Уганейда (Амфитеатров)/ДО
| Уганейда : Два слова о сіонистахъ |
| Источникъ: Амфитеатровъ А. В. Легенды публициста. — СПб.: Товарищество «Общественная польза», 1905. — С. 12. |
— Собственно говоря, я не понимаю, дорогой ребъ Нухимъ, почему вы такъ крѣпко возстаете противъ этой Уганды, которую любезно предлагаетъ вашему народу Англія, если только она васъ не надуетъ?.. Я читалъ описанія: чудесно тамъ, право!.. И пальмы, и море, и даже жирафы!.. Лестно жить въ странѣ, гдѣ пасутся на свободѣ живыя жирафы! Гораздо лестнѣе, чѣмъ въ нашей Вологдѣ, подъ небомъ цвѣта солдатской шинели, надъ рѣчкою съ благозвучнымъ названіемъ Золотухи, среди населенія въ двадцать тысячъ жителей, изъ нихъ же десять тысячъ босяковъ-зимогоровъ, а другія десять тысячъ готовятся стать зимогорами!.. Если бы я былъ еврей, я ухватился бы за Уганду обѣими руками.
— Но вы не еврей, — тихо возразилъ Нухимъ.
Я ходилъ по столовой, изъ угла въ уголъ, заложа руки въ карманы, мечталъ и благодушествовалъ, а Нухимъ сидѣлъ у стола, водя за мною печальными, глубокими глазами, которые, глядя на бѣлый свѣтъ уже семьдесятъ второй годъ, ничуть не утратили блеска и ясности, подаренныхъ имъ отъ Бога еще въ то время, когда ребъ Нухимъ бѣгалъ въ далекой Шполѣ босымъ младенцемъ, съ хвостикомъ куртки изъ штановъ.
— У васъ будетъ тамъ отлично, ребъ Нухимъ, — убѣждалъ я. Когда-то мнѣ предлагали дипломатическую карьеру на Востокѣ. Я уклонился, потому что не люблю, чтобы мнѣ прострѣливали животъ пулею или перерѣзывали горло ятаганомъ. Но, если евреи оснуютъ самостоятельное государство въ Угандѣ, я непремѣнно начну изыскивать пути: нельзя ли къ вамъ консуломъ? У васъ будетъ интересно, умно, пріятно и весело. Еврейская кухня превосходна, а, такъ какъ въ Уганду собираются, по крайней мѣрѣ, полтораста русскихъ евреевъ-журналистовъ, то, значитъ, въ Угандѣ, при несомнѣнной свободѣ печати, будетъ издаваться не менѣе 150 русскихъ газетъ!.. Будетъ, что читать, и, навѣрное, устроится, наконецъ, клубъ писателей!.. Право хорошо! Поѣдемте, ребъ Нухимъ!
Нухимъ посмотрѣлъ на меня искоса, и проворчалъ:
— Чтобъ моимъ врагамъ былъ такой годъ, какъ я хочу ѣхать въ вашу Уганду!
Я говорилъ:
— Я читалъ въ газетахъ и знаю, ребъ Нухимъ, что многіе изъ васъ, старыхъ евреевъ, видятъ въ Угандѣ какъ бы измѣну идеѣ Сіона. Но, позвольте! Вашъ знаменитый и очень талантливый вождь, докторъ Герцль, громко разъяснилъ это недоразумѣніе… Уганда — не конецъ сіонизма, Уганда — только узловая станція, сборный пунктъ для Израиля на пути къ Сіону. Исторія Израиля собирается повторить въ Угандѣ самое себя. Развѣ Африкѣ впервые служить евреямъ этапомъ къ переходу въ землю обѣтованную? Вспомните патріарха Іосифа и землю Гесемъ…
— Молодой человѣкъ! — сказалъ ребъ Нухимъ.
Такъ какъ въ комнатѣ, кромѣ насъ двоихъ съ ребъ Нухимомъ, не было никакого человѣка — ни молодого, ни стараго, то приходилось принять «молодого человѣка» на свою сѣдую бороду. Правда, у самого ребъ Нухима борода была не только бѣлая, но даже желтая и какъ бы съ празеленью: словно онъ жилъ на свѣтѣ лѣтъ триста, и вѣка отложили на немъ мохъ свой…
— Молодой человѣкъ! Земля Гесемъ носитъ у насъ названіе плѣна египетскаго. Господь вывелъ насъ изъ египетскаго плѣна; зачѣмъ же намъ возвращаться въ египетскій плѣнъ? А, — что вы мнѣ скажете за патріарха Іосифа, то Іосифъ давалъ намъ, евреямъ, одно свое завѣщаніе, чтобы мы, евреи, даже мертвый трупъ его не оставляли въ вашей Африкѣ!.. Вотъ какой былъ онъ, Іосифъ! Что вы себѣ думаете? Хотѣлъ бы онъ ѣхать съ однимъ такимъ Герцлемъ въ Африку? Пхе!
