ нимъ вашего отца.

— Да.

— Зачѣмъ же онъ не женится?

Лэди Лора помолчала прежде чѣмъ отвѣтила, а потомъ разсказала ему всю исторію.

— Онъ страстно влюбленъ, и дѣвушка, въ которую онъ влюбленъ, отказала ему два раза.

— Это миссъ Эффингамъ? спросилъ Финіасъ, тотчасъ догадавшись и вспомнивъ что говорила ему миссъ Эффингамъ въ лѣсу.

— Да — Вайолетъ Эффингамъ, любимица, фаворитка моего отца, которую онъ любитъ больше всѣхъ послѣ меня — почти столько же какъ меня — которую онъ съ радостью принялъ бы какъ дочь. Онъ охотно сдѣлалъ бы ее хозяйкой въ своемъ домѣ и въ Сольсби. Тогда все пошло бы хорошо.

— Но ей не нравится лордъ Чильтернъ?

— Я думаю, что она любитъ его въ своемъ сердцѣ, но боится его. Она сама говоритъ, что дѣвушка обязана заботиться о себѣ. При всей своей кажущейся рѣзвости, Вайолетъ Эффингамъ очень благоразумна.

Фнніасу, хотя онъ не сознавалъ никакого чувства похожаго на ревность, было непріятно открытіе, сдѣланное ему. Послѣ того, какъ онъ услыхалъ, что лордъ Чильтернъ влюбленъ въ миссъ Эффингамъ, онъ не сталъ уже любить лорда Чильтерна такъ, какъ любилъ его прежде. Самъ онъ просто восхищался миссъ Эффннгамъ h находилъ удовольствіе въ ея обществѣ — и только, но все-таки ему непріятно было услышать, что другой человѣкъ хотѣлъ на ней жениться, и онъ почти разсердился на лэди Лору за то, что она думала, что миссъ Эффингамъ любила ея брата. Если миссъ Эффингамъ отказала два раза лорду Чильтерну, этого должно быть достаточно. Финіасъ самъ не былъ влюбленъ въ миссъ Эффингамъ. Такъ какъ онъ еще былъ страстно влюбленъ въ лэди Лору, то другая любовь была невозможна, но все-таки въ исторіи, разсказанной ему, было что-то оскорбительное.

— Если это благоразумнѣе съ ея стороны, сказалъ онъ, отвѣчая на послѣднія слова лэди Лоры: — вы не можете обвинять ее въ ея рѣшимости.

— Я не обвиняю, но я думаю, что мой братъ сдѣлалъ бы ее счастливою.

Лэди Лора, оставшись одна, тотчасъ вспомнила тонъ, которымъ Финіасъ Финнъ отвѣчалъ на ея замѣчанія о миссъ Эффингамъ. Финіасъ очень дурно умѣлъ скрывать свои мысли.

«Возможно ли, чтобы онъ самъ ее любилъ?»

Таковъ былъ первый вопросъ, который лэди Лора сдѣлала себѣ. И дѣлая себѣ этотъ вопросъ, она не думала о разницѣ званія и состоянія между Финіасомъ Финномъ и Вайолетъ Эффингамъ. Ей также не приходило въ голову, какъ невѣроятно было, чтобы Вайолетъ приняла любовь того, кто такъ недавно былъ влюбленъ въ нее. Но эта мысль шла наперекоръ ея желаніямъ съ обѣихъ сторонъ. Она чрезвычайно желала, чтобы

Вайолетъ сдѣлалась женою ея брата — и ей не могло быть пріятно, чтобы Финіасъ полюбилъ другую женщину.

Я долженъ просить моихъ читателей, чтобы эти послѣднія слова не привели ихъ къ ошибочному заключенію. Они не должны предполагать, чтобы лэди Лора Кеннеди, недавно вышедшая замужъ, питала виновную страсть къ молодому человѣку, любившему ее. Хотя вѣроятно она часто думала о Финіасѣ Финнѣ послѣ своего замужества, мысли ея были не такого рода, чтобы разстроить ея спокойствіе. Ей не приходило въ голову даже подумать, чтобы она смотрѣла на него съ чувствомъ оскорбительнымъ для ея мужа. Она возненавидѣла бы себя, еслибы подобная мысль пришла ей въ голову. Она гордилась тѣмъ, что она женщина съ чистыми и высокими правилами, такъ остерегавшаяся, что почти не подвергалась опасности попасть на тѣ скалы, на которыхъ разрушилось счастье другихъ женщинъ. Она гордилась этимъ, а потомъ осуждала себя за свою гордость. Но хотя она осуждала себя, ей не приходило въ голову подумать, что опасность такого крушенія можетъ существовать для нея. Она оттолкнула отъ себя мысль о любви, какъ только примѣтила, что Финіасъ чувствуетъ къ ней болѣе чѣмъ дружбу, и приняла предложеніе Кеннеди съ убѣжденіемъ, что, поступая такимъ образомъ, она устроиваетъ счастье свое и всѣхъ окружающихъ ее. Она находила положеніе свое очень пріятнымъ, когда Финіасъ стоялъ съ нею въ Лофлинтерѣ и говорилъ ей о надеждахъ, которымъ онъ осмѣливался предаваться. А когда онъ осмѣлился поцѣловать ее, она безъ труда простила ему, говоря себѣ, что это будетъ альфой и омегой въ романѣ ея жизни. Она не считала себя обязанной разсказать Кеннеди о томъ, что случилось — но чувствовала, что едвали бы онъ разсердился, еслибъ ему было сказано. А она часто думала о своемъ обожателѣ и объ его любви — говоря себѣ, что и она также имѣла обожателя, несмотря на своего мужа съ этой точки зрѣнія; но ея мысли не пугали ее, какъ пугали бы виновныя мысли. Съ ней случился пріятный романъ и онъ прошелъ. И этотъ человѣкъ будетъ ея другомъ, но особенно другомъ ея мужа. Она станетъ заботиться, чтобы жизнь его была успѣшна — особенно будетъ заботиться ея мужъ. Ей было очень пріятно знать, что ея мужу нравился этотъ человѣкъ. И этотъ человѣкъ женится и жена этого человѣка будетъ ея другомъ. Все это было очень чисто и очень пріятно. Теперь въ головѣ ея промелькнула мысль, что этотъ человѣкъ былъ влюбленъ въ другую женщину — и ей было это непріятно.

Но она не испугалась за себя, не поняла тотчасъ опасности своего положенія. Она только думала о вѣроломствѣ мужчинъ. Если, какъ она подозрѣвала, Финіасъ Финнъ дѣйствительно передалъ свою любовь Вайолетъ Эффингамъ, какъ малоцѣнна была любовь такого человѣка! Ей не пришло въ голову въ эту минуту, что и она также передала свою любовь Роберту Кеннеди, а если не это, то сдѣлала еще хуже. Но она помнила, что осенью этотъ юный Фебъ между мужчинами отвернулся отъ нея на горѣ, чтобы скрыть отъ нея тоску своего сердца, когда узналъ, что она будетъ женою другого; и вотъ теперь, еще не прошла зима, онъ не могъ скрыть отъ нея, что его сердце было отдано другой! Она сообразила, перечла обстоятельства и удостовѣрилась, что Финіасъ не могъ даже видѣться съ Вайолетъ Эффингамъ послѣ того, какъ стоялъ съ ней вдвоемъ на горѣ. Какъ фальшивы мужчины! Какъ они фальшивы и какъ слабодушны!

«Чильтернъ и Вайолетъ Эффингамъ!» говорилъ себѣ Финіасъ, уходя съ Гросвенорской площади. «Справедливо ли жертвовать ею потому, что она богата, такъ привлекательна и очаровательна, что лордъ Брендфордъ готовъ даже принять своего сына для того, чтобы принять также такую невѣстку?»

Финіасу нравился лордъ Чильтернъ; онъ видѣлъ, или ему казалось, будто онъ видѣлъ, прекрасныя вещи въ немъ, онъ ожидалъ его исправленія, надѣясь можетъ быть, что и онъ будетъ участвовать въ этомъ добромъ дѣлѣ. Но онъ не находилъ справедливымъ жертвовать Вайолетъ Эффингамъ для такого добраго дѣла. Если миссъ Эффингамъ отказала лорду Чильтерну два раза, конечно этого должно быть достаточно. Ему еще не приходило въ голову, что любовь такой дѣвушки, какъ Вайолетъ, была бы великимъ сокровищемъ — для него самого. Онъ же все еще былъ влюбленъ — безнадежно влюбленъ въ лэди Лору Кеннеди!

Глава XVIII. Тёрнбёлль

Въ среду вечеромъ засѣданія въ Парламентѣ не было; въ семь часовъ Финіасъ пришелъ къ Монку первый и засталъ его одного въ столовой.

— Я занимаю должность буфетчика, сказалъ Монкъ, держа въ рукѣ пару графиновъ и ставя ихъ къ огню. — Но я кончилъ и теперь мы пойдемъ наверхъ принять приличнымъ образомъ великихъ людей.

— Извините, что я пришелъ слишкомъ рано, сказалъ Финнъ.

— Ни одной минутой. Теперь ровно семь часовъ, это я опоздалъ. Но не думайте, будто мнѣ стыдно, что меня застали разливающимъ мое собственное вино. Я помню, лордъ Пальмерстонъ говорилъ въ какомъ-то комитетѣ лѣтъ шесть тому назадъ, что англійскому министру неприлично, чтобы дверь его передней отворяла служанка, а не слуга. Теперь я англійскій министръ, а у меня служанка отворяетъ парадную дверь и я принужденъ самъ смотрѣть за своимъ виномъ. Желалъ бы я знать, неприлично ли это? Мнѣ не хотѣлось бы оскорблять британскую конституцію.

— Можетъ быть, если вы скоро откажетесь отъ мѣста и никто не послѣдуетъ вашему примѣру, можно будетъ избѣгнуть дурныхъ послѣдствій.

— Искренно надѣюсь, потому что я люблю британскую конституцію, люблю также то уваженіе, которымъ пользуются члены министерства. А вотъ Тёрнбёлль, который сейчасъ здѣсь будетъ, ненавидитъ это все; но онъ человѣкъ богатый и въ домѣ у него напудренныхъ лакеевъ больше чѣмъ было у самого лорда Пальмерстона.

— Онъ еще занимается дѣлами?

— О, да! и получаетъ тридцать тысячъ въ годъ. Вотъ онъ. Какъ вы поживаете, Тёрнбёлль? Мы говорили о моей служанкѣ. Надѣюсь, что она прилично отворила вамъ дверь.

— Конечно — на сколько я могъ примѣтить, сказалъ Тёрнбёлль, который лучше умѣлъ говорить рѣчи чѣмъ шутить: — это очень порядочная молодая женщина, могу я сказать.

— Во всемъ Лондонѣ нѣтъ такой, сказалъ Монкъ: — но Финнъ думаетъ, что мнѣ слѣдовало бы имѣть ливрейнаго лакея.

— Для меня это рѣшительно все-равно, сказалъ Тёрнбёлль. — Я принадлежу къ числу такихъ людей, которые никогда не думаютъ о подобныхъ вещахъ.

— И я также, сказалъ Монкъ.

Тутъ доложили о владѣльцѣ Лофлинтера и всѣ пошли обѣдать.

Тёрнбёлль былъ еще красивый и здоровый мужчина лѣтъ шестидесяти, съ длинными, сѣдыми волосами и румянымъ лицомъ, съ жесткими глазами, хорошо очерченнымъ носомъ и полными губами. Онъ былъ около шести футъ роста, держался совершенно прямо и всегда носилъ черный фракъ, черныя панталоны и черный шелковый жилетъ. По-крайней-мѣрѣ онъ всегда былъ такъ одѣтъ въ Парламентѣ и на обѣдахъ. Какая разница могла быть въ его костюмѣ, когда онъ былъ дома, въ Стэлибриджѣ, немногіе изъ видѣвшихъ его въ Лондонѣ имѣли возможность узнать. На лицѣ его ничто не обнаруживало особеннаго дарованія. Никто изъ смотрѣвшихъ на него не счелъ бы его дуракомъ, но въ глазахъ его не было огня геніальности, не было также около губъ его тѣхъ линій мысли или фантазіи, которыя вообще находятся на лицахъ мужчинъ и женщинъ сдѣлавшихся знаменитыми. Тёрнбёлль конечно сдѣлался знаменитъ и не могъ бы этого сдѣлать безъ силы ума. Онъ былъ одинъ изъ самыхъ популярныхъ, если не самый популярный политикъ въ странѣ. Бѣдные люди вѣрили ему, думая, что онъ самый добросовѣстный ихъ другъ, а люди, которые не были бѣдны, вѣрили въ его власть, думая, что его совѣты должны непремѣнно одерживать верхъ. Онъ заставитъ Парламентъ слушать себя и не раскрывалъ рта па публичныхъ обѣдахъ и на платформахъ иначе какъ съ убѣжденіемъ, что слова сказанныя имъ прочтутъ тысячи. Первая необходимость для хорошей рѣчи большое число слушателей, и этимъ Тёрнбёлль обезпечивалъ себя. А между тѣмъ его врядъ-ли можно было назвать великимъ ораторомъ. Онъ былъ одаренъ сильнымъ голосомъ, твердыми и, я могу даже сказать, обширными убѣжденіями, совершенной самонадѣянностью, почти неограниченнымъ терпѣніемъ, горячимъ честолюбіемъ, не слишкомъ сильной совѣстливостью и очень толстой нравственной шкурой. Все, что говорили противъ него, не огорчало его, никакія нападки не уязвляли его, никакія насмѣшки нисколько его не трогали. Онъ разумѣется былъ совершенный радикалъ, такъ же какъ и Монкъ. Но Монкъ былъ гораздо горячѣе въ преніяхъ, чѣмъ Тёрнбёлль; — Монкъ вѣчно сомнѣвался въ себѣ.

Разговоръ за обѣдомъ, хотя шелъ совершенно о политикѣ, не заключалъ въ себѣ ничего особенно интереснаго, пока служанка перемѣняла тарелки; но когда она ушла и дверь заперли, тогда началась пріятная борьба между двумя радикалами — радикаломъ присоединившимся къ правительству и радикаломъ оставшимся въ сторонѣ. Кеннеди иногда произносилъ слово, а Финіасъ былъ такъ же молчаливъ, какъ и Кеннеди. Онъ пришелъ сюда послушать споръ и съ удовольствіемъ слушалъ, какъ ружья такого калибра стрѣляли для его удовольствія.

— Я нахожу, что мистеръ Мильдмэй сдѣлалъ большой шагъ впередъ, сказалъ Тёрнбёлль.

— Я тоже это нахожу, сказалъ Монкъ.

— Я не думалъ, чтобы онъ могъ зайти такъ далеко. Это только показываетъ, какъ далеко можно заставить зайти человѣка, если примѣнить настоящія силы. Впрочемъ, это все-равно, кто бы ни были министры.

— Я всегда это увѣрялъ, сказалъ Монкъ.

Послѣ разговора, продолжавшагося въ такомъ же родѣ, Кеннеди уѣхалъ первый, а Тёрнбёлль вскорѣ послѣдовалъ за нимъ. Финіасъ всталъ въ тоже время, но остался по просьбѣ хозяина и посидѣлъ нѣсколько времени куря сигару.

— Тёрнбёлль удивительный человѣкъ, сказалъ Монкъ.

— Онъ слишкомъ повелителенъ.

— Это оттого, что въ Нижней Палатѣ такой человѣкъ какъ Тёрнбёлль долженъ говорить съ диктаторской самоувѣренностью. Онъ всегда обращается не къ одному Парламенту, а ко всей странѣ, а страна не будетъ ему вѣрить, если онъ не будетъ вѣрить самъ въ себя. Но онъ забываетъ, что онъ не всегда обращается ко всей странѣ. Желалъ бы я знать, какъ проводятъ съ нимъ время мистриссъ Тёрибёлль и маленькіе Тёрнбёлли.

Финіасъ, возвращаясь домой, рѣшилъ, что мистриссъ Тёрнбёль и маленькіе Тёрнбёли, вѣроятно, дурно проводятъ время.

Глава XIX. Лордъ Чильтернъ ѣдетъ на совей лошади Сорви-Голова

Было извѣстно, что каковы бы ни были подробности билля Мольдмэя, баллотировка не будетъ въ него входить, и въ Нижней Палатѣ была большая партія, желавшая, чтобы баллотировка составила часть электоральнаго закона, и рѣшили, чтобы сдѣлать движеніе въ ожиданіи билля Мильдмэя. Ожидали, что пренія будутъ продолжаться болѣе одного вечера, и Финіасъ рѣшилъ, что при этомъ случаѣ онъ скажетъ первую рѣчь. Онъ былъ убѣжденъ въ безполезности баллотировки и думалъ, что онъ можетъ извлечь изъ своихъ убѣжденій нѣкоторыя искры того огня, котораго въ немъ было такъ много во время прежнихъ преній въ клубахъ. Но даже за завтракомъ въ это утро серддце его начало сильно биться при мысли, что онъ долженъ стать на ноги передъ такими критическими слушателями.

Онъ зналъ, что хорошо бы было выбросить изъ головы этотъ предметъ пока, и пошелъ къ людямъ, съ которыми ему конечно не пришлось бы говорить о баллотировкѣ. Онъ просидѣлъ цѣлый часъ утромъ съ Ло и даже не сказалъ ему, что намѣренъ говорить въ этотъ день. Потомъ онъ сдѣлалъ еще два визита и въ три часа пошелъ на Портмэнскій сквэръ къ лорду Чильтерну. Былъ почти конецъ февраля и Финіасъ часто видѣлся съ лэди Лорой. Онъ не видалъ ея брата, но узналъ отъ сестры, что его прогналъ въ Лондонъ морозъ. Швейцаръ сказалъ ему, что лордъ Чильтернъ дома, а когда онъ проходилъ по передней, онъ встрѣтилъ самого лорда Брентфорда. Такимъ образомъ онъ принужденъ былъ говорить и долженъ былъ объяснить, почему онъ тутъ.

— Я пришелъ къ лорду Чильтерну, сказалъ онъ.

— Развѣ лордъ Чильтернъ здѣсь? спросилъ графъ, обернувшись къ слугѣ.

— Здѣсь, милордъ; его сіятельство пріѣхалъ вчера.

— Вы вѣрно найдете его наверху, сказалъ графъ. — Я же ничего о немъ не знаю.

Онъ говорилъ сердитымъ тономъ, какъ будто сердился на то, что осмѣливались приходить въ его домъ видѣться съ его сыномъ, и быстро повернулся къ Финіасу спиной. Но онъ одумался прежде чѣмъ дошелъ до парадной двери и опять обернулся.

— Кстати, сказалъ онъ: — сколько голосовъ у насъ будетъ сегодня, Финнъ?

— Почти столько, сколько вамъ будетъ угодно назначить, милордъ, отвѣчалъ Финнъ.

— Ну — да; я полагаю, мы въ безопасности. Вамъ бы слѣдовало сказать объ этомъ рѣчь.

— Можетъ быть, я и скажу, сказалъ Финіасъ, чувствуя, что онъ краснѣетъ.

— Скажите, продолжалъ графь. — Скажите. Если вы увидите лорда Чильтерна, потрудитесь сказать ему отъ меня, что я радъ бы видѣть его прежде чѣмъ онъ уѣдетъ изъ Лондона. Я буду завтра дома до полудня.

Финіасъ, очень удивленный даннымъ ему порученіемъ, разумѣется сказалъ, что онъ сдѣлаетъ какъ ему велѣно, а потомъ прошелъ въ комнаты Чильтерна. Онъ нашелъ своего пріятеля стоящимъ посрединѣ комнаты безъ сюртука и жилета, съ двумя гимнастическими ядрами въ рукахъ.

— Когда нѣтъ охоты, я принужденъ заниматься этимъ, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Я полагаю, что это хорошее упражненіе, отвѣчалъ Финіасъ.

— И это даетъ мнѣ какое нибудь занятіе. Когда я въ Лондонѣ, я точно цыганъ въ церкви, пока настаетъ время рыскать ночью. Для дня у меня нѣтъ занятія и некуда идти. Я не могу стоять у окна клуба, какъ дѣлаютъ нѣкоторые люди, да и обезславлю всякій приличный клубъ, стоя тамъ. Я принадлежу къ клубу Путешественниковъ, но сомнѣваюсь, чтобы швейцаръ пустилъ меня туда.

— Мнѣ кажется, вы хвастаетесь вашимъ цыганствомъ гораздо больше, нежели оно у васъ есть, сказалъ Финіасъ.

— Я чванюсь тѣмъ, что я цыганъ или нѣтъ, а я не пойду туда, гдѣ я ненуженъ. Хотя — сказать по правдѣ — я полагаю, что я ненуженъ здѣсь.

Тогда Финіасъ передалъ ему порученіе его отца.

— Онъ желаетъ видѣть меня завтра утромъ? продолжалъ лордъ Чильтернъ. — Пусть онъ пришлетъ сказать мнѣ, чего хочетъ отъ меня. Я не хочу подвергаться его оскорбленіямъ, хотя онъ мнѣ отецъ.

— На вашемъ мѣстѣ я пошелъ бы непремѣнно.

— Очень сомнѣваюсь, еслибы обстоятельства были точно такія. Пусть онъ пришлетъ мнѣ сказать, чего онъ хочетъ.

— Разумѣется, я не могу спросить его, Чильтернъ.

— Я знаю очень хорошо, чего онъ хочетъ. Лора вмѣшалась и не принесла никакой пользы. Вы знаете Вайолетъ Эффингамъ?

— Да, я ее знаю, сказалъ Финіасъ, очень удивившись.

— Они хотятъ, чтобы я на ней женился.

— А вы не желаете на ней жениться?

— Я этого не говорилъ. Но неужели вы думаете, что такая дѣвушка какъ миссъ Эффингамъ захочетъ выйти за такого человѣка какъ я? Она скорѣе выйдетъ за васъ. Ей Богу, выйдетъ.

Вы знаете, что у ней своихъ собственныхъ три тысячи фунтовъ ежегоднаго дохода.

— Я знаю, что у нея есть деньги.

— Я взялъ бы ее безъ одного шиллинга завтра же, еслибъ она за меня вышла — потому что она нравится мнѣ. Она единственная дѣвушка, которая мнѣ нравилась. Но какая польза въ томъ, что она нравится мнѣ? Меня такъ они очернили, особенно мой отецъ, что никакая порядочная дѣвушка и не подумаетъ выйти за меня.

— Вашъ отецъ не можетъ сердиться на васъ, если вы употребите всѣ силы исполнить его желанія.

— Мнѣ рѣшительно все-равно, сердитъ онъ или нѣтъ. Онъ даетъ мнѣ восемьсотъ фунтовъ въ годъ и знаетъ, что если онъ прекратитъ это содержаніе, то я завтра же обращусь къ жидамъ. Онъ не можетъ лишить меня даже одной десятины, а между тѣмъ не хочетъ помочь мнѣ возвратить Лорѣ ея деньги.

— Лэди Лорѣ теперь деньги не нужны.

— Этотъ противный педантъ, за котораго она вздумала выйти и котораго я ненавижу всѣмъ сердцемъ, богаче самого Креза. Но все-таки Лорѣ слѣдуетъ имѣть свои деньги. Она ихъ получитъ когда-нибудь.

— На вашемъ мѣстѣ я увидался бы съ лордомъ Брентфордомъ.

— Я подумаю объ этомъ. Теперь скажите мнѣ, пріѣдете ли вы въ Уиллингфордъ. Лора говоритъ, что вы пріѣдете въ мартѣ. Я могу дать вамъ лошадь дня на два и буду очень радъ видѣть васъ. Мои лошади всѣ мчатся какъ дьяволы, но ирландцы это любятъ.

— И я не особенно ненавижу.

— А мнѣ это нравится. Я предпочитаю заниматься чѣмъ-нибудь, когда сижу на сѣдлѣ. Когда человѣкъ скажетъ мнѣ, что на лошади такъ же спокойно сидѣть, какъ на креслѣ, я всегда говорю, чтобы онъ поставилъ это животное въ свою спальную. Смотрите же пріѣзжайте. Я живу въ домѣ называемомъ Уиллингфордъ-Бёлль, за четыре мили отъ Питерборо.

Финіасъ поклялся, что онъ непремѣнно пріѣдетъ попробовать прыткихъ лошадей, а потомъ простился, серьёзно совѣтуя лорду Чильтерну пойти на свиданіе, предложенное его отцемъ.

Когда настало утро, въ половинѣ двѣнадцатаго, сынъ, стоявшій съ полчаса спиною къ камину въ большой мрачной столовой, вдругъ позвонилъ въ колокольчикъ.

— Скажи графу, приказалъ онъ слугѣ: — что я здѣсь и пойду къ нему, если онъ этого желаетъ.

Слуга воротился и сказалъ, что графъ ждетъ. Тогда лордъ Чильтернъ пошелъ за слугою въ комнату отца.

— Освальдъ, сказалъ отецъ: — я послалъ за тобою потому, что я думаю, мнѣ не худо бы поговорить съ тобою о дѣлахъ. Садись.

Лордъ Чильтернъ сѣлъ, но не отвѣчалъ пи слова.

— Меня очень огорчаетъ состояніе твоей сестры, сказалъ графъ.

— И меня также — очень огорчаетъ. Мы можемъ вдвоемъ собрать деньги и заплатить ей завтра, если вы захотите.

— Она, вопреки моему совѣту, заплатила твои долги.

— И моему также.

— Я говорилъ ей, что не хочу платить. А если возвращу завтра, какъ ты говоришь, деньги, которыя она такъ употребила, я одурачу себя. Но я сдѣлаю это съ однимъ условіемъ. Я помогу тебѣ собрать деньги для твоей сестры съ однимъ условіемъ.

— Съ какимъ?

— Лора говоритъ мнѣ — она даже часто говорила мнѣ — что ты привязанъ къ Вайолетъ Эффингамъ.

— Но Вайолетъ Эффингамъ, милордъ, къ несчастью, не привязана ко мнѣ.

— Я не знаю, какъ это можетъ быть; разумѣется, я знать не могу. Я никогда не осмѣливался спросить ее объ этомъ.

— Даже вы, милордъ, едвали могли бы сдѣлать это.

— Что ты хочешь этимъ сказать? Я говорю, что никогда ее не спрашивалъ, сердито сказалъ графъ.

— Я просто хочу сказать, что даже вы не могли бы дѣлать миссъ Эффингамъ подобный вопросъ. Я дѣлалъ ей предложеніе и она отказала мнѣ.

— Но дѣвушки часто дѣлаютъ это, а потомъ выходятъ за человѣка, которому отказали. Лора сказала мнѣ, что но ея мнѣнію Вайолетъ согласится, если ты будешь уговаривать ее.

— Лора ничего объ этомъ не знаетъ, милордъ.

— Ты вѣроятно ошибаешься. Лора и Вайолетъ короткіе друзья и, вѣроятно, разсуждали между собой. Во всякомъ случаѣ тебѣ можно выслушать то, что я тебѣ скажу. Разумѣется, я самъ вмѣшиваться не стану. Нѣтъ никакого основанія, чтобы я могъ сдѣлать это прилично.

— Рѣшительно никакого, сказалъ Чильтернъ.

Тутъ графъ очень разсердлися и чуть-было не вспылилъ. Онъ помолчалъ съ минуту, чувствуя себя готовымъ сказать своему сыну, чтобы онъ ушелъ и никогда къ нему не приходилъ. Но онъ проглотилъ свой гнѣвъ и продолжалъ:

— Я хочу сказать вотъ что, сэръ: я такъ вѣрю Вайолетъ Эффингамъ, что если она приметъ вашу руку, то это будетъ для меня единственнымъ доказательствомъ, которое убѣдитъ меня въ исправленіи вашего образа жизни. Если она это сдѣлаетъ, я помогу вамъ заплатить вашей сестрѣ и сдѣлаю еще какое-нибудь пожертвованіе относительно дохода вашего и вашей жены — и вы оба будете приняты въ Сольсби, если вздумаете пріѣхать.

Голосъ графа очень колебался и почти дрожалъ, когда онъ сдѣлалъ послѣднее предложеніе. Глаза его отвернулись отъ глазъ сына, онъ наклонился надъ столомъ и казался взволнованъ. Но онъ тотчасѣ оправился и прибавилъ съ приличнымъ достоинствомъ:

— Если вы желаете сказать мнѣ что-нибудь, я буду радъ выслушать васъ.

— Всѣ ваши предложенія не значили бы ничего, милордъ, еслибъ эта дѣвушка не Нравилась мнѣ.

— Я не сталъ бы просить васъ жениться на дѣвушкѣ, которая вамъ не нравится, какъ вы выражаетесь.

— Но относительно миссъ Эффингамъ наши желанія сходятся. Я дѣлалъ ей предложеніе и она отказала мнѣ. Я даже не знаю, гдѣ ее отыскать, чтобы опять сдѣлать ей предложеніе. Если я пойду къ лэди Бальдокъ, слуги не пустятъ меня.

— Кто же въ этомъ виноватъ?

— Отчасти вы, милордъ. Вы всѣмъ разсказали, что я сущій дьяволъ, и всѣ старухи этому вѣрятъ.

— Я никому этого не говорилъ.

— Я скажу вамъ, что сдѣлаю. Я поѣду сегодня же къ луди Бальдокъ. Я полагаю, что она въ Бэддингамѣ. И если успѣю поговорить въ миссъ Эффингамъ…

— Миссъ Эффингамъ не въ Бэддингамѣ. Миссъ Эффипгамъ гоститъ у вашей сестры на Гросвенорской площади. Я видѣлъ ее вчера.

— Она въ Лондонѣ?

— Я говорю вамъ, что я видѣлъ ее вчера.

— Очень хорошо, милордъ. Такъ я сдѣлаю что могу. Лора сообщитъ вамъ результатъ.

Отецъ далъ бы сыну совѣтъ, какъ ему лучше искать руки миссъ Эффингамъ, но сынъ не дождался этого совѣта. Сочтя совѣщаніе конченнымъ, онъ воротился въ ту комнату, въ которой держалъ гимнастическія ядра, и началъ приготовляться къ своему дѣлу. Если это дѣлать, такъ дѣлать тотчасъ. Онъ посмотрѣлъ изъ окна и увидалъ, что на улицѣ страшная грязь. Бѣлый снѣгъ превратился въ черную слякоть и сильный морозъ замѣнился оттепелью. Все будетъ сравнительно пріятно въ Нортэмптонширѣ на слѣдующее утро, и если все кончится хорошо, онъ поѣдетъ завтракать въ Уиллингфорд-Бёлль. Онъ поѣдетъ съ раннимъ поѣздомъ и будетъ въ гостинницѣ къ десяти часамъ. Охота была назначена только за шесть миль и все будетъ пріятно. Онъ это сдѣлаетъ, каковъ бы ни былъ результатъ сегодняшняго дня. Онъ велѣлъ привести кэбъ и черезъ полчаса послѣ того, какъ оставилъ отца, былъ у дверей дома сестры на Гросвенорской площади. Слуга сказалъ ему, что дамы завтракаютъ.

— Я завтракать не могу, сказалъ онъ: — скажи имъ, что я въ гостиной.

— Онъ пріѣхалъ къ вамъ, сказала лэди Лора, какъ только слуга вышелъ изъ комнаты.

— Надѣюсь, не ко мнѣ, отвѣчала Вайолетъ.

— Не говорите этого.

— А я говорю. Надѣюсь, онъ пріѣхалъ не ко мнѣ; разумѣется, я не могу сдѣлать видъ, будто не знаю, что вы хотите сказать.

— Можетъ быть, онъ нашелъ необходимой вѣжливостью заѣхать, когда услыхалъ, что вы въ Лондонѣ, сказала лэди Лора послѣ нѣкотораго молчанія.

— Если только это, я также буду вѣжлива и такъ нѣжна къ нему, какъ мѣсяцъ май. Если дѣйствительно только это, и еслибъ я была въ этомъ увѣрена, я право была бы очень рада видѣть его.

Онѣ кончили завтракать и лэди Лора встала и пошла въ гостиную.

Надѣюсь, вы помните, говорила она Вайолетъ дорогой: — что вы можете быть для него спасеніемъ.

— Я не вѣрю, чтобы дѣвушки могли спасать мужчинъ. Мужчина долженъ спасать дѣвушекъ. Если я когда-нибудь виду замужъ, я имѣю право ожидать, что мнѣ окажутъ покровительство, а не я стану оказывать его.

— Вайолетъ, вы рѣшились перетолковывать въ другую сторону все, что я говорю.

Лордъ Чильтернъ ходилъ по комнатѣ и не сѣлъ, когда онѣ вошли. Послѣ обыкновенныхъ привѣтствій миссъ Эффннгамъ сдѣлала какое-то замѣчаніе о морозѣ.

Но, кажется, онъ проходитъ, прибавила она: — и вѣроятно вы скоро опять примитесь за дѣло.

Да, — я буду охотиться завтра, отвѣчалъ лордъ Чильтернъ.

— И въ слѣдующій день и въ слѣдующій, и въ слѣдующій, сказала Вайолетъ: — до половины апрѣля, а потомъ начнется періодъ вашихъ бѣдствій!

— Именно такъ, сказалъ лордъ Чильтернъ, — У меня нѣтъ никакого занятія, кромѣ охоты.

— Зачѣмъ ты не пріищешь себѣ занятій? замѣтила ему сестра.

— Я намѣренъ это сдѣлать, если будетъ возможно. Лора, оставь пожалуйста меня съ миссъ Эффингамъ на нѣсколько минутъ.

Лэди Лора встала, встала также и миссъ Эффингамъ.

— Для чего это? спросила послѣдняя. — Это не можетъ быть для хорошей цѣли.

— По-крайней-мѣрѣ, я этого желаю и не сдѣлаю вамъ вреда.

Лэди Лора уходила, но остановилась прежде чѣмъ дошла до дверей.

— Лора, я тебя прошу, сказалъ братъ.

Тогда лэди Лора ушла.

— Я не боялась, чтобы вы сдѣлали мнѣ вредъ, лордѣ Чильтернъ, сказала Вайолетъ.

— Я знаю это. Но я всегда говорю такъ неловко. Часѣ тому назадъ я не зналъ, что вы въ Лондонѣ, но какъ только мнѣ сказали объ этомъ, я пріѣхалъ тотчасъ. Мой отецъ сказалъ мнѣ.

— Я такъ рада, что вы видитесь съ вашимъ отцомъ.

— Я не говорилъ съ нимъ нѣсколько мѣсяцевъ и вѣроятно опять не буду говорить столько же. Но, Вайолетъ, мы съ нимъ согласны въ одномъ отношеніи.

— Надѣюсь, что вы скоро будете согласны съ нимъ во многомъ.

Это возможно, но я боюсь, что это невѣроятно. Послушайте, Вайолетъ — и онъ глядѣлъ на нее такъ, что ей казалось, будто онъ весь превратился въ глаза, такъ выразителенъ былъ его взглядъ: — я презиралъ бы самъ себя, еслибъ позволилъ себѣ добиваться вашей милости на основаніи прихотей моего отца. Отецъ мой безрасуденъ и былъ ко мнѣ очень несправедливъ. Онъ всегда вѣрилъ обо мнѣ дурному, и вѣрилъ этому часто тогда, когда всѣмъ былъ извѣстно, что онъ неправъ. Я мало дорожу примиреніемъ съ отцомъ, который былъ такъ жестокъ ко мнѣ.

— Онъ нѣжно любитъ меня и другъ мнѣ. Я предпочла бы, чтобъ вы не говорили мнѣ противъ него.

— По-крайней-мѣрѣ вы поймете, что я не прошу ничего на томъ основаніи, что онъ этого желаетъ. Лора, вѣроятно, говорила вамъ, что вы можете поправить дѣло, сдѣлавшись моей женой.

— Конечно, она говорила, лордъ Чильтеряъ.

— Этого аргумента она никогда не должна была употреблять. Этого аргумента вы не должны были слушать. Поправить дѣло! Кто можетъ это знать? Мало можно было бы поправить подобнымъ бракомъ, еслибъ я васъ не любилъ Вайолетъ, вотъ мой аргументъ, мой единственный аргументъ. Я люблю васъ до такой степени, что вѣрю, если вы примите мою руку, я ворочусь къ прежнимъ привычкамъ и сдѣлаюсь такимъ же, какъ другіе, и буду современемъ такимъ почтеннымъ, глупымъ, а можетъ быть такимъ злымъ, какъ лэди Бальдокъ.

— Бѣдная тетушка!

— Вы знаете, что она говоритъ обо мнѣ гораздо хуже. Теперь, моя дорогая, вы слышали все, что я хотѣлъ вамъ сказать.

Онъ подошелъ къ ней близко и протянулъ ей руку, но она не взяла ее.

— Я не имѣю никакихъ другихъ аргументовъ — и не могу сказать болѣе ни слова. Когда я ѣхалъ сюда въ кэбѣ, я старался придумать, что лучше мнѣ сказать. Но все-таки ничего нельзя сказать болѣе этого.

— Слона не составляютъ никакой разницы, отвѣчала она.

— Нѣтъ, если только они не произносятся такъ, чтобы внушать вѣру. Я васъ люблю. Я не знаю никакой другой причины, чтобы вамъ сдѣлаться моей женой. Я не могу представить вамъ никакого другого извиненія въ томъ, что я опять обратился къ вамъ. Вы единственная женщина на свѣтѣ, имѣвшая для меня Очарованіе. Можете ли вы удивляться, что я такъ настойчиво дѣлаю вамъ предложеніе?

Онъ смотрѣлъ на нее все тѣмъ же взглядомъ и въ глазахъ его была такая сила, отъ которой она избавиться не могла. Онъ все еще стоялъ протянувъ правую руку, какъ бы ожидая или по-крайней-мѣрѣ надѣясь, что она положитъ свою въ его руку.

— Какъ я должна вамъ отвѣчать? сказала она.

— Вашей любовью, если вы можете дать ее мнѣ. Помните, что вы когда-то поклялись любить меня всегда.

Вы не должны напоминать мнѣ объ этомъ. Я была тогда ребенкомъ — негоднымъ ребенкомъ, прибавила она, улыбаясь: — и меня уложили въ постель за то, что я надѣлала въ тотъ день.

— Сдѣлайтесь опять ребенкомъ.

— Ахъ, еслибы я могла!

— И вы не дадите мнѣ другого отвѣта?

— Разумѣется, я должна вамъ отвѣтить. Вы имѣете право получить отвѣтъ. Лордъ Чильтернъ, я жалѣю, что не могу дать вамъ той любви, которой вы просите!

— Никогда?

— Никогда.

— Самъ ли я лично ненавистенъ вамъ, или то, что вы слышали обо мнѣ?

— Ничего для меня не ненавистно. Я никогда не упоминала о ненависти. Я всегда буду имѣть самое сильное уваженіе къ моему старому другу и товарищу въ играхъ. Но есть многое, что женщина должна сообразить, прежде чѣмъ она позволитъ себѣ такъ полюбить человѣка, чтобы согласиться сдѣлаться его женою.

— Позволить себѣ! Стало быть, это дѣло разсчета?

— Я полагаю, что и объ этомъ слѣдуетъ подумать, лордъ Чильтернъ.

Настало молчаніе, и рука мужчины наконецъ опустилась, такъ какъ не было отвѣтнаго пожатія. Онъ прошелся раза два по комнатѣ, прежде чѣмъ заговорилъ опять, а потомъ остановился прямо напротивъ нея.

