Спрашиваешь о силѣ моихъ рѣчей, которыя уже не существуютъ съ тѣхъ поръ, какъ немоществую для міра, подъялъ на себя сладостное бремя — спасшій меня Крестъ, и все человѣческое обмѣнялъ на Христа. А какія еще есть у меня рѣчи, онѣ не слишкомъ мягки и лестны (ибо такія рѣчи не угодны совершеннѣйшему Слову). Въ нихъ говорится не о родѣ, не о счастіи, которое надмеваетъ неразумныхъ, не о пламенной силѣ краснорѣчія, — этой великой славѣ твоей и твоего брата, не о томъ, какъ города управляются кормиломъ могучей вашей руки. Такіе предметы пусть будутъ предоставлены словамъ суетнымъ. А что до моихъ рѣчей, въ нихъ не найдешь и малаго угожденія друзьямъ, но встрѣтишь благочестивые совѣты, которые сдѣлаютъ тебя лучшимъ; имѣй только благопокорное ухо. Или, можетъ быть, ты воздашь словáмъ моимъ лучшую награду, оказавъ свое благоволеніе бóльшему числу людей, а не десяти нуждающимся, о которыхъ ты, добрый мой, вчера далъ мнѣ свое обѣщаніе и согласіе, какъ человѣкъ не малый, оказывающій малому великую милость. Но прими во вниманіе тѣ слова мои, которыя изреку тебѣ изъ глубины сердца, заимствовавъ изъ небесныхъ книгъ.
Иные золото и серебро, а иные тонкія шелковыя ткани приносятъ въ даръ Богу, а иный самъ себя вознесъ въ непорочную жертву Христу, иный же возливаетъ чистыя капли слезъ. Но отъ тебя да будетъ Христу слѣдующій даръ. Есть Божіи служители; имъ даруй полную свободу, имъ, которые, спокойнымъ умомъ, совершенными душами, многихъ другихъ возводятъ горѣ и дѣлаютъ таинниками небеснаго. Даруй свободу всѣмъ Христоносцамъ, которые стоятъ превыше земли, не связаны узами супружества, едва касаются міра, и день и ночь своими пѣснопѣніями славословятъ Царя, чуждаются земныхъ стяжаній, какими князь міра обольщаетъ жалкихъ земнородныхъ, издѣваясь надъ ними тѣмъ, что отдаетъ дары сіи то тому, то другому. Даруй свободу тѣмъ, которые имѣютъ одно высшее богатство — надежду получить негибнущее и не переходящее изъ рукъ въ руки. Они не имѣютъ нужды въ ребрѣ, которое бы любило плоть свою, не опираются на юную руку, то есть на дѣтей, не полагаютъ надежды на единокровныхъ и на товарищей, на кровь и на прахъ, который на утро погибнетъ; они въ городахъ и обществахъ не гордятся самонадѣянною крѣпостію, похожею на крѣпость безсильнаго вѣтра, не гоняются за быстролетною человѣческою славою — этимъ услажденіемъ сновидца: но къ Богу возводятъ всецѣлый умъ, къ божественному твердому камени привязываютъ корабль свой. Они — таинники сокровенной жизни Христа Царя, и когда она явится, возблистаютъ славою, созерцая чистое сіяніе Троицы, во едино сходящейся и открывающейся очамъ непорочнымъ, созерцая и великую славу небеснаго воинства, не въ темныхъ обликахъ и не въ немногихъ слѣдахъ истины. Но сіе будетъ въ послѣдствіи; по крайней мѣрѣ все здѣшнее есть ничего не стоющій дымъ и прахъ для тѣхъ, которые предпочли небесную жизнь.
Одни изъ нихъ услаждаются пустынными пещерами и вездѣ готовыми на голой землѣ ложами, ненавидятъ же домы, бѣгаютъ городскаго многолюдства, любятъ покой, сродный небесной мудрости; другіе изнуряютъ себя желѣзными веригами, и истончевая персть, истончеваютъ вмѣстѣ грѣхъ; а иные, заключаясь въ тѣсныхъ домахъ, подобно звѣрямъ, не встрѣчали и лица человѣческаго. Часто, подражая въ половину Христову терпѣнію, по двадцати дней и ночей проводятъ они безъ пищи. Похвалюсь: въ числѣ ихъ была овца и моего стада — нѣкто ушедшій изъ сего малаго города. А нѣкто связалъ молчаніемъ говорливый языкъ и уста, единымъ же умомъ возносилъ хвалу великому Уму.
