Узник (Полежаев)

<Узник>
автор Александр Иванович Полежаев
Источник: Полежаев А. И. Стихотворения и поэмы / Вступ. статья, сост., подгот. текста и примеч. В. С. Киселёва-Сергенина. — Л.: Советский писатель, 1987. — С. 76—90.


<Узник>


Александру Петровичу Лозовскому

Plus tôt que je n’ai dû je reviens dans la lice;
Mais tu le veux, amis!
Ton bras m’a reveillé; c’est toi qui m’a dit: va!H<ugo>

[1]


Ты мне чужой — не с давних лет
Знаком душе твоей поэт!
Не симпатия двух сердец
Святого дружества венец
В счастливой жизни нам вила
И друг для друга родила.
Быть может, раз сойтись с тобой
Мне предназначено судьбой —
И мы сошлись… Ты — в красоте
Цветущих дней, я — в наготе
Позорных уз… Добро иль зло
Тебя к страдальцу привело,
Боюсь понять… Под игом бед
Мне подозрителен весь свет;
Погибшей истины черты
В глазах моих — одни мечты…
Уму свирепому она
И ненавистна и смешна!
Быть может, ветреник младой,
Смеясь над глупой добротой,
Вменяя шалости в закон
И быстрым чувством увлечен,
Ты ложной жалостью хотел
Смягчить ужасный мой удел
Иль осмеять мою тоску;
Быть может, лестью простаку
Желал о прежнем вспомянуть
И беспощадно обмануть…
Но пусть, игралище страстей,
Я буду куклой для людей,
Пусть их коварства лютый яд
В моей груди умножит ад…
И ты не лучше их ничем…
Не знаю сам, за что, зачем
Я полюбил тебя… Твой взор
Не есть несчастному укор.
Твой голос, звук твоих речей
Мне мил, как сладостный ручей…
Так соловей в ночной тиши
Поет для горестной души,
Так Абадонне Уриил[2]
Во тьме геенны говорил…
Глаза печальные мои
Слезу приязни и любви
В твоих заметили очах…
Ты любишь сам меня — но ах!
Твое участие ко мне,
Как легкий пепел на огне,
На миг возникнет, оживет —
И вместе с ветром пропадет.
Я не виню тебя!.. Жесток
Ко мне не ты, а злобный рок,
И ты простишь в пылу страстей
Обидной вольности моей…
..............
Я снова узник и солдат!
Вот тайный дар моих стихов…
Проникни в силу этих слов…
Прочти, коль вздумаешь, спиши
И не забудь меня в глуши…
Когда ж забудешь — Бог с тобой,
Но знай, что я навеки твой…

Спасские казармы. 1828

I

Ты хочешь, друг, чтобы рука
Времен прошедших чудака,
Вооруженная пером,
Черкнула снова кой о чем?
Увы! Старинный жар стихов,
И след сатир и острых слов
Исчезли в буйной голове,
Как след дриады на траве,
Иль запах розы молодой
Под недостойною пятой.
Поэт пленительных страстей
Сидит живой в когтях чертей-
Атласных ж. …не поет
И чуть по-волчьи не ревет…
Броня сермяжная и штык —
Удел того, кто был велик
На поле перьев и чернил;
Солдатский кивер осенил
Главу, достойную венка…
И Чайльд — Гарольдова тоска
Лежит на сердце у того,
Кто не боялся никого…
Но на призывный дружный глас
Отвечу я в последний раз,
Еще до смерти согрешу —
И лист бумаги испишу…
Прочти его и согласись,
Что если средства нет спастись
От угнетенья и цепей,
То жизнь страшнее ста смертей —
И что свободный человек
Свободно кончить должен век…
............ опыт злой
Завесу с глаз моих сорвал
И ясно, ясно доказал,
Что добродетель есть мечта,
........ суета.
Любовь и дружба — пара слов,
А жалость — мщение врагов…
Одно под солнцем есть добро —
Неочиненное перо…

