Тяжелым путем (Чарская)

Тяжелым путем
автор Лидия Алексеевна Чарская

Опубл.: 1914. Источник: az.lib.ru

Л.Чарская. Тяжелым путем'' — М.: И.Кнебель,1914 — 120с.:ил. А.Вестфален

Лидия Чарская

Тяжелым путем

Повесть для юношества

Главa I

— Стой, извозчик, вон, y того дома… Твой руку, Иечка… Приехали, ну, помогай тебе Бог!

Андрей Аркадьевич первый выскочил с пролетки и протянул руку сестре.

Они ехали сюда около часа. Извозчик им попался очень плохой, да и расстояние с дальней окраины Петербургской стороны до одной из самых захолустных улиц Песков было не малое.

Шел дождь пополам со снегом. Стояли огромные лужи на улице. Катили экипажи с поднятыми верхами. Пешеходы сновали под зонтиками по скользким сырым тротуарам. Безотрадная картина поздней гнилой Петербургской осени встретила в этот день только выписавшуюся из больницы Ию. И сам дом, около которого остановился их возница, имел такой же безотрадный вид. Небольшой деревянный особняк с облупившейся краской даже и при освещении осеннего вечера выглядел очень непрезентабельно и угрюмо.

Такие дома составляют теперь большую редкость в столице и попадаются только на самых глухих окраинах её. И место, где поселился Андрей Басланов с семьей, казалось очень глухим и отдаленным от центра.

— Послушай, Андрюша, да ведь тебе отсюда приходится ежедневно в Академию ездить… Как же ты можешь такую даль переносить? Ведь сколько времени терять приходится даром на одни поездки, — не могла не заметить Ия, пока Андрей Аркадьевич звонил y входной двери.

— И время даром на проезд тратишь, да и устаешь ты, Андрюша, по всей вероятности не мало? — допытывалась сестра.

— Это пустое, Иечка, — с беззаботным смехом отвечал сестре Басланов, — что касается усталости, то не такой я еще старик, сестренка, чтобы уставать из-за таких пустяков, a расстояние велико, это ты, пожалуй, справедливо говоришь. Но, с этим мириться можно, когда, благодаря отдаленности от центра, снимаемый нами особняк стоит пустяки, и благодаря этому деньги, ассигнованные нами на наем более удобной квартиры, мы можем тратить на другое, необходимое в жизни…

Но на что именно мог тратить Андрей излишек, остававшийся от платы за квартиру при таких условиях, Ии так и не пришлось узнать.

Дверь отворилась и на пороге её показалась очень нечистоплотного вида прислуга с подоткнутым подолом, босая, в засаленном клетчатом переднике.

— Что это, Марья, вы открываете? Куда же Даша девалась? — морщась при виде её неряшливой особы, спросил Андрей Аркадьевич.

— Ушла, барин, Даша… Проскандалили они с молодой барыней все утро. Апосля собрала свой сундук и уехала. За пачпортом обещалась ужо зайтить. Барыня и по сейчас вне себя лежит на диване, — обстоятельно докладывала кухарка.

— Ах, ты, Господи — опять неприятности! Нетти нервничает, она такая слабенькая, хрупкая, a прислуга так груба! — сорвалось смущенно с губ Андрея Аркадьевича и, наскоро сбросив пальто на руки встретившей их служанки, он прошел в гостиную. Ия последовала за ним. Уже с порога прихожей молодую девушку поразили стоны и вскрикивания, несшиеся из соседней комнаты.

Когда она вошла туда, то увидела нарядно, совсем не по домашнему, одетую молодую даму, лежавшую на кушетке с лицом полуприкрытым носовым платком, который она держала y глаз. Черные волосы молодой женщины, выбившись из прически, беспорядочными прядями сбегали вдоль спины. Прерываемым слезами и всхлипыванием голосом она кричала:

— Это невозможно!.. Это несносно!.. Я не хочу такой жизни!.. Я не потерплю её! Она погубит меня!.. Мое здоровье!.. Мои нервы… Каждая служанка, каждая ничтожная девчонка смеет грубить мне, урожденной княжне Вадберской! Да я за это на нее в суд подам… В тюрьму ее посажу! Я не прощу ей — этой негодной Дашке того, что она осмелилась наговорить мне!..

И снова взрыв рыданий огласил комнату.

Сидевшая около исступленно плачущей молоденькой особы пожилая дама, в которой Ия с первого же взгляда узнала княгиню Констанцию Ивановну с её прекрасным южного типа лицом и резкими манерами итальянки-простолюдинки, старалась всеми силами успокоить расходившуюся дочь:

— Полно, не плачь, Нетти… Нечего глаза по пустякам портить… И платье напрасно мнешь… Эка — невидаль, подумаешь, — с горничной посчитались… Всюду это случиться может… В каждой семье! Перестань же плакать! Вот и Андрей пришел и не один!.. Создатель мой! Дева Мария! Да ведь это она, красоточка Ия! Дитя мое, я узнала вас сейчас же, даром что вы ужасно похудели да побледнели!

Тут княгиня стремительно и шумно поднялась с места и с протянутыми руками устремилась навстречу Ии.

В ту же минуту оборвались слезы и стоны Нетти. Она отняла мокрый платок от распухшего лица и стремительно приподнялась с кушетки.

Её нарядное платье смялось, изысканная прическа растрепалась, красивое, как две капли воды похожее на лицо матери, личико изменилось и подурнело от портившего его выражения гнева.

— AndrИ, AndrИ — зашептала она, подзывай к себе мужа и с укором глядя в его смущенное лицо, — как. мог ты меня оставить! Как мог ты уехать на целый день! Бог знает, что за ужас тут происходил без тебя! Эта дерзкая грубиянка осмелилась, наговорить мне Бог весть что! Надерзила и ушла… A мы тут оставайся и нянчи твоих прелестных племянничков, вместо того, чтобы ехать на раут к баронессе Икскюль. И куда ты пропал с утра? Где те был до позднего вечера? Почти до семи часов? Как тебе не жаль было оставить меня одну? — потоком вопросов посыпалось на Андрея Аркадьевича и черные глаза Нетти снова наполнились слезами.

— Деточка, успокойся, не плачь ради Бога. Я без вины виноват перед тобой, — горячо целуя маленькие выхоленные ручки жены, проговорил Басланов, — ты же знаешь, я никогда не оставлю тебя без нужды. Утро я провел в Академии, потом был в больнице, взял оттуда сестру и отвез ее в пансион, a потом заезжал к американцу Томсону условиться о покупке картины, затем снова заехал за Ией в пансион…

— Противные картины, они только разлучают нас с тобой! — не слушая мужа и надувая губки, произнесла Нетти,

— Деточка, эти противные картины кормят нас, — осторожно напомнил Андрей.

— Очень это нужно! У папы есть пенсия. Нам бы на всех хватило!

Андрей Аркадьевич в ответ на эти слова покачал головой.

— Ты же знаешь мой взгляд на такие вопросы, Нетти, — серьезно проговорил он, — да и не время говорить об этом. Займись лучше Ией, она так спешила к нам возобновить знакомство с тобой.

— А, Ия, здравствуйте! Очень рада вас видеть! — заученным тоном светской женщины произнесла Нетти, протягивая руку золовке. Ta приблизилась к ней и увидела перед собой официально улыбающееся ей лицо и чужие, далекие родственного чувства, глаза молодой женщины.

Что-то кольнуло в сердце девушки.

Предчувствие сказало ей, что вряд ли она сойдется когда-либо с этой пустенькой и бессодержательной Нетти. Но, желая сделать приятное Андрею, Ия ласково, по-родственному обняла невестку и поцеловала её горячую от недавних слез щеку.

— Я очень рада увидеть вас снова, милая Нетти, и помочь вам в воспитании ваших маленьких племянников, — проговорила она, пожимая руку молодой женщине.

— Ну, не знаю, повторите ли вы мне это, когда познакомитесь с «моими маленькими плeмянникaми» — загадочно подчеркивая последние слова, произнесла Нетти; и, снова обращаясь к мужу, быстро-быстро заговорила, сопровождая свои слова резкими, экспансивными жестами:

— Вот именно из-за них-то весь сыр-бор и загорелся! Ты не можешь себе вообразить AndrИ, как они извели меня сегодня на уроке!.. Представьте себе, Ия, я ради скуки стала заниматься с этими милыми деточками по научным предметам и они меня окончательно вывели из себя… Так что я даже хотела их высечь.

— Нетти! Нетти! — вырвалось почти с ужасом y Андрея, в то время как Ия до боли закусила губы, чтобы не дать вырваться по адресу молодой женщины потоку негодования, вызванному словами последней.

— Ну, так что же из этого? — задорно, бросила мужу Нетти, — ну да, хотела их высечь обоих… Так они были несносны! A эта грубая Дашка налетела на меня как курица-наседка и стала кричать, что часа не останется больше там, где пускают в ход розги… Ичто она Зинаиде Юрьевне пожалуется, на меня и что здесь притесняют детей и Бог знает что еще наговорила, что и изверг-то я, и бессердечная, и чуть ли не палач. Словом, довела меня до слез… А сама ушла… И все из-за этих чудесных деточек… Кстати, пойдем к ним, Ия, я хочу познакомить вас с отчаяннейшей в мире породой маленьких людей, от которых нет никому ни минуты покоя в доме, — сверкая все еще горевшими гневом и негодованием глазами, заключила Нетти.

Андрей Аркадьевич с укором взглянул на жену. Потом перевел глаза на Ию и снова обратился к Нетти.

— Напрасно ты запугиваешь преждевременно сестру, деточка, — обратился он к Нетти, — Жура и Надя далеко не дурные дети. Правда, их жизнь до сих пор протекала на свободе, о них, в силу некоторых обстоятельств, некому было заботиться и манеры их, может быть, оставляют желать лучшего, но, в сущности, они — добрые, славные дети и…

— Добрые? Славные? Нет, это мне нравится! — неожиданно прервала мужа сердитым голосом Нетти, и её южные глаза засверкали целым фейерверком негодования.

— Нет, милая Ия, я больше слова не скажу об этих прелестных деточках… Вы сами увидите их и поймете, права я или нет. A AndrИ к ним слишком пристрастен. Идем же, идем к ним!

И, схватив Ию за руку, Нетти потащила ее из гостиной…

Княгиня поспешила за ними.

— Возьмите и меня с собой. И я хочу присутствовать при первом знакомстве Ии с этими ангелочками, — смеясь закричала она.

Из гостиной, большой комнаты в три окна, со старыми запачканными во многих углах обоями, обставленной, очевидно, на скорую руку самой разнокалиберной мебелью, Ия с обеими хозяйками прошла в столовую.

Здесь, посреди комнаты стоял неубранный стол с остатками от обеда на беспорядочно расставленных тарелках, и с корками хлеба, разбросанными по весьма сомнительной чистоты скатерти.

Из столовой все трое прошли в длинный темный коридор. Его дальний конец упирался в лестницу.

— Поднимемся к ним. Детская находится наверху, — предложила Нетти.

По шатким, скрипучим ступеням Ия вместе с хозяйками дома прошла во второй этаж. Три двери таинственно белели в верхнем тоже совершенно темном переходе.

— Там кабинет papa, — указывая рукой на правую, — говорила Нетти, — papa пишет свои мемуары о Турецкой войне и любит, тишину и уединение; там шкафная и комната для прислуги, — указала она на противоположную стену, — a это ваша обитель!

И при этих словах молодая женщина порывисто распахнула среднюю дверь:

При их появлении на пороге комнаты что-то быстро шарахнулось в сторону. Ия успела разглядеть только кусок необычайно яркой смеси розового с зеленым и голубым. И это розово-зелено-голубое забилось между комодом и рукомойником, находившимся в дальнем углу детской, небольшой комнаты, заставленной тремя кроватями и убогой сборной мебелью.

В тот же миг взгляд Ии встретился с прелестными ясными, как небо голубыми, детскими глазенками, в упор устремленными на нее.

— Жура, подойди сюда… A где Надя? — обратилась. Нетти к голубым глазкам.

Маленький голубоглазый мальчик лет девяти, с длинными, как y девочки, локонами, вьющимися по плечам, выступил вперед, для чего-то прикрывая рукой левое колено.

— A Надя где? Изволь отвечать!

Глаза Нетти сердито сверкнули. Но мальчик, по-видимому, ничуть не испугался гнева своей молоденькой тетки.

— Надя сейчас придет, — отвечал мелодичный голосок в то время, как голубые глазенки без тени смущенья с любопытством разглядывали Ию.

— Вот рекомендую нашего сорвиголову. Его зовут Журой, Евгением. Советую быть с ним построже; да и с его сестрицей тоже. Из рук вон какие оба проказники и упрямцы, — слегка подталкивая мальчика к Ии, проговорила княгиня Констанция Ивановна.

Молодая девушка протянула руку ребенку. Тот подал свою, которой только что довольно удачно прикрывал огромную дыру на чулке, как раз на коленке.

— Ах, Создатель мой, опять разорвал чулок, это возмутительно! — сердито крикнула Нетти, с силой дернув мальчика за руку, так что вся его миниатюрная фигурка пошатнулась, как шатается молодое деревцо под напором ветра, и, экспансивно жестикулируя, заговорила:

— Вы не поверите, Ия, сколько с ними забот и хлопот! Все на них горит, как в огне, прислуга не успевает штопать и чинить за ними. Одних сапог сколько перенашивают, если бы вы знали. Никаких сил с ними нет. На них не напасешься. Вот уж сказать по правде, послал papa этакую обузу Господь! — И Нетти, говоря это, с откровенной злобой поглядывала на мальчика. Тот отвечал ей далеко не доброжелательным взглядом, глядя исподлобья своими чудесными, но совсем не кроткими голубыми глазенками.

Вдруг легкий шорох послышался в углу. Шорох и как будто шелест шелкового платья. Все невольно посмотрели в ту сторону, откуда доносился шум.

— Боже мой, Надя! Зачем ты залезла туда?

В два прыжка Нетти очутилась y комода, протянула руку в отверстие, образовавшееся между ним и умывальником, и извлекла оттуда довольно необычайную фигурку.

Если бы в наш век были чудеса, Ия приняла бы непременно за чудо зрелище, открывшееся её глазам: она увидела второго мальчика Журу или вернее точную копию Журы, одетую, однако, довольно своеобразно: длинная розовая, шелковая, старинного покроя юбка, в которой путалась миниатюрная фигурка ребенка, окружала ее. Зеленый, в виде кафтана, лиф сидел мешком на хрупких детских плечах, и голубой шарф широко опоясывал узенькую, как y куклы, талию. Пепельные локоны, приподнятые кверху и зачесанные в высокую вычурную прическу, увенчивались небольшим дамским чепчиком, какие носились при наших бабушках в дни их юности несколько десятков лет тому назад.

Миниатюрная хрупкая фигура ребенка совсем утонула в этом странном допотопном наряде. A худенькое, бледное с голубыми жилками на висках и лбу личико, озаренное парой таких же прекрасных голубых глаз, как y Журы, выглядело так забавно в этом старообразном наряде, что Ия, взглянув на него, не могла удержаться от улыбки.

Но ни княгиня, ни её дочь не разделяли, по-видимому, впечатления молодой девушки.

Нетти густо покраснела. Все лицо Констанции Ивановны тоже залило краской негодования и гнева.

— Дрянная девчонка! — вскричала она, сопровождая свои слова резкими жестами, — ты опять украла ключ от шкафной? Опять рылась в сундуках и унесла прабабушкино платье? — накинулась она на маленькое существо в столь своеобразном одеянии.

— Отвратительный ребенок! Ее следует высечь за такие проделки! — закричала в свою очередь Нетти, бледная от душившего ее гнева. — Сейчас же сними все это и приходи ко мне вниз. О, я сумею расправиться с тобой. Слышишь?

Она быстро подошла к ребенку и изо всей силы ущипнула Надю за маленькое ушко.

Пронзительный крик огласил комнату. В тот же миг мальчик очутился перед молодой Баслановой. Его худенькое, бледное личико побледнело еще больше, a голубые глаза сердито засверкали, когда он заговорил, обращаясь к тетке, волнуясь и дрожа всем телом:

— Вы не смеете! Вы не смеете! Не смеете бить Надю… Обижать ее… И называть воровкой не имеете тоже никакого права! Я дедушке скажу и маме тоже… Мы y вас ничего не воровали… Мы только захотели поиграть прабабушкиным платьем… Надя в гости ко мне, как будто, приехала… A я хозяин, будто, был… Мы бы поиграли и повесили снова все на место… A в сундук мы не лазили… честное слово, нет. Платье Даша еще вчера вывесила проветрить от моли… И дверь в шкафную открыта была… Мы ключа не таскали… A Надю я не дам обижать… Она слабая женщина, она сама не сможет за себя заступиться. Я должен быть её защитником! Я её брат…

— Что?.. Как ты смеешь говорить так со мной, негодный мальчишка! Тебя из милости держат y нас в доме! Мы тебя с твоей сестрой кормим, поим и одеваем, a ты еще смеешь так дерзко разговаривать с твоими благодетельницами, — закричала Нетти, топая ногами и с угрожающим видом наступая на мальчика.

— Нетти, не волнуйся! Право же, не волнуйся… Дева Мария! Стоит ли портить здоровье из-за чужого ребенка! — успокаиваясь прежде дочери, говорила Констанция Ивановна.

— Оставьте, maman! Неужели вы не видите, до чего доходит нахальство этого дерзкого мальчишки! Мы облагодетельствовали его с головы до ног, a он…

— Неправду вы говорите, — послышался звонкий голосок и маленькая девочка выступила вперед.

Теперь, когда брат и сестра находились один подле другого, можно было вполне уверенно сказать, что это были дети-близнецы.

Ии сразу понравились они оба. Было что-то милое, смелое и чистое в обоих личиках с одинаковыми глазами и чертами лица, тонко и изящно обрисованными, отдаленно напоминавшими Ии лицо старого князя Юрия Львовича.

Девочка совсем близко подошла к Нетти и без тени смущения смотрела в её лицо.

Этот взгляд окончательно вывел из себя молодую женщину.

— Ах, ты, бессовестная, — пронзительно выкрикнула Нетти, — да как ты смеешь грубить мне так! Да я… я… тебя… я… тебя…

Злые слезы задрожали снова в её голосе. Она задыхалась… Целый поток негодующих, гневных слов и упреков вырвался из её рта. И бессильная разделаться с племянницей в присутствии Ии молодая Басланова схватилась за голову, бросилась в близ стоявшее кресло и разрыдалась навзрыд. Её слезы со вскрикиваниями и воплями, пересыпанными жалобами и упреками, подняли на ноги весь дом.

Андрей Аркадьевич, успевший переодеться в рабочую блузу и растиравший в это время краски в своей студии, находившейся в дальнем конце дома, первый прибежал в детскую и с волнением и тревогой бросился к жене.

— Деточка моя… Нетти — моя крошка… Что с тобой? Что случилось? О чем ты плачешь, ангел мой, да ответь же мне!

— Дети… Противные, несносные дети… Они доведут меня до могилы, — они убьют меня! — нашла, наконец, в себе силы между рыданиями простонать молодая женщина.

Андрей Аркадьевич с укором взглянул на племянников.

— Жура! Надя! Неужели? Неужели же вы это довели вашу тетю до такого состояния? — обратился он к ним. И так как близнецы молчали и глядели исподлобья на своего молодого дядюшку смущенными глазами, Андрей Аркадьевич уже непосредственно обратился к Ии, в то время как княгиня Констанция Ивановна поила водой все еще бившуюся в истерике Нетти.

— Скажи, пожалуйста, как это могло случиться, Иечка? Объясни, ради Бога, в чем дело?

Последняя поспешила прийти к нему на помощь. Своим ровным, спокойным голосом Ия рассказала брату всю происшедшую только что на её глазах сцену. Всегда справедливая и разумная, она незаметно для самих детей оправдала их в глазах брата, совершенно невиновных по её мнению, или, если и виновных, то только в том разве, что они взяли без спросу из шкафной прабабушкины наряды и кринолин.

По мере того, как говорила Ия, затихали рыдания Нетти, а когда молодая девушка замолкла, Нетти уже стояла перед ней, вытянувшись во весь рост, уязвленная, негодующая, с пылающим лицом и блестящими злыми глазами.

— Так вот вы как, сестрица! Оправдываете в глазах AndrИ этих несносных детей, которых каждый признает виновными… Это значит демонстрация против меня? Однако, вы не педагогичны, милая сестрица. Нельзя в присутствии детей показывать им, что они правы, и порицать поступки их воспитателей.

Эти слова как обухом по голове ударили Ию.

— Бог знает, что вы говорите, Нетти, — возмутилась она, — да разве я порицала ваш поступок?.. Что вы! Я только восстанавливала истину и передавала Андрею факты, какими они были на самом деле, — оправдывалась она.

— Неправда, неправда! — заволновалась больше прежнего Нетти, — вы исказили факты. Дети были грубы, дерзки, а, вы… вы…

— Что здесь за шум? Нетти, дитя мое, что тебя так волнует? А?.. Ия Аркадьевна, добро пожаловать, душевно рад вас видеть y нас! — послышалось с порога комнаты и, обернувшись к двери, Ия увидела высокого статного старика с седыми усами и густой не по летам, но уже совершенно белой шевелюрой.

Его лицо с правильными чертами носило на себе отпечаток достоинства и благородства. Военный сюртук отставного генерала, облегавший его прямую стройную фигуру, еще более молодил шестидесятилетнего князя Юрия Львовича.

Ия нашла его мало изменившимся со дня их последней встречи в «Лесном».

— Здравствуйте, здравствуйте, Ия Аркадьевна, чрезвычайно рад снова увидеться с вами. A особенно счастлив, что вы не отказались воспитывать моих проказников, — и говоря это, Юрий Львович протянул одну руку Ии, другой потрепал густые локоны Нади, успевшей броситься к нему и прильнуть лицом к руке деда, в то время, как Жура тоже подбежал к нему и обнял его с другой стороны.

По заплаканным глазам Нетти и по встревоженным, расстроенным лицам окружающих Юрий Львович догадался сразу о происшедшем здесь недоразумении.

— Опять баталия? — улыбаясь, пошутил он, стараясь шуткой восстановить желанное спокойствие.