Былъ и такой, что цѣлые годы, стоя въ священномъ храмѣ, распростиралъ чистыя руки; и вѣждей его не касался сонъ, но какъ одушевленный камень (невѣроятное самозабвеніе!) онъ водруженъ былъ во Христѣ. Другому сосѣдъ воронъ удѣлялъ остатки скудной трапезы, и обоимъ доставало одного куска хлѣба. А нѣкто востекъ отсюда на божественную гору ко Христу, съ которой онъ, по совершеніи страданія, оставилъ человѣковъ, и тамъ, не развлекаемый ни словомъ, ни умомъ, ни тѣломъ, стоялъ подъ снѣгомъ и вѣтромъ, и не уступалъ прошеніямъ собравшихся вокругъ него благочестивыхъ мужей, но, воспрянувъ умомъ своимъ отъ земли и ставъ выше людей, крѣпко держался великаго Христа Царя, пока не соградилъ новаго дома себѣ бездыханному, когда для погребенія не нашлось попечительной руки.
Ахъ! Дошло до меня страшное слово, будто бы у монаховъ вѣрныхъ по имени и по жизни, которыхъ многіе знаютъ, не многіе же унижаютъ за горячность, превышающую требованія благоразумнаго благочестія, — будто бы у таковыхъ монаховъ установленъ слѣдующій законъ. Если прійдетъ къ нимъ кто-нибудь изъ мужей благоговѣйныхъ, не знающій нашего устава; то радушно принимаютъ его въ своихъ обителяхъ, оказывая ему всѣ виды дружбы, и сердце его восторгаютъ Божіимъ словомъ, которое начерталъ Духъ, а между тѣмъ предлагаютъ ему свѣтлую трапезу. Потомъ выходитъ кто-нибудь на-среду, напоминаетъ о суровомъ уставѣ и (скрытными выраженіямн вызывая на жестокое слово) предлагаетъ такой вопросъ: хорошо ли благочестивому пріять смерть ради Бога? И если пришедшій по неразумѣнію похвалитъ такую кончину; онъ продолжаетъ: свидѣтели истины охотно умираютъ многими родами смертей сами отъ своей руки, то не удовлетворяя нуждамъ чрева, то съ горъ низвергаясь въ глубины и пріемля удавленіе. Такъ съ радостію преселяются они отъ здѣшней брани и многоплачевной жизни! — Царь мой Христосъ! умилосердись надъ умами, которые вѣрны, но безразсудны, какъ побѣдоносный конь, далеко несущійся за цѣль, потому что онъ ввѣрился быстротѣ своихъ ногъ, и не сдерживается уздою!
Всякому пріятно стремленіе къ одной какой-нибудь добродѣтели. По причинѣ множества обителей много и способовъ пріобрѣтать ихъ. Но къ чему описывать мнѣ подробно? Они шествуютъ тѣснымъ путемъ, которымъ идутъ здѣсь немногіе изъ людей; они входятъ скорбными вратами, куда со многими трудами вступаютъ добрые. Таково достояніе Христово, такой плодъ Своихъ страданій Христосъ приноситъ отъ земли Отцу! Это опора слова, слава людей, основаніе міра, уподобляющееся небеснымъ лѣпотамъ! Ихъ родъ и для меня свѣтоносенъ. Пусть зависть выплачетъ себѣ глаза! Тебя же прошу имѣть къ нимъ доброе расположеніе.
Во-первыхъ, полюби кроткаго Кледонія, который живетъ для бѣдныхъ и въ даръ Христу принесъ все, но прежде всего — самого себя, а потомъ уже и то, что пріобрѣлъ, — принесъ, ничего не оставивъ для земной жизни. Это жемчужина между дорогими камнями; это утренняя звѣзда между звѣздами; это весна между временами года; это роза между растеніями. Украшаясь нѣкогда славою при дворѣ царя земного, онъ еще большую славу имѣетъ въ нашей оградѣ, потому что предстоитъ Царю Христу.
