Куприн А. И. Пёстрая книга. Несобранное и забытое.
Пенза, 2015.
УТОЧКИН
правитьКогда впервые появились слухи о сумасшествии Уточкина, я не хотел им верить. Более спокойного, уравновешенного, хладнокровного и расчетливого в риске человека я никогда не видал (кроме М. Н. Ефимова) в жизни. Все, что угодно, только не безумие. Падение вместе с аэропланом с громадной высоты, прыжок в море при помощи парашюта, гибель во время гонки, когда автомобиль развивает скорость около 120 верст в час, волна, которая может захлестнуть и перевернуть вверх килем маленькую парусную лодку, — все это не удивило бы меня, а только заставило бы пожалеть о том, что ушел из жизни смелый, веселый, остроумный и на редкость своеобразный человек. Но теперь ужас в том, что этот человек жив, что, может быть, он не сознает своей болезни и что от него отвернулось общество, которое одинаково легко осыпает своих героев цветами, аплодисментами и улыбками при успехе, а при неуспехе провожает его в могилу равнодушным молчанием.
Уточкин был настоящим богом, кумиром одесской толпы. Его страстное стремление поработить все виды кровавого спорта давало ему и деньги, и славу, и широкие знакомства. Но тот, кто знает Одессу, тот знает, что этот город изумительно похож на обезьяну, которая срывает самые лучшие плоды с дерева и, едва откусив от них кусочек, бросает пренебрежительно на землю. Впрочем, для того чтобы это понять, нужно знать суетливую, жадную до зрелищ, безалаберную, эгоистическую Одессу.
Перепробовав все виды спорта, Уточкин, наконец, нашел себя.
Он непоколебимо остановился на воздухоплавании и ему решил посвятить все, что у него было в запасе его 35-летней жизни: мускульную силу, наблюдательность, знание машин, звериную ловкость, громадный предыдущий опыт и свой холодный аналитический ум.
— Д-дальше идти нек-к-куда, — говорил он качаясь на плетеном стуле в кофейной у Робина в Одессе на Екатерининской улице и, по своему обыкновению, заикаясь: — В ав-авиации можно еще работать с-сто лет, для того чтобы д-достигнуть свободного п-полета, а еще триста, ч-чтобы научиться управлять аппаратом. Н-на мой век хватит. Я б-буду рад, если наши п-правнуки полетят.
Он никогда не был ни корыстолюбивым, ни карьеристом. Но все-таки он до конца своих дней был баловнем толпы, иначе — прекрасным цветком, попавшим в грубые лапы. «Лесть, богатство и слава мира» заставили его самонадеянно идти на перелет Петербург — Москва. Аппарат у него был старенький, заплатанный, а мотор изношенный, уже отработавший не сто положенных часов, а двести.
Где-то на Валдайских высотах он зарылся вместе со своим аэропланом в болото. Известно, что людей нужно ценить в минуты горя и опасности. Рядом с ним, почти в том же месте, падают Лерхе, Васильев и какой-то третий авиатор. Лерхе печально стоит над своим безнадежно разбитым аппаратом, но, однако, отказывается дать своему товарищу, конкуренту по полету, бензин и масло. Уточкин снабжает Васильева и тем, и другим. С трудом влача ушибленную ногу, он тщательно проверяет тяжки и винты аппарата своего соперника, пуская в ход его пропеллер и — господи, благослови — желает ему благополучно добраться до Москвы.
Как же здесь не вспомнить того же Уточкина в 1905 году, в эпоху еврейских погромов. Этот человек, которому внутренняя политика была совершенно чужда, вдруг увидел на улице, что пьяная оголтелая толпа бьет старую седовласую еврейку и издевается над ней с той беспощадностью, на которою способна только разнуздавшаяся чернь, обеспеченная заранее безнаказанностью.
Не раздумывая о последствиях, Уточкин вступился за женщину. Он растопыривает руки и ноги и сдерживает толпу (а надо сказать, что он очень силен физически) на несколько мгновений:
— И в-вот я слышу с-сзади: «Н-не бей. Эт-то наш… Уточкин». Но было поздно. Я ч-чувствую, как будто у меня в спине ск-квозняк. Это меня ударили ножом. Я потом семь недель лежал в б-больнице.
Таков он весь, с его мгновенными порывами, с его инстинктивным великодушием, с вечным вызовом смерти.
