Тысяча и одна ночь/ДО

Тысяча и одна ночь
авторъ Тысяча_и_одна_ночь, пер. А. Г-ой

Оригинал: язык неизвѣстенъ, опубл.: 1866. — Источникъ: az.lib.ru • Арабские сказки знаменитой Шехеразады.
ТОМ ПЕРВЫЙ
.
Москва, 1866.

ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬ.

АРАБСКІЯ СКАЗКИ ЗНАМЕНИТОЙ ШЕХЕРАЗАДЫ ПЕРЕВЕДЕНО СЪ ПЕРСИДСКАГО ГОЛАНДОМЪ. ИЗДАНІЕ, УКРАШЕННОЕ 48-ю ЛИТОГРАФИРОВАННЫМИ СЪ ТОНОМЪ КАРТИНАМИ. въ 2-хъ томахъ. Перев. съ француз. А. Г-ой.

ТОМЬ ПЕРВЫЙ.

МОСКВА. ТИПОГРАФІИ С. ОРЛОВА НА НИКИТСКОЙ УЛ., Д. ЧЕРНЕВОЙ. 1866.

АРАБСКІЯ СКАЗКИ
или
ТЫСЯЧА И ОДНА НОЧЬ.

Въ лѣтописяхъ Сассанидовъ, древнихъ Персидскихъ царей, овладѣвшихъ большими и малыми островами Индіи и простершихъ свои владѣнія далеко за Гангъ, до Китая, говорится, что изъ этого могущественнаго дома былъ замѣчательнѣйшій царь своего времени, lia сколько подданные любили его за благоразуміе и мудрость, на столько страшились сосѣди, слышавшіе о его доблестяхъ и храбромъ, хорошо устроенномъ войскѣ. У него было два сына: старшій, Хабріасъ, достойный наслѣдникъ отца, обладалъ всѣми его добродѣтелями; младшій, Шахзенанъ, не уступалъ своему брату. Послѣ долгаго и славнаго правленія, царь умеръ и на престолъ взошелъ Хабріасъ. Шахзе — папъ, по тогдашнимъ законамъ, не участвовалъ въ наслѣдствѣ отца и долженъ былъ жить, какъ частное лило, но не завидовалъ счастью брата и старался сохранить его дружбу. Это было не трудно, потому что Хабріасъ любилъ брата, и изъ дружбы къ нему, захотѣлъ раздѣлить съ нимъ свои владѣнія; онъ отдалъ Шахзенану царство Великой Тартаріи. Шахзенанъ тотчасъ отправился туда и избралъ мѣстомъ своего пребыванія Самаркандъ.

Спустя десять лѣтъ послѣ разлуки, Хабріасъ захотѣлъ повидаться съ братомъ и отправилъ къ нему посланника съ приглашеніемъ пріѣхать ко двору. Для этого онъ выбралъ своего перваго визиря, который, въ сопровожденіи большой свиты, немедленно отправился въ Самаркандъ. Увѣдомленный о его прибытіи, Шахзенанъ встрѣтилъ великаго визиря съ первыми вельможами своего двора, въ великолѣпныхъ одеждахъ. Царь Тартаріи радостно привѣтствовалъ министра султана и спросилъ его о здоровья своего брата. Визирь отвѣчалъ, что султанъ здоровъ, и передалъ ему его порученіе, которымъ Шахзенанъ былъ очень тронутъ.

«Мудрый визирь, сказалъ онъ, султанъ, братъ мой, дѣлаетъ мнѣ большую честь; онъ ничего не могъ предложить мнѣ болѣе пріятнаго. Съ своей стороны, я горю также нетерпѣніемъ видѣть его. Время, неуменьшившее его дружбы, не ослабило также и моей. Въ моемъ государствѣ теперь все спокойно, и мнѣ нужно только десять дней, чтобы приготовиться къ дорогѣ. На такое короткое время вамъ не стоитъ входить въ городъ, а потому я прошу васъ раскинуть здѣсь палатки, и прикажу доставить сюда всего въ изобиліи для васъ и для вашей свиты.» Какъ только царь вернулся въ Самаркандъ, визирю было прислано много разной провизіи и при этомъ драгоцѣнные подарки.

Между тѣмъ Шахзенанъ, намѣреваясь ѣхать, распорядился дѣлами, учредилъ совѣтъ, которому ввѣрялъ правленіе государствомъ на время своего отсутствія и главнымъ членомъ котораго назначилъ министра, извѣстнаго но своей мудрости и пользовавшагося полнымъ довѣріемъ своего государи. Чрезъ десять дней, когда все было готово къ отъѣзду, Шахзенанъ простился съ своею супругой, и, въ сопровожденіи свиты, отправился въ царскій шатеръ, раскинутый подлѣ палатокъ визиря. Тамъ онъ бесѣдовалъ до полуночи съ посланникомъ Потомъ, желая еще разъ обпять королеву, горячо имъ любимую, онъ возвратился одинъ въ свой дворецъ, и прямо пошелъ въ спальню супруги, которая, не ожидая такого посѣщенія, приняла къ себѣ одного изъ послѣднихъ служителей своего двора. Въ это время они уже спали крѣпкимъ сномъ. Царь вошелъ тихо, радуясь, что неожиданнымъ появленіемъ доставитъ удовольствіе своей супругѣ, которая, казалось, очень любила его. Каково-же было его изумленіе, когда при свѣтѣ факеловъ, горѣвшихъ каждую ночь въ комнатахъ государей и государынь, онъ увидѣлъ мужчину въ ея объятіяхъ? Царь остановился, не вѣря, своимъ глазамъ. Но сомнѣваться было не въ чемъ. «Какъ! сказалъ онъ самъ себѣ, я только что вышелъ изъ дворца и былъ еще подъ стѣнами моей столицы, какъ уже успѣли такъ жестоко оскорбить меня. О, вѣроломные, ваше преступленіе будетъ наказано! Какъ царь, я обязанъ наказывать злодѣянія, совершаемыя въ моемъ государствѣ; какъ оскорбленный супругъ, я принесу васъ въ жертву моей справедливой мести.» Несчастный царь, уступая первому порыву, обнажилъ саблю, приблизился къ постели и однимъ ударомъ умертвилъ преступныхъ. Потомъ выбросилъ ихъ трупы изъ окна въ ровъ, окружавшій дворецъ. Отмстивъ такимъ образомъ за себя, онъ вышелъ изъ дворца и вернулся въ свой шатеръ. Не говоря никому о случившемся, онъ немедленно приказалъ снять палатки и приготовляться къ отъѣзду. Приказаніе его было исполнено и всѣ до разсвѣта отправились въ путь при звукахъ тимпановъ и другихъ инструментовъ, вливавшихъ радость во всѣ сердца, кромѣ несчастнаго Шахзенана. Его не покидала мысль о невѣрности своей супруги, и онъ впалъ въ глубокое уныніе.

Не далеко отъ столицы Индіи, вышелъ къ нему на встрѣчу Хабріасъ со всѣмъ своимъ дворомъ. Какъ обрадовались этому свиданію оба государя! Сойдя съ коней, они обнялись, помѣнявшись тысячью нѣжныхъ привѣтствій, сѣли опять на лошадей и. при восклицаніяхъ безчисленной толпы, въѣхали въ городъ. Султанъ проводилъ брата въ приготовленный дворецъ, который посредствомъ сада соединялся съ его дворцомъ; этотъ дворецъ, построенный для празднествъ и увеселеній, былъ великолѣпенъ; теперь это-великолѣпіе увеличилось новыми украшеніями.

Хабріасъ оставилъ царя Тартаріи, чтобъ дать ему время сходить въ баню и переодѣться; потомъ возвратился къ нему. Сидя вмѣстѣ на софѣ, братья разговаривали о всемъ, что случилось съ ними со времени ихъ разлуки. Послѣ ужина, они возобновили разговоръ; наконецъ наступила ночь, и Хабріасъ замѣтилъ, что его брату пора отдохнуть. Несчастный Шахзенанъ легъ, но печаль, облегченная нѣсколько присутствіемъ брата, овладѣла имъ съ новою силой; вмѣсто покойнаго сна, въ которомъ онъ такъ нуждался, ему живо представлялся обманъ его жены и послѣдующія событія; Шахзенанъ былъ внѣ себя. Наконецъ, не уснувъ нисколько, онъ всталъ. Султанъ, замѣтивъ глубокую горесть на лицѣ брата, спрашивалъ самъ себя: «Что это съ царемъ Тартаріи? Что могло такъ сильно опечалить его? Быть можетъ, онъ недоволенъ моимъ пріемомъ? Нѣтъ! я принялъ его, какъ нѣжно-любимаго брата, и не могу упрекнуть себя въ этомъ отношеніи. Не скучаетъ ли онъ, что оставилъ свое государство или супругу? Въ такомъ случаѣ, я скорѣе передамъ ему всѣ подарки, назначенные для него, и пусть онъ возвратится въ свое государство, когда захочетъ.» Дѣйствительно, на другой день, Хабріасъ послалъ брату часть подарковъ, состоявшихъ изъ всего, что только есть драгоцѣннаго и рѣдкаго въ Индіи. Тѣмъ не менѣе, онъ старался развлекать брата ежедневными удовольствіями; по самыя веселыя пиршества, далеко не радуя Шахзенана, только увеличивали его печаль.

Однажды Хабріасъ назначилъ охоту въ двухъ дняхъ разстоянія отъ своей столицы, въ странѣ, гдѣ водилось много оленей. Шахзенанъ просилъ позволенія не сопровождать его на эту охоту, говоря, что здоровье не позволяетъ ему принять въ ней участіе. Султанъ не принуждалъ его и отправился со всѣмъ дворомъ на охоту. Послѣ его отъѣзда, оставшись одинъ, царь Великой Тартаріи заперся въ своихъ комнатахъ и сѣлъ подлѣ окна, выходившаго въ садъ. Это прекрасное мѣсто и пѣніе множества птицъ, наполнявшихъ его, доставили бы ему удовольствіе, еслибъ онъ былъ способенъ наслаждаться имъ; но, мучимый воспоминаніемъ объ ужасномъ поступкѣ царицы, Шахзенанъ чаще обращалъ глаза на небо, нежели на садъ, и жаловался на свою несчастную судьбу. Несмотря на свою печаль, Шахзенанъ обратилъ однакожъ вниманіе на одно обстоятельство. Изъ потайной двери вышла султанша, окруженная двадцатью женщинами. Думая, что царь Тартаріи уѣхалъ на охоту, она смѣло приблизилась къ его окнамъ; желая узнать, что она будетъ дѣлать, Шахзенанъ помѣстился такъ, что могъ все видѣть, не будучи самъ замѣченъ. Онъ замѣтилъ, что женщины, сопровождавшія султаншу открыли лица и сбросили длинныя одежды, которыя носили онѣ сверхъ другаго, болѣе короткаго платья. Шахзенанъ былъ чрезвычайно удивленъ, когда въ этомъ обществѣ, состоявшемъ", по видимому, изъ однѣхъ женщинъ, увидѣлъ десять негровъ; каждый негръ взялъ себѣ одну женщину. Султанша, съ своей стороны, не оставалась долго безъ любовника; она захлопала въ ладоши, крича: Мазудъ, Мазудъ! На ея зовъ, спустился съ высокаго дерева арабъ и поспѣшно подбѣжалъ къ ней.

Скромность не позволяетъ разсказывать всего, что происходило между неграми и женщинами: эта подробность не необходима; будетъ и тою, если скажу, что Шахзенанъ увидѣлъ столько, что нашелъ своего брата столь же достойнымъ сожалѣнія, какъ онъ самъ. Удовольствія этой страстной толпы продолжались до полуночи. Они выкупались вмѣстѣ въ большомъ пруду, который служилъ лучшимъ украшеніемъ сада, потомъ снова одѣлись и вошли черезъ потайную дверь во дворецъ султана, а Мазудъ отправился своею дорогой, черезъ-стѣну сада.

Все видѣнное царемъ Великой Тартаріи заставило его задуматься. "Какъ могъ я предполагать, что мое несчастіе необыкновенно! Вѣроятно, такова участь всѣхъ мужчинъ, если султанъ, братъ мой, обладающій столькими государствами, первый царь въ свѣтѣ, не могъ избѣгнуть подобной участи. Стоитъ-ли послѣ этого такъ сильно предаваться печали! Конечно воспоминаніе столь обыкновеннаго событія не будетъ больше тревожить мое спокойствіе. Дѣйствительно, съ этой минуты онъ сталъ веселъ, и такъ какъ онъ не ужиналъ еще, желая видѣть все происходившее подъ его окнами, то велѣлъ подать себѣ ужинъ, ѣлъ съ такимъ аппетитомъ, какого не имѣлъ съ тѣхъ поръ, какъ уѣхалъ изъ Самарканда, и даже съ удовольствіемъ слушалъ музыку и пѣніе.

Слѣдующіе дни онъ былъ въ хорошемъ расположеніи духа, и, услышавъ, что султанъ возвращается съ охоты, весело пошелъ къ нему на встрѣчу Сначала Хабріасъ не замѣтилъ этой перемѣны; онъ только жаловался, что Шахзенанъ не сопровождалъ его на охоту, и, не давая времени отвѣчать, началъ ему разсказывать, сколько убилъ оленей и другихъ звѣрей, и какое удовольствіе доставила ему эта охота. Выслушавъ его со вниманіемъ, Шахзенанъ весело отвѣчалъ.

Думая найти брата въ прежнемъ состояніи, султанъ обрадовался, встрѣтивъ его веселымъ. «Кратъ мой, сказалъ онъ, благодарю небо за счастливую перемѣну въ тебѣ; я очень радъ ей по у меня есть къ тебѣ просьба, которую я убѣдительно прошу исполнить. — Какъ могу я не исполнить твоей просьбы? отвѣчалъ ему Шахзенанъ, скажи скорѣе свое желаніе. — Съ тѣхъ поръ, какъ ты пріѣхалъ ко мнѣ, возразилъ Хабріасъ, ты былъ очень печаленъ и мои старанія развлечь тебя остались тщетны. Я приписывалъ эту печаль тому, что ты оставилъ свое государство; я думалъ даже, что къ этому присоединялась еще любовь къ твоей супругѣ, которая славится красотой. Быть можетъ, я ошибался, но, признаюсь, что единственно поэтому не хотѣлъ спрашивать тебя о причинѣ твоей скорби, боясь тѣмъ огорчить тебя. Теперь же, я нахожу, тебя въ отличномъ расположеніи духа и вижу, что ты совершенно освободился отъ тяжелой думы Скажи, пожалуйста, о чемъ ты тосковалъ и почему теперь ты веселъ.»

Царь Великой Тартаріи задумался, какъ бы отыскивая въ умѣ, что ему отвѣтить. Наконецъ онъ сказалъ: «Ты мой султанъ и мой властелинъ; но, умоляю, позволь мнѣ не отвѣчать на твой вопросъ! — Нѣтъ, братъ мой, я хочу знать, и ты долженъ исполнить мою просьбу! — Ну, а удовлетворю твое любопытство, братъ мой. если ты этого требуешь.» И Шахзенанъ разсказалъ ему о невѣрности своей супруги. прибавивъ: «Теперь ты можешь судить, могъ-ли и не предаваться печали! — О. братъ мой, вскричалъ султанъ тронутымъ голосомъ. какое ужасное событіе! Съ какимъ нетерпѣніемъ ожидалъ я развязки его! Ты поступилъ прекрасно, наказавъ измѣнниковъ; они нанесли тебѣ жестокое оскорбленіе, и ты не долженъ раскаиваться въ своемъ поступкѣ: онъ справедливъ: признаюсь, что на твоемъ мѣстѣ, я не былъ бы такъ умѣренъ и принесъ бы въ жертву своей мести больше тысячи женщинъ. Теперь я не удивляюсь твоей печали. О небо, какое событіе! Нѣтъ, и думаю, никогда еще не случалось ничего подобнаго Будемъ же благодарить Бога, что онъ послалъ тебѣ утѣшеніе, а въ чемъ состоитъ оно, ты вѣрно не откажешься разсказать мнѣ.»

Шахзенанъ затруднялся отвѣчать на этотъ вопросъ, потому что онъ касался его брата, но долженъ былъ уступить наконецъ настоятельнымъ просьбамъ послѣдняго. «Если ты непремѣнно хочешь знать все, я повинуюсь, но боюсь, чтобы мое повиновеніе не принесло тебѣ больше горя, чѣмъ было у меня; ты самъ будешь въ томъ виноватъ, ибо требуешь того, что я хотѣлъ бы предать вѣчному забвенію. — Все, что ты говоришь, отвѣчалъ Хабріасъ, только увеличиваетъ мое любопытство, и я еще разъ прошу открыть мнѣ скорѣе тайну, въ чемъ бы она ни заключалась.» Царь Тартаріи чіе противорѣчилъ больше и подробно разсказалъ о переодѣваніи негровъ, о наглости султанши и ея женщинъ и о Мазудѣ. «Видя такой позоръ, продолжалъ онъ, я думалъ, что вѣрно всѣ женщины таковы и не могутъ противиться своимъ склонностямъ, а потому нужно быть слишкомъ слабымъ, чтобъ находить все счастье и спокойствіе въ ихъ вѣрности, и я утѣшился. Не скажу, впрочемъ, чтобъ это было мнѣ легко, по надѣюсь, что и ты послѣдуешь моему примѣру.»

Хотя совѣтъ былъ разсудителенъ, но Хабріасъ не могъ принять его. — «Какъ, вскричалъ онъ съ яростью, царица Индіи могла такъ обезчестить себя! Нѣтъ! братъ мой, я не повѣрю этому до тѣхъ поръ, пока самъ не увижу всего; ты вѣрно ошибся; это важное дѣло, и я долженъ убѣдиться въ немъ. — Братъ мой, возразилъ Шахзенанъ, удостовѣриться въ моихъ словахъ не трудно; отправимся на охоту, и когда выѣдемъ изъ города, то остановимся въ нашихъ шатрахъ, а ночью возвратимся вдвоемъ во дворецъ. Я увѣренъ, что завтра ты увидишь тоже, что видѣлъ я сегодня». Хабріасъ одобрилъ это предложеніе и велѣлъ приготовиться къ покой охотѣ; въ тотъ же день шатры были раскинуты на указанномъ мѣстѣ.

На другой день, оба царя поѣхали со всею своею свитой. Прибывъ на мѣсто, они расположились въ палаткахъ. При наступленіи ночи, Хабріасъ призвалъ великаго визиря и, не открывая ему своего намѣренія. приказалъ замѣнить его во время отсутствія и не позволять никому отлучаться изъ лагеря ни подъ какимъ предлогомъ. Отдавъ это приказаніе, онъ сѣлъ съ братомъ на лошадей. Они проѣхали лагерь, не будучи никѣмъ узнаны и, прибывъ въ городъ, вошли во дворецъ, занимаемый Шахзенаномъ и легли спать. На другой день, рано утромъ, оба брата сѣли у окна, изъ котораго Шахзенанъ видѣлъ вышеописанную сцену съ неграми. Нѣсколько времени они наслаждались свѣжимъ утромъ, ибо солнце еще не всходило, и, разговаривая, часто взглядывали на потайную дверь. Наконецъ она открылась, и султанъ увидѣлъ султаншу съ ея женщинами и переодѣтыхъ негровъ; султанша позвала Мазуда, я супругъ ея вполнѣ увѣрился въ своемъ позорѣ и несчастій. «Боже! вскричалъ онъ, какой стыдъ, какой ужасъ! И султанша способна на такое безчестіе? Какой царь послѣ этого можетъ считаться счастливымъ? О, братъ мой, продолжалъ онъ, обнимая Шахзенана, откажемся отъ свѣта; — въ немъ нѣтъ истины; онъ только обольщаетъ и обманываетъ. Покинемъ наши владѣнія и весь, окружающій насъ, блескъ; удалимся въ чужіе края, будемъ жить въ неизвѣстности и скрывать свое несчастіе». Шахзенану не нравилось это намѣреніе, но онъ не противоречилъ брату, видя, въ какомъ тотъ находился положеніи. «Братъ мой, сказалъ онъ, у меня нѣтъ другой воли, кромѣ твоей; я готовъ слѣдовать за тобой, но обѣщай мнѣ, что мы вернемся, если встрѣтимъ кого нибудь несчастнѣе насъ. — Обѣщаю, отвѣчалъ султанъ, но не думаю, чтобы кто нибудь заслуживалъ большаго сожалѣнія, нежели мы. — Въ этомъ я съ тобой не согласенъ, возразилъ Шахзенанъ и, быть можетъ, мы скоро вернемся назадъ.» Разговаривая такимъ образомъ, они вышли потихоньку изъ дворца и отправились но другой дорогѣ. Они шли цѣлый день и ночевали въ лѣсу. Вставъ съ разсвѣтомъ, братья продолжали путь, и дошли наконецъ до прекраснаго луга на берегу рѣки; тамъ и сямъ росли высокія, тѣнистыя деревья. Подъ однимъ изъ нихъ братья сѣли отдохнуть и освѣжиться. Они говорили о невѣрности своихъ женъ.

Вскорѣ со стороны моря послышался ужасный шумъ и страшные крики. Море открылось и изъ него вышелъ страшный черный столбъ, касавшійся облаковъ. Это видѣніе удвоило страхъ братьевъ; они поспѣшно встали и взлѣзли на дерево, на которомъ было удобно скрыться. Взлѣзши на дерево и посмотрѣвъ въ ту сторону, откуда слышался шумъ и гдѣ открылось море, они замѣтили, что черный столбъ, разсѣкая воду, приближался къ берегу. Дѣло вскорѣ объяснилось. Это былъ одинъ изъ злыхъ духовъ, черный и отвратительный, необыкновеннаго роста; онъ несъ на головѣ стеклянный ящикъ, запертый четырьмя стальными замочками. Войдя на лугъ, онъ сложилъ свою ношу подъ дерево, на которомъ были оба брата; послѣдніе, видя чрезвычайную опасность, считали себя совершенно погибшими.

Между тѣмъ, духъ сѣлъ подлѣ ящика; когда онъ отперъ его четырьмя ключами, привязанными къ его поясу, изъ ящика вышла роскошно одѣтая женщина, величественнаго вида и дивной красоты. Чудовище посадило ее подлѣ себя, и, глядя на нее съ любовью, сказало: «Совершеннѣйшая изъ всѣхъ красавицъ въ мірѣ, ты, которую похитилъ я въ самый день свадьбы и которую съ тѣхъ поръ люблю такъ постоянно, позволь мнѣ уснуть нѣсколько минутъ подлѣ тебя; для этого именно я пришелъ сюда, какъ только меня стало клонить ко сну.» Говоря это, онъ опустилъ свою тяжелую голову на колѣна красавицы и протянувъ ноги до самаго моря, такъ захрапѣлъ, что берегъ задрожалъ.

Тогда женщина, нечаянно поднявъ глаза, замѣтила обоихъ братьевъ на верхушкѣ дерева и знакомъ приглашала ихъ сойдти внизъ. Видя, что убѣжище ихъ открыто, они страшно испугались и знаками умоляли женщину позволить имъ не повиноваться ей; по она, снявъ осторожно съ своихъ колѣнъ голову духа и опустивъ ее на землю, встала и проговорила тихо: «Сойдите; это необходимо.» Напрасно братья хотѣли объяснить ей, что боятся духа. «Сойдите, возразила она тѣмъ-же тономъ; если вы сейчасъ не исполните моей просьбы, то я сама разбужу духа и стану просить его, чтобы онъ умертвилъ васъ.»

Эти слова такъ испугали братьевъ, что они поспѣшно и осторожно начали спускаться съ дерева, боясь разбудить духа. Когда они сошли, женщина взяла ихъ за руки и, отведя въ сторону, сдѣлала имъ очень свободно нескромное предложеніе: сначала они отказывались, но, наконецъ, угрозами были принуждены повиноваться ей. Удовлетворивъ свое желаніе, женщина потребовала кольца, которыя замѣтила на ихъ пальцахъ. Получивъ ихъ, она принесла ящичекъ, въ которомъ находились всѣ принадлежности ея туалета, и, открывъ его, вынула снурокъ, на которомъ было нанизано множество колецъ различныхъ формъ. «Знаете-ли вы, сказала она царямъ, показывая кольца, что означаютъ эти драгоцѣнности? — Нѣтъ, не знаемъ, отвѣчали они; вы вѣрно скажете намъ. — Эти кольца, отвѣчала она, принадлежатъ тѣмъ, кто пользовался моею благосклонностью; ихъ было ровно девяносто восемь, и я берегу эти кольца на память о нихъ; для этого же я взяла и ваши. Теперь сто колецъ, а слѣдовательно и сто человѣкъ, которыхъ я любила, несмотря на бдительность и предосторожности этого отвратительнаго духа, который никогда не покидаетъ меня. Хотя я и заперта въ стеклянномъ ящикѣ, на днѣ моря, однакожъ нахожу случай обманывать духа. Изъ этого вы ясно видите, что если женщина задумала что ни будь сдѣлать, то никакой мужъ, никакой любовникъ, не могутъ воспрепятствовать ей исполнить свое желаніе. Мужья сдѣлали-бъ лучше, если бы не принуждали своихъ женъ; это единственное средство сдѣлать ихъ умнѣе.» Сказавъ это, женщина надѣла ихъ кольца на нитку, сѣла на прежнее мѣсто, положила къ себѣ на колѣна голову спящаго духа и велѣла обоимъ братьямъ удалиться.

Они пошли назадъ и когда потеряли изъ виду духа и женщину, Хабріасъ сказалъ Шахзенану: «Ну, братъ мой, что думаешь ты объ этомъ приключеніи? Вѣрная ли любовница у этого духа? II. не согласишься ли съ тѣмъ, что ничто не можетъ сравниться съ коварствомъ женщинъ? — Да, отвѣчалъ ему царь великой Тартаріи. Ты также долженъ согласиться и съ тѣмъ, что духъ болѣе достоинъ сожалѣнія и болѣе несчастенъ, нежели мы. Мы нашли, чего искали, и потому вернемся въ наши государства и женимся опять. Я знаю, какъ заставить своихъ женъ быть вѣрными мнѣ, но не хочу объяснить теперь: ты услышишь скоро объ этомъ и конечно послѣдуешь моему примѣру.» На третій день къ утру, они вернулись въ свои шатры.

Какъ только разнеслась вѣсть о возвращеніи султана, придворные собрались къ его палаткѣ. Султанъ позвалъ ихъ къ себѣ, встрѣтилъ веселѣе обыкновеннаго и сдѣлалъ всѣмъ подарки. Потомъ объявилъ имъ, что не намѣренъ продолжать охоту. Велѣлъ привесть своего коня и вернулся во дворецъ.

Пріѣхавъ, онъ поспѣшилъ въ комнаты султанши, велѣлъ ее связать при себѣ и отдалъ великому визирю, съ приказаніемъ удавить ее; министръ исполнилъ это, не освѣдомляясь, какое преступленіе сдѣлала султанша. Раздраженный царь не остановился на этомъ: онъ самъ отрубилъ головы всѣмъ женщинамъ султанши. Послѣ такого строгаго наказанія, увѣренный, что нѣтъ въ свѣтѣ женщины, которая могла-бы оставаться вѣрной, онъ рѣшилъ, во избѣжаніе невѣрности женъ, брать каждую ночь новую жену, а на утро казнить ее, и поклялся исполнить это жестокое рѣшеніе, какъ только простится съ царемъ Тартаріи. Послѣдній вскорѣ уѣхалъ въ свое государство, получивъ богатые подарки.

Послѣ его отъѣзда, Хабріасъ велѣлъ своему визирю привесть дочь одного изъ армейскихъ генераловъ. Визирь повиновался. Проведя съ ней ночь. Султанъ утромъ передалъ ее визирю съ повелѣніемъ удавить. а ему на слѣдующую ночь привесть другую. Какъ ни тяжело было визирю исполнять подобныя порученія, но онъ обязанъ былъ слѣпо повиноваться своему государю. Въ слѣдующій вечеръ, великій визирь привелъ ему новую жену, которая на утро также была удавлена. За нею слѣдовала дочь гражданина, и т. д., такъ что каждый вечеръ была свадьба, а на другой день утромъ похороны.

Слухъ о такомъ безпримѣрномъ безчеловѣчіи привелъ въ отчаяніе весь городъ. Вездѣ слышались крики и вопли; здѣсь отецъ рыдалъ о потерѣ дочери, тамъ нѣжныя матери, боясь, что подобная же участь постигнетъ ихъ дѣтей, заранѣе оглашали воздухъ своими воплями. Такимъ образомъ, вмѣсто похвалъ и благословеній, которыми осыпали прежде султана, стали раздаваться одни проклятія.

У великаго визиря, невольнаго исполнителя этихъ страшно, несправедливыхъ приказаній султана, было двѣ дочери: Шехеразада и Диварзада.

Обѣ они были умны, но старшая отличалась необыкновенною смѣлостью. удивительною проницательностью и тонкимъ умомъ. Она много читала и обладала такою прекрасною памятью, что помнила все прочитанное; занималась Философіей, исторіей, медициной и искусствами; писала стихи лучше всѣхъ знаменитыхъ поэтовъ своего времени; кромѣ того, она была необыкновенно хороша собой и добродѣтельна.

Визирь страстно любилъ дочь, которая вполнѣ заслуживала его нѣжность. Однажды, разговаривая съ нимъ, она сказала: "Отецъ мой, у меня есть просьба, которую я убѣдительно прошу тебя исполнить. — Я не откажу тебѣ, если только просьба твоя основательна. — Что она основательна, объ этомъ ты можешь судить по причинѣ, которая заставила меня обратиться съ нею къ тебѣ Я намѣрена прекратить варварство султана, разсѣять страхъ, обнявшій столькихъ матерей, которыя боятся потерять своихъ дочерей столь ужаснымъ образомъ. — Намѣреніе твое похвально, дочь моя, но бѣдствіе, которому ты хочешь помочь, кажется мнѣ неисправимымъ, сказалъ визирь; что же ты думаешь сдѣлать? — Отецъ мой. черезъ твое посредство султанъ каждый день празднуетъ новую свадьбу; доставь мнѣ случай сдѣлаться его женой. — Дочь моя, вскричалъ съ ужасомъ визирь, какъ можешь ты просить меня объ этомъ? Не потеряла ли ты разсудокъ? Или ты не знаешь, что султанъ поклялся лишать жизни свою жену на другой день свадьбы? И ты хочешь, чтобъ я предложилъ ему жениться на тебѣ? Подумай, куда можетъ увлечь тебя твое безразсудное усердіе? — Да, отецъ мой, отвѣчала добродѣтельная дѣвушка, я знаю, какой подвергаюсь опасности, но не боюсь ее. Если я погибну, то погибну славною смертью; если успѣю въ своемъ намѣреніи, то окажу своему отечеству важную услугу. — Нѣтъ, отвѣчалъ визирь, что бы ты мнѣ не говорила, я ни за что не соглашусь подвергнуть тебя такой страшной опасности Если султанъ велитъ мнѣ поразить тебя кинжаломъ въ грудь, увы! я долженъ буду исполнить его приказаніе, столь ужасное для моего родительскаго сердца. Ахъ, если ты не боишься смерти, то бойся огорчить меня смертельно, бойся заставить меня обагрить руки въ твоей крови. — Прошу тебя еще разъ, отецъ мой, исполни мою просьбу. — Твое упрямство, возразилъ визирь, сердитъ меня. Зачѣмъ хочется тебѣ идти на встрѣчу погибели? Кто не предвидитъ хорошаго окончанія опасному дѣлу, тотъ не долженъ браться за него. Я боюсь, чтобы съ тобой не случилось того, что случилось съ осломъ, которому было хорошо, по который не съумѣлъ пользоваться своимъ хорошимъ положеніемъ. — А какое случилось съ нимъ несчастіе? возразила Шехеразада. — Я сей-часъ разскажу тебѣ, отвѣчалъ визирь, слушай:

БАСНЯ.

ОСЕЛЪ, ВОЛЪ, И ЗЕМЛЕДѢЛЕЦЪ.

"У одного очень богатаго купца было нѣсколько фермъ, со множествомъ всякаго скота. Онъ отправился съ семействомъ на одну изъ нихъ. Купецъ обладалъ даромъ понимать языкъ животныхъ, по съ условіемъ, что онъ лишится жизни, если объяснитъ кому нибудь ихъ разговоръ; это препятствовало ему сообщать вещи которыя онъ узнавалъ посредствомъ своего дара.

"Волъ и оселъ стояли за одними яслями. Однажды хозяинъ сидѣлъ подлѣ нихъ и, глядя на игры своихъ дѣтей, услышалъ слѣдующій разговоръ: «Я нахожу тебя вполнѣ счастливымъ, говорилъ волъ, обращаясь къ ослу; ты наслаждаешься спокойствіемъ, отъ тебя требуютъ мало услугъ; человѣкъ чиститъ тебя, моетъ, даетъ просѣяннаго ячменя, и чистой, свѣжей воды. Твоя самая трудная работа состоитъ щ, перевозкѣ товаровъ нашего хозяина, во время его небольшаго путешествія. Безъ этого, вся жизнь твоя прошла бы въ праздности. Обращеніе же со мной совсѣмъ другое, и моя жизнь на столько горька, на сколько твоя пріятна: едва пройдетъ полночь, какъ меня впрягаютъ въ плугъ, который я долженъ таскать весь день; это часто доводитъ меня до совершеннаго изнеможенія. Притомъ, идущій за мною земледѣлецъ безпрестанно бьетъ меня. Таская плугъ, я сдираю кожу съ шеи. Наконецъ, проработавъ съ утра до вечера и возвратясь домой, я нахожу въ ясляхъ дрянные сухіе бобы, смѣшанные съ пескомъ, или что нибудь еще худшее. Къ довершенію несчастія, насытясь этою невкусною нищей, я долженъ провесть ночь въ навозѣ. Видишь-ли, я не даромъ завидую твоей участи!»

Оселъ не прерывалъ вола и далъ ему высказаться, но когда тотъ замолчалъ, оселъ сказалъ: «Ты оправдываешь данное тебѣ названіе идіота: ты слишкомъ простъ, позволяешь дѣлать съ собою все, что угодно, и не хочешь пособить себѣ. Что-же выигрываешь ты своими страданіями? Только убиваешь себя, чтобы доставить покой, удовольствіе и выгоды тѣмъ, кто не цѣнитъ тебя; повѣрь, съ тобой не обращались бы такъ, еслибъ твоя храбрость равнялась твоей силѣ Отчего не сопротивляешься ты, когда тебя привязываютъ къ яслямъ? Отчего ты не ударишь хорошенько рогами? Зачѣмъ не выражаешь своего гнѣва, топая ногами? Ты могъ бы всѣхъ привесть въ ужасъ страшнымъ ревомъ. Ты получилъ отъ природы средства доставить себѣ общее уваженіе и пренебрегаешь ими. Тебѣ приносятъ дурныхъ бобовъ или дурной соломы, не ѣшь ихъ, понюхай только и оставь. Послушайся меня и ты скоро увидишь перемѣну въ своемъ положеніи, за которую поблагодаришь меня».

"Волъ принялъ совѣтъ осла, поблагодарилъ его и прибавилъ: «Я исполню все, что ты сказалъ мнѣ, и ты увидишь, какъ я расплачусь съ ними». Послѣ этого разговора, изъ котораго купецъ не проронилъ ни одного слова, они замолчали.

"На другой день, земледѣлецъ пришелъ за воломъ, впрягъ его въ плугъ и повелъ на обычную работу. Волъ, помня совѣты осла, былъ золъ весь день; а вечеромъ, когда хозяинъ хотѣлъ привязать его къ яслямъ, онъ, вмѣсто того, чтобъ протянуть шею, заупрямился и съ ревомъ пятился назадъ; онъ даже нагнулъ рога, какъ бы намѣреваясь ударить ими земледѣльца. Однимъ словомъ, волъ исполнилъ все, чему научилъ его оселъ. На слѣдующій день, земледѣлецъ опять пришелъ за нимъ, чтобъ вести на работу, но увидѣвъ, что бобы и солома не тронуты и что волъ лежитъ подлѣ, протянувъ ноги и дыша съ трудомъ, подумалъ, что онъ боленъ, пожалѣлъ о немъ и пошелъ сказать о случившемся купцу.

"Купецъ понялъ, что совѣты осла не пропали даромъ, и чтобъ наказать его. какъ онъ того заслужилъ: «Ступай, сказалъ онъ земледѣльцу, возьми осла и постарайся, чтобъ ему было довольно работы въ полѣ.» Земледѣлецъ повиновался. Оселъ былъ принужденъ весь день таскать плугъ и тѣмъ болѣе утомился, что не привыкъ къ такой работѣ. Кромѣ того, онъ получилъ столько ударовъ палкой, что не могъ держаться на ногахъ, когда вернулся домой.

«Между тѣмъ волъ былъ очень доволенъ; онъ съѣлъ все, что было въ ясляхъ; отдыхалъ весь день, радовался, что послѣдовалъ совѣту осла, благословлялъ его и не забылъ выразить свою благодарность, какъ только возвратился тотъ. Оселъ ничего по. отвѣчалъ волу, до того онъ былъ недоволенъ, что съ нимъ поступали дурно. „Мое безразсудство. говорилъ онъ самъ себѣ, навлекло на меня такое несчастіе; я жилъ счастливо; все улыбалось мнѣ; все, чего-бы я ни пожелалъ, было у меня: да, я самъ виноватъ, что нахожусь теперь въ такомъ печальномъ состояніи, и если не придумаю какой нибудь хитрости, чтобы выдти изъ него, то непремѣнно погибну“. Говоря это, оселъ отъ изнеможеніи упалъ подлѣ яслей».

Тутъ великій визирь, обращаясь къ Шехеразадѣ, сказалъ: «Дочь моя, ты, какъ этотъ оселъ, хочешь погибнуть черезъ свое ложное благоразуміе. Послушай, не предпринимай ничего, не или сама на встрѣчу смерти. — Отецъ мой, отвѣчала Шехеразада, приведенный тобою примѣръ не перемѣнитъ моего рѣшенія, и я до тѣхъ поръ не перестану просить тебя, пока ты не согласишься на мою просьбу». Нидя упорство дочери, визирь сказалъ: "Такъ какъ ты все еще настаиваешь на своемъ, то я принужденъ буду поступить съ тобой, какъ поступилъ купецъ съ своею женой, спустя нѣсколько времени послѣ приключенія съ осломъ, и вотъ какъ именно: услышавъ о жалкомъ положеніи осла, купецъ захотѣлъ узнать, что произойдетъ теперь между нимъ и воломъ. Для этого послѣ ужина, онъ вышелъ, при свѣтѣ луны, съ женой и сѣлъ подлѣ нихъ. Оселъ говорилъ слѣдующее: "Кумъ, что ты намѣренъ дѣлать завтра, когда тебѣ принесутъ ѣсть? — Что я буду дѣлать, отвѣчалъ волъ, я послѣдую опять твоему совѣту; сначала попячусь назадъ, потомъ наклоню рога, притворюсь больнымъ и въ самомъ отчаянномъ положеніи. — Не дѣлай этого ни за что, отвѣчалъ оселъ, ты этимъ погубишь себя; сегодня, возвращаясь, я слышалъ отъ нашего купца, что заставило меня опасаться за твою жизнь. — А что ты слышалъ? спросилъ волъ, скажи маѣ, пожалуйста. — Нашъ хозяинъ сказалъ сегодня земледѣльцу: «Такъ, какъ волъ не ѣстъ, а потому не можетъ держаться на ногахъ, то завтра надобно его убить. Мясо его мы отдадимъ, Христа ради, бѣднымъ, а кожа пригодится намъ, ты отдашь ее кожевнику: не забудь же позвать мясника, у Нотъ что и слышалъ сего дня и хотѣлъ предупредить тебя, желая сохранить твою жизнь и дать тебѣ новый совѣтъ; когда тебѣ принесутъ бобовъ и соломы, бросься на нихъ съ жадностью; хозяинъ подумаетъ, что ты выздоровѣлъ и вѣрно отмѣнитъ твой смертный приговоръ; если-же ты поступишь иначе, то для тебя все будетъ кончено».

"Эта рѣчь произвела дѣйствіе, какого желалъ оселъ. Волъ былъ сильно встревоженъ и страшно заревѣлъ. Купецъ, слушавшій все со вниманіемъ, расхохотался, чему очень удивилась его жена. «Скажи мнѣ, пожалуйста, сказала она, чему ты смѣешься, можетъ быть и меня это разсмѣшитъ. — Другъ мой, отвѣчалъ онъ, будь довольна и тѣмъ, что я смѣюсь. — Нѣтъ, возразила она, я непремѣнно хочу знать, чему ты смѣешься. — Я не могу удовлетворить твое любопытство, могу только сказать, что смѣюсь отъ того, что оселъ сказалъ волу; больше этого я не смѣю тебѣ открыть — А кто запрещаетъ тебѣ сказать мнѣ все? — Если я скажу тебѣ все, то это можетъ стоить мнѣ жизни. — Ты смѣешься надо мной, вскричала жена, и если сейчасъ не откроешь, что сказалъ оселъ волу, то, клянусь Богомъ, мы не будемъ больше жить вмѣстѣ.»

"Сказавъ это, она вернулась домой, усѣлась въ уголь и начала горько плакать. Мужъ легъ спать; на другой день, видя, что жена не перестаетъ сердиться, онъ сказалъ ей: «Ты поступаешь дурно, горюя о такой бездѣлицѣ; право, для тебя не такъ интересно знать, что для меня очень важно скрыть. Умоляю тебя, не думай больше о вчерашнемъ. — Я буду думать объ этомъ до тѣхъ поръ, отвѣчала она, пока ты не удовлетворишь мое любопытство. — Но я серьезно говорю тебѣ, что твое нескромное требованіе будетъ стоить мнѣ жизни. — Пусть будетъ, что угодно Богу, а я не перестану настаивать на своемъ. — Я хорошо вижу, что тебя не уговоришь, сказалъ купецъ, и такъ какъ предвижу, что ты умрешь отъ печали, то позову повидаться съ тобой, передъ смертью, твоихъ дѣтей». Онъ велѣлъ позвать своихъ дѣтей и послалъ за отцомъ и матерью жены. Когда всѣ они собрались и узнали въ чемъ дѣло, то начали уговаривать ее не настаивать на своемъ, но она не хотѣла слушать убѣжденій и сказала, что скорѣе умретъ, чѣмъ уступитъ мужу. Отецъ и мать напрасно говорили ей, доказывали, что не стоитъ труда узнавать, что скрываетъ отъ нея мужъ, но не успѣли убѣдить ее ни разумными доводами, ни родительскою властью. Видя, что мать ихъ упорствуетъ, дѣти принялись горько плакать. Самъ купецъ совсѣмъ растерялся. Сидя у дверей дома своего, онъ уже раздумывалъ, не пожертвовать-ли ему жизнью для спасенія жены.

«Итакъ, дочь моя, продолжалъ визирь, обращаясь къ Шехеразадѣ, у купца было пятьдесятъ куръ и пѣтухъ, которыхъ стерегла собака. Когда, какъ я сказалъ уже, купецъ сидѣлъ и раздумывалъ, что дѣлать, онъ увидѣлъ, что собака побѣжала къ пѣтуху, который бросился на курицу и сказала ему: „О пѣтухъ! Богъ скоро прекратитъ твою жизнь! Можно-ли дѣлать сегодня то, что ты дѣлаешь!“ Пѣтухъ приподнялся и гордо отвѣчалъ: „Почему именно сегодня и не могу этого дѣлать? — Потому что сегодня господинъ нашъ въ большомъ горѣ. Жена его требуетъ, чтобъ онъ открылъ ей секретъ, который можетъ ему* стоить жизни. Ботъ въ какомъ положеніи теперь дѣла; боюсь, чтобъ господинъ не уступилъ ея просьбамъ, потому что онъ любитъ ее и тронутъ слезами. Быть можетъ, онъ скоро погибнетъ; мы всѣ очень тревожимся. Ты одинъ только оскорбляешь общую горесть и развлекаешься съ курами.“

Пѣтухъ отвѣчалъ слѣдующимъ образомъ: „какъ безразсуденъ нашъ господинъ! Мнѣ повинуются пятьдесятъ женъ, а у него только одна, да и съ той онъ не умѣетъ сладить. Пусть-бы призвалъ на помощь разсудокъ, тогда нашелъ-бы средство выпутаться изъ своего затруднительнаго положенія. — А что ему остается дѣлать? спросила собака. — Пусть идетъ въ комнату жены, запрется съ ней и побьетъ ее хорошенько палкой, отвѣчалъ пѣтухъ; я увѣренъ, что послѣ этого она сдѣлается умнѣе и не станетъ требовать отъ него открыть ей секретъ.“ Купецъ всталъ и прямо отправился въ комнату жены, заперъ дверь, взялъ палку и такъ побилъ жену, что она стала кричать: „Довольно, довольно, я не стану больше ни о чемъ спрашивать тебя!“ Видя, что она отказывается отъ прежняго упрямства, купецъ пересталъ ее бить, и отперъ дверь; вошла родня и всѣ радовались и поздравляли купца, что онъ умѣлъ образумить жену. Дочь моя, прибавилъ великій визирь, ты заслуживаешь почти такого же наказанія, какъ и жена этого купца.»

«Отецъ мой, сказала тогда Шехеразада, ради Бога не настаивай, чтобы я отказалась отъ своего намѣренія. Исторія этой женщины не можетъ поколебать моей рѣшимости. Я готова разсказать тебѣ ихъ нѣсколько, только-бы ты не противился моему намѣренію. Притомъ, прости меня, если я осмѣлюсь сказать тебѣ, что ты напрасно будешь мнѣ противиться: если родительская нѣжность не допускаетъ тебя исполнить мою просьбу, я сама явлюсь къ султану.»

Твердость дочери заставила, наконецъ, отца согласиться исполнить просьбу и хотя онъ очень былъ огорченъ, что не могъ отговорить ее отъ страшнаго намѣренія, однакожъ пошелъ къ султану сказать, что въ слѣдующій вечеръ приведетъ Шехеразаду.

Султанъ былъ удивленъ жертвою визиря. «Какъ ты рѣшился, сказалъ онъ ему, отдать мнѣ свою дочь? — Государь, отвѣчалъ визирь, она сама отдаетъ себя; ее не путаетъ печальная у часть, ожидающая ее, и честь быть одинъ день женой Нашего Величества она предпочитаетъ цѣлой жизни. — Ты не ошибаешься, визирь, возразилъ султанъ: завтра, я отдамъ тебѣ Шехеразаду съ приказаніемъ лишить се жизни, и если ты этого не исполнишь, я самъ убью тебя. — Государь, сказалъ визирь, сердце мое будетъ разрываться, повинуясь вамъ, но долгъ возьметъ свое, и рука моя не дрогнетъ, исполняя его». Султанъ принялъ жертву визиря и сказалъ, что онъ можетъ иривесть свою дочь.

Великій визирь пошелъ объявить согласіе султана Шехеразадѣ, которая приняла его съ такою радостью, какъ будто ей принесли самую пріятную вѣсть. Она благодарила, что отецъ исполнилъ ея просьбу и, видя его горесть, сказала ему въ утѣшеніе, что онъ не станетъ раскаяваться въ ея бракѣ съ султаномъ, но что, напротивъ, будетъ тому радоваться всю жизнь.

Потомъ она стала приготовляться къ свиданію съ султаномъ и, отозвавъ въ сторону сестру, сказала ей. «Мнѣ нужна твоя помощь въ очень важномъ дѣлѣ, и прошу не отказать мнѣ. Сегодня отецъ отведетъ меня къ султану; и сдѣлаюсь его женой. Не пугайся этой новости; выслушай меня съ терпѣніемъ. И буду умолять государя, чтобы онъ позволилъ тебѣ лечь въ брачной комнатѣ, подъ тѣмъ предлогомъ, что я послѣднюю ночь жизни хочу видѣть тебя. Если онъ исполнить мою просьбу, то, прошу тебя, разбуди меня за часъ до разсвѣта, говоря: „Сестра, если ты не спишь, разскажи мнѣ, пожалуйста, одну изъ своихъ прекрасныхъ сказокъ“. Я тотчасъ начну тебѣ разсказывать и этимъ надѣюсь избавить свое отечество отъ отчаянья.» Дина рзада отвѣчала, что съ удовольствіемъ исполнитъ ея просьбу.

Насталъ вечеръ; великій визирь отвелъ Шехеразаду во дворецъ и ушелъ, проводивъ ее въ брачную комнату. Оставшись съ ней на единѣ, султанъ велѣлъ открыть ей лицо. Онъ нашелъ ее столь прелестной, что пришелъ въ восхищеніе, но, замѣтивъ ея слезы, онъ спросилъ о причинѣ ихъ: «Государь, отвѣчала Шехеразада, у меня есть любимая сестра. Я хотѣла-бы, чтобъ она провела ночь въ этой комнатѣ, дабы я успѣла проститься съ ней еще разъ. Не позволишь-ли ты выразить ой еще разъ, какъ я люблю ее?» Султанъ согласился на это и послалъ за Динарзадой, которая поспѣшила явиться. Султанъ легъ съ Шехеразадой на очень высокихъ подмосткахъ, по восточному обычаю, а Динарзада на постели, приготовленной внизу подмостокъ.

За часъ до разсвѣта, Динарзада, проснувшись, вспомнила просьбу сестры: «Сестрица, вскричала она, если ты не спишь, разскажи мнѣ пожалуйста одну изъ прекрасныхъ сказокъ, которыя ты знаешь. Увы! вѣроятно, я буду имѣть это удовольствіе въ послѣдній разъ!» Вмѣсто отвѣта, Шехеразада обратилась къ султану и спросила: «Государь! позволяешь ли ты мнѣ исполнить желаніе сестры? — Охотно» отвѣчалъ Султанъ. Тогда Шехеразада велѣла сестрѣ слушать и, обращаясь къ Хабріасу, начала такъ:

НОЧЬ 1.
Купецъ у духъ.

Государь, былъ нѣкогда купецъ, очень богатый; онъ имѣлъ большія земли и велъ хорошую торговлю. Множество прикащиковъ, рабовъ и факторовъ окружало его. Однажды, ему нужно было отправиться, для переговоровъ съ своими кореспондентами, въ дальнюю сторону; дѣло было важное. Онъ отправился верхомъ на лошади, и такъ какъ нужно было проѣзжать пустыню, въ которой нельзя на Идти ничего съѣстнаго; то купецъ взялъ съ собою сухарей и финиковъ. Онъ благополучно прибыль, куда его призывали дѣла, и, покончивъ ихъ, отправился назадъ.

На четвертый день пути, купецъ почувствовалъ слабость отъ палящихъ лучей солнца и раскаленной земли, и свернулъ съ дороги, чтобы отдохнуть подъ тѣнію деревьевъ, которыя виднѣлись вблизи. Тамъ подъ орѣшникомъ онъ увидѣлъ источникъ чистой воды,.сошелъ съ лошади, привязалъ ее къ дереву, сѣлъ подлѣ источника и, вынувъ нѣсколько сухарей и финиковъ, ѣлъ ихъ, бросая финиковыя косточки въ сторону Окончивъ этотъ умѣренный обѣдъ, онъ, какъ добрый мусульманинъ, вымылъ руки, лицо, ноги и прочиталъ молитву.

Но не успѣлъ онъ еще кончить молитву, какъ увидѣлъ приближающагося сѣдаго духа съ мечемъ въ рукѣ. «Встань, сказалъ онъ ему страшнымъ голосомъ, я убью тебя, потому что ты убилъ моего сына.» Эти слова сопровождались ужаснымъ крикомъ. Купецъ, испуганный отвратительною наружностію духа и его словами, отвѣчалъ ему, дрожа: "Увы! добрый господинъ, что могъ я сдѣлать, чтобы заслужить смерть? Я хочу убить тебя за то, что ты убилъ моего сына. — Боже мой, вскричалъ купецъ, какъ могъ я убить твоего сына, когда никогда его не видѣлъ и не знаю. — Развѣ ты не сидѣлъ здѣсь, пообѣдалъ, не бросалъ финиковыя косточки на право и на лѣво? — Я не отказываюсь отъ этого, отвѣчалъ купецъ. — Вотъ видишь ли, возразилъ духъ, когда ты кидалъ косточки, сынъ мой проходитъ мимо и ты попалъ ему косточкой въ глазъ, отчего онъ умеръ: за это я и убью тебя. — О, прости меня, вскричалъ купецъ. — Нѣтъ тебѣ прощенья, нѣтъ пощады; развѣ не справедливо убить того, кто самъ убиваетъ? — Оно было бы справедливо, сказалъ купецъ, еслибъ я убилъ твоего сына нарочно, по я это сдѣлалъ нечаянно; умоляю тебя пощадить меня и не лишать жизни — Нѣтъ, нѣтъ, сказалъ духъ, ты убилъ моего сына и самъ погибнешь. — Съ этими словами онъ повалилъ это на землю и занесъ надъ нимъ мечъ. Между тѣмъ, купецъ, заливаясь слезами, увѣрялъ духа въ своей невинности, говорилъ ему о женѣ и дѣтяхъ. Духъ стоялъ надъ нимъ съ мечемъ въ рукѣ, терпѣливо ожидая окончанія жалобъ, которыя его нисколько не трогали. "Всѣ жалобы твои напрасны, вскричалъ онъ наконецъ; если бы ты плакалъ даже кровавыми слезами, то и тогда стоилъ бы смерти потом\ что убилъ моего сына. — Какъ, вскричалъ купецъ, тебя ничто не трогаетъ? ты хочешь все таки убить невиннаго? Да, Прервалъ его духъ, я уже рѣшился. «Окончивъ эти слова…

Шехеразада, зная, что султанъ встаетъ рано на молитву и видя, что уже утро, прервала свой разсказъ. „Боже, сказала Динарзада, какая чудесная сказка! — Продолженіе еще лучше, замѣтила Шехеразада, я думаю, ты была-бы очень благодарна, еслибъ государь позволилъ мнѣ еще прожить до слѣдующей ночи, чтобы разсказала тебѣ конецъ сказки.“ Хабріасъ, съ удовольствіемъ слушавшій Шехеразаду, подумалъ, что можетъ лишить ее жизни и на другой день, а между тѣмъ узнаетъ окончаніе занимательной сказки. Принявши такое рѣшеніе, султанъ, вставъ, совершилъ утреннюю молитву и отправился въ совѣтъ.

Между тѣмъ, великій визирь страшно безпокоился; всю ночь его мучила мысль, что онъ скоро сдѣлается палачемъ своей дочери. Какъ же онъ былъ обрадованъ, когда, увидясь съ султаномъ, въ совѣтѣ, не получилъ отъ него приказанія казнить дочь.

Султанъ но обыкновенію провелъ день въ занятіяхъ государственными дѣлами, а вечеромъ опять вернулся къ Шехеразадѣ. На разсвѣтѣ другаго дня, Диварзада не забыла разбудить сестру слѣдующими словами: „Сестрица, если ты не спишь, разскажи мнѣ продолженіе вчерашней сказки.“ Султанъ, не дожидая когда Шехеразада спроситъ у него позволенія исполнить просьбу сестры, сказалъ: „продолжай сказку о духѣ и купцѣ, мнѣ хочется знать, чѣмъ она кончится.“ Тогда Шехеразада продолжала:

НОЧЬ 2

Когда купецъ увидѣлъ, что духъ неумолимъ и что онъ поднялъ уже мечъ надъ его головой: „остановись, вскричалъ онъ, дай мнѣ отсрочку, дай время проститься съ женой, дѣтьми и сдѣлать завѣщаніе, чтобъ послѣ моей смерти никто не могъ завести съ ними тяжбы; устроивши всѣ дѣла, я возвращусь сюда и тогда дѣлай со мной что хочешь. — Но я боюсь, возразилъ духъ, что ты не исполнишь своего обѣщанія. — Если ты повѣришь моей клятвѣ, отвѣчалъ купецъ, то клянусь тебѣ Богомъ неба и земли, что непремѣнно возвращусь сюда — а на сколько времени просишь ты отсрочку? спросилъ духъ. — Для того, чтобы устроить всѣ дѣла и чтобы привыкнуть къ мысли о смерти, мнѣ надобно не меньше года; итакъ, я обѣщаю тебѣ черезъ годъ, начиная съ завтрашняго дня, явиться сюда. Призываешь ли ты Бога во свидѣтели своему обѣщанію? возразилъ духъ. — Да, отвѣчалъ купецъ, я призываю въ свидѣтели Бога, и ты можешь положиться на мою клятву.“ При этихъ словахъ духъ оставилъ его у источника и исчезъ.

Пріиди въ себя отъ страха, купецъ сѣлъ на лошадь и продолжалъ свой путь. Онъ былъ радъ, что выпутался изъ страшной опасности и тосковалъ при воспоминаніи о данной имъ клятвѣ. Когда онъ пріѣхалъ домой, жена и дѣти съ радостію выбѣжали къ нему на встрѣчу, но купецъ, вмѣсто отвѣта на ихъ ласки, залился горючими слезами, изъ чего можно было заключить, что съ нимъ случилось нѣчто необыкновенное. Жена спросила о причинѣ его слезъ и о печали.» Мы были такъ обрадованы твоимъ возвращеніемъ, говорила она, а теперь такъ огорчены твоею скорбью: скажи, пожалуйста, что случилось? — Увы! отвѣчалъ мужъ, какъ не печалиться мнѣ, когда осталось прожить на свѣтѣ всего одинъ годъ." Тутъ онъ разсказалъ свое приключеніе на дорогѣ и обѣщаніе, данное имъ духу, вернуться къ нему спустя годъ, чтобы умереть.

Всѣ пришли въ отчаяніе отъ этого разсказа. Жена рыдала и рвала на себѣ волосы; вопль дѣтей наполнялъ домъ; купецъ, уступая общей горести, плакалъ вмѣстѣ съ ними. Однимъ словомъ, это была самая трогательная картина.

На другой день, купецъ принялся устроивать свои дѣла и платить долги. Онъ сдѣлалъ подарки друзьямъ и подалъ большую милостыню бѣднымъ, отпустилъ на волю невольниковъ и невольницъ, раздѣлилъ свое имѣніе между дѣтьми, назначилъ опекуновъ къ младшимъ, и, отдавъ женѣ слѣдующую ей часть, прибавилъ къ ней все, что позволялъ законъ.

Прошелъ годъ, нужно было ѣхать. Купецъ приготовилъ свой чемоданъ, положилъ въ него сукно, въ которомъ хотѣлъ лечь въ могилу; по когда настало время прощаться съ женой и дѣтьми, горесть сю была невыразима. У нихъ не доставало силъ проститься съ нимъ на всегда; они всѣ хотѣли слѣдовать за нимъ. Наконецъ, преодолѣвъ горесть, купецъ сказалъ: «Дѣти, разставаясь съ вами, я повинуюсь водѣ Божіей. Возьмите примѣрь съ меня: покоритесь необходимости разстаться со мной и подумайте, что, рано или поздно, всѣмъ придется умереть.» Сказавъ это, онъ вырвался изъ объятій рыдавшихъ жены и дѣтей и отправился на то самое мѣсто, гдѣ видѣлъ, годъ тому назадъ, духа и гдѣ обѣщался съ нимъ встрѣтиться. Пріѣхавъ гуда, онъ сѣлъ у источника и съ глубокою горестью сталъ ожидать духа.

Между тѣмъ, какъ онъ изнывалъ въ тоскѣ, показался старикъ, который велъ на привязи лань; старикъ приблизился къ нему. Они поклонились другъ другу; потомъ старикъ сказалъ: «Братъ мой. не можешь-ли ты сказать мнѣ, зачѣмъ пришелъ въ такое пустынное мѣсто, наполненное злыми духами; здѣсь опасно оставаться..»

Купецъ удовлетворилъ любопытство старика, разсказавъ ему причину своего пріѣзда. «Вотъ, вскричалъ старикъ съ удивленіемъ, необыкновенное приключеніе; итакъ, ты связанъ ненарушимою клятвой. Мнѣ хочется быть свидѣтелемъ твоего свиданія съ духомъ.» Говоря это онъ сѣлъ подлѣ купца и пока они разговаривали…

Но утро уже настало, сказала, спохватясь, Шехеразада, а мнѣ осталось досказать самое интересное. «Султанъ, желая услышать окончаніе сказки, отсрочилъ на день смерть Шехеразады.

НОЧЬ 3.

Въ слѣдующую ночь, Динарзада опять обратилась къ сестрѣ съ прежнею просьбой: „если ты не спишь, говорила она, то разскажи одну изъ твоихъ прекрасныхъ сказокъ.“ Но Султанъ захотѣлъ слышать продолженіе сказки о купцѣ и духѣ, и Шехеразада продолжала:

Въ то время, какъ старикъ, приведшій лань, разговаривалъ съ купцомъ, пришелъ другой старикъ съ двумя черными собаками. Подойдя къ нимъ, онъ поклонился и спросилъ, что они тутъ дѣлаютъ. Старикъ, у котораго была лань, разсказалъ ему о приключеніи купца и духа и о клятвѣ, которую далъ купецъ. Онъ прибавилъ, что отсрочка кончилась сегодня, и что онъ рѣшился присутствовать при ихъ свиданіи.

Второй старикъ, найдя это любопытнымъ, также рѣшился быть свидѣтелемъ свиданія, и сѣлъ подлѣ нихъ. Едва онъ принялъ участіе въ ихъ разговорѣ, какъ пришелъ третій старикъ, который спросилъ у двухъ первыхъ, отчего купецъ такъ печаленъ. Ему объяснили причину, которую онъ нашелъ столь необыкновенною, что пожелалъ видѣть, что произойдетъ между духомъ и купцомъ. Онъ сѣлъ подлѣ первыхъ двухъ стариковъ.

Скоро увидѣли они вдали густой паръ, похожій на поднятую вихремъ пыль; приблизившись къ нимъ, этотъ паръ разсѣялся и изъ него явился духъ съ мечемъ въ рукѣ и, схвативъ купца за руку, вскричалъ: „Встань, я убью тебя, какъ ты убилъ моего сына.“ Купецъ и три старика испугались, начали плакать и наполнили воздухъ своими воплями…

На этомъ мѣстѣ, Шехеразада, замѣтивъ наступленіе дня, замолчала; султанъ до того былъ заинтересованъ этою сказкой, что пожелалъ слышать ея конецъ и отложилъ еще на день казнь Шехеразады.

Трудно себѣ представить радость великаго визиря, который не поручалъ отъ султана повелѣнія убить Шахеразаду. Его семейство, дворъ, всѣ были очень удивлены этимъ.

НОЧЬ 4.

На разсвѣтѣ слѣдующаго дня, Шехеразада, съ позволенія султана, разсказывала слѣдующее:

Государь когда старикъ, который велъ лань, увидѣлъ, что духъ былъ готовъ убить купца, онъ бросился передъ нимъ на колѣна и, цѣлуя его ноги, умолялъ выслушать его. „Князь духовъ, сказалъ онъ, умоляю тебя укротить свой гнѣвъ и выслушать меня. Я разскажу тебѣ мою исторію и исторію этой лани, и если ты найдешь эти исторіи интереснѣе приключенія купца, котораго хочешь лишить жизни, то могу ли я надѣяться, что ты уменьшишь на одну треть наказаніе этого несчастнаго?“ Духъ подумалъ нѣсколько времени, и потомъ сказалъ: Ну! разсказывай, я согласенъ.»

Исторія перваго старика и лани.

"Итакъ, я начну свой разсказъ, говорилъ старикъ; прошу слушать со вниманіемъ. Лань, которую вы здѣсь видите, приходится мнѣ двоюродной сестрой и, кромѣ того, она мнѣ жена. Ей было двѣнадцать лѣтъ, когда и женился на ней; поэтому она должна была-бы видѣть во мнѣ отца, а не мужа.

"Мы прожили съ ней тридцать лѣтъ, не имѣя дѣтей; но это нисколько не уменьшило моего къ ней расположенія и дружбы. Единственно изъ желанія имѣть ребенка, я взялъ къ себѣ рабу, отъ которой имѣлъ сына, обѣщавшаго очень много хорошаго въ будущемъ. Жена приревновала меня, возненавидѣла дитя и мать, и такъ хорошо скрывала свои чувства, что я узналъ ихъ слишкомъ поздно.

"Между тѣмъ, сынъ мой подросталъ; ему минуло десять лѣтъ, когда мнѣ нужно было отлучиться на нѣсколько времени изъ дому. Передъ отъѣздомъ я поручилъ моей женѣ, въ которой былъ очень увѣренъ, невольницу и ея сына, прося позаботиться о нихъ во время моего отсутствія, которое продлится не меньше года.

"Она воспользовалась этимъ временемъ, чтобы удовлетворить свою ненависть, и начала учиться волшебству. Выучившись на столько, что была въ состояніи исполнить свое ужасное намѣреніе, она повела моего сына въ отдаленное мѣсто. Тамъ своими чарами жена превратила его въ теленка и, приведя къ фермеру, сказала, что купила его и велѣла откармливать. Этимъ она не ограничила своей ярости; невольницу она превратила въ корову и отдала тому rзe фермеру.

"Возвратясь, я спросилъ жену о невольницѣ и о сынѣ: «Невольница твоя умерла, отвѣчала мнѣ жена; что же касается до твоего сына, то вотъ уже два мѣсяца, какъ онъ скрылся и ничего не знаю о немъ».

Я былъ огорченъ смертью невольницы, но какъ мой сынъ только скрылся, то я надѣялся еще найти его. Прошло восемь мѣсяцевъ, въ продолженіи которыхъ я тщетно отыскивалъ моего сына. Наступилъ праздникъ великаго Байрама. Чтобы отпраздновать его, какъ слѣдуетъ, я велѣлъ моему фермеру привесть для жертвоприношенія самую жирную корову. Онъ исполнить мое приказаніе. Норова, приведенная имъ, была невольница, несчастная мать моего ребенка. Я связалъ корову, но, въ ту минуту, когда хотѣлъ принесть ее въ жертву, она начала жалобно мычать и я замѣтилъ, что изъ глазъ ея текутъ ручьями слезы. Это показалось мнѣ очень необыкновеннымъ, и я, чувствуя невольную жалость, отдалъ ее назадъ Фермеру и приказалъ привесть другую корову.

"Жена, бывшая тутъ, уговаривала меня быть твердымъ и убить корову; я взялъ опять колотушку, но слезы и жалобное мычаніе моей жертвы обезоружили меня во второй разъ. Отдавъ колотушку фермеру, и сказалъ: «возьми и принеси самъ ее въ жертву: ей стонъ и слезы терзаютъ мою душу».

"Фермеръ, будучи менѣе жалостливъ, принесъ ее въ жертву. Но, снимая шкуру, онъ былъ удивленъ, что нашелъ корову тощею, тогда какъ на взглядъ она казалась очень жирною. Мнѣ стало жаль, что ее убили напрасно. "Возьми сказалъ я фермеру, дѣлай съ нею что хочешь; угости ея мясомъ нищихъ и кого желаешь, а мнѣ приведи другую корову. "Не знаю, что онъ сдѣлалъ съ коровой, но скоро на мѣсто ея привелъ откормленнаго теленка. Хотя я незналъ, что это мой сынъ, но какое-то необыкновенное чувство наполнило вдругъ мое сердце. Съ своей стороны, теленокъ, увидѣвъ меня, такъ сильно рванулся ко мнѣ, что оборвалъ веревку. Онъ упалъ передо мной, приклонилъ къ землѣ голову, желая этимъ возбудить мою жалость и открыть, что онъ мнѣ сынъ.

"Этимъ я былъ еще болѣе тронутъ, нежели слезами коровы. Я почувствовалъ къ нему нѣжное состраданіе: кровь заговорила во мнѣ. «Ступай, сказалъ я фермеру, отведи назадъ этого теленка и заботься о немъ хорошенько, а мнѣ приведи другаго».

"Жена моя, услышавъ это, вскричала: «Что ты дѣлаешь? послушай, принеси въ жертву именно этого теленка. — Жена, сказалъ я, мнѣ жаль этого теленка, и я не убью его; не настаивай на этомъ». Но злая женщина продолжала приставать ко мнѣ: она слишкомъ ненавидѣла моего сына, чтобы допустить меня пощадить его. Она съ такимъ упорствомъ просила меня принесть въ жертву теленка, что я наконецъ согласился на ея просьбу. И связалъ теленка и взялъ ножъ…. Шехеразада остановилась, замѣтивъ въ окнахъ день. "Сестрица, сказала Динарзада, я въ восторгѣ отъ этой сказки и слушала ее со вниманіемъ. — Если султанъ, отвѣчала Шехеразада, даруетъ мнѣ еще день жизни, я разскажу тебѣ дальше и это займетъ тебя гораздо больше. "Султанъ, заинтересованный тѣмъ, что будетъ съ сыномъ старика, сказалъ: «я буду очень радъ въ слѣдующую ночь услышать продолженіе сказки».

НОЧЬ 5.

Въ пятую ночь, Динарзада опять разбудила сестру, говоря: «милая сестра, если ты не спишь, разскажи мнѣ продолженіе сказки, которую ты начала вчера». Шехеразада, получивъ позволеніе султана, продолжала:

Государь, первый старикъ, который велъ лань, продолжалъ, обращаясь къ духу, двумъ старикамъ и купцу: «когда я взялъ ножъ, чтобъ убить теленка, онъ, со слезами, такъ жалобно взглянула» мнѣ въ глаза, что я былъ очень тронутъ и рѣшительно не могъ убить его. Я выронилъ изъ рукъ ножъ и твердо сказалъ женѣ, что не лишу жизни этого теленка. Она у потребила все, чтобы склонить меня на свою сторону, но я былъ непреклоненъ и обѣщалъ ей только одно: убить его въ слѣдующій Байрамъ.

"На другой день, утромъ, фермеръ просилъ меня поговорить съ нимъ на единѣ: "Я пришелъ, сказалъ онъ, объявить вамъ новость, которая вѣрно васъ порадуетъ. Моя дочь смыслитъ кое-что въ волшебствѣ: вчера, когда я привелъ домой теленка, котораго вы не хотѣли убить; дочь моя стала смѣяться, а потомъ плакать. Когда я спросилъ се о причинѣ этого, она отвѣчала: "Отецъ мой, теленокъ, котораго ты привелъ, сынъ нашего хозяина. Я разсмѣялась отъ радости, видя, что его оставили живымъ; а теперь, вспомнивъ, что вчера убили мать его, я плачу. Эти оба превращенія сдѣланы женой хозяина, которая ненавидѣла мать и сына. «Ботъ что я узналъ отъ дочери, сказалъ фермеръ и поспѣшилъ сообщить вамъ это».

«Послѣ всего слышаннаго отъ фермера, о духѣ, ты можешь себѣ представить, въ какомъ я былъ состояніи! Я тотчасъ отправился къ фермеру, чтобъ переговорить съ его дочерью. Прибывши, я прежде зашелъ въ стойло, гдѣ былъ теленокъ. Хотя онъ не могъ отвѣчать на мои ласки, но принималъ ихъ такъ, что не оставалось больше никакого сомнѣнія, что это мой сынъ».

«Пришла дочь фермера „Добрая дѣвушка, сказалъ я, можешь ли ты возвратить моему сыну его прежній видъ? — Да, отвѣчала она, я могу. — О, если ты сдѣлаешь это, вскричалъ я, то будешь владѣтельницею всего моего имѣнія“. Она отвѣчала, улыбаясь: „Вы мой хозяинъ, и я знаю, чѣмъ обязана вамъ; но предупреждаю васъ, я согласна возвратить вашему сыну прежній видъ на двухъ только условіяхъ: первое, вы позволите ему жениться на маѣ; второе, позволите наказать ту, которая превратила его въ теленка. — На первое условіе соглашаюсь съ радостію“ сказалъ я, и дамъ тебѣ особенную часть моего имѣнія, независимо отъ того, что будетъ принадлежать моему сыну; ты увидишь, что я съумѣю оцѣнить твою услугу. На второе я также согласенъ, потому что женщина, совершившая такія преступленія, вполнѣ заслуживаетъ наказанія. Дѣлай съ нею, что хочешь, по не лишай только жизни. — Ну, возразила она, я поступлю съ ней также, какъ поступила она съ вашимъ сыномъ. — Я согласенъ, по возврати прежде мнѣ сына».

«Тогда дѣвушка взяла чашку съ водой, прошептала что-то надъ ней и, обращаясь къ теленку, сказала»: если Всемогущество сотворило тебя такимъ, каковъ ты теперь, то оставайся въ этомъ видѣ, если же ты человѣкъ и превращенъ въ животное волшебствомъ, прими настоящій свой видъ". Съ этими словами она вылила на него воду, и въ туже минуту теленокъ превратился въ человѣка.

«Сынъ мой, дорогой сынъ! вскричалъ я, не помня себя отъ радости, Творецъ послалъ намъ эту дѣвушку, чтобы разрушить очарованіе и наказать ту, которая была причиной нашего горя. Я увѣренъ, продолжалъ я, обнимая его, что изъ благодарности ты согласишься жениться на ней; я обѣщалъ это». Онъ съудовольствіемъ согласился; но еще до свадьбы молодая дѣвушка превратила мою жену въ эту лань. Я самъ захотѣлъ, чтобъ она превратилась въ это животное, а не въ другое; покрайней мѣрѣ мы можемъ теперь смотрѣть на нее безъ отвращенія.

«Спустя нѣсколько времени, сынъ мой овдовѣлъ и пошелъ странствовать. Я нѣсколько лѣтъ не имѣлъ объ немъ никакихъ извѣстій, а потомъ рѣшился идти отыскивать его и взялъ съ собой жену, чтобы заботиться о ней, я теперь всюду вожу ее за собой. Вотъ моя исторія и этой лани; не правдали, въ ней много удивительнаго и необыкновеннаго? — Да, отвѣчалъ духъ; и за это а уменьшаю наказаніе купца на одну треть».

Когда первый старикъ, приведшій лань, окончилъ свой разсказъ, другой старикъ, при которомъ были двѣ черныя собаки, сказалъ, обращаясь къ духу: «Я разскажу теперь тебѣ свою исторію и этихъ черныхъ собакъ, и увѣренъ, что она чудеснѣе выслушаннаго нами разсказа. Но, обѣщаешь ли ты мнѣ за это уменьшить наказаніе купца еще на одну треть? — Обѣщаю, отвѣчалъ духъ, если только твоя исторія будетъ занимательнѣй исторіи лани». Тогда второй старикъ началъ такъ… Шехеразада, увидя, что наступаетъ день, замолчала.

«Какъ необыкновенны-всѣ эти приключенія, сказала Динарзада. — Сестрица, отвѣчала султанша, онѣ ничто въ сравненіи съ тѣми, которыя я разсказала-бы тебѣ завтрашнюю ночь, еслибъ султанъ, повелитель мой, не лишилъ меня сегодня жизни». Султанъ ничего не отвѣтилъ на это, но, совершивъ молитву и прійдя въ совѣтъ, не отдалъ приказанія умертвить прекрасную Шехеразаду.

НОЧЬ 6.

Наступила шестая ночь; султанъ и жена его спали, когда Динарзада, проснувшись въ урочный часъ, разбудила сестру и сказала. "Сестрица, если ты не спишь, прошу тебя, разскажи мнѣ одну изъ твоихъ чудесныхъ сказокъ, пока еще не разсвѣло. — Я хотѣлъ бы услышать исторію старика и двухъ черныхъ собакъ, сказалъ Хабріасъ. — Я сейчасъ исполню твое желаніе, государь, отвѣчала Шехеразада. Второй старикъ, обращаясь къ духу, началъ свою исторію слѣдующимъ образомъ:

Исторія втораго старика и двухъ черныхъ собакъ.

"Великій властитель всѣхъ духовъ, знай, что эти двѣ черныя собаки мои братья Умирая, отецъ оставилъ на каждаго изъ насъ но тысячи цехиновъ. Съ этою суммой, мы всѣ трое принялись за одинаковое ремесло и сдѣлались купцами. Спустя нѣсколько времени послѣ того, какъ мы открыли лавку, мой меньшой братъ рѣшилъ ѣхать въ чужіе край и торговать тамъ. Для этого, онъ распродалъ всѣ свои товары и накупилъ другихъ, приличныхъ новому роду торговли.

"Онъ уѣхалъ и былъ въ отсутствіи цѣлый годъ. Однажды къ моей лавкѣ подошелъ нищій. «Богъ помощь! Богъ помощь! отвѣчалъ онъ; неужели ты меня не узнаешь»? Поглядѣвъ на него но пристальнѣе, я узналъ въ немъ брата, и обнимая его, вскричалъ: «Братъ мой, могъ ли я узнать тебя въ такомъ видѣ»! Я ввелъ его въ свой домъ и началъ распрашивать о здоровьѣ и объ успѣхахъ его торговли. «Не спрашивай меня лучше, сказалъ онъ, стоитъ посмотрѣть на меня, чтобъ узнать, въ какомъ я теперь положеніи. Разсказывая тебѣ всѣ происшествія этого года и подробности несчастій, доведшихъ меня до подобнаго положенія, я только возобновлю мою скорбь».

"Я тотчасъ велѣлъ запереть лавку и прежде всего позаботился, чтобъ братъ сходилъ въ баню; потомъ велѣлъ подать ему самое лучшее платье. Просмотрѣвъ внимательно списокъ моихъ покупокъ и продажи, я увидѣлъ, что удвоилъ свое состояніе, и предложилъ брату половину. «Съ этимъ, сказалъ я. ты позабудешь о своихъ несчастіяхъ». Онъ принялъ мой подарокъ, возобновилъ прежнюю торговлю и все пошло у насъ хорошо.

«Спустя нѣсколько времени, средній братъ тоже захотѣлъ продать все и торговать въ чужихъ краяхъ; я и старшій братъ употребляли всѣ усилія, чтобы отклонить его отъ этого, но ничего не могли сдѣлать. Продавъ все, онъ накупилъ, что находилъ нужнымъ для предстоящаго путешествія и присоединился къ каравану. Но истеченіи года, средній братъ возвратился ко мнѣ въ такомъ же положеніи, какъ старшій; я велѣлъ его одѣть и далъ ему тысячу цехиновъ изъ моихъ барышей. Онъ возобновилъ свою лавку и продолжалъ прежнюю торговлю»

"Однажды, оба брата пришли ко мнѣ, предлагая ѣхать съ ними торговать. Сначала я отказалъ имъ въ этомъ: «Вы путешествовали уже, сказалъ я, и ничего этимъ не выиграли; кто можетъ поручиться, что и со мной не случится того же». Напрасно, они старались обольстить меня завлекательными предположеніями, я не согласился принять участія въ ихъ предпріятіи. Но, въ продолженіи пяти лѣтъ, они такъ часто возобновляли свои просьбы, что я наконецъ рѣшился ѣхать. Когда нужно было дѣлать закупки для предстоящаго путешествія, я узналъ, что все, подаренное имъ мной, уже прожито ими; однако же не упрекалъ ихъ въ томъ; напротивъ, имѣя шесть тысячъ цехиновъ, я раздѣлилъ ихъ пополамъ. «Братья, сказалъ я, вотъ три тысячи цехиновъ для нашей торговли; другую же половину надо спрятать, чтобы, въ случаѣ неудачи, мы. возвратясь, могли снова приняться за прежнюю торговлю». И далъ имъ но тысячѣ, оставилъ себѣ столько же, а остальныя три тысячи спряталъ въ углу моего дома. Закупивъ все нужное, мы нагрузили нанятый для этого корабль, и отправились съ первымъ попутнымъ вѣтромъ. Спустя мѣсяцъ послѣ нашего отъѣзда — И вижу день, сказала Шехеразада, нужно остановиться на этомъ. «Вотъ, сестрица, сказала Динарзада, эта сказка очень интересна; продолженіе вѣрно необыкновенно хорошо — Ты не ошибаешься, отвѣчала Шехеразада, и если султанъ позволитъ мнѣ ее продолжать, она очень займетъ тебя». Султанъ молча, всталъ и въ этотъ день не приказалъ великому визирю казнить Шехеразаду.

НОЧЬ 7.

На разсвѣтѣ седьмаго дня, Динарзада не преминула разбудить гетру. "Милая сестрица, сказала она, если ты не спишь, то разскажи мнѣ продолженіе сказки, которую вчера не успѣла окончить. — Съ удовольствіемъ. отвѣчала Шехеразада; на чемъ мы остановились? Да! второй старикъ, съ двумя черными собаками, говорилъ, обращаясь къ духу: "Наконецъ, послѣ двухмѣсячнаго плаванія, мы достигли порта, благополучно выгрузились и выгодно сбыли наши товары. Мнѣ въ особенности повезло счастье, такъ что я пріобрѣлъ вдесятеро больше. Мы накупили туземныхъ товаровъ, чтобы распродать ихъ въ нашей сторонѣ.

"Когда мы были совсѣмъ готовы къ отплытію, я встрѣтилъ на берегу хорошенькую и бѣдно одѣтую женщину; она догнала меня, поцѣловала руку и умоляла жениться на ней и взять съ собой. Сначала я отказывался, но она такъ увѣряла меня, что я не стану въ этомъ раскаиваться, что я согласился. Приготовя ей кое-какіе наряды, я заключилъ съ ней контрактъ по всей формѣ, и мы отправились въ путь.

"Но время нашего плаванія, я каждый день открывалъ въ моей женѣ новыя достоинства и любилъ се все болѣе и болѣе. Между тѣмъ, братья, которыхъ дѣла были не такъ хороши, какъ мои, завидовали мнѣ; ихъ зависть дошла наконецъ до того, что они составили противъ меня заговоръ, и разъ ночью бросили меня и жену, сонныхъ, въ море.

"Жена моя была фея, слѣдовательно не утонула; что касается до меня, то я вѣрно бы погибъ безъ ея помощи. Но едва я упалъ въ воду, какъ она взяла меня и перенесла на островъ Когда насталъ день, фея сказала мнѣ: «Видишь ли, я не дурно отплатила тебѣ за твое доброе дѣло. Знай, что я волшебница, и, увидя тебя на берегу, очень полюбила. Я хотѣла испытать, доброе ли ты имѣешь сердце, и представилась тебѣ бѣдной. Ты поступилъ со мной великодушно и я рада, что могла отблагодарить тебѣ, но раздражена противъ твоихъ братьевъ, и до тѣхъ поръ не успокоюсь, пока по лишу ихъ жизни».

"И съ удовольствіемъ слушалъ фею и благодарилъ, какъ только могъ, за сдѣланное мнѣ одолженіе. «Но, сказалъ я, прошу тебя, не лишай жизни моихъ братьевъ. Какъ бы а ни сердился на нихъ, но не желаю ихъ смерти». Я разсказалъ ей, что сдѣлалъ прежде для братьевъ. но это только увеличило ея негодованіе. «Какъ хочешь, а и полечу за ними и немедленно отомщу. Я потоплю ихъ корабли и брошу на дно поря. — Нѣтъ, добрая фея, оказалъ я, не дѣлай этого, не гнѣвайся и вспомни, что это мои братья и что за зло нужно платить добромъ».

"Этими словами я успокоилъ фею; она перенесла меня съ острова на террасу моего дома, сама-же скрылась. Я вошелъ въ домъ, отперъ двери и досталъ деньги, спрятанныя подъ поломъ. Потомъ вышелъ въ лавку, куда мои сосѣди-торговцы пришли поздравлять меня съ пріѣздомъ. Войдя опять въ домъ, я увидѣлъ вотъ этихъ черныхъ собакъ; онѣ робко приблизились ко мнѣ. Я незналъ, что это значитъ, по явившаяся фея объяснила мнѣ все. «Не удивляйся, мужъ мой. видя этихъ собакъ: это твои братья». Я вздрогнулъ при этихъ словахъ и спросилъ. какъ случилось это превращеніе. «Это сдѣлала моя сестра, по моему порученію, она-же уничтожила ваши корабли; ты потерялъ товары; но я вознагражу тебя за потерянное. Что касается твоихъ братьевъ, они заслужили это наказаніе и пробудутъ въ видѣ собакъ десять лѣтъ». Сказавъ это, она объявила мнѣ, гдѣ я могъ всегда найдти ее, и скрылась.

«Теперь уже минуло десять лѣтъ, и я шелъ отыскивать фею, какъ, увидѣвъ этого купца и старика съ ланью, я остановился здѣсь. Вотъ моя исторія, великій духъ! не правдали, что она необыкновеннѣе всѣхъ? — Я согласенъ въ этомъ съ тобой, отвѣчалъ духъ, и уменьшаю еще на одну треть наказаніе купца».

"Какъ только второй старикъ окончилъ свою исторію, обратился къ духу третій старикъ съ просьбой выслушать его приключенія и если онъ найдетъ ихъ занимательнѣе предыдущихъ, уменьшить наказаніе купца еще на треть. Духъ обѣщалъ ему это, и старикъ началъ слѣдующее…

Я должна остановиться здѣсь, сказала Шехеразада, день насталъ.

"Я не могу вдоволь наслушаться твоихъ сказокъ, промолвила Динарзада. "Я знаю множество другихъ, гораздо лучшихъ, отвѣчала Шехеразада. Хабріасъ. желая услышать разсказъ третьяго старика, отложилъ казнь Шехеразады до другаго дня.

НОЧЬ 8

Какъ только Динарзада увидѣла, что настало время будить Шехеразаду. она сказала ей: «милая сестрица, если ты не спишь, то разскажи мнѣ одну изъ твоихъ прекрасныхъ сказокъ. — Разскажи намъ о третьемъ старикѣ, сказалъ султанъ, мнѣ не вѣрится, чтобъ его исторія была интереснѣе двухъ первыхъ».

Государь, сказала Шехеразада, третій старикъ разсказалъ спою исторію духу, но я не знаю се; мнѣ только извѣстно, что но споимъ приключеніямъ она была гораздо лучше двухъ первыхъ, такъ что духъ, едва выслушавъ ее, сказалъ третьему старику: «я прощаю купцу и остальную треть; пускай онъ благодаритъ васъ троихъ, спасшихъ ему жизнь своими исторіями». Сказавъ это, духъ скрылся къ общей радости.

Купецъ искренно благодарилъ своихъ спасителей Они, съ своей стороны, также радовались, что освободили его отъ опасности и, простившись другъ съ другомъ, пошли каждый своей дорогой. Купецъ возвратился къ своему семейству. Но, государь, прибавила Шехеразада, какъ ни были хороши эти сказки, но сказка о рыбакѣ, которую я сейчасъ начну, лучше всѣхъ. Динарзада, видя, что сестра остановилась, въ ожиданіи отвѣта султана, сказала: «сестрица, еще день не насталъ разскажи намъ о рыбакѣ. Государь, вѣроятно согласится на это». Султанъ согласился, и Шехеразада начала:

Сказка о рыбакѣ.

Государь, жилъ нѣкогда рыбакъ; онъ былъ очень старъ, бѣденъ и едва могъ содержать жену и дѣтей Каждый день, рано утромъ, ходилъ онъ ловить рыбу, и далъ себѣ обѣщаніе не закидывать сѣтей больше четырехъ разъ въ день.

Разъ, онъ отправился изъ дома до разсвѣта, и прійдя на берегъ моря, раздѣлся и закинулъ сѣть. Вытягивая ее, онъ почувствовалъ въ ней тяжесть Рыбакъ обрадовался, надѣясь на хорошую ловлю въ этотъ день, но какъ-же онъ былъ огорченъ, когда, вмѣсто рыбы, увидѣлъ въ сѣтяхъ остовъ осла…

Шехеразада прервала свой разсказъ, потому что насталъ день.

«Сестрица, сказала Динарзада, признаюсь, начало мнѣ очень правится, и я увѣрена, что продолженіе будетъ интересно. — Ничего не можетъ быть занимательнѣй этой сказки, отвѣчала Шехеразада, и, если султанъ не велитъ сегодня лишить меня жизни, я разскажу ее въ слѣдующую ночь.» Султанъ заинтересовался ловлею бѣднаго рыбака и не отдалъ приказанія лишить жизни Шехеразаду.

НОЧЬ 9.

«Милая сестра, сказала на другое утро Динарзада, прошу тебя, пока еще не насталъ день, разскажи мнѣ продолженіе сказки о рыбакѣ. Мнѣ до смерти хочется послушать ее. — Я готова удовлетворить твое любопытство», отвѣчала Шехеразада. Она спросила позволенія у султана и такъ продолжала сказку о рыбакѣ:

Государь, когда огорченный старикъ починилъ сѣть, порванную остовомъ осла, онъ закинулъ ее еще разъ. Вытаскивая опять сѣть, онъ почувствовалъ, что она была еще тяжелѣе, нежели въ первый разъ, и радовался, расчитывая на множество рыбы, но и въ этотъ разъ онъ вытащилъ только большую корзину съ пескомъ и грязью. Рыбакъ сильно огорчился. «О, судьба, вскричалъ онъ, сжалься наконецъ надъ старикомъ, перестань меня преслѣдовать, умоляю тебя. Пощади меня! Я надѣялся найти здѣсь жизнь, а нахожу смерть. Я только и живу этимъ ремесломъ, и, не смотря на всѣ старанія едва могу удовлетворять самымъ необходимымъ нуждамъ моей семьи. Но къ чему ведутъ мои жалобы; тебѣ доставляетъ удовольствіе мучить честныхъ людей, оставлять въ неизвѣстности великихъ мужей и покровительствовать злымъ, возвышать недостойныхъ.»