— Ужъ не знаю, поѣхалъ ли бы Іосифъ, но… ей Богу, ребъ Нухимъ, по всѣмъ разсказамъ, рай эта Уганда! настоящій рай!
— И нехай она себѣ будетъ очень здорова!
— Тогда какъ Палестина… Ну, конечно, я понимаю васъ съ точки зрѣнія вѣкового, историческаго вашего идеала, но надо же считаться и съ матеріальною стороною дѣла. Палестина — камень и песокъ, одичалыя горы, запущенныя степи, тощія рѣки, безлѣсье, отвратительное побережье, солончаки, малярія, бедуины, саранча… Палестина не въ состояніи прокормить евреевъ, если сіонистское движеніе приметъ широкіе размѣры. Вы задохнетесь въ этой банкѣ съ пескомъ хуже, чѣмъ даже въ вашей злосчастной чертѣ осѣдлости, не говоря уже о томъ, что въ Палестину васъ покуда не пускаютъ, да, если и пустятъ, то ни турки, ни европейскій контроль не оставятъ вамъ той самостоятельности, какую подъ протекторатомъ просвѣщенныхъ мореплавателей вы можете пріобрѣсти и развить въ Угандѣ. Не забудьте, что эмиграція свободнаго еврейства изъ Палестины началась задолго до Веспасіана!.. Палестина не рѣшаетъ экономическихъ вопросовъ еврейскаго разсѣянія. А Уганда — рай!
Ребъ Нухимъ взглянулъ на меня прямо и остро.
— Молодой человѣкъ! знаете ли вы, что такое рай?
— Гм?
Я подумалъ и долженъ былъ признаться:
— Нѣтъ, ребъ Нухимъ, я не знаю, что такое рай!
— Ну, такъ слухайте меня немножко: я разскажу вамъ, что такое рай!
— Жилъ-былъ нѣкій праведный и ученый еврей. Такой праведный, что самъ Господь его чуть-чуть боялся, потому что онъ былъ очень твердъ въ законѣ, а законъ такой большой, что никто изъ живущихъ на землѣ не можетъ довольно знать его, такъ что даже самъ Господь повторяетъ и изучаетъ законъ свой по три часа въ каждыя сутки, по три первые часа изъ двѣнадцати часовъ дня! Когда такой мудрый и праведный рабби умеръ, Господь не сталъ судить его, пересѣлъ съ трона суда на тронъ милосердія и сказалъ:
— Зачѣмъ судъ такому человѣку? Онъ былъ милосердъ, безъ ошибки исполнялъ мой законъ и замолилъ всѣ свои грѣхи. Отведите его въ рай!
Божій ангелъ взялъ праведнаго рабби и отвелъ его въ рай! И узрѣлъ праведникъ страну, въ которой пыль была дороже золота, а почва — какъ драгоцѣнные камни. На деревьяхъ висѣли удивительные плоды, и даже незрѣлые изъ нихъ не набивали вкушавшему оскомины, но таяли во рту, какъ сотовый медъ, а зрѣлые давали сокъ, подобный укрѣпляющему вину, — и каждый листочекъ въ тѣхъ благоуханныхъ медвяныхъ лѣсахъ былъ цѣлебнымъ лѣкарствомъ. Ползучіе гады и хищные звѣри жили въ дружбѣ съ людьми, и птицы пѣли, и животныя провозглашали премудрость, и даже оселъ въ раю былъ умнѣе всѣхъ ученыхъ земли.
Стоялъ праведный рабби среди всей этой радости и славилъ Бога. Но, по маломъ времени, онъ почувствовалъ голодъ.
— Не стѣсняй себя, — посовѣтовалъ ему ангелъ. Сорви одинъ изъ плодовъ и ѣшь.
Но рабби отвѣтилъ:
— Я лучше подожду, не буду портить себѣ аппетита. Господь обѣщалъ намъ, евреямъ, райскій обѣдъ изъ рыбы Левіаѳана и звѣря Бегемота. Желаю вкусить ихъ мяса.
Ангелъ очень удивился и спрашиваетъ:
— Что это за Левіаѳанъ и Бегемотъ?
Еще больше ангела изумился праведный рабби и вскричалъ:
— Какъ? ты, ангелъ, не знаешь рыбы Левіаѳана, съ которою Господь играетъ въ третью часть дня? Ты не знаешь Бегемота, котораго Господь сотворилъ въ тысячѣ горъ?
