МАРКЪ ТВАЙНЪ.
правитьУкраденый бѣлый слонъ.
правитьНижеслѣдующая любопытная исторія была разсказана мнѣ человѣкомъ, съ которымъ я случайно познакомился въ вагонѣ желѣзной дороги. Ему было лѣтъ семьдесятъ, и доброе и милое выраженіе его лица, точно также какъ и серьёзность и искренность тона запечатлѣвали непогрѣшимой правдой каждое слово, выходившее изъ его устъ. Вотъ что онъ разсказалъ мнѣ.
"Вы знаете, съ какимъ благоговѣніемъ населеніе Сіама относится къ царскимъ бѣлымъ слонамъ. Вы знаете, что они посвящаются царямъ и что только цари могутъ владѣть ими. Ну-съ, хорошо. Пять лѣтъ тому назадъ, когда между Великобританіей и Сіамомъ возникли затрудненія и несогласія по поводу установленія границы, оказалось, что виноватъ во всемъ Сіамъ. По этому, онъ поспѣшилъ устроить размежеваніе, и представитель англійскаго правительства объявилъ, что считаетъ себя удовлетвореннымъ и что прошедшее должно быть предано забвенію. Это доставило великую радость сіамскому царю, и частію изъ благодарности, частію же, можетъ быть, съ цѣлью уничтожить всякіе слѣды недовольства со стороны Англіи, онъ пожелалъ послать королевѣ подарокъ — единственный, по понятіямъ восточнаго человѣка, путь къ умиротворенію врага. Подарокъ этотъ — рѣшилъ владыко Сіама — долженъ быть нетолько царскій, но даже гораздо выше, чѣмъ царскій. А въ такомъ случаѣ, можетъ ли что-нибудь на свѣтѣ сравниться съ бѣлымъ слономъ? Мое положеніе въ индѣйской гражданской службѣ было таково, что меня сочли болѣе, чѣмъ всякаго другого достойнымъ чести препроводить это подношеніе къ ея величеству. Снарядили корабль для меня и моей прислуги, равно какъ и для свиты слона, и я, своевременно прибывъ въ пью-іоркскую гавань, помѣстилъ царскій подарокъ въ одномъ изъ зданій Jersey City. Необходимо было остаться здѣсь на нѣкоторое время, чтобы укрѣпить здоровье животнаго прежде, чѣмъ пуститься въ дальнѣйшій путь.
Въ теченіи двухъ недѣль, все шло хорошо, затѣмъ начались мои бѣдствія. Бѣлаго слона украли! Меня разбудили ночью и сообщили о страшномъ несчастій. Въ продолженіи нѣсколькихъ минутъ я былъ внѣ себя отъ страха и безпокойства; я совсѣмъ растерялся и не зналъ, что дѣлать. Но потомъ немного успокоился и призвалъ на помощь всѣ свои умственныя силы. Образъ дѣйствія скоро обозначился передо мною, такъ какъ въ этомъ случаѣ для разумнаго человѣка могъ представиться только одинъ путь. Несмотря на поздній часъ, я полетѣлъ въ Нью-Іоркъ и попросилъ полицейскаго свести меня въ главную квартиру сыскной полиціи. Къ счастію, я явился туда во-время, хотя начальникъ сыскного отдѣла, знаменитый инспекторъ Блентъ, какъ разъ въ эту миниту собирался уходить домой. Это былъ человѣкъ средняго роста и плотной комплекціи, — и когда онъ погружался въ глубокое размышленіе, то манера его наморщивать брови и барабанить пальцемъ по лбу сразу приводила васъ къ убѣжденію, что вы находились въ присутствіи человѣка далеко недюжиннаго. Уже одинъ видъ его возвратилъ мнѣ спокойствіе и подалъ надежду на успѣхъ. Я изложилъ мое дѣло. Оно нисколько не встревожило, не смутило его; повидимому, я произвелъ на его желѣзное самообладаніе точно такое же впечатлѣніе, какое онъ испыталъ бы, еслибъ услышалъ отъ меня, что кто-нибудь укралъ мою собаку. Онъ предложилъ мнѣ сѣсть и спокойнымъ тономъ сказалъ:
— Позвольте мнѣ минутку подумать.
Произнеся эти слова, онъ усѣлся за своимъ письменнымъ столомъ и подперъ рукою голову. Нѣсколько писцовъ работали въ другомъ концѣ комнаты; скрипъ ихъ перьевъ былъ единственный звукъ, который я слышалъ въ продолженіи шести-семи минутъ, слѣдовавшихъ за словами инспектора. Онъ же въ это время сидѣлъ, погруженный въ думы. Наконецъ, онъ поднялъ голову, и въ твердыхъ чертахъ его лица я усмотрѣлъ выраженіе, показавшее мнѣ, что мозгъ господина инспектора свершилъ свою работу и что планъ его совсѣмъ составленъ. Тихимъ и выразительнымъ голосомъ онъ сказалъ мнѣ:
— Это случай, выходящій изъ ряда обыкновенныхъ. Каждый шагъ тутъ долженъ быть сдѣланъ съ великою осторожностью; въ каждомъ шагѣ надо быть твердо увѣреннымъ прежде, чѣмъ рѣшиться на слѣдующій. И при этомъ необходимо соблюдать тайну, тайну глубокую и безусловную. Не разсказывайте о вашемъ дѣлѣ никому, даже репортерамъ. О нихъ позабочусь я; я приму мѣры, чтобы они узнали только то, что признается мною нужнымъ довести до ихъ свѣдѣнія.
Онъ позвонилъ въ колокольчикъ и сказалъ вошедшему прислужнику: — Аларикъ, попроси репортеровъ не уходить… — Теперь, продолжалъ онъ, когда Аларикъ удалился: — теперь приступимъ къ дѣлу, и приступимъ систематически. Въ сферѣ моихъ занятій все должно дѣлаться не иначе, какъ по строгой и точной системѣ.
Онъ взялъ перо и бумагу и началъ допросъ: — Имя слона?
— Гассанъ-бенъ-Али-бенъ-Селимъ-Абдалла-Магометъ-Моисеналгаммаль-Ямсетежибгой-Дулипъ-Султанъ-Будтуръ.
— Очень хорошо. Обыкновенное прозвище?
— Джембо.
— Очень хорошо. Мѣсто рожденія?
— Столица Сіама.
— Родители живы?
— Нѣтъ, умерли.
— Имѣли ли другое потомство, кромѣ этого?
— Нѣтъ, онъ единственный сынъ.
— Очень хорошо. Этихъ указаній достаточно по первой статьѣ. Теперь, потрудитесь описать мнѣ наружность слона, не пропуская ни малѣйшей подробности, какъ бы она ни была незначительна, т. е. незначительна съ вашей точки зрѣнія. Для людей моей профессіи незначительныхъ подробностей нѣтъ, не существуетъ.