— Жура, Надя, чем снова провинились, молодцы? Ну-ка, пожалуйте к ответу! В «дежурную комнату» на караул, шагом марш! — скомандовал он, смеясь, и дети, расцветшие в один миг от его шутки, бросились наперегонки вдоль неосвещенного коридора, по направлению кабинета Юрия Львовича.

— Напрасно ты балуешь их, Жорж, — произнесла недовольным голосом княгиня, покачивая головой, — и так с ними сладу совсем нет. Разумеется, раз они видят в тебе поддержку…

— Ты забываешь, Констанция, что этих детей нельзя подводить под общую мерку, — серьезным и грустным голосом, перебивая жену, произнес князь, — вам, Ия Аркадьевна, я расскажу когда-нибудь о судьбе этих бедных малюток. Будьте снисходительны к ним. Об этом просит вас их старый дед.

И седая голова князя низко склонилась перед молодой девушкой движением, исполненным изящества и достоинства.

— Ну, теперь начнется еще худшее баловство! — процедила Нетти сквозь зубы. — Успокойтесь, papa, — насмешливо произнесла она, поджимая губки, — Ия явится достойной последовательницей вашей теории по вопросу воспитания и уже ни в каком случае не обидит ваших любимцев.

— О, я не сомневаюсь в этом, — не замечая иронии дочери, отвечал старик. Потом, предложив руку Ии, он провел ее в кабинет, «дежурную комнату», как называл по старой памяти князь свою скромную горницу, сравнивая ее шутя с той полковой дежурной комнатой, где вместе с товарищами проводил в дни молодости самые приятные часы.

Это была большая комната, сплошь заставленная книжными шкафами. Широкий зеленый кожаный диван и такие же тяжелые кресла, оружие, развешанное на стене, портреты родных и полковые группы наполняли это скромное, единственное строго-выдержанное во всем доме помещение.

На огромном письменном столе, занимавшем почти добрую треть комнаты, были разложены какие-то рукописи, исписанные мелким, как бисер, характерным почерком князя. A над столом подле портретов княгини Констанции и Нетти находилось изображение молодой женщины или девушки в простом домашнем платье, с гладко причесанной аккуратной головкой.

Тонкое, полное ума и затаенной воли лицо, с упорной линией губ и энергичным подбородком очень напоминало лицо самого князя. В нем было то же изящество, тоже благородство линий, но вместо выражения обаятельной доброты, столь присущей лицу Юрия Львовича, черты молодой особы, изображенной на портрете, дышали упорным и стойким характером.

— Моя старшая, дочь, Зинаида, мать этих клопов, — заметя любующийся изображением взгляд Ии, поспешил пояснить князь.

A «клопы», между тем, успели уже взгромоздиться на диван и занялись дедушкиным «арсеналом», как они называли коллекцию оружия, развешанную на стене. Казалось, вся неприятная история, только что разыгравшаяся в детской, была ими уже забыта.

— Дедушка, позволь мне подержаться только за эфес твоей шпаги… Надя боится, a я ничуточки не бойсь — возбужденно кричал Жура, блестя глазенками. — Ия Аркадьевна, Ия Аркадьевна, — как уже к старой знакомой обращался он к Ии, — здесь сделана надпись, глядите, написано: за храбрость. Сам Государь дал эту саблю нашему дедушке, когда он с горстью молодцов-солдатиков взял неприятельский редут. И эту шпагу и Георгиевский крест наш дедушка получил на войне с турками.

— Знаете, Ия Аркадьевна, — соскакивая с дивана, заговорила и Надя, — дедушка наш был ужасно храбрый герой!.. И Жура таким же героем хочет быть. Он тоже храбрый, весь в дедушку! Только маленький, a когда вырастет, просто прелесть какой солдат из него будет.

— Я кавалеристом буду, как дедушка. Я лошадей люблю!.. A вы видели дедушкину лошадь, Ия Аркадьевна? Вот дедушкин Разбой. Смотрите, какой красавец!

И Жура, схватив за руку Ию, потащил ее к изображению лошади, висевшему в раме на стене.

— Все это прекрасно, мои милые, — взяв за руки детей и притягивая их к себе, проговорила Ия, — и лошадей любить хорошо, и солдатом-защитником отечества тоже быть похвально, a вот расскажите вы мне лучше, чем вы занимались до меня, чему учились, что успели пройти? Читать и писать, конечно, вы умеете, что еще знаете, кроме этого? — задала вопрос Ия своим будущим питомцам. Но им не пришлось отвечать ей. Дверь кабинета в эту минуту распахнулась и княгиня Констанция Ивановна позвала всех к столу.

Глава II

Первый вечер, проведенный на новом месте, оставил далеко не благоприятное впечатление в душе Ии. И если бы не сознание, что жизнь её с этого дня скрасится близостью брата, которому она сможет принести хотя бы небольшую пользу, воспитывая внуков его тестя, Ия ни за что бы не согласилась поселиться здесь.

Уже не говоря о том, что только что происшедшая в детской сцена оставила тяжелый осадок в душе молодой девушки, первые впечатления её здесь были самого нерадостного характера.

Во время обеда, который начался лишь в семь часов вечера, и который подавала та же нечистоплотная кухарка в засаленном платье, отворившая им дверь, успокоенная Нетти трещала без умолку. От недавних неприятностей, очевидно, в душе её не осталось и следа. Недавние слезы были забыты. Говорилось за столом о предстоящем сегодня зрелище, о балете, куда Андрей Аркадьевич вез нынче вечером тещу и жену.

Потом беседа коснулась будущего костюмированного бала, который должен был состояться y них, если только американец Томсон купит y молодого художника его новую картину.

Нетти, не зная еще наверное, будет ли бал или нет, уже приобрела себе розового атласа на платье для костюма Весенней Зари, который ей обещал разрисовать акварелью Андрей Аркадьевич. И теперь, за столом, не умолкая ни на минуту, она звенела своим птичьим голоском о своем костюме, о том, каким великолепным выйдет, это платье, и какой огромный успех она будет в нем иметь.

Дети, Надя и Жура, наравне с остальными слушали эту пустую бессодержательную болтовню. К счастью, они были заняты едой и мало, по-видимому, обращали внимания на речи тетки. И все-таки, Ия была бесконечно рада, когда закончилась скучная процедура обеда и ее вместе с её маленькими воспитанниками выпустили из-за стола.

Взяв детей за руки, она провела их в детскую.

До укладывания в постели им оставалось час времени или около того.

— При Даше мы иногда ложились и в двенадцать! — объявил ей не без доли хвастливости Жура.

— Даша, бывало, уйдет на кухню, засидится там, да и забудет, что нас пора укладывать, — подтвердила слова брата Надя, — a наших постоянно нет дома, они каждый вечер уезжают куда-нибудь. Дядя AndrИ еще реже, a тетя Нетти с Констанцией Ивановной всегда или в театр, или на бал. A то понаедут сюда гости. Много, много народу. Тетя Нетти поет или играет на рояле. Потом хором все пойт. Даша откроет дверь, a мы, лежа в постелях, слушаем…

Ия с сожалением взглянула на девочку, потом перевела глаза на её брата. «Бедные дети, — промелькнула грустная мысль в её голове, — какое вам дают воспитание. Слушать по ночам хоровое пение взрослых или романсы Нетти, вместо того, чтобы спать!» И тут же молодая девушка объявила своим воспитанникам, что спать они будут ложиться с этого дня ровно в девять часов вечера, потому и обедать им придется тоже раньше, отдельно от взрослых, потому что ложиться с полным желудком вредно для здоровья.

Все это она подробно и толково объяснила близнецам. Те совершенно спокойно выслушали ее. Обеды сообща со взрослыми доставляли им мало удовольствия. Если Нетти не представлялось приятной для неё перспективы ехать после обеда в театр или на вечер в гости, то она, по словам детей, брюзжала и придиралась к ним за столом. Правда, дедушка и дядя AndrИ всегда заступались за них перед теткой, но что они могли поделать с Нетти, когда та сердилась и выходила из себя.

— Мы терпеть ее не можем, я и Жура, — самым откровенным образом призналась Ии Надя, — и Констанцию Ивановну тоже. Нетти злая, a Констанция Ивановна ужасно вспыльчивая. Никогда не разберет, в чем дело, всегда вспылит и накричит… Мы с Журой дедушку любим и дядю Андрюшу тоже… Он добрый, хоть и слушает все, что тетя Нетти наговаривает на нас, a еще больше дяди любим нашу Дашу! Ах, Ия Аркадьевна, вы не знаете, какая она чудная, какие сказки умела рассказывать нам, — захлебываясь от восторга, вскричала Надя.

— Да, да, расчудесные сказки, страшные-престрашные! A тетя Нетти ее прогнала. A вы умеете рассказывать страшные сказки? — неожиданно обратился к Ии Жура.

— Нет, голубчик, страшных сказок я не знаю совсем, — просто отвечала Ия, — но зато я знаю то, что не менее сказок может заинтересовать вас обоих. Я стану рассказывать вам то, что бывало на самом деле, что случалось в прежние времена y нас на Руси и в чужих странах, и это, я думаю, понравится вам гораздо больше самых страшных небылиц.

— Ах, правда? Неужели? Тогда расскажите нам, расскажите все это сейчас, поскорее! — И дети запрыгали около Ии, хлопая в ладоши от радости.

— Нет, мои дорогие, теперь уже поздно и вам пора спать, — возразила Ия. — A завтра утром вы много интересного, чрезвычайно занятного для вас услышите от меня. Теперь же, если хотите сделать мне удовольствие, раздевайтесь скорее, мойтесь, причесывайтесь на ночь и молитесь Богу…

— Как? Мы должны причесываться на ночь и мыться? — раскрыл удивленные глаза Жура, — но Даша никогда не требовала от нас, чтобы мы умывались на ночь!

— Да неужели она заставляла вас ложиться вот с такими руками? — Тут Ия, притянув к себе мальчика, поймала его грязную, как y трубочиста, ручонку и поднесла ее к его собственным глазам.

Жура сконфузился.

— Хорошо, мы будем мыться, — сказал он просто.

В десять часов дети уже спали. Перед тем, как юркнуть в свою жесткую, далеко неизящного вида кровать, купленную, по-видимому, где-нибудь на толкучке, Надя долго крестила брата и целовала его.

— Это я за маму, — заметя удивленный взгляд Ии, устремленный на нее, поспешила она объяснить молодой девушке: — я старше Журы на один час и должна, как старшая, заботиться о нем.

— A я, её брат и мужчина, должен защищать ее, как слабую женщину, — самым серьезным образом заявил Жура.

Наконец, и «слабая женщина» и «маленький мужчина» улеглись по своим постелям.

Очень скоро ровное дыхание детей оповестило Ию, что они спали крепким сном безмятежного детства. Заслоняя рукой свечу, она приблизилась к кроваткам близнецов. Оба ребенка сейчас похожи на двух маленьких ангелов, с их рассыпавшимися по подушкам мягкими локонами и спокойными, серьезными личиками.

Теперь Ия невольно задала себе вопрос: чем могли не угодить Нетти эти, насколько она успела узнать их, очаровательные ребятки, за что она так аттестовала их?..

С детей её мысли перешли на саму молоденькую хозяйку дома. Время и положение замужней женщины, казалось, совсем не изменили Нетти. Это была та же пустенькая, легкомысленная и не в меру себялюбивая девочка, какой впервые встретила ее Ия восемь лет тому назад на веранде помещичьего дома в «Лесном».

От Нетти думы Ии пошли дальше. Предстоявшая ей жизнь в доме брата с первого же вечера, проведенного ею здесь, не улыбалась ей. И сам дом этот был какой-то странный, насколько успела заметить Ия. Полный хаос царствовал здесь. Не говоря уже о вещах, обстановке комнат, приобретенной, очевидно, в разное время на рынке, частью поломанных, частью запачканных, Ия успела разглядеть сегодня и грязные не подметенные полы и нечистые стекла на окнах и запачканную скатерть. Разрозненный сборный сервиз, отбитые ручки на мисках и соусниках, треснувшие и вдобавок плохо вымытые тарелки, и самый обед с жидким супом, похожим на какую-то бурду, с перегоревшими котлетами, все это говорило за то, что хозяйка в этом доме мало заботилась об удобствах живущих в нем других членов семьи.

По-видимому, ни Констанция Ивановна, ни Нетти понятия не имели о том, как вести хозяйство. A между тем Андрею Аркадьевичу, как главному работнику семьи, был нужнее, чем кому-либо другому в доме, своевременно поданный здоровый и вкусный обед.

С мысли о брате Ия перешла на себя.

Вот перед ней та комната, где она должна отныне проводить с детьми большую часть своего времени. У неё нет здесь своего уголка. В пансионе госпожи Кубанской в этом отношении ей было много лучше и спокойнее. Молодая девушка могла во всякое время уйти к себе за ширмы, спрятаться от людей в ту минуту жизни, когда взрослому человеку так ценно бывает одиночество. A здесь не было даже и такого удобства. Правда, эти милые близнецы, Надя и Жура, сразу понравились ей, но и даже самые симпатичные люди в мире, случается, могут помешать своим присутствием. A между тем она должна была даже спать в одной комнате с ними. Но делать было нечего. Приходилось мириться и с этим неудобством, тем более, что гораздо более тяжелое обстоятельство волновало Ию: мысль о взбалмошном характере Нетти не давала ей покоя. Как то уживется она, Ия, с молоденькой хозяйкой дома, и какие неприятные минуты могут еще ожидать ее здесь впереди, раз в первый же вечер её приезда сюда могла разыграться такая нелепая, такая бурная сцена!

Ия так глубоко задумалась над предстоявшим ей житьем-бытьем под кровлей брата, что не слышала приблизившихся к двери шагов, не видела появившейся на пороге фигуры и очнулась только тогда, когда незнакомый голос произнес подле неё:

— Здравствуйте, барышня. Простите за беспокойство. Хотела в последний раз ангелков моих, Наденьку с Журочкой повидать.

И молодая девушка с бойким лицом и живыми, веселыми, добрыми глазами предстала перед Ией.

— Вы должно быть Даша? — догадалась Ия.

— Так точно, Даша. Навестить, повидать моих любимчиков забежала. На кухне y Марии спрятамши была, пока господа не уехали. A потом, думаю, дай зайду… Марья и то говорит: барышня, гувернантка новая — добрая, знать, что за барчат заступилась перед барыней намедни, так иди без сумлений в детскую, Даша, не прогонит небось. Барчат своих погляди. Вот и пришла, не обессудьте, барышня…

И она низко, по-крестьянски, в пояс поклонилась Ии. Потом на цыпочках подошла к детским кроваткам и долго любовалась сонными детьми.

— Наденька — ангелочек Божий… Журочка, ненаглядный соколик мой; — зашептала она быстрой скороговоркой, наклоняясь над спящими, — кто вас, сироток болезных, пригреет, приласкает без Даши-то! Кто заступится за вас!

— Барышня! Миленькая! — вдруг неожиданно обратилась она к Ии, — не давайте их, барышня, «нашей-то» в обиду. Ведь, не приведи Господь, как в загранице-то она, да и здесь с ними последнее время обращалась. A мне каково-то на это было глядеть!.. Ведь я, почитай, больше трех лет при них состояла. От маменьки ихней, от Зинаиды Юрьевны шесть месяцев тому назад к князю в чужую землю, в Венецию, сама же отвозила с барыней, матерью ихней… Барыня-то уехала моя, a я при них и осталась. Чего не навидалась только, ох, Господи! Сколько обид из-за ангелочков моих перенесла. Княгиня Констанция-то Ивановна еще туда сюда, горяча да отходчива, a Анастасия Юрьевна — что твой зверь-аспид, так и налетает на ребят, так и норовит обидеть их. Верите ли, мочи моей больше не стало видеть все это, согрубила ей нынче, всю правду матку как есть отрезала, да и ушла.

— Напрасно ушли, Даша. Дети без вас скучать будут, привыкли они к вам.

— Привыкли, ангелочки, что и говорить привыкли, a только не приведи Бог прожить с барыней молодой хоть одну неделю. Жаль мне вас, барышня, до смерти, да и вам скажу, хошь сердитесь на меня, хошь нет, a не жилица и вы в здешнем доме, даром, что Андрею Аркадьевичу родной сестрицей приходитесь. Помяните мое слово, недолго вы останетесь с аспидкой этой, молодой барыней здесь.

И долго еще говорила на эту тему Даша, то отходя к детским кроватям и любуясь спящими детьми, то снова приближаясь к Ии и развертывая перед молодой девушкой ряд самых безотрадных, печальных фактов, происходивших в семье Вадберских и Баслановых.

— Жаль мне сердечно и братца вашего, Андрея Аркадьевича, — говорила Даша, — потому, как хороший они господин. Не надолго их при такой жизни хватит. Работают они, трудятся день и ночь, почитай, в своей мастерской картины пишут, месяцами сидят над ими, картинами этими-то, a продали, смотришь, денежки получили и опять ничего нет. По счетам от портних разных для молодой барыни так все и разойдутся. Все как есть до единой копеечки на наряды да выезды Анастасии Юрьевне идет. Уж так-то жаль молодого барина, так жаль, что и сказать невозможно, — заключила, едва не плача, свой рассказ Даша.

Поздно вечером ушла она из детской, предварительно перекрестив и поцеловав спящих детей и оставив новый ряд сомнений в душе Ии.

Глава III

— Пятью шесть?

— Тридцать.

— Восемью три?

— Двадцать четыре!

— Семью девять?

Надя замялась на мгновенье.

— Семьдесят два! — неудачно подсказал соседке Жура.

— Жура, не тебя спрашиваю, a сестру, — не повышая голоса, произнесла Ия.

— Дрянной мальчишка! Тебя за уши следует выдрать за твои подсказки, — сердито закричала Нетти, сидевшая тут же с тетрадью модного журнала в руках.

Сконфуженный и красный, как рак, Жура замолк и виновато опустил голову.

— Ну, Надя, ответь, сколько по-твоему будет семь раз девять? — снова обратилась к девочке Ия.

Ta молчала.

— То есть удивительно тупица эта Надька, — нетерпеливо двигаясь на своем месте, говорила сердитым голосом Нетти, — ничего не знает, самых обыкновенных вещей, простую таблицу умножения и то сколько времени задолбить не может.

— Не пугайте девочку, Нетти, вы видите она и так растерялась совсем, — тихо по-французски, чтобы не быть понятой детьми, — обратилась к золовке Ия.

— Как же, испугаешь ее! — отвечала ей громко по-русски Нетти. — Лентяйка она и упрямица, на редкость.. Ну, говори же, сколько семью девять — не скажешь, за уши отдеру, — так же сердито накинулась она на Надю, грозно сдвигая свои черные брови.

Девочка задрожала. Её маленький брат весь насторожился и подтянулся, готовый каждую минуту защитить сестренку.

— Надя, голубчик, — подойдя к девочке и положив ей руку на плечо, проговорила Ия, — подумай хорошенько над моим вопросом, a главное не волнуйся, никто не тронет тебя пальцем, уверяю тебя.

Едва успела произнести эти слова Ия, как в ту же минуту Нетти, красная как пион, с дрожащими губами очутилась перед ней.

— Как вы смеете! Как вы смеете! — не раскрывая рта, зашипела она по адресу невестки.

— То есть, что я смею? — не поняла Ия.

— Так говорить со мной… Дискредитировать меня в глазах этих идиотских детей. Раз я говорю, что смею выдрать за уши эту глупую, бестолковую девчонку, — то значит могу сделать это… A вы отрицаете… Как смеете вы это отрицать?

— Послушайте, Нетти, — снова переходя на французский язык, произнесла Ия, — мы поговорим с вами после урока обо всем этом, a теперь не мешайте мне заниматься с детьми.

— Как? Что? Я мешаю вам заниматься? Да что это за травля, за заговоры против меня! Я ведь буду жаловаться на вас… Вы еще только неделю здесь, a уже Бог знает что позволяете себе со мной. Я не потерплю этого, я не перенесу! Я хозяйка в доме, вы должны уважать меня, — кричала Нетти, нимало не смущаясь присутствием детей.

В первую минуту Ия было растерялась, но, сделав усилие над собой и забрав себя в руки, стараясь быть спокойной, она снова обратилась к жене брата:

— Вы напрасно так волнуетесь, Нетти. Я и в мыслях не имела вас обижать. Что же касается того, что неудобно заниматься при создавшихся условиях, — то это совершенно верно. С детьми следует говорить спокойно, иначе вы совершенно нервируете их.

Последние слова не долетели по назначению, так как Нетти демонстративно вскочила со стула и, помахивая модным журналом, направилась к дверям. На пороге она остановилась и сердито бросила по адресу Ии с затаенной угрозой:

— Мы еще побеседуем с вами на эту тему, сестрица! — и выскочила за порог, сильно хлопнув дверью.

— Слава Богу! Терпеть не могу, когда она торчит на уроках. Только Надю напугала, противная! — горячо вырвалось y Журы, тревожно глядевшего на сестру.

— Господи, и когда только она оставит нас в покое! — вздохнула Надя. — Если бы вы знали, Ия Аркадьевна, какая мука была, когда она занималась до вашего приезда с нами… Каждую минуту обрывала, кричала, топала ногами, a иногда больно щипала и била нас линейкой по рукам. Еще хорошо, что на её крики приходил дедушка и отнимал нас y неё. A то бы такая злючка, как тетя Нетти, на смерть могла бы забить нас.

— Перестань говорить глупости, Надя, как можешь ты так отзываться о тетке, которая заботится о тебе с братом, — остановила девочку строгим голосом Ия.

— Нет, нет, вы ошибаетесь, заботится не она, a дедушка и дядя Андрюша, — неожиданно вступил в разговор Жура, — a она только кричит и дерется или по целым дням платья примеряет и часами перед зеркалом вертится, вот сами увидите когда-нибудь.

— Ну, ты еще слишком молод, чтобы критиковать поступки старших, — осадила расходившегося мальчика Ия, — и перестань осуждать других. Послушай лучше, что Надя скажет, сколько, по её мнению, будет семью девять, a потом я расскажу вам обоим нечто очень интересное из древнего прошлого России. Ну-ка, Надюша.

— Шестьдесят три? Да?