Окончивъ жалобы, онъ бросилъ корзину и, вымывъ сѣти, выпачканныя грязью, опять закинулъ ихъ; но и на этотъ разъ вытащилъ только камни, раковины и соръ Трудно представить себѣ отчаяніе рыбака; онъ едва, не лишился разсудка. Между тѣмъ наступилъ день, и рыбакъ какъ добрый мусульманинъ, не забылъ помолиться и потомъ прибавилъ: «Господи! Ты знаешь, что я закидываю въ день только четыре раза сѣти. Сегодня я закидывалъ ихъ уже три раза, и не вытащилъ ничего; сейчасъ брошу сѣть въ послѣдній разъ; молю Тебя, умилосердись надо мной.»

Окончивъ молитву, рыбакъ закинулъ сѣть въ четвертый разъ. Когда нужно было се вытаскивать, то сѣть была такъ тяжела, что рыбакъ едва вытащилъ ее. Но вмѣсто рыбъ, онъ нашелъ въ сѣтяхъ сосудъ изъ желтой мѣди, который былъ такъ тяжелъ, какъ будто въ немъ что-то было; рыбакъ замѣтилъ, что сосудъ залитъ оловомъ. Это обрадовало его. «Я продамъ сосудъ плавильщику, сказалъ онъ, и на эти деньги куплю мѣру хлѣба.» Онъ осмотрѣлъ со всѣхъ сторонъ сосудъ, потрясъ его, думая, не загремитъ ли въ немъ что. Но сосудъ не издавалъ никакого звука, и это обстоятельство вмѣстѣ съ печатью, которою былъ запечатанъ сосудъ, заставили его предположить, что въ сосудѣ скрыто что нибудь драгоцѣнное. Онъ взялъ ножъ, открылъ сосудъ и наклонилъ отверстіе къ землѣ, надѣясь, что оттуда выпадетъ что нибудь, но обманулся. Удивляясь этому, онъ поставилъ сосудъ на землю и въ то время, какъ разсматривалъ его со вниманіемъ, изъ сосуда пошелъ густой дымъ, заставившій рыбака отступить шага на два назадъ.

Дымъ поднялся до облаковъ и, разостлавшись по морю и но всему берегу, образовалъ густой туманъ; это привело въ изумленіе старика. Вышедши изъ сосуда, дымъ сгустился въ твердое тѣло, и передъ глазами старика явился духъ, вдвое выше обыкновеннаго великана. При видѣ этого чудовища, такой необыкновенной величины, рыбакъ хотѣлъ убѣжать, но былъ такъ встревоженъ и испуганъ, что не могъ двинуться съ мѣста.

«Соломонъ, вскричалъ духъ, Соломонъ, великій пророкъ, прости, прости меня, я никогда больше не осмѣлюсь сопротивляться твоей волѣ. Я всегда буду повиноваться твоимъ повелѣніямъ…» Шехеразада прервала разсказъ, замѣтивъ день.

«Сестрица, сказала Динарзада, ты не обманула меня, ничего поможетъ быть лучше этой сказки. — Сестра моя, отвѣчала султанша, ты услышишь еще много удивительнаго, если султанъ, повелитель мой, позволитъ мнѣ разсказывать.» Султанъ, не желая лишать себя удовольствія узнать окончаніе сказки о рыбакѣ, отложилъ опять казнь Шехеразады.

НОЧЬ 10.

На слѣдующую ночь, Динарзада опять разбудила сестру: «Если ты не спишь сестрина, говорила она, разскажи мнѣ продолженіе сказки о рыбакѣ.»

Султанъ, съ своей стороны, желалъ нетерпѣливо узнать, что произошло между духомъ и рыбакомъ, и потому Шехеразада продолжала:

Государь, только что духъ окончилъ эти слова, какъ рыбакъ опомнился и сказалъ ему: «Чудесный духъ, что говоришь ты? Съ тѣхъ поръ, какъ умеръ Соломонъ, прошло болѣе восемнадцати вѣковъ. Разскажи мнѣ свою исторію; за что ты былъ заключенъ въ этотъ сосудъ.»

Духъ гордо взглянулъ на рыбака и отвѣчалъ: «Говори со мной учтивѣе; какъ смѣешь ты называть меня чудеснымъ духомъ? — Не прикажешь ли называть тебя, возразилъ рыбакъ, нелюдимымъ? — Повторяю тебѣ, вскричалъ духъ, говори со мною вѣжливо, пока еще живъ. — А за что ты могъ бы меня убить? спросилъ рыбакъ, или ты забылъ, что я освободилъ тебя? — Я не забылъ этого, возразилъ духъ, но это не помѣшаетъ мнѣ лишить тебя жизни, и я могу оказать тебѣ только одну милость. — Какую? спросилъ старикъ. — Я позволяю тебѣ выбрать родъ смерти. — Но, что я сдѣлалъ тебѣ? сказалъ рыбакъ. Развѣ этимъ ты наградишь меня за сдѣланное тебѣ добро? — Я не могу поступить съ тобой иначе, отвѣчалъ духъ, и чтобы ты увѣрился въ этомъ, я разскажу тебѣ свою исторію».

«Я одинъ изъ тѣхъ мятежныхъ духовъ, которые воспротивились волѣ Соломона. Всѣ остальные духи признали Соломона, великаго пророка, и покорились ему. Только я и Сокоръ не хотѣли унизиться передъ нимъ. Въ наказаніе за это, онъ поручилъ Ассафу, сыну Варакхіа, своему первому министру, взять меня. Это было исполнено. Ассяфъ привелъ меня силой къ трону своего властителя. Соломонъ повелѣлъ мнѣ отказаться отъ своего образа жизни, признать его власть и покориться ему. И гордо отказался отъ повиновенія ему и желалъ лучше подвергнуться его мщенію, нежели принесть клятву въ вѣрности. Въ наказаніе за это, онъ заключилъ меня въ этотъ сосудъ и, чтобъ я не могъ изъ него выйти залилъ оловомъ и наложилъ печать. Соломонъ отдалъ сосудъ покорному духу и велѣлъ опустить его, къ моему великому огорченію, на морское дно. Въ первый вѣкъ моего заточенія а клялся обогатить того, кто освободить меня, но вѣкъ прошелъ и никто не оказалъ мнѣ этой услуги. Во второе столѣтіе, я обѣщалъ открыть всѣ сокровища земли тому, кто выпуститъ меня на свободу; по все было напрасно. Въ третье столѣтіе, я далъ клятву сдѣлать своего освободителя монархомъ, быть всегда невидимо съ нимъ и каждый день исполнять три изъ его желаній, какія-бы они ни были, но и этотъ вѣкъ провелъ я въ своей темницѣ. Наконецъ, ожесточившись, я поклялся убить того, кто освободитъ меня и оказать ему единственную милость: позволить выбрать родъ смерти. Вотъ почему я долженъ убить тебя; выбирай-же, какою смертью ты хочешь умереть.»

Эти слова страшно огорчили старика. «Несчастный, вскричалъ онъ, зачѣмъ я пришелъ сюда и оказалъ такую большую услугу неблагодарному! Подумай, какъ ты несправедливъ и откажись отъ своего неразумнаго обѣщанія. Если ты пощадишь меня, то и тебя пощадитъ Богъ и охранитъ отъ всѣхъ умысловъ на твою жизнь. — Нѣтъ, ты долженъ умереть, отвѣчалъ духъ, выбирай только родъ смерти.» Рыбакъ началъ сильно горевать, видя, что духъ упорствуетъ въ своемъ намѣреніи; онъ не столько жалѣлъ о собственной жизни, сколько о семьѣ, которая безъ него впадетъ въ крайнюю бѣдность. "Умилосердись, опять началъ просить рыбакъ, вспомни, что и сдѣлалъ для тебя. — Я уже сказалъ, что именно поэтому долженъ лишить тебя жизни, возразилъ духъ. — Странно, сказалъ рыбакъ, что ты непремѣнно хочешь заплатить мнѣ зломъ за добро. Пословица говоритъ, что, дѣлая добро недостойному, всегда получишь дурную награду. Признаюсь, я считалъ эту пословицу несправедливою; но, къ несчастно, вижу теперь всю основательность ея. — Мы только теряемъ время, сказалъ духъ; твои разсужденія безполезны, говори скорѣе, какой смертью ты хочешь умереть? Опасность иногда подастъ хорошіе совѣты. Рыбакъ прибѣгнулъ къ хитрости: «Такъ какъ смерть моя неизбѣжна, сказалъ онъ, то я предаюсь на волю Божію. Но прежде, нежели я выберу себѣ родъ смерти, заклинаю тебя отвѣчать мнѣ правду на вопросъ, который я тебѣ сдѣлаю.» Эти слова рыбака побудили духа согласиться на выраженное желаніе, и онъ дрожа отвѣчалъ рыбаку: «Спрашивай, что хочешь, но только скорѣй…»

Разсвѣло, и Шехеразада прервала спой разсказъ на этомъ мѣстѣ. «Сестрица, сказала Динарзада, признаюсь, что чѣмъ больше ты мнѣ разсказываешь, тѣмъ больше доставляешь удовольствія и, вѣроятно, султанъ не прикажетъ умертвить тебя, пока не узнаетъ конца этой сказки. — Султанъ — мой повелитель, отвѣчала Шехеразада и его воля мнѣ законъ.» Султанъ, которому такъ же, какъ Динарзадѣ, хотѣлось узнать конецъ сказки о рыбакѣ, отложилъ казнь султанши.

НОЧЬ 11.

Султанъ провелъ, по обыкновенію, ночь съ Шехеразадой, и на разсвѣтѣ Динарзада не забыла разбудить ихъ, говоря султаншѣ. «Сестрица, прошу тебя, продолжай сказку о рыбакѣ. — Съ удовольствіемъ, отвѣчала та, если позволитъ султанъ.»

Рыбакъ сказалъ духу: «Я хотѣлъ бы знать навѣрное, былъ-ли ты въ этомъ сосудѣ; поклянись мнѣ въ этомъ. — Клянусь, отвѣчалъ духъ, что я дѣйствительно былъ въ немъ. — Право, возразилъ рыбакъ, я не могу вѣрить; въ этомъ сосудѣ не можетъ помѣститься и одна нога твоя, какимъ же образомъ помѣшалось въ немъ все твое тѣло? — Клянусь тебѣ, что я помѣщался въ немъ весь. Развѣ ты не вѣришь моей клятвѣ? — Нѣтъ, признаюсь, я не повѣрю этому до тѣхъ поръ, пока самъ не увижу, какъ это могло быть.»

Тогда духъ разсѣялся въ дымъ, покрывшій море и берегъ, и потомъ, сгущаясь постепенно, началъ входить въ сосудъ; наконецъ онъ совсѣмъ скрылся. «Ну, видишь ли, послышался голосъ изъ сосуда, невѣрующій рыбакъ, я вошелъ весь въ сосудъ: вѣришь-ли ты мнѣ теперь?»

Вмѣсто отвѣта, рыбакъ поспѣшно накрылъ сосудъ крышкой и сказалъ: «Духъ, теперь твоя очередь просить пощады; скажи, какой смертью хочешь ты умереть? Но, нѣтъ, я лучше опять запечатаю тебя и брошу на дно моря; построю себѣ на этомъ берегу хижину и стану предупреждать всѣхъ рыбаковъ, закидывающихъ здѣсь сѣти, чтобъ не вытаскивали тебя, потому что ты далъ обѣщаніе убить своего освободителя.»

Слушая эти оскорбительныя слова, духъ употребилъ всѣ усилія, чтобъ выйти изъ сосуда; по его попытки были тщетны, потому что на крышкѣ была печать Соломона. Наконецъ, видя, что перевѣсъ на сторонѣ рыбака, онъ началъ пробовать задобрить его. «Не поступай такъ, какъ сказалъ сейчасъ, говорилъ духъ тихимъ голосомъ, я пошутилъ съ тобой, не принимай мои слова серьозно. — О, духъ, отвѣчалъ ему рыбакъ, ты, который минуту тому назадъ былъ самый великій изъ духовъ, а теперь меньше ихъ всѣхъ, знай, что твои лукавыя рѣчи ни къ чему не поведутъ. Ты возвратишься въ море, и, если пробылъ тамъ много столѣтій, то пробудешь еще и до страшнаго суда. Я именемъ Бога умолялъ тебя пощадить меня, ты не соглашался, теперь, въ свою очередь, я не пощажу тебя.»

Духъ не щадилъ ничего, чтобъ тронуть рыбака: "Выпусти только меня, говорилъ онъ, и ты останешься мною доволенъ. — Ты обманщикъ, отвѣчалъ старикъ, и я стоилъ-бы смерти, еслибъ повѣрилъ тебѣ. Ты поступилъ бы тогда вѣрно такъ, какъ поступилъ одинъ греческій царь съ медикомъ Дубаномъ. Я тебѣ разскажу эту исторію; слушай:

Исторіи греческаго царя, и врача Дубана.

"Былъ въ Персіи царь, котораго подданные были первоначально Греками. Онъ былъ покрытъ проказой; врачи, употребивъ всѣ лекарства, отъ которыхъ можно было ожидать пособія, не знали уже, что прописывать ему, какъ ко двору пріѣхалъ очень искусный врачъ, Дубанъ. Онъ почерпнулъ свои знанія изъ ученыхъ сочиненій латинскихъ, греческихъ, персидскихъ, арабскихъ, еврейскихъ, сирійскихъ и турецкихъ; кромѣ того, зналъ философію, зналъ, какую пользу и какой вредъ приносятъ разныя растенія. — Какъ только онъ услышалъ о болѣзни царя и о томъ, что всѣ врачи отказались вылечить эту болѣзнь, онъ одѣлся какъ можно приличнѣе и нашелъ случай представиться царю. «Государь, сказалъ онъ, я слышалъ, что врачи твои не могутъ излечить твоей болѣзни; если только ты согласенъ, я предлагаю свои услуги и обѣщаю исцѣлить тебя, безъ напитковъ и другихъ лекарствъ.» Выслушавъ его, царь, отвѣчалъ: «Если ты въ самомъ дѣлѣ такъ искусенъ, что вылечишь меня, то я обѣщаю обогатить тебя, твою семью и все твое потомство, и, кромѣ богатыхъ подарковъ, сдѣлаю тебя моимъ любимцемъ. Итакъ, ты обѣщаешь вылечить меня, безъ наружныхъ и внутреннихъ лекарствъ. — Да, государь, я надѣюсь, съ Божіею помощью, помочь тебѣ и завтра же попробую это.»

«Прійди къ себѣ, врачъ Дубамъ сдѣлалъ дубняку для игры въ шары, а въ рукояткѣ углубленіе и положилъ туда лекарство. Потомъ, онъ сдѣлалъ шаръ, какой было нужно; со всѣмъ этимъ онъ явился на другой день къ царю, и, павъ передъ нимъ, поцѣловалъ землю»….

На этомъ мѣстѣ, Шехеразада замолчала и замѣтила султану, что уже день. «Право, милая сестрица, сказала Динарзада. я не знаю, откуда ты берешь столько чудесныхъ сказокъ. — Ты услышишь еще много другихъ, отвѣчала Шехеразада, если султану угодно будетъ продлить мою жизнь.» Хабріасъ и на этотъ разъ отложилъ смерть Шехеразады, желая знать, чѣмъ окончится исторія врача Дубана.

НОЧЬ 12.

Двѣнадцатая ночь давно уже наступила, когда Динарзада вскричала: «Сестрица, если ты уже не спишь, то продолжай разсказывать исторію греческаго царя и врача Дубана. — Съ удовольствіемъ, отвѣчала Шехеразада».

Государь, начала Шехеразада, обращаясь къ султану, рыбакъ продолжалъ говорить духу, запертому въ сосудѣ: "Вставши съ колѣнъ, врачъ Дубамъ низко поклонился царю и просилъ, чтобъ царь сѣлъ на лошадь и поѣхалъ на мѣсто, гдѣ играютъ въ шары. Царь исполнилъ это. Когда онъ пріѣхалъ на указанное мѣсто, Дубанъ подалъ ему приготовленную дубинку, говоря: «Возьмите, государь, эту палку и до тѣхъ поръ играйте въ шары, пока не почувствуете сильную испарину. Когда лекарство, положенное въ рукояткѣ, разогрѣется въ вашей рукѣ, оно проникнетъ во все тѣло и тогда вы оставьте игру, потому что лекарство произведетъ свое дѣйствіе. Возвратясь во дворецъ, идите въ баню; потомъ лягте спать, и завтра, утромъ, вы будете здоровы».

Царь взялъ шаръ; кинулъ его и погнался за нимъ на лошади. Офицеры, игравшіе съ нимъ, обратно кинули ему шаръ; царь опять бросилъ шаръ, и продолжалъ играть до тьхъ поръ, пока не почувствовалъ сильной испарины. Тогда лекарство, какъ сказалъ врачъ, начало свое дѣйствіе. Царь пересталъ играть, уѣхалъ во дворецъ, и въ точности предписанное врачомъ. Предсказаніе Дубана исполнилось, ибо на другой день, вставая съ постели, замѣтилъ, къ своему удивленію, что проказа сошла съ него и что тѣло его такъ чисто, какъ будто онъ не бывалъ боленъ. Царь тотчасъ одѣлся и, выйдя въ большую пріемную залу, сѣлъ на тропъ, вокругъ котораго собрались всѣ придворные, желавшіе скорѣе узнать, какое дѣйствіе имѣло леченіе врача. Увидя паря совершенно здоровымъ, они выразили ему свою искреннюю радость.

«Войдя въ залъ, врачъ Дубанъ палъ передъ трономъ царя. Замѣтивъ его, царь посадилъ подлѣ себя и передъ всѣми придворными восхвалялъ его знанія. Онъ не ограничился только этимъ; сдѣлавъ обѣдъ для всего собранія, онъ посадилъ его съ собой»…. На этихъ словахъ, Шехеразада, замѣтя, что наступалъ день, остановилась.

«Сестрица, сказала Динарзада, не знаю, какой будетъ конецъ этой сказки, а начало ея превосходно. — Конецъ ея еще лучше, отвѣчала султанша, и т думаю, ты не будешь недовольна, если султанъ позволитъ мнѣ продолжать ее въ слѣдующую ночь». Хабріасъ согласился на это и, вполнѣ довольный слышаннымъ, всталъ.

НОЧЬ 13.

На разсвѣтѣ слѣдующаго дня, Динарзада сказала султаншѣ: «Милая сестра, если ты не спишь, прошу, разскажи мнѣ продолженіе сказки о греческомъ царѣ и о врачѣ Дуванѣ. — Я готова разсказывать съ позволенія моего повелителя, султана», отвѣчала Шехеразада и начала:

"Греческій царь не только обѣдалъ съ врачомъ Дуваномъ, но даже, когда насталъ вечеръ и придворные начали прощаться съ нимъ, онъ велѣлъ одѣть его въ богатое платье, какое носили придворные, и далъ ему двѣ тысячи цехиновъ. На другой день и въ слѣдующіе, онъ ласкалъ Дубана. Не зная, какъ отблагодарить врача, царь осыпалъ его новыми и новыми благодѣяньями.

«У этого царя былъ великій визирь, скупой, завистливый и способный на всевозможныя злодѣянія. Онъ съ завистью смотрѣлъ на богатые дары, которыми парь осыпалъ Дувана, слава котораго качала затмѣвать его славу, и задумалъ оклеветать вра’у передъ царемъ: „Государь, сказалъ онъ, какъ вы не опасаетесь довѣряться человѣку, котораго вѣрность не испытали еще. Тотъ, котораго Ваше Величество осыпаете благодѣяніями и ласками. — измѣнникъ, забравшійся съ тѣмъ, чтобъ васъ убить. — Кто тебѣ сказалъ это? спросилъ царь. Помни, съ кѣмъ говоришь, и что я не такъ легко повѣрю твоимъ словамъ — Государь, я убѣдился въ томъ, что имѣю честь вамъ докладывать; повторяю, не довѣряйтесь атому опасному человѣку. Будьте осторожны; врачъ Дубанъ для того и выѣхалъ изъ Греціи, для того явился но дворецъ, чтобъ исполнить ужасное намѣреніе, о которомъ я вамъ говорилъ — Нѣтъ, нѣтъ, визирь, Мы ошибаешься, сказалъ царь; человѣкъ, котораго ты считаешь злодѣемъ, добродѣтеленъ, онъ лучшій изъ людей; я никого не люблю такъ, какъ его. Ты знаешь, какимъ лскарствомъ или, лучше сказать, какимъ чудомъ онъ вылечилъ меня? Если онъ замышлялъ противъ моей жизни, зачѣмъ же спасъ ее? Ему стоило только не лечить меня, вотъ и все; я не перенесъ бы болѣзни. Перестань же вселять въ меня недовѣріе къ этому человѣку; съ завтрашняго дня, я назначу ему ежегодную пенсію въ тысячу цехиновъ. Еслибъ я даже раздѣлилъ съ нимъ все свое богатство, свои владѣнія, то и этого было бы мало для вознагражденія за его услугу. Я вижу, ты клевещешь на него изъ зависти, но не думай, чтобъ я повѣрилъ тебѣ; я хорошо помню слова, сказанныя однимъ визиремъ своему царю, Синбаду, чтобъ не дать ему умертвить своего сына“…

Но, государь, уже день и я не смѣю продолжать сказала Шехеразада. — Мнѣ нравится греческій царь, замѣтила Динарзада, потому что онъ не вѣритъ ложному донесенію визиря. — Сего дня ты хвалишь его твердость, а завтра, если султанъ позволитъ мнѣ продолжать, сказала Шехеразада, ты станешь его осуждать за слабость». Султанъ, желая знать, въ чемъ греческій царь окажется слабымъ, отложилъ казнь Шехеразады

НОЧЬ 14.

"Сестрица, сказала утромъ Динарзада, если ты не спишь, разскажи о рыбакъ; ты остановилась на томъ, что царь держитъ сторону врача Дубана и утверждаетъ, что онъ невиненъ. — Помню, отвѣчала Шехеразада, слушай дальше:

Государь, продолжала она, обращаясь къ Хабріасу, сказанное царемъ о королѣ Синбадѣ затронуло любопытство визиря, и онъ сказалъ: «Государь, простите-ли вы мою смѣлость, если я попрошу сказать мнѣ, что сказалъ визирь королю Синбаду и чѣмъ онъ отвратилъ смерть сына». Царь былъ такъ добръ, что согласился исполнить его просьбу. "Этотъ визирь, отвѣчалъ онъ, сказалъ царю, что, слушая обвиненія мачихи, онъ совершилъ бы такой поступокъ, въ которомъ очень раскаивался бы впослѣдствіи и въ доказательство истины своихъ словъ, разсказалъ слѣдующую исторію:

Исторія о мужѣ и попугаѣ.

"Одинъ человѣкъ былъ женатъ на красавицѣ и такъ страстно любилъ се, что всегда и вездѣ слѣдилъ за нею. Разъ, ему было необходимо отравиться куда-то; предъ отъѣздомъ, онъ пошелъ въ лавки, гдѣ продавалось много птицъ, и купилъ попугая, который не только умѣлъ разговаривать, но даже одаренъ былъ способностью передавать все, что слышалъ и видѣлъ Мужъ принесъ его домой, поставилъ его клѣтку въ комнатѣ жены и, попроси ее заботиться о попугаѣ въ его отсутствіе, уѣхалъ.

"Возвратясь, онъ спросилъ попугая о томъ, что происходило въ его отсутствіи; птица разсказала нѣсколько случаевъ, за которые онъ сталъ упрекать жену. Жена подумала, что ей вѣрно измѣнила которая нибудь изъ служанокъ; но тѣ клялись, что онѣ были ей вѣрны; тогда подозрѣніе пало на попугая.

«Подозрѣвая, что попугай пересказываетъ мужу ея поступки, жена захотѣла разувѣрить мужа во всемъ и отмстить попугаю. Когда ея мужъ уѣхалъ опять на сутки изъ дому, жена велѣла одной служанкѣ вертѣть, подъ клѣткой попугая, ручную мельницу; другой, брызгать водой сверху въ клѣтку; третьей, взять зеркало и при зажженной свѣчѣ вертѣть его на право и на лѣво передъ глазами попугая. Служанки употребили на это большую часть ночи и очень искусно исполняли приказаніе своей госпожи.

Возвратясь на другой день, мужъ сталъ распрашивать о томъ, что дѣлалось безъ него; попугай отвѣчалъ: „вы не можете себѣ представить, господинъ мой, какъ громъ, молнія и дождь безпокоили. меня всю эту ночь“. Зная, что ни грома, ни молніи, ни дождя не было ночію, мужъ подумалъ, что, если попугай обманываетъ его теперь, то, значитъ, обманулъ и въ прошлый разъ. Разсерженный этимъ, онъ выхватилъ изъ клѣтки попугая и съ такою силой ударилъ его объ полъ, что бѣдная птица испустила духъ. Но, спустя нѣсколько времени, мужъ узналъ, что попугай не обманулъ его. говоря о нехорошемъ поведеніи его жены, и очень раскаивался въ своемъ поступкѣ…»

Тутъ, Шахеразада, увидѣвъ день, остановилась. «Сколько разнообразія въ твоихъ разсказахъ, сестрица, и какъ они хороши — Мнѣ хотѣлось бы еще разсказать тебѣ нѣсколько исторій, сказала Шехеразада, но не знаю, позволитъ ли это султанъ». Хабріасъ, котораго такъ же, какъ Динарзаду, занимали разсказы султанши, не отдавалъ приказанія визирю лишить жизни Шехеразада.

НОЧЬ 15.

Динарзада и эту ночь была исправна; она разбудила сестру, говоря: «Милая сестра, если ты не спишь, разскажи мнѣ одну изъ твоихъ чудесныхъ сказокъ. — Хорошо, отвѣчала Шехеразада. — Нѣтъ, прервалъ ее султанъ, доскажи сначала, чѣмъ окончился разговоръ греческаго царя съ визиремъ, а потомъ продолжай сказку о рыбакѣ и духѣ. — Государь, и повинуюсь», отвѣчала султанша. Она продолжала:

"Когда, сказалъ рыбакъ духу, греческій царь выслушалъ исторію попугая, онъ сказалъ визирю: «А ты, визирь, изъ зависти къ врачу Дубану, несдѣлавшему тебѣ никакого зла, хочешь, чтобъ я лишилъ его жизни? Я не буду такъ неостороженъ, чтобъ потомъ раскаиваться и жалѣть, какъ жалѣлъ о попугаѣ тотъ мужъ».

"Коварный визирь такъ желалъ гибели врача Дубана, что никакъ не хотѣлъ оставить своего намѣренія неисполненнымъ. «Государь, сказалъ онъ онъ, смерть попугая была не важна и я не думаю, чтобы мужъ долго помнилъ о ней. Но зачѣмъ откладываете вы казнь Дубана изъ одного страха обвинить невиннаго? Развѣ мало того, что его обвиняютъ въ покушеніи на вашу жизнь? Когда дѣло идетъ о сохраненіи жизни царя, не довольно ли тогда и малѣйшаго подозрѣнія, и не лучше ли пожертвовать въ такомъ случаѣ невиннымъ, чѣмъ пощадить преступнаго? Что же касается до врача Дубана, то нѣтъ никакого сомнѣнія, что онъ хочетъ лишить васъ жизни. Не зависть заставляетъ меня говорить, а забота о сохраненіи жизни Вашего Величества; мое усердіе заставляетъ меня дать вамъ этотъ совѣтъ; если мой доносъ ложенъ, пусть тогда накажутъ меня, какъ наказали нѣкогда одного визиря. — А чѣмъ заслужилъ этотъ визирь наказаніе? — Если Вашему Величеству угодно будетъ меня выслушать, я сейчасъ разскажу»:

Исторія наказаннаго визиря.

Нѣкогда у одного царя былъ сынъ, страстно любившій охоту. Царь часто доставлялъ ему это развлеченіе, приказывая всегда великому визирю быть при немъ неотлучно. Разъ подняли оленя, и принцъ погнался за нимъ въ полной увѣренности, что великій визирь не отстанетъ отъ него. Онъ такъ долго гонялся за оленемъ и такъ увлекся охотой, что заѣхалъ далеко и скоро остался одинъ. Остановись и замѣтивъ, что съ нимъ нѣтъ никого, онъ хотѣлъ вернуться назадъ и найти отставшаго визиря, по заблудился. Отыскивая дорогу, принцъ встрѣтилъ красивую женщину, которая горько плакала. Принцъ остановилъ лошадь и спросилъ женщину, кто она, что дѣлаетъ въ этомъ мѣстѣ одна и не нуждается ли въ его помощи.

«Я дочь индѣйскаго царя, отвѣчала она; прогуливаясь верхомъ, я задремала и упала. Лошадь, ускакала, не знаю куда». Принцъ сжалился надъ ней и предложилъ сѣсть съ нимъ на лошадь; она примяла его предложеніе.

Проѣзжая мимо развалинъ, женщина выразила желаніе сойти съ лошади; принцъ также сошелъ и, держа лошадь за поводъ, направился къ развалинамъ. Каково же было его удивленіе, когда изъ развалинъ послышался скоро голосъ женщины: «Радуйтесь, дѣти, говорила она, я веду вамъ хорошаго, очень толстаго мальчика. — Гдѣ онъ, маменька, отвѣчали ей другіе голоса, гдѣ онъ, мы его сейчасъ съѣдимъ, потому что проголодались».

«Принцъ понялъ изъ этихъ словъ, что ему угрожала большая опасность; онъ ясно видѣлъ, что женщина, выдававшая себя за дочь индѣйскаго царя, была людоѣдка, жена одного изъ духовъ людоѣдовъ, которые поселяются въ отдаленныхъ мѣстахъ и употребляютъ всевозможныя хитрости, чтобъ завлечь кого нибудь къ себѣ. Онъ страшно испугался и быстро вскочилъ на лошадь. Въ эту минуту явилась мнимая принцесса и, видя, что обманъ не удался ей, закричала ему вслѣдъ: „Не бойтесь ничего, кто вы такой и чего ищете? — Я заблудился и отыскиваю дорогу. — Если вы заблудились, продолжала она, положитесь на волю Божію и Онъ избавитъ васъ отъ опасности“. Тогда принцъ поднялъ къ небу глаза…» но, Государь, уже день, и я должна прервать разсказъ. «Я очень опасаюсь за принца, замѣтила Динарзада, и желаю знать, что съ нимъ случится. — Завтра, если султанъ позволитъ, я успокою тебя». Хабріасъ хотѣлъ слышать окончаніе разсказа и отложилъ опять казнь Шехеразады.

НОЧЬ 16.

Динарзада такъ желала узнать, чѣмъ кончится исторія съ принцемъ, что разбудила сестру раньше обыкновеннаго: «Сестрица, сказала она, если ты не спишь, прошу тебя докончить вчерашнюю исторію; я такъ интересуюсь участью молодого принца и такъ боюсь, чтобъ людоѣдка и дѣти не съѣли его». Султанъ выразилъ, что и онъ не меньше интересуется участью принца. «Итакъ, государь, я удовлетворю ваше любопытство».

"Послѣ того, какъ мнимая принцесса посовѣтовала ему предаться на волю Божію, принцъ, думая, что людоѣдка считаетъ его уже своею жертвой, вскричалъ, поднявъ къ небу руки: «Господи, призри на меня и избави отъ этого врага». Услыша молитву, жена людоѣда удалилась въ развалины, а принцъ поспѣшилъ уѣхать домой, цѣлъ и невредимъ, и разсказалъ отцу отъ слова до слова объ опасности, въ которой онъ находился но милости визиря. Разгнѣванный царь велѣлъ его тотчасъ удавить.

«Государь, продолжалъ визирь, оставляя безъ вниманія мои слова о врачѣ Дубанѣ, вы подвергаете себя страшной опасности; повторяю вамъ, онъ шпіонъ подосланный вашими врагами, чтобы лишить васъ жизни. Вы говорите, что онъ васъ вылечилъ, а увѣрены ли вы въ этомъ? быть можетъ, онъ не совершенно вылечилъ васъ, а только помогъ вамъ на время. Кто знаетъ, не сдѣлаетъ ли это лекарство вамъ вреда въ послѣдствіи?»

"Греческій царь былъ на столько недальновиденъ, что не замѣтилъ въ словахъ визиря хитрости, и не довольно твердъ, чтобъ остаться при своемъ убѣжденіи. Рѣчь визиря встревожила его «Визирь, сказалъ онъ, ты правъ; очень можетъ быть, что Дубамъ явился сюда нарочно за тѣмъ, чтобъ лишить меня жизни; а этого ему легко достигнуть: стоить дать мнѣ понюхать какую нибудь изъ его травъ. Нужно хорошенько подумать объ этомъ»

«Видя царя въ такомъ расположеніи, визирь сказалъ: „Государь, чтобъ избавиться опасности и сохранить вашу жизнь, вотъ вамъ самое скорое и вѣрное средство: прикажите позвать врача Дубана и, какъ только онъ явится, велите отрубить ему голову. — Въ самомъ дѣлѣ, возразилъ царь, этимъ, я думаю лучше всего можно предупредить его замыселъ“. Онъ позвалъ одного изъ придворныхъ и послалъ за врачомъ Дубакомъ, который, незная, зачѣмъ зовутъ его. тотчасъ явился. Знаешь ли, спросилъ его царь, зачѣмъ я позвалъ тебя? — Нѣтъ. Государь, я жду, что угодно будетъ Вашему Величеству приказать мнѣ. — Я позвалъ тебя за тѣмъ, отвѣчалъ Государь, чтобъ лишить тебя жизни и тѣмъ избавиться отъ тебя».

"Трудно представить себѣ удивленіе врача Дубана, когда онъ услышалъ свой смертный приговоръ. «Государь, сказалъ онъ, смѣю ли спросить Ваше Величество, чѣмъ я заслужилъ смерть и въ какомъ преступленіи вы обвиняете меня? — Я узналъ на вѣрное, что ты шпіонъ и пріѣхалъ сюда собственно за тѣмъ, чтобъ лишить меня жизни; поэтому, я хочу предупредить тебя. Казни его, прибавилъ онъ, обращаясь къ палачу, избавь меня отъ злодѣя, покусившагося на мою жизнь».

Изъ словъ царя врачъ Дубанъ заключилъ, что царскія благодѣянія и подарки пріобрѣли ему враговъ, которые, воспользовавшись слабостью царя, оклеветали его. Онъ уже раскаявался, что вылечилъ царя; но было уже поздно. «Такъ-то вы награждаете меня за услугу?» сказалъ онъ. Но царь не слушалъ его и повторилъ свое приказаніе палачу. Врачъ прибѣгъ къ просьбамъ: «увы, Государь, вскричалъ онъ, пощадите мою жизнь, за это Богъ продлитъ вашу; не убивайте меня, хотя изъ боязни, чтобъ васъ не постигла такая же участь».

«Тутъ рыбакъ остановился и, обратясь къ духу, сказалъ: ну, духъ, ты видишь, что происходитъ между царемъ и врачомъ, происходитъ теперь между нами».

"Греческій царь, вмѣсто того, чтобъ сжалиться надъ врачомъ Дубаномъ, сказалъ ему сурово: «Нѣтъ, нѣтъ, ты долженъ непремѣнно погибнуть; въ противномъ случаѣ, ты лишишь меня жизни еще скорѣе, нежели вылечилъ». Тогда врачъ, рыдая и жалуясь на несправедливость царя, приготовился къ смерти. Калачъ завязалъ ему глаза, связалъ руки и вынулъ саблю.

"Придворные, присутствовавшіе при этомъ, были очень тронуты и умоляли царя помиловать Дубана, увѣряя, что онъ невиненъ. По парь былъ неумолимъ и запретилъ имъ просить о врачѣ.

Врачъ, стоя на колѣнахъ съ связанными руками и завязанными глазами, приготовясь къ смерти, еще разъ обратился къ царю: "Государь. сказалъ онъ, если вы уже не отмѣните моего смертнаго приговора то позвольте, покрайней мѣрѣ, пойти проститься съ семействомъ, раздать подаянія, отказать мои книги людямъ, которые употребятъ ихъ съ пользой, распорядиться моимъ погребеніемъ. Я принесу вамъ книгу въ подарокъ; она достойна того, чтобы храниться между вашими сокровищами. — А чѣмъ драгоцѣнна эта книга? спросилъ царь. «Государь, отвѣчалъ Дубанъ. въ этой книгѣ вы найдете много интереснаго, а главное, что когда мнѣ отрубятъ голову и вы откроете въ книгѣ шестую страницу, прочтете третью строчку на лѣвой сторонѣ, то голова моя отвѣтитъ на всѣ ваши вопросы». Любопытствуя видѣть такую рѣдкость, парь отложилъ казнь врача до другаго дня и позволилъ ему подъ стражей идти домой.

"Пока врачъ приводилъ свои дѣла въ порядокъ, но городу разнесся слухъ, что но смерти Дубана произойдетъ нѣчто небывалое, и на другой день пріемная зала во дворцѣ наполнилась визирями, военными, эмирами и всѣми придворными.

Скоро явился и врачъ Дубинъ; онъ приблизился къ тропу съ огромной книгой, велѣлъ принесть чашу, на которую разложилъ обертку книги и, подавая ее царю, сказалъ: "Государь, когда мнѣ отрубятъ голову, велите положить ее въ эту чашу на обертку книги; кровь тотчасъ перестанетъ течь, вы откроете книгу, и голова мои будетъ отвѣчать на ваши вопросы. Но, государь, прибавилъ онъ, позвольте мнѣ еще разъ умолять Ваше Величество пощадить мою жизнь; увѣряю, что а невиненъ. — Твои просьбы напрасны, отвѣчалъ царь; еслибъ ты быль невиненъ, я велѣлъ бы казнить тебя изъ одного любопытства услышать, какъ заговоритъ твоя голова. Говоря это, онъ взялъ книгу и сдѣлалъ знакъ палачу казнить Дубана.

«Палачъ такъ искусно исполнилъ его поколѣніе, что голова упала прямо въ чашу и, какъ только она коснулась обертки книги, кровь остановилась. Тогда къ общему удивленію, голова открыла глаза и сказала: „Государь, открой книгу“. Царь открылъ ее и замѣтивъ, что первый листъ прилипъ ко второму, послюнилъ палецъ, чтобы легче перевернуть его; тоже долженъ былъ онъ дѣлать, перевертывая каждый листъ и, когда дошелъ до шестаго, то удивился, увидѣвъ, что листъ чистъ: „Врачъ, сказалъ онъ головѣ, здѣсь ничего не написано. — Переверни еще нѣсколько листовъ, отвѣчала голова“. Царь продолжалъ перевертывать листы книги, поднося поминутно палецъ къ губамъ. Наконецъ ядъ, которымъ были пропитаны листы, произвелъ свое дѣйствіе: въ глазахъ царя потемнѣло и онъ въ конвульсіяхъ упалъ съ трона»…

Замѣтивъ наступленіе дня, Шехеразада прекратила свой разсказъ. — "Какъ жаль, милая сестра, сказала Динарзада, что ты не успѣла окончить сегодня сказку; я буду въ отчаяніи, если тебя лишатъ сегодня жизни. — Сестра, отвѣчала Шехеразада, это зависитъ отъ султана, но я надѣюсь, что онъ будетъ такъ милостивъ и отложитъ до завтра мою казнь… Хабріасъ не думалъ о казни Шехеразады; онъ съ нетерпѣніемъ ожидалъ слѣдующей ночи, чтобъ услышать окончаніе сказки о царѣ и врачѣ и продолженіе исторіи о рыбакѣ и духѣ.

НОЧЬ 17.

Г жъ ни любопытно было Динарзадѣ услышать сказку сестры, но она проснулась очень поздно. Тѣмъ не менѣе она сказала султаншѣ: «Сестрица, продолжай чудесную исторію о греческомъ парѣ, но поскорѣе, потому что уже наступаетъ день».

Шехеразада начала съ того мѣста, на которомъ остановилась. «Государь, сказала, она, когда голова Дубана замѣтила, что ядъ подѣйствовалъ и что царю не долго осталось жить, то проговорила: „Извергъ, вотъ какъ погибаютъ принцы, которые убиваютъ невинныхъ. Рано или поздно ихъ несправедливость и жестокость будутъ наказаны“. Едва голова произнесла эти слова, какъ царь умеръ; въ ней также исчезли послѣдніе признаки жизни».

Таковъ былъ конецъ жизни, государь, греческаго цари и Дубана, сказала Шехеразада. Теперь и буду продолжать сказку о рыбакѣ и духѣ; по, кажется, наступаетъ день". Султанъ, у котораго всѣ часы дня были распредѣлены, желая непремѣнно узнать конецъ сказки о рыбакѣ, велѣлъ Шехеразадѣ приготовиться продолжать ее въ слѣдующую ночь.

НОЧЬ 18.

На слѣдующую ночь, Динарзада проснулась раньше обыкновеннаго" сказала: "Милая сестрица, если ты не спишь, разскажи сказку о рыбакѣ и духѣ; ты знаешь, что султанъ также желаетъ слушать. — Я сейчасъ начну, отвѣтила Шехеразада, и, обращаясь къ Хабріасу, сказала: Государь, окончивъ исторію греческаго царя и Дубана, рыбакъ обратился къ духу, сидѣвшему въ сосудѣ, и сказалъ:

«Еслибъ греческій царь пощадилъ жизнь Дубана, то Богъ пощадилъ-бы его самаго; но онъ не обратилъ вниманія на просьбы врача, и Богъ его наказалъ. Я поступлю точно также, съ тобой, духъ; еслибъ ты сжалился надо мною, не упорствовалъ бы въ своемъ намѣреніи убить меня, когда и спасъ тебѣ жизнь, то и я пощадилъ-бы тебя; а теперь долженъ быть неумолимъ. Бросивъ тебя на дно моря, я отниму этимъ у тебя свободу до кончины міра и отомщу за себя.

Другъ мой, рыбакъ, отвѣчалъ духъ, заклинаю тебя, не поступай со мной такъ жестоко: подумай, какъ неблагородно мстить и, напротивъ, какъ хорошо платить добромъ за зло; не дѣлай со мной того, что нѣкогда сдѣлалъ Имама съ Атекой. — А что сдѣлалъ Имама Атекѣ? спросилъ рыбакъ. — О, если ты хочешь знать это, открой мой сосудъ; или ты думаешь, что весело разсказывать въ такой тѣсной темницѣ? Когда ты меня выпустишь изъ нея, я разскажу тебѣ, сколько хочешь, сказокъ. — Нѣтъ, сказалъ рыбакъ, я тебя не выпущу изъ сосуда, это уже рѣшено; ты будешь на днѣ моря. — Еще одно слово, рыбакъ, вскричалъ духъ, я не только не сдѣлаю тебѣ ничего дурнаго, но даже скажу, какъ ты можешь разбогатѣть».

Надежда сдѣлаться богатымъ поколебала старика. «Я выпустилъ бы тебя, еслибъ могъ положиться на твое слово, сказалъ онъ; поклянись мнѣ Богомъ, и я выпущу тебя изъ сосуда; я не думаю, чтобъ ты осмѣлился преступить клятву*». Духъ поклялся и рыбакъ снялъ крышку съ сосуда. Изъ него тотчасъ вышелъ паръ, который превратился въ духа; первымъ дѣломъ духа было столкнуть сосудъ въ морѣ. Рыбакъ испугался: "что это значитъ, спросилъ онъ, не хочешь ли ты преступить данную мнѣ клятву? Не долженъ ли я повторить тебѣ слова Дубана: «пощади меня и Богъ продлитъ твою жизнь».

Духъ разсмѣялся надъ страхомъ рыбака. «Нѣтъ, сказалъ онъ, успокойся, я только хотѣлъ испугать тебя, по сдержу слово; возьми сѣти и ступай за мной». Рыбакъ, взявъ сѣти, недовѣрчиво пошелъ за духомъ. Пройдя мимо города, они взошли на гору, потомъ спустились въ обширную долину и подошли наконецъ къ пруду, лежавшему между четырехъ холмовъ.

Пришедши на берегъ пруда, духъ сказалъ рыбаку: «Закинь здѣсь сѣть». Рыбакъ увидѣлъ въ прудѣ много рыбы и удивлялся, что рыба была четырехъ цвѣтовъ: красная, голубая, желтая и бѣлая. Закинувъ сѣти, онъ вытащилъ четыре рыбки четырехъ цвѣтовъ. Видя въ первый разъ такое чудесное явленіе, онъ не могъ на нихъ наглядѣться и радовался, надѣясь выручить за нихъ много денегъ. «Отнеси этихъ рыбокъ султану, сказалъ ему духъ, онъ дастъ тебѣ за нихъ столько денегъ, сколько ты не имѣлъ во всю жизнь. Каждый день ты можешь ловить здѣсь рыбу, по, предупреждаю тебя, закидывай сѣть только одинъ разъ въ день; въ противномъ случаѣ, тебѣ будетъ дурно: помни это, и если ты послѣдуешь моему совѣту, то разбогатѣешь». Съ этими словами, духъ ударилъ въ землю йогой; она разступилась и скрыла духа.

Рыбакъ, слѣдуя совѣту духа, не закинулъ другой разъ сѣтей и пошелъ въ городъ, довольный своею ловлей и размышляя о приключеніяхъ этого утра.

Онъ понесъ рыбу прямо во дворецъ султана….

Но, государь, уже день, пора кончить. «Сестра, сказала Динарзада, какъ удивительно хороши твои сказки; трудно себѣ представить, чтобъ ты знала болѣе занимательныя исторіи. — Если султанъ не лишитъ меня сегодня жизни, отвѣчала Шехеразада, увѣряю тебя, что конецъ сказки о рыбакѣ займетъ тебя больше, чѣмъ начало». Султанъ, заинтересованный сказкой о рыбакѣ, отложилъ еще на день исполненіе ужаснаго закона, изданнаго имъ.

НОЧЬ 19.

Въ концѣ девятнадцатой ночи, Динарзада опять будила Шехеразаду, говоря: «Если ты, не спишь, сестрица, прошу тебя, разскажи мнѣ сказку о рыбакѣ; я жду съ нетерпѣніемъ ея окончанія». Шехеразада начала, съ позволенія султана:

Государь, ты можешь себѣ представить удивленіе султана при видѣ четырехъ разноцвѣтныхъ рыбокъ, принесенныхъ рыбакомъ. Разсмотрѣвъ ихъ со вниманіемъ, султанъ сказалъ своему первому визирю: «возьми эту рыбу и отдай ее искуснѣйшей поварихѣ, которую прислалъ мнѣ греческій царь; я думаю, что эта рыба также вкусна, какъ и хороша». Визирь отнесъ четырехъ рыбокъ поварихѣ и велѣлъ приготовить ихъ для султана. Исполнивъ порученіе, онъ возвратился къ султану, который велѣлъ ему дать рыбаку четыреста золотыхъ монетъ; — визирь исполнилъ это приказаніе. Рыбаку, неимѣвшему никогда столько денегъ, казалось, что онъ видитъ все это во снѣ, и только, покупая все нужное для дома, онъ удостовѣрился, что это было на яву.

Но, довольно, государь, о рыбакѣ, нужно посмотрѣть, что дѣлаетъ повариха; она была въ страшномъ затрудненіи. Вычистивъ рыбу, принесенную визиремъ, она палила въ кострюлю масла и, положивъ въ него рыбы, поставила кастрюлю на огонь; поджаривъ рыбокъ съ одной стороны, она повернула ихъ на другую. Но, о чудо, въ эту минуту стѣна открылась и изъ нея вышла женщина удивительной красоты и величественнаго вида; она была въ платьѣ изъ цвѣтной матеріи, въ длинныхъ серьгахъ, въ ожерельѣ изъ крупнаго жемчуга и въ золотыхъ браслетахъ, осыпанныхъ рубинами; въ рукахъ у нея была миртовая палочка. Подойдя къ кострюлѣ, она дотронулась до рыбокъ палочкой: "рыбка, рыбка, сказала она, исполняешь ли ты свою обязанность? — Не получивъ отвѣта, она повторила вопросъ, и тогда всѣ рыбки, поднявъ головы, отвѣчали: «да, да, если ты считаешь, мы считаемъ; если ты платишь долги, мы платимъ свои; если ты уходишь, мы побѣждаемъ и довольны». Когда онѣ проговорили это, женщина опрокинула кострюлю и вернулась къ стѣнѣ, которая закрылась за ней.

Испуганная повариха, прійдя въ себя, сняла съ горячихъ угольевъ рыбки; онѣ были черны, какъ уголь, и ихъ не возможно было подать султану. Она огорчилась, и горько заплакала. «Увы, говорила она, что теперь со мной будетъ? Не разсказать ли султану все видѣнное, но онъ этому не повѣритъ! какъ онъ будетъ на меня гнѣваться»!

Въ это время вошелъ визирь и спросилъ, готовы ли рыбки? Повариха разсказала ему, обо всемъ случившемся; ея разсказъ, какъ можно было ожидать, удивилъ визиря. Онъ послалъ за рыбакомъ и сказалъ ему: «Старикъ, принеси мнѣ еще четыре рыбки, потому, что съ этими случилось маленькое несчастіе и мы не можемъ ихъ подать султану». Рыбакъ, умолчавъ о совѣтѣ духа, сказалъ, что раньше другаго дня не можетъ доставить такихъ рыбокъ.

Ночью, онъ отправился къ пруду и, закинувъ сѣти, вытащилъ четырехъ разноцвѣтныхъ рыбокъ, точно такихъ, какъ наканунѣ; онъ отправился съ ними къ визирю и доставилъ ихъ въ назначенное время. Визирь отнесъ ихъ поварихѣ и самъ остался съ нею на кухнѣ. Она вычистила рыбокъ и, положивъ въ кострюлю, поставила на огонь. Въ ту минуту, какъ нужно было переворачивать ихъ на другую сторону, стѣна опять открылась, и изъ нея вышла женщина съ палочкой въ рукѣ, подошла къ кострюлѣ, ударила но рыбкамъ, спросила ихъ тоже, что и наканунѣ, и рыбки, поднявъ голову, отвѣтили ей по прежнему.

Государь, наступаетъ день, прибавила, спохватясь, Шехеразада, если ты не прикажешь лишить меня сегодня жизни, я разскажу завтра гораздо больше занимательнаго. Хабріасъ, надѣясь, что услышитъ еще много хорошаго, сказалъ, что въ слѣдующую ночь станетъ опять слушать ея разсказы.

НОЧЬ 20.

«Сестрица, вскричала по обыкновенію Динарзада, если ты не спишь, доскажи сказку о рыбакѣ». Султанша начала разсказывать:

Государь, когда рыбки отвѣтили молодой женщинѣ, она опрокинула кострюлю и вышла черезъ стѣну изъ кухни. «Это такъ необыкновенно, сказалъ визирь, что нужно обо всемъ увѣдомить султана: я сейчасъ разскажу ему». Прійдя къ султану, онъ передалъ ему все, что самъ видѣлъ.

Султанъ былъ очень удивленъ и захотѣлъ самъ видѣть сто чудо; онъ послалъ за рыбакомъ и сказалъ ему: «Другъ мой, не можешь ли ты достать мнѣ еще такихъ-же рыбокъ»: Рыбакъ отвѣчалъ, что если Его Величеству угодно будетъ дать ему на это три дня, то онъ исполнитъ его желаніе. Получивъ позволеніе, онъ третій разъ пошелъ къ пруду и, закинувъ сѣть, тотчасъ вытащилъ четырехъ разноцвѣтныхъ рыбокъ. Отнеся ихъ султану, который, не думая имѣть ихъ такъ скоро, былъ очень доволенъ, старикъ получилъ четыреста золотыхъ монетъ.

Доставь рыбки, султанъ велѣлъ принесть ихъ къ себѣ въ кабинетъ со всѣми кухонными принадлежностями. Запершись съ визиремъ, онъ самъ приготовилъ ихъ, положилъ въ кострюлю и поставилъ на огонь. Въ то время когда онъ переворачивалъ ихъ на другую сторону, стѣна его кабинета открылась, но вмѣсто молодой женщины, вошелъ арабъ; онъ былъ очень толстъ и великъ, одѣтъ какъ невольникъ, и держалъ въ рукѣ толстую зеленую палку. Подойдя къ кострюлѣ, онъ дотронулся палкой до рыбокъ и сказалъ ужаснымъ голосомъ: «Рыбка, рыбка, исполняешь ли ты свою обязанность»? Рыбки, поднявъ головы, отвѣчали; "Да, да, если ты считаешь, мы считаемъ; если ты платишь долги, мы также платимъ; если ты скрываешься, мы побѣждаемъ и радуемся.

Едва онѣ произнесли эти слова, какъ арабъ опрокинулъ кострюлю и обратилъ рыбокъ въ уголья. Затѣмъ онъ гордо вернулся къ стѣнѣ кабинета, вошелъ въ отверстіе, и стѣна опять сдѣлалась такою, какою была прежде. «Послѣ всего, что я видѣлъ, сказалъ султанъ, не могу быть покойнымъ до тѣхъ поръ, пока не объясню себѣ, что все это значитъ». — Онъ велѣлъ привесть рыбака. «Рыбакъ, сказалъ онъ, твои рыбки очень встревожили меня; гдѣ ты поймалъ ихъ? Въ прудѣ, между четырьмя холмами, по ту сторону горы, которая видна отсюда. — А знаешь ли ты этотъ прудъ? спросилъ визиря султанъ. — Нѣтъ, Ваше Величество, я не знаю его. хотя охочусь въ этой сторонѣ, въ продолженіи шестидесяти лѣтъ». Султанъ спросилъ рыбака, далеко ли прудъ отъ дворца; старикъ отвѣчалъ, что не больше трехъ часовъ пути. Такъ какъ было еще рано, то султанъ велѣлъ всему двору приготовиться въ дорогу, а рыбаку ѣхать впередъ.

Они взошли на гору и, спустившись, увидѣли обширную долину, которой до сихъ поръ еще никто не видѣлъ. Наконецъ они приблизились къ пруду, находящемуся между четырехъ холмовъ, какъ говорилъ имъ рыбакъ. Въ прозрачной волѣ пруда, видны были разноцвѣтныя рыбки, такія же, какъ онъ приносилъ во дворецъ. Султанъ, постоявъ на берегу и полюбовавшись на рыбокъ, опросилъ своихъ придворныхъ, неужели они до сихъ поръ не видѣли этого пруда, тогда какъ онъ находился столь близко отъ города. Они отвѣчали, что никогда и не слыхали о немъ. «Если такъ, сказалъ онъ, то я не уѣду отсюда до тѣхъ поръ, пока не узнаю. какъ явился здѣсь этотъ прудъ и почему въ немъ столы о разноцвѣтной рыбы». Онъ велѣлъ раскинуть палатки на берегу пруда, что было скоро исполнено.

Вечеромъ, оставшись на единѣ съ визиремъ, султанъ сказалъ: «Визирь, мое любопытство очень затронуто появленіемъ араба, разговоромъ рыбокъ, и этимъ чудеснымъ прудомъ, явившимся здѣсь, какъ бы чудомъ. Чтобы удовлетворить свое любопытство, я придумалъ слѣдующее: Я выйду одинъ изъ лагеря, такъ чтобъ никто этого не зналъ; ты останешься здѣсь, и завтра, когда придворные соберутся къ палаткѣ, ты скажешь имъ, что я нездоровъ и не могу выйдти къ нимъ; тоже говори каждый день до тѣхъ поръ, носа я не верчусь».

Великій визирь старался отговорить его отъ этого намѣренья, представлялъ трудность и опасности, которыя ему могутъ встрѣтиться, но его краснорѣчіе ни къ чему не послужило, и султанъ приготовился совсѣмъ, чтобъ исполнить свое намѣреніе. Онъ надѣлъ платье, удобное для пѣшехода, вооружился саблей и, когда все смолкло съ лагерѣ, онъ вышелъ одинъ.

Взойдя, безъ особеннаго труда, на одинъ изъ холмовъ, онъ спустился съ него въ долину и шелъ до утра. Увидѣвъ вдали зданіе, султанъ обрадовался, надѣясь въ немъ узнать что ему хотѣлось. Подойдя ближе, онъ замѣтилъ, что это былъ великолѣпный дворецъ изъ чернаго мрамора, покрытый тонкою сталью, которая блестѣла какъ зеркало. Обрадованный, что ему удалось найти вещь, достойную сниманія, онъ остановился передъ фасадомъ дворца к любовался имъ.

Потомъ султанъ подошелъ къ двери, одна половинка которой была открыта. Прежде чѣмъ войти въ нее, онъ стукнулъ три раза, но видя, что никто не выходитъ, и подумавъ, что его не слышали онъ постучалъ еще разъ, но все было но прежнему тихо. Султанъ чрезвычайно удивился. «Не можетъ быть умахъ онъ, чтобъ тутъ никто не жилъ. Войду; у меня есть чѣмъ защититься въ случаѣ нужды».

Онъ вошелъ въ сѣни и закричалъ: «Нѣтъ ли кого нибудь здѣсь, кто далъ бы пріютъ чужестранцу»? Этотъ вопросъ онъ повторилъ раза три, но никто не отвѣчалъ. Такое молчаніе удивляло его; выйдя на дворъ, онъ посмотрѣлъ во всѣ стороны, по нигдѣ не замѣтилъ живаго существа…

Государь, уже день, сказала Шехеразада, пора мнѣ остановиться. «Какъ жаль, сестрица, что ты остановилась на такомъ любопытномъ мѣстѣ. — Правда, отвѣчала Шехеразада, но дѣлать нечего; отъ султана зависитъ, буду ли я продолжать свой разсказъ или нѣтъ». Султанъ, любопытствуя узнать, что произойдетъ въ замкѣ, отложилъ казнь Шехеразады до слѣдующей ночи.

НОЧЬ 21.

Динарзада не проспала на слѣдующее утро. «Милая сестра, сказала она, если ты не спишь, разскажи намъ, что произошло въ прекрасномъ дворцѣ, въ которомъ остался султанъ». Шехеразада, обратясь къ Хабріасу начала разсказъ: "Султанъ, не видя никого, вошелъ во дворецъ, большія залы котораго были устланы дорогими шелковыми коврами, подмостки и диваны обиты шелковою матеріей, а занавѣсы вышиты серебромъ и золотомъ. Посреди гостиной былъ прекрасный фонтанъ четырьмя золотыми львами по угламъ изъ пасти каждаго льва сверкалъ цѣлый каскадъ. Струя прозрачной воды била изъ средняго фонтана въ потолокъ, испещренный арабесками. Все вмѣстѣ представляло великолѣпный видъ.

Замокъ съ трехъ торовъ былъ окруженъ садомъ, цвѣтниками, озерами, рощицами и тысячью другихъ украшеній; множество птицъ, оглашавшихъ воздухъ пѣніемъ, дѣлали садъ еще прелестнѣе; сѣти, протянутыя надъ деревьями и надъ дворцемъ. не выпускали ихъ изъ саду.

Султанъ долю ходилъ но великолѣпнымъ комнатамъ. Уставъ, онъ сѣлъ отдохнуть въ кабинетѣ, выходящемъ въ садъ, и задумался надъ всѣмъ, что видѣлъ и что предстояло еще ему увидѣть; вдругъ ему послышались жалобные крики. Онъ прислушался, слѣдующія слова достигла до него: «О судьба! ты не долго дала мнѣ насладиться счастіемъ, ты сдѣлала меня несчастнѣйшимъ изъ людей, прекрати наконецъ мои страданія! Я удивляюсь, какъ могу еще жить послѣ всѣхъ вынесенныхъ мученій».

Тронутый жалобными криками, султанъ пошелъ въ ту сторону, откуда они раздавать. Поднявъ портьеру въ большой залъ, онъ увидѣлъ на низенькомъ тронѣ молодаго человѣка, съ грустнымъ лицомъ, хорошо сложеннаго и богато одѣтаго. Султанъ подошелъ къ нему и поклонился. Молодой человѣкъ отвѣчалъ ему низкимъ наклоненіемъ головы, не вставая съ мѣста: «Господинъ, сказалъ онъ, не сердись, что я не принимаю васъ, какъ слѣдуетъ; я не могу встать но очень уважительной причинѣ. — Благодарю васъ за хорошее мнѣніе обо мнѣ, отвѣчалъ султанъ; что-же касается вашего извиненія, я принимаю его съ удовольствіемъ. Я пришелъ предложить вамъ свою помощь, услышавъ ваши крики. Дай Богъ, чтобъ отъ меня зависѣло помочь вамъ, я употребилъ бы на это всѣ средства. Вы вѣрно разскажете мнѣ свою исторію; но прежде не можете ли вы сказать мнѣ, что это за прудъ подлѣ горы, наполненный разноцвѣтными рыбками; что это за дворецъ, зачѣмъ вы въ немъ и притомъ одинъ»? Вмѣсто отвѣта, молодой человѣкъ залился слезами. «Какъ непостоянно счастье! вскричалъ онъ; оно возвышаетъ человѣка и потомъ унижаетъ его. Гдѣ найдти, кто долго наслаждался бы счастьемъ, тихими и ясными днями»?

Султанъ, тронутый его положеніемъ, убѣдительно просилъ сказать причину его несчастія. «Увы, отвѣчалъ онъ, какъ могу я не плакать и не огорчаться»? Говоря это, онъ приподнялъ платье, и султанъ увидѣлъ, что у молодого человѣка только туловище человѣческое, а остальная часть изъ чернаго мрамора…

На этомъ мѣстѣ Шехеразада остановилась. Султану такъ нравились разсказы Шехеразады, что онъ отложилъ ея казнь на мѣсяцъ. Онъ всталъ, не говоря однакоже ей о своемъ намѣреніи.

НОЧЬ 22.

Динарзада съ нетерпѣніемъ ждала утра и, какъ только оно наступило, «сестрица, сказала она, если ты не спишь, прошу тебя продолжать чудесную сказку, которую ты не успѣла вчера окончить. — Хорошо, отвѣчала султанша, слушайте меня».

Вы можете себѣ представить, какъ былъ удивленъ султанъ несчастнымъ положеніемъ молодаго человѣка. Вы приводите меня въ ужасъ, сказалъ онъ, и въ то же время возбуждаете мое любопытство, я горю нетерпѣніемъ услышать вашу исторію, въ ней должно быть много особеннаго. и я предчувствую, что узнаю въ ней что нибудь о прудѣ и о разноцвѣтныхъ рыбкахъ; умоляю васъ, разскажите мнѣ ее, быть можетъ и вамъ станетъ легче, ибо несчастные не рѣдко получаютъ утѣшеніе, дѣлясь съ другими своимъ горемъ. — Я не въ силахъ отказать вамъ, возразилъ молодой человѣкъ, хотя увѣренъ, что это будетъ тяжело для меня. Приготовьтесь услышать много необыкновеннаго и сверхъ естественнаго.

Исторіи молодаго царя черныхъ острововъ.

"Государь, продолжалъ молодой человѣкъ, отецъ мой владѣлъ этимъ государствомъ. Царство черныхъ острововъ получило свое названіе отъ четырехъ острововъ, которые были на мѣстѣ этихъ горъ, а столица отца моего находилась именно тамъ, гдѣ теперь прудъ. Вы скоро узнаете,*' по какому случаю произошло это превращеніе.

"Царь, отецъ мой, умеръ шестидесяти лѣтъ. Вступивши на престолъ, я немедленно женился на своей двоюродной сестрѣ. Пять лѣтъ былъ я женатъ; мы нѣжно любили другъ друга и были совершенно счастливы. По прошествіи пяти лѣтъ, я сталъ замѣчать, что моя супруга становится холоднѣе ко мнѣ.

"Однажды, когда она пошла послѣ обѣда въ баню, мнѣ захотѣлось отдохнуть; я бросился на софу и скоро заснулъ. Двѣ служанки жены сѣли подлѣ меня съ опахалами: одна въ головахъ, другая въ ногахъ, и отгоняли мухъ. Думая, что я сплю, онѣ тихо разговаривали, и я не проронилъ ни одного слова изъ ихъ разговора.

«Какъ дурно дѣлаетъ наша госпожа, что не любитъ такого добраго царя, какъ этотъ, сказала одна изъ нихъ. — Это правда, отвѣчала другая, я просто не понимаю этого; и какъ онъ не замѣчаетъ, что она каждую ночь уходитъ и Оставляетъ его одного. — А какъ ему замѣтить, возразила другая, когда, каждый вечеръ, царица подливаетъ ему въ питье соку изъ какой-то травы, отъ котораго онъ спитъ такъ крѣпко, что она спокойно можетъ уходить, куда ей угодно, а возвратясь съ разсвѣтомъ, она ложится опять въ постель и будитъ его, давъ понюхать какихъ-то духовъ».

"Посудите, что я долженъ былъ чувствовать въ это время? Но, какъ бы то ни было, я собралъ всѣ силы и, сдѣлавъ видъ, что просыпаюсь, не показалъ имъ, что все слышалъ.

Когда царица вернулась изъ бани, мы поужинали, и она подала мнѣ. по обыкновенію, чашу воды; но я не выпилъ ее, а, подойдя къ окну, вылилъ незамѣтно. Потомъ, чтобъ не возбудить въ женѣ подозрѣнія, я отдалъ ей пустую чашу.

"Мы легли; вдругъ жена моя встала и, проговоривъ громко: «Спи, и чтобъ ты никогда не проснулся» вышла изъ спальни, въ полной увѣренности, что я сплю…

Шехеразада остановилась, Днаарзада слушала ее съ довольствіемъ; а султанъ всталъ, желая, чтобъ скорѣе опять настала нечь.

НОЧЬ 28.

За часъ до утра, Динарзада разбудила сестру, говоря. «Милая Шехеразада, если ты не спишь, разскажи мнѣ вчерашнюю сказку». Шехеразада припомнила, на чемъ остановилась и продолжала:

"Какъ только жена моя вышла, продолжалъ царь черныхъ острововъ, я всталъ, поспѣшно одѣлся, взялъ саблю и пошелъ вслѣдъ за пей. Желая быть незамѣченнымъ, я шелъ тихо и медленно. Она прошла нѣсколько дверей, которыя отворялись передъ ней, послѣ нѣсколькихъ волшебныхъ словъ, и наконецъ вышла въ садъ. Я остановился у дверей, боясь, чтобы, она, проходя цвѣтникъ, не замѣтила меня, и слѣдилъ за ней глазами, на сколько позволяла темнота; жена прошла въ рощу, съ густыми аллеями и окруженную частыми шпалерами. Я прошелъ туда-же другою дорогой и изъ-за шпалеръ увидѣлъ, что моя жена гуляла съ какимъ-то мужчиной.

"Я прислушался къ ихъ разговору. «Я не заслуживаю упрека въ своей любви къ тебѣ, говорила моя жена своему возлюбленному; если тебѣ мало всѣхъ доказательствъ моей любви, требуй еще новыхъ: ты знаешь, я могу все сдѣлать. Если ты хочешь, я превращу, до солнечнаго восхода, этотъ городъ и дворецъ въ развалины, въ которыхъ будутъ жить только хищныя птицы и звѣри. Если хочешь, я перенесу эти твердыя стѣны на ту сторону Кавказскихъ горъ, на край свѣта? Скажи только слово и здѣсь все перемѣнится».

"Сказавъ это, она и ея возлюбленный повернули въ другую аллею и прошли мимо меня. Я выхватилъ саблю и, поваливъ на землю возлюбленнаго моей жены, ударилъ ею по шеѣ; думая, что убилъ его, я поспѣшно удалился, не желая быть узнаннымъ моею женой.

"Ударъ, нанесенный мной другу жены, былъ смертеленъ; но она силой своего волшебства удержала его между жизнью и смертью. Пробираясь аллеей ко дворцу, я слышалъ ея вопли и былъ доволенъ, что не умертвилъ ее.

«Прійдя къ себѣ, я легъ опять въ постель и, удовлетворенный местью, уснулъ. Проснувшись на другой день, я увидѣлъ подлѣ себя жену»…

День насталъ и Шехеразада замолчала. «Какъ жаль, что ты не можешь продолжать, сказала Динарзада. — Зачѣмъ же ты не разбудила меня раньше; сама виновата, отвѣчала Шехеразада. — Я постараюсь завтра разбудить тебя раньше, тѣмъ болѣе, что султанъ, вѣроятно, захочетъ слышать продолженіе».

НОЧЬ 24.

На другой день Динарзада разбудила очень рано сестру: «Сестрица, сказала она, если ты не спишь, разскажи, пожалуйста, исторію царя черныхъ острововъ; мнѣ любопытно узнать, какимъ образомъ онъ былъ превращенъ въ мраморъ. — Ты узнаешь сей-часъ», отвѣчала Шехеразада, и, съ позволенія султана, продолжала:

"Итакъ, говорилъ царь черныхъ острововъ, я увидѣлъ, что жена лежала подлѣ меня; не знаю, спала ли она; я вышелъ одѣться въ свой кабинетъ. Побывавъ въ совѣтѣ, я вернулся къ себѣ; царица вышла ко мнѣ на встрѣчу въ траурѣ, съ распущенными волосами. «Государь, сказала она, не удивляйся, что видишь меня такой; я получила три извѣстія, которыя меня страшно огорчили. — Какія это извѣстія? спросилъ я. — Извѣстія: о смерти моей матери, моего отца и моего брата, упавшаго въ пропасть».

"Я радъ былъ, что жена скрыла настоящую причину своего горя и думалъ, что она не догадалась, кто убилъ ея любезнаго. «Я не только не осуждаю твою горесть, моя супруга, отвѣчалъ я, но и принимаю въ ней искреннее участіе. Я скорѣй былъ-бы удивленъ, еслибъ ты не горевала; плачь, твои слезы показываютъ, что у тебя превосходное средне. Тѣмъ не менѣе я надѣюсь, что время и размышленіе помогутъ тебѣ утѣшиться».

"Она удалилась въ свои комнаты и цѣлый годъ оплакивала потерю. Но окончаніи года, она просила у меня позволенія выстроить себѣ, около дворца, могилу, гдѣ бы могла пробыть до конца жизни. Я позволилъ и она выстроила великолѣпный дворецъ, куполъ котораго видѣнъ отсюда, и назвала его дворецъ слезъ.

"Между тѣмъ она не могла спасти несчастнаго; онъ не могъ ходить и говорить; только по взгляду видно было, что онъ еще живъ. Царица навѣщала его два раза въ день, и высказывала все, что внушала ей ея сумасшедшая страсть. Меня увѣдомили объ этомъ, хотя я показывалъ видъ, что ничего не замѣчаю.

Чтобъ узнать, чѣмъ занимается царица, я пошелъ однажды во дворецъ слезъ, и нечаянно, не будучи замѣченъ, услышалъ, что она говорила своему возлюбленному. «Я въ отчаяніи, видя тебя въ такомъ состояніи; твои страданія мучаютъ меня; но, другъ мой, когда-же ты отвѣтишь мнѣ? Скажи, хотя одно только слово! Увы! я тогда только счастлива, когда нахожусь подлѣ тебя. Я не могу жить безъ тебя, наслажденіе видѣть тебя предпочитаю власти надъ вселенной».

"Эти слова, прерываемыя вздохами и слезами, вывели меня изъ терпѣнія; я подошелъ къ ней и сказалъ: «Перестаньте плакать, государыня, пора оставить печаль, которая безчеститъ насъ обоихъ: вы уже слишкомъ забылись въ отношеніи ко мнѣ и къ самой себѣ. — Государь, отвѣчала она, не принуждайте меня, не требуйте ничего; горесть моя такъ глубока, что время не уменьшитъ ее».

"Видя, что мои напоминанія объ обязанностяхъ только раздражаютъ ее, я замолчалъ и ушелъ. Жена но прежнему навѣшала своего любезнаго и два года была просто въ отчаяніи.

"Я еще разъ былъ, впродолженіи этого времени, во дворцѣ слезъ и опять былъ невидимымъ свидѣтелемъ ея разговора съ больнымъ. «Вотъ уже три года, говорила она, какъ я не слышу отъ тебя ни слова въ отвѣтъ на мои стопы, на мою любовь; не чувствуешь ты ихъ, или презираешь меня? О, могила! Неужели ты лишила меня его любви? Неужели не видятъ ничего глаза, выражавшіе мнѣ такъ много нѣжности, составлявшіе всю мою радость. Нѣтъ, этого не можетъ быть! Смерть, какимъ чудомъ завладѣла ты сокровищемъ, которому нѣтъ подобнаго на землѣ».

"Увѣряю васъ, что я былъ въ страшномъ негодованіи, слушая это, и тѣмъ болѣе, что тотъ, кого она любила, не стоилъ ея любви: онъ былъ черный индѣецъ, уроженецъ этой страны. Я не въ силахъ былъ скрываться и, выйдя изъ-за деревьевъ, вскричалъ, указывая на большаго: «Зачѣмъ могила до сихъ поръ не поглотила этого чудовища, а съ нимъ вмѣстѣ и его любезную!»

«Едва я проговорилъ это, какъ жена вскочила съ яростью и отвѣчала мнѣ: „А, жестокій, ты мнѣ сдѣлалъ много зла. Ты думаешь, я незнаю, кому этотъ несчастный обязанъ тѣмъ состояніемъ, въ какомъ находится теперь? И у тебя достало еще духа прійти сюда и оскорблять меня. — Да. отвѣчалъ я внѣ себя, я наказалъ это чудовище. Съ тобой слѣдовало-бы поступить точно также и я раскаяваюсь, что до сихъ поръ позволялъ тебѣ злоупотреблять моею довѣренностью“. Говоря это, я выхватилъ саблю и хотѣлъ убить ее. Но она встрѣтила опасность съ насмѣшливой улыбкой и, прошептавъ что-то, сказала: „Въ силу моего волшебства, повелѣваю, чтобъ ты превратился въ пол-человѣка и въ пол-статую“. Въ ту-же минуту, государь, я сдѣлался такимъ, какимъ вы видите меня: живымъ мертвецомъ».

Шехеразада, замѣтивъ наступленіе дня, перестала разсказывать.

«Милая сестрица, сказала Динарзада, какъ благодарна я султану; но его милости я имѣю удовольствіе слушать твои сказки. — Сестрица, отвѣчала Шехеразада, если султанъ оставитъ меня въ живыхъ до завтра, ты услышишь еще много такого, что доставитъ тебѣ удовольствіе». "Еслибъ Хабріасъ и не рѣшилъ уже отложить на мѣсяцъ казнь Шехеразады, то вѣрно не приказалъ бы ее казнить въ тотъ день.

НОЧЬ 25.

На разсвѣтѣ, Динарзада вскричала: «Сестрица, если ты не спишь, окончи исторію царя черныхъ острововъ». Шехеразада проснулась, услышавъ голосъ сестры и начала такъ: Царь, полу- человѣкъ и полустатуя, продолжалъ:

"Превративъ меня, такимъ образомъ, злая колдунья, не достойная носить званіе царицы, перенесла меня волшебствомъ въ эту залу, уничтожила мою населенную и цвѣтущую столицу, уничтожила дома, площади, рынки и превратила ихъ въ прудъ и въ пустынное поле, которые вы видѣли. Народъ, состоящій изъ четырехъ націи, она обратила въ разноцвѣтныхъ рыбъ: мусульманъ въ бѣлыхъ; персіянъ въ красныхъ, потому, что они обожали огонь; христіанъ въ голубыхъ, евреевъ въ желтыхъ. Четыре острова превращены въ четыре холма. Все это узналъ я отъ разъяренной колдуньи, желавшей этимъ еще болѣе увеличить мое несчастіе. Но она ne ограничила свою ярость моимъ превращеніемъ и уничтоженіемъ моего государства. Каждый день, она приходитъ сюда бить меня по плечамъ воловьими жилами. Отсчитавъ сто ударовъ, она покрываетъ меня матеріей изъ козлиной шерсти, а сверху надѣваетъ парчу, въ насмѣшку надо мной.

Царь черныхъ острововъ залился горькими слезами; султанъ былъ не въ состояніи ему отвѣчать, такъ сжалось у него сердце отъ слышаннаго разсказа. Спустя нѣсколько времени, царь воскликнулъ, поднявъ къ небу руки: «Творецъ всесильный! я покоряюсь Тебѣ и твоимъ предопредѣленіямъ! я терпѣливо переношу несчастіе, ибо такова твоя воля; но я надѣюсь, что по Своей благости ты вознаградишь меня».

Султанъ, растроганный жалкою исторіей царя черныхъ острововъ и раздраженный противъ его жены, спросилъ: "Скажите мнѣ, гдѣ эта гнусная волшебница и ея возлюбленный мертвецъ. — Государь, отвѣчалъ онъ, ея возлюбленный теперь въ гробницѣ, устроенной въ куполѣ дворецъ слезъ, который примыкаетъ къ этому замку. Что же касается колдуньи, то я не знаю, гдѣ она, но, на разсвѣтѣ каждаго дня, она навѣшаетъ своего возлюбленнаго, нанеся прежде мнѣ сто ударовъ, отъ которыхъ, какъ вы можете судить, я немогу защищаться. Она носитъ ему напитокъ, который только и поддерживаетъ его жизнь, и не перестаетъ упрекать его въ молчаніи.

«Принцъ, достойный полнаго сожалѣнія, сказалъ султанъ, я болѣе чѣмъ тронутъ вашимъ положеніемъ. Ни съ кѣмъ еще не случалось ничего подобнаго и тотъ, кто передастъ потомству вашу исторію, передастъ событіе, превосходящее все, что до сихъ поръ было написано; въ вашей исторіи недостаетъ только мщенія, но я позабочусь о немъ».

Въ самомъ дѣлѣ, султанъ, разговаривая съ принцемъ и открывъ ему, кто онъ и зачѣмъ пришелъ, придумалъ средство къ мщенію.

Они уговорились о мѣрахъ, какія подобно было принять, и положили отложить исполненіе задуманнаго до другаго дня. Ночью султанъ отдохнулъ. Принцъ провелъ ее въ дремотѣ, потому что не могъ спать съ тѣхъ поръ, какъ былъ очарованъ, но съ надеждой, что можетъ быть избавится отъ своихъ страданій.

На другой день, рано утромъ, султанъ всталъ, снялъ съ себя верхнюю одежду, которая помѣшала бы ему и пошелъ во дворецъ слезъ. Дворецъ былъ освѣщенъ безчисленнымъ множествомъ бѣлыхъ восковыхъ свѣчъ; чудесное благоуханіе, выходящее изъ золотыхъ курильницъ удивительной работы, разливалось повсюду. Онъ скоро увидѣлъ кровать, на которой лежалъ негръ и, вынувъ саблю, тотчасъ лишилъ его жизни и выбросилъ его тѣло въ колодезь, бывшій на дворѣ замка. Потомъ султанъ вернулся во дворецъ, легъ на кровать убитаго негра и спряталъ подъ одѣяло саблю.

Скоро пришла волшебница. Первымъ ея дѣломъ было войти въ залъ къ принцу, раздѣть его и дать сто безчеловѣчныхъ ударовъ по плечамъ. Крики принца раздавались по заламъ; онъ умолялъ ее самымъ трогательнымъ образомъ сжалиться надъ нимъ; по она прекратила мученіе, отсчитавъ сто ударовъ, и сказала: «Ты былъ безжалостенъ къ моему любезному, не жди и отъ меня пощады»…

Шехеразада не могла больше продолжать, потому что насталъ день. «Боже мой! какая безжалостная колдунья! сказала Динарзада. Но, неужели, сестрица, мы остановимся на этомъ, и я не узнаю, будетъ или нѣтъ она наказана? — Милая сестрица, отвѣчала Шехеразада, я хотѣла бы удовлетворить твое любопытство, но, ты знаешь, это зависитъ отъ воли султана». Хабріасъ послѣ всего слышаннаго вовсе не желалъ смерти Шехеразады, и сказалъ: «Я не лишу тебя жизни до тѣхъ поръ, пока не кончится сказка, еслибъ даже она продолжалась еще два мѣсяца; я во всякое время могу исполнить свою клятву».

НОЧЬ 26.

Динарзада, полагая, что уже было время будить сестру, сказала: «Милая сестрица, разскажи, что произошло со дворцѣ слезъ». Шехеразада, получивъ позволеніе Хабріаса, продолжала:

Государь, отсчитавъ сто ударовъ царю черныхъ острововъ, колдунья надѣла на него одежду изъ козлиной шерсти и, покрывъ сверху парчей, пошла во дворецъ слезъ. Войдя въ него, она возобновила свои крики, слезы и жалобы; потомъ, приблизясь къ кровати, на которой полагала найти своего любезнаго, вскричала: «О, какъ жестоко было лишать меня наслажденія, меня, такую нѣжную и такую любящую! И ты, жестокій принцъ, смѣешь упрекать меня въ безчеловѣчіи! Твое варварство превышаетъ мою месть. Не отнялъ-ли ты у меня жизни, покусившись на жизнь того, кого я обожала? Увы, продолжала она обращаясь въ мнимому негру, солнце мое, жизнь моя долго-ли еще ты не будешь отвѣчать мнѣ? или ты рѣшилъ, что я должна умереть, не услышавъ еще разъ увѣренія въ твоей любви? Другъ мой, заклинаю тебя, скажи хотя одно слово».

Притворившись, что пробудился отъ глубокаго сна, и поддѣлываясь подъ разговоръ негровъ, султанъ произнесъ важнымъ тономъ: «Одинъ Богъ только всемогущъ и всесиленъ». При этихъ неожиданныхъ словахъ, волшебница вскрикнула отъ радости: «Не ошибаюсь ли я, ты ли это говоришь, милый другъ! — Стоишь ли ты того, чтобъ я отвѣчалъ на твои просьбы, несчастная! возразилъ султанъ. — За что ты упрекаешь меня? спросила колдунья. — Мнѣ не даютъ покоя, ни днемъ ни ночью, крики, плачъ и жалобы твоего мужа, съ которымъ ты поступаешь такъ безчеловѣчно. Еслибъ ты освободила его, я давно бы выздоровѣлъ и говорилъ. Вотъ причина моего молчанія, на которое ты такъ давно жалуешься. — Чтобъ успокоить тебя, сказала волшебница, я сдѣлаю все. Ты хочешь чтобъ онъ принялъ свой прежній видъ? — Да, отвѣчалъ султанъ, освободи его скорѣй, чтобъ мнѣ не слышать больше его криковъ».

Волшебница вышла изъ дворца, взяла чашу съ водой, и прошептала что-то надъ ней, вода зашипѣла. Потомъ она вылила эту воду на молодаго царя, своего мужа, говоря: «Если Творецъ создалъ тебя такимъ или если ты виновенъ передъ Нимъ, оставайся въ этомъ видѣ; но если ты превращенъ силой моего волшебства, прійми свой прежній образъ». Едва произнесла она эти слова, какъ принцъ вскочилъ съ радостью, какую только можно себѣ представить, съ своего мѣста и поблагодарилъ Бога. Волшебница, между тѣмъ, продолжала: «Ступай отсюда и не возвращайся никогда, иначе, ты будешь лишенъ жизни».

Уступая необходимости, молодой принцъ удалился въ уединенное мѣсто, гдѣ съ нетерпѣніемъ сталъ ожидать, чѣмъ окончится предпріятіе султана, начатое съ такимъ успѣхомъ.

Волшебница вернулась во дворецъ и, думая, что разговариваетъ съ негромъ, сказала: «Другъ мой, я исполнила твое желаніе, теперь ничто тебѣ не мѣшаетъ встать и доставить мнѣ удовольствіе, котораго я такъ давно лишена».

Поддѣлываясь подъ тонъ негра, султанъ рѣзко отвѣчалъ: «Ты еще не все сдѣлала для того, чтобъ вылечить меня; ты только уничтожила половину зла, нужно уничтожить и его корень. — Мой милый, что ты называешь корнемъ зла? — Несчастная, развѣ ты не понимаешь, что я говорю о жителяхъ, о городѣ и о четырехъ островахъ, уничтоженныхъ твоимъ волшебствомъ. Каждый день, въ полночь, рыбки, высунувъ изъ пруда головы, кричатъ о своей мести противъ тебя и меня; вотъ, что именно замедляетъ мое выздоровленіе. Ступай, обрати все въ прежнее состояніе и вернись сюда, чтобъ помочь мнѣ встать».

Въ восторгѣ отъ его словъ и полная надежды, волшебница вскричала: «Сердце мое, душа моя, ты скоро выздоровѣешь, потому, что я исполню всѣ твои приказанія». Она вышла и, прійдя на берегъ пруда, покропила его…

Шехеразада остановилась на этомъ, увидя день. «Сестрина, сказала Динарзада, какъ я рада за принца и за городъ; но что будетъ съ волшебницей? — Имѣй терпѣніе, сказала Шехеразада, ты узнаешь объ этомъ завтра, если султану будетъ угодно». Хабріасъ пошелъ заняться своими дѣлами.

НОЧЬ 27.

Динарзада не забыла разбудить сестру въ обыкновенный часъ. «Сестрина, если ты не спишь, прошу тебя, разскажи о царицѣ волшебницѣ». Шехеразада начала разсказывать:

Волшебница, окропивъ прудъ, произнесла какія-то слова, и на мѣстѣ пруда явился городъ. Рыбки превратились въ женщинъ, мужчинъ, дѣтей, магометанъ, персіянъ, христіанъ и евреевъ, въ господъ и рабовъ: каждый принялъ настоящій образъ. Дома и лавки наполнились людьми; всѣ находили свое въ прежнемъ порядкѣ; свита султана изумилась, увидя себя въ обширномъ, прекрасномъ и населенномъ городѣ.

Но вернемся къ волшебницѣ. Окончивъ превращеніе пруда въ городъ. она возвратилась во дворецъ слезъ, за наградой: «Мой другъ, вскричала она, входя, я пришла насладиться твоимъ выздоровленіемъ; я сдѣлала все, что ты требовать; дай мнѣ руку и встань. — Подойди, сказалъ онъ тѣмъ же тономъ». Она приблизилась. «Подойди еще ближе», возразилъ онъ. Она повиновалась. — Тогда онъ всталъ, схватилъ ее за руку и, прежде нежели она успѣла увидѣть обманъ онъ разсѣкъ се пополамъ саблей. Потомъ, пошелъ за принцемъ, ожидавшимъ его съ большимъ нетерпѣніемъ и, обнимая его, сказалъ: «Радуйтесь, принцъ; вамъ больше нечего бояться; жестокій врагъ вашъ не существуетъ».

Молодой принцъ поблагодарилъ искренно султана за важную услугу и пожелалъ ему долгой и счастливой жизни. «Съ этихъ поръ, сказалъ султанъ, вы можете жить спокойно въ вашей столицѣ, если не желаете поселиться въ моей, гдѣ, вѣрьте мнѣ, будете приняты съ должною частью и уваженіемъ. — Могучій государь, отвѣчалъ король, вы думаете, что ваша столица близко отсюда. — Да, сказалъ султанъ; я думаю, что до нея четыре, пять часовъ пути. — Чтобы доѣхать до вашего государства, замѣтилъ принцъ, нужно ѣхать годъ. Въ то время, когда мое царство было очаровано, разстояніе между нимъ и вашимъ государствомъ сократилось; теперь же все измѣнилось. По это не помѣшаетъ мнѣ слѣдовать за вами, хотя бы на край свѣта. Вы мой избавитель, и я, безъ сожалѣнія, оставляю свое царство, чтобъ всю жизнь имѣть возможность доказывать вамъ мою благодарность».

Султанъ очень удивился, узнавъ, что находился такъ далеко отъ своихъ владѣній, и не могъ себѣ представить, какъ это могло случиться. «Не бѣда, возразилъ султанъ, я награжденъ уже впередъ за долгое путешествіе, которое предстоитъ мнѣ, потому что помогъ за мъ и нашелъ въ васъ сына. У меня нѣтъ наслѣдника и, если вы хотите ѣхать со мной, я сдѣлаю васъ имъ».

Разговоръ между ними заключился нѣжными объятіями. Молодой принцъ началъ приготовляться въ путь, и черезъ три недѣли они выѣхали изъ столицы, къ общей горести подданныхъ. Мѣсто принца заступилъ его родственникъ.

Султанъ и молодой принцъ поѣхали, сопровождаемые сотнею верблюдовъ, навьюченныхъ драгоцѣнностями изъ сокровищницы принца, и пятидесятые красивыми и прекрасно одѣтыми всадниками. Путешествіе ихъ окончилось благополучно; султанъ послалъ передовыхъ увѣдомить жителей о приключеньяхъ замедлившихъ его возвращеніе. Придворные, остававшіеся въ столицѣ во время его отсутствія, встрѣтили султана и успокоили его, сказавъ, что въ государствѣ все было по прежнему. Жители привѣтствовали его радостными кликами, и увеселенія, по случаю возвращенія государя, продолжались нѣсколько дней.