Я сталъ исчислять всѣ признаки и примѣты, онъ писалъ, и когда я кончилъ, сказалъ:
— Теперь слушайте. Если я ошибся, поправьте.
И онъ прочелъ слѣдующее:
— Вышина — 19 футовъ; длина — отъ верхушки лба до мѣста, откуда начинается хвостъ — 26 футовъ; длина хобота — 16 футовъ; длина хвоста — 6 футовъ; полная, длина, со включеніемъ хобота и хвоста — 48 футовъ; длина клыковъ — 9½ футовъ; величина ушей пропорціональна этимъ размѣрамъ; цвѣтъ кожи — совершенно бѣлый; въ каждомъ ухѣ дыра, величиною съ тарелку, для помѣщенія золотыхъ украшеній; обладаетъ въ замѣчательной степени привычкой окачивать водой зрителей и колотить хоботомъ нетолько своихъ знакомыхъ, но и тѣхъ, кого онъ видитъ въ первый разъ въ жизни; слегка прихрамываетъ на правую ногу и имѣетъ подъ верхнимъ суставомъ лѣвой небольшой шрамъ, слѣдствіе прежняго нарыва; въ моментъ кражи на немъ находился павильонъ съ сѣдалищами для пятнадцати человѣкъ и золотое сѣдло, величиною съ обыкновенный коверъ.
Все было записано совершенно вѣрно. Инспекторъ позвонилъ, отдалъ описаніе Аларику и сказалъ:
— Немедленно напечатать это въ количествѣ пятидесяти тысячъ экземпляровъ и разослать по почтѣ во всѣ сыскныя отдѣленія и ссудныя кассы материка. — Аларикъ ушелъ. — Теперь мнѣ нужна фотографія слона.
Я далъ ему требуемое. Онъ подвергнулъ портретъ критическому разсмотрѣнію и сказалъ:
— Коли ужь такъ вышло, дѣлать нечего, но здѣсь хоботъ представленъ закрученнымъ и всунутымъ въ ротъ. Это очень жаль и можетъ вводить въ заблужденіе, такъ какъ очевидно, онъ не всегда находится въ такомъ положеніи.
Инспекторъ позвонилъ.
— Аларикъ, заказать пятьдесятъ тысячъ снимковъ этой фотографіи и завтра же рано утромъ разослать ихъ вмѣстѣ съ описаніемъ.
Аларикъ удалился исполнять приказаніе. Инспекторъ продолжалъ:
— Само собою разумѣется, что надо будетъ предложить вознагражденіе за открытіе вора. Во сколько вы опредѣляете его?
— Какую сумму признавали бы вы необходимою?
— Для начала — я полагалъ бы двадцать пять тысячъ долларовъ. Дѣло экстренное и трудное; тутъ можетъ быть тысяча средствъ и возможностей скрыть покражу. У вашихъ воровъ всюду друзья и пособники…
— Но, Боже мой, развѣ вы знаете кто они?
Лицо инспектора, привычное скрывать мысли и чувства, осталось неподвижно, и онъ спокойно сказалъ:
— Это все равно. Можетъ быть, знаю, можетъ быть, не знаю. Мы обыкновенно догадываемся на счетъ личности отыскиваемаго нами человѣка — по манерѣ его работы и размѣрамъ унесенной добычи. Въ вашей кражѣ, замѣтьте, себѣ это, мы имѣемъ дѣло не съ простымъ уличнымъ воришкой. На вашего слона наложилъ руку не какой нибудь новичекъ. Поэтому, принимая въ соображеніе значительность путешествія, которое придется совершить, и поспѣшность, съ которою воры будутъ скрывать свои слѣды по мѣрѣ ухода впередъ, я нахожу, что двадцать пять тысячъ долларовъ сумма недостаточная. Но для начала, полагаю, ею можно будетъ удовольствоваться.
На этой цифрѣ мы покамѣстъ и остановились. Затѣмъ, этотъ человѣкъ, отъ котораго не ускользало ничто, способное послужить ключемъ для открытія, сказалъ:
— Въ исторіи сыскной полиціи встрѣчаются случаи открытія преступниковъ по особенностямъ ихъ аппетита. Скажите же мнѣ, что именно и въ какомъ количествѣ употребляетъ въ пищу вашъ слонъ?
— Изволите видѣть, касательно того, что онъ ѣстъ — доложу вамъ, что онъ ѣстъ рѣшительно все. Можетъ съѣсть человѣка, можетъ съѣсть библію, можетъ съѣсть что угодно между человѣкомъ и библіею.
— Хорошо; очень хорошо; но это слишкомъ общее опредѣленіе. Необходимы подробности — подробности только и имѣютъ цѣну для нашего брата. Вы говорите можетъ съѣсть человѣка. Сколько же именно человѣкъ въ свѣжемъ видѣ въ состояніи онъ проглотить за обѣдомъ, или въ продолженіи дня?
— Свѣжи они или нѣтъ, это ему все равно; за одинъ присѣстъ онъ можетъ уничтожить пять обыкновенныхъ человѣкъ.
— Очень хорошо, пять человѣкъ — такъ и запишемъ. Какія національности онъ предпочитаетъ?
— Національности для него безразличны. Онъ предпочитаетъ знакомыхъ, но не брезгаетъ и чужими.
— Прекрасно. Теперь перейдемъ къ библіи. Сколько экземляровъ библіи съѣдаетъ онъ за обѣдомъ?
— Можетъ съѣсть цѣлое изданіе.
— Это недостаточно ясно. Вы говорите объ обыкновенныхъ in octavo или объ изданіяхъ иллюстрированныхъ?
— Я полагаю, что къ иллюстраціямъ онъ относится равнодушно, т. е. я хочу сказать, что иллюстрацію онъ не ставитъ выше самаго грубаго типографскаго изданія.
— Вы меня не поняли. Я имѣю въ виду объемъ книги. Обыкновенная библія in octavo вѣситъ около двухъ фунтовъ съ половиной, между тѣмъ какъ въ изданіи in quarto съ иллюстраціями фунтовъ десять или двѣнадцать. Вы мнѣ скажите, сколько библій съ картинами Гюстава Доре можетъ онъ съѣсть за однимъ обѣдомъ?
— Еслибы вы знали этого слона, то не предложили бы такого вопроса. Онъ съѣстъ, сколько дадите.
— Ну, переложимъ это въ доллары и центы. Экземпляръ библіи Доре, въ переплетѣ изъ русской кожи, стоитъ сто долларовъ.
— Ему бы потребовалось на сумму пятидесяти тысячъ долларовъ, т. е. изданіе въ пятьсотъ экземпляровъ.
— Ну, вотъ это болѣе точно. Такъ я и запишу. Прекрасно. Онъ, стало быть, охотно потребляетъ и людей, и книги. Очень хорошо. Какія же еще вещи ѣстъ вашъ слонъ? Мнѣ нужны подробности.
