УДАР В ДУШУ править
Среди жертв большевистского погрома есть жертва, значение которой не всеми, может быть, постигается с должною полнотой и ясностью: эта жертва — литература наша, художественное слово русское. Иные скажут: пролито столько крови, какой разгром… что пред этим — слово! Невелика потеря, еще запишут. Плакать о зеркальце, когда все в пожаре… Но так ли это?
Художественная литература, это — духовная ткань жизни, душа народа, выражение его духовных устремлений, великая движущая сила; без этой силы, как и без веры в Высшее, народ обращается в скотов. Помните древнее написанное на Храме «гноти за автон» — «познай себя»? Оно — выражение искусства, сущность его глубин. Через него, путями, свойственными ему, человечество входит в Храм, близится к Божетсву. Подлинное искусство слова, художественная литература — утоление духовной жажды, путь из пустыни мрачной где человек влачится. Слово, путями образов, разкрывает мир, человека, показывает человеку Божество. Слово — возносит человека на высоты, ближе к Богу. Литература всякого народа — его правда, его стремления и идеалы; его, скажу я, судьбы. Нет народа без литературы, как нет народа без Божества. В религии — две вечных, борющихся силы: Бог и Дьявол. Тоже и в искусстве Слова: добро и зло, высоты и преисподняя, свет — тьма. Истинное искусство — свет всегда. Истинное искусство — Божие искусство. Оно возводит человека на высоты, к совершенству, живит и манит к идеалу. Истинное искусство — вдохновенно, «божественный глагол», тоска земли по небу, «тихая песня» ангела, — помните Лермонтова «По небу полуночи Ангел летел»? Истинное искусство глубинно-религиозно.
Вспомните слово Достоевского о Пушкине, вспомните Пушкинского «Пророка», — снеговую вершину Пушкина!
"Духовной жаждою томим.
"В пустыне мрачной я влачился,
"И шестикрылый серафим
«На перепутьи мне явился».
Искусство, это — шественный, серафим; оно — целитель духовной, томящей жажды. Но, какое?.. «Божественный глагол», глас Божий, — вот какое.
"Но лишь божественный глагол
"До слуха чуткого коснется
"Душа поэта встрепенется,
«Как пробудившийся орел».
Светлое, божеское искусство. Ему, вдохновенному, открыто все: «и неба содраганье, и горний ангелов полет, и гад морских подвозный ход, и дольней лозы прозябанье». Через познание, через раскрытие человека и мира, — к божьему, как беспредельному совершенству, — вот что такое истинное, вдохновенное искусство. Язык его — правда, Правда, пламенная правда, как «уголь, пылающий огнем». Без вдохновенного искусства слова-образа — погиб человек, пропали его полеты — взлеты к идеалу: в самодовольнейшего скота обратится он.
Величайшие наши — Пушкин, Лермонтов, Гоголь, Тютчев, Достоевский, Толстой… — жрецы этого высокого искусства, — трепетно вдохновенные. Достоевский спускался и нас уводил в низины и тьму человеческого духа и естества, дабы познать сокровенное и потрясти, и умудренных и потрясенных, вывести на высоты, к свету, на пути Божьи. Высокое, вдохновенное искусство слова — уже пророчество.
И вот, разрушая все, следуя своей дьявольской природе, большевизм не мог, конечно, не нанести «удара в душу» — в светлое искусство слова, в «божественный глагол». И он нанес его, как дьяволу посильно.
В России вдохновенное слово замерло. Оно может звучать в душе «божественный глагол» может коснуться слуха тонкого, душа может и встрепенуться… но никто не услышит и не обретет радости, призыва к жизни, чистой и достойной… никто, по слову нашего поэта, не повторит:
"И счастье я могу постигнуть на земле,
«И в небесах я вижу Бога!»
В России вдохновенное слово в цепях, в запрете. В России — душа молчит. Лишаемый Церкви всячески, русский народ лишен и вдохновенного слова, вольного слова-творчества. У него отняты водители его духа, его писатели истинные. Вырваны близкие возможности их иметь. Вдумайтесь, какая потеря для России — на годы, годы. Преемственность уничтожена. В сотнях тысяч погибших из образованнейшего класса — несомненно, погибли ценнейшие единицы, возможные будущие вожди духовные, возможные славные творцы Словом. Скажут: велика Россия, сто пятьдесят миллионов, — еще будут! Да, будут. Может быть, через столетие будут. Вспомните: надо было пройти столетию от Петра, чтобы Россия обрела Пушкина! Будут, когда опять образуется плодоносный слой, высокой культурной одаренности. Преемственность смыта кровью. Да, с народных толщь, доведенных до одичания, только путем долголетнего просвещения, могут подняться великаны Слова-Духа. Вспомните знаменитого Павлова — о наследственности навыков, о преемственности свойств через поколения… Какие теперь там навыки и свойства?…
Мало того. Истребив духовные силы нации, закрыв, где можно, выходы художественному глаголу, большевики открыли выход другому искусству слова — темному, низменному, дьяволову. Их искусство — будит в человеке низшее: похоти, злобу, ненависть к человеку, издевку над духом человека. Разрушив Храм, они открыли кабак, публичный бом, подвал в литературе, — дозволили и поощряют. Там такого искусства много. Оно не поет, оно — орет. Оно не Божье, не от шестикрылого серафима, не глаголом жжет сердца людей, а сжигает дьяволовым огнем последнее человеческое, что еще уцелело в людях. Там, за редкими исключениями чутких писателей, с сомкнутыми устами, с стесненным сердцем, — расцвела похабщина, развеселое зубоскальство — смех, — изредка, смех сквозь слезы, у чутких. Такое искусство там, что даже читатель массовый, как будто чутья лишенный, и тот начинает возмущаться. Ему начинает претить, и он спасает душу свою, отыскивая в разгроме, творчество прежних поколений. Но молодежь отравлена прививкой этого искусства грязи и плоти-похоти и отпечаток сего — на жизни. Такому, мутному, грязному искусству пути широко открыты. Слово взято на службу к Дьяволу, сила, слову присущая, творит зло: испепеляет душу.
Великая это сила — Слово! Утрата его — великая утрата: ее глубины непостигаемы до конца.
А теперь вспомним: расстрелянного поэта, благородного Гумилева; погибшего преждевременно от противоречий в себе и от потрясений, и от цынги, — Александра Блока; талантливого журналиста и борца Виктора Севского, расстрелянного; замолкнувшего от потрясений и цепей, скончавшегося в немоте, Федора Сологуба; истерзанного сердцем за Россию, Леонида Андреева; молодого поэта и героя Канегисера и иных, покончивших с собою, не вынесших паскудства жизни, когда-то певших гимны большевизму и вдруг понявших… — поэт Есенин, писатель Соболь… и многих, неоткрывшихся… Помянем их в молчаньи. Но… неугасимо-вечен Свет Господень, Божественный глагол — незаглушим. Томление духа — властно. Россия ждет… уловит чутким слухом божественный глагол и… «встрепенется, как пробудившийся орел».