— Я никогда болѣе не стану дѣлать вамъ предложенія, сказалъ онъ.

— Это будетъ лучше, отвѣчала она.

— Въ преслѣдованіи дѣвушки мужчиной есть что-то неблагородное. Скажите Лорѣ, что все кончено и что она можетъ сказать объ этомъ моему отцу. Прощайте.

Тогда она протянула ему руку, но онъ не взялъ ее — вѣроятно, не видалъ — и тотчасъ ушелъ изъ комнаты и изъ дома.

— А все-таки я думаю, что вы любите его, говорила разсерженная лэди Лора своей пріятельницѣ, когда онѣ разсуждали объ этомъ тотчасъ послѣ ухода лорда Чильтерна.

— Вы не имѣете права говорить это, Лора.

— Я имѣю право вѣрить тому, что нахожу, и вѣрю этому. Я думаю, что вы любите его и что у васъ не достаетъ мужества попытаться спасти его.

— Развѣ женщина обязана выходить за человѣка, если она любитъ его?

— Да, она обязана, пылко отвѣчала Лора, сама не думая о томъ, что говоритъ: — если только она убѣждена, что и она также любима.

— Несмотря па характеръ этого человѣка? Каковы бы ни были обстоятельства? Должна ли она это сдѣлать, когда ей не совѣтуютъ ея друзья? Если такой бракъ будетъ неблагоразуменъ?

— Благоразуміе можно преувеличить, сказала лэди Лора.

— Это правда. Конечно, благоразуміе преувеличивается, если женщина выходитъ замужъ изъ благоразумія, а не по любви.

Вайолетъ не имѣла намѣренія этими словами нападать на свою пріятельницу — она даже не думала въ эту минуту о благоразуміи, заставившемъ Лору выйти за Кеннеди; но Лора тотчасъ почувствовала, что въ нее была брошена стрѣла, уязвившая ее.

— Мы ничего не выиграемъ, сказала она: — если дойдемъ до личностей другъ противъ друга.

— У меня не было этого въ виду, Лора.

— Я полагаю, что всегда трудно, сказала лэди Лора: — судить о мысляхъ другого. Если я сказала что-нибудь суровое о вашемъ отказѣ моему брату, я беру это назадъ. Я только желаю, чтобы могло быть иначе.

Когда лордъ Чильтернъ вышелъ изъ дома сестры, онъ отправился по грязи и слякоти въ одну таверну, которую часто посѣщалъ, по близости Ковентгардена, и тамъ оставался цѣлый день и вечеръ. Къ нему пришелъ какой-то капитанъ Клёттербукъ и обѣдалъ вмѣстѣ съ нимъ. Онъ ничего не говорилъ капитану Клёттербуку о своемъ горѣ, по капитанъ могъ примѣтить, что онъ былъ огорченъ.

— Выпьемъ еще бутылку шампанскаго, сказалъ капитанъ, когда обѣдъ почти кончился: — только шампанское можетъ оживить унылый духъ.

— Спросите что хотите, сказалъ лордъ Чильтернъ: — но я выпью грогъ.

— Грогъ непріятенъ тѣмъ, что скоро надоѣдаетъ, замѣтилъ капитанъ.

Лордъ Чильтернъ все-таки отправился въ Питерборо на слѣдующій день съ раннимъ поѣздомъ и ѣздилъ на своей знаменитой лошади Сорви-Голова такъ хорошо на знаменитой скачкѣ, что молодой Пайлисъ — изъ дома Пайлисъ, Сарснетъ и Гингэмъ — предлагалъ триста фунтовъ за эту лошадь.

— Она не стоитъ больше пятидесяти, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Но я даю вамъ триста, возразилъ Пайлисъ.

— Вы не могли бы и ѣздить на ней, еслибъ купили, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— О! не могъ бы? сказалъ Пайлисъ.

Но Пайлисъ не продолжалъ этого разговора, а только сказалъ своему пріятелю Грогрэму, что этотъ рыжій дьяволъ Чильтернъ былъ пьянъ какъ лордъ.

Глава XX. Пренія о баллотировкѣ

Финіасъ занялъ свое мѣсто въ Парламентѣ съ трепетомъ сердца въ тотъ вечеръ, когда должны были происходить пренія о баллотировкѣ. Оставивъ лорда Чильтерна, онъ отправился въ свой клубъ и обѣдалъ одинъ. Трое или четверо человѣкъ подходили говорить съ нимъ, но онъ не могъ разговаривать съ ними непринужденно и даже не совсѣмъ понималъ, что они говорили ему. Онъ собирался сдѣлать то, чего онъ очень желалъ достигнуть, но одна мысль о чемъ приводила его въ ужасъ. Быть въ парламентѣ и не говорить, было бы, по его мнѣнію, безславной неудачей. Онъ даже не могъ оставаться на своемъ мѣстѣ, если не будетъ говорить. Его посадили тутъ за тѣмъ, чтобы онъ говорилъ. Онъ будетъ говорить. Разумѣется, онъ будетъ говорить. Онъ еще мальчикомъ былъ замѣчательнымъ ораторомъ. А между тѣмъ въ эту минуту онъ не зналъ, что онъ ѣстъ, баранину или говядину, и кто стоитъ напротивъ него и разговариваетъ съ нимъ, такъ боялся онъ пытки, которую приготовлялъ для себя. Отправляясь въ парламентъ послѣ обѣда, онъ почти рѣшилъ, что хорошо было бы уѣхать изъ Лондона съ почтовымъ поѣздомъ. Ему было холодно, когда онъ шелъ, и платье какъ будто неловко сидѣло на немъ. Когда онъ повернулъ въ Уэстминстеръ, онъ пожалѣлъ, зачѣмъ не остался съ мистеромъ Ло. Онъ думалъ, что могъ бы очень хорошо говорить въ судѣ и научился бы той самоувѣренности, которой теперь такъ ужасно въ немъ недоставало. Однако теперь было слишкомъ поздно думать объ этомъ. Онъ могъ только войти и сѣсть на свое мѣсто.

Онъ вошелъ и сѣлъ, и комната показалась ему таинственно огромна, какъ будто скамейки стояли надъ скамейками, а галлереи возвышались надъ галлереями. Онъ такъ давно былъ въ парламентѣ, что лишился того первоначальнаго страха, который внушаетъ и ораторъ, и рядъ министровъ, и вся важность этого мѣста. Въ обыкновенныхъ случаяхъ онъ могъ входить и выходить, и спокойно шептаться съ своимъ сосѣдомъ. Но теперь онъ прямо шелъ къ скамейкѣ, на которой сидѣлъ, и началъ повторять про-себя свою рѣчь. Онъ дѣлалъ это цѣлый день, несмотря на всѣ усилія прогнать воспоминаніе объ этомъ.

Пренія начались, и если длинная и скучная рѣчь могла дать ему время приготовиться, то времени у него было довольно. Онъ старался сначала слѣдить за всѣмъ, что этотъ защитникъ баллотировки могъ сказать, но скоро ему надоѣло это и онъ началъ желать, чтобы рѣчь кончилась скорѣе, хотя періодъ его мученичества тогда сдѣлался бы ближе. Финіасъ зналъ, что Монкъ намѣренъ говорить, и зналъ также, что его рѣчь будетъ коротка. Настала очередь Монка — и хотя онъ сказалъ рѣчь короткую, но пылкую и энергичную. Хотя онъ говорилъ не болѣе десяти минутъ, онъ повидимому сказалъ достаточно для того, чтобы побѣдить всѣ аргументы перваго оратора. При каждомъ горячемъ словѣ Финіасъ принужденъ былъ сожалѣть, что отъ него отнимаютъ его собственный параграфъ. Когда Монкъ сѣлъ, Финіасъ чувствовалъ, что Монкъ сказалъ все, что онъ, Финіасъ Финнъ, намѣренъ былъ сказать. Потомъ Тёрнбёлль медленно приподнялся съ своей скамьи. Такому знаменитому оратору, какъ Тёрнбёлль, торопиться некчему; онъ увѣренъ, что ему представится случай. Тёрнбёлль медленно приподнялся и очень кротко началъ свою рѣчь.

— Ничѣмъ не восхищался онъ такъ много, говорилъ онъ: — какъ высокими и поэтическими чувствами его высокороднаго друга депутата отъ Уэст-Бромуича — Монкъ былъ депутатомъ отъ Уэст-Бромуича.

Потомъ Тёрнбёлль по-своему сталъ разбирать Монка. Онъ былъ очень прозаиченъ, очень чистъ и въ голосѣ и въ языкѣ, очень суровъ и очень безсовѣстенъ. Онъ и Монкъ вмѣстѣ занимались политикой болѣе двадцати лѣтъ; но можно было подумать, по словамъ Тёрнбёлля, что они были самыми заклятыми врагами. Онъ упрекалъ Монка за его мѣсто, за то, что онъ бросилъ либеральную партію, упрекалъ за его честолюбіе — и упрекалъ за недостатокъ въ честолюбіи.

Пока Тёрнбёлль еще говорилъ, Баррингтонъ Ирль подошелъ къ тому мѣсту, гдѣ сидѣлъ Финіасъ, и шепнулъ ему на-ухо нѣсколько словъ:

— Бонтинъ приготовляется отвѣчать Тёрнбёллю и очень этого желаетъ. Я сказалъ ему, что, мнѣ кажется, вамъ слѣдовало бы воспользоваться этимъ случаемъ, если вы этого желаете.

У Финіаса не было въ эту минуту готоваго отвѣта для Ирля.

— Кто-то сказалъ мнѣ, продолжалъ Ирль: — что вамъ хотѣлось бы говорить сегодня.

— Это правда, сказалъ Финіасъ.

— Сказать мнѣ Бонтину, что вы будете говорить?

Вся комната завертѣлась передъ глазами нашего героя. Тёрнбёлль все еще продолжалъ говорить своимъ чистымъ, громкимъ, непріятнымъ голосомъ, но неизвѣстно было, какъ долго будетъ онъ еще продолжать. На Финіасѣ будетъ лежать обязанность, если онъ теперь согласится, въ-теченіе десяти минутъ, а можетъ быть и трехъ, защищать своего великаго друга мистера Монка въ грубыхъ личныхъ нападеніяхъ. Прилично ли приняться за это дѣло такому новичку какъ онъ? Если онъ это сдѣлаетъ, вся рѣчь, которую онъ приготовилъ, должна пропасть. Это дѣло было именно такое, какое онъ предпочелъ бы лучше всего исполнить, и исполнить хорошо, но если ему неудастся! А онъ чувствовалъ, что ему неудастся. Для такого дѣла человѣкъ долженъ имѣть и здравый смыслъ, мужество, самоувѣренность нѣчто подходящее къ презрѣнiю къ слушающимъ оппонентамъ, и ни малѣйшаго опасенія относительно слушающихъ друзей. Онъ долженъ, какъ пѣтухъ на своемъ дворѣ, совладать со всѣми обстоятельствами окружающими его. Но Финіасъ Финнъ даже еще не слыхалъ звука своего собственнаго голоса въ этой комнатѣ. Въ эту минуту онъ былъ такъ сконфуженъ, что даже не зналъ, гдѣ сидѣлъ Мильдмэй а гдѣ Добени.

— Я лучше подожду, сказалъ онъ наконецъ: — пусть отвѣчаетъ Бонтинъ.

Баррингтонъ Ирль взглянулъ ему въ лицо, а потомъ перешагнулъ черезъ скамейки и сказалъ Бонтину, что говорить долженъ онъ.

Тёрнбёлль продолжалъ говорить такъ долго, что далъ время бѣдному Финіасу раскаяться; но раскаяніе было безполезно. Онъ рѣшилъ противъ себя, и его рѣшенія нельзя было уже отмѣнить. Онъ ушелъ бы изъ Парламента, только ему казалось, что если онъ это сдѣлаетъ, то всѣ будутъ па него смотрѣть. Онъ надвинулъ шляпу на глаза и остался на своемъ мѣстѣ, ненавидя Бонтина, ненавидя Баррингтона Ирля, ненавидя Тёрнбёлля — по больше всѣхъ самого себя. Онъ обезславилъ себя навсегда и никогда не могъ же наверстать потерянный случай.

Рѣчь Бонтина вовсе не была замѣчательна, но онъ обладалъ гибкимъ языкомъ и той фамильярностью съ этимъ мѣстомъ, которой недоставало бѣдному Финіасу. Однако была одна минута, которая была ужасна для Финіаса: когда Монкъ оглянулся на него, какъ ему показалось, съ упрекомъ. Онъ ожидалъ, что защита его достанется тому, кто примется за это съ большей теплотою сердца, чѣмъ можно было ожидать отъ Бонтина. Когда Бонтинъ пересталъ говорить, сказано было еще двѣ-три короткихъ рѣчи. Потомъ началось собираніе голосовъ и вышло такъ, какъ Финіасъ предсказывалъ лорду Брентфорду; но въ этомъ не было торжества для бѣднаго молодого человѣка, который не говорилъ отъ страха и теперь сдѣлался трусомъ въ своемъ собственномъ уваженіи.

Онъ вышелъ изъ парламента одинъ, старательно избѣгая разговора со всѣми. Когда онъ выходилъ, онъ видѣлъ Лоренса Фицджибона въ передней, но прошелъ не останавливаясь ни на минуту, чтобы избѣгнуть встрѣчи съ своимъ другомъ. Куда теперь ему идти? Онъ вынулъ часы и увидалъ, что ровно десять часовъ. Онъ не смѣлъ идти въ свой клубъ, а идти домой и лечь спать для него было невозможно. Онъ былъ очень несчастенъ и ничто не могло утѣшить его, кромѣ сочувствія. Кто будетъ слушать, какъ онъ будетъ бранить самого себя, а потомъ отвѣчать ему, ласково извиняя его слабость? Мистриссъ Бёнсь сдѣлала бы это, еслибъ умѣла, но сочувствіе мистриссъ Бёнсъ было не очень интересно. Только одной особѣ на свѣтѣ могъ онъ разсказать свое униженіе съ надеждой на утѣшеніе, и эта особа была лэди Лора Кеннеди. Сочувствіе всякаго мужчины было бы для него непріятно. Онъ думалъ-было броситься въ ногамъ Монка и разсказать ему всю свою слабость — но онъ не могъ бы снести состраданія даже отъ Монка. Онъ не могъ снести его ни отъ одного мужчины.

Онъ подумалъ, что лэди Лора Кеннеди будетъ дома и, вѣроятно, одна. Онъ зналъ во всякомъ случаѣ, что можетъ постучаться въ ея дверь даже въ этотъ часъ. Онъ оставилъ Кеннеди въ парламентѣ и, вѣроятно, онъ останется тамъ еще часъ. Ни одинъ человѣкъ такъ постоянно не занимался дѣломъ до конца, какъ Кеннеди. Финіасъ пошелъ на Гросвенорскую площадь и постучался въ дверь лэди Лоры. Да, лэди Лора была дома и одна. Его провели въ гостиную и тамъ онъ нашелъ лэди Лору, ожидавшую мужа.

— Итакъ пренія кончились, сказала она съ ироніей.

— Да, кончились.

— Что же сдѣлали?

Финіасъ разсказалъ ей.

— Что такое съ вами, мистеръ Финнъ? сказала она, вдругъ взглянувъ на него. — Вы нездоровы?

— Я совсѣмъ здоровъ.

— Зачѣмъ вы не садитесь? Вѣрно случилось что-нибудь, я знаю. Что такое?

— Я просто поступилъ какъ величайшій идіотъ, какъ величайшій трусъ, какъ самый неуклюжій оселъ, когда-либо существовавшій.

— Что вы хотите сказать?

— Не знаю, зачѣмъ я пришелъ разсказать вамъ объ этомъ въ такой поздній часъ; можетъ быть потому, что всѣ другіе стали бы смѣяться надо мной.

— Во всякомъ случаѣ я смѣяться надъ вами не стану, сказала лэди Лора.

— Но вы будете презирать меня.

— Я увѣрена, что этого не будетъ.

— Непремѣнно будете. Я презираю самъ себя. Сколько лѣтъ я поставлялъ себѣ честолюбіемъ говорить въ нижней палатѣ; сколько лѣтъ я думалъ, встрѣтится ли мнѣ случай заставить себя послушать въ этомъ собраніи, которое я считаю первымъ въ свѣтѣ! Сегодня случай представлялся мнѣ — и случай важный. Я вполнѣ приготовился къ этому предмету. Меня приглашали самымъ лестнымъ образомъ, задача была самая подходящая къ моимъ чувствамъ, и я отказался, потому что боялся.

— Вы думали слишкомъ много объ этомъ, другъ мой, сказала лэди Лора.

— Слишкомъ много или слишкомъ мало, что это значитъ? съ отчаяніемъ возразилъ Финіасъ. — Вотъ фактъ. Я не могъ этого сдѣлать. Помните исторію Конохара въ «Пертской Красавицѣ»? какъ у него не доставало духа драться? Его кормили молокомъ робкаго существа, и хотя онъ могъ бы умереть, въ немъ не было мужской силы. Со мною почти то же самое.

— Я не нахожу, чтобы вы были похожи на Конохара, сказала лэди Лора.

— Я точно также обезславленъ и долженъ погибнуть точно такимъ образомъ Я буду просить мѣста въ Чильтерн-Гёндредсъ.

— Вы не сдѣлаете ничего подобнаго, сказала лэди Лора, вставая съ своего мѣста и подходя къ нему: — вы не выдете изъ этой комнаты до-тѣхъ-поръ, пока не обѣщаете мнѣ, что вы не сдѣлаете ничего подобнаго. Я еще не знала, что случилось сегодня, но я знаю, что скромность, заставившая васъ молчать, скорѣе честь, чѣмъ безславіе.

Именно такое сочувствіе было ему нужно. Она придвинула къ нему свое кресло, а потомъ онъ объяснилъ ей такъ подробно, какъ могъ, что произошло въ парламентѣ въ этотъ вечеръ — какъ онъ приготовился говорить; какъ онъ чувствовалъ, что это приготовленіе напрасно; какъ онъ примѣтилъ, что вся его рѣчь должна быть такова, какъ онъ прежде ее составилъ; какъ онъ отказался взять на себя задачу, которая требовала болѣе короткаго знакомства съ парламентскими обычаями и съ харатерами людей какъ защита такого человѣка, какъ Монкъ. Обвиняя себя, онъ безсознательно извинялся, и его извиненіе въ глазахъ, лэди Лори было важнѣе его обвиненія.

— И изъ-за этого вы хотите отказаться отъ всего? опила она.

— Да, мнѣ кажется, я долженъ.

— Я нисколько не сомнѣваюсь, что вы были правы, предоставивъ мистеру Бонтину взяться за такую задачу. Я просто объяснила бы Монку, что вы принимали слишкомъ сильное участіе въ его интересахъ, чтобы будучи такимъ неопытнымъ членомъ взяться за его защиту. Я думаю, что это не дѣло человѣка незнакомаго съ парламентомъ. Я увѣрена, что мистеръ Монкъ почувствуетъ это, и вполнѣ убѣждена, что мистеръ Кеннеди найдетъ, что вы были правы.

— Мнѣ рѣшительно все равно, что можетъ думать мистеръ Кеннеди.

— Зачѣмъ вы говорите это, мистеръ Финнъ? Это невѣжливо.

— Просто затѣмъ, что я забочусь только о томъ, что можетъ думать жена Кеннеди. Ваше мнѣніе для меня значить все, — только я знаю, что вы слишкомъ ко мнѣ добры.

— Онъ не будетъ къ вамъ слишкомъ добръ. Онъ не бываетъ ни къ кому слишкомъ добръ. Онъ олицетворенное правосудіе.

Когда Финіасъ услыхалъ тонъ ея голоса, онъ не могъ не чувствовать, что въ ея словахъ было какое-то обвиненіе противъ ея мужа.

— Я ненавижу правосудіе, сказалъ онъ. — Я знаю, что правосудіе осудило бы меня, но любовь и дружба не знаютъ правосудія. Цѣнность любви состоитъ въ томъ, что она извиняетъ проступки и прощаетъ даже преступленія.

— Я по краиней-мѣрѣ, сказала лэди Лора: — прощаю ваше преступное молчаніе въ парламентѣ. Мою сильную увѣренность въ успѣхъ нисколько не уменьшить то, что вы мнѣ сказали сегодня. Вы должны дождаться другого случая, и если возможно, должны менѣе тревожиться на счетъ вашей рѣчи. Вотъ Вайолетъ.

Когда лэди Лора сказала послѣднія слова, на улицѣ послышился стукъ экипажа и парадная дверь тотчасъ отворилась.

— Она живетъ здѣсь, но обѣдала у своего дяди адмирала Эффингама.

Тутъ Вайолетъ Эффингамъ вошла въ комнату, закутанная въ прехорошенькій бѣлый мѣхъ, въ шелковое манто и кружевной платокъ.

— Вотъ мистеръ Финнъ пришелъ разсказать намъ о преніяхъ на счетъ баллотировки.

— Я ни капельки не интересуюсь баллотировкой, сказала Вайолетъ, протягивая руку Финіасу. — Но будутъ ли у насъ строить новый желѣзный флотъ? Вотъ въ чемъ вопросъ. Если мистеръ Финнъ ничего не скажетъ мнѣ о желѣзномъ флотѣ, я пойду спать.

— Мистеръ Кеннеди раскажетъ вамъ все, когда воротится домой, сказалъ Финіасъ.

— О, мистеръ Кеннеди! Мистеръ Кеннеди никогда никому ничего не говоритъ. Я сомнѣваюсь, думаетъ ли мистеръ Кеннеди, что женщины понимаютъ значеніе британской конституціи.

— А вы знаете, Вайолетъ? спросила лэди Лора.

— Какъ же! Это свобода ворчать на желѣзный флотъ, на баллотировку, на подати, на пэровъ, на епископовъ — и на все, кромѣ нижней палаты. Вотъ что значитъ британская конституція. Спокойной ночи, мистеръ Финнъ.

— Какая она красавица! сказалъ Финіасъ.

— Да, это правда, отвѣчала лэди Лора.

— И какъ остроумна, граціозна и пріятна. Я не удивляюсь выбору вашего брата.

Надо вспомнить, что это было сказано наканунѣ того дня, когда лордъ Чильтернъ дѣлалъ предложеніе въ третій разъ.

— Бѣдный Освальдъ! онъ еще не знаетъ, что она въ Лондонѣ.

Послѣ этого Финіасъ ушелъ, не желая дождаться возвращенія Кеннеди. Онъ чувствовалъ, что Вайолетъ Эффингамъ какъ разъ вошла въ комнату, чтобы помочь большому затрудненію. Онъ не желалъ говорить о своей любви замужней женщинѣ — женѣ человѣка, который называлъ его своимъ другомъ, — женщинѣ, которая, какъ онъ былъ увѣренъ, отвергнетъ его. Но онъ едвали удержался бы, еслибъ не вошла миссъ Эффингамъ.

Но когда онъ шелъ домой, онъ думалъ болѣе о миссъ Эффингамъ, чѣмъ о Лорѣ, и мнѣ кажется, что голосъ миссъ Эффингамъ столько же успокоилъ его, сколько ласковость лэди Лоры, во всякомъ случаѣ онъ утѣшился.

Глава XXI. Будьте акуратны

Утромъ послѣ его неудачи въ палатѣ, когда Финіасъ читалъ въ «Телеграфѣ» — онъ подписался на «Телеграфъ» не по выбору, а изъ экономіи — слова тѣхъ преній, которыя онъ слышалъ и въ которыхъ ему слѣдовало бы участвовать, ему былъ сдѣланъ очень непріятный визитъ. Было около одиннадцати часовъ и завтракъ еще не былъ убранъ со стола, когда мистриссъ Бёнсъ сказала ему, что внизу какой-то человѣкъ желаетъ его видѣть.

— Какой это человѣкъ, мистриссъ Бёнсъ?

— Не джентльмэнъ, сэръ.

— Онъ сказалъ свое имя?

— Не говоритъ, сэръ, но я знаю, что онъ пришелъ на счетъ денегъ. Я знаю ихъ привычки такъ хорошо. Я прежде гдѣ-то видѣла это лицо.

— Скажите ему, чтобы онъ пришелъ наверхъ, сказахъ Финіасъ.

Онъ хорошо зналъ, по какому дѣлу пришелъ этотъ человѣкъ. Ему нужны были деньги по тому векселю Лоренса Фицджибона, на которомъ подписался Финіасъ. Финіасъ еще не такъ глубоко запутался въ денежныхъ затрудненіяхъ, чтобы находить нужнымъ не принимать своихъ кредиторовъ, и не захотѣлъ сдѣлать этого теперь. Все-таки онъ искренно жалѣлъ, зачѣмъ не ушелъ изъ своей квартиры въ клубъ до прихода этого человѣка. Уже не первый разъ слышалъ онъ объ этомъ векселѣ. Этотъ вексель приносили къ нему мѣсяцъ Тому назадъ, и онъ просто сказалъ молодому человѣку, который приносилъ его, что онъ увидится съ мистеромъ Фицджибономъ и устроитъ это дѣло. Онъ говорилъ своему пріятелю Лоренсу, и Лоренсъ увѣрилъ его, что все будетъ устроено черезъ два дня — или ужъ никакъ не позже, какъ въ концѣ недѣли. Послѣ того онъ примѣчалъ, что его пріятель какъ-то избѣгалъ говорить съ нимъ, когда при томъ не было другихъ. Финіасъ не говорилъ бы о векселѣ, еслибъ онъ и оставался съ Лоренсомъ наединѣ, по онъ угадалъ изъ обращенія своего пріятеля, что это дѣло не устроено. Теперь, безъ сомнѣнія, начнутся серьезныя непріятности.

Посѣтитель былъ низенькій человѣкъ съ сѣдыми волосами, въ бѣломъ галстухѣ, лѣтъ шестидесяти, въ черномъ платьѣ, въ весьма приличной шляпѣ, которую, входя въ комнату, онъ тотчасъ положилъ на ближайшій стулъ. Мистриссъ Бёнсъ справедливо сказала, что онъ не былъ джентльмэнъ и пришелъ за деньгами.

— Насчетъ этого векселя, мистеръ Финнъ, сказалъ гость, вынимая изъ кармана жилета большой кожаный бумажникъ и подходя къ камину: — меня зовутъ Клэрксонъ, мистеръ Финнъ. Я осмѣлюсь присѣсть.

— Сдѣлайте одолженіе, мистеръ Клэрксонъ, сказалъ Финіасъ, вставая и указывая на стулъ.

— Благодарствуйте, мистеръ Финнъ, благодарствуйте. Намъ удобнѣе будетъ сидя говорить о дѣлахъ, не такъ ли?

Затѣмъ этотъ противный старикашка придвинулся ближе къ камину и, разложивъ на колѣняхъ кожаный бумажникъ, началъ перебирать какія-то подозрительныя бумажки, какъ-будто не зналъ навѣрно въ какой части его бумажника лежала бумажка, которую онъ искалъ. Онъ казалось былъ какъ дома и чувствовалъ, что некчему торопиться. Финіасъ тотчасъ его возненавидѣлъ ненавистью совсѣмъ неотносившеюся къ тому эатрудненію, которое навлекъ на него его пріятель Фицджибонъ.

— Вотъ онъ, сказалъ наконецъ Клэрксонъ. — О, Боже, Боже! третье ноября, а теперь у пасъ нартъ! Я не думалъ, что придется такъ плохо — право не думалъ. Это очень плохо, — очень плохо! А парламентскіе должны бы быть акуратнѣе всѣхъ другихъ; неправдали, мистеръ Финнъ?

— Всѣ должны быть акуратны, сказалъ Финіасъ.

— Разумѣется должны, разумѣется должны. Я всегда говорю своимъ: «будьте акуратны и я все сдѣлаю для васъ». Но, мистеръ Финнъ, можетъ быть, вы можете дать мнѣ чекъ на эту сумму?

— Право не могу, мистеръ Клэрксонъ.

— Вы не дадите мнѣ чекъ?

— Честное слово, не могу.

— Это очень плохо — право очень плохо. Стало быть, я долженъ взять половину, а на остальное возобновить, хотя мнѣ это непріятно — право непріятно.

— Я не могу ничего заплатить по этому векселю, мистеръ Клэрксонъ.

— Ничего!

И Клэрксонъ для того, чтобы выразить свое удивленіе, остановилъ свою руку, собиравшуюся поправить уголья въ каминѣ его хозяина.

— Если вы мнѣ позволите, я поправлю огонь, сказалъ Финіасъ, протягивая руку къ кочергѣ.

Но Клэрксонъ любилъ поправлять огонь и не отдалъ кочергу.

— Ничего! повторилъ онъ, держа кочергу дальше отъ Финіаса въ лѣвой рукѣ. — Не говорите этого, мистеръ Финнъ. Пожалуйста не говорите этого. Не принуждайте меня къ строгости. Я не люблю быть строгимъ. Я все сдѣлаю, мистеръ Финнъ, если вы только будете акуратны.

— Дѣло въ томъ, мистеръ Клэрксонъ, что я не получилъ ни одного пенни изъ этого векселя и…

— О, мистеръ Финнъ! о, мистеръ Финнъ! и Клэрксонъ исполнилъ-таки свое желаніе и поправилъ огонь.

— Я не получилъ пи одного пенни изъ этого векселя, продолжалъ Финіасъ. — Разумѣется, я не отрицаю мою отвѣтственность.

— Нѣтъ, мистеръ Финнъ, вы не можете этого отрицать. Вотъ здѣсь стоитъ: Финіасъ Финнъ — а всѣ знаютъ, что вы членъ парламента.

— Я не отрицаю. Но я не имѣлъ причины предполагать, что съ меня будутъ требовать деньги, когда я сдѣлалъ удовольствіе моему другу мистеру Фицджибону, и денегъ самъ не бралъ. Я долженъ видѣться съ нимъ и постараться, чтобы это дѣло было улажено.

У него нѣтъ денегъ, мистеръ Финнъ, вы это знаете такъ же хорошо, какъ и я.

— Я ничего объ этомъ не знаю, мистеръ Клэрксонъ.

О да! мистеръ Финнъ, вы знаете, вы знаете.

— Говорю вамъ, что я ничего не знаю, сказалъ Финіасъ, начиная сердиться.

— Мистеръ Фицджибонъ пріятнѣйшій человѣкъ, неправдали? Я знаю его десять лѣтъ. Кажется, въ эти десять лѣтъ у меня было всегда его имя въ карманѣ. Но, мистеръ Финнъ, я и не взглянулъ бы на этотъ лоскутокъ бумажки, еслибъ на немъ не было вашей подписи. Разумѣется, не взглянулъ бы. Вы только что начинаете, и натурально, вамъ нужна маленькая помощь. Вы всегда найдете меня готовымъ, если только будете акуратны.

— Говорю вамъ опять, сэръ, что я не бралъ ни одного шиллинга изъ этого векселя для себя и что мнѣ не нужна такая помощь.

Тутъ Клэрксонъ кротко улыбнулся.

— Я подписался за моего друга только для того, чтобы сдѣлать ему одолженіе.

— Я люблю ирландцевъ за то, что они такъ дружны между собой, сказалъ Клэрксонъ.

— Только для того, чтобы сдѣлать ему одолженіе, продолжалъ Финіасъ: — я уже сказалъ, что я знаю свою отвѣтственность, но я сказалъ также, что не имѣю средствъ заплатить этотъ вексель.

Я увижусь съ мистеромъ Фицджибономъ и дамъ вамъ знать, что мы намѣрены дѣлать.

Тутъ Финіасъ всталъ съ своего мѣста и взялъ шляпу. Ему пора была идти въ комитетъ, но Клэрксонъ не вставалъ.

— Я боюсь, что долженъ просить васъ оставить меня теперь, мистеръ Кларксонъ, такъ какъ у меня есть дѣло въ парламентѣ.

— Дѣла въ парламентѣ никогда не бываютъ спѣшны, мистеръ Финнъ, сказалъ Кларксонъ. — Это лучшая сторона парламента. Я знаю парламентскихъ больше тридцати лѣтъ. Повѣрите ли вы — въ этомъ бумажникѣ у меня лежало имя перваго министра — лежало, и имя лорда канцлера — лежало, и архіепископа также. Я знаю, каковъ парламентъ, мистеръ Финнъ. Полноте, полноте, не пугайте меня парламентомъ.

Онъ сидѣлъ передъ каминомъ съ раскрытымъ бумажникомъ и Финіасъ не имѣлъ возможности выслать его. Еслибъ Финіасъ могъ заплатить ему деньги по этому векселю, онъ разумѣется ушелъ бы, но такъ какъ денегъ у него не было, то онъ не могъ его выгнать. На лицѣ молодого человѣка была черная туча, а въ сердцѣ гнѣвъ, скорѣе противъ Фицджибона, чѣмъ противъ человѣка, сидѣвшаго передъ нимъ.

— Сэръ, сказалъ онъ: — я непремѣнно долженъ идти. Я обязанъ быть въ парламентѣ въ двѣнадцать часовъ, а теперь уже три-четверти двѣнадцатаго. Я сожалѣю, что ваше свиданіе со мною было такъ неудовлетворительно, но я могу только обѣщать, что увижусь съ мистеромъ Фицджибономъ.

— Когда же мнѣ зайти опять, мистеръ Финнъ?

— Можетъ быть, мнѣ лучше къ вамъ написать, сказалъ Финіасъ.

— О нѣтъ! возразилъ Клэрксонъ: — я предпочитаю зайти. Заходить всегда лучше. Такимъ образомъ мы можемъ понять другъ друга. Позвольте. Не назначить ли мнѣ воскресенье утромъ?

— Право я не могу видѣть васъ въ воскресенье утромъ, мистеръ Клэрксонъ.

— Парламентскіе не очень набожны — особенно католики, замѣтилъ Клэрксонъ.

Я всегда занятъ по воскресеньямъ, сказалъ Финіасъ.

— Ну, въ понедѣльникъ — или во вторникъ. Во вторникъ въ одиннадцать часовъ, и будьте акуратны, мистеръ Финнъ. Я приду во вторникъ утромъ, и тогда навѣрно найду деньги готовыми.

Клэрксонъ медленно сложилъ свои векселя въ бумажникъ, а потомъ, прежде чѣмъ Финіасъ успѣлъ сообразить, что онъ дѣлаетъ, онъ горячо пожималъ руку бѣдному и смущенному члену парламента.

— Только будьте акуратны, мистеръ Финнъ, сказалъ онъ, спускаясь съ лѣстницы.

Было двѣнадцать часовъ и Финіасъ бросился въ кэбъ. Онъ былъ такъ взбѣшенъ и огорченъ, что едва могъ обдумать свое положеніе или то, что ему лучше дѣлать, пока не вошелъ въ комнату комитета и тамъ не могъ думать ни о чемъ другомъ. Онъ намѣревался глубоко погрузиться въ вопросъ о горохѣ; защитники гороха увѣряли, что употребленіе этого овоща спасетъ всю армію и весь флотъ отъ цынги, ревматизма и труднаго пищеваренія, будетъ лучшимъ предохранительнымъ средствомъ противъ тифа и другихъ горячекъ, и будетъ неоцѣненной помощью во всѣхъ болѣзняхъ, которымъ солдаты и моряки особенно подвержены. Горохъ такого сорта росъ въ большомъ количествѣ въ Гольштейнѣ и былъ дешевъ, что была бы большая экономія, но чиновники военнаго и морскаго министерствъ объявили, что горохъ этотъ едвали годился и для свиней. Комитетъ былъ созванъ по предложенію одного господина, принадлежавшаго къ оппозиціи, и Финіаса пригласили какъ независимаго члена. Онъ рѣшился устремить на этотъ вопросъ всѣ свои мысли и дойти до справедливаго рѣшенія. Но, къ несчастью, мысли его были такъ разстроены, что онъ едва понималъ о чемъ шли толки, тѣмъ болѣе, что пренія происходили по-нѣмецки съ переводомъ на англійскій языкъ, такъ какъ свидѣтели, которыхъ допрашивали о качествѣ гороха, были нѣмцы.

Финіасъ цѣлый день не могъ отвлечь свои мысли отъ предмета своего несчастья. Что если этотъ противный человѣкъ бyдетъ ходитъ къ нему разъ и два въ недѣлю? Конечно, онъ былъ ему долженъ, въ этомъ онъ сознавался самому себѣ. Человѣкъ этотъ, безъ сомнѣнія, безчестный плутъ, бравшій огромные проценты, но все-таки Финіасъ поручился на всю сумму. Парламентскія привилегіи не допускали ареста за долги. Омъ думалъ объ этомъ очень часто, но это дѣлало его еще несчастнѣе. Но скажутъ ли, и скажутъ справедливо, что онъ взялъ на себя эту отвѣтственность — отвѣтственность, которой онъ не имѣлъ возможности удовлетворить — потому что онъ разсчитывалъ на парламентскiя привилегіи? Но какую пользу сдѣлаютъ ему эти привилегіи, если этотъ человѣкъ будетъ надоѣдать ему ежечастно? Онъ придетъ къ нему опять черезъ два дня, и когда онъ это сказалъ, Финіасъ не смѣлъ запретить ему. И какъ онъ избавится? Заплатить по векселю онъ рѣшительно не могъ. Человѣкъ этотъ сказалъ ему — и онъ ему вѣрилъ — что уплаты отъ Фицджибона нечего было и ожидать, а между тѣмъ Фицджибонъ былъ сынъ пэра, а онъ, Финіасъ, былъ сынъ только пpoвинціальнаго доктора! Разумѣется, Фицджибонъ долженъ сдѣлать усиліе — какое-нибудь большое усиліе — и устроить это дѣло. Увы, увы! Финіасъ уже на столько зналъ теперь свѣтъ, чтобы чувствовать, что это была тщетная надежда.

Онъ пошелъ изъ комитета въ парламентъ, отобѣдалъ тамъ и оставался до девяти часовъ вечера, но Фицджибонъ не приходилъ. Тогда онъ пошелъ въ клубъ Реформъ, но его и тамъ не было. Mногiе и въ клубѣ и въ парламентѣ говорили съ Финiасомъ о преніяхъ прошлаго вечера, выражая удивленiе, что онъ не говорилъ — и это все болѣе и болѣе огорчало его. Онъ видѣлъ Монка, но Монкъ ходилъ подъ руку съ своимъ товарищемъ Паллизеромъ, и Финіасу показалось что Монкъ кивнулъ ему головою довольно холодно. Можетъ бытъ, это была фантазія, но дѣйствительно Монкъ только кивнулъ ему головой. Онъ хотѣлъ сказать правду Монку, а потомъ, если Монкъ хотѣлъ съ нимъ поссориться, онъ не сдѣлаетъ ни шагу, чтобы возобновить дружбу.

Изъ клуба Реформъ онъ пошелъ въ клубъ Шекспира, къ которму принадлежалъ Фицджибонъ и въ которомъ Финіасъ желалъ сдѣлаться членомъ. Онъ зналъ, что его пріятель отправлялся всегда туда, когда хотѣлъ повеселиться вдоволь. Въ клубѣ Шекспира члены дѣлали что хотѣли. Тамъ не было ни политики, ни моды, ни чопорности, ни правилъ — такъ говорили члены, но это едва-ли было справедливо. Всѣ называли другъ друга по именамъ и члены курили по всему дому. Тѣ, которые не принадлежали къ клубу Шекспира, находили его земнымъ раемъ, а тѣ, которые принадлежали, думали, что это самый пріятный пандемоніумъ. Финіасъ зашелъ въ клубъ Шекспира и ему сказалъ швейцаръ, что Фицджибонъ наверху. Его провели въ пріемную и черезъ пять минутъ его пріятель вышелъ къ нему.