Какъ рыбакъ былъ главною причиной, освобожденія принца, то султанъ осыпалъ его и семейство его благодѣяніями и осчастливилъ на всю жизнь.

Шехеразада кончила сказку о рыбакѣ и духѣ. Динарзада благодарила ее, а Хабріасъ также выказалъ свое удовольствіе. Шехеразада сказала, что если только позволитъ султанъ, то завтра она разскажетъ ему еще лучшую сказку. Султанъ, вспомнивъ, что отсрочилъ ея смерть на мѣсяцъ и, желая увѣриться, точно ли другая сказка будетъ лучше этой, молча, вышелъ изъ комнаты.

НОЧЬ 28.

Дноарзада, по обыкновенію разбудила султаншу словами: «Разскажи мнѣ, сестрица, пока не насталъ день, одну изъ твоихъ прекрасныхъ сказокъ». Шехеразада, обращаясь къ султану начала:

Исторія трехъ календеровъ, сыновей царя, и пяти багдадскихъ женщинъ.

Государь, сказала Шехеразада, обращаясь къ султану, въ царствованіе халифа Гаруна Альрашида, въ столицѣ его Багдадѣ, жилъ носильщикъ, который, не смотря на свое низкое а трудное ремесло, былъ человѣкъ умный и добрый. Въ одинъ день, когда онъ, по обыкновенію. пошелъ на свое мѣсто и ожидалъ съ корзиной что кто нибудь потребуетъ его услугъ, къ нему подошла молодая стройная женщина, подъ бѣлымъ покрываломъ и ласково сказала: «возьми корзину и слѣдуй за мной». На носильщика пріятно подѣйствовалъ этотъ молодой, звучный голосъ; онъ поставилъ на голову корзину, я пошелъ за женщиной, весело повторяя: «О, счастливый день! О, счастливая встрѣча!»

Женщина остановилась у запертой двери и постучалось. Почтенный старикъ, съ сѣдою бородой, отперъ дверь; женщина молча сунула ему въ руку денегъ, но старикъ вѣроятно зналъ, что ей было нужно, ибо онъ вошелъ въ домъ и, спустя нѣсколько времени, вернулся съ кувшиномъ лучшаго вина: «Возьми этотъ кувшинъ, сказала женщина носильщику, и поставь съ корзину». Исполнивъ приказаніе, носильщикъ опять пошелъ за ней, говоря: «О, блаженный день! О, радостный день!»

Женщина остановилась потомъ у лавки продавца фруктовъ и цвѣтовъ и, выбравъ тамъ нѣсколько сортовъ яблокъ, персиковъ, абрикосовъ, лимоновъ, апельсиновъ айвы, миртъ, лилей, базилику, жасмина и другихъ душистыхъ растеній, она велѣла носильщику и это положить въ корзину. Въ другой лавкѣ, она взяла каперсовъ, эстрагону, маленькихъ огурчиковъ и другихъ овощей; проходя мимо мясной лавки, она велѣла отвѣсить двадцать пять фунтовъ лучшей говядины; въ овощной лавкѣ взяла фисташекъ, орѣховъ грецкихъ, мелкихъ, миндалю и другихъ лакомствъ, прибавила къ этому еще нѣсколько миндальныхъ печеній. Носильщикъ замѣтилъ наконецъ ей: «Госпожа, зачѣмъ вы не сказали мнѣ заранѣе, что купите столько, я взялъ бы лошадь или верблюда». Женщина разсмѣялась и приказала носильщику идти за ней.

Войдя въ москательную лавку, она накупила разныхъ духовъ, гвоздичныхъ головокъ, перцу, имбирю, большой кусокъ сѣрой амбры и другаго индѣйскаго благовоннаго товару; корзина наполнилась до верху всѣмъ этимъ. Носильщикъ шелъ за женщиной дальше; наконецъ они подошли къ великолѣпному дому, украшенному колонами, остановились у двери изъ слоновой кости, и женщина тихо постучалась…

«Начало этой сказки, сказала Динарзада, когда сестра, завидя день, замолчала, обѣщаетъ много; султану вѣрно интересно будетъ услышать продолженіе ея». Дѣйствительно, султанъ съ нетерпѣніемъ ожидалъ слѣдующей ночи, желая знать, что произойдетъ во дворцѣ, о которомъ разсказывала Шехеразада.

НОЧЬ 29.

Динарзада разбудила сестру рано, говоря: «Сестрица, если ты не спишь, разскажи ту сказку, которую начала вчера». Шехеразада продолжала:

Пока они стояли у двери, носильщикъ размышлялъ, зачѣмъ эта женщина, нисколько не похожая на служанку, исполняла должность поставщицы, ибо, думалъ носильщикъ, она похожа на благородную и даже на знатную особу. Онъ хотѣлъ уже спросить се объ этомъ, какъ другая женщина, удивительной красоты, отперла дверь; носильщикъ былъ такъ пораженъ и очарованъ ею, что едва не выронилъ изъ рукъ корзины. Никогда не видывалъ онъ подобной красоты.

Женщина, съ которой онъ пришелъ, замѣтила смущеніе носильщика и угадала, что происходило у него въ душѣ. Это заняло ее и, желая узнать, выдержитъ ли носильщикъ себя, она забыла, что дверь отперта. «Пойди же, сестра, сказала ей прекрасная привратница, чего ты остановилась; развѣ не видишь, что разнощикъ едва держится на ногахъ отъ усталости»?

Когда она вошла съ носильщикомъ, дверь заперли, и всѣ трое, пройдя прекрасныя сѣни, очутились на обширномъ дворѣ, окруженномъ прозрачною галлереей, которая примыкала въ великолѣпному одноэтажному зданію. Внутри дворца быль устроенъ тронъ, богато отдѣланный и поддерживаемый четырьмя столбами чернаго дерева, которые были украшены брилліантами, и жемчугомъ необыкновенной величины, и драпированы пунцовою матеріей, вышитой золотомъ. Посреди двора возвышался бассейнъ, обнесенный бѣлымъ мраморомъ и наполненный самою чистой водой, которая обильно лилась въ него изъ пасти позолоченнаго льва.

Несмотря на усталость, носильщикъ замѣтилъ окружающее его великолѣпіе и чистоту; но его особенно поразила третья женщина, сидѣвшая на тронѣ; красота ея превосходила красоту второй. Увидя двухъ первыхъ, она тотчасъ сошла съ трона, и по обращенію ихъ между собой носильщикъ заключилъ, что она была главная. Ее звали Зобеида; ту, которая отперла дверь, Зафа, а съ которой пришелъ носильщикъ, Амина.

Приблизясь, Зобеида сказала; «Сестры, развѣ вы не видите, что этотъ человѣкъ изнемогаетъ подъ тяжелою ношей; отчего вы не возмете ее у него»? Зафа и Амина сняли корзину съ головы носильщика; Зобеида помогла имъ. и онѣ составили ее на землю. Вынувъ изъ нея все, Амина щедро заплатила носильщику…

Насталъ день, и Шехеразада замолчала; Хабріасъ и Динарзада съ нетерпѣніемъ ждали слѣдующей ночи.

НОЧЬ 30.

На другой день, любопытство услышать поскорѣй продолженіе сказки заставило Динарзаду проснуться раньше. «Ради Бога, милая сестрица, сказала она, разскажи маѣ, что сдѣлали три сестры изъ всего, принесеннаго носильщикомъ? — Ты сейчасъ узнаешь, отвѣчала Шехеразада, слушай внимательно» она продолжала такъ:

Носильщикъ, довольный полученною платой, взялъ свою корзину и долженъ былъ удалиться; но онъ былъ такъ пораженъ, смотря на трехъ красавицъ, потому что Амина, безъ покрывала, была такъ же хороша, какъ и ея сестры, что не могъ рѣшиться оставить ихъ..Въ то_# время онъ удивлялся, что въ домѣ не было ни одного мужчины, тогда какъ многія покупки, вино, сухіе фрукты, пирожное и варенья, назначались вѣрно для людей, любящихъ нить и веселиться.

Видя, что носильщикъ не трогается съ мѣста, Зобеида сначала думала, что онъ отдыхаетъ, но замѣтивъ, что онъ сидитъ, спросила его: «Чего ты ждешь? или тебѣ мало дали за труды? Амина, прибавь ему еще; пусть онъ уйдетъ довольный отсюда. — Госпожа, отвѣчалъ носильщикъ, я очень доволенъ платой за труды; но виноватъ, что остался здѣсь больше, чѣмъ слѣдуетъ, ибо не могу прійти въ себя отъ удивленія, видя трехъ такихъ красавицъ и ни одного мужчины. Общество, гдѣ нѣтъ ни одного мужчины, такъ же скучно, какъ общество однихъ только мужчинъ». къ этимъ словамъ онъ прибавилъ еще что-то смѣшное, не забылъ багдадскую поговорку: безъ четырехъ за столъ не садятся, и рѣшилъ тѣмъ, что гдѣ трое, тамъ необходимъ четвертый.

Сестры очень смѣялись подъ разсужденіями носильщика. Наконецъ, Зобеида сказала серьезно: "Другъ мой, ты ужъ зашелъ слишкомъ далеко, и хотя не заслуживаешь, чтобъ мы подробно объяснили тебѣ, что вовсе до тебя не касается, однако же я скажу одно: мы, три сестры, веденъ дѣла наши такъ скрытно, что о насъ никто ничего не знаетъ. Желая, чтобы наша жизнь оставалась тайною, мы слѣдуемъ совѣту одного хорошаго писателя: «Не открывай никому твоей тайны; какъ только ты ею подѣлишься съ другими, она уже не принадлежитъ тебѣ. Если ты не могъ сохранить ее, то какъ можешь требовать, чтобъ другой ее хранилъ»?

«Госпожи, возразилъ носильщикъ, видя васъ, я сейчасъ подумалъ, что вы знатныя особы; теперь я удостовѣрился въ этомъ. Судьба не дала мнѣ образованія, но я много читалъ и, на сколько могъ, образовалъ свой умъ. Если вы позволите, то я скажу вамъ правило другаго писателя: „Мы должны хранить тайну только отъ людей, извѣстныхъ своею нескромностью, которые употребили бы во зло наше довѣріе; но ты смѣло можешь открыть ее умнымъ людямъ, будучи увѣренъ, что они сохранять ее“. Мнѣ можно довѣрить тайну, безъ опасенія, потому что она будетъ сохранена, какъ сохранилась бы въ комнатѣ, отъ которой потерянъ ключъ и дверь которой запечатана».

Зобеида видѣла, что носильщикъ умный; желаніе же остаться съ ними она приписала его желанію принять участіе въ пиршествѣ, и потому отвѣчала, улыбаясь: * Ты знаешь, что мы хотимъ пировать: знаешь также, что мы истратили на это большую сумму денегъ, но какъ въ ней нѣтъ твоей доли, то было бы несправедливо съ нашей стороны приглашать тебя". Прекрасная Зафа подтвердила слога сестры. «Мой другъ, сказала она, ты вѣрно знаешь поговорку: „Если ты принесъ что нибудь, то получишь что нибудь, если нѣтъ, то уйдешь ни съ чѣмъ“.

Носильщику, не смотря на его находчивость, приходилось уходить, когда Амина, державшая его сторону, сказала: „Милыя сестры, прошу васъ, позвольте ему остаться здѣсь: вы увидите, что это доставитъ намъ развлеченіе. Увѣряю васъ, что безъ его доброй воли, безъ его ловкости и смѣлости, я не сдѣлала бы столько покупокъ такъ скоро. Вы вѣрно не удивились бы моему заступничеству за него, еслибъ знали, какъ онъ занималъ меня дорогой“.

При этихъ словахъ Амины, носильщикъ упалъ на колѣна и поцѣловалъ мѣсто, на которомъ она стояла: „Добрая госпожа, вскричалъ онъ, я совершенно счастливъ, вы такъ великодушны, что я не знаю, какъ благодарить васъ. Не подумайте, продолжалъ онъ, обращаясь къ другимъ сестрамъ, не подумайте, что я забудусь или стану считать себя важнымъ лицомъ, если вамъ угодно будетъ сдѣлать мнѣ честь оставить меня здѣсь; я буду считать себя только однимъ изъ вашихъ послѣднихъ слугъ“. Съ этими словами, онъ хотѣлъ возвратить полученную плату, но Зобеида сказала: „Оставь эти деньги у себя; мы не возьмемъ назадъ того, что ты получилъ за услугу“…

Появилась заря, и Шехеразада прервала разсказъ.

Динарзада, слушавшая съ большимъ вниманіемъ, опечалилась, по вспомнила, что султанъ, интересовавшійся узнать, что будетъ между носильщикомъ и тремя сестрами, отложилъ продолженіе разсказа до слѣдующей ночи и пошелъ заниматься дѣлами.

НОЧЬ 31.

На другой день Динарзада, разбудила Шехеразаду. „Сестрица, говорила она, если ты не спишь, разскажи продолженіе чудесной сказки, которую ты начала“. Шехеразада, обратясь къ султану, сказала: „Государь, я стану продолжать съ вашего позволенія“.

Зобеида, отказавшись отъ денегъ, предлагаемыхъ, носильщикомъ, продолжала: „Если ты остаешься съ нами, другъ, то долженъ хранить нашу тайну; мы требуемъ еще, чтобы ты исполнялъ также всѣ правила учтивости и благопристойности“. Между тѣмъ, Амина начала приготовлять къ столу. Она поставила нѣсколько сортовъ блюдъ, приготовила нѣсколько бутылокъ съ виномъ и золотыя чаши. Потомъ сестры сѣли зл столъ и посадили съ собой носильщика, который былъ внѣ себя отъ радости, обѣдая съ тремя особами такой необыкновенной красоты.

Скушавъ не много, Амина, сидѣвшая близъ буфета, взяла чашу, налила вина и выпила первая, слѣдуя арабскому обычаю. Потомъ налила вина сестрамъ, которыя также, одна за другой, выпили его; наконецъ дошла очередь до носильщика. Амина подала ему чашу съ виномъ, которую онъ припалъ и поцѣловалъ у нея руку. Прежде нежели носильщикъ сталъ пить, онъ пропѣлъ пѣсенку, въ которой говорилось, что катеръ, проносясь чрезъ благоуханныя мѣста, приноситъ съ собою пріятный запахъ; такъ, вино, полученное изъ ея рукъ, дѣлается несравненно вкуснѣе, чѣмъ было прежде. Эта пѣсенка развеселяла сестеръ, которыя также пѣли поочередно. Всѣ были въ хорошемъ расположеніи духа, во время обѣда, продолжавшагося довольно долго.

Когда стало смеркаться, Зобеида отъ имени всѣхъ сказала носильщику, что ему пора идти домой. Носильщикъ, сожалѣя, что долженъ разстаться съ ними, отвѣчалъ: „Куда и какъ я пойду, въ такомъ состояніи? и не могу еще прійти въ себя отъ удовольствія, съ какимъ провелъ этотъ день и не найду дороги домой. Позвольте мнѣ провесть у васъ, гдѣ попало, ночь; можетъ быть, тогда я опомнюсь и уйду отсюда такимъ, какимъ вошелъ къ вамъ“.

Амина опять приняла его сторону и сказала: „Милыя сестры, исполнимъ его просьбу. Если вы меня любите, то позволимъ ему провести съ вами вечеръ. — Сестра, отвѣчала Зобеида, мы исполнимъ твою просьбу“, и, обращаясь къ носильщику, прибавила: „ты можешь остаться здѣсь, по съ условіемъ, что бы у насъ ни происходило въ твоемъ присутствіи, ты ни о чемъ не долженъ спрашивать. Распрашивая о томъ, что до тебя вовсе не касается, ты испытаешь большія непріятности; берегись и не слишкомъ вникай въ наши поступки“.

— Госпожа, отвѣчалъ носильщикъ, я въ точности исполню ваши приказанія и, повѣрьте, не заслужу не только наказанія за нескромность, но даже и упрека. Я буду молчать, и не стану обращать вниманія на то, что будетъ происходить предъ моими глазами. — Условіе что не ново, замѣтила Зобеида, прочитай надпись на той сторонѣ нашей двери».

Носильщикъ подошелъ къ двери, на которой было написано золотыми буквами: «кто говоритъ о вещахъ, о которыхъ его не спрашиваютъ, самъ услышитъ много непріятнаго». Онъ вернулся къ сестрамъ и сказалъ: «Госпожи, клянусь вамъ, что я не стану распрашивать ни о чемъ, касающемся васъ».

Послѣ этого условія, Амина принесла ужинъ; засвѣтивъ множество восковыхъ свѣчъ, смѣшанныхъ съ алоэ и съ амброю, она съ сестрами и носильщикомъ сѣла за столъ. Они начали пить, ѣсть, пѣть и говорить стихи. Сестры смѣялись, заставляя носильщика поминутно пить за ихъ здоровье. Остроты сыпались со всѣхъ сторонъ, и всѣ были въ отличномъ расположеніи духа, какъ вдругъ услышали стукъ въ дверь. Шехеразада замолчала, увидя разсвѣтъ.

Султанъ отложилъ продолженіе до слѣдующей ночи, надѣясь, что исторія будетъ занимательна.

НОЧЬ 32.

Не задолго до разсвѣта, Динарзада разбудила Шехеразаду, говоря: «Милая сестрица, если ты не спишь, разскажи мнѣ, прошу тебя, кто стучалъ въ дверь къ этимъ тремъ прелестнымъ сестрамъ? — Ты сейчасъ узнаешь, отвѣчала Шехеразада, увѣряю тебя, продолженіе этой сказки стоитъ вниманія султана».

Какъ только сестры услыхали стукъ въ дверь, онѣ встали и всѣ три пошли къ ней; Зафа поспѣшила прежде всѣхъ, такъ какъ это была ея должность; видя, что Зафа предупредила ихъ, обѣ сестры остановились, ожидая, кто явится къ нимъ въ такой поздній часъ. За"і*а вернулась, говоря: «Намъ предстоитъ случай провесть пріятно часть ночи, если только вы, милыя сестры, согласны; у нашихъ дверей стоятъ три календера, покрайней мѣрѣ, мнѣ такъ кажется, судя по ихъ платью, и что удивительно, такъ это то, что они всѣ кривы на правый глазъ и съ обритыми совершенію головами и бородами. Они говорятъ, что только прибыли въ Багдадъ, и такъ какъ уже ночь, а они не знаютъ, гдѣ остановиться, то и постучались къ намъ, прося, ради Бога, не отказать имъ въ ночлегѣ. Они переночуютъ и въ конюшнѣ. Это молодые люди, красивые собой и кажется умные; но я не могу безъ смѣха вспомнить объ ихъ смѣшныхъ и безобразныхъ физіономіяхъ». Говоря это, Зафа принялась такъ искренно смѣяться, что ея сестры и носильщикъ послѣдовали ея примѣру. — Добрыя сестры, возразила она, пріймемъ ихъ, пожалуйста; я увѣрена, что тогда мы окончимъ день еще веселѣе, чѣмъ начали его. Мы повеселимся, а между тѣмъ они не отяготятъ насъ, потому что уйдутъ чуть свѣтъ".

Зобеида и Амина затруднялись исполнить просьбу сестры, да и сама она знала причину того. Наконецъ, обѣ сестры уступили ея убѣдительнымъ настояніямъ и сказали: «Впусти ихъ, но не забудь предупредить, чтобы они не вмѣшивались въ то, что не касается до нихъ и чтобъ непремѣнно прочитали надпись на дверяхъ». Зафа побѣжала съ радостью къ дверямъ и скоро возвратилась съ тремя календерами.

Войдя въ залъ, календеры низко поклонились сестрамъ, которыя сказали имъ, что рады, имѣя случай оказать имъ услугу и дать возможность отдохнуть отъ дороги, и наконецъ пригласили ихъ сѣсть. Великолѣпная обстановка и учтивость молодыхъ хозяекъ дали хорошее понятіе о нихъ календерамъ; но прежде, чѣмъ принять приглашеніе сѣсть, они замѣтили носильщика, по платью очень похожаго на календеровъ, съ которыми случалось имъ встрѣчаться, и которые отличались отъ нихъ тѣмъ, что не брили головы и бороды. Одинъ изъ прибывшихъ сказалъ: «это, если не ошибаюсь, также нашъ братъ».

Носильщикъ, сонный и разгоряченный виномъ, поднялъ голову и, затронутый ихъ замѣчаніемъ, гордо отвѣчалъ: «Садитесь и не вмѣшивайтесь тамъ, гдѣ васъ не спрашиваютъ; вы, вѣдь, прочитали надпись надъ дверьми? Не думайте заставить свѣтъ жить, капъ вамъ хочется; живите лучше по нашему».

— Не сердись, добрый человѣкъ, сказалъ тотъ же календеръ, я не думалъ оскорбить тебя, и еслибъ это случилось, то очень сожалѣлъ бы". Ссора продолжалась-бы еще, еслибъ не вмѣшались сестры.

Когда календеры сѣли за столъ, сестры стали ихъ угощать, а Зафа принялась подчивать виномъ… Шехеразада замолчала, замѣтивъ въ окнахъ свѣтъ. Султанъ всталъ и принялся за дѣла, надѣясь въ слѣдующую ночь услышать продолженіе сказки, и узнать, почему всѣ календеры кривы и притомъ на одинъ и тотъ же глазъ.

НОЧЬ 33.

За часъ, до разсвѣта, Динарзада разбудила Шехеразаду. «Сестрица, сказала она, продолжай, пожалуйста, вчерашнюю сказку. — Съ удовольствіемъ», отвѣчала Шехеразада и начала:

Поѣвъ и напившись вдоволь, календеры поблагодарили сестеръ и выразили желаніе сыграть имъ концертъ, если только у нихъ есть инструменты. Сестры съ радостью приняли это предложеніе, и прекрасная Зафа пошла за инструментами. Скоро она вернулась, и дала одному флейту, другому свирѣль, а третьему тимпанъ; всѣ трое заиграли пѣсню. Сестры знали слова этой пѣсни и потому стали пѣть, часто прерывая пѣніе смѣхомъ, причиной котораго были веселыя слова пѣсенки.

Въ то время, какъ всѣ были въ самомъ веселомъ расположеніи духа, кто-то постучался въ дверь. Нужно замѣтить, государь, что халифъ Гарунъ Альрашидъ имѣлъ обыкновеніе часто ходить ночью по городу, чтобы узнать, все ли спокойно въ немъ и нѣтъ ли гдѣ какихъ безпорядковъ.

Въ эту ночь, халифъ, въ сопровожденіи великаго визиря Джіафара, и Мезрура, начальника евнуховъ, переодѣтый купцомъ, вышелъ изъ дворца раньше обыкновеннаго. Проходя улицей, въ которой жили сестры, и услышавъ музыку, смѣхъ и голоса, онъ послалъ великаго визиря узнать, что это значитъ. Визирь замѣтилъ ему, что здѣсь жили женщины, что у и ихъ вѣрно праздникъ, что еще рано и потому неловко было входить къ нимъ и мѣшать ихъ удовольствію. По халифъ отвѣчалъ: «Ступай, постучись, я войду къ нимъ самъ».

Итакъ, когда Зафа отворила дверь стучавшему, передъ ней стоялъ великій визирь въ одеждѣ купца. Замѣтя при свѣтѣ необыкновенную красоту Зифы, визирь отлично сыгралъ свою роль. Поклонясь ей почтительно, онъ сказалъ: «Сударыня, мы трое пріѣхали сюда, вотъ уже десять дней, съ богатыми носсульскмми товарами; они у насъ въ магазинѣ, гдѣ мы и остановились. Сегодня насъ пригласилъ къ себѣ купецъ, угощалъ полдникомъ и, когда вино всѣхъ развеселило, онъ послалъ за танцовщицами. Ночью, когда балъ былъ въ полномъ разгарѣ, проходившая стража вошла къ намъ. Нѣкоторые были арестованы, мы же спаслись бѣгствомъ. Мы не здѣшніе и притомъ порядкомъ навеселѣ, поэтому боимся идти домой; намъ можетъ встрѣтиться другая стража, которая захватитъ насъ. Квартира на: на далеко отсюда, и ночью ее намъ ни за что не отопрутъ. Сейчасъ мы услышали у васъ голоса и музыку, и, обрадовавшись, что тутъ не спятъ еще, мы осмѣлились постучать къ вамъ и просить ночлега. Мы пріймемъ участіе въ вашихъ увеселеніяхъ и постараемся служить вамъ, чѣмъ можемъ, на причиненное безпокойство, если только вы найдете насъ достойными вашего общества и позволите переночевать у васъ, хотя въ сѣняхъ, или на дворѣ…

Но время этого разговора, Зафа успѣла разглядѣть говорившаго съ ней и двухъ другихъ, и заключила но ихъ физіономіямъ, что они должны быть не простые люди; потомъ, сказавъ, что не она хозяйка дома, Зафа попросила ихъ подождать не много, а сама ушла въ комнаты спросить сестеръ, можно ли впустить купцовъ. Нѣсколько минутъ онѣ колебались, но потомъ доброта взяла верхъ и онѣ согласились принять пріѣзжихъ… Шехеразада хотѣла продолжать, но, замѣтя разсвѣтъ, замолчала. Султанъ, заинтересованный новыми липами, выведенными на сцену въ разсказѣ Шехеразады, ожидалъ съ нетерпѣніемъ слѣдующей ночи.

НОЧЬ 34.

Динарзада, заинтересованная не меньше султана, разбудила Шехеразаду. „Если ты не спишь, сказала она, продолжай, пожалуйста, исторію отшельниковъ“. Шехеразада, съ позволенія султана, продолжала:

Войдя въ залъ, халифъ, великій визирь и начальникъ евнуховъ, вѣжливо раскланялись съ хозяйками. Сестры отвѣчали тѣмъ-же, и Зобеида сказала серьезно: „милости просимъ, но только съ условіемъ исполнить нашу просьбу. — Какую просьбу, спросилъ халифъ, я увѣренъ, что такимъ прекраснымъ женщинамъ нельзя ни въ чемъ отказать. — М_ы просимъ васъ, продолжала Зобеида, чтобъ вы ни о чемъ не спрашивали, что бы ни увидѣли и не услышали въ нашемъ домѣ; въ противномъ случаѣ, вы можете подвергнуться непріятностямъ. — Мы исполнимъ ваше желаніе, потому что не любопытство завело насъ сюда, а забота о самихъ себѣ; итакъ намъ нѣтъ дѣла до того, что до насъ не касается“. Послѣ этого, всѣ сѣли; завязался общій разговоръ и начали нить за здоровье новоприбывшихъ.

Во время разговора Джіафлра съ сестрами, халифъ любовался ихъ красотой, любезнымъ обращеніемъ и умомъ. Въ то же время его удивляло присутствіе трехъ кривыхъ календеровь и носильщика. Ему очень хотѣлось знать, по какому случаю они попали сюда, и онъ вѣрно спросилъ бы объ этомъ, еслибъ не помнилъ о сдѣланномъ условіи. Глядя на богатство, на великолѣпіе обстановки и на чистоту, халифъ полагалъ, что нѣтъ ли здѣсь какого волшебства.

Когда разговоръ зашелъ объ увеселеніяхъ, календеры встали и протанцовали танецъ, который очень понравился всѣмъ и пріобрѣлъ имъ общее расположеніе.

Когда танецъ кончился, Зобеида встала и, взявъ за руку сестру, сказала: „Встань, сестра, наши гости вѣрно не разсердятся, если мы, не стѣсняясь ихъ присутствіемъ, исполнимъ то, что обыкновенно дѣлаемъ“. Амина, понявъ сестру, встала, убрала столъ, блюда, бутылки, чашки и инструменты, на которыхъ играли календеры.

Зифа также не оставалась безъ дѣла; она вымела полъ, привела все въ прежній порядокъ, сняла со свѣчей, изъ которыхъ нѣкоторыя замѣнила новыми, прибавила сѣрой амбры и алоэ. Затѣмъ она просила календеровъ сѣсть на сафу съ одной стороны, а халифа и его спутниковъ по другую сторону. Обратясь къ носильщику, она сказала: „встань и приготовься помогать намъ; ты домашній человѣкъ, а потому долженъ принимать участіе въ нашихъ занятіяхъ“. Носильщикъ, у котораго прошелъ хмѣль, вскочилъ съ мѣста, и ставъ посреди залы, спросилъ: „Что прикажете дѣлать? я готовъ. — Хорошо, отвѣчала Зифа, ожидай приказаній; тебѣ не долго придется стоять сложа руки“. Скоро Амина принесла кресло и поставила его посреди залы, потомъ, но — дойдя къ дверямъ кабинета, она сдѣлала носильщику знакъ, чтобы онъ подошелъ. „Ты мнѣ поможешь“, проговорила она. Носильщикъ вошелъ за Аминой въ комнату и вывелъ оттуда двухъ черныхъ собакъ на цѣпяхъ, придѣланныхъ къ ихъ ошейникамъ; видно было, что собаки были избиты кнутомъ. Онъ вывелъ ихъ на средину зала.

Зобеида, сидѣвшая между халифомъ и календерами, встала и пошла къ носильщику. „Исполнимъ нашу обязанность“, проговорила она, со вздохомъ и, засучивъ но локоть рукава, взяла у Зифы плеть, и указала носильщику: „Подведи помпѣ одну собаку, а другую отдай Аминѣ“.

Носильщикъ исполнилъ приказаніе, и когда онъ подвелъ собаку къ Зобеидѣ, та начала жалобно лаять и съ мольбой глядѣла на Зобеиду. Но та, не обращая ни на что вниманія, ни на стоны, которые раздавались по всему дому, ни на жалкое положеніе собаки, била ее до тѣхъ поръ, пока хватило силъ и плеть выпала изъ ея рукъ. Потомъ, взявъ у носильщика цѣпь, она подняла собаку и, глядя печально ей въ глаза, заплакала. Наконецъ Зобеида вытерла своимъ носовымъ платкомъ глаза собаки, поцѣловала се и, отдавая цѣпь носильщику, сказала: Отведи се, гдѣ взялъ, а мнѣ приведи другую».

Носильщикъ отвелъ собаку въ кабинетъ и, взявъ другую отъ Амины, подвелъ къ Зобеидѣ: «Держи и эту точно также», сказала Зобеида. Взявъ плеть, она начала бить собаку до тѣхъ поръ, пока совсѣмъ не изнемогла; поплакавъ съ ней, какъ и съ первой, она поцѣловала ее и отдала носильщику. Амина отвела собаку въ кабинетъ. Все происшедшее очень удивило трехъ календеровъ, халифа и его спутниковъ; они не могли понять, почему Зобеида, избивъ собаку, животное, которое у мусульманъ считается нечистымъ, плакала и потомъ цѣловала ее. Они шептались объ этомъ, а халифъ, сгоравшій отъ нетерпѣнія знать, что значитъ все происходившее въ залѣ, уговаривалъ визиря спросить объ этомъ сестеръ. Но визирь не соглашался. Халифъ не переставалъ спрашивать его знаками, на которые тотъ опять отвѣтилъ ему, что спрашивать не должно.

Зобеида оставалась посреди залы, какъ будто отдыхая отъ усталости. «Милая сестра, сказала ей прекрасная Зафа, вернись на свое мѣсто, мнѣ пора исполнить свою обязанность. — Хорошо», отвѣтила Зобеида и сѣла на прежнее мѣсто. Халифъ, Джіафаръ и Мезрура помѣстились но правую сторону, а календеры и носильщикъ по лѣвую… Государь, сказала Шехеразада, вѣрно все, разсказанное мной теперь, показалось вамъ необыкновеннымъ; продолженіе будетъ еще чудеснѣе. Если вы дозволите мнѣ, въ слѣдующую ночь, продолжать, то увидите, что я говорю правду". Султанъ согласился и всталъ, потому что уже разсвѣло.

НОЧЬ 35.

Динарзада, проснувшись на другой день, вскричала: «Сестрица, если ты не спишь, разскажи вчерашнюю сказку». Султанша припомнила, гдѣ остановилась, и продолжала, обращаясь къ султану:

Государь, когда Зобеида сѣла, всѣ молчали нѣсколько минутъ. Наконецъ, Зафа, сидѣвшая посреди залы, сказала, обращаясь къ Аминѣ: «Прошу тебя, сестра, встань и принеси мнѣ, ты знаешь что, изъ кабинета». Амина пошла въ другой кабинетъ и принесла оттуда футляръ, обтянутый желтымъ атласомъ, вышитымъ золотомъ и зеленымъ шелкомъ. Подойдя къ Злфѣ, она вынула изъ футляра лютню и подала ее сестрѣ. Настроивъ лютню, Зафа заиграла на ней и запѣла, романсъ, въ которомъ выражалась тоска но отсутствующемъ; она пропѣла его съ такимъ чувствомъ, что ха лифъ и всѣ присутствовавшіе пришли въ восхищеніе. Окончивъ романсъ, пропѣтый съ увлеченіемъ и страстью, она сказала своей сестрѣ Аминѣ: "Я не могу больше пѣть; возьми лютню и займи общество вмѣсто меня. — Съ удовольствіемъ, отвѣчала Амина, подходя къ Зифѣ, которая уступила ей свое мѣсто и отдала лютню.

Попробовавъ, хорошо-ли настроена лютня, Амина запѣла тотъ-же романсъ, по съ такимъ чувствомъ, что видно было, какъ глубоко она была проникнута его словами; окончивъ его, Амина совсѣмъ изнемогла. Зоосада, желая выразить сестрѣ своей удовольствіе, сказала: «Амина, ты пѣла чудесно, какъ будто ты сама испытала все горе, о которомъ говорится въ этой пѣсни». Амина не въ состояніи была отвѣчать сестрѣ. Она чувствовала себя такъ дурно, что доля на была распахнуть одежду, закрывавшую ей горло и грудь, чтобы хотя нѣсколько прохладиться. Всѣ приведены были въ ужасъ, увидя грудь Амины, покрытую рубцами. Между тѣмъ Амина лишилась чувствъ… Но, Государь, проговорила Шехеразада, я и не замѣтила, что уже день. Султанъ всталъ. Еслибъ онъ не рѣшилъ уже отложить смерть Шехеразады, то вѣрно не лишилъ бы ея жизни въ этотъ день, такъ онъ былъ заинтересованъ происшествіями, разсказанными въ этой сказкѣ.

НОЧЬ 36.

Динарзада, по обыкновенію, сказала султаншѣ: «Милая сестра, если ты не спишь, разскажи, пожалуйста, продолженіе вчерашней сказки». Шехеразада начала:

Въ то время, какъ Зобеида и Зафа бросились на помощь къ сестрѣ, одинъ изъ календеровъ замѣтилъ: «Еслибъ мы знали, что увидимъ здѣсь, то, право, предпочли бы провесть ночь на дворѣ». Халифъ подошелъ къ говорившему и спросилъ: «Что все это значитъ? — Мы знаемъ столько же, сколько и вы. — Какъ, возразилъ халифъ, вы не живете развѣ здѣсь и не можете, слѣдовательно, намъ ничего сказать ни о черныхъ собакахъ, ни объ этой израненной, упавшей въ обморокъ, дѣвушкѣ? — Мы пришли сюда, господинъ, за нѣсколько минутъ до васъ, первый разъ въ жизни». Это удивило халифа. «Не знаетъ ли этотъ человѣкъ чего нибудь о всемъ, что мы здѣсь видѣли», сказалъ онъ, указывая на носильщика. Одинъ изъ календеровъ подозвалъ знакомъ носильщика и спросилъ его, не знаетъ ли онъ, почему изранена грудь

Амины и за что сѣкли собакъ. «Господинъ, отвѣчалъ носильщикъ, я готовь поклясться, что знаю обо всемъ этомъ не больше вашего. Правда, я живу въ этомъ городѣ, но сюда вошелъ первый разъ въ жизни и на столько же удивленъ, видя васъ здѣсь, на сколько вы удивляетесь, видя меня въ вашемъ обществѣ. Странно и то, что въ этомъ домѣ нѣтъ ни одного мужчины».

Узнавъ, что носильщикъ не можетъ удовлетворить ихъ, халифъ захотѣлъ во что-бы то ни стало узнать обо всемъ случившемся и предложилъ слѣдующее: «Насъ семеро, сказалъ онъ, итакъ предложимъ этимъ тремъ женщинамъ объяснить намъ все, что мы видѣли: если же онѣ откажутъ намъ въ этомъ, то мы принудимъ ихъ къ тому». Великій визирь Джіафаръ воспротивился этому и, не показывая вида, что говоритъ съ халифомъ, объяснилъ е.му, какъ простому купцу, какія могутъ быть важныя послѣдствія его любопытства. "Подумайте, говорилъ онъ, какое мнѣніе онѣ будутъ имѣть о насъ; вспомните, съ какимъ условіемъ эти женщины впустили насъ? что онѣ подумаютъ, когда мы нарушимъ данное обѣщаніе? не досадно ли будетъ, если, пожалуй, и въ самомъ дѣлѣ, съ нами что нибудь случится. Онѣ вѣрно не угрожали бы намъ въ случаѣ неисполненія нашего слова, еслибъ небыли увѣрены, что въ состояніи исполнить угрозу. Визирь отозвалъ халифа въ сторону и прибавилъ: «Государь, ночь скоро пройдетъ, потерпите не много. Завтра, рано утромъ, я арестую этихъ женщинъ и приведу къ вашему престолу; тогда онѣ откроютъ вамъ все, что вы хотите». Хотя этотъ совѣтъ былъ хорошъ, но халифъ не хотѣлъ ничего слышать, и сказалъ, что онъ немедленно хочетъ узнать все.

Оставалось только рѣшить, кто пойдетъ спрашивать у сестеръ объясненія. Халифъ предложилъ идти календерамъ, по они отказались. Когда Зобеида, приведя въ чувство Амину, подошла къ нимъ, между ними было рѣшено, что носильщикъ долженъ спросить Зобеиду обо всемъ.

Видя, что халифъ, его спутники и календеры о чемъ-то горячо разговариваютъ, она спросила: «Господа, о чемъ вы говорите и о чемъ у васъ идетъ споръ»?

Тогда носильщикъ отвѣчалъ: «Госпожа, эти господа умоляютъ васъ сказать имъ, за что вы била собакъ и потомъ плакали надъ ними, и почему грудь вашей сестры покрыта ранами? Я спрашиваю васъ отъ ихъ имени, а не отъ своего».

«Правда-ли, спросила Зобеида гордо, обращаясь къ халифу, его спутникамъ и календерамъ, правда ли, что вы спрашиваете объ этомъ»? Всѣ, исключая визиря, отвѣчали: «Да». Тогда Зобеида сказала имъ тономъ, въ которомъ явно слышалось негодованіе: «Прежде нежели впустили васъ сюда, мы сдѣлали условіе съ вами, не спрашивать насъ ни о чемъ, что бы вы ни увидѣли и ни услышали; мы хотѣли избѣжать непріятностей и не заставить васъ раскаяваться въ томъ, что просили нашего гостепріимства. И послѣ того, какъ мы приняли васъ и угостили, какъ только могли, вы измѣняете условію, заключенному между нами; такой поступокъ неизвинителенъ и вы поступаете нечестно». Сказавъ это, она три раза топнула ногой и захлопала въ ладоши, вскричавъ: «Идите скорѣй»! Въ то же время открылась дверь, и семь высокихъ, сильныхъ негровъ вбѣжали въ комнату, съ саблями въ рукахъ. Каждый изъ нихъ схватилъ одного изъ присутствующихъ и, вытащивъ на средину зала, занесъ саблю.

Можно себѣ представить ужасъ халифа. Онъ раскаивался, что не послушался визиря, но было поздно. Онъ, визирь, Мерзура, календеры и носильщикъ должны были умереть; но прежде нежели они были лишены жизни, одинъ изъ невольниковъ сказалъ Зобеидѣ и сестрамъ: «Великія, могущественныя и уважаемыя госпожи, приказываю ли вы намъ умертвить ихъ, или нѣтъ? — Подождите, отвѣчала Зобеида, мнѣ нужно имъ сдѣлать нѣсколько вопросовъ. — Госпожа, прервалъ испуганный носильщикъ, ради Бога, не велите лишать меня жизни за вину другихъ. Я невиненъ, они преступны. Увы! продолжалъ онъ, плача, какъ мы провели пріятно день! Это всему причиной кривые календеры; да мнѣ кажется, еслибъ эти дурные предвѣстники явились гдѣ нибудь передъ городомъ, то и тотъ-бы разрушился. Госпожа, умоляю васъ, не смѣшивайте перваго съ послѣднимъ; право, лучше простить такого ничтожнаго, какъ я, лишеннаго всякой помощи, нежели вымѣщать на мнѣ свой гнѣвъ».

Не смотря на гнѣвъ, Зобеида, не могла не посмѣяться въ душѣ надъ жалобами носильщика; по не сказала ни слова, а, обращаясь къ прочимъ, спросила: «Отвѣчайте мнѣ сейчасъ, кто вы такіе? въ противномъ случаѣ, черезъ минуту — васъ не будетъ. Не думаю, чтобъ вы были честные и благородные люди, чтобъ были уважаемы въ своей сторонѣ, потому что въ такомъ случаѣ вы не поступили бы съ нами такъ».

Халифъ, нетерпѣливый отъ природы, ужасно страдалъ при мысли, что его жизнь зависитъ отъ справедливо раздраженной женщины. Услыша, что она спрашиваетъ, кто они, онъ обрадовался, надѣясь, что, какъ только она узнаетъ его санъ, то, разумѣется, освободитъ. Онъ шепнулъ визирю, чтобъ тотъ скорѣй объяснилъ, кто онъ. Но умный визирь, желая снасти честь своего государя и боясь, чтобъ оскорбленіе, навлеченное имъ самимъ, не сдѣлалось гласнымъ, отвѣчалъ только: «Мы получимъ заслуженное». По когда, по настоятельному требованію халифа, онъ хотѣлъ открыть его имя, Зобеида, уже обратилась къ календерамъ и спрашивала, не братья ли они, что кривы всѣ на одинъ глазъ. «Нѣтъ, госпожа, отвѣчалъ одинъ изъ нихъ, мы братья только по званію и образу жизни. — Ты кривъ отъ рожденія? спросила Зобеида одного. — Нѣтъ, госпожа, я кривъ вслѣдствіе такого необыкновеннаго приключенія, которое стоило бы написать. Послѣ моего несчастія, я обрилъ себѣ голову и бороду и сдѣлался календеромъ».

Она повторила тотъ же вопросъ двумъ другимъ календерамъ и получила одинаковый отвѣтъ. Только третій изъ нихъ прибавилъ: «Чтобъ вы имѣли хотя не много уваженія къ намъ, я долженъ сказать, что мы трое царскіе сыновья. Хотя мы увидѣлись въ вашемъ домѣ, въ первый разъ, но успѣли уже открыться въ этомъ другъ другу, и могу васъ увѣрить, что мы происходимъ отъ царей, которыхъ слава извѣстна въ свѣтѣ».

При этихъ словахъ, Зобеида смягчилась нѣсколько и сказала невольникамъ: «Освободите ихъ, но оставайтесь здѣсь. Выпустите потомъ того, кто разскажетъ намъ свою жизнь и объяснитъ причину, по которой попалъ въ нашъ домъ, а кто не дастъ намъ на это отвѣта, того не щадите»…

Шехеразада замолчала и дала этимъ знать султану, что насталъ день. Султанъ всталъ, надѣясь завтра услышать исторію календеровъ.

НОЧЬ 37.

Динарзада, очень любившая слушать сказки Шехеразады, разбудила се, говоря: «если ты не спишь, сестрица, разскажи, умоляю тебя, исторію календеровъ». Спросивъ позволенія у султана, Шехеразада продолжала:

Государь, на коврѣ, посреди зала сѣли: халифъ, великій визирь Джіафаръ, евнухъ Мерзура, три календера и носильщикъ; женщины помѣстились на софѣ, а невольники стояли поодаль, готовые исполнить приказаніе своихъ повелительницъ.

Носильщикъ, видя, что нужно только разсказать свою жизнь, чтобъ избавиться наказанія, началъ первый: «Госпожи, такъ какъ вы знаете уже, кто я и зачѣмъ пришелъ сюда, то мнѣ остается сказать вамъ немного. Вотъ эта госпожа нашла меня сегодня утромъ на томъ мѣстѣ, куда я каждый день хожу наниматься и тѣмъ достаю себѣ хлѣбъ. Я былъ съ ней у продавцовъ вина, говядины, овощей, цвѣтовъ, фруктовъ, миндаля, орѣховъ, въ кондитерской, въ булочной; съ корзиной, полною покупокъ, я пришелъ наконецъ сюда, гдѣ и пробылъ весь день, благодаря вашему снисхожденію. Объ этомъ я не забуду никогда. Вотъ моя исторія». Удовлетворенная его отвѣтомъ, Нобеида сказала: «Теперь ступай и не возвращайся. — Госпожа, возразилъ носильщикъ, умоляю васъ, позвольте мнѣ остаться еще. Вѣдь несправедливо же будетъ, если я не выслушаю исторію этихъ господъ, тогда какъ они имѣли удовольствіе выслушать мою». Сказавъ что, онъ присѣлъ на кончикъ софы, радуясь, что избавленъ смерти. Тогда одинъ изъ календеровъ, обратясь къ Зобеидѣ, какъ къ старшей, началъ свою исторію.

Исторія перваго календера, царскаго сына.

"Госпожа, чтобъ разсказать, почему я кривъ на правый глазъ, и объяснить причину, но которой сдѣлался календеромъ, я долженъ сперва сказать, что я царскій сынъ. У моего отца былъ братъ, который, какъ и онъ, управлялъ сосѣднимъ государствомъ. Дядя имѣлъ двухъ дѣтей: сына и дочь; сынъ его былъ мнѣ ровесникъ.

"Окончивъ свое ученіе и получивъ отъ отца полную свободу, я каждый годъ ѣздилъ на два, на три мѣсяца, къ дядѣ. Бывая такъ часто при его дворѣ, я очень подружился съ двоюроднымъ братомъ. Когда я пріѣхалъ къ нему въ послѣдній разъ, онъ принялъ меня съ необыкновенною нѣжностію и, желая лучше угостить, сдѣлалъ большія приготовленіи. ])о время ужина, онъ сказалъ мнѣ: «Братъ, ты никакъ не догадаешься, чѣмъ я занимался вовремя нашей разлуки. Послѣ твоего отъѣзда я нанялъ большое число работниковъ и задумалъ выстроить зданіе, которое теперь окончено. Ты вѣрно не откажешься посмотрѣть его; въ немъ можно уже жить; по, прошу тебя, не говорить объ этомъ никому и дать обѣщаніе не измѣнять мнѣ».

Дружба и короткость между нами заставили меня согласиться и я далъ обѣщаніе исполнить его желаніе. Тогда онъ, сказавъ, что сейчасъ вернется, вышелъ. Въ самомъ дѣлѣ, онъ скоро вернулся, ведя съ собой женщину рѣдкой красоты и великолѣпно одѣтую. "Ито была она, этого онъ не сказалъ мнѣ, а я не рѣшился спросить. Мы сѣли опять за ужинъ и, разговаривая о томъ и о другомъ, пили полными чашами за здоровье другъ друга. Вставъ изъ-за стола, двоюродный братъ сказалъ мнѣ: «Другъ мой, время дорого, сдѣлай одолженіе, отведи эту даму туда, гдѣ уводишь новый памятникъ съ куполомъ. Ты скоро найдешь его; дверь въ него открыта и, войдя въ нее, вы дождетесь меня; а скоро приду». Вѣрный данному обѣщанію, я не разспрашивалъ ни о чемъ двоюроднаго брата и но его указаніямъ, при свѣтѣ луны, довелъ женщину благополучно. Только что приблизились мы къ памятнику, какъ явился и мой двоюродной братъ съ кружкой воды, мотыкой и мѣшкомъ съ гипсомъ.

"Онъ разломалъ мотыкой склепъ бывшій внутри памятника и сложилъ въ уголъ камни. Потомъ сталъ копать землю, и я увидѣлъ въ склепѣ опускную дверь. Онъ поднялъ се; внизъ вела винтообразная лѣстница. Тогда, обратясь къ женщинѣ, двоюродный братъ сказалъ: «Вотъ* входъ въ это мѣсто, о которомъ я вамъ говорилъ». Женщина тотчасъ стала спускаться по лѣстницѣ; двоюродный братъ послѣдовалъ за ней, по прежде, обратясь ко мнѣ, сказалъ: «Ты меня очень обязалъ; благодарю тебя; прощай! — Что это значитъ, братъ? вскричалъ я. — Теперь ступай назадъ, отвѣчалъ онъ, больше ничего я тебѣ не скажу».

Шехеразада замолчала, ибо насталъ день. — Султанъ, заинтересованный тѣмъ, что будетъ дальше, всталъ, желая, чтобы опять скорѣе наступила ночь.

НОЧЬ 38.

«Если ты не спишь, сестрица, вскричала на другое утро Динарзада, разскажи, пожалуйста, исторію перваго отшельника». Хабріасъ также изъявилъ желаніе слушать, и Шехеразада начала:

«Госпожа, продолжалъ календеръ, обращаясь къ Зобеидѣ, итакъ я долженъ былъ проститься съ братомъ, не узнавъ ничего. Возвратясь во дворецъ дяди, и почувствовалъ головокруженіе, вѣроятно вслѣдствіе порядочнаго количества выпитаго вина. Однако кое-какъ добрался до своей комнаты и легъ. Проснувшись на другой день и припоминая все случившееся ночью, мнѣ казалось, что это былъ сонъ. Чтобъ удостовѣриться въ этомъ, и послалъ узнать, у себя ли принцъ, двоюродный братъ мой; но когда мнѣ сказали, что онъ не ночевалъ дома и что весьма тревожится его отсутствіемъ, я увидѣлъ, что странное ночное событіе дѣйствительно совершилось. Огорченный этимъ, я потихонько отправился на кладбище; но тамъ было столько памятниковъ, похожихъ на тотъ, въ который скрылся двоюродный братъ, что, проведя на кладбищѣ четыре дня, я не могъ открыть склепа.

Нужно сказать, что все это время дядя мой былъ на охотѣ. Соскучась ожидать его, я просилъ министровъ передать ему мое извиненіе, что ѣду, не простясь, и отправился къ отцу, съ которымъ никогда не разставался на долго. Весь дворъ былъ огорченъ неизвѣстностію о принцѣ. Связанный обѣщаніемъ, я тоже помогъ успокоить ихъ, открывъ его тайну.»

"Пріѣхавъ въ столицу отца, я удивился, увидя у дверей стражу, которая тотчасъ окружила меня. Я спросилъ, что это значило, тогда одинъ Офицеръ отвѣчалъ мнѣ, что армія признала царемъ великаго визиря, что отецъ мой уже не существуетъ и что онъ долженъ меня взять подъ стражу, именемъ новаго царя. Стража схватила меня и повела къ тирану. Посудите, госпожа, каково было мое удивленіе и мое горе.

"Мятежный визирь давно уже ненавидѣлъ меня, и вотъ за что именно: въ юности я очень любилъ стрѣлять изъ лука; разъ бывши на террасѣ, и увидѣвъ птицу, и прицѣлился и выстрѣлилъ, но стрѣла вмѣсто птицы попала нечаянно въ глазъ визиря, отдыхавшаго на террасѣ; узнавъ объ этомъ несчастій, я просилъ самъ у него извиненія; но онъ не могъ забыть этого случая и досаждалъ мнѣ всегда, когда только могъ. Увидѣвъ теперь, что я нахожусь въ его власти, онъ съ бѣшенствомъ пошелъ ко мнѣ на встрѣчу и, когда я уже былъ передъ нимъ, визирь вырвалъ своими пальцами мой правый глазъ. Съ тѣхъ поръ я окривѣлъ.

Извергъ не ограничился этимъ; онъ велѣлъ палачу запороть меня въ сундукъ и отнесть далеко отъ дворца; тамъ отрубить мнѣ голову, и отдать на съѣденіе хищнымъ птицамъ. Палачъ, въ сопровожденіи другаго человѣка, сѣлъ на лошадь, поставилъ ящикъ и, выѣхавъ за городъ, остановился, чтобъ исполнить данное ему приказаніе. Но я разжалобилъ его мольбами и слезами: «Ступайте скорѣе изъ вашего царства, сказалъ онъ мнѣ, иначе вы погубите и себя и меня». Я поблагодарилъ его и, оставшись одинъ, такъ радовался своему спасенію, что совсѣмъ забылъ о потерѣ глаза. Въ этомъ печальномъ состояніи я не могу скоро идти; скрываясь днемъ, я шелъ только ночью до тѣхъ поръ, пока не измѣнили силы. Наконецъ я достигнувъ столицы дяди и подробно разсказалъ ему освоенъ несчастій. «Увы! вскричалъ онъ, мало того, что я потерялъ сына, я потерялъ любезнаго брата и вижу тебя въ такомъ положеніи». Онъ разсказалъ мнѣ, какъ тревожатся, что до сихъ поръ ничего не узналъ о сынѣ, не смотря на всѣ старанія и поиски. Дядя мой заливался горючими слезами и меня такъ тронула его горесть, что, не смотря на данное обѣщаніе, я разсказалъ ему все, что зналъ о братѣ.

Царь слушалъ меня и казалось мнѣ, разсказъ утѣшилъ его: «Племянникъ, сказалъ онъ, твой разсказъ подаетъ мнѣ нѣкоторую надежду. Я зналъ, что мой сынъ строилъ памятникъ и знаю, приблизительно, въ какомъ мѣстѣ; я надѣюсь найдти его; но такъ какъ онъ просилъ, чтобы ты не говорилъ объ этомъ, то будемъ отыскивать его только вдвоемъ. V него была причина не разглашать о своемъ намѣреніи; эта причина, какъ потомъ я разскажу, очень важная».

Переодѣвшись, мы вышли черезъ садовую калитку и были такъ счастливы, что скоро нашли памятникъ; я узналъ его и очень обрадовался. Войдя въ него, мы увидѣли при самомъ входѣ опускную дверь, которую подняли съ трудомъ; она была прилѣплена гипсомъ разведеннымъ водой.

"Дядя мой сошелъ первый. Я послѣдовалъ за нимъ; спустись на нѣсколько ступень, мы очутились въ передней, наполненной густымъ дымомъ и смрадомъ, которые затемняли свѣтъ прекрасной лампы.

"Изъ передней мы перешли въ большую комнату съ колоннами, освѣщенную множествомъ люстръ. Посреди былъ водоемъ. Не видя никого, мы очень удивлялись. Прямо противъ насъ возвышалась софа, на которой устроена была широкая постель съ задернутыми занавѣсами. Взойдя на пять ступенекъ, царь открылъ занавѣску и увидѣлъ лежавшихъ на постелѣ сына и женщину, но сгорѣвшихъ и превратившихся въ уголь, какъ будто кто бросилъ ихъ въ самый сильный огонь и, вытащивъ еще по совсѣмъ сгорѣвшихъ, положилъ на постель.

«Меня больше всего удивило, что дядя мой, при взглядѣ на это ужасное зрѣлище, не только не показалъ сожалѣнія, но, плюнувъ въ лицо сына, проговорилъ съ негодованіемъ: „Вотъ наказаніе этого свѣта; но наказаніе тамъ продлится вѣчно“. Онъ но ограничился этимъ, разулся и ударилъ сына по лицу башмакомъ».

Но, государь, прибавила Шехеразада, уже день; мнѣ жаль, что Вашему Величеству нѣкогда слушать болѣе. Исторія перваго календера не была окончена, а потому султанъ всталъ съ намѣреніемъ слышать продолженіе въ слѣдующую ночь.

НОЧЬ 39.

На другой день, Динарзада разбудила сестру, говоря: «Добрая султанша, если ты не спишь, окончи исторію перваго календера; я сгораю отъ нетерпѣнія слышать конецъ».

Итакъ, сказала Шехеразада, первый календеръ продолжалъ разсказывать свою исторію Зобеидѣ: «Вы не можете себѣ представить, госпожа, какъ и былъ удивленъ поступками моего дяди». Государь, сказалъ я ему, не смотря на мою горесть; я не могу утерпѣть, чтобъ не спросить васъ, какое преступленіе совершилъ вашъ сынъ, чѣмъ могъ заслужить онъ такое обращеніе съ его трупомъ. — Племянникъ, отвѣчалъ мнѣ дядя, сынъ мой, недостойный носить этого названія, съ дѣтства любилъ свою родную сестру и былъ любимъ взаимно. Сначала я не препятствовалъ ихъ дружбѣ, потому что не могъ предвидѣть опасныхъ слѣдствій; да и кто могъ предвидѣть ихъ? Нѣжность эта увеличивалась съ каждымъ годомъ, такъ что наконецъ я сталъ думать, чѣмъ она кончится. Я принялъ свои мѣры: позвалъ сына и на-единѣ упрекалъ его, представляя ему весь ужасъ его страсти, и вѣчный стыдъ, который покроетъ все мое семейство, если онъ дастъ свободу своимъ преступнымъ чувствамъ; тоже самое я говорилъ дочери, и не позволилъ ей видѣться съ братомъ. По несчастная хотѣла отравиться, и мои усилія уничтожить ихъ любовь только разжигали ее.

«Увѣренный въ чувствахъ сестры, мой сынъ велѣлъ построить этотъ памятникъ и приготовилъ подземное жилище, въ которое надѣялся привесть, если удастся похитить, предметъ своей страсти. Но время моего отсутствія, онъ забрался въ уединенное мѣсто, гдѣ жила его сестра и похитилъ ее; честь не позволила мнѣ объявить о томъ. Послѣ этого гнуснаго, поступка, онъ поселился въ этомъ жилищѣ, которое снабдилъ всѣмъ нужнымъ, какъ ты видишь, чтобъ долго наслаждаться своею отвратительною любовью. Но Богъ не потерпѣлъ этого и наказалъ ихъ обоихъ». Дядя залился слезами; я также плакалъ.

"Спустя нѣсколько времени, дядя сказалъ, взглянувъ на меня: «Впрочемъ, если я лишился недостойнаго сына, то ты заступишь его мѣсто». Мы опять заплакали, думая о печальной кончинѣ принца и принцесы.

"Мы вышли изъ этого страшнаго мѣста и, опустивъ дверь, заложили се землей и другими матеріалами, изъ которыхъ былъ сдѣланъ памятникъ, чтобъ скрыть отъ всѣхъ, на сколько было возможно, слѣдствія справедливаго гнѣва Божія.

"Спустя нѣсколько времени по пашемъ возвращеніи во дворецъ, мы услышали смѣшанный шумъ трубъ, барабановъ, тимпановъ и другихъ военныхъ музыкальныхъ инструментовъ. Густая пыль, покрывшая окрестность, объяснила намъ, въ чемъ дѣло, и скоро явилась сильная непріятельская армія. Она принадлежала тому же визирю, который свергнулъ съ престола моею отца и завладѣлъ его государствомъ; онъ пришелъ во владѣнія моего дяди съ тѣмъ, чтобъ и съ нимъ поступить также. Ото не стоило ему большаго труда, ибо онъ имѣлъ большое войско и аттаковалъ городъ, котораго ворота были отперты, и совершенно завладѣлъ имъ. Непріятель добрался и до дворца; дядя долго защищался, по былъ убитъ; я, видя, что невозможно будетъ сладить съ такою многочисленной толпой, рѣшился уйдти, и, добравшись счастливо до жилища одного служителя, на вѣрность котораго можно было положиться, скрылся у него.

"Изнуренный горемъ и преслѣдуемый судьбой, я рѣшился на единственное средство, которымъ могъ спасти себѣ жизнь. Я обрилъ бороду и брови, надѣлъ платье календера и вышелъ неузнанный изъ города. Мнѣ легко было удалиться отъ царства моего дяди, путешествуя окольными дорогами. Я избѣгалъ городовъ до тѣхъ поръ, пока не пришелъ въ царство славнаго могущественнаго султана Гаруна Альрашида; тутъ мнѣ нечего было бояться и я рѣшился идти въ Багдадъ и броситься къ ногамъ этого великаго монарха, извѣстнаго своимъ великодушіемъ. «Я трону его, говорилъ я себѣ, разсказавъ свою исторію, онъ сжалятся надъ несчастнымъ и не лишитъ меня, своей помощи».

"Послѣ двухмѣсячнаго путешествія, я только сегодня пришелъ въ этотъ городъ, вечеромъ. Остановясь, чтобъ нѣсколько собраться съ мыслями, и встрѣтился съ другимъ календеромъ, который также только что пришелъ. Мы поклонились другъ другу. «Ты вѣрно чужестранецъ, какъ и я»? спросилъ я его. Онъ отвѣчалъ, что я не ошибся. Въ эту минуту, пришелъ и третій календеръ. Онъ поклонился намъ и сказалъ, что только вошелъ въ городъ. Мы соединились вмѣстѣ, какъ братья, и рѣшили не разлучаться.

«Между тѣмъ наступила ночь, а у насъ не было ни одного знакомаго жилища, гдѣ бы могли остановиться; мы первый разъ пришли въ этотъ городъ. На счастье, мы подошли къ порогу вашей двери и осмѣлились постучаться, вы приняли насъ такъ милостиво и радушно, что мы не знаемъ, какъ и благодарить васъ. Вотъ, госпожа, все, что вы хотѣли знать и вотъ почему я теперь у васъ.

Довольно, сказала Зобеида, мы довольны, и вы можете идти куда хотите». Отшельникъ просилъ у нея позволенія остаться, чтобъ выслушать исторіи своихъ собратовъ, съ которыми ему не хотѣлось бы разлучаться, а также и трехъ остальныхъ особъ.

Государь, сказала Шехеразада, день насталъ и я должна прервать разсказъ; но если Вашему Величеству будетъ угодно, завтра я разскажу исторію второго календера. Султанъ согласился, всталъ и пошелъ заняться своими дѣлами.

НОЧЬ 40.

Надѣясь, что исторія второго календера будетъ также занимательна, Диварзада разбудила султаншу очень рано. «Если ты не спишь, прошу тебя, разскажи обѣщанную вчера исторію». Шехеразада обратилась къ султану и сказала:

Государь, исторія перваго календера показалась очень странною всему обществу и особенно халифу. Не смотря на присутствіе вооруженныхъ невольниковъ, онъ шепнулъ визирю: "Сколько исторій ни слышалъ я, но ни одной не было интереснѣе этой. Въ это время второй календеръ началъ свою исторію.

Исторія второго календера, царскаго сына.

«Госпожа, сказалъ онъ, чтобъ исполнить ваше повелѣніе разсказать вамъ, отчего я окривѣлъ на правый глазъ, я долженъ разсказать всю мою жизнь».

"Царь, отецъ мой, замѣта во мнѣ хорошія способности, ничего не жалѣлъ, чтобъ развить ихъ, и окружилъ меня умными и учеными людьми.

"Выучась читать и писать, я уже зналъ наизусть весь Алькоранъ. Для совершеннаго и точнаго пониманія Алькорана, я руководствовался произведеніями извѣстныхъ писателей. Кромѣ того, я зналъ всѣ преданія, собранныя современниками нашего великаго пророка. Однимъ словомъ, я ничего не упустилъ изъ вида, чтобъ знать основательно все, касающееся религіи; я изучилъ хорошо исторію; усовершенствовался въ словесности, читая произведенія поэтовъ; изучилъ географію, хронологію, нашъ языкъ, занимался и всѣмъ другимъ, необходимымъ принцу. Но больше всего я любилъ и трудился надъ каллиграфіей арабскихъ буквъ. Въ этомъ отношеніи, я превзошелъ всѣхъ извѣстныхъ каллиграфовъ нашего царства.

Молва о моихъ талантахъ быстро распространилась и скоро дошла до индѣйскаго царства, монархъ котораго, заинтересованный слухами обо мнѣ, захотѣлъ меня видѣть, и прислалъ къ моему отцу посланника съ богатыми подарками и съ просьбой отпустить меня къ нему. Отецъ мой нашелъ, то мнѣ полезно путешествовать, и что знакомство съ султаномъ также пріятно. Поэтому я отправился съ посланникомъ, взявъ съ собою небольшую свиту, потому что путь былъ труденъ и продолжителенъ.

«Спустя мѣсяцъ, мы увидѣли вдали густое облако пыли; вскорѣ можно было различить пятьдесятъ вооруженныхъ человѣкъ, это были воры; они скакали къ намъ»…

Шехераззда замѣтила день и сказала объ этомъ султану. Султанъ съ нетерпѣніемъ ожидалъ слѣдующей ночи, желая услышать, что сдѣлаютъ пятьдесятъ вооруженныхъ воиновъ.

НОЧЬ 41.

На другой день Динаразда проснулась поздно. «Милая сестрица, вскричала она, если ты не спишь, разскажи исторію втораго календера». Шехеразда разсказывала такъ:

«Госпожу, продолжалъ календеръ, обращаясь въ Зобеидѣ, воры, видя, что насъ немного, и что за нами слѣдуетъ десять лошадей, навьюченныхъ вещами и подарками, которые мой отецъ посылалъ индѣйскому султану, приближалось смѣло. Не имѣя никакой возможности защититься, мы сказали имъ, что они вѣрно не сдѣлаютъ намъ, посланникамъ индѣйскаго султана, ничего дурнаго. Мы думали спасти этимъ нашу жизнь и наше имущество. Но воры дерзко отвѣтили:

„Почему это мы должны уважать вашего султана? мы не его подданные и не на его землѣ“. Сказавъ это, они окружили насъ; я защищался болѣе всѣхъ; но чувствуя рану и видя, что посланникъ и другіе люди въ рукахъ разбойниковъ, я пришпорилъ лошадь и поскакалъ. Я погонялъ ее изо-всѣхъ силъ; но скоро она изнемогла отъ усталости и потери крови и пала мертвая.

„Я поспѣшилъ освободиться отъ нея и замѣтя, что меня никто не преслѣдовалъ, я подумалъ, что воры боялись оставить добычу“».. На этомъ Шехеразада остановилась. «Какъ жаль сестра, что ты не продолжаешь дальше, сказала Динарзада… — Ты полѣнилась сегодня разбудить меня, отвѣчала Шехеразада; иначе услышала бы больше. — Завтра, возразила Динарзада, я проснусь какъ можно раньше, и ты вѣрно вознаградишь насъ за сегодняшній маленькій разсказъ». Хабріасъ, молча, всталъ и пошелъ заниматься дѣлами.

НОЧЬ 42.

Динаразда исполнила свое обѣщаніе, разбудила Шехеразаду рано утромъ. «Сестрица, сказала она, если ты не спишь, разскажи продолженіе вчерашней сказки. — Хорошо», отвѣчала Шехеразада и продолжала:

"И вотъ, госпожа, говорилъ календеръ, я остался одинъ, раненный, безъ всякой помощи, на чужой сторонѣ. Я не шелъ большей дорогой, боясь встрѣтиться съ ворами. Перевязавъ рану, которая была неопасна, я пришелъ вечеромъ къ подошвѣ горы, гдѣ замѣтилъ небольшой гротъ; здѣсь я съѣлъ нѣсколько сорванныхъ дорогой плодовъ и безпокойно провелъ ночь.

"Долго шелъ я, не зная, гдѣ остановиться, наконецъ; по прошествіи мѣсяца, я увидѣлъ большой и многолюдный городъ, котораго въ окрестности были орошаемы нѣсколькими рѣками; тамъ было постоянное лѣто.

Пріютный видъ этого города, его разнообразіе заставили меня забыть на время смертельную тоску, которой я предавался при мысли о своемъ положеніи. Лицо, руки и ноги мои загорѣли отъ солнца, обувь износилась, а платье висѣло лохмотьями.

"Войдя въ городъ я освѣдомился о его названіи въ лавкѣ сортнаго. Моя молодость и лицо, показывавшее, что я не простаго происхожденія, внушили ему ко мнѣ довѣріе. Онъ приглашалъ меня сѣсть и спросилъ, кто я таковъ, откуда и зачѣмъ пришелъ. Я ничего не скрылъ отъ него и даже сказалъ ему о своемъ происхожденіи.

"Портной со вниманіемъ выслушалъ меня, потомъ, вмѣсто утѣшенія, котораго я ожидалъ, сказалъ мнѣ: «Не открывайте никому того, что сейчасъ открыли мнѣ, ибо здѣшній царь смертельный врагъ вашего отца, и, если онъ узнаетъ, что вы прибыли въ его городъ, то вѣрно постарается оскорбить васъ чѣмъ нибудь». Я не усумнился въ искренности портнаго, когда онъ назвалъ паря. Но какъ вражда между, имъ и моимъ отцомъ не имѣетъ ничего общаго съ моими приключеніями, то я умолчу о ней.

«Поблагодаривъ портнаго за совѣтъ, я обѣщалъ вспользоваться имъ. Онъ велѣлъ принеси» мнѣ пищи и предложилъ помѣститься у него въ ломѣ, на что я съ радостію согласился.

«Спустя нѣсколько дней, когда я оправился и отдохнулъ отъ труднаго пути, портной, зная, что многіе принцы учатся разнымъ ремесламъ для того, чтобъ въ случаѣ перемѣны судьбы, доставить себѣ средства къ жизни, спросилъ меня, не знаю-ли чего нибудь. Я отвѣчалъ, что знаю многое, что я ученый, поэтъ и пр., и что прекрасно пишу. Здѣсь, отвѣчалъ онъ, подобныя занятія совершенно безполезны и вы не выработаете ими даже на кусокъ хлѣба. Послушайтесь меня: вы сильны, здоровы, надѣньте куртку и на той недѣлѣ отправляйтесь въ лѣсъ и рубите дрова. Въ городѣ вы продадите ихъ и, продолжая это занятіе, вы не будете нуждаться въ посторонней помощи. Этимъ средствомъ вы будете существовать до тѣхъ поръ, пока небо наконецъ сжалится надъ вами, разсѣетъ тучи, собравшіяся надъ вашей головой и пошлетъ вамъ счастіе. Тогда нечего будетъ скрывать ваше происхожденіе. Я вамъ достану веревку и топоръ».

"Не смотря на это низкое занятіе, я принялся за него, боясь быть узнаннымъ. На слѣдующій день, портной купилъ мнѣ топоръ, веревку и платье и, познакомивъ съ бѣдняками, занимающимися моимъ будущимъ ремесломъ, просилъ ихъ взять меня съ собою. Они повели меня въ лѣсъ и на первый же день я принесъ въ городъ тяжелую вязку дровъ и продалъ ее за половину золотой монеты; хотя лѣсъ былъ близко отъ города, но охотниковъ доставлять дрова въ городъ было мало. Скоро я такъ разбогатѣлъ, что могъ отдать портному издержанныя для меня деньги.

«Цѣлый годъ я занимался этимъ ремесломъ и добывалъ имъ много денегъ. Разъ я раньше другихъ пришелъ въ лѣсъ и, найдя хорошее мѣсто, сталъ рубить дрова. Вырывая корень дерева, я замѣтилъ подъ нимъ желѣзное кольцо и такую же опускную дверь; расчистивъ это мѣсто, я поднялъ лѣстницу и, съ топоромъ въ рукѣ, спустился внизъ.

„Когда я сошелъ съ послѣднихъ ступенекъ, то очутился въ обширномъ дворцѣ; меня удивило, что онъ былъ освѣщенъ, какъ будто находился на землѣ, на самомъ удобномъ мѣстѣ. И пошелъ по галлереи, поддерживаемой колоннами изъ яшмы, на золотыхъ пьедесталахъ, по скоро обратилъ все вниманіе на приближившуюся ко мнѣ женщину съ такимъ пріятнымъ, благороднымъ и необыкновенно красивымъ лицомъ, что я позабылъ обо всемъ окружающемъ“.

Наступилъ день и Шехеразада замолчала. „Признаюсь, сестрица, ты сегодня разсказала много хорошаго; надѣюсь, что и завтра будетъ тоже, сказала Динарзада“. Ты не ошибаешься, отвѣтила Шехеразада; конецъ исторіи втораго календера интереснѣй всего, что до сихъ поръ слышалъ отъ меня султанъ. — Я сомнѣваюсь въ этомъ, замѣтилъ, вставая Хабріасъ; впрочемъ завтра мы увидимъ».

НОЧЬ 43.

Динарзада опять проснулась рано. «Если ты не спишь, сестрица, разскажи, пожалуйста, что было между женщиной и календеромъ? — Слушай, я сейчасъ буду разсказывать», возразила Шехеразада.

Второй календеръ, начала султанша, продолжалъ такъ: "я поспѣшилъ на встрѣчу красавицѣ и рѣзко поклонился ей. «Кто вы такой, спросила она, духъ или человѣкъ? — Я человѣкъ, отвѣчалъ я, и ое имѣю никакихъ сношеній съ духами. — Какъ вы зашли сюда? возразила она со вздохомъ; двадцать пять лѣтъ живу я здѣсь и первый еще разъ вижу у себя человѣка». Видя ея кротость, радушіе и вѣжливость, съ которой она приняла меня, я осмѣлился сказать ей: «Прежде, чѣмъ отвѣчать на ваши вопросы, госпожа, позвольте мнѣ сказать, что я очень радъ встрѣчи съ вами, встрѣчи, которая заставляетъ мезя забыть о моемъ несчастій и которая, можетъ быть, будетъ полезна и вамъ». Я вкратцѣ разсказалъ, какимъ образомъ изъ принца сдѣлался дровосѣкомъ и какъ попалъ въ ея великолѣпную темницу, скучную, не смотря на прекрасную обстановку.

"Увы, принцъ, отвѣчала она, вы отгадали, что этотъ дворецъ, пышный и богатый, не больше для меня, какъ скучная темница; какъ бы ни было хорошо помѣщеніе, но когда находишься въ немъ по-неволѣ, оно не можетъ нравиться. Вы вѣрно слышали о великомъ Епитимарусѣ, царѣ чернаго острова, названнаго та къ потому, что на велъ находится много чернаго дерева. Я его дочь.

"Отецъ выдалъ меня замужъ за принца, моего родственника; но въ первую ночь, когда еще всѣ жителя острова и весь дворъ веселились, меня похитилъ духъ. Я лишилась чувствъ и ничего не помнила; прійдя въ себя, я увидѣла, что лежу въ этомъ самомъ дворцѣ. Долю я не могла утѣшиться; но теперь привыкла видѣть духа. Такъ провела я здѣсь двадцать пять лѣтъ и, нужно сказать, что мнѣ доставляется все, что только можетъ пожелать принцесса, любящая украшенія и наряды.

«Каждые десять дней духъ является ко мнѣ и ночуетъ; чаще онъ не можетъ бывать потому, что женатъ на другой, и, еслибъ жена узнала его невѣрность, то стала бы ревновать его. Впрочемъ, если я захочу его видѣть, когда бы то ни было, мнѣ стоитъ только тронуть талисманъ, находящійся у входа въ мою комнату, и духъ явится. Четыре дня тому назадъ онъ былъ здѣсь; теперь я жду его черезъ шесть. Итакъ, пять дней вы можете пробыть у меня, а я постараюсь угостить и успокоить васъ сообразно вашему званію и заслугамъ».

"Подобную милость я считалъ бы за особенное счастіе, даже еслибъ самъ просилъ о ней; могъ ли я отказаться, когда мнѣ ее предлагали. Я пошелъ въ самую чистую, удобную и великолѣпную баню и выйдя изъ нея, нашелъ вмѣсто своего платья другое, очень богатое. Я взялъ его для того, что было не совѣстно быть съ принцессой.

"Мы сѣли на софу, покрытую превосходнымъ ковромъ, съ мягкими парчевыми подушками; на столѣ скоро явились вкусныя блюда, мы пообѣдали и, проведя очень пріятна остатокъ дня, легли спать.

"На другой день, желая доставить мнѣ удовольствіе, она попотчивала меня лучшимъ старымъ виномъ и изъ вѣжливости выпила сама нѣсколько. Разгоряченный вкуснымъ виномъ, я сказалъ ей: «Прекрасная царевна, ты слишкомъ давно погребена здѣсь за живо. Пойдемъ со мной отсюда; насладись свѣтомъ настоящаго дня, свѣтомъ, котораго ты невидѣла болѣе двадцати лѣтъ.

„Принцъ, отвѣчала она, улыбясь, перестанемъ говорить объ этомъ; мнѣ не нуженъ свѣтъ настоящаго дня, только бы изъ десяти дней, которые я буду принадлежать тебѣ, ты уступилъ бы десятый духу. — Ты потому говоришь такъ, возразилъ я, что боишься духа; а мнѣ онъ на столько не страшенъ, что я разобью въ дребезги его талисманъ съ его безсмысленною надписью. Пусть тогда онъ приходитъ, а буду ожидать его и к къ бы ни былъ онъ силенъ, я дамъ ему почувствовать, какъ тяжела моя рука. Я клянусь уничтожить всѣхъ духовъ о начну съ этого“ Царевна, зная, какія могутъ быть послѣдствія подобнаго поступка, умоляла меня не трогать талисмана. „Ты этимъ погубишь намъ обоихъ, сказала она, я лучше знаю духовъ, чѣмъ ты“. Вино отуманило меня совершенно; я не послушалъ просьбъ царевны, ударилъ ногой въ талисманъ и онъ разлетѣлся въ куски».

Шехеразада замолчала; султанъ всталъ, потому что настало утро. Увѣренный, что слѣдующія происшествія будутъ интересны, Хабріасъ рѣшился дослушать имъ.

НОЧЬ 44.

Динарзада разбудила сестру до разсвѣта, говоря. «Милая сестрица, разскажи, если не спишь, что произошло въ подземномъ дворцѣ послѣ того, какъ принцъ разбилъ талисманъ? — Сейчасъ разскажу», отвѣчала Шехеразада, и начала продолженіе разсказа втораго календера.

"Едва разбился талисманъ, какъ дворецъ зашатался, готовый обрушиться; это сопровождалось шумомъ, похожимь на громъ, сильными и частыми молніями; мы остались въ совершенной темнотѣ. Въ одну минуту я отрезвился и съ испугомъ спросилъ царевну, что все это значитъ? Испуганная также, она отвѣчала мнѣ, забывъ о собственной опасности: «Увы! если ты не спасешься, то сейчасъ погибнешь!»

«Ужасъ заставилъ меня послѣдовать ея совѣту. Я побѣжалъ къ лѣстницѣ, забывъ топоръ и башмаки. Въ ту же минуту во дворецъ вошелъ духъ, и я слышалъ, какъ онъ спросилъ царевну, зачѣмъ она звала его и что случилось? — Мнѣ сдѣлалось тошно, отвѣчала она ему, я пошла за бутылкой вина, чтобъ выпить нѣсколько капель, но какъ-то оступилась, упала на талисманъ и разбила его. Вотъ причина него случившагося. — Ты гнусная обманщица, вскричалъ съ бѣшенствомъ духъ; зачѣмъ очутились здѣсь этотъ топоръ и эти башмаки? — Я вижу ихъ въ первый разъ, отвѣчала царевна; спѣша сюда въ такомъ гнѣвѣ, ты, можетъ быть захватилъ ихъ нечаянно съ собой».

"Духъ отвѣчалъ на это оскорбленіями и ударами. У меня не достало твердости выносить жалобные стоны и крики бѣдной царевны, съ которой духъ поступилъ такъ жестоко. Я переодѣлся въ прежнее платье и выходилъ но лѣстницѣ, мучась, что былъ причиной такого несчастій и отплатилъ неблагодарностію и преступленіемъ за гостепріимство.

«Правда, говорилъ я себѣ, что она двадцать пять лѣтъ уже плѣнницей; по, за исключеніемъ свободы, она совершенно счастлива; я своею вспылчивостью положилъ конецъ этому счастію и подвергнулъ ее всей жестокости демона». Я опустилъ дверь, прикрылъ это мѣсто землей и воротился въ городъ, таща на себѣ дрова, набранные почти безсознательно.

«Портной очень обрадовался моему возвращенію. „Слава Богу, говорилъ онъ, я думалъ, что съ вами случилось что нибудь непріятное и боялся, не открыли ли какимъ нибудь образомъ ваше происхожденіе“. Я поблагодарилъ его за расположеніе, но умолчалъ» о причинѣ моего долгаго отсутствія и о томъ, почему вернулся безъ веревки и топора, уйдя къ себѣ въ комнату, я горько раскаивался въ своемъ поступкѣ. И былъ бы самый счастливый изъ людей, думалъ я, еслибъ послушалъ царевну и не разбилъ талисмана.

"Во время этихъ размышленій, вошелъ портной и сказалъ, что меня спрашиваетъ какой-то старикъ, поднявшій въ лѣсу мой топоръ и веревку и узнавшій отъ другихъ дровосѣковъ, гдѣ я живу; старикъ хотѣлъ непремѣнно отдать мнѣ самому мои вещи.

"Услышавъ это, я затрясся и поблѣднѣлъ. Портной спросилъ меня о причинѣ страха, но въ эту минуту полъ моей комнаты открылся и изъ него вышелъ старикъ съ топоромъ и моими башмаками. Это быль духъ, похититель царевны чернаго острова, превратившійся въ старика и поступившій съ страшнымъ варварствомъ съ царевной. «Я духъ, сказалъ онъ намъ, сынъ дочери Эблиса, князя духовъ. Твой это топоръ? спросилъ онъ, обращаясь ко мнѣ, твои это башмаки»?

Шехеразада замолчала. Султанъ не могъ отказать себѣ въ удовольствіи выслушать исторію второго календера до конца, и такъ какъ насталъ день, то онъ отложилъ ее до слѣдующей ночи.

НОЧЬ 45.

На слѣдующій день Динарзада разбудила сестру, говоря: «Милая Шехеразада, скажи, пожалуйста, какъ поступилъ старикъ съ принцемъ. — Ты сейчасъ это узнаешь», отвѣчала Шехеразада и продолжала:

«Госпожа, говорилъ второй календеръ, сдѣлавъ эти вопросы, духъ не далъ мнѣ времени отвѣчать на нихъ, да я и по въ состояніи былъ бы сказать отъ страха ни одного слова. Онъ схватилъ меня поперегъ, взлетѣлъ со мной на воздухъ, быстро поднялся до облаковъ, потомъ также быстро спустился на землю, топнулъ ногой и мы очутились въ подземномъ дворцѣ, передъ принцессой чернаго острова. Но увы! сердце мое сжалось при взглядѣ на нее; нагая, вся въ крови, чуть живая, съ лицомъ мокрымъ отъ слезъ, лежала она на полу.

„Измѣнница! сказалъ ей духъ, это ли твой любовникъ“..? Обративъ на меня умирающіе глаза, она отвѣчала: „я вижу его въ первый разъ. — Какъ, вскричалъ духъ, ты еще защищаешь его, тогда какъ столько вытерпѣла изъ-за него? — Зачѣмъ мнѣ говорить, Что я знаю этого человѣка, и быть причиной его погибели, когда не знаю его, отвѣчала принцесса. — Если ты его не видала прежде, сказалъ духъ, вынимая саблю, возьми эту саблю и отруби ему голову. — Я не могу исполнить этого, потому что рука мой слишкомъ слаба; еслибъ даже я имѣла силу, то вѣрно не рѣшилась бы лишить жизни невиннаго человѣка. — Это доказываетъ, сказалъ духъ, что ты преступна“. Потомъ, обратясь ко мнѣ, онъ спросилъ, знаю ли я принцессу? Я счелъ бы себя самымъ неблагодарнымъ изъ людей, еслибъ не подтвердилъ словъ принцессы. „Я вижу ее въ первый разъ, отвѣчалъ я, а потому, разумѣется, не знаю ее — Докажи маѣ это, отруби ей голову и я возвращу тебѣ свободу. — Согласенъ, отвѣчалъ я, и взялъ у него саблю“… Ужъ день, замѣтила Шехеразада; я не должна, Ваше Величество, употреблять во зло ваше терпѣніе. — Вотъ необыкновенныя происшествія, подумалъ султанъ, завтра увижу, достанетъ ли духу у принца убить принцессу»

НОЧЬ 46.

На разсвѣтѣ другаго дня, Динарзада разбудила султаншу словами: Милая сестра, если ты не спишь, разскажи мнѣ исторію календера, которую не успѣла докончить вчера. — Съ удовольствіемъ", отвѣчала Шехеразада, и не медля начала:

"Не подумайте, госпожа, что я подошелъ къ принцессѣ чернаго острова за тѣмъ, чтобъ исполнить варварское приказаніе духа; я подошелъ къ ней, стараясь выразить знаками и глазами, что такъ какъ она пожертвовала за меня жизнію, то и я съ радостію лишу себя жизни за нее. Она поняла меня и, несмотря на страданія, выразила мнѣ взглядомъ, что охотно умерла бы и радовалась бы, еслибъ и я умеръ съ ней. Тогда я отошелъ отъ лея и, бросивъ саблю, сказалъ духу: «я буду самый жестокій человѣкъ, если подниму руку на умирающую женщину. Я въ твоей волѣ, дѣлай со мной что хочешь, но исполнить твоего варварскаго повелѣнія я не могу. — Я вижу, отвѣчалъ духъ, что вы оба обманываете меня и оскорбляете; хорошо же, вы сейчасъ увидите, на что я способенъ.» Съ этими словами онъ взялъ саблю и отрубилъ одну руку принцессѣ, которая отъ потери крови умерла, минуты три спустя, не успѣвъ проститься со мной; и лишился чувствъ.

"Придя въ себя, я просилъ духа лишить меня скорѣе жизни и жаловался на медленность. "Умертви меня скорѣе, говорилъ я, ты мнѣ сдѣлаешь этимъ большую милость. — Вотъ, отвѣчалъ онъ, какъ наказываютъ духи тѣхъ, кого подозрѣваютъ въ измѣнѣ. Еслибъ я думалъ, что она нанесла мнѣ оскорбленіе, я умертвилъ бы сей часъ же тебя, но она только приняла тебя къ себѣ, а потому «ограничусь тѣмъ, что превращу тебя въ собаку или въ осла, во льва, въ птицу: выбирай кѣмъ хочешь быть».

"Эти слова подали мнѣ нѣкоторую надежду умилостивить духа: «О духъ, сказалъ я, не гнѣвайся, не уничтожай меня, я никогда не забуду этого: прости мнѣ, какъ простилъ нѣкогда прекраснѣйшій человѣкъ своему сосѣду, завидовавшему ему смертельно». Духъ захотѣлъ, чтобъ я разсказалъ ему исторію двухъ сосѣдей, что я и исполнилъ. Вы вѣрно позволите мнѣ, госпожа, передать ее вамъ.

Исторія завистливаго и его сосѣда.

"Въ одномъ большомъ городѣ жили рядомъ два человѣка. Одинъ изъ нихъ до того началъ завидовать другому, что тотъ хотѣлъ было переѣхать на другую квартиру. Причину его зависти сосѣдъ приписывалъ только близкому сосѣдству; онъ дѣлалъ ему хорошіе подарки, но сосѣдъ все-таки ненавидѣлъ его. Тогда онъ продалъ свой домъ и перевезъ имущество въ столицу, подлѣ которой купилъ себѣ небольшую землю, состоявшую изъ удобнаго дома, прекраснаго сада и большаго двора, посреди котораго былъ запущенный бассейнъ.

"Добрый человѣкъ, желая вести тихую жизнь, сдѣлался дервишемъ и, выстроивъ нѣсколько келій, собралъ скоро дервишей, которые поселились въ нихъ. Въ скоромъ времени, слухъ о его добродѣтельной жизни распространился но окрестности, и къ нему стало стекаться много народа, въ числѣ котораго пріѣзжали и знатные особы. Наконецъ онъ пріобрѣлъ всеобщее уваженіе и любовь. Просить его молитвъ приходили изъ-далека, и всѣ, кто посѣщалъ его, разсказывали потомъ о благословеніи Божіемъ, ниспосланномъ на нихъ молитвами старика.

«Когда добрая молва о немъ дошла до города, въ которомъ онъ прежде жилъ, сосѣдъ его съ горя оставилъ домъ, всѣ дѣла и рѣшился искать средство, чтобъ погубить его; онъ отправился въ монастырь, котораго настоятелемъ былъ его прежній сосѣдъ и гдѣ его приняли дружески. Завистникъ сказалъ, что онъ долженъ сообщить ему наединѣ объ очень важномъ дѣвѣ. „Чтобы насъ никто не подслушалъ, прибавилъ онъ, вели своимъ дервишамъ разойтись по кельямъ, а мы станемъ ходить по двору; уже темнѣетъ“. Настоятель исполнилъ его желаніе.

Оставшись на-единѣ, завистникъ сталъ разсказывать какую-то выдумку старику, идя съ нимъ рядомъ. Когда же они подошли къ водоему, онъ толкнулъ его такъ быстро въ водоемъ, что никто не замѣтилъ этого злодѣянія. Затѣмъ, онъ поспѣшно вышелъ изъ монастыря и возвратился домой, радуясь, что его сосѣдъ уже не существуетъ. Но онъ ошибался»…

Разсвѣло; Шехеразада умолкла. Султанъ всталъ, думая о томъ, что вѣрно небо не оставитъ добраго дервиша.

НОЧЬ 47.

