Уганейда (Амфитеатров)
| Уганейда : Два слова о сионистах |
| Источник: Амфитеатров А. В. Легенды публициста. — СПб.: Товарищество «Общественная польза», 1905. — С. 12. |
— Собственно говоря, я не понимаю, дорогой реб Нухим, почему вы так крепко восстаёте против этой Уганды, которую любезно предлагает вашему народу Англия, если только она вас не надует?.. Я читал описания: чудесно там, право!.. И пальмы, и море, и даже жирафы!.. Лестно жить в стране, где пасутся на свободе живые жирафы! Гораздо лестнее, чем в нашей Вологде, под небом цвета солдатской шинели, над речкою с благозвучным названием Золотухи, среди населения в двадцать тысяч жителей, из них же десять тысяч босяков-зимогоров, а другие десять тысяч готовятся стать зимогорами!.. Если бы я был еврей, я ухватился бы за Уганду обеими руками.
— Но вы не еврей, — тихо возразил Нухим.
Я ходил по столовой, из угла в угол, заложа руки в карманы, мечтал и благодушествовал, а Нухим сидел у стола, водя за мною печальными, глубокими глазами, которые, глядя на белый свет уже семьдесят второй год, ничуть не утратили блеска и ясности, подаренных им от Бога ещё в то время, когда реб Нухим бегал в далёкой Шполе босым младенцем, с хвостиком куртки из штанов.
— У вас будет там отлично, реб Нухим, — убеждал я. Когда-то мне предлагали дипломатическую карьеру на Востоке. Я уклонился, потому что не люблю, чтобы мне простреливали живот пулею или перерезывали горло ятаганом. Но, если евреи оснуют самостоятельное государство в Уганде, я непременно начну изыскивать пути: нельзя ли к вам консулом? У вас будет интересно, умно, приятно и весело. Еврейская кухня превосходна, а, так как в Уганду собираются, по крайней мере, полтораста русских евреев-журналистов, то, значит, в Уганде, при несомненной свободе печати, будет издаваться не менее 150 русских газет!.. Будет, что читать, и, наверное, устроится, наконец, клуб писателей!.. Право хорошо! Поедемте, реб Нухим!
Нухим посмотрел на меня искоса, и проворчал:
— Чтоб моим врагам был такой год, как я хочу ехать в вашу Уганду!
Я говорил:
— Я читал в газетах и знаю, реб Нухим, что многие из вас, старых евреев, видят в Уганде как бы измену идее Сиона. Но, позвольте! Ваш знаменитый и очень талантливый вождь, доктор Герцль, громко разъяснил это недоразумение… Уганда — не конец сионизма, Уганда — только узловая станция, сборный пункт для Израиля на пути к Сиону. История Израиля собирается повторить в Уганде самое себя. Разве Африке впервые служить евреям этапом к переходу в землю обетованную? Вспомните патриарха Иосифа и землю Гесем…
— Молодой человек! — сказал реб Нухим.
Так как в комнате, кроме нас двоих с реб Нухимом, не было никакого человека — ни молодого, ни старого, то приходилось принять «молодого человека» на свою седую бороду. Правда, у самого реб Нухима борода была не только белая, но даже жёлтая и как бы с празеленью: словно он жил на свете лет триста, и века отложили на нём мох свой…
— Молодой человек! Земля Гесем носит у нас название плена египетского. Господь вывел нас из египетского плена; зачем же нам возвращаться в египетский плен? А, — что вы мне скажете за патриарха Иосифа, то Иосиф давал нам, евреям, одно своё завещание, чтобы мы, евреи, даже мёртвый труп его не оставляли в вашей Африке!.. Вот какой был он, Иосиф! Что вы себе думаете? Хотел бы он ехать с одним таким Герцлем в Африку? Пхе!
— Уж не знаю, поехал ли бы Иосиф, но… ей Богу, реб Нухим, по всем рассказам, рай эта Уганда! настоящий рай!
— И нехай она себе будет очень здорова!
— Тогда как Палестина… Ну, конечно, я понимаю вас с точки зрения векового, исторического вашего идеала, но надо же считаться и с материальною стороною дела. Палестина — камень и песок, одичалые горы, запущенные степи, тощие реки, безлесье, отвратительное побережье, солончаки, малярия, бедуины, саранча… Палестина не в состоянии прокормить евреев, если сионистское движение примет широкие размеры. Вы задохнётесь в этой банке с песком хуже, чем даже в вашей злосчастной черте оседлости, не говоря уже о том, что в Палестину вас покуда не пускают, да, если и пустят, то ни турки, ни европейский контроль не оставят вам той самостоятельности, какую под протекторатом просвещённых мореплавателей вы можете приобрести и развить в Уганде. Не забудьте, что эмиграция свободного еврейства из Палестины началась задолго до Веспасиана!.. Палестина не решает экономических вопросов еврейского рассеяния. А Уганда — рай!