— Я желаю, чтобы вы пошли со мною въ клубъ Реформъ, сказалъ Финіасъ.

— Возможно ли это, любезный другъ, когда я играю въ вистъ?

— Ко мнѣ приходилъ человѣкъ на счетъ этого векселя.

— Какъ! — Клэрксонъ?

— Да, Клэрксонъ.

— Не обращайте на него вниманія.

— Это вздоръ. Какъ я могу не обращать на него вниманія? Онъ опять ко мнѣ придетъ во вторникъ.

— Не принимайте его.

— Какъ же я могу?

— Велите сказать, что васъ нѣтъ дома.

— Онъ назначилъ это время. Онъ сказалъ, что не оставитъ меня въ покоѣ. Онъ меня замучитъ до смерти, если это не устроится.

— Это устроится, любезный другъ, я объ этомъ позабочусь. Я позабочусь и напишу къ вамъ. Вы должны извинить меня теперь, потому что меня ждутъ. Я все устрою.

Опять Финіасъ ушелъ домой, жалѣя, зачѣмъ онъ разстался съ мистеромъ Ло.

Глава XXII. Лэди Бальдокъ дома

Въ половинѣ марта лэди Бальдокъ пріѣхала изъ Бэддингама въ Лондонъ, принужденная сдѣлать это, какъ Вайолетъ объявляла, по желанію ея друзей и родственниковъ вопреки ея собственнымъ вкусамъ. Ея друзья и родственники, такъ увѣряла миссъ Эффингамъ, единогласно желали, чтобы лэди Бальдокъ осталась въ Бэддингамскомъ паркѣ, и такъ какъ это желаніе было нескромно выражено, она подверглась большому неудобству и пріѣхала въ Лондонъ въ мартѣ.

— Густавъ сойдетъ съ ума, сказала Вайолетъ лэди Лорѣ.

Этотъ Густавъ былъ лордъ Бальдокъ. Лэди Бальдокъ, тетка миссъ Эффингамъ, была матерью пэра.

— Зачѣмъ лордъ Бальдокъ не найметъ особый домъ? спросила лэди Лора.

— Развѣ вы не знаете, милая моя, отвѣчала Вайолетъ: — какъ много мы, жители Бэддингама, думаемъ о деньгахъ? Мы не любимъ, чтобы насъ сердили и сводили съ ума, но даже и это лучше, чѣмъ содержать два хозяйства.

Для Вайолетъ ранній пріѣздъ лэди Больдокъ былъ очень непріятенъ, потому что она такимъ образомъ была принуждена переѣхать съ Гросвенерской площади въ домъ лэди Бальдокъ на Баркелейскій сквэръ.

«Такъ какъ ты любишь жить въ Лондонѣ, Августа, и я рѣшились пріѣхать до Пасхи» написала къ ней лэди Бальдокъ.

— Теперь я переѣду къ ней, сказала Вайолетъ своей пріятельницѣ: — потому что я еще не совсѣмъ рѣшила, что сдѣлаю потомъ.

— Выходите за Освальда и вы будете сама себѣ госпожа.

— Я намѣрена бить сама себѣ госпожа, не выходя за Освальда, хотя теперь еще не совсѣмъ ясно вижу, какъ я сдѣлаю это. Мнѣ кажется, я найму себѣ особо небольшой домикъ, и пусть свѣтъ говоритъ, что хочетъ. Я полагаю, меня не могутъ объявить сумасшедшей.

— Желала бы я, чтобъ попробовали, сказала лэди Лора.

— Мнѣ не могутъ помѣшать никакимъ другимъ образомъ, но теперь я еще не совсѣмъ придумала и послушно переѣзжаю къ теткѣ.

Миссъ Эффингамъ переѣхала на Беркелейскій сквэръ, и Финіасъ Финнъ былъ представленъ лэди Бальдокъ. Онъ часто бывалъ на Гросвенорской площади и часто видѣлъ Вайолетъ. Кеннеди давалъ періодическіе обѣды — разъ въ недѣлю — и Финіасъ обѣдалъ у него не разъ. Онъ часто обѣдалъ въ гостяхъ и его любили приглашать на обѣды. Онъ могъ разговаривать, когда было нужно, и разговаривалъ не слишкомъ много, былъ пріятенъ обращеніемъ и наружностью, и уже достигъ до нѣкотораго признаннаго положенія въ лондонской жизни. Изъ тѣхъ, кто зналъ его коротко, почти никому не было извѣстно откуда онъ, кто его родители и какими средствами онъ живетъ. Онъ былъ членъ парламента, другъ Кеннеди, мужа и жены, коротокъ съ Монкомъ, хотя ирландецъ, не братался съ другими ирландцами, и былъ именно человѣкъ такого рода, котораго было пріятно имѣть въ домѣ. Нѣкоторые говорили, что онъ кузенъ лорда Брентфорда, а другіе увѣряли, что онъ пріятель съ дѣтства лорда Чильтерна. Какъ бы то ни било, онъ пріобрѣлъ себѣ положеніе и даже лэди Бальдокъ пригласила его къ себѣ.

Лэди Бальдокъ давала вечера. Къ ней пріѣзжали съ тѣмъ, чтобы постоять въ комнатѣ и на лѣстницѣ, поговорить другъ съ другомъ полчаса и уѣхать. Въ мартѣ тѣсноты большой не было, но все таки набиралось довольно, чтобы показать, что лэди Бальдокъ имѣла успѣхъ. Зачѣмъ ѣздили къ лэди Бальдокъ, я объяснить не могу, но есть дома, куда ѣздятъ безъ всякой причины. Финіасъ получилъ пригласительный билетъ бывать тамъ и бывалъ.

— Мнѣ кажется, вамъ нравится мой другъ мистеръ Финнъ, сказала лэди Лора миссъ Эффингамъ послѣ первыхъ изъ этихъ вечеровъ.

— Да, онъ мнѣ рѣшительно нравится.

— И мнѣ также, но я не думаю, чтобы вы пристрастилисъ къ нему.

— Я право не знаю, что вы подразумѣваете подъ словомъ пристраститься, сказала Вайолетъ: — я не люблю, когда мнѣ говорятъ, что я пристрастилась къ молодому человѣку.

— Я не имѣла намѣренія васъ оскорбитъ, душа моя.

— Разумѣется. Но надо сказать по правдѣ, мнѣ кажется, что я дѣйствительно къ нему пристрастилась. Въ мемъ всего есть достаточно, но не слишкомъ много. Я не говорю матеріально — объ его ростѣ, но Обь его умственныхъ принадлежностяхъ. Я ненавижу дурака, который не умѣетъ говорить со мной, я умника, который заговоритъ меня до смерти. Я не люблю человѣка, который слишкомъ лѣнивъ для того, чтобы сдѣлать усиліе блистать, но особенно непріятенъ мнѣ человѣкъ, который всегда стремится къ эффектамъ. Я гнушаюсь смиренными мужчинами, но люблю примѣчать, что мужчина признаетъ превосходство моего пола, молодости и тому подобнаго.

— Вы любите, чтобы вамъ льстили безъ прямой лести?

— Разумѣется. Мужчину моложе семидесяти лѣтъ, который скажетъ мнѣ, что я хороша, слѣдуетъ выгнать ивъ комнаты, во мужчина, который не умѣетъ показать мнѣ, что онъ думаетъ это, не говоря ни слова, олухъ. А во всѣхъ этихъ вещахъ другъ вашъ мистеръ Финнъ, кажется, знаетъ толкъ. Другими словами, онъ умѣетъ сдѣлать себя пріятнымъ, и слѣдовательно, пріятно видѣть его.

— Я полагаю, вы не имѣете намѣренія въ него влюбиться?

— Нѣтъ, сколько мнѣ извѣстно, душа моя. Но когда это Сдѣлаю, я непремѣнно увѣдомлю васъ.

Я боюсь, что въ послѣднемъ вопросѣ лэди Лоры было гораздо болѣе серьёзности, чѣмъ предполагала миссъ Эффингамъ. Лэди Лора безпрестанно повторяла себѣ, что она никогда не была влюблена въ Фнніаса Финна. Она сознавалась сама себѣ, прежде чѣмъ Кеннеди сдѣлалъ ей предложеніе, что опасность была — что она полюбила бы этого человѣка, еслибъ такая любовь не была для нея гибельна — что такая романическая страсть была бы для нея пріятна. Она зашла далѣе и говорила себѣ, что она была бы готова принять такую любовь, еслибъ ея великодушіе къ брату не лишило ее возможности выйти за человѣка бѣднаго. Потомъ она бросила въ сторону такія вещи и рѣшила, что ея жизнь должна быть дѣловою. Разумѣется, она не можетъ выйти за Финна, зная, что у нихъ обоихъ нѣтъ ни шиллинга. Изъ всѣхъ людей на свѣтѣ она болѣе уважала Кеннеди, а когда эти мысли пробѣгали въ головѣ ея, она была увѣрена, что онъ будетъ за нее свататься. Еслибы она не рѣшилась принять его предложеніе, она не поѣхала бы въ Лофлинтеръ. Отложивъ въ сторону всякую романическую страсть, не согласовавшуюся съ ея жизнью, она думала, что можетъ исполнять обязанности жены Кеннеди. Она хотѣла пріучить себя любить его. Во всякомъ случаѣ она такъ была увѣрена въ своемъ сердцѣ, что хотѣла никогда не заставить мужа сожалѣть о томъ довѣріи, которое онъ оказалъ ей. А между тѣмъ сердце ея сжималось, когда она думала, что Финіасъ Финнъ начинаетъ привязываться къ Вайолетъ Эффингамъ.

На второй вечеръ лэди Бальдокъ Финіасъ пришелъ къ ней около одиннадцати часовъ. Въ это время онъ имѣлъ уже три свиданія съ Клэрксономъ и никакъ не могъ добиться утѣшительнаго слова отъ Лоренса Фицджибона насчетъ векселя. Теперь дѣлалось довольно ясно, что Лоренсъ полагался на парламентскія привилегіи.

— Любезный другъ, сказалъ Лоренсъ Финіасу: — Клэрксонъ почти жилъ въ моихъ комнатахъ. Онъ выпивалъ у меня каждый день бутылку хереса. Я только заботился о томъ, чтобы мнѣ самому не жить въ это время въ своихъ комнатахъ. Если вы хотите, я пришлю вамъ хересъ.

Это было очень непріятно и Финіасъ старался поссориться съ своимъ другомъ, но онъ увидалъ, что съ Лоренсомъ Флиджибономъ поссориться было трудно. Хотя съ этой стороны Финіасъ былъ очень несчастенъ, съ другой онъ получилъ большое утѣшеніе. Онъ былъ съ Монкомъ дружнѣе прежняго.

То, что Тёрнбёлль говорилъ обо мнѣ въ парламентѣ, сказалъ Монкъ смѣясь: — и онъ и я понимаемъ прекрасно. Хотѣлось бы мнѣ видѣть васъ говорящимъ рѣчь, но можетъ быть лучше, что вы отложили. Послѣ Пасхи вамъ встрѣтится много удобныхъ случаевъ.

Финіасъ объяснилъ, какъ онъ пытался, какъ ему неудалось, какъ онъ страдалъ — и Монкъ очень великодушно выразилъ свое сочувствіе.

— Я все это понимаю, сказалъ онъ: — и самъ все это перенесъ. Чѣмъ болѣе уваженія чувствуете вы къ парламенту, тѣмъ болѣе удовольствія получите, когда заговорите, преодолѣвъ всѣ затрудненія.

Прежде всѣхъ у лэди Бальдокъ заговорила съ Финіасомъ миссъ Фицджибонъ, сестра Лоренса. Аспазія Фицджибонъ крѣпко любила деньги, и такъ какъ она сверхъ того была очень скромная старая дѣвица, то лэди Бальдокъ охотно принимала ее, несмотря на извѣстныя беззаконія ея родственниковъ.

— Мистеръ Финнъ, сказала Аспазія Фицджибонъ: — какъ вы поживаете? Я хочу сказать вамъ нѣсколько словъ. Подите-ка сюда въ уголокъ.

Финіасъ, не зная какъ ему ускользнуть, удалился въ уголъ съ миссъ Фицджибонъ.

— Скажите-ка мнѣ, мистеръ Финнъ, вѣдь вы давали денегъ Лоренсу?

— Нѣтъ, я денегъ не давалъ ему, сказалъ Финіасъ, очень удивленный этимъ вопросомъ.

— И не давайте. Послушайтесь моего совѣта, не давайте. Въ другихъ отношеніяхъ Лоренсъ добрѣйшее существо на свѣтѣ, но насчетъ денегъ предурной. Вы съ нимъ не въ ладахъ?

— Зачѣмъ вы спрашиваете объ этомъ?

— Не въ ладахъ? Боже, Боже! никогда не видала такого человѣка какъ Лоренсъ — никогда. На вашемъ мѣстѣ я не стала бъ больше дѣлать этого никогда, вотъ и все.

Тутъ массъ Фацджибонъ вышла изъ угла, а Финіасъ немедленно подошелъ къ миссъ Эффингамъ.

— Я не знала, сказала Вайолетъ: — что вы съ божественной Аспазіей такіе тѣсные союзники.

— Мы нѣжнѣйшіе друзья на свѣтѣ, только теперь она порядкомъ напугала меня.

— Можно узнать, какъ она сдѣлала это? спросила Вайолетъ.

— Нѣтъ, даже вы, миссъ Эффингамъ, не можете узнать, это глубочайшая тайна — дѣйствительно тайна, касающаяся третьяго лица, а она начала разговаривать объ этомъ, какъ будто о погодѣ!

— Какъ это восхитительно! Мнѣ такъ она нравится! Вы слышали, что мистеръ Рэтлеръ сватался за нея недавно?

— Нѣтъ.

— Сватался — по-крайней-мѣрѣ она разсказываетъ всѣмъ. Она говоритъ, что вышла бы за него, еслибъ онъ обѣщалъ удвоить жалованье ея брату.

— Она говорила вамъ?

— Нѣтъ, не мнѣ. Разумѣется, я этому не вѣрю. Я полагаю, что Баррингтонъ Ирль выдумалъ эту исторію. Вы уѣзжаете изъ Лондона на будущей недѣлѣ, мистеръ Финнъ?

Слѣдующая недѣля была Пасха.

— Я слышала, что вы ѣдете въ Нортэмптонширъ.

— Отъ лэди Лоры?

— Да — отъ лэди Лоры.

— Я намѣренъ провести три дня у лорда Чильтерна въ Уиллингфордѣ. Я давно обѣщалъ. Я буду ѣздить на его лошадяхъ, то-есть если буду въ состояніи.

— Будьте осторожны, мистеръ Финнъ; говорятъ, что его лошади такъ опасны! Лордъ Чильтернъ ѣздитъ на такихъ лошадяхъ, на какихъ никто другой не можетъ усидѣть. Онъ всегда таковъ. Онъ такой странный, неправдали?

Финіасъ разумѣется зналъ, что лордъ Чильтернъ дѣлалъ нѣсколько разъ предложеніе Вайолетъ Эффингамъ, — и думалъ, что, по своей короткости съ лэди Лорой, она должна знать, что ему это извѣстно. Онъ слышалъ также, какъ лэди Лора выражала очень сильное желаніе, чтобы, несмотря на эти отказы, Вайолетъ могла сдѣлаться женою ея брата. И Финіасъ зналъ также, что Вайолетъ Эффингамъ дѣлалась, по его мнѣнію, самой очаровательной женщиной изъ всѣхъ ему извѣстныхъ. Какъ онъ долженъ былъ говорить съ ней о лордѣ Чильтернѣ?

— Онъ страненъ, сказалъ Финіасъ: — но славный человѣкъ; отецъ совершенно его не понимаетъ.

— Именно — справедливо; я такъ рада слышать это отъ васъ, такъ какъ вы никогда не имѣли несчастья попадать въ дурной кругъ. Зачѣмъ вы не скажете лорду Брентфорду? Лордъ Брентфордъ васъ послушаетъ.

— Меня?

— Да — разумѣется послушаетъ; вы именно то звѣно, котораго недостаетъ. Вы короткій пріятель лорда Чильтерна, но вы также и другъ министра.

— Лордъ Брентфордъ сейчасъ заставитъ меня замолчать, если я заговорю съ нимъ о подобномъ предметѣ.

— А я увѣрена, что онъ не заставитъ. Ни одному человѣку не можетъ быть непріятно слышать похвалы о своемъ сынѣ отъ тѣхъ, кого хвалятъ другіе. Почему бы вамъ не попытаться, мистеръ Финнъ?

Финіасъ сказалъ, что онъ подумаетъ объ этомъ, — что онъ постарается, если представится удобный случай.

— Разумѣется, вамъ извѣстно какъ я была коротка съ Стэндишами, сказала Вайолетъ: — Лора для меня сестра, а Освальдъ былъ почти братомъ.

— Зачѣмъ вы сами не поговорите съ лордомъ Брентфордомъ? Вы его фаворитка.

— На это есть причины, мистеръ Финнъ. Притомъ, какъ можетъ дѣвушка сказать, что она знаетъ характеръ мужчины? Вы можете жить съ лордомъ Чильтерномъ и видѣть каковъ онъ, знать его мысли, разобрать что въ немъ есть хорошаго и что дурнаго. А какъ же дѣвушка можетъ знать жизнь мужчины?

— Если я могу сдѣлать что-нибудь, миссъ Эффингамъ, я сдѣлаю, сказалъ Финіасъ.

— И мы всѣ будемъ вамъ такъ благодарны, отвѣчала Вайолетъ съ самой нѣжной улыбкой.

Финіасъ послѣ этого разговора стоялъ нѣсколько времени одинъ, думая объ этомъ. Оттого ли она говорила съ нимъ такимъ образомъ о лордѣ Чильтернѣ, что любила его, или оттого, что не любила? А пріятные отзывы, сорвавшіеся съ губъ ея о немъ — о немъ, Финіасѣ Финнѣ — происходили ли отъ начинающаго пристрастія къ нему, или нѣтъ? Имѣлъ ли онъ причины утѣшаться или отчаяваться тѣмъ, что произошло? Для воображенія ею казалось невозможно, чтобы Вайолетъ Эффингамъ полюбила такую ничтожность какъ онъ. А между тѣмъ онъ имѣлъ ясное доказательство, что стоя такъ высоко, какъ стояла Вайолетъ Эффингамъ, она охотно полюбила бы его, еслибъ послѣдовала внушеніямъ своего сердца. Онъ дрожалъ, когда рѣшился признаться въ своей страсти лэди Лорѣ, — боясь, что она будетъ презирать его за самонадѣянность. Но причины такого опасенія не было. Онъ признался въ своей любви, а лэди Лора не сочла его самонадѣяннымъ. Этому минулъ цѣлый вѣкъ — это было восемь мѣсяцевъ тому назадъ — и послѣ уже того лэди Лора сдѣлалась замужней женщиной. Послѣ того онъ до такой степени прельстился очарованіями Вайолетъ Эффингамъ, что рѣшилъ съ суровымъ приличіемъ, что страсть къ замужней женщинѣ безславна. Подобная любовь была сама по себѣ грѣшна, даже еслибы сопровождалась самой строгой сдержанностью и самымъ суровымъ приличіемъ въ поведеніи. Нѣтъ, лэди Лора поступила благоразумно, сдержавъ возрастающее чувство пристрастія, въ которомъ она сознавалась, а теперь, когда она была замужемъ, онъ будетъ также благоразуменъ какъ и она. Для него было ясно, что относительно своего собственнаго сердца путь для него былъ открытъ къ новому предпріятію. Но что если ему опять неудастся, и ему скажетъ Вайолетъ, когда онъ признается ей въ своей любви, что она только что дала слово лорду Чильтерну?

— О чемъ это вы разговаривали съ Вайолетъ съ такимъ жаромъ? спросила лэди Лора съ улыбкой.

— Мы говорили о вашемъ братѣ.

— Вѣдь вы ѣдете къ нему?

Да, я уѣду изъ Лондона вечеромъ въ воскресенье; — но только на день или на два.

— Какъ вы думаете, можетъ онъ имѣть успѣхъ?

Насчетъ чего? Насчетъ миссъ Эффингамъ?

— Да, Вайолетъ. Иногда мнѣ кажется, что она любитъ его.

— Какъ могу я сказать? Въ такомъ дѣлѣ вы можете лучше судить чѣмъ я. Женщина относительно другой женщины можетъ провести черту между любовью и дружбой. Конечно, ей нравятся лордъ Чильтернъ.

— О, я думаю, что она любитъ его. Право я думаю, но она его боится. Она не совсѣмъ понимаетъ, сколько нѣжности таится подъ этимъ притворнымъ свирѣпствомъ. Освальдъ такой странный, такой неблагоразумный, такъ безтактный, что хотя онъ любитъ ее больше всѣхъ на свѣтѣ, онъ не пожертвуетъ даже оборотомъ слова, чтобы пріобрѣсти ея любовь. Скажите ему, что въ глубинѣ сердца онъ ей правится. Вы говорите, что одна женщина знаетъ другую, а я увѣрена, что онъ пріобрѣтетъ ея любовь, если будетъ только кротокъ съ нею.

Потомъ опять, прежде чѣмъ они разстались, лэди Лора сказала ему, что этотъ бракъ составляетъ самое дорогое желаніе ея сердца, и что признательность ея будетъ безконечна, если Финіасъ станетъ способствовать къ этому.

Все это опять сдѣлало несчастнымъ нашего героя.

Глава XXIII. Воскресенье на Гросвенорской площади

Кеннеди былъ самый внимательный членъ парламента и очень акуратный человѣкъ относительно правилъ и часовъ въ его домѣ, но онъ любилъ, чтобы и жена его была такъ же акуратна, какъ онъ. Лэди Лора, выходя за него, твердо рѣшилась исполнять свою обязанность къ нему во всѣхъ отношеніяхъ, даже хотя эти отношенія могли быть иногда непріятны, — и можетъ быть точнѣе исполняла это, нежели чѣмъ исполняла бы это, еслибъ любила его сердечно, — но можетъ быть не такъ любила акуратность, какъ ея мужъ, — и теперь уже нѣкоторыя его привычки сдѣлались для нея стѣснительны. Онъ всегда читалъ молитвы въ девять часовъ, завтракалъ четверть десятаго, какъ бы поздно ни легъ наканунѣ. Послѣ завтрака онъ распечатывалъ письма въ кабинетѣ, но любилъ, чтобы жена была съ нимъ, и разсуждалъ съ нею о содержаніи этихъ писемъ. Его домашній секретарь сидѣлъ въ другой комнатѣ, но онъ думалъ, что все должно быть сообщаемо секретарю черезъ его жену. Онъ требовалъ, чтобы она сама повѣряла счеты ихъ домашнихъ расходовъ, и позаботился научить ее какой-то прекрасной методѣ вести счетныя книги. Онъ предписалъ ей нѣкоторый курсъ чтенія, — что было Довольно пріятно: дамы любятъ получать такія предписанія; но Кеннеди казалось ожидалъ, что жена его будетъ читать назначенныя имъ книги, и еще хуже, онъ думалъ, что она будетъ читать ихъ въ то время, какое онъ назначилъ для этого. Это я нахожу тиранствомъ. Потомъ воскресенья сдѣлались очень скучны для лэди Лоры. Она пріучилась считать своей обязанностью ходить въ церковь два раза, и хотя въ домѣ ея отца это никогда не наблюдалось очень строго, она рѣшилась дѣлать это охотно. Но Кеннеди ожидалъ также, что она будетъ съ нимъ обѣдать вдвоемъ по воскресеньямъ и что вечеромъ у нихъ не будетъ гостей. Это требованіе было впрочемъ не очень строго, но лэди Лора находила, что оно вредно дѣйствуетъ на ея спокойствіе. Воскресенья были очень для нея скучны и заставляли ее чувствовать, что ея властелинъ и повелитель былъ настоящимъ властелиномъ и повелителемъ. Она дѣлала было усилія, чтобы избавиться этого, но усилiя ея были напрасны. Онъ никогда не говорилъ ей сердитаго слова, онъ никогда не отдавалъ ей строгаго приказанія, но у него была своя манера. Я не скажу, чтобы читать романы по воскресеньямъ было грѣшно, сказалъ онъ: — но мы должны согласиться, что мнѣнiя на этотъ счетъ разногласны, и что многіе изъ лучшихъ людей возстаютъ противъ подобнаго занятія по воскресеньямъ и что воздержаться отъ этого будетъ безопасно.

Такимъ образомъ романы были отложены и длинный воскресный вечеръ сдѣлался камнемъ преткновенія для лэди Лоры.

Сверхъ того, эти два часа съ мужемъ по утрамъ сдѣлались для нея очень утомительны. Сначала она объявила, что ея величайшимъ честолюбіемъ будетъ помогать муку въ его трудахъ, и она читала всѣ письма отъ Мэк-Нобеовъ и Мэк-Файсовъ, просившихъ мѣстъ мѣрщиковъ и таможенныхъ смотрителей, съ притворнымъ интересомъ. Но работа эта очень скоро надоѣла ей. Ея быстрый умъ скоро распозналъ, что она ничего тутъ не дѣлаетъ. Это все были только формы и пустословія и притязанія на дѣло. Мужъ ея исполнялъ все это съ чрезвычайнымъ терпѣніемъ, читалъ каждое слово, отдавалъ приказанія относительно малѣйшихъ подробностей и добросовѣстно дѣлалъ то, зa что взялся. Но лэди Лорѣ хотѣлось бы вмѣшиваться въ политику, разсуждать о билляхъ, помогать сажать па мѣсто мистера такого-то и сталкивать съ мѣста лорда такого-то. Для чего должна она терять время на то, что молодой человѣкъ въ смежной комнатѣ, называемый домашнимъ секретаремъ, могъ исполнять такъ же хорошо, какъ и она?

Все-таки она повиновалась. Какъ ни трудна была ея задача, она повиновалась. Если мужъ совѣтовалъ ей сдѣлать то и то, она слѣдовала его совѣту — потому что она такъ много была ему обязана. Если она приняла половину всего его богатства не любя его, она тѣмъ болѣе была ему обязана. Но она знала — она не могла этого не знать — что умъ ея былъ блестящѣе, чѣмъ у него, и не было ли для нея возможности руководить имъ? Она сдѣлала усилія руководить имъ и узнала, что онъ упрямъ какъ быкъ. Кеннеди былъ, можетъ быть, человѣкъ не даровитый, но онъ умѣлъ поступать по-своему и намѣревался этого держаться.

— У меня болитъ голова, Робертъ, сказала она ему въ одно воскресенье послѣ второго завтрака: — мнѣ кажется, я сегодня не пойду въ церковь.

— Надѣюсь, что это не серьезно?

— О, нѣтъ! Ты знаешь, что при головной боли лучше всего сидѣть спокойно на креслѣ.

— Я въ этомъ не увѣренъ, сказалъ Кеннеди.

— Если пойду въ церковь, я не буду слушать службы, сказала лэди Лора.

— Свѣжій воздухъ сдѣлаетъ тебѣ пользу болѣе всего другого и мы можемъ пройти пѣшкомъ черезъ паркъ.

— Благодарю; я не хочу выходить сегодня.

Она сказала это нѣсколько сердито и Кеннеди пошелъ въ церковь одинъ.

Когда лэди Лора осталась одна, она начала думать о своемъ положеніи. Она была замужемъ не болѣе пяти мѣсяцевъ, и ей начинала надоѣдать очень ея жизнь. Не начиналъ ли ей также надоѣдать ея мужъ? Она два раза говорила Финіасу Финну, что она болѣе всѣхъ людей на свѣтѣ уважала Кеннеди. Она и теперь уважала его не менѣе. Она не знала ни одного пункта, въ которомъ онъ не исполнялъ бы акуратно своей обязанности. Но нельзя жить счастливо другъ съ другомъ — даже съ братомъ, сестрой и другомъ — только однимъ уваженіемъ. Всѣ добродѣтели на свѣтѣ, хотя онѣ существовали бы на каждой сторонѣ, не сдѣлаютъ мужчину и женщину счастливыми, если между ними нѣтъ сочувствія. Лэди Лора начинала находить, что между нею и мужемъ былъ недостатокъ сочувствія.

Она думала объ этом до-тѣхъ-поръ, пока ей надоѣло объ этомъ думать, и тогда, желая развлечь свои мысли, она взяла книгу, лежавшую у нея подъ рукой. Это былъ новый романъ, который она читала наканунѣ, и теперь, не думая объ этомъ, она продолжала его читать. Потомъ къ ней, безъ сомнѣнія, пришла смутная мысль, что такъ какъ она освободилась отъ вторичной поѣздки въ церковь подъ предлогомъ головной боли, то подъ тѣмъ же самымъ предлогомъ она могла освободиться отъ другихъ воскресныхъ занятій. Когда ребенокъ боленъ, ему даютъ поджареный хлѣбъ съ масломъ и книгу съ картинками вмѣсто хлѣба съ молокомъ и уроковъ. Такимъ образомъ лэди Лора сочла себя въ правѣ читать романъ.

Когда она читала его, постучались въ дверь и вошелъ Баррингтонъ Ирль. Кеннеди не отдавалъ приказаній противъ воскресныхъ посѣтителей, но просто сказалъ, что визиты въ воскресенье не по его вкусу. Баррингтонъ однако былъ кузенъ лэди Лоры, и люди должны быть очень строги, если не могутъ видѣть своихъ кузеновъ по воскресеньямъ. Головная боль лэди Лоры скоро совсѣмъ прошла въ одушевленіи разсужденія о новомъ биллѣ съ секретаремъ перваго министра; она встала съ кресла и стояла у стола съ романомъ въ рукахъ, протестуя противъ этого, опровергая то, выражая безграничное довѣріе къ Монку, сильно нападая на Тёрнбёлля, когда мужъ ея вернулся изъ церкви и вошелъ въ гостиную. Лэди Лора забыла совершенно о своей головной боли, а въ характерѣ ея вовсе не было того лицемѣрія, которое могло бы научить ее умѣрить свои политическія чувства при возвращеніи ея мужа.

— Я объявляю, сказала она: — что мистеръ Тёрнбёлль теперь будетъ противиться мѣрамъ правительства, потому что онъ не можетъ поступить по-своему во всемъ; я не стану болѣе довѣрять человѣку, который называетъ себя популярнымъ предводителемъ партіи.

— И не слѣдуетъ, сказалъ Баррингтонъ Ирль.

— Это все очень хорошо для васъ, Баррингтонъ, вы аристократическій вигъ старой оффиціальной школы и называетесь либераломъ только потому, что Фоксъ былъ либералъ сто лѣтъ тому назадъ. А я предана этому всѣмъ сердцемъ.

— Сердце никогда не должно имѣть отношенія къ политикѣ, неправдали? обратился Ирль къ Кеннеди.

Кеннеди не хотѣлось разсуждать объ этомъ въ воскресенье и онъ не желалъ говорить при Баррингтонѣ Ирлѣ, что находитъ это дурнымъ. Притомъ, онъ желалъ обращаться съ женой какъ съ больною — чтобы она была этимъ, такъ сказать, наказана; но онъ не желалъ сдѣлать это такимъ образомъ, чтобъ Баррингтонъ зналъ о наказаніи.

— Лорѣ лучше бы не тревожить себя этимъ теперь, сказалъ онъ.

— Какъ же можно запретить себѣ тревожиться? сказала лэди Лора смѣясь.

— Хорошо, хорошо; теперь мы не будемъ говорить объ этомъ, сказалъ Кеннеди, входя.

Потомъ онъ взялъ романъ, который лэди Лора только что положила, и взглянувъ на него, отнесъ его па полку, которая стояла довольно далеко. Лэди Лора смотрѣла какъ онъ дѣлалъ это, и всѣ мысли ея мужа сдѣлались для нея открыты тотчасъ. Она пожалѣла о романѣ, пожалѣла также и о политическомъ разговорѣ. Вскорѣ послѣ это Баррингтонъ Ирль ушелъ и мужъ съ женой остались вдвоемъ.

— Я радъ, что твоей головѣ гораздо лучше, сказалъ онъ.

Онъ не имѣлъ намѣренія быть строгимъ, но говорилъ съ серьёзностью, которая доходила почти до строгости.

— Да, лучше, сказала она: — приходъ Баррингтона развлекъ меня.

— Мнѣ очень жаль, что тебѣ было нужно развлеченіе.

— Развѣ ты не знаешь, что я хочу сказать, Робертъ?

— Нѣтъ, кажется, не знаю.

— Я полагаю, что твоя голова крѣпче. Ты не имѣешь этого чувства безпомощнаго безсилія мозга, который почти доходитъ до головной боли — и также непріятно.

— Безсиліе мозга можетъ быть хуже головной боли, но я не думаю, чтобы оно могло произвести ее.

— Ну я не знаю, какъ это объяснить.

— Головная боль, я думаю, происходитъ отъ желудка, даже когда первоначально ее порождаетъ нервное разстройство, но безсиліе мозга…

— О, Робертъ! мнѣ такъ жаль, Что я употребила это слово!

— Я вижу, что это не помѣшало тебѣ читать, сказалъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія.

— Читать такія вещи, я не годилась ни на что лучше.

Настало новое молчаніе.

— Я не стану опровергать, что это можетъ быть предразсудокъ, скaзалъ онъ: — но признаюсь, чтеніе романовъ въ моемъ домѣ по воскресеньямъ огорчаетъ меня. Идеи моей матери на этотъ счетъ очень строги, а я не могу думать, чтобы сынъ дурно поступалъ, слѣдуя урокамъ своей матери.

Это онъ сказалъ самымъ серьезнымъ тономъ, какой только могъ принять.

— Я не знаю, зачѣмъ я взяла эту книгу, сказала лэди Лора. — Просто потому, я думаю, что она лежала тутъ. Впередъ я буду этого избѣгать.

— Избѣгай, душа моя, сказалъ мужъ. — Я буду обязанъ и признателенъ тебѣ, если ты станешь помнить, что я сказалъ.

Тутъ онъ оставилъ ее и она сидѣла одна, сперва въ сумеркахъ, а потомъ въ темнотѣ, два часа, не дѣлая ничего. Какую жизнь доставила она себѣ, вступивъ въ супружество съ мистеромъ Кеннеди лофлинтерскимъ? Если эта жизнь была скучна и нестерпима въ Лондонѣ, какова же она будетъ въ деревнѣ?

Глава ХХІV. Уиллингфордъ-Белль

Финіасъ уѣхалъ изъ Лондона съ вечернимъ поѣздомъ въ Свѣтлое Воскресенье и пріѣхалъ въ Уиллингфордъ въ половинѣ перваго по полуночи. Лордъ Чильтернъ не спалъ и ждалъ его; ужинъ стоялъ на столѣ. Уиллингфордъ-Бёлль была гостинница стариннаго сорта, которая при устройствѣ желѣзныхъ дорогъ занялась новыхъ ремесломъ, сдѣлавшись пріютомъ для охотниковъ. Трактирщикъ отдавалъ напрокатъ лошадей, держалъ стойла для охотниковъ и домъ его былъ полонъ отъ начало ноября до половины апрѣля. Лѣтомъ онъ становился пустыней и тамъ не видать было гостей до-тѣхъ-поръ, пока охотники опять не появлялись въ графствѣ.

— Сколько дней намѣрены вы дать намъ? спросилъ лордъ Чильтернъ, кладя на тарелку своего пріятеля ногу индѣйки.

— Я долженъ воротиться въ среду, сказалъ Финіасъ.

— To-есть въ среду вечеромъ? Я скажу вамъ, что мы сдѣлаемъ. Завтра мы будемъ въ Коттесморѣ. Во вторникъ поѣдемъ въ Тэльби, а въ среду въ Фицуильямъ. Намъ недостанетъ лошадей.

— Пожалуйста не стѣсняйтесь мною. Вѣрно я могу нанять лошадь здѣсь гдѣ-нибудь.

— Я нисколько вами не стѣсняюсь. У насъ будутъ три лошади каждый день, кому посчастливится изъ насъ. Лошади отправлены въ Эмпингамъ. Тельби довольно далеко — въ Сомерби, но мы ужъ это устроимъ. Если ужъ будетъ необходимо, мы можемъ воротиться въ Стэмфордъ по желѣзной дорогѣ. Если отправимся завтра въ половинѣ десятаго, мы поспѣемъ вовремя. Вы поѣдете на Мэг-Меррилесъ, а если она васъ не повезетъ, вы можете застрѣлить ее.

— Это лошадь горячая?

Она тяжела, если вы станете тяжело налегать на нее, но не натягивайте поводья и она полетитъ какъ текущая вода. Теперь скажите мнѣ, что вы пьете?

Они просидѣли половину ночи, куря и разговаривая, и Финіасъ узналъ болѣе о лордѣ Чильтернѣ, чѣмъ зналъ когда-либо прежде. Передъ ними стоялъ грогъ, но никто изъ нихъ не пилъ. Возлѣ лорда Чильтерна стояла впрочемъ кружка съ пивомъ, изъ которой онъ прихлебывалъ по временамъ.

— Я принялся за пиво, сказалъ онъ: — это самый лучшій напитокъ. Когда человѣкъ охотится шесть дней въ недѣлю, онъ можетъ пить пиво. Я пью три кружки въ день, это немного.

— И вы не пьете ничего другого?

— Ничего, когда я одинъ — только немного вишневой водки, когда я охочусь. Я никогда не любилъ пить — никогда. Я люблю сильныя ощущенія, но могу завтра же оставить пить безъ борьбы, еслибъ захотѣлъ рѣшиться на это. То же самое и съ картами. Я теперь не играю, потому что у меня нѣтъ денегъ; по признаюсь, я люблю играть больше всего на свѣтѣ. Въ игрѣ есть жизнь.

Вамъ бы слѣдовало заняться политикой, Чильтернъ.

Я занялся бы, но отецъ не хочетъ мнѣ помочь. Лучше не будемъ говорить объ этомъ. Какъ живетъ Лора съ своимъ мужемъ?

— Кажется, очень счастливо.

Я этому не вѣрю, сказалъ лордъ Чильтернъ: — ея характеръ слишкомъ похожъ на мой для того, чтобы она могла быть счастлива съ такимъ чурбаномъ, какъ Робертъ Кеннеди. Это такіе люди какъ онъ заставили меня возненавидѣть приличную жизнь. Если это приличіе, я предпочитаю вести себя неприлично. Помяните мои слова, они дойдутъ до непріятностей. Она никогда не будетъ въ состояніи выдержать этого.

— Мнѣ кажется, она поступаетъ во всемъ какъ хочетъ, сказалъ Финіасъ.

— Нѣтъ, нѣтъ! Хотя онъ педантъ, онъ мужчина, и ей не легко будетъ управлять имъ.

— Но она можетъ нѣсколько нагнуть его.

— Ни капельки — то-есть если я понимаю его характеръ. Вы вѣрно часто видитесь съ ними?

— Да — довольно; впрочемъ, я не такъ часто бываю тамъ, какъ бывалъ на Портсмэнскомъ сквэрѣ.

— Вамъ вѣрно надоѣло. Мнѣ надоѣло бы. А отца моего вы видите часто?

— Только изрѣдка. Онъ всегда очень вѣжливъ со мною.

— Онъ чрезвычайно вѣжливъ, когда захочетъ, но самый несправедливый человѣкъ, съ какимъ когда-либо случалось мнѣ встрѣчаться.

