М. Н. Катков
правитьУсловия плодотворности реформ
правитьОт проницательности петербургских газет не укрылось, что Московские ведомости стали в сравнении с ними органом консервативным. Московские ведомости не восторгаются от каждого проекта, долженствующего осчастливить Россию; не ясно ли, что они ударились в крайность, что они проповедуют statu quo [Существующее состояние вещей (лат.)]? Мы сделаем петербургским газетам для нового года маленькое удовольствие: они до некоторой степени правы.
Реформа! Преобразование! Почему эти привлекательные слова за разрешением крестьянского вопроса перестали ласкать наш слух, почему мы не приходим в восторг от многочисленных проектов различных ведомств и даже относимся к ним с недоверчивостью? Почему?
В преобразованиях необходимо различать две вещи: руководящее чувство и практическое исполнение. Если бы можно было ограничиться обсуждением одних руководящих побуждений, то в большей части случаев нам пришлось бы засвидетельствовать у нас истинный прогресс. Наука, гуманность, доброжелательство явственно отпечатлены в основаниях огромного множества проектов настоящего времени. Благодаря в особенности решению крестьянского вопроса направление нашего общества, даже в менее образованных слоях его, значительно изменилось в последние годы к лучшему; нечего и говорить, что это направление должно быть особенно сильно и в тех образованных лицах, которым вверено дело управления. Указывать на успех в этом отношении не значит льстить кому бы то ни было.
Но практическая политика требует более определенного содержания, чем общее и, так сказать, отвлеченное доброжелательство; она нуждается как по исполнительной, так и по законодательной части в многочисленных деятелях, которые должны стоять на твердой почве, иметь ввиду действительные потребности и средства, настолько знать и чувствовать существующий быт народа, чтобы могла быть уверенность в правильном применении общих начал и в том, что это применение подействует в желаемом смысле на жизнь. Все это истины неоспоримые, а для России в настоящую минуту они имеют тем большее значение, что находящиеся теперь в ходу проекты преобразований объемлют собой все сферы народной и государственной жизни. Ни одна из этих сфер не может и не должна обойтись без формы — это очевидно. Но именно потому-то предстоящие нам реформы в их совокупности неминуемо должны дать направление всей будущей русской истории и определить ее дальнейшее движение. Мы должны знать, что мы делаем. Наше поколение держит в своих руках историческую будущность русского народа. Наша задача так колоссальна, что поневоле становится жутко.
А между тем как легко, как формально смотрят на дело преобразования иные из наших прогрессистов! Лишь был бы прогресс, — а какой прогресс, это многих из них нисколько не интересует. Они восхищаются или забавляются самим процессом преобразования, а о содержании реформ не спрашивают. Прогресс совсем превратился бы для них в формальное канцелярское дело, в отписку, в очистку номера, если б они не были воодушевлены каким-то необыкновенно восторженным чувством благожелательства. В этом надобно отдать им справедливость. Но, увы, мы видим на опыте, как мало помогает им это поэтическое чувство.
И в проектах устройства гимназий г. Воронова видно, что составитель был исполнен наилучшими намерениями, что он желал добра и процветания гимназии, что он беспокоился о недостатках воспитания и обучения, словом, видно, что он человек благожелательный. А между тем не подлежит сомнению, что осуществление проекта, отстаиваемого г. Вороновым, нанесло бы такой чувствительный удар русскому народному просвещенно, что в виду принятия его bon gru, mal gru [волей неволей (фр.)], остается всеми силами отстаивать statu quo. He дурен также и проект, несколько раз предлагавшийся исправлению и несколько раз предлагавшийся внимательному обсуждению журналистики, — проект о начальных училищах. Он составлен — это видно ясно — под влиянием мысли, что образование весьма необходимо и весьма полезно для государства и общества; в нем видно желание снабдить этим образованием наше крестьянское население, хотя бы насильно. Но оказалось, что этот проект даже и невозможен. Не говоря уже об отводе десятин земли и обязательной работе, он требовал безделицы, — ежегодной издержки в 12 миллионов рублей сер., — тогда как весь бюджет Министерства народного просвещения едва доходит до 6 миллионов, и эта сумма, очевидно, не может и не должна быть увеличиваема.
Таким проектам как не предпочесть настоящее положение дела? Оно, по крайней мере, исключает возможности, что в близком будущем, когда усовершенствуются способы выработки и обсуждения законодательных проектов, произойдет поворот к лучшему с меньшим риском ошибки и с меньшей опасностью серьезных потерь.
Мы не хотим, впрочем, касаться в этой заметке, высших общественных интересов, каковы, например, вопросы о положении духовенства, о народном образовании. Что выше, то и более подлежит спору. Мы намерены указать на вопросы низшего порядка, где представляются более очевидные и бесспорные выводы.
Успешность или неуспешность исполнения особенно осязательны в вопросах хозяйственных. Потерянного рубля не воротишь. Поэтому мы несколько остановимся на некоторых из совершаемых в этой сфере реформ.