Полюби Евлалія, который многимъ превосходитъ сверстниковъ своихъ. Его, какъ бы лишеннаго своей половины, оставилъ великій и могучій братъ Елладій, отлетѣвъ въ тотъ ликъ, въ которомъ желалъ быть; самъ же онъ остался здѣсь одинъ, ничего уже не находя лучше своего Елладія, и имѣетъ попеченіе о матери, которая удручена тяжкою болѣзнію и едва сохраняетъ въ себѣ нѣсколько росинокъ жизни. Но изобразить эту женщину — потребовалось бы обширное слово; довольно сказать коротко: она матерь Елладія и Евлалія.
Не тебѣ далъ Богъ Картерія; но и его сдѣлаешь своимъ другъ, чрезъ благорасположеніе къ товарищамъ, и этого, говорю, Картерія, котораго ждетъ великая слава на небесахъ, потому что духомъ всегда онъ возвышенъ надъ плотію.
Будь снисходителенъ и къ великому Никомиду, если только услышишь о немъ. Онъ смертную жизнь посвятилъ небесной, поревновалъ о древней жертвѣ великаго Отца Авраама, освятивъ Богу двоихъ чадъ, добровольно поспѣшающихъ на священное жертвоприношеніе, и супружество сдѣлалъ добрымъ, и постарался о вѣнцахъ, какъ супружеской, такъ и безбрачной жизни, не землѣ предоставилъ перстныя свои отрасли, но чтобы, отрѣшившись отъ сея жизни, всецѣло перейдти въ горнюю землю, свой классъ (этотъ плодъ отличнѣйшій въ кругу мужей и женъ, то есть любезнаго сына въ кругу мужей, и дщерь въ кругу женъ) вписалъ въ наши лики. И я надѣюсь, что сіи зеленѣющія вѣтви благовоннаго древа будутъ достойны небесныхъ свѣтилъ. А если онѣ превзойдутъ и самыхъ родителей; то и симъ будутъ обязаны родителямъ же. Но предоставимъ сіе рукѣ державнаго Бога, Который великимъ надеждамъ полагаетъ великій конецъ. Теперь же отецъ посреди своихъ чадъ подобенъ быстролетному орлу, который, летая подлѣ птенцовъ, управляетъ полетомъ недавно оперившихся, чтобы они на несмѣлыхъ еще крыльяхъ пускались за нимъ по воздушнымъ зыбямъ. Такъ и онъ преподаетъ дѣтямъ многіе уроки благочестія. Но не находитъ ничего полезнѣе своей добродѣтели. Онъ посвятилъ дѣтей Божію слову и божественной жизни, съ молодыхъ ногтей назидая въ нихъ доброе, и приготовилъ имъ величайшее наслѣдство — священную нищету, чтобы не имѣть имъ недостатка и въ этомъ орудіи, способствующемъ успѣшному шествію. Таковъ Никомидъ — моя слава, слава моего стада, близкій мнѣ по крови!
Не въ числѣ послѣднихъ и Ѳеогній. Стоя на землѣ, касается онъ небесныхъ престоловъ; онъ ласковъ, сладкорѣчивъ; на цвѣтущемъ лицѣ его всегда видно сіяніе благорасположеннаго духа. Онъ никогда не подражаетъ женщинамъ и не налагаетъ на себя ложныхъ прикрасъ добродѣтели, которыя уменьшаютъ ея красоту, но внутрь сердца блюдетъ богоугодный страхъ, и онъ явенъ единому Всевѣдцу сокровеннаго. Хотя на поприще добродѣтели вступилъ онъ позднѣе другихъ, но, по быстротѣ ногъ своихъ (что весьма чудно), много опередилъ вступившихъ прежде него. Какъ же скоро вкусилъ мудрости самъ; указалъ и милымъ дѣтямъ лучшій жребій. И восходя по той лѣствицѣ, какую праотецъ нашъ Іаковъ, сынъ Исааковъ, видѣлъ утвержденною отъ земли на небо, восходя для того, чтобы увидѣть самого Бога, высочайшій источникъ небесныхъ свѣтовъ, одну изъ ступеней онъ уже прошелъ, на другой опирается своими стопами, а третьей касается рукою, взорами же простирается далѣе. Таковъ путь для людей, и такъ кровь свою возводитъ у меня ко Христу благородный родитель!