— Я никогда не подумалъ бы этого.

— Да, несправедливъ, сказалъ сынъ графа: — и все оттого, что у него не хватаетъ смысла распознать истину. Онъ составляетъ себѣ мнѣніе о какомъ-нибудь предметѣ по недостаточнымъ доказательствамъ и ничто не можетъ разувѣрить его. Онъ хорошо думаетъ о васъ, вѣроятно будетъ вѣрить вашему слову о какомъ-нибудь постороннемъ предметѣ безъ малѣйшаго сомнѣнія, но еслибъ вы сказали ему, что я не напиваюсь пьянь каждую ночь, не провожу большую часть моего времени въ дракѣ съ полисмэнами, онъ вамъ не повѣритъ. Онъ улыбнется недовѣрчиво и сдѣлаетъ вамъ легенькій поклонъ.

— Вы слишкомъ строги къ нему, Чильтернъ.

— Онъ былъ слишкомъ строгъ ко мнѣ. Вайолетъ Эффингамъ еще на Гросвенорской площади?

— Нѣтъ, она у лэди Бальдокъ.

— Эта злая старуха пріѣхала-таки въ Лондонъ? Бѣдная Вайолетъ! Когда мы были молоды, мы бывало забавлялись надъ этой старухой.

— Эта старуха теперь моя союзница, сказалъ Финіасъ.

— Вы вездѣ нахватаете себѣ союзниковъ. Вы разумѣется знаете Вайолетъ Эффингамъ?

— Да, я ее знаю.

— Вы не находите ее очаровательной?

— Чрезвычайно.

— Я три раза дѣлалъ предложеніе этой дѣвушкѣ и никогда не буду дѣлать больше. Есть черта, за которую мужчина переступать не долженъ. По многимъ причинамъ это былъ бы хорошій бракъ: во-первыхъ, ея деньги были бы очень полезны потомъ онъ сгладилъ бы дѣла въ нашемъ семействѣ, потому что отецъ мой расположенъ въ ея пользу столько же, сколько предубѣжденъ противъ меня. И я нѣжно люблю ее. Я любилъ ее всю жизнь — съ-тѣхъ-поръ какъ покупалъ ей пирожки. Но я никогда болѣе не буду дѣлать ей предложенія.

— На вашемъ мѣстѣ я сдѣлалъ бы, сказалъ Финіасъ, самъ не зная что ему лучше сказать.

— Нѣтъ, никогда не буду. Но вотъ что я скажу вамъ: я попаду по милости ея въ какую-нибудь страшную бѣду. Разумѣется, она выйдетъ замужъ, и очень скоро. Тогда я себя одурачу. Когда я услышу, что она помолвлена, я поссорюсь съ этимъ человѣкомъ и приколочу его — или онъ приколотитъ — всѣ возстанутъ противъ меня и меня назовутъ дивимъ звѣремъ.

— Васъ слѣдовало бы назвать собакой на сѣнѣ.

Именно, но какъ же быть? Еслибъ вы лобили какую-нибудь дѣвушку, вы могли бы видѣть, какъ другой человѣкъ женится на ней?

Финіасъ разумѣется вспомнилъ, что онъ недавно перешелъ черезъ это испытаніе.

Это все-равно, какъ еслибы онъ подошелъ во мнѣ, положилъ на меня руку и захотѣлъ вырвать изъ меня мое сердце. Хотя я не имѣю на нее никакого права — хотя она не подавала мнѣ ни слова надежды, я смотрю на нее какъ на свою собственность. Я сойду съ ума и буду считать это личною обидою.

Я полагаю, вы сами отъ нея откажетесь когда-нибудь, сказалъ Финіасъ.

— Объ этомъ не можетъ быть рѣчи. Разумѣется, я не могу же заставить ее выйти за меня. Закурите еще сигару, старый дружище.

Финіасъ, закуривая другую сигару, вспомнилъ, что лэди Лора дала ему порученіе убѣдить ея брата, что его сватовство за Войолетъ Эффингамъ будетъ не безнадежно, если только онъ будетъ умѣть сдерживать себя. Финіасъ былъ готовъ исполнить свой долгъ, хотя ему казалось очень жестоко, что его заставляютъ краснорѣчиво возставать противъ его собственныхъ интересовъ. Онъ думалъ послѣднія четверть часа, какъ онъ долженъ будетъ вести себя, если онъ окажется тѣмъ человѣкомъ, котораго лордъ Чильтернъ рѣшился приколотить. Онъ посмотрѣлъ на своего пріятеля и хозяина, и сознался, что драка съ такимъ человѣкомъ будетъ не весьма пріятна. Все таки онъ былъ бы счастливъ подвергнуться гнѣву лорда Чильтерна по такой причинѣ. Онъ исполнитъ свою обязанность къ лорду Чильтерну, а потомъ, если представится случай, будетъ хлопотать самъ за себя.

— Вы слишкомъ рѣзки съ нею, Чильтернъ, сказалъ онъ послѣ нѣкотораго молчанія.

— Что вы хотите этимъ сказать? спросилъ Лордъ Чильтернъ почти съ гнѣвомъ.

— Вы ее пугаете вашею пылкостью. Вы бросаетесь на нее, какъ будто хотите завоевать ее однимъ ударомъ.

— Это правда.

— Вамъ слѣдуетъ бить болѣе кроткимъ съ нею. Вамъ слѣдовало бы дать ей время узнать, любитъ васъ она или нѣтъ.

— Она знала меня всю жизнь. И узнала это давно. Но вы правы. Я знаю, что вы правы. Только вы не можете измѣнить натуру человѣка. Еслибы я былъ на вашемъ мѣстѣ и обладалъ вашимъ искусствомъ нравиться, я нашептывалъ бы ей на ухо нѣжныя слова, но я не имѣю дарованія въ этомъ отношеніи. Я неловокъ какъ свинья въ томъ, что называется волокитствомъ. И я обладаю проклятой гордостью. Еслибъ она была въ эту минуту въ этомъ самомъ домѣ и я зналъ бы, что она приметъ мое продложеніе, я не думаю, чтобы рѣшился сдѣлать ей предложеніе опять. Но ляжемъ спать. Уже половина третьяго, а мы должны выѣхать въ половинѣ десятаго, если хотимъ быть у воротъ Икстонскаго парка въ одиннадцать часовъ.

Финіасъ, отправляясь на верхъ, увѣрилъ себя, что онъ исполнилъ свою обязанность. Если что-нибудь будетъ между нимъ и Вайолетъ Эффингамъ, лордъ Чильтернъ можетъ съ нимъ поссориться — можетъ начать ту драку, о которой шла рѣчь — но никто не скажетъ по справедливости, чтобы онъ поступалъ неблагородно съ своимъ другомъ.

На слѣдующее утро началась суматоха, какъ всегда бываетъ въ подобныхъ случаяхъ, и лордъ Чильтернъ съ Финіасомъ выѣхали десять минутъ позже назначеннаго времени. Но лордъ Чильтернъ сильно гналъ и они пріѣхали на охоту прежде чѣмъ охотники отправились. День проведенъ былъ прекрасно и Финіасъ, хотя Мэг-Меррилесъ требовала большой опытности въ верховой ѣздѣ, съ честью исполнилъ свое дѣло. Онъ ѣздилъ верхомъ съ дѣтства и имѣлъ ирландскую природную способность къ верховой ѣздѣ. Когда они вернулись въ Уиллингфордъ, онъ былъ доволенъ днемъ и гордился собою.

— Съ Мэгъ справиться не трудно, сказалъ ему лордъ Чильтернъ: — завтра въ Сомерби вы поѣдете на Сорви-Голова и вамъ покажется это гораздо веселѣе.

— Сорви-Голова! кажется, вы говорили, что эта лошадь мчится сломя голову?

Ну, да. Но вѣдь здѣсь нужна такая лошадь.

— А вы на комъ поѣдете?

На такомъ звѣрѣ, на какомъ я еще не ѣздилъ. Его прислали сюда изъ Линкольншира, потому что тамъ никто не могъ на немъ усидѣть. Говорятъ, онъ бѣжитъ поднявъ голову вверху я не хочетъ глядѣть на баррьеръ, если онъ ниже его груди. Но я никогда не видалъ лошади статнѣе и сильнѣе. Взгляните-ка на ея плеча. Онъ стоитъ семьдесятъ фунтовъ. Вотъ какого рода лошадей люблю я покупать!

Опять они обѣдали одни. Лордъ Чильтернъ объяснилъ Финіасу, что онъ рѣдко сходится съ людьми, съ которыми охотится.

— Здѣсь есть одинъ кружокъ, который сущій ядъ для меня, и есть другой кружокъ, который считаетъ меня ядомъ. Всѣ очень вѣжливы, какъ вы видите, но товарищей у меня нѣтъ. Постепенно я пріобрѣтаю репутацію сущаго дьявола. Кажется, въ будущемъ году я буду ѣздить на охоту весь въ черномъ.

— Не дурно ли вы дѣлаете, что подаете поводъ къ вещамъ такого рода?

— Что же я долженъ дѣлать? Я не могу разсыпаться въ вѣжливыхъ фразахъ. Когда человѣкъ пріобрѣтетъ репутацію людоѣда, чрезвычайно трудно освободиться отъ нея. Я могъ бы имѣть здѣсь человѣкъ двадцать каждый день, еслибъ хотѣлъ — мой титулъ сдѣлалъ бы это за меня — но это были бы люди для меня противные и я непремѣнно высказалъ бы имъ это, еслибъ даже и не хотѣлъ. Сорви-Голова, новая лошадь и еще одна отправились сегодня въ двѣнадцать часовъ. Завтра будетъ трудный день; мы навѣрно не будемъ дома прежде восьми.

На слѣдующій день охота была въ Лейстерширѣ, недалеко отъ Мельтона, и они отправились рано. Сказать по правдѣ, Финіасъ нѣсколько боялся Сорви-Головы и ожидалъ какого-нибудь несчастнаго случая. У него не было ни жены, ни дѣтей, и никто не имѣлъ лучшаго права сломать себѣ шею.

На охотѣ Финіасъ былъ слишкомъ занятъ своею лошадью, чтобы много думать о той, на которой ѣхалъ лордъ Чильтернъ. Сорви-Голова, какъ только услыхалъ лай собакъ, задрожалъ всѣми мускулами.

— Онъ гораздо больше интересуется этою охотою, чѣмъ мы съ вами, сказалъ лордъ Чильтернъ. — Старайтесь держаться на просторѣ и онъ полетитъ какъ стрѣла.

Финіаса это заставило подумать, что всякое страховое общество въ эту минуту дорого бы оцѣнило его жизнь. Скоро Финіасъ потерялъ изъ вида лорда Чильтерна. Собаки бѣжали на право. Сорви-Голова скакалъ во всю прыть, но Финіасу удавалось хорошо съ нимъ справиться. Финіасъ улучилъ минуту оглянуться и увидалъ, что лордъ Чильтернъ скачетъ безъ фуражки. Онъ былъ очень красенъ, глаза сверкали и онъ тянулъ свою лошадь изо всѣхъ силъ. Но лошадь, повидимому, бѣжала сносно, а у самого Финіаса было слишкомъ много дѣла для того, чтобы онъ могъ думать о предложеніи помощи кому-нибудь другому. Онъ видѣлъ, что кто-то, кажется какой-то фермеръ, говоритъ съ лордомъ Чильтерномъ, скача съ нимъ рядомъ, но Чильтернъ только покачалъ головою и тянулъ свою лошадь.

Въ этихъ мѣстахъ были ручейки, Финіасъ ничего о нихъ не зналъ, но Сорви-Голова славно перепрыгнулъ черезъ два и теперь подъѣзжалъ къ третьему, и Финіасъ надѣялся, что онъ такъ же славно перепрыгнетъ и черезъ этотъ. Во всякомъ случаѣ Финіасъ не имѣлъ права рѣшать. Пока лошадь бѣжала прямо, онъ могъ на ней сидѣть, по онъ давно уже отказался отъ мысли имѣть собственную волю. Только въ двадцати шагахъ отъ ручья онъ увидалъ, что онъ шире другихъ. Онъ оглянулся и возлѣ себя увидалъ Чильтерна, все еще на своей лошади, но фермера уже не было. Когда Финіасъ подъѣхалъ къ ручью, онъ показался ему огромной черной ямой; берега были совершенно круты, но думать объ этомъ было уже поздно. Онъ уткнулся колѣнями о сѣдло — и въ одно мгновеніе очутился на другой сторонѣ. Финіасъ, какъ только увидалъ себя въ безопасности оглянулся, и въ эту самую минуту лошадь лорда Чильтерна собиралась перепрыгнуть — нѣсколько повыше, тамъ гдѣ ручей былъ еще шире. На такомъ разстояніи Финіасъ Финнъ могъ видѣть, что лордъ Чильтернъ былъ взбѣшенъ противъ своей лошади. Но желалъ ли онъ перепрыгнуть или пѣтъ, ему не оставалась выбора. Лошадь устремилась къ ручью и въ одно мгновеніе лошадь и всадникъ исчезли изъ вида. Финіасу удалось остановить свою лошадь и подойти къ своему другу.

Линкольнширская лошадь ударилась грудью о другой берегъ, и разумѣется, упала, назадъ въ ручей. Когда Финіасъ сошелъ съ лошади, онъ увидалъ, что лордъ Чильтернъ лежитъ между лошадью и берегомъ, что во всякомъ случаѣ было гораздо лучше, чѣмъ лежать подъ лошадью и въ водѣ.

— Ничего, старый дружище, сказалъ онъ, когда увидалъ Финіаса: — поѣзжайте, зачѣмъ вамъ лишаться охоты.

Но онъ былъ очень блѣденъ и казался совершенно безъ силъ. Лошадь не шевелилась — ей не пришлось уже шевелиться никогда. Она раздробила себѣ плечо о пень на берегу и потомъ ее застрѣлили на этомъ самомъ мѣстѣ.

Когда Финіасъ спустился внизъ, онъ увидалъ, что тамъ, гдѣ лежала лошадь, воды было мало.

— Это хуже всего, что со мною случалась, сказалъ лордъ Чильтернъ.

— Вы очень ушиблись?

— Я не могу пошевелить рукою и едва дышу. Ноги мои совсѣмъ здоровы; еслибъ я могъ освободиться отъ этой проклятой скотины!

— Я говорилъ вамъ, сказалъ фермеръ, подъѣзжая и смотря на нихъ съ берега: — я говорилъ вамъ, но вы не хотѣли слушать.

Тутъ онъ сошелъ съ лошади и помогъ Финіасу вытащить лорда Чильтерна на берегъ.

— Она мертва, сказалъ фермеръ, указывая на лошадь.

— Тѣмъ лучше, отвѣчалъ его сіятельство. — Дайте мнѣ капельку хереса, Финнъ.

Онъ сломалъ ключицу и три ребра. Достали повозку у однаго фермера и отвезли его въ Окгамъ. Тамъ онъ непремѣнно хотѣлъ, чтобы его провезли черезъ Стэмпфордъ въ Уиллннгфордъ; по дорогѣ захватили доктора. Финіасъ оставался съ лордомъ Чильтерномъ еще два дня и очень пристрастился къ нему, сидя возлѣ его постели.

— Славная была скачка, неправдали? сказалъ лордъ Чильтернъ, когда Финіасъ прощался. — Ей-Богу, Финіасъ, вы ѣхали на Сорви-Головѣ такъ хорошо, что будете ѣздить на немъ всякій разъ, какъ только пріѣдете сюда. Не знаю, какъ это, но вы ирландцы всегда славные ѣздоки.

Глава ХХV. Карета Тёрнбёлля загораживаетъ дорогу

Когда Финіасъ воротился въ Лондонъ, онъ нашелъ въ столицѣ большое политическое движеніе. Онъ узналъ, что въ понедѣльникъ и вторникъ должно быть большое собраніе народа въ пользу баллотировки, а въ среду процессія съ просьбою, которую Тёрнбёлль долженъ былъ получить изъ рукъ народа на Примроз-Гилль. Сначала намѣревались подать просьбу Тёрнбёллю у дверей Уэстминстера въ четвергъ, но министръ внутреннихъ дѣлъ просилъ отложить это намѣреніе и Тёрнбёлль согласился на просьбу сдѣланную ему. Мильдмэй долженъ былъ говорить свою рѣчь о биллѣ въ этотъ день, но въ этомъ биллѣ, разумѣется, не было включено пи одного пункта въ пользу баллотировки, и просьба была слѣдствіемъ этого упущенія. Тёрнбёлль предсказывалъ дурныя послѣдствія и въ парламентѣ и внѣ парламента, и теперь употреблялъ всѣ силы, чтобы оправдать свои предсказанія. Финіасъ, пріѣхавшій къ себѣ на квартиру поздно въ четвергъ, узналъ, что городъ находится въ сильномъ волненіи въ эти три дня, что въ среду пятьдесятъ тысячъ собрались на Примроз-Гиллѣ и что полиція должна была вмѣшатьса — и что еще худшаго ожидали въ пятницу. Хотя Тёрнбёлль уступилъ правительству относительно принятія просьба, по народъ рѣшилъ, что просьба будетъ отнесена въ парламентъ. Мильдмэйя просили отложить второе чтеніе его билля, но такъ какъ просьба эта была сдѣлана его оппонентами, онъ не согласился на нее. Онъ сказалъ, что худо будетъ закрывать парламентъ, боясь мороза. Финіасъ узналъ въ клубѣ Реформъ въ четвергъ вечеромъ, что членовъ нижней палаты просятъ войти въ пятницу въ ту дверь, въ которую обыкновенно входятъ пэры, а оттуда пройти въ свою палату. Онъ узналъ, что его хозяинъ Бёнсъ былъ съ народомъ цѣлые три дня, — и мистриссъ Бенсъ, заливаясь слезами, просила Финіаса удержать его въ пятницу.

— Онъ такъ упрямъ, вѣчно суется за всѣми, а говорятъ, весь Уэстминстеръ будетъ окруженъ солдатами.

Финіасъ въ пятницу утромъ поговорилъ съ своимъ хозяиномъ, но прежде всего по пріѣздѣ въ Лондонъ онъ отправился къ роднымъ лорда Чильтерна и разсказалъ имъ объ его несчастномъ приключеніи. Комитетъ о горохѣ засѣдалъ въ четвергъ и Финіасу слѣдовало присутствовать тамъ. Однако онъ не могъ оставить своего друга такъ скоро послѣ его несчастнаго приключенія. Въ среду онъ написалъ къ лэди Лорѣ, а въ четвергъ вечеромъ отправился прежде на Портсмэнскій сквэръ, а потомъ на Гросвенорскую площадь.

— Разумѣется, онъ убьетъ себя когда-нибудь, сказалъ графъ, однако со слезами на глазахъ.

— Надѣюсь, что нѣтъ, милордъ. Онъ великолѣпный наѣздникъ; по разумѣется несчастные случаи бываютъ.

— Сколько у него еще не сломано костей, желалъ бы я знать? сказалъ его отецъ. — Разумѣется, безполезно говорить. Вы думаете, что онъ не въ опасности?

— Навѣрно нѣтъ.

— Я боялся бы, что сдѣлается воспаленіе.

— Доктора говорятъ, что воспаленія нѣтъ. Онъ дѣлаетъ ужасно много моціона, сказалъ Финіасъ: — и не пьетъ вина; все это служитъ въ его пользу.

— Что же онъ пьетъ? спросилъ графъ.

Ничего. Мнѣ кажется, милордъ, что вы ошибаетесь нѣсколько насчетъ его привычекъ. Мнѣ кажется, онъ никогда не пьетъ, если его не вызовутъ па это.

— Не вызовутъ! Можетъ ли что-нибудь вызвать васъ сдѣлать себя скотомъ? Но я радъ, что онъ не въ опасности. Если вы получите о немъ извѣстіе, дайте мнѣ знать.

Лэди Лора разумѣется была озабочена.

Я хотѣла поѣхать къ нему, сказала она: — но мистеръ Кеннеди думалъ, что не къ чему.

Это правда, — то есть — относительно опасности, по онъ тамъ совсѣмъ одинъ.

— Вы должны опять къ нему поѣхать. Мистеръ Кеннеди не пуститъ меня, если я не скажу, что онъ въ опасности. Онъ кажется думаетъ, что такъ какъ съ Освальдомъ и прежде случались подобные несчастные случаи, то этотъ не значитъ ничего. Разумѣется, я не могу уѣхать изъ Лондона безъ его позволенія.

Вашъ братъ не приписываетъ никакой важности своей болѣзни.

Онъ не приписываетъ важности ничему. Но еслибы я была больна, онъ былъ бы въ Лондонѣ съ первымъ поѣздомъ.

Кеннеди пуститъ васъ если вы попросите его.

— Но онъ совѣтуетъ мнѣ не ѣхать. Онъ говоритъ, что моя обязанность этого не требуетъ, если Освальдъ не въ опасности. Знаете ли вы, мистеръ Финнъ, какъ трудно для жены не слѣдовать совѣту, когда его даютъ!

Это она говорила черезъ полгода послѣ замужства человѣку, который былъ соперникомъ ея мужа! Финіасъ спросилъ, слышала ли Вайолетъ о приключеніи лорда Чильтерна, и узналъ, что она ничего еще не знаетъ.

— Я получила ваше письмо только сегодня утромъ и еще не видела ее, сказала лэди Лора. — Право, я такъ на нее сержусь, Что почта не желаю ее видѣть.

Въ четвергъ были вечера у лэди Балдокъ и Финіасъ пошелъ съ Гросвенерской площади на Беркелейскій сквэръ и тамъ онъ увидалъ Вайолетъ и узналъ, что она слышала о несчастномъ приключеніи лорда Чильтерна.

— Какъ я рада видѣть васъ, мастеръ Финнъ! сказала она. — Разскажите мнѣ. Опасно?

— Очень непріятно конечно, но не опасно.

— Я нахожу, что Лора поступила не хорошо, не приславъ мнѣ сказать. Я услыхала только сейчасъ. Вы видѣли, какъ это случилось?

— Я былъ возлѣ него и помогъ ему встать. Лошадь перепрыгивала съ нимъ черезъ ручей и придавила его въ берегу.

— Какое счастье, что вы при томъ были! Вы тоже перепрыгивали черезъ ручей?

— Да — почти безсознательно, потому что моя лошадь такъ скакала, что я не могъ ее сдержать. Чильтернъ ѣхалъ на такомъ звѣрѣ, на которомъ никто не долженъ бы ѣздить да и не будетъ.

— Эта лошадь убилась?

— Ее убьютъ. Она раздробила себѣ плечо.

— Какое счастье, что вы были возлѣ него — и опять какое счастье, что вы сами не ушиблись!

— Невѣроятно, чтобы съ нами обоими случилось несчастье въ одномъ и томъ же мѣстѣ.

— Но это могло случиться съ вами. И вы думаете, что опасности нѣтъ?

— Рѣшительно никакой — если вѣрить доктору. Охота его прекратилась на этотъ годъ и онъ будетъ въ большомъ отчаяніи. Я поѣду къ нему опять черезъ нѣсколько дней и постараюсь привезти его въ Лондонъ.

— Постарайтесь, постарайтесь. Если онъ будетъ лежать въ домѣ отца, отецъ долженъ видѣться съ нимъ.

Финіасъ не смотрѣлъ на это съ такой точки зрѣнія, но онъ думалъ, что миссъ Эффингамъ вѣроятно права.

Рано на слѣдующее утро онъ увидался съ Бёнсомъ и употребилъ все свое краснорѣчіе на то, чтобы удержать дома этого почтеннаго члена общества, — но напрасно.

— Какую пользу ожидаете вы сдѣлать, мистеръ Бёнсъ? сказалъ онъ, можетъ быть, нѣсколько повелительнымъ тономъ.

— Добиться своего, отвѣчалъ Бёнсъ.

— Чего же?

— Баллотировки какъ правительственной мѣры.

— И вы думаете, что этого добьетесь, выходя на улицу съ лондонской чернью и становясь въ прямую оппозицію съ судебной властью? Или вы думаете, что баллотировка сдѣлается скорѣе закономъ оттого, что вы подвергаетесь этой опасности и этимъ неудобствамъ?

— Послушайте, мистеръ Финнъ, я не думаю, чтобы море сдѣлалось полнѣе оттого, что Пиддель вливается въ него изъ дорсетширскихъ полей, но я думаю, что воды изъ всѣхъ странъ составляютъ океанъ. Я буду помогать, это моя обязанность.

— Ваша обязанность какъ почтеннаго гражданина, имѣющаго жену и семейство, оставаться дома.

— Еслибы каждый, у кого есть жена и семья, говорилъ это, тогда осталась бы одна только чернь, а мы бы гдѣ были? Еслибъ каждый человѣкъ, у кого есть жена и семья, показался на улицѣ сегодня, у насъ была бы баллотировка до распущенiя парламента, а если никто этого не сдѣлаетъ, то у насъ баллотировки не будетъ никогда. Не такъ ли?

Финіасъ не приготовился оспаривать это увѣреніе въ эту минуту.

— Если такъ, сказалъ Бенсъ съ торжествомъ; — обязанность человѣка довольно ясна, хотя бы у него было двѣ жены и двѣ семьи.

И онъ пошелъ.

Просьбу назначили представить въ шесть часовъ, но толпа, желавшая видѣть какъ ее понесутъ въ Уэстминстеръ, начала собираться съ полудня. Говорили послѣ, что многіе дома по сосѣдству были наполнены солдатами, но они не показывались. Вечеромъ три или четыре роты гвардейцевъ явились въ Сен-Джэмскомъ паркѣ и порядкомъ досталось имъ потрудиться, потому что большая часть народа отъ Уэстминстера прошла по той дорогѣ. Говорили послѣ, что было бы лучше позволить поднести просьбу въ среду. Тогда просьба была бы поднесена процессіей, а процессія всегда дѣлается въ порядкѣ. Теперь же порядка не было. Парламентская улица была совершенно непроходима въ пять часовъ. Окна нѣкоторыхъ членовъ парламента были разбиты, а одному господину, къ несчастью имѣвшему домъ па Ричмондской террасѣ и говорившему, что баллотировка прибѣжище трусовъ, пришлось очень плохо: его окна не только были разбиты, но мебель и зеркала испорчены брошенными каменьями. Мильдмэя очень осуждали, но все-таки можно сомнѣваться, не кончилось ли бы хуже при процессіи. Тёрнбёлль послѣ говорилъ, что число собравшагося народа было бы гораздо больше.

Пока въ парламентѣ шли пренія между Мильдмэемъ и Тёрнбёллемъ, бѣдный Бёнсъ суетился въ толпѣ около экипажа Тёрнбёлля. По окончаніи преній Финіасъ Финнъ и Фицджибонъ вышли и постепенно пробрались въ Парламентскую улицу. Тёрнбёлль остался позади ихъ въ передней, но когда онъ вышелъ изъ двери, около которой двѣнадцать полисмэновъ охраняли его карету, множество его поклонниковъ усиливались пожать ему руку. Между ними былъ преданный Бёнсъ. Но полисмэны, кажется, думали, что Тёрнбёлля слѣдуетъ оберегать даже отъ привязанности его друзей, и заботились о томъ, чтобы онъ сѣлъ въ карету неприкосновенно, какъ будто онъ былъ предметомъ политическаго отвращенія въ эту минуту. Самъ Тёрнбёлль, когда началъ примѣчать, что толпа собиралась около дверей, и слышалъ шумъ, поспѣшно сѣлъ въ свою карету. Онъ сказалъ слова два громкимъ голосомъ:

— Благодарю васъ, друзья мои; надѣюсь, что вы получите всѣ ваши справедливыя требованія.

Но онъ не остановился, чтобы сказать эти слова, онъ даже не могъ этого сдѣлать, потому что полисмэны очевидно торопились, и карета поѣхала шагомъ.

Бёнсъ очень старался пожать руку своему герою, — Бёнсъ и другіе реформаторы, такіе же пылкіе и такіе же приличные, какъ онъ. Полиція рѣшила, что такого нарушенія программы не будетъ. Бёнсъ, имѣвшій свои понятія о своемъ правѣ пожимать руку всякому джентльмэну изъ Уэстминстера, который захочетъ пожать руку ему, взволновался отъ преграды, поставленной ему, и горячо выразилъ свои гражданскія нрава. Лондонскій полисменъ въ политической суматохѣ кажется мнѣ самый терпѣливый человѣкъ. Пока онъ не встрѣчаетъ никакого особеннаго сопротивленія, обыкновенная невѣжливость даже не сердитъ его. Ему платятъ за грубую обязанность между глупыми людьми и онъ бодро переноситъ толчки. Но онъ чувствуетъ себя орудіемъ деспотической власти, сопротивляющейся гражданскимъ правамъ, и въ этомъ отношеніи онъ брани не перенесетъ. Подставьте ногу полисмэну въ подобной сумятицѣ, и онъ приметъ это добродушно, но произнесите слова «Habeas Corpus», и онъ засадитъ васъ подъ арестъ, если можетъ. Инстинкты его справедливы; человѣкъ, который говоритъ о «Habeas Corpus» въ политической толпѣ, вообще сдѣлаетъ больше вреда, чѣмъ можно сдѣлать, подставивъ ногу какому бы то ни было констэблю. Но эти инстинкты могутъ иногда быть способомъ личной несправедливости. Мнѣ кажется это случилось когда Бёнса взяли подъ арестъ. Жена сказала, что знаетъ его характеръ, когда говорила, что онъ непремѣнно попадется, если попадется кто-нибудь. Бёнса отвели въ тюрьму съ четырьмя такими же какъ и онъ приличными людьми, которые не имѣли никакого дурного намѣренія, но думали что они обязаны показать свои политическія мнѣнія, можетъ быть, цѣною небольшого мученичества.

— Смѣйте-ка задержать меня! съ негодованіемъ сказалъ Бёнсъ.

— Мы намѣрены это сдѣлать, сказалъ сержантъ, посадившій его въ тюрьму.

— Я ничѣмъ не нарушилъ законъ, сказалъ Бёнсъ.

— Вы нарушили законъ, когда сбивали съ ногъ моихъ людей, какъ я самъ видѣлъ, сказалъ сержантъ.

— Я не сбивалъ съ ногъ никого, возразилъ Бёнсъ.

— Очень хорошо, замѣтилъ сержантъ: — вы можете все это сказать завтра передъ судьей.

— Развѣ я буду сидѣть взаперти всю ночь? спросилъ Бёнсъ.

— Я этого боюсь, отвѣчалъ сержантъ.

Бёнсъ, будучи по природѣ не очень разговорчивъ, не сказалъ нечего болѣе, но поклялся въ сердцѣ, что онъ отомститъ. Въ двѣнадцатомъ часу его отвели въ полицію и оттуда позволили послать увѣдомить жену.

— Бёнса взяли, сказала она съ видомъ трагической королевы, а также и оскорбленной жены въ тонѣ голоса, какъ только Финіасъ воротился домой. — Я знала, какъ это будетъ, мистеръ Финнъ. Что теперь должны мы дѣлать? У него вѣрно не било куска во рту съ-тѣхъ-поръ, какъ онъ вышелъ, а ужъ о пивѣ онъ не думаетъ, если я сама не поставлю ему за обѣдомъ. Эта гадкая полиція всегда забираетъ хорошихъ людей, вотъ именно чего я боялась.

Финіасъ сказалъ все, что могъ, чтобы успокоить ее, и обѣщалъ пойти въ полицію рано утромъ узнать о Бёнсѣ. Онъ думалъ, Å. что изъ этого не выйдетъ никакой серьезной непріятности, но все-таки къ Бёнсу ходить по слѣдовало.

— Но вѣдъ и васъ могли взять, доказывала мистриссъ Бёнсъ: — точно такъ, какъ и его.

Тутъ Финіасъ объяснилъ, что онъ выходилъ по своей служебной обязанности.

— Васъ все-таки могли взять, настаивала мистриссъ Бёнсъ: — потому что я увѣрена, что Бёнсъ не сдѣлалъ ничего дурного.

Глава XXVI. Первая рѣчь

На слѣдующее утро, въ субботу, Финіасъ рано былъ въ Уэстминстерской полиціи по дѣлу своего хозяина. Но такъ много было взято наканунѣ, что нашъ пріятель едва могъ добиться того вниманія къ дѣлу Бёнса, на какое по его мнѣнію приличная наружность его кліента и его собственное положеніе какъ члена Парламента давали право. Но если скромные люди вздумаютъ идти къ такимъ товарищамъ и попадать въ непріятности, то они должны покоряться послѣдствіямъ.

Въ субботу и воскресенье преобладало сильное чувство противъ Тёрнбёлля. Исторія кареты была разсказана и его провозгласили безпокойнымъ демагогомъ, только желавшимъ добиться популярности. Вмѣстѣ съ этимъ чувствомъ возникъ общій приговоръ: «подѣломъ имъ» противъ всѣхъ, кто имѣлъ столкновеніе съ полиціей въ дѣлѣ Тёрнбёлля, и такимъ образомъ Бёнса не освободили до понедѣльника. Въ воскресенье съ мистриссъ Бёнсъ сдѣлалась истерика и она объявила свое убѣжденіе, что Бёнсъ останется въ тюрьмѣ на всю жизнь. Бѣдный Финіасъ провелъ съ нею весьма тревожное утро. Въ избыткѣ горя она бросилась въ его объятія и безпрестанно повторяла, что всѣ ея дѣти умрутъ съ голода, а ее самое найдутъ подъ аркою моста. Финіасъ, у котораго было мягкое сердце, сдѣлалъ все возможное, чтобы успокоить ее, и позволилъ себѣ разразиться сильнымъ парламентскимъ гнѣвомъ противъ судей и полиціи.

Въ воскресенье Финіасъ пошелъ къ лорду Брентфорду, намѣреваясь ему сказать нѣсколько словъ о лордѣ Чильтернѣ и намѣреваясь также уговорить если возможно министра взять его сторону противъ судей, — имѣя также надежду, въ которой онъ не обманулся, что можетъ быть онъ найдетъ у отца лэди Лору Кеннеди. Онъ зналъ, что лэди Лору нельзя посѣщать въ ея домѣ по воскресеньямъ, это она сказала ему прямо. Но онъ зналъ также, хотя она ему прямо не говорила, что она возмущалась въ сердцѣ противъ этого тиранства и что избавилась бы отъ него еслибы подобное избавленіе было возможно. Она теперь пріѣхала говорить съ отцомъ о братѣ и привезла съ собой Вайолетъ Эффингамъ. Онѣ прошли черезъ паркъ послѣ обѣдни и намѣревались воротиться опять пѣшкомъ. Кеннеди не любилъ запрягать экипажъ по воскресеньямъ и противъ этого жена не дѣлала возраженій.

Финіасъ получилъ письмо отъ стэмфордскаго доктора и могъ сообщить благопріятное извѣстіе о лордѣ Чильтернѣ.

— Докторъ пишетъ, что его лучше не трогать съ мѣста цѣлый мѣсяцъ, сказалъ Фнніасъ: — но это ничего не значитъ, они всегда такъ говорятъ.

— Не лучше ли ему оставаться тамъ? сказалъ графъ.

— Ему тамъ не съ кѣмъ говорить, сказалъ Фнніасъ.

— Какъ я желала бы быть съ нимъ! сказала его сестра.

— Объ этомъ разумѣется нечего и говорить, замѣтилъ графъ.

Въ гостинницѣ его знаютъ и, мнѣ кажется, ему лучше остаться тамъ. Я не думаю, чтобы ему было здѣсь удобнѣе.

— Ужасно человѣку сидѣть въ одной комнатѣ и не имѣть у себя ни души кромѣ слугъ! сказала Вайолетъ.

Графъ нахмурился, но не сказалъ ничего болѣе. Всѣ примѣтили, что какъ только онъ узналъ, что положеніе его сына не опасно, онъ рѣшилъ, что этотъ случай не долженъ возбуждать въ немъ никакого знака нѣжности.

— Надѣюсь, что онъ пріѣдетъ въ Лондонъ, сказала Вайолетъ, которая не боялась графа.

— Вы сами не знаете, что говорите, душа моя, сказалъ лордъ Брентфордъ.

Послѣ этого Финіасъ нашелъ, что отъ графа трудно будетъ добиться сочувствія къ людямъ сидящимъ взаперти. Онъ былъ угрюмъ и сердитъ, и его нельзя было вызвать на разговоръ о важномъ происшествіи того дня. Вайолетъ Эффингамь объявила, что ей рѣшительно все-равно, сколько бы Бёнсовъ ни заперли въ тюрьму и какъ на долго, — прибавивъ однако желаніе, чтобы и Тёрнбёлль самъ попался въ число заключенныхъ. Лэди Лора была нѣсколько мягче и согласилась пожалѣть о Бёнсѣ, но Финіасъ примѣтилъ, что вся жалость относилась къ нему, а не къ пострадавшему. Чувство противъ Тёрнбёлля въ настоящую минуту было такъ сильно между всѣми высшими классами, что Бёнсъ и его собратъ могли бы просидѣть цѣлую недѣлю и никто не пожалѣлъ бы о нихъ.

— Конечно, это тяжело такому человѣку какъ мистеръ Бёнсъ, сказала Лэди Лора.

— Зачѣмъ же мистеръ Бёнсъ не остался дома и не занимается своими дѣлами? замѣтилъ графъ.

Финіасъ провелъ остальное время дня одинъ и рѣшилъ непремѣнно говорить въ парламентѣ. Пренія опять начнутся въ понедѣльникъ и онъ встанетъ въ первую удобную минуту. И онъ не станетъ приготовлять рѣчь. Въ этомъ случаѣ онъ положится совершенно на то, что придетъ ему въ голову. Прежде онъ отягощалъ свою память приготовленіями, и тяжесть эта оказалась невыносима для головы его. Онъ боялся рѣшиться говорить, потому что чувствовалъ, что неспособенъ къ двойному труду — говорить урокъ наизусть и обращаться къ парламенту въ первый разъ. Теперь ему нечего было помнить. Мысли его были наполнены этимъ предметомъ. Онъ будетъ поддерживать билль Мильдмэя всѣмъ своимъ краснорѣчіемъ, но онъ будетъ умолять Мильдмэя и министра внутреннихъ дѣлъ и правительство вообще удержаться отъ непріязненности противъ лондонскаго народа, потому что народъ этотъ особенно желалъ того, на что мистеръ Мильдмэй считалъ своею обязанностью не соглашаться. Онъ надѣялся, что идеи и слова придутъ къ нему. И идеи и слова приходили къ нему свободно въ былое время въ клубѣ преній; если теперь они ему измѣнятъ, онъ долженъ отказаться отъ всего и воротиться къ Ло.

Утромъ въ понедѣльникъ Финіасъ провелъ два часа въ уэстминстерской полиціи и около часа въ этотъ день Бёнсъ былъ освобожденъ, когда отъ Финіаса приняли свидѣтельство о репутаціи его хозяина. Когда Бёнса освободили, къ нему присоединились сочувствующіе друзья, проводившіе его домой, и между ними были два литератора, писавшіе въ дешевыхъ газетахъ. Одинъ изъ нихъ, по имени Квинтусъ Слайдъ, прельщалъ Финіаса Финна неограниченной популярностью при жизни и безсмертіемъ впослѣдствіи, если онъ заступится за Бёнса, и приглашалъ его участвовать въ газетѣ «Знамя», въ которой писалъ самъ.