— Вот и прекрасно. Вполне верно. A теперь подвигайтесь ко мне оба. Я расскажу вам про древнюю славную княгиню Ольгу… Вы не слышали рассказа о том, как она отомстила врагам за смерть князя Игоря, её мужа?

— Нет, нет, не слышали! Расскажите нам, Ия Аркадьевна, расскажите нам поскорее, — весело в один голос закричали дети.

Ия приказала убрать тетрадки и учебник математики и тогда только приступила к уроку истории, как она называла те полные захватывающего интереса собеседования с детьми, во время которых она знакомила своих маленьких воспитанников с прошлым русской земли, с её выдающимися деятелями и героями. И эти собеседования лучше всяких страшных сказок няни Даши занимали Надю и Журу, заставляя в то же время легко запоминать величайшие события из прошлого нашего государства.

*  *  *

— А… добро пожаловать, Иечка! Что скажешь, родная?

Большая светлая комната гостеприимно улыбнулась всеми своими четырьмя окнами Ии, лишь только она переступила её порог.

Андрей Аркадьевич в рабочей блузе, замазанной во многих местах красками, только что усердно работавший кистью за мольбертом, на котором помещалась почти законченная им картина, отбросил палитру и кисть в сторону и протянул руки сестре.

— Редкая ты y меня гостья, Иечка, совсем забываешь брата, — с ласковым упреком говорил он.

— Это оттого только, что я бойсь тебе помешать, Андрюша, ты так занят постоянно, — оправдывалась молодая девушка.

— Занят-то я занят, это правда, но тебя я рад видеть всегда. И не только из любви к тебе, сестричка, нет, более материальные причины руководят мной в данном случае, — рассмеялся Андрей. — Ты всегда так удачно подмечаешь пробелы в моих картинах, так метко оцениваешь их достоинства, что приносишь мне этим несомненную пользу. И где ты только приобрела это тонкое чутье к искусству, сестра? Удивляюсь, право. Впрочем, y тебя ко всему, кажется, врожденная способность, Иечка. Ты вот только неделю живешь y нас, а, между тем, нельзя узнать дома! Комнаты подметены, пыль всюду стерта, даже занавеси на окнах тщательно подштопаны и чистая скатерть на столе постоянно ласкает глаз. Спасибо, сестренка. За детей тебя уже и не благодарю. Узнать с твоего приезда не могу Надю и Журу. Бывало, целыми днями бесцельно слоняются по комнатам, мешают всем, пристают с расспросами, a теперь и голоса их не слышно. Золото, a не дети стали, нахвалиться на них не могу. И учатся они, кажется, гораздо лучше, нежели с Нетти.

— Кстати, ты упомянул о Нетти, Андрюша, не можешь ли ты уговорить Нетти не присутствовать на моих уроках с детьми? У неё своя особенная система, с которой я никак не могу помириться. Не хорошо волновать без толку и запугивать детей.

— A разве Нетти запугивает? Да разве может запугать кого-нибудь этот милый, добрый, беспечный ребенок? Кстати, я на днях хочу порадовать ее. Картина уже куплена Томсоном. Он же купит и другую, которую я готовлю для выставки. Таким образом, я буду иметь возможность побаловать Нетти, устроить тот костюмированный вечер, о котором она так давно мечтает, — и при этих словах глаза молодого художника заблестели особенным, мягким блеском и все лицо озарилось ласковой, любовной улыбкой. Потом, помолчав немного, он добавил:

— Иечка, позволь поблагодарить тебя за то, что ты избавляешь мою женушку от неприятной обязанности следить за хозяйством и погружаться в прозу житейскую. Есть натуры, исключительно созданные для того, чтобы одним своим видом радовать глаз окружающих. Точно прелестный тепличный цветок, который несет уже тем радость людям, что те имеют право смотреть на него. И Нетти принадлежит к этой исключительной группе людей. Ради её обаятельности, её детской непосредственности и очарованья, ей многое можно простить, и её маленькие капризы и капельные недостатки. Взгляни, таким именно цветком, нарядной бабочкой и я изобразил ее.

Тут Андрей Аркадьевич подвел сестру к одной из картин, с которой, улыбаясь невинной улыбкой, в костюме неаполитанской рыбачки глядела Нетти.

Ия взглянула на картину и отвела глаза. Бедный Андрюша, как он ослеплен! Как он слепо любит эту вздорную, пустенькую женщину, какие несуществующие качества отыскивает в ней! Какими чарами околдовала его эта волшебница Нетти! — думала не без горечи Ия, скользя машинально глазами по картинам, расставленным на мольбертах и развешанным по стенам студии.

На каждом шагу здесь попадались или капризное личико Нетти, или её глаза, или гордая улыбка её ярких губок…

И даже в большой картине, проданной Андреем Аркадьевичем американцу Томсону, в одном из ангелов, изображенных на картине, Ия узнала Нетти.

Теперь она поняла одно: её добрый, благородный, но удивительно мягкий и слабохарактерный брат окончательно и бесповоротно подпал под влияние Нетти, которую он самым чистосердечным образом считал милым, непосредственным ребенком, не видя тех недостатков, которые так бросались в глаза каждому свежему человеку при первом же знакомстве с ней.

Не стремясь разочаровывать брата и в то же время желая оградить себя от неприятных случайностей, Ия еще раз попросила Андрея Аркадьевича уговорить Нетти не присутствовать на её уроках с детьми.

— A то, воля твоя, Андрюша, придется мне уехать от вас, искать более подходящего места, — шутливо пригрозила она.

— Нет, нет, только не уезжай, — испуганно вскакивая со стула и хватая за руку Ию, вскричал молодой художник. — Ведь только с твоим приездом водворился y нас порядок в доме. Ты и за хозяйством присмотришь, и обеды при тебе стали лучше, и князю его мемуары подиктовать успеваешь, a о детях и говорить нечего. Для них ты незаменимый клад. Я тоже отдыхаю за последнее время дома…

. — Тсс! Тсс! Не хвали меня так громко, Андрюша, не ровен час, сглазишь, — шутливо погрозила ему пальцем Ия.

Вдруг она чутко насторожилась и стала прислушиваться….

— Сдается мне, что кто-то подслушивает нас y порога, — произнесла она шепотом и, быстро подбежав к двери, широко распахнула ее.

— Ай!

Нетти едва успела отскочить вовремя и тем избавиться от шишки, которая неминуемо должна была бы водвориться на её не в меру любопытной головке.

— Вы, кажется, подслушивали, фи, какой ужас! — непроизвольно вырвалось y Ии и она невольно отступила назад, с нескрываемой брезгливостью глядя в лицо золовке.

Нетти, красная и сконфуженная, стояла перед ней и теребила в смущении широкий пояс своего шелкового пеньюара. Но такое состояние молодой женщины длилось недолго. В следующую минуту она оправилась вполне и осыпала Ию целым градом упреков.

— Я подслушивала? Я? Да очень мне нужно подслушивать, когда AndrИ и так говорит мне все, делится со мной каждой малостью. Может быть, y вас была такая манера, Ия, в бытность вашу классной дамой — подслушивать и подглядывать за воспитанницами, a я не имею этого обыкновения. И стыдно вам упрекать меня, лгать на меня, как на мертвую, ставить меня в смешное положение в глазах AndrИ о, я не перенесу этого! Не перенесу… AndrИ, разве ты не видишь, как меня обижают?

— Но, моя детка, Ия… — начал было смущенный и потерявшийся Басланов.

— Молчи, молчи! Я знаю, что ты будешь на её стороне!… Еще бы: — ведь Ия умница, золотые ручки, ты и вздохнул только свободно с той минуты, как она здесь… Ты и обедать стал лучше с тех пор, как она наблюдает за столом и прислугой. Да, да, не отпирайся, я сама слышала, как ты сей…

Вдруг Нетти замолкла и еще больше покраснела.

Она только сейчас спохватилась, что выдала себя. Малиновая от стыда, Нетти прибегла к последнему средству — бросилась в кресло и забилась в громких умышленно несдержанных рыданьях, пересыпая их неистовыми криками и воплями.

Скорее, с сожалением, нежели с насмешкой смотрела теперь Ия на молодую женщину, симулировавшую нервный припадок.

Андрей Аркадьевич хлопотал около жены; то подавал ей воду, то подносил к её носу флакон с нюхательными солями, и, растирая ей спиртом виски, утешал ее, как ребенка:

— Полно, радость моя, полно, деточка… Ангел мой… да перестань же ты плакать, ради Бога… Посмотри лучше, какие узоры я выбрал для твоего костюма… Здесь будут бабочки… Тут цветы… Там прекрасная большая птица, огромная ласточка — вестница весны. И все это разрисую на ало-розовом фоне. — Не правда ли, прелестно?

— Пре-еле-естно! — всхлипывая, пролепетала Нетти, мгновенно приходя в себя и заинтересовываясь рисунками, сделанными для неё мужем на длинных полосах атласа.

— Ну вот, ну вот и прекрасно! Деточка успокаивается, деточке лучше. A теперь я принесу моей крошке валерьяновых капель для полного успокоения. Сию минуту принесу.

И высокая широкоплечая, немного сутуловатая фигура Андрея Аркадьевича исчезла за дверью.

Едва только молодой художник вышел из комнаты, слезы Нетти исчезли совсем. Злая, мгновенно побледневшая от охватившего ее бешенства, вскочила она с кресла и, с ненавистью глядя в глаза Ии, закричала на всю комнату:

— Ну, уж этого-то я вам никогда не прощу, дражайшая сестричка! И отплачу за все, за все!

— Что такое? Чего не простите? За что хотите мне отомстить? — пожала плечами несказанно изумленная её словами Ия.

— Не притворяйтесь, пожалуйста, и не корчите из себя воплощенную невинность. Вы думаете, я не слышала, что вы говорили здесь?

— Мудрено было не слышать, раз вы подслушивали y двери, — тонко улыбнулась Ия.

— Ха, ха, ха, — зло расхохоталась Нетти, — ну, да, подслушивала, если хотите, и ничуть не стыжусь. Что ж из этого? В иных случаях даже необходимо прибегать к таким мерам, когда на тебя клевещут близким людям тайные, подпольные враги…

— Подпольные враги?.. Бог знает, что вы говорите, Нетти!

— Говорю то, что думаю, и не считаю себя отнюдь виноватой перед вами, a что правда глаза колет некоторым особам, разыгрывающим из себя святош, так это — неоспоримая истина, — съехидничала молодая женщина.

— Мне остается только уйти из комнаты, потому что я, кажется, раздражаю вас одним моим присутствием, — спокойно произнесла Ия, направляясь к двери.

— A я все-таки не забуду вам никогда того, что вы нажаловались на меня AndrИ и отплачу вам, повторяю, за все ваши козни. Во мне недаром течет итальянская кровь и предки мои никогда не прощали нанесенной им обиды! — гордо, не совсем естественным тоном, становясь в позу трагической актрисы, произнесла Нетти, смеривая Ию с головы до ног.

Последняя только снова пожала плечами, едва удерживаясь от улыбки. Не чувствуя за собой никакой вины, она не нашла нужным оправдываться перед золовкой и, сухо кивнув головой Нетти, вышла из студии, оставив ее одну.

Глава IV

— Смотри-ка, Иечка, кого я тебе привел!

Весь запушенный снегом, Андрей Аркадьевич стоял на пороге прихожей в то время, как Ия с детьми собиралась идти на обычную ежедневную прогулку.

— Катя! Катя! — радостно вырвалось y Ии и с просветлевшим лицом она обняла младшую сестренку.

Счастливая, радостная, смеющаяся стояла Катя перед сестрой. Около двух месяцев не видались они.

Ии не было времени навещать сестру. Она вся ушла в заботы по дому, a главное по воспитанию Нади и Журы, довольствуясь теми короткими известиями, которые приносил ей о младшей сестре Андрей Аркадьевич, навещавший Катю. Он несколько раз порывался взять к себе в отпуск сестру, но всякий раз Ия его отговаривала от этого:

— Не надо, Андрюша, не надо… Катя, хотя и очень изменилась к лучшему, стала много сдержаннее и серьезнее за последнее время, но, в сущности, она все-таки слишком шаловлива и «непоседа», чтобы не беспокоить Констанцию Ивановну и Нетти, — каждый раз находила она один и тот же мотив, одну и ту же отговорку не брать Катю гостить в дом брата.

В сущности, молодая девушка опасалась совсем другого. Не шаловливости Кати боялась она, a новых недоразумений, могущих вспыхнуть между Нетти и младшей сестренкой, таких же недоразумений, жертвой которых все чаще и чаще являлась теперь сама Ия.

— Нет, уж Бог с ней, пусть посидит лучше в пансионе, благо, не одна она там, многие девочки остаются на праздники в интернате. По крайней мере, подальше от греха, — решила молодая девушка, стараясь побороть в себе желание провести день-другой в обществе младшей сестры, — a на лето вместе на Волгу поедем, поселимся в Яблоньках y мамы под крылышком, — утешала она себя тут же розовой надеждой.

И вот, вопреки её решению, Катя была здесь, сияющая, радостная, возбужденная.

При одном взгляде на её счастливое личико y Ии не хватило духа упрекать Андрея Аркадьевича за то, что он привез, не спросив её совета, младшую сестру.

— Ha все Рождество!.. Ha все праздники отпустили!.. Ты подумай, Иечка, Андрюша безо всяких разговоров увез до самого Крещения. Вот-то радость! Лидия Павловна даже наставления не успела прочесть, как мне надо держаться в гостях. Живо-живо на извозчика и марш-маршем… — трещала Катя. — Наши все тебя просили поцеловать. A особенно Шура Августова и Зюнгейка тоже… Зюнгейка даже письмо написала тебе ужасными каракульками, да я впопыхах в интернате его забыла… Ах, Иечка, если бы ты только знала, какой y нас рев поднялся в отделении, когда Лидия Павловна нам объявила, что ты совсем оставила место и не вернешься к нам… A Зюнгейка даже на чердак плакать убежала, говорит, там под шум ветра не так слышно будет. Ей чуть за поведение кола не поставили за это. A новая классная дама ничего себе, добрая, тихая, только разговаривать не любит много… Все сидит и молчит…A Шура-то, Шура как изменилась! Совсем другая стала и с твоей карточкой (у меня ее выпросила) даже ночью не расстается, под подушку к себе кладет… A к Зюнгейке отец-башкир приехал. Важный такой, седой, в халате и тюбетейке. И всем «ты» говорит, и начальнице, и инспектору… И еще новость… Оля Глухова палец себе проколола булавкой… Резали палец-то, нарывать стал… ужас какой!.. A y Ворг, помнишь Соню Ворг, черненькая такая, бабушка умерла в прошлое воскресенье. На похороны Соню возили…

Точно из рога изобилия, сыпятся слова из малинового ротика Кати. Смуглое личико девочки разгорелось и пылает ярким румянцем. И горят ярко, как звездочки, черные жизнерадостные глаза.

— Ах, душки какие! Вот картинки-то! Маленькие человечки, как вас зовут? — внезапно заметив Надю и Журу, приходит в неописуемый восторг Катя.

— Батюшки, да ведь они двойняшки! — весело кричит она, вызывая этим всеобщий хохот.

— Дева Мария, да неужели же это — Катя? Ta самая маленькая Катя, которую я мельком видела спеленатой на руках нашей соседки Юлии Николаевны? — прозвучал позади собравшейся в прихожей маленькой группы певучий голос Констанции Ивановны.

— Ах, Боже мой, Катя! Но она прелестна! — с обворожительной улыбкой вскричала Нетти и экспансивно бросилась на шею гостье. — Душка моя! Можно вас поцеловать?

Ия глазам своим не верила при виде такой встречи. Да неужели же Нетти, та самая Нетти, которая за эти полтора месяца её пребывания здесь то и дело язвит ее и преследует насмешками, награждая то и дело замечаниями, эта самая Нетти сразу так обласкала её младшую сестренку?.

— Maman, maman, глядите! Кого она напоминает вам? Меня, не правда ли меня, когда я была в её возрасте. AndrИ, что ты на это скажешь? A вы, papa? Идите же, идите сюда знакомиться с Катей!

Разумеется, между Нетти и Катей не было никакого сходства и прелестное, правильное, но несимпатичное, всегда надутое лицо первой ничуть не походило на привлекательное, смуглое, жизнерадостное личико Кати, но тем не менее это несуществующее сходство, в угоду Нетти, все поспешили признать. Потом молодая хозяйка дома схватила за руку Катю и потащила ее к себе.

— Я вам покажу мой костюм, Катя, собственноручно разрисованный AndrИ. Он по ночам над ним работал, бедняжка, зато и костюм же вышел — чудо, мечта, a не костюм. Кстати, я и для вас подыщу что-нибудь подходящее из моего гардероба. Да и причешу вас по моде заодно. Теперь таких причесок никто не носит, и y вас с ней настоящий вид сандрильоны. Я же, как добрая волшебница, превращу вас сейчас в прекрасную принцессу несколькими движениями рук. Да? Хорошо?

Весь этот фейерверк слов, обещаний и тонкой лести оглушил Катю. Нетти увлекла ее к себе, не давая ей возможности поздороваться со старым князем, спустившимся со своего верху приветствовать юную гостью.

Озабоченная Ия старалась всячески подле себя удержать младшую сестру.

— Простите, Нетти, но прежде нежели развлекаться нарядами Катя должна рассказать мне, как она училась вторую четверть года в пансионе, показать свои отметки и написать поздравительное письмо матери к празднику, — проговорила она.

— Ах, оставьте, пожалуйста, вашу манеру классной дамы, милая Ия, уверяю вас, она вам не к лицу, — с деланным смехом возразила Нетти.

A по-моему, Ия Аркадьевна права, дело и дело раньше всего, a потом уже развлеченья, — вмешался в разговор князь Юрий Львович.

Но Нетти, недовольная, уже надула губки.

— Катя, душка моя, неужели вы не хотите пойти со мной?

Что было отвечать Кате? Она находилась, как в тумане. Представление о действительности замутилось в её головке. Она никак не могла понять, каким образом Нетти, которую она, Катя, еще два — три года тому назад терпеть не могла, сейчас относится к ней с таким доброжелательством. И самой Кате Нетти не казалась уже такой антипатичной, как прежде. A обворожительная улыбка, не сходившая с губ Нетти и адресованное Кате ласковое выражение её восторженных в эту минуту глаз отчасти уже покорили девочку.

Однако, строго поднятые брови Ии и её безмолвное приказание, переданное Кате непосредственно большими серыми глазами, дали новое направление мыслям девочки.

— Я сейчас же вернусь к вам, лишь только напишу письмо маме, — торопливо и смущенно объявила она Нетти.

— Только скорее, скорее! — нетерпеливо командовала та вслед уходившей за сестрой и детьми Кате:

— A спать вы должны y меня в будуаре… Непременно! Слышите? A то рассержусь. В детской вам негде поставить постели, a y меня вам будет вполне удобно, — довершила она свою любезность по отношению молоденькой гостьи.

— Знаешь, Ия, я до сих пор и не знала Нетти… Помнишь, постоянно бранила ее, a она премилая оказывается, — чистосердечно признавалась Ии по дороге в детскую Катя.

Старшая сестра ничего не ответила младшей. Присутствие детей мешало ей высказать правду. Но в душе Ии было далеко не спокойно в эту минуту. Она всеми силами старалась угадать тактику Нетти по отношению Кати и никак не могла ее понять. Уже в детской, пока дети снимали верхнее теплое платье, Ия успела отвести Катю в сторону и шепнуть:

— Послушай, сестренка, не поддавайся так опрометчиво чужому влиянию. Помни: «не все то золото, что блестит»… Старайся, несмотря на твой юный возраст, узнавать людей, a если тебе самой не справиться с этой задачей, обратись за советом к тем, кто искренно и по настоящему желает тебе добра.

— Иечка! Милая! Да что с тобой? Ты как будто встревожена чем-то… Или не рада, что я приехала к тебе? — уже начиная волноваться, допытывалась Катя.

— Нет, рада, милая, рада! — внезапно вырвалось y Ии и она с такой непривычной ей страстной нежностью обняла сестру, как будто хотела этим объятием оградить Катю от грядущих на её пути несчастий.

A через минуту, как ни в чем ни бывало, избегая удивленного взгляда сестры, вопросительно посматривавшей на нее, Ия, уже совладав со своим порывом, говорила спокойно:

— Ну, маленькая Катя, садись писать поздравление нашей дорогой старушке…

Сама Ия писала в далекие Яблоньки еженедельно. A каждый месяц посылала матери весь свой заработок, отказывая себе во всем. Хотел по-прежнему помогать матери и Андрей Басланов, но Ия сумела отговорить его, ссылаясь на то, что теперь он отрезанный ломоть и что Сам Бог велел ему отныне заботиться о его собственной семье. Но все-таки Андрей Аркадьевич сумел урвать от суммы, переданной ему американцем Томсоном, небольшую часть и послал эти деньги матери, никому не говоря об этом ни слова.

Глава V

— Я спрошу…

— Нет, я… Тебе попадет еще, пожалуй…

— Да ведь я нё y тети Нетти пойду спрашивать, a y Ии Аркадьевны…

— Ну, тогда другое дело. Ступай. И я пойду с тобой.

Ия стояла y окна гостиной и тщательно подштопывала замеченную ею накануне дыру на занавеси. Был рождественский сочельник, и кое-кто из знакомых Вадберских и Баслановых были приглашены встретить его здесь.

На улиц падал снег большими мокрыми хлопьями. Стояла оттепель. Дворники усиленно работали лопатами, уничтожая грязь. Погода походила скорее на осеннюю, между тем, как святки наступали обычно студеные.

Ия работала иглой и перебирала в памяти, все ли закуплено ею к вечеру, по поручению Андрея.

— Варенье, конфеты, фрукты… закуски: сардины, икра, сиг копченый, ростбиф, ветчина, сыр… За селедками новую горничную послать надо… Вино сам Андрюша принесет… — перечисляла она.

— А, малыши! Что вам надо?

Перед Ией стояли Надя и Жура. Личики детей хранили сосредоточенное выражение.

Ия — враг всякой сентиментальности — никогда не ласкала близнецов, но, тем не менее, дети так привязались к ней и полюбили ее за её ровное, справедливое обращение с ними, что часа не могли провести без неё.