— Съѣвъ книги, онъ принимается за кирпичи, съѣвъ кирпичи — за бутылки, съѣвъ бутылки — за одежду, съѣвъ одежду — за кошекъ, съѣвъ кошекъ — за устрицъ, съѣвъ устрицъ — за ветчину, съѣвъ ветчину — за сахаръ, съѣвъ сахаръ — за паштетъ, съѣвъ паштетъ — за картофель, съѣвъ картофель — за отруби, съѣвъ отруби — за сѣно, съѣвъ сѣно — за овесъ, съѣвъ овесъ — за рисъ, такъ какъ онъ выкормленъ главнымъ образомъ на рисѣ. Нѣтъ на свѣтѣ ничего такого, чего бы онъ не съѣлъ, за исключеніемъ европейскаго сливочнаго масла, да и отъ того онъ не отказался бы, еслибы могъ попробовать его.
— Очень хорошо. Общее количество потребленій за обѣдомъ пищи… приблизительно?
— Какъ вамъ сказать? Ну такъ… отъ четверти до половины тонны[1].
— А пьетъ онъ?
— Все влажное. Молоко, воду, водку, касторовое масло, карболовую кислоту… Перечислять совершенно излишне; какое влажное вещество вспомните — такое и пишите. Онъ пьетъ, повторяю, рѣшительно все влажное, исключая кофе.
— Очень хорошо. А количество?
— Приблизительно отъ пяти до шестнадцати боченковъ, смотря по степени жажды, которая не всегда одинакова, чего не случается съ другими его потребностями.
— Все это признаки не обыкновенные. Они могутъ служить очень хорошими ключами къ открытію его слѣдовъ.
Инспекторъ позвонилъ.
— Аларикъ, попроси сюда капитана Борнса.
Борнсъ появился. Инспекторъ изложилъ ему все дѣло, послѣдовательно, во всѣхъ подробностяхъ. Затѣмъ, яснымъ, рѣшительнымъ тономъ человѣка, планы котораго опредѣлительно сложились въ головѣ и который привыкъ повелѣвать, онъ сказалъ:
— Капитанъ Борнсъ, нарядите сыщиковъ. Джонса, Галсея, Бетеа и Гаккета слѣдить за слономъ.
— Слушаю съ.
— Нарядите сыщиковъ: Мозеса, Декина, Морфи, Роджерса, Теннера, Гиггинса и Бартоломью слѣдить за ворами.
— Слушаю-съ.
— Поставьте сильный караулъ — тридцать вооруженныхъ человѣкъ и на смѣну имъ тоже тридцать — на томъ мѣстѣ, гдѣ совершена покража слона; пусть неусыпно сторожатъ день и ночь и не позволяютъ приближаться никому, кромѣ репортеровъ, безъ моего письменнаго разрѣшенія.
— Слушаю-съ.
— Размѣстите сыщиковъ, въ обыкновенномъ платьѣ, на станціяхъ желѣзныхъ дорогъ, пароходства и рѣчныхъ переправъ, а также по всѣмъ дорогамъ, ведущимъ отъ Jersey City, и велите останавливать всѣхъ подозрительныхъ людей.
— Слушаю-съ.
— Снабдите всѣхъ этихъ сыщиковъ фотографическими изображеніями и описаніями слона и прикажите имѣть строгое наблюденіе за всѣми отходящими поѣздами и отплывающими судами.
— Слушаю-съ.
— Если слонъ отыщется, пусть его арестуютъ и немедленно увѣдомятъ меня по телеграфу.
— Слушаю-съ.
— Каждый разъ, какъ откроется что-нибудь — слѣды шаговъ животнаго или иное что въ этомъ родѣ — немедленно пусть доносятъ мнѣ.
— Слушаю-съ.
— Разошлите сыщиковъ въ обыкновенномъ платьѣ по всѣмъ желѣзнымъ дорогамъ, на сѣверъ до Канады, на западъ до Огіо, на югъ до Вашингтона.
— Слушаю-съ.
— Размѣстите экспертовъ во всѣхъ телеграфныхъ управленіяхъ для чтенія всѣхъ получающихся и отправляемыхъ депешъ, и пусть они требуютъ отъ чиновниковъ объясненія всѣхъ шифрованныхъ телеграммъ.
— Слушаю-съ.
— Все это должно быть исполнено въ самой глубокой тайнѣ; замѣтьте себѣ: въ совершенно непроницаемой тайнѣ.
— Слушаю-съ.
— Теперь ступайте.
— Слушаю-съ.
Онъ удалился.
Инспекторъ Блентъ съ минуту оставался безмолвнымъ и задумчивымъ, между тѣмъ, какъ огонь въ его глазахъ, мало-помалу, потухалъ и, наконецъ, совсѣмъ исчезъ. Потомъ онъ повернулся ко мнѣ и сказалъ безмятежнымъ тономъ:
— Я не люблю хвастать, это не въ моихъ привычкахъ, но… мы отыщемъ слона.
Я горячо пожалъ ему руку и поблагодарилъ, поблагодарилъ очень искренно. Чѣмъ ближе я узнавалъ этого человѣка, тѣмъ больше любилъ его и тѣмъ больше дивился таинственнымъ чудесамъ его профессіи. Наконецъ, мы разстались и я вернулся домой гораздо болѣе счастливый, чѣмъ въ то время, когда спѣшилъ въ канцелярію почтеннаго инспектора.
На слѣдущее утро дѣло о покражѣ слона было разсказано во всѣхъ газетахъ съ малѣйшими подробностями. Нѣкоторыя изъ нихъ сдѣлали и дополненія, состоявшія изъ изложенія «теорій» разныхъ сыщиковъ насчетъ того, какимъ способомъ совершено было воровство, кто совершилъ его, успѣли ли воры бѣжать со своею добычей. Теорій этихъ набралось одиннадцать, и онѣ исчерпывали всѣ вѣроятности; уже одинъ этотъ фактъ показываетъ, какими самостоятельными мыслителями являются сыщики. Между всѣми теоріями не было двухъ, сколько-нибудь похожихъ одна на другую, за исключеніемъ одного пункта, въ которомъ всѣ одиннадцать вполнѣ сходились между собою, именно: что хотя задняя стѣна зданія, гдѣ находился слонъ, оказалась проломанною, единственная же дверь — запертою, но животное было уведено не черезъ это отверстіе въ стѣнѣ, а какимъ-нибудь инымъ (еще не открытымъ) путемъ. Всѣ теоріи единогласно утверждали, что проломъ въ стѣнѣ былъ сдѣланъ ворами только для того, чтобы сбить съ толку сыщиковъ. Такое заключеніе никогда не пришло бы въ голову мнѣ или другому, не посвященному въ сыскныя тайны, но сыщики на этотъ счетъ ни на минуту не оставались въ сомнѣніи. Каждая изъ одиннадцати теорій назвала имена предположенныхъ воровъ, но одно и тоже имя не повторялось ни разу, такъ что подозрѣваемыхъ личностей оказалось тридцать-семь человѣкъ. Сообщенія всѣхъ газетъ заканчивались изложеніемъ мнѣнія самаго важнаго, мнѣнія главнаго инспектора Блента. Въ немъ, между прочимъ, говорилось:
«Главный инспекторъ знаетъ, кто главные воры; это именно — Дёффи, по прозвищу „Кирпичный“, и Фадденъ, по прозвищу „Красный“. Уже за десять дней до совершенія кражи, онъ зналъ, что она замышлена, и все время спокойно слѣдилъ за этими двумя извѣстными негодяями; но, къ несчастію, именно въ эту роковую ночь ихъ слѣды были потеряны, и, прежде чѣмъ представилась возможность снова отыскать ихъ, птица, т. е. слонъ, улетѣла. Дёффи и Фадденъ — самые смѣлые мошенники во всемъ воровскомъ кругу; главный инспекторъ совершенно основательно предполагаетъ, что это именно они прошедшею зимою, въ страшно холодную ночь, украли каминъ изъ сыскной канцеляріи, вслѣдствіе чего на другое утро и самъ инспекторъ, и всѣ сыщики очутились въ рукахъ докторовъ, съ отмороженными ногами, кто съ отмороженными пальцами, ушами и другими членами».