«Если ты не спишь, милая сестра, вскричала на другой день Динарзада, то разскажи, пожалуйста, вышелъ ли добрый дервишъ изъ водоема цѣлъ и невредимъ».

— Да", отвѣчала Шехеразада; второй календеръ продолжалъ: "Старый водоемъ былъ обитаемъ Феями и духами, которые приняли на руки добраго дервиша, такъ что онъ опустился на дно не причинивъ себѣ никакого вреда. Онъ понялъ, хотя ничего и никого не видѣлъ подлѣ себя, что въ его паденіи было что-то необыкновенное. Вдругъ ему послышался чей-то голосъ, сказавшій: «Знаете ли, кому мы оказали эту услугу»? Другіе отвѣчали, что незнаютъ; тотъ же голосъ продолжалъ: «я вамъ скажу. Этотъ добрый человѣкъ, изъ желанія вылечить своего сосѣда отъ зависти, удалился сюда; онъ пріобрѣлъ здѣсь большую славу, и когда завистникъ узналъ объ этомъ, то пришелъ къ нему съ тѣмъ, чтобъ погубить его; безъ нашей помощи онъ непремѣнно бы погибъ, а завтра самъ султанъ хотѣлъ быть у него съ просьбой помолиться о его дочери».

"Другой голосъ спросилъ: «развѣ дочь султана больна. — Она находится во власти духа Маймуна, сына Димдима, влюбленнаго въ нее. Я знаю, чѣмъ могъ бы вылечить ее этотъ добрый дервишъ, и сейчасъ скажу вамъ. Въ монастырѣ есть черная кошка, у которой на кончикѣ хвоста бѣлое пятнышко, величиною съ маленькую серебряную монету. Ему только стоитъ вырвать пять волосковъ изъ этого бѣлаго пятнышка и покурить ими надъ головой принцессы. Она тотчасъ выздоровѣетъ и освободится на всегда отъ Маймуна, сына Димдима».

"Дервишъ не проронилъ ни одного слова изъ разговора духовъ и фсй, послѣ котораго въ водоемѣ настало молчаніе, ненарушавшееся во всю ночь. На разсвѣтѣ онъ увидѣлъ, что водоемъ былъ разломанъ въ нѣсколькихъ мѣстахъ и замѣтилъ одно отверстіе, чрезъ которое легко могъ выбраться на дворъ.

"Искавшіе его дервиши, обрадовались ему. Разсказавъ имъ о злобѣ своего гостя, онъ удалился въ свою келію. Скоро пришла черная кошка и по обыкновенію начала ласкаться къ нему. Онъ вырвалъ у ней изъ бѣлаго пятнышка, на кончикѣ хвоста, семь волосковъ и спряталъ ихъ.

"Вскорѣ послѣ солнечнаго восхода, султанъ, который не хотѣлъ ничего откладывать, что могло бы принести пользу здоровью принцессы, подъѣхалъ къ монастырю. Онъ оставилъ свою стражу у монастырскихъ воротъ, а самъ съ высшими придворными пошелъ къ кельямъ и былъ принятъ дервишами съ глубокимъ почтеніемъ. Султанъ отвелъ въ сторону настоятеля и сказалъ ему: «Добрый шейхъ, ты, можетъ быть, уже знаешь причину моего посѣщенія? — Да, отвѣчалъ скромно дервишъ, если не ошибаюсь, то причина оказанной мнѣ тобою чести есть болѣзнь принцессы. — Такъ точно, отвѣчалъ султанъ, если твои молитвы помогутъ ей, ты возвратишь мнѣ жизнь. — Государь, возразилъ дервишъ, приведи ко мнѣ вашу дочь и, съ помощію Божіей, я надѣюсь, что помогу ей».

"Обрадованный султанъ тотчасъ послалъ за дочерью, которую скоро привезли, въ сопровожденіи множества придворныхъ дамъ и евнуховъ; лицо ея было закрыто. Настоятель дервишей велѣлъ принесть сковороду съ горячими угольями и держалъ ее надъ головой принцессы; какъ только онъ бросилъ на уголья шерсть кошки, приготовленную заранѣе, духъ Маймунъ съ крикомъ вышелъ изъ дѣвушки

"Она открыла лицо и вскричала: «Гдѣ я, кто меня сюда привелъ»? Будучи не въ состояніи скрыть своей радости, султанъ обнялъ дочь, поцѣловалъ ей глаза и потомъ, исцѣловавъ руку доброму дервишу, спросилъ, обращаясь къ придворнымъ: «Какой награды заслуживаетъ тотъ, кто вылечилъ мою дочь». Они отвѣчали, что такого человѣка слѣдуетъ женить на ней. «Я самъ объ этомъ думалъ, отвѣчалъ султанъ, и съ этой минуты онъ мой зять».

«Спустя нѣсколько времени, султанъ умеръ, назначивъ своимъ наслѣдникомъ дервиша, согласно существовавшему въ той странѣ закону по которому султанъ, не имѣя дѣтей мужескаго пола, могъ назначить наслѣдникомъ кого хочетъ. Совѣтъ и весь народъ были согласны съ волей покойнаго и провозгласили дервиша султаномъ».

Наступившій день заставилъ Шехеразаду прервать разсказъ. Султанъ находилъ дервиша вполнѣ достойнымъ престола и ждалъ съ нетерпѣніемъ слѣдующей ночи, желая знать, не умретъ ли съ досады завистливый сосѣдъ.

НОЧЬ 48

Утромъ Динарзада сказала сестрицѣ: «Сестрица, если ты не спишь, разскажи окончаніе исторіи завистника и дервиша. — Охотно», отвѣчала Шехеразада. Вотъ какъ продолжалъ свою исторію второй календеръ:

"Разъ, добрый дервишъ будучи уже царемъ, проходилъ, окруженный придворными и толпой народа, черезъ городъ; вдругъ онъ замѣтилъ въ толпѣ своего бывшаго завистливагго сосѣда. «Приведи ко мнѣ вотъ того человѣка, сказалъ одъ тихо одному изъ визирей; только не пугай его». Визирь повиновался и привелъ къ нему завистника. "Я радъ видѣть тебя, сказалъ ему султанъ и, обращаясь къ визирю прибавилъ: «Отсчитайте ему тысячу золотыхъ монетъ; кромѣ того, отложите множество самыхъ лучшихъ товаровъ изъ моихъ магазиновъ и пусть стража проводитъ его тогда домой». Отдавъ это приказаніе, онъ простился съ завистникомъ и пошелъ дальше.

"Разсказавъ эту исторію духу, убійцѣ принцессы перваго острова, я прибавилъ: «О духъ! ты видишь, дервишъ не только забылъ, что завистникъ хотѣлъ лишить его жизни, но даже наградилъ его и отослалъ, осыпавъ милостями». Но я напрасно уговаривалъ духа взять примѣръ съ дервиша, онъ былъ неумолимъ.

«Все, что я могу для тебя сдѣлать, отвѣчалъ онъ, это не лишить тебя жизни, по я долженъ дать тебѣ почувствовать силу моего волшебства». Съ этими словами онъ схватилъ меня и, пролетѣвъ сквозь крышу подземнаго дворца, раскрывшуюся отъ сто удара, поднялъ такъ высоко надъ землей, что она показалась мнѣ небольшимъ бѣлымъ облакомъ. Съ этой вышины онъ бросилъ пеня на землю, а самъ сталъ на вершинѣ одной горы. Взявъ горсть земли, онъ проговорилъ что-то надъ ней и бросилъ въ меня: «Покинь человѣческій образъ, сказалъ онъ, и превратись въ обезьяну». Духъ исчезъ, а я, въ образѣ обезьяны, остался одинъ въ незнакомомъ мѣстѣ, не зная, близко или далеко я отъ владѣній моего отца.

"Я сошелъ съ горы и цѣлый мѣсяцъ шелъ но плоскому мѣсту до самаго моря. Оно было тихо и вблизи виднѣлся корабль. Боясь упустить прекрасный случай, я сломалъ большой сукъ, стащилъ его въ море и, уцѣпившись за вѣтки, усѣлся на него верхомъ.

"Я поплылъ и сталъ приближаться къ кораблю. Матросы и пассажиры, бывшіе на кораблѣ, смотрѣли съ изумленіемъ на меня. Подплывъ къ кораблю, я ухватился за веревку и вскарабкался по ней на палубу; но и здѣсь я былъ въ такомъ же опасномъ положеніи, въ какомъ находился въ рукахъ духа, ".потому что не могъ говорить.

"Суевѣрные и робкіе купцы, боясь, что я принесу имъ несчастіе, не соглашались принять меня на корабль. Одинъ говорилъ, что меня надо застрѣлить, другой, что надо бросить въ море, третій предлагалъ убить меня колотушкой. Они вѣрно исполнили бы немедленно свое намѣреніе, еслибъ я не упалъ къ ногамъ капитана корабля, какъ бы умоляя его о помилованіи; капитанъ былъ такъ этимъ тронутъ, что взялъ меня подъ свою защиту и объявилъ, что если кто причинитъ мнѣ малѣйшее зло, то дорого злаплатитъ за это. Онъ ласкалъ меня, а я, съ своей стороны, старался, какъ только могъ, выразить ему свою искреннюю благодарность.

"За тишиной послѣдовалъ вѣтеръ, не сильный, но продолжительный и продержалъ насъ въ морѣ пятьдесятъ дней; послѣ чего мы пристали къ берегу красиваго торговаго города и бросили тамъ якорь. Городъ этотъ былъ столицей могущественнаго государства. Нашъ корабль тотчасъ же былъ окруженъ небольшими лодками, наполненными жителями города; одни изъ нихъ пріѣхали привѣтствовать вернувшихся друзей, другіе, изъ любопытства посмотрѣть на корабль, прибывшій издалека.

"Между прочими проѣхало нѣсколько придворныхъ, имѣвшихъ что-то передать купцамъ отъ имени султана. Одинъ изъ нихъ, обращаясь къ купцамъ, сказалъ: «Султанъ поручилъ намъ, передать вамъ, что онъ очень радъ вашему пріѣзду и что проситъ каждаго изъ васъ написать нѣсколько строкъ на этомъ листѣ бумаги; онъ хочетъ видѣть вашъ почеркъ».

"Причина такого требованія была слѣдующая. Недавно у султана умеръ визирь, который не только хорошо управлялъ всѣми дѣлами, но и писалъ превосходно. Султанъ всегда любовался его почеркомъ и, послѣ его смерти, далъ обѣщаніе выбрать только того въ визири, кто будетъ такъ же хорошо писать, какъ бывшій визирь. Многіе подавали султану свое письмо, но до сихъ поръ, во всемъ государствѣ, не нашлось никого, кто бы удостоился занять мѣсто визиря.

«Нѣкоторые изъ купцовъ написали, каждый, что хотѣлъ, на листѣ. Когда они кончили, я приблизился къ тому, кто держалъ бумагу и взялъ ее. Купцы вскрикнули, думая, что я хочу разорвать листъ или бросить въ море, но замѣтя, что я осторожно держу бумагу и дѣлаю знаки, что хочу писать, они очень удивились. Все еще не вѣря, чтобъ обезьяна могла писать, и не думая, чтобъ я чѣмъ побудь отличался отъ другихъ обезьянъ, они хотѣли вырвать у меня бумагу, но напитанъ опять заступился за меня. „Оставьте обезьяну, сказалъ онъ, пусть пишетъ; я обѣщаюсь наказать ее, если она испортитъ бумагу. Если же она напишетъ хорошо, что очень можетъ быть, потому что я никогда не видывалъ болѣе ласковой и понятливой обезьяны, тогда я беру се вмѣсто сына. У меня былъ одинъ, но, право, онъ не былъ такъ уменъ, какъ она“. Видя, что никто не препятствуетъ мнѣ, я взялъ перо и написалъ на шести языкахъ, самыхъ употребительныхъ у арабовъ, двухстишіе или четырестишіе въ похвалу султана. Мое письмо не только превосходило письмо купцовъ, но, я увѣренъ, что такого красиваго почерка еще не видывали въ той сторонѣ. Когда я кончилъ, офицеры взяли свертокъ и понесли султану».

Шехеразада замолчала, потому что наступило утро. «Государь, сказала она султану, продолженіе еще занимательнѣе, и мнѣ жаль, что я не успѣла разсказать.вамъ больше». Султанъ, молча, всталъ, рѣшивъ про себя непремѣнно дослушать эту исторію.

НОЧЬ 49.

Динарзада проснулась рано на другой день. «Милая сестра, сказала она, если ты не спишь, разскажи исторію обезьяны. Я думаю, что султанъ тоже желаетъ послушать ее. — Я сейчасъ удовлетворю ваше любопытство, отвѣчала Шехеразада; итакъ, календеръ продолжалъ»:

"Увидя мой почеркъ, султанъ не смотрѣлъ уже на почеркъ другихъ, а, обратясь къ придворнымъ, сказалъ: «Возьмите въ моей конюшнѣ лучшую лошадь, выберите платье изъ лучшей парчи для особы, написавшей эти строки, и приведите ее ко мнѣ».

"Услыша это, придворные не могли удержаться отъ смѣха; это такъ разсердило султана, что онъ хотѣлъ наказать ихъ. «Государь, сказали они, простите насъ; это писалъ не человѣкъ, а обезьяна. — Какъ, вскричалъ султанъ, этотъ превосходный почеркъ не принадлежитъ человѣку? — Нѣтъ, государь, мы можемъ васъ увѣрить, что это писала обезьяна, въ нашемъ присутствіи». Султану очень захотѣлось видѣть меня и онъ повторилъ данное приказаніе.

"Придворные вернулись на корабль и объявили капитану волю султана; онъ не сопротивлялся, и они, одѣвъ меня въ богатое парчевое платье, перенесли на землю, посадили на лошадь султана, ожидавшаго меня со всей свитой во дворцѣ.

"Началось шествіе; берегъ, улицы, площади, окна, террасы дворцовъ, дома, все было полно зрителями, которые стекались со всѣхъ сторонъ, потому что слухъ, будто султанъ дѣлаетъ обезьяну своимъ визиремъ, распространился уже по всему городу. Сопровождаемый криками изумленнаго народа, я прибылъ во дворецъ.

"Я засталъ султана на тронѣ, окруженнымъ придворными. Я поклонился ему три раза, и, припавъ къ землѣ, поцѣловалъ ее. Потомъ принялъ обыкновенную позу обезьянъ. Все собраніе удивлялось тому, что обезьяна знаетъ, какъ отдаютъ честь государю; султана это изумляло болѣе другихъ. Наконецъ, церемонія пріема была совершенно исполнена; недоставало только одного, чтобы я заговорилъ; но въ образѣ обезьяны этого я не могъ сдѣлать. Отославъ отъ себя придворныхъ и оставивъ только начальника евнуховъ, молоденькаго невольника и меня, султанъ пошелъ въ свою комнату и велѣлъ подать обѣдать. Сѣвъ за столъ, онъ знакомъ пригласилъ меня сдѣлать тоже. Въ знакъ повиновенія, я поцѣловалъ землю, всталъ и сѣлъ за столъ. Ѣлъ я скромно и держалъ себя прилично.

«Оканчивая обѣдъ, я замѣтилъ письменный приборъ, сдѣлалъ знакъ, чтобы его мнѣ подали. Я написалъ стихи своего сочиненія, въ которыхъ выражалъ благодарность султану; прочитавъ ихъ, онъ пришелъ еще въ большее изумленіе. Послѣ обѣда ему подали особенное питье и онъ налилъ мнѣ стаканъ. Я выпилъ и описалъ опять стихами состояніе, въ которомъ находился послѣ перенесенныхъ страданій. Султанъ прочиталъ и эти стихи. Удивительно, сказалъ онъ, только человѣкъ, да и то рѣдкій, можетъ такъ выражать свои чувства».

."Султанъ велѣлъ принести шахматную доску и знаками спросилъ меня, знакома ли мнѣ эта игра, и не хочу ли я поиграть съ нимъ. Я поцѣловалъ землю и, приложивъ руку къ головѣ, выразилъ этимъ, что съ удовольствіемъ принимаю оказываемую мнѣ честь. Первую игру выигралъ султанъ, вторую и третью я; замѣтивъ, что это ему непріятно, я написалъ четверостишіе, въ которомъ говорилъ, что разъ сражались двѣ могущественныя арміи, въ теченіе цѣлаго дня; вечеромъ между ними заключенъ былъ миръ и обѣ провели спокойно ночь на полѣ битвы. Султанъ былъ изумленъ всѣмъ видѣннымъ впродолженіи дня; всѣ мои поступки такъ превосходили все, что дѣлаютъ обезьяны, что султану захотѣлось подѣлиться своимъ удовольствіемъ и удивленіемъ. У него была дочь, красавица. «Ступай, сказалъ султанъ начальнику евнуховъ, преданному принцессѣ, приведи сюда мою дочь; мнѣ хочется раздѣлить съ ней удовольствіе, доставляемое этою обезьяной». Начальникъ евнуховъ вышелъ и скоро привелъ принцессу. Она вошла съ открытымъ лицомъ, по тотчасъ закрыла его и сказала султану: «Государь, Ваше Величество удивляете меня, приказывая являться при постороннихъ? — Ты ошибаешься, дочь моя, отвѣчалъ султанъ; развѣ я твой наставникъ и мой маленькій невольникъ не можемъ видѣть, тебя безъ покрывала? Почему же тебѣ пришло въ голову говорить мнѣ о неисполненіи нашего закона? — Государь, возразила принцесса, вы сейчасъ увидите, что я не ошибаюсь. Это не обезьяна, а молодой принцъ, сынъ великаго государя. Онъ волшебствомъ превращенъ въ обезьяну. Духъ, сынъ дочери Эблиса, лишивъ жизни принцессу чернаго острова, дочь царя Епитимаруса, сдѣлалъ это ужасное превращеніе».

"Удивленный султанъ обратился ко мнѣ и не знаками, а прямо спросилъ: правду ли говоритъ его дочь. Я приложилъ руку къ головѣ, чтобъ показать, что все, сказанное принцессой, правда. «Дочь моя, спросилъ султанъ, какъ ты узнала объ этомъ превращеніи? — Государь, отвѣчала она, вспомните, что когда я была ребенкомъ, за мной ходила старушка; она была волшебинца. Она передала мнѣ шестьдесятъ правилъ своего искусства, по которымъ я могу въ одно мгновеніе перенесть вашу столицу черезъ океанъ, за кавказскія горы. Поэтому, при первомъ взглядѣ на заколдованнаго, я узнаю, кто онъ и кѣмъ заколдованъ. Но удивляйтесь же, что я, какъ только вошла сюда, тотчасъ узнала принца. — Я не зналъ, дочь моя, сказалъ султанъ, что ты въ этомъ такъ искусна. — Государь, отвѣчала принцесса, это интересное знаніе, но мнѣ не хотѣлось хвастать имъ. — Если такъ, то можешь ли ты возвратить принцу его прежній образъ, возразилъ султанъ. Могу, отвѣчала принцесса. — Сдѣлай же это скорѣе, прервалъ се султанъ; мнѣ хочется сдѣлать его моимъ великомъ и твоимъ мужемъ. — Государь, отвѣчала принцесса, я готова тебѣ во всемъ повиноваться».

Шехерезада замѣтила, что разсвѣло "замолчала. Надѣясь, что окончаніе исторіи втораго календера будетъ также занимательно, Хабріасъ рѣшился дослушать ее на другой день.

НОЧЬ 50.

Динарзада разбудила султаншу въ обыкновенный часъ и сказала: "Милая сестра, если ты не спишь, разскажи, пожалуйста, какъ принцесса возвратила прежній видъ принцу? — Сейчасъ ты узнаешь это, отвѣчала Шехеразада; второй отшельникъ продолжалъ:

"Дочь султана пошла къ себѣ и вернулась съ ножемъ, на лезвіѣ котораго была еврейская надпись. Она вывела насъ, султана, начальника евнуховъ, маленькаго невольника и меня, на потаенный дворъ, окруженный галлереей и, оставивъ въ ней, вышла сама на средину, сдѣлала кругъ, начертила въ немъ какія-то слова древними европейскими буквами и такъ называемыми буквами Клеопатры. Окончивъ это, она стала посрединѣ круга, и, проговоривъ заклинаніе, сказала нѣсколько стиховъ изъ Алькорана. Вдругъ потемнѣло; казалось, что наступила ночь. ЛІы испугались, но этотъ испугъ еще больше увеличился при появленіи духа, сына дочери Эблиса, въ видѣ огромнаго льва. Увидя чудовище, принцесса сказала ему. «Собака, вмѣсто того, чтобъ ползать предо мной, ты смѣешь являться въ этомъ видѣ? Не думаешь ли испугать меня? — А ты не страшишься, возразилъ левъ, что нарушила заключенное нами условіе не вредить и не мѣшать другъ другу? — О, проклятый, возразила принцесса, я бы тебя должна упрекать въ этомъ, а не ты меня! — Хорошо, ты сейчасъ заплатишь мнѣ, сказалъ левъ, за то, что вызвала меня». Говоря это, онъ открылъ страшную пасть и приблизился къ пей; но она, сдѣлала быстрый скачекъ назадъ, вырвавъ у себя волосъ, бросила его на мечъ, которымъ разрубила льва на двѣ части, произнося какія-то слова.

"Туловище льва изчезло, осталась только голова, которая вдругъ превратилась въ скорпіона. Тогда принцесса припала видъ змѣи, и послѣ жестокаго боя, скорпіонъ, будучи пораженъ, превратился въ орла и улетѣлъ. Змѣя также превратилась въ чернаго могучаго орла и полетѣла за нимъ. Они скрылись изъ виду.

"Спустя нѣсколько времени, передъ нами раскрылась земля и оттуда вышелъ пестрый котъ; шерсть у него стояла дыбомъ и онъ страшно мяукалъ. Въ слѣдъ за нимъ явился черный волкъ. Преслѣдуемый волкомъ, котъ очутился подлѣ гранатнаго яблока, упавшаго съ дерева, которое росло на берегу глубокаго капала, и превратился въ червяка. Червякъ просверлилъ въ яблокѣ дырочку и скрылся въ ней. Граната раздулась съ тыкву и взлетѣла на крышу галлереи; прокатившись но пей, она упала на дворъ и разлетѣлась на нѣсколько кусковъ.

«Въ это время, полкъ, обратившись въ пѣтуха, бросился клевать зернушки гранаты. Когда больше не осталось зеренъ, пѣтухъ обратился къ намъ, распустивъ крылья, какъ бы спрашивалъ, нѣтъ ли еще зеренъ. Въ эту минуту онъ замѣтилъ одно на берегу канала и хотѣлъ уже клюнуть, какъ зерно скатилось въ каналъ и сдѣлалось маленькою рыбкой»…

Ну вотъ и день наступилъ, сказала Шехеразада, а я думаю, Вашему Величеству интересно было бы услышать продолженіе. Она замолчала, а султанъ всталъ, нетерпѣливо желая услышать окончаніе разсказа.

НОЧЬ 51.

Динарзада разбудила на другое утро султаншу: «если ты не спишь,

сестрица, сказала она, сдѣлай милость, разскажи прекрасную сказку, которую не успѣла окончить вчера; мнѣ очень хочется знать, чѣмъ кончатся всѣ эти превращенія». Шехеразада припомнила, на чемъ остановилась, и стала продолжать разсказъ втораго календера.

"Пѣтухъ соскочилъ въ воду, и, превратившись въ щуку, началъ преслѣдовать рыбку, скоро оба скрылись подъ водой и только черезъ два часа мы услышали страшные крики. Спустя еще нѣсколько времени, мы увидѣли принцессу и духа въ огнѣ. Извергая изо рта пламень, они стали бороться, отъ чего огонь уменьшился и густой дымъ поднялся вверхъ. Мы боялись, чтобы пламя не обняло весь дворецъ, но страхъ нашъ увеличился, когда духъ, освободясь отъ принцессы, приблизился къ нашей галлереѣ и извернулъ изо рта цѣлый огненный вихрь. Мы погибли бы непремѣнно, еслибъ принцесса не закричала духу, чтобы онъ остерегался ее и удалился. Не смотря на это, у султана сгорѣла борода и испортилось лицо; начальникъ евнуховъ задохся и умеръ, а я лишился праваго глаза, въ который попала горящая искра. Мы приготовились было къ смерти; по скоро вскрикнули: «побѣда, побѣда»! Принцесса стояла передъ нами въ обыкновенномъ своемъ видѣ, а духъ былъ превращенъ въ пепелъ.

Подойдя къ намъ, принцесса велѣла маленькому невольнику, оставшемуся цѣлымъ и невредимымъ, принесть чашу воды и, взявъ ее, проговорила какія-то слова надъ ней и вылила на меня всю воду: «если ты не рожденъ обезьяной, вскричала она, прими свой прежній образъ». Едва произнесла она эти слова, какъ я сдѣлался человѣкомъ, по объ одномъ глазѣ.

"Принцесса не дала мнѣ времени поблагодарить ее и сказала султану: «Государь, Ваше Величество видѣли, что я одержала побѣду надъ духомъ; но эта побѣда досталась мнѣ дорого: я должна скоро умереть и не могу исполнить вашего желанія выйти замужъ за принца. Огонь проникъ мнѣ во внутренность, во время этого боя; я чувствую, что онъ сжигаетъ пеня. Этого не случилось бы, еслибъ я замѣтила раньше послѣднее сѣмячко и проглотила его. Оно было послѣднимъ убѣжищемъ духа. Эта ошибка заставила пеня вступить съ нимъ въ бой съ огненнымъ оружіемъ, какъ вы сами видѣли, и, не смотря на его опытность и ловкость въ этомъ отношеніи, я все таки доказала ему, что знаю больше него; я побѣдила его и превратила въ пепелъ; но не могу избѣгнуть приближающейся смерти».

Тутъ Шехеразэда прервала разсказъ втораго календера, сказавъ: «Государь, насталъ день, и я не смѣю продолжатъ. Но если Наше Количество отложите мою казнь до завтра, то услышите конецъ этой исторіи». Хабріасъ согласился на это и, вставъ, отправился заниматься дѣлами.

НОЧЬ 52.

Динарзада разбудила султаншу до разсвѣта, говоря: "«Милая сестрица, если ты не спишь, доскажи, умоляю тебя, исторію втораго календера». Шехеразада начала продолженіе сказки:

"Отшельникъ говорилъ, обращаясь къ Зобеидѣ: "Госпожа, султанъ молчалъ, слушая дочь; но когда она кончила, онъ сказалъ ей голосомъ, въ которомъ выражалась сильная скорбь: «Дочь моя! ты видишь, въ какомъ я состояніи. Увы! я незнаю, какъ еще остался живъ. Евнухъ, твой наставникъ, умеръ. Принцъ, котораго ты избавила отъ волшебства, остался кривымъ». Рыданія не дали ему договорить. И и принцесса плакали съ нимъ вмѣстѣ.

"Когда мы такъ плакали одинъ о другомъ, принцесса вдругъ не крикнула: «И горю, горю»! Огонь быстро сталъ распространяться по ея тѣлу, и она не переставала кричать до тѣхъ поръ, пока смерть не прекратила наконецъ ея страданій. Дѣйствіе этого огня было такъ необыкновенно, что тѣло принцессы въ нѣсколько минутъ превратилось въ пепелъ.

"Не могу выразить, въ какомъ положеніи я былъ тогда. Съ радостію согласился бы остаться на всю жизнь собакой или обезьяной, только бы не видѣть мучительной кончины моей благодѣтельницы; султанъ также быль до крайности огорченъ; онъ ударялъ себя въ грудь и въ голову, стоналъ, кричалъ и наконецъ, обезсилѣвъ, упалъ безъ чувствъ. Я думалъ, что онъ лишился жизни.

"Между тѣмъ евнухи и придворные сбѣжались на крики султана и съ трудомъ привели его въ чувство; намъ не нужно было долго объяснять придворнымъ причину нашего горя: два слоя пепла духа и принцессы, сказали имъ все. Съ помощію придворныхъ султанъ отправился къ себѣ.

"Когда по городу разнесся слухъ объ этомъ печальномъ событіи, всѣ искренно пожалѣли принцессу и приняли живое участіе въ султанѣ. Цѣлую недѣлю весь городъ былъ въ траурѣ, устроились процессіи; пепелъ духа развѣяли но вѣтру; пепелъ принцессы былъ собранъ и сложенъ въ драгоцѣнную воду, которую поставили въ прекрасный мавзолей, воздвигнутый на томъ мѣстѣ, гдѣ собранъ былъ ея пепелъ.

«Султанъ такъ огорчился потерею дочери, что заболѣлъ и цѣлый мѣсяцъ не вставалъ съ постели. Будучи еще слабъ, онъ захотѣлъ поговорить со мной: „Принцъ, сказалъ онъ, когда я пришелъ къ нему, выслушай мое приказаніе, если ты не исполнишь его, то можешь лишиться жизни“. Д обѣщалъ повиноваться ему, и онъ продолжалъ: „Я жилъ прежде очень счастливо и ничто не помрачало этого счастія до твоего пріѣзда; съ этого дня для меня все кончилось; дочь моя умерла, ея наставника также нѣтъ уже; не знаю, какимъ чудомъ я уцѣлѣлъ. Ты одинъ причиною всѣхъ моихъ несчастій, моего горя, въ которомъ я никогда не утѣшусь. Поэтому, удались отсюда, удались, какъ можно скорѣй; до тѣхъ поръ, я не могу быть спокоенъ, потому что твое присутствіе приноситъ горе. Уѣзжай и не показывайся никогда въ моемъ государствѣ; въ противномъ случаѣ, ты станешь раскаяваться“. Я хотѣлъ говорить, но онъ съ гнѣвомъ запретилъ мнѣ, и я принужденъ былъ оставить дворецъ.

„Отверженный, выгнанный, покинутый цѣлымъ свѣтомъ, не зная, что со мною будетъ, я, не выходя еще совсѣмъ изъ города, зашелъ въ баню и, обривъ бороду и брови, надѣлъ платье календера. Потомъ отправился въ путь, оплакивая свою нищету и смерть двухъ прекрасныхъ принцессъ, смерть, которой и былъ невольною причиной. Многія страны прошелъ я, неузнанный никѣмъ, наконецъ рѣшился идти въ Багдадъ, надѣясь увидѣться съ. повелителемъ правовѣрныхъ и возбудить въ немъ своимъ разсказомъ сожалѣніе. Прійдя въ Багдадъ сегодня вечеромъ, я встрѣтился съ братомъ, такимъ же календеромъ. какъ я самъ; онъ только что разсказалъ свою исторію. Остальное вы знаете, госпожа, и знаете также, почему я имѣю честь быть въ вашемъ домѣ“.

Когда замолчалъ второй календеръ, Зобеида, къ которой онъ обращался во все время разсказа, сказала: „Теперь я довольна, и позволяю вамъ удалиться“. Но вмѣсто того, чтобы, скорѣе воспользоваться ея позволеніемъ, второй календеръ обратился къ ней съ такою же просьбой, какъ и первый, около котораго онъ сѣлъ… Но, замѣтила Шехеразада, уже день и я не могу продолжать. Тѣмъ не менѣе, могу увѣрить, что исторія третьяго календера еще интереснѣе». Султанъ всталъ и, желая узнать, точно ли будетъ также хороша исторія третьяго календера, какъ втораго, рѣшился отложить смерть султанши, хотя назначенная отсрочка прошла уже.

НОЧЬ 53.

На разсвѣтѣ другаго дня, Динарзада сказала сутаншѣ: «милая сестра, если ты не спишь, разскажи маѣ, пока еще есть время, одну изъ твоихъ прекрасныхъ сказокъ. — Мнѣ хотѣлось бы услышать, сказалъ Хабріасъ, исторію третьяго календера. — Я готова исполнить приказаніе Нашего Величества», отвѣчала Шехеразада. Третій отшельникъ, продолжала она, видя, что настала его очередь разсказывать, началъ, обращаясь къ Зобеидѣ:

Исторіи третьяго календера, царскаго сына.

"Госпожа, что я стану разсказывать, непохоже на оба, слышанные нами разсказа. Эти принцы лишались праваго глаза по столкновенію особенныхъ обстоятельствъ, я же самъ былъ тому причиной и какъ бы искалъ своего несчастія. Вы это сейчасъ увидите.

"Мое имя Аджибъ; царя, моего отца, звали Кассибомъ. Послѣ его смерти, я вступилъ на престолъ и сдѣлалъ своею столицей тотъ же городъ, въ которомъ онъ жилъ. Городъ этотъ стоитъ на берегу моря, имѣетъ превосходную гавань, съ большимъ арсеналомъ, въ которомъ находится орудій для полутораста военныхъ кораблей, снаряды для пятидесяти купеческихъ судовъ, для такогоже числа маленькихъ фрегатовъ, назначенныхъ для прогулокъ и развлеченія но водѣ. Государство мое состояло изъ нѣсколькихъ прекрасныхъ провинцій на сушѣ и множества значительныхъ острововъ, изъ которыхъ большая часть была въ виду моей столицы.

"Прежде всего я осмотрѣлъ мои провинціи, потомъ велѣлъ вооружить и снарядить весь флотъ, чтобы съѣздить на острова познакомиться съ тамошними жителями и своимъ присутствіемъ утвердить ихъ въ исполненіи ихъ долга. Возвратясь оттуда, я спустя нѣсколько времени, вздумалъ опять побывать тамъ, и плаваніе такъ поправилось маѣ, что я захотѣлъ отправиться дальше моихъ острововъ для новыхъ открытій. Я велѣлъ снарядить десять кораблей и отправился въ путь.

"Въ продолженіи шести недѣль, наше плаваніе было счастливо. Но въ ночь сорокъ перваго дня, поднялся противный вѣтеръ и мы чуть не погибли. На разсвѣтѣ, однакоже, вѣтеръ стихъ, тучи разсѣялись, погода стала лучше и мы причалили къ ближайшему острову, чтобы запастись припасами. Пробывъ тамъ два дня, мы опять вышли въ море. Спустя десять дней, намъ показалось, что мы уже недалеко отъ Земли, какъ новая буря, подобная первой, заставила меня рѣшиться ѣхать обратно въ свое государство. Каково же было наше положеніе, когда я услышалъ, что штурманъ незнаетъ, гдѣ мы находимся. Одинъ изъ матросовъ, взлѣзши на мачту, объявилъ намъ, что направо и налѣво видно только море, да небо; а прямо противъ насъ виднѣется какъ будто черное пятно.

"Штурманъ измѣнился въ лицѣ; онъ сорвалъ съ себя тюрбанъ и бросилъ на палубу, потомъ, ударяя въ грудь, вскричалъ: «государь, мы погибли. Никто теперь уже не можетъ избавить насъ отъ гибели, и, не смотря на мою опытность и знаніе, я не могу помочь». Сказавъ это, онъ началъ плакать, не находя никакихъ средствъ къ спасенію, и его отчаяніе навело ужасъ на всѣхъ. Я спросилъ его, почему онъ потерялъ всякую надежду на наше спасеніе. «Увы, отвѣчалъ онъ, послѣ второй бури мы совершенно сбились съ пути и завтра въ полдень должны быть подлѣ этого чернаго пятна, которое ничто иное, какъ черная магнитная гора; магнитъ началъ уже притягивать всѣ гвозди и желѣзо корабля и притянетъ скоро къ себѣ весь нашъ флотъ. Когда завтра мы приблизимся къ магнитной горѣ, всѣ гвозди выскочатъ и прильнутъ къ магниту, а паши корабли развалятся и погибнутъ. Притягательная сила магнита покрыла эту гору со стороны моря гвоздями всѣхъ кораблей, которые погибли такимъ образомъ».

«Эта гора, государь, продолжалъ штурманъ, очень крута; на ея вершинѣ возвышается бронзовый куполъ, поддерживаемый такими-же колоннами; на куполѣ стоитъ бронзовая лошадь съ всадникомъ, у котораго на груди свинцовая доска съ таинственными буквами. Преданіе, государь, говоритъ, что эта статуя есть причина всѣхъ погибшихъ здѣсь людей и судовъ, и что гора до тѣхъ поръ будетъ опасна для всѣхъ, приближающихся къ ней, пока не свергнетъ кто либо этого всадника».

"Окончивъ разсказъ, штурманъ опять принялся плакать, а съ нимъ и весь экипажъ. Я самъ былъ увѣренъ, что скоро прощусь съ жизнію. Мы стали думать, между тѣмъ, какъ бы спастись. Каждый дѣлалъ своимъ наслѣдникомъ того, кто останется въ живыхъ.

«На другой день, утромъ, мы увидѣли передъ собой черную гору, показавшуюся намъ ужаснѣй, чѣмъ она была на самомъ дѣлѣ; къ полдню мы приблизились къ ней и увидѣли исполненіе предсказаній штурмана. Гвозди и желѣзо выскакивали съ удивительной силой изъ кораблей, и съ страшнымъ шумомъ прилипали къ магнитной горѣ.

„Корабли разсыпались и были поглощены моремъ, которое въ этомъ мѣстѣ такъ глубоко, что мы не могли достать дна грузиломъ. Всѣ мои люди, погибли, но меня вѣрно Богу было угодно спасти. Я ухватился за доску, которую прибило вѣтромъ къ подошвѣ горы; скоро я очутился на такомъ мѣстѣ, гдѣ были ступеньки, ведшія на вершину горы“.

Шехеразада хотѣла продолжать, но замѣтила, что настаетъ утро и замолчала. Султанъ видѣлъ, что не ошибся въ своемъ ожиданіи, и что сказка хороша, и потому, разумѣется, не думалъ дать приказаніе казнить въ этотъ день султаншу.

НОЧЬ 54.

„Ради Бога, милая сестра, вскричала на другой день Динарзада, если ты не спишь, продолжай“.исторію третьяго календера. — Вотъ какъ разсказывалъ свою исторію принцъ», отвѣчала Шехеразада:

"Ни направо, ни налѣво не было мѣста, на которомъ можно-бы остановиться, а потому я искренно поблагодарилъ Бога, замѣтя ступеньки, и просилъ Его помочь мнѣ взобраться на нихъ. Лѣстница эта была такъ узка, крута, и идти по ней такъ было трудно, что еслибъ поднялся вѣтеръ, то непремѣнно опрокинулъ бы меня въ море. Наконецъ, и благополучно взобрался на вершину и, упавъ на колѣна, поблагодарилъ Бога за Его милосердіе ко мнѣ. Я провелъ ночь подъ куполомъ; во снѣ явился мнѣ почтенный старикъ и сказалъ: «Слушай, Адинбъ, когда ты проснешься, начни рыть землю подлѣ того мѣста, гдѣ лежишь; ты найдешь въ ней лукъ и три свинцовыя стрѣлы, сдѣланныя подъ особеннымъ созвѣздіемъ. Пусти эти стрѣлы въ статую; всадникъ упадетъ въ море, а лошадь на твою сторону; ты зарой ее на томъ мѣстѣ, изъ котораго достанешь лукъ и стрѣлы. Когда ты сдѣлаешь это, море забушуетъ и вода поднимется до подножія купола; тогда увидишь лодку съ человѣкомъ, у котораго въ рукахъ будетъ по веслу. Этотъ человѣкъ будетъ бронзовый, по онъ не тотъ всадникъ, котораго ты свергнешь въ море. Садись къ нему въ лодку и поѣзжай, только не говори ни слова. Онъ перевезетъ тебя въ другое море и чрезъ десять дней ты пойдешь средство возвратиться цѣлымъ и невредимымъ къ себѣ. Помни только, что ты не долженъ говорить ни слова».

"Вотъ что сказалъ мнѣ старикъ. Проснувшись, я обрадовался этому видѣнію, тотчасъ началъ рыть землю и нашелъ лукъ и стрѣлы. Когда я пустилъ третью стрѣлу въ статую, всадникъ упалъ въ море, а конь на мою сторону. Пока я зарывалъ его въ землю, море взволновалось и поднялось до подножія купола. Тогда я увидѣлъ въ морѣ лодку; она приближалась то мнѣ. Я опять поблагодарилъ небо, потому что видѣлъ исполненіе всего сказаннаго мнѣ во снѣ.

"Скоро лодка подплыла ко мнѣ; въ ней сидѣлъ бронзовый человѣкъ, подлѣ котораго я и помѣстился, хорошо помня, что не долженъ произносить ни слова. Бронзовый человѣкъ сталъ грести и мы поплыли. Спустя девять дней, въ продолженіи которыхъ мы нигдѣ не останавливались, я увидѣлъ нѣсколько острововъ и сталъ надѣяться, что скоро буду внѣ опасности. Не помня себя отъ радости, я позабылъ запрещеніе старика и вскричалъ: «Слава Богу! Слава Богу»!

"Въ туже минуту, лодка и бронзовый человѣкъ исчезли въ морѣ, а я остался одинъ на его поверхности и плылъ остальную часть дня къ землѣ, которая казалась мнѣ ближе другихъ. Настала ночь; я продолжалъ плыть на-угадъ. Чувствуя, что силы мои истощаются, я былъ уже увѣренъ, что погибну, какъ вдругъ поднялся вѣтеръ и огромная волна, поднявъ меня, выбросила на морской берегъ. Первою заботой моей было, удалиться поскорѣй отъ берега, изъ боязни, чтобъ новая волна не унесла меня опять въ море; потомъ я раздѣлся и положилъ сушить на горячую землю свое платье

"На другой день, чуть разсвѣло, я надѣлъ сухое уже платье и пошелъ осматривать мѣстность. Это былъ пустынный островъ, красивый, съ нѣсколькими плодовыми дикими деревьями. Радость, что избавился отъ смерти, уменьшилась, когда я увидѣлъ, что этотъ островокъ былъ очень отдаленъ отъ земли; по я положился на волю Божію. Вдругъ увидѣлъ я небольшое судно, которое шло на всѣхъ парусахъ къ острову, гдѣ я находился.

«Незная еще, друзей или непріятелей встрѣчу, я рѣшился спрятаться и для этого взлѣзъ на густое дерево, съ котораго свободно могъ наблюдать за всемъ, что будетъ происходить внизу, не будучи самъ замѣченъ.» Судно остановилось у маленькой пристани, изъ него вышло десять невольниковъ, несшихъ лопаты и другія орудія, по которымъ можно было заключить, что они намѣрены рыть землю Дойдя до середины острова, невольники въ самомъ дѣлѣ стали рыть землю и мнѣ показалось, будто они подняли опускную дверь. Тогда они вернулись къ судну; вынувши изъ него мебель и съѣстные припасы и возвратясь назадъ, они спустились со всѣмъ этимъ внизъ; это заставило меня предполагать, что тамъ было подземелье. Немного спустя, они опять вышли на поверхность и отправились къ кораблю, откуда привели, на этотъ разъ, старика съ четырнадцатилѣтнимъ мальчикомъ. Всѣ они опять сошли по лѣстницѣ и когда вышли на верхъ и засыпали опускную дверь, и съ удивленіемъ замѣтилъ, что молодого человѣка не было съ ними.

"Старикъ и невольники взошли на корабль и уѣхали опять къ твердой землѣ. Когда ихъ уже не было видно, я поспѣшно слѣзъ съ дерева и пошелъ къ тому мѣсту, гдѣ они рыли землю. Я началъ тоже рыть ее и продолжалъ эту работу до тѣхъ поръ, пока не увидѣлъ большаго четвероугольнаго камня; я поднялъ его; подъ нимъ была каменная лѣстница. Сойдя по ней внизъ, я очутился въ большой комнатѣ, устланной коврами; на роскошномъ диванѣ сидѣлъ молодой человѣкъ, съ вѣеромъ въ рукѣ. Цвѣты и плоды, стоявшіе подлѣ него, были освѣщены двумя восковыми свѣчами.

«Увидя меня, молодой человѣкъ испугался, но я поспѣшилъ его успокоить, сказавъ: „кто бы вы ни были, вамъ него бояться царя и царскаго сына; я не только не намѣренъ сдѣлать что нибудь дурное, но надѣюсь еще, что судьба привела меня сюда нарочно затѣмъ, чтобы освободить васъ изъ это“ могилы, въ которую, какъ мнѣ кажется, васъ заперли, не знаю только за что. Я видѣлъ все, что дѣлалось на этомъ мѣстѣ, съ самаго прибытія судна. Одно удивляетъ меня: какъ вы позволили зарыть себя, безъ всякаго сопротивленія?» — Шехеразада замолчала, и султанъ, заинтересованны" судьбою молодаго человѣка, отложилъ продолженіе сказки до другаго дня.

НОЧЬ 55.

Динарзада разбудила султаншу на слѣдующее утро: «Сестрица, вскричала она, если ты не спишь, разскажи исторію третьяго календера». — Шехеразада, не дожидаясь повторенія просьбы, начала:

"Молодой человѣкъ успокоился и улыбаясь просилъ меня сѣсть подлѣ него. "Принцъ, сказалъ онъ, я разскажу вамъ сейчасъ удивительную исторію. Отецъ мой — брилліантщикъ; своими трудами и искусствомъ онъ пріобрѣлъ большое состояніе. У него много невольниковъ и комиссіонеровъ, путешествующихъ по морю на его корабляхъ; они развозятъ драгоцѣнности по островамъ, съ которыми онъ находится въ торговыхъ сношеніяхъ.

"Онъ давно былъ женатъ, но не имѣлъ дѣтей; наконецъ, во снѣ ему было возвѣщено, что у него родится сынъ, который проживетъ не долго; отецъ мой былъ очень огорченъ этимъ. Вскорѣ жена его открыла ему, что она надѣется быть матерью и что почувствовала это въ то именно время, когда онъ видѣлъ такой странный сонъ. Черезъ девять мѣсяцевъ родился я; родители мои были въ восхищеніи. Отецъ ной замѣтилъ минуту моего рожденія и освѣдомился у астрологовъ о моемъ будущемъ. «До пятнадцати лѣтъ, отвѣчали они, сынъ вашъ проживетъ хорошо; но, достигнувъ этого возраста, онъ подвергнется опасности, изъ которой едвали выйдетъ живымъ; если же, по счастію, онъ останется живъ, то проживетъ долго. Это случится около того времени, прибавили они, когда бронзовая статуя будетъ свержена съ вершины магнитной горы въ море Аджибомъ, сыномъ царя Нассиба; звѣзды показываютъ, что этотъ самый принцъ долженъ убить вашего сына, пятьдесятъ дней спустя послѣ паденія статуи».

«Предсказаніе это такъ согласовалось со сномъ моего отца, что онъ былъ страшно огорченъ имъ. Однако, до пятнадцатаго года моей жизни, онъ очень заботился о моемъ образованіи. Вчера узналъ онъ о паденіи статуи въ море и такъ плакалъ и горевалъ, что его трудно теперь узнать».

«Не смотря на предсказанія астрологовъ, онъ принялъ всѣ мѣры, чтобъ сохранить мнѣ жизнь. Давно уже приготовилъ онъ мнѣ это жилище, рѣшась продержать меня здѣсь пятьдесятъ дней, спустя послѣ паденія статуи. Узнавъ вчера, что прошло уже десять дней, онъ поспѣшилъ привесть меня сюда, обѣщая пріѣхать за мной черезъ полтора мѣсяца. Я же, прибавилъ онъ. спокоенъ, ибо не думаю, чтобъ принцъ Аджибъ отыскалъ меня въ этомъ подземельѣ пустыннаго острова. Вотъ, принцъ, моя исторія». Внутренно смѣясь надъ предсказаніемъ астрологовъ, я такъ былъ не расположенъ быть исполнителемъ этого предсказанія, что весело вскричалъ: "Милый другъ мой, надѣйтесь на Бога и не бойтесь ничего. Считайте это долгомъ, который вы уже заплатили. Я радъ, что кораблекрушеніе забросило меня на этотъ островъ; теперь я буду вашимъ защитникомъ и не оставлю васъ полтора мѣсяца, въ теченіи котораго должно исполниться предсказаніе астрологовъ. Я готовъ, служить вамъ чѣмъ могу, а потомъ, когда вы будете уѣзжать отсюда, я, съ согласія вашего отца и собственно вашего, доѣду до твердой земли и, возвратясь въ свое государство, награжу васъ за услугу.

"Этими словами я совершенно-успокоилъсына брилліантщика и пріобрѣлъ его довѣріе. Гюйсъ испугать его, я не открывалъ ему своего имени. Разговаривая съ нимъ, я увидѣлъ, что онъ очень уменъ; такъ прошло время до вечера, мы поужинали вмѣстѣ; припасовъ, приготовленныхъ ему, было достаточно на два и больше мѣсяцевъ, еслибъ притомъ у него было нѣсколько гостей. Послѣ ужина, мы еще поговорили, а потомъ легли вмѣстѣ спать.

"На другой день, я предложилъ ему выкупаться, потомъ приготовилъ обѣдъ; послѣ обѣда придумалъ для развлеченія игру не только на итогъ, но и наслѣдующіе дни; вечеромъ опять приготовилъ ему ужинъ, послѣ котораго мы оба крѣпко и спокойно уснули. Я скоро подружился съ нимъ и замѣтилъ, что онъ полюбилъ меня; съ своей стороны я такъ горячо привязался къ нему, что предсказаніе астрологовъ считавъ чистою выдумкой: убить этого мальчика казалось мнѣ невозможнымъ. Наконецъ, прошло тридцать девять дней, госпожа, мы провели ихъ самымъ пріятнымъ образомъ въ подземельѣ. На сороковой день, мальчикъ, проснувшись, вскричалъ въ восторгѣ, котораго не могъ удержать: "Вотъ и сороковой день насталъ, принцъ, а я живъ, благодаря Бога и васъ. Какъ будетъ благодаренъ вамъ мой отецъ; мы постараемся всѣми силами сдѣлать для васъ обратное путешествіе въ ваше государство пріятнымъ и удобнымъ. А теперь, прибавилъ онъ, прошу васъ, согрѣйте нѣсколько воды, я хочу вымыться, переодѣться и быть готовымъ къ принятію отца.

"Я согрѣлъ воду и вылилъ ее въ ванну; сынъ брилліантщика вошелъ въ нее; я самъ мылъ его. Вымывшись, онъ легъ на свою постель и укрылся одѣяломъ. Уснувъ немного, онъ попросилъ меня принести ему дыню и сахаръ. Я выбралъ самую лучшую дыню изъ бывшихъ у насъ, и спросилъ, нѣтъ ли у него ножа. «Есть, отвѣчалъ онъ, на полкѣ надъ моей головой». Въ самомъ дѣлѣ, я увидѣлъ на полкѣ ножъ; торопясь достать его, я запутался ногой въ одѣялѣ молодаго человѣка и нечаянно упалъ на него, попавъ ему ножомъ прямо въ сердце. Онъ въ туже минуту умеръ.

"Увидѣвъ это, я пришелъ въ отчаяніе, причалъ, билъ себя въ грудь, въ голову, разорвалъ на себѣ одежду и наконецъ упалъ на землю. «Увы, говорилъ я, ему оставалось, всего нѣсколько часовъ до пріѣзда отца, и я сдѣлался его убійцей и оправдалъ предсказанія астрологовъ. Господи, прости меня, и если я виноватъ въ его смерти, то накажи меня, пошли мнѣ смерть». Увидя день, Шехеразада прервала печальный разсказъ. Султанъ былъ тронутъ и зная, что только Шехеразада можетъ разсказать ему, что случилось потомъ съ календеромъ, отложилъ еще ея казнь.

НОЧЬ 56.

Динарзада, по обыкновенію, разбудила сестру говоря: «Сестрица, если ты не спишь, разскажи, прошу, что было потомъ съ календеромъ». Шехеразада начала такъ:

"Госпожа, продолжалъ третій календеръ, послѣ этого несчастія я безъ страха готовъ былъ умереть; но, не всегда дѣлается по нашему желанію.

"Между тѣмъ, подумавъ, что моя горесть и слезы не воскресятъ молодого человѣка, и что отецъ его скоро долженъ былъ пріѣхать и могъ застать меня въ подземельѣ, я вышелъ изъ него по лѣстницѣ, закрылъ входъ камнемъ и засыпалъ землей.

"Едва окончилъ я это, какъ, взглянувъ на море, увидѣлъ вдали корабль, ѣхавшій за молодымъ человѣкомъ. Тогда я сказалъ себѣ: «Если они меня увидятъ, то старикъ, найдя мертвымъ своего сына, велитъ невольникамъ схватить и умертвить меня; никакія оправданія съ моей стороны не помогли бы въ этомъ случаѣ. Поэтому, лучше, если есть возможность, избѣжать его мести, чѣмъ подвергаться ей».

"Недалеко отъ подземелья было большое тѣнистое дерево; найдя, что оно можетъ укрыть меня, я взобрался на него; въ то самое время судно пристало къ берегу. На лицахъ старика и невольниковъ, когда они приближались къ подземелью, видна была надежда; но, замѣтивъ, что входъ былъ вновь покрытъ землей, они поблѣднѣли, а больше всѣхъ старикъ. Поднявъ дверь, они стали спускаться но лѣстницѣ. На зовъ ихъ молодаго человѣка не отвѣчалъ, и страхъ ихъ удвоился. Они стали отыскивать его и наконецъ нашли лежащимъ на постелѣ, съ ножомъ, воткнутымъ въ самое сердце; я г.е имѣлъ духа вынуть его оттуда. Ихъ отчаянные вопли возобновили мою горесть. Старика безъ чувствъ вынесла изъ подземелья и положили подъ дерево, на которомъ я сидѣлъ. Несмотря на старанія невольниковъ, старикъ долго не приходилъ въ себя, и окружающіе его начинали уже отчаяваться возвратить его къ жизни.

"Однако онъ очнулся послѣ долгаго обморока. Невольники вынесли изъ подземелья тѣло его сына, одѣтаго въ нарядное платье, и, вырывъ могилу, опустили его туда; старикъ, поддерживаемый двумя невольниками, бросилъ въ могилу первую горсть земли, невольники засыпали ее.

«Когда мебель и остатки примасовъ были перенесены на корабль, старика положили на носилки и отнесли туда же; корабль тотчасъ же пустился въ обратный путь, и я скоро потерялъ его изъ вида». — День проникъ въ комнату султана, и Шехеразада замолчала. Султанъ всталъ и, заинтересованный разсказомъ, отложилъ еще на день казнь Шехеразады.

НОЧЬ 57.

На другое утро, Динарзада опять разбудила султаншу: «Милая сестра, вскричала она, если ты не спишь, разскажи, прошу тебя, исторію третьяго календера. — Итакъ, сестрица, слушай, что продолжалъ разсказывать календеръ Зобеидѣ и ея гостямъ».

"Послѣ отъѣзда старика, сказалъ онъ, я остался одинъ на островѣ, переночевалъ въ подземельѣ, оставшемся въ прежнемъ видѣ и на другой день прохаживался вокругъ острова, останавливаясь только для отдыха.

"Цѣлый мѣсяцъ я велъ такую скучную жизнь; вдругъ я сталь замѣчать, что вода убываетъ, островъ дѣлается обширнѣе, такъ что наконецъ между имъ и твердой землей, осталось весьма мало воды, чрезъ которую я могъ легко переправиться. Вода была мнѣ но колѣно, отъ долгой ходьбы по песку я очень усталъ. Наконецъ, я ступилъ на твердую землю и, отойдя далеко отъ моря, обрадовался, замѣтивъ вдали большой огонь; не можетъ быть, говорилъ я себѣ, чтобъ этотъ огонь горѣлъ самъ собою; вѣрно подлѣ него есть кто побудь. Но я увидѣлъ свою ошибку, подойдя ближе къ мнимому огню; это былъ большой мѣдный замокъ, казавшійся огненнымъ отъ ударявшихъ въ него лучей солнца.

"Я сѣлъ подлѣ замка, чтобъ разсмотрѣть его удивительную архитектуру и нѣсколько отдохнуть. И еще не успѣлъ осмотрѣть замка, какъ увидѣлъ десять молодыхъ людей, возвращавшихся съ прогулки. Они шли за высокимъ и почтеннымъ старикомъ и, что меня очень удивило, такъ это то, что всѣ они были кривы на правый глазъ. Пока я думалъ, какимъ образомъ могло это случиться, они подошли ко мнѣ, радостно привѣтствовали и спросили: что привело меня въ это мѣсто. Я отвѣчалъ, что не хотятъ ли они присѣсть подлѣ меня; тогда я разскажу имъ свою исторію, потому что она длинна. Они сѣли и съ удивленіемъ выслушали мой разсказъ, въ которомъ и передалъ имъ все, что случилось со мной съ тѣхъ поръ, какъ я оставилъ свое государство.

"Потомъ молодые люди пригласили меня войти съ ними въ замокъ, на что я тотчасъ согласился. Пройдя множество пріемныхъ, залъ, кабинетовъ, мы вошли въ большую гостиную, въ которой стояло десять голубыхъ небольшихъ дивановъ, служившихъ также кроватями. Посреди ихъ была еще, тоже голубая, софа, только ниже остальныхъ; на нее сѣлъ старикъ, а молодые люди помѣстились на десяти другихъ. Такъ какъ на каждой софѣ нельзя было помѣститься двумъ, то одинъ изъ молодыхъ людей, сказалъ мнѣ: "Товарищъ, садись посреди насъ на коверъ и не опрашивай, отъ чего мы всѣ кривы на одинъ глазъ, и ни о чемъ другомъ, что касается насъ; ты можешь только смотрѣть.

"Старикъ вскорѣ всталъ и принесъ десяти молодымъ людямъ ужинъ, который роздалъ каждому отдѣльно. Онъ далъ и мнѣ порцію, а послѣ ужина принесъ вамъ по чашѣ вина.

"Исторія моя показалась имъ такъ необыкновенна, что они заставили меня повторить ее за ужиномъ и потомъ проговорили о ней большую часть ночи. Замѣтивъ, что поздно, одинъ изъ молодыхъ людей сказалъ старику: «Ты видишь, что пора уже спать; принесшее намъ все, что необходимо для исполненія нашего долга». Старикъ вошелъ въ одинъ изъ кабинетовъ и принесъ оттуда десять чашъ, покрытыхъ голубою матеріей; онъ поставилъ передъ каждымъ молодымъ человѣкомъ но одной изъ нихъ и по одному свѣтильнику.

"Въ чашахъ была зола и толченый уголь. Смѣшавъ это, молодые люди стали мазать этимъ себѣ лицо; они были ужасны въ этомъ видѣ. Окончивъ натиранье, всѣ они начали плакать, крича: «вотъ слѣдствіе нашей праздности и нашей невоздержности»! Въ этомъ занятіи прошла у нихъ почти вся ночь; наконецъ, старикъ принесъ имъ воды; вымывъ лицо и руки, они переодѣлись и скоро не осталось и слѣдовъ того, что они дѣлали. Можно себѣ представить, какъ я былъ изумленъ всѣмъ видѣннымъ.

"Посудите о моемъ положеніи. Я готовъ былъ нѣсколько разъ прервать молчаніе и спросить ихъ обо всемъ происшедшемъ и всю ночь не могъ уснуть ни на минуту.

"Утромъ, гуляя съ ними, я сказалъ: «Господа, отказываюсь отъ слова, даннаго вамъ вчера, потому что не могу его исполнить. Вы люди умные, я не могъ не замѣтить этого, а между тѣмъ поступали такъ, какъ могутъ поступать только сумасшедшіе. Чему бы я ни подвергся черезъ свое любопытство, я не могу удержаться отъ вопросовъ: зачѣмъ вы чернили и пачкали, вчера, себѣ лицо и руки и почему кривы всѣ на правый глазъ? Вѣрно въ вашей жизни было что нибудь необыкновенное; умоляю васъ, разскажите мнѣ». На эти убѣдительныя просьбы они отвѣчали, что все, о чемъ я ихъ спрашиваю, не касается, не интересно для меня, и что поэтому мнѣ не для чего повторять моихъ просьбъ.

"Мы провели весь день, разговаривая о постороннихъ предметахъ; вечеромъ, послѣ ужина, старикъ принесъ голубыя чаши, молодые люди намазались углемъ и золой, плакали, опять кричали: «вотъ слѣдствіе нашей праздности и невоздержности»! Въ слѣдующій и въ остальные дни, они дѣлали тоже самое.

"Наконецъ, любопытство мое дошло до высшей степени; я серьозно просилъ ихъ объяснить мнѣ, что значили ихъ вечерніе поступки, или же сказать мнѣ, какъ я могу добраться до моего государства; жить съ ними и быть ежедневнымъ свидѣтелемъ необыкновеннаго зрѣлища, незлая причины его, для меня становилось невыносимымъ.

«Одинъ изъ молодыхъ людей отвѣчалъ мнѣ за всѣхъ: „Не удивляйся, если мы до сихъ поръ неоткровенны съ тобой; вѣрь, что только изъ боязни видѣть тебя въ такомъ же горестномъ положеніи, въ какомъ ты насъ видѣлъ, мы не уступаемъ твоимъ просьбамъ. Если же ты хочешь испытать нашу горькую судьбу, мы готовы удовлетворить твое любопытство“. Я отвѣчалъ, „что готовъ на все“. Подумай еще хорошенько, просимъ тебя, возразилъ тотъ же молодой человѣкъ; вѣдь ты лишишься праваго глаза, если уступишь своему любопытству» «Мнѣ все равно, отвѣчалъ я, повѣрьте, что если случится это, то я буду обвинять только самаго себя, а не васъ».

"Думая, что я хочу остаться съ ними, онъ прибавилъ, что сдѣлавшись кривымъ, я долженъ буду оставить ихъ, потому что лишній. — Я сказалъ, что почелъ бы за честь остаться съ такими хорошими людьми; но если это невозможно, то дѣлать нечего; я соглашаюсь пожертвовать и этимъ, чтобъ только удовлетворить свое любопытство. Молодые люди, видя, что и непоколебимъ въ своемъ намѣреніи, взяли барана, зарѣзали его и, снявъ шкуру, дали мнѣ ложъ, говоря, что онъ скоро понадобится мнѣ, потому что они зашьютъ меня въ эту шпуру, и оставятъ одного. «Потомъ, сказали они, прилетитъ огромная птица; принявъ тебя за барана она подниметъ и унесетъ за облака. Но ты не пугайся; она скоро спустится на вершину горы. Тогда разрѣжь этимъ ножемъ баранью кожу, и птица, увидѣвъ тебя, тотчасъ улетитъ и ты будешь свободенъ. Потомъ ступай, немедля, въ путь и не останавливайся до тѣхъ поръ, пока не увидишь великолѣпнаго золотого дворца, покрытаго изумрудами и другими драгоцѣнными каменьями. Подойди тогда къ его двери; она всегда открыта, и войди во дворецъ. Мы всѣ перебывали въ немъ. Не станемъ теперь говорить о томъ, что тамъ увидишь и что съ тобой случится; все это ты узнаешь самъ. Скажемъ только, что ты потеряешь черезъ это правый глазъ, и что наши вечерніе поступки ничто другое, какъ раскаяніе въ томъ, что мы были въ этомъ дворцѣ».

«Наши приключенія необыкновенны и безчисленны; изъ нихъ можно было бъ составить цѣлую книгу, но мы не можемъ разсказать ихъ тебѣ».

Обращаясь къ султану, Шехеразада сказала: «Сестра разбудила пеня сегодня раньше обыкновеннаго и я боюсь, не наскучила ли вамъ своимъ разсказомъ; а потому я рада, что настаетъ день и что должна прекратить его». Хабріасъ былъ такъ заинтересованъ, что опять отложилъ казнь султанши.

НОЧЬ 58.

Динарзада проснулась не такъ рано, какъ наканунѣ, и разбудила сестру: «Если ты не спишь, милая сестрица, сказала она, продолжай, пожалуйста, исторію третьяго календера». — Шехеразада стала продолжать разсказъ:

"Госпожа, говорилъ онъ, обращаясь къ Зобеидѣ, выслушавъ все, что сказалъ мнѣ одинъ изъ десяти кривыхъ, я обернулся въ баранью кожу, взялъ ножъ и, когда они зашили меня, остался одинъ, всѣ ушли въ гостиную. Птица, о которой мнѣ говорили, не замедлила прилетѣть и, принявъ меня за барана, схватила когтями и высоко подняла.

"Когда она принесла меня на вершину горы, я распоролъ кожу, и птица, увидѣвъ человѣка, улетѣла. Птица эта была необыкновенной величины, бѣла, и такъ сильна, что уноситъ изъ долинъ верблюда, и, принеся его на вершину горы, съѣдаетъ.

"Желая скорѣе быть во дворнѣ, я такъ ускорилъ шагъ, что черезъ шесть часовъ увидѣлъ его и, признаюсь, нашелъ еще лучше, чѣмъ мнѣ описывали.

"Дверь открылась и я вошелъ черезъ нее на большой четырехугольный дворъ такой обширный, что въ него выходило девяносто девять дверей, всѣ онѣ были сандальнаго дерева и изъ алоэ; одна дверь была золотая; кромѣ того, было еще много выходовъ съ верхнихъ этажей. Сто дверей, о которыхъ я говорилъ, вели въ сады или въ магазины, наполненные драгоцѣнностями, или же въ мѣста, въ которыхъ было множество необыкновенныхъ, чудесныхъ вещей.

"Я вошелъ въ дверь, которая была передо мной и очутился въ большой гостиной, гдѣ сидѣло сорокъ молодыхъ дамъ, красавицъ выше всякаго описанія. Всѣ онѣ была великолѣпно одѣты. Увидя меня, онѣ встали и радостно привѣтствовали. Одна изъ нихъ сказала: «Мы давно ожидаемъ такого отважнаго кавалера, какъ вы, и если не обманываемся, то наружность ваша обѣщаетъ намъ все, чего мы только можемъ желать; съ своей стороны, мы тоже надѣемся, что вы не соскучитесь въ нашемъ обществѣ и найдете насъ достойными себя».

"Не смотря на мое сопротивленіе, онѣ посадила меня на возвышенное мѣсто и. когда я замѣтилъ, что мнѣ совѣстно, сказали: «это ваше мѣсто, и съ этой мни у ты вы нашъ повелитель, нашъ господинъ и нашъ судья, а мы ваши рабыни, готовыя исполнять ваши приказанія».

«Ничто не можетъ быть удивительнѣе предупредительности и услужливости этихъ прекрасныхъ дѣвушекъ; одна принесла горячей воды и умыла мнѣ ноги; дрыгая обливала духами мои руки; третья принесла мнѣ платье; другія предлагали превосходный полдникъ; нѣкоторыя стояли предо мной, предлагая чудесное вино; все дѣлалось дружно, въ порядкѣ, безъ малѣйшаго замѣшательства и такъ граціозно, что я былъ очарованъ. Я поужиналъ и выпилъ вина; тогда женщины окружили меня и просили разсказать имъ мою исторію; я исполнилъ ихъ желаніе и передалъ имъ подробно всѣ мои приключенія. Наступилъ вечеръ».

Шехеразада замолчала; Динарзада спросила, зачѣмъ она не продолжаетъ разсказа. «Развѣ ты не замѣчаешь, что насталъ день, отвѣчала султанша; сегодня ты разбудила меня поздно». Султанъ, надѣясь услышать много интереснаго впереди, отложилъ казнь Шехеразады.

НОЧЬ 59.

Динарзада проснулась поздно на другой день. «Милая сестрица, сказала она, если ты не спишь, разскажи, пожалуйста, что произошло въ прекрасномъ замкѣ, о которомъ ты вчера говорила? — Сейчасъ разскажу», отвѣчала султанша и обращаясь къ султану сказала: «Государь, принцъ отшельникъ продолжалъ слѣдующимъ образомъ свой разсказъ»:

"Когда я окончилъ свой разсказъ сорока женщинамъ, тѣ, которыя сидѣли ближе ко мнѣ, продолжали разговаривать со мной, а другія вошли за восковыми свѣчами. Принеся большое количество свѣчъ, онѣ разставили ихъ искусно, и въ гостиной сдѣлалось свѣтло, какъ днемъ.

"Нѣкоторыя изъ нихъ приготовили столъ, уставили его сухими плодами, вареньями и другими блюдами, въ буфетѣ были лучшія вина и ликеры; наконецъ принесли музыкальные инструменты. Когда все было готово, онѣ пригласили меня сѣсть съ ними за столь; мы пробыли за нимъ довольно долго. Въ это время однѣ изъ красавицъ играли и пѣли, другія граціозно танцовали.

"Уже далеко за полночь кончились эти увеселенія. Тогда одна изъ женщинъ сказала мнѣ: «Теперь уже поздно и вы вѣрно хотите отдохнуть; ваша спальня готова, выберите одну изъ насъ, которая вамъ больше нравится, и она пойдетъ съ вами».

"Я отвѣчалъ, что всѣ онѣ такъ хороши, умны, что я такъ уважаю ихъ всѣхъ и готовъ къ ихъ услугамъ, что съ моей стороны было бы очень неделикатно дѣлать выборъ и предпочитать которую нибудь изъ нихъ другимъ.

"Таже красавица сказала мнѣ опять: «Мы очень увѣрены въ вашей деликатности; вы потому вѣрно не рѣшаетесь выбрать одну изъ насъ, что боитесь, чтобъ другія не стали ее ревновать. Но этого опасаться нечего, потому что мы согласились всѣ, что въ продолженіи сорока дней каждая изъ насъ будетъ удостоена вашего вниманія, а по прошествіи ихъ начнемъ опять съ начала. Итакъ, выбирайте свободно; не теряйте времени, чтобъ успѣть отдохнуть».

«Нужно было уступить имъ; я подалъ руку говорившей со мной красавицѣ и насъ отвели въ великолѣпную комнату, гдѣ оставили однихъ»…

«Государь, прервала султанша, позвольте мнѣ оставить ихъ вдвоемъ; уже день». Султанъ всталъ, думая про себя, что онъ поступилъ бы очень неблагоразумно, еслибъ велѣлъ казнить Шехеразаду, не дослушавъ этой сказки.

НОЧЬ 60.

На разсвѣтѣ другаго дня, Динарзада разбудила сестру: «Сестрица, сказала она, если ты не спишь, продолжай, прошу, чудесную исторію третьяго календера». — Съ удовольствіемъ, отвѣчала Шехеразада; вотъ какъ продолжалъ онъ ее.

"Только что я одѣлся на другой день, какъ въ комнату вошли тридцать девять красавицъ, одѣтыхъ уже въ другія платья. Поздоровавшись со мной, онѣ спросили меня о здоровья, потомъ повели меня въ баню, сами прислуживали мнѣ тамъ, противъ моей воли, и надѣли платье великолѣпнѣе перваго.

"Весь день почти мы провели за столомъ, а вечеромъ онѣ предложили мнѣ опять выбрать одну изъ нихъ. Чтобъ не наскучить вамъ, госпожа, повторяя одно и тоже, я скажу только, что провелъ у нихъ такимъ образомъ цѣлый годъ и ни минуты не скучалъ.

"Спустя годъ (я былъ очень пораженъ), сорокъ красавицъ вошли въ мою комнату, но на ихъ лицахъ, вмѣсто обыкновенной веселости, видны были слѣды слезъ. Онѣ поочереди подходили ко мнѣ и, нѣжно поцѣловавъ меня, говорили: «прощай, милый принцъ, прощай! Мы должны тебя оставить».

"Слезы ихъ тронули меня и я просилъ объяснить причину ихъ печали и нашей разлуки: «ради Бога, красавицы, прибавилъ я, скажите мнѣ, въ силахъ ли я или нѣтъ васъ утѣшить»? Уклоняясь отъ прямого отвѣта, онѣ отвѣчали: «лучше бы мы никогда не знали тебя; много кавалеровъ до тебя дѣлали честь своимъ посѣщеніемъ, но ни одинъ изъ нихъ не былъ такъ учтивъ, добръ, услужливъ и любезенъ; мы не знаемъ, какъ будемъ безъ тебя жить».

«Онѣ горько заплакали. „Красавицы, сказалъ я, не мучьте меня, скажите скорѣй причину вашей печали“. „Увы, отвѣчали онѣ, что другое можетъ огорчить насъ такъ сильно, какъ не разлука съ тобой. Можетъ быть, мы больше никогда уже не удивимся! Впрочемъ, еслибъ ты только захотѣлъ, и еслибъ у тебя было довольно силы воли, то, можетъ быть, ты и отыскалъ бы насъ опять“. „Я не понимаю васъ рѣшительно, сказалъ я, прошу васъ, говорите яснѣй“.

„Ну, сказала одна изъ нихъ, я удовлетворю твое любопытство; мы всѣ царскія дочери, живемъ здѣсь въ полномъ удовольствіи, какъ видишь, но въ концѣ каждаго года должны удаляться на пять недѣль изъ этого дворца, чтобы исполнить необходимыя обязанности, открывать которыхъ мы никому не можемъ. Вчера кончился годъ и мы должны оставить тебя; вотъ о чемъ мы горюемъ. Передъ нашимъ уходомъ, мы отдадимъ тебѣ ключи отъ разныхъ разностей; во ста комнатахъ ты найдешь, чѣмъ заняться и разсѣяться во время нашего отсутствія, но просимъ, для твоего счастія и для нашего, не отворяй золотой двери. Если ты откроешь се, то мы больше никогда не увидимся. Впрочемъ, мы надѣемся, что ты исполнишь нашъ совѣтъ. Дѣло идетъ о спокойствіи и счастіи всей твоей жизни, и ты сдѣлаешь дурно, если уступишь своему любопытству. Умоляемъ тебя, послушайся насъ, и доставь намъ удовольствіе увидѣться съ тобой черезъ шесть недѣль. Мы могли бы не оставлять тебѣ ключа отъ золотой двери, по показали бы тѣмъ недовѣріе къ тебѣ и оскорбили бы тебя“.

Шехеразада увидала день и замолчала. Султанъ, желая знать, что станетъ дѣлать принцъ, оставшись во дворцѣ, по уходѣ сорока красавицъ, отложилъ продолженіе разсказа до другаго дня.

НОЧЬ 61.

Динарзада проснулась задолго до разсвѣта и разбудила сотру. Если ты не спишь, сестрица, то доскажи султану, нашему повелителю, вчерашнюю исторію». Шехеразада, обратясь къ султану, сказала. «Государь, третій календеръ такъ продолжалъ свою исторію»:

"Госпожа, сказалъ онъ, я былъ очень огорченъ словами красавицы и, выразивъ ей, какъ мнѣ тяжело будетъ перенесть разлуку съ ними, поблагодарилъ ихъ за совѣтъ; я увѣрилъ ихъ, что не только воспользуюсь имъ, но что готовъ былъ на все, чтобъ только провесть всю жизнь съ такими прекрасными особами. Наше прощаніе было очень трогательно и нѣжно; обнявъ каждую изъ нихъ, я остался одинъ во дворцѣ.

Въ продолженіе цѣлаго года, я былъ такъ занятъ концертами, удовольствіями, хорошими обѣдами, мнѣ было такъ весело въ обществѣ красавицъ, что ни разу не приходило въ голову полюбопытствовать, что находится въ другой части дворца. Я такъ былъ очарованъ ихъ красотой и заботами обо мнѣ, что не обращалъ никакого вниманія даже на окружающія меня рѣдкости. Отъѣздъ ихъ опечалилъ меня, какъ будто мы разстались не на полтора мѣсяца, а на вѣкъ.

"Да въ себѣ обѣщаніе послѣдовать ихъ совѣту, я взялъ одинъ изъ ключей и отворилъ имъ первую дверь.

"Черезъ нее я вошелъ въ садъ, которому, думаю, нѣтъ подобнаго во всей вселенной: трудно себѣ представить, чтобъ рай, обѣщанный намъ послѣ смерти, былъ превосходнѣе; я наслаждался симметріей, расположеніемъ деревьевъ, изобиліемъ плодовъ, которыхъ было тысяча сортовъ, красотой ихъ и свѣжестью. Нужно замѣтить, госпожа, что садъ этотъ поливался особеннымъ образомъ: искусно вырытые желобки пробирались къ корню дерева, въ такомъ количествѣ, какое требовалось для каждаго изъ нихъ; такъ, корни распускавшихся деревьевъ были орошаемы обильно; тѣ на которыхъ показывались уже плоды, орошаемы были меньше; деревья, на которыхъ плоды уже дозрѣвали, были орошаемы чуть чуть. Плоды же по своей величинѣ превосходили всѣ наши. Въ желобкахъ, орошающихъ корни деревьевъ, на которыхъ плоды уже поспѣли, было только сыро, для того, чтобы поддерживать плодъ въ настоящемъ его видѣ.

"Я не могъ вдоволь насмотрѣться и налюбоваться на это прекрасное мѣсто и ни за что бы не вышелъ изъ него, еслибъ мнѣ не пришло на мысль, что можетъ быть то, чего я еще не видалъ, еще лучше. Тогда я вышелъ изъ сада, удивляясь всему видѣнному въ немъ, и, заперѣвъ дверь, отперъ слѣдующую.

"Вмѣсто фруктоваго сада, я увидѣлъ обширный цвѣтникъ, орошаемый на столько, сколько каждый цвѣтникъ имѣлъ въ томъ нужду. Тутъ цвѣли въ одно время: роза, жасминъ, гвоздика, фіалка, нарцисъ, гіацинтъ, лилія и множество другихъ цвѣтовъ; воздухъ въ этомъ саду былъ ароматенъ.

"Я открылъ третью дверь и вошелъ въ обширный птичникъ; полъ въ немъ былъ штучный изъ сандальнаго дерева; много было соловьевъ, чижиковъ, жаворонковъ, щегленковъ и другихъ пѣвчихъ птицъ, о которыхъ я прежде и не слыхалъ. Вазы для ихъ корма и воды — изъ яшмы и драгоцѣннаго агата.

"Въ птичникѣ былъ такой порядокъ и чистота, что нужно было покрайней мѣрѣ сто человѣкъ, для поддержанія ея. А, между тѣмъ, ни тутъ, ни въ садахъ, въ которыхъ не было ни одной негодной травы, я не встрѣтилъ никого.

"Вечеромъ, когда птицы стали отыскивать себѣ удобныя мѣстечки для ночлега, л, насладившись вполнѣ ихъ чуднымъ пѣніемъ, ушелъ къ себѣ, намѣреваясь въ слѣдующіе дни отворить остальныя двери, исключая золотой.

"На другой день, я открылъ четвертую дверь и если то, что я видѣлъ наканунѣ, изумило меня, то бывшее передъ моими глазами привело въ восторгъ. Я очутился на дворѣ, окруженномъ зданіемъ изумительной архитектуры; чтобъ не распространяться слишкомъ, не буду описывать его.

"Въ этомъ зданіи было сорокъ дверей, изъ которыхъ каждая вела въ сокровищницу; нѣкоторыя изъ этихъ сокровищницъ содержали въ себѣ такія сокровища, какихъ не найти ни въ одномъ царствѣ. Въ первой были груды жемчуга;, нѣкоторыя изъ жемчужинъ были съ голубиное яйцо, и такихъ зеренъ можно было насчитать много; въ другой были брилліанты, рубины, карбункулы; въ третьей изумруды; въ четвертой слитки золота; въ пятой чеканное золото; въ шестой слитка серебра; въ двухъ слѣдующихъ чеканное серебро; въ остальныхъ были: аметисты, хризолиты, топазы, опалы, яшма и другіе драгоцѣнные камни, не говоря уже объ агатѣ и кораллахъ, которыми былъ наполненъ одинъ магазинъ сверху до низу.

«Изумленный всѣмъ видѣннымъ, я вскричалъ: „Нѣтъ, если собрать царскія сокровища всего міра, то и они не могли бы сравниться со всѣмъ этимъ. Какъ я счастливъ, что все здѣсь принадлежитъ мнѣ и, сверхъ всего, столько прекрасныхъ принцессъ“.

„Не стану исчислять, госпожа, всѣхъ видѣнныхъ мною чудесъ; скажу только, что для разсмотрѣнія ихъ нужно было не менѣе тридцати девяти дней. Наконецъ, я дошелъ до золотой двери, входъ въ которую мнѣ былъ запрещенъ“… Утро освѣтило спальню султана, и Шехеразада замолчала. Султанъ всталъ, рѣшась дослушать, въ слѣдующее утро, этотъ разсказъ.

НОЧЬ 62.

Динарзадѣ такъ уже, какъ и Хабріасу, хотѣлось узнать, что заключалось за золотою дверью, и она разбудила сестру раньше обыкновеннаго: „Если ты не спишь, милая сестра, сказала она, прошу тебя, разсказать удивительную исторію третьяго календера“. — Онъ продолжалъ се слѣдующимъ образомъ», отвѣчала Шехеразада:

"Оставался одинъ день, сказалъ онъ, до возвращенія прекрасныхъ принцессъ, и еслибъ я удержался въ этотъ день отъ своего любопытства, то, вмѣсто того, чтобъ быть несчастнымъ какъ теперь, я былъ бы счастливѣйшимъ изъ людей. Уже одна мысль видѣть принцессъ, казалось, должна была удержать меня отъ желанія заглянуть въ золотую дверь, по злой демонъ не давалъ мнѣ покоя; я отворилъ страшную дверь, которую далъ обѣщаніе не открывать, и непріятный, но необыкновенный запахъ, вырвавшійся изъ отворенной двери, такъ подѣйствовалъ на меня, что я лишился чувствъ. Придя въ себя, я вышелъ на время, но не перемѣнилъ своего намѣренія; войдя въ комнату во второй разъ, я почувствовалъ что запахъ, непріятно подѣйствовавшій на меня, уменьшался, и я сталъ разсматривать комнату.

"Она была обширная, со сводомъ; каменный полъ усыпанъ шафраномъ; освѣщена была свѣчами, поставленными въ большихъ золотыхъ подсвѣчникахъ, и масломъ съ различными духами, горѣвшихъ въ золотыхъ и серебряныхъ лампадахъ.

"Между различными предметами, обратившими на себя мое вниманіе, я увидѣлъ черную, прекрасную лошадь, какой еще не видывалъ никогда. Подойдя ближе, я замѣтилъ на ней золотыя сѣдло и уздечку превосходной работы, ясли были наполнены, съ одной стороны, ячменемъ и кунжутомъ, а съ другой розовой водой. Чтобъ лучше разсмотрѣть, я вывелъ ее за уздечку на свѣтъ. Потомъ сѣлъ на нее и хотѣлъ поѣхать; она не двигалась. Тогда я, поднявъ валявшійся хлыстикъ, ударилъ имъ лошадь. Но едва только она почувствовала хлыстъ, какъ страшно заржала, распустила крылья, которыхъ я прежде не замѣтилъ, и поднялась со мной высоко на воздухъ Я думалъ уже только о своемъ спасеніи, и хотя былъ очень испуганъ, но держался крѣпко. Скоро она опустилась со мной на террасу одного замка и, когда я началъ слѣзать съ нея, она повалила меня и концомъ копыта выколола правый глазъ.

"Вотъ по какому случаю, я окривѣлъ. Тутъ припомнилъ я предсказаніе десяти юношей. Лошадь поднялась на воздухъ и исчезла. И всталъ, опечаленный несчастіемъ, котораго самъ былъ виной, и, прикрывая рукою больной глазъ, вошелъ черезъ террасу въ залъ, гдѣ увидѣлъ десять дивановъ и одиннадцатый, пониже, посреди; но нимъ я догадался, что нахожусь въ замкѣ, изъ котораго вынесла меня огромная птица. Десяти юношей не было еще въ замкѣ, но я дождался ихъ. Пойдя вмѣстѣ съ старикомъ, они ни сколько не удивились, увидя меня кривымъ. «Намъ очень жаль, сказали они, что не можемъ поздравить тебя съ счастливымъ возвращеніемъ; но мы не виноваты въ твоемъ несчастій. — Я не могу и приписывать этого вамъ, потому что самъ навлекъ его на себя. — Если тебѣ можетъ привесть утѣшеніе видъ подобныхъ тебѣ несчастныхъ, возразили они, то взгляни на насъ; мы перенесли съ тобой одно и тоже; мы были счастливы цѣлый годъ и еслибъ не отперли золотой двери, то и до сихъ поръ наслаждалось бы этимъ счастіемъ. Ты былъ также неостороженъ. Мы съ удовольствіемъ приняли бы тебя къ себѣ, но рѣшительно не можемъ, а потому ступай отсюда къ Багдадскому двору; ты тамъ найдешь того, кто рѣшитъ твою судьбу». Они растолковали мнѣ дорогу и мы разстались.

«Я обрилъ себѣ дорогой бороду и брови и надѣлъ платье календера. Долго шелъ я и наконецъ сегодня вечеромъ пришелъ въ этотъ городъ. Здѣсь встрѣтился съ этими двумя календерами, но мы не успѣли разсказать другъ другу, почему случилось такъ, что мы всѣ кривы на правый глазъ; мы постучались къ вамъ, госпожа, и вы были такъ милостивы, что приняли насъ».

Когда третій календеръ окончилъ свою исторію, Зобенда, обращаясь къ нему и двумъ другимъ календерамъ, сказала: «Ступайте, теперь вы свободны, можете идти, куда хотите». По одинъ изъ календеровь замѣтилъ: «Госпожа, умоляю тебя, прости наше любопытство, позволь папъ выслушать также исторію этихъ господъ». Вмѣсто отвѣта, Зобенда обратилась къ халифу и его визирю и сказала: «Теперь ваша очередь разсказывать; я слушаю».

Великій визирь Джіафаръ, говорившій все время за халифа, сказалъ: «Мы уже объявили тебѣ, что мы трое купцовъ, пріѣхавшихъ въ Багдадъ продавать паши товары, которые и помѣстили въ караванъ-сераѣ; мы тоже остановились тамъ. Обѣдали мы сегодня съ нѣсколькими купцами, которые, угостивъ насъ прекрасными винами, пригласили танцовщиковъ, танцовщицъ, пѣвицъ, пѣвцовъ и артистовъ. Шумъ, происходившій у насъ, привлекъ вниманіе проходившей мимо стражи, которая задержала тѣхъ, что не успѣлъ убѣжать. Мы спаслись отъ ареста и зная, что возвращаться на квартиру уже поздно, что намъ не отопрутъ, не знали на что рѣшиться. Проходя мимо вашего дома, мы услышали, что тутъ веселятся и постучались къ вамъ; вотъ все, госпожа, что мы можемъ передать тебѣ».

Выслушавъ его, Зобенда, казалось, была въ нерѣшительности, что отвѣчать тремъ купцамъ. Замѣтивъ это, календеры умоляли ее быть къ нимъ снисходительной. «Хорошо, сказала она, я всѣхъ васъ прощаю, но съ условіемъ, чтобъ вы сейчасъ же шли отсюда, куда хотите». Тонъ, которымъ Зобенда произносила эти слова, показывалъ, что должно повиноваться; притомъ видъ семи вооруженныхъ невольниковъ подтверждалъ это приказаніе, и халифъ, Джіафаръ, Мезрура, трое календеровъ и носильщикъ вышли. Стоя на крыльцѣ, халифъ, не говоря, кто онъ, спросилъ календеровъ, куда они намѣрены идти, въ ожиданіи утра. «Вотъ это и ставитъ насъ въ стѣснительное положеніе», отвѣчали они. «Слѣдуйте за нами, сказалъ халифъ, мы покажемъ вамъ, гдѣ провести ночь». Потомъ онъ тихо прибавилъ визирю: «Пусть они переночуютъ у тебя; завтра представь ихъ мнѣ, я велю написать ихъ исторіи въ моихъ лѣтописяхъ, онѣ такъ замѣчательны, что заслуживаютъ того».

Визирь увелъ къ себѣ отшельниковъ, носильщикъ пошелъ домой, а халифъ съ Мезрурой уд^: іились во дворецъ. Халифъ долго не могъ уснуть: его воображенію все представлялись пропсшсствія этой ночи и до крайности интересовало, кто такова Зобеода, за что била она черныхъ собакъ и почему грудь Амины изранена. Утро застало его въ этихъ размышленіяхъ, онъ всталъ и отправился въ совѣтъ, гдѣ принималъ своихъ подданныхъ. Халифъ сѣлъ на тропъ.

Скоро пришелъ визирь и по обыкновенію почтительно поклонился халифу: «Визирь, сказалъ халифъ, сегодняшнія дѣла не требуютъ поспѣшности, займись лучше дѣлами женщинъ и двухъ черныхъ собакъ. Я не успокоюсь до тѣхъ поръ, пока не узнаю всего, что видѣлъ сегодня. Ступай и приведи сюда трехъ женщинъ и календеровъ; помни, что я съ нетерпѣніемъ ожидаю тебя».