— Вижу по глазам, что какое-то y вас ко мне дело. И дело притом огромной важности, — шутила девушка, оставляя свою работу и вопросительно поглядывая на детей.

— Вы угадали, Ия Аркадьевна, дело есть, — тоном серьезного, взрослого, человека, произнес Жура.

— Очень важное дело, — подтвердила и его сестренка. Вот видите ли, когда мы жили y мамы, то y нас… — начал мальчик.

— Бывала всегда елка в сочельник, — подхватила Надя.

— Маленькая такая елочка на столе…

— Мамочка ее покупала потихоньку, сюрпризом для нас и украшала ее на кухне, a после обеда вносила совсем уже украшенную и ставила на столе.

— A мы зажигали уже свечи сами…

— Ах, как это было весело! — вскричал Жура.

— Ужасно весело! — вторила ему Надя.

— A теперь елки не будет! — внезапно меняя тон, печальным дуэтом произнесли малютки.

Ия взглянула в затуманившиеся личики детей, и сердце её вспыхнуло жалостью к малюткам. Так остро захотелось ей в эту минуту, чтобы прояснились сейчас эти милые личики. «Ведь сочельник — детский праздник и не кто иной, как дети должны в память родившегося в Вифлееме Младенца праздновать его», — мелькнуло в голове молодой девушки.

Она задумалась на минуту. Потом сказала с улыбкой:

— А, пожалуй, можно еще устроить елку. Подождите меня здесь, детвора. Я пойду поговорить с дядей Андрюшей по этому поводу.

— Ах! — и затуманенные личики мигом прояснились. Две пары голубых детских глазенок загорелись надеждой.

— Пожалуйста, Ия Аркадьевна, попросите его позволить нам устроить сегодня елку! Ведь мы хорошо учились и вели себя при вас? — смущенно просила Надя.

Она имела право говорить так сейчас, эта маленькая девочка с глазами, похожими на две голубые звездочки. За два слишком месяца пребывания в доме Ии близнецы не были замечены ни в чем дурном. Их классными занятиями Ия тоже была вполне довольна.

Поэтому, когда молодая девушка решительными шагами направилась в студию брата, дети, считая дело покупки елки уже решенным, стали оживленно совещаться о ней.

В мастерской Андрея Аркадьевича сидела Нетти. Без дальних вступлений Ия просто обратилась к молодому художнику.

— Послушай, Андрюша, дети мечтают о елке, не найдешь ли ты возможным устроить ее им?

— Разумеется, разумеется, как это я мог забыть о них! Извини, пожалуйста, Иечка. Вот возьми деньги… Они лежат вон там, на столе, — засуетился молодой художник, отбрасывая кисть и палитру.

Внезапно присутствующая здесь Нетти отложила в сторону тоненькую с безвкусно раскрашенной обложкой книжку, в заголовке которой крупными буквами значилось: «Нат Пинкертон», и взволнованно заговорила:

— A по-моему, все эти елки одна только глупая трата денег, a удовольствия от них не получается никакого. Сама я в детстве их терпеть не могла. К тому же, теперь нам пригодится каждый лишний рубль. Еще не все счета уплачены. Да и наш костюмированный вечер обойдется не дешево. Сегодня тоже трат предстоит не мало. A тут еще извольте бросать деньги на какие-то глупости. Увольте, Ия, мы не Ротшильды, и так AndrИ день и ночь работает на семью. Избавьте его хоть от таких лишних расходов, как никому ненужная елка, — уже заметно раздраженным тоном заключила Нетти.

— Но… дети так хотели устроить, хотя бы маленькую елочку! — невольно смущаясь, настаивала Ия.

— Ах, полноте, пожалуйста, дети глупы и ровно ничего не понимают. К чему им елка, когда есть гораздо более интересные удовольствия для них. Можно свести их в цирк или в балет, как-нибудь, на утренний спектакль. Наконец, для них явится уже огромным развлечением смотреть на нас, когда мы, взрослые, будем танцевать на костюмированном балу.

— Значит, вы против устройства елки? — меняясь в лице, уже холодно спросила Ия.

— Безусловно.

— А.ты, Андрюша?

В следующую же секунду взглянув на брата, молодая девушка пожалела о заданном вопросе. Смущенный и сконфуженный сидел за мольбертом Андрей Басланов, стараясь избегать взглядом глаз сестры.

Он был жалок. Не будучи в состоянии прекословить своей взбалмошной и эгоистичной супруге, Андрей сознавал тем не менее на этот раз всю её неправоту. Не говоря ни слова, не взглянув даже на золовку, Ия вышла из мастерской.

— Бедные дети! Бедные дети! — проносилось в голове девушки: — на пустячное удовольствие для вас нет денег, a на костюмированные балы и глупейшие наряды их бывает с избытком, — горько думала она, впервые в жизни ненавидя виновницу этих горьких дум.

Лишь только она открыла дверь в гостиную, Надя и Жура бросились к ней.

— Ну, что, Ия Аркадьевна, что? Позволил дядя Андрюша? — с захватывающим интересом спрашивали дети.

Ия взглянула на эти преображенные радостью и тревогой личики, и y неё не хватило духу огорчить близнецов.

— Одевайтесь-ка скорее, малыши, и идем покупать деревцо и украшения, — произнесла, невольно краснея, молодая девушка.

К счастью, дети не заметили её смущения и, хлопая в ладоши, бросились вприпрыжку исполнять приказание молоденькой наставницы.

A через какой-нибудь час времени все трое возвращались с сияющими от удовольствия лицами, нагруженные всевозможными сверточками и пакетами домой. Артельщик нес за ними красивое деревцо. И елка, и украшения были без ведома детей приобретены на скудные гроши Ии, оставшиеся от денежной посылки, отправленной матери, и предназначенные на покупку самых необходимых для неё вещей. Без малейшего колебания сделала это Ия.

Елку решено было украшать в детской втихомолку от взрослых, и Ия приняла самое деятельное участие в этих хлопотах к полному удовольствию счастливой детворы

*  *  *

Вечер… К восьми часам оттепель неожиданно сменилась крепким морозцем. Мокрые хлопья снега не падали уже больше. Теперь едва-едва снежило… Грязь и лужи затянуло ломким стеклянным ледком.

Стемнело. На небе появилась в общем хоре золотых созвездий на редкость яркая и крупная Вифлеемская Звезда. Улицы заметно опустели. Редкие в этот вечер прохожие спешили по домам встретить праздник y себя дома или под кровом друзей и близких.

Наверху, в детской, уже заканчивались последние приготовления к елке, навешивались последние картонажи, когда оживленная и радостная вбежала сюда Катя. Обычно гладко и просто причесанная в одну косу, голова девочки теперь преобразилась. Вычурная прическа с крепко завитыми кудряшками совершенно изменила смуглое Катино лицо и состарила его по крайней мере лет на десять. В руках Катя держала что-то яркое, покрытое блестками и мишурой.

— Смотри, смотри, что Нетти мне подарила, — захлебываясь от восторга, кричала девочка, подсовывая к самому лицу Ии пестрые блестящие лоскутки, — немножко подчистить и перешить придется только и что за чудесный костюм Мотылька выйдет y меня из этого к балу! Тут мы посадим крылышки или банты в виде крылышек, a здесь цветок. Как ты думаешь, цветок или розетку из лент? — внезапно делаясь серьезной, спрашивала сестру Катя.

— Катя, Катя, смотрите, какая елка y нас! Сейчас зажигать будем?! — прыгая вокруг девочки, радостно кричали Надя и Жура.

— Что? Елка? Очень мило, очень мило, — рассеянно и не глядя на украшенное деревцо, машинально роняла Катя, вся уходя в свои личные переживания.

— Катя, да что с тобой? Я решительно не узнаю тебя с некоторых пор. — И, бросив перевязывать какой-то пестрый пряник с картинкой, Ия с удивлением взглянула на младшую сестру.

За эти несколько дней, проведенных совместно с Катей, она решительно отказывалась понимать сестру.

Начать с того, что теперь Нетти не отпускала Катю ни на шаг от себя, и девочка была, по-видимому, очень довольна этим. Они ездили вместе на прогулку, ездили, a не ходили, потому что ходить пешком Нетти терпеть не могла, называя это мужицким удовольствием, посещали многочисленных знакомых Нетти, a главное, ежедневно бегали по Гостиному Двору, по целым часам простаивая y витрин магазинов, или же проводили дома бесконечные часы в беседах о платьях, о костюмах, прическах и развлечениях.

Нетти сумела так заинтересовать Катю в самый короткий срок и своей шумной суетливой жизнью и своими интересами, что девочка в какую-нибудь неделю вся с головой окунулась в эту блестящую, пустую и бессодержательную жизнь к полному удивлению и неудовольствию Ии. Прежнее чувство враждебности Кати к невестке, которое она испытывала в Яблоньках, исчезло бесследно. Напротив, теперь она стала горячей сторонницей Неттиных интересов и страстно привязалась к ней.

Молодая женщина умела вовремя подольстить девочке, удовлетворить её тщеславие восторженными отзывами о её внешности, умела своевременно обласкать болезненное самолюбие Кати. В представлении Кати, Нетти являлась теперь и умницей, каких мало, и обворожительной красавицей и шикарной светской дамой, которой необходимо подражать. И сама Катя, как могла, подражала Нетти: походкой, звуком голоса, манерой говорить.

Но то, что шло взрослой замужней женщине, звучало диссонансом в пятнадцатилетнем подростке.

Сейчас, по моде причесанная, вся ушедшая в решение сложного, по её мнению, вопроса, посадить ли ей цветок или ограничиться розеткой на юбке маскарадного костюма, Катя показалась старшей сестре жалкой и пустой.

— Катя, милая Катя, кто подменил тебя? — прошептала с горечью Ия, пользуясь тем, что увлекшиеся приготовлением елки близнецы не могли слышать ее.

— Я не понимаю, что значат твои слова, Ия?

— A я не могу понять, что стало с моей милой, простой и естественной сестренкой. Неужели же эти несколько дней, проведенные в тлетворной обстановке, могли так изменить тебя?

— Какие глупости! Ничто меня не изменило и я осталась такой же, как и прежде, — вспыхнув до ушей, произнесла Катя, отворачиваясь от сестры. Тогда Ия взяла ее за руку и, глядя ей в лицо, проговорила:

— Неужели же маме доставило бы удовольствие видеть тебя такой?..

— Какой? — Глаза Кати говорили, что она отлично поняла сестру, но ложное самолюбие мешало ей признаться в этом, и она махнула рукой, заученным, перенятым y Нетти жестом и, ломаясь проговорила: — Какой? Скажи на милость, я не понимаю тебя.

— Катя! Катя, стыдись! К чему эти ломанья, эти вычурные прически, этот неестественный тон!.. Неужели в Яблоньках…

— Барышня, пожалуйте в столовую чай разливать, молодая барыня вас просить приказали, — прервала Ию появившаяся на пороге франтоватая новая горничная.

— Что, Луша, собрались уже гости? — подскакивая к девушке, живо заинтересовалась Катя.

— Собрались, барышня, как же.

— Много?

— Ах, Боже мой, — засуетилась Катя, — где y вас тут зеркало?… Неужели вы можете обходиться без зеркала, — мечась по комнате, лепетала она, — негде прическу поправить даже.

— Ты помнишь, в Яблоньках мы обходились совсем без зеркал, — напомнила ей сестра.

— Ну, вот еще глупости, то я в Яблоньках, a то в Петербурге, — досадливо пожала плечами Катя. Здесь собирается избранное общество и не могу же я, Андрюшина сестра, ходить, как кухарка! — и с этими словами Катя, забрав с собой свои блестящие тряпки, помчалась в будуар Нетти, отведенный для неё.

— Ну, дети, — обратилась по её исчезновении к близнецам Ия, — вы тут навешивайте оставшиеся картонажи: и пряники, a я пойду вниз разливать гостям чай. Потом вернусь и зажжем елку.

— A мы не подождем «кого-то»… «Кто-то», по-моему должен прийти сегодня, — заикнулся было Жура.

— «Кто-то» не забудет нас в такой день, — подтвердила и Надя, лукаво поблескивая глазенками.

Но Ия не слышала уже детей. Она была за дверью.

Глава VI

За чайным столом в столовой собралось большое общество. Войдя в комнату, Ия прежде всего увидела Нетти, нарядную, веселую, оживленную, в новом блестящем туалете, с вычурной прической из фальшивых локонов.

Констанция Ивановна, едва ли не менее нарядная, нежели дочь, помогала последней занимать гостей. Несколько дам и барышень, пожилых и молоденьких окружило их. Андрей Аркадьевич, успевший сменить рабочую блузу на сюртук, сидел среди мужчин на дальнем конце стола. Там же Ия заметила двух странно знакомых ей по виду молодых людей, кавалерийского юнкера, черного, вертлявого с усиками, юношу лет двадцати и рыжеволосого студента в довольно-таки потертой тужурке.

Юнкер тотчас же вскочил при виде Ии со своего места, и, звеня шпорами, подбежал к ней.

— Мое почтенье, Ия Аркадьевна. Узнаете?

Это был младший сын князя, Валерьян, которого в детстве встречала Ия.

Старший, рыжий Леонид, тоже поднялся со стула, неуклюжей походкой вразвалку подошел к молодой девушке и с силой тряхнул её руку.

— Здравствуйте, барышня, будем знакомы, — грубоватым голосом произнес он.

Разница между обоими братьями бросалась в глаза при первом же взгляде на обоих. Насколько изящный, хотя и пустой Валерьян по первому впечатлению казался сыном своих родителей, выглядя несмотря на свой вертлявый и легкомысленный вид, отпрыском старинного аристократического рода, настолько рыжий Леонид выглядел простолюдином.

Но Ии он понравился больше своего изысканно одетого блестящего брата. И она с удовольствием пожала его руку, бросив мимолетный взгляд на его старенькую тужурку и открытое, несколько угрюмое лицо.

— A и изменились же вы, барышня, с того дня как я вас видел, будучи еще мальчишкой, — говорил Леонид басом, усаживаясь подле Ии, занявшей место за самоваром, в то время, как черненький Валерьян занялся Катей, успевшей прибежать сюда раньше сестры и оживленно болтавшей с двумя соседками сверстницами Нетти, барышнями Кутузовыми, Сашенькой и Аделью.

— Князь Валечка, князь Валечка, — кричали обе барышни, заглушая друг друга, — покажите нам фокус, вы обещали. Помните?

Валерьян, никогда не помнивший своих обещаний, если они не касались лошадей и верховой езды, до которой он был большой охотник, тем не менее поспешил очень охотно удовлетворить желанье гостей.

Он показывал барышням фокус за фокусом, очень довольный тем, что обращает на себя всеобщее внимание, и немного рисуясь под устремленными на него взглядами. Его хорошенькое женоподобное лицо фарфоровой куклы с черными глазами и черными усиками так и сияло самодовольством. Он, как настоящий опытный фокусник, со всеми заимствованными y последнего приемами, глотал ножи, отрезал себе палец, рвал и снова склеивал носовой платок.

Это было забавное зрелище. И взрослые, и молодежь с удовольствием забавлялись им, прихлебывая чай со всевозможными печеньями и кексами.

Ии, то и дело, приходилось наполнять чашки и стаканы.

Леонид вызвался помогать ей. Но он делал это так неудачно, что успел уронить ложку и разбить хрустальное блюдечко для варенья.

— Нет уж увольте меня, князь, плохой вы помощник, — улыбаясь, отстранила его молодая девушка.

— A вы лучше не бранитесь, милая барышня, — пробасил Леонид, хмуря рыжие брови.

— То есть, как это не бранитесь, — удивилась Ия.

— Да очень просто, князем обозвали. Нешто это не брань? Терпеть не могу, когда меня титулуют. Если я имел несчастье князьком родиться, так это только горе для меня. Князь, y которого нет денег и который должен висеть на шее y старика отца, потому только, что давать уроки — при княжеском титуле — это значит вооружить против себя тех бедняков, которые имеют большее право на заработок, нежели я…

— Но вы так молоды, учитесь еще… — попробовала утешить юношу Ия.

— Вот то-то и беда, что поздно схватился за ум и перешел в университет; тут хоть дело делаешь, a не коптишь небо, как мой дражайший братец и его товарищи… Вон видите тех лоботрясов, что увиваются около Нетти…

Ия, немало удивленная таким признанием юноши который в детстве казался ей совсем иным, мерзким и гадким мальчиком, взглянула в сторону невестки и увидела двух молодых людей, юнкера, судя по форме, однокашника Валерьяна и совсем еще юного офицерика, оживленно беседовавших с Нетти.

До ушей Ии долетали фразы:

— Итак, мы танцуем в следующее воскресенье… Чудесно… Вы обещали мне все кадрили и мазурку.

— Неправда! Неправда! Только первую кадриль и котильон…

— Mais parole dhonneur! (Ho честное же слово!).

— Нет, нет, лучше и не говорите! Я ведь помню.

— A вы видели тот костюм, который мне разрисовал AndrИ?

— Умопомрачительно! Да!

— По розовому фону цветы и бабочки, бабочки и цветы…

— Восторг! Адски красиво, воображаю!

— Ия, chХre Ия, налейте еще чаю корнету Пестольскому, — неожиданно через весь стол обратилась к молодой девушке Нетти.

— Va! Новость в доме, — шепотом произнес молоденький корнет, наклоняясь к плечу Нетти, — a вы нас и не познакомили с ней, княжна!

— Какая же я княжна, перестаньте, я замужняя дама, madame Басланова, — кокетливо надувая губки, произнесла капризным тоном Нетти, — и прошу, monsieur, этого ни в коем случае не забывать.

— Постараюсь, прелестная бывшая княжна, дурачился офицерик.

— Опять? Вот вам за это! — И Нетти слегка ударила его по руке.

— A она весьма недурна, эта барышня за самоваром, — произнес другой кавалер Нетти, юнкер Дима Николаев, товарищ Валерьяна, издали наблюдая Ию, — право же, очень и очень мила, — добавил он, ломаясь.

— Вы находите? — Тут Нетти насмешливо прищурила глазки, — может быть, вы и правы, но эти провинциалки совсем не умеют держаться в обществе, — понижая голос, объясняла она своим кавалерам.

— Она вам родственница?

— Да… нет… дальняя… — краснея, буркнула Нетти, — a вот там направо сидит её младшая сестра. Эта лучше, хотя и глупа ужасно… Вообразите, что ни скажу, все принимает за чистую монету. Воображает себя красавицей, ха, ха, ха! Да, a притом раболепно подражает мне во всем. Совсем маленькая обезьянка.

— Да неужели? — протянул Пестольский.

— Честное слово. Ей можно Бог весть чего наболтать, она всему поверит.

Все трое при этих словах устремили глаза на Катю, оживленно болтавшую в это время с Валерьяном.

— Гм… Гм… Что если попробовать поухаживать за ней, — произнес, покручивая усики, Николаев.

— За такой девчонкой? Не смешите лучше! — расхохоталась Нетти.

— Вот именно, надо посмешить, a кстати и самому посмеяться. — И, говоря это, юноша незаметно пересел поближе к Кате и вмешался в её разговор с князьком Валерьяном.

Катя была в восторге от своего кавалера. Не успела она прийти сюда, как наслушалась столько приятных комплиментов!

Ей говорили, что она удивительно интересна, что её скромный костюм ей так к лицу, a эта модная прическа так подходит к её типу.

Бедная Катя! Она не умела отличать самой грубой лести от правды и юная головка её кружилась от восторга. Выражение счастья не покидало теперь её смуглой рожицы, манеры сразу приобрели самоуверенность. Она с апломбом отвечала своим кавалерам. И, сама того не замечая, ломалась и гримасничала, то и дело неестественно вскрикивала и смеялась, стараясь в то же время копировать все движения и манеры Нетти.

Ия видела все и любящею душой сестры замечала то, что ускользало от внимания самой Кати. Болезненно сжималось сердце молодой девушки:

— Так вот оно что! Так вот чем отплатила ей Нетти. Она умышленно лестью и притворной дружбой портит Катю, хочет сбить с толку бедную легковерную девочку и сделать ее посмешищем в глазах других.

Нет, нет, она, Ия, не должна допускать этого! Она обязана охранять сестру от всяких обид и насмешек.

Мысль о Кате так прочно овладела молодой девушкой, что она не замечала, как её сосед, князь Леонид, внимательно разглядывал ее. И только когда его густой, грубоватый голос зазвучал снова, Ия обратила внимание на своего соседа.

— Смотрю я на вас, барышня, и диву дивлюсь. Одна вы здесь среди присутствующих живой человек, — произнес Леонид, прямо глядя в строгие глаза Ии.

— A другие что же? Мертвые, по-вашему? — не могла не улыбнуться та.

— Не совсем мертвые, но и неживые какие-то, куклы на пружинах, автоматы, право… Вы загляните на барышень только: какие все бессодержательные лица с моей дражайшей сестрицей включительно, так и написано y них на лбу: — «здесь не думают — ибо не любят тратить времени даром». A прически-то? Вороньи гнезда, пугала огородные, смотреть противно!

— A вы не смотрите, — снова усмехнулась Ия, и тихонько позвала сестру.

— Катя, иди сюда. Разливай чай за меня, мне необходимо пойти в детскую.

Катя, недовольная тем, что ее оторвали от крайне интересной для неё беседы, нехотя встала и подошла к сестре.

— Катя, голубушка, будь проще и сдержанней, — успела шепнуть ей незаметно Ия, уступая сестре свое место за самоваром.

Злые огоньки зажглись в глазах Кати.

— Нельзя ли без замечаний, — не разжимая губ, буркнула она и тихонько шепнула вслед старшей сестре, но так, что только одна Ия могла ее расслышать:

— Классная дама без муштровки не может шагу ступить.

— Катя! — с упреком вырвалось было y старшей сестры, но, не желая обращать на себя всеобщего внимания, Ия предпочла молча удалиться из столовой, хотя сердце молодой девушки еще тревожнее сжалось в эту минуту.

Теперь она видела ясно: Нетти сдержала свое обещание. Нетти отплатила ей: смущая и портя эту бедную Катю, оказавшуюся такой легкомысленной и не в меру доверчивой.

