Удовольствие
правитьДушевный покой, и тишина были, по истории родителями Удовольствия. Хотя медики давно уже не верят гермафродитам; но оно, вопреки их учености, есть среднего рода; то есть, может принадлежать к тому и другому полу.
Удовольствие вздумало путешествовать, и не зная ни света, ни людей, вообразило, что ему везде будут рады без денег. В самый первый день оно захотело есть (ибо и для самого Удовольствия нужна пища), и вошло в бедную хижину. Там хозяин сидел в глубокой печали. Жена его кормила грудью младенца, которым небо еще больше отяготило их бедность. Два мальчика стояли возле них неподвижно, забыв веселые игры детства.
Поселянин взглянул — увидел гостя, и печальным голосом сказал ему:
«Любезный странник, лицо которого напоминает мне счастливые времена, уже забытые мною! Зачем пришел ты в эту хижину, открытую для дождя и ветров? Нам негде поместить тебя. Мы знаем, что людям твоего звания нужны всегда приятности и покой: здесь нет ни покоя, ни приятностей. Мы надеялись на богатую жатву: вчерашняя буря с градом истребила ее; хижина наша осталась без кровли, а сердце без утешения!.. Поди, поди к господину этой деревни, которого замок виден отсюда, и который любит угощать тебе подобных. Однако, знай, что мы приняли бы тебя с радостью, если бы не поселилась у нас, со вчерашнего дня, бедная женщина, именем Горесть, которая без сомнения не дружна с тобою.»
«Я последую твоему совету, отвечало Удовольствие: в самом деле неприятно быть вместе с этою скучною, несносною плаксою, о которой ты говоришь. Я всегда бегаю от нее, хотя философы, сочинители моей родословной, утверждают, будто она мне двоюродная сестра. Никогда не глядит на свет Божий; вздыхает, тужит; видит везде беду и несчастье; что слово, то жалоба. Она завистлива от природы, и не любит, чтоб я в гостях веселилось; бегает за мною, и часто выгоняет меня из дома добрых людей, которые мне рады. Прости. Не говори ей, что я заходило к тебе: она рассердится.»
Ветреное Удовольствие, не думая о жалком состоянии крестьянина, спешит в замок богатого господина; веселые мечты юных лет питают его воображение. Оно идет — и приятная симфония вдруг отдается в ушах его. Скоро показывается великолепная карета; шесть гордых коней красиво изгибают шею; лакеи, гайдуки в богатой ливрее величаво стоят назади; вокруг идут музыканты. Господин, обрадованный встречей Удовольствия, которого он давно ждал к себе, кричит: стой! Люди его бегут, скачут звать в гости приятелей; а другие хватают под руки Удовольствие, и сажают его в карету — насильно: ибо оно, любя свободу, любит пользоваться своими, а не чужими ногами.
Его пускают на мягкие подушки, закрывают от солнца флорентийскими сторами, которые мешают ему видеть прекрасные луга и рощи. Удовольствие не любит роскоши; не терпит чинов, и для того почти всегда скрывает в путешествиях свое имя.
Оно могло бы еще сидеть в карете спокойно, если бы господин, который, разумеется, был светским и знатным, не мучил его рассказами о великолепном празднике, данном его супругою первому министру. Худое начало! Думало Удовольствие: посмотрим, что будет дальше! — Съехались друзья; всякий хотел говорить, занимать других, а говорили об английских лошадях, о бостоне! Удовольствие зевало. Еще мало того: все приступили к нему; всякий звал его к себе в гости… Оно кланялось им низко, учтиво; говорило: много чести; буду — а думало про себя: нет, нет, государи мои! Вы меня задушите! Надобно знать, что Удовольствие странное существо: оно ненавидит приготовление, и любит всегда удивлять хозяина своим явлением; бросает карточки и билеты в камин, и спешит туда, где совсем не ждут его. — В замке готовили большой обед; но оно тихонько ушло в сад, а из саду — в поле-- и давай Бог ноги!
Прошедши версты две, оно увидело Работу, которая готовилась жать хлеб. Смуглое, загорелое лицо ее сперва испугало его; но, всмотревшись хорошо в черты сего лица, оно заметило в нем какую-то особенную приятность; подошло и сказало:
"Добрая женщина! Скажи, где я могу пристать и отдохнуть. Один выгоняет меня, другой хочет взять в неволю; не знаю, где приклонить голову. Люди, право, обходятся со мною, как со злодеем; а я радо веселить всякого, кто не душит меня бесконечными обидами, зваными вечеринками, каламбурами и глупыми разговорами. Безрассудные не знают, что я путешественник, и что время для меня дорого! "
Работа с улыбкою отвечала ему: "любезный друг! Я могу проводить тебя к доброму человеку. Только не спеши: мне нужно дожать эту десятину. " — Удовольствие село на снопы, вынуло из кармана книгу — не скажу, какую, чтобы автор ее не пострадал от зависти других писателей — вынуло, и прочитало, не заснув, страниц около ста.
Работа кончила свое дело и повела странника — куда же? К самому этому земледельцу, который по утру не хотел принять его, и который все еще сидел в горе, поджав руки. Удовольствие изумилось, и хотело идти прочь; но Работа остановила его умильным взглядом, и сказала мужу, жене и детям:
«Разве у вас нет рук, друзья мои? Разве всякий день бывают град и буря? Разве горе — лекарство на беду? Вы конечно забыли, что со мной никто не ходит по миру. Скорее, скорее за дело! Сожнем остальной хлеб, посеем новый; наймемся у других работать; возьмем деньги, и без нужды проживем год. Слышите ли, добрые люди! Теперь же начнем трудиться, и в один час снова покроем хижину. Хозяйка и мальчики! Давайте соломы! Удовольствие поможет нам; а после сядем отдыхать в тени, есть черный хлеб с молоком, и разговаривать о приятных надеждах трудолюбия.» — Хозяин, хозяйка и дети послушались. Удовольствие работало за троих, и через час хижина уже не боялась ни дождя, ни ветра. Какая благодарность! Какое простое, но милое угощение для молодого странника!
Хватились Горести; но и след ее простыл! Так как в деревне люди ничего не таят, то верно сказали ей о приходе Работы с Удовольствием, которые живут с ней в вечной вражде, и соединенными силами выгонят ее, конечно, из любого места. Как бы то ни было, Горесть ушла, и вся деревня смеялась на счет нее. Одни говорили: «ей хотелось, чтобы хозяин ничем не занимался, и сидел все, повесив голову!» Побранив ее хорошенько, крестьяне сведали, что она переселилась в огромный дом их господина. Тут начались новые шутки, которых мы не будем описывать читателям, из уважения к его превосходительству.
С сего времени Работа и Удовольствие подружились, живут вместе, ходят по свету, обнявшись, как нежные любовники, и ежеминутно оказывают друг другу важные услуги. Они не боятся ни хижин, ни палат, если в палатах умен хозяин; они бывают и во дворце, если государь трудится для блага своих подданных; они заходят и ко мне, когда одной рукою обнимаю верную подругу мою, другою — мараю бумагу, думаю (ложно или справедливо), что приношу тем удовольствие или пользу моим гражданам.
[Кератри О. И.] Удовольствие: Аллегорическая сказка: Перевод с французскаго [из «Nouvelle Bibliotheque des romans». 1800. T.2] / [Пер. Н. М. Карамзина] // Вестн. Европы. — 1802. — Ч. 2, N 7. — С. 218-225.