Когда Финіасъ оставилъ негодующаго Бёнса съ его друзьями, и отправился въ парламентъ, онъ много думалъ о томъ, что Слайдъ сказалъ ему. Онъ. Финіасъ, вступилъ въ парламентъ, такъ сказать, подъ крылышкомъ правительства и его друзья были министры. Онъ чувствовалъ отвращеніе къ баллотировкѣ — и это отвращеніе было слѣдствіемъ уроковъ Монка. Еслибъ Тёрнбёлль сдѣлался его другомъ вмѣсто Монка, можетъ быть, баллотировка понравилась бы ему. Но теперь онъ началъ размышлять, до чего доведетъ его такое настроеніе мыслей. Понравится ли ему сдѣлаться главнымъ казначеемъ подъ распоряженіемъ Рэтлера? Онъ говорилъ себѣ, что онъ въ сердцѣ либералъ. Не лучше ли ому бросить эту идею о служебныхъ путахъ и перейти на сторону приверженцевъ «Знамени»? Порывъ энтузіазма овладѣлъ имъ, когда онъ думалъ объ этомъ, но что Вайолетъ Эффингамъ скажетъ о приверженцахъ «Знамени» и о Квинтусѣ Слайдѣ? Ему самому нравилось бы «Знамя» больше, еслибъ произношеніе Слайда было правильнѣе.

Въ парламентѣ пренія продолжались. Сначала говорилъ Тёрнбёлль, лотомъ Паллизеръ всталъ я обращался къ парламенту цѣлый часъ. Финіасъ рѣшился говорить въ этотъ разъ, до опять вся сцена потускнѣла передъ его глазами и опять онъ чувствовалъ, какъ кровь приливала къ его сердцу. Но все таки теперь было лучше, потому что ему нечего было помнить. Онъ едвали зналъ, что онъ намѣренъ сказать. Онъ сознавалъ, что желаетъ сильно протестовать противъ несправедливости, сдѣланной народу вообще и Бёнсу въ особенности. Онъ твердо рѣшился, что опасеніе лишиться милости правительства не заставитъ его Промолчать о жестокостяхъ, сдѣланныхъ Бёнсу. Скорѣе чѣмъ сдѣлать это, онъ конечно перейдетъ въ контору «Знамени».

Онъ дико вскочилъ, когда Паллизеръ кончилъ свою рѣчь, но въ это время уже стоялъ на ногахъ тори старой школы Уэстернъ, депутатъ отъ Барсетшира, одинъ изъ тѣхъ немногихъ храбрецовъ, которые осмѣлились подать голосъ противъ билля сэр-Роберта Пиля въ 1846 году. Уэстернъ говорилъ медленно, напыщенно, не впечатлительно, но очень внятно, минутъ двадцать, не удостоивая упоминать о Тёрнбёллѣ и его политикѣ, но протестуя противъ всякихъ реформъ старыми аргументами. Финіасъ не слыхалъ ни одного слова и не пытался слушать. Онъ думалъ только о томъ, какъ онъ самъ будетъ говорить. Два раза вставалъ онъ прежде чѣмъ Уэстернъ кончилъ свою медленную рѣчь, и два раза принужденъ былъ садиться. Наконецъ депутатъ барсетширскій сѣлъ и Финіасъ сознавалъ, что онъ потерялъ минуты двѣ, чтобы обратить на себя вниманіе президента. Однако наступило непродолжительное молчаніе и Финіасъ услыхалъ, какъ президентъ этого августѣйшаго собранія обратился къ нему, предлагая ему говорить. Теперь дѣло было сдѣлано. Вотъ онъ стоялъ передъ нижней палатой, обязанной слушать его, пока онъ сочтетъ нужнымъ говорить, а стенографы ближней галлереи готовы дать знать всей странѣ, что молодой депутатъ отъ Лофшэна скажетъ въ своей первой рѣчи.

Финіасъ Финнъ обладалъ многими дарами: сильнымъ и пріятнымъ голосомъ, который онъ научился модулировать, красивой наружностью, нѣкоторой природной смѣсью скромности и самонадѣянности, которая защищала его отъ промаховъ надменности и напыщенности, и которая, можетъ быть, избавила его отъ опасности его новаго положенія. Но онъ не имѣлъ того хладнокровія, которое прежде позволило бы ему припомнить приготовленную рѣчь, а теперь дало бы ему возможность имѣть всѣ свои рессурсы подъ рукою. Онъ началъ выраженіемъ мнѣнія, что каждый истинный реформаторъ долженъ принять билль Мильдмэйя, но какъ только онъ сказалъ эту фразу, онъ почувствовалъ непріятное сознаніе, что повторяетъ свои слова. Онъ зналъ по пальцамъ нѣкоторые аргументы, — пункты, которые были ему такъ знакомы, что ему не слѣдовало даже принаравливать ихъ къ особенному употребленію — и онъ забылъ даже ихъ. Онъ чувствовалъ, что переходитъ отъ одной пошлости къ другой относительно пользы Реформы, такъ что стыдился бы этого даже семь лѣтъ тому назадъ въ клубѣ преній. Онъ торопился, боясь, что совсѣмъ не придумаетъ словъ, если остановится, — но онъ говорилъ уже и безъ того слишкомъ скоро, такъ что ни одинъ стенографъ не могъ разобрать какъ слѣдуетъ его словъ. Но о баллотировкѣ онъ ничего не могъ сказать другого, что сотни говорили до него и что сотни скажутъ опять. Но его поощряли одобрительными возгласами и онъ продолжалъ; но когда онъ все болѣе и* болѣе сознавалъ свою неудачу, ему пришла въ голову идея — опасная надежда, что онъ можетъ еще спасти себя отъ безславія краснорѣчивымъ обвиненіемъ полиціи.

Онъ попытался и успѣлъ заставить палату понять, что онъ разсерженъ но не успѣлъ пи въ чемъ другомъ. Онъ не могъ придумать словъ, чтобы выразить свои мысли. Онъ пытался разсказать исторію Бёнса легко и живо, но ему не удалось и онъ сѣлъ посреди своего разсказа.

Опять всѣ окружающіе его одобрили криками — какъ обыкновенно одобряютъ новыхъ членовъ — а среди этихъ криковъ онъ прострѣлилъ бы себѣ голову, еслибъ у него былъ пистолетъ.

Часъ этотъ былъ для него очень тяжелъ. Онъ не зналъ, какъ встать и уйти или какъ остаться на своемъ мѣстѣ. Нѣсколько времени онъ сидѣлъ безъ шляпы, забывъ о своей привилегіи имѣть ее на головѣ, а потомъ торопливо надѣлъ ее, какъ будто это обстоятельство должны были замѣтить всѣ. Наконецъ около двухъ часовъ пренія кончилась, и когда онъ выходилъ изъ парламента, думая, что ему удастся выйти одному, Монкъ взялъ его за руку.

— Вы пойдете пѣшкомъ? спросилъ Монкъ.

— Да, отвѣчалъ Финіасъ: — я пойду пѣшкомъ.

— Тогда мы можемъ дойти вмѣстѣ до Пэлль-Мэлля. Пойдемте.

Финіасъ не имѣлъ возможности ускользнуть и вышелъ изъ парламента подъ руку съ Монкомъ, не говоря ни слова. И Монкъ сначала ничего не говорилъ.

— Не дурно было, сказалъ наконецъ Монкъ: — но вы будете говорить лучше.

— Мистеръ Монкъ, сказалъ Финіасъ: — я представилъ изъ себя осла до такой степени, что изъ этого выйдетъ по-крайней-мѣрѣ тотъ хорошій результатъ, что я никогда уже не выставлю себя осломъ точно такимъ образомъ.

— А! Я такъ и думалъ, что вы это чувствуете, и потому рѣшился говорить съ вами. Вы можете быть увѣрены, Финнъ, что я не стану вамъ льстить и думаю, что вамъ должно быть извѣстно, что я скажу вамъ правду. Ваша рѣчь, конечно, не очень замѣчательная, была совершенно такова, какъ всѣ первыя рѣчи, которыя говорятся въ нижней палатѣ. Вы не сдѣлали себѣ ни пользы, ни вреда. Совѣтъ мой вамъ теперь — всегда говорить о предметѣ интересующемъ васъ — по никогда не говорить долѣе трехъ минутъ, до тѣхъ-поръ пока вы увидите, что стоять на ногахъ вамъ такъ же удобно, какъ и сидѣть. Но не предлагайте, чтобы вы представили изъ себя осла — то-есть въ особенной степени. Теперь прощайте.

Глава XXVII. О рѣчи Финіаса разсуждаютъ

Лэди Лора Кеннеди слышала отъ двоихъ о рѣчи своего друга — отъ тѣхъ, которые оба присутствовали при томъ. Мужъ ея былъ въ парламентѣ по своему обычаю и лордъ Берентфордъ, къ несчастью, сидѣлъ въ галереѣ пэровъ.

— И Ты находишь, что рѣчь была неудачна? спросила лэди Лора своего мужа.

— Конечно, она не имѣла успѣха. Въ ней не было ничего особеннаго.

Послѣ этого опа взяла утреннюю газету съ особеннымъ интересомъ. Финіасъ Финнъ былъ ея политическимъ пріемышемъ — или по-крайней-мѣрѣ ея политическимъ крестникомъ. Она надавала за него обѣщаній разнымъ лицамъ, занимающимъ высокое политичеткое положеніе — своему отцу, Монку, герцогу Сен-Бёнгей и даже самому Мильдмэю. Она намѣревалась, чтобы Финіасъ Финнъ съ самаго начала имѣлъ успѣхъ въ политикѣ и послѣ замужетва, кажется, болѣе старалась объ этомъ чѣмъ прежде. Можетъ быть, она чувствовала, что. обидѣвъ его въ одномъ отношеніи, она вознаградитъ его въ другомъ. Она такъ желала его успѣха — одно время даже не скрывая этого чувства — что мужъ ея безсознательно началъ чувствовать неудовольствіе на ея желаніе. Мы знаемъ, какъ быстро женщины понимаютъ чувства тѣхъ, съ кѣмъ онѣ живутъ, и даже теперь при этомъ случаѣ лэди Лора примѣтила, что мужу ея непріятно ея безпокойство за ея друга. Она видѣла это, когда перевертывала газету, отыскивая въ ней его рѣчь. Она была передана въ шести строчкахъ и въ концѣ ея было замѣчаніе, выраженное въ видѣ совѣта, что молодой ораторъ долженъ говорить медленно, если желаетъ имѣть успѣхъ и въ палатѣ и въ странѣ.

— Кажется, его много одобряли криками? сказала лэди Лора.

— Это дѣлаютъ со всѣми членами, которые говорятъ первую рѣчь, отвѣчалъ Кеннеди.

— Я не сомнѣваюсь, что онъ будетъ говорить хорошо, сказала лэди Лора.

— Весьма вѣроятно, сказалъ Кеннеди.

Тутъ онъ взялъ газету и не спускалъ съ нея глазъ, пока жена оставалась съ нимъ.

Позднѣе въ этотъ день лэди Лора видѣлась съ отцомъ и миссъ Эффингамъ была съ нею. Лордъ Брентфордъ сказалъ что-то о вчерашнихъ преніяхъ и лэди Лора тотчасъ начала разспрашивать его о Финіасѣ.

— Чѣмъ меньше говорить объ этомъ, тѣмъ лучше, отвѣчалъ графъ.

— Неужели такъ было плохо? спросила лэди Лора.

— Сначало шло не плохо — хотя никто не могъ бы сказать, чтобы это было очень хорошо. Но онъ запутался на счетъ полиціи и судей, и только одно доброе чувство, всегда показываемое къ новому члену, спасло его отъ шиканья.

Лэди Лора не могла болѣе говорить ни слова о Финіасѣ съ своимъ отцомъ, но какъ женщина она рѣшила, что она его не броситъ.

Сколько первыхъ неудачъ были предшественницами послѣдующихъ успѣховъ!

— Мильдмэй лишится своего билля, сказалъ графъ: — въ этомъ не можетъ быть ни малѣйшаго сомнѣнія. Говорятъ, что не менѣе двадцати-семи человѣкъ съ нашей стороны палаты будутъ съ Тёрнбёллемъ противъ него или вовсе откажутся подавать голосъ.

— Каждый изъ нихъ долженъ бы лишаться своего мѣста, сказала лэди Лора.

— Но что мы можемъ дѣлать? Какъ поддерживать правительство королевы? Я не думаю, чтобы мистеръ Тёрнбёлль могъ составить министерство.

— А мистеръ Финнъ лишится своего мѣста? спросила Вайолетъ Эффингамъ.

— Весьма вѣроятно, сказалъ графъ. — Онъ получилъ его случайно.

— Мы должны найти ему мѣсто гдѣ-нибудь въ Англіи, сказала Вайолетъ.

— Это будетъ трудно, сказалъ графъ, и вышелъ изъ комнаты.

Обѣ женщины оставались вдвоемъ съ четверть часа прежде чѣмъ заговорили. Потомъ лэди Лора сказала что-то о своемъ братѣ.

— Если будетъ перемѣна, я надѣюсь, что Освальдъ будетъ депутатомъ отъ Луфтона.

Луфтонъ было мѣстечко около Сольсби, въ которомъ относительно политическихъ интересовъ лордъ Брентфордъ имѣлъ значительное вліяніе. На это Вайолетъ не сказала ничего.

— Пора, продолжала лэди Лора: — чтобы старикъ Стэндишъ уступилъ. Онъ занималъ это мѣсто двадцать-пять лѣтъ и ничего не дѣлалъ, и теперь даже рѣдко ѣздитъ въ парламентъ.

— Это кажется вашъ родной дядя?

— Нѣтъ, онъ кузенъ папа; но гораздо старше — кажется, ему около восьмидесяти.

— Не годилось ли бы это мѣсто для мистера Финна? сказала Вайолетъ.

Тутъ лэди Лора сдѣлалась очень серьезна.

Освальдъ, разумѣется, имѣетъ на это болѣе права, чѣмъ кто-нибудь другой.

— Но развѣ лордъ Чильтернъ пойдетъ въ парламентъ? Я никогда отъ него не слыхали этого желанія.

— Еслибъ мы могли заставить папа просить его, мнѣ кажется, онъ передумалъ бы, сказала лэди Лора.

Потомъ опять наступило молчаніе на нѣсколько минутъ, послѣ котораго Вайолетъ вернулась къ первому предмету разговора.

— Какъ будетъ жаль, если мистера Финна выгонятъ такимъ образомъ! Вы не находите этого?

— Мнѣ будетъ очень жаль.

— И мнѣ также — и тѣмъ болѣе, что лордъ Брентфордъ сказалъ, что онъ не хорошо говорилъ вчера. Я не нахожу, чтобы способность говорить хорошо была непремѣнной принадлежностью джентльмэна. Мистеръ Тёрнбёль говоритъ хорошо, а увѣряютъ, что онъ ужасный человѣкъ; мистеръ Бонтинъ можетъ говорить цѣлый часъ сряду. Я не думаю, чтобы это показывало даровитость въ человѣкѣ. Но я думаю, что мистеръ Финнъ будетъ говорить хорошо, если постарается, и нахожу, что очень стыдно будетъ тѣмъ, кто выгонитъ его.

— Мнѣ кажется, это много будетъ зависѣть отъ лорда Туллы.

— Я ничего не знаю о лордѣ Туллѣ, сказала Вайолетъ: — но совершенно увѣрена, что онъ можетъ быть депутатомъ отъ Луфтона, если мы устроимъ это какъ слѣдуетъ. Разумѣется, лордъ Чильтернъ получитъ это мѣсто, если хочетъ, но я не думаю, чтобы онъ сталъ мѣшать мистеру Финну.

— Я боюсь, что объ этомъ не можетъ быть и рѣчи, серьезно сказала Лора: — папа такъ много думаетъ объ этомъ городкѣ.

Читатель вспомнитъ, что и лордъ Брентфордъ и его дочь были совершенные реформаторы, но имѣть свой собственный городокъ очень удобно для пэра.

— Объ этихъ трудныхъ вещахъ всегда нужно говорить долго, а потомъ онѣ становятся легкими, сказала Вайолетъ. — Мнѣ кажется, еслибы вы предложили мистеру Кеннеди отдать все свое имѣніе въ миссіонерскую церковь и переселиться въ Новую Зеландію, онъ началъ бы серьезно подумывать объ этомъ.

— Во всякомъ случаѣ я пробовать не стану.

— Потому что вы не хотите ѣхать въ Новую Зеландію, но вы могли бы попробовать насчетъ Луфтона для бѣднаго мистера Финна.

— Вайолетъ, сказала лэди Лора послѣ минутнаго молчанія и очень рѣзко: — Вайолетъ, мнѣ кажется, вы влюблены въ мистера Финна.

— Вамъ всегда приходятъ въ голову такія вещи, Лора.

— Я никогда прежде не обвиняла васъ въ этомъ и ни въ чемъ другомъ тому подобномъ, сколько я помню. Но я начинаю думать, что вы влюблены въ мистера Финна.

— Почему же мнѣ и не влюбиться въ него, еслибы я захотѣла?

— Я ничего не говорю объ этомъ — только у него ничего пѣтъ.

— Но у меня есть, душа моя.

— И я сомнѣваюсь, имѣете ли вы причину предполагать, что онъ въ васъ влюбленъ.

— Это ужъ мое дѣло, моя милая.

— Такъ вы въ него влюблены?

— Это также мое дѣло.

Лэди Лора пожала плечами.

— Разумѣется, если вы велите мнѣ молчать, я промолчу. Если вы спросите меня, считаю ли я это хорошей партіей, разумѣется я должна отвѣчать отрицательно.

— Я не скажу, чтобы вы молчали, и не стану спрашивать вашего мнѣнія. Вы можете говорить сколько хотите обо мнѣ, но о мистерѣ Финнѣ не должны думать ничего.

— Я не буду говорить ни съ кѣмъ кромѣ васъ.

— Я становлюсь совершенно равнодушна къ тому, что люди говорятъ. Лэди Бальдокъ спрашивала меня намедни, неужели я намѣрена погубить себя и выйти за Лоренса Фицджибона.

— Нѣтъ!

— Право она сказала.

— А вы что отвѣчали?

— Я сказала ей, что это еще не совсѣмъ рѣшено, но что я говорила съ нимъ только одинъ разъ въ послѣдніе два года и не болѣе полминуты, и такъ какъ я не увѣрена, узнаю ли его, когда съ нимъ встрѣчусь, и такъ какъ я имѣю причины предполагать, что онъ не знаетъ какъ меня зовутъ, то можетъ быть дѣло замедлится недѣли на двѣ. Тутъ она величественно вышла изъ комнаты.

— Но зачѣмъ она спросила о Фицджибонѣ?

— Такъ. Кто-то посмѣялся надъ нею. Я начинаю думать, что Августа этимъ забавляется. Если такъ, то я буду лучшаго мнѣнія о моей милой кузинѣ, чѣмъ была до-сихъ-поръ. Но, Лора, такъ какъ вы также сдѣлали противъ меня подобное обвиненіе я такъ какъ я не могу сказать вамъ то же, что сказала теткѣ, я должна просить васъ выслушать мой протестъ. Я ее влюблена въ мистера Финіаса Финна. На сколько мнѣ извѣстно, я не влюблена ни въ кого и никогда не буду.

На лицѣ лэди Лоры выразилось удовольствіе.

— Знаете ли, продолжала Вайолетъ: — я думаю, что я влюбилась бы въ мистера Финіаса Финна, еслибъ могла влюбиться въ кого-нибудь.

На лицѣ лэди Лоры выразилось неудовольствіе.

— Во-первыхъ онъ джентльмэнъ, продолжала Вайолетъ. — Потомъ онъ человѣкъ энергичный и несамонадѣянный; не такой самонадѣянный, какъ нѣкоторые мужчины, воображающіе, что они лучше всѣхъ. Обращеніе у него превосходное — не честерфильдовское, но пріятное. Онъ никогда не чванится ни съ кѣмъ и никогда никому не раболѣпствуетъ. Онъ умѣетъ свободно обращаться съ людьми всѣхъ званій, не требуя къ себѣ особеннаго вниманія. Еслибъ его завтра сдѣлали архіепископомъ Кэнтербёрійскимъ, мнѣ кажется, онъ занялъ бы мѣсто перваго сановника въ Англіи безъ надменности и безъ ложнаго стыда.

— Вы краснорѣчивы на похвалы ему.

— Да, я его хвалю, но я въ него не влюблена. Еслибы онъ завтра предложилъ мнѣ свою руку, я огорчилась бы и отказала бы ему. Еслибъ онъ женился па самой дорогой пріятельницѣ моей, я попросила бы его поцѣловать меня и быть моимъ братомъ. Вотъ каковы мои чувства относительно мистера Финіаса Финна.

— То, что вы говорите, очень странно.

— Почему же?

— Просто потому, что мои чувства точно таковы.

— Таковы? Я когда-то думала, Лора, что вы влюблены въ пего — что вы намѣрены быть его женою.

Лэди Лора нѣсколько времени ничего на это не отвѣчала. Она сидѣла облокотившись о столъ и опустивъ голову на руку думая, насколько утѣшилась бы она, еслибъ высказалась откровенно. Вайолетъ въ это время не спускала глазъ съ своей пріятельницы, но молчала, какъ бы ожидая отвѣта. Она очень откровенно выразила свои чувства. Будетъ ли Лора Кеннеди также откровенна? Она была слишкомъ умна для того чтобы забыть, что подобная откровенность должна быть труднѣе для лэди Лоры, нежели для нея. Лэди Лора была замужняя женщина, но она чувствовала, что ея пріятельница поступила дурно, допытывая ея тайны, если не была готова открыть свои собственныя. Вѣроятно, подобное чувство заставило лэди Лору заговорить наконецъ.

— Почти… сказала лэди Лора. — почти. Вы сейчасъ сказали мнѣ, что у васъ есть деньги, и слѣдовательно, что вы можете поступить какъ хотите. У меня не было денегъ и я не могла поступить какъ хотѣла.

— И вы сказали мнѣ также, что я не имѣю причины думать, что онъ любитъ меня.

— Я сказала? Ну, я полагаю, что вы не имѣете причины. Онъ любилъ меня.

— Онъ вамъ сказалъ?

— Да — онъ мнѣ сказалъ.

— А какъ вы ему отвѣчали?

— Въ это самое утро я дала слово Кеннеди. Вотъ каковъ былъ мой отвѣтъ.

— А онъ что сказалъ?

— Не знаю. Не помню. Но онъ поступилъ очень хорошо.

— А теперь — еслибъ онъ полюбилъ меня, вамъ было бы это непріятно?

— Не по этой причинѣ. О, нѣтъ! я не была бы такъ эгоистична.

— Такъ по какой же причинѣ?

— Потому что я считаю записаннымъ на небесахъ, что вы будете женою Освальда.

— Стало быть, на небесахъ записано несправедливо, сказала Вайолетъ, вставая и отходя.

Между тѣмъ Финіасъ былъ очень несчастенъ дома. Когда онъ дошелъ до своей квартиры по выходѣ изъ парламента, послѣ своего краткаго разговора съ Монкомъ, онъ старался утѣшить себя тѣмъ, что Монкъ сказалъ ему. Нѣсколько времена, пока онъ шелъ, слова Монка доставляли ему утѣшеніе. Моикъ былъ очень опытенъ и, безъ сомнѣнія, зналъ что говорилъ, — слѣдовательно, еще могла быть надежда. Но вся эта надежда исчезла, когда Финіасъ пришелъ домой. Тамъ ему пришла въ голову мысль, что ему нечего засѣдать въ парламентѣ, что онъ самозванецъ и что онъ никогда не оправдается даже передъ самимъ собою, пока не совершитъ какой-нибудь поступокъ страшнаго самоуниженія. Онъ обманулъ Квинтуса Слайда, принявъ приглашеніе перейти къ нимъ. Онъ обманулъ лэди Лору, заставивъ ее думать, что онъ способенъ жить съ нею. Онъ обманулъ Вайолетъ Эффингамъ, притворившись, будто можетъ сдѣлаться пріятнымъ для нея. Онъ обманулъ лорда Чильтерна, катаясь на его лошадяхъ и дѣлая видъ, будто онъ приличный товарищъ для богатаго человѣка. А каковъ былъ его доходъ? Каково было его происхожденіе? Его настоящее положеніе? А теперь онъ получилъ награду, которую заслуживаютъ всѣ обманщики. Тутъ онъ легъ въ постель и все думалъ о Мэри Флудъ Джонсъ. Еслибъ онъ далъ слово Мэри, а потомъ трудился бы какъ рабъ подъ покровительствомъ Ло, онъ не былъ бы обманщикомъ. Ему казалось, что онъ только что заснулъ, когда служанка вошла къ нему въ комнату.

— Сэръ, сказала она: — пришелъ этотъ господинъ.

— Какой господинъ?

— Старый.

Тутъ Финіасъ узналъ, что Клэрксонъ сидитъ въ его гостиной и не уйдетъ, пока не увидитъ хозяина этой квартиры. Финіасъ былъ почти убѣжденъ, что Клэрксонъ войдетъ въ его спальную, если онъ заставитъ его долго ждать.

— Чортъ побери этого старика! съ гнѣвомъ сказалъ Финіасъ, и служанка слышала, какъ онъ сказалъ это.

Черезъ двадцать минутъ онъ вышелъ въ гостиную въ туфляхъ и шлафрокѣ, съ черной тучей на лбу и почти рѣшившись вытолкать Клэрксона изъ комнаты. Кларксонъ, когда увидѣлъ его, уткнулъ подбородокъ въ свой бѣлый галстухъ, какъ онъ имѣлъ привычку, приложилъ большой указательный палецъ къ губамъ и потомъ покачалъ головой.

— Очень дурно, мистеръ Финнъ, очень дурно; очень дурно, неправдали?

— Очень дурно то, что вы приходите сюда во всякое время, сказалъ Финіасъ.

— А куда же мнѣ идти? Вамъ будетъ пріятнѣе видѣть меня въ парламентской передней?

— Сказать вамъ по правдѣ, мистеръ Клэрксонъ, я не желаю видѣть васъ нигдѣ.

— Да, вѣроятно! Такъ вотъ что вы парламентскіе называете честностью! Вы взяли мои деньги, а потомъ говорите, что не хотите меня видѣть.

— Я вашихъ денегъ не бралъ, сказалъ Финіасъ.

— Но позвольте мнѣ сказать вамъ, продолжалъ Клэрксонъ: — что я желаю васъ видѣть и буду приходить къ вамъ до-тѣхъ-поръ, пока вы не заплатите мнѣ.

— Я вашихъ денегъ не бралъ, повторилъ Финіасъ.

Клэрксонъ улыбнулся.

— Мистеръ Финнъ, сказалъ онъ, показывая вексель: — это ваше имя?

— Да, мое.

— Когда такъ, я требую моихъ денегъ.

— У меня денегъ нѣтъ.

— Будьте акуратны. Для чего вы неаккуратны? Я все сдѣлаю для васъ, если вы будете акуратны.

Говоря это, Клэрксонъ сѣлъ па стулъ, приготовленный для завтрака нашего героя, и отрѣзавъ ломоть хлѣба, преспокойно началъ намазывать его масломъ.

— Мистеръ Клэрксонъ, сказалъ Финіасъ: — я не могу просить васъ завтракать здѣсь. Я далъ слово быть въ другомъ мѣстѣ.

— Я все-таки съѣмъ кусочекъ хлѣба съ масломъ, отвѣчалъ Клэрксопъ. — Гдѣ вы покупаете масло? Я могу назвать вамъ женщину, которая продаетъ вамъ и дешевле и гораздо лучше этого. Это просто сало. Прислать ее къ вамъ?

— Нѣтъ, сказалъ Финіасъ.

Чай былъ не готовъ и потому Клэрксонъ вылилъ молоко въ чашку и выпилъ.

— Послѣ этого, сказалъ Финіасъ: — мистеръ Клэрксонъ, я долженъ просить васъ никогда не приходить ко мнѣ. Меня никогда нe будетъ для васъ дома.

— Парламентская передняя для меня все-равно, возразилъ Клэрксонъ: — тамъ знаютъ меня хорошо. И я желаю, чтобы вы были акуратны, и тогда мы будемъ лучшими друзьями.

Послѣ этого Кларксонъ, кончивъ кусокъ хлѣба съ масломъ, ушелъ.

Глава XXVIII. Второе чтеніе

Пренія о баллотировкѣ продолжались цѣлую недѣлю. Лордъ Брентфордъ, любившій свое мѣсто въ министерствѣ даже болѣе чѣмъ любилъ свой городокъ, слишкомъ мрачно смотрѣлъ на этотъ предметъ, когда говорилъ о двадцати-семи измѣнникахъ и о томъ, что билль будетъ потерянъ. Люди, лучше его способные разсчитывать такія вещи — Бонтины и Фицджибоны, а болѣе всего Рэтлеры и Роби — каждый день составляли списокъ то изъ трехъ именъ въ одну сторону, то изь двухъ въ другую, и наконецъ кончившійся только единицами. Они всѣ единогласно утверждали, что голоса раздѣлятся почти поровну. Сдѣлано было большое усиліе закрыть пренія въ пятницу, но оно неудалось и пренія были перенесены на понедѣльникъ. Въ это утро Фииіасъ слышалъ, какъ Рэтлеръ говорилъ въ клубѣ, что раздѣленіе голосовъ представляетъ хорошую цѣль для пари.

— Въ палатѣ есть два сомнительныхъ человѣка, говорилъ Рэтлеръ: — и если одинъ подастъ голосъ въ одну сторону, а другой въ другую, или они не подадутъ голоса совсѣмъ, тогда все обойдется мирно.

Роби, предводитель другой стороны, однако былъ совершенно убѣжденъ, что хотя по-крайней мѣрѣ одинъ изъ этихъ господъ перейдетъ на его сторону, и что другой не перейдетъ на сторону Рэтлера. Я готовъ думать, что городъ вообще болѣе вѣрилъ вѣрности разсчета Роби, чѣмъ Рэтлера, но нѣкоторые держали пари и остались не при чемъ, потому что раздѣленіе голосовъ оказалось равное, а предсѣдатель подалъ голосъ въ пользу правительства. Билль прочли во второй разъ, но Роби объявилъ, что даже Мильдмэй ничего не можетъ сдѣлать, когда его поддерживаетъ только голосъ предсѣдателя. Мильдмэй, безъ сомнѣнія, чувствовалъ, что онъ не могъ продолжать съ своимъ биллемъ съ той минуты, какъ Тёрнбёлль объявилъ себя противъ него, но онъ не могъ взять свой билль назадъ изъ уваженія къ мнѣнію Тёрнбёлля.

Въ эту недѣлю у Финіаса руки были достаточно полны. Два раза въ недѣлю онъ бывалъ въ комитетѣ, но еще чаще былъ въ конторѣ «Знамени». Бёнсъ рѣшительно объявилъ свое намѣреніе тягаться съ полиціей за несправедливый арестъ, даже еслибы ему пришлось истратить все свое состояніе до послѣдняго шиллинга. А когда его жена въ присутствіи Финіаса просила предать прошлое забвенію, напоминая ему, что пролитаго молока воротить нельзя, онъ назвалъ ее малодушною женщиной, Тогда мистриссъ Бёнсъ залилась слезами и сказала своему любимому жильцу, что все ея спокойствіе на свѣтѣ рушилось. Финіасъ совѣтовалъ своему хозяину оставить деньги въ карманѣ и предоставить «Знамени» вести войну — эта газета, по-крайней-мѣрѣ, будетъ вести ее экономно. Но Бёнсъ, хотя восхищался «Знаменемъ», хотѣлъ непремѣнно вести дѣло судомъ — и я боюсь, что въ этомъ намѣреніи Слайдъ поощрялъ его за спиною его болѣе благоразумнаго друга Финіаса Финна.

Финіасъ ходилъ съ Бёнсомъ къ Ло и тамъ получилъ очень хорошій совѣтъ.

— Спросили ли вы сами себя, какая ваша цѣль, мастеръ Бёнсъ? сказалъ ему Ло.

Бёнсъ объявилъ, что онъ задавалъ себѣ этотъ вопросъ и отвѣтилъ на него. Его цѣль — удовлетвореніе.

— Въ видѣ вознагражденія вамъ? спросилъ Ло.

Нѣтъ, Бёнсъ не хотѣлъ никакого личнаго вознагражденія. Удовлетвореніе, котораго онъ желалъ, состояло въ наказанія этого человѣка.

— Это изъ мщенія? спросилъ Ло.

Нѣтъ, Бёнсъ увѣрялъ, что это не изъ мщенія.

— Оно и не слѣдуетъ, продолжалъ Ло: — потому что хотя вы думаете, что этотъ человѣкъ превысилъ свою обязанность, вы должны чувствовать, что онъ сдѣлалъ это не азъ личнаго недоброжелательства къ вамъ.

— Я желаю только того, чтобъ эти люди знали свои мѣста, отвѣчалъ Бёнсъ.

— Именно — н поэтому, когда случаются такія вещи, о нихъ упоминается и въ печати и въ парламентѣ — и на нихъ обращается вниманіе министра. Слава Богу, у насъ въ Англіи не часто случаются эти вещи.

— Можетъ быть, ихъ будетъ больше, если мы ее станемъ за этимъ смотрѣть, сердито сказалъ Бёнсъ.

— Мы всегда за этимъ смотримъ, сказалъ Ло: — смотримъ за этимъ очень старательно. Но я не думаю, чтобы можно было сдѣлать что-нибудь въ этомъ отношеніи, жалуясь на одного человѣка, поведеніе котораго было уже одобрено судьями. Если вамъ необходима извѣстность, мистеръ Бёнсъ, и если вы не смотрите на издержки, или не платитъ ли за нихъ кто-нибудь другой, тогда…

— За нихъ никто не заплатитъ, сказалъ Бёнсъ, начиная сердиться.

— Тогда на вашемъ мѣстѣ я самъ не заплатилъ бы, сказалъ Ло.

Но Бёнса никакъ нельзя было отговорить. Когда онъ вышелъ на сквэръ съ Финіасомъ, онъ выражалъ большой гнѣвъ противъ Ло.

— Онъ не понимаетъ, что значитъ патріотизмъ. Говоритъ мнѣ объ извѣстности! Если человѣкъ выкажетъ хоть искру общественнаго чувства, это все честолюбіе. Мнѣ извѣстность не нужна. Я хочу спокойно ѣсть свой хлѣбъ и хочу, чтобы меня оставили въ покоѣ заниматься своимъ дѣломъ. Я плачу подать въ полицію, чтобы она смотрѣла за мошенниками, а не для того, чтобы запирала въ тюрьму честныхъ людей, которые дѣлаютъ то, па что они имѣютъ законное право.

Послѣ этого Бёнсъ пошелъ къ своему стряпчему, а Финіасъ въ контору «Знамени». Тамъ онъ написалъ передовую статью о дѣлѣ Бёнса, за которую въ надлежащее время получилъ гинею. Можетъ быть, въ этомъ отношеніи «Знамя» сдѣлаетъ для него больше чѣмъ парламентъ. Однако Слайдъ и другой господинъ гораздо старше Слайда, который рекомендовался главнымъ редакторомъ, желали, чтобы Финіасъ перемѣнилъ свое мнѣніе насчетъ балотировки. Финіасъ утверждалъ съ твердостью, что это невозможно, и поэтому долженъ былъ ограничить свои статьи такими предметами, въ которыхъ его мнѣнія согласовались съ мнѣніемъ редактора «Знамени». Это была его вторая статья, и редакторъ, повидимому, думалъ, что несмотря на его отсталый взглядъ па баллотировку, онъ былъ слишкомъ полезенъ, чтобы имъ пренебрегать. Членъ парламента теперь совсѣмъ уже не то, чѣмъ онъ былъ прежде, но все-таки въ буквахъ, предшествующихъ его имени, есть какое-то очарованіе, заставляющее его казаться выше другихъ людей. Вступите въ парламентъ хоть депутатомъ отъ Лофшэна, и «Знамя» будетъ радо вашей помощи. Финіасъ написалъ свою статью я обѣщалъ зайти опять. Квинтусъ Слайдъ продолжалъ увѣрять его, что для него необходимъ органъ, и Финіасъ началъ приспособлять свой слухъ къ звукамъ, которые сначала были для него непріятны. Онъ узналъ, что его новый знакомый мистеръ Слайдъ намѣревался вступить въ парламентъ когда-нибудь.

— Я всегда смотрѣлъ на парламентъ, какъ па мою устрицу, и вотъ моя шпага! говорилъ Слайдъ, махая старымъ гусинымъ перомъ.

Тогда Финіасъ спросилъ его, имѣетъ ли онъ какія-нибудь идеи о составѣ нижней палаты; на это Слайдъ отвѣчалъ, что онъ не имѣетъ никакого опредѣленнаго намѣренія. Многія мѣстечки однако освободятся отъ аристократическаго вліянія новымъ распредѣленіемъ мѣстъ, что произойдетъ, какъ Слайдъ объявлялъ, въ слѣдующую сессію. Онъ назвалъ Луфтонъ, и Финіасъ Финнъ, думая о Сольсби, думая о графѣ, думая о лэди Лорѣ и думая о Вайолетъ, ушелъ съ отвращеніемъ. Не лучше ли будетъ, чтобы этотъ спокойный городокъ, пріютившись около стѣнъ Сольсби, остался такимъ, каковъ онъ теперь, чѣмъ былъ бы зараженъ присутствіемъ Квинтуса Слайда?

Въ послѣдній день преній, за нѣсколько минутъ до четырехъ часовъ, съ Финіасомъ случилось новое ужасное несчастье. Въ передней парламента его взялъ за пуговицу Баррингтонъ Ирль и говорилъ что-то о раздѣленіи голосовъ. Они стояли прямо передъ дверью, окруженные толпою членовъ. Финіасъ отвѣчалъ Ирлю, когда кто-то дотронулся до руки его, и онъ обернувшись увидалъ Клэрксона.

— Насчетъ этого векселя, мистеръ Финнъ, сказалъ этотъ противный человѣкъ, уткнувъ подбородокъ въ бѣлый галстухъ. — У васъ на квартирѣ мнѣ всегда говорятъ, что васъ нѣтъ дома.

Въ это время полисмэнъ объяснялъ Клэрксону, что онъ не долженъ тутъ стоять, долженъ отойти въ сторону, въ уголъ.

— Все знаю, сказалъ Клэрксонъ, отходя: — знаю. Но что же дѣлать человѣку, когда его не принимаютъ дома?

Клэрксонъ спокойно сталъ въ уголъ, не давъ полисмэну случай поступить съ нимъ насильственно, по отходя говорилъ громко, и голоса вокругъ притихли и, по-крайпей-мѣрѣ, членовъ двадцать слышали, что онъ сказалъ. Финіасъ Финнъ конечно пользовался привилегіей члена парламента, но Клэрксонъ рѣшилъ, что эта привилегія принесетъ ему какъ можно менѣе пользы.

Это было очень непріятно. Настоящій виновный, сынъ пэра, занимавшій должность казначея съ жалованьемъ въ тысячу фунтовъ, не подвергался такому преслѣдованію. Финіасъ не бралъ ни фартинга ни отъ кого кромѣ какъ отъ отца, и долженъ былъ терпѣть непріятности по милости своего пріятеля Фицджибона. Онъ оставилъ Баррингтона Ирля и поспѣшилъ въ палату, краснѣя до ушей. Онъ посмотрѣлъ, сидитъ ли Фицджибонъ на своемъ мѣстѣ; по его еще не было. Безъ сомнѣнія, онъ придетъ и Финіасъ рѣшилъ, что онъ не дастъ ему уйти, не высказавъ ему прямо своихъ мыслей.