"Уж скорее бы проходили эти праздники и уезжала бы отсюда Катя… Бог знает, какие еще дурные причуды может вселить в нее Нетти. A на Пасху ни за что не возьму ее сюда. Пусть лучше поскучает там, y себя в интернате, весной же увезу в Яблоньки на здоровый воздух, в здоровую деревенскую обстановку. — И, порешив на этом, Ия спешными шагами поднялась наверх.

— Ну вот и я, дети, теперь будем зажигать елку! — весело, как ни в чем ни бывало, крикнула она с порога, открывая дверь в детскую.

И тотчас же, удивленная, слегка поддалась назад. При её появлении с кресла поднялась молодая женщина, одетая скромно, почти бедно, в черном стареньком платье с воротничками и рукавчиками ослепительной белизны. Густые волосы молодой особы были гладко причесаны на ровный, как ниточка, пробор. Худощавое бледное лицо было спокойно и строго.

— Зинаида Градова, — назвалась незнакомка, крепко, по-мужски пожимая руку Ии, — мать вот этих малышей.

Тут движением, исполненным неожиданной нежности, так мало соответствующей её строгому виду, молодая женщина притянула к себе Журу и Надю и стала ласково гладить их по головкам.

— Так вот кто это, — пронеслось вихрем в голове Ии, — недаром таким знакомым кажется мне её лицо. Я видела его однажды на портрете в кабинете князя.

A Зинаида Юрьевна, между тем, прямо глядя в глаза Ии, говорила своим энергичным, сильным голосом:

— Я рада повидать вас, Ия. Можно в силу родства называть вас так? Да, рада познакомиться с вами и поблагодарить вас за моих ребят. Бог знает, что за воспитание они получали до вашего появления в доме! Я всегда занята, вы знаете, отец говорил вам, должно быть, что я задалась целью окончить медицинские курсы, чтобы дать детям в своем скромном углу (она особенно подчеркнула последнее слово) безбедное существование и вести их на личные средства, не прибегая к помощи других, даже отца. С этой целью я и учусь целыми днями, с этой же целью и доверила временно дедушке внучат. И уже раскаиваюсь в последнем. Судя по многому, жизнь малюток далеко не сладка в этом доме и если бы не вы, Ия, которая сумела скрасить здешнее житье-бытье моим близнецам, я бы взяла их сейчас же обратно, хотя и живу в одной комнате, снятой от жильцов. A это было бы не легко. Так дайте же пожать вашу руку, Ия, и от души поблагодарить вас за все.

И она снова сильно, не по-женски, тряхнула в энергичном пожатии худенькие пальчики Ии.

Эта энергичная молодая особа с её правдивыми глазами, честным, суровым лицом и простой безыскусственной, лишенной всякой аффектации речью, сразу понравилась Ии. Ей казалось что она давно знает Зинаиду Юрьевну. Знает и уважает ее и за цельность натуры, и за желание пробить себе путь в жизни далеко не легким способом.

Жура и Надя, как маленькие котята, ласкались к матери; они любовно гладили её руки, перебирая худые длинные пальцы молодой женщины, и нежно заглядывали ей в лицо.

Зинаида Юрьевна, в свою очередь, то и дело, гладила кудрявые головки и разрумянившиеся личики детей.

— Журка, Наденыш мой, рады меня видеть? Знаю, знаю, что рады, малыши! Я и сама без вас, нет мочи, как соскучилась. Да недосуг был заглянуть сюда к вам. Репетиции y меня по общей гигиене и по анатомии были. Впрочем, все это пустой звук для вас, глупышки вы мои! A сегодня, в сочельник, не могла не прийти и оставить вас без обычных подарков. — Ну, что, нравится тебе моя кукла, Наденыш, a тебе, Евгений, по душе пришелся мотор? Его бензином наливать надо… Как настоящий.

— Прелесть, мамочка, что за моторчик! Ия Аркадьевна, милочка, посмотрите, и какую мне мама принесла игрушку, — и Жура протянул Ии действительно прелестную игрушку, крошечную копию настоящего автомобиля.

— A мне куклу, глядите, какую. Она на нас с Журой похожа, и глаза, и локоны, как y нас! — подбегая к Ии с другой стороны с хорошенькой французской куклой, захлебываясь от удовольствия, лепетала Надя.

— Нарочно и выбрала такую, — улыбаясь, говорила молодая мать.

— Ну, a теперь зажигайте елку, потешьте вашу маму, устала она от своих лекции и репетиций, хочется ей самой подчас в ребенка беззаботного превратиться. — И говоря это, Зинаида Юрьевна улыбнулась милой, простодушной улыбкой, чрезвычайно скрасившей и молодившей её суровое лицо.

С веселым смехом и суетой дети в сопровождении Ии бросились к елке и стали зажигать прелестное деревцо.

Когда разгорелись разноцветные свечи на елке и вся она, зеленая, пышная и нарядная засияла десятками огоньков, в дверь детской неожиданно постучали.

— Принимают гостей? — послышался знакомый голос с порога.

— А, дедушка, дедушка! Тебя нам только и не хватало, смотри, даже мама пришла! — И дети весело устремились навстречу старому князю.

— Здравствуй, отец, — подошла следом за ними к Юрию Львовичу его старшая дочь.

— Здравствуй, Зина, рад тебя видеть! Не очень-то ты балуешь своими посещениями твоего старика, — с ласковым упреком обнял Градову князь.

— Что делать, отец, ты же знаешь, лекции берут все мое время, к тому же и уроки, которые я даю…

— Урожденная княжна Вадберская не должна была бы давать уроки, когда её старый отец может помочь ей, поделиться с ней теми крохами… — с горечью начал князь.

— Вот именно, крохами, отец, — перебила его Зина. — Если бы ты был обеспечен, я бы, не задумываясь, приняла твой помощь, но, дорогой, я знаю, что твоей пенсии едва хватает на содержание семьи и моих же детей. Ты и так уже много делаешь для меня, помогаешь мне в воспитании Евгения и Надежды, а…

— Зина, Зиночка, послушай, дружок мой, своего старого отца. Оставь ты свой институт, свою медицину, не для тебя все это, не для твоего хрупкого здоровья, Зина. Поселяйся с нами, заживем вместе. И дети будут рады несказанно, да и я… Утешь старика, — зашептал тихим голосом князь, стараясь говорить так, чтобы Ия с детьми не могла его услышать.

Зина нахмурилась. Резче выступила глубокая черточка между бровями на лице молодой женщины.

— Опять ты за прежнее, отец, — сказала она, пожимая досадливо плечами. — Я знаю, ты любишь меня и был бы счастлив сознавать, что я нахожусь тут же y тебя под крылышком, но, повторяю тебе то же, что говорила уже и раньше. Раз я начала, какое бы то ни было дело, я должна довести его до конца. Я поступила в медицинский институт, чтобы по окончании его сделаться женщиной-врачом. Не хочу скрывать, не одна только идея помощи ближним руководит мной, нет, хотя я и люблю людей и всею душой стремлюсь принести им пользу, но и своих детей, вот этих самых глупышек Надю и Журку люблю я сильно и идея вывести их личными средствами в люди преследует меня день и ночь. Их покойному отцу, так безвременно умершему, поклялась я выполнить это и должна сдержать мою клятву, чего бы она ни стоила мне. А, во-вторых, отец, если две медведицы не уживаются в одной берлоге, судя по русской пословице, то как же ты хочешь, чтобы ужились в ней целые три, да еще такие разнородные по характеру, как Констанция Ивановна, я и Нетти, — и, скрашивая горечь слов своей милой, добродушной улыбкой, Зинаида Юрьевна нежно обняла отца и поцеловала его в лоб.

Этот вечер сочельника долго остался в памяти Ии. Из нижнего этажа, из гостиной, сюда доносились звуки модного танца, бойко разыгрываемого Нетти… Потом танец сменился шансонеткой, спетой кем-то из молодых людей.

Наконец, до слуха собравшихся в детской, дошло хоровое пение. Но здесь никто его даже и не слышал. Все были заняты друг другом в этой небольшой уютной комнатке, где царило самое неподдельное веселье.

Маленькое зеленое деревцо сияло своими разноцветными свечами, распространяя запах хвои, такой свежий и приятный. Угощенье, состоящее из яблок, пряников и леденцов, казалось куда вкуснее фруктов и кексов, подаваемых в хрустальных вазах гостям, там внизу.

A самое приятное было видеть счастливые личики детей, так искренно, от души веселившихся около елки…

Глава VII

Наконец, он наступил так давно ожидаемый Нетти день бала!

Уже с самого утра поднялась в доме невообразимая суматоха. Горничная Луша то и дело бегала по лестнице, свистя накрахмаленными юбками, стуча каблуками. Констанция Ивановна, перерывая весь гардероб в шкафной, кричала так громко, переговариваясь с Нетти, которая примеряла чуть ли не в сотый раз свой костюм Весенней Зари внизу в будуаре, что заниматься сегодня с детьми Ии не представлялось никакой возможности. С досадой она захлопнула тетрадки и велела своим маленьким воспитанникам собираться на прогулку.

Но прогулка должна была быть сегодня тоже отменена.

— Ия, будьте так любезны, — скорее тоном приказания, нежели просьбы, обратилась Нетти к невестке, — принесите мне шпилек-невидимок для прически и ленту для веера. Понимаете, бледно-розовую муаровую ленту… Только поторопитесь с покупками, пожалуйста. Да, ради Бога, не берите вы с собой детей в магазины. Они только стеснят вас.

Еще через полчаса, вернувшейся Ии пришлось мчаться к парикмахеру, который недостаточно крепко завил фальшивые локоны Нетти, потом за перчатками и английскими булавками…

Когда, устав до изнеможения, молодая девушка вернулась, наконец, исполнив чуть ли не десятое поручение невестки, она увидела Нетти, сидевшую перед зеркалом и тщательно натиравшую себе лицо каким-то кремом.

— Знаете, так оно лучше будет, свежее к вечеру, — смутившись при виде удивленного взгляда Ии брошенного на нее, оправдывалась молодая женщина.

— Да, удивительно помогает, — примеривая y другого зеркала огромную накладку из фальшивых волос, произнесла Катя. — Дайте мне тоже потом попробовать, Нетти.

— Что? — Глаза Ии расширились от удивления. — Катя! — невольно вырвалось y неё.

— Что, Катя? — пожала плечами девочка.

— Не думаешь ли ты, что я, как старшая сестра разрешу тебе делать такие глупости?

— Какие глупости? Я не вижу глупостей ни в чем.

Губки Кати мгновенно надулись. Лицо приняло неприятное, капризное выражение.

— Перестань глупить, Катя, — уже строгим тоном заговорила Ия, — я не разрешу тебе, еще девочке годами, делать этих глупостей… Изволь снять сейчас же этот нелепый накладной шиньон и не смей прибегать ни к какой косметике. Иначе я принуждена буду отвезти тебя сегодня же в пансион.

— Это будет крайне бестактно с вашей стороны, Ия, — неожиданно резко вмешалась в разговор сестер Нетти, в то время как Катя громко ахнула и залилась слезами.

Серые глаза Ии стали совсем стальными. Сурово взглянув на невестку, она, отчеканивая каждое слово, произнесла:

— Я попрошу вас не баловать мою сестру, Нетти. Она еще совсем девочка и кружить ей голову не следует вовсе. Перестань капризничать, Катя, если ты не хочешь, чтобы я осуществила на деле свои слова.

— Ты… ты… Де… с… по… тка! Ты… ты меня го…то… ва… ли… шить последнего счастья! — всхлипывала Катя, театрально откидывая голову на спинку кресла.

— Боже мой! Боже мой! Да что же это с ней… Я решительно не узнаю ее! — почти с ужасом вырвалось y Ии и она поспешно направилась к двери.

Но Неттин голос остановил ее на пороге.

— Да, кстати, Ия, в каком же костюме будете нынче вы?

— То есть в каком костюме? — удивленно переспросила молодая девушка.

— Да, ведь, нелепо остаться такой монашкой, в вашем черном платье, когда все будут в костюмах и в масках.

— Ho y меня нет денег, чтобы приобрести подобающий костюм, Нетти, — холодно отвечала Ия.

— Ах, Боже мой, но кто же говорит про деньги! У maman и y меня — масса разного старого тряпья, всякого ненужного хлама, из которого вполне можно соорудить прехорошенький костюм.

— Благодарю вас, но мне он не нужен, — сдержанно поблагодарила Ия.

— Какая же вы, однако, эгоистка, Ия, — внезапно вспыхнув, с досадой бросила Нетти, — вы непременно хотите испортить удовольствие нам всем. Все будут нарядны, прекрасно одеты, интересны в своих костюмах, a вы одна составите среди нас черное, мрачное пятно…

— Но я могу не выходить в гостиную, чтобы не испортить вам праздника своим мрачным видом…

— Ах, это еще хуже будет. И Кутузовы, и Раевские, и Блацы, и Завьяловы, все скажут, что мы не пригласили вас на вечер и держим в черном теле"и A ведь вы не простая гувернантка, a сестра AndrИ.

— Так вот оно что! — тонко улыбнувшись, произнесла Ия, — хорошо, хорошо, я сделаю так, что и овцы будут целы и волки сыты, — с той же улыбкой заключила она и, мельком взглянув на все еще плачущую Катю, вышла из будуара.

Лишь только фигура Ии скрылась за дверью, Нетти подошла к Кате, приподняла её залитое слезами лицо и произнесла сладеньким голоском.

— Перестаньте же плакать, детка. Утрите ваши очаровательные глазки. Не стоит их портить даром. Ваша сестра себялюбивая эгоистка, я увидела это с первого раза, и потом она, действительно, деспотична, вы молодец, что отчитали ее, a кроме того, и завистлива она на редкость.

— Как? Что? Завистлива? Ия?

— Ну, да, завистлива, чему вы так удивились? Она запретила вам надевать локоны потому только, что вам они чрезвычайно идут. Она боится, что в них вы будете лучше её. И она права. Вы гораздо красивее вашей сестры, Катя. Она сама сознает это и страшно злится, по-видимому. Посмотрите на себя в зеркало, детка. Ну, разве вы не красавица? С этими-то чудными огневыми глазками, с прелестным носиком и очаровательным ртом! Взгляните только и вы сразу проникнете в те вполне понятные чувства, которые волнуют вашу дражайшую сестричку.

Катя, повинуясь указанию невестки, взглянула на себя в зеркало. И, действительно, показалась себе красавицей в этот миг. Никогда не нравились девочке, как сейчас, её собственные глаза и все неправильные черты её некрасивого, но привлекательного личика.

С одним только не могла согласиться Катя, что Ия, её серьезная, сосредоточенная, всегда думавшая о других старшая сестра, могла быть эгоисткой, да еще вдобавок завистливой!, Но противоречить Нетти Катя не решалась из боязни рассердить свою новую подругу, и благоразумно смолчала, несмотря на то, что где-то глубоко в тайнике её души копошилось сознание её невольной вины перед Ией.

*  *  *

В десять часов вечера скромную квартиру Вадберских и Баслановых нельзя было узнать. То и дело подъезжали к подъезду наемного особняка извозчичьи и собственные кареты, сани и автомобили. Горничная Луша с двумя нанятыми на этот вечер официантами каждую минуту неслась в прихожую на раздававшиеся там постоянно звонки.

Вскоре небольшая передняя наполнилась шубами, дамскими манто, форменными пальто и шинелями военных. В гостиной, превращенной теперь в танцевальный зал, сдержанно шумела пестрая толпа костюмированных. Самого разнородного вида маски попадались тут. Были здесь и мифологические боги и богини, были пастушки, коломбины, четыре времени года, Пьеретты, цветочницы, ночи, гении, Мефистофели, демоны, римские воины, рыцари, монахи, цветы, Пьеро, паяцы и прочее, и прочее, и прочее. Маски скрывали лица приезжающих. Только более пожилые гости, почтенные отцы и матери семейств явились без них.

Сама княгиня Констанция Ивановна без маски, в великолепном национальном костюме Старой Венеции, опираясь на руку князя Юрия Львовича, оставившего, благодаря усиленным просьбам домашних, на этот вечер и свой уединенный кабинет, и свои мемуары, радушно встречали гостей на пороге гостиной.

Никто бы из приехавших сюда повеселиться не сказал, глядя на них теперь, что эти хозяева дома, те самые князья Вадберские, когда-то богатые и теперь проживающие последние крохи их оставшегося состояния. Беспечность, широкое хлебосольство и полнейшее отсутствие забот о завтрашнем дне — сказалось как в них самих, так и в окружающей их обстановке.

Взятая на прокат мебель, посуда, прислуга, тонкие, дорогие закуски и ужин, фрукты, конфеты и крюшон, искусно замороженный в небольшом ледяном гроте, устроенном на отдельном столе в столовой, — все это давало полную иллюзию богатства и роскоши.

И все это было сделано для одной Нетти её баловником-мужем.

Сама Нетти в её, действительно, роскошном костюме Весенней Зари, стоившем многих бессонных ночей Андрею Аркадьевичу, была, как говорится, на седьмом небе от счастья.

Хотя плотная бархатная маска и скрывала её лицо, но по всем её движениям, a главное по роскошному костюму, искусно разрисованному акварелью, о котором сама Нетти успела разболтать всем своим друзьям и знакомым, все сразу узнали молодую хозяйку дома.

Подле неё вертелись, звеня бубенчиками, пестрый арлекин и белый Пьеро в колпаке с кисточкой и широчайшем костюме. Тут же порхал изящный Мотылек, миниатюрная фигурка Кати, одетой при помощи Нетти в удачно сооруженный из разного мишурного тряпья прехорошенький костюм. Катя не отходила ни на шаг от своего кумира, a от Кати, в свою очередь, не отходил забавный китаец в пестром костюме, широкой куртке и штанах, с привязной косой.

Когда большая часть гостей уже съехалась и приглашенный тапер, заняв свое место за роялем, ударил по клавишам, стройный арлекин подбежал к Нетти и расшаркался перед ней.

— Могу я просить вас о милости открыть со мной бал, прекрасная княжна?

Нетти вспыхнула под своей маской.

— Опять княжна? Не злите меня, Пестольский. Что скажет AndrИ, когда услышит, как вы называете меня. И потом, как вы меня узнали?

— О, что касается до этого, то если бы здесь была не одна, a целая тысяча аналогичных с вами по костюму весенних зорь, то я бы узнал вас из этой тысячи, божественная княжна.

— Какой вы забавный! Какие вы всегда болтаете глупости! Следовало бы вас хорошенько наказать за это и оставить без танцев, но я сегодня так счастлива, что прощаю вас. — И, говоря это, Нетти положила на плечо молодого офицера свою изящную маленькую ручку, стянутую узкой белой перчаткой, и закружилась с ним по зале под нежные, мелодичные звуки вальса.

В это время перед Катей очутились сразу два кавалера: один широкоплечий, статный, в наряде русского боярина, высокий, кудрявый, настоящий русский молодец, другой — ломающийся и подпрыгивающий, как обезьяна, Пьеро.

— На тур вальса, прелестный мотылек! — процедил сквозь зубы юнкер Дима Николаев, расшаркиваясь перед девочкой в то время, как статный боярин без слов обвил рукой её талию.

— С тобой, с тобой, Андрюша! — весело вскрикнула девочка, мгновенно узнав по костюму брата.

— Позвольте, a я то как же? — засуетился Пьеро.

— A с вами потом, — решила она, уносясь под дивную мелодию на середину залы в крепких объятиях брата.

Потерпев неудачу, Пьеро кинулся к первой попавшейся барышне, одетой французской маркизой, в мушках и напудренном парике, и пригласил ее.

Вмиг и третья пара закружилась по зале. За ней четвертая, пятая, шестая…

Старики прошли в соседнюю с гостиной комнату, где их гостеприимно поджидали раскинутые для карт ломберные столы с развернутыми веером карточными колодами.

Дамы и не танцующие гости поместились за чайным столом в столовой под наблюдением старшей хозяйки дома.

На этот раз чай разливали и разносили наемные официанты и Луша. Ия была наверху. Она не спеша укладывала спать близнецов, ласково переговариваясь с ними.

Несмотря на все настояния хозяев, молодая девушка категорически отказалась пустить детей в залу смотреть танцующих хотя бы на самый короткий срок.

— Не дело, малыши, совсем не дело, — говорила она порывавшимся вниз детям. — Завтра рано вставать надо, заниматься. С какими же головами вы будете присутствовать на уроках? Да и потом, что интересного в том — смотреть, как веселятся другие. Я понимаю, если самим танцевать, это еще другое дело, — уговаривала и убеждала детей Ия. — A мы лучше завтра днем в цирк отправимся. Я афишу читала. Каких там медведей показывают, просто прелесть! И на велосипедах они ездят, и на колесных коньках катаются, совсем как люди. Хотите поехать взглянуть?

— Хотим, хотим! — в один голос отозвались близнецы.

— Ну, вот и прекрасно, поедем, значит, a теперь засыпайте поскорее.

— A вы, Ия Аркадьевна, пойдете вниз? — приподнимая свою кудрявую головку с подушки, осведомилась Надя.

— Ты слышала, детка, как тетя Нетти просила меня об этом. Но не скрою. Мне гораздо было бы приятнее лечь пораньше спать.

— Разве вы не любите танцев?

— Нет, люблю. В институте я много и охотно танцевала. Но то общество, которое собралось нынче внизу, мне совсем незнакомо, и я не имею никакой охоты сегодня танцевать.

Ия говорила правду. Ей не только не хотелось, a было трудно спуститься вниз и заниматься гостями. Но делать было нечего — приходилось идти из опасения обидеть Нетти.

Лишь только заснули дети и их ровное сонное дыхание долетело до ушей молодой девушки, она не торопясь отложила в сторону книгу и подошла к крошечному зеркальцу, повешенному над столом. Глядя в него, она расчесала свои короткие густые волосы, успевшие уже значительно подрасти за эти два последних месяца после болезни, и перевязала их лентой, (несложная прическа, которую она теперь носила каждый день). Затем взяла со стула приготовленное ею черное скромное платье и черный же шерстяной платок. Платье сна проворно накинула на себя. Платком же повязала голову совсем так, как это делают монахини. Затем вынула из ящика комода купленную ею накануне черную бархатную маску и надела ее себе на лицо.