Реб Нухим взглянул на меня прямо и остро.
— Молодой человек! знаете ли вы, что такое рай?
— Гм?
Я подумал и должен был признаться:
— Нет, реб Нухим, я не знаю, что такое рай!
— Ну, так слухайте меня немножко: я расскажу вам, что такое рай!
— Жил-был некий праведный и учёный еврей. Такой праведный, что сам Господь его чуть-чуть боялся, потому что он был очень твёрд в законе, а закон такой большой, что никто из живущих на земле не может довольно знать его, так что даже сам Господь повторяет и изучает закон свой по три часа в каждые сутки, по три первые часа из двенадцати часов дня! Когда такой мудрый и праведный рабби умер, Господь не стал судить его, пересел с трона суда на трон милосердия и сказал:
— Зачем суд такому человеку? Он был милосерден, без ошибки исполнял мой закон и замолил все свои грехи. Отведите его в рай!
Божий ангел взял праведного рабби и отвёл его в рай! И узрел праведник страну, в которой пыль была дороже золота, а почва — как драгоценные камни. На деревьях висели удивительные плоды, и даже незрелые из них не набивали вкушавшему оскомины, но таяли во рту, как сотовый мёд, а зрелые давали сок, подобный укрепляющему вину, — и каждый листочек в тех благоуханных медвяных лесах был целебным лекарством. Ползучие гады и хищные звери жили в дружбе с людьми, и птицы пели, и животные провозглашали премудрость, и даже осёл в раю был умнее всех учёных земли.
Стоял праведный рабби среди всей этой радости и славил Бога. Но, по малом времени, он почувствовал голод.
— Не стесняй себя, — посоветовал ему ангел. Сорви один из плодов и ешь.
Но рабби ответил:
— Я лучше подожду, не буду портить себе аппетита. Господь обещал нам, евреям, райский обед из рыбы Левиафана и зверя Бегемота. Желаю вкусить их мяса.
Ангел очень удивился и спрашивает:
— Что это за Левиафан и Бегемот?
Ещё больше ангела изумился праведный рабби и вскричал:
— Как? ты, ангел, не знаешь рыбы Левиафана, с которою Господь играет в третью часть дня? Ты не знаешь Бегемота, которого Господь сотворил в тысяче гор?
Ангел отвечал:
— В первый раз о них слышу.
— Если так, — сказал праведный рабби, — слушай и учись. Это тебе необходимо, потому что ты, как я замечаю, необыкновенно невежественный и глупый ангел. Всё, что сотворил Бог, Он сотворил в мужском и женском поле. Так, создал Левиафана-самца, прямо плывущего змея, и Левиафана-самку, змея свитого клубами. Но если бы они размножились, то опустошили бы вселенную. Как же поступил Бог? Он оскопил Левиафана-самца, а самку убил и посолил её для великого пира — будущего пира праведных. Точно так же создал Он на тысяче горах Бегемота-самца и Бегемота-самку. Но если бы они размножились, то опустошили бы весь мир. Как же поступил Бог? Он оскопил самца, обесплодил самку и сберегает их для будущего пира — великого пира своих праведных. И, когда они видят друг друга, Бегемот и Левиафан, они немедленно вступают в бой. Самые сильные земли погибают под рогами Бегемота, но будет время: Левиафан бросится на него, как неистовый, и побьёт его своими плавниками. А тогда Создатель поразит и Левиафана великим мечом Своим и приготовит из него обед с превосходнейшими кушаньями, и праведные будут насыщаться ими, сидя за столом из карбункула, на берегу реки ароматов, и подкрепляя силы вином, которое было выжато ещё при сотворении мира и с тех самых пор сохраняется в точиле для праведных. Так говорят о Левиафане и Бегемоте рабби Леви, и рабби Иегуда, и рабби Моше бар Нахман, и Абарбанель, и Ибн Эзра, и Раши, и Маймонид, и Абрум бен Диор…
Но ангел улыбнулся и сказал:
— Это земные сказки, друг мой! Поверь мне: в раю нет никаких Левиафана и Бегемота. Неужели ты, мудрец, серьёзно думал, что Бог не имеет лучших средств наградить праведного, как угощая старою солониною и вином, которое от древности превратилось в уксус? Позабудь о своих Левиафане и Бегемоте, осмотрись вокруг, как всё здесь прекрасно, вкуси плодов и восхвали Господа, позволившего тебе войти сюда.
Но праведник горько заплакал и возразил ангелу:
— Уведи меня отсюда! Я не хочу здесь оставаться!