Визирь, зная живой и горячій характеръ своего государя, поспѣшилъ повиноваться. Онъ отправился къ женщинамъ и вѣжливо передалъ имъ желаніе султана, не упоминая о томъ, что было и канунѣ. Сестры покрылись вуалями и послѣдовали за визиремъ, который зашелъ также за календерами, объявивъ имъ заранѣе, что они говорили наканунѣ съ самимъ халифомъ. Визирь привелъ всѣхъ во дворецъ и такъ скоро исполнилъ порученіе государя, что тотъ остался очень доволенъ. Такъ какъ въ залѣ были придворные, то халифъ помѣстилъ сестеръ за занавѣской, а трехъ календеровъ, обращеніе которыхъ съ нимъ ясно доказывало, что имъ извѣстно уже, передъ кѣмъ они находятся, удержалъ около себя. Потому, обратясь къ тремъ сестрамъ, халифъ сказалъ: «Вамъ вѣрно будетъ непріятно услышать, что одинъ изъ вашихъ вчерашнихъ гостей, переодѣтыхъ въ купцовъ, быль я. Вы подумаете, можетъ быть что я сердитъ на вашъ вчерашній поступокъ со мной и что призвалъ васъ, чтобъ высказать вамъ это. Напротивъ, я одобряю ваше поведеніе и желалъ бы, чтобъ всѣ женщины этого города былибъ такъ благоразумны, какъ вы. Я никогда не забуду, какъ вы были снисходительны къ намъ, послѣ нашей невѣжливости. Вчера я быль моссульскій купецъ, сегодня халифъ Гарунъ-Аль-Рашидъ, пятый халифъ изъ рода Абазовъ, который замѣняетъ мѣсто нашего великаго пророка. Я прозвалъ васъ за тѣмъ, чтобы узнать, кто вы и за что такъ жестоко поступали вчера съ двумя черными собаками и потомъ плакали надъ ними. Маѣ хотѣлось бы знать также, почему у одной изъ васъ изранена грудь».

Хотя халифъ произнесъ громко эти слова, визирь Джіафаръ повторилъ ихъ… По, государь, сказала Шехеразада, уже день; если вамъ угодно слышать продолженіе сегодняшняго разсказа, вы продлите мою казнь до завтра. Султанъ согласился на это, надѣясь, что завтра Шехеразада разскажетъ ему исторію Зобеиды.

НОЧЬ 63.

«Милая сестра, сказала на разсвѣтѣ Динарзада, если ты не спишь, разскажи, пожалуйста, исторію Зобеиды. — Хорошо», отвѣчала она; Зобеида уступила желанію государя и начала свою исторію:

Исторія Зобеиды.

"Повелитель правовѣрныхъ, сказала она. ты вѣрно никогда не слышалъ исторію удивительнѣй той, которую сейчасъ услышишь. Я родная сестра двумъ чернымъ собакамъ, которыхъ ты видѣлъ; я разскажу вамъ, но какому случаю онѣ превращены въ собакъ.

"Двѣ женщины, живущія со мной, также маѣ сестры, только отъ другой матери. Та, у которой изранена грудь, называется Амина, другая Зафа, а мое имя Зобеида.

"Послѣ смерти отца, мы раздѣлили его имѣніе и эти двѣ сестры стали жить съ ихъ матерью. Я съ двумя другими сестрами поселилась вмѣстѣ съ нашей матерью, оставившею намъ послѣ смерти по тысячѣ цехиновъ.

"Я была младшая, старшія сестры вышли замужъ, и оставили меня одну. Немного спустя, мужъ первой сестры, продавъ все, что имѣлъ, и прибавивъ къ этому приданое сестры, уѣхалъ съ ней въ Африку. Тамъ, проживъ все состояніе на различныя увеселенія и пиршества, приведенный въ жалкое состояніе, онъ нашелъ какой-то предлогъ отдѣлаться отъ сестры и прогналъ ее отъ себя. Сестра, испытавъ дорогой много горя, вернулась въ Багдадъ. Она въ такомъ жалкомъ видѣ пришла просить у меня убѣжища, что самый жестокій человѣкъ тронулся бы ея положеніемъ. Я спросила се, что съ ней случилось, она разсказала мнѣ о всѣхъ поступкахъ своего мужа. Я была такъ тронута, что плакала вмѣстѣ съ ней и, успокоясь немного, велѣла отвесть ее въ баню, дала ей чистое платье и сказала: «Милая сестра, ты старшая, и я считаю тебя своею матерью. Во время твоего отсутствія, Богъ благословилъ мое занятіе; я разводила шелковичныхъ червей на деньги, доставшіяся мнѣ по смерти матери, и теперь ты можешь считать все, что у меня есть, своимъ и распоряжаться всѣмъ по своему желанію».

"Долго прожили мы дружно вмѣстѣ и часто вспоминали о третьей сестрѣ, отъ которой давно не получали извѣстія. Вдругъ и она явилась ко мнѣ въ такомъ же жалкомъ положеніи, какъ первая сестра; разсказала, что мужъ ея поступилъ съ нею очень дурно, все прожилъ, и просила у меня убѣжища. Я ласково приняла ее къ себѣ.

"Нѣсколько времени спустя, сестры мои захотѣли выйдти во второй разъ замужъ, подъ тѣмъ предлогомъ, что онѣ мнѣ въ тягость. Я сказала имъ, что если только это понуждаетъ ихъ къ замужству, то онѣ могутъ быть совершенно спокойны, потому что моего состоянія станетъ на насъ троихъ; «но, прибавила я, боюсь, что не это опасеніе заставляетъ васъ выйдти вторично замужъ, и удивляюсь вамъ; вы испытали уже, каково быть замужемъ и думаете опять испытать счастіе. Развѣ вы не знаете, какъ трудно найти хорошаго мужа? Согласитесь лучше жить со мной, какъ живемъ теперь»

"Всѣ мои убѣжденія были безполезны и сестры вышли замужъ. Спустя нѣсколько мѣсяцевъ, онѣ вернулись ко мнѣ, прося простить, что не послѣдовали моимъ совѣтамъ. «Хотя ты младшая, говорили онѣ, по ты умнѣе насъ, и если не откажешься принять насъ къ себѣ, какъ рабынь своихъ, съ нами не случится больше ничего дурнаго. Милыя сестрицы, сказала я, обнимая ихъ, я нисколько ne перемѣнилась къ вамъ съ тѣхъ поръ, какъ мы разстались, и готова жить съ вами; оставайтесь у меня и пользуйтесь всѣмъ, что я имѣю». Мы стали жить по прежнему.

"Цѣлый годъ мы провели прекрасно; Богъ благословилъ мое занятіе, и мнѣ захотѣлось пуститься путешествовать по морю и завесть небольшую торговлю. Взявъ сестеръ, я купила корабль и нагрузила его всѣмъ, что необходимо для торговли въ Багдадѣ. Мы поплыли и вступили скоро въ Персидскій заливъ. Выйдя въ открытое море, мы направили путь въ Индію и черезъ двадцать дней, увидѣли землю. Это была гора, у подошвы которой находился большой городъ. Вѣтеръ быль попутный и мы рано подъѣхали къ пристани, у которой бросили якорь.

"Недожидая моихъ сестеръ, я поѣхала къ городу одна, въ лодкѣ. Тутъ я увидѣла на берегу вооруженныхъ людей; ихъ было много; нѣкоторые изъ нихъ сидѣла, другіе стояли. Они показались маѣ такими страшными, что я сначала испугалась; по, подъѣхавъ ближе, замѣтила, что они неподвижны и что вся стража состояла изъ окаменелыхъ людей.

"Войдя въ городъ, я поминутно находила окаменѣлыхъ людей, въ разныхъ положеніяхъ. Въ торговой части, я увидѣла, что большая часть лавокъ заперта, а въ открытыхъ сидѣли и стояли окаменѣлые люди. Изъ трубъ не шелъ дымъ, и потому я заключила, что внутри домовъ, также, какъ и внѣ ихъ, все окаменѣло.

"Дойдя до большой площади посреди города, я замѣтила, что въ одномъ домѣ отперта большая золотая дверь. Она задернута была шелковою портьерой, черезъ которую виднѣлась висящая посреди двери лампа. Разсмотрѣвъ хорошенько зданіе, я подумала, что это вѣрно быль дверецъ какого нибудь принца, царствовавшаго въ этомъ краю; удивляясь, что никого нѣтъ, я вошла въ него. Въ сѣняхъ была окаменѣлая стража.

"Проходя обширный дворъ, я видѣла много окаменѣлыхъ людей, одни изъ нихъ шли впередъ, другіе возвращались: но всѣ были неподвижны.

"Я прошла во второй дворъ, оттуда въ третій; вездѣ царствовала невозмутимая тишина.

«Дойдя до четвертаго двора, я увидѣла прекрасна зданіе, въ окнахъ котораго были сдѣланы золотыя рѣшетки. Я подумала, что это вѣрно дворецъ государыни и вошла въ него. Въ залѣ было нѣсколько евнуховъ, тоже окаменѣлыхъ. Пройдя въ богато меблированную комнату, я увидѣла въ ней окаменѣлую женщину. По коронѣ и по жемчужному ожерелью, крупному, какъ орѣхъ, я заключила, что это была государыня. Нѣсколько времени я любовалась ожерельемъ, богатствомъ и великолѣпіемъ комнатъ, коврами, диванами, обитыми индѣйскою матеріей, на которой по золотому фону были разбросаны серебряныя фигуры животныхъ, удивительной работы».

Шехеразада продолжала бы сказку, еслибъ не наступилъ день. Султану понравился разсказъ и онъ рѣшился узнать, что значило это превращеніе.

НОЧЬ 64.

Дапарзода, которую очень заинтересовало начало исторіи Зобеиды, рано разбудила султаншу. «Если ты не спишь, сказала она, милая сестрица, разскажи мнѣ, что еще увидѣла Зобеида въ этомъ необыкновенномъ дворцѣ? Вотъ какъ продолжала Зобеида свой разсказъ», отвѣчала Шехеразада:

"Государь, сказала она, изъ комнаты государыни я перешла въ другія, и дошла наконецъ до необыкновенно прекрасной комнаты, гдѣ возвышался большой золотой тропъ, украшенный изумрудами, на который вели нѣсколько ступеней; на тронѣ была прекрасная постель, вышитая жемчугомъ; мнѣ особенно поправился блестящей свѣтъ, падавшій сверху. Желая знать, откуда приходитъ онъ, я вошла на ступеньки трона и, поднявъ голову, увидѣла брилліантъ величиною съ страусовое яйцо; свѣтъ отъ него былъ такъ силенъ, что я должна была зажмуриться.

"Съ обѣихъ сторонъ постели горѣли свѣтильники, за чѣмъ — незнаю. Такъ какъ свѣтильники не могли бы горѣть сами но себѣ, то я подумала, что во дворцѣ вѣрно есть кто нибудь живой. Разсмотрѣвъ остальныя рѣдкости, которыя не теряли цѣны передъ брилліантомъ, я прошла въ другія комнаты, такія же великолѣпныя., какъ и первыя. Я была въ буфетахъ и кладовыхъ, наполненныхъ безчисленными богатствами, и такъ заглядѣлась на всѣ эти чудеса, что совсѣмъ позабыла о моемъ кораблѣ, о сестрахъ, и думала только, какъ бы удовлетворить свое любопытство.

"Когда наступилъ вечеръ, я вспомнила, наконецъ, что нора вернуться на корабль, и пошла было назадъ, но заблудилась въ комнатахъ и никакъ не могла найти выхода. Придя въ залъ, гдѣ стоялъ тронъ, а на немъ приготовленная постель, надъ которой блестѣлъ прекрасный брилліантъ и зажжены были свѣтильники, я рѣшилась переночевать тутъ, а рано утромъ отправиться на «корабль. Я бросилась на постель, но страхъ, про мысли, что я нахожусь въ такомъ пустынномъ мѣстѣ, не далъ мнѣ уснуть. Около полуночи мнѣ послышался чей-то голосъ читающій Алькоранъ, такимъ тономъ, какимъ его читаютъ въ нашихъ домахъ. Я обрадовалась этому, тотчасъ встала и, взявъ свѣтильникъ, вышла изъ комнаты. Дойдя до двери кабинета, изъ котораго слышалось чтеніе, я остановилась. Поставивъ на полъ свѣтильникъ, я посмотрѣла въ щелочку и увидѣла комнату, похожую на молельню или часовню; въ ней была и нить въ стѣнѣ, показывающая мѣсто, куда надо обращаться во время молитвы, и висящія, зажженныя лампы и толстыя восковыя свѣчи въ подсвѣчникахъ. На полу былъ маленькій коверъ, на который становятся у насъ на колѣна, во время молитвы. На немъ стоялъ молодой человѣкъ пріятной наружности и внимательно читалъ, положенный на маленькомъ пюпитрѣ, Алькоранъ. Удивленная этимъ, я придумывала, какимъ образомъ остался онъ живъ въ этомъ мертвомъ царствѣ, и, не сомнѣвалась, что тутъ должно быть что нибудь необыкновенное.

„Дверь была не заперта, я вошла въ комнату и, опустясь на колѣна передъ нишей, прочитала молитву, начинающуюся этими словами.“ Хвала Богу, даровавшему намъ благополучное плаваніе! Да поможетъ Онъ намъ счастливо вернуться назадъ. Услышь меня, Господи, и исполни мою молитву»!..

"Увидѣвъ меня, молодой человѣкъ сказалъ: «Скажите мнѣ, добрая госпожа, откуда вы, и что завело васъ въ это мѣсто? Я тоже скажу вамъ, кто я, и какъ остался цѣлымъ и невредимымъ посреди этой пустыни; разскажу, почему и за что окаменѣли всѣ жители этого, острова, и все, что относится ко мнѣ».

"Я разсказала ему въ нѣсколькихъ словахъ, откуда я, зачѣмъ предприняла путешествіе, свое счастливое плаваніе впродолженіи двадцати дней. Потомъ убѣдительно просила его сказать мнѣ, по какому случаю весь городъ былъ приведенъ въ такое состояніе и почему не случилось съ нимъ того же.

«Любезная госпожа, отвѣчалъ онъ, прошу васъ подождать немного». Когда онъ, закрывъ Алькоранъ и положивъ въ драгоцѣнный футляръ, клалъ его на мѣсто, я разглядывала его самаго. Онъ былъ такъ хорошъ, что я почувствовала въ сердцѣ что-то особенное, небывалое до сихъ поръ. Онъ посадилъ меня рядомъ съ собою; тогда я сказала ему голосомъ, въ которомъ невольно выражалось возбужденное имъ во мнѣ чувство: «Любезный господинъ, дорогой мнѣ, я не могу дождаться вашего разсказа о всемъ, что видѣла непонятнаго съ той минуты, какъ вошла въ этотъ городъ. Умоляю васъ, говорите скорѣй, какимъ чудомъ вы живы посреди этихъ окаменѣлыхъ людей».

«Государь, замѣтила Шехеразада, вы не замѣчаете, быть можетъ, что уже наступаетъ утро; я не смѣю продолжать, это утомитъ васъ». Хабріасъ всталъ, съ намѣреніемъ дослушать ея разсказъ въ слѣдующую ночь.

НОЧЬ 65.

«Если ты не спишь, сестрица, сказала на другое утро Динарзада, то разскажи, прошу, что произошло между Зобеидой и молодымъ человѣкомъ, встрѣченнымъ ею во дворцѣ, который ты такъ прекрасно описала. — Хорошо», отвѣчала Шехеразада; Зобеида продолжала:

"Изъ прочитанной вами молитвы, сказалъ мнѣ молодой человѣкъ, я увидѣлъ, что вы вѣруете въ Бога. Вы услышите сейчасъ дѣйствіе Его могущества и Его величія. Нужно сказать вамъ, что этотъ городъ былъ столицей большаго государства, котораго царемъ былъ мой отецъ. Онъ, весь дворъ и подданные его поклонились огню и Пардуну, древнему повелителю духовъ, непокорныхъ Богу.

"Мнѣ, когда я былъ еще ребенкомъ, попалась, по счастью, нянька мусульманка, знавшая Алькоранъ и объяснявшая его*прекрасно.

«Принцъ, часто говаривала она мнѣ, помните всегда, что Богъ одинъ и не признавайте другихъ Боговъ». Она выучила меня по арабски и прежде всего дала мнѣ прочесть Алькоранъ. Когда я могъ уже нѣсколько понимать, что читаю, она стала объяснять мнѣ коранъ, утверждала въ прекрасныхъ правилахъ; разумѣется, ни мои родители, никто не зналъ этого. Она умерла, но уже въ то время, когда я успѣлъ убѣдиться въ истинѣ мусульманской религіи. Съ тѣхъ поръ, я постоянно держался ея правилъ и съ ужасомъ глядѣлъ на ложное поклоненіе Пардуну и на обожаніе огня.

"Года три тому назадъ, по городу вдругъ раздался громкій голосъ, каждое слово котораго было ясно: «Жители, говорилъ онъ, оставьте поклоненіе Пардуну и огню, поклоняйтесь единому истинному Богу, Онъ милосердъ». Три года сряду повторялись эти слова, но никто изъ жителей не оставилъ прежняго поклоненія и, въ послѣдній день третьяго года, всѣ были превращены въ каменныя фигуры, въ томъ самомъ положеніи, въ какомъ застало ихъ наказаніе Божіе. Таже участь постигла моихъ отца и мать: они обратились въ два большихъ черныхъ камня, которые вы, вѣрно, видѣли.

«Богъ пощадилъ одного меня, и съ тѣхъ поръ я съ усердіемъ молюсь Ему: вы, прекрасная госпожа, посланы вѣрно Имъ для моего утѣшенья, потому что, признаюсь вамъ, мнѣ часто бываетъ очень скучно въ этомъ уединеніи».

«Этотъ разсказъ только усилилъ мою любовь къ нему. Принцъ, сказала я ему, именно вѣрно Провидѣніе послало меня сюда за тѣмъ, чтобы вывезть васъ изъ этого страннаго мѣста. Повѣрьте мнѣ, что я имѣю значеніе въ Багдадѣ, — вы можете убѣдиться въ томъ, взглянувъ на мой корабль, хотя на немъ только часть того, что принадлежитъ мнѣ. Вы пробудете у меня до тѣхъ поръ, пока повелитель правовѣрныхъ, намѣстникъ нашего великаго Пророка, приметъ васъ съ должною почестью. Этотъ знаменитый царь живетъ въ Багдадѣ, и вы убѣдитесь сами, что никто пріѣзжающій просить его помощи не обманется въ немъ. Нѣтъ, вы не должны больше оставаться въ этомъ мѣстѣ. Мой корабль къ вашимъ услугамъ, вы можете распоряжаться имъ, какъ хотите». Онъ принялъ это предложеніе и мы провели остатокъ ночи, разговаривая о предполагаемомъ нами путешествіи.

"Какъ только насталъ день, мы вышли изъ дворца и пошли къ пристани. Сестры, капитанъ корабля и мои невольники очень безпокоились во время моего отсутствія. Познакомивъ принца съ сестрами, я разсказала имъ, почему не вернулась наканунѣ, исторію принца и причину разоренія города.

«Впродолженіи нѣсколькихъ дней, матросы выгружали привезенные нами товары, и замѣняли ихъ драгоцѣнностями, серебромъ и золотомъ, которыя выбирали изъ дворца. Мебель и много золотыхъ вещей не помѣстились на нашемъ кораблѣ-и мы оставили ихъ; чтобъ перевезть все, видѣнное во дворцѣ, нужно было покрайней мѣрѣ нѣсколько кораблей.

„Нагрузивъ судно всѣмъ, что хотѣли взять съ собой, мы запаслись еще провизіей, хотя было довольно и прежней, и съ попутнымъ вѣтромъ отправились въ путь“.

Разсвѣло и Шехеразада замолчала. Султанъ молча всталъ, но обѣщалъ себѣ дослушать конецъ исторіи Зобеиды и молодаго принца, спасшагося такимъ чудеснымъ образомъ.

НОЧЬ 66.

На разсвѣтѣ, Динарзада, желая знать, успѣшно-ли было плаваніе Зобеиды, разбудила султаншу. — Милая сестра, сказала она, если ты не спишь, продолжай, пожалуйста, вчерашнюю исторію. Скажи, счастливо ли доѣхали Зобеида и принцъ въ Багдадъ? — Ты сейчасъ узнаешь», отвѣчала Шехеразада. Зобеида продолжала такъ свою исторію: "Государь, сказала она, молодой принцъ, я и сестры, весело разговаривали между собой нѣсколько дней. Но, увы, это продолжалось не долго. Сестры замѣтили наше взаимное расположеніе, стали ревновать меня и разъ спросили злобно, что я буду дѣлать съ принцемъ, когда мы пріѣдемъ въ Багдадъ. Замѣта, что они хотѣли вывѣдать мои мысли, я отвѣчала шутя, что намѣрена выйти за него замужъ. 1і тутъ же, обращаясь къ принцу, сказала. «Принцъ, вы вѣрно будете согласны на это. Какъ только мы пріѣдемъ въ Багдадъ, и предложу вамъ свою особу въ покорнѣйшія слуги и признаю васъ своимъ повелителемъ. — Мнѣ кажется, вы говорите это шутя, отвѣчалъ принцъ; что-же касается до меня, то я дѣлаю вамъ серьезно предложеніе и, въ присутствіи вашихъ сестеръ, признаю васъ не рабой своей, а повелительницей». Услыша это, сестры измѣнились въ лицѣ, и съ этой минуты я замѣтила, что онѣ не любили уже меня но прежнему.

"Мы вошли въ Персидскій заливъ и, при попутномъ вѣтрѣ, можно было надѣяться, что пріѣдемъ на другой день домой. Но въ эту ночь, сестры выбросили меня и принца въ море. Принцъ утонулъ, а я нечаянно попала на мель и, замѣтя вдали что-то темное, стала тихо подвигаться къ тому мѣсту. Къ утру и достигла земли; это былъ маленькій уединенный островокъ, въ двадцати тысячахъ верстъ отъ Бальооры. Я высушила платье и, расхаживая по острову, съ радостью увидѣла нѣсколько плодовыхъ деревьевъ и хорошую воду; итакъ, я надѣяться могла, что не умру съ голода.

"Отдыхая подъ деревомъ, я вдругъ замѣтила крылатую змѣю; она ползла ко мнѣ, извиваясь и высунувъ языкъ. Мнѣ показалось, что это было не даромъ. И въ самомъ дѣлѣ, я увидѣла, что другая змѣя, толще первой, держала ее за хвостъ и хотѣла съѣсть. Мнѣ стало жаль ее и я, схвативъ камень, случившійся подлѣ меня, бросила его въ толстую змѣю и убила ее. Другая змѣя, почувствовавъ свободу, распустила крылья и улетѣла. Я долго смотрѣла ей вслѣдъ, потомъ сѣла на прежнее мѣсто и уснула.

"Представьте мое удивленіе, когда, пробудясь, я увидѣла около себя негритянку съ пріятнымъ и выразительнымъ лицомъ; она держала на привязи двухъ черныхъ собакъ. Прійдя въ себя отъ удивленія, я спросила, кто она. «Я та самая змѣя, отвѣчала она, которую ты недавно спасла. Я придумывала, чѣмъ бы отблагодарить тебя, и сдѣлала вотъ что: зная, какъ поступили съ тобой сестры, я, въ отмщеніе за тебя, созвала фей, подобныхъ мнѣ, и мы перенесли весь грузъ съ кораблей въ твои магазины, въ Багдадъ, а корабли потопили. Твоихъ же сестеръ я превратила въ этихъ черныхъ собакъ. По этого наказаніи для нихъ мало, и я требую, чтобъ ты поступала съ ними такъ, какъ я прикажу».

"Съ этими словами фея подхватила меня одной рукой, а двухъ собакъ другой, и перенесла въ Багдадъ ко мнѣ. Я нашла мои магазины, наполненными всѣми богатствами, вывезенными съ острова. Прощаясь со мной, фея передала маѣ обѣихъ собакъ, говоря: "Ты должна каждую ночь давать сто ударовъ обѣимъ сестрамъ за то, что онѣ утопили молодого принца и хотѣли утопить тебя; если ты этого не исполнишь, то превратишься тоже въ черную собаку; я приказываю тебѣ это отъ лица того, кто управляетъ морями.

«Съ тѣхъ поръ, я каждую ночь поступала такъ, какъ Ваше Величество видѣли. Слезами я показываю имъ, чего мнѣ стоитъ наказывать ихъ, какъ мнѣ это противно и больно. Итакъ, вы видите, что меня скорѣе можно жалѣть, нежели обвинять. Изъ исторіи Амины вы узнаете нѣкоторыя подробности, касающіяся меня, о которыхъ и не упоминала».

Выслушавъ удивительный разсказъ Зобеиды, халифъ выразилъ черезъ визиря желаніе услышать исторію Амины… По, государь, замѣтила Шехеразада, уже день, и я не смѣю больше удерживать Ваше Величество. Надѣясь услышать въ исторіи Амины дополненіе къ разсказу Зобеиды, Хабріасъ всталъ, отложивъ еще на день казнь султанши.

НОЧЬ 67.

Динарзада такъ интересовалась исторіей Амины, что проснувшись еще за долго до разсвѣта, разбудила сестру, говоря: «Милая сестра, если ты не спишь, разскажи мнѣ, прошу, почему была изранена грудь Амины. — Изволь», отвѣчала султанша.,

Амина обратилась къ халифу и начала разсказывать свою исторію.

Исторія Амины.

"Повелитель правовѣрныхъ, сказала она, изъ разсказа моей сестры вы уже знаете, что моя мать, овдовѣвъ, уѣхала и захотѣла остальное время своего вдовства провесть въ уединеніи. Она выдала меня за мужъ за богатѣйшаго наслѣдника въ нашемъ городѣ.

"Спустя годъ, и овдовѣла, получивъ въ наслѣдство отъ мужа все его состояніе, которое простиралось до девяносто тысячъ цехиновъ; доходами съ этой суммы я могла очень хороню прожить. Какъ только прошло полгода, я сдѣлала себѣ два дорогихъ платья, но тысячѣ цехиновъ каждое, и въ концѣ года начала носить ихъ.

"Разъ я занималась домашними дѣлами, когда мнѣ доложили, что какая-то женщина спрашиваетъ меня. И велѣла позвать ее. Въ комнату вошла пожилая особа, она поклонилась мнѣ и, поцѣловавъ землю, стала на колѣна и сказала: «Добрая госпожа, ваша доброта даетъ мнѣ смѣлость обратиться къ вамъ. Я должна сказать, почтенная госпожа, что у меня есть дочь, сирота, которую я выдаю сегодня за мужъ. Мы иностранки и никого здѣсь не знаемъ, это ставить насъ въ неловкое положеніе, потому что мы желали бы, чтобъ семейство, съ которымъ породнимся, думало, что мы не безъизвѣстные люди. Поэтому, добрая госпожа, не сдѣлаете ли вы намъ милость, удостоить своимъ присутствіемъ свадьбу моей дочери: увидя такую знатную особу, гости наши не сочтутъ насъ за ничтожныхъ людей. По, увы, если вы не исполните моей просьбы, я не знаю, что намъ останется тогда дѣлать, не знаю, къ кому обратиться».

"Просьба бѣдной женщины сопровождаемая слезами, тронута меня. «Добрая женщина; сказала я, не огорчайся, я исполню твое желаніе. Скажи мнѣ, куда я должна идти, и я сейчасъ буду у васъ, только переодѣнусь». Женщина такъ обрадовалась моему согласію, что еслибъ я не остановила ее, она цѣловала бы мнѣ ноги. «Благодѣтельница наша, говорила она, поднимаясь съ колѣнъ, Богъ наградитъ васъ за доброту и исполнитъ ваши желанія, такъ какъ вы исполнили наше. И зайду за вами сегодня вечеромъ. Прощайте, госпожа, прибавила она, до пріятнаго свиданія».

"Когда она ушла, я надѣла самое лучшее платье, ожерелье изъ крупнаго жемчуга, браслеты, кольца и серьги, съ подвѣсками изъ лучшихъ брилліантовъ. У меня было особенное предчувствіе.

Уже наступила ночь, когда за мной пришла пожилая женщина; лицо ея выражало радость. Поцѣловавъ мнѣ руку, она сказала: «Добрая госпожа, родные моего зятя, первыя лица въ городѣ, собрались уже. Когда вамъ будетъ угодно, вы послѣдуете за мной». Я тотчасъ пошла за ней, въ сопровожденіи большаго числа моихъ невольницъ, хорошо одѣтыхъ. Мы дошли до большой, широкой улицы и остановились передъ домомъ, на дверяхъ котораго при свѣтѣ, выходившемъ изъ большаго фонаря, я прочитала: Здѣсь мѣсто вѣчныхъ удовольствій и радостей. Старая женщина постучалась и намъ отперли.

"Меня повели черезъ дворъ и ввели въ залъ, гдѣ приняла меня женщина необыкновенной красоты. Поцѣловавъ, она посадила пеня на софу, на которой былъ устроенъ изъ драгоцѣннаго дерева и украшенный брилліантами тронъ. «Госпожа, сказала она, вы согласились присутствовать на свадьбѣ и вѣрно не ожидали того, что здѣсь встрѣтите. У меня есть братъ, самый красивый и лучшій изъ всѣхъ мужчинъ. Онъ слышалъ много о вашей красотѣ и такъ восхищенъ описаніемъ ея, что теперь его судьба въ вашихъ рукахъ; сжальтесь надъ нимъ. Онъ такого же рода, какъ и вы, и это не помѣшаетъ вашему соединенію. Если мои просьбы имѣютъ какую нибудь цѣну въ вашихъ глазахъ, я прошу васъ вмѣстѣ съ братомъ принять его предложеніе».

"Со смерти мужа, мнѣ еще не приходила ни разу въ голову мысль о замужствѣ, но отказать такой прекрасной особѣ, я была не въ состояніи. Я покраснѣла и молчала; женщина захлопала въ ладоши и въ ту-же минуту вышелъ изъ кабинета молодой человѣкъ величественнаго вида и такой прекрасной наружности, что я невольно позавидовала своей побѣдѣ надъ нимъ. Онъ сѣлъ подлѣ меня, и изъ разговора съ нимъ я увидала, что онъ превосходилъ всѣ похвалы своей сестры.

"Видя, что мы понравились другъ другу, сестра его хлопнула опять въ ладоши и вошелъ Кади; онъ составилъ контрактъ, подписалъ его и предложилъ подписать его намъ и четверымъ свидѣтелямъ. Мужъ сказалъ мнѣ, что я всегда буду счастлива съ нимъ, если соглашусь, ни съ кѣмъ ни говорить, ни видѣться, кромѣ него. Съ этимъ условіемъ бракъ нашъ быль заключенъ и мнѣ пришлось быть главнымъ дѣйствующимъ лицомъ на свадьбѣ.

"Спустя мѣсяцъ, мнѣ понадобилась какая-то матерія, я спросила позволенія у мужа и онъ позволилъ мнѣ самой идти купить ее. И пошла съ старушкой, о которой уже говорила, и съ двумя служанками.

«Дойдя до лавокъ, старушка сказала мнѣ: Добрая госпожа, у меня здѣсь есть знакомый молодой продавецъ шелковыхъ матерій; чѣмъ вамъ ходить и выбирать но другимъ лавкамъ, зайдемъ къ нему, вы найдете у него все, что только есть лучшаго». И согласилась и мы вошли въ лавку молодаго купца, красиваго собой. Я сѣла и просила свою проводницу спросить самыхъ лучшихъ матерій. Она настаивала, чтобъ я спросила сама, по я напомнила ей объ условіи, сдѣланномъ между мной и мужемъ въ день брака, условіи, противъ котораго я не хотѣла поступать.

"Изъ матерій, показанныхъ купцомъ, мнѣ особенно понравилась одна, и я спросила черезъ старушку, что за нее хочетъ продавецъ. "Я не отдамъ ее ни за какую цѣну, отвѣчалъ онъ, но готовъ подарить, если госпожа согласна позволить мнѣ поцѣловать себя въ щеку. "Я отвѣчала черезъ старушку, что предложеніе его дерзко. Вмѣсто того, чтобъ передать купцу мои слова, она стала уговаривать меня согласиться на его требованіе, говоря, что тутъ ничего нѣтъ особенно важнаго. Мнѣ такъ хотѣло ь имѣть эту матерію и я была такъ проста, что послѣдовала ея совѣту. Старушка и служанки стали такъ, что меня никто не могъ видѣть; я открыла лицо, но купецъ не поцѣловалъ меня, а укусилъ теку до крови.

«Боль и удивленіе были такъ сильны, что я упала въ обморокъ, и такъ долго не могла прійти въ себя, что купецъ успѣлъ запереть лавку и убѣжать. Очнувшись, я почувствовала, что щека моя была въ крови; служанки опустили мнѣ вуаль для того, чтобъ собравшійся народъ подумалъ, что я упала въ обморокъ безъ особой причины».

Разсвѣтало и Шехеразада замолчала, а султанъ всталъ, желая скорѣй услышать продолженіе сказки.

НОЧЬ 68.

На другое утро, Динарзада разбудила султаншу, говоря: «Милая сестрица, если ты не спишь, продолжай, пожалуйста, исторію Амины. — Вотъ какъ она продолжала ее», отвѣчала Шехеразада:

"Старушка, огорченная всѣмъ случившимся, старалась успокоить меня.

"Добрая госпожа, говорила она, простите, я во всемъ виновата; я привела васъ къ этому купцу, не подозрѣвая, что онъ способенъ на такіе поступки; но не огорчайтесь; не теряя времени, вернемся скорѣй домой; я дамъ вамъ лекарство, которое поможетъ вамъ въ три дня, такъ что и знака не останется. Отъ слабости я едва могла держаться на ногахъ и добраться до своего дома; войдя въ комнату, я опять лишилась чувствъ. Старушка употребила свое лекаретво и, когда а пришла въ себя, она уложила меня въ постель.

"Къ вечеру вернулся мой мужъ; увидѣвъ, что у меня была укутана голова, онъ спросилъ, что это значитъ. Я сказала, что у меня болитъ голова, по онъ не повѣрилъ и, взявъ свѣчу, подошелъ ко мнѣ и увидѣлъ на щекѣ рану. «Откуда это»? спросилъ онъ. Хотя мой поступокъ не былъ преступленіемъ, по я не могла рѣшиться открыть его мужу, зная, что это оскорбитъ его, и потому отвѣчала, что, идя покупать себѣ матеріи съ его позволенія, я встрѣтилась въ узкой улицѣ съ человѣкомъ, который несъ огромную вязанку дровъ; онъ нечаянно задѣлъ меня палкой по щекѣ и оцарапалъ; но царапина не опасна, прибавила я.

"Мужъ мой разсердился. «Это не останется безъ наказанія, сказалъ онъ, завтра я вело начальнику полиціи задержать этихъ неуклюжихъ носильщиковъ и перевѣшать ихъ». Боясь, что онъ исполнитъ свою угрозу, я сказала: «Господинъ мой, если ты сдѣлаешь это, то я никогда не прощу себѣ, потому что поступокъ твой несправедливъ, и я буду причиной такого несчастія. — Скажи же мнѣ откровенно, сказалъ онъ, почему ты ранена»?

"Я отвѣчала, что причиной этому была неосторожность продавца щетокъ, который ѣхалъ на ослѣ, позади пеня, и смотрѣлъ въ сторону. Оселъ его наѣхалъ на меня, я упала и обрѣзала стекломъ щеку. «Когда такъ, сказалъ мой мужъ, я чуть свѣтъ завтра дамъ знать объ этомъ визирю Джіафару и онъ велитъ умертвить всѣхъ продавцовъ щетокъ. — Ради Бога, вскричала я, пощади ихъ, они не виноваты. — Какъ, сказалъ онъ, чему же я наконецъ долженъ вѣрить? Говори, я хочу знать правду. — Господинъ, отвѣчала я, у меня закружилась голова и я упала».

«Услыша это, мужъ мой потерялъ терпѣніе. Довольно, вскричалъ онъ, мнѣ надоѣла ложь». Онъ ударилъ въ ладоши, вошли три невольника. «Стащите се съ кровати, сказалъ онъ имъ, и разложите на полу». Невольники исполнили его приказаніе; одинъ держалъ меня за голову, другой за ноги, а третьяго онъ послалъ за саблей.

«Когда тотъ вернулся, мужъ мой велѣлъ меня разрубить пополамъ и выбросить мое тѣло въ Тигръ. „Пусть ее съѣдятъ рыбы, прибавилъ онъ, я всегда такъ плачу тѣмъ, кому отдаю всю свою любовь и въ комъ обманываюсь“. Видя, что невольникъ медлитъ, онъ продолжалъ». «что-же ты остановился, руби, я приказываю. — Госпожа, сказалъ мнѣ невольникъ, вамъ недолго остается жить; не желаете ли вы сказать чего нибудь передъ смертью»? Я попросила, чтобъ мнѣ позволили говорить и, поднявъ голову, нѣжно взглянула на мужа. «Увы, сказала я, въ какомъ страшномъ я положеніи! Неужели должна я въ эти лѣта умереть»! Я хотѣла продолжать, но не могла; рыданія душили меня. Мужъ мой не сжалился, напротивъ, онъ осыпалъ меня упреками, на которые нечего было отвѣчать. Я стала умолять его о пощадѣ, но онъ не хотѣлъ ничего слушать и приказалъ невольнику исполнять свою обязанность.

Въ эту минуту вошла старушка, которая была его кормилицей, и, упавъ къ его ногамъ, сказала ему: «Сынъ мой, ради того, что я выкормила тебя, исполни ея просьбу. Подумай, что только того убиваютъ, кто самъ убиваетъ; ты потеряешь общее уваженіе; что станутъ говорить о такомъ страшномъ поступкѣ». Слова эти, произнесенныя трогательнымъ голосомъ и сопровождаемыя слезами, произвели сильное впечатлѣніе на моего мужа. «Ну, сказалъ онъ, и не убью се изъ любви къ тебѣ. Но оставлю знаки, которые всегда будутъ напоминать ей о ея преступленіи». Невольникъ, по его приказанію, изо всей силы началъ меня бить по бокамъ и груди; удары проникали до костей; я лишилась чувствъ. Тогда невольники, исполнители его жестокости, отнесли меня въ домъ, гдѣ за мной стала ухаживать старушка. Четыре мѣсяца я не вставала съ постели. Наконецъ я выздоровѣла; но шрамы, которые я показала вамъ нечаянно вчера, остались до сихъ поръ. Когда я могла уже ходить, первымъ дѣломъ моимъ было отправиться къ мужу; но я не нашла и слѣда того дома, въ которомъ онъ жилъ. Мужъ мой, въ порывѣ гнѣва, разорилъ домъ; разумѣется, это былъ неслыханный поступокъ, но мнѣ некому было жаловаться. Мужъ мой скрылся и его негдѣ было отыскать. Да, еслибъ я и нашла его, мои жалобы не подѣйствовали бы вѣрно, потому что- я видѣла сама, какъ неограниченна была его власть.

"Въ отчаяніи, безъ всякихъ средствъ, я прибѣгла къ моей сестрѣ Зобеидѣ, которая разсказывала сейчасъ свою исторію Вашему Величеству, и разсказала ей о своемъ несчастій. Она приняла меня ласково и уговорила терпѣливо переносить свою участь. «Такъ всегда бываетъ на свѣтѣ, говорила она, одинъ теряетъ друга, другой состояніе, третій мужа, а иногда и все вмѣстѣ». Въ тоже время, чтобъ убѣдить меня въ этомъ, она разсказала мнѣ о потерѣ молодаго принца, котораго такъ любила; потомъ разсказала, какимъ образомъ ея сестры были обращены въ собакъ. Обласкавъ меня, капъ только могла, она привела ко мнѣ младшую сестру, которая тоже поселилась у ней, послѣ смерти матери.

«Поблагодаривъ Бога, что онъ опять соединилъ насъ, мы рѣшились жить независимо и никогда не разлучаться, такъ живемъ мы съ тѣхъ поръ, и я тогда только выхожу изъ дома, когда надобно сдѣлать покупки по хозяйству; это доставляетъ мнѣ удовольствіе. Вчера я ходила за припасами на рынокъ и, найдя носильщика, доставившаго ихъ намъ, забавнымъ, мы удержали его до вечера. Поздно вечеромъ пришли календеры и просили у насъ ночлега; мы впустили ихъ, съ извѣстнымъ вамъ условіемъ; въ то время, какъ они сидѣли за столомъ и забавляли насъ концертомъ, мы услышали стукъ въ дверь. Мы отперли, это были три красивые Моссульскіе купцы, также просившіе У насъ ночлега; мы приняли и ихъ, но также съ условіемъ. Ни тѣ, ни другіе, однако, изъ нашихъ гостей не исполнили даннаго обѣщанія. Хотя мы имѣли полное право наказать ихъ, но не воспользовались имъ и, потребовавъ, чтобъ каждый изъ нихъ разсказалъ свою исторію, отказали имъ только въ ночлегѣ».

Халифъ Гарунъ Аль-Рашидъ былъ очень доволенъ, удовлетворивъ свое любопытство, и громко выразилъ свое удовольствіе. «Однако, уже разсвѣтаетъ, сказала Шехеразада, и я не могу продолжать о томъ, что придумалъ халифъ, чтобъ уничтожить превращеніе собакъ, сестеръ Зобенды». Хабріасъ надѣялся услышать на другой день окончаніе исторіи пяти женщинъ и трехъ календеровъ, и отложилъ опять казнь султанши.

НОЧЬ 69.

«Ради Бога, вскричала еще задолго до разсвѣта Динарзада, если ты уже проснулась, сестрица, разскажи мнѣ, какъ возвращенъ былъ прежній видъ сестрамъ Зобеиды и что сдѣлалось съ тендерами. — Изволь, отвѣчала Шехеразада», и продолжала, обращаясь къ султану:

Государь, удовлетворивъ свое любопытство, халифъ захотѣлъ показать свою доброту и великодушіе тремъ тендерамъ и женщинамъ. Онъ самъ обратился къ Зобеидѣ и спросилъ ее: «Не обѣщала ли фея, показавшаяся вамъ въ видѣ змѣи, увидѣться съ вами? не упоминала ли она въ разговорѣ о томъ, гдѣ живетъ, или что возвратитъ когда нибудь вашимъ сестрамъ ихъ прежній видъ»?

«Повелитель правовѣрныхъ, отвѣчала Зобеида, и позабыла сказать Вашему Величеству, что, прощаясь, фея дала мнѣ прядь своихъ волосъ, говоря, что настанетъ время; когда мнѣ необходимо нужно будетъ увидѣться съ ней, и тогда мнѣ стоитъ только сжечь ея два волоска, и она явится въ туже минуту, хотя была бы но ту сторону Кавказа. — А гдѣ эти волоса, спросилъ халифъ. — Они всегда при мнѣ, отвѣчала Зобеида». Она достала волоса и, приподнявъ немного занавѣсъ, показала ихъ халифу. «Такъ, позовемте сейчасъ фею, я хочу этого, и оно будетъ кстати, сказалъ онъ».

"Зобеида согласилась и, когда принесли огонь, бросила на него всѣ волоса. Въ туже минуту поколебался дворецъ и передъ халифомъ явилась фея, въ видѣ великолѣпно одѣтой женщины. «Государь, сказала она, я готова исполнять твои приказанія. Женщина, которая призвала меня теперь по твоему повелѣнію, оказала мнѣ большую услугу, я отплатила ей тѣмъ, что отмстила за нее ея сестрамъ, но если тебѣ угодно, я возвращу имъ прежній видъ».

"Прекрасная фея, отвѣчалъ халифъ, ты мнѣ сдѣлаешь этимъ большое удовольствіе, возврати имъ прежній ихъ видъ, а я постараюсь утѣшить ихъ за долгое, печальное положеніе, въ какомъ онѣ находились до сихъ поръ; по прежде я попрошу тебя о женщинѣ, съ которой такъ жестоко поступилъ ея неизвѣстный мужъ. Тебѣ такъ многое извѣстно: не знаешь ли ты, кто этотъ жестокій человѣкъ, который не только поступилъ съ женой безчеловѣчно, но и лишилъ се всего состоянія. Я удивляюсь, что не слыхалъ ничего о такомъ варварскомъ поступкѣ.

«Чтобъ доставить тебѣ, государь, удовольствіе, я возвращу прежній видъ этимъ чернымъ собакамъ, уничтожу совершенно слѣды ранъ этой женщины и позову ея тирана мужа».

Халифъ велѣлъ привести двухъ черныхъ собакъ. Фея взяла поданную ей чашу съ водой и, произнеся надъ ней чуть слышно какія-то слова, вылила се на обѣихъ собакъ и на Амину. Собаки превратились въ прелестныхъ женщинъ, а раны Амины въ ту-же минуту исчезли. «Теперь, сказала фея, я должна открыть тебѣ имя мужа этой женщины; это, государь, твой старшій сынъ Амунъ, братъ твоего меньшаго сына, принца Мамуна. Слыша много о ея красотѣ, онъ полюбилъ ее страстно и придумалъ, какимъ образомъ привлечь ее къ себѣ и жениться на ней. Что касается до его жестокихъ поступковъ съ женой, онъ не очень виноватъ въ нихъ, потому что она такъ сбивчиво отвѣчала на его вопросы, что онъ легко могъ вообразить себѣ, будто жена его преступна. Вотъ все, что я знаю», прибавила фея и скрылась.

Удивленный и довольный всѣмъ, что сдѣлалъ добраго, халифъ прибавилъ къ этому еще незабвенное дѣло. Призвавъ сына, онъ сказалъ ему, что знаетъ о его тайномъ бракѣ, объяснилъ ему причину раны Амины, и не успѣлъ еще дать согласіе на этотъ бракъ, какъ молодой принцъ взялъ уже Амину къ себѣ.

Тогда халифъ объявилъ, что предлагаетъ свое сердце и руку Зобеидѣ, а трехъ календеровъ, царскихъ сыновей, предложилъ въ мужья тремъ сестрамъ Зобеиды, на что всѣ съ радостью и благодарностью согласились. Халифъ подарилъ каждому изъ принцессъ но прекрасному дворцу въ Багдадѣ, далъ имъ лучшія должности въ государствѣ подѣлалъ членами своего совѣта. Первый кади и свидѣтели подписали брачные контракты, и на знаменитаго халифа Гаруна Аль-Рашида, составившаго счастіе столькихъ особъ, со всѣхъ сторонъ посыпались благословенія.

Такъ какъ Шехеразада окончила свой разсказъ до разсвѣта, то начала другой, подъ названіемъ:

Исторія трехъ яблокъ.

Государь, я имѣла честь разсказывать вамъ объ одномъ ночномъ приключеніи халифа Гарунъ Аль-Рашида. Теперь я разскажу вамъ о другомъ. Однажды, онъ приказалъ великому визирю явиться въ слѣдующую ночь къ нему: «Визирь, сказалъ онъ, мнѣ нужно пройтись въ эту ночь по городу, узнать, что говорится въ народѣ и особенно о томъ, всѣ ли довольны полиціей. Если ею недовольны, мы перемѣнимъ ея служителей и замѣнимъ ихъ новыми, которые лучше будутъ исполнять свою обязанность. Если же о комъ изъ нихъ будутъ относиться хорошо, тѣхъ мы замѣтимъ и наградимъ». Ночью, въ назначенный часъ, халифъ, великій визирь и Мезрура, начальникъ евнуховъ, вышли переодѣтые изъ дворца.

Пройдя много улицъ и рынковъ и войдя въ небольшой переулокъ, они увидѣли при свѣтѣ луны человѣка съ сѣдою бородой, высокаго роста; на головѣ у него были сѣти, въ рукѣ карзинка изъ пальмовыхъ вѣтвей, а въ другой палка. «На видъ, сказалъ халифъ, этотъ старикъ не богатъ; догонимъ его и распросимъ о его житьѣ-бытьѣ. — Кто ты, добрый человѣкъ? спросилъ онъ старика. — Я рыбакъ, господинъ, но одинъ изъ самыхъ бѣдныхъ и ничтожныхъ. Около полудня, вышелъ я изъ дома и до сихъ поръ не поймалъ ни одной рыбы. А у меня есть жена и дѣти, которыхъ мнѣ рѣшительно нечѣмъ кормить».

Тронутый халифъ сказалъ рыбаку: «Согласенъ ли ты вернуться теперь и опять закинуть сѣти? Мы заплатимъ за то, что ты принесешь, сто цехиновъ». Услыша это предложеніе, рыбакъ повѣрилъ халифу на слово и, забывъ усталость, вернулся съ халифомъ, Мезруромъ и Джіафаромъ на то мѣсто, гдѣ ловилъ рыбу. «Эти господа, говорилъ онъ себѣ, кажутся мнѣ честными и вѣрно исполнятъ свое обѣщаніе и наградятъ меня за трудъ; да если даже они мнѣ дадутъ и сотую часть обѣщаннаго, то и этого съ меня будетъ довольно».

Они пришли на берегъ Тигра; рыбакъ закинулъ сѣти и вытащилъ тяжелый, запертый сундукъ. Халифъ велѣлъ визирю заплатить рыбаку сто цехиновъ и приказалъ ему удалиться. Ему такъ любопытно было знать, что находилось въ сундукѣ, что онъ велѣлъ Мезрурѣ взвалить его на плеча и поспѣшно возвратился съ нимъ во дворецъ. Когда раскрыли сундукъ, въ немъ нашли корзинку изъ пальмовыхъ листьевъ; отверстіе ея было закрыто и зашито красною шерстью. Видя нетерпѣніе халифа, отверстіе не разшивали, а просто разрѣзали можемъ и вынули изъ корзинки свертокъ, завернутый въ негодный коверъ и перевязанный веревкой. Въ сверткѣ нашли они бѣлое, какъ снѣгъ, и изрѣзанное въ куски, тѣло молодой женщины.

Увидя разсвѣтъ, Шехеразада замолчала. На другой день, она продолжала такъ:

НОЧЬ 70.

Государь, вы можете себѣ представить, какъ былъ пораженъ халифъ этимъ ужаснымъ зрѣлищемъ. Но скоро его изумленіе уступило мѣсто гнѣву; взглянувъ строго на визиря, онъ сказалъ: «Такъ-то, несчастный, заботишься ты о моихъ подданныхъ. Подъ твоимъ управленіемъ безнаказанно совершаются преступленія въ моей столицѣ и мои подданные погибаютъ въ Тигрѣ и вопіютъ на меня на томъ свѣтѣ! Если ты не отмстишь смерти этой женщины и не умертвишь ея убійцу, клянусь, велю повѣсить тебя и сорокъ человѣкъ изъ твоихъ родныхъ. — Умоляю, Ваше Величество, дать мнѣ время, сказалъ визирь, на розыски. — Я даю тебѣ три дня на это», отвѣчалъ халифъ.

Великій визирь удалился къ себѣ въ большой тревогѣ: «Увы! говорилъ онъ, какъ найду я въ такомъ большомъ городѣ убійцу этой женщины; вѣрно, преступленіе совершено было безъ свидѣтелей и совершившій его бѣжалъ уже. Другой на моемъ мѣстѣ взялъ бы кого нибудь изъ тюрьмы и велѣлъ бы убить его, но я не хочу обременять своей совѣсти такимъ злодѣяніемъ и готовъ лучше умереть, чѣмъ спасти себя такимъ образомъ».

Онъ приказалъ полицейскимъ служителямъ тщательно отыскивать преступника. Тѣ отправили на поиски своихъ людей и сами употребили всѣ зависящія отъ нихъ средства, чтобъ скорѣй найти злодѣя, котораго отыскивалъ визирь. Но, не смотря на всѣ ихъ старанія, поиски оставались тщетны, и визирь не надѣялся больше ни на что, какъ на одинъ случай.

На третій день явился къ несчастному визирю полицейскій служитель и потребовалъ его во дворецъ. Визирь повиновался. На вопросъ халифа, нашелъ ли онъ преступника, визирь со слезами отвѣчалъ: «Государь, я не нашелъ его, и не имѣю даже о немъ никакого извѣстія». Халифъ съ яростью осыпалъ сто упреками и отдалъ приказаніе повѣсить его и сорокъ человѣкъ изъ его родственниковъ, передъ дверьми дворца.

Въ то время, какъ строили висѣлицы и посланы были люди схватить сорокъ Бармесидовъ, провозвѣстникъ ходилъ но всѣмъ улицамъ города и кричалъ: «Кто желаетъ видѣть повѣшенныхъ визиря Джіафара и сорокъ Бармесидовъ, его родственниковъ, тотъ пусть идетъ на дворцовую площадь#! Когда все было готово, судья преступниковъ и большое число дворцовыхъ служителей, привели визиря и его родственниковъ», и, надѣвъ имъ на шею веревки, на которыхъ слѣдовало ихъ повѣсить, поставили осужденныхъ внизу висѣлицы.

Народъ, наполнявшій площадь, плакалъ, смотря на приготовленія къ казни, потому что визирь и Бармесиды были любимы и уважаемы за ихъ честность, справедливость и безкорыстіе, не только въ этомъ городѣ, но и во всемъ государствѣ халифа.

Казнь готова была совершиться, строгій халифъ готовъ былъ лишить жизни честнѣйшаго человѣка въ городѣ, какъ вдругъ черезъ толпу пробрался красивый молодой человѣкъ, хорошо одѣтый, и, подойдя къ визирю, поцѣловалъ у него руку, и сказалъ: «Великій визирь, начальникъ эмировъ этого двора, помощникъ всѣхъ бѣдныхъ, ты не заслужилъ казни, къ которой приговоренъ. Я займу твое мѣсто, чтобъ искупить смерть женщины, брошенной въ Тигръ. Я заслуживаю наказаніе, потому что я ея убійца». Хотя слова эти обрадовали визиря, по ему въ то-же время сдѣлалось очень жаль молодаго человѣка, лицо котораго не только не отталкивало отъ себя, по даже располагало въ его пользу; онъ хотѣлъ отвѣчать ему, капъ другой высокій и уже пожилой человѣкъ, расталкивая народъ, подошелъ къ визирю.

«Великій визирь, сказалъ онъ, не вѣрь словамъ этого молодаго человѣка, я убилъ молодую женщину, найденную въ сундукѣ; и я одинъ долженъ быть наказанъ. Ради Бога, не наказывайте невиннаго за виновнаго. — Великій визирь, возразилъ молодой человѣкъ, клянусь, что я совершилъ это злодѣяніе и что у меня не было ни одного сообщника. — Сынъ мой, прервалъ его старикъ, тебя привело сюда отчаяніе и потому ты желаешь умереть такъ рано; я уже пожилъ на свѣтѣ, мнѣ пора на покой. Позволь же мнѣ умереть за тебя. Великій визирь, прибавилъ онъ, повторяю, что я убійца, а не онъ; не медли, вели скорѣй умертвить меня». Споръ между старикомъ и молодымъ человѣкомъ заставилъ визиря, съ позволенія судьи преступниковъ, даннаго съ удовольствіемъ, отвести обоихъ къ халифу. Прійдя къ халифу, визирь поцѣловалъ семь разъ землю и сказалъ: «Повелитель правовѣрныхъ, вотъ два человѣка, которые называютъ себя, каждый, убійцею молодой женщины». Халифъ спросилъ старика и "молодаго человѣка, кто изъ нихъ убилъ женщину.

Старикъ отвѣчалъ, что онъ, а молодой человѣкъ, что онъ. — «Если ихъ повѣсить обоихъ, сказалъ халифъ, обращаясь къ визирю. — Государь, отвѣчалъ визирь, если мы повѣсимъ обоихъ, когда виноватъ только одинъ, это будетъ несправедливо».

Услыша это, молодой человѣкъ возразилъ: «Клянусь Богомъ, сотворившимъ небо, что я убилъ, четыре дня тому назадъ, молодую женщину и, разрубивъ на четыре части, бросилъ въ Тигръ. Если я лгу, то пусть никогда не увижу блаженства, обѣщаннаго послѣ послѣдняго суда. Итакъ, я долженъ быть наказанъ».

Удивленный этою клятвой, халифъ повѣрилъ ей, тѣмъ болѣе, что старикъ не возражалъ, и, обратясь къ молодому человѣку, сказалъ:

«Несчастный, какъ могъ ты совершить такое ужасное преступленіе и какъ рѣшился ты самъ просить себѣ суда? — Повелитель правовѣрныхъ, отвѣчалъ молодой человѣкъ, еслибъ все, что произошло между мной и этою молодой женщиной, могло быть написано, то составило бы исторію, которая могла бы быть очень полезна для другихъ. — Разскажи же ее намъ, сказалъ халифъ я приказываю». Молодой человѣкъ повиновался и началъ свою исторію.

Шехеразада хотѣла продолжать, но должна была отложить разсказъ до слѣдующей ночи.

НОЧЬ 71.

На другой день Хабріасъ предупредилъ Шехеразаду, спросивъ, что разсказывалъ молодой человѣкъ Гаруну Аль-Рашиду. «Государь, отвѣчала Шехеразада, молодой человѣкъ началъ такъ»:

Исторіи умерщвленной женщины и молодого человѣка ея мужа.

"Повелитель правовѣрныхъ, нужно сказать Вашему Величеству, что умерщвленная женщина была моя жена и дочь этого человѣка, моего дяди. Онъ выдалъ ее за меня но двѣнадцатому году, одиннадцать лѣтъ тому назадъ. У меня остались отъ нея три сына, и нужно отдать ей полную справедливость, она ни разу не подала повода къ какому нибудь неудовольствію, была умна, добра и только заботилась о томъ, чтобъ нравиться мнѣ. Я тоже очень любилъ се и не только никогда не противился ея желаніямъ, но старался всегда предупреждать ихъ.

Два мѣсяца тому назадъ, она сдѣлалась больна. Я ухаживалъ за ней и употреблялъ всѣ средства, чтобъ помочь ей скорѣй выздоровѣть. Къ концу мѣсяца она почувствовала себя лучше и захотѣла идти въ баню. Возвратясь изъ бани, она сказала мнѣ: «Братецъ (жена называла меня такъ наединѣ), маѣ хотѣлось-бы съѣсть яблоко, ты сдѣлалъ-бы мнѣ большое удовольствіе, еслибъ досталъ маѣ его Я такъ давно думаю о яблокахъ, желаніе съѣсть, хотя одно, такъ сильно во мнѣ, что мнѣ кажется, если я не удовлетворю этого желанія, то могу повредить своему здоровью. — Съ удовольствіемъ отвѣчалъ и, постараюсь достать тебѣ яблоко». Я отправился тотчасъ же за яблоками, но, исходивъ всѣ лавки и рынки, не нашелъ ни одного, хотя предлагалъ цехинъ за яблоко. Досадуя, что трудился напрасно, я вернулся домой. Жена же моя отъ огорченія, что я не нашелъ нигдѣ яблокъ, не спала всю ночь. Рано утромъ, я опять отправился покупать яблоки, но и въ этотъ день не нашелъ ни одного. Одинъ старый садовникъ, встрѣтясь со мной и узнавъ, чего я ищу, сказалъ, что я могу только въ саду Вашего Величества въ Бальсорѣ найти яблоки, а больше нигдѣ.

"Любя страстно жену и желая сдѣлать все, "чтобъ исполнить ея желаніе, я переодѣлся путешественникомъ и, сказавъ ей о своемъ намѣреніи, поѣхалъ въ Бальсору. Я такъ спѣшилъ, что спустя двѣ недѣли уже вернулся домой, и привезъ съ собой три яблока, которыя садовникъ едва отдалъ мнѣ за три цехина. Я отдалъ ихъ женѣ, но она отказалась, говоря, что ей уже не хочется. Впрочемъ она положила ихъ подлѣ себя, а между тѣмъ все чувствовала себя нездоровой и я не зналъ, чѣмъ помочь ей.

"Спустя нѣсколько дней послѣ моего возвращенія, я сидѣлъ въ моей лавкѣ, на площади, гдѣ продаются разныя дорогія матеріи. Вдругъ увидѣлъ я высокаго негра, съ очень злымъ лицомъ; онъ держалъ въ рукѣ яблоко, одно изъ привезенныхъ мной изъ Бальсоры. Я не сомнѣвался въ этомъ, будучи увѣренъ, что ни въ Багдадѣ, ни въ его окрестностяхъ, нельзя было найти ни одного.

«Добрый невольникъ, сказалъ я, откуда взялъ ты это яблоко? — Это подарокъ моей возлюбленной, отвѣчалъ онъ, улыбаясь. Я былъ у ней сегодня, она не совсѣмъ здорова. Увидя у ней три яблока, я спросилъ; гдѣ она достала ихъ, на что она отвѣчала мнѣ, что ея добрякъ мужъ двѣ недѣли ѣздилъ отыскивать ихъ и привезъ ей. Мы позавтракали вмѣстѣ, и, уходя отъ нея, я взялъ одно яблоко себѣ, вотъ это самое». Это вывело меня изъ себя. Я всталъ, заперъ лавку и побѣжалъ домой. Войдя въ комнату жены и увидѣвъ, что на столѣ было только два яблока, я спросилъ, гдѣ третье. Жена взглянувъ въ ту сторону, гдѣ были яблоки, отвѣчала. «Я не знаю, братецъ». Не сомнѣваясь больше въ истинѣ своего подозрѣнія и поддавшись всей ярости, какую можетъ только возбудить ревность, я схватилъ ножъ, висѣвшій у меня на поясѣ и вонзилъ его въ грудь измѣнницы? Потомъ отрѣзалъ ей голову и разсѣкъ на четыре части тѣло; все это я положилъ въ складную корзинку изъ пальмовыхъ листьевъ, зашилъ красной шерстью, заперъ въ сундукъ и понесъ на плечахъ къ Тигру. Была уже ночь; я бросилъ сундукъ въ рѣку.

"Возвратясь домой, я нашелъ двухъ дѣтей моихъ спящими, а третій сидѣлъ на порогѣ и заливался горючими слезами. «Отецъ мой, сказалъ онъ, сегодня я взялъ потихоньку одно изъ яблокъ, которыя ты привезъ; я спряталъ его, а потомъ началъ имъ играть на улицѣ съ друзьями; тутъ проходилъ высокій невольникъ, онъ выхватилъ у меня яблоко; я побѣжалъ за нимъ, говоря, что моя мать больна, что ты ѣздилъ за этимъ яблокомъ цѣлыхъ двѣ недѣли, онъ ничего не хотѣлъ слушать, и такъ какъ я не переставалъ кричать ему вслѣдъ, то онъ вернулся, прибилъ меня и побѣжалъ потомъ. Скоро я потерялъ его изъ вида. Съ тѣхъ поръ, я все искалъ тебя, отецъ мой, и только сейчасъ вернулся домой; не говори, прошу тебя, объ этомъ матери; я боюсь, что это огорчитъ ее и она заболѣетъ». Сказавъ это, онъ зарыдалъ.

"Я пришелъ въ отчаяніе отъ разсказа моего сына и, увидя весь ужасъ своего преступленія, горько раскаивался въ немъ, но къ несчастью уже поздно. Я слишкомъ скоро повѣрилъ клеветѣ и баснѣ чернаго невольника. Въ это время пришелъ вотъ этотъ человѣкъ, мой дядя, онъ хотѣлъ повидаться съ дочерью, но не засталъ ее уже въ живыхъ. Я не скрылъ отъ него ничего и, не ожидая упрековъ, самъ назвалъ себя страшнымъ преступникомъ. Вмѣсто упрековъ, дядя началъ плакать. Три дня мы горевали, онъ, о нѣжно любимой дочери, я о дорогой звенѣ, съ которой поступилъ такъ жестоко, повѣривъ выдумкѣ негра.

«Вотъ, Ваше Величество, моя исповѣдь. Вамъ извѣстно теперь мое преступленіе, и я умоляю, чтобъ вы немедля наказали меня за него. Какъ ни жестоко было бы Ваше наказаніе, повѣрьте у меня по вырвется ни одной жалобы. Халифъ былъ очень удивленъ этимъ разсказомъ.

Замѣтя, что уже разсвѣло, Шехеразада замолчала. Въ слѣдующую ночь, она опять продолжала.

НОЧЬ 72.

Государь, сказала она, халифъ былъ очень удивленъ всѣмъ слышаннымъ и, будучи справедливъ, нашелъ, что молодой человѣкъ скорѣе заслуживалъ сожалѣнія, чѣмъ наказанія. „Поступокъ итого молодаго человѣка извинителенъ передъ людьми и передъ Гогомъ, сказалъ онъ. Единственный виновникъ преступленія, это злой невольникъ. Онъ одинъ достоинъ наказанія. Чтобъ черезъ три дня, продолжать халифъ, обращаясь къ визирю, онъ былъ найденъ, въ противномъ случаѣ, ты мнѣ поплатишься за него жизнью“.

Несчастный Джіафаръ, считавшій уже себя внѣ опасности, очень опечалился и со слезами пошелъ къ себѣ, думая, что ему осталось только три дня жизни; зная же характеръ халифа, онъ не смѣлъ возражать ему. Позвавъ кади и свидѣтелей, онъ просилъ ихъ подписать его духовное завѣщаніе. Потомъ, обнялъ жену и дѣтей на прощанье: это была раздирающая душу картина, всѣ заливались слезами. Наконецъ, явился посланный изъ дворца; онъ сказалъ, что имѣетъ приказаніе отъ халифа, вести визиря во дворецъ, и что халифъ удивляется, почему до сихъ поръ не знаетъ ничего ни о немъ, ни о невольникѣ, котораго приказано отыскивать. Опечаленный визирь собрался и готовъ былъ слѣдовать за посланнымъ, какъ къ нему подвели его меньшую, пяти или шести-лѣтнюю дочь. Женщины, ходившія за ней, хотѣли, чтобъ она простилась въ послѣдній разъ съ отцемъ.

Визирь горячо любилъ этого ребенка и просилъ, чтобъ посланный позволилъ ему остановиться на минуту. Взявъ на руки дочь, осъ нѣсколько разъ поцѣловалъ ее. Обнимая малютку, ему показалось, что у ней на груди что-то круглое и душистое. „Что у тебя тутъ, дитя мое, спросилъ визирь. — Ото яблоко, милый батюшка, отвѣчала она, на немъ вырѣзано имя нашего государя, халифа. Мнѣ продалъ его за два цехина нашъ невольникъ Риганъ“.

Визирь радостно вскрикнулъ при словахъ: яблоко и невольникъ, и, взявъ у дочери яблоко, онъ велѣлъ позвать невольника, бывшаго не подалеку, и спросилъ его, откуда взялъ онъ это яблоко». «Клянусь, господинъ, отвѣчалъ невольникъ, я не укралъ его ни изъ вашего сада, ни изъ сада государя. Разъ, идя по улицѣ, я вырвалъ его у одного мальчика, игравшаго съ нѣсколькими другими и унесъ съ собой. Мальчикъ бѣжалъ за мной, прося отдать яблоко; осъ говорилъ, что это яблоко его больной матери, что отецъ ѣздилъ за нимъ двѣ недѣли, дабы исполнитъ желаніе жены, и что онъ взялъ его потихоньку отъ матери. Я не обратилъ вниманія на просьбы мальчика и, возвратясь домой, продалъ яблоко за два цехина маленькой госпожѣ, дочери вашей. Вотъ все, что я могу вамъ сказать».

Джіафаръ съ изумленіемъ подумалъ, какъ плутовство невольника сдѣлалось причиною смерти женщины и чуть не лишило жизни его самого. Онъ повелъ его къ халифу, которому передалъ разсказъ невольника и случай, открывшій ему преступленіе. Трудно себѣ вообразить удивленіе халифа; онъ не могъ удержаться отъ смѣха, но, принявъ серьезный видъ, сказалъ, что невольникъ заслуживаетъ особеннаго наказанія, такъ какъ былъ причиною столькихъ безпорядковъ. «Я не стану вамъ противорѣчить, государь, отвѣчалъ визирь, но преступленіе его не принадлежитъ къ числу неизвинительныхъ. Я знаю исторію визиря Нуреддина Али, и Бедреддина Гассана изъ Бальсоры. Эта исторія еще удивительнѣе, и если только Вашему Величеству будетъ угодно, я разскажу вамъ ее, съ условіемъ, что вы простите моего невольника, разумѣется, въ такомъ только случаѣ, когда найдете разсказанную исторію интереснѣе этой. — Согласенъ, отвѣчалъ халифъ, но едва-ли тебѣ удастся спасти своего невольника; исторія его совершенно выходитъ изъ ряда обыкновенныхъ». Джіафаръ началъ разсказывать.

Исторія Нуреддина Али и Бедреддина Гассана.

«Повелитель правовѣрныхъ, въ Египтѣ нѣкогда былъ султанъ, великій блюститель правосудія, добродѣтельный, милосердный и притомъ страшный для сосѣдей. Онъ любилъ бѣдныхъ и покровительствовалъ ученымъ, давая имъ хорошія должности. Визирь этого султана былъ человѣкъ умный, разсудительный, проницательный, и хорошо знакомый со всѣми науками и искусствами. У него было два красивыхъ собою сына, которые во всемъ брали примѣръ съ отца; старшаго звали Шемседдинъ Могамедъ, а младшаго Нуреддинъ Али. Послѣдній особенно обладалъ всѣми хорошими качествами. Но смерти визиря, султанъ призвалъ ихъ къ себѣ и велѣлъ одѣться обоимъ въ обыкновенное платье визирей. Я очень сожалѣю о вашей потери, сказалъ онъ имъ, и въ доказательство того, что вполнѣ сочувствую вамъ, я, зная вашу дружбу, не разлучаю васъ, а назначаю обоихъ на мѣсто вашего отца, старайтесь быть похожими на него». Новые визири, поблагодаривъ султана за его милости, удалились къ себѣ и занялись похоронами отца. Спустя мѣсяцъ они вышли въ первый разъ и присутствовали въ совѣтѣ султана. Съ тѣхъ поръ, постоянно занимали въ немъ свое мѣсто, когда бывало присутствіе. Братья по очереди сопровождали султана на охоту. Разъ, наканунѣ царской охоты, на которой долженъ быль присутствовать старшій изъ нихъ, братья разговорились послѣ ужина. «.Знаешь ли что, сказалъ старшій, мы съ тобой дружны, живемъ вмѣстѣ, выберемъ же себѣ въ жены двухъ сестеръ изъ хорошаго семейства и женимся на нихъ въ одно время. Какъ ты объ этомъ думаешь? — Ты не могъ ничего лучшаго придумать, и я готовъ исполнить твое желаніе, отвѣчалъ Нуреддинъ Али. — О, это еще не все, возразилъ Шемседдинъ Могамедъ, подумай, что если мы женимся въ одинъ и тотъ же день, у насъ могутъ родиться въ одно время, у одного сынъ, у другаго дочь, и когда они выростутъ, мы ихъ женимъ. — Это превосходная мысль, вскричалъ Нуреддинъ Али, и я соглашаюсь съ радостію, но, прибавилъ онъ, потребуешь ты приданое отъ моего сына для своей дочери? — Въ этомъ не можетъ быть никакого затрудненія, возразилъ старшій, ты разумѣется дашь своему сыну, на имя моей дочери, три тысячи цехиновъ, три хорошихъ помѣстья и трехъ невольниковъ. — Съ этимъ я не совсѣмъ согласенъ, сказалъ меньшой. Мы братья, друзья, исправляемъ одну должность, носимъ одинъ титулъ. Да, если судить справедливо, такъ скорѣй тебѣ придется дать большое приданое за дочерью. Я вижу, что ты на чужой счетъ умѣешь хорошо обдѣлывать свои дѣла».

"Нуреддинъ Али говорилъ это, смѣясь, но братъ его оскорбился и горячо отвѣчалъ: «Если ты осмѣливаешься предпочитать своего сына моей дочери, то пусть же его поразитъ несчастіе! Какъ смѣешь ты думать, что твой сынъ былъ бы достоинъ моей дочери? Знай дерзкій, что черезъ твое безстыдство, я не выдамъ свою дочь за твоего сына». Ссора братьевъ не ограничилась этимъ: старшій братъ отъ спора дошелъ скоро до угрозъ. «Еслибъ я не долженъ былъ сопровождать завтра султана на охоту, сказалъ онъ, горячась, я бы поступилъ съ тобой такъ, какъ ты заслуживаешь; впрочемъ, когда я вернусь, то покажу тебѣ, что съ старшими братьями не обращаются такъ дерзко». Съ этими словами, онъ удалился къ себѣ, а младшій братъ пошелъ въ свою комнату.

«На другой день рано утромъ, Шемседдинъ-Могамедъ пошелъ во дворецъ» вмѣстѣ съ сушеномъ отправился на охоту, въ ту сторону, гдѣ были пирамиды. Нуреддинъ Али провелъ безпокойно ночь, и рѣшилъ, что ему невозможно больше оставаться съ такимъ братомъ. Вставъ, онъ велѣлъ приготовитъ себѣ мула, взялъ денегъ и драгоцѣнностей, запасся необходимыми съѣстными припасами и, сказавъ людямъ, что хочетъ попутешествовать одинъ, въ продолженіе двухъ, трехъ дней, уѣхалъ.

"Выѣхавъ изъ Каира, онъ поѣхалъ черезъ степь, къ Аравіи. Лошадь его пала и онъ принужденъ былъ продолжать путь пѣшкомъ. Къ счастію, ему попался по дорогѣ въ Бальсору гонецъ, который предложилъ ему мѣсто позади себя и довезъ его до Бальсоры, за что Нуреддинъ Али былъ ему очень благодаренъ. Онъ пошелъ бродить по улицамъ, отыскивая, гдѣ-бы ему остановиться, и, встрѣтилъ вельможу, сопровождаемаго многочисленной свитой. Но примѣру народа, Нуреддинъ Али также остановился. Вельможа этотъ былъ визирь султана Бальсоры; онъ проходилъ по городу, чтобъ своимъ присутствіемъ поддержать городской порядокъ и тишину.

"Нуреддинъ Али, попался на глаза министру нечаянно. Али очень понравился ему, министръ ласково взглянулъ на него и, проходя мимо, спросилъ, откуда онъ и кто такой. «Господинъ, отвѣчалъ Нуреддинъ Али, я изъ Египта, урожденецъ Каира, оставилъ домъ свой, потому что поссорился съ однимъ изъ близкихъ родственниковъ и рѣшился лучше ѣздить по всему свѣту, нежели возвращаться назадъ».

"Великій визирь былъ уже почтенный старикъ. «Сынъ мой, сказалъ онъ, оставь свое намѣреніе странствовать по свѣту; ты еще не знаешь, какую нищету, сколько трудовъ и непріятностей придется перенесть тебѣ. Пойдемъ лучше со мной, я, можетъ быть, успѣю уговорить тебя забыть причину, заставившую тебя удалиться изъ дома».

"Нуреддинъ Али пошелъ за визиремъ который, узнавъ его короче, очень полюбилъ его. Разъ сидя съ нимъ, онъ сказалъ: «Сынъ мой, ты видишь, что я становлюсь-чтаръ і^можетъ скоро умру. Небо дало мнѣ только одну дочь, которая такъ же хороша, какъ и ты, и уже считается невѣстой. За нее сватались многіе вельможи, но ни одному изъ нихъ я не рѣшился отдать ея руку. Я полюбилъ тебя и нахожу достойнымъ моей дочери; ты лучше другихъ, и я согласенъ буду назвать тебя своимъ зятемъ. Если ты съ удовольствіемъ примешь мое предложеніе, я объявлю султану о своемъ выборѣ и стану умолять его сдѣлать тебя, послѣ моей смерти, великимъ визиремъ царства Бальсоры. Мнѣ и теперь уже покой дороже всего, а потому я не только отдамъ вамъ все, что имѣю, но передамъ теперь же тебѣ и управленіе всѣми государственными дѣлами)».

«Великій визирь Бальсоры не договорилъ еще, какъ Нуреддинъ Али бросился къ ногамъ его и выражалъ ему свою радость и благодарность, говоря, что онъ готовъ все исполнить. Великій визирь призвалъ главныхъ своихъ служителей и приказалъ имъ убрать залу к приготовить въ ней большой обѣдъ, потомъ онъ послалъ просить къ себѣ всѣхъ вельможъ двора. Зная званіе Нуреддина Али, и не желая оскорбить прежнихъ искателей руки его дочери, визирь нашелъ лучшимъ сказать собравшимся гостямъ: „Я радъ, господа, что могу теперь объявить вамъ, что долженъ былъ до сохъ поръ скрывать. Братъ мой, какъ и я, великимъ визиремъ въ Египтѣ. У него единственный сынъ, котораго онъ не хотѣлъ женить въ Египтѣ, а прислалъ ко мнѣ съ тѣмъ, чтобы я женилъ его на своей дочери и тѣмъ соединилъ двѣ отрасли нашего дома. Вотъ мой племянникъ и будущій зять. Надѣюсь, что вы сдѣлаете ему честь, присутствуя сегодня на его свадьбѣ“. Вельможи нисколько не оскорбились, что визирь предпочелъ имъ роднаго племянника, съ удовольствіемъ приняли приглашеніе на свадьбу и пожелали, чтобъ Богъ продлилъ на долгія лѣта его жизнь и далъ увидѣть ему внуковъ».

Шехеразада увидя, что разсвѣло, замолчала; въ слѣдующую ночь она продолжала.

НОЧЬ 73.

Государь, сказала она, великій визирь Джіафаръ разсказывалъ халифу: "Послѣ общихъ привѣтствій, всѣ сѣли за столъ. При окончаніи обѣда подали конфекты, каждый изъ гостей, но тамошнему обычаю, взялъ столько, сколько могъ у лесть съ собой, потомъ вошли кади, неся свадебный контрактъ. Знатнѣйшіе изъ вельможъ подписали его и гости разошлись.

"Когда остались только одни домашніе, визирь приказалъ служителямъ отвесть Нуреддина Али въ приготовленную баню, гдѣ онъ нашелъ самое тонкое чудесное, новое бѣлье и другія необходимыя принадлежности. Вымывшись, онъ хотѣлъ надѣть, прежнее платье, но, вмѣсто его, ему подали самую роскошную одежду. Разодѣтый и надушенный лучшими духами, Нуреддинъ Али пошелъ къ визирю, который нашелъ его еще красивѣй, чѣмъ прежде, и, посадивъ подлѣ себя, сказалъ: «Сынъ мой, ты открылъ мнѣ свое званіе и мѣсто, занимаемое тобой въ Египтѣ, ты сказалъ мнѣ тоже, что поссорился съ братомъ и потому уѣхалъ изъ своей стороны, но теперь, прошу тебя, скажи мнѣ, за что вы поссорились, будь откровененъ. Съ сегодняшняго дня, я надѣюсь, ты не будешь ничего скрывать отъ меня.»

"Нуреддинъ Али разсказалъ ему причину ссоры съ братомъ. При этомъ разсказѣ, великій визирь не могъ удержаться отъ смѣха. «Вотъ странное приключеніе, сказалъ онъ; возможно ли, сынъ мой, чтобъ у васъ изъ за этого вышла такая ссора? Досадно, что вы поссорились за такую бездѣлицу, впрочемъ я вижу, что онъ виноватъ; можно ли обижаться шуткой! И благодарю небо за эту ссору, безъ которой ты вѣрно не былъ бы моимъ зятемъ. Однако, прибавилъ старикъ, уже ночь и тебѣ пора идти, дочь моя ждетъ тебя. Завтра я тебя представлю султану, и увѣренъ, что онъ хорошо приметъ насъ».

"Нуреддинъ простился съ тестемъ и ушелъ къ себѣ. Нужно замѣтить, прибавилъ Джіафаръ, что въ день свадьбы Нуреддина Али, женился и братъ его Шемседдинъ Могамедъ въ Каирѣ. Вотъ подробности его свадьбы:

"Послѣ отъѣзда Нуреддина Али изъ Каира и послѣ его обѣщанія никогда не возвращаться въ этотъ городъ, Шемседдинъ Могамедъ вернулся съ царской охоты, спустя мѣсяцъ, и прямо пошелъ въ комнаты брата; онъ былъ очень удивленъ, услышавъ, что братъ уѣхалъ въ день его отъѣзда на охоту и не возвращался до сихъ поръ, хотя сказалъ, будто отправляется только на три дня. Помявъ, что причиной отъѣзда брата была его вспыльчивость, онъ былъ очень огорченъ и послалъ за нимъ гонца; но тотъ, доѣхавъ до Алепо, вернулся безъ успѣха назадъ. Въ то время Нуреддинъ Али былъ уже въ Бальсорѣ. Думая послать гонца опять, Шемседдинъ Могамедъ вздумалъ прежде жениться. Онъ выбралъ себѣ дочь одного изъ самыхъ знатныхъ вельможъ Каира и женился на ней въ тотъ самый день, въ который была свадьба его брата съ дочерью великаго визиря въ Бальсорѣ.

"Тутъ случилось еще странное стеченіе обстоятельствъ: черезъ девять мѣсяцевъ, въ Каирѣ, у жены Шемседдина Могамеда родилась дочь, а въ Бальсорѣ, въ тотъ же день, у жены Нуреддина Али родился сынъ, котораго назвали Бедреддинъ Гассанъ. Великій визирь Бальсоры отпраздновалъ рожденіе внука публичными увеселеніями и милостями, и чтобъ доказать свое расположеніе къ зятю, отправился во дворецъ и умолялъ султана позволить ему передать свое мѣсто, еще при жизни, Нуреддину Али, какъ-бы видѣть зятя своего великимъ визиремъ Бальсоры.

"Султанъ, который видѣлъ уже, Нуреддина Али на другой день его свадьбы и которому онъ очень понравился, съ удовольствіемъ согласился исполнить просьбу почтеннаго старика и, призвавъ его зятя, приказалъ при себѣ надѣть на него одежду великаго визиря.

"На другой день, когда тесть увидѣлъ Нуреддина Али въ совѣтѣ, вступившимъ уже въ свою должность, онъ вполнѣ былъ счастливъ, тѣмъ болѣе, что зять его такъ искусно принялся за дѣла, какъ будто всю жизнь управлялъ ими. Съ тѣхъ поръ, онъ всегда замѣнялъ мѣсто своего тестя въ совѣтѣ, если нездоровье послѣдняго удерживало его дома. Этотъ добрый старикъ умеръ, четыре года спустя послѣ брака Нуреддина Али съ его дочерью, и успѣлъ до смерти вдоволь порадоваться на внука, обѣщавшаго много хорошаго.

«Нуреддинъ Али отдалъ съ признательностью и искреннею любовью послѣднія почести старику, и когда сынъ его достигъ семилѣтняго возраста, поручилъ его воспитаніе отличному учителю, вполнѣ заслуживавшему его довѣріе. У ребенка были отличныя способности, живой и проницательный умъ и необыкновенная понятливость».

Шехеразада замолчала, потому что наступилъ день. Въ слѣдующую ночь она продолжала разсказъ, обращаясь къ индѣйскому султану.

НОЧЬ 74.

Государь, великій визирь Джіафаръ разсказывалъ халифу слѣдующее: "Въ два года сынъ Нуреддина Али выучился хорошо читать и зналъ наизусть весь Алькоранъ; тогда отецъ передалъ его другимъ учителямъ, которые такъ умѣли образовать умъ и развить способности мальчика, что въ двѣнадцать лѣтъ онъ не нуждался уже въ ихъ помощи и былъ удивленіемъ для всѣхъ домашнихъ.

"До сихъ поръ, отецъ думалъ только о его образованіи и воспитаніи и не бралъ ни куда съ собой. Теперь онъ повелъ его во дворецъ, чтобъ представить султану, который принялъ благосклонно его сына. На улицѣ, всѣ встрѣчавшіе Бедреддина Гассана громко удивлялись его красотѣ и осыпали благословеніями.

"Предполагая, что со временемъ сынъ займетъ его мѣсто, Нуреддинъ Али начиналъ заранѣе знакомить его со всѣми трудностями своей должности. Однимъ словомъ, онъ не упускалъ ничего изъ виду для полнаго образованія сына, котораго такъ горячо побилъ; и уже начиналъ наслаждаться плодами своихъ трудовъ, какъ вдругъ сдѣлался боленъ и почувствовалъ приближеніе смерти.

"Нуреддинъ Али не обманывалъ себя напрасною надеждой и хотѣлъ умереть, какъ истинный мусульманинъ. Онъ призвалъ сына, и сказалъ ему: "Сынъ мой, ты видишь, какъ все здѣсь ненадежно, настоящая жизнь на томъ свѣтѣ. Я хочу, чтобъ ты началъ приготовляться къ ней съ этой же минуты; приготовься оставить безъ сожалѣнія эту жизнь и постарайся, чтобъ въ минуту смерти совѣсть ни въ чемъ не упрекнула тебя. Религію ты понимаешь хорошо, благодаря твоему наставнику и чтенію; мнѣ остается только дать тебѣ нѣсколько наставленій для того, чтобъ ты остался навсегда честнымъ человѣкомъ. Ты долженъ помнить, кто ты таковъ, а такъ какъ ты не знаешь моей родословной, то я разскажу тебѣ ее.

«Я родился въ Египтѣ, отецъ мой, твой дѣдъ, былъ великимъ визиремъ султана, я и братъ мой Шемседдинъ Могамедъ, который, думаю, еще живъ, имѣли честь быть визирями султана. Я принужденъ былъ разстаться съ нимъ и поселился въ этой странѣ, гдѣ достигъ сана визиря. Подробно обо всемъ ты узнаешь изъ записокъ, которыя я оставлю тебѣ».

"Доставъ тетрадь, писанную имъ самимъ и которую онъ всегда носилъ при себѣ, Нуреддинъ Али отдалъ ее сыну, говоря: «Возьми эту тетрадь; въ свободное время ты се прочтешь; въ ней, между прочимъ, ты найдешь день моей свадбы и твоего рожденія. Это тебѣ необходимо знать для будущаго; береги мои записки». Бедреддинъ Гассанъ, растроенный положеніемъ отца, принялъ со слезами изъ его рукъ тетрадь и обѣщалъ никогда не разставаться съ ней.

"Нуреддинъ Али, послѣ разговора съ сыномъ, такъ ослабѣлъ, что всѣ думали, что онъ отходитъ. Но скоро онъ опять пришелъ въ себя и сказалъ сыну: "Сынъ мой, первое правило, которому ты долженъ слѣдовать, это — не вступать въ сношенія съ людьми всякаго рода; единственное средство для того, чтобъ быть всегда въ безопасности, есть не сближаться скоро ни съ кѣмъ.

"Второе правило, не быть ни съ кѣмъ жестокимъ; этимъ только можно ожесточить всѣхъ противъ себя; ты долженъ смотрѣть на людей съ любовію и обращаться съ ними съ состраданіемъ и кротостію.

"Третье правило, не отвѣчать на обиды: когда молчишь, тогда нечего бояться, говоритъ пословица. Одинъ изъ нашихъ поэтовъ тоже говоритъ, что молчаніе есть украшеніе жизни и что разговоръ никогда не долженъ походить на дождь, сопровождаемый грозой, дождь, который часто портитъ все. Никто еще не раскаивался въ своемъ молчаніи, а многіе часто жалѣютъ о томъ, что много говорили.

"Четвертое правило, никогда не пить вина, потому, что это источникъ всѣхъ золъ.

«Пятое, беречь свое состояніе; если ты не расточишь его, оно пригодится тебѣ въ послѣдствіи; бережливость не должна, однакоже, переходить въ скупость: употребляя деньги съ пользой, ты пріобрѣтешь много друзей; если же ты свое богатство употребишь безполезно, тебя всѣ станутъ осуждать и удаляться отъ тебя».

«До послѣдней минуты жизни Нуреддинъ Али не переставалъ давать сыну полезные совѣты; его хоронили великолѣпно»… Шехеразада отложила продолженіе разсказа до слѣдующей ночи, потому что стало разсвѣтать.

НОЧЬ 75.

"Динарзада по обыкновенію разбудила султаншу, и та продолжала, разсказъ, обращаясь къ султану:

Государь, сказала она, халифъ съ удовольствіемъ слушалъ разсказъ Джіафара, и тотъ продолжалъ: "Итакъ, Нуреддина Али похоронили со всѣми должными почестями. Бедреддинъ Гассанъ Бальсорскій, послѣднее названіе было дано ему потому, что онъ родился въ этомъ городѣ, неутѣшно горевалъ о потерѣ отца. Вмѣсто одного мѣсяца, онъ провелъ два въ уединеніи и слезахъ, и не былъ даже на службѣ султана, который, принявъ его отсутствіе за пренебреженіе къ своимъ обязанностямъ, страшно разсердился. Въ сильномъ гнѣвѣ, онъ послалъ визиря, назначеннаго послѣ смерти Нуреддина Али, въ домъ покойнаго велѣлъ ему конфисковать этотъ домъ, а также и другія земли и имущество, и схватить самаго Бедреддина Гассана.

"Новый визирь тотчасъ отправился въ домъ покойнаго, въ сопровожденіи дворцовой стражи и служителей. Одинъ изъ прислуги Бедреддина Гассана, случившійся нечаянно въ этой толпѣ, поспѣшилъ впередъ, чтобъ увѣдомить обо всемъ своего господина. — Онъ засталъ его сидящимъ въ сѣняхъ въ такомъ страшномъ уныніи, какъ будто онъ только что лишился отца. Слуга бросился, задыхаясь отъ усталости, къ его ногамъ и, поцѣловавъ край одежды, сказалъ: «Спасайся, господинъ мой, спасайся скорѣй. — Что съ тобой, спросилъ Бедреддинъ Гассанъ, и что случилось. — Господинъ мой, прервалъ его слуга, не теряй времени. Султанъ гнѣвается на тебя и приказалъ взять подъ стражу и отнять все, что ты имѣешь».