Взглянув на себя еще раз в зеркало, Ия осталась вполне довольна своим костюмом. Отразившаяся в стекле строгая черная фигура давала полную иллюзию обительских послушниц. Тем более была счастлива Ия, что ей не пришлось заимствовать наряд y Нетти или y княгини, и что она сама могла, затратив самую крошечную сумму, сделать этот удобный для себя костюм.

Взглянув еще раз на крепко спящих детей, она поправила лампаду перед божницей и неслышно выскользнула из комнаты.

Еще в верхнем коридоре стали доноситься до её ушей звуки музыки, шарканье ног и веселые голоса танцующих. Не спеша, Ия спустилась в залу.

Глава VIII

— Ба! Ба! Кого я вижу! Прелестная монахиня, разреши просить тебя окунуться в мир житейской суеты, умчать тебя, в вихре бешеного вальса, — услышала Ия странно знакомый голос.

— Так как я монахиня только на сегодняшний вечер и мне не придется возвращаться в мою угрюмую обитель, то охотно принимаю ваше приглашение, — с низким поклоном отвечала Ия, сразу входя в свою новую роль.

Стройный арлекин, звеня бубенчиками, обвил рукой её талию и они понеслись. Несмотря на полное нежелание танцевать в незнакомом обществе, Ия при первых же звуках немного грустного вальса, который она всегда предпочитала всем остальным танцам, почувствовала смутное удовольствие. Чудесные, нежащие звуки музыки ласкали ее. Сами ноги неслись, казалось, под эту красивую, нежную мелодию. К тому же её кавалер, пестрый арлекин, танцевал прекрасно. И словно сама Ия с каждой секундой делалась все легче, все воздушнее, соразмеряя с ним свои движения.

— Parqleu! (Непереводимое восклицание) Ho вы танцуете, как богиня! Я ничего лучшего еще не встречал на своем веку… Такая легкость и грация, parole dhonneur! (честное слово), — восторженно нашептывал ей её кавалер, продолжая свои удивительные пируэты.

От этих слов еще веселее стало на душе молодой девушки. Она давно не танцевала, не веселилась. A молодости не присущи угрюмость и суровость. Ия отлично сознавала это и не находила ничего предосудительного в том, что она так весело, от всей души кружится сейчас по зале с пестрым арлекином, умеющим так прекрасно вальсировать. Но вот он расшаркался перед ней и посадил ее на место.

— Ты прелестно танцуешь, очаровательная отшельница, — переходя на пресловутое маскарадное «ты», произнес кавалер Ии.

Потом он исчез на минуту и возвратился, ведя с одной стороны римского воина, с другой — пастуха.

— Выбирай любого! — прозвучало в тот же миг над головой Ии.

Последняя протянула руку скромному пастушку, и опять с этим новым кавалером закружилась по зале.

A тихие, вкрадчивые звуки вальса так и баюкали, так и нежили слух. Они то пели свирелью, то звенели раскатисто сотнями серебряных струй, то рокотом нежного морского прибоя ласкали ухо. Ия носилась по зале, едва касаясь маленькими ножками земли.

— Как приятно танцевать с тобой, маска, не чувствуешь даже тебя, так ты воздушна и легка! — сказал ей, усаживая ее на место, её новый кавалер.

A тут уже ждали ее другие бальные танцоры.

— Смиренная монахиня, удостой меня, убогого, осчастливь! — послышался знакомый голос за спиной. Она живо обернулась. Русский мужичок в широких шароварах и в поддевке стоял перед ней, неуклюжий, забавный, смешно переминаясь с ноги на ногу, с гармоникой под мышкой, с плетеными лаптями на ногах.

— Ха-ха-ха! — рассмеялась Ия, — князь Леонид, сразу узнала по голосу!

— Какой князь Леонид, просто убогий мужичонка, бобыль Ефремка из села Михайловки, что близ Яблонек, по соседству, значит. Знакомо, чай, село-то тебе, мать святая? А? — умышленно подражая крестьянскому говору, басил старший из братьев Вадберских.

— Господи! Да неужели же вы и почтаря Ефрема знаете? — внезапно обрадовалась при знакомом имени Ия.

— A то как же? Он ведь не только к вам в Яблоньки, a и к нам в Лесное почту возил.

Словно родным деревенским воздухом, знакомой родной обстановкой повеяло на Ию при этих словах юноши. Встали, как по мановению волшебной палочки, перед ней картины недавнего родного прошлого… Воскресли перед мысленным взором девушки дорогие далекие образы… И сразу потянуло туда, далеко, в родное гнездо… Потом сразу мысль перескочила на сестру, постоянно тревожившую Ию.

— Катя, a Катя, где же она, однако? — невольно пронеслось в голове Ии, уже безо всякого удовольствия кружившейся теперь по зале с рыжим князьком, поминутно сталкивающимся с другими танцующими парами и наступающим на ноги своей дамы.

Сегодня, перед вечером, ей удалось только мельком увидеть Катю, когда та прибежала показаться ей за пять минут до начала бала в их «детскую.» Теперь же, попав сразу в шумную атмосферу бала, и отдавшись так неожиданно нахлынувшей на нее волне непривычной маскарадной суеты и веселья, молодая девушка на миг позабыла о младшей сестре.

— Непростительная оплошность! Где же она, однако? — тревожно ища глазами по зале нарядного пестрого мотылька и все сильней волнуясь, думала Ия.

— Довольно, довольно, благодарю вас, князь! — обратилась она к своему кавалеру, потеряв окончательно всякое желание продолжать танцы.

— Ну вот, уж и довольно, экая вы, право! A я только что разошелся, признаться сказать. Кажется, не очень ваши ноги пострадали? Нетти, та со мной ни за что не пойдет и все её кисейные барышни-подруги тоже, — своим грубоватым тоном бросал Леонид, — иначе, как слоном, они меня и не называют.

— Мерси, мерси, я не могу больше! — энергично приняв руку y своего кавалера, Ия выскользнула из круга танцующих. Теперь она порхнула по зале, ловко лавируя среди вальсирующих пар.

Маленькая маркиза с задорными мушками на щеке и подбородке, под руку со средневековым рыцарем внезапно заступила ей дорогу.

— Наконец-то ты вышла из твоего монастыря, прелестная отшельница, — слегка ударяя Ию веером по плечу, насмешливо произнесла она, наклоняя лукавым движением на бок свою пудреную головку, — и не надоело тебе быть, однако, ключницей и кастеляншей в этой обители?

Ия вздрогнула, сразу поняв насмешку.

— Я не нахожу в этом ничего дурного, — помимо воли горячо вырвалось y неё.

— Но с твоей внешностью, с твоим образованием и воспитанием, милая скромница, ты могла бы найти себе лучшее применение, нежели быть нянькой и домоправительницей там, где все равно не оценят твоих услуг, — снова засмеялась под кружевом маски незнакомка.

— Клянусь, не знаю более скучных обязанностей! — вторил ей рыцарь, её кавалер.

«Какие они все злые, однако, — с затаенной горечью обиды подумала Ия, — ведь это они смеются надо мной. Они не знают, что ради мамочки и Кати я готова нести еще и не такую трудную службу.» — И она поспешила уйти подальше от насмешливой парочки.

Между тем, вальс сменился кадрилью.

— Mesdames et messieurs, prenez places! — надрывался дирижер.

— Смотрите, видите эту черную фигуру… Мрачная личность, пробирающаяся из залы, это сестра молодого Басланова, — в тот же миг услышала Ия чей-то заглушенный шепот за собой.

— Что за странность нарядиться, точно на похороны.. Ведь Басланов зарабатывает не мало, не мог поприличнее одеть сестру, неужели же… — отвечал на это другой.

Дальше молодая девушка не пожелала слушать. Ей казалось, что пол горел y неё под ногами, пока она пробиралась к порогу залы.

В соседней столовой, y ледяного грота с крюшоном, стояло несколько масок: пронырливый китаец, пестрый арлекин и бойкий Пьеро. Тут же была и Нетти, оживленная, смеющаяся, между Цветком Алого Мака, Доброй Феей и Мотыльком… Они все оживленна болтали, прихлебывая прохладительное питье из хрустальных бокалов. Очевидно, молодые люди не в первый раз подходили к крюшону, потому что движения и речи их были развязнее и порывистее, чем всегда.

— А, прекрасная монахиня, — при виде Ии весело вскричал арлекин, — вот неожиданное открытие, mesdames, вообразите, сие смиренная отшельница всех вас, как говорится, за пояс заткнула, по части грации и искусству танцев. Ия Аркадьевна легка и воздушна, как Сильфида и, право, многие из ваших дам и барышень могли бы позавидовать ей.

— Ха, ха, ха, — не совсем естественно рассмеялась Нетти, не выносившая, чтобы в её присутствии хвалили других.

— Вы пристрастны, monsieur! — пропищал Красный Мак, всячески старавшаяся не быть узнанной её собеседниками.

— Воображаю танцующей эту провинциалку, — шепнула на ухо Пьеро Добрая Фея.

— Га-га-га! — заржал Пьеро диким смехом Димы Николаева и ломаясь, и извиваясь с искусством настоящего клоуна, он ни с того ни с сего обратился к барышням с довольно своеобразным заявлением: — A вот, если б вы видели только лошадь князя Контакузен, mesdames. Она взяла первый приз на последних скачках. Mille diables, не лошадь, a огонь!

— На такую не грех поставить, — вращая черными щелочками глаз в отверстии маски, вставил китаец, прихлебывая крюшон из хрустальной стопки.

— A разве ты играешь на скачках, милый китайский мандарин? — кокетливо смеясь, обратилась к китайцу Добрая Фея.

— A ты умеешь держать на привязи твой болтливый язычок, волшебница

— Мы не болтливы, сударь! За это подозрение не желаю говорить с вами, — обиделась маска.

— Увы мне! Увы мне! — воздевая руки к небу, запел китаец.

— Мотылек, разреши наполнить этой живительной влагой твой бокал, — обратился арлекин к Кате.

Девочка со смехом протянула ему опустошенную ею только что стопку. Её глаза неестественно блестели. Из-под кружева полумаски то и дело сверкали в улыбке зубы. Катя никогда за всю свою коротенькую жизнь не брала в рот вина и нынче впервые, по настоянию Нетти, выпила холодного крюшона. Последний сразу ударил ей в голову, заставляя беспричинно смеяться на каждое слово. Лицо её пылало под маской, голова слегка кружилась. Но тем не менее она храбро поднесла к губам стопку, наполненную шампанским, ни в чем не желая отставать от старших.

Как раз в эту минуту рука подоспевшей Ии удержала ее:

— Перестань, Катя, это вредно и некрасиво. Ты еще ребенок, a детям не полагается пить вина, — произнесла она, взяв y девочки бокал с искрящейся влагой.

— Но как строго, однако… — засмеялся Пьеро, вертясь на каблуке.

— В монастырях проповедуется пост, молитва и полное воздержание от спиртных и виноградных напитков, — тоненьким фальцетом протянул арлекин.

— Вот еще! — надула губки Катя, — я не понимаю, почему ты, Ия…

Она не договорила, потому что Нетти отвела в эту минуту старшую золовку в сторону и, сверкая глазами, зашептала ей, мало заботясь о том, слышат ее или нет.

— Ия, что вы сделали? Вы же осрамили нас с AndrИ.

— Я? Осрамила? Что вы еще выдумали, Нетти? — с неподдельным изумлением вырвалось y той.

— Не притворяйтесь, пожалуйста, моя милая, вы отлично знаете, что я хочу сказать! Взгляните на себя, как могли вы показаться на вечере в этом жалком тряпье! Ведь вы же родная сестра AndrИ! Что будут говорить о нас с мужем! Скажут, балы устраивают, a бедную молодую девушку одели в лохмотья, как какую-то нищую или Сандрильону. Если б я знала это раньше, то ни за что не пустила бы вас сюда в этом затрапезном виде.

Ия слушала, не веря ушам. Неужели уже настолько была мещанкой эта блистательная Нетти, чтобы делать ей такие нелепые, пошлые замечания, да и притом вслух, при всех!..

Оскорбленная, негодующая, взглянула она на невестку.

— Это легко поправить, — металлическим тоном произнесла она, — большая часть гостей меня не узнала, и я постараюсь незаметно скрыться от тех, кто меня видел и уже не возвращаться сюда, чтобы не компрометировать вас моим костюмом. Таким образом, инцидент будет исчерпан, я надеюсь, вполне, — спокойно, но с легким оттенком насмешки проговорила она, направляясь к двери.

— Это будет самое лучшее, что вы могли придумать, — холодно бросила Нетти вдогонку молодой девушке. Но та не слышала ее. Мысли Ии были теперь заняты уже другим.

— Катя, — позвала она с порога сестру, — я надеюсь, что ты не будешь больше делать глупостей, пить вина, и тотчас же после ужина пойдешь спать. Тебе, как девочке, еще рано оставаться до самого конца бала.

— Ого, какая строгая, однако, старшая сестрица! — паясничая, пропищал Пьеро.

— Она страшная деспотка и завидует Кате, — успела шепнуть Нетти своим друзьям.

— Смотрите, пожалуйста, a на вид смиренница какая, воды не замутит!.. — засмеялся Красный Мак, в лице Нины Завьяловой.

— В тихом омуте, вы знаете… — подхватила её сестра Ольга.

— Офелия, ступай в монастырь!* — подскочил к Ии арлекин, успевший уже приложиться к десятому бокалу, и вследствие этого не совсем твердо державшийся на ногах.

— Офелия, о нимфа! — помяни меня в твоих святых молитвах*, — внезапно опускаясь на одно колено, с патетическим жестом продекламировал Дима Николаев — неугомонный Пьеро.

Но Ия уже не слышала того, что ей говорили. Со смутным чувством глухого раздражения, впервые появившимся в её душе, она поднялась к себе в детскую. Здесь перед божницей теплилась лампада. Слышалось ровное дыхание спящих детей, и на нее сразу пахнуло атмосферой патриархального уюта, покоем и сладкой грустью.

Смутно заглушенные несколькими дверьми, долетали сюда звуки мазурки, веселые выкрики дирижера… Топот сотни ног… Звонкие, молодые всплески смеха… Но молодая девушка ничего не слышала. Она достала из бювара лист почтовой бумаги и села за письмо к матери.

• Фраза из классической трагедии В.Шекспира «Гамлет».

Глава IX

Весь этот вечер Катя была, как во сне. От выпитого с непривычки крюшона голова девочки кружилась все сильнее и сильнее. Смех делался все громче и неестественнее. A тут еще подоспели и новые впечатления: её первый бал, её положение взрослой барышни, танцевавшей впервые с настоящими взрослыми кавалерами, — все это усугубляло её волнение. К тому же Валерьян Вадберский, прячась под своей хламидой китайца, наперерыв с Димой Николаевым говорили ей поминутно комплименты, громко восторгались её внешностью, грацией и изяществом, танцуя с ней по несколько раз подряд, и словно по уговору отличая ее перед всеми остальными барышнями.

Бедная Катя! Она не слышала того, что говорилось в то же время за её спиной этими юными шалопаями.

— Она божественно глупа, — величественно глупа ваша Катя! — шептал со смехом Дима на ушко Нетти.

— Послушай, сестра, мой Громобой, ей Богу же, умнее нашей молоденькой родственницы, a ведь, он только лошадь. A эта девица, вообрази, только и знает, что хохочет на всю ту ерунду, которую я напеваю ей в уши… — Нет, она великолепная дурочка, эта милая Katrinе ! — вторил ему Валерьян Вадберский, обращаясь к Нетти.

— Но ты уж не очень, Валя… — с притворным беспокойством останавливала брата молодая женщина.

— Да, я и так не очень… но тсс! Вот она, легка на помине! Идет.

— M-lle Katrine, m-lle Katrine — хотите, я очищу вам грушу? — бросился он с видом непритворной любезности навстречу Кате.

— Грушу? Ха-ха-ха! — смеясь тем же неприличным смехом, лепетала та, — ах, нет, не надо груши, я не хочу груши. Я ничего не хочу… У меня болит голова. Вот если бы можно было выйти сейчас на крыльцо подышать свежим воздухом!.. Но этого нельзя! — заплетающимся языком произнесла бедная девочка.

— VoilЮ une idИe! (Вот идея!) Почему нельзя? Какой вздор!.. И не только на крыльцо, но и прокатиться можно… Хотите, я приведу мотор и мы все прокатимся, — предложил князек Валерьян, обращаясь ко всему кружку.

— Идея! Идея! Отлично, отлично, мы все поедем! — весело захлопали в ладоши обе барышни Завьяловы и Нетти.

— A как же Ия? Она будет недовольна! — непроизвольно сорвалось с губок Кати.

— Бэби, маленькая бэбичка какая, подумаешь, — засмеялась Нина Завьялова, — без спросу y сестры шагу ступить не смеет! Однако же, и держит вас в руках ваша Ия! Стыдитесь, m-lle Katrine, так слепо повиноваться сестре, которая немногим старше вас.

— Она заметно командует вами! — подтвердила вторая Завьялова, Ольга.

— Возмутительно, — вмешалась в разговор Нетти… — Ия до сих пор, вообразите, считает Катю ребенком, из личных соображений, конечно. Ведь, согласитесь, однако, mesdames, неприятно иметь около себя сестру, которая и моложе, и свежее, и красивее её. Ха, ха! A наша Иечка далеко не так глупа, чтобы не сознавать этого.

— Однако, mille diables, mesdames, едем мы кататься или нет? — повышая голос, нетерпеливо спросил Валерьян.

— Едем, едем! Только мы одни поедем, уговор лучше денег, больше не возьмем никого… A то пойдут охи, вздохи, ахи и причитанья, — возбужденным тоном говорила Нетти, — и даже AndrИ не возьмем. Мне надоели его вечные страхи: Нетти, ты простудишься, Неттичка, заболеешь, не ходи туда, не езди сюда! Боже, от тоски с ума сойти можно! Нет, уж я лучше предпочитаю остаться дома, нежели выносить все это.

— Разумеется, разумеется. Поездка без старших куда лучше! — вторил ей Пестольский, веселый арлекин,

— Чудесно, бесподобно, божественно! — пищали барышни Завьяловы.

— В таком случае, addio, исчезаю за мотором, — и на ходу срывая маску и привязанную косу китайца, князь Валерьян бросился через кухню и черный ход исполнять поручения расходившейся молодежи.

A получасом позднее мимо удивленной прислуги тем же путем, словно маленькая группа заговорщиков уже одетая в добытые Лушей из передней шубы и шинели молодежь со сдержанным смехом высыпала на заднее крыльцо.

*  *  *

Студеный морозный воздух сразу отрезвил Катю. Холодный крещенский вечер захватил ее. Зимний ветер щипал лицо, щеки, нос и проникал в горло овладевая её дыханием.

Автомобиль, раздобытый князем Валерьяном, несся стрелой по снежной дороге.

— Как хорошо, как чудесно! — то и дело восторгались барышни.

— Таинственное, романтическое похищение четырех граций! — смеясь, говорил Дима Николаев. — А, и вы, Екатерина Аркадьевна, любите кататься в автомобилях? — обратился он к Кате, сидевшей на коленях Нетти, поместившейся между сестрицами Завьяловыми.

Ложный стыд помешал сознаться девочке, что она никогда еще не ездила на моторе до сегодняшнего вечера, и Катя предпочла обойти молчанием этот вопрос.

— Куда же мы едем, однако? — поинтересовалась Нетти.

— Туда, туда! Прямо все, прямо, на край света, где он держится на одном из китов, — шутил Дима.

Его и без того маленькие глазки стали еще меньше и казались щелочками. Катя видела, что эти щелочки задорно и насмешливо поглядывали на нее… От Димы пахло вином, и вся его нетрезвая фигура внушала Кате гадливое отвращение.

— Какой противный! Пьет вино и говорит глупости, — произнесла мысленно девочка, стараясь не смотреть на Диму и других спутников, которые теперь казались ей не лучше подвыпившего Димы, и искренно наслаждаясь быстрой ездой.

Мимо мелькали молниями дома, фонари, улицы… Проехали тихую окраину, вылетели стрелой в более шумную часть города и снова помчались в тишину. Дух захватывало от быстрой езды в груди Кати. Голова прояснилась, перестала болеть. Но сама Катя вся притихла сразу, словно опустилась как-то. Теперь перед ней ясно предстала вся изнанка её ночного приключения.

Уехать, не спросясь y брата, y Ии, это что-нибудь да значило. Неприятное чувство сознания содеянной вины пробудилось в сердце девочки. Ей уже не хотелось слушать веселой болтовни соседей, не хотелось отвечать на их вопросы. И сама поездка в моторе не представляла уже больше никакого удовольствия. Её спутники, между тем, трещали без умолку. Говорили громко, спорили о чем-то…

— Боитесь, боитесь, mesdames, нечего и говорить, боитесь! — смеясь и заглушая всех своим громким голосом, кричал Пестольский.

— Нет, нет, вот глупости, волков бояться, в лес не ходить, — надрывались барышни Завьяловы, перекрикивая молоденького корвета.

— Да, мы в лес и не пойдем, мы поедем только на кладбище, — загоготал Дима Николаев, широко разевая рот.

Князь Валерьян, тоненький, юркий и вертлявый, склонился к лицу Кати.

— О чем задумались, очаровательные глазки? — спросил он сладеньким голоском.

От Валерьяна тоже пахло вином, и язык юноши плохо ему повиновался.

Кате стало еще противнее. Еще сильнее и настойчивее зашевелилось раскаяние в глубине души от присутствия всей этой пустой и пошлой компании. Со дна её поднималась муть от всех этих глупых разговоров, беспричинного смеха и ежеминутных на каждом ухабе взвизгиваний барышень.

В это время Пестольский рассказывал с увлечением о последних скачках, о каком-то «божественном» жеребце Снобе, который «схватил» всемирное Дерби, — но никто уже не слушал его. Заметно охмелевший Дима Николаев чуть ли не во весь голос кричал, стараясь обратить на себя внимание всей компании.

— Это будет очаровательно… Прелестно!..

— Все стремятся совершать, обыкновенно, поездки на Стрелку, на острова, в парки, a мы покатим на самый край Петербурга, на дальнее кладбище и посмотрим, что запоют наши храбрые барышни, очутившись в мало подходящей к ним компании мертвецов. Я вижу уж сейчас, как глаза Анастасии Юрьевны расширились от страха, ха, ха, ха! — заключил Дима свою речь самодовольным смехом.