И в этой сфере, точно так же как в других, настроение прогрессивное не пугается ни многочисленности, ни колоссальности задач. Наоборот, настроение консервативное побуждает браться только за то, что необходимо нужно, не задаваясь множеством дел, а исполняя их по возможности одно за другим и притом в размерах, по возможности, скромных.
Вот, например, две задачи: упрочить ценность кредитного рубля, освободив ее от колебаний вредных для торговли, это — одна задача, скромная, ограничивающаяся необходимым; другая задача — смелая, рискованная, зависящая от множества непредвидимых обстоятельств, неизбежно сопряженная с затруднениями кризиса, — состоит в восстановлении ценности кредитного рубля. Мы полагаем, что только первая из этих задач рациональна, а во второй вовсе нет надобности. Но даже те, кто не согласен с этим мнением, должны признать наиболее правильным такой ход дела, чтобы лишь по совершенном исполнении первой задачи было приступлено к исполнению второй. Итак, можно ли не жалеть, что скромная задача показалась мало заманчивой нашим деятелям, что большинство влиятельных людей увлеклись желанием искусственно восстановить курс кредитного рубля? Если государственный банк выдал золота и векселей всего на 120 миллионов, то чистой потери на операции восстановления кредитного рубля было никак не менее 10 миллионов рублей, которые были бы сбережены при более скромном и консервативном образе действий. Относительно ценности кредитного рубля еще подлежало вопросу, что лучше, восстановлять ли ее или просто упрочить. Но сколько задач несомненно полезных, за которые, однако же, браться вредно? Чего лучше, например, если б удалось исполосовать всю Россию железными дорогами, и если бы каждую дорогу удалось построить не так, как строятся железные дороги в Америке, а как построена наша Николаевская? Это было бы счастье, но если бы мы начали строить разом в десяти местах России монументальные железные дороги, то, разумеется, не достроили бы ни одной. Кто не знает, что даже то увлечение, которое выразилось в учреждении Главного Общества, оказалось вредным? Это Общество не построило нам южной дороги, а между тем другие компании не могли взяться за южную дорогу, уступленную Главному Обществу, и удобное время было упущено.
Укажем еще на историю с банками.
В истории финансовых учреждений редко встречаются явления, подобные ликвидации оборотов сохранных казен опекунских советов. Банк, производивший громадные обороты в течение столетия, пользовавшийся особым уважением со стороны правительства, которое оставляло его вне зависимости от государственного казначейства, заслуживший неограниченное доверие самых низших классов народа, вдруг исчезает с лица земли. Реформа радикальная! Нет сомнения, что бессрочные вклады ставили сохранную казну в опасное положение и что нужно было превратить их в срочные; нет сомнения, что вследствие избытка кредитных билетов в сохранных казнах накопились капиталы, остававшиеся без движения; все это так, — но по устранении замеченных недостатков заведение, теперь стертое с лица земли, было бы, наверное, сохранено, если бы в решение судьбы его более участвовал консервативный голос интересов, замешанных в деле. Этот консервативный голос стал бы, может быть, с некоторой неумеренностью настаивать на том, что внезапного разбора капиталов при доверии к банку трудно ожидать, что огромными массами кредитных билетов, скопившихся в сохранных казнах, лучше было бы воспользоваться государственному казначейству для постройки железных дорог или для других, несомненно полезных и доходных назначений, чем выбрасывать их на денежный рынок и тем вызывать бесполезные и разорительные предприятия. Может быть, повторяем, оказалась бы некоторая неумеренность и теоретическая неправильность в этих указаниях, но можно, наверное, сказать, что консервативный голос никогда не указал бы на понижение процентов и на новый выпуск кредитных билетов для воспособления казенным банкам при ликвидации вкладов и что если бы консервативный голос интересов был услышан, то какой бы дальнейшей ход ни приняло это дело, все-таки, наверное, сохранные казны не были бы подорваны, вкладчики не бросались бы туда за своими капиталами и не были бы принуждены помещать их в разные рискованные акционерные предприятия, где значительная их часть погибла с явным вредом для страны. Были и тогда выгодные предприятия, вроде постройки южной железной дороги, вроде постройки Нижегородской дороги, но предприятия эти были уже уступлены, и в руках Главного Общества сделались столь же рискованными, как и любая акционерная компания из самых гнилых. Правительство несколько раз имело по контракту право конфисковать все дело Главного Общества. Оно не воспользовалось своим правом; оно принуждено было сделать ряд тяжелых единовременных и постоянных уступок, которые отзовутся на долгое время необходимости включать по нескольку миллионов руб. сер. в бюджет для гарантии дохода акционерам. И в то время, когда Главное общество было готово отступиться от южной железной дороги, русские акционерные компании тратили свои деньги на гнилые предприятия, невыгодные для акционеров и не имеющие государственного значения!