II

В столице русских городов
М<щей>, мон<ахов> и попов,
На славном Вале Земляном
Стоит странноприимный дом;
И рядом с ним стоит другой,
Кругом обстроенный, большой —
И этот дом известен нам,
В Москве, под именем казарм;
В казармах этих тьма людей,
И ночью множество…..
На нарах с воинами спят,
И веселятся, и шумят;
И на огромном том дворе,
Как будто в яме иль дыре,
Издавна выдолблено дно,
Иль гаубвахта, все равно…
И дна того на глубине
Еще другое дно в стене,
И называется тюрьма;
В ней сырость вечная и тьма,
И проблеск солнечных лучей
Сквозь окна слабо светит в ней;
Растреснутый кирпичный свод
Едва-едва не упадет
И не обрушится на пол,
Который снизу, как Эол,
Тлетворным воздухом несет
И с самой вечности гниет…
В тюрьме жертв на пять или шесть
Ряд малых нар у печки есть.
И десять удалых голов,
<Царя> решительных врагов,
На малых нарах тех сидят,
И кандалы на них гремят…
И каждый день повечеру,
Ложася спать, и поутру
В м<олитве> к г<осподу> Х<ристу>
<Царя российского> в …
Они ссылают наподряд
И все сл<ужить> ему хотят
За то, что мастер он лихой
За п<устяжи> г<онять> окв<озь> с<трой>.
И против нар вдоль по стене
Доска, подобная скамье,
На двух столпах утверждена.
И на скамейке той у окна,
Броней сермяжною одет,
Лежит вербованный поэт.
Броня на нем, броня под ним
И все одна и та же с ним,
Как верный друг, всегда лежит,
И согревает, и хранит;
Кисет с негодным табаком
И полновесным пятаком
На необтесанном столе
Лежат у узника в угле.
Здесь триста шестьдесят пять дней
В кругу плутоновых людей
Он смрадный воздух жизни пьет
И <самовластие> клянет.
Здесь он во цвете юных лет, Обезображен, как скелет,
С полуостриженной брадой,
Томится лютою тоской…
Он не живет уже умом —
Душа и ум убиты в нем;
Но, как бродячий автомат
Или бесчувственный солдат,
Штыком рожденный для штыка,
Он дышит жизнью дурака:
Два раза на день ест и пьет
И долг природе отдает…

III

Воспоминанья старины,
Как соблазнительные сны,
Его тревожат иногда;
В забвеньи горестном тогда
Он воскресает бытием:
Безумным, радостным огнем
Тогда глаза его горят,
И слезы крупные блестят,
И, очарованный мечтой,
Надежды жизни молодой
Несчастный видит, ловит вновь.
Опять — поэт; опять любовь
К свободе, к миру в нем кипит!
Он к ней стремится, он летит;
Он полон милых сердцу дум…
Но вдруг цепей железных шум
Иль хохот глупый беглецов,
Тюрьмы бессмысленных жильцов,
Раздался в сводах роковых —
И рой видений золотых,
Как легкий утренний туман,
Унес души его обман…
Так жнец на пажити родной,
Стрелой сраженный громовой,
Внезапно падает во прах —
И замер серп в его руках…
Надежду, радость — все взяла
Молниеносная стрела!..

