М. Н. Катков
правитьТягостное впечатление от того способа, которым производится суд над цареубийцами
правитьНе скроем, что суд, который теперь творится над виновниками цареубийства, производит тяжкое, болезненное, невыносимое впечатление. Совершено убийство квалифицированного свойства, самое злоухищренное, адски обдуманное, учиненное целым скопом по тайной команде с помощью утонченных и усовершенствованных орудий разрушения; этого одного достаточно, чтобы выделить и преступников, и их мрачное дело из ряда. Но совершено с тем вместе посягательство на лицо, облеченное Верховною Властью, которую благоговейно чтит народ как державу своего государственного существования, как завет всей своей истории и залог своего будущего, совершено наругательство над народом в самом основном, все классы его единящем чувстве; совершено дело измены, рассчитанное на потрясение государства, на возбуждение кровавых смут; неужели следует относиться к виновникам такого дела как к обыкновенным преступникам? Виновность преступников не подлежит сомнению: они не скрывают своего участия в деле, они хвалятся им. Нет и тени сомнения, чтобы в данном случае кара постигла неповинного; нет ни малейшей надобности еще разыскивать и доказывать преступность этих людей. Судебное следствие и обвинение ничего не прибавят точно так же, как и защита ничего не убавит в деле, подлежащем решению суда. Но суд над этими людьми творится, как мы видим, с точным соблюдением всех формальностей установленной процедуры, даже с тем обычным новому русскому судопроизводству принижением тона судебной власти пред лицами подсудимыми, в противность обычаю хотя бы французских судов, послуживших образцом для наших, где судья всегда высится над преступником и относится к нему с должным достоинством и строгостью. Мы не протестуем против этой процедуры вообще; но мы хотим быть откровенными и потому не можем скрыть, что в данном случае она производит тягостное впечатление. Была же возможность, когда судили Млодецкого, избежать этого испытания, которому подвергается теперь общественная совесть и народное чувство?
Исполнители самого страшного изо всех преступлений продолжают и теперь, находясь в руках правосудия, издеваться над правосудием, над государством, над народом. Судебная процедура дает этим людям средства выставиться партией, имеющею право на существование, засвидетельствовать о своем торжестве, явить себя героями и мучениками своего дела, как будто дело это не есть один из гнуснейших обманов и как будто оно может найти себе какое-либо признание пред лицом правосудия. Есть нечто ненормальное, есть какая-то неверность уже в том обстоятельстве, что суд, который их судит, представляется как бы чем-то посредствующим между государством и его врагами. Что такое этот суд, как не создание и орган государства, на существование которого покусились эти люди, злодейски умертвив Государя? К чему же этот вид нейтральности, бесполезный для самих подсудимых и так глубоко не соответствующий истине, к чему весь этот парад, который так мало согласуется со скорбным значением страшного события, подавшего к нему повод, и только смущает умы и общественную совесть? Этот характер заурядной процедуры, эти допущенные выходки подсудимых, это нахальство, с которым один из них оспаривает подлинность сообщенного ему документа и требует удостоверения, не признавая компетентности суда, пред которым он стоит, его столько же наглая, сколько бессмысленная исповедь о Христе, в Которого он не верует и в то же время удостоивает заявить себя последователем христианского учения в том, что вера без дел мертва, выдавая таким образом свое безверие за веру и свое гнусное дело как долг христианина, все это не может не производить тяжелого впечатления на народное чувство. Совершено самое тяжкое из преступлений, поругано начало священное; непререкаемо требуется грозная кара; но не обратится ли путь возмездия в новый ущерб достоинству поруганного начала?
Впервые опубликовано: Московские ведомости. 1881. 29 марта. № 88.