Вот еще одна особенность наших преобразований, побуждающая нередко стоять за statu quo. У нас существуют теперь десятки комиссий, разрабатывающих различные вопросы. Комиссии эти составляются разными ведомствами из чиновников, охотно допускаем это, образованных и опытных; чиновники эти вырабатывают громадные проекты и представляют обширные тома исследований. Но какова должна быть точка зрения этих комиссий, уже по самому составу их? Это точка зрения не просто бюрократии, а бюрократии отдельного ведомства. Может ли быть с пользой допущена такая точка зрения в вопросах сложных и важных, где техническая сторона переплетается с политической до такой степени, что их разделить невозможно? Вопросы вроде судебной и земской реформы — эти вопросы не сродни, например, вопросу о банковой системе или вопросу о железных дорогах. Они требуют не только технического изучения, но и правильной широкой точки зрения на весь существующий порядок вещей и на все элементы народной жизни.
Прочтите отдельный проект земских учреждений, отдельный проект судопроизводства и судоустройства, отдельный проект городового устройства или устройства полиции. Каждый порознь может быть очень хорош; но если поставить их вместе, что выйдет? На каждой странице вы найдете самые лучшие идеи: о самоуправлении, о гласном и устном судопроизводстве, о присяжных и т. п. Идеи и цели — вне спора. Но то же ли следует сказать о средствах? Не очевидно ли, что судебная и земская реформы должны идти рука об руку, что они должны соответствовать нашим общественным данным, что в противном случае нельзя не опасаться, чтобы не наплодилась у нас куча присутственных мест с чиновниками, которым для предохранения их от грехопадения в виде взяточничества будет отпускаться широкое жалованье, не соответствующее ни их действительным услугам, ни средствам страны?
Труды и проекты отдельных комиссий поступают, правда, для совокупного рассмотрения в Государственный Совет, но кто не знает, как бывает на практике трудно перерабатывать совершенно готовые проекты и как это в особенности трудно для многолюдного собрания? Впрочем, как известно, не все проекты восходят этим путем, обеспечивающим до некоторой степени приведение их к одному знаменателю. Исключение составляют многие меры по военной части, о которой мы также позволим себе упомянуть.
В настоящую минуту преобразовывается в самых коренных основаниях наше военное устройство, и нет сомнения, что с точки зрения военного ведомства этим преобразованием устраняются многие важные недостатки прежней системы. Положим даже, что новое во всех отношениях лучше старого с специально военной точки зрения. У нас до сих пор, например, было «за исключением гвардии, гренадер и кавказской армии, только 72 действующих пехотных полка», тогда как Франция имеет 106 пехотных полков, а Австрия — 97. В настоящем году цифра пехотных полков у нас почти удвоена и притом таким образом, что это увеличение состава будет постоянной принадлежностью и мирного времени, с той разницей, что до половины всех людей армии будут увольняемы на время отпусков.
Вместе с тем будут установлены правильные рекрутские наборы, с сокращением срока службы, для образования большого запаса отпускных чинов, которым армия и будет пользоваться при переходе на военное положение. План широк! Бесспорно одно: если бы государственная задача России заключалась в непрерывных переходах войск от мирного на военное положение, то исполнение всего этого плана представляло бы капитальные выгоды в сравнении с прежней системой. Но не менее бесспорно и то, что с точки зрения мирных гражданских интересов военное преобразование должно представляться иначе, чем с военной. Бесспорно также и то, что такая коренная реформа, заходящая в самые недра народной жизни, никак не может быть вполне удовлетворительно обсуждена с исключительно военной точки зрения.
Специализация интересов отдельных ведомств ведет иногда к весьма странным явлениям. Кому не известен из официальных журналов спор, шедший между нашим горным и артиллерийским ведомствами относительно поставки металлов на оружейные заводы и чугунных орудий в артиллерию? Под влиянием этого спора мы далее заказывали в Швеции несколько сот орудий и, правду сказать, получили оттуда изделия отнюдь не превосходного качества. Кому неизвестно также, что морское ведомство после долгих прений с ведомством государственных имуществ отказалось от приема казенных лесов и стало покупать лес у частных лиц и преимущественно за границей?
Упомянем в заключение еще о бережливости, составляющей такую очевидную потребность для наших финансов. Это всеми признается, и, несмотря на все заботы о сокращении издержек, мы видим одно движение в постоянном направлении: расходы на содержание различных управлений, высших и низших, военных и гражданских, непрерывно увеличиваются и вызывают новые долги или новые налоги в такое время, когда идет громадное экономическое явление, — расчет помещиков с крестьянами, значительно увеличивающий обязательства государства. Расточительность есть всегдашняя принадлежность финансов государства, делающего значительные займы. Опыт всех стран показывает, что дабы противодействовать расточительности есть одно средство — не отступать от statu quo без крайней необходимости.
Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1864. № 1. 1 января. С. 1.