Въ этотъ вечеръ говорилось не много важныхъ рѣчей. Прочли во второй разъ билль Мильдмэя, какъ я уже сказалъ прежде, вслѣдствіе голоса, поданнаго предсѣдателемъ, но относительно большинства это равнялось пораженію.

Разумѣется, въ этотъ вечеръ не было объявлено, что сдѣлаютъ министры. Безъ собранія въ министерствѣ, безъ дальнѣйшаго соображенія, хотя каждый зналъ, что билль будетъ взятъ назадъ, они не могли сказать, какъ они будутъ дѣйствовать.

Финіасъ видѣлъ, какъ Лоренсъ Фицджибонъ вошелъ въ парламентъ — очень поздно. Безъ сомнѣнія, онъ обѣдалъ въ парламентѣ и провелъ весь вечеръ въ библіотекѣ или въ курительной комнатѣ. Финіасъ былъ возлѣ него, когда выходили въ переднюю, и возлѣ него опять, когда всѣ воротились въ палату. Но до послѣдней минуты Финіасъ думалъ, что онъ не поймаетъ свою добычу. Въ толпѣ, когда они выходили изъ парламента, ему не удалось положить руку на плечо своего пріятеля, но онъ поторопился выйти и у воротъ парламента нагналъ Фицджибона, который шелъ подъ руку съ Баррингтономъ Ирлемъ.

— Лоренсъ, сказалъ онъ, рѣшительно схвативъ за руку своего соотечественника: — я хочу поговорить съ вами нѣсколько минутъ.

— Говорите, сказалъ Лоренсъ.

Тогда Финіасъ, взглянувъ ему въ лицо, увидалъ очень хорошо, что онъ, какъ говорится въ свѣтѣ, пообѣдалъ. Финіасъ вспомнилъ въ эту минуту, что Баррингтонъ Ирль былъ возлѣ него, когда гнусный заимодавецъ дотронулся до руки его и упомянулъ о векселѣ. Онъ очень желалъ растолковать Ирлю, что это не его долгъ — что онъ находится въ рукахъ ростовщика не за себя. Но все-таки въ немъ было чувство — еще было — дружбы къ Фицджибону.

— Дайте мнѣ вашу руку и пойдемте со мною на минуту, сказалъ Финіасъ: — Ирль извинитъ насъ.

— О, что это съ вами? сказалъ Лоренсъ: — я не гожусь для совѣщаній глазъ-на-глазъ въ три часа утра.

— Я ужасно былъ раздосадованъ сегодня, сказалъ Финіасъ: — и желаю поговорить съ вами.

— Ей-Богу, Финнъ, многіе изъ насъ бываютъ раздосадованы; неправдали, Баррингтонъ?

Финіасъ примѣтилъ, что хотя Фицджибонъ обѣдалъ, въ словахъ его ясно было столько же лукавства, сколько и вина, и рѣшился не покориться такому дурному обращенію.

— Моя досада происходить отъ вашего пріятеля Кларксона, который имѣлъ дерзость обратиться ко мнѣ въ парламентѣ.

— И подѣломъ вамъ, Финнъ. Онъ все мнѣ разсказалъ. Нѣтъ въ свѣтѣ такого терпѣливаго человѣка, какъ Клэрксонъ, если только ему позволить поступать по-своему. Онъ будетъ приходить три раза въ недѣлю весь сезонъ и не сдѣлаетъ ничего больше. Разумѣется, ему непріятно, когда его выгоняютъ.

— Это тотъ господинъ, съ которымъ полисмэнъ говорилъ въ передней? спросилъ Ирль.

— Проклятый кредиторъ, съ которымъ вотъ этотъ нашъ пріятель познакомилъ меня для собственной своей цѣли, отвѣчалъ Финіасъ.

— Человѣкъ самой благородной наружности, сказалъ Лоренсъ: — навѣрно Баррингтонъ его знаетъ. Послушайте, Финнъ, мой милый, воспользуйтесь моимъ совѣтомъ. Пригласите его завтракать и дайте ему понять, что вашъ домъ всегда будетъ для него открытъ.

Послѣ этого Лоренсъ Фицджибонъ и Баррингтонъ Ирль сѣли вмѣстѣ въ кэбъ и уѣхали.

Глава XXIX. Совѣщаніе министровъ

Теперь помогутъ ли мнѣ музы, когда я запою совершенію другую пѣсню? Во вторникъ министры собрались на совѣщаніе въ офиціальной резиденціи перваго лорда въ улицѣ Доунингъ, и я постараюсь описать, что происходило или могло происходить въ такомъ важномъ случаѣ.

Комната большая, мрачная, съ турецкимъ ковромъ, съ обѣденнымъ столомъ краснаго дерева, съ очень тяжелыми рѣзными ножками. Старый вѣстовой приготовлялъ эту комнату въ два часа пополудни для министровъ ея величества. Столъ этотъ быль бы довольно великъ для четырнадцати человѣкъ и вдоль стѣны подальше отъ камина было поставлено шесть тяжелыхъ стульевъ — хорошихъ спокойныхъ стульевъ — но къ той сторонѣ, которая была ближе къ камину, стулья были поставлены неправильно и стояли также четыре кресла — два съ одной стороны и два съ другой. Въ комнатѣ было четыре окна, выходившія на Сэн-Джэмскiй паркъ; занавѣси у этихъ окопъ были темны и тяжелы — какъ приличествовало важности цѣлей, для которыхъ была назначена эта комната. Въ прежніе дни это была столовая одного перваго министра за другимъ. Для Пита это было жилищемъ его собственныхъ пенатовъ и лордъ Ливерпуль тутъ скучалъ среди своихъ скучныхъ друзей много долгихъ лѣтъ. Министры настоящаго времени находятъ удобнѣе жить въ частныхъ домахъ. Но при Мильдмэѣ собранія всегда происходили въ старой комнатѣ оффиціальной резиденціи. Три раза престарѣлый вѣстовой передвигалъ каждое кресло то немножко такъ, то немножко этакъ, а потомъ смотрѣлъ на нихъ такъ, какъ будто направленіе предстоявшаго собранія могло зависѣть отъ удобнаго положенія его главныхъ членовъ. Если Мильдмэю будетъ совсѣмъ удобно, если онъ будетъ слышать, что говорятъ, не напрягая слухъ, будетъ ясно видѣть лица своихъ товарищей и чувствовать теплоту огня, не сожигая своихъ колѣнъ, можетъ быть онъ не захочетъ выдти въ отставку. Если такъ, то какъ важно было дѣло, ввѣренное теперь рукамъ этого престарѣлаго вѣстового! Когда его заботливые глаза осмотрѣли вокругъ комнаты разъ шесть, когда онъ дотронулся до каждой занавѣски, положилъ руку на каждый стулъ, убралъ бумаги, лежавшія на боковомъ столикѣ — лежавшія тутъ два года, и на которыя никто не взглянулъ бы — онъ тихо вышелъ и сѣлъ на кресло недалеко отъ двери этой комнаты. Потому что, можетъ быть, необходимо было бы остановить попытку какого-нибудь незванаго посѣтителя въ это тайное совѣщаніе.

Вскорѣ послышался звукъ разныхъ голосовъ въ передней, голосовъ людей, говорившихъ пріятно, голосовъ людей, для которыхъ, судя но ихъ тону, дѣла шли на свѣтѣ хорошо. Потомъ пять человѣкъ вошли въ комнату. Съ перваго взгляда она казались самыми обыкновенными джентльмэнами, какихъ вамъ случалось встрѣчать около Пэлль-Мэлля послѣ полудня. Въ ихъ наружности не было вовсе напыщеннаго достоинства министерскаго положенія. Этотъ низенькій человѣкъ въ сюртукѣ, похожимъ на охотничій, съ зонтикомъ въ рукѣ и безъ перчатокъ, никто иной какъ лордъ-канцлеръ — лордъ Уизилингь — который нажилъ сто тысячъ фунтовъ въ должности главнаго прокурора и считается лучшимъ юристомъ своего вѣка. Ему пятьдесятъ лѣтъ, но на видъ не болѣе сорока, и по наружности его можно бы принять за писаря военнаго министерства, зажиточнаго и очень любимаго своими товарищами. Вслѣдъ за нимъ вошелъ сэр Гэрри Кольдфутъ, тоже стряпчій по профессіи, хотя никогда не занимался практикой. Онъ въ парламентѣ около тридцати лѣтъ и теперь находится въ министерствѣ внутреннихъ дѣлъ. Это дородный, здоровый, сѣдой джентльмэнъ, на лицѣ котораго вовсе не видно заботъ его служебной обязанности. Можетъ быть, ни одному министру такъ же достается отъ печати, и говорятъ будто онъ очень хотѣлъ бы передать какому-нибудь политическому врагу управленіе полиціей и тяжелую обязанность разбирать всѣ уголовныя аппеляціи. За ними идетъ нашъ пріятель Монкъ и сэр-Мармадукъ Монкомбъ канцлеръ ленкэстрскаго графства. Для чего сэр-Мармадукъ всегда былъ помѣщаемъ въ министерствѣ Мильдмэя, никто никогда не зналъ. Какъ канцлеру герцогства ему нечего дѣлать, а еслибъ и было, то онъ не дѣлалъ бы. Онъ рѣдко говоритъ въ парламентѣ и говоритъ нехорошо. Онъ красивый мужчина, или былъ бы, еслибъ не придавалъ величественнаго выраженія своимъ взглядамъ, что придастъ его лицу характеръ напыщенности. Онъ служилъ въ гвардіи въ молодости и поступилъ въ парламентъ когда пересталъ быть молодымъ. Должно предполагать, что Мильдмэй нашелъ въ немъ что-нибудь, потому что онъ былъ включенъ въ три либеральныя министерства одно за другимъ. Онъ вѣроятно обладаетъ добродѣтелью оставаться вѣренъ Мильдмэю и надлежащимъ образомъ покоренъ тому, кого считаетъ выше себя.

Черезъ двѣ минуты пришелъ герцогъ съ Плантадженетомъ Паллизеромъ. Герцогъ Сент-Бёнгэй, какъ всѣмъ извѣстно, былъ главою аристократическихъ старыхъ виговъ. Три раза думали, что онъ будетъ первымъ министромъ, и онъ дѣйствительно могъ бы занять эту должность, еслибъ самъ не зналъ, что онъ неспособенъ къ ней. Съ герцогомъ совѣтовались о составленіи министерствъ въ послѣднія тридцать-пять лѣтъ, и теперь это былъ человѣкъ старый по наружности, суетливый, популярный, умный, добросовѣстный, думавшій серьезно о своей родинѣ и который навѣрно оставитъ послѣ себя память. О немъ говорятъ, что онъ честнѣе своего дяди, который былъ другъ Каннинга, но не такой великій человѣкъ, какъ его дѣдъ, съ которымъ Фоксъ разъ поссорился и котораго Буркъ любилъ. Плантадженетъ Паллизеръ, наслѣдникъ герцогства, былъ младшій канцлеръ казначейства и нѣкоторые государственные люди считали его восходящей звѣздою этого вѣка. Если трудолюбіе, прямота намѣреній и ясность ума могутъ одержать верхъ, то Плэнти Полль, какъ его фамильярно называютъ, можетъ сдѣлаться великимъ министромъ.

Потомъ пришелъ виконтъ Трифтъ, новый лордъ Адмиралтейства, со всею тяжестью новаго желѣзнаго флота на плечахъ. Онъ предпринялъ геркулесовскій подвигъ очистить верфи — и вмѣстѣ съ тѣмъ меньшій трудъ держать на водѣ флотъ, который можетъ считаться его соотечественниками лучшимъ въ свѣтѣ. Онъ думаетъ, что сдѣлаетъ и то и другое, если Мильдмэй не выйдетъ въ отставку; это трудолюбивый, честный, самоотверженный вельможа, работающій неусыпно съ утра до ночи и надѣющійся современемъ заняться важными предметами — перевести Гомера можетъ бить и носить Подвязку.

Позади него шли стальные министры съ уважаемымъ, сѣдоголовымъ первымъ министромъ посреди ихъ. Тамъ былъ Грешэмъ, министръ иностранныхъ дѣлъ, считавшійся величайшимъ ораторомъ въ Европѣ, на чьи плеча по общему мнѣнію должна упасть мантія Мильдмэя — которая впрочемъ будетъ носиться совсѣмъ иначе, чѣмъ носилъ ее мистеръ Мильдмэй, потому что Грешэмъ человѣкъ не имѣющій чувствъ для прошлаго, лишенный историческихъ воспоминаній, почти и памяти, — живущій совершенно въ будущемъ, которое онъ желалъ бы создать сызнова силою своего собственнаго мозга. Между тѣмъ какъ у Мильдмэя даже его любовъ къ реформѣ есть наслѣдственная страсть къ старому либерализму. Съ ними былъ Легджи Уильсонъ, братъ пэра, военный министръ, большой ученый и очень вѣжливый господинъ, очень гордившійся своимъ министерскимъ положеніемъ, но сознававшій, что онъ не заслужилъ его своими политическими трудами. Съ нимъ былъ и лордъ Плинлиммонъ, контролеръ Индіи — изъ всѣхъ трудящихся лордовъ самый благовидный, самый пріятный, самый популярный, говорящій приличныя рѣчи на обѣдахъ, человѣкъ повидимому очень откровенный въ своемъ образѣ жизни, но въ дѣйствительности очень осторожный на каждомъ шагу, знающій хорошо, какъ трудно влѣзать наверхъ и какъ легко упасть.

Мильдмэй вошелъ въ комнату опираясь на руку лорда Плинлиммона, и когда подошелъ къ кресламъ, стоявшимъ на коврѣ передъ каминомъ, другіе министры окружили его съ веселыми лицами и ласковыми вопросами. Потомъ подошелъ нашъ старый пріятель лордъ Брентфордъ, послѣдній — и я сказалъ бы, наименѣе важный, еслибы чьи-нибудь слова могли считаться менѣе значительными въ такомъ собраніи, какъ слова сэр-Мармадука Моркомба, канцлера ланкастерскаго герцогства.

Мильдмэй сѣлъ на одно изъ креселъ, между тѣмъ какъ лордъ Плинлиммонъ облокотился о столь возлѣ его локтя. Грешэмъ всталъ прямо у угла камина, который былъ дальше отъ Мильдмэя, а Паллизерь у угла, который былъ къ нему ближе. Герцогъ сѣлъ на креслѣ по лѣвую руку Мильдмэя. Лордъ Плинлиммонъ, какъ я сказалъ, облокотился о столъ, а лордъ канцлеръ сѣлъ на столъ. Виконтъ Трифтъ и Монкъ заняли стулья на дальней сторонѣ стола ближе къ Мильдмэю, а Легджи Уильсонъ сѣлъ на концѣ стола. Министръ внутреннихъ дѣлъ всталъ передъ лордомъ канцлеромъ, заслоняя его отъ огня, а канцлеръ герцогства, подождавъ нѣсколько минуть какъ бы въ сомнѣніи, занялъ одно изъ порожнихъ креселъ. Молодой лордъ изъ колоній всталъ позади плечъ своего пріятеля министра иностранныхъ дѣлъ, а лордъ Брентфордъ, повертѣвшись нѣсколько времени тревожно, сѣлъ на стулъ позади канцлера герцогства. Такимъ образомъ одно кресло осталось незанятымъ, но болѣе никого не ожидали.

— Это не такъ дурно, какъ я думалъ, сказалъ герцогъ, говоря громко, но особенно обращаясь къ начальнику.

— Довольно дурно, отвѣчалъ Мильдмэй, смѣясь.

— Дѣйствительно довольно дурно, сказалъ сэр-Мармадукъ Моркомбъ безъ смѣха.

— И такой славный билль пропалъ! сказалъ лордъ Плинлиммонъ. Хуже всего то въ этихъ неудачахъ, что тотъ же самый билль нельзя предъявить опять.

— Такъ что если пропавшій билль былъ лучшій, то тотъ билль, который не пропадетъ, долженъ быть хуже, сказалъ лордъ канцлеръ.

— Я думалъ, что послѣ преній передъ Пасхой у насъ не будетъ неудачи насчетъ баллотировки, сказалъ Мильдмэй.

— Это уже готовилось давно, сказалъ Грешэмъ, который движеніемъ руки и сжатыми губами удержалъ слова, едва де произнесенныя и которыя вѣроятно не были бы очень лестны для Тёрнбёлля.

Тутъ онъ повернулся и сказалъ что-то лорду Кэнтрипу, чего никто другой въ комнатѣ не слыхалъ. Достойно замѣчанія однако, что имя Тёрнбёлля ни разу не было громко произнесено въ этомъ собраніи.

— Я боялся, что это готовится давно, серьёзно сказалъ сэр-Мармадукъ Моркомбъ.

Надо же намъ, господа, принимать то, что мы получаемъ, сказалъ Мильдмэй, все улыбаясь. — А теперь мы должны сообразить что мы должны сдѣлать тотчасъ.

Потомъ онъ остановился, какъ бы ожидая, что товарищи одинъ за другимъ станутъ подавать ему совѣты. Но совѣта никто не подавалъ, и вѣроятно Мильдмэй вовсе этого не ожидалъ.

— Разумѣется, мы не можемъ остаться въ такомъ положеніи, сказалъ герцогъ.

Герцогъ имѣлъ привилегію сказать это. Но хотя всѣ въ комнатѣ знали, что такъ должно быть, никто кромѣ герцога не сказалъ бы это прежде, чѣмъ Мильдмэй выскажется прямо.

— Нѣтъ, сказалъ Мильдмэй: — я полагаю, что мы не можемъ оставаться въ такомъ положеніи. И вѣроятно, никто изъ насъ не желаетъ этого, господа?

Тутъ онъ оглянулся на своихъ сослуживцевъ и они выразили согласіе, хотя никто не сказалъ ни слова. Звукъ сэр-Мармадука Моркомба былъ громче другихъ, но и у него это было не болѣе ворчанія.

— Мы должны сообразить два обстоятельства, продолжалъ Мильдмэй — и хотя онъ говорилъ очень тихо, всѣ присутствующіе слышали каждое слово: — то-есть два главныхъ обстоятельства: трудъ для страны и спокойствіе для королевы. Я намѣренъ видѣться съ ея величествомъ сегодня въ пять часовъ — тоесть черезъ два часа — и надѣюсь, что буду имѣть возможность сказать въ Палатѣ въ семь часовъ, что произойдетъ между ея величествомъ о мною. Другъ мой его свѣтлость сдѣлаетъ тоже въ палатѣ лордовъ. Если вы согласны со мною, господа, я объясню королевѣ, что благосостояніе страны требуетъ, чтобы мы не оставались па нашихъ мѣстахъ, и передамъ ваши отставки и мою въ руки ея величества.

— Посовѣтуйте ея величеству послать за лордомъ Террье, сказалъ Грешэмъ.

— Конечно, больше мнѣ нечего дѣлать.

— И ей, сказалъ Грешэмъ.

На это замѣчаніе никто не отвѣчалъ, по изъ находившихся въ комнатѣ три или четыре самыхъ опытныхъ служителей короны почувствовали, что Грешэмъ поступилъ неосторожно. Герцогъ, всегда боявшійся Грешэма, говорилъ послѣ Паллизеру, что ему не слѣдовало дѣлать этого замѣчанія; сэръ Генри Кольдфутъ тревожно размышлялъ объ этомъ, а сэр-Мармадукъ Моркомбъ спросилъ Мильдмэя, что онъ объ этомъ думаетъ.

— Времена такъ перемѣняются, а съ временами и чувства людей, сказалъ Мильдмэй.

Но я сомнѣваюсь, понялъ ли его сэр-Мармадукъ.

Въ комнатѣ наступило молчаніе минуты на двѣ послѣ словъ Грешэма, а потомъ Мильдмэй опять обратился къ своимъ друзьямъ.

— Разумѣется, можетъ быть лордъ де-Террье, будетъ предвидѣть затрудненія, или найдетъ затрудненія, которыя принудятъ его, или тотчасъ, или впослѣдствіи, отказаться отъ обязанности, которую ея величество, вѣроятно, будетъ предлагать ему. Безъ сомнѣнія, всѣмъ изъ насъ извѣстно, что правительственныя дѣла задача не легкая, и ее не дѣлаетъ легче отсутствіе большинства голосовъ въ нижней палатѣ.

— Я полагаю, онъ распуститъ парламентъ, сказалъ герцогъ.

— Я думалъ бы такъ, сказалъ Мильдмэй. — Но очень можетъ быть, что ея величество сочтетъ себя обязанной послать за кѣмъ-нибудь изъ насъ — зa мною напримѣръ, или за моимъ другомъ герцогомъ. Вѣроятно, она будетъ руководствоваться тѣмъ, что лордъ де-Террье предложилъ ей. Если спросятъ меня, я скажу, что мы должны занять наши мѣста до окончаніи сессіи, а потомъ распустимъ парламентъ и такимъ образомъ удостовѣримся въ мнѣніи страны. Въ такомъ случаѣ однако мы должны собраться опять.

— Я думаю, что мистеръ Мильдмэй предлагаетъ самое лучшее, сказалъ герцогъ, который безъ сомнѣнія уже разсуждалъ объ этомъ прежде съ своимъ другомъ первымъ министромъ.

Никто не сказалъ ни слова въ опроверженіе и совѣщаніе кончилось. Старый вѣстовой, спавшій па своемъ креслѣ, всталъ и поклонился министрамъ, когда они шли мимо него, а потомъ пошелъ переставлять стулья.

— Онъ такъ же думаетъ выходить въ отставку, какъ мы съ вами, сказалъ лордъ Кэнтрипъ своему товарищу Грешэму, когда они шли подъ руку по Сент-Джэмскому парку къ клубу.

— Я не знаю навѣрно, не правъ ли онъ, сказалъ Грешэмъ.

— Относительно себя или страны? спросилъ лордъ Кэнтрипъ.

— Относительно своей будущей славы. Тѣ, которые выходятъ въ отставку, всегда теряютъ черезъ это. Цинцинатъ опять былъ призванъ и Карлъ У почувствовалъ, что онъ поступилъ сумасбродно.

Они, вѣроятно, говорили о Мильдмэѣ. Монкъ шелъ домой одинъ съ чувствомъ разочарованія въ сердцѣ, заставлявшимъ его спрашивать себя, не правъ ли былъ Тёрнбёлль, упрекая его за то, что онъ присоединился къ правительству. Но это происходило не отъ отставки Мильдмэя, а отъ убѣжденія Монка, что онъ мало способствовалъ къ благосостоянію страны, участвуя въ министерствѣ Мильдмэя.

Глава XXX. Счастье Кеннеди

Послѣ совѣщанія министровъ, которое авторъ осмѣлился обрисовать слегка въ послѣдней главѣ, у королевы сначала былъ Мильдмэй, потомъ лордъ де-Террье, потомъ Мильдмэй и герцогъ вмѣстѣ, а потомъ опять лордъ де-Террье; были различныя объясненiя въ парламентѣ; соперники били очень вѣжливы другъ къ другу и кончилось тѣмъ, что всѣ остались на своихъ мѣстахъ. Единственная перемѣна было удаленіе сэр-Мармадука Моркомба, который сдѣлался пэромъ, и Кеннеди былъ выбранъ на его мѣсто въ министерствѣ. Кеннеди во время послѣднихъ преній сказалъ одну изъ тѣхъ рѣчей, которыя онъ говорилъ изрѣдка и которыя составили ему репутацію въ парламентѣ; но все-таки всѣ выражали величайшее удивленіе и никто не могъ понять, почему Кеннеди былъ сдѣланъ министромъ.

— Невозможно сказать доволенъ онъ или нѣтъ, говорила о немъ Финіасу лэди Лора: — я разумѣется довольна.

— Его честолюбіе должно бить удовлетворено, сказалъ Финіасъ.

— Должно, если оно у него есть, сказала лэди Лора.

— Я не вѣрю, чтобы у мужчинъ не было честолюбія.

— Это трудно сказать. Есть люди, которые не раскрываютъ своего сердца, и мой мужъ принадлежитъ къ ихъ числу. Онъ сказалъ мнѣ, что ему неприлично было бы отказаться, и вотъ все что онъ сказалъ мнѣ объ этомъ.

Всѣ министры остались на мѣстахъ, но сдѣлали это какъ будто для дальнѣйшаго испытанія. Мильдмэй сдѣлалъ такъ, какъ сказалъ своимъ сослуживцамъ въ совѣщаніи. Прежде чѣмъ кончились всѣ эти объясненія и поѣздки, апрѣль прошелъ и наступали праздники Троицы и Духова дня. Но мало было сдѣлано въ эту сессію, и какъ Мильдмэй не разъ говорилъ въ палатѣ, страна пострадаетъ, если королева распуститъ парламентъ въ этотъ періодъ года. Старые министры будутъ продолжать заниматься дѣлами страны, такъ какъ лордъ де-Террье съ своими послѣдователями отказался взять дѣла въ свои руки, и по окончаніи сессіи, которая будетъ какъ можно короче, состоятся новые выборы. Это была программа Мильдмэя и никто не смѣлъ громко жаловаться на нее.

Тёрнбёлль однако сказалъ нѣсколько словъ въ предостереженіе Мильдмэйю, что онъ потерялъ свой билль, хорошій въ другихъ отношеніяхъ, оттого что отказался включить баллотировку. Пусть онъ обѣщаетъ быть благоразумнымъ впередъ и повиноваться выраженнымъ желаніямъ страны, и все пойдетъ для него хорошо. Въ отвѣтъ на это Мильдмэй объявилъ, что страна не изъявляла подобнаго желанія, но если при новыхъ выборахъ покажутъ, что баллотировка дѣйствительно желается, то онъ тотчасъ передастъ исполненіе этого желанія въ болѣе способныя и молодыя руки. Тёрнбёлль остался совершенно доволенъ отвѣтомъ министра и сказалъ, что наступающіе выборы покажутъ, кто былъ правъ, онъ или Мильдмэй.

Многіе, и между ними его сослуживцы, думали, что Мильдмэй поступилъ неосторожно.

— Никто не долженъ давать обѣщанія ни въ чемъ, сказалъ сэр-Генри Кольдфутъ герцогу.

Герцогъ, который быль очень вѣренъ Мильдмэю, не отвѣчалъ на это, но даже онъ думалъ, что его старый другъ слишкомъ опрометчиво далъ обѣщаніе. По обѣщаніе было дано и нѣкоторые уже начали пользоваться этимъ. «Въ Знамени» появлялась статья за статьей, убѣждавшая членовъ парламента воспользоваться словами перваго министра и показать прямо при избирательствѣ, что баллотировка желается.

— Вамъ лучше перейти къ намъ, мистеръ Финнъ, право лучше, говорилъ Слайдъ. — Теперь пора показать, что вы другъ народа. Вы сдѣлаете это рано или поздно. Перейдите къ намъ и мы будемъ вашимъ органомъ.

Но въ это время Финіасу уже не такъ нравился Квинтусъ Слайдъ, потому что онъ находился въ болѣе тѣсныхъ сношеніяхъ съ людьми, которые въ своемъ образѣ жизни и въ способахъ выраженія совсѣмъ не походили на Квинтуса Слайда. Совѣтъ этомъ былъ поданъ ему въ концѣ мая, а въ то время лордъ Чильтернъ жилъ у него на квартирѣ въ Марльбороской улицѣ. Миссъ Пунцфутъ на время оставила свою квартиру въ нервомъ этажѣ и лордъ съ переломанными костями удостоилъ занять ее.

— Не знаю, пріятно ли мнѣ имѣть лорда, сказалъ Бёнсъ женѣ.

— Скоро кончится тѣмъ, что ты ее будешь любить никакихъ приличныхъ жильцовъ, сказала мистриссъ Бёнсъ: — но я и спрашивать-то тебя не стану. Ты столько потратилъ денегъ на твое грязное дѣло съ судомъ, что кому-нибудь слѣдуетъ заработать кое-что дома.

Много было разсужденій о томъ, чтобы привезти лорда Чильтерна въ Лондонъ, и во всѣхъ этихъ разсужденіяхъ участвовалъ Финіасъ. Лордъ Брентфордъ думалъ, что его сыну лучше остаться въ Уиллингфордѣ, и хотя онъ сказалъ, что комнаты въ его домѣ въ распоряженіи сына, если онъ вздумаетъ пріѣхать въ Лондонъ, все-таки онъ говорилъ это такимъ образомъ, что Финіасъ, ѣздившій въ Уиллингфордъ, не могъ сказать своему другу, что его примутъ охотно на Портсмэнскомъ сквэрѣ.

— Мнѣ кажется, я совсѣмъ перестану тамъ бывать, сказалъ лордъ Чильтернъ. — Отецъ мой надоѣдаетъ мнѣ всѣмъ, что онъ дѣлаетъ и говоритъ, а я надоѣдаю ему тѣмъ, что не говорю и не дѣлаю ничего.

Потомъ онъ получилъ приглашеніе отъ лэди Лоры и Кеннеди, не пріѣдетъ ли онъ на Гросвенорскую площадь. Лэди Лора очень его уговаривала, хотя Кеннеди далъ только холодное согласіе. Но лордъ Чильтернъ не хотѣлъ объ этомъ слышать.

Для того, чтобы я пріѣхалъ въ домъ отца моего, есть нѣкоторыя причины, сказалъ онъ: — хотя мы съ нимъ не лучшіе друзья на свѣтѣ, но нѣтъ никакихъ причинъ, чтобы я переѣхалъ въ домъ человѣка, котораго я такъ ненавижу, какъ Роберта Кеннеди.

Дѣло было рѣшено вышесказаннымъ образомъ. Квартира миссъ Пунцфутъ была приготовлена для него въ домѣ Бёнса и Финіасъ съѣздилъ въ Уиллингфордъ и привезъ его.

— Я продалъ Сорви-Голова, сказалъ лордъ Чильтернъ: — одному молодому человѣку, шея котораго непремѣнно сдѣлается жертвою, если онъ вздумаетъ ѣздить на немъ. Я подарилъ бы его вамъ, Финіасъ, только вы не знали бы, что съ нимъ дѣлать.

Когда лордъ Чильтернъ пріѣхалъ въ Лондонъ, онъ носилъ еще перевязки, хотя, какъ выражался докторъ, костя его опять могли быть переломаны и поправлены, а перевязки его разумѣется были достаточнымъ извиненіемъ, что онъ не былъ ни у отца, ни у зятя. Но лэди Лора часто къ нему ѣздила и такихъ образомъ познакомилась съ домомъ нашего героя и мистриссъ Бёнсъ. Вайолетъ поручала сказать разныя разности человѣку въ перевязкахъ, а однажды лэди Лора старалась увѣрить Вайолетъ, что было бы хорошо, или по-крайней-мѣрѣ не было бы ничего дурного, еслибы онѣ вмѣстѣ поѣхали къ лорду Чильторну.

— А какъ вы хотѣли бы, чтобы я сказала моей теткѣ, или нѣтъ? спросила Вайолетъ.

— Я хотѣла бы, чтобы вы поступили какъ хотите сами, отвѣчала лэди Лора.

— Я такъ и поступлю, возразила Вайолетъ: — но я не сдѣлаю ничего такого, о чемъ мнѣ было бы стыдно сказать кому-нибудь. Вашъ братъ увѣряетъ, будто онъ въ меня влюбленъ.

— Онъ дѣйствительно въ васъ влюбленъ, сказала лэди Лора: — даже вы не можете увѣрить, будто сомнѣваетесь въ его правдивости.

— Очень хорошо. Въ подобныхъ обстоятельствахъ дѣвушка не должна бывать въ домѣ мужчины, если не считаетъ себя помолвленной съ нимъ, даже съ его сестрой — хотя бы онъ переломалъ всѣ свои кости. Я знаю, что я могу сдѣлать, Лора, и знаю чего не могу, и не буду руководиться ни вами, на моей теткой.

— Могу я передать ему вашу любовь?

— Нѣтъ, потому что вы передадите не въ томъ смыслѣ. Онъ хорошо знаетъ, что я желаю ему добра. Это вы можете сказать ему, если хотите. Я желаю ему всего, чего можетъ пожелать одинъ другъ другому.

Но Вайолетъ давала другія порученія черезъ Финіаса Финна, которымъ она придавала болѣе нѣжности, — можетъ быть столько же къ безпокойству Финіаса, сколько къ утѣшенію лорда Чильтерна.

— Скажите ему, чтобы онъ берегъ себя, говорила Вайолетъ: — и велите ему не ѣздить больше на этихъ дикихъ звѣряхъ, на которыхъ но слѣдуетъ ѣздить ни одному порядочному человѣку. Скажите ему, что я это говорю. Прекрасно быть храбрымъ, но какая польза быть безумно отважнымъ!

Сессія должна была закрыться въ концѣ іюня къ великому огорченію лондонскихъ поставщиковъ и молодыхъ дѣвицъ, которые не имѣли полнаго успѣха въ началѣ сезона. Но прежде чѣмъ закрылся парламентъ и начались приготовленія къ новымъ выборамъ, случилось одно обстоятельство, очень важное для Финіаса Финна. Въ концѣ іюня, когда остальныхъ дней сессіи осталось не больше трехъ или четырехъ, онъ обѣдалъ у лорда Брентфорда на Портсмэнскомъ сквэрѣ вмѣстѣ съ Кеннеди. Но лэди Лоры тамъ не было. Въ это время Финіасъ видался довольно часто съ лордомъ Брентфордомъ и всегда было говорено что нибудь о лордѣ Чильтернѣ. Отецъ спрашивалъ какъ сынъ занятъ, а Финіасъ надѣялся — хотя до-сихъ-поръ объ надѣялся напрасно — что онъ уговоритъ графа навѣстить лорда Чильтерна Лорда Брентфорда никакъ нельзя было убѣдить сдѣлать это, но было очевидно, что онъ сдѣлалъ бы это, еслибы не боялся уменьшить до такой степени родительскій гнѣвъ. Въ этотъ вечеръ, около одиннадцати часовъ, Кеннеди и Финіасъ вышли вмѣстѣ и дошли до Оксфордской улицы. Тамъ дорога ихъ раздѣлялась, по Финіасъ перешелъ черезъ дорогу съ Кеннеди, давая ему какой-то отвѣтъ на второе приглашеніе въ Лофлинтеръ. Финіасъ думалъ, что это приглашеніе было сдѣлано поздно и довольно холодно. Поэтому онъ отказывался, когда переходилъ черезъ дорогу съ Кеннеди. Когда онъ пошелъ по улицѣ Оркардъ, онъ видѣлъ двухъ человѣкъ, стоявшихъ въ тѣни, но ничего не подумалъ о нихъ. Въ это время года ночи не бываютъ темныя, но въ эту минуту были признаки дождя и начинали падать тяжелыя капли; большія тучи ходили взадъ и впередъ мимо молодой лупы. Кеннеди сказалъ, что онъ возьметъ кэбъ, но не нашелъ ни одного, проходя по Оксфордской улицѣ, и распустилъ свой зонтикъ, направляясь къ улицѣ Паркъ. Финіасъ, оставляя его ясно видѣлъ тѣ же самыя фигуры по другую сторону Оксфордской улицы, а потомъ какъ онѣ перешли черезъ улицу сзади Кеннеди. Теперь дождь пошелъ сильный я немногіе прохожіе быстро проходили туда и сюда. Финіасу Не приходило въ голову, что Кеннеди угрожаетъ опасность отъ этихъ людей, но ему пришло въ голову, что ему слѣдовало бы обратить на это вниманіе. Финіасъ зналъ, что Кеннеди пойдетъ по улицѣ Паркъ, его обыкновенному пути съ Портсмэнскаго сквэра, и зналъ также, что онъ опять можетъ встрѣтиться съ Кеннеди, пройдя по улицѣ Одли къ углу Гросвенорскаго сквэра, а оттуда по улицѣ Брукъ въ улицу Паркъ. Не много думая, онъ пошелъ по этой дорогѣ почти бѣгомъ, придумывая, что ему сказать Кеннеди вмѣсто предлога, если онъ опять съ нимъ встрѣтится. Онъ дошелъ до угла улицы Паркъ прежде чѣмъ Кеннеди могъ быть тамъ, если онъ не бѣжалъ, и какъ-разъ во-время чтобы видѣть, какъ онъ подходитъ и чтобы видѣть также при темномъ, невѣрномъ мерцаніи луны, что эти два человѣка идутъ позади него. Онъ отступилъ на шагъ назадъ въ уголъ, рѣшивъ, что когда Кеннеди подойдетъ, то онъ пойдетъ съ нимъ рядомъ, потому что для него теперь стало ясно, что за Кеннеди слѣдятъ. Когда онъ находился за два дома отъ него, одинъ изъ этихъ людей быстро нагналъ его и что-то набросилъ ему на шею. Финіасъ понялъ теперь хорошо, что его друга гарротируютъ^[4] и что необходима его немедленная помощь. Онъ бросился впередъ, и когда второй злодѣй подоспѣлъ къ первому, эти четыре человѣка столкнулись, но драки не было. Человѣкъ, которому уже удалось повалить Кеннеди на спину, не сдѣлалъ попытки схватить свою добычу, а когда увидалъ, что такое непріятное прибавленіе присоединилось къ ихъ обществу, немедленно ударился бѣжать. Товарищъ его также побѣжалъ, по Финіасъ догналъ его и, схвативъ за воротъ, держалъ его всѣми силами.

— Что это вы? говорилъ этотъ человѣкъ: — развѣ вы не видали, какъ я самъ спѣшилъ помочь этому господину?

Финіасъ однако этого не видалъ и храбро держалъ его, а минуты черезъ двѣ первый злодѣй явился на это мѣсто въ сопровожденіи полисмэна.

— Вы поступили прекрасно, сэръ, сказалъ полисмэнъ, хваля Финіаса за его поступокъ. — Если этотъ господинъ нe пострадалъ, то это было весьма пріятное вечернее увеселеніе.

Кеннеди облокотился о перила и до-сихъ-поръ не могъ сказать сдѣланъ ему вредъ или нѣтъ, и только когда подошелъ второй полисмэнъ, герой этой ночи могъ заняться своимъ другомъ.

Когда Кеннеди былъ въ состояніи заговорить, онъ объявилъ, что минуты двѣ онъ думалъ, что ему свернули шею, и онъ убѣдится только когда будетъ въ своемъ домѣ, что ничего серьёзнаго не случилось съ нимъ, кромѣ нѣсколько сдавленнаго горла. Полисмэнъ хотѣлъ сначала, чтобы Финіасъ шелъ съ нимъ въ полицію, но наконецъ согласился взять адресы обоихъ джентльмэновъ. Когда онъ узналъ, что Кеннеди членъ парламента, его уваженіе къ гарротеру сдѣлалось сильнѣе и онъ началъ чувствовать, что въ ночь эту дѣйствительно произошелъ очень важный случай. Онъ выразилъ неограниченный восторгъ къ успѣху мистера Финна въ его профессіи и заставилъ его и Кеннеди нѣсколько разъ обѣщать, что они явятся завтра утромъ. Можно достать кэбъ? Разумѣется, кэбъ можно достать. Достали кэбъ и черезъ четверть часа послѣ нападенія оба члена парламента ѣхали на Гросвенорскую площадь.

Въ кэбѣ почти не говорили ни слова, потому что Кеннеди страдалъ. Однако когда доѣхали до двери дома на Гросвенорской площади и Финіасъ хотѣлъ уѣхать, передавъ друга на руки слугамъ, министръ этого не позволилъ.