— Ложь, ложь! — протестовала Нетти, — ничего я не боюсь! Неправда.

— Значит я ошибаюсь, и вы храбры, как рыцарь средневековья?

— Ну, разумеется, a вы думали как?

— Шофер, возьмите направо. Прямо к N-скому кладбищу, — скомандовал Валерьян.

Глаза Кати испуганно раскрылись.

— Мы, кажется, действительно, поворачиваем на кладбище, зачем? — тихо спросила она y своих соседок. Но никто не ответил ей. Никто даже не расслышал её вопроса. Все говорили и смеялись в одно время, заглушая один другого.

Мотор повернул уже в какой-то темный переулок и понесся снова вперед со сказочной быстротой. Вдруг он сразу остановился…

— Приехали, дети мои, mille diables, как говорит Дима… Но что это? Ворота кладбища закрыты? По-видимому, они не очень-то любезные хозяева, господа покойнички, и совсем не намерены нас принимать, — первым соскакивая на землю, шутил Валерьян.

— Можно в обход, если главные ворота закрыты… Там, y речки есть калитка, — посоветовал шофер.

— Вот неудача-то, но все равно! Поедем к речке.

— Parbleu! Катим на речку!

— Нет, сударь, этого, пожалуй, нельзя, машину испортим, дорога там худая, — покачал головой шофер.

— В таком случае отправимся туда пешком. Mesdames, не правда ли?.. Докажем свою храбрость! — предложил Дима, тяжело соскакивая с подножки и попадая в снег.

— Ловкость не порок! — сострил Валерьян под общий хохот, вызванный видом беспомощно барахтавшегося в сугробе юнкера.

— Mesdames et messieurs! Я предлагаю вам обойти ограду кладбища, и проникнуть внутрь его с другой стороны, — предложил Пестольский.

— Cest Гa, cest Гa! (Так! Так!) Очаровательно! — не совсем, однако, искренно обрадовались дамы.

— Господа, я предлагаю идти попарно, ваши руки mesdemoiselles, — и Дима Николаев, поднявшись, наконец, на ноги, подставил свернутые калачиком руки обеим барышням Завьяловым. За ними корнет Пестольский подошел к Нетти.

— Очаровательная княжна… Вашу прелестную ручку, — дразнил он ее по привычке.

На этот раз Нетти не обижалась на молодого человека, именовавшего ее княжной. Она звонко смеялась и торопила всех:

— Скорее, господа, скорее, докажем же нашу храбрость, побываем на кладбище, a там быстрым аллюром домой. Наверное, котильон уже кончился, сели ужинать и нас могут хватиться.

— Allons, mes enfants! Раз два, раз два! — и Валерьян замаршировал по-солдатски, увлекая за собой Катю, опиравшуюся на его руку.

— Дядя Дима, дядя Дима, — кричал Пестольский Николаеву, — a ты револьвер с собой не захватил?

— Мммм! Зачем он мне?

— На всякий случай не мешало бы! У меня есть. A то знаешь, всякие могут произойти случайности на кладбище… Там, ведь, и пошаливают иногда.

Тут начались рассказы о восставших из гробов мертвецах, которые оказывались потом… ворами.

В это время, отстав от компании, Валерьян нашептывал Кате:

— Какие y вас прелестные глазки, mademoiselle Katrine в темноте, как две маленькие звездочки они сверкают. Не мудрено, что ваша старшая сестрица завидует вам. Кстати, ваша сестрица совсем забрала вас в руки и смотрит на вас, как на маленькую девочку, которую можно наказывать… Вот вы увидите, когда она узнает, что вы без спроса поехали с нами, то поставит вас в угол, a может быть еще на колени, ха, ха, ха, ха, a может быть и на горох?.. Что вы на это скажете, ха, ха, ха, ха, ха!

Голос Валерьяна звучал обидной насмешкой. Было очевидно, что ему во что бы то ни стало хотелось раздразнить Катю до слез. Ta вспыхнула, как порох, топнула ногой.

— Это неправда! Это ложь! Меня никто не смеет наказывать, я не ребенок, — возмущенным тоном вырвалось из уст девочки:

— Ха-ха-ха-ха, — не унимался юнкер, замечая с удовольствием, что слова его упали на плодотворную почву, что ему удалось царапнуть болезненно развитое самолюбие девочки, — ха-ха-ха-ха, parlez pour vous, ma petite, a я все-таки утверждаю, что вас поставят в угол, да еще высекут, пожалуй, как провинившуюся деточку…

— Но это уже чересчур! — возмутилась Катя, пытаясь вырвать из рук юнкера свою дрожащую от волнения гнева руку.

— Ха, ха, ха, ха! Вот мы и рассердились! Milles diables, как говорит Дима, — ах, как вы бываете прелестны, когда сердитесь, Катя. Вы не сердитесь, что я называю вас так, но, ведь, мы родственники, и я считаю вас своей милой маленькой сестричкой, и хочу утешить и успокоить вас… Я не дам вас в обиду, крошка… Я вас люблю, как маленькую сестричку…. Разрешите мне поцеловать вас! Что? Вы уклоняетесь? Ну, так я и без спроса вас поцелую… Что за церемонии между близкими родственниками, право! Вздор!

И прежде чем Катя успела отскочить, лицо Валерьяна, от которого пахло противным запахом вина, наклонилось к ней, a его губы старались дотянуться до её пылающей от гнева щеки.

— Как вы смеете! Оставьте меня в покое, я ненавижу вас! — с отвращением и негодованием вырвалось y девочки, — я пожалуюсь Андрюше, я…

Катя не договорила. Слезы обиды и гнева обожгли ей глаза… Она прислонилась к. кладбищенскому забору, который они огибали в эту минуту, и закрыла лицо руками. Валерьян растерялся, не зная, что делать, что предпринять.

Остальная часть компании успела уйти далеко вперед. Откуда-то издали уже слышались звонкие голоса барышень, смех Нетти.

Совсем сконфуженный, юноша сделал попытку уа завладеть Катиной рукой.

— Вот спичка-то! Вот фейерверк-то! Ну, и характерец y вас, Катенька. Я думал, что на правах родственника имею право поцеловать вас, как милую, славную девочку, a вы точно ежик… Право — ну, ежик. Фырк! Фырк! Перестаньте же, дайте же мне вашу лапку, будем по-прежнему друзьями, — говорил он вкрадчиво, переминаясь с ноги на ногу.

— Отстаньте от меня! Оставьте! — неожиданно для самой себя, резко крикнула Катя, снова отталкивая руку юноши, — вы мне противны. Да, противны все, все, все!.. И за то, что вино пьете… За то, что чушь всякую несете все время и глупости делаете. Я уже не маленькая, мне скоро минет пятнадцать лет. И я не позволю себя обижать! — Не позволю! — уже кричала теперь громким, плачущим голосом Катя.

— То есть, как это противны?.. Все противны, и Нетти; и я? — недоумевал Валерьян.

— Да, да, да! — не помня себя, твердила девочка.

— А, так вот вы какая капризная, упрямая. Ну, в таком случае, разрешите хотя бы проводить вас до мотора, и подождите нас, пока мы не вернемся к вам, чтобы ехать обратно, — уже холодным, недовольным тоном, произнес обиженный Валерьян.

— Убирайтесь вы от меня! Я и сама найду дорогу к мотору, — крикнула так пронзительно Катя, что молодой князек поднял руки к ушам и, совершенно оглушенный, замотал головой.

— Но зачем же так кричать? Точно вас режут. Право, я и так уйду, согласно вашему приказанию. A вы потрудитесь сесть в автомобиль и подождать нас.

— Это не ваше дело! — грубо отрезала Катя, — уходите!

— Слушаюсь, ухожу…

И, повернувшись на каблуках, юноша побежал вприпрыжку догонять остальную компанию.

— Глупая девчонка! — по дороге бранил он Катю, отводя душу, — тоже вообразила себе, что неотразимо-хороша собой и еще ломается. Мещанка этакая! A того не понимает, что ничего-то в ней хорошего нет, смуглая, черная, как голенище, глаза, как плошки, a туда же!.. — «Вы мне противны», ах, скажите, пожалуйста! Ничтожество этакое, туда же возмущается, грубит! — совершенно уже разошелся Валерьян.

Между тем, оставшись одна, Катя повернула назад, к тому месту, где оставался шофер с машиной. Но ни шофера, ни машины здесь уже не было. Девочка смотрела вправо, влево… Нигде не было и признака автомобиля. Очевидно, шофер, воспользовавшись отсутствием пассажиров, заехал в ближайший трактир погреться и подкрепить свои силы.

Направо, вдоль ограды, убегал вперед узенький переулок. В него и повернула Катя, чтобы не выходить на проспект, куда, по её предположению, могли вернуться каждую минуту молодые люди. С ними же ей совсем не хотелось сейчас встречаться. Ей были теперь несказанно противны и Валерьян, и Дима, первый своими пошлостями, второй неимоверной глупостью и пустотой.

— Пока не позовут сами, не вернусь ни за что на свете, — думала Катя, машинально поворачивая в следующий переулок и все подвигаясь незаметно вперед.

Пройдя несколько минут, она приостановилась и стала прислушиваться. Не зовут ли ее? Ведь, по её предположению, сейчас Нетти и её спутники должны были уже хватиться ее, Кати, и, не найдя на месте, не медля ни минуты, броситься на поиски за ней.

Но морозная ночь молчала по-прежнему; не слышно было никаких голосов; кругом царила полная тишина.

Внезапный страх пронизал все существо Кати. Теперь только она вполне поняла создавшееся положение. Ее оставили одну среди этой тишины и безлюдья, вблизи этих жутких пустырей и кладбища.

Где же они все, однако? О чем думают они, оставляя ее так долго здесь?

Теперь уже недавнее гордое желание не встречаться с вёселой компанией уступило место другому. Кате захотелось уйти скорее к свету, к шуму, к людям, какими бы дурными ни были они — все равно. Слишком уж было пустынно и жутко кругом. И ни признака присутствия человека вдобавок, ни единого человеческого голоса, ни одного живого звука кругом!

Дрожа от волнения и от пронизывающего ее насквозь холода, девочка зашагала теперь быстрее, прямо, как ей казалось, по направлению проспекта, где, она была уверена, сейчас находилась молодежь, изредка посылая в тишину:

— Нетти! Нетти! Где вы?

Никто не отзывался по-прежнему. Окраина города казалась вымершей. Между тем, высокая ограда, окружающая погост, заменилась более низким, земляным валом, который было не трудно перелезть. Оттуда, из-за вала, странными, фантастическими фигурами казались кресты и памятники, находившиеся внутри ограды. Второпях Катя и не заметила, что повернула совсем в противоположную сторону и теперь отдалялась еще дальше от проспекта.

— Нетти, да где же вы, наконец! — уже с явным отчаянием, поняв вскоре свою ошибку, трепещущим голосом еще раз крикнула Катя. И опять ни единого звука не получилось в ответ. Прежняя тишина и молчание царили на кладбище и в огибавшей его пустынной уличке. Так прошло с добрых пять минут времени. Вдруг Катя вздрогнула. Ей ясно послышались за оградой людские голоса.

Луч надежды мелькнул в голове девочки.

— Нетти… Наконец-то! Они еще, оказывается, там! — и, не рассуждая больше, девочка стала быстро карабкаться по валу в надежде увидеть по ту сторону ограды невестку и её спутников.

Быстрыми, ловкими движениями она влезла наверх, оттуда спрыгнула вниз и очутилась в рыхлом снегу небольшого сугроба. С большими усилиями Катя выкарабкалась оттуда на дорожку, занесенную снегом, и, отряхнувшись, стала осматриваться.

Очевидно, она попала в самую отдаленную часть кладбища, туда, где хоронили бедняков. При свете ярко светлевшего в эту ночь месяца девочка могла разглядеть покосившиеся убогие кресты невысокие холмики, редкие, запушенные снегом и полуразрушенные временем скромные памятники…

Поглядывая по сторонам и увязая по щиколотку в снегу, Катя быстро зашагала в ту сторону, откуда ей слышались за минуту до этого людские голоса.

Но теперь их уже не было слышно. Кладбище по-прежнему спало мертвым сном, как подобает спать кладбищу.

Последняя надежда покинула Катю. Одна одинешенька была она сейчас в этом царстве мертвых! A в голову, как нарочно, лезли неприятные воспоминания, когда-то слышанные ею от пансионерок, рассказы о восставших из гробов мертвецах, об оказавшихся заживо погребенными в летаргическом сне несчастных… «Как они должны были стонать и биться под их каменными плитами и крестами могил, до тех пор, пока вечный покой не заменил им их невообразимую муку!» — приходило совсем некстати в голову девочки. Расстроенному воображению Кати уже казалось теперь, что кто-то скребется и словно стонет y соседней могилы. Она задрожала всем телом. Ноги подкосились, какие-то красные огни замелькали в глазах. Но вот стон перешел в довольно явственное и громкое кряхтенье… Теперь оно слышится, это кряхтенье близко, совсем близко, за спиной Кати… Холодный пот проступает на лбу девочки… Она быстро оборачивается, вытягивает руки, как бы защищая себя от опасности, и с громким пронзительным криком падает в тот же миг, теряя сознание, на снежную кладбищенскую дорожку.

*  *  *

Черная, мохнатая фигура, отделившаяся от одного из памятников, медленно приблизилась к бесчувственной, распростертой на снегу Кате.

— Ишь ты, как испужалась сердешная, да как же ты попала сюда? — И кладбищенский сторож Аким Акимович, как его называли все, имевшие соприкосновение с ним, нагнулся над беспомощным телом, стараясь разглядеть черты лежавшей перед ним девочки.

— Да, она померши никак, барышня-то! Так и есть, померши… Со, страху, стало быть… Бывает y них, y господ, значит, такое… Пужливы они, господа-то, не то, что наш брат, мужик сиволапый, — рассуждал сам с собой старик, разглядывая лицо Кати. — Ах ты, бедняга, бедняга. Кудыж мне теперь доставить тебя, — сокрушался Аким Акимович, в то же самое время сдергивая с себя теплую, овчинную шубу, придававшую ему сходство с огромным мохнатым зверем, и раскидывая ее на скамейке, находившейся неподалеку.

Теперь, оставшись в одном кафтане, без шубы, стеснявшей его движения, он бережно приподнял Катю с земли, отнес ее на скамейку и положил поверх шубы. Затем порылся в кармане, вынул оттуда какой-то небольшой предмет и приложил его к своим губам. В тот же миг пронзительный, резкий свисток разбудил мертвую тишину ночи. За первым свистком раздался второй, за ним третий… Откуда-то зазвучали ответные сигналы, к ним вскоре присоединились человеческие голоса, послышались торопливые шаги… Еще голоса, еще свистки, и кладбище ожило… По его дорожкам засновали человеческие фигуры… Откуда-то словно выросло из-под земли несколько человеческих фигур.

— Что, Акимыч, нешто опять облаву сделал на кладбищенских воришек? — обратился один из прибежавших городовых.

— Какое там облаву… Вишь, тут дело какое. Беда стряслась: барышня здесь y меня померши… — махнув рукой, отвечал старик.

— Да что ты брешешь, старина? Как так померши! — прикрикнул на него блюститель порядка.

— A то нет? Сами взгляните, коли не верите, как есть померши, и не дышит, сердешная.

— Так в участок отвезти ее, там разберемся, — распорядился подоспевший другой городовой. Потом он отдал несколько приказаний своим помощникам. Те подняли со скамьи неподвижное тело девочки и понесли к темневшему вдали выходу.

Катя по-прежнему не подавала никаких признаков жизни. На счастье, мимо кладбища проезжал извозчик. Один из городовых сел в сани. Около него в полулежачем положении поместили Катю. Извозчику был отдан приказ везти в ближайший полицейский участок.

*  *  *

Как только молодежь, вдоволь нашумевшись под оградой кладбища, (на само кладбище им так и не удалось проникнуть), вернулась к тому месту, где ожидал их автомобиль, тотчас же было обнаружено отсутствие Кати.

— Где же Katrine? Куда она девалась? — встревожилась Нетти, тщетно отыскивая глазами знакомую Катину фигурку.

Но, увы, последней нигде не было. Спросили шофера. Но тот, успевший довольно основательно подкрепиться по соседству в трактире, мычал только что-то маловразумительное в ответ.

— Вероятно, пошла прогуляться, пользуясь нашим отсутствием, — сделала предположение одна из барышень Завьяловых.

— Не очень-то любезно это с её стороны заставлять себя ждать и волноваться, — надувая губки, процедила сквозь зубы её сестра.

— Катя — трусиха, насколько я ее успела узнать. Она никогда не рискнет гулять одна в ночную пору, да еще на такой отдаленной окраине города, — произнесла не совсем спокойным голосом Нетти.

— Стало быть ее похитили! — сострил Дима, — mille diables, не завидую её похитителю, характер, по-видимому, y этой молодой особы не из легких.

— Ох, и насолила же она тебе видно, Димушка! — засмеялся Пестольский.

— На этот раз ты ошибся, не Диме, a мне пожелала испортить вечер своими капризами это невозможная юная особа, — с не совсем искренним смехом заявил Валерьян, — действительно, я рассердил ее немножко, хотел пошутить, но ведь вы знаете, mesdames et messieurs, что эти провинциалочки совсем не умеют различать шуток и обидчивы, как какие-то femmes de chambre (горничные). Словом, мы окончательно повздорили с прелестной Катенькой, она вырвала y меня руку и пожелала, очевидно, уехать на извозчике домой одна.

— Да неужели? Но почему же вы нам этого не сказали раньше, когда мы спрашивали вас, где Катя? — накинулись на Валерьяна обе сестрички Завьялювы.

— А, Боже мой, да разве я знал!.. Я был уверен, что она ждет нас в моторе, a оказывается эта маленькая капризница умчалась уже одна.

— Несносная девчонка! Я ей покажу, как пугать нас даром… Я ее выбраню хорошенько, будет знать, как беспокоить людей… — ворчала себе под нос Нетти, первой вскакивая в автомобиль. За ней разместилась и остальная компания.

— И хорошо сделала, что уехала, по крайней мере, места больше… — высказал кто-то свое мнение.

— Однако, господа, надо торопиться, чтобы успеть приехать много раньше Кати. A то, воображаю, какой поднимется гвалт, когда мы явимся без неё. Однако, уже её дражайшая сестричка совсем нас сживет со света, — бросала, волнуясь, Нетти.

— Прекрасно. Я ничего не имею против быстрой езды, — и, наклонившись к шоферу, Пестольский отдал ему приказание ехать, как можно лучше.

Как мало походила эта обратная дорога на ту недавнюю, когда расшалившаяся молодежь мчалась на окраину города, среди смеха, шуток и искреннего веселья. Теперь всем было как-то не до шуток. Даже барышни Завьяловы и неугомонный Дима притихли. Нетти сидела надутая и недовольная, не переставая бранить Катю за её бестактное, по её мнению, исчезновение.

Чем ближе подъезжали к дому, тем ниже, подавленнее делалось всеобщее настроение. Вот показался вдали ярко освещенный особняк. В окнах мелькали танцующие пары.

— Кажется, все слава Богу, — нашего отсутствия никто и не заметил, — с облегченным вздохом вырвалось y Нетти, тревожно взглянувшей на освещенные окна.

— Ого, да мы, кажется трусим, очаровательная княжна — пошутил Пестольский.

— Волков бояться — в лес не ходить — с глупым апломбом выпалил Дима.

— Ах, вы не знаете Ию, эту кисло-сладкую добродетель, — оправдывалась Нетти, — ведь, от одних её нотаций на край света можно сбежать!

Мотор остановился. Кавалеры предупредительно высадили дам.

— Что, Екатерина Аркадьевна вернулась, Луша? — спросила горничную Нетти, пробираясь тем же ходом через кухню и буфетную, вместе с остальной молодежью.

— Никак нет, барыня, — отвечала Луша, с удивлением глядя на свою молодую хозяйку.

Нетти заметно изменилась в лице при этом известии и растерянными глазами взглянула на своих спутников. Но тут Пестольский подскочил к молодой женщине и, не дав ей опомниться, увлек ее в вихре бешеной мазурки.

Дима и Валерьян подхватили барышень Завьяловых и, как ни в чем не бывало, вернувшаяся компания окунулась с головой в самое бесшабашное веселье.

За мазуркой следовал ужин. Провозглашались тосты, произносились речи. Дима, Валерьян и их старший товарищ Пестольский вместе с Нетти, Ниной и Ольгой Завьяловыми заняли дальний конец стола. Здесь y них царило неподдельное веселье. Даже тяжеловесные остроты Димы и пустенькие анекдоты и рассказы о скачках и лошадях Валерьяна возбуждали самый заразительный смех. О Кате они, как будто, все забыли. Да и могли ли они помнить в эти минуты о какой-то чужой им всем девочке, когда от выпитого шампанского уже кружились и шумели головы, самые речи звучали все бессвязнее, беспричиннее и глупее с каждой минутой.

Андрей Аркадьевич и княгиня Констанция Ивановна уже беспокойно поглядывали на чересчур развеселившуюся на дальнем конце столовой компанию. Молодой художник приподнялся со своего места, чтобы вмешаться в это чрезмерно оживленное веселье и хотя бы несколько сдержать его, и в ту же минуту замер на месте, как и все находившиеся в столовой, и хозяева, и гости.

На пороге комнаты стояла Ия.

Её лицо было бело, как скатерть, постланная на столе. Глаза блуждали по комнате, разыскивая кого-то… Вот они остановились на лице брата. С тем же выражением смертельного испуга, написанного на её бледном лице, Ия шагнула к Андрею Аркадьевичу.

— Где Катя? — едва двигая побелевшими губами, глухо произнесла молодая девушка, — я посылала за ней сюда Лушу… Горничная ответила, что здесь её нет… В Неттином будуаре и y князя Юрия Львовича тоже нет Кати… Где она? Твоя жена была с ней все время… Спроси ее… Куда она девала нашу сестру?

Если б потолок обрушился в эту минуту на голову Андрея Аркадьевича, молодой человек ошеломлен был бы не более того, нежели сейчас.

— Где Катя? Да, где же Катя? — машинально повторил он, меняясь сразу в лице и быстро направляясь в ту сторону, где сидела в кругу своих друзей Нетти.