Когда я прочелъ первую половину этой замѣтки, то болѣе, чѣмъ когда-либо подивился изумительной проницательности этого замѣчательнаго человѣка. Онъ нетолько видѣлъ яснымъ глазомъ все настоящее, но и въ будущемъ ничто не могло скрыться отъ него. Черезъ нѣсколько минутъ, я былъ снова въ его канцеляріи и высказалъ ему сожалѣніе, что онъ не арестовалъ заблаговременно этихъ людей и, такимъ образомъ, не устранилъ безполезныхъ хлопотъ и потери денегъ; но на эти сѣтованія получилъ отъ него отвѣтъ простой и не допускавшій возраженій.
— Наше дѣло, сказалъ онъ: — не предупреждать преступленія, а наказывать ихъ; мы не можемъ наказывать, пока преступленіе не совершено.
Я позволилъ себѣ замѣтить, что тайна, съ которою мы принялись за дѣло, разглашена газетами, что публикѣ сообщена нетолько фактическая сторона, но и всѣ наши планы и предположенія, что даже названы по именамъ подозрѣваемые въ кражѣ, что, слѣдовательно, они поспѣшатъ теперь принять всѣ мѣры предосторожности.
— Пускай, сказалъ инспекторъ. — Они увидятъ, что когда у меня все будетъ готово, моя рука обрушится на нихъ, въ какомъ бы скрытомъ мѣстѣ они ни находились, такъ же безпощадно, какъ рука судьбы. Что касается до газетъ, то мы должны жить съ ними въ ладу. Слава, добрая репутація, постоянное гласное напоминаніе публикѣ о себѣ — все это необходимо для сыскного чиновника, какъ хлѣбъ съ масломъ. Онъ долженъ сообщать печатно о своихъ дѣйствіяхъ, иначе подумаютъ, что у него не бываетъ никакихъ дѣйствій; онъ долженъ предавать гласности свои теоріи, ибо нѣтъ ничего страннѣе и поразительнѣе теоріи сыщика и ничто не пріобрѣтаетъ ему такого почтительнаго удивленія со стороны публики; мы должны объявлять во всеобщее свѣденіе наши планы, такъ какъ газеты непремѣнно желаютъ имѣть ихъ и оскорбляются въ случаѣ отказа съ нашей стороны. Мы обязаны постоянно увѣдомлять публику о томъ, что именно мы дѣлаемъ, чтобы она не думала, что мы не дѣлаемъ ничего. Для меня гораздо пріятнѣе прочесть въ газетѣ: «Остроумная и необыковенная теорія инспектора Блента состоитъ въ слѣдующемъ», чѣмъ какую-нибудь рѣзкую, или, что еще хуже, саркастическую выходку.
— Я сознаю справедливость вашихъ доводовъ. Но въ одной части вашихъ соображеній, напечатанныхъ въ сегодняшнихъ газетахъ, я замѣтилъ, что вы не желаете высказать свое мнѣніе касательно одного второстепеннаго пункта.
— Да, мы всегда это дѣлаемъ; такой пріемъ имѣетъ хорошее дѣйствіе. Притомъ же, насчетъ этого пункта я не составилъ еще себѣ никакого опредѣленнаго мнѣнія.
Я вручилъ инспектору значительную сумму на текущіе расходы и усѣлся въ канцеляріи въ ожиданіи извѣстій. Телеграммы должны были получаться съ минуты на минуту. Между тѣмъ, я сталъ снова просматривать газеты, такъ же, какъ и наше циркулярное описаніе, и замѣтилъ, что 25,000 долларовъ, повидимому, предназначались въ вознагражденіе только сыщикамъ. Я выразилъ инспектору мнѣніе, что награду эту слѣдуетъ дать всякому, кто отыщетъ слона. Инспекторъ отвѣчалъ:
— Слона найдутъ сыщики, слѣдовательно, награда поступитъ куда слѣдуетъ. Если открытіе сдѣлаетъ кто-нибудь другой, то это только потому, что онъ будетъ слѣдить за дѣйствіями сыщиковъ и воспользуется похищенными у нихъ же указаніями и соображеніями ихъ; стало быть, и въ такомъ случаѣ только сыщики будутъ имѣть право на награду. Назначеніе вознагражденія состоитъ именно въ томъ, чтобы побуждать къ энергической дѣятельности людей, посвящающихъ на подобныя дѣла свое время и искуство, а не въ томъ, чтобы доставлять доходъ тѣмъ гражданамъ, которые, сдѣлавъ какое-нибудь открытіе совершенно случайно, заявляютъ притязаніе на награду, не заслуженную ихъ личными достоинствами и трудомъ.
Разсужденіе было, конечно, вполнѣ основательное. Но вотъ телеграфный аппаратъ въ углу канцеляріи застучалъ и получилась слѣдующая депеша:
«Цвѣточная станція, 7½ ч. утра. Добылъ ключъ. Нашелъ рядъ глубокихъ слѣдовъ по дорогѣ черезъ ферму вблизи отсюда, ѣхалъ по этому направленію двѣ мили на востокъ, безъ результата. Полагаю, слонъ двинулся къ западу. Буду слѣдить за нимъ въ этомъ направленіи. Сыщикъ Дарлей».
— Дарлей одинъ изъ нашихъ лучшихъ людей, сказалъ инспекторъ: — мы скоро снова услышимъ о немъ.
Пришла вторая телеграмма:
«Изъ Боркера, 7 ч. 40 м утра. Только-что пріѣхалъ. Ночью здѣсь взломанъ стеклянный заводъ и взято восемьсотъ бутылокъ. Но вода въ большомъ количествѣ находится отсюда не ближе, какъ въ пяти миляхъ. Спѣшу туда. У слона будетъ сильная жажда. Бутылки были пусты. Сыщикъ Бекеръ».