«Слова невольника смутили Бедреддина Гассана. „Можно ли мнѣ, покрайней мѣрѣ, говорилъ онъ, взять съ собой нѣсколько денегъ? — Нѣтъ, господинъ, черезъ минуту великій визирь будетъ здѣсь, спасайся скорѣй“! Бедреддинъ Гассанъ вскочилъ съ софы, надѣлъ башмаки и, закрывъ лице полой платья, чтобъ не быть узнаннымъ, выбѣжалъ изъ дома, самъ не зная куда. Первою его мыслью было поскорѣй дойдти до ближайшихъ городскихъ воротъ. Добѣжавъ безъ отдыха до кладбища, онъ вздумалъ провесть ночь на могилѣ отца, надъ которой былъ выстроенъ памятникъ, въ родѣ купола, еще самимъ Нуреддиномъ Али. По дорогѣ къ нему, Бедреддинъ Гассанъ встрѣтилъ богатаго жида, банкира, возвращавшагося изъ за города, куда онъ ходилъ по дѣламъ.

Жидъ, узнавъ Бедреддина Гассана, остановился и низко поклонился ему». Разсвѣло, и Шехеразада замолчала; въ слѣдующую ночь она говорила такъ:

НОЧЬ 76.

Государь, сказала она, халифъ со вниманіемъ слушалъ визиря Джіафара. Тотъ продолжалъ: "Жидъ, эдотораго звали Исаакомъ, поклонясь Бедреддину Гассану и поцѣловавъ у него руку, спросилъ его: "Позвольте маѣ, господинъ, спросить вагь, куда вы идете такъ поздно и одни, не случилось ли чего съ вами. — Да, отвѣчалъ Бедреддинъ Гассанъ, я увидѣлъ во снѣ отца, онъ страшно глядѣлъ на меня, и казалось быль за что-то сердитъ. Проснувшись, я вскочилъ и побѣжалъ сюда, чтобъ помолиться на его могилѣ. — Господинъ, продолжалъ жидъ, не знавшій настоящей причины бѣгства Бедреддина Гассана, вашъ покойный отецъ, великій визирь и мой господинъ, нагружалъ своими товарами многіе корабли, которые еще теперь въ морѣ и принадлежатъ теперь вамъ; прошу васъ, предпочтите меня всѣмъ другимъ купцамъ. Я готовъ скупить все на чистыя деньги; и для начала, если вы согласны, отдать мнѣ первый прибывшій корабль, я заплачу вамъ за него впередъ тысячу цехиновъ; у меня есть съ собой о та сумма, «сейчасъ отсчитаю ее вамъ». Говоря это, онъ вынула; большой кошелекъ, запечатанный его печатью, и показалъ его Бедреддину Гассану.

"Принужденный оставить домъ, не взявъ ничего съ собой, Бедреддинъ Гассанъ смотрѣлъ на предложеніе жида, какъ на помощь свыше, и съ большою радостью принялъ его. — «Итакъ, господинъ, сказалъ жидъ, вы уступаете мнѣ за тысячу цехиновъ весь грузъ перваго корабля? Да, отвѣчалъ Бедреддинъ Гассанъ, я отдаю его вамъ за тысячу цехиновъ; это рѣшено». Жидъ отдалъ ему кошелекъ, предлагая перечесть деньги; но молодой человѣкъ отвѣчалъ, что вполнѣ вѣритъ ему. «Потрудитесь, господинъ, написать мнѣ теперь на лоскуткѣ бумаги довѣренность, по которой я получу грузъ корабля». Онъ вынулъ небольшую чернилицу, которую носилъ на поясѣ, досталъ хорошо очиненную трость, бумагу и подалъ это Бедреддину Гассану, который написалъ:

"Я, Бедреддинъ Гассанъ Бальсорскій продалъ еврею Исааку грузъ перваго изъ прибывшихъ моихъ кораблей, за тысячу цехиновъ.

"Бедреддинъ Гассанъ Бальсорскій".

«Написавъ довѣренность, онъ отдалъ ее жиду, который, спрятавъ ее, простился съ нимъ. Онъ пошелъ въ городъ, а Бедреддинъ Гассанъ на могилу своего отца, Нуреддина-Али. Дойдя до нея, онъ упалъ на землю и оплакивалъ свое несчастіе. „Увы! говорилъ, онъ, что тебя ожидаетъ, несчастный Бедреддинъ? Кто защитить тебя отъ преслѣдованій султана? Развѣ мало было для меня потерять отца, что судьба послала мнѣ еще новое испытаніе“! Долго пробылъ онъ въ этомъ положеніи, потомъ, вставъ и положивъ голову на могилу отца, онъ рыдалъ до тѣхъ поръ, пока его начало клонить ко сну; тогда онъ легъ на землю и уснулъ.

Въ это время духъ, жившій днемъ на этомъ кладбищѣ, отправлялся по своему обычаю въ ночныя странствованія и увидѣлъ молодаго человѣка на могилѣ Нуреддина Али. Спустившись на могилу, духъ былъ пораженъ красотой Бедреддина Гассана, лежавшаго на спинѣ»… Насталъ день, и Шехеразада замолчала. Подругой день, она въ обычный часъ продолжала разсказъ.

НОЧЬ 77.

"Посмотрѣвъ внимательно на Бедреддина Іассана, говорилъ Джіафаръ, духъ сказалъ себѣ: «Глядя на это созданіе, можно подумать, что оно послано смутить весь свѣтъ своею красотой». Налюбовавшись на него, онъ поднялся на воздухъ, гдѣ встрѣтился съ феею. Поклонившись ей, духъ сказалъ: «Прошу васъ, спуститесь на кладбище гдѣ я живу, я покажу вамъ чудо красоты, которое заслуживаетъ вниманія». Фея согласилась и, когда они спустились у памятника, духъ спросилъ ее, показывая на Бедреддина Гассана: «Видѣли-ли вы когда нибудь молодаго человѣка, красивѣе этого»?

"Фея, посмотрѣвъ внимательно на Бедреддина, отвѣчала: "Признаюсь, онъ очень хорошъ, но я видѣла въ Каирѣ просто чудо красоты; если хотите, я разскажу вамъ о немъ. — Вы доставите мнѣ этимъ большое удовольствіе, отвѣчалъ духъ. — Я только что вернулась изъ Каира. Тамъ у египетскаго царя есть визирь Шемседдинъ Могамедъ, а у него дочь, которой не болѣе двадцати лѣтъ. Другой такой красавицы, какъ эта дѣвушка, не найти въ свѣтѣ. Слухъ о ея красотѣ достигъ до султана; онъ призвалъ къ себѣ Шемседдина Могамеда и сказалъ ему: «Я слышалъ, что у тебя есть дочь невѣста и хочу жениться на ней; согласенъ-ли ты на это»? Сначала это неожиданное предложеніе смутило великаго визиря, всякій другой на его мѣстѣ съ радостью принялъ бы предложеніе султана, но визирь не былъ ослѣпленъ имъ и, оправясъ отъ смущенія, отвѣчалъ: «Государь, я не достоинъ чести, которую Ваше Величество дѣлаетъ мнѣ, выбирая себѣ въ супруги мою дочь, и я умоляю васъ простить меня, если скажу, что несогласенъ на это. Вы помните, что у меня былъ братъ, Нуреддинъ Али; онъ былъ тоже визиремъ Вашего Величества. Мы поссорились съ нимъ, и онъ уѣхалъ. Долго я не имѣлъ о немъ никакого извѣстія, по четыре дня тому назадъ узналъ, что онъ былъ великимъ визиремъ въ Бальсорѣ и недавно умеръ, оставивъ послѣ себя сына. Я увѣренъ, что онъ, умирая, желалъ женить своего сына на мосіі дочери, потому что мы условились давно, если будемъ имѣть сына и дочь, соединить ихъ. Вотъ почему я хотѣлъ бы исполнить мое обѣщаніе, и умоляю васъ не отказать мнѣ въ этомъ. При дворѣ вашемъ есть много вельможъ, которые съ радостью примутъ честь, дѣлаемую вами мнѣ». «Египетскій султанъ былъ раздраженъ отказомъ Шемседдина Могамеда». Шехеразада замолчала, потому что насталъ день. Въ слѣдующую ночь, она продолжала свой разсказъ индѣйскому султану.

НОЧЬ 78.

Джіафаръ говорилъ халифу:

"Египетскій султанъ, оскорбленный отказомъ и смѣлостью Шемседдина Могамеда, вскричалъ съ гнѣвомъ: «Такъ-то ты отвѣчаешь мнѣ на то, что и дѣлаю милость тебѣ и хочу унизиться до брака съ твоею дочерью? я съумѣю отмстить за себя и, клянусь тебѣ, что дочь твоя не выйдетъ ни за кого другаго, какъ за самаго низкаго и дурнаго изъ моихъ рабовъ». Сказавъ это, онъ велѣлъ визирю удалиться, и опечаленный, смущенный Шемседдинъ Могамедъ пошелъ къ себѣ.

«Сегодня, султанъ позвалъ своего конюха, горбатаго спереди и сзади, безобразнаго лицомъ; заставивъ Шемседдина Могамеда согласиться на бракъ дочери съ этимъ конюхомъ, онъ велѣлъ заключить контрактъ и подписать его въ своемъ присутствіи. Всѣ приготовленіи къ этой странной свадьбѣ окончены, и въ эту минуту всѣ невольники и вельможи египетскаго двора стоитъ со свѣтильниками передъ дверьми бани. Они ожидаютъ царскаго конюха, который моется въ банѣ и котораго они отведутъ къ его женѣ, уже одѣтой и причесанной. Когда я отправлялась изъ Каира, придворныя дамы собрались уже, чтобъ вести молодую въ залъ на встрѣчу горбуну; теперь она уже ожидаетъ его. Я видѣла ее и увѣряю, что на нее нельзя смотрѣть безъ изумленія».

"Когда фея замолчала, духъ сказалъ ей: «Что ни говорите, я не могу повѣрить, чтобъ она была лучше этого молодаго человѣка. — Я не стану спорить съ вами, отвѣчала фея, и вполнѣ соглашаюсь въ томъ, что онъ былъ бы достоинъ быть ея мужемъ, и мнѣ кажется, что мы бы очень хорошо сдѣлали, еслибъ воспротивились несправедливому поступку султана и замѣнили бы горбуна этимъ молодымъ человѣкомъ. — Вы нравы, возразилъ духъ, и я благодаренъ вамъ за эту мысль: обманемъ султана; вѣдь онъ поступаетъ несправедливо; утѣшимъ огорченнаго отца и сдѣлаемъ красавицу на столько счастливою, на сколько теперь она считаетъ себя несчастной.. Я сдѣлаю для этого съ своей стороны все, и, увѣренъ, вы также поможете мнѣ. Я перенесу его спящимъ въ Каиръ, а когда мы исполнимъ задуманное, передамъ его на ваши руки».

"Когда духъ и фея согласились во всемъ, то первый поднялъ тихонько Бедреддина и съ непостижимою скоростью перенесъ и положилъ его у воротъ дома, сосѣдняго съ баней, гдѣ уже оканчивалъ одѣваться горбунъ.

"Въ эту минуту Бедреддинъ Гассанъ проснулся; онъ изумился, увидя себя посреди незнакомаго города, и хотѣлъ спросить, гдѣ онъ, но духъ ударилъ его потихоньку но плечу и велѣлъ молчать. Лотомъ, давъ ему въ руки свѣтильникъ, сказалъ: «Ступай и вмѣшайся въ толпу людей, стоящихъ у бани и слѣдуй за ними до тѣхъ поръ, пока они войдутъ въ залъ, гдѣ будетъ праздноваться свадьба. Ты легко узнаешь молодаго: онъ горбунъ. Старайся идти съ нимъ по правую руку и раздавай свои цехины музыкантамъ, танцорамъ и танцовщицамъ. Войдя въ залъ, одѣляй деньгами женщинъ — невольницъ, которыя будутъ окружать молодую и подойдутъ къ тебѣ; не жалѣй цехиновъ, вынимай ихъ изъ кошелька горстями. Не теряй главное, присутствія духа, не бойся никого, ничему не удивляйся и полагайся совершенно на высшее могущество, которое будетъ заботиться о тебѣ».

«Молодой Бедреддинъ, запомнивъ все слышанное, подошелъ съ свѣтильникомъ къ толпѣ, стоявшей у бани, зажегъ его и, когда горбунъ, выйдя изъ бань, сѣлъ на лошадь, приведенную для него изъ царской конюшни, онъ вмѣшался въ толпу и сопровождалъ его вмѣстѣ съ другими».

Султанша замолчала; въ слѣдующую ночь она разсказывала такъ:

НОЧЬ 79.

Государь, сказала она, визирь Джіафаръ продолжалъ разсказъ свой: "Бедреддинъ Гассанъ, идя близъ музыкантовъ, танцоровъ и танцовщицъ впереди горбуна, доставалъ украдкой изъ кошелька деньги и раздавалъ имъ. Онъ дѣлалъ это съ неподражаемою граціей и привѣтливостью, каждый, кто;только взглядывалъ на него, не могъ уже спустить съ него глазъ.

Наконецъ всѣ приблизились къ дверямъ визиря Шемседдина Могамеда, дяди Бедреддина Гассана, который и не думалъ, что его племянникъ такъ близко отъ него. Придверьники не хотѣли впускать всѣхъ, боясь, что произойдетъ безпорядокъ. Они оттолкнули было и Бедреддина Гассана, но музыканты, для которыхъ входъ былъ открытъ, не соглашались идти безъ него въ домъ. «Онъ не слуга, говорили они, если не вѣрите, то взгляните на него. Это, вѣрно, иностранецъ, желающій посмотрѣть, какъ совершается бракъ въ нашемъ городѣ». Сказавъ это, они, не обращая вниманія на придверьниковъ, ввели Бедреддина съ собой

"При входѣ въ залъ, они взяли у него свѣтильникъ и отдали первому попавшемуся на встрѣчу слугѣ, а его помѣстили по правую руку горбуна, который сѣлъ на тронъ, подлѣ дочери, визиря.

"Молодая была чудесно одѣта, по лице ея выражало страшную печаль, причину которой легко можно было отгадать, видя рядомъ съ нею мужа, къ которому она, разумѣется, помогла чувствовать никакой любви. Тронъ этихъ супруговъ, столь не похожихъ другъ на друга, былъ устроенъ посреди залы. Жены эмировъ, визирей, придворныхъ султана и другія придворныя и городскія женщины сидѣли но обѣимъ сторонамъ молодой, только немного ниже, занимая каждая мѣсто по своему званію; всѣ онѣ были богато одѣты и представляли собой чудесное зрѣлище. Въ рукахъ у нихъ были большія зажженныя свѣчи.

«Увидя вошедшаго Бедреддина Гассана, онѣ не могли налюбоваться его красотой. Когда онъ сѣлъ, ни одна изъ нихъ не могла удержаться, чтобъ не подойти посмотрѣть на него ближе и, возвратясь на прежнее мѣсто, каждая чувствовала вліяніе его красоты.

„Разница между Бедреддиномъ Гассаномъ и горбуномъ была слишкомъ замѣтная. Скоро въ залѣ послышался ропотъ“. Не дурному горбуну, вскричали женщины, а этому красивому молодому человѣку должна принадлежать наша молодая.» Онѣ не ограничились этимъ и стали роптать на султана, употреблявшаго во зло свою власть и соединявшаго красоту съ безобразіемъ, осыпали оскорбленіями горбуна и совершенно смутили его, къ общему удовольствію; въ залѣ даже раздались свистки, прервавшіе на время музыку. Наконецъ, музыканты заиграли опять и женщины подошли къ молодой". Разсвѣло, и Шехеразада замолчала; въ слѣдующую ночь, она опять продолжала:

НОЧЬ 80.

Государь, сказала Шехеразада индѣйскому султану, великій визирь Джіафаръ продолжалъ разсказывать халифу Гаруну Аль-Рашиду: "Каждый разъ, перемѣняя платье, молодая, въ сопровожденіи своихъ прислужницъ, проходила мимо горбуна, не удостоиваи его даже взгляда, и останавливалась передъ Бедреддиномъ Гассаномъ, показывая ему свои наряды. Тогда Бедреддинъ Гассанъ, слѣдуя наставленію духа, вынималъ горсти цехиновъ и раздавалъ ихъ женщинамъ сопровождавшимъ молодую. Онъ не забывалъ также музыкантовъ и танцовщиковъ. Нужно было видѣть, какъ толпились они, поднимая цехины, благодарили его и показывали ему знаками, что очень желали бы видѣть его супругомъ молодой. Окружавшіе молодыхъ говорили ему тоже, не заботясь о томъ, что ихъ услышитъ горбунъ; его они осыпали насмѣшками, и это очень занимало зрителей.

"Когда окончилась церемонія перемѣны платьевъ, музыканты перестали играть и удалились, сдѣлавъ знакъ Бедреддину Гассану оставаться. Женщины сдѣлали тоже, за ними послѣдовали всѣ чужіе.

"Молодая пошла раздѣваться въ свой кабинетъ, за ней послѣдовали ея женщины; въ залѣ остались только одинъ конюхъ-горбунъ и Бедреддинъ Гассанъ. Горбунъ, сердившійся на Бедреддина Гассана, затмѣвавшаго его собой, злобно спросилъ его. «Я ты чего ждешь? почему ты нейдешь, какъ и другіе? Ступай». Бедреддинъ Гассанъ, поимѣвшій никакого предлога оставаться въ залѣ, въ смущеніи вышелъ, по только что вступилъ онъ въ сѣни, какъ передъ нимъ явился духъ и фея и, остановивъ его, сказали: «Куда ты идешь? Вернись, горбуна нѣтъ уже въ залѣ, онъ вышелъ на минуту. Ступай вмѣсто его къ молодой. Когда ты останешься съ ней вдвоемъ, скажи, что ты ея настоящій мужъ, что султанъ хотѣлъ только позабавиться надъ горбуномъ, и, чтобы утѣшить мнимаго мужа, ты послалъ ему въ конюшню цѣлое блюдо крема. Выдумывай, что хочешь, чтобъ убѣдить ее. Тебѣ это вѣрно удастся, и она, разумѣется, рада будетъ, что ее обманули. Между тѣмъ мы позаботимся, чтобъ горбунъ не помѣшалъ вамъ, потому что эта красавица должна принадлежать не ему, а тебѣ». Въ это время горбуна дѣйствительно не было въ залѣ.

"Духъ превратился въ большаго кота, пошелъ за нимъ и сталъ страшно мяукать. Горбунъ закричалъ и захлопалъ въ ладоши, чтобъ прогнать его; но котъ, вмѣсто того, чтобъ бѣжать, поднялся на лапки, засверкалъ глазами и, мяуча страшнѣе прежняго, дѣлался все больше и больше и наконецъ выросъ съ осленка. Увидя это, горбунъ хотѣлъ кричать, но страхъ отнялъ у него языкъ. Чтобъ совершенно запугать его, духъ изъ кота превратился въ буйвола и страшнымъ голосомъ закричалъ: «Скверный горбунъ». При этихъ словахъ, горбунъ уже упалъ на полъ и, закрывъ голову платьемъ, чтобъ не видѣть этого страшнаго чудовища, спросилъ дрожащимъ голосомъ: «Князь, повелитель буйволовъ, чего ты требуешь отъ меня? — Горе тебѣ, отвѣчалъ духъ, какъ осмѣлился ты жениться на моей любовницѣ? — О, прости меня, если я виноватъ, я не зналъ, что она была любовницей буйвола. Приказывай мнѣ, что хочешь, я буду повиноваться. — Клянусь смертью, возразилъ духъ, если ты выйдешь отсюда до разсвѣта или станешь кричать, я разобью тебѣ голову. Впрочемъ знай, если ты вернешься въ залъ или разскажешь теперь кому нибудь о случившемся, то простись съ жизнью».

"Духъ превратился въ человѣка и, взявъ за ноги горбуна, поставилъ его къ стѣнѣ головою внизъ.

"Но вернемся къ Бедреддину Гассану. Ободренный духомъ и феей, онъ прошелъ черезъ залъ въ брачную комнату и сѣлъ въ ней, ожидая молодую. Спустя нѣсколько времени, вошла молодая; сопровождавшая се старушка остановилась у дверей и, не заглядывая въ комнату, убѣждала молодую исполнять хорошо свой долгъ, потомъ она удалилась.

"Молодая очень удивилась, увидя, что вмѣсто горбуна къ ней подходитъ Бедреддинъ Гассанъ. «Но какому случаю, другъ мой, вы здѣсь? спросила она, вѣрно вы другъ моего мужа? — Нѣтъ, госпожа, я не принадлежу къ числу знакомыхъ сквернаго горбуна. — Вы слишкомъ неосторожны, замѣтила молодая, что говорите дурно о моемъ мужѣ. — О вашемъ мужѣ! возразилъ онъ. Какъ, вы до сихъ поръ думаете, что горбунъ вашъ мужъ? Вы обманулись, султанъ хотѣлъ только пошутить съ вашемъ отцемъ. Можетъ ли такая красавица достаться такому уроду. Мнѣ, счастливому смертному, судьба назначила васъ, самъ султанъ выбралъ меня вашимъ супругомъ. Неужели вы не замѣтили, какъ сыгранная нами комедія потѣшала всѣхъ гостей, музыкантовъ, танцоровъ? Горбунъ теперь уже въ своей конюшнѣ и ѣстъ пирожное; онъ никогда уже не придетъ къ вамъ».

«При этихъ словахъ, на лицѣ дочери великаго визиря, вмѣсто смертельной блѣдности, появился живой румянецъ, она повеселѣла и счастье придало больше прелести ея прекрасному лицу. „Я не ожидала такой радости, сказала она, и приготовилась уже къ самой несчастной жизни. Теперь я тѣмъ болѣе считаю себя счастливой, что буду принадлежать такому достойному и прекрасному человѣку“. Сказавъ это, она раздѣлась и легла. Счастливый Бедреддинъ Гассанъ послѣдовалъ ея примѣру, надѣвъ на себя ночной тюрбанъ, приготовленный горбуну, и голубые атласные шаравары съ золотою тесьмой».

Занялась заря, и Шехеразада замолчала. Въ слѣдующую ночь она продолжала такъ:

НОЧЬ 81.

"Когда Бедреддинъ Гассанъ и дочь великаго визиря уснули, говорилъ Джіафаръ, то духъ, отыскавъ Фею, сказалъ ей, что нужно скорѣй окончить начатое, а то настанетъ день. «Теперь прибавилъ онъ, унесите молодаго человѣка, такъ чтобъ онъ не проснулся».

"Фея явилась въ брачную комнату и, взявъ съ постели Бедреддина Гассана, поднялась съ нимъ на воздухъ. Она и духъ летѣли съ непостижимою скоростью до Дамаска въ Сиріи; они прилетѣли туда въ то самое время, когда муэдзины громко сзывали съ минаретовъ на молитву. Фея, положивъ Бедреддина Гассана у городскихъ воротъ, улетѣла съ духомъ.

"Отворили городскія ворота, и собравшійся народъ былъ очень удивленъ, увидѣвъ спящаго Бедреддина Гассана, въ рубашкѣ и шароварахъ.

«Вотъ, говорилъ одинъ, этотъ молодой человѣкъ, вѣрно, пробылъ гдѣ нибудь всю ночь и не успѣлъ одѣться даже, уходя. — Посмотрите, говорилъ другой, тонъ, вѣрно, былъ всю ночь съ своими товарищами и, выходя отъ нихъ, не нашелъ опять входа, а пришелъ сюда, не зная за чѣмъ, и уснулъ». Другіе судили иначе, но никто не могъ понять настоящей причины его появленія у городскихъ воротъ. Между тѣмъ вѣтеръ распахнулъ рубашку, и всѣ увидѣли его бѣлую, какъ снѣгъ, грудь; эта необыкновенная бѣлизна такъ поразила ихъ, что они вскрикнули и этимъ разбудили молодаго человѣка. Бедреддинъ Гасса въ также былъ удивленъ, увидя себя въ толпѣ незнакомыхъ людей, внимательно его разсматривающихъ. «Господа, сказалъ онъ, скажите мнѣ, пожалуйста, гдѣ я и чего вы хотите отъ меня». Одинъ изъ толпы сказалъ: «Молодой человѣкъ, отворяя городскія ворота, мы нашли тебя спящимъ здѣсь и разсматривали тебя. Знаешь ли ты, что это ворота Дамаска и здѣсь ли провелъ ты всю ночь. — У воротъ Домаска? возразилъ Бедреддинъ Гассанъ, вы вѣрно шутите, я помню хорошо, что уснулъ въ Каирѣ. — Какъ жаль, сказали нѣкоторые ему въ отвѣтъ, такъ молодъ, такъ хорошъ и помѣшался», и пошли своей дорогой.

«Старикъ сидѣвшій подлѣ него, сказалъ: „Послушай, какъ могло случиться, что ты вчера былъ въ Каирѣ, а сегодня очутился въ Дамаскѣ; вѣдь это не вѣроятно. — Однако, отвѣчалъ Бедреддинъ Гассанъ, это правда, я помню также хорошо, что вчерашній день провелъ въ Бальсорѣ. — Это сумасшедшій, сумасшедшій, вскричала смѣясь толпа“.

Нѣкоторые, впрочемъ, смотрѣли на него съ сожалѣніемъ, а одинъ человѣкъ сказалъ: „Сынъ мой, ты вѣрно еще не совсѣмъ проснулся; подумай самъ, развѣ можно провесть день въ Бальсорѣ, ночь въ Каирѣ, а утро въ Дамаскѣ? — Это такъ вѣрно, между тѣмъ, отвѣчалъ Бедреддинъ Гассанъ, какъ и то, что вчера я женился въ Каирѣ“. Смѣхъ въ толпѣ усилился. „Повѣрь, продолжалъ, разговаривающій съ нимъ, ты вѣрно видѣлъ все это во снѣ и теперь еще грезишь. — Я увѣренъ въ томъ, что говорю, отвѣчалъ Бедреддинъ Гассанъ, я не во снѣ былъ въ Каирѣ, не во снѣ видѣлъ мою жену, которая семь разъ подходила ко мнѣ, показывая свои наряды; скажите, куда дѣвался страшный горбунъ, назначенный ей въ мужья; гдѣ мое платье, мой тюрбанъ, кошелекъ съ цехинами, взятый мною изъ Каира“. Хотя онъ увѣрялъ, что говорилъ правду, ему никто не вѣрилъ, и смѣхъ все увеличивался. Это привело молодаго человѣка въ такое замѣшательство, что, наконецъ, онъ самъ не зналъ, что думать о всемъ случившемся».

Шехеразада замолчала, ибо разсвѣло. На другой день она продолжала:

НОЧЬ 82.

"Государь, сказала она, упорствуя въ истинѣ всего сказаннаго имъ, Бедреддинъ Гассанъ всталъ и вошелъ въ городскія ворота, преслѣдуемый толпой, кричавшей: «сумасшедшій, сумасшедшій»! Изъ домовъ высовывались головы, изъ воротъ выбѣгали люди, многіе присоединялись къ толпѣ и кричали: «Онъ сумасшедшій, онъ сумасшедшій»! не зная даже въ чемъ дѣло. Чтобъ скрыться отъ свистковъ и криковъ, Бедреддинъ Гассанъ вошелъ въ только что открывшуюся лавку пирожника.

"Пирожникъ этотъ былъ прежде начальникомъ шайки разбойниковъ, грабившихъ караваны, и хотя, поселясь въ Дамаскѣ, онъ совершенно бросилъ прежнее занятіе, но его все еще боялись. Поэтому, ему стоило только взглянуть на толпу, провожавшую Бедреддина Гассана, чтобъ она тотчасъ же разсѣялась. Оставшись наединѣ съ молодымъ человѣкомъ, пирожникъ спросилъ его, кто онъ и зачѣмъ прибылъ въ Дамаскъ. Бедреддинъ Гассанъ не скрылъ отъ него ни своего званія, ни смерти отца своего, великаго визиря въ Бальсорѣ. Потомъ онъ разсказалъ ему, какъ вышелъ изъ Бальсоры, уснулъ на кладбищѣ, какъ потомъ очутился въ Каирѣ, гдѣ женился, и какъ былъ, наконецъ, удивленъ, увидѣвъ себя въ Дамаскѣ.

«Вашъ разсказъ чудесенъ, отвѣчалъ пирожникъ, и если вы хотите послѣдовать моему совѣту, то не разсказывайте ни кому о всемъ, случившемся съ вами, и ожидайте терпѣливо, пока небо сжалится надъ вами. Живите покамѣстъ у меня, и если согласны, то я назову васъ своимъ сыномъ, потому что у меня нѣтъ дѣтей. Когда народъ узнаетъ, что вы мой пріемный сынъ, васъ не посмѣютъ тронуть».

"Хотя предложеніе сдѣлаться пріемнымъ сыномъ пирожника вовсе было не лестно, но Бедреддину Гассану ничего не оставалось дѣлать, какъ принять его. Пирожникъ одѣлъ его, взялъ свидѣтелей, объявилъ кади, что онъ признаетъ его за сына, и съ того дня Бедреддинъ Гассанъ поселился у него, называясь просто Гассаномъ, и выучился печь пирожное.

"Между тѣмъ, какъ все это происходило въ Дамаскѣ, дочь Шемседдина Могамеда проснулась и, не видя подлѣ себя Бедреддина Гассана, подумала, что онъ, не желая тревожить ее, осторожно ушелъ и скоро вернется. Шемседдинъ Могамедъ, сильно оскорбленный бракомъ своей дочери съ гурбономъ, постучалъ къ ней дверь, чтобъ вмѣстѣ оплакивать ихъ горькую участь. Услышавъ голосъ отца, дочь встала, и отворила дверь. Думая найти ее въ слезахъ, вширь очень удивился когда она, поцѣловавъ у него руку, весело его привѣтствовала.

«Несчастная! вскричалъ онъ съ гнѣвомь, развѣ ты рада, что вступила въ такой унизительный бракъ»?

Разсвѣло, и Шехеразада замолчала. Въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 83.

Государь, великій визирь Джіафаръ продолжалъ разсказывать исторію Бедреддина Гассана: "Молодая, удивленная упреками отца, сказала ему: «Не упрекай меня, отецъ, я не вышла замужъ за горбуна, я его ненавижу и презираю; вчера надъ нимъ такъ смѣялись всѣ, что онъ спрятался и уступилъ свое мѣсто прекрасному молодому человѣку, который и есть мой настоящій супругъ. — Что за сказку разсказываешь ты мнѣ? спросилъ рѣзко отецъ; развѣ ты провела сегоднишнюю ночь не съ горбуномъ? — Нѣтъ, отецъ мой, я провела ее съ молодымъ человѣкомъ, отвѣчала она, у котораго большіе глаза и черныя брови». При этихъ словахъ, Шемседдинъ Могамедъ разсердился на дочь и вскричалъ: «Да ты, я вижу, хочешь морочить меня? — Ты, отецъ мой, кажется, хочешь свести меня съ ума своими упреками. — Вѣдь ты вышла за горбуна? — Не говорите, пожалуйста, мнѣ о горбунѣ, перебила она съ съ поспѣшностію: пусть будетъ онъ проклятъ; повторяю, отецъ мой, у меня прекрасный мужъ и онъ долженъ быть здѣсь».

"Шемседдинъ Могамедъ пошелъ отыскивать его, но вмѣсто его увидѣлъ, къ удивленію, горбуна, стоящаго вверхъ ногами, въ томъ самомъ положеніи, какъ его оставилъ духъ. «Что это значитъ»? спросилъ великій визирь. Горбунъ, узнавъ визиря, отвѣчалъ: «А.! а! ты хотѣлъ женить меня на любовницѣ буйвола, сквернаго духа? извини, теперь меня ужъ не надуешь».

Хотя Шехеразада немного разсказала, по такъ какъ въ комнату проникъ первый лучъ солнца, то она замолчала. Въ слѣдующую ночь она продолжала такъ:

НОЧЬ 84.

Государь, великій визирь Джіафаръ продолжалъ свой разсказъ: "Шемседдинъ Могамедъ подумалъ, что горбунъ бредитъ. «Сойди оттуда, сказалъ онъ ему, и встань на ноги. — До восхода солнца я ни за что не сойду, отвѣчалъ горбунъ. Знай, что вчера вечеромъ, когда я пришелъ сюда, предо мной вдругъ явился черный большой котъ, превратившійся потомъ въ буйвола; я хорошо запомнилъ все, сказанное мнѣ, и прошу оставить меня здѣсь». Визирь, вмѣсто отвѣта, взялъ горбуна за ноги и заставилъ встать. Горбунъ бросился бѣжать безъ оглядки во дворецъ и очень разсмѣшилъ султана, разсказавъ ему свое приключеніе.

«Шемседдинъ Могамедъ вернулся въ комнату дочери, еще болѣе смущенный, чѣмъ прежде. „Ну, обманутая дочь, сказалъ онъ не можешь ли ты объяснить мнѣ все случившееся; я не знаю, что и думать. — Отецъ мой, отвѣчала она, я ничего не знаю больше. Но, вотъ на стулѣ осталось платье моего мужа, не узнаешь ли ты чего нибудь по этому платью“. Говоря это, она подала ему тюрбанъ Бедреддина Гассана. Осмотрѣвъ его со всѣхъ сторонъ, визирь сказалъ: „Онъ похожъ на тюрбанъ визиря“. Въ эту минуту онъ замѣтилъ, что между матеріей и подкладкой что-то зашито. Онъ спросилъ ножницы и, разрѣзавъ тібрбанъ, нашелъ сложенную бумагу. Это была тетрадь, которую Нуреддинъ Али далъ, умирая, сыну и которую Бедреддинъ Гассанъ зашилъ въ свой тюрбанъ, чтобъ не потерять. Раскрывъ тетрадь, Шемседдинъ Могамедъ прочелъ на ней надпись, сдѣланную рукою брата: Для сына моего Бедреддина Гассана. Дочь подала ему въ это время кошелекъ, найденный ею подъ платьемъ мужа. Онъ былъ наполненъ цехинами; духъ и фея позаботились, чтобъ кошелекъ, не смотря на щедрость Бедреддина Гассана, не истощался. Визирь прочелъ на немъ слѣдующую надпись: Тысяча цехиновъ еврея Исаака, а дальше было: отданныхъ Бедреддину Гассану за грузъ перваго изъ прибывшихъ кораблей, принадлежавшихъ его отцу, Нуреддину Али. Прочитавъ это, великій визирь вскрикнулъ и упалъ безъ чувствъ».

Наступилъ день, и Шехеразада замолчала. Султанъ всталъ съ намѣреніемъ непремѣнно услышать конецъ этой исторіи.

НОЧЬ 85.

На другой день Шехеразада продолжала, обращаясь къ Хабріасу: "Государь, когда визирь Шемседдшгь Могамедъ пришелъ въ себя съ помощію дочери и призванныхъ слугъ, онъ сказалъ ей: «Дочь моя, не удивляйся всему случившемуся. Тебѣ трудно будетъ повѣрить тому, что я скажу сейчасъ. Твой супругъ, двоюродный братъ твой, Бедреддинъ Гассанъ, сынъ Нуреддина Али. Тысяча цехиновъ, найденные въ этомъ кошелькѣ, напомнили мнѣ о моемъ спорѣ съ милымъ братомъ: это тебѣ его свадебный подарокъ: хвала Богу за это чудесное приключеніе, оно являетъ Его могущество»! Онъ прочиталъ рукопись брата и, обливаясь слезами, поцѣловалъ ее. «Отъ чего не могу я увидѣть теперь Нуреддина, сказалъ онъ, и помириться съ дорогимъ братомъ».

"Прочитавъ тетрадь съ одного конца до другаго, онъ нашелъ въ ней число пріѣзда его брата въ Бальсору, его женидьбы, рожденія Бедреддина Гассана, и, припомнивъ числа своей свадьбы и рожденія дочери, онъ очень удивился и вмѣстѣ съ тѣмъ обрадовался, увидѣвъ, что числа этихъ событіи были одни и тѣже и что наконецъ племянникъ сдѣлался его зятемъ. Взявъ записки брата и кошелекъ съ цехинами, онъ понесъ ихъ султану, который былъ такъ удивленъ всѣмъ случившимся, что забылъ свой гнѣвъ на великаго визиря, простилъ ему все и вслѣдъ напечатать всѣ эти событія, со всѣми подробностями, чтобъ передать ихъ потомству.

"Между тѣмъ, Шемседдинъ Могамедъ не могъ понять, куда исчезъ его племянникъ, и съ нетерпѣніемъ ожидалъ его каждую минуту, желая поскорѣй обнять. Прождавъ недѣлю, онъ началъ отыскивать его но всему Каиру, но поиски оказались тщетными. Это очень огорчало визиря. «Вотъ необыкновенное приключеніе, говорилъ онъ, до сихъ поръ не случалось еще ничего подобнаго»!

«Не зная, что изъ всего этого будетъ, онъ описалъ расположеніе своего дома, описалъ свадьбу дочери, убранство залы и брачной комнаты; завернулъ тюрбанъ и кошелекъ, и все это заперъ въ сундукъ»… Разсвѣло, Шехеразада замолчала. Въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 86.

Государь, великій визирь Джіафаръ продолжалъ свой разсказъ халифу: "Спустя нѣсколько времени, дочь Шемседдина Могамеда почувствовала себя въ тяжеломъ положеніи и чрезъ девять мѣсяцовъ у ней родился сынъ, котораго отецъ назвалъ Аджибомъ. У него была кормилица и нѣсколько невольниковъ и невольницъ.

"Когда Аджибъ былъ уже семи лѣтъ, Шемседдинъ Могамедъ не захотѣлъ учить его дома, а сталъ посылать въ школу къ извѣстному учителю; два невольника провожали его туда. Въ школѣ, Адинбъ игралъ съ дѣтьми, который всѣ были званіемъ ниже его, и, беря примѣръ съ учителя, отличавшаго его во многомъ, оказывали ему уваженіе. Ихъ услужливость погубила Аджиба; онъ сдѣлался гордъ, дерзокъ, находилъ, что всѣ мальчики должны были ему повиноваться и все терпѣть отъ него, а не онъ отъ нихъ. Онъ управлялъ всѣми и, если кто противился его желаніямъ, бранилъ того, а иногда и билъ. Наконецъ, Аджидъ сдѣлался невыносимъ для всѣхъ, и ученики стали на него жаловаться учителю; сначала учитель говорить имъ, чтобъ они переносили все; по видя, что Аджибъ дѣлается отъ этого еще хуже и что ему самому становится не подъ-силу управляться съ нимъ, онъ сказалъ дѣтямъ: «Дѣти, я вижу, что Аджибъ дерзкій мальчикъ, и научу васъ, какъ смягчить его; я думаю даже, что онъ не придетъ больше въ школу. Когда завтра онъ захочетъ играть съ вами, окружите его и пусть одинъ изъ васъ скажетъ: мы согласны играть съ тобой, но съ условіемъ, что тотъ, кто будетъ участвовать въ игрѣ, долженъ сказать прежде имена своего отца и своей матери; того, кто этого не исполнятъ, мы будемъ считать незаконнымъ и не примемъ его въ нашу игру». Учитель сказалъ, что этимъ поставятъ они его въ затруднительное положеніе; ученики ушли отъ него съ радостію.

"На другой день, когда дѣти собрались играть, они вспомнили, что имъ сказалъ учитель наканунѣ, и окружили Аджиба. Одинъ изъ нихъ сказалъ: «Теперь будемъ играть, по только не примемъ въ игру того, кто не скажетъ намъ имени своего отца и матери». Всѣ дѣти, не исключая и Аджиба, согласились. Тогда тотъ же мальчикъ началъ спрашивать имена родителей каждаго; очередь дошла до Аджиба; онъ отвѣчалъ: «Меня зовутъ Аджибъ, мать мою Красавицей, а отца Шемседдинъ Могамедъ, онъ визирь султана». При этихъ словахъ всѣ дѣти вскричали, «что Шемседдинъ Могамедъ тебѣ не отецъ, а дѣдъ — Какъ смѣете вы говорить, что великій визирь не отецъ мнѣ! вскричалъ Аджибъ. — Дѣти отвѣчали со смѣхомъ: нѣтъ, нѣтъ! онъ не отецъ тебѣ, онъ твой дѣдъ; мы не только не хотимъ играть съ тобой, но не будемъ даже и подходить къ тебѣ». Съ этими словами они отошли отъ него со смѣхомъ, а оскорбленный Аджибъ горько заплакалъ.

"Школьный учитель все слышалъ и, подойдя къ Аджибу, сказалъ: «Аджибъ, развѣ ты до сихъ поръ еще не зналъ, что великій визирь дѣдъ тебѣ, а не отецъ? мы сами не знаемъ имени твоего отца; знаемъ только, что султанъ хотѣлъ выдать твою мать за конюха, но что она вышла за духа. Я знаю, это очень не пріятно для тебя, но за то научитъ тебя не обращаться гордо съ твоими товарищами».

Шехеразада замолчала, потому что разсвѣло. Въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 87.

"Государь, маленькій Аджибъ, оскорбленный насмѣшками товарищей, ушелъ изъ школы и въ слезахъ вернулся домой. Онъ зашелъ сначала къ матери, которая, удивясь его печали, спросила, о чемъ онъ плакалъ. Онъ разсказалъ ей, рыдая, въ чемъ было дѣло. «Ради Бога, прибавилъ онъ, скажи мнѣ, матушка, какъ звали моего отца и кто онъ? — Сынъ мой, отвѣчала она, твой отецъ Шемсединъ Могамедъ, тотъ самый, который цѣлуетъ тебя всякій день. — Ты скрываешь отъ меня истину, отвѣчалъ онъ, это твой отецъ; назови мнѣ моего отца»? Этотъ вопросъ напомнилъ ей ея свадьбу и семилѣтнее вдовство, и мать, въ отвѣтъ на вопросъ сына, залилась слезами.

"Войдя къ дочери, Шемседдинъ Могамедъ очень удивился, заставъ ее и внука въ слезахъ. Когда онъ спросилъ, что это значило, дочь разсказала ему о насмѣшкахъ, которыми осыпали Адинба его товарищи въ школѣ. Шемседдинъ Могамедъ былъ глубоко огорченъ, узнавъ, что честь его дочери страдаетъ публично и, придя къ султану, упалъ къ его ногамъ, прося позволить ему отправиться въ восточныя провинціи и побывать въ Бальсорѣ, чтобъ отыскать своего племянника; при этомъ онъ разсказалъ, какіе слухи носятся но городу о его дочери. Султанъ принялъ въ визирѣ участіе, одобрилъ его намѣреніе и позволилъ ѣхать; онъ далъ ему. даже грамоту, въ которой убѣдительно просилъ князей и государей отпустить Бедреддина Гассана, если только онъ служилъ у нихъ.

«Шемседдинъ Могамедъ не находилъ словъ для выраженія своей благодарности султану; онъ упалъ во второй разъ къ его ногамъ и зарыдалъ. Наконецъ, пожелавъ султану всевозможныхъ благъ, визирь простился съ нимъ и началъ приготовляться къ отъѣзду. Приготовленія эти были такъ поспѣшны, что черезъ четыре дня Шемседдинъ Могамедъ выѣхалъ изъ Каира, вмѣстѣ съ дочерью и Аджибомъ».

Замѣтя разсвѣтъ, Шехеразада замолчала. Султану очень правился ея разсказъ и онъ всталъ съ намѣреніемъ, въ слѣдующую ночь, слушать продолженіе его На другой день султанша продолжала:

НОЧЬ 88.

Государь, великій визирь Джіафаръ продолжалъ разсказывать халифу Гаруну Аль-Рашиду: "Шемседдинъ Могамедъ поѣхалъ съ дочерью и съ внукомъ въ Дамаскъ. Они проѣхали около трехъ недѣль, не останавливаясь нигдѣ; недалеко отъ городскихъ воротъ Дамаска былъ прекрасный лугъ, тамъ Шемседдинъ Могамедъ захотѣлъ отдохнуть и велѣлъ раскинуть палатки на берегу рѣки, орошающей городъ и его окрестности.

«Визирь Шемседдинъ Могамедъ сказалъ, что они пробудутъ на этомъ прекрасномъ мѣстѣ два дня, а на третій пустятся опять въ дорогу. Людямъ своимъ онъ позволилъ идти въ Дамаскъ. Большая часть изъ нихъ воспользовалась этимъ позволеніемъ; однимъ хотѣлось посмотрѣть городъ, о которомъ говорилось такъ много хорошаго; другіе хотѣли продать въ немъ товары, вывезенные изъ Египта; третьи, купить что нибудь изъ Дамасскихъ рѣдкостей. Дочь визиря, желая также показать сыну городъ, приказала евнуху, наставнику Адинба, проводить его въ Дамаскъ и не оставлять ни на минуту, боясь, чтобъ съ нимъ чего не случилось.

Великолѣпно одѣтый Аджибъ отправился съ евнухомъ, у котораго была въ рукѣ толстая трость, въ городъ. Красота Адинба обратила на него общее вниманіе, едва онъ вошелъ въ городскія ворота. Чтобъ лучше разглядѣть его, одни выходили на улицу, другіе выглядывали изъ оконъ, а нѣкоторые, желая побольше полюбоваться имъ, шли за нимъ по улицѣ. 11е было ни одного человѣка, который не восхищался бы мальчикомъ и не благословлялъ его родителей за то, что они произвели на свѣтъ такое прекрасное созданіе. Дойдя до лавки пирожника, у котораго жилъ Бедреддинъ Гассанъ, Аджибъ и евнухъ были принуждены остановиться, такъ стѣснилъ ихъ народъ.

„Пирожника тогда не было уже въ живыхъ, и наслѣдникомъ его сдѣлался Бедреддинъ Гассанъ; онъ такъ искусно занимался своей торговлей, что прослылъ извѣстнымъ въ Дамаскѣ. Увидя передъ своей лавкой толпу народа, разсматривающую двухъ иностранцевъ, онъ вышелъ къ нимъ“. Шехеразада прервала разсказъ, потому что начало разсвѣтать, и султанъ всталъ, нетерпѣливо желая знать, что произойдетъ между отцемъ и сыномъ. Въ слѣдующую ночь султанша продолжала:

НОЧЬ 89.

„Бедреддинъ Гассанъ почувствовалъ что-то необыкновенное при взглядѣ на Адинба. Онъ не былъ пораженъ, какъ другіе, его красотой: его волненіе было другаго рода, родственное чувство заговорило въ немъ. Подойдя къ Аджибу, онъ сказалъ ему ласково“: Маленькій господинъ, сдѣлайте одолженіе, войдите ко мнѣ и скушайте что нибудь изъ моего издѣлія; вы мнѣ такъ поправились, что мнѣ хотѣлось бы очень подольше полюбоваться вами». Онъ говорилъ это съ такою нѣжностью, что слезы выступили у него на глазахъ. Тронутый Аджибъ обратился къ евнуху. Этотъ добрый человѣкъ, сказалъ онъ, проситъ съ такою нѣжностію, что я не могу отказать ему; войдемъ въ его лавку и съѣдимъ что нибудь изъ его печенья. — Не думайте, чтобъ я согласился на это, возразилъ евнухъ, прилично ли сыну визиря входить къ пирожнику! — Увы, маленькій господинъ, вскричалъ Бедреддинъ Гассанъ, зачѣмъ васъ поручили такому злому невольнику". Потомъ, онъ продолжалъ, обращаясь къ евнуху: «Другъ мой, не препятствуй твоему господину сдѣлать мнѣ удовольствіе зайдти ко мнѣ, не оскорбляй отказомъ; лучше сдѣлай мнѣ честь и войди съ нимъ ко мнѣ; этимъ ты покажешь, что хотя наружность твоя черна, зато душа бѣла. Знаешь ли ты, продолжалъ онъ, у меня есть секретъ, по которому я могу сдѣлать тебя бѣлымъ». Евнухъ разсмѣялся и спросилъ Бедреддина Гассана, что это за секретъ. «Я сейчасъ открою его тебѣ», отвѣчалъ тотъ и началъ ему декламировать стихи въ честь негровъ евнуховъ; онъ выражалъ, что султаны лишь имъ обязаны сохраненіемъ своей чести, и не только одни султаны, но и всѣ князья и вельможи. Евнуху понравились эти стихи и онъ позволилъ Аджибу войти въ лавку и самъ послѣдовалъ за нимъ.

"Бедреддинъ Гассанъ очень обрадовался, что его желаніе исполнилось, и, принимаясь опять за прерванную работу, сказалъ: «Я сдѣлалъ сливочное пирожное, и хочу, чтобъ вы попробовали его; увѣренъ, что вы найдете это пирожное превосходнымъ; меня выучила дѣлать его моя мать, и теперь у меня покупаетъ его весь городъ». Съ этими словами онъ вынулъ пирожное изъ печи и, украсивъ его сверху, отдалъ Аджибу, который нашелъ пирожное превосходнымъ; евнухъ попробовалъ печенье и также нашелъ его очень вкуснымъ.

«Угощая ихъ, Бедреддинъ Гассанъ посматриваль на Адинба и, при мысли о томъ, что и у него, быть можетъ, есть уже сынъ отъ прекрасной жены, онъ не могъ удержаться отъ слезъ, и хотѣлъ было распросить маленькаго Аджиба о его путешествіи въ Дамаскъ, но евнухъ очень торопилъ мальчика и скоро увелъ его изъ пекарни. Бедреддинъ Гасса въ заперъ лавку и пошелъ вслѣдъ за ними».

Замѣта разсвѣтъ, Шехеразада замолчала. Султанъ всталъ, рѣшивъ, не лишать султаншу жизни до конца всего разсказа.

НОЧЬ 90.

На другой день, Динарзада разбудила сестру до разсвѣта, и та начала разсказывать: «Бедреддинъ Гассанъ, продолжалъ визирь Джіафаръ, побѣжалъ за Адинбомъ и догналъ его, прежде нежели тотъ дошелъ до городскихъ воротъ. Замѣтя его, евнухъ остановился и съ гнѣвомъ спросилъ: „что тебѣ надобно, дерзкій? — Не сердись, другъ, отвѣчалъ Бедреддинъ, у меня есть дѣло за городомъ; я вспомнилъ о немъ и иду, чтобъ покончить его“. Этотъ отвѣтъ не успокоилъ евнуха, онъ обратился къ Аджибу и сказалъ: „Ботъ что вы надѣлали, я, соглашаясь на вашу просьбу, чувствовалъ, что буду раскаяваться, я просто глупъ, что позволилъ вамъ идти въ лавку этого человѣка. — А можетъ быть, отвѣчалъ Адинбъ, этому человѣку и въ самомъ дѣлѣ нужно идти загородъ“. О и и пошли дальше, не оборачиваясь до самыхъ палатокъ. Тутъ Адинбъ обернулся, чтобъ посмотрѣть, идетъ ли за ними Бедреддинъ, и, увидѣвъ его въ двухъ шагахъ отъ себя, краснѣлъ и блѣднѣлъ отъ различныхъ чувствъ, волновавшихъ его. Боясь, чтобъ великій визирь не узналъ, что они были въ лавкѣ пирожника, Адинбъ схватилъ попавшійся ему подъ ноги камень и, бросивъ имъ въ Бедреддина, пустился бѣжать отъ него. Камень попалъ Бедреддину Гассану въ лобъ, и кровь полилась изъ раны, а евнухъ, проговоривъ, что ему не на что жаловаться, потому что самъ навлекъ на себя бѣду, скрылся за Адинбомъ въ палатку визиря. Бедреддинъ пошелъ но дорогѣ къ городу, стараясь унять кровь и прикладывая къ ранѣ бывшій на немъ передникъ. „Я не долженъ былъ слѣдовать за этимъ ребенкомъ, говорилъ онъ; я напугалъ его и если онъ бросилъ въ меня камнемъ, то именно потому, что испугался моихъ преслѣдованій“. Придя домой, онъ долго думалъ и горевалъ, и старался утѣшить себя тѣмъ, что есть люди несчастнѣе его».

Насталъ день, и Шехеразада замолчала. Хабріасъ всталъ, сожалѣя о Бедреддинѣ и желая поскорѣе услышать продолженіе этой исторіи.

НОЧЬ 91.

Въ слѣдующую ночь Шехеразада продолжала, обращаясь къ султану: Государь, сказала он5, великій визирь продолжалъ разсказывать халифу: "Въ то время какъ Бедреддинъ продолжалъ свои занятія въ Дамаскѣ, дядя его Шемседдинъ Могамедъ на третій день уѣхалъ оттуда. Достигнувъ Алепо, онъ провелъ тамъ два дня. Потомъ проѣхалъ Ефратъ, Месопотамію и многіе города, достигъ Бальсоры, гдѣ, объявивъ свое званіе, просилъ у султана аудіенцію. Султанъ принялъ его благосклонно и спросилъ, но какому случаю онъ пріѣхалъ въ Бальсору. «Государь, отвѣчалъ визирь, я пріѣхалъ узнать что нибудь о сынѣ Нуреддина Али, моего брата, который имѣлъ честь служить у Вашего Величества. — Нуреддинъ Али умеръ, отвѣчалъ султанъ; что же касается его сына, то онъ пропалъ безъ вѣсти, спустя два мѣсяца послѣ смерти отца, и я никакъ не могъ отыскать его; мать его, дочь одного изъ моихъ визирей, жива еще». Шемседдинъ просилъ позволенія видѣться съ ней и взять ее въ Египетъ; получивъ на это согласіе султана, онъ, не откладывая до другаго дня, узналъ, гдѣ она живетъ, и пошелъ къ ней съ дочерью и внукомъ.

"Вдова Нуреддина Али была въ томъ же дворцѣ, гдѣ жила съ мужемъ. Это былъ прекрасный домъ, превосходно построенный, украшенный бѣлыми мраморными колоннами; по Шемседдинъ Могамедъ не обратилъ на него вниманія. Войдя, онъ поцѣловалъ мраморную доску на дверяхъ, на которой золотыми буквами было написано имя его брата. Визирь спросилъ у слугъ, можетъ ли онъ видѣться съ золовкой; ему сказали, что она въ зданіи, построенномъ въ видѣ купола посреди обширнаго двора. Нѣжная мать выстроила это зданіе въ воспоминаніе могилы Бедреддина Гассана, котораго считала уже умершимъ; въ немъ проводила она большую часть доя и ночи. Шемседдинъ Могамедъ засталъ се въ слезахъ: она оплакивала потерю милаго сына.

«Поздоровавшись съ ней, великій визирь началъ утѣшать се, объявилъ ей, что имѣетъ честь быть ея родственникомъ, и разсказалъ, но какому случаю уѣхалъ изъ Каира въ Кальсору».

Тутъ Шехеразада остановилась, потому что начищало разсвѣтать; въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 92.

"Разсказавъ ей все происшедшее въ Каирѣ, въ ночь свадьбы его дочери, и описавъ свое удивленіе, когда въ тюрбанѣ Бедреддина онъ нашелъ записки брата, визирь представилъ ей дочь и внука.

"Вдова Нуреддина Али, слушавшая сначала разсказъ визиря совершенно равнодушно, встала и крѣпко обняла Красавицу, дочь визиря, и маленькаго Аджиба, когда изъ словъ Шемседдина Могамеда поняла, что сынъ ея, быть можетъ, еще живъ; она плакала, но это уже были слезы радости, а не горя. Аджибъ былъ такъ похожъ на Бедреддина, что мать его не могла вдоволь наглядѣться на мальчика; онъ съ своей стороны отвѣчалъ радостно и нѣжно на ея ласки. «Теперь, госпожа, сказалъ вдовѣ Шемседдинъ Могамедъ, перестаньте плакать и тосковать; согласитесь лучше ѣхать съ нами въ Египетъ, султанъ далъ на это свое позволеніе. Я надѣюсь, что на возвратномъ пути, мы отыщемъ вашего сына, а моего племянника, и тогда напишемъ наши приключенія, чтобъ передать ихъ потомству».

"Вдова Нурреддина Али съ удовольствіемъ выслушала просьбу Шемседдина Могамеда и начала приготовляться къ отъѣзду. Великій визирь просилъ аудіенцію у султана и простился съ нимъ; султанъ проводилъ его съ почестями и подарками. Египетскому султану онъ послалъ дорогой подарокъ. Шемседдинъ Могамедъ уѣхалъ изъ Бальсоры въ Дамаскъ. Не доѣзжая Дамаска, онъ велѣлъ разбить палатки, на берегу рѣки, съ намѣреніемъ провесть тутъ три дня, чтобъ дать всѣмъ отдыхъ и успѣть купить въ городѣ какія нибудь рѣдкости для египетскаго султана. Покамѣстъ Шемседдинъ Могамедъ разсматривалъ драгоцѣнныя матеріи, которыя приносили ему въ палатки купцы изъ лучшихъ магазиновъ Дамаска, Адинбъ уговорилъ евнуха пойдти съ нимъ въ городъ, чтобъ поглядѣть то, чего не успѣлъ онъ видѣть въ прошлый разъ, и узнать о пирожникѣ, котораго онъ ударилъ камнемъ; евнухъ, спросивъ позволеніе у его матери, повелъ Аджиба въ городъ.

«Они водили Дамасскими воротами, такъ какъ эти ворота были ближе другихъ отъ полатокъ визиря. Осмотрѣвъ всѣ замѣчательныя мѣста, площади, лучшіе магазины, наполненные богатыми товарами, древнюю мечеть Омміадовъ, въ то время, когда въ ней собирались, послѣ полудня, для совершенія молитвъ, они пошли къ лавкѣ Бедреддина Гассана, котораго застали за печеньемъ сливочнаго пирожнаго. „Здравствуй, сказалъ ему Адинбъ, посмотри на меня. Что вспомнилъ?“ Бедреддинъ взглянулъ на него и особенное чувство опять наполнило его душу; вмѣсто отвѣта, онъ стоялъ молча, взволнованный тревожный. Придя въ себя, онъ попросилъ Аджиба войти къ нему ст своимъ евнухомъ и попробовать печенья. „Простите, прибавилъ онъ, что прошлый разъ“ обезпокоилъ васъ своимъ преслѣдованіемъ; право, когда гляжу на васъ, я самъ не помню, что дѣлаю. Какая-то непреодолимая сила влечетъ меня къ вамъ, мой маленькій господинъ».

Шехеразада замолчала, потому что разсвѣло. На другой день она опять продолжала.

НОЧЬ 93.

"Повелитель правовѣрныхъ, продолжалъ Джіафаръ, Адинбъ, удивленный словами Бедреддина, сказалъ: «Странно, почему ты такъ полюбилъ меня; я войду къ тебѣ, но съ условіемъ, чтобъ ты далъ мнѣ слово, не слѣдовать потомъ за мной. Если ты исполнишь свое слово, и и завтра навѣту тебя, въ то время, когда визирь, мой дѣдъ, будетъ выбирать подарки египетскому султану. — Я исполню все, что хотите», отвѣчалъ Бедреддинъ. Тогда Адинбъ и евнухъ вошли къ нему.

"Бедреддинъ подалъ имъ печенье, которое было такъ же вкусно и превосходно, какъ и прежнее. «Садись съ нами, сказалъ ему Адинбъ, и кушай». Бедреддинъ сѣлъ и съ радости хотѣлъ цѣловать Аджиба; но тотъ оттолкнулъ его, говоря: «Твоя любовь ко мнѣ заходитъ слишкомъ далеко; довольно и того, что можешь на меня смотрѣть и говорить со мной». Бедреддинъ повиновался и запѣлъ пѣсню, сочиненную имъ наскоро, въ честь Аджиба; самъ онъ ничего не ѣлъ, и только угощалъ гостей. Послѣ завтрака, онъ подалъ имъ умыть руки и чистое, какъ снѣгъ, полотенце; потомъ взялъ вазу съ шербетомъ и, наливъ полную чашу, подалъ се Аджибу, говоря, что это самый лучшій розовой шербетъ, такой, какого онъ вѣрно никогда не пробовалъ. Аджибъ выпилъ съ удовольствіемъ; тогда Бедреддинъ предложилъ выпить евнуху; тотъ съ наслажденіемъ выпилъ до капли.

"Наконецъ Адинбъ и евнухъ, поблагодаривъ за угощеніе Бедреддина, поспѣшно отправились домой, потому что было уже довольно поздно. Сначала они прошли въ палатку, гдѣ были женщины. Бабушка Аджиба обрадовалась ему и, припомнивъ своего сына, обняла мальчика со слезами. «Ахъ, дитя мое, сказала она, какъ была бы я рада, еслибъ могла обнять такъ твоего отца, Бедреддина Гассана». За столомъ она посадила внука подлѣ себя, распрашивала о его прогулкѣ, и думая, что онъ очень проголодался, предложила ему сливочное печенье, которое сама приготовляла. «Всѣ находятъ, сказала она, что ни одинъ пирожникъ не дѣлаетъ это печенье такъ хорошо, какъ я». Она предложила печенье и евнуху; но оба были такъ сыты, что помогли даже и попробовать его.

Разсвѣло, и Шехеразада замолчала; въ слѣдующую ночь, она продолжала прерванный наканунѣ разсказъ.

НОЧЬ 94.

"Аджибъ и евнухъ, дотронувшись до пирожнаго, оставили его. Вдова Нуреддина, думая, что оно не понравилось имъ, огорчилась и сказала: «Какъ, дитя мое, неужели тебѣ не нравится мое собственное печенье? Знаешь, что никто во всемъ свѣтѣ не умѣетъ дѣлать этого пирожнаго, исключая твоего отца, Бедреддина Гассана, которому я открыла секретъ его приготовленія. — Позвольте замѣтить, бабушка, отвѣчалъ Аджибъ, что въ этомъ городѣ живетъ пирожникъ, который превосходно приготовляетъ это печенье; мы сейчасъ ѣли его въ пекарнѣ, и увѣряю васъ, что то пирожное было вкуснѣе этого».

"Услыша это, бабушка Аджиба сердито взглянула на евнуха и сказала: «Какъ, Шаба въ, развѣ тебѣ затѣмъ порученъ надзоръ за этимъ ребенкомъ, чтобы ты водилъ его къ пирожникамъ, какъ нищаго? — Госпожа, отвѣчалъ евнухъ, правда, что мы разговаривали съ однимъ пирожникомъ, но ничего не ѣли у него. — Извини, перебилъ его Аджибъ, мы входили къ нему и ѣли славное печенье». Вдова Нуреддина Али такъ разсердилась на евнуха, что поспѣшно вышла изъ-за стола и, придя въ палатку визиря, передала ему въ такихъ выраженіяхъ преступленіе послѣдняго, что оно показалось визирю очень важнымъ.

"Вспыльчивый Шемседдинъ Могамедъ разсердился, поспѣшно вошелъ въ палатку, гдѣ былъ евнухъ, и сказалъ ему: «какъ смѣлъ ты, несчастный, обмануть мое довѣріе къ тебѣ»? Шабанъ рѣшился не открывать истины и отвѣчалъ отрицательно. «Дѣдушка, вскричалъ Аджибъ, увѣряю васъ, мы заходили къ пирожнику и онъ такъ накормилъ насъ, что мы совсѣмъ не хотимъ ужинать. Онъ угощалъ насъ даже шербетомъ. — Вотъ видишь, вскричалъ визирь, обращаясь къ евнуху, видишь ли злодѣй, что вы были у пирожника и ѣли его печенье»! Шабанъ опять отвѣчалъ, что этого не было. «Ты лжешь, сказалъ визирь, я скорѣе повѣрю внуку, нежели тебѣ. Впрочемъ, я готовъ повѣрить тебѣ, если ты съѣшь этотъ сливочный пирогъ».

«Хотя Шабанъ былъ сытъ по горло, однако онъ рѣшился на это испытаніе; но, взявъ въ ротъ кусокъ пирожнаго, онъ тотчасъ вынулъ его, потому что его начинало тошнить; но и послѣ этого онъ не сознался ни въ чемъ, а увѣрялъ, что сытно поѣлъ днемъ и что теперь еще ему не хочется ѣсть. Раздраженный визирь, удостовѣряй въ его лжи, приказалъ положить его на полъ и бить палками. Несчастный началъ кричать и признался во всемъ. „Правда, вскричалъ онъ, что мы заходили къ пирожнику и ѣли его печенье, которое было во сто разъ лучше этого“. Вдова Нуреддина, думая, что онъ съ досады на нее и желая оскорбить, говорилъ это, сказала ему: „Я не могу повѣрить, чтобъ сливочное пирожное, которое ты ѣлъ въ городѣ, было лучше моего и хочу убѣдиться въ этомъ Ты, вѣдь, знаешь, гдѣ живетъ этотъ пирожникъ, ступай къ нему и принеси мнѣ сейчасъ сливочный пирогъ“. Сказавъ это, она дала евнуху денегъ и велѣла купить пирогъ. Придя въ лавку, евнухъ сказалъ: „Добрый пирожникъ, дай мнѣ сливочный пирогъ, вотъ и деньги; одна изъ моихъ госпожъ желаетъ попробовать его“. Пироги были только что вынуты изъ печки, и Бедреддинъ выбралъ одинъ изъ лучшихъ и отдалъ его евнуху, говоря; возьми, это превосходный пирогъ; я увѣренъ, что никто, кромѣ моей матери, если она еще жива, не съумѣстъ сдѣлать подобнаго».

Шабанъ принесъ осторожно пирогъ въ палатку. Вдова Нуреддина Али поспѣшно взяла его. Но едва поднесла она ко рту кусокъ пирога, какъ вскрикнула и упала безъ чувствъ. Шемседдинъ Могамедъ, бывшій тутъ, очень удивился; онъ самъ старался привесть ее въ чувство. «Боже! вскричала, придя въ себя, вдова Нуреддина Али, этотъ пирогъ дѣлалъ мой сынъ, мой милый сынъ, Бедреддинъ».

Разсвѣтъ помѣшалъ султаншѣ докончить разсказъ. Султанъ всталъ, помолился и пошелъ въ совѣтъ. Въ слѣдующую ночь Шехеразада продолжала исторію Бедреддина Гассана.

НОЧЬ 95.

"Услыша предположеніе вдовы Нуреддина, Шемседдинъ Могамедъ очень обрадовался; но, подумавъ, что это предположеніе ни на чемъ не основано, онъ сказалъ ей: «Почему вы думаете, госпожа, что кромѣ вашего сына никто не можетъ сдѣлать такого пирога? — Я согласна съ тѣмъ, отвѣчала она, что пирожники съумѣютъ сдѣлать такой пирогъ; но я приготовляю его особеннымъ способомъ, и кромѣ моего сына никто не знаетъ этого секрета. Я увѣрена, что этотъ пирогъ дѣлалъ онъ. Радуйтесь же всѣ вмѣстѣ со мной! Наконецъ мы нашли того, кого такъ долго отыскивали. — Не радуйтесь заранѣе, сказалъ великій визирь, прежде узнаемъ все навѣрное. Я велю сейчасъ привести сюда этого пирожника; если это Бедреддинъ Гассанъ, вы и дочь моя признаете его; но я попрошу васъ сдѣлать такъ, чтобъ вы могли его видѣть, а онъ васъ нѣтъ, и чтобъ ваше свиданіе было не здѣсь, а въ Каирѣ; тамъ я все устрою, какъ нельзя лучше». Оставя женщинъ, визирь ушелъ въ свою палатку и, призвавъ пятьдесятъ человѣкъ изъ своей свиты, сказалъ имъ: «Возьмите всѣ но палкѣ и ступайте за Шабаномъ къ пирожнику. Когда придете къ нему, ломайте у него и бейте все, что ни попадется. Если онъ спроситъ, что это значитъ, спросите у него, онъ ли дѣлалъ сливочный пирогъ, и, когда онъ отвѣтитъ утвердительно, схватите его, свяжите и ведите ко мнѣ; только будьте съ нимъ осторожны, не бейте его; ступайте скорѣе»! Люди визиря повиновались. Придя въ лавку пирожника, они все въ ней переломали и перебили: столы, кострюли, блюда, котлы, мебель, розлили вездѣ шербетъ, варенье, сливки. При видѣ всего этого, Бедреддинъ спросилъ у нихъ жалобно: «Добрые люди, что я такое сдѣлалъ, что вы такъ поступаете со мной? Скажите, въ- чемъ я виноватъ? — Не ты ли дѣлалъ, отвѣчали они, сливочный пирогъ, который продалъ этому евнуху? — Я, сказалъ онъ, и ногу увѣрить васъ, что онъ превосходенъ». Вмѣсто отвѣта, они продолжали разорять лавку и уничтожили даже печь. Между тѣмъ, на шумъ сбѣжались сосѣди и, увидя пятьдесятъ вооруженныхъ людей, разорявшихъ лавку, спросили, что это значитъ. Бедреддинъ опять обратился къ евнуху и къ бывшимъ съ нимъ. «Ради Бога, сказалъ онъ, скажите за какое преступленіе вы наказываете меня? — Не ты ли дѣлалъ пирогъ, проданный этому евнуху? опять спросили они. — Я, я! отвѣчалъ Бедреддинъ, и повторяю, что онъ былъ очень хорошъ, и вы поступаете со мной несправедливо». Посланные схватили его и, снявъ его полотняный тюрбанъ, связали имъ ему назадъ руки; потомъ силой вывели Бедреддина изъ лавки и повели къ визирю.

«Собравшійся народъ, сожалѣя о Бедреддинѣ, заступился за него; но въ это время явились служители губернатора, и велѣли толпѣ разойтись. Шемседдинъ Могамедъ самъ заѣхалъ къ губернатору Дамаска, чтобъ увѣдомить его о своемъ приказаніи и просить подмоги; губернаторъ, управлявшій всей Сиріей, не хотѣлъ отказывать ни въ чемъ визирю своего султана; Бедреддина увели, не смотря на его крики и слезы».

Шехерезада замолчала, потому что начинало уже разсвѣтать. На другой день она-продолжала разсказывать султану:

НОЧЬ 96.

Государь, Джіафаръ продолжалъ разсказъ свой: «Напрасно Бедреддинъ Гассанъ старался узнать дорогой у тѣхъ, кто велъ его, что нашли въ его сливочномъ печеньи; онъ не получилъ никакого отвѣта. Наконецъ его привели въ палатку Шемседдина Могамеда, который еще не возвращался отъ губернатора.

„Вернувшись къ себѣ, визирь велѣлъ призвать пирожника“. Господинъ, сказалъ со слезами Бедреддинъ, скажите, ради Бога, чѣмъ я могъ оскорбить васъ? — А, несчастный, вскричалъ визирь, развѣ не ты дѣлалъ пирогъ, который принесъ мнѣ евнухъ? Я дѣлалъ пирогъ отвѣчалъ Бедреддинъ, но что же изъ этого? — Я тебя накажу такъ, какъ ты того заслуживаешь, за дурной пирогъ, возразилъ визирь. — Что я слышу, Боже мой! вскричалъ Бедреддинъ, неужели сдѣлать невкусно іи\рогъ есть преступленіе? — Да, отвѣчалъ визирь, и ты вполнѣ заслуживаешь наказаніе».

"Во время этого разговора, мать и жена смотрѣли на Бедреддина, котораго обѣ тотчасъ узнали; отъ радости онѣ упали безъ чувствъ. Придя въ себя, онѣ хотѣли броситься на шею Бедреддина, но, вспомнивъ обѣщаніе, данное визирю, удержались отъ изліянія нѣжныхъ чувствъ.

«Рѣшивъ отправиться въ туже ночь въ Каиръ, Шемседдинъ Могамедъ велѣлъ убрать палатки и приготовить къ отъѣзду экипажи. Бедреддина Гассана онъ приказалъ запереть въ сундукъ и взвалить этотъ су иду къ на верблюда. Когда все было^готово, визирь и его люди отправились въ путь. Всю ночь и слѣдующій день они ѣхали безъ остановки, только къ вечеру втораго дня, остановились и тогда Бедреддина Гассана выпустили изъ сундука и накормили. Въ продолженіи двадцатидневнаго путешествія, съ нимъ также поступали и держали его такъ далеко отъ жены и матери, что онъ не видѣлъ ихъ ни разу.

„Не доѣзжая Каира, визирь велѣлъ разбить палатки и, призвавъ Бедреддина Гассана, велѣлъ позвать и плотника. — Сдѣлай на скоро позорный столбъ, сказалъ онъ ему. — А на что вамъ, господинъ, этотъ позорный столбъ, спросилъ Бедреддинъ. — Я велю привязать тебя къ нему, отвѣчалъ визирь, и провести тебя такъ по всему городу, чтобъ всѣ видѣли дурнаго пирожника, незнающаго, что въ сливочное печенье кладется перецъ. — Какъ! такъ я долженъ перенесть такое страшное и унизительное наказаніе за то, что не положилъ въ сливочный пирогъ нерпу“? вскричалъ Бедреддинъ такимъ голосомъ, что визирь едва могъ удержаться отъ смѣха».

Разсвѣло, и Шехеразада замолчала. Султанъ всталъ, искренно смѣясь надъ страхомъ Бедреддина, и на слѣдующій день съ удовольствіемъ слушалъ продолженіе разсказа;

НОЧЬ 97.

Государь, халифъ Гарунъ-Аль-Рашидъ, несмотря на свою обыкновенную важность, не могъ не разсмѣяться, когда Джіафаръ разсказывалъ, что Шемседдинъ Могамедъ грозилъ Бедреддину смертію зато, что тотъ не положилъ въ пирожное перцу. «Какъ, говорилъ Бедреддинъ, заливаясь слезами, неужели въ моемъ домѣ все перебили и переломали, меня засадили въ сундукъ и хотятъ привязать къ позорному столбу за то, что я въ сливочное пирожное не положилъ перцу. Боже мой! слыханное ли это дѣло! мусульмане еще хвалятся.своимъ правосудіемъ, честностью и добрыми дѣлами! Нѣтъ, продолжалъ онъ, ни съ кѣмъ еще не поступали такъ несправедливо, какъ со мной. Не жестоко ли лишать человѣка жизни за то, что онъ не положилъ въ пирожное перцу? Да будетъ проклятъ часъ моего рожденія и всѣ сливочные пироги! зачѣмъ смерть не поразитъ меня въ эту минуту»!

"Бедреддинъ въ отчаяніи не переставалъ жаловаться, но его горе еще болѣе увеличилось, когда принесли позорный столбъ и гвоздь. «О небо, вскричалъ онъ, неужели ты допустишь меня до такого позора, и что я сдѣлалъ? Я не кралъ, не убивалъ, не отвергалъ нашей религіи; вся вина моя заключается въ томъ, что я не положилъ въ сливочный пирогъ перцу»!

"Такъ какъ наступила уже ночь, то великій визирь сказалъ Бедреддину: «Теперь я велю запереть тебя въ ящикъ; но завтра ты умрешь». Бедреддина заперли въ сундукъ и положили на верблюда. Визирь велѣлъ всѣмъ тронуться въ путь и, сопровождаемый своей свитой, въѣхалъ въ городъ; верблюдъ, который везъ его племянника, шелъ впереди. Проѣхавъ нѣсколько улицъ, на которыхъ не было никого, потому что весь народъ уже разошелся но домамъ, Шемседдинъ Могамедъ приблизился къ своему дому и, приказавъ снять осторожно сундукъ, не велѣлъ открывать его.

"Въ то время, какъ разгружали другихъ верблюдовъ, визирь подошелъ къ вдовѣ Нуреддина и своей дочери и сказалъ послѣдней: «Дочь моя, благодари Бога, что онъ помогъ намъ найти такъ скоро и счастливо твоего мужа. Теперь ступай въ свою комнату и постарайся убрать въ ней все такъ, какъ было въ день твоей свадьбы; если ты забыла что, то можешь справиться по моей запискѣ; а я позабочусь объ остальномъ». Красавица пошла съ радостію исполнить приказаніе отца, а визирь отправился въ залъ, гдѣ началъ приводить все въ такой порядокъ, какъ было въ тотъ вечеръ, когда Бедреддинъ встрѣтился здѣсь съ горбуномъ, конюхомъ египетскаго султана. Онъ читалъ вслухъ описаніе зала въ брачную ночь, а слуги разставляли мебель. Подлѣ трона зажгли свѣчи, и когда все было готово, визирь пошелъ въ комнату дочери и положилъ на прежнее мѣсто платье и кошелекъ Бедреддина; потомъ онъ сказалъ дочери: "Дочь моя раздѣнься и ложись. Когда войдетъ сюда Бедреддинъ, спроси ого, гдѣ онъ былъ такъ долго, и скажи, что ты очень удивилась, когда, проснувшись, не нашла его въ комнатѣ; ороси его, чтобъ онъ скорѣе легъ спать, а завтра ты разскажешь, намъ объ изумленіи твоего мужа и о томъ, какое впечатлѣніе произведетъ на него все случившееся. «Сказавъ это, онъ вышелъ и оставилъ дочь одну».

Шехеразада замолчала, ибо уже разсвѣло.

НОЧЬ 98.

Въ слѣдующую ночь, индѣйскій султанъ, нетерпѣливо желавшій узнать развязку исторіи Бедреддина, самъ разбудилъ султаншу и просилъ ее продолжать вчерашній разсказъ. Шехеразада продолжала. "Шемседдинъ Могамедъ, сказалъ визирь Джіафаръ, велѣлъ всѣмъ служителямъ, убиравшимъ залъ, удалиться, исключая двухъ или трехъ Онъ отдалъ имъ приказаніе выпустить Бедреддина изъ сундука, и оставить его въ залѣ, снявъ съ него верхнюю одежду; потомъ запереть зальную дверь.

"Не смотря на печаль, Бедреддинъ уснулъ въ сундукѣ такъ крѣпко, что не слыхалъ, какъ слуги визиря переодѣли его; онъ проснулся тогда только, когда слуги, оставивъ его въ залѣ, удалились. Посмотрѣвъ вокругъ и видя себя въ томъ самомъ залѣ, гдѣ былъ въ -брачную ночь, Бедреддинъ не могъ прійти въ себя отъ изумленія; оно увеличилось еще болѣе, когда, войдя въ полуотворенную дверь, онъ увидѣлъ на стулѣ свое платье и кошелекъ съ цехинами. «Боже мой, проговорилъ онъ, протирая глаза, не сплю ли я»!

"Супруга его, насмотрѣвшись на его удивленіе, дернула занавѣски кровати и нѣжно сказала: «Другъ мой, что ты стоишь у дверей? Ложись скорѣй; ты и такъ долго не приходилъ. Я очень удивилась, не видя тебя на постели, когда проснулась».

"Узнавъ въ говорившей прелестную женщину, которая была его женой, Бедреддинъ измѣнился въ лицѣ. Онъ вошелъ въ комнату, но вмѣсто того, чтобъ идти къ постели, подошелъ къ сундуку на которомъ было его платье и кошелекъ, и, разсматривая ихъ внимательно, живо припомнилъ то, что было десять лѣтъ назадъ. «Великій Боже! вскричалъ онъ, я не могу понять, что все это значитъ»! Его удивленіе очень забавляло его супругу. «Прошу тебя, повторила она, ложись скорѣй! Что тебя тамъ заняло»? Бедреддинъ подошелъ къ ней. «Умоляю васъ, сказалъ онъ, скажите, давно ли вы не видите меня? — Вотъ странный вопросъ, отвѣчала она, да ты только что всталъ. Ты вѣрно чѣмъ нибудь особенно занятъ, что ничего не помнишь. — Я начинаю, въ самомъ дѣлѣ, думать, проговорилъ Бедреддинъ, что лишаюсь разсудка. Правда, я хорошо помню, что провелъ здѣсь одну ночь; но съ тѣхъ поръ, я десять лѣтъ прожилъ въ Дамаскѣ. Еслибъ я легъ здѣсь только вчера, то какимъ бы образомъ могъ быть въ Дамаскѣ? Скажите, ради Бога, что долженъ я думать обо всемъ этомъ? Бракъ ли яэшъ былъ сновидѣніемъ или мое житье въ Дамаскѣ. — Тебѣ вѣрно приснилось, что ты былъ въ Дамаскѣ. — Если такъ, то это очень забавно, вскричалъ, смѣясь, Бедреддинъ. Вообрази мнѣ спилось, что я полураздѣтый очутился у городскихъ воротъ Дамаска, вошелъ въ нихъ, преслѣдуемый свистками и насмѣшками народа, отъ которыхъ спасся въ лавкѣ пирожника; что пирожникъ этотъ усыновилъ меня и послѣ своей смерти назначилъ своимъ наслѣдникомъ; что послѣ него, я продолжалъ торговлю; однимъ словомъ: со мной было множество приключеній, о которыхъ разсказывать слишкомъ долго; во всякомъ случаѣ, я очень радъ, что проснулся, потому что меня сейчасъ хотѣли пригвоздить къ позорному столбу. — А за что хотѣли тебя наказать такъ жестоко, спросила, притворяясь удивленной, Красавица, ты вѣрно совершилъ какое ни будь преступленіе? — Никакого преступленія, меня хотѣли наказать за очень смѣшную вещь. Все мое преступленіе заключалось въ томъ, что я не положилъ перцу въ сливочное печенье, которое продалъ одному евнуху. — Ну, съ тобой хотѣли поступить очень несправедливо, вскричала, смѣясь, его супруга. — Этого еще мало; люди, пришедшіе за мной, переломали и перебили все въ моей лавкѣ, связали крѣпко меня и заперли въ тѣсный сундукъ; мнѣ до сихъ поръ еще не вѣрится, что я свободенъ; потомъ позвали при мнѣ плотника и заказали позорный столбъ. Однимъ словомъ: я въ восхищеніи, что все это было не больше, какъ сонъ»!

Разсвѣло; Шехеразада встала. Хабріасъ смѣялся, что Бедреддинъ принялъ дѣйствительность за сонъ, и сказалъ: «Я думаю, на другой день, дочь Шемседдина Могамеда и мать Бедреддина очень насмѣшило все это? — Если Ваше Величество не прикажете меня сегодня казнить, отвѣчала султанша, то узнаете все». Султанъ всталъ, далекій отъ мысли лишить Шехеразаду жизни.

НОЧЬ 99.

На другой день Шехеразада продолжала: «Государь, Бедреддинъ провелъ безпокойно ночь; безпрестанно просыпаясь, онъ спрашивалъ себя, не во снѣ ли ему все это кажется, и, все еще сомнѣваясь въ своемъ счастіи, отдернулъ пологъ кровати, осматривалъ спальню; „нѣтъ, я не ошибаюсь, шепталъ онъ, это та самая комната, въ которую я вошелъ вмѣсто горбуна“.

„Онъ былъ еще въ тревожномъ состояніи, когда, утромъ, вошелъ къ нимъ Шемседдинъ Могамедъ. Бедреддинъ Гассанъ очень удивился при видѣ человѣка, который вчера поступалъ съ нимъ такъ жестоко, а теперь улыбался ему. Л, это вы, вскричалъ онъ, такъ безчеловѣчно поступали вчера со мной за то, что я не положилъ перцу въ сливочное пирожное“? Визирь, смѣясь, разсказалъ ему, какъ волшебствомъ (потому что иначе не могло этого быть) Бедреддинъ Гассанъ былъ перенесенъ въ его домъ и женился на его дочери, вмѣсто горбуна; какъ потомъ онъ самъ узналъ, изъ записокъ брата, что Бедреддинъ былъ его племянникъ, и какъ онъ отправился изъ Каира въ Бальсору отыскивать его, нѣсколько лѣтъ спустя послѣ того, какъ Бедреддинъ исчезъ изъ брачной комнаты. „Племянникъ, прибавилъ визирь, нѣжно обнимая его, теперь я прошу у тебя извиненія за то, что вчера такъ напугалъ тебя; мнѣ хотѣлось, чтобъ ты здѣсь узналъ все, а не въ дорогѣ. Послѣ же горя, ты еще живѣе долженъ чувствовать радость, что находиться въ кругу людей, которые для тебя дороже всего на свѣтѣ. Покамѣстъ ты станешь одѣваться, я пойду сказать, что ты уже проснулся, твоей матери, которая съ нетерпѣніемъ ждетъ свиданія съ тобой, и приведу твоего сына, того самаго мальчика, котораго ты такъ полюбилъ, не зная еще, кто-омъ такой“.

„Нельзя передать радости Бедреддина Гассана при свиданіи его съ матерью и Адинбомъ. Всѣ трое наперерывъ обнимали другъ друга и старались выразить одинъ другому свои чувства. Мать Бедреддина разсказывала ему о своей печали, послѣ его побѣга, о слезахъ, которыя пролила въ его отсутствіи. Аджибъ не избѣгалъ уже объятій отца, но съ нѣжностію принималъ его ласки, а Бедреддинъ не зналъ, какъ лучше выразить все, что чувствовалъ, двумъ существамъ, которыхъ горячо любилъ. Между тѣмъ Шемседдинъ Могамедъ пошелъ во дворецъ и разсказалъ султану объ успѣшномъ окончаніи своего путешествія. Султану такъ понравились эти чудесныя приключенія, что онъ велѣлъ помѣстить ихъ въ царскихъ архивахъ. Шемседдинъ устроилъ великолѣпный праздникъ, и, возвратясь отъ султана, сѣлъ со всей своей семьей за столъ, Въ домѣ визиря весь этотъ день прошелъ очень весело“.

Окончивъ исторію Бедреддина Гассана, Джіафаръ сказалъ халифу Гарунъ Аль-Рашиду: „Вотъ все, что хотѣлъ я разсказать, повелитель правовѣрныхъ“. Исторія Бедреддина такъ понравилась халифу, что онъ немедленно простилъ невольника, и чтобъ утѣшить молодаго человѣка въ потерѣ любимой жены, женилъ его на одной изъ своихъ невольницъ, осыпалъ благодѣяніями и до самой смерти не переставалъ покровительствовать ему… Но, государь, сказала Шехеразада, замѣтивъ, что уже начинало разсвѣтать, я знаю сказку еще интереснѣе этой. Вы увидите, что я говорю правду, если позволите мнѣ разсказать въ слѣдующую ночь». Хабріасъ всталъ въ нерѣшительности. «Султанша такъ долго разсказываетъ каждую сказку, говорилъ онъ про себя, но сказки ея такъ интересны;.нечего торопиться, умереть она еще успѣетъ. Можетъ быть, обѣщанная ею сказка будетъ еще интереснѣе; пусть разскажетъ, потомъ я велю ее казнить».

НОЧЬ 100.

Динарзада разбудила сестру, и Шехеразада, спросивъ позволенія султана, начала разсказывать слѣдующее:

Исторія маленькаго горбуна.

Въ Касгарѣ, на границахъ Великой Татаріи, жилъ нѣкогда портной, женатый на красавицѣ, которую очень любилъ. Разъ, когда онъ работалъ, маленькій горбунъ сѣлъ у входа въ его лавку и началъ играть на тимпанѣ и пѣть. Портному понравилось его пѣніе и онъ рѣшился позвать его въ комнату, чтобъ доставить удовольствіе женѣ. «Онъ позабавитъ насъ сегодня вечеромъ своими смѣшными пѣсенками», сказалъ онъ про себя. Предложивъ ему войти въ комнату, на что горбунъ тотчасъ согласился, портной заперъ лавку.

Какъ только они вошли въ домъ, то жена портнаго, приготовивъ ужинать, подала на столъ блюдо съ рыбой. Всѣ трое сѣли за столъ и начали ѣсть; вдругъ горбунъ подавился рыбьей костью и прежде чѣмъ портной и его жена бросились къ нему на помощь, горбунъ умеръ. Супруги очень испугались; они боялись, чтобы ихъ не сочли за убійцъ горбуна. Скоро, однакожъ, портной нашелъ случай отдѣлаться отъ горбуна. Недалеко отъ нихъ жилъ докторъ жидъ; чтобъ исполнить свое намѣреніе, портной взялъ горбуна за ноги, а жена за голову, и понесли его къ доктору. Они постучали въ дверь, примыкавшую къ крутой лѣстницѣ, въ комнату доктора; къ нимъ вышла служанка, безъ свѣчи, и спросила, что имъ надобно. «Ступай скорѣй къ твоему господину, отвѣчалъ портной, и скажи ему, что привели трудно вольнаго, которому нужна скорая помощь. А вотъ это, прибавилъ онъ, всунувъ ей въ руку деньги, отдай доктору впередъ, чтобъ онъ не подумалъ, что мы даромъ безпокоимъ его». Какъ только служанка скрылась, портной съ женою втащили тѣло горбуна на лѣстницу и, оставивъ его тамъ, поспѣшно ушли домой.

Между тѣмъ служанка, войдя къ доктору, сказала, что его внизу ожидаетъ больной, котораго привели мужчина и женщина, и отдала ему деньги; жидъ обрадовался, увидя, что ему заплатили впередъ, и, боясь упустить такую выгодную практику, вышелъ на лѣстницу; служанка не успѣла еще посвѣтить ему, и докторъ такъ сильно толкнулъ ногою въ бокъ горбуна, что тотъ покатился съ лѣстницы; докторъ самъ чуть не скатился за нимъ. «Подай скорѣе свѣчку», вскричалъ онъ; служанка прибѣжала съ огнемъ, и тогда увидѣли мертвое тѣло горбуна. Испуганный жидъ началъ призывать: Моисея, Аарона, Іосифа и другихъ пророковъ. «Несчастный, вскричалъ онъ, зачѣмъ я пошелъ безъ свѣчки: я убилъ бѣднаго больнаго, я причиной его смерти; теперь меня возьмутъ, какъ убійцу».