Много дорогихъ сокровищъ сокрыто въ душѣ у Евандра; его сердце убѣленнѣе сѣдовласой главы.
Кто же изъ здравомыслящихъ забудетъ объ Астеріи или о братьяхъ его — этой священной троицѣ? У нихъ общая мудрость, ихъ общая жизнь совокупила во едино, и, при единой надеждѣ, раздѣляетъ ихъ только плоть.
Умолчу о Филаделфѣ — моемъ сердцѣ, объ этой благородной крови Макровія, который, изъ всѣхъ овецъ моего стада, есть собственно моя овца; о моемъ другѣ, котораго благосердый Христосъ объемлетъ великими крылами, котораго не надмеваетъ гордость, овладѣвающая всѣми.
Умолчу о высокошественномъ Ригинѣ, о Леонтіи, объ Иліодорѣ, которые обладаютъ высокимъ даромъ Христовой мудрости.
Умолчу о другихъ — свѣтлыхъ звѣздахъ между мужами простого нрава, даже неизвѣстныхъ многимъ изъ міролюбцевъ, о сихъ досточестныхъ членахъ Христовыхъ. Ибо кто исчислитъ сіи печати Безсмертнаго, сіи плотоносныя красоты?
Всѣ они — служители всемощнаго Бога, и каждый изъ нихъ совершенъ на особомъ пути благочестія. Легкими стопами попираютъ они землю; это прекрасныя овцы, принадлежащія къ десной сторонѣ; это камни великаго храма, и Христосъ связуетъ ихъ между собою вселюбезнымъ согласіемъ духа. Съ малыми искрами жизни въ скудости проводятъ они настоящую жизнь, немного уступаютъ виновнику зла — чреву, усмиряютъ въ себѣ жестокій мятежъ страстей — эти черныя волны, воздвигаемыя веліаромъ; полагаютъ мѣрило слову и мѣру молчанію, держатъ въ уздѣ и смѣхъ, и слухъ, и неподвижныя очи. Безъ обуви, съ нечесанными волосами, съ слезами на глазахъ, имѣя у себя одинъ хитонъ, эти земные мертвецы живутъ мыслію въ горнемъ, непрестанно имѣютъ предъ взорами великую Божію славу и тамошнее ликостояніе душъ благочестивыхъ.
Ты почтилъ и дѣвственныхъ женъ, которыя Женихомъ своимъ именуютъ Царя, вступающаго въ общеніе съ сердцами чистѣйшими, и которыя ожидаютъ Христа недремленными очами, возжегши неизсыхающіе свѣтильники; ты почтилъ, говорю, ихъ, когда узналъ это мое украшеніе, это самое свѣтлое око моего стада; почтилъ, если только почтилъ хотя одну изъ нихъ. Ибо это общая милость для всѣхъ добрыхъ, если кто-нибудь одинъ изъ нихъ видитъ оказанное себѣ добро; таковъ законъ дружбы, по которому все дѣлается для нихъ общимъ достояніемъ!
Подлинно, и въ этихъ женахъ великій умъ; потому что онѣ съ мужественнымъ духомъ изринули изъ сердца обольстительную Еву. Да, и у нихъ вокругъ тѣла безопасное огражденіе — вретище, а ложемъ на землѣ — прахъ; и у нихъ есть врачевства цѣломудрія, молитвы, любезныя воздыханія, безсонныя ночи, источники слезъ источаемыхъ внутренно. Ожестѣли у нихъ колѣна, забыта ими немощь; потому что онѣ держатся за укрѣпляющія воскрилія Христовыхъ ризъ. А нѣжность плоти и блестящія одежды, и эта весенняя, скоро увядающая красота, и естественная и та наружная, которую мужчины своими руками наводятъ на лица похотливыя, — все это изгнано у нихъ изъ сердца. И немного будетъ сказать, что жены сіи, силою ума, и въ тѣлѣ и въ мудрости сравнялись съ мужами.