— Разумѣется, вы должны видѣть мою жену, сказалъ онъ.

Они пошли въ гостиную, и на лѣстницѣ, при огнѣ, Финіасъ могъ увидѣть, что лицо его друга ушиблено и запачкано грязью и что на немъ не было галстуха.

— Меня гарротировали, сказалъ министръ своей женѣ.

— Что?

— Просто то, что это случилось бы, еслибъ его не было тамъ. Какъ онъ попалъ туда, извѣстно одному Богу.

Испугъ жены, а потомъ ея признательность едвали нужно описывать такъ же какъ и удивленіе мужа, нисколько не уменьшившееся отъ размышленія, почему такъ кстати явился человѣкъ, котораго за три минуты передъ нападеніемъ онъ оставилъ отправляющагося по совершенно противоположному направленію.

Я видѣлъ этихъ людей и нашелъ лучшимъ обойти уголъ Гросвенорскаго сквэра, сказалъ Финіасъ.

Да благословитъ васъ Богъ! сказала лэди Лора.

— Аминь! сказалъ министръ.

— Мнѣ кажется, онъ родился для того, чтобы быть моимъ другомъ.

Министръ ничего не сказалъ болѣе въ этотъ вечеръ. Онъ никогда много не говорилъ, а маленькое приключеніе, случившееся съ нимъ, не могло облегчить для него способность выражаться. Но онъ пожалъ руку нашему герою, а лэди Лора сказала, что разумѣется Финіасъ долженъ придти къ нимъ завтра. Финіасъ замѣтилъ, что онъ долженъ прежде всего идти въ полицію, но обѣщалъ, что тотчасъ послѣ этого придетъ на Гросвенорскую площадь. Потомъ лэди Лора также пожала ему руку и взглянула… такъ взглянула, какъ будто она думала, что Финіасъ имѣлъ бы право повторить то, что онъ сдѣлалъ возлѣ лофлинтерскихъ водопадовъ.

— Его гарротировали! вскричалъ лордъ Чильтернъ, когда Финіасъ разсказалъ ему эту исторію прежде чѣмъ они легли спать.

Чильтернъ курилъ, прихлебывалъ грогъ и ждалъ возвращенія Финіаса.

— Роберта Кеннеди гарротировали?

— Человѣкъ этотъ собирался это сдѣлать.

— А вы остановили его?

— Да, — я подоспѣлъ какъ-разъ во-время. Неправдали какое счастье?

— Васъ слѣдовало бы гарротировать самого. Будь я тамъ я помогъ бы этому человѣку.

— Можете ли вы говорить такіе ужасы? Но вы пьете слишкомъ много, старый дружище, я закрою бутылку.

— Еслибы въ Лондонѣ всѣ пили не больше моего, плохо бы пришлось продавцамъ винъ. Итакъ новаго министра гарротировали на улицѣ. Разумѣется, мнѣ жаль бѣдную Лору.

— Къ счастью съ нимъ ничего дурного не случилось — онъ только немного ушибся.

— Конечно, такъ какъ онъ мой зять, то я обязанъ вамъ за спасеніе его. Я лягу спать. Я долженъ сказать, что мнѣ хотѣлось бы видѣть, какъ его гарротировали.

Вотъ какимъ образомъ лордъ Чильтернъ принялъ извѣстіе объ ужасномъ приключеніи, случившемся съ его родственникомъ.

Глава XXXI. Финіасъ депутатомъ отъ Луфтона

Въ три часа на другой день послѣ происшествія, разсказаннаго въ послѣдней главѣ, всѣ знали, что Кеннеди, новый министръ, былъ гарротированъ, а этотъ счастливый сынъ судьбы, Финіасъ Финнъ, явился на сцену какъ-разъ во-время, захвативъ обоихъ гарротеровъ и спасти министра, если не его жизнь.

— Ей-Богу, сказалъ Лоренсъ Фицджибонъ, когда услыхалъ это: — этотъ человѣкъ женится на наслѣдницѣ и сдѣлается самъ министромъ.

Много говорили Финіасу въ клубѣ, но нѣсколько словъ, сказанныхъ ему Вайолетъ Эффингамъ, стоили всего остального.

— Какой вы паладинъ! Но вы помогаете мужчинамъ, а не дѣвицамъ.

— Такое ужъ мое плохое счастье, отвѣчалъ Финіасъ.

— И другое конечно придетъ современемъ, отвѣчала Вайолетъ: — и тогда вы получите награду.

Онъ зналъ, что такія слова отъ дѣвушки не значатъ ничего, особенно отъ такой дѣвушки, какъ Вайолетъ Эффингамъ, но все-таки они были очень пріятны для него.

— Разумѣется, вы пріѣдете къ намъ въ Лофлинтеръ, когда закроется парламентъ? сказала ему лэди Лора въ тотъ же день.

— Я право не знаю. Видите, я долженъ съѣздить въ Ирландію насчетъ моихъ выборовъ.

— Какое это имѣетъ отношеніе къ тому? Вы только выдумываете предлоги. Мы поѣдемъ перваго іюня, а выборы не начнутся до половины этого мѣсяца. Не прежде августа лофшэнцы будутъ готовы для васъ.

— Сказать вамъ по правдѣ, лэди Лора, отвѣчалъ Финіасъ: — я сомнѣваюсь, будутъ ли имѣть со мною опять дѣло лофшэнцы, или лучше сказать одинъ лофшэнецъ.

— О комъ это вы говорите?

— О лордѣ Туллѣ. Онъ тогда сердился На своего брата и я этимъ воспользовался. Послѣ того онъ заплатилъ Долги брата въ пятнадцатый разъ, и разумѣется, готовъ опять сражаться за прощеннаго блуднаго сына. Теперь дѣла совсѣмъ не въ такомъ положеніи и отецъ мнѣ пишетъ, что я буду непремѣнно побитъ.

— Это непріятное извѣстіе.

— Я имѣлъ право это ожидать.

Всѣ свѣдѣнія, полученныя Финіасомъ о Лофшэнѣ послѣ того какъ Мильдмэй рѣшилъ распустить парламентъ, заставляли его сначала чувствовать большое сомнѣніе относительно того, будетъ ли онъ выбранъ опять, а наконецъ онъ былъ почти увѣренъ въ этомъ. Извѣстія эти дѣлали его очень несчастнымъ. Послѣ вступленія въ парламентъ онъ очень часто сожалѣлъ, зачѣмъ оставилъ мракъ Инн-Корта для блеска Уэстминстера и не разъ рѣшался, что онъ броситъ блескъ и воротится къ мраку; но теперь, когда настала минута, когда это сдѣлалось для него необходимостью, когда онъ не могъ болѣе выбирать, парламентъ сдѣлался для него дороже прежняго. Еслибы онъ вышелъ по собственной волѣ — такъ онъ говорилъ себѣ — тогда въ этомъ было что-то благородное. Ло уважалъ бы его и даже мистриссъ Ло возвратила бы ему свою строгую дружбу. Но теперь онъ выйдетъ какъ собака поджавъ хвостъ — выгнанный, такъ сказать, изъ парламента. Воротясь въ Линкольн-Иннъ загрязненный неудачей, не исполнивъ ничего, не имѣвъ успѣха въ единственный случай, въ который онъ осмѣлился стать на ноги, не раскрывъ ни одной полезной книги въ эти два года, въ которые онъ засѣдалъ въ парламентѣ, отягощенный долгомъ Лоренса Фицджибона и самъ не свободный отъ долговъ, какъ онъ могъ стать теперь на какую бы то ни было дорогу, на которой онъ могъ бы надѣяться пріобрѣсти успѣхъ? Онъ говорилъ себѣ, что онъ долженъ оставить Лондонъ и переселиться въ Дублинъ; онъ не могъ осмѣлиться встрѣчаться съ своими лондонскими друзьями, будучи адвокатомъ безъ дѣлъ.

На другой вечеръ послѣ того, когда на Кеннеди было сдѣлано нападеніе, Финіасъ сказалъ небольшую рѣчь въ палатѣ о предметѣ не весьма важномъ, насчетъ снабженія провизіи арміи. И когда по окончаніи своей рѣчи онъ сѣлъ на мѣсто, онъ удивлялся какъ это показалось ему легко, и выходя изъ парламента, сказалъ себѣ, что онъ преодолѣлъ затрудненіе именно тогда, когда побѣда не принесетъ ему никакой пользы.

На слѣдующее утро онъ получилъ письмо отъ отца. Докторъ Финнъ видѣлъ лорда Туллу, который за нимъ посылалъ въ припадкѣ подагры, и графъ сказалъ ему, что онъ намѣренъ бороться за Лофшэнъ.

— Видите, докторъ, сынъ вашъ имѣлъ это мѣсто два года и, мнѣ кажется, онъ долженъ уступить. Онъ не можетъ ожидать, что это мѣсто сдѣлается его собственностью.

Его сіятельство, сильно страдавшій отъ припадка подагра, выражался довольно горячо. Старый докторъ поступилъ очень умно.

"Я сказалъ графу, писалъ онъ: «что я не могу говорить зa тебя, что можешь ты сдѣлать; но такъ какъ ты взялъ это мѣсто съ моего позволенія, то я теперь это позволеніе не отниму. Онъ спросилъ у меня, буду ли я помогать тебѣ деньгами; я сказалъ, что буду до нѣкоторой степени. — Ей-Богу, сказалъ графъ: — нѣкоторая степень окажется очень ничтожна, могу васъ увѣрить. Послѣ того у него былъ Дёггенъ; итакъ я полагаю, что я не увижу его болѣе. Ты можешь теперь поступать какъ хочешь, но судя по тому, что я слышу, я боюсь, что ты не будешь имѣть успѣха.»

Съ большой горечью въ душѣ Финіасъ рѣшилъ, что онъ не будетъ мѣшать лорду Туллѣ въ Лофшэнѣ. Онъ хотѣлъ тотчасъ идти и объяснить свои причины Баррингтону Ирлю и другимъ, которыхъ это интересовало.

Но прежде онъ пошелъ на Гросвенорскую площадь. Тамъ его провели въ комнату Кеннеди. Кеннеди сидѣлъ на креслѣ у открытаго окна и смотрѣлъ въ садъ, но онъ былъ въ шлафрокѣ и считался больнымъ. И дѣйствительно, такъ какъ онъ не могъ повернуть шеи, или по-крайней-мѣрѣ думалъ это, онъ не могъ заниматься своимъ дѣломъ. Будемъ надѣяться, что дѣла ланкастерскаго герцогства не пострадали отъ его отсутствія. Онъ протянулъ руку Финіасу и сказалъ что-то шепотомъ — Финіасъ уловилъ слова о парламентскомъ комитетѣ — а потомъ продолжалъ смотрѣть въ окно. Есть люди, которые совершенно ослабѣваютъ отъ малѣйшаго нездоровья, и повидимому Кеннеди принадлежалъ къ числу такихъ людей. Финіасъ, занятый своими непріятными извѣстіями, хотѣлъ тотчасъ разсказать свою печальную исторію. Но онъ примѣтилъ, что шея канцлера ланкастерскаго герцогства слишкомъ неповоротлива для того, чтобы позволить ему интересоваться постороннимъ предметомъ, и воздержался.

— Что докторъ говоритъ? спросилъ Финіасъ, примѣтивъ, что теперь невозможно говорить ни о чемъ другомъ. Кеннеди началъ разсказывать продолжительнымъ шепотомъ, что докторъ думаетъ объ этомъ, когда лэди Лора вошла въ комнату.

Разумѣется, сначала начали говорить о Кеннеди. Лэди Лора очень преувеличивала этотъ несчастный случай, какъ прилично дѣлать женѣ въ подобныхъ обстоятельствахъ и для пострадавшаго и для героя. Она объявила свое убѣжденіе, что еслибы Финіасъ подоспѣлъ минутой позже, то шея ея мужа была бы непремѣнно сломана.

— Мнѣ кажется, они никогда не убиваютъ, сказалъ Финіасъ: — по-крайней-мѣрѣ, не имѣютъ намѣренія убить.

— А я думала, что они убиваютъ, сказала лэди Лора.

— Кажется нѣтъ, замѣтилъ правдивый Финіасъ.

— Мнѣ кажется, этотъ человѣкъ поступилъ очень неловко, прошепталъ Кеннеди.

— Можетъ быть, это изъ начинающихъ, сказалъ Финіасъ: — если такъ, я боюсь, что я помѣшалъ его воспитанію.

Тутъ постепенно разговоръ перешелъ на другіе предметы и лэди Лора спросила Финіаса о Лофшэнѣ.

— Я рѣшился отказаться, сказалъ онъ съ улыбкой.

— Я боялась, что надежды мало, сказала лэди Лора, также улыбаясь.

— Отецъ мой поступилъ такъ хорошо, сказалъ Финіасъ: — онъ написалъ мнѣ, что найдетъ денегъ, если я намѣренъ состязаться. Я намѣренъ писать къ нему съ нынѣшней почтой, что я отказываюсь. Я не имѣю права тратить деньги, да и не имѣлъ бы успѣха, еслибы потратилъ. Разумѣется, это немножко огорчаетъ меня.

Тутъ онъ опять улыбнулся.

— У меня есть одинъ планъ, сказала лэди Лора.

— Какой?

— Или лучше сказать не мой, а папа. Старикъ Стэндишъ отказывается отъ мѣста депутата отъ Луфтона и папа хочетъ, чтобы вы попробовали счастья.

— Лэди Лора!

— Это еще невѣрно, знаете, но близко къ тому.

— Лэди Лора, я не могу принять такую милость отъ вашего отца.

Тутъ Кеннеди слегка кивнулъ головой и прошепталъ:

— Да, да.

— Я не могу и думать объ этомъ, сказалъ Фаніасъ Финнъ. — Я не имѣю права на такую милость.

— Это ужъ дѣло папа, сказала лэди Лора торжественномъ голосомъ. — Я думаю, что всякій долженъ принять предложеніе, сдѣланное ему, но никто не долженъ просить объ этомъ. Отецъ мой чувствуетъ, что онъ долженъ употребить какъ можно лучше свое вліяніе на этотъ городокъ, и потому обращается къ вамъ.

— Совсѣмъ не оттого, нѣсколько грубо сказалъ Финіасъ.

— Разумѣется, частныя чувства имѣютъ свой вѣсъ, замѣтила лэди Лора. — Невѣроятно, чтобы папа обратился къ человѣку совершенно постороннему. И можетъ быть, мистеръ Финнъ, я могу признаться, что мистеръ Кеннеди и я будемъ жалѣть, если вы не будете въ парламентѣ, и это чувство съ нашей стороны имѣло вліяніе на моего отца.

— Разумѣется, вы согласитесь, прошепталъ Кеннеди, все смотря прямо изъ окна, какъ будто малѣйшая попытка повернуть шею будетъ подвержена опасности для него самого и для герцогства.

— Папа поручилъ мнѣ просить васъ зайти къ нему, продолжала лэди Лора. — Я полагаю, что не для чего будетъ много говорить, такъ какъ каждый изъ васъ такъ хорошо знаетъ образъ мыслей другого. Но вамъ лучше видѣться съ нимъ сегодня или завтра.

Разумѣется, Финіаса уговорили прежде чѣмъ онъ вышелъ изъ комнаты Кеннеди. Когда онъ сталъ думать объ этомъ, ему казалось, что нѣтъ никакой основательной причины, которая мѣшала бы ему быть депутатомъ отъ Луфтона. Конечно, онъ серьёзно желалъ уничтожить всѣ подобныя парламентскія вліянія, но пока дѣла оставались въ такомъ положеніи, то лучше способствовать либеральной или консервативной силѣ парламента, — почему же не быть и ему либеральнымъ кандидатомъ? Логика этого аргумента казалась ему вполнѣ основательна. Но онъ чувствовалъ нѣчто въ родѣ упрека совѣсти, когда говорилъ себѣ, что собственно это важное предложеніе было сдѣлано ему не за превосходство его политическихъ мнѣній, но за то, что онъ спасъ зятя лорда Брентфорда отъ насилія гарротеровъ. Но онъ подавилъ эти упреки совѣсти, называя ихъ преувеличенными и непрактичными. Вы должны принимать свѣтъ какъ находите его, стараясь быть честнѣе окружающихъ васъ. Финіасъ, читая себѣ эту проповѣдь, увѣрялъ себя, что тѣ, которые пытались сдѣлать больше, летали слишкомъ высоко въ облакахъ для того, чтобы быть полезными мужчинамъ и женщинамъ на землѣ.

Такъ какъ онъ не видалъ лорда Брентфорда въ этотъ день, онъ отложилъ писать къ отцу на двадцать-четыре часа. На слѣдующее утро онъ засталъ графа дома, прежде разсудивъ подробно обо всемъ этомъ съ лордомъ Чильтерномъ.

— Не совѣститесь для меня, сказалъ лордъ Чильтернъ: — вы можете быть депутатомъ вмѣсто меня.

— Но если я не буду, будете ли вы? Есть столько причинъ, по которымъ вамъ слѣдуетъ занять мѣсто въ парламентѣ.

— Я не приму предложенія моего отца быть депутатомъ отъ Луфтона, Финіасъ, если оно не будетъ сдѣлано мнѣ такимъ образомъ, какимъ оно никогда не будетъ сдѣлано. Вы знаете меня на столько, что должны быть увѣрены, что я не передумаю. И онъ не передумаетъ. Слѣдовательно, вы можете принять мѣсто депутата отъ Луфтона съ чистой совѣстью относительно меня.

Финіасъ имѣлъ свиданіе съ графомъ и въ десять минутъ все было рѣшено. Когда онъ шелъ на Портсмэнскій сквэръ, въ головѣ его промелькнула мысль сдѣлать великое усиліе для дружбы. Что если онъ можетъ убѣдить отца такъ поступить съ сыномъ, что сынъ согласится быть депутатомъ? Онъ сказалъ слова два въ этомъ смыслѣ, выставивъ, что лордъ Чильтернъ согласится быть законодателемъ, если отецъ его согласится признать сына способнымъ для такого дѣла безъ всякихъ разсужденій о прошлой жизни сына. Но графъ просто прекратилъ этотъ разговоръ махнувъ рукой. Онъ могъ быть такъ же упрямъ, какъ и его сынъ. Лэди Лора была Меркуріемъ между ними по этому поводу и потерпѣла неудачу. Теперь онъ не согласится употребить другого Меркурія. Очень мало — едва нѣсколько словъ — было сказано между графомъ и Финіасомъ о политикѣ. Финіасъ долженъ былъ сдѣлаться кандидатомъ на мѣсто депутата отъ Луфтона на слѣдующихъ выборахъ я пріѣхать въ Сольсби вмѣстѣ съ Кеннеди изъ Лофлинтера — или вмѣстѣ съ Кеннеди, или прежде нихъ.

— Я не говорю, чтобы оппозиціи не было, сказалъ графъ: — но я не ожидаю никакой.

Онъ былъ очень вѣжливъ, даже ласковъ, чувствуя безъ сомнѣнія, что его семейство было обязано большой признательностью молодому человѣку, съ которымъ онъ разговаривалъ, но все-таки съ его стороны былъ замѣтенъ оттѣнокъ того высокаго снисхожденія, которое можетъ быть приличествовало графу, министру и патрону Луфтона. Финіасъ, который былъ щекотливъ, чувствовалъ это и морщился. Ему никогда не нравился лордъ Брентфордъ, и теперь онъ не нравился ему, несмотря на доброту, которую графъ показывалъ въ нему.

Но онъ былъ очень счастливъ, когда сѣлъ писать къ отцу въ клубѣ. Отецъ сказалъ ему, что деньги онъ найдетъ для выборовъ лофшэнскихъ, но что возможность на успѣхъ не велика. Однако, отецъ очевидно думалъ, когда писалъ, что Финіасъ не оставитъ своего мѣста безъ безполезной и дорого стоющей борьбы. Теперь онъ благодарилъ отца, выражая свое убѣжденіе, что отецъ его правъ относительно лорда Туллы, а потомъ въ самыхъ скромныхъ выраженіяхъ, какія только могъ придумать, сказалъ, что ему открывается новое мѣсто въ парламентѣ. Онъ будетъ депутатомъ отъ Луфтона съ помощью лорда Брентфорда, и думалъ, что выборы вѣроятно будутъ стоить ему небольше двухсотъ фунтовъ. Потомъ онъ написалъ очень милое письмо къ лорду Туллѣ, благодарилъ его за его прежнюю доброту и сообщалъ ирландскому графу, что онъ не намѣренъ быть кандидатомъ на Лофшэнъ на слѣдующихъ выборахъ.

Черезъ нѣсколько дней послѣ этого Финіасъ былъ очень удивленъ однимъ посѣщеніемъ. Клэрксонъ послѣ сцены въ передней парламента опять приходилъ къ Финіасу — и былъ принятъ.

— Лучше дайте посидѣть ему у васъ на креслѣ, сказалъ Фицджибонъ, и Финіасъ началъ думать, что это точно будетъ лучше. Человѣкъ этотъ страшно ему надоѣдалъ, и финіасъ подумывалъ уже, не лучше ли ему постепенно уплачивать этотъ долгъ. Послѣ сцены въ передней парламента Клэрксонъ былъ у него уже два раза и начались переговоры о платежѣ. Клэрксону нужно было сейчасъ сто фунтовъ и вексель въ двѣсти двадцать фунтовъ на три мѣсяца.

— Подумайте о времени и безпокойствѣ приходить сюда, убѣждалъ Кларксонъ, когда Финіасъ возставалъ противъ этихъ условій. — Подумайте о потерянномъ мною времени и о моихъ безпокойствахъ, и будьте акуратны, мистеръ Финнъ.

Финіасъ предлагалъ платить ему по десяти фунтовъ въ треть, и отмѣчать эту уплату на оборотѣ векселя, но Кларксонъ, по-видимому, не считалъ десятифунтовый билетъ сильнымъ признакомъ акуратности. Онъ не разсердился, а просто выразилъ намѣреніе опять зайти — давъ Финіасу понять, что онъ по этому дѣлу вѣроятно поѣдетъ осенью въ Ирландію. Только бы онъ не поѣхалъ въ Лофлинтеръ или Сольсби. Но странный посѣтитель, пришедшій къ Финіасу среди этихъ непріятностей, положилъ имъ всѣмъ конецъ.

Этимъ страннымъ посѣтителемъ оказалась миссъ Аспазія Фицджибонъ.

— Вы очень удивляетесь моему посѣщенію, сказала она, садясь на кресло, которое Финіасъ поставилъ для нея.

Финіасъ могъ только отвѣчать, что онъ очень гордится и что ему лестно, и что онъ надѣется, что она совсѣмъ здорова.

— Здорова, благодарю васъ. Я пришла по маленькому дѣльцу, мистеръ Финнъ, и надѣюсь, вы извините меня.

— Я совершенно убѣжденъ, что извиненій никакихъ не нужно, сказалъ Финіасъ.

— Когда Лоренсъ услышитъ объ этомъ, онъ назоветъ меня дерзкой старой дурой, но я никогда не забочусь о томъ, что говоритъ Лоренсъ, такъ или иначе. Я была у этого Клэрксона, мистеръ Финнъ, и заплатила ему.

— Нѣтъ! воскликнулъ Финіасъ.

— Заплатила, мистеръ Финнъ. Я слышала, что случилось въ тотъ вечеръ въ передней парламента.

— Кто вамъ сказалъ, миссъ Фицджибонъ?

— Это все-равно. Я слышала, я знала прежде, что вы имѣли сумасбродство помочь Лоренсу въ деньгахъ, поэтому я и сообразила и это и то. Мнѣ не въ первый разъ имѣть дѣло съ Клэрксономъ. Я купила у него этотъ вексель. Вотъ онъ.

Миссъ Фицджибонъ вынула документъ, на которомъ красовалось имя Финіаса Финна.

— И вы заплатили ему двѣсти-пятьдесятъ фунтовъ?

— Не совсѣмъ. Долго я торговалась и наконецъ взяла за двѣсти-двадцать.

— И вы сдѣлали это сами?

— Все сама. Еслибъ я взяла стряпчаго, мнѣ пришлось бы заплатить двѣсти-сорокъ-пять фунтовъ, а теперь, мистеръ Финнъ, я надѣюсь, вы не будете имѣть никакихъ денежныхъ дѣлъ съ моимъ братомъ Лоренсомъ.

Финіасъ сказалъ, что кажется онъ можетъ это обѣщать.

— Потому что я болѣе вмѣшиваться не стану. Если Лоренсъ узнаетъ, что онъ можетъ доставать отъ меня денегъ такимъ образомъ, то этому не будетъ конца. Тогда Клэрксонъ станетъ проводить все свое свободное время у меня въ гостиной. Прощайте, мистеръ Финнъ. Если Лоренсъ станетъ говорить вамъ что-нибудь, скажите ему, чтобы онъ обратился ко мнѣ.

Финіасъ остался одинъ и сталъ смотрѣть на вексель. Конечно, для него было большимъ облегченіемъ быть избавленнымъ такимъ образомъ отъ посѣщеній Клэрксона, большимъ облеченіемъ знать, что Клэрксонъ не станетъ отыскивать его въ Луфтонѣ, но все-таки ему было стыдно, когда онъ чувствовалъ, что миссъ Фицджибонъ узнала объ его бѣдности и была принуждена заплатить его денежное обязательство.

Глава XXXII. Головная боль лэди Лоры Кеннеди

Финіасъ уѣхалъ въ Лофлинтеръ въ началѣ іюня, заѣхавъ по дорогѣ въ Луфтонъ. Онъ ночевалъ одну ночь въ гостинницѣ и былъ представленъ разнымъ вліятельнымъ жителямъ городка Грэтингомъ, торговцомъ желѣзными товарами, который какъ всѣмъ былъ извѣстно, сильно поддерживалъ интересы графа. Грэтингъ и съ полдюжины другихъ лавочниковъ въ городѣ пришли къ Финіасу въ гостинницу. Онъ сказалъ имъ, что онъ либералъ и поддерживаетъ министерство Мильдмэя, котораго сосѣдъ ихъ графъ служитъ такимъ виднымъ украшеніемъ. Болѣе ничего не говорили о графѣ вслухъ, но каждый житель Луфтона, присутствовавшій тутъ, воспользовался удобнымъ случаемъ, чтобы шепнуть Финну на ухо, для того, чтобы показать, что и ему также извѣстны тайны городка.

— Разумѣется, мы должны поддерживать графа, говорилъ одинъ.

— Это все равно, если кандидатъ будетъ тори, мистеръ Финнъ, шепталъ второй: — графъ можетъ здѣсь дѣлать что хочетъ.

Финіасу казалось, что они всѣ находятъ прекраснымъ находиться въ зависимости у англійскаго вельможи.

Изъ Луфтона онъ отправился въ Лофлинтеръ, обѣщавъ воротиться къ выборамъ. Онъ нашелъ большой домъ въ Лофлинтерѣ почти пустымъ. Тамъ была мать Кеннеди, лордъ Брентфордъ, домашній секретарь лорда Брентфорда и домашній секретарь Кеннеди; пока больше никого. Ожидали лэди Бальдокъ съ дочерью и съ Вайолетъ Эффингамъ, во на сколько могъ узнать Финіасъ, онѣ будутъ въ Лофлинтерѣ послѣ его отъѣзда. Носились слухи, что будетъ осенняя сессія — что въ парламентѣ будутъ засѣданія весь октябрь и часть ноября, для того чтобы Мильдмэй могъ испытать чувства новаго парламента. Если такъ, Финіасъ рѣшилъ, что если онъ будетъ выбранъ депутатомъ отъ Луфтона, онъ не поѣдетъ въ Ирландію до окончанія этой осенней сессіи. Онъ разсказалъ графу въ присутствіи его зятя что происходило въ Луфтонѣ, и графъ остался доволенъ.

Это были дни скучные въ Лофлинтерѣ. Была рыбная ловля — еслибы Финіасъ захотѣлъ удить рыбу — и ему сказали, что онъ можетъ убить лань, если хочетъ идти на охоту одинъ. Самъ Кеннеди сидѣлъ въ заперти съ книгами и бумагами все утро, и всегда бралъ книгу послѣ обѣда. Графъ также читалъ немного — и очень много спалъ. Старая мистриссъ Кеннеди также спала и по лицу лэди Лоры было видно, какъ будто и она заснула бы охотно, еслибъ мужъ не смотрѣлъ на нее. Она разливала чай — Кеннеди не любилъ, чтобы чай разносилъ слуга, когда не было никого кромѣ семейнаго кружка — и читала романы. Финіасъ также принялся за чтеніе и старался употребить съ пользою свое время. Но даже онъ раза два чуть не заснулъ. Потомъ онъ просыпался и старался думать о разныхъ предметахъ. Зачѣмъ онъ, Финіасъ Финнъ, ирландецъ изъ Киллало, живетъ въ этомъ большомъ домѣ въ Лофлинтерѣ, какъ будто принадлежа къ этой семьѣ, старался убить время и чувствовалъ себя въ нѣкоторой степени подчиненнымъ своему хозяину? Не лучше ли ему встать и уйти? Въ глубинѣ сердца онъ не любилъ Кеннеди, хотя считалъ его хорошимъ человѣкомъ. И какая польза была ему любить лэди Лору теперь, когда лэди Лора принадлежала Кеннеди? Потомъ онъ говорилъ себѣ, что обязанъ своимъ положеніемъ въ свѣтѣ совершенно лэди Лорѣ, и что онъ неблагодаренъ къ ней, скучая въ ея обществѣ. Сверхъ того, въ свѣтѣ надо было заниматься еще кое-чѣмъ кромѣ любви и веселости. Кеннеди могъ читать серьезную книгу нѣсколько часовъ сряду не поморщась. Итакъ, Финіасъ опять началъ трудиться съ своимъ Элисономъ и читалъ до-тѣхъ-поръ, пока не начиналъ кивать головой со сна.

Въ эти дни онъ часто бродилъ около озера. Онъ бралъ съ собою книгу и садился на мѣстахъ, которыя онъ любилъ; но а не думаю, чтобы онъ извлекалъ большую пользу изъ своей книги. Онъ думалъ о своей жизни и старался разсчитать, будетъ ли приносить ему постоянную пользу изумительный успѣхъ достигнутый имъ? Ближе ли онъ будетъ къ тому, чтобы заработывать себѣ пропитаніе, когда онъ будетъ депутатомъ отъ Лофшэна? И есть ли передъ нимъ малѣйшая возможность зарабатывать себѣ хлѣбъ? Потомъ онъ подумалъ о Вайолетъ Эффингамъ и разсердился на самого себя за то, что вспомнилъ въ эту минуту, что Вайолетъ Эффингамъ имѣетъ большое состояніе.

Прежде, когда онъ сидѣлъ возлѣ Линтера, онъ рѣшился признаться въ своей страсти къ лэди Лорѣ — и сдѣлалъ это па этотъ самомъ мѣстѣ. Теперь, черезъ годъ, онъ рѣшился на этомъ самомъ мѣстѣ объясниться въ любви съ миссъ Эффингамъ и думалъ, что самымъ лучшимъ способомъ для сватовства его будетъ пріобрѣсти помощь лэди Лоры. Безъ сомнѣнія, лэди Лора очень желала, чтобы ея братъ женился на Вайолетъ, но лордъ Чильтернъ, какъ Финіасъ зналъ, напрасно сватался за Вайолетъ два раза, и сверхъ того самъ Чильтернъ объявилъ Финіасу, что онъ никогда больше не будетъ свататься за нее. Лэди Лора, которая всегда была разсудительна, навѣрно примѣтитъ, что для брата ея тутъ надежды на успѣхъ нѣтъ. Что Чильтернъ съ нимъ поссорится — поссорится до ножей — онъ не сомнѣвался, но онъ чувствовалъ, что боязнь такой ссоры не должна удерживать его. Онъ любилъ Вайолетъ Эффингамъ и онъ былъ бы малодушенъ, еслибъ, любя ее, онъ удержался отъ выраженія своей любви, боясь жениха, которому она отказала. Онъ не былъ бы невѣренъ въ своей дружбѣ къ брату лэди Лоры. Еслибы для лорда Чильтерна была надежда на успѣхъ, онъ сталъ бы выступать впередъ. Но какая польза была удерживаться, когда, поступая такимъ образомъ, онъ не могъ принести пользу своему другу — и въ результатѣ вышло бы то, что какой-нибудь незваный женяхъ явился бы и несъ добычу? Онъ объяснитъ все это лэди Лорѣ, я если добыча будетъ къ нему милостива, онъ пренебрежетъ гнѣвомъ лорда Чильтерна, даже еслибъ этотъ гнѣвъ дошелъ до ножей.

Когда онъ думалъ объ всемъ этомъ, сидя наверху водопада, лэди Лора стояла передъ нимъ. Въ эту минуту онъ помнилъ хорошо всѣ обстоятельства сцены, когда онъ былъ тутъ съ нею въ свое послѣднее посѣщеніе Лофлинтера. Какъ все перемѣнилось послѣ того! Тогда онъ любилъ лэди Лору всѣмъ сердцемъ, а теперь уже сталъ смотрѣть на нее какъ на скромную и степенную даму, которую любить было бы почти такъ же безразсудно, какъ и питать страсть къ лорду-канцлеру. Читатель пойметъ, какъ полно было излеченіе, произведенное замужествомъ лэди Лоры и промежуткомъ нѣсколькихъ мѣсяцевъ, когда обожатель уже приготовился сдѣлать эту даму повѣренной другой своей любви.

— Вы вѣрно часто приходите сюда? спросила лэди Лора, глядя на него, когда онъ сидѣлъ на скалѣ.

— Да, не очень часто впрочемъ; я прихожу сюда иногда, потому что видъ на озеро такъ хорошъ отсюда.

— Это самое лучшее мѣсто во всемъ паркѣ. Я почти совсѣмъ не прихожу сюда теперь. Я здѣсь только во второй разъ съ-тѣхъ-поръ какъ мы пріѣхали. И то въ первый я привела сюда папа.

Возлѣ той скалы, на которой лежалъ Финіасъ, стояла деревянная скамейка; лэди Лора сѣла на нее. Финіасъ, обративъ глаза на озеро, соображалъ какъ ему лучше заговорить о любви своей къ Вайолетъ Эффингамъ, но онъ находилъ, что это не очень легко. Онъ рѣшился начать тѣмъ, что Вайолетъ никогда не выйдетъ за лорда Чильтерна, когда лэди Лора сказала нѣсколько словъ, совершенно его остановившихъ.

— Какъ я хорошо помню тотъ день, когда мы стояли здѣсь вмѣстѣ въ прошлую осень!

— И я также. Вы сказали мнѣ тогда, что вы выходите за мистера Кеннеди. Какъ много случилось послѣ того!

— Дѣйствительно много. Достаточно на цѣлую жизнь, а между тѣмъ какъ медленно идетъ время!

— Я не нахожу, чтобы оно шло медленно для меня, сказалъ Финіасъ.

— Да, вы были очень дѣятельны. У васъ руки были полны дѣла. Я начинаю думать, что родиться женщиной большое несчастье.

— А между тѣмъ я слышалъ отъ васъ, что женщина можетъ дѣлать столько же, сколько и мужчина.

— Это было прежде того, какъ я выучила свой урокъ. Теперь я знаю лучше. О, Боже! я не сомнѣваюсь, что все къ лучшему, но мнѣ хотѣлось бы, чтобы мнѣ позволили пойти подоить коровъ.

— А развѣ вы не могли бы доить коровъ, если вы желаете?

— Никакъ не могу; не только не могу доить, но почти даже не могу и смотрѣть на нихъ. По-крайней-мѣрѣ я не должна о нихъ говорить.

Финіасъ разумѣется понялъ, что она жалуется на мужа, и не зналъ, какъ ей отвѣчать. Онъ былъ на столько проницателенъ, что примѣтилъ уже, на сколько Кеннеди самовластенъ въ своемъ домѣ, и зналъ лэди Лору на столько, чтобы быть увѣреннымъ, какъ должно быть для нея непріятно подобное самовластіе. Но онъ не воображалъ, что она станетъ жаловаться ему.

— Въ Сольсби было совсѣмъ другое, пpoдoлжaла лэди Лора. — Тамъ все было мое.

— И здѣсь все ваше.

— Да, все мое — какъ лакомства на пиру принадлежали Санчо, губернатору.

— Вы хотите сказать, началъ онъ — и потомъ не рѣшался продолжать: — вы хотите сказать, что мистеръ Кеннеди стоитъ надъ вами и оберегаетъ васъ для вашего собственнаго блага, какъ докторъ стоялъ надъ Санчо и оберегалъ его?

Настало молчаніе, прежде чѣмъ лэди Лора отвѣчала — продолжительное молчаніе, во время котораго Финіасъ смотрѣлъ на озеро и думалъ, какъ ему заговорить о своей любви. Но какъ ни продолжительно было молчаніе, онъ не начиналъ, и лэди Лора заговорила опять:

— Дѣло въ томъ, другъ мой, что я сдѣлала ошибку.

— Ошибку?

— Да, Финіасъ, ошибку. Я ошиблась, какъ ошибаются глупцы, думая, что я была на столько умна, что направлю свои шаги не совѣтуясь ни съ кѣмъ. Я ошиблась, запнулась и упала, такъ ушиблась, что не могу стать на ноги.

Слово, поразившее его болѣе всего во всемъ этомъ, было его собственное имя. Она никогда прежде не называла его Финіасомъ. Многіе мужчины, которыхъ онъ считалъ своими друзьями, называли его Финіасомъ. Даже графъ дѣлалъ это не разъ въ тѣхъ случаяхъ, когда величіе его положенія выходило на минуту изъ головы его. Мистриссъ Ло называла его Финіасомъ, когда считала его любимымъ ученикомъ своего мужа; мистриссъ Бёнсъ называла его мистеръ Финіасъ; въ Киллало онъ былъ всегда просто Финіасъ. Но все-таки онъ былъ совершенно убѣжденъ, что лэди Лора никогда не называла его такъ прежде. Она не сдѣлала бы этого и теперь въ присутствіи своего мужа. Онъ былъ увѣренъ и въ этомъ также.

— Вы хотите сказать, что вы несчастливы? сказалъ онъ, все смотря не на нее, а на озеро.

— Да, я хочу сказать это. Хотя я не знаю зачѣмъ я пришла сказать вамъ объ этомъ, развѣ только оттого, что я еще ошибаюсь, спотыкаюсь, падаю и ушибаюсь на каждомъ шагу.

— Вы не можете сказать никому, кто болѣе желалъ бы вамъ счастья, сказалъ Финіасъ.

— Это очень милая фраза, но что сдѣлали бы вы для моего счастья? Въ-самомъ-дѣлѣ, что можете вы сдѣлать? Я говорю не въ упрекъ, что вы скоро сдѣлаетесь совершенно равнодушны къ моему счастью или несчастью.

— Почему вы говорите это, лэди Лора?

— Потому что это естественно. Вы и мистеръ Кеннеди могли бы быть друзьями. Но вы не будете, потому что вы не похожи другъ на друга во всѣхъ отношеніяхъ. Но это могло быть.

— А развѣ мы съ вами не друзья? спросилъ онъ.

— Нѣтъ. Черезъ нѣсколько мѣсяцевъ вы не будете разсказывать мнѣ пи вашихъ желаній, пи вашихъ горестей — а о томъ, чтобы я разсказывала вамъ о своихъ, не можетъ быть и рѣчи. Какъ же вы можете быть моимъ другомъ?