— Это тоже утѣшительное извѣстіе, сказалъ инспекторъ: — я говорилъ вамъ, что желудочныя наклонности слона послужатъ для насъ не дурными ключами.
Телеграмма № 3-й.
«Тайлорвиль, 8 ч. 15 м утра. Стогъ сѣна исчезъ здѣсь сегодня ночью. Вѣроятно съѣденъ. Я нашелъ ключъ и дѣйствую. Сыщикъ Губбардъ».
— Экъ онъ передвигается съ мѣста на мѣсто! замѣтилъ инспекторъ: — я зналъ, что возня съ нимъ будетъ у насъ большая, но мы все-таки накроемъ его.
Опять телеграмма:
«Цвѣточная Станція; 9 ч. утра. Открылъ слѣды ногъ въ трехъ миляхъ къ западу. Широкіе, глубокіе и неровные. Только-что встрѣтилъ фермера, который говоритъ, что это слѣды не слона. Говоритъ, это ямочки, которыя онъ выкопалъ прошедшею зимою, когда земля была мерзлая, для пересадныхъ древесныхъ черенковъ. Пришлите распоряженіе, какъ дѣйствовать. Сыщикъ Дарлей».
— Ага! сказалъ инспекторъ: — союзъ воровъ! Дѣло запутывается!..
Онъ продиктовалъ слѣдующую телеграмму къ Дарлею:
«Арестуйте этого человѣка и заставьте его назвать своихъ сообщниковъ. Продолжайте двигаться по слѣдамъ, хоть до Тихаго океана, если нужно. Инспекторъ Блентъ».
Слѣдующая телеграмма:
«Coney Point, 8 ч. 45 м утра. Газовый заводъ взломанъ сегодня ночью и унесены неоплаченные въ теченіи трехъ мѣсяцевъ счеты. Я нашелъ ключъ и отправляюсь дальше. Сыщикъ Мурфи».
— Господи! воскликнулъ инспекторъ: — неужели онъ ѣстъ и счеты газоваго завода?
— По невѣдѣнію, отвѣчалъ я: — но они не могутъ поддерживать его существованіе. По крайней мѣрѣ, безъ помощи чего-либо другого.
Тутъ получилась слѣдующая сенсаціонная телеграмма:
«Айронвиль, 9 ч. 30 м утра. Только-что пріѣхалъ. Вся деревня въ ужасѣ. Слонъ прошелъ здѣсь въ пять часовъ утра. Одни говорятъ, что онъ направился къ востоку, другіе — къ западу, третьи — къ сѣверу, четвертые — къ югу; но съ точностью никто опредѣлить не можетъ. Онъ умертвилъ лошадь; я взялъ часть ея въ видѣ ключа. Умертвилъ хоботомъ; по свойству удара видно, что онъ нанесенъ съ лѣвой стороны. По положенію, въ которомъ лежитъ лошадь, заключаю, что слонъ двинулся къ сѣверу по направленію Берклеевской желѣзной дороги. Опередилъ меня на четыре съ половиною часа; но я немедленно отправлюсь въ слѣдъ ему. Сыщикъ Гевсъ».
Я испустилъ восклицаніе радости. Инспекторъ былъ сдержанъ и неподвиженъ, какъ статуя. Онъ спокойно позвонилъ.
— Аларикъ, пошли сюда капитана Борнса.
Борнсъ явился.
— Сколько человѣкъ находится у васъ на лицо въ настоящую минуту?
— Девяносто-шесть, г. инспекторъ.
— Пошлите ихъ немедленно къ сѣверу. Пусть сосредоточатся около Айронвиля, вдоль берклеевской желѣзной дороги.
— Слушаю-съ.
— Прикажите имъ соблюдать самую строгую тайну. Какъ скоро освободятся другіе люди, потребовать ихъ сюда для дальнѣйшихъ приказаній.
— Слушаю-съ.
— Ступайте.
— Слушаю-съ.
Въ это время пришла телеграмма:
«Sage Corners, 10½ ч. Только-что пріѣхалъ. Слонъ прошелъ здѣсь въ 8 ч. 15 м. Всѣ бѣжали изъ города, за исключеніемъ одного полицейскаго. Повидимому, слонъ наткнулся не на полицейскаго, а на фонарный столбъ. Раздробилъ обоихъ. Я взялъ часть полицейскаго въ видѣ ключа. Сыщикъ Стуммъ».
— Значитъ, слонъ двинулся къ западу, сказалъ инспекторъ: — но онъ все-таки не уйдетъ, потому что мои люди разсѣяны по всей этой мѣстности.
Въ слѣдующей затѣмъ телеграммѣ было сказано:
«Гловеръ, 11 ч. 15 м. Только-что пріѣхалъ. Деревня пуста, остались только больные и старики. Слонъ прошелъ здѣсь три четверти часа назадъ. Въ это время происходилъ митингъ общества анти-трезвости; онъ просунулъ хоботъ въ окно и окатилъ всѣхъ водою изъ колодца. Нѣсколько человѣкъ захлебнулись и скоро умерли; многіе утонули. Сыщикъ Кроссъ и О’Шогнесси проѣзжали здѣсь, но направились къ югу, и такимъ образомъ, пропустили слона. Вся мѣстность, на нѣсколько миль въ окружности, въ ужасѣ; жители бѣгутъ. Всюду они встрѣчаютъ слона, и многіе убиты. Сыщикъ Брантъ».
Я готовъ былъ плакать — до такой степени огорчило меня извѣетіе объ этомъ погромѣ. Но инспекторъ сказалъ только:
— Вы видите, онъ почти въ нашихъ рукахъ. Онъ чувствуетъ наше присутствіе — теперь опять повернулъ къ востоку.
Но намъ предстояло полученіе другихъ тревожныхъ извѣстій. Новая телеграмма гласила:
«Гоганпортъ, 12 ч. 19 м. Только-что пріѣхалъ. Слонъ прошелъ здѣсь полчаса назадъ, вызывая всюду величайшій ужасъ и волненіе. Онъ свирѣпствовалъ по улицамъ; изъ попавшихся ему на встрѣчу двухъ свинцовыхъ дѣлъ мастеровъ одинъ убитъ, другой убѣжалъ. Общее сожалѣніе. Сыщикъ О’Флирти».
— Ну, вотъ теперь, сказалъ инспекторъ: — онъ прямо врѣзался въ моихъ людей. Ничто не можетъ спасти его.
Получился затѣмъ цѣлый рядъ телеграммъ отъ сыщиковъ, разсѣянныхъ между Нью-Джерсеемъ и Пенсилѣваніею, и всѣ онѣ представляли собою все тѣ же «ключи» въ видѣ опустошенныхъ амбаровъ, разбитыхъ фабрикъ, уничтоженныхъ библіотекъ при воскресныхъ школахъ, что сопровождалось блестящими надеждами, у иныхъ восходившими на степень несомнѣнности. Инспекторъ сказалъ:
— Мнѣ очень бы хотѣлось послать имъ распоряженіе двинуться къ сѣверу, но это невозможно. Сыщикъ заходитъ только на телеграфную станцію, чтобы отправить свое донесеніе: затѣмъ, онъ снова немедленно летитъ дальше, и вы не знаете, гдѣ можете поймать его.