— В своём ли ты уме? — сказал ангел, — ещё никто с начала мира не уходил от блаженства в раю.
Но праведный рабби ответил:
— От блаженства в раю и я не откажусь. Но это место, куда ты привёл меня, не рай, потому что в нём нет Левиафана и Бегемота!
Ангел повторил:
— Левиафан и Бегемот не существуют.
Праведный сказал:
— Этого не может быть.
— Но если я, ангел, тебе говорю? — воскликнул ангел.
— Не может быть! Потому что в течение многих тысяч лет Господь обещал Своему народу и, когда мы голодали и жаждали на земле, то терпели голод и жажду, крепясь в вере и исполняя закон, с надеждою, что Господь наградит нас, дав нам вкусить от Бегемота и Левиафана.
— Послушай! — сказал ангел. — Клянусь тебе, что эти плоды гораздо вкуснее какой-то солёной рыбы, которую ты называешь Левиафаном, и мёд, истекающий из райских дерев, несравненно слаще уксуса, которого ты жаждешь для питья. И подумай: каким бедняком показался бы желанный тобою стол из карбункула в стране, где даже земля сверкает, как бриллиант в золотой оправе?
— А что мне в том? — возразил праведный рабби. — Разве я искал рая для бриллиантов и вкусной пищи? Пусть мясо Левиафана будет жёстко, как голенище сапога, но Господь обещал мне мясо Левиафана, живущего в раю, я верил и уповал, что получу мясо Левиафана, — и я должен иметь своё мясо Левиафана! Пусть вино, сберегаемое с сотворения мира, обожжёт горло моё, как растопленный свинец, — но мне обещано вино с сотворения мира, я верил и уповал, что буду его пить, — и я должен пить своё вино с сотворения мира! Я должен найти в раю всё, что мне обещано и во что я верил. А иначе — это не рай! Рай там, где исполняется всё, на что человек надеялся и во что он верил. Нет исполнения, — нет и блаженства! Лучшее — не то, что даётся человеку по милости к нему, но то, что он заслужил и имеет получить в своём праве. Вкушая ароматнейшие плоды, я буду тосковать по солёной рыбе Левиафан, потому что она моя, а мне не дали есть её! Упиваясь сладостнейшим мёдом, я буду жаждать уксуса, потому что он мой, а мне не дали пить его! Ходя по земле из бриллиантов, я буду плакать, что не сижу за столом из карбункула, потому что он мой, а меня лишили его! Пусть это место — рай, но я не в этот рай верил и не к этому раю шёл! Пусти же меня выйти из него: я не хочу быть в чужом раю! Или покажи мне, где мой рай, или отведи меня в ад!
Когда ангел выслушал слова праведного, он просиял веселием и сказал:
— Прав ты, рабби, что так твёрдо верил в обеты, данные Господом Израилю! Успокойся: то было последнее испытание тебе, достойна ли рая твоя крепкая вера. А теперь вот пойдём и в самый рай! Войди и убедись, что не обманывает Господь праведных своих и, во что кто из них верил, то самое рай их и открывает им!
И, когда вошёл праведный человек в рай, он увидел всё, во что верил: и Левиафана, играющего с Богом в третью часть дня, и Бегемота, пожирающего траву с тысячи гор, и точило вина Господня, и стол из карбункула, и реку Самбатион, что течёт шесть дней в неделю, но отдыхает в седьмой — субботний, и кроткую Субботу, которая вымолила Адама от суда и смерти и пением своим укрощает гнев Создателя всех…
— Поняли, молодой человек?
— Понял, реб Нухим.
Он встал, длинный, сгорбленный, с трясущеюся бородою, и ударил себя в узкую впалую грудь обеими руками, тощими и в синих жилах.
— Рай — там, где исполняется вера! Пусть они себе лежат в земле, ваши жирафы! Что мне Уганейда, когда я ищу Сион? Разве Африка — Ханаан? Разве Уганейда — Иерусалим? Если один такой Герцль имеет силу собрать Израиль в Сионе, я его — человек. Если у Герцля нет силы для Сиона, я скажу ему: «Господин доктор Герцль! сделайте мне, прошу вас, милость, оставляйте старого Нухима в покое починять часы в Вологде!..»
Он дружески распрощался со мною и вышел, бормоча себе под нос:
— Им ишкохахо Иерушолоим тышках емыны…
Если я забуду тебя, Иерусалим,
Да будет забыта десница моя!
Да прилипнет язык мой к гортани,
Если я откажусь от памяти твоей,
Если я не поставлю тебя, Иерусалим,
В вершину всех радостей моих!..[1]
Я сидел один и думал:
— Не заменить Уганейде Сиона: не расцвести раю там, где увядает идеал!..