IV

О ты, который возведен
Погибшей в<ольности> на трон,
Или, простее говоря,
О<соба> р<усского> ц<аря>!
Коснется ль звук моих речей
Твоих обманутых ушей?
Узришь ли ты, прочтешь ли ты
Сии правдивые черты?..
Поймешь ли ты, как мудрено
Сказать в душе: все решено!
Как тяжело сказать уму:
«Прости мой ум, иди во тьму»;
И как легко черкнуть перу:
«Ц<арь> Н<иколай>. Б<ыть> по с<ему>».
Поймешь ли ты, что твой народ
Есть пышный сад, а ты — Ленотр,
Что должен ты его беречь
И ветви свежие не сечь…
Поймешь ли ты, что ц<арский> долг
Есть не душить, как лютый волк,
По алчной прихоти своей
Мильоны страждущих людей…
Но что?.. К чему напрасный гнев,
Он не сомкнет Молохов зев:
Бессилен звук в моих устах,
Как меч в заржавленных ножнах…
И я в тюрьме… Ватага спит;
Передо мной едва горит
Фитиль в разбитом черепке;
С ружьем в ослабленной руке,
На грудь склонившись головой,
У двери дремлет часовой;
Вблизи усталый караул
Глаза бессонные сомкнул.
На гаубвахте тишина…
Бог винограда, бог вина,
Сын пьяный пьяного отца,
Зачем приятный глас певца,
В часы полуночных пиров,
Не веселит твоих сынов?
Зачем на лире золотой
Перед волшебницей младой
В восторге чувств он не гремит
И бледный, пасмурный сидит
Без возлияний и друзей
В руках едва ль полулюдей…
Не он ли свежесть ранних сил
Тебе на жертву приносил
Во дни беспечной старины?
Не он ли розами весны
Твой благодетельный бокал
Рукой покорной украшал?
Свершилось!.. Нет его! Ударь
Поблекшим тирсом в свой алтарь!
Пролей вино из томных глаз!
Твой жрец, твой верный жрец угас!
Угас, как факел буйных дев,
Исчез, как громкий их напев:
«Эван, Эвое, сильный Вакх!»,
Как разум скучный на пирах!..
Вторый Н<ерон>, Ис<кариот>,
У<дав> Б<разильский> и Н<емврод>
Его враждой своей почтил
И, лобызая, удушил!

V

Mais qu’importe? accompli ta mission sacree.

[3]

Оставлен всеми, одинок,
Как в море брошенный челнок
В добычу яростной волне,
Он увядает в тишине…
Участье верное друзей,
Которых шумные рои,
Под ложной маскою любви,
Всегда готовы для услуг,
Когда есть денежный сундук
Или подобное тому, —
Не в тягость более ему:
Из ста знакомых щегольков,
Большого света знатоков,
Никто ошибкою к нему
Не залетал еще в тюрьму…
Да и прекрасно… Для чего?..
Там нет ни водки, ничего…
Чутье животных, модный тон
Или приличия закон —
Вот тайна дружественных уз…
А нежность сердца, тонкий вкус —
Причина важная забыть
Того, кто слезы должен лить:
«Ах, как он жалок, cependant,
C’etait naguere un bon enfant!»[4]
Лепечет милый фанфарон,
И долг приязни заплачен…
И что пенять? Они умны,
Их рассуждения верны:
Так должно было; наперед
Судьба нам сделала расчет:
Им наслаждение дано,
А мне страданье суждено!
И правы мрачный фаталист
И всем довольный оптимист…

VI

Система звезд, прыжок сверчка,
Движенья моря и смычка —
Все воля творческой руки…
Иль вера в бога пустяки?
Сказать, что нет его — смешно;
Сказать, что есть он — мудрено.
Когда он есть, когда он — ум,
Превыше гордых наших дум,
Правдивый, вечный и благой,
В себе живущий сам собой,
Омега, альфа бытия…
Тогда он нам не судия:
Возможно ль то ему судить,
Что вздумал сам он сотворить?
Свое творенье осудя,
Он опровергнет сам себя!..
Твердить преданья старины,
Что мы в делах своих вольны,
Есть перекорствовать уму,
И, значит, впасть в иную тьму…
Его предведенье могло
Моей свободы видеть зло —
Он должен был из тьмы веков
Воззвать атом мой для оков.
Одно из двух: иль он желал,
Чтобы невинно я страдал,
Или слепой, свирепый рок
В пучину бед меня завлек?..
Когда он видел, то хотел,
Когда хотел, то повелел,
Все чрез него и от него,
А заключенье из того:
Когда я волен — он тиран,
Когда я кукла — он болван.