Тутъ пришла такая депеша:
«Бриджпортъ, 12 ч. 15 м. Барнумъ предлагаетъ 4,000 золотыхъ въ годъ за исключительное право пользоваться слономъ, какъ странствующимъ посредникомъ для объявленій, отъ настоящей минуты до тѣхъ поръ, пока сыщики откроютъ мѣстопребываніе слона. Барнумъ желаетъ наклеивать на немъ афиши. Проситъ немедленнаго отвѣта. Сыщикъ Боггсъ».
— Это совершенная нелѣпость! воскликнулъ я.
— Конечно, нелѣпость, подтвердилъ инспекторъ: — очевидно, мистеръ Барнумъ, считающій себя такимъ проницательнымъ, не знаетъ меня; но я знаю его.
И онъ продиктовалъ слѣдующую отвѣтную депешу:
«Предложеніе м-ра Барнума отклонено. Или семь тысячъ, или ничего. Инспекторъ Блентъ».
— Ну, вотъ, сказалъ онъ затѣмъ: — отвѣта ждать намъ придется. недолго. М-ръ Барнумъ не у себя дома; онъ въ настоящую минуту на телеграфной станціи; такъ онъ всегда дѣлаетъ, когда устраиваетъ какую-нибудь операцію.
Его слова были прерваны стукомъ аппарата. Телеграмма:
«Согласенъ. Барнумъ».
Прежде чѣмъ я успѣлъ хоть отчасти уяснить себѣ этотъ необыкновенный эпизодъ, нижеслѣдующая депеша дала моимъ мыслямъ иное и весьма печальное направленіе:
«Боливія, 12 ч. 50 м. Слонъ прибылъ сюда съ юга и прошелъ по направленію къ лѣсу въ 11 ч. 50 м, по дорогѣ разогнавъ встрѣтившіяся ему похороны. Граждане пустили въ него нѣсколько ядеръ малаго калибра и затѣмъ бѣжали. Сыщикъ Буркъ и я пріѣхали черезъ десять минутъ послѣ того съ сѣверной стороны, но тутъ насъ ввели въ заблужденіе нѣсколько ямъ въ землѣ, которыя мы приняли за слѣды шаговъ, вслѣдствіе чего потеряли достаточно времени; наконецъ, однако, мы напали на надлежащій слѣдъ и по немъ добрались до лѣса. Тутъ мы принялись ползти на рукахъ и колѣняхъ и подолжали не спускать глазъ со слѣдовъ, которые довели насъ до слона. Буркъ былъ впереди. Къ несчастію, слонъ въ это время расположился на отдыхъ; поэтому Буркъ, пробиравшійся ползкомъ съ опущенной внизъ головою для того, чтобы не потерять изъ виду слѣдовъ, наткнулся на заднія ноги животнаго и только теперь замѣтилъ его. Онъ мгновенно вскочилъ на ноги, схватилъ слона за хвостъ и радостно воскликнулъ: „Мнѣ нагр…“ — но на этомъ и остановился, потому что ударъ хобота отправилъ несчастнаго на тотъ свѣтъ. Я кинулся бѣжать назадъ, а слонъ за мною, и я непремѣнно бы погибъ, еслибы, по счастливому случаю, ему снова не встрѣтились остатки той же похоронной процессіи, отвлекшіе его вниманіе отъ меня. Я только-что узналъ, что отъ этой процессіи не осталось ни одного человѣка; но это не потеря, потому что матеріалъ для другой таковой же здѣсь находится въ изобиліи. Между тѣмъ, слонъ снова исчезъ. Сыщикъ Мельруни».
На нѣкоторое время телеграммы прекратились, за исключеніемъ извѣстій отъ энергическихъ сыщиковъ, находившихся около Нью-Джерси, Пенсильваніи, Делавара и Виргиніи — извѣстій, которыя всѣ заключали въ себѣ свѣжіе и утѣшительные «ключи»; наконецъ, въ третьемъ часу дня пришла такая телеграмма:
«Baxter Centre, 2 ч. 15 м. Слонъ прибылъ сюда, обклеенный аффишами и ворвался въ одно многочисленное собраніе, при чемъ повалилъ и ранилъ многихъ. Граждане загнали его въ ограду и поставили караулъ. Прибывъ нѣсколько времени спустя, сыщикъ Броунъ и я вошли въ ограду и начали сличатъ слона съ фотографіею и циркулярнымъ описаніемъ. Всѣ примѣты оказались тождественны, за исключеніемъ одной — шрама на подкожномъ суставѣ, котораго мы не могли видѣть. Чтобы сличить и эту примѣту, Броунъ подлѣзъ подъ слона и немедленно очутился съ раздавленной головой. Всѣ бѣжали; слонъ сдѣлалъ тоже, раздавая направо и налѣво весьма эффектные удары. Онъ исчезъ, но оставилъ по дорогѣ кровавые слѣды отъ ранъ, причиненныхъ ядрами. Новая поимка несомнѣнна. Онъ направился къ югу черезъ густой лѣсъ. Сыщикъ Брентъ».
Это была послѣдняя депеша. Съ наступленіемъ ночи спустился такой густой туманъ, что нельзя было ничего видѣть въ нѣсколькихъ шагахъ. Онъ продолжался всю ночь. Перевозочныя лодки и даже омнибусы прекратили движеніе.
На слѣдующее утро всѣ газеты были снова наполнены сыскными теоріями; наши трагическіе факты тоже излагались во всей подробности, съ присоединеніемъ еще многихъ такихъ, которые были телеграфированы редакціямъ ихъ собственными корреспондентами. Общій тонъ всего этого можно резюмировать такъ:
«Бѣлый слонъ на свободѣ! Онъ безпрепятственно совершаетъ свое роковое шествіе! Цѣлыя деревни опустѣли вслѣдствіе бѣгства пораженныхъ ужасомъ жителей! Страхъ и трепетъ предшествуютъ ему, смерть и опустошеніе слѣдуютъ за нимъ! А за. смертью и опустошеніемъ — сыщики! Амбары разрушаются, заводы взламываются, жатвы пожираются, общественныя собранія разгоняются — и все это сопровождается неподдающимся описанію кровопролитіемъ! Теоріи тридцати-четырехъ знаменитѣйшихъ сыщиковъ всего этого института! Теорія инспектора Блента!»
— Чудесно! воскликнулъ инспекторъ, почти обнаруживая внутреннее волненіе: — великолѣпно! Это величайшая удача, какая когда-либо выпадала на долю сыскной организаціи! Слава о ней промчится во всѣ концы міра и будетъ жить вѣчно такъ же, какъ и мое имя!