Ибо и Христа, Который съ звѣзднаго неба явился на землѣ въ человѣческой плоти и сталъ сыномъ человѣческимъ чрезъ непорочную Матерь-Дѣву, чтобы пречистымъ Своимъ рожденіемъ исполнить законъ человѣчества, когда возсталъ онъ въ третій день изъ гроба, жены первыя увидѣли, по причинѣ пламеннаго своего желанія, и возвѣстили возлюбленнымъ соученикамъ, вкусивъ Христова вкушенія въ уврачеваніе прежняго. И по всей землѣ, куда только проникло спасительное ученіе, найдешь многихъ женъ, которыя, или, составивъ изъ себя общества, питаютъ въ сердцѣ общую любовь къ небесной жизни и водятся одинаковыми правилами, или остаются при своихъ немощныхъ родителяхъ и братьяхъ, и ихъ имѣютъ свидѣтелями своего цѣломудрія.
Немного такихъ женъ у меня; однако же поспорю со многими, восхищаемый небесными красотами Христовыми. Баснословіе усыпало домы лидійцевъ золотымъ пескомъ и дало имъ рѣку, которая приносила дары счастія; а чернокожимъ индусамъ златоносные муравьи носили богатство, собирая его въ пескѣ. Нилъ, наводняя благовременно плодоносныя равнины, дѣлалъ могущественнымъ Египетъ. Одинъ любуется птицами, другой деревами, а иный камнями пріятно блестящими изнутри. Но мнѣ Царь Христосъ даровалъ украшеніе, которое всѣхъ превосходнѣе, — это вѣнецъ изъ многихъ благочестивыхъ. Несомнѣнно то, что Богъ малымъ всегда даруетъ благодать, какъ увѣряетъ древнее обѣтованіе. Виѳлеемъ сталъ между первыми городами; и моему малому граду дано быть новымъ Виѳлеемомъ. Тотъ славенъ былъ рожденіемъ Христовымъ; а мой славенъ Христовыми друзьями.
Такой въ моей странѣ возсіяваетъ предъ тобою новый сонмъ, подобный тому, какой произвела Арменія — ваше отечество, страна, украшающаяся добрыми сынами, какъ многимъ превосходящая другія страны, такъ особенно славная тѣмъ, что въ ней много не познавшихъ узъ супружества! Оказавъ милость имъ, окажешь, превосходнѣйшій, и мнѣ малую милость, гораздо же большую себѣ самому; пріобрѣтешь себѣ, дѣтямъ и женѣ величайшее богатство — надежду свѣтоноснѣйшей жизни. Если же ты, самый снисходительный изъ всѣхъ моихъ товарищей, памятуешь сколько-нибудь и о моей старинной дружбѣ (я никакъ не поставлю своего имени наряду съ именами мужей благочестивыхъ); то не обезчести меня (что не свойственно дружбѣ), но окажи милость и честь моимъ товарищамъ. И я имѣю нѣкоторое значеніе для многихъ. А если бы и не для многихъ имѣлъ; то тебѣ, счастливецъ, преимущественно предъ всѣми надлежитъ уважать нашу дружбу.
Этимъ сдѣлаешь угожденіе всѣмъ друзьямъ, и ихъ порадуетъ честь, сдѣланная преподобнымъ. Особенно угодишь Василію, котораго по преимуществу почтилъ Христосъ, и который, какъ посредникъ, соединяетъ между собою отдаленныхъ друзей, и гораздо крѣпче связываетъ ихъ общею любовію. А угождать ему — требуетъ отъ тебя самая справедливость, уваженіе къ отечеству, къ дружбѣ, къ товариществу по ученію, къ чистымъ жертвамъ, къ окриляющей жизни. Ибо онъ, какъ вторый по Ааронѣ, стоя внутрь скиніи не для всѣхъ доступной и имѣя предъ очами царюющаго въ горнихъ Бога, своими молитвами приводитъ въ общеніе смертныхъ съ Безсмертнымъ. Но что сдѣлаешь для меня, то будетъ даромъ для Василія; а принесенное въ даръ ему принесется самому Христу; приносимое же Христу приносится Отцу.