— Еслибъ вы не были совершенно убѣждены въ моей дружбѣ, лэди Лора, вы не стали бы говорить со мною такъ, какъ говорите теперь.

Онъ все не смотрѣлъ на нее, по лежалъ, поддерживая голову руками и устремивъ глаза на озеро. Но опа гдѣ сидѣла могла видѣть его и дѣлала сравненіе въ душѣ между двумя людьми, сватавшимися за нее — между тѣмъ, кого она взяла, и тѣмъ, кому она отказала. Въ суровыхъ, сухихъ, несимпатичныхъ, непомѣрныхъ добродѣтеляхъ ея мужа было что то такое возмущавшее ее. Въ немъ не было недостатковъ, но она пробовала его во всѣхъ отношеніяхъ и не могла вызвать изъ него ни одной искры огня. Даже не повинуясь ему, она не могла возбудить въ немъ жара, а только усиленіе твердости. Что было бы съ нею. если бы она бросила на вѣтеръ всѣ мысли о богатствѣ и связала свою участь съ судьбою молодаго Феба, лежавшаго у ея ногъ? Она любила одного его. И она не бросила любовь свою для денегъ, такъ она повторяла себѣ безпрестанно, стараясь утѣшить себя въ своемъ холодномъ несчастьи. Она вышла за богатаго человѣка для того, чтобы имѣть возможность дѣлать что-нибудь въ свѣтѣ — а теперь, сдѣлавшись женою этого богатаго человѣка, она увидала, что не можетъ дѣлать ничего. Богатый человѣкъ находилъ, что для нея совершенно довольно сидѣть дома и заботиться объ его благосостояніи. Между тѣмъ молодой Фебъ — онъ былъ когда-то ея Фебомъ — думалъ совсѣмъ о другой.

— Финіасъ, сказала она медленно: — я имѣю къ вамъ такое полное довѣріе, что скажу вамъ всю правду — какъ мужчина могъ бы сказать другому мужчинѣ. Я желаю, чтобы вы уѣхали отсюда.

— Какъ! сейчасъ?

— Не сегодня или завтра, останьтесь здѣсь до выборовъ, но не возвращайтесь. Онъ будетъ просить васъ пріѣхать и сильно убѣждать, и обидится — потому что, странно схавать при всей его холодности, онъ васъ любитъ. Онъ находитъ удовольствіе видѣть васъ здѣсь, но онъ не долженъ пользоваться этимъ удовольствіемъ насчетъ моего безпокойства.

— Почему же это служитъ для васъ безпокойствомъ? спросилъ, Финіасъ.

Мужчины такіе дураки, такіе неловкіе, такіе ненаходчивые при всемъ своемъ остроуміи, они вѣчно промѣшкаютъ лишнихъ двѣнадцать секундъ! Какъ только были произнесены эти слова, онъ догадался, что ему не слѣдовало ихъ говорить.

— Потому что я глупа, сказала она: — почему можетъ быть другому? Недовольно ли этого для васъ?

— Лора… сказалъ онъ.

— Нѣтъ — нѣтъ, я этого не хочу. Я глупа, но не до такой степени, чтобы предполагать, что въ этомъ можно найти излеченіе.

— Только скажите, что я могу сдѣлать для васъ; хотя бы мнѣ пришлось пожертвовать всей моей жизнью, я это сдѣлаю.

— Не можете сдѣлать ничего — кромѣ того, чтобы держаться отъ меня поодаль.

— Вы серьезно говорите мнѣ это?

Теперь наконецъ онъ обернулся и посмотрѣлъ на нее, но въ это самое время онъ увидалъ шляпу мужчины на тропинкѣ и немедленно послѣ этого лицо. Это были шляпа и лицо лофлинтерскаго владѣльца.

— Вотъ мистеръ Кеннеди, сказалъ Финіасъ голосомъ, въ которомъ слышались и испугъ и замѣшательство.

— Я вижу, сказала лэди Лора, и въ голосѣ ея не было ни испуга, ни замѣшательства.

Въ физіономіи Кеннеди, когда онъ подошелъ ближе, не многое можно было прочесть — только, можетъ быть, легкую прибавку угрюмости, или скорѣе можетъ быть того ледянаго приличія, которое всегда его отличало и которое возрасло въ немъ послѣ его женитьбы и чрезвычайно какъ увеличилось, когда онъ сдѣлался министромъ и былъ гарротированъ.

— Я радъ, что твоей головной боли лучше, сказалъ онъ женѣ, которая встала со скамейки встрѣтить его.

Финіасъ также всталъ и имѣлъ какой-то странный видъ.

— Я вышла потому что мнѣ стало хуже, сказала она: — эта головная боль раздражала меня до такой степени, что я не могла дольше оставаться въ комнатахъ.

— Я пошлю въ Каллендеръ за докторомъ Мэкнутрай.

— Пожалуйста не дѣлай этого, Робертъ, мнѣ совсѣмъ не нуженъ докторъ Мэкнутрай.

— Въ болѣзни всегда полезенъ совѣтъ доктора.

— Я не больна. Головная боль не болѣзнь.

— А я думалъ напротивъ, сказалъ Кеннеди очень сухо.

— Во всякомъ случаѣ я предпочитаю не видѣть доктора Мэкнутрай.

— Я увѣренъ, что тебѣ не можетъ принести пользы влѣзать сюда на гору въ такое жаркое время. Вы давно здѣсь, Финнъ?

— Цѣлое утро — здѣсь и около. Я пришелъ съ озера съ книгою въ карманѣ.

— И ты случайно его нашла? спросилъ Кеннеди.

Въ этомъ вопросѣ было что-то такое простое, что самая эта простота доказывала, что подозрѣнія не было.

— Да — случайно, отвѣчала лэди Лора: — но всѣ въ Лофлинтерѣ всегда приходятъ сюда. Еслибъ кого-нибудь не было, кто былъ бы мнѣ нуженъ, я пришла бы сюда отыскивать его.

— Я иду къ Линтерскому лѣсу видѣться съ Блэномъ, сказать Кеннеди.

Блэнъ былъ лѣсничій.

— Если вамъ все-равно, Финнъ, я желалъ бы, чтобы вы проводили лэди Лору домой. Не давайте ей оставаться на жару. Я позабочусь, чтобы кто-нибудь съѣздилъ въ Каллендеръ за докторомъ Мэкнутрай.

Тутъ Кеннеди ушелъ, а Финіасъ остался съ его порученіемъ проводить лэди Лору домой. Когда шляпа Кеннеди показалась на дорожкѣ, Финiасъ готовъ былъ провозгласить себя готовымъ на всякую преданность для лэди Лоры. Онъ началъ даже отвѣчать преступной нѣжностью на нескромное признаніе, сдѣланное ему лэди Лорой. Но теперь онъ чувствовалъ, послѣ того, что случилось въ присутствіи мужа, что всякое изъявленіе нѣжности преступной нѣжности — было невозможно. Отсутствіе всякаго подозрѣнія со стороны Кеннеди заставляло Финіаса чувствовать, что онъ обязанъ всѣми общественными законами удерживаться отъ подобной нѣжности. Лэди Лора начала спускаться по тропинкѣ впереди него, не говоря ни слова — и шла, шла, какъ будто хотѣла дойти до дома ничего не говоря, еслибъ омъ не заговорилъ съ нею.

— У васъ все еще болитъ голова? спросилъ онъ.

— Разумѣется, болитъ.

— Мнѣ кажется, онъ былъ правъ, сказавъ, что вамъ не слѣдовало выходить въ жаръ.

— Не знаю. Объ этомъ не стоитъ и думать. Онъ посылалъ меня домой и, разумѣется, я должна идти. И онъ велѣлъ вамъ проводить меня, такъ что, разумѣется, вы должны меня проводить.

— Вы желали бы, чтобы я оставилъ васъ одну?

— Да, желала бы. Только онъ непремѣнно узнаетъ это, а вы не должны говорить ему, что оставили меня по моей просьбѣ.

— Развѣ вы думаете, что я его боюсь? спросилъ Финіасъ.

— Да, я это думаю. Я сама боюсь его, и папа боятся, а мать его едва осмѣливается называть свою душу своей. Я не знаю почему вамъ избавиться отъ этого.

— Мистеръ Кеннеди для меня ровно ничего.

— Для меня онъ кое-что и поэтому я полагаю, что мнѣ лучше идти. А теперь этотъ противный докторъ пріѣдетъ и вездѣ разсыплетъ свой табакъ и велитъ мнѣ принимать шотландское лекарство, которое гораздо гаже англійскаго. А онъ будетъ стоять надо мной и смотрѣть, принимаю ли я.

— Какъ! докторъ изъ Каллендера?

— Нѣтъ, мистеръ Кеннеди. Если онъ посовѣтуетъ мнѣ заштопать мою перчатку, онъ спроситъ прежде чѣмъ ляжетъ спать, сдѣлано ли это. Онъ ничего не забываетъ и ничего не оставляетъ безъ вниманія. Теперь довольно, мистеръ Финнъ. Ба вывели меня изъ-за деревьевъ, и это все равно, какъ еслибъ вы проводили меня до дома. Васъ не станутъ бранить, если мы разстанемся здѣсь. Помните, что я вамъ сказала наверху. Помните также, что вы ничего другого не можете сдѣлать для меня. Прощайте.

Онъ повернулъ къ озеру, а лэди Лора пошла черезъ широкій лугѣ къ дому одна. Ему не удалось его намѣреніе сказать своему другу о любви своей къ Вайолетъ, и онъ примѣтилъ, что теперь онъ не можетъ исполнить этого намѣренія. Послѣ того, что случилось, для него было невозможно идти къ лэди Лорѣ съ страстнымъ разсказомъ о своемъ желаніи жениться на Вайолетъ Эффингамъ. Если онъ долженъ говорить о своей любви, то о любви совсѣмъ другой. Но онъ никогда не будетъ говорить съ ней о любви — да и онъ былъ совершенно увѣренъ, что она не позволить ему этого. Но удивляло его всего болѣе, когда онъ думалъ объ этомъ недавнемъ свиданіи то, что лэди Лора, которую онъ зналъ — которую онъ думалъ, что онъ знаетъ — подчинилась такому человѣку, какъ Кеннеди, человѣку, котораго онъ презиралъ за его слабость, нерѣшительность и безцѣльность. Тѣ два дня, которые онъ оставался въ Лофлинтерѣ, онъ пристально наблюдалъ за этимъ семействомъ и удостовѣрился, что лэди Лора была права, когда увѣряла, что отецъ ея боялся Кеннеди.

— Я тотчасъ за вами поѣду, сказалъ графъ по секрету Финіасу, когда кандидатъ уѣзжалъ изъ Лофлинтера: — мнѣ не хочется оставаться здѣсь во время выборовъ, но я буду въ Сольсби, чтобы принять васъ на другой день.

Финіасъ простился съ Кеннеди съ горячимъ выраженіемъ дружбы со стороны хозяина, а лэди Лора только дотронулась до его руки. Онъ хотѣлъ сказать ей нѣсколько словъ, но она была угрюма, или приняла угрюмый видъ, и ни слова не сказала ему.

На другой день послѣ отъѣзда Финiаса Финна въ Луфтонъ лэди Лора все еще страдала головную болью. Она жаловалась на головную боль съ самаго пріѣзда въ Лофлинтеръ и докторъ Мэкнутрай пріѣзжалъ нѣсколько разъ.

— Желалъ бы я знать, отъ чего ты нездорова, говорилъ ей мужъ, стоя возлѣ нея въ гостиной наверху.

Это была хорошенькая комната, имѣвшая видъ на горы и на озеро, и была приготовлена для нея со всѣмъ искусствомъ а вкусомъ опытнаго обойщика. Она выбрала эту комнату для себя вскорѣ послѣ своей помолвки и благодарила своего будущаго муха съ нѣжной улыбкой за то, что онъ предоставилъ ей выборъ. Она благодарила его и сказала, что она всегда намѣрена быть счастливой — такъ счастливой въ этой комнатѣ! Онъ былъ человѣкъ не слишкомъ склонный къ романтизму, но онъ подумалъ объ этомъ обѣщаніи, когда стоялъ возлѣ нея и спрашивалъ объ ея здоровьи. На сколько онъ могъ примѣтить, она не была довольна послѣ пріѣзда въ Лофлинтеръ. Проблескъ истины промелькнулъ въ головѣ его. Можетъ быть, жена его скучаетъ? Если такъ, какая же предстоитъ жизнь ему и ей? Онъ каждый годъ ѣздилъ въ Лондонъ и въ парламентъ по обязанности, а потомъ домъ его наполнялся гостями — тоже по обязанности — но счастье его состояло въ такихъ часахъ, которые повидимому нагоняли на жену его постоянную головную боль. Проблескъ истины промелькнулъ въ головѣ его, что если женѣ его ее нравится жить спокойно хозяйкой въ домѣ своего мужа? Что если головная боль всегда будетъ слѣдствіемъ исполненія домашнихъ обязанностей?

Болѣе чѣмъ проблескъ истины мелькалъ въ душѣ самой лэди Лоры. Темная туча, поднятая истиной, все затемнила вокругъ нея. Она задала себѣ нѣсколько вопросовъ и узнала, что она не имѣетъ любви къ мужу, что тотъ образъ жмзни, который онъ требовалъ отъ нея, былъ для нея нестерпимъ, что она ошиблась и упала при входѣ своемъ въ жизнь. Она примѣтила, что отцу ея уже надоѣдаетъ Кеннеди, и что какъ ему ни гpyстно бытъ одному въ Сольсби, онъ не намѣренъ поселиться въ Лофлинтерѣ. Да — ее бросятъ всѣ, кромѣ разумѣется ея мужа, и тогда… Тогда она бросится въ одно утро въ озеро, потому что жизнь сдѣлается для нея нестерпима.

— Желалъ бы я знать, чѣмъ ты нездорова? повторилъ Кеннеди.

— Ничего серьёзнаго. Нельзя же иногда не имѣть головной боли.

— Мнѣ кажется, ты не довольно дѣлаешь движенія, Лора. Я предложилъ бы, чтобъ ты ходила пѣшкомъ каждый день четыре мили послѣ завтрака. Я всегда буду готовъ провожать тебя. Я говорилъ съ докторомъ Мэкнутрай.

— Я ненавижу доктора Мэкнутрай.

— Почему ты его ненавидишь, Лора?

— Какъ могу я сказать почему? Я ненавижу. Это достаточная причина, чтобы ты не посылалъ за нимъ для меня.

— Ты безразсудна, Лора. Доктора выбираютъ по репутаціи, а докторъ Мэкнутрай пользуется высокой репутаціей.

— Мнѣ не нужно никакого доктора.

— Но если ты больна, моя милая…

— Я не больна.

— Но ты говоришь, что у тебя болитъ голова. Ты это говоришь цѣлые десять дней.

— Имѣть головную боль не значитъ быть больной. Я желала бы только, чтобы ты не говорилъ объ этомъ, и тогда можетъ быть моя головная боль пройдетъ.

— Я этому не повѣрю. Головная боль девять разъ изъ десяти происходитъ отъ желудка.

Хотя онъ сказалъ это — все-таки въ эту самую минуту тѣнь истины была передъ его глазами. Что если головная боль просто значитъ отвращеніе къ нему и къ его образу жизни?

— Совсѣмъ не оттого, сказала лэди Лора, выходя изъ терпѣнія, зачѣмъ причины ея болѣзни допытываются такъ подробно.

— Такъ отчего же это? Ты не можешь думать, чтобы мнѣ было пріятно слышатъ твои жалобы на головную болъ каждый день — чтобы ты дѣлала ивъ этого предлогъ для лѣности.

— Что ты хочешь заставить меня дѣлать? спросила она, вскакивая съ мѣста. — Дай мнѣ работу и если я не сойду съ ума, я ее исполню. Вотъ счетныя книги. Дай ихъ мнѣ. Кажется, я не въ состояніи распознать цифры, но постараюсь распознать ихъ.

— Лора, это жестоко съ твоей стороны — и неблагодарно.

— Разумѣется — это очень дурно. Какая жалость, что ты не узналъ этого въ прошломъ году! О Боже! о Боже! что мнѣ дѣлать?

Она бросилась на диванъ и сжала виски обѣими руками.

— Я сейчасъ пошлю за докторомъ Мэкнутрай, сказалъ Кеннеди, очень медленно направляясь къ двери и говоря такъ же медленно, какъ онъ шелъ.

— Нѣтъ — не дѣлай этого, сказала она, опять вскочивъ на ноги и загородивъ ему дорогу. — Если онъ пріѣдетъ, я не увижу его. Даю тебѣ слово, что я не буду говорить съ нимъ, если онъ пріѣдетъ. Ты не понимаешь, прибавила она: — ты совсѣмъ не понимаешь.

— Что же я долженъ понять? спросилъ онъ.

— Что женщина не любитъ, чтобы ей надоѣдали.

Онъ не тотчасъ отвѣчалъ, но вертѣлъ ручку двери и собирался съ мыслями.

— Да, сказалъ онъ наконецъ: — я начинаю узнавать, что надоѣдаетъ женщинѣ, какъ ты выражаешься. Я вижу теперь, отчего у тебя болитъ голова. Это не отъ желудка. Въ этомъ ты права. Это отъ перспективы спокойной и приличной жизни, съ которой связано исполненіе простыхъ обязанностей. Докторъ Мэкнутрай человѣкъ ученый, но я сомнѣваюсь, чтобы онъ могъ помочь такой болѣзни.

— Ты совершенно нравъ, Робертъ, онъ не можетъ сдѣлать ничего.

— Эту болѣзнь ты должна вылечить сама, Лора — и она излечится настойчивостью, если ты можешь заставить себя попытаться.

— Я совсѣмъ не могу заставить себя, сказала она.

— Неужели ты хочешь сказать мнѣ, Лора, что ты не сдѣлаешь усилій исполнять обязанности моей жены?

— Я хочу сказать тебѣ, что не буду пытаться вылечить головную боль подводя итоги. Вотъ все, что я намѣрена сказать тебѣ. Если ты оставишь меня на нѣкоторое время, чтобы я могла полежать, я можетъ быть буду въ состояніи выйти къ обѣду.

Онъ еще колебался, держась за ручку двери.

— Но если ты будешь продолжать бранить меня, я сейчасъ лягу въ постель.

Онъ не колебался болѣе и вышелъ изъ комнаты, не говоря больше ни слова.

Глава XXXIII. Жалоба Слайда

Нашъ герой былъ выбранъ депутатомъ отъ Луфтона безъ всякихъ хлопотъ. На слѣдующій день онъ поѣхалъ въ замокъ и былъ уже тамъ, когда графъ пріѣхалъ. Они были только вдвоемъ и графъ былъ очень ласковъ къ нему.

— Итакъ у васъ совсѣмъ не было оппонента? сказалъ лордъ Брентфордъ съ улыбкой.

— Ни тѣни другого кандидата.

— Я такъ и думалъ. Пробовали paза два безуспѣшно.

На второй день послѣ обѣда — въ послѣдній вечеръ пребыванiя Финіаса въ Сольсби-графъ вдругъ откровенно разговорился о своей дочери, о своемъ сынѣ и о Вайолетъ Эффингамъ. Разговоръ этотъ начался такъ внезапно и такъ откровенно, что Финіасъ сначала былъ принужденъ молчать. Сказали нѣсколько словъ о Лофлинтерѣ, о красотѣ этого мѣста, объ обширности имѣнія.

— Я почти боюсь, сказалъ лордъ Брентфордъ: — что Лора несчастлива тамъ.

— Надѣюсь, что она счастлива, сказалъ Финіасъ.

— Онъ такъ суровъ и, какъ мнѣ кажется, требователенъ. А Лора къ этому не привыкла. У меня она всегда поступала какъ хотѣла, и я всегда находилъ, что она можетъ это дѣлать. Я не понимаю, какъ мужъ можетъ обращаться съ нею иначе.

— У него ужъ такой характеръ.

Характеръ да, но какая непріятная перспектива для нея!

И у нея также есть характеръ, и онъ это узнаетъ, если зайдетъ слишкомъ далеко. Я не выношу Лофлинтера; я прямо сказалъ это Лорѣ. Это одинъ изъ тѣхъ домовъ, въ которыхъ нельзя назвать время своимъ. Я сказалъ Лорѣ, что не могу остаться тамъ долѣе двухъ дней.

— Это очень грустно, сказалъ Финіасъ.

— Да, это грустно для нея, бѣдняжки, и тоже очень грустно для меня. У меня никого нѣтъ кромѣ Лоры — буквально никого — а теперь я разлученъ и съ нею! Мнѣ кажется, что она такъ далеко отъ меня, будто ея мужъ живетъ въ Китаѣ. Теперь я лишился ихъ обоихъ.

— Надѣюсь, что нѣтъ, милордъ.

— Я лишился. А Чильтернъ, я примѣчаю, становится ко мнѣ равнодушнѣе каждый день. Онъ думаетъ обо мнѣ только какъ о человѣкѣ мѣшающемъ ему, который долженъ умереть когда-нибудь и можетъ умереть скоро.

— Вы несправедливы къ нему, лордъ Брентфордъ.

— Вовсе нѣтъ. Для чего онъ отвѣчалъ на каждое мое предложеніе такъ дерзко, что для меня невозможно вступить съ нимъ въ дальнѣйшія сношенія?

— Онъ думаетъ, что вы несправедливы къ нему.

— Да — потому что я не могу закрытъ глаза на его образъ жизни. Я долженъ платить его долги и не обращать никакого вниманія на его поведеніе!

— Я не думаю, чтобы у него теперь были долги.

— Потому что его сестра употребила все свое состояніе на уплату ихъ. Она дала ему сорокъ тысячъ! Неужели вы думаете, что она вышла бы за Кеннеди, еслибы не это? Я не думаю. Я не могъ ее отговорить. Я сказалъ, что не хочу сковывать остальные годы моей жизни, накопляя деньги, и не могъ взять назадъ свое слово.

— Вы могли бы вмѣстѣ съ лордомъ Чильтерномъ пополнить эту сумму.

— Теперь это никчему не поведетъ. Она вышла за Кеннеди и деньги теперь ничего не значатъ ни для него, ни для нея. Чильтернъ могъ бы поправить дѣло, женившись на миссъ Эффингамъ, еслибъ захотѣлъ.

— Мнѣ кажется, онъ старался всѣми силами.

— Нѣтъ, онъ все испортилъ. Онъ дѣлалъ ей предложеніе, какъ человѣкъ спрашиваетъ билетъ на желѣзную дорогу или пару перчатокъ, а оттого что она не бросилась къ нему на шею, онъ и бросилъ ее. Я не вѣрю, чтобы онъ дѣйствительно желалъ на ней жениться. Я полагаю, ему мѣшаетъ какая-нибудь безславная связь.

— Вовсе нѣтъ, онъ женился бы на ней завтра, еслибы могъ. Я думаю, что отказъ миссъ Эффингамъ искрененъ.

— Я не сомнѣваюсь въ ея искренности.

— И она никогда не перемѣнится.

— Въ этомъ я съ вами не согласенъ, я знаю ихъ обоихъ лучше чѣмъ вы. Но все противъ меня. Я такъ этого желаю и, разумѣется, долженъ обмануться въ ожиданіи. Что онъ будетъ дѣлать этой осенью?

— Онъ теперь катается на яхтѣ.

— Кто съ нимъ?

— Кажется, яхта принадлежитъ капитану Кольпипперу.

— Величайшему негодяю во всей Англіи! Человѣку, который стрѣляетъ голубей и отличается на скачкахъ! А хуже всего въ Чильтернѣ то, что если ему не нравиться а человѣкъ и надоѣетъ эта жизнь, онъ все-таки будетъ продолжать, потому что думаетъ, прекрасно не уступать.

Это было такъ справедливо, что Финіасъ не смѣлъ противорѣчить и потому не сказалъ ничего.

— Я имѣлъ слабую надежду, продолжалъ графъ: — когда Лора могла всегда наблюдать за нимъ, потому что онъ по-своему любилъ сестру. Но теперь все кончено. Ей довольно дѣла и за тѣмъ, чтобы наблюдать за собой!

Финіасъ чувствовалъ, что графъ сдержалъ его довольно рѣзко, когда онъ сказалъ, что Вайолетъ никогда не выйдетъ за лорда Чильтерна, и поэтому ни мало удивился, когда лордъ Брентфордъ опять заговорилъ о миссъ Эффингамъ на слѣдующее утро, держа въ рукѣ письмо, только что полученное отъ нея.

— Они будутъ въ Лофлинтерѣ десятаго, сказалъ онъ: — и она намѣрена заѣхать сюда по дорогѣ ночи на двѣ.

— И лэди Бальдокъ, и всѣ?

— Ну да, и лэди Бальдокъ и всѣ. Я не очень люблю лэди Бальдокъ, но вынесу ея присутствіе для того, чтобы имѣть удовольствіе видѣть Вайолетъ. Я люблю ее какъ дочь. Я не увижу ее во всю осень. Я не могу выносить Лофлинтера.

— Будетъ лучше, когда домъ наполнится.

— Вы вѣрно будете тамъ?

— Нѣтъ, не думаю, сказалъ Финіасъ.

— И вы не желаете?

Финіасъ не отвѣчалъ на это, но слегка улыбнулся.

— Ей-Богу, я этому не удивляюсь, сказалъ графъ.

Финіасъ, который отдалъ бы все на свѣтѣ, чтобы находиться въ одномъ домѣ съ Вайолетъ Эффингамъ, не могъ объяснить, почему онъ принужденъ отлучиться.

— Я полагаю, васъ приглашали? сказалъ графъ.

— О, да! меня приглашали. Нельзя быть ласковѣе ихъ.

— Кеннеди говорилъ мнѣ, что вы непремѣнно пріѣдете.

— Я послѣ объяснилъ ему, сказалъ Финіасъ: — что не вернусь. Я поѣду въ Ирландію. Я долженъ прочесть много нужныхъ книгъ, и тамъ а могу сдѣлать это безъ помѣхи.

Онъ поѣхалъ изъ Сольсби въ Лондонъ въ этотъ день и остался совершенно одинъ въ квартирѣ мистриссъ Бёнсъ, одинъ въ клубѣ, одинъ на улицахъ. Іюль прошелъ, но всѣ перелетныя птицы улетѣли. Мильдмэй въ свою короткую сессію почти раззорилъ лондонскихъ торговцевъ и измѣнилъ лѣтній образъ жизни всѣхъ, кто считалъ себя значущимъ чѣмъ-нибудь. Финіасъ, сидя одинъ въ своей комнатѣ, чувствовалъ себя ничѣмъ. Онъ сказалъ графу, что онъ ѣдетъ въ Ирландію, и долженъ былъ ѣхать туда, потому что ему нечего было дѣлать. Его приглашали въ два разныя мѣста. Монкъ звалъ его въ Пиренеи, лордъ Чильтернъ предлагалъ присоединиться къ яхтѣ — но ни тотъ, ни другой планъ не нравился ему. Ему нравилось бы находиться въ Лофлинтерѣ съ Вайолетъ Эффингамъ, но Лофлинтеръ быль ему воспрещенъ. Его старый другъ лэди Лора не велѣла ему пріѣзжать туда, объяснивъ достаточно ясно, но какимъ причинамъ она исключаетъ его изъ числа гостей ея мужа. Когда онъ думалъ объ этомъ, прошлыя сцены его жизни казались ему удивительны. Годъ тому назадъ онъ отдалъ бы все на свѣтѣ за одно слово любви отъ лэди Лоры, едва осмѣливаясь надѣяться, чтобы такое слово когда-нибудь могло быть произнесено. Теперь это слово въ дѣйствительности было произнесено, и сдѣлалось просто для него непріятно. Она призналась ему — потому что таково было настоящее значеніе ея словъ — что хотя она вышла за другого, но любила и любитъ его. Но думая объ этомъ, онъ не гордился. Долго думая объ этомъ, онъ началъ спрашивать себя, не имѣетъ ли онъ права извлечь изъ того, что случилось, нѣкоторую надежду, что Вайолетъ также можетъ полюбить его. Онъ такъ мало думалъ о себѣ, что сначала боялся свататься за лэди Лору. Не можетъ ли онъ осмѣлиться думать болѣе о себѣ, когда узналъ какъ ему удалось?

Но какъ ему добраться до Вайолетъ Эффингамъ? Съ той минуты, какъ онъ уѣхалъ изъ Сольсби, онъ сердился на себя, зачѣмъ онъ не просилъ у лорда Брентфорда позволенія остаться до-тѣхъ-поръ, пока все общество лэди Бальдокъ уѣдетъ въ Лофлинтеръ. Графъ, который былъ очень одинокъ въ своемъ домѣ, согласился бы тотчасъ. Финіасъ конечно принужденъ былъ сознаться, что успѣхъ его съ Вайолетъ положитъ конецъ его дружбы съ лордомъ Брентфордомъ и съ лордомъ Чильтерномъ. Въ такомъ случаѣ честь обяжетъ его отказаться отъ своего мѣста и возвратить Луфтонъ его обиженному натрону. Но для Вайолетъ Эффингамъ онъ отдалъ бы болѣе чѣмъ свое мѣсто. Теперь однако онъ не имѣлъ способовъ добраться до нея и сдѣлать ей предложеніе. Онъ не могъ ѣхать въ Лофлинтеръ противъ желаній лэди Лоры.

Въ Лондонѣ съ нимъ случилось небольшое приключеніе, которое нѣсколько облегчило скуку первой недѣли въ августѣ. Онъ оставался въ Лондонѣ до половины августа, почти рѣшаясь устремиться въ Сольсби, когда Вайолетъ Эффингамъ будетъ тамъ — стараясь придумать какой-нибудь предлогъ для такого поступка, по напрасно ломая голову — а тутъ съ нимъ и случилось это маленькое приключеніе. Приключеніе началось слѣдующимъ письмомъ:

Контора "Знамени", 3 августа 186 —.

"Любезный Финнъ,

"Я долженъ сказать, что нахожу, что вы поступали со мною дурно и безъ той братской откровенности, которую мы, публицисты, ожидаемъ другъ отъ друга. Однако, можетъ быть, мы объяснимся съ вами и тогда дѣла пойдутъ гладко. Хотите прійти ко мнѣ или мнѣ прійти къ вамъ?

"Всегда вашъ К. С."

Финіасъ не только удивился, но и разсердился, подучивъ это письмо. Онъ не могъ придумать, чѣмъ онъ оскорбилъ Слайда. Онъ перебралъ въ памяти всѣ обстоятельства своихъ краткихъ сношеній съ «Знаменемъ», но не могъ вспомнить ничего такого, что могло бы нанести оскорбленіе. Но досада его была сильнѣе удивленія. Онъ думалъ, что онъ не сказалъ и не сдѣлалъ ничего такого, что дало бы право Квинтусу Слайду называть его «любезный Финнъ». Его, обладавшаго тайной лэди Лоры; его, надѣявшагося пріобрѣсти любовь Вайолетъ Эффингамъ — его называетъ «любезный Финнъ» такой человѣкъ, какъ Квинтусъ Слайдъ! Онъ тотчасъ рѣшилъ, что не будетъ отвѣчать на это письмо, но пойдетъ въ контору «Знамени» въ такое время, когда Квинтусъ Слайдъ всегда тамъ бывалъ. Конечно, онъ не напишетъ «любезный Слайдъ», и пока не узнаетъ причину обиды, не сдѣлаетъ себѣ врага, назвавъ его «любезный сэръ». Онъ пошелъ въ контору «Знамени» и нашелъ Слайда пишущимъ статью для завтрашняго нумера.

— Я полагаю, вы очень заняты? сказалъ Финіасъ, усаживаясь съ нѣкоторымъ затрудненіемъ на скамеечку въ тѣсной конторѣ.

— Не такъ особенно занятъ, чтобы не обрадоваться вамъ. Вы стрѣляете?

— Стрѣляю ли? сказалъ Финіасъ.

Возможно ли, чтобы Слайдъ намѣревался вызвать его на дуэль на пистолетахъ?

— Тетеревей и фазановъ, и тому подобное? спросилъ Слайдъ.

— О! понимаю. Да, я стрѣляю иногда.

Квинтусъ Слайдъ бросилъ перо и тотчасъ приступилъ къ главному предмету.

— Знаете ли, Финнъ, сказалъ онъ: — что вы дурно поступили со мною относительно Луфтона.

Поступилъ съ вами дурно относительно Луфтона?

Финіасъ, повторяя эти слова, рѣшительно не могъ понять, что хотѣлъ сказать Слайдъ.

— Очень дурно, сказалъ Слайдъ, сложивъ руки крестъ-накрестъ: — право очень дурно! Публицисты должны поддерживать другъ друга, а не бросать. Что за польза въ братствѣ, если братства нѣтъ?

— Честное слово, я не понимаю, что вы хотите сказать.

— Развѣ я вамъ не сказалъ, что самъ мечу на Луфтонъ?

— О!

— Хорошо вамъ говорить о! — но развѣ я вамъ не говорилъ?

— Я никогда въ жизни не слыхалъ такихъ пустяковъ.

— Пустяковъ?

— Какимъ образомъ вы могли бы быть депутатомъ отъ Луфтона? Ни одинъ избиратель не предложилъ бы васъ въ кандидаты.

— Я вотъ что скажу вамъ, Финнъ. Я нахожу, что вы бросили меня самымъ постыднымъ образомъ, по я на это напирать не стану. Вы получите Луфтонъ въ эту сессію, если обѣщаете дать дорогу мнѣ на слѣдующихъ выборахъ. Если вы на это согласитесь, мы напишемъ особую передовую статью о томъ, какъ хорошо лордъ — какъ бишь онъ? — поступилъ съ своихъ мѣстечкомъ, и будемъ вашимъ органомъ на всю сессію.

— Никогда въ жизни не слыхалъ такихъ пустяковъ. Что это за нелѣпое предложеніе? Вы точно также могли бы спрашивать меня, согласенъ ли я, чтобы вы попали въ рай. Я ее имѣю противъ этого ни малѣйшаго возраженія, но для меня это не значитъ ровно ничего.

— Очень хорошо, сказалъ Квинтусъ Слайдъ: — очень хорошо! Теперь мы понимаемъ другъ друга, и это все, чего я желаю. Мнѣ кажется, я могу показать вамъ, что значитъ сойтись съ публицистами, а потомъ ихъ бросить. Прощайте!

Финіасъ, совершенно довольный результатомъ этого свиданіи относительно себя, вовсе не жалѣлъ, что между Квинтусомъ Слайдомъ и его «любезнымъ Финномъ» возникла причина къ охлажденію, отрясъ прахъ съ своихъ ногъ по выходѣ изъ конторы «Знамени» и рѣшилъ, что впередъ онъ будетъ избѣгать связей такого рода. Воротившись домой, онъ сказалъ себѣ, что членъ парламента долженъ быть совершенно независимъ отъ печати. Но второе утро послѣ встрѣчи съ своимъ бывшимъ другомъ онъ увидалъ результатъ своей независимости. Была статья, поразительная, страшная, показывавшая необходимость немедленной реформы. Когда такой патронъ, какъ лордъ Брентфордъ, министръ, можетъ однимъ словомъ посадить въ парламентъ такую палку, какъ Финіасъ Финнъ — человѣкъ, который старался стать на ноги въ палатѣ, но у котораго не достало ни мужества, ни способности, ничего болѣе не можетъ доказать, что билль о Реформѣ 1838 требуетъ дополненія посредствомъ какой-нибудь болѣе энергичной мѣры.

Финіасъ смѣялся, когда читалъ эту статью и говорилъ себѣ, что шутка эта не дурна. Но все-таки онъ страдалъ. Квинтусъ Слайдъ, когда желалъ пустить въ ходъ свою плеть, могъ наносить чувствительные удары.

Глава ХХХІV. Былъ ли онъ честенъ?

Десятаго августа Финіасъ Финнъ воротился въ Луфтонъ. Онъ поѣхалъ съ почтовымъ поѣздомъ вечеромъ, пославъ телеграмму въ гостинницу, чтобы для него была приготовлена спальная, и въ десять часовъ утра завтракалъ въ этомъ гостепріимномъ домѣ. Трактирщикъ и трактирщица со всѣмъ своимъ штатомъ не понимали, зачѣмъ ихъ депутатъ такъ скоро воротился въ свой городокъ; но читатель, вспомнивъ, что лэди Бальдокъ съ дочерью и Вайолетъ Эффингамъ должна была пріѣхать одиннадцатаго въ Сольсби, можетъ бытъ, угадаетъ причину.

Финіасъ думалъ объ этой поѣздкѣ въ Луфтонъ съ самаго пріѣзда своего въ Лондонъ, но не могъ придумать предлога для лорда Брентфорда своему внезапному появленію. Графъ былъ очень къ нему ласковъ, но не сказалъ ничего такого, что могло бы дать право его молодому другу уѣзжать и пріѣзжать въ Сольсби, какъ ему вздумается, безъ приглашенія и безъ предувѣдомленія. Финіасъ такъ хорошо зналъ это самъ, что такъ же часто, какъ рѣшался послѣдніе десять дней поѣхать въ Сольсби, рѣшался не ѣздить туда. Онъ не могъ придумать предлога. Потомъ небо поблагопріятствовало ему. Онъ получилъ письмо отъ лорда Чильтерна, въ которомъ было порученiе къ лорду Брентфорду.

«Если вы увидите моего отца, скажите ему, что я готовъ во всякое время сдѣлать все необходимое для того, чтобы возвратить деньги Лорѣ».

Взявъ это предлогомъ, онъ вернулся въ Луфтонъ.

Онъ встрѣтилъ графа, стоявшаго на большихъ ступеняхъ передъ дверью своего замка.

— Какъ, Финнъ, это вы? А я думалъ вы въ Ирландіи.

— Нѣтъ еще, милордъ, какъ видите.

Тутъ онъ тотчасъ раскрылъ свой бюджетъ и краснѣлъ отъ своего лицемѣрства. Онъ сказалъ, что получилъ такое важное порученіе отъ лорда Чильтерна, что не могъ рѣшиться уѣхать въ Ирландію не передавъ его. Онъ убѣждалъ графа, что омъ изъ этого можетъ узнать, какъ желалъ лордъ Чильтернъ примиренія. Онъ говорилъ, что когда ему пришло въ голову, что есть надежда достигнуть этой цѣли, то онъ не могъ уѣхать въ Ирландію, не сдѣлавъ этого добраго дѣла. Въ любви и на войнѣ позволительно все. Такъ онъ увѣрялъ себя, но самъ чувствовалъ, что его исторія была такъ слаба, что едвали могла дать ему доступъ въ замокъ. Въ этомъ онъ совершенно ошибался. Графъ, проглотивъ приманку, взялъ подъ руку незванаго гостя, и пройдя съ нимъ по тропинкамъ кустарника, наконецъ сознался, что онъ былъ бы радъ примириться съ сыномъ, если это возможно.

— Пусть онъ пріѣдетъ сюда, она также будетъ здѣсь, говорилъ графъ о Вайолетъ.

На это Финіасъ ничего не могъ сказать громко, но себѣ говорилъ, что все должно быть честно между ними. Онъ не возьметъ неблагороднаго преимущества передъ лордомъ Чильтерномъ Онъ передастъ лорду Чильтерну все, что сказалъ ему лордъ Брентфордъ. Но если онъ найдетъ возможность сказать Вайолетъ все, что онъ пріѣхалъ ей сказать, и если — что онъ считалъ весьма невѣроятнымъ — Вайолетъ ему не откажетъ, тогда какъ онъ напиш