Но я не испытывалъ никакой радости. Напротивъ, у меня на душѣ было такъ тоскливо, какъ будто это я совершилъ всѣ эти кровавыя преступленія и слонъ былъ только моимъ, стоявшимъ внѣ отвѣтственности, агентомъ. И какъ страшно увеличился списокъ бѣдствій! Въ одномъ мѣстѣ словъ «ворвался въ избирательное собраніе и умертвилъ пять туземцевъ»; это самоуправство онъ завершилъ убіеніемъ двухъ бѣдняковъ, О’Донью и Макъ-Фленнигена, которые «всего за день до того, нашли себѣ убѣжище въ землѣ, служащей пріютомъ для угнетенныхъ всѣхъ странъ и только-что собирались впервые воспользоваться благородными избирательными правами американскихъ гражданъ, когда безпощадная рука сіамскаго бича поразила несчастныхъ». Въ другомъ мѣстѣ онъ «встрѣтилъ фанатическаго проповѣдника, приготовлявшаго для слѣдующаго сезона свои героическія нападенія на танцы, театръ и т. п. — и раздавилъ его». Въ третьемъ мѣстѣ онъ «умертвилъ агента громоотводнаго общества». И въ такомъ родѣ списокъ все удлиннялся, становясь все болѣе и болѣе кровавымъ и все сильнѣе и сильнѣе надрывая мнѣ сердце. Шестьдесятъ человѣкъ оказывались убитыми, сто сорокъ — ранеными. Всѣ сообщенія отдавали справедливость дѣятельности и рвенію сыщиковъ, и всѣ оканчивались замѣчаніемъ, что «тремъ стамъ гражданъ и четыремъ сыщикамъ удалось видѣть ужасное созданіе, и изъ этихъ четырехъ двое были уничтожены имъ».
Мнѣ дѣлалось страшно при мысли, что я скоро снова услышу стукъ телеграфнаго аппарата. Мало-по-малу, начали приходить депеши, но, къ счастію, ожиданія мои насчетъ ихъ содержанія не оправдывались. Судя по всѣмъ извѣстіямъ, становилось очевидно, что всѣ слѣды слона потеряны. Густой туманъ помогъ ему скрыться. Телеграммы изъ нелѣпѣйше отдаленныхъ мѣстъ сообщали, что громадная темная масса была усмотрѣна сквозь туманъ въ такомъ-то и такомъ-то часу, и что это «несомнѣнно былъ слонъ». Эту громадную темную массу видѣли въ Нью-Гевенѣ, въ Нью-Джерси, въ Пенсильваніи, въ нижнемъ Нью-Йоркѣ, въ Бруклинѣ и даже въ самомъ городѣ Нью-Йоркѣ! Но всюду громадная темная масса быстро исчезала, не оставляя никакихъ слѣдовъ. Всѣ безъ исключенія сыщики, разсѣянные на этомъ огромномъ пространствѣ, ежечасно присылали свои донесенія, и каждый изъ нихъ увѣдомлялъ, что имѣетъ «ключъ», и напалъ на слѣды чего-то, и слѣдуетъ за нимъ по пятамъ.
Но этотъ день прошелъ безъ всякихъ другихъ результатовъ.
Третій день точно также.
Четвертый день совершенно точно также.
Газетныя сообщенія начинали становиться монотонными съ ихъ фактами, въ итогѣ не представлявшими ровно ничего, съ ихъ ключами, не открывавшими тоже ничего, съ теоріями, почти истощившими тѣ элементы, которые и удивляютъ, и плѣняютъ, и ослѣпляютъ.
По совѣту инспектора я удвоилъ сумму вознагражденія.
Прошло еще четыре печальныхъ дня. Тутъ бѣднымъ, неустанно работавшимъ сыщикамъ былъ нанесенъ страшный ударъ — газеты отказались печатать ихъ теоріи и холодно объявили: «Оставьте насъ въ покоѣ».
Черезъ двѣ недѣли по исчезновеніи слона я, опять по совѣту инспектора, повысилъ сумму вознагражденія до 75 тысячъ. Это была большая сумма, но я предпочиталъ потерю всего моего личнаго состоянія утратѣ довѣрія моего правительства. Теперь когда сыщикамъ такъ не везло, газеты пошли противъ нихъ и начали осыпать ихъ самыми ѣдкими сарказмами. Это навело комедіантовъ на мысль воспользоваться для своихъ балаганныхъ представленій всею исторіею: они переодѣвались на сценѣ сыщиками и изображали въ самомъ комическомъ видѣ погоню за слономъ. Каррикатуристы рисовали сыщиковъ, перебѣгавшихъ съ мѣста на мѣсто съ подзорными трубами, между тѣмъ какъ слонъ, слѣдуя за ними сзади, воровалъ яблоки изъ ихъ кармановъ… Воздухъ былъ наполненъ насмѣшками.
Одинъ только человѣкъ оставался спокойнымъ, хладнокровнымъ, самоувѣреннымъ среди всѣхъ этихъ нападеній. То былъ человѣкъ съ каменнымъ сердцемъ, главный инспекторъ. Его безмятежная увѣренность ни на минуту не пошатнулась. Онъ постоянно говорилъ одно:
— Пусть себѣ зубоскалятъ; увидимъ, кто посмѣется послѣдній.
Мое уваженіе къ этому человѣку перешло въ нѣчто въ родѣ благоговѣйнаго поклоненія. Я не отходилъ отъ него ни на шагъ. Его канцелярія сдѣлалась для меня непріятнымъ мѣстомъ, но если онъ могъ выносить все это, то я считалъ нужнымъ выносить и со своей стороны, по крайней мѣрѣ, пока хватитъ силъ. Поэтому, я приходилъ регулярно каждый день и оставался до вечера. Всѣ удивлялись моей твердости, и мнѣ самому часто казалось, что слѣдуетъ бѣжать; по стоило мнѣ въ такія минуты взглянуть на спокойное, повидимому беззаботное лицо инспектора, и я не двигался съ мѣста.
Черезъ три недѣли послѣ покражи, я рѣшился однако объявить главѣ сыскного института, что кладу оружіе и удаляюсь — когда онъ предложилъ новую великолѣпную комбинацію.
Комбинація состояла въ томъ, чтобы войти въ сдѣлку съ ворами. Инспекторъ высказалъ увѣренность, что за 100 тысячъ можно сойтись и получить обратно слона. Я отвѣчалъ, что надѣюсь собрать такую сумму, но что же въ такомъ случаѣ будетъ съ бѣдными сыщиками, работавшими такъ усердно? Онъ сказалъ:
— При сдѣлкахъ, они всегда получаютъ половину.