VII

Так и забвение друзей.
Оно не есть коварство змей;
Так пусть же тягостной руки
Меня снедающей тоски
Не испытают на себе,
В угодность ветреной судьбе;
Страдалец давний, но не злой
Постыдной зависти чертой
Чужого счастья не смутит!
А ты, примерный человек,
Души высокой образец,
Мой благодетель и отец,
О Струйский, можешь ли когда
Добычу гнева и стыда,
Певца преступного простить?..[5]
Неблагодарный из людей,
Как погибающий злодей
Перед секирой роковой,
Теперь стою перед тобой!..
Мятежный век свой погубя,
В слезах раскаянья тебя
Я умоляю! ..............
Священным именем отца
Хочу назвать тебя!.. Зову…
И на покорную главу
За преступления мои
Прошу прощения любви!..
Прости!., прости!., моя вина
Ужасной местью отмщена!

VIII

Завеса вечности немой
Упала с шумом предо мной…
Я вижу ..............
.........мой стон
Холодным ветром разнесен,
Мой труп............
Добыча вранов и червей
И нет ни камня, ни к<реста>,
Ни огородного шеста
Над гробом узника тюрьмы —
Жильца ничтожества и тьмы…


1828

Примечания

  1. Раньше, чем должно, я возвращаюсь в бой; Но таково твое желание, друг! Твоя рука меня разбудила; ведь это ты сказал мне: выходи!Г<юго> (фр.)

  2. Давно прошли времена Орестов и Пиладов. Кто-то сказал, кажется, справедливо, что ныне:

    * * *


    Любовь и дружба — пара слов,
    А жалость — мщение врагов.



    И после добавил, что:

    * * *


    Одно под солнцем есть добро —
    Неочиненное перо…



    Но — так как нет правил без исключений — и под солнцем, озаряющим неизмеримую темную бездну, в которой, будто в хаосе, вращаются, толпятся и пресмыкаются миллионы двуногих созданий, называемых человеками, встречаемся мы иногда с чем-то благородным, отрадным, не заклейменным печатью нелепости и ничтожества, — то провидению угодно было, чтоб и я на колючем пути моего земного поприща встретил это благородное, это отрадное в лице истинного моего друга А… П… Л… Часто подносил он бальзам утешения к устам моим, отравленным желчию жизни; никогда не покидал меня в минуты горести. К нему относятся стихи:

    * * *


    Я буду — он, он будет — я;
    В одном из нас сольются оба,
    И пусть тогда вражда и злоба,
    И смерть, и заступ гробовой
    Шумят над нашей головой!



    Может быть, кто-нибудь с лукавой улыбкой спросит: кто такой этот Л…? Не знатный ли покровитель?.. О нет! Он более, он — человек. <1837>.

  3. Ну, так что же? Завершай свою священную миссию (фр.).
  4. А хороший парень был когда-то (фр.).
  5. «О Струйский...» — в этих строках автор обращается с просьбой о прощении к своему деду, поэту и помещику Николаю Струйскому, словно бы в мольбе и молитве к предку, отцу небесному и заступнику. Употреблённое здесь иносказательное выражение «мой благодетель и отец» следует понимать именно в таком ключе. Между тем, эта фраза послужила причиной повторяющейся ошибки, когда Николая Струйского во многих источниках называют отцом (а не дедом, как было на самом деле) Александра Полежаева.


  Это произведение перешло в общественное достояние в России согласно ст. 1281 ГК РФ, и в странах, где срок охраны авторского права действует на протяжении жизни автора плюс 70 лет или менее.

Если произведение является переводом, или иным производным произведением, или создано в соавторстве, то срок действия исключительного авторского права истёк для всех авторов оригинала и перевода.