Несмотря на свое безпокойство, онъ велѣлъ запереть дверь, боясь, чтобъ кто нибудь не увидѣлъ случившагося, а самъ, поднявъ трупъ горбуна, принесъ его въ комнату жены. Та чуть не упала безъ чувствъ при видѣ мертвеца. «Мы пропали, вскричала она съ отчаяньемъ, если до разсвѣта не вынесемъ горбуна. Какое несчастіе! какъ ты могъ убить его? — Не до объясненій, отвѣчалъ мужъ; теперь нужно найти средство, какъ помочь горю». Однако, уже разсвѣтаетъ, замѣтила Шехеразада и замолчала. Въ слѣдующую ночь, она продолжала исторію маленькаго горбуна:

НОЧЬ 101.

Докторъ и жена его разсуждали о томъ, какъ бы избавиться отъ горбуна. Какъ ни думалъ докторъ, однако ничего не могъ придумать; между тѣмъ, жена его, обладавшая большою изобрѣтательностію, сказала: «Знаешь, что я придумала, отнесемъ трупъ горбуна на нашу террасу и черезъ трубу спустимъ его въ домъ сосѣда мусульманина».

Мусульманинъ этотъ былъ поставщикъ султана; онъ поставлялъ прованское масло, коровье и сало, и имѣлъ дома магазинъ, въ которомъ было множество крысъ и мышей, портившихъ все.

Докторъ одобрилъ выдумку жены и, внеся съ ней на террасу горбуна, они поддѣли ему подъ мышки веревки и такъ осторожно начали спускать черезъ трубу, что горбунъ очутился внизу стоя. Докторъ и жена его тихонько вытащили веревку, оставивъ трупъ у стѣнки. Едва успѣли они это сдѣлать, какъ поставщикъ вошелъ въ свою комнату, съ фонаремъ въ рукѣ; онъ возвращался со свадьбы. Увидя, при свѣтѣ фонаря, въ каминѣ человѣческую фигуру и принявъ ее за вора, онъ схватилъ палку и смѣло бросился на горбуна, крича: «Такъ, не мыши и крысы, а ты воруешь у меня масло и сало? Ну, въ другой разъ тебѣ не захочется спускаться сюда черезъ трубу». Съ этими словами онъ нѣсколько разъ ударилъ падкой горбуна, который вдругъ упалъ лицомъ на полъ. Поставщикъ сталъ бить его; наконецъ, замѣтивъ, что горбунъ не шевелится, нагнулся къ нему. Увидя, что мнимый воръ мертвъ, поставщикъ испугался. «Негодяй, вскричалъ онъ, я убилъ человѣка, я слишкомъ жестоко поступилъ съ нимъ и, если Богъ не поможетъ мнѣ, я пропалъ; пусть будутъ прокляты и масло и сало, изъ-за нихъ я совершилъ преступленіе»! Блѣдный и растерявшійся, онъ не двигался съ мѣста. Ему видѣлся уже полицейскій служитель, который велъ его въ судъ, и бѣдный поставщикъ не зналъ, что дѣлать.

Разсвѣло и султанша замолчала; въ слѣдующую ночь она продолжала разсказывать индѣйскому султану:

НОЧЬ 102.

Государь, когда поставщикъ султана билъ горбуна, онъ не видѣлъ его горба; теперь, замѣтивъ его, онъ началъ осыпать трупъ бранью: «Проклятый горбунъ, вскричалъ онъ, горбатая собака, зачѣмъ не обокралъ ты меня совершенно и не успѣлъ убѣжать: покража была бы для меня легче, я не находился бы теперь изъ-за твоего горба въ такомъ затруднительномъ положеніи. Звѣзды небесныя, помогите мнѣ, наставьте, какъ выпутаться изъ бѣды»! Говоря это, поставщикъ взвалилъ на плечи горбуна и, вынеся его на уголъ улицы, поставилъ подлѣ лавки, а самъ, не оглядываясь, поспѣшилъ домой.

Не задолго до разсвѣта, богатый купецъ, поставлявшій во дворецъ все нужное, пропировавъ всю ночь, вздумалъ пойти въ баню. Хотя онъ былъ пьянъ, однако замѣтилъ, что скоро разсвѣтетъ и начнутъ созывать къ утренней молитвѣ; боясь встрѣтиться съ мусульманами, которые могли задержать его, какъ пьяницу, онъ ускорилъ шаги. Поровнявшись съ угломъ улицы, купецъ остановился, задѣвъ нечаянно горбуна; тотъ упалъ ему на спину. Купецъ, думая, что это мошенникъ, ударилъ его кулакомъ но головѣ, и колотя сталъ кричать: караулъ!

На крикъ его прибѣжали полицейскіе служители и увидя, что христіанинъ бьетъ мусульманина, (горбунъ былъ мусульманинъ), спросили купца, за что онъ бьетъ его. «Онъ хотѣлъ обокрасть меня, отвѣчалъ купецъ, и бросился на меня сзади съ намѣреніемъ задушить». Полицейскій оттолкнулъ купца и, подавая руку горбуну, чтобъ помочь ему встать, сказалъ: «Онъ довольно наказанъ». Въ эту минуту полицейскій замѣтилъ, что горбунъ уже мертвъ. «А.! вскричалъ онъ, такъ христіанинъ осмѣлился убить мусульманина». Онъ взялъ купца и отвелъ въ полицію, а оттуда въ тюрьму, гдѣ купецъ оставался до пробужденія судьи. Отрезвясь, купецъ началъ раздумывать, какимъ образомъ онъ могъ убить горбуна. Начальникъ полиціи, осмотрѣвъ трупъ горбуна и распросивъ служителей полиціи, сталъ допрашивать купца; тотъ признался въ преступленіи, котораго впрочемъ не сдѣлалъ. Такъ какъ горбунъ былъ изъ числа шутовъ султана, то купца не могли лишить жизни, безъ позволенія султана. Объявивъ послѣднему о убійствѣ мусульманина, начальникъ полиціи спросилъ государя, что прикажетъ онъ сдѣлать съ убійцей. «Разумѣется, я не стану щадить христіанина, убившаго мусульманина, отвѣчалъ султанъ, ступай и поступи съ нимъ по закону». Начальникъ полиціи велѣлъ поставить висѣлицу и послалъ объявить по всѣмъ улицамъ, что будутъ вѣшать Христіанина за убійство мусульманина.

Купца вывели изъ темницы и, надѣвъ ему на шею веревку, хотѣли уже повѣсить, какъ вдругъ сквозь толпу пробрался поставщикъ султана и закричалъ палачу: «Остановись, остановись, не онъ убилъ горбуна, а я». Начальникъ полиціи, бывшій тутъ, сталъ раскрашивать поставщика; тотъ разсказалъ ему, какъ все было и какъ онъ поставилъ мертваго горбуна на углу улицы, гдѣ наткнулся на него христіанинъ; «я поспѣшилъ сюда, прибавилъ онъ, боясь сдѣлаться убійцей еще другаго человѣка; купецъ билъ уже мертваго».

Наступающій день прервалъ разсказъ Шехеразады; но на слѣдующій день, она продолжала:

НОЧЬ 103.

Когда поставщикъ объявилъ себя всенародно убійцей горбуна, начальникъ полиціи долженъ былъ освободить христіанина. «Отпусти, сказалъ онъ палачу, отпусти христіанина, а вмѣсто его повѣсь настоящаго убійцу». Палачъ надѣлъ уже на шею поставщика веревку, когда послышался голосъ доктора еврея, пробиравшагося сквозь толпу и молившаго, чтобъ не вѣшали поставщика.

Приблизясь къ полицейскому начальнику, онъ сказалъ: «Господинъ, этотъ человѣкъ не виноватъ въ смерти горбуна; я его убійца. Вчера ночью неизвѣстный мужчина и женщина привели ко мнѣ больнаго; служанка моя отворила имъ, забывъ взять съ собою свѣчу; они просили разбудить меня, чтобы я посмотрѣлъ большаго, и дали ей впередъ деньги. Покамѣстъ она ходила на верхъ за мною, неизвѣстные ввели больнаго на лѣстницу и, оставивъ его тамъ, удалились. Услыхавъ отъ служанки, что меня внизу ожидаютъ, я вышелъ изъ комнаты и въ потьмахъ толкнулъ бѣднаго больнаго такъ сильно, что онъ скатился съ лѣстницы; когда мы подняли его, онъ былъ уже мертвъ. Человѣкъ этотъ былъ горбунъ, за смерть котораго вы хотѣли наказать этого человѣка. Я и жена моя взяли горбуна, вынесли его шт свою крышу, съ которой перенесли на крышу сосѣда и черезъ его трубу спустили его къ нему въ комнату. Поставщикъ, заставъ его у себя въ комнатѣ, принялъ за вора, началъ бить, и, замѣтя, что тотъ былъ мертвъ, подумалъ, что убилъ его. Итакъ, убійца его я. Услышавъ, что хотятъ повѣсить поставщика, я не захотѣлъ взять себѣ на душу двухъ убійствъ, и хотя былъ невольнымъ убійцей горбуна, но рѣшился идти сюда и объявить обо всемъ. Отпустите его, прошу васъ, и повѣсьте меня, какъ единственнаго виновника всего, что случилось».

Султанша замолчала, потому что начинало разсвѣтать. Хабріасъ всталъ. На другой день, онъ сказалъ Шехеразадѣ, что желаетъ услышать окончаніе ея разсказа, а потому она начала такъ:

НОЧЬ 104.

Государь, выслушавъ разсказъ доктора, полицейскій начальникъ приказалъ отпустить поставщика и повѣсить еврея доктора. Ему оставалось жить только нѣсколько минутъ, какъ въ толпѣ раздался голосъ портнаго, просившаго не вѣшать доктора. Пробравшись черезъ народъ къ полицейскому начальнику, портной сказалъ: «Господинъ, вы чуть было не лишили жизни трехъ человѣкъ, совершенно невинныхъ, я могу открыть вамъ, кто причиною смерти горбуна, если вы согласны выслушать; и если кто долженъ искупить его смерть, такъ это я. Вчера, сидя за работой въ моей лавкѣ, въ веселомъ расположеніи духа, я увидѣлъ полупьянаго горбуна. Онъ присѣлъ подлѣ моей лавки и началъ нѣтъ и играть. Я пригласилъ его провесть у меня вечеръ; горбунъ согласился и пошелъ за мной. За ужиномъ я предложилъ ему кусокъ рыбы, костью которой онъ вдругъ подавился; что ни дѣлалъ я съ женой, чтобъ спасти его, все было напрасно; онъ умеръ. Огорченные его смертію, мы, изъ боязни, отнесли трупъ горбуна къ доктору; постучались въ дверь и просили служанку, отворившую намъ, пойдти доложить своему господину, что привели къ нему больного; чтобъ доктора, не отказался выйдти къ нему, я послалъ ему деньги впередъ. Когда служанка ушла въ комнаты, я съ женой внесъ горбуна на верхнюю ступеньку лѣстницы и, оставивъ его тамъ, ушли домой. Докторъ въ темнотѣ толкнулъ горбуна; тотъ скатился съ лѣстницы, а докторъ, найдя горбуна мертвымъ, подумалъ, что убилъ его. Итакъ, прибавилъ портной, отпустите его, а меня повѣсьте».

Начальникъ полиціи и всѣ присутствующіе очень удивлялись всѣмъ этимъ приключеніямъ, сопровождавшимъ смерть горбуна. «Освободи доктора, сказалъ начальникъ палачу, а портнаго повѣсь. Нужно признаться, что эту необыкновенную исторію слѣдуетъ напечатать золотыми буквами». Палачъ освободилъ доктора и надѣлъ петлю на шею портнаго.

Однако уже разсвѣло, сказала Шехеразада, нужно отложитъ до завтра мой разсказъ, если Наше Величество позволите. Индѣйскій султанъ согласился и всталъ, чтобъ заняться дѣлами.

НОЧЬ 105.

Разбуженная Динарзадой, султанша продолжала: Государь, въ то время, какъ приготовлялись вѣшать портнаго, султанъ, любившій горбуна, велѣлъ позвать его. Одинъ изъ служителей отвѣчалъ, что горбунъ наканунѣ вышелъ изъ дворца въ нетрезвомъ видѣ и на утро найденъ мертвымъ; что въ полицію привели человѣка, обвиняемаго въ его смерти, но когда хотѣли его повѣсить, явился другой человѣкъ, а за нимъ третій и всѣ они обвиняли себя въ убійствѣ горбуна; что допросъ начался уже давно и что въ настоящую минуту допрашиваютъ еще одного человѣка, который тоже обвиняетъ себя въ убійствѣ шута.

Услышавъ это, султанъ послалъ на мѣсто казни полицейскаго служителя, съ приказаніемъ немедленно привесть къ нему обвиняемыхъ и принесть тѣло бѣднаго горбуна, на котораго ему хотѣлось взглянуть еще разъ. Служитель поспѣшно вышелъ и въ ту минуту, когда вѣшали портнаго, онъ громко закричалъ палачу, чтобъ не казнили портнаго. Палачъ, узнавъ служителя полиціи, Остановился. Когда начальникъ узналъ о приказаніи султана, онъ пошелъ во дворецъ и велѣлъ поставщику, доктору, купцу и портному слѣдовать за собой и нести горбуна.

Полицейскій судья, придя къ султану, упалъ къ его ногамъ; потомъ, вставъ, сказалъ ему все, что зналъ о смерти горбуна. Найдя исторію эту довольно странною, султанъ приказалъ написать ее со всѣми подробностями, и, обратясь къ присутствующимъ, сказалъ, что вѣрно никто изъ нихъ не знаетъ исторіи удивительнѣе этой. Христіанинъ купецъ упалъ къ ногамъ государя и сказалъ: «Великій государь, я знаю исторію удивительнѣе этой, и, если Вашему Величеству угодно будетъ выслушать, я разскажу ее; она заинтересуетъ всѣхъ». Султанъ позволилъ, и купецъ началъ разсказывать:

Исторія разсказанная купцомъ.

"Государь, прежде нежели я начну разсказывать Вашему Величеству, нужно замѣтить, что я не здѣшній уроженецъ; я изъ Каира, въ Египтѣ; религію исповѣдую христіанскую. Отецъ мой былъ маклеромъ и пріобрѣлъ большое состояніе, которое, послѣ его смерти, досталось мнѣ. Разъ на каирской биржѣ, ко мнѣ подошелъ красивый молодой человѣкъ, поклонился и, вынувъ изъ платка обращикъ кунжута, спросилъ: «Не можете ли вы маѣ оцѣнить этотъ кунжутъ»?

Шехеразада, замѣтя разсвѣтъ, прервала разсказъ; на другой день она продолжала:

НОЧЬ 106.

Государь, купецъ продолжалъ разсказъ свой султану: "Разсмотрѣвъ хорошенько обращенъ кунжута, я отвѣчалъ, что онъ стоитъ сто серебряныхъ драхмъ. «Если кто хочетъ купить этотъ товаръ за такую цѣну, тотъ можетъ придти въ магазинъ, у воротъ Славы, я буду тамъ». Говоря это, онъ ушелъ, оставивъ мнѣ кунжутъ, который я показалъ другимъ купцамъ; они согласны были купить его, даже въ случаѣ, если я надбавлю цѣну. Обрадованный этимъ, я пошелъ къ воротамъ Славы, у которыхъ ожидалъ меня молодой человѣкъ. Онъ повелъ меня въ магазинъ, наполненный кунжутомъ; его было тамъ полтораста мѣръ, я взвѣсилъ ихъ, уложилъ на ословъ и продалъ за пять тысячъ драхъ. «Изъ этой суммы, сказалъ молодой человѣкъ, вы возьмите себѣ пять сотъ драхмъ, а такъ какъ въ настоящее время мнѣ не нужны деньги, то оставьте ихъ у себя; потомъ я возьму ихъ». Я отвѣчалъ ему, что они всегда будутъ готовы, и, поцѣловавъ его руку, вышелъ очень довольный.

«Цѣлый мѣсяцъ я не видѣлъ молодаго человѣка; въ концѣ мѣсяца онъ явился ко мнѣ и спросилъ свои деньги. „Они готовы, отвѣчалъ я, я сейчасъ ихъ вамъ отсчитаю“. Я попросилъ его слѣзть съ осла, и позавтракать у меня. „Мнѣ теперь нужно покончить очень спѣшное дѣло, отвѣчалъ онъ, и потому я не могу принять вашего предложенія; на возвратномъ пути я заѣду за деньгами, приготовьте ихъ пожалуйста“. Сказалъ это, онъ уѣхалъ; я приготовилъ деньги, по молодой человѣкъ пріѣхалъ за ними спустя мѣсяцъ. Вотъ, подумалъ я, довѣрчивый молодой купецъ; совершенно не зная меня, онъ оставляетъ въ моемъ распоряженіи четыре тысячи пять сотъ драхмъ; другой на его мѣстѣ не поступилъ бы такъ. Молодой человѣкъ сидѣлъ на ослѣ и былъ одѣтъ великолѣпнѣе, чѣмъ первый разъ».

Разсвѣло, и Шехеразада замолчала. Въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 107.

"Увидя молодаго человѣка, продолжалъ купецъ, обращаясь къ султану, я упрашивалъ его сойти съ осла и взять свои деньги. «Я знаю, что они въ хорошихъ рукахъ, отвѣчалъ онъ, а потому мнѣ нечего торопиться; я возьму ихъ, когда проживу все, что имѣю». Говоря это, онъ ударилъ кнутомъ своего осла и уѣхалъ. «Хорошо, сказалъ я, онъ хотѣлъ взять свои деньги черезъ недѣлю, а теперь, какъ видно, онѣ ему еще не скоро понадобятся; пущу лучше ихъ въ оборотъ; это будетъ выгодно».

"Я не обманулся въ своемъ предположеніи; молодой человѣкъ пріѣхалъ за деньгами спустя годъ. Онъ былъ одѣтъ такъ же великолѣпно, какъ въ послѣдній разъ, только мнѣ показалось, что былъ чѣмъ-то озабоченъ. Я упрашивалъ его сдѣлать мнѣ честь, войти ко мнѣ. «На этотъ разъ, отвѣчалъ онъ, я съ удовольствіемъ приму ваше приглашеніе, по съ условіемъ, что вы не станете дѣлать для меня никакихъ особенныхъ приготовленій. — Обѣщаю, отвѣчалъ я». Онъ сошелъ съ осла, и пока приготовляли кое-что для насъ, мы разговаривали. Когда обѣдъ былъ готовъ, мы сѣли за столъ, и я съ удивленіемъ замѣтилъ, что молодой человѣкъ ѣлъ все лѣвою рукой, а не правой; я не зналъ, что объ этомъ подумать. «Ужъ не дѣлаетъ ли онъ это изъ пренебреженія ко мнѣ, сказалъ я себѣ; странно, онъ всегда былъ такъ вѣжливъ и деликатенъ».

Наступилъ день; Шехеразада замолчала; въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 108.

Государь, итакъ купецъ не зналъ, что подумать о поведеніи молодаго человѣка. "Послѣ обѣда, продолжалъ онъ, мы сѣли на софу и когда слуги убрали со стола и вышли, я подалъ лакомства, прося его скушать что нибудь. Онъ взялъ лакомство опять лѣвою рукой. «Простите мое невѣжество, господинъ, сказалъ я, но меня очень удивляетъ, что вы дѣлаете все лѣвою рукой; вѣрно, правая болитъ у васъ?» Вмѣсто отвѣта, онъ показалъ мнѣ правую руку; она была отрублена. «Вамъ вѣрно показалось очень неделикатнымъ, сказалъ онъ, что я бралъ все лѣвою рукой; вы можете сами судить, могъ ли я дѣлать иначе». Говоря это, онъ залился слезами и потомъ разсказалъ мнѣ свою исторію, которую я сейчасъ передамъ вамъ:

"Я уроженецъ Багдада, сказалъ онъ; отецъ мой очень богатъ и извѣстенъ въ городѣ; онъ занимаетъ тамъ высшую должность. Насъ часто посѣщали пріѣзжіе изъ Египта и изъ Каира и разсказывали чудеса объ этихъ странахъ. Мнѣ очень хотѣлось побывать тамъ, но при жизни отца я никакъ не могъ исполнить этого желанія. Послѣ его смерти, я свободно могъ располагать своими дѣйствіями и рѣшился ѣхать въ Каиръ. Накупивъ много дорогихъ багдадскихъ матерій, я отправился въ путь. Пріѣхавъ въ Каиръ, я остановился въ караванъ-сераѣ Мезруры, нанялъ тамъ квартиру и при ней магазинъ, въ которой сложилъ кипы, привезенныя мною на верблюдахъ Покончивъ съ чтимъ и давъ людямъ денегъ на покупку съѣстныхъ припасовъ, я вошелъ въ свою комнату, чтобъ отдохнуть. Послѣ обѣда, я отправился осматривать замокъ, площади, нѣкоторыя мечети и другія примѣчательности города.

«Проснувшись на другой день, я поспѣшно одѣлся, досталъ нѣсколько тюковъ дорогихъ матерій и, приказавъ невольникамъ нести ихъ за мной, я отправился, чтобъ показать покупщикамъ и узнать, во сколько они оцѣнятъ ихъ. Увѣдомленные о моемъ пріѣздѣ, маклеры и разнощики окружили меня; я роздалъ послѣднимъ нѣсколько кусковъ матеріи и они тотчасъ принялись показывать ихъ бывшимъ тутъ купцамъ; во тѣ давали за мои матеріи меньше, чѣмъ они стоили мнѣ самому; это разсердило меня. Разнощики, замѣтивъ мое огорченіе, сказали, что если я соглашусь, то они откроютъ мнѣ средство, какъ продать мой товаръ съ барышомъ».

Разсвѣло, и Шехеразада остановилась; но на разсвѣтѣ другаго дня она продолжала:

НОЧЬ 109.

Купецъ продолжалъ разсказывать султану Касгара: "Услышавъ предложеніе маклеровъ и разнощиковъ, я спросилъ ихъ, какъ поступить мнѣ, чтобъ выгодно продуть свой товаръ. «Создайте вашъ товаръ купцамъ и извольте продавать не гуртомъ, а по частямъ, отвѣчали они; по понедѣльникамъ и четвергамъ вы будете получать съ нихъ деньги; сами же будете совершенно свободны и можете спокойно разсматривать городъ и любоваться Ниломъ; повѣрьте, въ такомъ только случаѣ товаръ вашъ продастся выгодно, и купцы останутся въ барышахъ».

"Я послѣдовалъ ихъ совѣту; придя въ свой магазинъ, велѣлъ вынести оттуда весь товаръ и, раздѣливъ его между купцами, рекомендованными мнѣ маклерами, получилъ съ нихъ росписку въ томъ, что они взялись продавать мой товаръ и что первый мѣсяцъ я не стану съ нихъ ничего спрашивать.

"Обдѣлавъ такимъ образомъ свои дѣла, я началъ веселиться; познакомился со многими молодыми людьми и они помогали мнѣ проводить время пріятно. Два раза въ недѣлю, я отправлялся къ купцамъ, у которыхъ былъ мой товаръ, въ сопровожденіи полицейскаго служителя и мѣнялы, чтобъ узнать, не фальшивыя ли деньги даютъ мнѣ купцы; такимъ образомъ, два раза въ недѣлю, я возвращался въ свою квартиру съ порядочной суммой денегъ; въ остальные дни бывалъ то у одного купца, то у другаго, и любилъ разговаривать съ ними.

"Разъ, въ понедѣльникъ, когда я сидѣлъ въ лавкѣ одного изъ знакомыхъ купцовъ, вошла женщина; по наружности, платью и хорошо одѣтому невольнику, слѣдовавшему, за пей, можно было предполагать, что она хорошаго званія. Войдя въ лавку, женщина сѣла подлѣ меня: она была такъ граціозна, что обратила на себя мое вниманіе, и мнѣ очень захотѣлось узнать ее короче. Замѣтивъ, что я гляжу на нее пристально, она подняла крепъ, опущенный сверхъ кисеи, закрывавшей ей лицо, и я увидѣлъ ея чудные глаза. Она окончательно очаровала меня своимъ голосомъ и благородными манерами, когда, поклонясь купцу, спрашивала о его здоровьѣ, съ тѣхъ поръ, какъ она не видѣлась съ нимъ.

"Поговоривъ съ Бедреддиномъ, такъ звали купца, о постороннихъ вещахъ, она спросила, нѣтъ ли у него матеріи съ золотымъ фономъ, и что если онъ можетъ показать такую матерію, то сдѣлаетъ ей большое удовольствіе. Бедреддинъ показалъ ей нѣсколько кусковъ требуемой матеріи и объявитъ ихъ цѣну. "Я согласна дать вамъ, сколько вы требуете за эту матерію, отвѣчала она, выбравъ себѣ кусокъ, по такъ какъ у меня съ собой нѣтъ этой суммы, вы, вѣрно, позволите взять ее съ собой и подождете деньги до завтра. — Я съ удовольствіемъ подождалъ бы деньги до завтра, госпожа, отвѣчалъ купецъ, но, къ сожалѣнію, эта матерія не моя, а этого молодаго неловка, и сегодня я долженъ расплачиваться съ нимъ. — Вы первый разъ такъ поступаете со мной, замѣтила женщина, развѣ прежде я не брала у васъ въ долгъ матерій и развѣ не аккуратно платила за нихъ потомъ? — Все это такъ, госпожа, возразилъ онъ, по мнѣ деньги необходимы сего дня. — Такъ не надо мнѣ вашей матеріи, вскричала она, бросая ее назадъ; правду говорятъ, что вы всѣ похожи одинъ на другаго и что не умѣете никого отличать);. Сказавъ это, она встала и съ гнѣвомъ вышла изъ лавки

Шехеразада замолчала; на разсвѣтѣ другаго дня она продолжала опять:

НОЧЬ 110.

Купецъ продолжалъ: "Увидя, что женщина вышла, я, заинтересованный ею, выбѣжалъ изъ магазина, крича ей въ слѣдъ: «Сдѣлайте милость, госпожа, вернитесь; можетъ быть, мы сойдемся». Женщина вошла въ магазинъ, говоря, что дѣлаетъ это только изъ любви ко мнѣ. «Господинъ Бедреддинъ, сказалъ я, за сколько продается моя матерія? — Я не могу взять меньше того, какъ сказалъ уже, отвѣчалъ Еедреддинъ. — Такъ отдайте ее этой госпожѣ, возразилъ я, вы получите сто драхмъ барыша; я дамъ вамъ въ этомъ росписку, и, продавъ остальной товаръ, возьмете себѣ слѣдующую сумму». Я тотчасъ написалъ росписку и отдалъ Бедреддину. Отдавая женщинѣ матерію, я сказалъ ей, что можетъ отдать за нее деньги на другой день, на третій, — все равно, а если согласна, то пусть приметъ отъ меня ее въ подарокъ. «Вы поступаете со мной такъ благородно, сказала она, что я съумѣю отблагодарить васъ, умножить ваше состояніе, продлить вашу жизнь и послѣ смерти открыть вамъ райскія двери; весь городъ долженъ знать о вашемъ великодушномъ поступкѣ»;

"Слова ея подали мнѣ смѣлость замѣтить: «Госпожа, откройте ваше лицо, и этого будетъ слишкомъ довольно, чтобы вознаградить меня за малый подарокъ» Она обернулась ко мнѣ и сдернула кисею, покрывавшую ей лицо. Я былъ такъ пораженъ ея красотой, что не могъ выговорить слова. Долго бы не оторвалъ я отъ нея глазъ, еслибъ она, изъ боязни, что другіе ее увидятъ, не опустила вуаль и не ушла съ матеріей изъ магазина. — Трудно выразить, что я чувствовалъ, послѣ ея ухода. Выходя изъ магазина, я спросилъ, не знаетъ ли Бедреддинъ, кто эта дама. «Это дочь эмира, который оставилъ ей несмѣтное богатство», отвѣчалъ купецъ.

«Возвратясь домой, я не могъ ужинать и не спалъ всю ночь. Утромъ. надѣясь увидѣть ту, которая очаровала меня, я одѣлся лучше обыкновеннаго и пошелъ къ Бедреддину».

Уже разсвѣтаетъ, сказала Шехеразада, я не смѣю продолжать дальше. На другой день она опять принялась за прерванный разсказъ.

НОЧЬ 111.

Купецъ продолжалъ, обращаясь къ султану: "Только пришелъ я въ магазинъ Бедреддина, какъ вошла и женщина въ сопровожденіи невольника; она была одѣта великолѣпнѣе, чѣмъ наканунѣ, и, не обращая вниманія на купца, сказала мнѣ: «Я пришла сюда именно за тѣмъ, чтобы расплатиться съ вами и поблагодарить васъ за то, что вы, не зная меня, поручились вчера. — Мнѣ совѣстно, госпожа, отвѣчалъ я, что вы такъ безпокоились и такъ торопились. — Я должна была оправдать ваше довѣріе», отвѣчала она, отдавъ мнѣ деньги и сѣвши возлѣ меня.

"Думая, что не нужно упускать удобнаго случая, я объяснился ей въ любви; она, казалось, очень была оскорблена этимъ и вышла изъ магазина. Я до тѣхъ поръ, провожалъ ее глазами, пока о на не скрылась совсѣмъ изъ виду; тогда и я, простясь съ купцомъ, оставилъ магазинъ и пошелъ, самъ не зная куда. Бродя по городу и думая о случившемся, я почувствовалъ вдругъ, что меня кто-то дергаетъ за платье. Обернувшись, я увидѣлъ невольника любимой мною женщины и, разумѣется, очень обрадовался. «Госпожа моя, сказалъ онъ, та самая, съ которой вы разговаривали въ магазинѣ, ороситъ васъ къ себѣ; потрудитесь слѣдовать за мной». Я пошелъ за нимъ, изъ самомъ дѣлѣ увидѣлъ ее въ лавкѣ мѣнялы.

"Посадивъ меня съ собой рядомъ, она сказала мнѣ: «Не удивляйтесь, что я вдругъ оставила васъ, когда вы начали говорить мнѣ о своей любви; мнѣ не хотѣлось, чтобъ купецъ Бедреддинъ зналъ о моемъ къ вамъ расположеніи; но, увѣряю васъ, я не только не оскорбилась вашимъ признаніемъ, но и сама признаюсь, что вы мнѣ очень нравитесь; мало того, не знаю, какъ вы, а я полюбила васъ съ перваго взгляда, и теперь горжусь вашей любовію. Я думала о васъ со вчерашняго дня и доказала вамъ это тѣмъ, что пришла сегодня въ магазинъ такъ рано. — Госпожа, вскричалъ я въ восторгѣ, вы меня дѣлаете совершенно счастливымъ. Я люблю васъ страстно съ той минуты, какъ увидѣлъ въ первый разъ. — Не будемъ тратить время на разговоры, отвѣчала она, довольно того, что вы можете быть увѣрены въ моей вѣрности, такъ какъ я увѣрена въ вашей. Хотите ли идти ко мнѣ или мнѣ нужно идти къ вамъ? — Госпожа, я иностранецъ, занимаю простую квартиру, а потому не смѣю принять въ ней женщину вашего званія».

Шехеразада замолчала; начинало разсвѣтать. На слѣдующій день она продолжала разсказъ купца христіанина.

НОЧЬ 112.

«Лучше, госпожа, продолжалъ я, будьте такъ добры и скажите мнѣ, гдѣ вы живете; я буду имѣть честь придти самъ къ вамъ. — Послѣ завтра пятница, отвѣчала она; приходите ко мнѣ послѣ молитвы въ полдень; я живу въ Набожной улицѣ; тамъ спросите домъ Убу-Шамма, прозваннаго Беркутомъ и бывшаго начальникомъ эмировъ; въ немъ найдете вы меня». Мы простились. Я съ нетерпѣніемъ ожидалъ назначеннаго дня.

"Рано утромъ, въ пятницу, я одѣлся въ самое лучше платье, положилъ въ кошелекъ пятьдесятъ золотыхъ монетъ и, взявъ съ собой слугу, поѣхалъ на ослѣ въ улицу Набожности. Слуга мой скоро отыскалъ домъ и указалъ его мнѣ. Сойдя у дверей дома, я заплатилъ слугѣ и, отпуская его, велѣлъ привесть мнѣ опять осла, на другой день утромъ.

«Я постучался; двѣ молоденькія, бѣлыя, какъ снѣгъ, невольницы отворили дверь. „Войдите, сказало онѣ, госпожа наша уже ждетъ васъ съ нетерпѣніемъ, она все время говорила о васъ“. Войдя на дворъ, я увидѣлъ большую бесѣдку, отдѣленную отъ превосходнаго сада рѣшеткой. Деревья, между которыми было много фруктовыхъ, окружали ее; пѣніе птицъ смѣшивалось съ шумомъ каскада, падающаго посреди цвѣтника; каскадъ этотъ Имѣлъ видъ четыреугольника и былъ великолѣпенъ; по угламъ четвероугольнаго бассейна возвышались четыре позолоченныхъ дракона, изъ пасти которыхъ въ изобиліи лилась чистая, какъ хрусталь, вода. Это очаровательное мѣсто польстило моей побѣдѣ. Я вошелъ въ богатую гостинную; одна изъ дѣвочекъ побѣжала увѣдомить свою госпожу о моемъ пріѣздѣ, а другая осталась со мной и показывала мнѣ разныя рѣдкости, украшавшія гостинную».

Разсвѣло, и Шехеразада замолчала. Хабріасъ всталъ; ему очень хотѣлось знать, что случится съ молодымъ человѣкомъ. Султанша, въ слѣдующею ночь, продолжала:

НОЧЬ 113.

Государь, купецъ христіанинъ продолжалъ разсказывать султану Касгара: "Прелестная хозяйка не заставила себя долго дожидаться, сказалъ мнѣ молодой человѣкъ; она вошла вся въ брилліантахъ и жемчугѣ, но глаза ея блестѣли ярче драгоцѣнныхъ каменьевъ; станъ безъ мантильи былъ удивительно строенъ и тонокъ. Я не въ состояніи описать пашу радостную встрѣчу. Обмѣнявшись первыми привѣтствіями, мы сѣли на софу и весело разговаривали; потомъ сѣли за столъ, уставленный самыми превосходными кушаньями; послѣ обѣда мы проговорили до ночи; тогда намъ подали фрукты и вино; невольницы въ это время играли и пѣли; хозяйка тоже пѣла и ея пѣсни чуть не свели меня съ ума. Я былъ счастливъ до самаго утра. Прощаясь на другой день, положилъ потихоньку ей подъ подушку свой кошелекъ съ золотыми монетами, и на вопросъ ея, когда пріѣду опять, отвѣчалъ, что буду въ этотъ же вечеръ. Она была обрадована моимъ отвѣтомъ и, проводивъ меня до дверей, вспомнила, чтобъ я сдержалъ обѣщаніе.

"Человѣкъ съ осломъ уже ожидалъ меня у дверей; я вернулся съ нимъ на свою квартиру и сказалъ, что ничего не заплачу теперь для того, чтобъ онъ вечеромъ снять пріѣхалъ за мной.

"Возвратясь домой, я тотчасъ велѣлъ купить ягненка и разнаго печенья и отослалъ все это съ носильщикомъ къ красавицѣ; потомъ занялся серьезными дѣлами до тѣхъ поръ, пока пріѣхалъ за мной человѣкъ съ осломъ. Я отправился къ красавицѣ, которая приняла меня съ большой радостію и угощала еще великолѣпнѣе, чѣмъ въ первый день.

«На другой день, уѣзжая отъ нея, я опять оставилъ кошелекъ съ пятьюдесятью золотыми монетами»… Разсвѣло, и Шехеразада замолчала. Въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 114.

Купецъ христіанинъ продолжалъ разсказывать султану Касгара: "Молодой человѣкъ, изъ Багдада, продолжалъ свою исторію. "Я бывалъ каждый день у красавицы и всякій разъ оставлялъ ей и о пятидесяти золотыхъ; наконецъ, купцы распродали мой товаръ расчитались со мной. Я остался безъ ничего.

"Въ этомъ отчаянномъ положеніи, я вышелъ разъ изъ дому, не зная, что предпринять и на что рѣшиться. Подходя къ дворцу, я увидѣлъ большую толпу народа; она собралась смотрѣть представленіе, которое давалъ для народа египетскій султанъ. Подойдя ближе, я вмѣшался въ толпу и нечаянно очутился подлѣ всадника, хорошо одѣтаго, на арчакѣ его сѣдла былъ привязанъ полуоткрытый мѣшокъ, изъ котораго виднѣлся зеленый снурокъ. Пощупавъ мѣшокъ, я почувствовалъ, что въ немъ былъ кошелекъ. Въ это время по другую сторону всадника проходилъ человѣкъ съ вязанкой дровъ; всадникъ, боясь, чтобъ онъ не зацѣпилъ его, обернулся. Демонъ подтолкнулъ меня въ эту минуту; я осторожно выдернулъ изъ мѣшка за снурокъ кошелекъ и въ полной увѣренности, что онъ полонъ серебра и золота, ни кѣмъ незамѣченный, хотѣлъ уйдти.

«Когда носильщикъ дровъ прошелъ, всадникъ, имѣвшій, вѣрно, уже на меня подозрѣніе, схватился за мѣшокъ и, не найдя въ немъ кошелька, ударилъ меня такъ сильно, что я упалъ. Окружающіе насъ стали негодовать на всадника, схватили подъ уздцы его лошадь и требовали объясненія, за что онъ ударилъ меня. „Какое право имѣете вы вмѣшиваться въ мои дѣла? отвѣчалъ онъ, грубо, — это воръ“. И всталъ; взглянувъ на меня, всѣ приняли мою сторону и утверждали, что не можетъ быть, чтобъ такой молодой человѣкъ былъ способенъ на дурное дѣло; но, къ несчастію, пока народъ приставалъ къ всаднику и обвинялъ его во лжи, проходила полиція; увидя толпу, собравшуюся вокругъ меня и всадника, полицейскій чиновникъ спросилъ, что случилось. Всѣ бъ одинъ голосъ обвинили всадника въ клеветѣ на меня. Не обращая на это вниманія, чиновникъ спросилъ всадника, не думаетъ ли онъ, что кто нибудь другой укралъ у него деньги. Тотъ отвѣчалъ, что подозрѣваетъ въ кражѣ одного меня и объяснилъ, почему именно. Полицейскій чиновникъ велѣлъ остановить меня и обыскать; одинъ изъ его служителей нашелъ кошелекъ и показалъ его всѣмъ. Отъ стыда я лишился чувствъ… Чиновникъ взялъ кошелекъ».

По, государь, сказала Шехеразада, уже день; я доскажу тебѣ завтра остальное, если ты не прикажешь казнить меня. Хабріасъ всталъ, отложивъ казнь султанши до другаго дня.

НОЧЬ 115.

На другой день, Шехеразада говорила султану: Государь, молодой человѣкъ продолжалъ свою исторію: "Взявъ кошелекъ, полицейскій чиновникъ спросилъ всадника, его ли это кошелекъ и сколько въ немъ было денегъ. Тотъ отвѣчалъ утвердительно и сказалъ, что въ кошелькѣ двадцать цехиновъ. Судья открылъ его и, сосчитавъ двадцать цехиновъ, отдалъ ему кошелекъ. Потомъ подозвалъ меня и спросилъ: «молодой человѣкъ, ты ли укралъ этотъ кошелекъ? признавайся, не ожидая пытки»? Я подумалъ, что если не признаюсь, то буду лжецомъ, а потому, опустивъ глаза, сказалъ всю правду. Послѣ моего признанія, судья немедленно приказалъ отрѣзать мнѣ правую руку, при всемъ народѣ, что и было тотчасъ исполнено; всѣ присутствующіе были очень тронуты, даже на лицѣ всадника видно было состраданіе. Судья хотѣлъ отрѣзать мнѣ и ногу, но я упросилъ всадника заступиться, и меня отпустили. Когда полицейскій чиновникъ и его служители прошли, всадникъ приблизился ко мнѣ: "Я вижу, сказалъ, онъ, что нужда заставила васъ рѣшиться на такой постыдный поступокъ, а потому возьмите себѣ этотъ ужасный кошелекъ; мнѣ очень жаль, что все окончилось такъ дурно я. Сказавъ это, онъ уѣхалъ, а я такъ ослабѣлъ отъ сильной потери крови, что не могъ двинуться съ мѣста.

"Нашлись добрые люди, которые взяли меня къ себѣ, дали выпить стаканъ вина и перевязали руку. Выйдя отъ нихъ, я сталъ придумывать, куда идти; на квартиру мнѣ не хотѣлось; тамъ меня никто не могъ утѣшить; идти къ красавицѣ, но захочетъ ли она видѣть меня, когда узнаетъ о моемъ безчестномъ поступкѣ; не смотря на боязнь, что она не приметъ меня, я все таки рѣшился отправиться къ ней, и, когда народъ пересталъ слѣдовать за мной, я исполнилъ свое намѣреніе.

"Придя къ красавицѣ, и почувствовалъ такую слабость, что бросился на софу, спрятавъ правую руку. Между тѣмъ пришла красавица; услышавъ о моемъ нездоровы! и видя меня блѣднымъ и разстроеннымъ, она съ испугомъ спросила, что со мною. Я успокоилъ ее, говоря, что у меня сильная головная боль. «Садись, сказала она, когда я всталъ, чтобъ поклониться ей. Ты вѣрно скрываешь отъ меня что нибудь, продолжала она, прошлый разъ ты былъ совершенію здоровъ; прошу тебя, скажи мнѣ правду». Увидя вмѣсто отвѣта мои слезы, она сказала: "не понимаю, что огорчаетъ тебя такъ; не подала ли я тебѣ поводъ усомниться во мнѣ, и не пришелъ ли ты сюда сказать, что не любишь меня? — Ты не угадала причины моего горя, отвѣчалъ я, и своимъ подозрѣніемъ только увеличиваешь мои страданія.

«Я не рѣшался сказать правду. Подали ужинъ, но, не владѣя правою рукой, могъ ли я сѣсть за столъ? Сказавъ, что совершенно сытъ, я отказался отъ ужина. „Открой мнѣ, что тревожитъ тебя, спросила красавица, и тогда, повѣрь, тебѣ станетъ легче. — Увы, отвѣчалъ я, нужно наконецъ рѣшиться“. Красавица налила мнѣ вина, я протянулъ лѣвую руку и взялъ чашу».

Шехеразада замолчала; она продолжала въ слѣдующую ночь:

НОЧЬ 116.

"Взявъ чашу, продолжалъ молодой человѣкъ, я залился горючими слезами. «Да что съ тобой, скажи, ради Бога, просила красавица, и зачѣмъ ты берешь чашу лѣвою рукой, а по правой? — Извини, отвѣчалъ я, у пеня на правой рукѣ нарывъ. — Покажи мнѣ, я проколю нарывъ», возразила она. Я отвѣчалъ, что сегодня еще нельзя этого сдѣлать и выпилъ большую чашу вина. Винные пары скоро подѣйствовали на меня и я проспалъ до другаго дня.

"Во время моего сна, красавица желая посмотрѣть, что у меня съ рукой, открыла платье и съ удивленіемъ увидѣла, что правая рука была отрублена и въ перевязкѣ. Тутъ поняла она, отчего я скрывалъ руку, и, думая, что я лишился ее вѣрно изъ любви къ ней, провела безпокойно всю ночь.

«Проснувшись, я замѣтилъ, что она была чѣмъ-то очень опечалена, хотя ничего не говорила мнѣ. Велѣвъ приготовить мнѣ крѣпкій бульонъ изъ домашней птицы, красавица уговаривала меня поѣсть и выпить, для подкрѣпленія силъ. Поблагодаривъ ее, я хотѣлъ проститься съ ней, но она меня удержала, говоря: „Нѣтъ, я не отпущу тебя такъ; я увѣрена, что причиною твоего несчастія — я. Чувствую, что это убьетъ меня, но, прежде своей смерти, я хочу исполнить свое намѣреніе“. Она позвала полицейскаго чиновника и свидѣтелей и при нихъ написала завѣщаніе, но которому дѣлала меня наслѣдникомъ всего своего состоянія. Наградивъ также своихъ людей и отпустивъ ихъ, она открыла большой сундукъ, гдѣ были спрятаны всѣ кошельки съ золотомъ, которые приносилъ я съ перваго дня моего знакомства. „Деньги всѣ цѣлы, я не тратила ихъ, сказала она, эти кошельки принадлежатъ тебѣ“. Я поблагодарилъ ее за доброту и великодушіе». Это ничего для меня не значитъ, отвѣчала она; по я умру не прежде, чѣмъ докажу тебѣ свою любовь. Какъ пни утѣшалъ, ни уговаривалъ се, мысль, что я сдѣлался черезъ нее лѣвшой, такъ мучила ее, что она захворала и умерла, спустя пять недѣль.

Послѣ ея смерти, я сдѣлался полнымъ хозяиномъ ея имѣнія, въ числѣ котораго былъ и кунжутъ, часть котораго вы продали".

Шехеразада, увидѣвъ разсвѣтъ, замолчала; въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 117.

Молодой человѣкъ окончилъ свою исторію такъ: «Теперь вы знаете, сказалъ онъ, почему я ѣлъ лѣвою рукой, и вѣрно извините меня. И вами очень благодаренъ за всѣ ваши хлопоты, за вашу добросовѣстность, и прошу принять отъ меня въ подарокъ ту сумму, которую вы мнѣ должны; я очень богатъ, и такой подарокъ для меня ничего не значитъ. Кромѣ того, я хочу еще сдѣлать вамъ предложеніе: такъ какъ мнѣ послѣ всего случившагося нельзя оставаться въ Каирѣ, то не согласитесь ли вы уѣхать со мною навсегда отсюда; мы будемъ торговать вмѣстѣ и дѣлить пополамъ барыши».

"Когда молодой человѣкъ окончилъ свою исторію, я выслушалъ его предложеніе, искренно поблагодарилъ за него и, согласись слѣдовать за нимъ вездѣ, обѣщалъ заботиться о его выгодахъ, какъ о своихъ собственныхъ. "Въ назначенный день мы выѣхали изъ Каира; проѣхали Сирію, Месопотамію, Персію и прибыли, государь, въ вашу столицу. Тутъ молодой человѣкъ возъимѣлъ желаніе ѣхать въ Персію и поселиться въ ней; тогда мы расчитались съ нимъ и разстались друзьями. Онъ уѣхалъ, а я, оставшись въ этомъ городѣ, имѣлъ честь поступить на службу Вашего Величества. Вотъ и вся исторія, не находите ли вы ее занимательнѣе исторіи горбуна.

Султанъ Кастара страшно разсердился на купца христіанина. «Какъ смѣешь ты, вскричалъ онъ, сравнивать исторію моего горбуна съ этою, нестоющей никакого вниманія! Неужели ты могъ подумать, что приключенія молодаго гуляки удивительнѣе приключеній горбуна? Чтобъ отмстить его смерть, я велю повѣсить васъ четверыхъ». Услыша это, ucuyrauubiь поставщикъ бросился къ ногамъ султана. «Государь, сказалъ онъ, прошу не гнѣваться и выслушать мой разсказъ; если онъ будетъ лучше двухъ первыхъ, умоляю, простить всѣхъ насъ. — Хорошо, отвѣчалъ султанъ, говори». Поставщикъ сталъ разсказывать:

Исторія разсказанная поставщикомъ султана Кастара.

«Государь, вчера я былъ приглашенъ на свадьбу дочери одной знатной особы. И отправился въ назначенный часъ. Все лучшее общество этого города уже собралось тамъ. Послѣ свадебной церемоніи подали прекрасный обѣдъ и угощеніе; каждый бралъ, что ему больше нравилось. Между прочимъ было кушанье, приправленное чеснокомъ; оно пришлось всѣмъ по вкусу и всѣ» его брали, только одинъ изъ гостей, противъ котораго стояло блюдо, не дотрогивался до него. Замѣтивъ это, другіе стали просить его попробовать, на что онъ отвѣчалъ: «Прошу васъ, позвольте мнѣ не дотрогиваться до кушанья съ чеснокомъ; оно обошлось, разъ, мнѣ очень дорого, и это хорошо помню». Мы просили его разсказать намъ, почему онъ имѣетъ такое отвращеніе къ чесноку; но хозяинъ, не давъ ему отвѣчать, сказалъ, что онъ обидится, если гость не попробуетъ этого превосходнаго кушанья. «Господинъ, отвѣчалъ ему гость, (онъ былъ багдадскій купецъ), если вы непремѣнно хотите, чтобъ я съѣлъ этого кушанья, то я, пожалуй, попробую его, но потомъ, позвольте мнѣ, вымыть руки сорокъ разъ щелочью, сорокъ разъ золой и столько же разъ мыломъ; а поступаю такъ не изъ прихоти, но потому, что далъ обѣщаніе не ѣсть кушанья съ чеснокомъ, безъ этого условія».

Замѣтивъ разсвѣтъ, Шехеразада остановилась. Султану очень хотѣлось узнать, почему багдадскій купецъ, поѣвъ кушанья съ чеснокомъ, долженъ былъ сто двадцать разъ вымыть себѣ руки. Въ слѣдующую ночь, султанша объяснила ему это:

НОЧЬ 118.

Поставщикъ разсказывалъ султану Касгара: "Хозяинъ дома настоялъ на своемъ и велѣлъ слугамъ приготовить воды, щелочи, золы и мыла. «Кушайте съ нами, сказалъ онъ потомъ; все, чѣмъ вамъ надобно мыть руки, уже готово».

"Разсерженный этимъ насиліемъ, купецъ взялъ дрожащею рукой кусокъ рагу и съ отвращеніемъ съѣлъ его. Мы еще больше изумились, когда увидѣли, что у него на рукѣ не было большаго пальца, чего прежде не замѣтили. Хозяинъ спросилъ его, почему онъ лишился большаго пальца, и просилъ разсказать всему обществу свою исторію. «У меня не только не достаетъ большаго пальца правой руки, но и на лѣвой рукѣ тоже нѣтъ его». Говоря это, онъ показалъ намъ лѣвую руку и прибавилъ: «У меня не достаетъ этихъ пальцевъ и на обѣихъ ногахъ. Я лишился ихъ черезъ одно происшествіе, которое, если хотите, передамъ вамъ. Оно васъ больше тронетъ, чѣмъ удивитъ. Но, позвольте мнѣ, сначала умыть руки». Съ этими словами, онъ всталъ изъ-за стола и, умывъ стодвадцать разъ руки, вернулся на прежнее мѣсто и сталъ разсказывать свою исторію:

"Господа, сказалъ онъ, въ царствованіе Гаруна Аль-Рашида, отецъ мой слылъ за одного изъ самыхъ богатыхъ купцовъ въ Багдадѣ, гдѣ родился и я; но, будучи человѣкомъ, любящимъ повеселиться, онъ оставилъ мнѣ, послѣ своей смерти, только долги; чтобъ заплатить ихъ я долженъ былъ вести самую аккуратную жизнь. Наконецъ, я расплатился со всѣми и сталъ заботиться о пріобрѣтеніи себѣ состоянія, въ чемъ и началъ нѣсколько успѣвать.

«Разъ утромъ, когда я открывалъ дверь моей лавки, подлѣ нея остановилась какая-то госпожа въ сопровожденіи евнуха и двухъ невольниковъ. Съ помощію евнуха, она сошла съ мула. „Я говорилъ вамъ госпожа, сказалъ евнухъ, что еще очень рано, и что вамъ придется дожидаться въ магазинѣ“. Она оглядѣлась кругомъ и увидя, что въ самомъ дѣлѣ всѣ лавки, кромѣ моей, были заперты, вошла ко мнѣ и, поклонясь, сказала, что подождетъ у меня, пока соберутся другіе купцы. Я отвѣчалъ, что буду очень радъ этому».

Разсвѣло, и Шехеразада замолчала. Хабріасъ съ нетерпѣніемъ ожидалъ слѣдующей ночи.

НОЧЬ 119.

Разбуженная Динарзадой, султанша продолжала разсказывать султану: Государь, сказала она, купецъ продолжалъ свой разсказъ: "Увидѣвъ, что въ лавкѣ, кромѣ меня и евнуха, никого не было, госпожа откинула покрывало. Она была такъ хороша, что мнѣ стоило только взглянуть на все, чтобъ полюбить страстно; я не могъ отвесть отъ нея глазъ. Мнѣ показалось, что мое вниманіе не было ей не пріятно; она позволяла мнѣ любоваться собой, и тогда только опустила покрывало, когда могла быть замѣчена другими.

"Она спросила меня, нѣтъ ли у меня лучшихъ и дорогихъ матерій; я отвѣчалъ ей съ сожалѣніемъ, что нѣтъ, ибо только начинаю торговать, и что мнѣ очень жаль, что не могу предложить ей требуемаго. Желая избавить ее отъ труда, ходить по другимъ лавкамъ, когда соберутся купцы, я предложилъ принесть ей все, что нужно, въ мою лавку и узнать настоящую пѣну матеріямъ. Она согласилась и мы долго разговаривали, въ ожиданіи купцовъ, которые, говорилъ я, все еще не собрались. Я былъ очарованъ ея умомъ и красотой; наконецъ, надо было прервать разговоръ, и я побѣжалъ отыскивать матеріи, которыя ей хотѣлось имѣть; принеся, я завернулъ ихъ въ бумагу и отдалъ евнуху. Госпожа сдѣлала покупокъ на пять тысячъ серебряныхъ драхмъ. Она простилась, наконецъ, со мной, и вышла, я провожалъ ее глазами до тѣхъ поръ, когда она сѣла на мула.

«Только что уѣхала госпожа, какъ я вспомнилъ, что любовь моя къ ней до того ослѣпила меня, что совершенно забылъ о деньгахъ, которыя она не заплатила за покупки и не спросилъ ея адреса; я не зналъ, какъ расплатиться съ купцами, которымъ, можетъ быть, нужны деньги теперь же. Сумма была очень велика; я пошелъ извиниться передъ купцами, говоря, что госпожа эта мнѣ знакома, и потомъ вернулся опять въ лавку, влюбленный и съ огромнымъ долгомъ».

Разсвѣтало, и Шехеразада замолчала. Въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 120.

"Купцы согласились ожидать уплаты моего долга цѣлую недѣлю. Спустя этотъ срокъ, они стали требовать съ меня деньги. Я просилъ ихъ подождать еще; они опять согласились. На другой день, я увидѣлъ свою госпожу; она подъѣхала съ тѣми же провожатыми, какъ и въ первый разъ.

"Войдя въ мою лавку она сказала: «Я заставила васъ ждать, вотъ деньги за купленныя матеріи, отнесите ихъ къ мѣнялѣ, пусть онъ посмотритъ, настоящія ли онѣ и вѣрно ли сочтены». Евнухъ пошелъ со мной; деньги оказались настоящими и сумма была вся. Я вернулся назадъ и имѣлъ удовольствіе проговорить съ госпожою до тѣхъ поръ, покамѣстъ отперли лавки. Хотя мы говорили объ обыкновенныхъ вещахъ, по она умѣла дать всему такой оборотъ, что а увѣрился, что не ошибся въ своемъ заключеніи объ ея умѣ.

"Когда собрались купцы, я поспѣшилъ расплатиться съ ними за купленныя матеріи и получилъ безъ всякаго затрудненія въ долгъ нѣсколько другихъ. Забравъ товара на тысячу золотыхъ, госпожа уѣхала, не заплативъ за него и не говоря, кто она сама, и гдѣ живетъ. Меня удивляло, что она дѣйствовала такъ смѣло и оставляла меня безъ всякаго поручительства; я не зналъ опять, что стану дѣлать, если она уже не пріѣдетъ. «Она заплатила, думалъ я, порядочную сумму за прежнія матеріи, но теперь накупила на сумму гораздо значительнѣе первой; неужели она обманетъ меня и заставитъ совершенно разориться? Купцы обратятся за уплатой ко мнѣ, потому что я одинъ знаю се». Не смотря на свою любовь, я не могъ отогнать отъ себя невеселыя мысли и съ каждымъ днемъ мое безпокойство увеличивалось. Госпожа не являлась цѣлый мѣсяцъ; купцы требовали съ меня деньги, и я уже рѣшился было продать все, что имѣлъ, и расплатиться съ ними, когда къ моей лавкѣ подъѣхала знакомая мнѣ госпожа. «Возьмите ваши пробные вѣски, сказала она мнѣ, и свѣсьте золото, которое я привезла». Услыша это, я забылъ свою тревогу, и любовь моя къ незнакомой госпожѣ усилилась. До счета денегъ, мы успѣли поговорить, и она спросила меня, между прочимъ, женатъ ли я; я отвѣчалъ, что нѣтъ и никогда не былъ женатъ. Тогда, отдавъ евнуху золото, она сказала ему: «Будь нашимъ посредникомъ». Евнухъ разсмѣялся и, отозвавъ меня въ сторону, далъ мнѣ свѣсить золото. Въ то время, какъ я вѣсилъ золото, евнухъ шепнулъ мнѣ на ухо: «Я давно замѣчаю, что вы любите мою госпожу; отчего же вы не объяснитесь съ ней, она васъ тоже любитъ; не думайте, что ей нужны матеріи, которыя она покупаетъ: она ѣздитъ сюда только изъ страстной любви къ вамъ, оттого она васъ и спрашивала, женаты ли вы; объяснитесь съ ней и она выйдетъ за васъ замужъ. — Я тоже полюбилъ ее, отвѣчалъ я, съ первой минуты нашего знакомства; но не смѣлъ и подумать, что она раздѣляетъ мою любовь, я весь принадлежу ей и увижу, правду ли говоришь ты».

«Окончивъ вѣшать золотыя монеты, я началъ складывать ихъ въ мѣшокъ, а евнухъ, обратясь къ госпожѣ, сказалъ ей, что я былъ очень доволенъ; это были между ними условныя слова. Госпожа тотчасъ встала и, сказавъ, что пришлетъ ко мнѣ евнуха, черезъ котораго передастъ, какъ все устроить, вышла. Я роздалъ купцамъ деньги, которыя былъ имъ долженъ, и сталъ съ нетерпѣніемъ ожидать евнуха. Спустя нѣсколько дней, онъ явился». Разсвѣло; Шехеразада замолчала. Въ слѣдующую ночь она говорила такъ:

НОЧЬ 121.

"Я ласково встрѣтилъ евнуха, сказалъ багдадскій купецъ и спросилъ его о здоровьи его госпожи. «Вы самый счастливый изъ людей, отвѣчалъ онъ мнѣ, госпожа моя больна отъ любви къ вамъ, и такъ желаетъ васъ видѣть, что, вѣрно, пришла бы сюда, еслибъ это зависѣло отъ ея воли, и не оставляла васъ ни на минуту. — По ея наружности, сказалъ я, можно судить, что она принадлежитъ къ высшему кругу. — Вы не ошибаетесь, замѣтилъ евнухъ, она любимица Зобейды, супруги нашего холило. Зобейда любитъ ее тѣмъ болѣе, что воспитала съ дѣтства; она поручаетъ ей дѣлать всѣ покупки. Госпожа моя сказала супругѣ халифа, что полюбила васъ и измѣрена выйти за васъ замужъ. Зобеида согласилась на этотъ бракъ, по пожелала васъ видѣть; она хочетъ увѣриться, точно ли ея любимица сдѣлала хорошій выборъ; итакъ ваше счастіе почти вѣрно. То, что нравится моей госпожѣ, поправится и супругѣ халифа, потому что она ни за что не пойдетъ противъ ея склонности. Теперь, вамъ остается слѣдовать за мной въ дворецъ и сдѣлать предложеніе. — Я готовъ на все, что только нужно дѣлать, прервалъ я. — II хорошо, возразилъ евнухъ, только вѣдь вы знаете, что къ придворнымъ не велѣно впускать мужчинъ; поэтому туда надо пробраться съ большою осторожностію; госпожа приняла всѣ нужныя мѣры; позаботьтесь о себѣ, но, главное, будьте скромны, ибо дѣло идетъ о вашей жизни».

"Я обѣщалъ исполнить все, что мнѣ прикажутъ. «Сегодня вечеромъ, сказалъ евнухъ, будьте у входа мечети, построенной Зобеидою на берегу Тигра, и тамъ ожидайте, пока за вами придутъ». Я согласился и съ нетерпѣніемъ ожидалъ вечера. Прійдя въ мечеть, я выстоялъ въ ней вечернюю службу, продолжавшуюся полтора часа, наконецъ всѣ вышли изъ нея и я остался одинъ.

"Вскорѣ я замѣтилъ приближающуюся лодку; гребцы ея были евнухи. Они пристали къ берегу, принесли въ мечеть нѣсколько сундуковъ и потомъ удалились. Остался одинъ только изъ нихъ; это былъ тотъ самый, съ которымъ я видѣлся утромъ. Скоро въ мечеть во шла и госпожа; я встрѣтилъ ее, говоря, что готовъ исполнять всѣ ея приказанія. «Не будемъ терять времени», отвѣчала она и, указывая на одинъ сундукъ, прибавила: «Ты долженъ спрятаться въ него; это необходимо для твоей и моей безопасности; полагайся вполнѣ на меня»

Какъ мнѣ ни было непріятно, но я долженъ былъ повиноваться, и меня заперли въ сундукъ. Потомъ, евнухъ призвалъ другихъ и, велѣвъ имъ перенесть сундуки опять въ лодку, отправился вслѣдъ за, ними съ своею госпожой. Меня повезли во дворецъ Зобеиды.

"Въ продолженіи всей дороги, я думалъ, какая опасность угрожаетъ мнѣ, жалѣлъ, что добровольно подвергся ей, и читалъ молитвы.

«Лодка причалила къ берегу; сундуки были перенесены въ комнату начальника евнуховъ, котораго нужно было разбудить, потому что онъ уже въ это время спалъ, и безъ осмотра котораго нельзя было ничего пронесть въ отдѣленіе супруги халифа»… Но, замѣтила Шехеразада, уже день, государь. Она замолчала, а султанъ всталъ и пошелъ въ совѣтъ, очень довольный слышаннымъ разсказомъ.

НОЧЬ 122.

За нѣсколько минутъ до разсвѣта, султанша проснулась и стала продолжать разсказъ багдадскаго купца: «Начальникъ евнуховъ, недовольный, что его разбудили, разсердился на любимицу Зобеиды за то, что она пріѣхала такъ поздно. „За это вы не отдѣлаетесь легко отъ меня, сказалъ онъ, я пересмотрю всѣ сундуки“. Онъ велѣлъ раскрыть сундуки и евнухи подошли именно къ тому, ну которомъ былъ я. Трудно себѣ вообразить мои ужасъ; я думалъ, что для меня уже все кончено.

„Ключъ отъ моего сундука былъ у любимицы Зобеиды и она не хотѣла отдать его“. Вы знаете, говорила она евнуху, что я исполняю порученія моей и вашей госпожи, и не привожу ей ничего тайнаго; но въ этомъ сундукѣ лежатъ самыя драгоцѣнныя матеріи, купленныя у вновь прибывшихъ купцовъ; тутъ же спрятаны присланныя изъ Мекки бутылки съ водой изъ фонтана земзема; если одна изъ нихъ разобьется, то испортитъ непремѣнно матеріи и вы будете тогда отвѣчать. Супруга халифа не проститъ вамъ этого никогда». Она говорила съ такою твердостію, что начальникъ евнуховъ не рѣшился осматривать сундукъ и съ гнѣвомъ велѣлъ нести ихъ на женскую половину.

«Только что сундуки были поставлены на мѣсто, какъ вокругъ меня послышалось: „халифъ идетъ, халифъ идетъ“! И въ самомъ дѣлѣ вошелъ халифъ и спросилъ у любимицы Зобеиды, что было въ сундукахъ. „Это матеріи для супруги Вашего Величества, отвѣчала она, только что привезенныя изъ чужихъ странъ. — Откройте сундуки, мнѣ хочется посмотрѣть ихъ“, сказалъ халифъ. Она начала отговариваться тѣмъ, что Зобеида любитъ первая разсматривать свои покупки; по хали»?ъ при — казалъ ей. непремѣнно открыть всѣ сундуки. Любимица возражала, говоря, что халифъ подвергнетъ ее гнѣву Зобеиды. Халифъ отвѣчалъ"Не бойся, она не станетъ сердиться, отвори скорѣе сундуки; ты заставляешь меня слишкомъ долго дожидаться". Нужно было исполнить приказаніе; нельзя передать, что я чувствовалъ въ это время, удивляюсь одному: какъ я не умеръ тогда. Халифъ сѣлъ, а любимица его супруги открывала передъ нимъ одинъ сундукъ за другимъ. Чтобъ утомить его и выиграть время, она старалась обращать его вниманіе на каждую бездѣлицу, входила въ подробности, говоря о цѣнности матеріи, о ея добротѣ; но халифъ не утомлялся. Оставался, наконецъ, только тотъ сундукъ, въ которомъ былъ я. «Посмотрите, что въ этомъ сундукѣ», сказалъ халифъ. Я былъ ни живъ, ни мертвъ въ то время; мнѣ не оставалось никакой надежды на спасеніе".

Разсвѣло, и Шехеразада замолчала; въ слѣдующую ночь она говорила такъ:

НОЧЬ 123.

"Когда любимица Зобеиды увидѣла, что халифъ хочетъ непремѣнно посмотрѣть, что скрыто въ послѣднемъ сундукѣ, она вдругъ сказала: «этотъ сундукъ я могу открыть вамъ только въ присутствіи вашей супруги. — Вотъ какъ! замѣтилъ халифъ и всталъ; хорошо, прибавилъ онъ, можете унести ихъ теперь». Любимица Зобеиды велѣла поставить сундуки въ своей комнатѣ и тутъ я вздохнулъ свободнѣе.

«Когда евнухи удалились, она отперла мой сундукъ и сказала: „Выходите скорѣе и ступайте, по этой лѣстницѣ наверхъ: тамъ, въ комнатѣ, вы дождетесь меня“. Только успѣла она запереть за мной дверь, какъ вошелъ халифъ и сѣлъ на сундукъ, изъ котораго я вышелъ. Причина прихода халифа не относилась ко мнѣ; ему хотѣлось послушать городскія новости. Поговоривъ нѣсколько времени съ любимицей своей супруги, онъ ушелъ къ себѣ.

„Послѣ его ухода, любимица взошла въ комнату, гдѣ былъ я, и извинялась за тревогу, которую надѣлали мнѣ“. Я безпокоилась не меньше вашего, сказала она, повѣрьте мнѣ, потому что страдала и за васъ, да и сама подвергалась опасности лишиться жизни. Быть можетъ, другая на моемъ мѣстѣ не нашлась бы, какъ выйти изъ такого затруднительнаго положенія; смѣлость, все присутствіе ума, а главное любовь къ вамъ помогли мнѣ, и теперь нечего больше бояться». Поговоривъ со мной со всею нѣжностью, она сказала: «Однако вамъ пора отдохнуть, ложитесь; завтра я представлю васъ супругѣ халифа, это легко, потому что халифъ видится съ нею только вечеромъ». Успокоенный ея словами, я уснулъ, и если просыпался изрѣдка, то съ восхищеніемъ думалъ, что мнѣ скоро будетъ принадлежать прекрасная и умная женщина.

«На другой день любимица Зобеиды, еще не представляя меня супругѣ халифа, научила, какъ я долженъ вести себя въ ея присутствіи и что отвѣчать на ея вопросы. Потомъ, она повела меня въ великолѣпный и богатый залъ. Какъ только вошелъ я, двадцать женщинъ, уже пожилыхъ, прекрасно одѣтыхъ, вышли изъ кабинета Зобеиды и стали по обѣимъ сторонамъ трона. За ними вышли двадцать женщинъ, очень молодыхъ и одѣтыхъ еще съ большимъ вкусомъ; между ними была и Зобеида; она отличалась отъ нихъ величественнымъ видомъ и почти сгибалась подъ тяжестью украшавшихъ ее брилліантовъ и драгоцѣнностей; Зобеида сѣла на тронъ. Я забылъ сказать, что по правую ея руку шла любимица, которая и осталась подлѣ нея, тогда какъ остальныя женщины стали поодаль отъ тропа.

„Невольницы, вошедшія прежде, сдѣлали знакъ, чтобъ я приблизился къ супругѣ халифа.. Пройдя между двумя рядами придворныхъ женщинъ, и упалъ къ ея ногамъ. Она велѣла мнѣ встать, и, спросивъ о моемъ званіи и имени, состояніи, осталась довольна моими отвѣтами и не скрывала итого“. И рада, сказала она, что дочь моя (я считаю любимицу своею дочерью) выбрала хорошаго человѣка; я согласна на вашъ бракъ и сама позабочусь о приготовленіяхъ къ свадьбѣ; но надобно подождать десять дней. Я въ это время поговорю съ хялифомъ, а вы оставайтесь здѣсь; о васъ будутъ заботиться».

Разсвѣло, и Шехеразада замолчала. На другой день она говорила такъ:

НОЧЬ 124.

"Десять дней пробылъ я на половинѣ придворныхъ женщинъ халифа, продолжалъ купецъ, и ни разу не видѣлся съ любимицей Зобеиды; впрочемъ, обо мнѣ такъ заботились все это время, но ея приказанію, что не на что было пожаловаться.

"Между тѣмъ Зобеида переговорила съ ха лифомъ о своемъ намѣреніи выдать любимицу замужъ, и онъ не только не воспротивился этому, но и назначилъ отъ себя ей въ приданое большую сумму. Спустя десять дней, Зобеида велѣла составить брачный контрактъ; были приглашены музыканты, танцовщики и танцовщицы, и девять дней продолжались во дворцѣ увеселенія. На десятый день, послѣдній день брачныхъ церемоній, любимица была отведена въ одну баню, а я въ другую. Вечеромъ я сѣлъ ужинать; на столѣ было много разныхъ кушаньевъ, и въ числѣ ихъ стояло блюдо съ рагу, приправленное чеснокомъ. Оно такъ мнѣ понравилась, что до другихъ блюдъ я и не дотрогивался. Вставъ изъ-за стола, я, къ несчастію, забылъ вымыть, какъ дѣлалъ обыкновенно, руки, а только вытеръ ихъ.

«Когда наступила ночь, женская половина дворца освѣтилась, какъ днемъ; раздались звуки, начались танцы, и дворецъ наполнился радостными кликами. Меня и жену мою ввели въ залъ и посадили на два трона. Женщины нѣсколько разъ перечесывали и переодѣвали ее, и каждый разъ подводили ко мнѣ.

„Послѣ всѣхъ этихъ церемоній; насъ отвели въ брачную комнату. Когда мы остались одни, я обнялъ мою жену, но вмѣсто того, чтобъ отвѣчать на мой восторгъ, она сильно оттолкнула меня и такъ громко и страшно начала кричать, что всѣ женщины, бывшія въ сосѣднихъ комнатахъ, вбѣжали въ спальню и спрашивали, что случилось. Я же былъ такъ удивленъ, что не могъ выговорить ни одного слова“. Милая сестра, говорили онѣ, что съ тобой? Скажи намъ, мы поможемъ тебѣ. — Уведите отъ меня скорѣй этого человѣка! вскричала она. — Но чѣмъ я могъ тебя прогнѣвать, спросилъ я. — Ты негодяй, отвѣчала она, съ яростью; ты ѣлъ чеснокъ о не вымылъ себѣ рукъ! Ты оскверняешь меня своимъ прикосновеніемъ. Повалите его на землю, продолжала она, обращаясь къ придворнымъ и принесите мнѣ воловьи жилы.» Ея приказаніе было тотчасъ исполнено; невольницы держали меня за руки и за ноги, а жена начала меня бить до тѣхъ поръ, пока не потеряла силъ. Тогда она обратилась къ женщинамъ и сказала: «Возьмите его, отошлите къ полицейскому начальнику и велите отрубить ему ту руку, которой онъ ѣлъ чеснокъ».

«Великій Боже! вскричалъ я съ отчаяньемъ, мало того, что я избитъ и изломанъ, меня хотятъ еще лишить правой руки; и за что? за то, что я ѣлъ рагу и забылъ вымыть руки! стоитъ ли такъ сердиться изъ-за этого! Пусть будетъ проклято это кушанье и поваръ, приготовлявшій его, и тотъ, кто мнѣ его подалъ»!

Султанша замолчала, потому что разсвѣло. Хабріасъ всталъ, смѣясь надъ гнѣвомъ любимицы и заинтересованный тѣмъ, какова будетъ развязка этой исторіи.

НОЧЬ 125.

На другой день, проснувшись рано, Шехеразада продолжала: "Женщины. бывшія свидѣтельницами тысячи ударовъ воловьими жилами, которые я вытерпѣлъ, услышавъ приказаніе любимицы супруги халифа, начали жалѣть о мнѣ. «Милая сестра и добрая госпожа, говорили онѣ, не обращай большаго вниманія на его поступокъ; все это случилось оттого, что онъ не зналъ, съ кѣмъ имѣетъ дѣло, и не умѣетъ еще обращаться съ женщиной высшаго круга; умоляемъ тебя, прости его! — Нѣтъ, отвѣчала она, я хочу научить его хорошему обращенію и хочу, чтобъ онъ помнилъ всегда, что, послѣ кушанья съ чеснокомъ, надо мыть руки». Не обращая вниманія на ея отказъ, женщины бросились предъ ней на колѣна и, цѣлуя ей руки, говорили: «Ради Бога, добрая госпожа, исполни нашу просьбу»! Она не отвѣчала имъ и, осыпавъ меня тысячью упрековъ, вышла изъ комнаты; за ней послѣдовали и другія женщины.

"Десять дней провелъ я въ смертельной тоскѣ, не видя никого, кромѣ старой невольницы, приносившей мнѣ ѣсть. Разъ я спросилъ у ней о любимицѣ Зобеиды. «Она больна, отвѣчала старуха, отъ заразительнаго запаха чеснока. И зачѣмъ вы не вымыли себѣ руки, поѣвъ этого проклятаго кушанья? — Думалъ ли я, сказалъ я про себя, что знатныя женщины такъ нѣжны и такъ мстительны за бездѣлицу». Не смотря на это, я любилъ и жалѣлъ мою жену.

"Наконецъ, старуха сказала мнѣ, что жена моя выздоровѣла и что, сходивъ въ баню, она придетъ ко мнѣ. «Не скучайте же, прибавила она, и приготовьтесь къ свиданію съ ней; она очень умная и всѣми уважаемая женщина». И въ самомъ дѣлѣ жена, войдя ко мнѣ, сказала: «Я слишкомъ добра, что, послѣ нанесеннаго мнѣ оскорбленія, пришла къ тебѣ. Но я не могу примириться съ тобой до тѣхъ поръ, пока не накажу тебя такъ, какъ ты заслуживаешь». Сказавъ: это, она позвала женщинъ, которыя положили меня, по ея приказанію, на полъ; когда онѣ меня связали, жена взяла бритву и была такъ жестока, что сама отрѣзала мнѣ большіе пальцы на рукахъ и на ногахъ. Я лишило я чувствъ отъ боли и потери крови. Одна изъ женщинъ привязала къ моимъ ранамъ какой-то корень, останавливающій кровь.

"Когда я пришелъ въ себя, мнѣ дали выпить для подкрѣпленія вина. «О. госпожа, сказалъ я моей женѣ, клянусь вамъ, что если мнѣ случится ѣсть рагу съ чеснокомъ, то буду мыть руки не одинъ разъ, а сто сорокъ разъ мыломъ, щелочью и золой. — Когда такъ, отвѣчала она, я готова забыть все случившееся и быть вашей женой».

«Вотъ, господа, причина, заставившая меня отказываться отъ кушанья съ чеснокомъ».

Разсвѣло, и султанша замолчала; она продолжала въ слѣдующій день:

НОЧЬ 126.

Государь, багдадскій купецъ окончилъ такъ свою исторію: "Придворныя женщины, кромѣ корня, останавливающаго кровь, приложили къ моимъ ранамъ меккскаго бальзама, взятаго изъ аптеки халифа. Онъ такъ помогъ мнѣ, что, спустя нѣсколько дней, я совершенно выздоровѣлъ, и мы стали жить съ женою такъ хорошо, какъ будто между нами не произошло ничего непріятнаго. Однако, привыкнувъ къ свободной жизни, я скоро началъ скучать во дворцѣ, по старался скрыть это, боясь огорчить жену. Она замѣтила, впрочемъ, что я скучаю и сама желала уѣхать изъ дворца, къ которому ея привязывала только любовь къ Зобеидѣ. Она такъ искусно описала послѣдней мое неловкое и скучное положеніе во дворцѣ, безъ всякихъ сношеній съ людьми моего званія, что Зобеида сама предложила ей оставить дворецъ и жить такъ, какъ намъ хочется.

"Черезъ мѣсяцъ, жена моя вошла ко мнѣ въ сопровожденіи евнуховъ, несшихъ мѣшки съ серебромъ. Когда евнухи вышли, она сказала мнѣ: «хотя ты не говорилъ мнѣ, что скучаешь, живя во дворцѣ, но я угадала это и нашла средство, какъ все устроить. Государыня моя, Зобеида позволяетъ намъ уѣхать изъ дворца и даритъ пятьдесятъ тысячъ цехиновъ; съ этими деньгами мы можемъ хорошо пожить въ городѣ. Теперь возьми десять тысячъ и купи намъ домъ».

«И скоро нашелъ удобный домъ и купилъ его; когда онъ былъ уже прекрасно меблированъ, мы переѣхали въ него. Мы завели множество слугъ обоего пола, и стали жить очень весело. Но эта счастливая жизнь продолжалась не долго; спустя годъ, жена моя сдѣлалась очень больна и скоро умерла.

„Я могъ бы жениться во второй разъ и зажить чудесно въ Багдадѣ; но желаніе путешествовать заставило меня дѣйствовать иначе. Я продалъ домъ, накупилъ товаровъ и поѣхалъ въ Персію, оттуда въ Самаркандъ, а потомъ пріѣхалъ въ этотъ городъ и поселился уже въ немъ“.

„Вотъ исторія, государь, сказалъ поставщикъ султана Касгара, разсказанная вчера багдадскимъ купцомъ всему собранію, въ которомъ находился и и. — Правда, что эта исторія необыкновенна, отвѣчалъ султанъ, но ее все-таки нельзя сравнить съ приключеніями горбуна“. Тогда приблизился къ трону докторъ еврей и, упавъ предъ султаномъ на колѣна, сказалъ: Государь, я разсказалъ бы Вашему Величеству исторію и вы вѣрно остались бы ею довольны, но не смѣю надѣяться, что вы согласитесь выслушать ее. — Разсказывай, отвѣчалъ султанъ, я стану слушать; но если она не будетъ удивительнѣе исторіи маленькаго горбуна, то я прикажу умертвить тебя».

Разсвѣло, и султанша остановилась. Въ слѣдующую ночь она начала разсказывать исторію доктора еврея.

НОЧЬ 127.

Государь, сказала она, медикъ еврей, видя, что султанъ намѣренъ слушать его, началъ разсказывать исторію.

Исторія разсказанная докторомъ евреемъ.

"Государь, въ то время, когда я началъ учиться въ Дамаскѣ медицинѣ и начиналъ уже пріобрѣтать извѣстность, за мной пришелъ человѣкъ отъ намѣстника и просилъ посмотрѣть больнаго, Я отправился къ нему; это былъ молодой человѣкъ, прекрасный собою, но истомленный болѣзнью. Поклонясь ему, я сѣлъ съ нимъ рядомъ; онъ не отвѣчалъ на мой поклонъ, но въ-глазахъ его выражалась благодарность. «Господинъ, сказалъ я, позвольте мнѣ вашу руку, я пощупаю пульсъ». Вмѣсто правой руки, онъ протянулъ мнѣ лѣвую, чему я очень удивился. «Вотъ, подумалъ я, какое невѣжество, не знать до сихъ поръ, что щупаютъ всегда пульсъ правой руки а не лѣвой». Пощупавъ пульсъ, я прописалъ ему лекарство и ушелъ.

"Въ продолженіи девяти дней, я продолжалъ навѣшать его, и молодой человѣкъ каждый разъ протягивалъ мнѣ лѣвую руку, а не правую. На десятый день, я нашелъ своего паціента совершенно здоровымъ и сказалъ, что онъ можетъ отправиться въ баню. Губернаторъ Дамаска, бывшій тутъ, желая выразить мнѣ свою благодарность, приказалъ одѣть меня въ богатое платье, сказалъ, что дѣлаетъ меня госпитальнымъ и своимъ домашнимъ докторомъ и предложилъ мнѣ обѣдать за его столомъ.

Молодой человѣкъ былъ тоже очень ласковъ со мной и просилъ идти съ нимъ въ баню. Прійдя въ баню, я увидѣлъ, что у него не было правой руки, и замѣтилъ также, что она недавно отрѣзана; это, вѣроятно, было настоящею причиной нездоровья молодаго человѣка; отъ меня скрыли ее и я позванъ былъ, чтобъ прекратить только лихорадку, тогда какъ къ ранѣ, безъ моего вѣдома, прикладывали лекарства, способствующія ея излеченію. Я былъ удивленъ и огорченъ, видя его въ такомъ жалкомъ положеніи, и хотя не высказалъ ничего, по молодой человѣкъ прочелъ это на моемъ лицѣ «Не удивляйтесь, докторъ, сказалъ онъ, тому, что у меня отрѣзана рука; когда нибудь я разскажу вамъ, какое необыкновенное происшествіе было тому причиной».

"Послѣ бани, мы отобѣдали вмѣстѣ, разговаривая о томъ, о другомъ; онъ спросилъ меня, можно ли ему, безъ вреда для здоровья, поѣхать въ загородный садъ. И отвѣчалъ, что прогулка не только не повредитъ ему, но скорѣе принесетъ пользу. «Если такъ, отвѣчалъ онъ, то не хотите ли прокатиться со мной? Я разскажу вамъ свою исторію». Я согласился съ удовольствіемъ провести съ цимъ остальную часть дня. Молодой человѣкъ велѣлъ людямъ приготовить закуску и мы отправились за городъ. Обойдя два, три раза садъ, мы сѣли на коверъ, разостланный въ тѣни, и молодой человѣкъ началъ разсказывать мнѣ свою исторію.

«Я родился въ городѣ Моссулѣ; семейство мое было однимъ изъ знатнѣйшихъ этого города. У моего дѣда было десять сыновей; отецъ мой былъ старшій изъ нихъ; всѣ они женились еще при жизни дѣда и всѣ были бездѣтны, исключая моего отца. Я былъ его единственное дитя. Отецъ очень заботился обо мнѣ и старался дать мнѣ образованіе, приличное мальчику моего званія». По, государь, уже занялась заря, сказала Шехеразада, нужно отложить разсказъ до завтра.

НОЧЬ 128.

На другой день, она продолжала разсказъ доктора еврея султану Касгара.

"Молодой человѣкъ, сказалъ онъ, говорилъ: "Разъ а отправился съ отцемъ и дядями въ мечеть на полуденную молитву; я уже былъ довольно великъ. Послѣ службы, всѣ вышли изъ мечети, кромѣ меня и моихъ роди мхѣ; мы сѣли на коверъ и разговоръ начался о путешествіяхъ. Дяди мои расхваливали многія страны свѣта, говорили о красотѣ и достопримечательности нѣкоторыхъ большихъ городовъ; одинъ изъ нихъ хвалилъ особенно Египетъ и Нилъ, онъ разсказывалъ, что если вѣрить нѣкоторымъ путешественникамъ, то Египетъ можетъ назваться прекраснѣйшею страной во всемъ мірѣ. Мнѣ такъ поправились его разсказы объ Египтѣ, что съ этой минуты я рѣшился непремѣнно побывать тамъ. И почти не обращалъ уже вниманія на описаніе города Багдада, который, говорилъ другой дядя, былъ настоящій мусульманскій и епархіальный городъ. Отецъ мой держалъ сторону дяди, хвалившаго Египетъ, чему я былъ очень радъ. «Что ни говорите, вскричалъ онъ, а кто не видѣлъ Египта, тотъ не видѣлъ самой чудесной страны міра; эту землю можно назвать золотой, потому что она обогащаетъ своихъ жителей. Женщины тамъ очаровательны. О Нилѣ и говорить нечего; вода его чудесна: тина, остающаяся на почвѣ послѣ ея разлитія, дѣлаетъ землю такою плодородной, что сколько ни трудятся люди въ другихъ странахъ, у нихъ никогда не будетъ такого изобилія, какъ въ Египтѣ. Не даромъ одинъ стихотворецъ, уѣзжая изъ Египта, сказалъ тамошнимъ жителямъ: „Нилъ разливается единственно за тѣмъ, чтобъ обогатить васъ, Увы! покидая васъ, мои слезы льются такъ же обильно, какъ его вода; вы будете продолжать наслаждаться его прелестями, тогда какъ я долженъ, по-неволѣ, разстаться съ нимъ“.

„Посмотрите, продолжалъ отецъ, какою зеленью, какими цвѣтами испещрены острова, какое въ немъ множество прекрасныхъ городовъ, деревень, каналовъ и тысячи другихъ предметовъ. Посмотрите въ ту сторону, гдѣ Еѳіопія, сколько опять разнообразія, достойнаго удивленія. Зелень, въ тѣхъ мѣстахъ, можно сравнить только съ изумрудомъ, оправленнымъ, какъ будто въ серебро, въ воды Нила. А Каиръ? не самый-ли это обширный и богатый городъ въ мірѣ? Сколько въ немъ великолѣпныхъ зданій, какъ частныхъ, такъ и общественныхъ! Дойдите до пирамидъ, и вы невольно остановитесь передъ этими огромными массами, касающимися почти небесъ; глядя на нихъ, вы согласитесь, что фараоны, употребившіе на ихъ постройку столько людей и столько золота, превзошли въ великолѣпіи и изобрѣтательности не только всѣхъ, слѣдовавшихъ за ними Египетскихъ царей, но и царей всего міра, и оставили послѣ себя памятники, достойные ихъ величія. Они стоятъ теперь и долго простоятъ еще, несмотря на то, что ни одинъ древній ученый не можетъ опредѣлить времени ихъ построекъ. И не говорю уже о приморскихъ египетскихъ городахъ, какъ Александрія, Даміетта, Розетта, о городахъ, куда стекается много разныхъ націй, за всевозможными зернами, полотнами и другими вещами, созданными для большаго удобства и наслажденія.

И собственнымъ опытомъ убѣдился во всемъ, что разсказываю, ибо провелъ въ этой странѣ нѣсколько лѣтъ, во время моей молодости“ этого времени, я никогда не забуду».

Лучъ солнца проникъ въ комнату султана, и Шехеразада замолчала; въ слѣдующую ночь она говорила такъ:

НОЧЬ 129.

"Дяди не противорѣчіе моему отцу и согласились во всемъ, сказанномъ имъ объ Египтѣ. А я всю ночь продумалъ о немъ. Спустя нѣсколько времени, братья отца моего признались, что разсказы его такъ подѣйствовали на нихъ, что имъ хотѣлось поѣхать всѣмъ вмѣстѣ въ Египетъ. Отецъ согласился, и дяди, будучи богаты, начали приготовлять свои товары, чтобъ везти ихъ съ собой. Узнавъ о дѣлаемыхъ приготовленіяхъ, я пошелъ къ отцу и со слезами просилъ его дать мнѣ часть его товаровъ и отпустить съ родными въ Египетъ. «Ты еще слишкомъ молодъ, отвѣчалъ мнѣ отецъ, и я боюсь, что не вынесешь этого труднаго путешествія, а если и доѣдешь до Египта, то можешь заблудиться въ немъ». Несмотря на отказъ отца, я просилъ дядей, чтобъ они уговорили его отпустить меня, и скоро получилъ позволеніе ѣхать, но только до Дамаска, въ которомъ долженъ, былъ оставаться до тѣхъ поръ, пока мои родные станутъ разъѣзжать по Египту. «Въ Дамаскѣ, говорилъ отецъ мой, много достопримѣчательнаго; покамѣстъ довольно и этого для моего сына». Я покорился волѣ отца, хотя сильно желалъ побывать въ Египтѣ.

"Изъ Моссула я выѣхалъ съ отцемъ и дядями. Проѣхавъ Месопотамію, переправившись черезъ Ефратъ, мы пробыли нѣсколько дней въ Алепо, а оттуда поѣхали въ Дамаскъ; дорога для меня была очень пріятна. Въ Дамаскѣ, мы всѣ остановились въ караванъ-сераѣ, и вотъ, я увидѣлъ населенный большой городъ съ прекраснымъ обществомъ. Мы употребили нѣсколько дней на прогулки по окрестнымъ садамъ и вполнѣ согласились съ тѣми, кто, въ описаніи окрестностей Дамаска, называлъ ихъ раемъ. Наконецъ, мои дяди, продавъ такъ выгодно мой товаръ, что на сто я получилъ пятьсотъ, начали сбираться ѣхать дальше.