Умоляю тебя о душахъ и о небесной жизни, умоляю о членахъ, истончеваемыхъ духомъ. Окажи милость къ дневнымъ трудамъ, къ ночнымъ пѣснопѣніямъ, къ возлежанію на голой землѣ, къ слезамъ, къ ветхимъ рубищамъ, къ истомленнымъ очамъ, къ чистому уму, къ священнымъ словамъ. Почтивъ добродѣтель, ты расширишь для многихъ путь къ добродѣтели, и получишь большую мзду отъ Бога, посѣешь здѣсь постоянное и соберешь нетлѣнный, пренебесный плодъ, вмѣсто скуднаго — богатый.
Уважь богоподобную сѣдину моего отца, который тѣмъ и другимъ, и многочисленностію лѣтъ и честностію нравовъ, наполнитъ для людей цѣлую досточудную исторію.
Скажу тебѣ, сынъ мой, по немощи силъ моихъ, послѣднее слово. Пощади паству нашу, пощади паству, за которую я трепещу; потому что много понесъ за нее трудовъ, и Богъ поручилъ мнѣ ее пасти многіе десятки лѣтъ. Тебѣ же даруетъ Богъ все, что даетъ Онъ благочестивымъ, но сверхъ прочаго и то, чтобы срѣтить тебѣ прекрасную старость, какова старость моего богомудраго отца.
Но изреку благое слово отъ нашего Писанія. Мѣры Божіи уравниваются съ нашими мѣрами; какими здѣсь мѣряемъ другъ другу, такими и великій Богъ воздаетъ людямъ. Но да возмѣритъ Онъ тебѣ лучшимъ за лучшее, какъ нынѣ, такъ и въ послѣдній день! Нынѣ для всякаго человѣка полагается или худое или доброе основаніе кратковременной жизни, и на малыхъ вѣсахъ колеблется, перевѣшиваемое на ту и на другую сторону, великое стяжаніе жизни небесной.
И Христосъ принялъ на Себя человѣчество при наложеніи подати, когда Кесарь дѣлалъ перепись цѣлой земли. Самъ Богъ далъ смертному дань, чтобы даровать смертнымъ облегченіе отъ рабства. Почти благодать Христову, и пощади людей. Почти, и ведя добрую перепись, самъ записанъ будешь въ добрую небесную книгу. А если будешь вести не добрую перепись... но пусть выговоритъ сіе другой, а я скажу по крайней мѣрѣ то, что лучше вести перепись праведную.
Ужели не довольно того, что тяжкое иго наложено на смертныхъ первымъ грѣхомъ прародителя, и человѣкоубійственнымъ древомъ, и завистію змія, и преступленіемъ жены, и гибельнымъ вкушеніемъ противоборственнаго знанія, которое содѣлало меня смертнымъ, и тотчасъ, низложивъ меня въ землю, изъ которой я сотворенъ, наполнило жизнь мою скорбями, заставило меня нести болѣзни и труды, оставаться нагбеннымъ къ широкому хребту земли подъ бременемъ напастей, — ужели не довольно сего, но братъ — одна со мною персть, въ одномъ со мною погруженный грѣхѣ, предаетъ меня еще большимъ скорбямъ? Нѣтъ, это не позволительно, это несвойственно; больнымъ гораздо лучше давать лекарство, а не новый трудъ.
Вотъ даръ, который тебѣ, добрый мой, посылаетъ наше со-братство, — это даръ, неистребимый временемъ. А ты, украшеніе Арменіи, Гелленій, которому поручено установить правильную мѣру податей въ нашей странѣ, установи ее, при помощи непорочной руки великаго Бога, установи непорочно, и не покоряй превратнаго ума неправедной корысти. Если всякому будешь отвѣшивать вѣрно, трепеща великаго Ока; то мы, хотя и малый городъ, пронесемъ имя твое, наилучшій, не между одними обитателями Діо-Кесаріи, и напишемъ на доскахъ: «вотъ человѣкъ добродѣтельный; въ немъ не найдетъ для себя пищи и насмѣшникъ!»