Неудача перелета Петербург-Москва сразу уронила его в мнении одесских обезьян. В Одессе он родился, учился, основал семью, приобрел там громадную известность, и вот вчерашняя золотая игрушка, полубог восторженно орущей толпы, лежит сегодня в грязи, и все уже забыли его и проходят мимо Икара, спалившего свои крылья на солнце, как мимо падали. Учтем же: какая жестокая боль заключается для триумфатора в падении. Отсюда и начало болезни Уточкина.
Одесса забыла о своем любимце. Растерявшийся Уточкин обращается в какое-то воздухоплавательное общество за пособием на постройку нового аэроплана, и ему великодушно дают тысячу рублей. Говоря откровенно, это почти то же самое, что дать на чай двугривенный человеку, который на ваших глазах рисковал жизнью, честью и последним жалким имуществом. Вполне понятно, что после подачки генерала Каульбарса усилия «Русского слова» собрать деньги самоотверженному авиатору не привели ни к чему. И мне кажется, что именно теперь, когда этот бесстрашный человек забыт друзьями, почти равнодушием покровителей и лукаво-вежливым молчанием врагов, теперь нам всем, стремящимся ввысь, к небу надо было бы сплотиться и прийти на помощь Уточкину. Ведь, в самом деле, он, Ефимов и двое других шли первыми в неизведанные небесные пространства, расчищая путь будущему воздушного флота России. Да и помощь нужна пустяшная: перевести С. И. Уточкина из ужасных условий больницы Николая Чудотворца в приличную, комфортабельную клинику по нервным болезням. Подумайте только: человек сжег кровь своего сердца и сок своих нервов ради будущности ваших детей!..
ПРИМЕЧАНИЯ
правитьСтатья впервые напечатана в газете «Речь», СПб. — 1913. — 30 июля; в газете «Литературная Россия». — 1964. — № 15 (67). — 15 апреля. (Публ. В. Афанасьева); в книге: Куприн А. И. Река жизни: Рассказы. Из несобранного и забытого. (Сост. Л. В. Усенко). — Росиздат, 1988.
— Уточкин Сергей Исаевич (1876—1916) — известный спортсмен (вело- и автогонщик, пловец, яхтсмен, фехтовальщик, боксер, конькобежец), один из первых русских авиаторов. Куприн поддерживал с ним многолетнюю дружбу. Впечатления о совместном полете на воздушном шаре нашли отражение в очерке «Над землей» (1909).
В 1911 г. Уточкин предпринял перелет по маршруту Петербург — Москва, потерпел аварию, получил серьезные увечья. Во время лечения, чтобы снять сильные боли, пристрастился к морфию и кокаину. В 1913 г. пошли слухи о признаках сумасшествия у прославленного пилота. Стараниями друзей спортсмен был переведен в психиатрическую больницу «Всех Скорбящих» на Петергофском шоссе, в отдельную палату. Расходы на содержание и лечение Уточкина взяла на себя городская управа. Куприн навещал его в больнице, передав собранные через газету «Речь» деньги. В 1915 г., после неудачных попыток попасть на фронт, Уточкин простудился и с воспалением легких был отправлен в психиатрическую больницу св. Николая Чудотворца, где скончался под новый 1916 год от кровоизлияния в легкие. Куприн посвятил другу очерк-некролог «Уточкин» с подзаголовком «Воспоминания» (Биржевые ведомости. — 1916. — № 1531. — 2 января). В рассказе «Наташа» (1932) Сергей Исаевич выведен в образе обаятельного рыжего заики Птицына — «великолепного велосипедного гонщика, боксера, летчика, пловца», и само художественное произведение основано на истории, рассказанной писателю Уточкиным. Об освоении Уточкиным практики бокса писатель упоминал в очерках 1913 г. «Лазурные берега» (глава «Бокс»).
— Ефимов Михаил Никифорович (1881—1919) — первый русский авиатор, известный спортсмен.
— Лерхе Макс Германович (1890-?) — российский авиатор, участник перелета Петербург-Москва (1911).
— Васильев Александр Алексеевич (1882—1918) — один из первых пилотов-авиаторов в России, победитель 1-го перелета Петербург-Москва (1911).
— генерал Каулъбарс Александр Васильевич (1844—1925) — российский военный деятель, командующий войсками Одесского военного округа (1905—1909), в 1914—1915 гг. заведовал организацией авиационного дела в армиях Северо-Западного фронта, руководил авиацией действующей армии.
— «Русское слово» — ежедневная с большим тиражом газета, издававшаяся И. Д. Сытиным (ред. В. М. Дорошевич).
Печатается по: «Литературная Россия». — 1964. — № 15.