Ангелъ отвѣчалъ:
— Въ первый разъ о нихъ слышу.
— Если такъ, — сказалъ праведный рабби, — слушай и учись. Это тебѣ необходимо, потому что ты, какъ я замѣчаю, необыкновенно невѣжественный и глупый ангелъ. Все, что сотворилъ Богъ, Онъ сотворилъ въ мужскомъ и женскомъ полѣ. Такъ, создалъ Левіаѳана-самца, прямо плывущаго змѣя, и Левіаѳана-самку, змѣя свитаго клубами. Но если бы они размножились, то опустошили бы вселенную. Какъ же поступилъ Богъ? Онъ оскопилъ Левіаѳана-самца, а самку убилъ и посолилъ ее для великаго пира — будущаго пира праведныхъ. Точно такъ же создалъ Онъ на тысячѣ горахъ Бегемота-самца и Бегемота-самку. Но если бы они размножились, то опустошили бы весь міръ. Какъ же поступилъ Богъ? Онъ оскопилъ самца, обезплодилъ самку и сберегаетъ ихъ для будущаго пира — великаго пира своихъ праведныхъ. И, когда они видятъ другъ друга, Бегемотъ и Левіаѳанъ, они немедленно вступаютъ въ бой. Самые сильные земли погибаютъ подъ рогами Бегемота, но будетъ время: Левіаѳанъ бросится на него, какъ неистовый, и побьетъ его своими плавниками. А тогда Создатель поразитъ и Левіаѳана великимъ мечомъ Своимъ и приготовитъ изъ него обѣдъ съ превосходнѣйшими кушаньями, и праведные будутъ насыщаться ими, сидя за столомъ изъ карбункула, на берегу рѣки ароматовъ, и подкрѣпляя силы виномъ, которое было выжато еще при сотвореніи міра и съ тѣхъ самыхъ поръ сохраняется въ точилѣ для праведныхъ. Такъ говорятъ о Левіаѳанѣ и Бегемотѣ рабби Леви, и рабби Іегуда, и рабби Моше-баръ-Нахманъ, и Абарбанель, и Ибнъ Эзра, и Раши, и Маймонидъ, и Абрумъ бенъ Діоръ…
Но ангелъ улыбнулся и сказалъ:
— Это земныя сказки, другъ мой! Повѣрь мнѣ: въ раю нѣтъ никакихъ Левіаѳана и Бегемота. Неужели ты, мудрецъ, серьезно думалъ, что Богъ не имѣетъ лучшихъ средствъ наградить праведнаго, какъ угощая старою солониною и виномъ, которое отъ древности превратилось въ уксусъ? Позабудь о своихъ Левіаѳанѣ и Бегемотѣ, осмотрись вокругъ, какъ все здѣсь прекрасно, вкуси плодовъ и восхвали Господа, позволившаго тебѣ войти сюда.
Но праведникъ горько заплакалъ и возразилъ ангелу:
— Уведи меня отсюда! Я не хочу здѣсь оставаться!
— Въ своемъ ли ты умѣ? — сказалъ ангелъ, — еще никто съ начала міра не уходилъ отъ блаженства въ раю.
Но праведный рабби отвѣтилъ:
— Отъ блаженства въ раю и я не откажусь. Но это мѣсто, куда ты привелъ меня, не рай, потому что въ немъ нѣтъ Левіаѳана и Бегемота!
Ангелъ повторилъ:
— Левіаѳанъ и Бегемотъ не существуютъ.
Праведный сказалъ:
— Этого не можетъ быть.
— Но если я, ангелъ, тебѣ говорю? — воскликнулъ ангелъ.
— Не можетъ быть! Потому что въ теченіе многихъ тысячъ лѣтъ Господь обѣщалъ Своему народу и, когда мы голодали и жаждали на землѣ, то терпѣли голодъ и жажду, крѣпясь въ вѣрѣ и исполняя законъ, съ надеждою, что Господь наградитъ насъ, давъ намъ вкусить отъ Бегемота и Левіаѳана.
— Послушай! — сказалъ ангелъ. — Клянусь тебѣ, что эти плоды гораздо вкуснѣе какой-то соленой рыбы, которую ты называешь Левіаѳаномъ, и медъ, истекающій изъ райскихъ деревъ, несравненно слаще уксуса, котораго ты жаждешь для питья. И подумай: какимъ бѣднякомъ показался бы желанный тобою столъ изъ карбункула въ странѣ, гдѣ даже земля сверкаетъ, какъ брилліантъ въ золотой оправѣ?