Этотъ отвѣтъ устранялъ мое единственное возраженіе. Тогда инспекторъ написалъ двѣ записки слѣдующаго содержанія: «Милостивая государыня! Вашъ мужъ можетъ заработать много денегъ (и при этомъ пользоваться полнымъ покровительствомъ закона), войдя въ немедленное соглашеніе со мною. Инспекторъ Блентъ». Одну изъ этихъ записокъ онъ отправилъ съ нарочнымъ къ супругѣ Деффи-Кирпичнаго, другую — къ супругѣ Фаддена-Краснаго. Черезъ часъ получились слѣдующіе оскорбительные отвѣты: «Вы старый дуракъ; Деффи Кирпичный уже два года какъ умеръ. Бриджетъ Магони». «Фадденъ Красный уже восемнадцать мѣсяцевъ какъ повѣшенъ; всякій оселъ, кромѣ сыщика, знаетъ это. Мери О’Гулигенъ».
— Я давно подозрѣвалъ эти факты, сказалъ инспекторъ: — настоящія записки доказываютъ непогрѣшимость моего инстинкта.
Теряя одинъ рессурсъ, онъ сейчасъ же находилъ другой. Немедленно было составлено имъ и отправлено для напечатанія на слѣдующій день въ газетахъ слѣдующее таинственное объявленіе, копія съ котораго сохранилась у меня: «А. — xwblv. 242 N. Fjnd — fz 328 wmlg. Ozpo, 2 m! ogw. Muni».
Онъ сказалъ, что если воръ живъ, то непремѣнно явится по этому объявленію на обычное мѣсто свиданія, при чемъ объяснилъ, что въ этомъ обычномъ мѣстѣ обыкновенно рѣшаются дѣла между сыщиками и преступниками, и что свиданіе по нашему дѣлу состоится въ двѣнадцать часовъ слѣдующей ночи.
Ровно въ одиннадцать часовъ я принесъ инспектору сто тысячъ банковыми билетами, и скоро послѣ того онъ отправился, полный свѣтлой и непоколебимой увѣренности въ успѣхѣ. Невыносимо долгій часъ дотянулся наконецъ къ исходу; я услышалъ знакомые шаги и кинулся къ нему на встрѣчу. Какое торжество сіяло въ его прекрасныхъ глазахъ! Онъ сказалъ:
— Сдѣлка заключена. Зубоскалы запоютъ завтра совсѣмъ иную пѣсню. Слѣдуйте за мною!
Онъ взялъ зажженную свѣчу и сошелъ въ нижній этажъ, служившій спальнею для находившихся во всякое время на лицо шестидесяти сыщиковъ, и гдѣ въ настоящую минуту нѣсколько человѣкъ играли въ карты, чтобы скоротать время. Я не отставалъ отъ него ни на шагъ. Онъ быстро прошелъ въ темный конецъ обширнаго помѣщенія, и въ то мгновеніе, какъ я совсѣмъ изнемогалъ отъ удушливаго и смраднаго воздуха, онъ споткнулся и упалъ на лежавшую на землѣ громадную издохшую массу, и я услышалъ вылетѣвшее изъ его устъ восклицаніе:
— Наша благородная корпорація отомщена! Вотъ вашъ слонъ!
Меня почти перенесли на верхъ въ канцелярію и тамъ привели въ чувство посредствомъ карболовой кислоты. Всѣ сыщики кинулись туда же, и послѣдовало такое шумное выраженіе радости, какого я не видѣлъ никогда въ жизни. Призвали репортеровъ, шампанское полилось рѣкою, тосты провозглашались одинъ за другимъ, восторженныя пожатія рукъ и поздравленія дополняли торжество. Понятно, что героемъ-тріумфаторомъ былъ инспекторъ, и его счастіе было такъ полно и досталось ему, благодаря такому терпѣнію, мужеству, твердой настойчивости, что и мнѣ было отрадно смотрѣть на него, хотя въ этой компаніи я стоялъ безпріютнымъ нищимъ, съ мыслью, что мое безумное сокровище теперь бездыханный трупъ, и что мое служебное положеніе навѣки разрушено поступкомъ, который всегда будутъ признавать за непростительно-небрежное исполненіе великаго порученія. Не въ одномъ краснорѣчивомъ взглядѣ собранія выражалось глубокое уваженіе къ начальнику и не одинъ сыскной голосъ шепталъ: «Смотрите на него, это истинный царь корпораціи; дайте ему только ключъ — единственную вещь, въ которой онъ нуждается, и нѣтъ на свѣтѣ ничего такого, что, будучи скрыто куда угодно, не было бы, наконецъ, отыскано имъ». Раздѣлъ 50 т. доставилъ много удовольствія; по окончаніи его, инспекторъ, спрятавъ въ карманъ свою часть, произнесъ небольшой спичъ.
Въ это время пришла слѣдующая телеграмма:
«Монроэ, 10 ч. вечера. За три недѣли я сегодня въ первый разъ въ такомъ мѣстѣ, гдѣ есть телеграфная станція. Все это время ѣхалъ верхомъ, черезъ лѣса, на тысячу миль отсюда, по слѣдамъ ногъ слона, и они съ каждымъ днемъ становились все отчетливѣе, громаднѣе и свѣжѣе. Не тревожьтесь — не позже какъ на будущей недѣлѣ слонъ будетъ у меня. Это несомнѣнно. Сыщикъ Дарлей».
Инспекторъ пригласилъ присутствовавшихъ крикнуть троекратное ура! въ честь Дарлея, «одного изъ даровитѣйшихъ представителей сыскного института», и затѣмъ приказалъ телеграфировать ему вернуться домой и получить свою часть награды.
Такъ окончился необыкновенный эпизодъ покражи слона. На слѣдующій день газеты снова не поскупились на похвалы, съ одною только обидною оговоркой. Было именно сказано: «Великъ сыщикъ! Онъ можетъ, правда, обнаруживать нѣкоторую медленность въ отысканіи такой маленькой вещи, какъ украденный слонъ, можетъ гнаться за нимъ съ утра до вечера и спать около гніющаго трупа цѣлую ночь въ продолженіи трехъ недѣль, но въ концѣ концовъ, онъ все-таки отыщетъ его, если ему удастся склонить человѣка, совершившаго кражу, указать мѣсто, гдѣ уворованная вещь находится»!
Бѣдный Гассанъ погибъ для меня навѣки. Пушечныя ядра ранили его смертельно. Окруженный врагами, въ постоянной опасности быть открытымъ сыщиками, онъ мучился отъ голода и боли, пока смерть не принесла ему успокоенія.
Сдѣлка съ ворами стоила мнѣ 100 т., расходы на сыскную процедуру обошлись въ 42 т.; и мое правительство не предоставило мнѣ больше, никакой должности; я раззоренный человѣкъ и вѣчный скиталецъ по землѣ, но мое глубокое уваженіе къ человѣку, котораго я признаю величайшимъ сыщикомъ, какого когда-либо производилъ міръ, остается несокрушимымъ по сей день и останется такимъ до конца моей жизни.
- ↑ Тонна — 62 пуда.