Яркая краска залила лицо последней при виде приближающегося к ней мужа. Заметно смутились и её друзья. Особенно растерялся Валерьян, который, несмотря на выпитое в изрядном количестве вино, не мог не сознавать своей вины в исчезновении Кати. Теперь же, пред лицом встревоженного и испуганного

Андрея Аркадьевича, он совсем уже струсил. Боязливый по натуре, он предпочел свалить свою вину на другого…

— Нетти… Они ищут Катю… Ответь же им, где она, — едва ворочая языком, обратился он к молодой женщине.

Ta покраснела еще гуще, но всячески старалась овладеть собой и с деланным спокойствием бросила через плечо по адресу Ии, незаметно следом за Андреем приближавшейся к ним:

— Ах, ты, Господи Боже мой, что за странные вопросы, право! Почем же я знаю, где она! Разве я обязана быть нянькой вашей сестры, Ия? Ведь она не маленькая, скоро, слава Богу, пятнадцать лет стукнет… Выехали мы все вместе, это правда. Но потом она…

— Куда выехали?

Теперь глаза Ии уже не блуждали, как за минуту до этого, растерянным, испуганным взглядом. С ненавистью и нескрываемым презрением смотрели они в красивое лицо Нетти.

Да, она предчувствовала эту минуту инстинктом любящего сердца сестры, предчувствовала то, что рано или поздно должно было произойти какое-то несчастье от этой ненормальной дружбы Нетти с Катей. И вот, свершилось, она была права!..

— Где моя сестра? Куда вы ее девали? — сурово глядя в ненавистные ей теперь черные глаза, глухим от волнения голосом спрашивала Ия невестку, и, сама того не замечая, крепко сжала руку Нетти, пониже локтя.

— Пустите же… Оставьте меня… На нас смотрят!.. Не делайте себя посмешищем, — шипела Нетти, стараясь бесполезным движением освободить свою руку из холодных пальцев невестки. Но они по-прежнему сжимали ее, как тиски. Весь стол обратил внимание на эту сцену.

— Mille diables, — вдруг вырвалось изо рта Димы, — о чем тут толковать; m-lle Katrine сейчас должна приехать. Мы прокатились с ней немного за город, потом она поссорилась из-за чего-то с Валерьяном и пожелала уехать одна.

— Одна?

Глаза Ии сверкнули гневом. Теперь их негодующий взгляд перешел с лица Димы на лицо Валерьяна.

— Где Катя? — глухим голосом спросила она последнего.

Но тот только улыбнулся в ответ бессмысленной улыбкой.

Тогда Андрей Аркадьевич с лицом, не поддающимся описанию, — так оно было гневно в эту минуту, быстрыми шагами подошел к Валерьяну и, взяв его под руку, вывел в соседнюю гостиную.

— Если ты мне сейчас же не скажешь, где Катя, бездельник, — начал он, отчеканивая каждое слово, — то я… то я…

Гнев Басланова, очевидно, не предвещал ничего хорошего, потому что Валерьян отрезвел сразу и дрожащим голосом поведал обо всем случившемся шурину.

Ия с тем же бледным без кровинки лицом, выслушала его рассказ до конца.

— Надо ехать искать ее сию же минуту по городу, — взволнованно проронил Андрей Аркадьевич.

— Да, да! И я с тобой… И я… — сорвалось с трепещущих губ его сестры.

— A по-моему, из всего этого получится только одна ерунда, — услышали они оба за собой знакомый, грубоватый голос.

Все обернулись.

Старший князек, Леонид, в своем костюме русского мужичка стоял перед Ией.

— Положительно бессмысленно, повторяю, так метаться по городу, — подтвердил он. — Необходимо прежде всего связаться по телефону со всеми участками столицы, узнать, не находится ли там девочка, похожая приметами на Катю; если же ее не найдется ни в одном из них, можно будет обратиться в сыскное.

Голос молодого человека звучал так авторитетно и спокойно, что не послушать его не было никакой возможности.

— Так идите же, ради Бога, справьтесь по телефону, Леонид Юрьевич, — вырвалось y Ии. И сама она следом за студентом бросилась к аппарату.

Обстоятельно и толково, всячески стараясь быть спокойным, отыскал Леонид нужный ему номер. Затем второй, третий… В каждое отделение обращался он с одним и тем же вопросом, детально описывая внешность Кати, её костюм и приметы. Но нигде не находилось такой девочки, черненькой, смуглой, в маскарадном костюме Мотылька… Ия, следившая за каждым изменением лица молодого человека, уже начинала приходить в отчаяние. По лицу присутствовавшего тут же Андрея Аркадьевича было видно, как сильно волнуется он. И брату и сестре казалось теперь, что они никогда уже не увидят больше их бедную Катю.

Узнав о случившемся несчастье сошел сверху и старый князь Юрий Львович, поднявшийся уже было к себе в кабинет. Все трое теперь замерли, сгруппировавшись y телефона и совершенно позабыв об ужине и гостях.

Леонид звонил чуть ли не в тридцатое место, повторяя все то же, что говорил, предыдущим номерам. Вдруг лицо его неожиданно просияло. Торжествующая улыбка промелькнула на губах.

— Ну, вот, что я говорил! Что! — не отрывая уха от слухового аппарата, бросил он по адресу все так же взволнованных Баслановых, — нашлась ваша Катя… Жива и здорова. Едем за ней.

*  *  *

Ия смутно помнила все последующее…

И грязную лестницу полицейского участка, и спертый, удушливый воздух в просторной нечистоплотной комнате, где спало сидя и лежа несколько подозрительного вида субъектов, оборванцев и нищих. И быстро метнувшуюся к ней в темном проходе фигурку, которую откуда-то привел дежурный полицейский.

— Отдельно от всех прочих удалось поместить вашу барышню… Как увидали, что благородного происхождения она-с, сейчас это их в сторонку-с… — предупредительно пояснил Ии и следовавшему за ней её спутнику Леониду городовой, в то время как Катя отчаянно рыдала на плече старшей сестры.

— Боже мой, какой ужас! Какой ужас, Иечка! — всхлипывая, роняла бедная девочка, — там одну-одинешеньку оставили в глухом, пустынном месте y кладбища!.. A сами уехали, как ни в чем ни бывало! Как мне было страшно, если б ты знала, одной…

— Узнаю мою дражайшую сестрицу, — ввернул свое слово возмущенный Леонид.

— Какой ужас, Ия! Ты подумай: ночь… Тишина… Всюду кругом памятники… кресты… И вдруг страшная, непонятная фигура. Потом ничего не помню… И опять открываю глаза, и вижу: та же ночь… Незнакомая ужасная каморка, чадящая лампа… дверь на замке снаружи…

— Еле оттерли барышню. Едва в себя привели, — докладывал городовой.

— Я думала, с ума сойду… Думала, в тюрьме я, — продолжала, все так же волнуясь, Катя, — a за что меня посадили в тюрьму, не знала, догадаться не могла. Вдруг вызывают меня… Ты приехала! Ты!

Девочка крепче прижалась к груди Ии, точно боясь, что ее отнимут, оторвут насильно от сестры, и зарыдала еще громче, еще отчаянней.

У Ии теперь не хватало духа бранить Катю за самовольную отлучку, за все проступки последнего времени, приведшие девочку к таким печальным результатам. Из слез последней, из её отчаяния, из отрывистых признаний старшая сестра убедилась, что все происшедшее с младшей послужит на всю жизнь уроком для Кати.

Беспечность, легкомыслие и излишняя доверчивость к людям вместе с тщеславием и ложным самолюбием довели до такого плачевного случая бедную девочку.

— Что же нам делать теперь, Катя? — участливо и ласково спросила младшую сестренку Ия, в то время как они ехали на извозчике домой.

— Отвези меня завтра же в пансион, Иечка… Я не хочу возвращаться к Нетти, я терпеть не могу её — и, уткнув лицо в шубу сестры, Катя снова заплакала тихими, исполненными раскаяния слезами…

Глава XI

Февральский приветливый, ласковый денек радостно заглядывает в окна студии. В лучах милого жизнерадостного солнца словно оживают многочисленные картины, развешанные по стенам мастерской, расставленные на мольбертах, a то и прямо на полу, приткнутые к стене, дивану и стульям.

Посреди светлой, веселой, насквозь будто пронизанной солнцем комнаты, на высоком мольберте стоит картина. Она почти закончена. Остались какие-нибудь мелкие штрихи, замалевать фон, дополнить детали костюмов и декораций. Но самые лица картины закончены вполне. Они написаны мастерски, с присущим молодому художнику сочным, далеко не израсходованным талантом. Недаром потрудился Андрей Аркадьевич Басланов над своей «Сказкой», как называл он это свое последнее и наиболее удачное произведение; недаром просиживал он над ней с утра до сумерек, забывая за работой весь мир. Он готовил свое произведение к ближайшей весенней выставке и отдал своему новому творению все эти месяцы неотступного труда, все свое время. И картина вышла на славу. Она изображала, соответственно заглавию, сказку о Спящей Красавице. Басланов взял сюжетом наиболее удачный момент сказки, тот, когда разбуженная поцелуем принца, открывает глаза прекрасная царевна и с удивлением осматривается кругом. Её гроб качается среди кудрявых веток серебряных тополей, в чаще прекрасного тенистого сада… Вдали виднеются мраморные колонны пустынного, заколдованного дворца… С боку плещет фонтан, алеют кусты ярких роз… И солнечный восход нежным заревом охватывает полнеба… Яркость колорита, сочность и обилие светлых красок, — вот что было преобладающими сторонами этой богато задуманной и с огромным талантом выполненной картины… Она должна была иметь несомненный потрясающий успех. Недаром же все знающие, испытанные, опытные художники, старшие товарищи Андрея Аркадьевича по Академии признали это. A богач Томсон уже заранее заключил условие с творцом «Сказки», решив приобрести y Басланова и эту картину, независимо от того, какой бы успех она ни имела на вернисаже. Словом, новое произведение кисти Андрея Басланова готовило её творцу и большую славу, и материальный достаток, такой необходимый для семьи небогатого труженика.

*  *  *

— Тише, ради Бога, тише… Жура… Не дай Бог, услышит Нетти… Ведь она нас прибьет…

— Как бы не так! Неужели ты думаешь, что я так и дам тебя в обиду!..

— Как же ты справишься с ней, ты — такой маленький!

— Это я-то маленький? Ха, ха! A Ия Аркадьевна что говорит? Что я взрослый мужчина, a так как папы y нас нет, то я должен поэтому защищать вместо него маму и тебя.

— A ты все-таки потише… A то прибежит Нетти и прогонит нас… Вот мы и не увидим картины.

— Хорошо, хорошо, — подойдем на цыпочках…

На цыпочках дети осторожно подкрадываются к мольберту. Они еще не видели «Сказки». То есть видели еще тогда, когда картина была еще далеко не закончена и на ней едва намечались лица. Тогда она стояла, завешанная каким-то легким прозрачным покрывалом. Теперь же это покрывало было снято, и «Сказка» развернулась перед глазами детей во всей своей яркой сверкающей красоте.

— Смотри, смотри, какая прелесть!.. — восторженно зашептала Надя, хватая за руку брата, — совсем как в той сказке, которую нам рассказывала няня Даша, помнишь? Жура, Жура, гляди хорошенько, чье лицо y царевны на картине? А?

— Как чье? Неттино, конечно! Или ты не знаешь, что все изображенные y дяди Андрюши лица похожи на тетю Нетти, — тоном, не допускающим возражений, произнес маленький человек.

— Ай, нет, далеко не все, — запротестовала Надя, уже несколько минут самым внимательным образом приглядывавшаяся к картине. — Взгляни, например, хотя бы на прекрасного принца, на кого он похож?

— На кого?

Голубые Журины глазки с явным любопытством устремились на изображение юноши в голубой епанче и в бархатном берете со страусовым пером, поверх светлых белокурых кудрей.

— Ну что? Кого тебе напоминает принц на картине? — допытывалась Надя, — ты посмотри поближе и повнимательнее, — возбужденно и весело шептала она. — "Какой, право, смешной этот Жура! Как не узнать этих серых, немного строгих глаз, этого энергичного алого рта, этих волнующихся волос! Ах, как похоже! Как похоже изобразил милый образ дядя Андрюша!.. Недаром же они с Журой так стремились посмотреть эту картину… Она, действительно, чудо, прелесть как хороша! Как жаль, что до сегодняшнего дня им не удавалось проникнуть в студию. Дядя Андрюша запирается на ключ, когда работает, a когда уходит из дома, — то картина всегда завешивается тафтой. Сегодня же они, узнав от горничной, убиравшей ежедневно мастерскую, что картина стоит без покрывала, решили проникнуть в студию и хотя бы одним глазком взглянуть на нее, несмотря на строгий запрет тети Нетти.

Какая прелесть! Нетти, в лице Спящей красавицы, глядит с полотна, как живая. И не обычная злая, всегда всем недовольная Нетти, но новая, еще невиданная детьми, милая, ласковая, хорошая… A сказочный принц…

— Журка, да неужели ты не узнаешь, кого изобразил дядя Андрюша в лице этого принца? — лукаво и весело допытывалась y брата Надя.

— Постой… сейчас… Я принесу стул и погляжу поближе.

И мальчик стремительно бросился в угол, захватил невысокий табурет, живо подтащил его к картине и взгромоздился на него, к немалому смущению сестры.

— Вижу! Вижу! Теперь узнал! Наша Ия Аркадьевна! Она, она, как живая! — закричал он, забывшись, не только на всю студию, но и на весь дом.

— Ну, ну, она, конечно! — вторила брату и Надя, — и ведь, что удивительнее всего, что дядя Андрюша наизусть нарисовал ее, она даже не позировала ему, как тетя Нетти… A между тем, как хорошо, как похоже вышла Ия Ар…

Надя не успела докончить своей фразы. Вся вытянулась… Побледнела… Ей ясно послышались чьи-то торопливые, быстрые шаги за дверью…

— Нетти! Слезай скорее! — отчаянным шепотом зашептала она брату. Скорей, скорей, прыгай на пол!

И сам Жура отлично сознавал, что медлить было нельзя… Но от смущения или от испуга, мальчик растерялся и спустил одну ногу на пол лишь в ту самую минуту, когда дверь студии уже распахнулась настежь и зеленая от гнева сюда стремительно вбежала Нетти.

При виде разъяренного лица молодой женщины, Жура уже окончательно растерялся… Он пошатнулся… Табурет выскользнул y него из-под ноги…

Инстинктивно, чтобы удержать равновесие, он схватился за края картины, и в тот же миг и табурет, и Жура, и самый мольберт с картиной тяжело грохнулись об пол…

*  *  *

— Ай! — пронзительно взвизгнула на весь дом Нетти, бросаясь к накрытому полотном картины мальчику.

— Ай! — словно эхо отозвалась на смерть перепуганная Надя.

В следующую же секунду, бледная от ярости Нетти, вся трясясь и скрежеща зубами, подскочила к Журе… Еще секунда… И, освободив мальчика от упавшей на него картины, она осторожно водворила последнюю на прежнее место, бросила беглый взгляд на полотно и, убедившись, что вещь ничуть не пострадала при падении, Нетти весь свой гнев, свое негодование и бешенство обрушила на затихшего от испуга Журу.

— Ага, так то вы меня слушаетесь, дряни вы этакие! — сквозь стиснутые зубы зашипела она и, сжимая кулаки, наклонилась над ошалевшим от ужаса мальчиком.

— Погоди же! Расправлюсь я с тобой, негодяй! — с перекосившимся от ярости лицом глухо роняла она, нагибаясь все ниже и ниже к бледному личику ребенка.

Но тут произошло нечто совсем непредвиденное молодой женщиной. В одну секунду между ней и Журой очутилась дрожащая, как лист, фигурка Нади и трепещущий голос девочки залепетал, едва выговаривая от волнения слова:

— Жура не виноват,.. Вы сами его испугали… Картина цела… Оставьте Журу… Если вы его тронете, я… я… маме…

Последнее слово вырвалось криком из перекошенного гримасой страха ротика Нади…

Мгновенная пауза… И, схватив за плечи дрожащую девочку, Нетти приподняла над подом и швырнула изо всех сил по направлению дивана. Но Надя не достигла мягкого сиденья кушетки… Глухой удар раздался в комнате. За ним послышался вопль… Протяжный, жалобный, исполненный страдания и боли…

Кулаки Нетти невольно оставили в покое Журу и разжались сами собой…

— Это еще, что за притворство, чего ты орешь? Точно с тобой, Бог весть что, делают! — закричала она, бросаясь к Наде и тормоша плечи девочки.

Но последняя молчала. Только лицо её было бледно, прозрачной нездоровой бледностью и неподвижно лежало распростертое на полу маленькое тельце.

— Что вы сделали с Надей? — закричал Жура, бросаясь опрометью к сестре.

— Надя… Надюша… Очнись!.. Ответь мне что-нибудь, милая! — склоняясь над ней, молил перепуганный мальчик.

— Что здесь такое? Что за крики, Жура! Надя! — послышалось с порога комнаты и спокойная по виду, но сильно волнующаяся Ия появилась здесь.

— А! И вы здесь! — яростно накинулась на пришедшую девушку Нетти, — полюбуйтесь на наши сокровища… Они картину Андрея испортили… Лучшее произведение его погубили!.. Лишили нас куска хлеба… Разорили в конец! A теперь, извольте видеть, в обморок эта девчонка грохнулась… Напроказничала и со страху притворяется… Ну, да я ее живо розгами в чувство приведу, — и говоря это, Нетти снова ринулась к Наде.

— Не смейте трогать девочку, — спокойным властным голосом произнесла Ия, и так взглянула на невестку, что Нетти сразу пришла в себя. Все бешенство её исчезло куда-то сразу.

Быстрыми шагами Ия перебежала комнату, наклонилась над Надей, бережно подняла ее и перенесла на диван. Голова бедной девочки беспомощно свесилась… Широко раскрытые глаза смотрели, ничего не видя. Струйка крови стекала со лба вдоль щеки.

— Но она в обмороке… Что вы сделали с ней? — ледяным тоном спросила Ия невестку.

— Ха, ха, ха! — не совсем естественно расхохоталась та. — Что я сделала? Да абсолютно ничего не сделала с этой притворщицей, если не считать того, что я слегка оттолкнула девчонку, когда она лезла чуть ли не с кулаками на меня.

— Надя, с кулаками? Такой миролюбивый ребенок? — пожала плечами Ия.

— Миролюбивый ребенок, ха-ха-ха! Звереныши, a не дети, ваши воспитанники, и я не виновата в том, что девчонка от злости бросилась на пол и разбила себе лоб о ножку дивана, a теперь разыгрывает комедию…

— Неправда! Вы говорите неправду… — вдруг с рыданием вырвалось y Журы, крепившегося до сих пор, — вы Надю сильно толкнули. Вы… вы… вы! И из-за вас она разбилась, может быть, на смерть… Вы убили её — И мальчик зарыдал уже на всю комнату.

— Что-о-о-о? — бешено сверкая глазами, завопила Нетти, — как ты смеешь так говорить! Да я тебя вон вышвырну на улицу сейчас же. Убирайся вон, откуда явился! Знать тебя не хочу после таких слов!

— Я и сам уйду… можете не гнать… Сам к маме уйду… Я часа не хочу здесь оставаться больше… Так и дедушке скажу, и маме… Она сама не захочет нас здесь оставить… И Надю возьму… Если жива Надя…Если вы не до-би-ли… ее…

— Дерзкий, скверный мальчишка! Да как ты смеешь… — начала было Нетти и вдруг замолчала, растерянная и смущенная, оборвавшись на полуфразе. В дверях студии стояла Зинаида Юрьевна.

Одним быстрым взглядом она окинула комнату. Увидела бледную, бесчувственную Надю, лежащую на диване, и хлопочущую подле неё Ию, и взволнованного Журу, и как будто сразу поняла все.

— Мама, мама! — вне себя крикнул мальчик, бросаясь к матери… — Мама! Мама! Возьми нас отсюда! Мы не хотим больше оставаться здесь.

Этот крик сына дошел до слуха его бесчувственной сестренки… Надя открыла глаза и обвела ими студию.

— Мамочка! — жалобно прозвучал её ослабевший голосок.

— Надюша! — в один голос вырвалось y Зинаиды Юрьевны и Журы, и они бросились к пришедшей в чувство девочке.

До этой минуты смачивавшая Наде виски мокрым платком, Ия теперь поила водой девочку.

— Жура, милый, расскажи, что y вас тут произошло? — спросила она.

— Мне кажется, было бы тактичнее расспросить обо всем меня! — надменно начала было Нетти, но так как никто не отозвался на её слова, она резко повернулась на каблуках и вышла из студии, демонстративно хлопнув дверью.

Немного позднее, узнав от Журы обо всем случившемся, Зинаида Юрьевна Градова увозила, несмотря на все уговоры и протесты Ии, детей к себе.

Князя Юрия Львовича не было дома. Андрей тоже отсутствовал в этот злосчастный день, поэтому некому было удержать возмущенную молодую мать.

Зинаида Юрьевна оставила отцу записку. В нескольких её строках стояло:

«Дорогой отец, спасибо тебе за заботы о моих малышах. Я увожу их к себе, потому что нашла возможным с нынешнего дня держать детей при себе, дома. Ждем тебя сегодня к себе. Захвати с собой и Ию. Будем очень рады видеть тебя. Дети целуют их милого дедушку и благодарят его за все сделанное для них тобой. До скорого свидания, отец. Ждем. Зинаида».

Извозчик давно уже отъехал от подъезда, увозя Зинаиду Юрьевну и её детей, a Ия все еще стояла y окна и смотрела в ту сторону, где скрылось за углом маленькое семейство.

Тяжелые мысли гнездились в голове девушки. С отъездом детей ей уже нечего было делать в доме брата. Ведь она осталась здесь после неприятного случая с Катей только ради них. К тому же, Зинаида Юрьевна обещала ей достать место в одном знакомом магазине бухгалтерши или кассирши и попутно приглашала поместиться жить y неё.

И все-таки Ии было бесконечно жаль оставить своего бесхарактерного слабого брата, целиком подпавшего под влияние его недоброй и пустенькой жены, которого она любила всей душой.

Сканирование, распознавание, вычитка: Telwen, 2010.