— А что мнѣ въ томъ? — возразилъ праведный рабби. — Развѣ я искалъ рая для брилліантовъ и вкусной пищи? Пусть мясо Левіаѳана будетъ жестко, какъ голенище сапога, но Господь обѣщалъ мнѣ мясо Левіаѳана, живущаго въ раю, я вѣрилъ и уповалъ, что получу мясо Левіаѳана, — и я долженъ имѣть свое мясо Левіаѳана! Пусть вино, сберегаемое съ сотворенія міра, обожжетъ горло мое, какъ растопленный свинецъ, — но мнѣ обѣщано вино съ сотворенія міра, я вѣрилъ и уповалъ, что буду его пить, — и я долженъ пить свое вино съ сотворенія міра! Я долженъ найти въ раю все, что мнѣ обѣщано и во что я вѣрилъ. А иначе — это не рай! Рай тамъ, гдѣ исполняется все, на что человѣкъ надѣялся и во что онъ вѣрилъ. Нѣтъ исполненія, — нѣтъ и блаженства! Лучшее — не то, что дается человѣку по милости къ нему, но то, что онъ заслужилъ и имѣетъ получить въ своемъ правѣ. Вкушая ароматнѣйшіе плоды, я буду тосковать по соленой рыбѣ Левіаѳанъ, потому что она моя, а мнѣ не дали ѣсть ея! Упиваясь сладостнѣйшимъ медомъ, я буду жаждать уксуса, потому что онъ мой, а мнѣ не дали пить его! Ходя по землѣ изъ брилліантовъ, я буду плакать, что не сижу за столомъ изъ карбункула, потому что онъ мой, а меня лишили его! Пусть это мѣсто — рай, но я не въ этотъ рай вѣрилъ и не къ этому раю шелъ! Пусти же меня выйти изъ него: я не хочу быть въ чужомъ раю! Или покажи мнѣ, гдѣ мой рай, или отведи меня въ адъ!
Когда ангелъ выслушалъ слова праведнаго, онъ просіялъ веселіемъ и сказалъ:
— Правъ ты, рабби, что такъ твердо вѣрилъ въ обѣты, данные Господомъ Израилю! Успокойся: то было послѣднее испытаніе тебѣ, достойна-ли рая твоя крѣпкая вѣра. А теперь вотъ пойдемъ и въ самый рай! Войди и убѣдись, что не обманываетъ Господь праведныхъ своихъ и, во что кто изъ нихъ вѣрилъ, то самое рай ихъ и открываетъ имъ!
И, когда вошелъ праведный человѣкъ въ рай, онъ увидѣлъ все, во что вѣрилъ: и Левіаѳана, играющаго съ Богомъ въ третью часть дня, и Бегемота, пожирающаго траву съ тысячи горъ, и точило вина Господня, и столъ изъ карбункула, и рѣку Самбатіонъ, что течетъ шесть дней въ недѣлю, но отдыхаетъ въ седьмой — субботній, и кроткую Субботу, которая вымолила Адама отъ суда и смерти и пѣніемъ своимъ укрощаетъ гнѣвъ Создателя всѣхъ…
— Поняли, молодой человѣкъ?
— Понялъ, ребъ Нухимъ.
Онъ всталъ, длинный, сгорбленный, съ трясущеюся бородою, и ударилъ себя въ узкую впалую грудь обѣими руками, тощими и въ синихъ жилахъ.
— Рай — тамъ, гдѣ исполняется вѣра! Пусть онѣ себѣ лежатъ въ землѣ, ваши жирафы! Что мнѣ Уганейда, когда я ищу Сіонъ? Развѣ Африка — Ханаанъ? Развѣ Уганейда — Іерусалимъ? Если одинъ такой Герцль имѣетъ силу собрать Израиль въ Сіонѣ, я его — человѣкъ. Если у Герцля нѣтъ силы для Сіона, я скажу ему: «Господинъ докторъ Герцль! сдѣлайте мнѣ, прошу васъ, милость, оставляйте стараго Нухима въ покоѣ починять часы въ Вологдѣ!..»
Онъ дружески распрощался со мною и вышелъ, бормоча себѣ подъ носъ:
— Имъ ишкохахо Іерушолоимъ тышкахъ емыны…
Если я забуду тебя, Іерусалимъ,
Да будетъ забыта десница моя!
Да прилипнетъ языкъ мой къ гортани,
Если я откажусь отъ памяти твоей,
Если я не поставлю тебя, Іерусалимъ,
Въ вершину всѣхъ радостей моихъ!..[1]
Я сидѣлъ одинъ и думалъ:
— Не замѣнить Уганейдѣ Сіона: не расцвѣсти раю тамъ, гдѣ увядаетъ идеалъ!..