«Итакъ, оставивъ мнѣ большую сумму денегъ, отецъ и дяди простились со мной и поѣхали. Несмотря на данное себѣ слово не тратить много денегъ, я нанялъ прекрасный мраморный домъ, украшенный живописью съ золотыми и лазурными листьями, съ большимъ садомъ, посреди котораго были фонтаны. Я меблировалъ его не такъ пышно, но довольно удобно и хорошо для молода то человѣка моего званія. Домъ этотъ, принадлежавшій прежде извѣстному вельможѣ этого города, Модуну Абдалрахиму, перешелъ въ руки брилліантщика купца, которому я платилъ за него по два шерифа въ мѣсяцъ. Я жилъ прилично, держалъ много слугъ, давалъ обѣды новымъ знакомымъ, у которыхъ изрѣдка и самъ обѣдалъ. Такъ проводилъ я время въ отсутствіи моихъ родныхъ: ничто не возмущало моего спокойствія, и честная торговля была моимъ единственнымъ занятіемъ.

Разъ, выйдя подышать свѣжимъ воздухомъ, я встрѣтился у дверей своего дома съ красивою женщиной; она спросила, не продаю ли я матерію, и вошла ко мнѣ».

Разсвѣло, и султанша замолчала; въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 130.

"Увидя, говорилъ молодой человѣкъ изъ Моссула, что госпожа идетъ ко мнѣ, я послѣдовалъ за пей, заперъ дверь и просилъ ее въ залъ. Когда она сѣла, я сказалъ ей, что у меня были хорошія матеріи, которыя вѣрно бы ей понравились, но онѣ уже проданы, и что я очень сожалѣю объ этомъ. Госпожа откинула покрывало и я былъ пораженъ ея красотой. "Маѣ не нужно никакихъ матерій, сказала она, я пришла собственно для васъ, и, если хотите, проведу съ вами весь вечеръ; кромѣ легкой закуски, мнѣ ничего не нужно.

"Обрадованный, какъ нельзя больше, я велѣлъ слугамъ принесть разныхъ плодовъ и вина. Все скоро явилось передъ нами, и мы лили, лакомились и весело разговаривали до полночи. Однимъ словомъ, эта ночь была счастливѣйшею въ моей жизни. На другой день, я предложилъ госпожѣ денегъ, но она сурово отказалась, говоря, что пришла единственно для меня, и что сама дастъ мнѣ денегъ, отъ которыхъ если я вздумаю отказаться, то никогда не увижу ее. Сказавъ это, она принудила меня взять десять шерифовъ. «Черезъ три дня, сказала она, прощаясь, ожидай меня, послѣ захожденія солнца». Мнѣ было невыносимо грустно послѣ ея ухода, я полюбилъ ее горячо.

"Спустя три дня, она опять пришла; я принялъ ее съ радостью нетерпѣливаго и влюбленнаго человѣка. Мы, какъ и въ первый разъ, провели весело время и разстались только на другой день. Уходя, она обѣщалась черезъ три дня увидѣться со мной, и дала мнѣ еще десять шерифовъ.

"Во время нашего третьяго свиданія, разгоряченная виномъ, она спросила меня: «Душа моя, не правда-ли, что я очень хороша и любезна? — Это совершенна лишній вопросъ, отвѣчалъ я, ты видишь, какъ я люблю тебя и какъ я счастливъ, что ты принадлежишь мнѣ; ты моя царица, моя повелительница, ты все мое счастье. — Ты не говорилъ бы этого, сказала она, еслибъ увидѣлъ одну изъ моихъ подругъ, которая моложе и лучше меня; она такъ весела всегда, что въ состояніи даже заставить смѣяться человѣка, подверженнаго меланхоліи; я приведу ее съ собой; слыша о тебѣ много хорошаго, она хочетъ видѣть тебя и просила меня объ этомъ, но я не могла рѣшиться, не спросивъ сначала, желаешь ли ты этого. — Дѣлай, какъ хочешь, отвѣчалъ я, по можешь быть увѣрена, что какъ-бы ни была хороша твоя подруга, она не очаруетъ меня; я такъ сильно полюбилъ тебя, что ничто въ мірѣ не можетъ заставить меня измѣнить тебѣ. — Берегись, возразила она, я испытаю твою любовь».

"На этомъ мы порѣшили. Прощаясь утромъ, она заставила меня взять, вмѣсто десяти, пятнадцать шерифовъ. «Помни, говорила она, что черезъ два дня у тебя будетъ новая гостья, приготовься хорошенько принять се; мы придемъ, по обыкновенію, послѣ захожденія солнца». «Я велѣлъ убрать залу, и приготовить угощеніе».

Разсвѣло и Шехеразада замолчала. Въ слѣдующую ночь, она продолжала:

НОЧЬ 131.

Государь, молодой человѣкъ изъ Моесу я а такъ разсказывалъ доктору еврею: "Я нетерпѣливо ожидалъ обѣихъ госпожъ; наконецъ онѣ пришли. Когда откинули покрывала, я былъ пораженъ красотой подруги первой госпожи; черты ея лица были правильны, цвѣтъ необыкновенно свѣжъ, а глаза такъ блистали, что я не могъ выдержать ея взгляда. Я поблагодарилъ ее за честь, которую она мнѣ дѣлала своимъ посѣщеніемъ, и извинялся, что не могу се принять такъ, какъ она того достойна. «Не церемоньтесь, пожалуйста, сказала она, я скорѣе должна просить извиненія у васъ за то, что пришла къ вамъ; впрочемъ, какъ дѣло уже сдѣлано, то отложимъ церемонію въ сторону и будемъ веселиться».

"Я распорядился, чтобъ угощеніе было подано, какъ только пріѣдутъ мои гостьи, а потому мы скоро сѣли за столъ. Я сидѣлъ противъ покой гостьи; она, улыбаясь, безпрестанно смотрѣла на меня и, противъ моей воли, скоро завладѣла моимъ сердцемъ. Я тоже успѣлъ поправиться ей, и она, не стѣсняясь, наговорила мнѣ много любезностей.

"Первая госпожа, наблюдавшая все время за нами, замѣтила, смѣясь, что не даромъ предупреждала меня, и что я уже измѣнилъ своему слову. «Госпожа, отвѣчалъ я тоже смѣясь, ты могла бы жаловаться на меня въ такомъ случаѣ, еслибъ я не былъ любезенъ съ моей гостьей, твоею любимою подругой; тогда вы обѣ имѣли бы полное право обвинять меня въ неумѣніи принимать гостей».

"Мы продолжали пить и, разгоряченные виномъ, скоро перешли границы обыкновенной любезности. Тогда, первая госпожа начала ревновать меня. Мрачно поглядѣвъ на насъ, она вдругъ встала изъ-за стола и вышла изъ залы. «Я сейчасъ вернусь», проговорила она; спустя нѣсколько минутъ, ея подруга вдругъ побледнѣла, съ ней сдѣлались страшныя конвульсіи и, пока я звалъ людей на помощь, она умерла на моихъ рукахъ. Я выбѣжалъ изъ залы и спросилъ, гдѣ другая госпожа; слуги отвѣчали, что она вышла на улицу и не возвращалась еще. Я не сомнѣвался, что она была причиной смерти своей подруги; и, въ самомъ дѣлѣ, она такъ искусно подсыпала яду въ послѣднюю чашу, которую сама поднесла ей, что мы этого не замѣтили.

"Я былъ очень огорченъ этимъ происшествіемъ и не зналъ сначала, что дѣлать. Потомъ, приказалъ поднять одну изъ мраморныхъ досокъ, изъ которыхъ состоялъ полъ моего дома, велѣлъ вырыть подъ ней яму, и мы поспѣшно зарыли въ ней прелестную госпожу.

"Послѣ того я одѣлся путешественникомъ, взялъ съ собой всѣ свои деньги, заперъ и запечаталъ двери дома, въ которомъ жилъ, и, прійдя къ брилліантщику, моему хозяину, заплатилъ ему за годъ впередъ и просилъ, чтобъ онъ оставилъ квартиру за мной; ключъ отъ дому я тоже отдалъ ему. «Меня заставляетъ уѣхать отсюда, сказалъ я ему, одно важное дѣло, по которому я долженъ побывать въ Каирѣ и повидаться съ своими дядями». Простясь съ нимъ, я сѣлъ на лошадь, и уѣхалъ въ сопровожденіи моихъ слугъ.

Насталъ день, и султанша замолчала; она продолжала въ слѣдующую ночь.

НОЧЬ 132.

"Я благополучно прибылъ въ Каиръ, и скоро отыскалъ моихъ родственниковъ; они были очень удивлены, увидѣвъ меня. На вопросъ ихъ, что заставило меня пріѣхать, я отвѣчалъ, что соскучился, долго не получая отъ нихъ извѣстія, и рѣшился ѣхать въ Каиръ. Они приняли меня хорошо и обѣщали попросить отца простить мое неповиновеніе къ старшимъ. Я остановился съ ними въ одномъ караванъ-сераѣ и осмотрѣлъ все, что было достопримечательнаго въ Каирѣ.

"Продавъ свой товаръ, дяди мои хотѣли ѣхать въ Моссудъ и стали приготовляться къ отъѣзду; желая еще посмотрѣть Египетъ, я переѣхалъ отъ нихъ подальше и не показывался имъ. Поискавъ меня и не найдя нигдѣ, они подумали, что меня безпокоитъ мой пріѣздъ въ

Египетъ противъ желанія отца и что и вѣрно вѣрнулся уже въ Дамаскъ; а потому они уѣхали, надѣясь встрѣтить меня на дорогѣ и взять съ, собой.

"Итакъ я остался въ Каирѣ и пробылъ тамъ три года, осматривая всѣ египетскія рѣдкости. Въ продолженіи этого времени я послалъ брилліантину, моему хозяину, деньги, прося опять оставить за мной прежнюю квартиру, ибо расчитывалъ, пріѣхавъ въ Дамаскъ, пробыть тамъ еще нѣсколько лѣтъ. Въ Каирѣ со мной не было ничего особеннаго, по вы удивитесь, когда я разскажу вамъ о случившемся со мной по возвращеніи въ Дамаскъ.

"Возвратясь въ этотъ городъ, я отправился прямо къ моему хозяину, который съ радостью принялъ меня и пошелъ проводить въ домъ, гдѣ послѣ меня никто не жилъ; на дверяхъ были мои печати; въ комнатахъ я нашелъ все въ прежнемъ порядкѣ.

"Войдя въ залъ, въ которомъ послѣдній разъ я угощалъ госпожъ, слуга мой нашелъ золотое ожерелье съ десятью крупными жемчужинами; онъ принесъ его мнѣ, и я вспомнилъ, что видѣлъ это ожерелье на шеѣ у отравленной госпожи. И не замѣтилъ, какъ оно упало. При воспоминаніи объ этой очаровательной дѣвушкѣ, я заплакалъ надъ ожерельемъ, завернулъ его и спряталъ на груди.

"Отдохнувши нѣсколько дней, я возобновилъ знакомство съ прежними друзьями и началъ жить такъ весело, что скоро растратилъ все состояніе. Доведенный до крайности, вмѣсто того, чтобы продать мебель, я вздумалъ продавать ожерелье и взялся за это дѣло очень дурно.

"Прійдя на мѣсто, гдѣ обыкновенно собирались купцы, я подозвалъ разнощика и просилъ его показать мое ожерелье самымъ богатымъ брилліантикамъ. Разсмотрѣвъ его съ удивленіемъ, разнощикъ вскричалъ: «Вотъ чудесная вещь! никто изъ нашихъ купцовъ не видѣлъ ничего подобнаго, въ этомъ я увѣренъ, и, посмотрите, что они всѣ наперерывъ захотятъ купить его и дадутъ хорошую цѣну». Онъ повелъ меня въ лавку моего хозяина и сказалъ, чтобы я тамъ подождалъ отвѣта.

"Пока разнощикъ показывалъ потихоньку купцамъ ожерелье, я разговаривалъ съ хозяиномъ; наконецъ пришелъ и онъ и, отозвавъ меня, сказалъ, что за ожерелье, вмѣсто требуемыхъ нами тысячи шерифовъ даютъ только пятьдесятъ. «Говорятъ, прибавилъ онъ, что это поддѣльныя жемчужины; согласны вы его отдать за эту цѣну? — Ступайте и отдайте ожерелье за пятьдесятъ шерифовь, вы знаете больше меня толку въ этихъ вещахъ и вѣрно не захотите обмануть меня; продайте его и принесите мнѣ скорѣе деньги».

"Разнощикъ передалъ мнѣ это предложеніе отъ очень богатаго купца, который хотѣлъ только узнать, знаю-ли я цѣну тому, что продаю, или нѣтъ. Когда купецъ услышалъ, что я продаю ожерелье за пятьдесятъ щерифовъ, онъ повелъ разнощика къ начальнику полиціи и сказалъ: «У меня украли ожерелье; теперь воръ, переодѣтый купцомъ, продастъ эту драгоцѣнность за пятьдесятъ шерифовъ, тогда какъ оно стоитъ двѣ тысячи: это самое доказываетъ, что онъ укралъ его».

"Купецъ показалъ лавку, въ которой я сидѣлъ; меня арестовали и и привели въ полицію. «Ты ли продаешь это ожерелье, спросилъ меня судья. — Да, отвѣчалъ я. — Правда ли, спросилъ онъ, что ты отдаешь его за пятьдесятъ шерифовъ». Когда я отвѣтилъ утвердительно, онъ сказалъ насмѣшливымъ тономъ: «Ну, когда такъ, то пусть ему дадутъ столько палочныхъ ударовъ, сколько заслуживаетъ ихъ переодѣтый воръ; бейте его до тѣхъ поръ, пока онъ не признается, что укралъ ожерелье». Меня били такъ жестоко, что я поневолѣ назвалъ себя воромъ, за что мнѣ отрубили руку.

"Все случившееся произвело смятеніе на безестанѣ и едва успѣлъ я вернуться домой, какъ ко мнѣ вошелъ хозяинъ. «Сынъ мой, сказалъ онъ, вы такъ молоды и такъ умны! Какъ могли вы сдѣлать такой гнусный проступокъ. И нисколько не сомнѣвался, что вы не лгали мнѣ, говоря о своемъ состояніи. Лучше бы вы у меня спросили денегъ; теперь я принужденъ отказать вамъ отъ дома, ищите себѣ другую квартиру». И былъ въ отчаяніи и просилъ его. со слезами, позволить пробыть мнѣ у него еще три дни; онъ согласился.

«Увы! вскричалъ я, я какое несчастіе, какое оскорбленіе! Теперь я не посмѣю вернуться къ отцу; какъ бы ни увѣрялъ его въ своей невинности, онъ ничему не повѣритъ». Шехеразада замолчала, потому что разсвѣло. На другой день она продолжала:

НОЧЬ 188.

"На третій день послѣ всего случившагося, продолжалъ молодой человѣкъ, я былъ очень удивленъ приходомъ полицейскихъ служителей, моего хозяина, и купца, покупавшаго ожерелье. И спросилъ, за чѣмъ они пришли; но, вмѣсто отвѣта, меня связали и осыпали упреками, говоря, что ожерелье принадлежало намѣстнику Дамаска, потерявшему его три года тому назадъ, въ то самое время, какъ пропала безъ вѣсти его дочь. Можете себѣ представить мое положеніе; я рѣшился однако открыть всю истину намѣстнику и тогда, думалъ я, что будетъ, то будетъ.

"Когда меня привели къ намѣстнику, я замѣтилъ на лицѣ его сожалѣніе и принялъ это за добрый знакъ. Онъ велѣлъ развязать меня и спросилъ моего хозяина и обвинявшаго купца, я ли продавалъ ожерелье. Получивъ утвердительный отвѣтъ, намѣстникъ сказалъ: «И увѣренъ, что онъ не укралъ это ожерелье, и удивляюсь, какъ могли обвинять его въ такомъ преступленіи». Ободренный его словами, я сказалъ: «Государь, клянусь вамъ, я невиненъ. — Я увѣренъ тоже, что ожерелье не принадлежитъ купцу, обвинявшему меня и бывшему причиной моихъ страданій! Правда, я признался въ воровствѣ, но потому только, что меня ужасно били; я открою вамъ, какъ попало ко мнѣ это ожерелье, если только вы будете такъ добры, выслушаете меня. — Я знаю уже довольно и освобождаю тебя, а обвинителя пусть возьмутъ и заставятъ вытерпѣть то, что перенесъ этотъ молодой человѣкъ».

"Приказаніе намѣстника было тотчасъ исполнено; брилліантщика увели, и. когда мы остались вдвоемъ, намѣстникъ сказалъ мнѣ: «Теперь разскажи мнѣ, сынъ мой, какъ попало къ тебѣ это ожерелье и не скрывай ничего». Тогда я разсказалъ все и прибавилъ, что мнѣ легче было прослыть воромъ, чѣмъ открывать эту печальную истину. «Великій Боже! вскричалъ намѣстникъ, когда я окончилъ разсказъ, пути Твои неисповѣдимы, мы должны безъ ропота покоряться имъ! Пусть будетъ воля Божія! Я съ покорностію принимаю ударъ, которымъ Тебѣ было угодно поразить меня». Потомъ, обратясь ко мнѣ, онъ продолжалъ: «Сынъ мой, ты разсказалъ мнѣ свое горе, узнай же мое: женщины, о которыхъ ты разсказывала были мои дочери». Разсвѣло, и Шехеразада замолчала. Въ слѣдующую ночь она продолжала.

НОЧЬ 134.

Государь, сказала она, вотъ что говорилъ намѣстникъ молодому человѣку: "Сынъ мой, первая госпожа, имѣвшая дерзость прійдти къ тебѣ, моя старшая дочь. Она была замужемъ за моимъ роднымъ племянникомъ, своимъ двоюроднымъ братомъ. Послѣ его смерти, она вернулась ко мнѣ, зараженная многими дурными примѣрами, заимствованными ею въ Египтѣ. Меньшая дочь моя, умершая на твоихъ рукахъ, не заслуживала, до ея пріѣзда, ни въ чемъ упрека; но, съ пріѣзда сестры, съ которой очень подружилась, она очень измѣнилась.

«На другой день послѣ несчастнаго случая съ моею второю дочерью, я, не видя ея за столомъ, спросилъ о ней у старшей; вмѣсто отвѣта, она залилась горючими слезами; я предчувствовалъ, что меня, вѣрно, ожидаетъ какое нибудь печальное извѣстіе, и просилъ се сказать скорѣе, что случилось съ моею дочерью; рыдая, она отвѣчала мнѣ: „Отецъ мой, я знаю только одно: вчера сестра нарядилась, надѣла жемчужное ожерелье, ушла изъ дому и до сихъ поръ не возвращалась“. Я искалъ дочь но всему городу, но нигдѣ не могъ найдти, или узнать, покрайней мѣрѣ, что съ ней случилось. Между тѣмъ, старшую дочь вѣрно такъ мучила совѣсть, что она стала морить себя голодомъ и умерла наконецъ. Потъ, что бываетъ на свѣтѣ, вотъ какимъ несчастіямъ подвержены люди. Сынъ мой, прибавилъ онъ, будемъ жить вмѣстѣ, мы оба несчастливы. Женись на моей младшей дочери, она нисколько не похожа на сестеръ и красивѣе ихъ; я увѣренъ, что ты съ нею будешь счастливъ. Ты будешь жить у меня и, послѣ моей смерти, вы останетесь моими наслѣдниками. — Государь, сказалъ я, я недостоинъ вашихъ милостей и никогда не въ состояніи буду заплатить вамъ за нихъ. — Довольно, отвѣчалъ онъ, не будемъ тратить напрасно времени». Намѣстникъ велѣлъ позвать дочь, пригласилъ свидѣтелей и, когда контрактъ былъ подписанъ, я женился на ней.

«Намѣстникъ не ограничился тѣмъ, что велѣлъ наказать брилліантика; все его имѣніе было конфисковано и отдано мнѣ. Съ тѣхъ поръ, я нахожусь постоянно при тестѣ, и вы сами были свидѣтелемъ его вниманія ко мнѣ. Вчера получилъ я письмо отъ моихъ дядей; его доставилъ мнѣ человѣкъ, посланный ими отыскивать меня въ Египтѣ. Въ этомъ письмѣ они увѣдомляютъ о смерти отца и приглашаютъ пріѣхать въ Моссулъ, чтобъ занять его мѣсто; по привязанность къ тестю заставляетъ меня отказаться отъ этого приглашенія; я послалъ туда повѣреннаго оставить за мной все, что досталось мнѣ послѣ отца. Теперь вы, вѣрно, извините, что я былъ такъ невѣжливъ, подавая вовремя болѣзни, вмѣсто правой руки, лѣвую».

Вотъ, что разсказалъ мнѣ моссульскій молодой человѣкъ, продолжалъ докторъ еврей султану Касгара. Я прожилъ въ Дамаскѣ до смерти намѣстника. Потомъ, будучи еще молодъ, вздумалъ путешествовать, былъ въ Персіи, Индіи, и, пріѣхавъ сюда, поселился въ этомъ городѣ, гдѣ имѣю хорошую практику".

«Твоя исторія довольно интересна и необыкновенна, сказалъ султанъ, но, говоря искренно, я все таки нахожу, что приключеніи горбуна гораздо занимательнѣе. А потому и ты будешь повѣшенъ. — Подождите, ради Бога, вскричалъ, бросаясь къ его ногамъ, портной; Ваше Величество, любите занимательныя исторіи, я разскажу вамъ одну; монетъ быть, она займетъ васъ. — Я выслушаю твою исторію, отвѣчалъ султанъ, но помни, если она не будетъ интереснѣе исторіи горбуна, ты умрешь». Получивъ позволеніе разсказывать, портной началъ съ увѣренностью, что его исторія займетъ султана.

Исторіи разсказанная портнымъ.

"Государь, два дня тому назадъ, одинъ гражданинъ пригласилъ меня на пиръ, который давалъ вчера своимъ друзьямъ; я засталъ у него около двадцати человѣкъ гостей, хотя пришелъ довольно рано.

"Мы разговаривали, ожидая хозяина дома, который зачѣмъ-то отлучился; наконецъ, онъ вернулся въ сопровожденіи молодого, хорошо одѣтаго человѣка, но хромаго. Раскланявшись съ хозяиномъ, мы предложили молодому человѣку мѣсто подлѣ себя на софѣ; онъ готовъ былъ уже сѣсть, какъ, увидѣвъ между нами цирюльника, быстро отошелъ отъ софы и хотѣлъ выйдти изъ комнаты. Замѣтивъ его движеніе, хозяинъ удержалъ его, говоря: «Что съ вами? Я только что привезъ васъ къ себѣ, а вы хотите уже идти домой; неужели вы хотите лишить меня удовольствія видѣть васъ на моемъ праздникѣ? — Прошу васъ, отвѣчалъ онъ, не удерживайте меня! Если бы вы знали, какой ужасъ вселяетъ мнѣ этотъ цирюльникъ; хотя онъ родился въ странѣ бѣлыхъ, однакожъ похожъ на эѳіопляпина; но душа его гораздо чернѣе и ужаснѣе, чѣмъ лицо».

Насталъ день и Шехеразада замолчала; она продолжала въ слѣдующую ночь.

НОЧЬ 135.

"Мы всѣ были очень удивлены словами новаго гостя и начинали опасаться, по дурной-ли человѣкъ, въ самомъ дѣлѣ, этотъ цирюльникъ, хотя не были увѣрены, что молодой человѣкъ говоритъ именно о немъ. Когда мы объявили хозяину дома, что даже не хотимъ быть въ одномъ обществѣ съ этимъ цирюльникомъ, онъ обратился къ молодому человѣку, и просилъ его объяснить, за что сердитъ онъ на его гостя. «Знайте господа, отвѣчалъ онъ, я потому ненавижу этого цирюльника, что черезъ него сдѣлался хромымъ и подвергся страшному несчастій). Я затѣмъ и уѣхалъ изъ Багдада, гдѣ онъ жилъ, затѣмъ и поселился въ этомъ городѣ, что надѣялся не видѣть здѣсь этого ужаснаго человѣка, ибо даль себѣ клятву, не быть никогда тамъ, гдѣ могу встрѣтить его. Увидя между вами этого человѣка, я, господа, противъ воли, долженъ лишить себя удовольствія участвовать въ вашемъ весельи. Я сегодня же уѣду отсюда и постараюсь поселиться въ такомъ мѣстѣ, гдѣ никогда не увижу этого цирюльника». Сказавъ это, онъ хотѣлъ уйдти, но хозяинъ опять удержалъ и просилъ разсказать, почему онъ смотритъ съ такимъ отвращеніемъ на цирюльника, который во время всего разговора стоялъ, опустивъ глаза въ землю. Мы присоединили свои просьбы къ просьбамъ хозяина, и молодой человѣкъ согласился наконецъ исполнить общее желаніе, но, чтобъ не видѣть цирюльника, онъ сѣлъ къ нему спиной и началъ свою исторію:

"Отецъ мой занималъ въ Багдадѣ такое мѣсто, что могъ бы расчитывать получить высшія должности, но предпочиталъ скромную жизнь всѣмъ почестямъ. Я остался послѣ него уже взрослымъ и, получивъ въ наслѣдство все его состояніе, какъ единственный сынъ, я не расточилъ его, а употребилъ съ пользой и пріобрѣлъ этимъ общее уваженіе.

"Я не испытывалъ еще чувства любви и, признаюсь, даже избѣгалъ общества женщинъ. Разъ, увидя цѣлую толпу ихъ, шедшую мнѣ на встрѣчу, я поворотилъ въ переулокъ и сѣлъ на лавочку, подлѣ какого-то дома. На окнѣ противъ меня, стояла ваза съ прекрасными цвѣтами. Когда я смотрѣлъ на нихъ, окно открылось, и я увидѣлъ женщину, красота которой ослѣпила меня. Поливая цвѣты, бѣлою какъ алебастръ рукой, она съ улыбкой взглянула на меня, и улыбка эта зажгла во мнѣ любовь, отъ которой я чуть не сошелъ съ ума. Поливъ цвѣты, красавица взглянула на меня еще разъ и закрыла окно; а былъ взволнованъ и почти не помнилъ себя; на сколько прежде презиралъ женщинъ, на столько теперь полюбилъ ихъ.

"Я пробылъ-бы долго въ этомъ состояніи, еслибъ не услышалъ вблизи шумъ; оглянувшись, я увидѣлъ главнаго кади, ѣхавшаго на лошакѣ, въ сопровожденіи нѣсколькихъ слугъ; онъ остановился передъ тѣмъ домомъ, гдѣ я видѣлъ молодую женщину, и вошелъ въ него; это вѣрно былъ ея отецъ.

"Я пришелъ домой въ состояніи, совершенно противоположномъ тому, какъ вышелъ; чувство, до тѣхъ поръ незнакомое, охватило все существо мое, и у меня, сдѣлалась сильная лихорадка. Испуганная прислуга дала знать о моей внезапной болѣзни роднымъ; горячо любя меня, они поспѣшили ко мнѣ и умоляли, открыть причину моей внезапной болѣзни, но я скрылъ ее. Собравшіеся доктора только увеличивали мою болѣзнь лекарствами, потому что никакъ не могли понять настоящей ея причины.

"Родные начинали уже отчаиваться въ моемъ выздоровленіи, когда пришла ихъ знакомая старушка; пристально посмотрѣвъ на меня, она, не знаю почему, узнала, въ чемъ заключается моя болѣзнь. Отозвавъ всѣхъ въ сторону, она просила оставить ее одну со мной.

"Когда всѣ вышли, старушка сѣла у моего изголовья и сказала: «Сынъ мой, ты никому не хотѣлъ открыть причину своей болѣзни, но я угадала ее и безъ твоего признанія; я довольно опытна и вижу, что ты болѣнъ отъ любви. Я вылечу тебя, только назови мнѣ счастливицу, удостоившуюся твоей любви; всѣ, въ томъ числѣ и я, хорошо знаемъ, что ты не любишь женщинъ, но рано или поздно ты долженъ былъ полюбить, и я рада, если въ силахъ буду пособить тебѣ».

Но уже разсвѣло, государь, замѣтила султанша и замолчала. Хабріасъ всталъ, желая нетерпѣливо услышать окончаніе сказки, начало которой ему понравилось.

НОЧЬ 136.

Государь, сказала на другой день Шехеразада, хромой молодой человѣкъ продолжалъ свой разсказъ: "Старушка замолчала, ожидая моего отвѣта, но, боясь открыть ей тайну своего сердца, я только обернулся къ ней и глубоко вздохнулъ. "Почему ты молчишь, спросила она, или не довѣряешь мнѣ, или стыдишься? Спроси у своихъ товарищей, они тебѣ скажутъ, что я многихъ изъ нихъ вылечила отъ этой болѣзни. «Наконецъ убѣжденія доброй старушки подѣйствовали на меня. Я открылъ ей свою тайну, разсказалъ, гдѣ видѣлъ молодую женщину, и передалъ обстоятельства, сопровождавшія наше свиданіе. „Доставьте мнѣ случай, прибавилъ я, видѣться съ этою госпожой, высылать си мою любовь, и я всю жизнь буду вамъ благодаренъ. — Я знаю эту дѣвушку, отвѣчала старушка и не удивляюсь, что ты полюбилъ ее; она красивѣе всѣхъ Багдадскихъ женщинъ; ты не ошибся, что главный кади нашего города ея отецъ; одна бѣда: дѣвушка эта слишкомъ горда и доступъ къ ней очень труденъ. Ты знаешь, какъ строго наблюдаютъ наши блюстители правосудія законъ въ отношеніи женской нравственности; они соблюдаютъ его еще строже у себя дома. Кади, котораго ты видѣлъ, въ этомъ отношеніи, строже всѣхъ блюстителей закона, взятыхъ вмѣстѣ. Они такъ натолковали своимъ дочерямъ о томъ, что грѣшно показываться мужчинамъ, что тѣ выходятъ изъ дома въ случаѣ крайней необходимости. Не знаю, такого-ли также мнѣнія дочь кади, но чувствую, что будетъ много труда склонить на нашу сторону ее или ея отца. Нужно же было тебѣ полюбить именно эту дѣвушку! Впрочемъ, я употреблю всѣ зависящія отъ меня средства, чтобъ успѣть въ нашемъ предпріятіи; ты же не отчаивайся и надѣйся на меня“.

„Старушка ушла; послѣ ея ухода мнѣ сдѣлалось хуже, потому что я быль почти увѣренъ, что она не успѣетъ въ своемъ намѣреніи. На другой день она пришла ко мнѣ; я не прочелъ на ея липѣ ничего радостнаго, и, въ самомъ дѣлѣ, она сказала мнѣ: Мы не ошиблись, сынъ мой, намъ очень трудно будетъ достичь желаемаго, не говоря уже о строгости кади. Ты полюбилъ безчувственную дѣвушку, которой доставляетъ удовольствіе возбуждать любовь къ себѣ, смотрѣть на страданія другихъ, но не облегчать эти страданія; она радостно выслушала меня, когда я описывала, какъ ты болѣлъ изъ любви къ ней, но едва заговорила я о томъ, что ты хотѣлъ бы видѣть ее, какъ она рѣзко замѣтила, что я слишкомъ дерзка и, если стану продолжать дѣлать ей подобныя предложенія, то не должна больше съ нею видѣться“.

Не отчаивайся, однако, продолжала старушка, я вѣдь не люблю скоро отступать, и если ты только согласенъ терпѣть, то надѣюсь достигнуть хорошаго окончанія нашихъ дѣлъ». Короче, добрая старушка долго хлопотала обо мнѣ, но всѣ ея старанія были тщетны: болѣзнь моя, отъ огорченія, развивалась съ большею силой, доктора отказались вылечить меня, и я уже совсѣмъ приготовился къ смерти, какъ добрая моя знакомая воскресила меня.

"Прійдя, разъ, она шепнула мнѣ на ухо: «Позаботься теперь о томъ, какой подарокъ сдѣлать мнѣ за хорошую новость». Слова эти произвели на меня магическое дѣйствіе, я поднялся и, сѣвъ на кровь ты, произнесъ съ волненіемъ: "Подарокъ будетъ, говорите скорѣй! — Теперь ты не умрешь, отвѣчала она, а будешь такимъ здоровымъ, какъ я. Котъ, какъ все было: вчера я пришла къ ней и, замѣтивъ, что она въ хорошемъ расположеніи духа, сдѣлала печальную мину и даже заплакала. «Что съ тобой добрая матушка? спросила она, чѣмъ ты такъ огорчена? — Увы! отвѣчала я, я была сейчасъ у молодаго господина. о которомъ говорила тебѣ; ты поступаешь съ нимъ слишкомъ жестоко: онъ умираетъ отъ любви къ тебѣ и уже не осталось никакой надежды на его выздоровленіе. — Не понимаю, сказала дѣвушка, отчего ты считаешь меня причиною этого несчастія. — Развѣ ты не помнишь, возразила я, что онъ былъ у окна въ то время, когда ты поливала цвѣты; бѣднаго молодаго человѣка такъ поразила твоя красота, что онъ сдѣлался болѣнъ и не переставалъ страдать до сегодняшняго дня; теперь скоро все кончится».

Разсвѣло, и Шехеразада замолчала; въ слѣдующую ночь, она продолжала разсказъ хрома то молодаго человѣка.

НОЧЬ 137.

Государь, старушка продолжала передавать больному свой разговоръ съ молодою дѣвушкой: «Ты помнишь, прибавила я, какъ рѣзко отвѣчала мнѣ, когда я просила тебя спасти его? Отъ тебя я пошла къ больному; онъ угадалъ но моему лицу твой отвѣтъ и пришелъ въ отчаяніе, отчего болѣзнь увеличилась, и теперь, еслибъ ты и захотѣла, то едва ли могла бы спасти его».

«Вотъ мой разговоръ съ ней, сказала старушка. Извѣстіе объ опасности, въ какой находилась твоя жизнь, потрясла ее, она измѣнилась въ лицѣ». «Правда ли, спросила она, что ты говоришь, и дѣйствительно ли онъ умираетъ изъ любви ко мнѣ? — Да И Богъ, чтобъ это была, неправда, отвѣчала я, по, къ несчастно, все, что говорю, истина. — А какъ, ты думаешь, если я поговорю съ нимъ, станетъ ли ему отъ итого лучше? спросила она. — Можетъ быть, и если хочешь, я попробую это сдѣлать! — Ну, такъ пойди и скажи ему, что я готова съ нимъ увидѣться; только выйдти за него замужъ, я не соглашусь иначе, какъ съ позволенія моего отца. — Какъ ты добра, вскричала я, я сейчасъ пойду къ нему и скажу, что онъ будетъ имѣть удовольствіе говорить съ тобой. Я думаю, въ будущую пятницу во время полдневной молитвы, сказала она, я могу скорѣе исполнить свое обѣщаніе. — Пусть онъ дождется ухода моего отца и, если будетъ въ силахъ, пріидетъ къ нашему дому; какъ только я увижу его, тотчасъ впущу. Разговоръ нашъ можетъ продолжаться по все время отсутствія отца; передъ его приходомъ, онъ уйдетъ».

«Сегодня вторникъ, — продолжала старушка; до пятницы, ты успѣешь еще поправиться и приготовиться къ свиданію». Но мѣрѣ того, какъ говорила старушка, я чувствовалъ себя все лучше и лучше; когда же она кончила, мнѣ показалось, что я совсѣмъ здоровъ. Отдавая ей полный кошелекъ, я сказалъ: «Возьмите его, эти деньги я употребляю съ большею пользой, чѣмъ тѣ, которыя переплатилъ докторамъ; вы исцѣлили меня».

"Послѣ ея ухода, я попробовалъ встать. Родные обрадовались этому и, поздравивъ меня съ выздоровленіемъ, разошлись по домамъ.

«Въ пятницу утромъ, когда я одѣвался въ самое лучшее изъ своихъ платьевъ, вошла старушка». Я не спрашиваю тебя о здоровья, сказала она, эти приготовленія говорятъ за тебя. Но развѣ ты не пойдешь прежде въ баню? — Нѣтъ, отвѣчалъ я, это займетъ много времени; я только позову цирюльника и вело постричь себѣ бороду и голову. "Сказавъ это, я приказалъ одному изъ моихъ невольниковъ привесть лучшаго и искуснѣйшаго во всемъ городѣ цирюльника.

."Невольникъ привелъ мнѣ вотъ этого несчастнаго; взглянувъ на меня, онъ сказалъ: «Господинъ, вы, кажется, нездоровы»? Я отвѣчалъ ему, что только выздоровѣлъ. «Пусть Богъ сохранить васъ отъ всѣхъ несчастій и да будетъ милость его всегда съ вами, замѣтилъ онъ. — Надѣюсь, что Богъ исполнить твое желаніе, сказалъ я; очень благодаренъ за него. — Да, я желаю, чтобъ Богъ сохранилъ ваше здоровье, отвѣчалъ онъ; — но, я принесъ ланцетъ и бритвы, и не знаю еще, призванъ ли затѣмъ, чтобъ брить васъ или пустить вамъ кровь? — Я сказалъ тебѣ, проговорилъ я, что только выздоровѣлъ, слѣдовательно, меня нужно выбрить. Начинай скорѣй, время дорого, меня ожидаютъ въ полдень».

Шехеразада замолчала. Въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 138.

"Цирюльникъ, сказалъ хромой молодой человѣкъ, очень медленно приготовлялся брить меня: вмѣсто того, чтобы налить поды въ тазъ, онъ вынулъ астролябію и пошелъ тихимъ шагомъ на середину двора, чтобъ посмотрѣть, высоко-ли солнце, и, возвратись въ комнату замѣтилъ: «Радуйтесь, господинъ, сегодняшняя пятница восемнадцатая мѣсяца Сафары 663 года отъ отступленія нашего великаго пророка изъ Мекки къ Мединѣ, и 7,320 года отъ эпохи великаго двурогаго Искендера; соединеніе Марса съ Меркуріемъ показываетъ, что вы не могли выбрать лучшаго дня и часа для бритья. Впрочемъ, съ другой стороны, это-же самое соединеніе служитъ для васъ дурнымъ предзнаменованіемъ: оно показываетъ мнѣ, что вамъ сегодня угрожаетъ большая опасность, вы не лишитесь жизни, по съ вами случится то, отчего вы не избавитесь во всю жизнь; вы должны быть мнѣ благодарны за предостереженіе; мнѣ было-бы очень жаль, еслибъ съ вами случилось что нибудь непріятное».

«Посудите, господа, какъ раздосадованъ и разсерженъ былъ я, влюбленный и спѣшившій на свиданіе, болтовней цирюльника. „Какое мнѣ дѣло до твоихъ предсказаній и совѣтовъ, вскричалъ а съ гнѣвомъ; ты призванъ сюда брить, а не угадывать будущее; брѣй меня или ступай вонъ, я позову другаго“.

„Господинъ, отвѣчалъ онъ такъ равнодушно, что я вышелъ изъ себя, чего вы сердитесь и почему думаете, что другіе цирюльники не будутъ похожи на меня? Вы приказали привесть только цирюльника, а въ моей особѣ нашли лучшаго багдадскаго цирюльника, опытнаго медика, химика, астролога, который никогда не ошибается; ученаго, превосходнаго риторика, математика, знающаго превосходно геометрію, ариѳметику, астрологію, всѣ тонкости алгебры; историка, которому знакомы исторіи всѣхъ царствъ на свѣтѣ. Кромѣ того, я проходилъ философію. Знаю всѣ наши законы и преданія. Я поэтъ, архитекторъ, да чего я не знаю? Право, въ природѣ для меня нѣтъ ничего неизвѣстнаго. Вашъ покойный отецъ, при воспоминаніи о которомъ я не могу удержать слезъ, былъ увѣренъ ₄въ моихъ познаніяхъ; онъ любилъ, ласкалъ и хвалилъ меня вездѣ, гдѣ только бывалъ: въ память его, я хочу любить васъ, взять подъ свое покровительство и защищать отъ всѣхъ несчастій, которыми угрожаютъ вамъ небесныя свѣтила“.

„Несмотря на гнѣвъ, я не могъ удержаться отъ смѣха“. Скоро ли перестанешь, дерзкій болтунъ, вскричалъ я, и начнешь-ли наконецъ брить меня»?

Разсвѣло, и Шехеразада замолчала. Въ слѣдующее утро она продолжала исторію хромаю молодого человѣка:

НОЧЬ 139.

"Господинъ, вы несправедливо называете меня болтуномъ: всѣ, кто только знакомъ со мной, дали, напротивъ, мнѣ названіе безмолвнаго. Вотъ, у меня было шесть братьевъ, которыхъ вамъ вѣрно захочется знать имена. Старшаго звали Бакбукъ, второго Бакнарахъ, третьяго Бакбакъ, четвертаго Алькузъ, пятаго Альнаскаръ, а шестаго Шакабакъ; ихъ смѣло можно было назвать болтунами, они даже надоѣдали своею болтовней; но я, меньшой ихъ братъ, всегда отличался скромностью и кроткостью въ разговорѣ.

"Скажите, пожалуйста, господа, что оставалось мнѣ дѣлать? «Отдай этому человѣку три золотыхъ, сказалъ я слугѣ, у котораго всегда хранились деньги на домашнія издержки; и пусть онъ идетъ, я не буду бриться: сегодня. — Что это вы говорите, господинъ, возразилъ цирюльникъ, не сами-ли вы прислали за мной, а теперь отсылаете назадъ, не давъ себя выбрить. Я не выйду отсюда до тѣхъ поръ, пока не выбрѣю васъ. Вы, я вижу, познаете цѣны мнѣ и въ этомъ не моя внна. Покойный отецъ вашъ отдавалъ мнѣ полную справедливость. Каждый разъ, когда я приходилъ, по его приказанію, пускать ему кровь, онъ сажалъ меня подлѣ себя и разговаривалъ со мной. Одъ такъ восхищался моими познаніями, что не разъ вскрикивалъ, когда я кончалъ говорить: „О! да у тебя неисчерпаемый запасъ знанія! — Добрый господинъ, говорилъ я ему, вы дѣлаете мнѣ своими похвалами слишкомъ много чести; я многимъ обязанъ разговору съ вами, вы внушаете мнѣ все прекрасное, которымъ восхищаетесь потомъ“. Разъ онъ былъ такъ доволенъ моимъ краснорѣчіемъ, что сказалъ:

„Дайте ему сто золотыхъ и надѣньте на него мое самое лучшее платье“. Получивъ такъ неожиданно богатый подарокъ, я вынулъ свой гороскопъ и предсказалъ ему счастливую судьбу; кромѣ того, выразилъ мою признательность еще тѣмъ, что выпустилъ ему кровь кровососными банками».

«Цирюльникъ не ограничился этимъ, онъ проговорилъ еще съ полчаса. Уставь его слушать и раздосадованный тѣмъ, что много времени прошло даромъ, я вскричалъ: „Нѣтъ! на свѣтѣ вѣрно не найдется другаго человѣка, который, подобно тебѣ, умѣлъ — бы такъ выводить изъ терпѣнія“.

Разсвѣло, и Шехеразада прекратила свой разсказъ, который продолжала въ слѣдующую ночь.

НОЧЬ 140.

„Я подумалъ потомъ, продолжалъ хромой молодой человѣкъ, что не будетъ — ли лучше, если я стану обращаться кротко“. Ради Бога, сказалъ я ему, перестанемъ говорить о постороннихъ вещахъ и займемся лучше дѣломъ. Я долженъ идти, мнѣ предстоитъ сегодня очень важное дѣло». Цирюльникъ разсмѣялся. «Вотъ это похвально! Мы всегда должны такъ разсуждать и быть умными: я вѣрю теперь, что не иное что, какъ болѣзнь была причиной вашего гнѣва; поэтому, вамъ слѣдуетъ выслушать нѣсколько наставленій и не мѣшаетъ взять примѣръ съ вашего покойнаго отца и дѣда. Они совѣтовались со мной во всемъ и всегда остались довольны моими совѣтами. Знаете-ли, господинъ, что если кто станетъ пренебрегать совѣтами просвѣщенныхъ людей, то ни въ чемъ не успѣетъ; пословица говорить, что никогда не сдѣлаешься смышленымъ, если не послѣдуешь смышленому совѣту; приказывайте мнѣ, я вашъ».

«Итакъ, я не дождусь конца твоихъ разсужденій, прервалъ я его, разсужденій который ни къ чему не ведутъ, а только отнимаютъ у меня время и причиняютъ головную боль! Брѣй меня сію минуту или ступай вонъ». Говоря это, я вскочилъ и съ гнѣвомъ топнулъ ногой.

"Увидя, что я разсердился не шутя, онъ сказалъ: «Не сердитесь, господинъ, я принимаюсь за дѣло» Цирюльникъ въ самомъ дѣлѣ вымылъ мнѣ голову и началъ брить, но скоро остановился и сказалъ мнѣ: «Господинъ, вы слишкомъ вспыльчивы; нужно удерживаться отъ такихъ порывовъ, они вѣдь отъ демона. И могу требовать отъ васъ полнаго уваженія къ моимъ голамъ, къ знаніямъ и добродѣтели».

« — Грѣй меня, сказалъ я, и перестань говорить. — И понимаю: у васъ есть какое нибудь спѣшное дѣло. — Да, я твержу тебѣ объ этомъ цѣлыхъ два часа, возразилъ я; ты бы долженъ давно выбрить меня. — Не торопитесь слишкомъ, возразилъ онъ, подумали ли вы о томъ, на что рѣшились; когда торопишься дѣлать что, то потомъ часто раскаиваешься. Мнѣ хотѣлось бы знать, какое у васъ дѣло? я сказалъ бы вамъ тогда свое мнѣніе о немъ; еще рано: васъ ожидаютъ въ полдень, слѣдовательно у васъ еще три часа свободныхъ. — Изъ этого ничего не слѣдуетъ, отвѣчалъ я, честные люди предупреждаютъ назначенный часъ. Впрочемъ, я и забылъ, что, болтая съ тобой, я самъ могу превратиться въ болтуна; кончай скорѣе брить меня».

«Чѣмъ больше я торопилъ его, тѣмъ медленнѣе онъ брилъ меня. Онъ положилъ бритву, посовѣтовался съ астролябіей, потомъ опить принялся за бритье».

Шехеразада замолчала, потому что наступилъ день. Во слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 141.

"Выбривъ меня до половины, продолжалъ хромой молодой человѣкъ, цирюльникъ положили бритву и, взявъ астролябію, вышелъ, чтобъ узнать на вѣрное, который часъ. «Господинъ, сказалъ онъ, возвратясь, я не ошибся, говоря вамъ, что до полудня осталось три часа; „знаю это вѣрно, или лгутъ всѣ астрономическія правила. — Праведное небо! вскричалъ я у меня больше не достаетъ терпѣнія“. Проклятый, несчастный цирюльникъ! ты вѣрно хочешь, чтобъ я бросился и задушилъ тебя! — Тише, господинъ, холодно отвѣчалъ цирюльникъ, не обращая вниманія на мой гнѣвъ, не горячитесь, вы можете опять заболѣть; я буду васъ сейчасъ брить». Онъ положилъ свою астролябію въ футляръ и, проведя бритвой но кожѣ, висѣвшей у его пояса, началъ брить меня, говоря: «Право, вы хорошо бы сдѣлали, еслибъ сказали мнѣ, какое у васъ есть дѣло, я могъ бы, вамъ дать полезный совѣтъ». Чтобъ удовлетворить его желаніе, я сказалъ, что меня ожидаютъ въ полдень пріятели, которые хотятъ угостить и отпраздновать мое выздоровленіе.

"Услыша объ угощеніи, цирюльникъ вскричалъ: «Да благословитъ васъ Богъ, въ настоящее время и на будущее! Я и забылъ совсѣмъ, что обѣщалъ угостить сегодня нѣсколькихъ знакомыхъ и ничего еще не приготовилъ. — Не безпокойся объ этомъ, замѣтилъ я, хотя я уѣду самъ, но кладовая моя не совсѣмъ пуста, и я отдаю въ твое распоряженіе все, что ты найдешь въ ней. Кромѣ того, я прикажу отпустить тебѣ, сколько хочешь, вина изъ моего погреба, а вино мое превосходно только прошу, окончи поскорѣе брить меня и помни, что если отецъ мой награждалъ тебя за разсужденія, то я награждаю за молчаніе».

"Но цирюльникъ не ограничился моимъ обѣщаніемъ. «Да вознаградитъ васъ небо, за эту милость, вскричалъ онъ, теперь мнѣ надо посмотрѣть скорѣе всю провизію; надо знать, достанетъ ли ее на обѣдъ. Я хочу хорошо угостить моихъ пріятелей. — У меня есть въ кладовой баранина, шесть каплуновъ, дюжина цыплятъ и еще довольно другихъ припасовъ». Я приказалъ привесть все это скорѣе и не забыть четыре кувшина вина. «Лотъ это прекрасно, возразилъ онъ. теперь недостаетъ только плодовъ, да еще чѣмъ приправить говядину». Я велѣлъ ему дать я это; онъ пересталъ брить меня и принялся разсматривать каждую вещь отдѣльно, и какъ это продолжалось цѣлые полчаса, то я опять потерялъ терпѣніе и сталъ бранить его, но все напрасно: палачъ мой не обращалъ никакого вниманія на брань. Впрочемъ, онъ принялся опять за бритву, по, спустя нѣсколько минутъ, остановился и сказалъ: «А вѣдь, я не думалъ, господинъ, чтобъ вы были такъ щедры; я вижу, что вы похожи на своего отца. Право, я ничѣмъ не заслужилъ вашихъ благодѣяній, о которыхъ буду вѣчно помнить; вѣдь, я только тѣмъ и живу, что даютъ мнѣ благородные люди, подобные вамъ; въ этомъ отношеніи я очень похожъ на банщика Занту, и на Сали, который продаетъ по улицамъ дурной вареный горохъ; на Салута, продавца бобовъ; на Акерша, продавца травъ: на Абу-Макареза, поливающаго улицы, и на Кассема, принадлежащаго къ стражѣ халифа. Всѣ эти люди незнакомы съ меланхоліей: они счастливѣе самихъ халифовъ всегда готовы попѣть и поплясать и у каждаго изъ нихъ есть свои особенныя пѣсни, которыми они забавляютъ жителей Багдада; по что мнѣ особенно въ нихъ нравится, такъ это то, что они не любятъ болтать, какъ и вашъ покорный слуга, имѣющій честь разговаривать съ вами въ сію минуту. Я, господинъ, сейчасъ протанцую и пропою вамъ пѣсенку Запту банщика; послушайте, какъ хорошо я подражаю ему». Шехеразада замолчала, ибо наступало утро. Она продолжала въ слѣдующую ночь:

НОЧЬ 142.

"Цирюльникъ, говорилъ хромой молодой человѣкъ, пропѣлъ пѣсню и протанцовалъ танецъ Занту. Несмотря на всѣ мои старанія прекратить его шутовство, онъ продолжалъ его до тѣхъ поръ, пока не перекопировалъ всѣхъ упомянутыхъ знакомыхъ. «Господинъ, сказалъ онъ, я позову непремѣнно къ себѣ этихъ честныхъ людей, и вы вѣрно не откажетесь присутствовать при пашемъ веселіи; право, это будетъ гораздо полезнѣе, чѣмъ задуманная вами прогулка, отъ которой, кто знаетъ, вы можетъ быть захвораете сильнѣе прежняго, а у меня вы проведете время очень пріятно, въ этомъ я увѣренъ».

"Не смотря на досаду, я не могъ не разсмѣяться. «Мнѣ жаль, что у меня есть сегодня важное дѣло, отвѣчалъ я, которое никакъ не не могу отложить до другаго времени, а то я непремѣнно воспользовался бы твоимъ приглашеніемъ и повеселился бы у тебя; въ свободное время мы устроимъ такую же пирушку. Кончай скорѣй брить меня, тебѣ пора домой, гости уже вѣрно заждались тебя. — Господинъ, возразилъ цирюльникъ, прошу васъ, сдѣлайте милость, будьте сегодня моимъ гостемъ. Увѣряю васъ, вы не только не соскучитесь въ обществѣ моихъ пріятелей, но и промѣняете на него своихъ друзей. — Объ этомъ нечего больше говорить, сказалъ я, мнѣ никакъ нельзя быть сегодня на твоемъ пиру».

"Мое кроткое обращеніе съ нимъ ни къ чему не послужило. «Если вы отказываетесь быть сегодня у меня, господинъ, началъ опять цирюльникъ въ такомъ случаѣ, я отнесу сейчасъ домой все подаренное вами мнѣ, велю приготовить какъ слѣдуетъ, и пусть пріятели мои веселятся безъ меня. Я вернусь къ вамъ и пойду за вами, куда бы вы ни пошли. Въ отношеніи васъ, я обязанъ быть вѣжливымъ. — О, небо! вскричалъ я, неужели я не избавлюсь сегодня отъ этого несноснаго человѣка. Ради Бога, оставь меня, ступай отсюда къ своимъ друзьямъ, пей съ ними, ѣшь, забавляйся, дѣлай все, что хочешь, только оставь меня въ покоѣ. И хочу идти одинъ и не нуждаюсь въ провожатомъ; притомъ, нужно признаться, что тебя не примутъ тамъ, куда я приглашенъ, тамъ желаютъ видѣть меня одного. — Вы шутите, господинъ, возразилъ онъ, если вы приглашены на пирушку къ товарищамъ, такъ чѣмъ же я могу помѣшать вашему веселью; напротивъ, въ кружкѣ молодежи всегда необходимъ такой человѣкъ, какъ я. человѣкъ, умѣющій посмѣшить и развлечь всю компанію. Да, впрочемъ, я уже рѣшилъ идти съ вами непремѣнно; пріятно будетъ это вамъ или нѣтъ, а я все таки пойду».

"Слова цирюльника, господа, поставили меня въ очень затруднительное положеніе. «Какъ мнѣ отдѣлаться отъ этого проклятаго человѣка? спрашивалъ я себя. Противорѣчить ему, значитъ, только продлить разговоръ». Услыша, въ это время, первый призывъ къ полуденной молитвѣ, я рѣшился не отвѣчать цирюльнику, какъ будто соглашаюсь съ нимъ по всемъ. Когда онъ окончилъ брить меня, я сказалъ: «Возьми съ собой кого нибудь изъ моихъ людей: они донесутъ тебѣ провизію, а я стану ожидать тебя, приходи».

"Послѣ его ухода, я началъ поспѣшно одѣваться, и, услышавъ послѣдній призывъ къ молитвѣ, вышелъ изъ дома; но какъ же былъ я огорченъ, когда, подойдя къ дверямъ дома кади и обернувшись назадъ, увидѣлъ на углу улицы злаго цирюльника. Выйдя отъ меня, онъ угадалъ мое намѣреніе и, не доходя до своего дома, остановился и велѣлъ, чтобъ мои слуги несли къ нему всю провизію, а самъ вернулся назадъ и, спрятавшись за уголъ, слѣдилъ за мной.

"Дверь кади была полуоткрыта; войдя въ нее, я увидѣлъ знакомую мнѣ старушку, которая, заперѣвъ за мной дверь, повела въ комнату любимой мною дѣвушки; только начали мы разговаривать, какъ вдругъ на улицѣ послышался шумъ. Молодая дѣвушка посмотрѣла въ окно и сквозь жалузи увидѣла возвращающагося домой отца. Я въ тоже время замѣтилъ цирюльника: онъ сидѣлъ на томъ самомъ мѣстѣ, на которомъ я въ первый разъ увидѣлъ дочь кади.

"Меня тревожило возвращеніе кади и присутствіе цирюльника, на скромность котораго я не могъ располагать. Молодая дѣвушка успокоила меня, говоря, что отецъ рѣдко приходитъ въ ея комнату, и что она, для избѣжанія нашей встрѣчи, придумала заранѣе, какъ меня тихонько вывести изъ своей комнаты.

"Прійдя домой, кади сталъ наказывать палками своего провинившагося слугу; услышавъ крики несчастнаго, цирюльникъ подумалъ, что это кой голосъ и что вѣрно со мной поступаютъ дурно. Увѣренный въ этомъ, онъ началъ страшно кричать, разорвалъ на себѣ платье, посыпалъ голову пепломъ и призвалъ на помощь сосѣдей; сосѣди скоро сбѣжались и, на вопросъ ихъ, чѣмъ они могутъ быть ему полезны, онъ отвѣчалъ: «Увы! тамъ рѣжутъ моего господина, моего покровителя»! Говоря это, онъ побѣжалъ ко мнѣ домой, привелъ съ собою моихъ слугъ, вооруженныхъ палками, и сталъ стучать въ дверь кади. Кадя выслалъ узнать, чего отъ него хотятъ; испуганный слуга скоро вернулся къ нему и увѣдомилъ, что десять тысячъ человѣкъ хотятъ силой войти въ его домъ и уже ломаютъ двери.

Кади самъ поспѣшилъ отворить дверь стучавшимъ и спросилъ ихъ, что имъ надо. Люди мои, не обращая вниманія на его почтенный видъ, дерзко закричали: «Проклятый кади, собака, что тебѣ сдѣлалъ нашъ господинъ, за что ты хочешь его зарѣзать? — Добрые люди, отвѣчалъ онъ, и не знаю вашего господина, и мнѣ не за что убивать его. Если вы мнѣ не вѣрите, то откройте дверь, войдите и ищите его сами. — Ты билъ его сейчасъ палками, сказалъ цирюльникъ; минуту тому назадъ, я слышалъ его крики. — Да, скажите, возразилъ кади, за какую вину я могъ бы наказывать вашего господина? Какъ могъ попасть онъ ко мнѣ, кто могъ его впустить? — Я не повѣрю тебѣ, злой кади, возразилъ цирюльникъ, и знаю, что говорю. „Дочь твоя любитъ нашего господина и назначила ему сегодня свиданіе, во время твоего отсутствія; тебя вѣрно кто нибудь объ этомъ увѣдомилъ, и, вернувшись домой, ты засталъ его у дочери и велѣлъ невольникамъ бить его палками; но это не пройдетъ тебѣ даромъ, халифъ непремѣнно будетъ знать о твоемъ злодѣяніи и накажетъ тебя. Освободи сейчасъ господина, или мы войдемъ сами къ тебѣ и уведемъ его. Если вы увѣрены въ томъ, что говорите, отвѣчалъ кади, то нечего много шумѣть, войдите ко мнѣ и ищите вашего господина“. Услыша это, цирюльникъ и люди мои, какъ бѣшеные, кинулись въ домъ кади и стали вездѣ искать меня».

Наступило утро, и Шехеразада замолчала. Хабріасъ всталъ, смѣясь надъ неумѣстнымъ усердіемъ цирюльника и интересуясь тѣмъ, что произойдетъ въ домѣ кади и по какому случаю молодой человѣкъ сдѣлается хромъ. На другой день, султанша удовлетворила его любопытство, она разсказывала ему:

НОЧЬ 143.

"Портной продолжалъ начатую исторію: "Государь, сказалъ онъ, молодой человѣкъ разсказывалъ дальніе: "Я не зналъ, что дѣлать, слыша слова цирюльника; мнѣ оставалось только спрятаться въ пустой сундукъ, что я и исполнилъ; крышка захлопнулась за мной. Въ эту минуту, цирюльникъ, обыскавъ уже весь домъ, вошелъ въ эту комнату. Подойдя къ сундуку, онъ открылъ его и, увидя меня тамъ, закрылъ крышку, поставилъ его себѣ на голову и унесъ. Сойдя быстро съ лѣстницы и пройдя дворъ, онъ подходилъ уже къ воротамъ, какъ вдругъ крышка сундука открылась, и я, не будучи въ состояніи вынесть насмѣшекъ собравшагося народа, поспѣшно выскочилъ изъ сундука и такъ не ловко, что сильно ушибъ себѣ ногу и съ тѣхъ поръ я сталъ хромать. Я не вдругъ почувствовалъ боль и побѣжалъ, желая, какъ можно скорѣе скрыться отъ преслѣдованія толпы и бросалъ направо и налѣво золотыя монеты; пока народъ поднималъ ихъ, я уходилъ отъ него дальше и дальше. Но и тутъ, проклятый цирюльникъ, замѣтивъ мою уловку, побѣжалъ за мной, громко крича: «Куда вы такъ бѣжите, господинъ, подождите меня! Еслибъ вы знали, какъ я огорчился, что злой кади поступилъ такъ жестоко съ вами, такимъ щедрымъ человѣкомъ, которому я и мои пріятели такъ много обязаны! Не говорилъ ли я вамъ, что вы подвергаете свою жизнь опасности изъ-за одного упрямства идти непремѣнно безъ меня. Котъ, что черезъ это съ вами случилось; хорошо еще, что я не послушалъ васъ и пошелъ за вами; иначе, что было-бы съ вами теперь? Куда-же вы идете, господинъ? подождите, пожалуйста, меня»!

"Такъ кричалъ на всю улицу несчастный цирюльникъ. Казалось, онъ былъ еще не доволенъ тѣмъ, что сдѣлалъ скандалъ въ кварталѣ кади, онъ хотѣлъ объявить о случившемся всему городу. Я готовъ былъ остановиться и подождать его для того только, чтобъ задушить, но это увеличило-бы мое неловкое положеніе. Видя, что на его крикъ сбирается народъ и на меня съ любопытствомъ смотрятъ изъ всѣхъ дверей и оконъ, мимо которыхъ мы бѣжали, я вошелъ въ магазинъ, сторожъ котораго былъ мнѣ знакомъ. Встрѣтясь съ нимъ въ дверяхъ, я просилъ его не впускать за мной цирюльника. Онъ исполнилъ мою просьбу, хотя это стоило ему много труда, такъ какъ упрямый цирюльникъ употреблялъ всѣ силы, чтобъ войдти въ магазинъ. Наконецъ, онъ ушелъ, браня сторожа и разсказывая каждому, кто попадался ему на дорогѣ, объ услугѣ, которую хотѣлъ оказать мнѣ.

«Когда я отдѣлался отъ несноснаго цирюльника, сторожъ спросилъ меня, что со мной случилось. Я разсказалъ ему все и просилъ дать мнѣ комнату, въ которой могъ-бы пробыть до выздоровленія. — Не лучше ли вамъ вернуться къ себѣ? замѣтилъ сторожъ, у васъ гораздо удобнѣе. — Ни за что, отвѣчалъ я, ко мнѣ вѣрно туда придетъ опять цирюльникъ и станетъ надоѣдать. Мнѣ кажется, я не перенесу теперь его постояннаго присутствія. Притомъ, послѣ сегодняшняго приключенія, мнѣ нужно уѣхать изъ этого города». Выздоровѣвъ, я выѣхалъ изъ города, взявъ съ собой деньги, а остальное имѣніе отдалъ роднымъ.

«И вотъ, господа, я пріѣхалъ сюда, въ полной увѣренности, что не встрѣчусь больше съ ужаснымъ цирюльникомъ. Не сердитесь-же, если я ухожу отсюда, увидя его между вами. Вы, вѣрно, поймете, какъ тяжело мнѣ видѣть человѣка, черезъ котораго я долженъ быль оставить моихъ родныхъ, друзей, отечество». Сказавъ это, молодой человѣкъ вышелъ. Хозяинъ проводилъ его до крыльца, извиняясь, что былъ невольною причиной неудовольствія.

"Послѣ ухода молодаго человѣка, мы нѣсколько времени молчали отъ удивленія, потомъ обратились къ цирюльнику, стоявшему все время съ опущенною головой, и сказали ему: «Если все, что говорилъ этотъ молодой человѣкъ, правда, то ты, въ самомъ дѣлѣ, виноватъ. — Все, что говорилъ вамъ, господа, этотъ молодой человѣкъ, отвѣчалъ цирюльникъ, правда; вы могли понять это изъ моего молчанія. Но, чтобъ не думалъ онъ обо мнѣ, я не могъ; поступать иначе, посудите сами: не подвергалъ ли онъ себя опасности и не я ли избавилъ его отъ нея? Хорошо еще, что онъ такъ счастливо отдѣлался. Я самъ могъ попасться, когда выносилъ его оттуда, думая, что его хотѣли убить. Имѣетъ ли онъ право, послѣ этого, жаловаться на меня? Вотъ, что значитъ дѣлать добро неблагодарнымъ людямъ! Онъ называетъ меня болтуномъ: это страшная несправедливость. Я болтаю меньше всѣхъ моихъ братьевъ и умнѣй ихъ всѣхъ. Чтобы увѣрить васъ въ этомъ, господа, я разскажу вамъ свою жизнь. Удостойте меня вашего вниманія».

Исторія цирюльника.

«Въ царствованіе Мостанзера Бидлаха, началъ онъ, халифа, извѣстнаго своею щедростью, появились въ окрестностяхъ Багдада десять воровъ и начали грабить и умерщвлять проѣзжихъ. Узнавъ объ этомъ, халифъ, за нѣсколько дней до праздника Байрама, призвалъ начальника полиціи и приказалъ ему схватить и привесть воровъ, прибавя, что, въ противномъ случаѣ, онъ будетъ лишенъ жизни».

Шехеразада замолчала, потому что разсвѣло; она продолжала въ слѣдующую ночь:

НОЧЬ 144.

"Полицейскій судья, продолжалъ цирюльникъ, собралъ чуть не цѣлое войско для поисковъ, и, въ самый день Байрама, всѣ воры были пойманы. Я, въ это время, прогуливался но берегу Тигра; увидя десять богато одѣтыхъ господъ, садящихся въ лодку, подумалъ, что они вѣрно ѣдутъ кататься и сѣлъ съ ними. На стражу я не обратилъ вниманія, а потому и не догадался, что это были воры. Надѣясь, что они примутъ меня въ свою компанію на праздникѣ, я поѣхалъ съ ними, не говоря ни слова; переправясь черезъ Тиргъ, мы остановились противъ дворца халифа. Тогда только я замѣтиль свою ошибку, но было уже поздно; насъ всѣхъ передали другой стражѣ и связавъ повели къ халифу. Я молчалъ, будучи увѣренъ, что слова и сопротивленіе ни къ чему не послужатъ, и боясь навлечь на себя побои стражи, которая но обыкновенію очень груба. Да и какъ могли меня не принять за вора, когда я пріѣхалъ въ одной лодкѣ съ ними.

"Увидя насъ, халифъ велѣлъ отрубить головы всѣмъ десяти ворамъ. Палачъ поставилъ насъ въ рядъ и отрубилъ всѣмъ головы; я стоялъ, но счастью послѣднимъ; когда очередь дошла до меня, онъ остановился. «Что же ты не рубишь головы десятому? вскричалъ въ гнѣвѣ халифъ, развѣ ты не слышалъ моего приказанія? — Слышалъ и исполнилъ его, государь, вотъ всѣ десять головъ». Сосчитавъ отрубленныя головы, халифъ съ удивленіемъ посмотрѣлъ на меня и, не найдя меня похожимъ на разбойника, спросилъ: «Какимъ образомъ попалъ ты, старикъ, въ шайку этихъ воровъ, заслуживающихъ тысячу смертей. — Я скажу, государь, отвѣчалъ я, всю истину: прогуливаясь сегодня но берегу Тигра, я увидѣлъ этихъ воровъ, которыхъ ты справедливо наказалъ сейчасъ, и, принявъ ихъ за людей, отправляющихся праздновать священный день Байрама, поѣхалъ съ ними».

"Халифъ разсмѣялся, выслушавъ мой разсказъ, и удивлялся моей скромности и молчаливости, а хромой молодой человѣкъ упрекалъ меня въ болтливости. «Повелитель правовѣрныхъ, сказалъ я, молчаливость — мое отличительное свойство, за него я даже получилъ названіе молчаливаго. Этимъ названіемъ меня отличаютъ отъ моихъ братьевъ, и оно составляетъ все мое счастье, всю мою славу».

«Очень радъ, отвѣчалъ улыбаясь халифъ, что ты вполнѣ оправдываешь данное тебѣ прозваніе. Но, скажи мнѣ, что за люди твои братья, и похожи ли они на тебя? — Характеромъ нисколько, возразилъ я, они страшные болтуны; наружностью еще менѣе: первый изъ нихъ, горбатъ; второй безъ переднихъ зубовъ; третій кривъ; четвертый слѣпъ; пятый съ обрѣзанными ушами, а шестой съ разсѣченными губами. Еслибъ, Ваше Величество, сдѣлали мнѣ честь выслушали бы ихъ исторіи, то вполнѣ узнали бы и ихъ характеры». Халифъ, казалось, не былъ противъ моего предложенія, а потому; не дожидаясь его отвѣта, и началъ разсказывать.

Исторія старшаго брата цирюльника.

«Государь, сказалъ я, старшій братъ мой, Бакбукъ, горбатый, былъ портнымъ. Окончивъ ученье, онъ завелъ лавку противъ мельницы; сначала работа его шла очень плохо. Мельникъ, напротивъ, не могъ пожаловаться на судьбу, онъ былъ доволенъ, и, кромѣ того, имѣлъ красавицу жену. Разъ, братъ мой, сидя за работой въ лавкѣ, увидѣлъ мельничиху, которая глядѣла въ окно. Братъ мой пришелъ отъ нея въ восхищеніе. Но мельничиха, не обративъ на него вниманія, заперла окно и не подходила къ нему весь день. Между тѣмъ, бѣдный портной поминутно подымалъ голову и взглядывалъ на окно мельницы; онъ нѣсколько разъ укололъ себѣ палецъ и работа его шла дурно; наконецъ, когда настало время запереть лавку, онъ долго медлилъ, надѣясь еще разъ увидѣть мельничиху. Ожиданіе его было напрасно, мельничиха не подходила больше къ окну. Придя къ себѣ, онъ легъ очень печальный и не спалъ всю ночь. Вставъ чуть свѣтъ, онъ поспѣшилъ въ лавку, надѣясь увидѣть мельничиху, но и въ этотъ день она только на минуту подошла къ своему окну. Эта минута рѣшила участь брата: онъ окончательно влюбился въ мельничиху. На третій день, братъ быль еще счастливѣе: мельничиха случайно взглянула на него и прочитала во взглядѣ чувство, наполнившее его сердце».

Наступало утро, и Шехеразада замолчала. Въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 145.

Государь, цирюльникъ продолжалъ такъ: "Повелитель правовѣрныхъ, говорилъ онъ, обращаясь къ халифу Мостанзеру Бидлаху, мельничиха не только не разсердилась, догадавшись о любви къ ней моего старшаго брата, но даже порадовалась ей, какъ новому развлеченію, и улыбнулась; восторгъ его показался ей такъ забавенъ, что она поспѣшила захлопнуть окно, боясь, чтобъ онъ не услышалъ ея громкаго смѣха, отъ котораго мельничиха не могла удержаться. Братъ мой истолковалъ иначе ея поступокъ и увѣрилъ себя, что мельничиха также неравнодушна. къ нему.

"Рѣшась подурачить его, мельничиха достала кусокъ хорошей матеріи, изъ которой хотѣла сдѣлать себѣ платье, и, завернувъ ее въ дорогой шитый шелками платокъ, отослала съ маленькой служанкой къ портному. Отдавая ему матерію, служанка сказала, что хозяйка ея кланяется ему и проситъ сшить ей платье, такимъ же Фасономъ, какимъ сшито присланное съ матеріей. «Хозяйка моя, прибавила служанка, часто шьетъ себѣ обновы, и если ты угодишь ей въ этотъ разъ, то она станетъ постоянно давать тебѣ работу».

Братъ мой окончательно повѣрилъ въ любовь мельничихи и думалъ, что она прислала эту работу для того только, чтобы дать ему понять, что угадала его чувства и вполнѣ раздѣляетъ ихъ. Съ этой мыслью, онъ поручилъ служанкѣ передать мельничихѣ, что готовъ все оставить для шитья ея платья, и что оно будетъ готово на другой день утромъ. Въ самомъ дѣлѣ, онъ работалъ такъ прилежно, что платье было окончено въ тотъ же день.

"На другой день, служанка мельничихи пришла за нимъ. Оно было уже сложено и братъ мой, отдавая его, сказалъ: «Я постарался угодить твоей хозяйкѣ и желалъ бы, чтобъ она никому, кромѣ меня, не заказывала шить себѣ платье». Служанка пошла было изъ лавки, но вернулась и тихо сказала: «Да! я и позабыла было передать тебѣ порученіе своей хозяйки: она тебѣ кланяется и спрашиваетъ, хорошо-ли ты спалъ эту ночь? Она же, напротивъ, не могла уснуть ни на минуту, потому что сильно полюбила тебя». Глупый братъ мой отвѣчалъ съ восторгомъ: «Скажи ей, что и я не спалъ уже четыре ночи и также страстно люблю ее». Служанка ушла; братъ мой не помнилъ себя отъ радости: онъ былъ увѣренъ, что ему осталось не долго томиться ожиданіемъ.

«Спустя четверть часа, маленькая служанка опять вошла въ лавку брата и, сказавъ, что хозяйка ея очень довольна сдѣланнымъ имъ платьемъ, проситъ его сшить ей еще шальвары и надѣется, что онъ сдѣлаетъ это скоро. Братъ отвѣчалъ, что примется сейчасъ за работу и, не сходя съ мѣста, сошьетъ ихъ. Во время его работы, мельничиха нѣсколько разъ подходила къ своему окну и позволяла брату любоваться собой. Когда шальвары были готовы, служанка пришла за ними, но не принесла денегъ ни за работу, ни за прикладъ, на который Бакбукъ истратилъ свои. А между тѣмъ, несчастный влюбленный не ѣлъ въ продолженіи всего дня, и для того, чтобъ поужинать, занялъ у другихъ нѣсколько монетъ; онъ не подозрѣвалъ, что мельничиха смѣется надъ нимъ. На другой день, къ нему опять пришла служанка мельничихи и сказала, что ея хозяинъ, которому жена расхвалила его, хочетъ повидаться съ нимъ и заказать что-то. „Хозяйка нарочно говорила о тебѣ мужу; познакомясь съ нимъ, ты можешь скорѣе сойтись съ ней ближе“, прибавила она. Братъ повѣрилъ этому и весело отправился къ. мельнику, который, въ самомъ дѣлѣ, принялъ его ласково и, показывая ему кусокъ полотна, просилъ сшить двадцать сорочекъ, а что останется, принесть назадъ».

Замѣтивъ разсвѣтъ, Шехеразада замолчала; но въ слѣдующую ночь она опять начала разсказывать:

НОЧЬ 146.

Мой братъ, продолжалъ цирюльникъ, просидѣлъ надъ этой работой дней пять или шесть. Взявъ отъ него сорочки, мельникъ заказалъ ему сшить двадцать шальваръ. Окончивъ, Бакбукъ отнесъ ихъ къ мельнику и на вопросъ, сколько слѣдуетъ заплатить за работу, отвѣчалъ, что за все съ него довольно будетъ двадцати серебряныхъ драхмъ. Мельникъ приказалъ маленькой невольницѣ принесть вѣсы, чтобъ свѣсить деньги. Исполняя порученіе хозяина, она такъ сердито взглянула на Бакбука, что онъ, боясь испортить дѣло съ женою мельника, отказался отъ платы, тогда какъ покупалъ нитки для шитья на занятыя деньги.

Выйдя отъ мельника, онъ пошелъ ко мнѣ и просилъ денегъ на хлѣбъ, говоря, что ничего не получилъ за работу. Я далъ ему нѣсколько мѣдныхъ монетъ, на которыя онъ питался, впродолженіе нѣсколькихъ дней; кромѣ вареной говядины, онъ ничего не ѣлъ.

«Разъ Бакбукъ зашелъ къ мельнику. занимавшемуся работой. Мельникъ, думая, что онъ пришелъ за деньгами, вынулъ кошелекъ, но братъ мой въ эту минуту замѣтилъ, что маленькая невольница показываетъ ему знаками не брать денегъ, и отказался, сказавъ мельнику, что зашелъ узнать только о его здоровы». Мельникъ поблагодарилъ его за вниманіе и просилъ сшить ему нижнее платье. Бакбукъ принесъ его на другой день и, когда хотѣлъ взить за шитье деньги, маленькая служанка опять посмотрѣла на него. «Добрый сосѣдъ, сказалъ онъ, не безпокойся, мы сочтемся въ другой разъ». И бѣдный глупецъ вышелъ отъ мельника, влюбленный, голодный и безъ гроша денегъ.

"Мельничиха была зла и скупа; она не ограничилась тѣмъ, что братъ мой даромъ работалъ на нихъ, и подговорила мужа отмстить ему за любовь къ ней еще другимъ образомъ. Мельникъ пригласилъ Бакбука ужинать; угостивъ его довольно плохо, онъ предложилъ ему остаться ночевать у себя, на мельницѣ. Проводивъ его до постели, онъ пошелъ къ женѣ. Въ полночь мельникъ разбудилъ моего брата и сказалъ, что лошадь его захворала, а нужно смолоть еще довольно ржи; поэтому, не сдѣлаетъ-ли братъ ему удовольствіе заступить на время мѣсто лошади. Бакбукъ, желая угодить мельнику, согласился на его предложеніе и просилъ указать только, что нужно дѣлать. Мельникъ перевязалъ его поперегъ тѣла, чтобъ ему лучше было вертѣть колесо, и, сильно ударивъ кнутомъ, сказалъ: «Ступай, сосѣдъ, ступай! — Зачѣмъ ты бьешь меня? спросилъ его братъ. — Чтобъ ты шелъ лучше; моя лошадь нейдетъ, если я не бью ее». Бакбукъ удивился такому обращенію сосѣда, но промолчалъ. Сдѣлавъ пять или шесть прутовъ, онъ хотѣлъ отдохнуть и остановился. Тогда мельникъ ударилъ его кнутомъ разъ двѣнадцать, приговаривая: «Смѣлый, сосѣдъ, не останавливайся, пожалуйста; нужно идти безъ отдыха, а то испортится мука».

Разсвѣло и Шехеразада замолчала. На слѣдующій день она разсказывала слѣдующее:

НОЧЬ 147.

«Мельникъ заставилъ моего брата вертѣть мельницу до разсвѣта и потомъ ушелъ къ женѣ, не отвязавъ его. Немного погодя, пришла маленькая служанка и отвязала его. Ахъ! какъ моя госпожа и я жалѣли о тебѣ, вскричала коварная дѣвчонка; не думай, пожалуйста, что мы знали о жестокій! шуткѣ господина». Бакбукъ до того усталъ и такъ былъ избитъ, что, не отвѣчая ни слова, вышелъ отъ мельника и, придя домой, далъ себѣ обѣщаніе никогда больше не думать объ его женѣ.

"Разсказъ мой, продолжалъ цирюльникъ, разсмѣшилъ халифа и онъ сказалъ мнѣ: «Теперь ты можешь идти домой, и чтобъ утѣшить тебя въ томъ, что ты не попалъ на угощеніе десяти господъ, съ которыми пріѣхалъ сюда, я пришлю тебѣ кое-что. — Повелитель правовѣрныхъ, возразилъ я, умоляю, Ваше Величество, не давать мнѣ ничего до тѣхъ поръ, пока я не разскажу исторіи всѣхъ моихъ братьевъ». Принявъ молчаніе халифа за согласіе, я началъ:

Исторія втораго брага цирюльника.

"Второй братъ мой, Бакбарахъ, беззубый, шелъ разъ въ отдаленной улицѣ города и встрѣтилъ старуху. Она просила его на минуту остановиться и на вопросъ брата, что ей надобно, отвѣчала: «Если тебѣ есть время, слѣдуй за мной, я поведу тебя въ великолѣпный дворецъ, гдѣ приметъ насъ такая красавица, какой ты еще не видывалъ. Она будетъ рада тебѣ и угоститъ прекраснымъ затракомъ и отличнымъ виномъ. Больше я не могу тебѣ ничего сказать. — Правду ли говоришь ты? спросилъ Бакбарахъ. — Я не лгу, отвѣчала старуха, и предлагаю только то, что есть на самомъ дѣлѣ, но, требую отъ тебя слѣдующее: ты долженъ вести себя умно, любезно и больше молчать». Братъ мой обѣщалъ исполнить эти условія и пошелъ за старухой. Она привела его въ великолѣпный дворецъ, наполненный придворными и служителями; нѣкоторые изъ нихъ не хотѣли пропустить Бакбараха, но, по приказанію старухи, позволяли ему идти дальше. Между тѣмъ, она напомнила ему, что красавица, къ которой онъ идетъ, не любитъ болтливости и ей не нравится, когда ее перебиваютъ въ разговорѣ. «Если она будетъ тобой довольна въ этомъ отношеніи, прибавила старуха, то сдѣлаетъ для тебя все». Бакбарахъ поблагодарилъ ее за совѣтъ и обѣщалъ непремѣнно воспользоваться имъ. Она ввела его въ прекрасную комнату, великолѣпно убранную и окруженную галлереей; посреди былъ чудесный садъ. Старуха предложила ему сѣсть на софу, въ ожиданіи молодой женщины, которую она извѣстила о его приходѣ.

"Видя въ первый разъ такую роскошь, братъ мой сталъ разсматривать окружающія его рѣдкости, и радовался, что все это принадлежитъ той, которая полюбила его. Споро ему послышался шумъ, и онъ увидѣлъ веселую толпу невольницъ, приближавшуюся къ нему со смѣхомъ; посреди ихъ была прелестная молодая женщина, съ которой всѣ они обращались почтительно. Бакбарахъ, неожидавшій видѣть красавицу съ цѣлою свитой, былъ очень удивленъ. Подойдя къ нему ближе, веселая толпа перестала смѣяться, и братъ мой низко поклонился ихъ госпожѣ. Она сѣла на софу и пригласила его послѣдовать ея примѣру. «Я очень рада видѣть васъ, проговорила она смѣясь, и желаю вамъ исполненія всѣхъ желаній. — Госпожа, отвѣчалъ Бакбарахъ, я ничего не желаю больше, какъ имѣть честь быть въ вашемъ обществѣ. и это желаніе уже исполнено. — Ты, должно быть, веселаго характера, возразила она, а потому, вѣрно, не откажешься провесть съ нами время».

"Красавица приказала подать угощеніе и сѣла съ невольницами и моимъ братомъ за столъ, уставленный фруктами и винами. Замѣтивъ, что сидѣвшій противъ нея Бакбарахъ не имѣетъ переднихъ зубовъ, она потихоньку сказала объ этомъ своимъ невольницамъ; послѣднія принялись громко смѣяться. Бакбарахъ приписывалъ этотъ смѣхъ ея радости при свиданіи съ нимъ и надѣялся, что она скоро отошлетъ всѣхъ и останется съ нимъ на-единѣ. Красавица угадала его мысли и, чтобъ подурачить его, была съ нимъ очень привѣтлива и сама угощала всѣмъ, лучшимъ на столѣ.

«Когда всѣ встали изъ-за стола, десять невольницъ взяли музыкальные инструменты и начали играть и пѣть, остальныя стали танцовать; къ нимъ присоединилась красавица и братъ мой. Отдыхая отъ танцевъ, молодая женщина налила себѣ стаканъ вина, и изъ ея взгляда Бакбарахъ понялъ, что она пьетъ за его здоровье. Онъ всталъ, въ знакъ безмолвной благодарности. Выпивъ вино, она приказала опять наполнить стаканъ и сама подала его брату».

Шехеразада, замѣтя разсвѣтъ, замолчала. Въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 148

Государь, цирюльникъ продолжалъ исторію Бакбараха: "Братъ мой, взявъ стаканъ отъ молодой женщины и поцѣловавъ ей руку, выпилъ вино стоя, благодаря ее за вниманіе; потомъ, красавица сѣла на софу и, посадивъ его съ собой рядомъ, начала его ласкать; обвивъ рукой его шею, она трепала его нѣжно по щекѣ. Братъ мой чувствовалъ себя совершенно счастливымъ и хотѣлъ бы отвѣчать на ея ласки, но боялся позволить себѣ это въ присутствіи невольницъ, которыя смѣялись, смотря на ласки своей госпожи. Продолжая трепать его по щекѣ, молодая женщина вдругъ дала ему довольно чувствительную пощечину. Оскорбленный этою грубой шуткой, Бакбарахъ всталъ и хотѣлъ выйдти изъ комнаты, но, встрѣтивъ взглядъ старухи, вспомнилъ ея совѣтъ быть снисходительнымъ, и остался. Чтобъ поправимъ свою ошибку, онъ вернулся къ красавицѣ съ веселымъ видомъ. Она привлекла его къ себѣ за руку и опять начала шутить; скоро къ ней присоединились невольницы и, желая доставить удовольствіе госпожѣ, начали возиться вокругъ моего брата: кто дергалъ его за уши, кто давалъ сильные щелчки въ носъ, кто дралъ за уши, давалъ пощечины, которыя вовсе не походили на нѣжности.. Братъ мой переносилъ все съ удивительнымъ терпѣніемъ и даже старался казаться веселымъ; поглядывая съ принужденною улыбкой на старуху, онъ благодарилъ ее даже за удовольствіе, испытываемое имъ въ присутствіи такой доброй и очаровательной госпожи. «Если ты будешь вести себя такъ все время, то останешься еще больше благодаренъ мнѣ». Въ это время красавица, обращаясь къ брату, сказала: «Ты славный человѣкъ, и я вполнѣ довольна твоею кротостью и поведеніемъ; наши характеры сходны. — Я не принадлежу больше себѣ, отвѣчалъ восхищенный ея похвалою братъ мой; я весь твой, располагай мной. — Какъ ты добръ и покоренъ, отвѣчала она, я очень довольна тобой и хочу, чтобъ ты былъ доволенъ мной. Принесите ему, продолжала она, розовой воды и духовъ». Двѣ невольницы вышли и вернулись съ серебряною курильницей, наполненной самымъ лучшимъ алоэ, и окурили Бакбараха; потомъ облили ему лицо и руки розовою водой. Онъ не помнилъ себя отъ удовольствія.

«Затѣмъ, молодая женщина приказала невольницамъ продолжать прерванный концертъ, а одной изъ нихъ увести съ собой Бакбараха, поступить съ нимъ, какъ ей уже сказано, и потомъ привесть его назадъ. Услыша это, Бакбарахъ быстро всталъ и, подойдя къ старухѣ, спросилъ ее, что съ нимъ намѣрены теперь дѣлать — Нашей госпожѣ, отвѣчала она тихо, хочется видѣть, каковъ ты будешь переодѣтый въ женщину. Тебѣ выкрасятъ брови, обрѣютъ усы и надѣнутъ женское платье. — Я, пожалуй, согласенъ переодѣться и выкрасить брови, отвѣчалъ брать мой; брови я могу потомъ вымыть, по усы ни за что не обрѣю; посуди сама, какъ могу я остаться безъ нихъ? — Не совѣтую противорѣчить моей госпожѣ, ты этимъ испортишь все дѣло, которое идетъ теперь, какъ нельзя лучше. Ты любимъ, тебя ожидаетъ счастье; неужели откажешься изъ-за своихъ усовъ отъ обѣщаннаго наслажденія». Бакбарахъ согласился на убѣжденіе старухи и, не говоря ни слова, пошелъ за невольницей, позволилъ переодѣть себя, выкрасить брови и даже обрить усы; но когда дѣло дошло до бороды, то сказалъ, что ни за что не рѣшится сбрить ее Невольница отвѣчала ему, что въ такомъ случаѣ онъ напрасно позволилъ себѣ сбрить усы, потому что женщины не бываютъ съ бородой, и, слѣдовательно, ему нельзя переодѣться. «Я удивляюсь прибавила она, какъ тебѣ хочется думать о бородѣ, когда отъ нея зависитъ счастье твоей жизни». Съ своей стороны, старуха начала его уговаривать, описала гнѣвъ красавицы, когда она узнаетъ о его неповиновеніи, и кончила тѣмъ, что Бакбарахъ позволилъ сбрить себѣ бороду.

"Когда онъ, переодѣтый въ женщину, вошелъ въ залъ, красавица такъ расхохоталась, что упала на софу. Невольницы окружили его съ хохотомъ, и Бакбарахъ еще не пришелъ въ себя отъ этой неожиданной встрѣчи, какъ молодая женщина, переставъ смѣяться, просила его протанцовать въ этомъ нарядѣ и доказать ей тѣмъ свою любовь. Онъ нови нова лея и всѣ женщины, хохоча какъ сумасшедшія, начали танцовать съ нимъ, а потомъ бросились на несчастнаго и принялись такъ бить его но лицу, по спинѣ, руками и ногами, что онъ наконецъ упалъ. Старуха помогла ему встать и, чтобъ онъ не сердился, шепнула на ухо: «Утѣшься, твое счастье близко, тебя больше не станутъ мучить».

Разсвѣло, и Шехеразада замолчала. Въ слѣдующую ночь, она продолжала исторію брата цирюльника:

НОЧЬ 149.

"Старуха, говорилъ цирюльникъ, шептала Бакбараху: «Теперь тебѣ остается исполнить еще маленькую прихоть моей госпожи. Когда она выпьетъ немного, то позволяетъ любимому человѣку подойти къ себѣ не иначе, какъ безъ верхняго платья. Въ такомъ состояніи онъ долженъ догнать ее. Согласна, что это маленькая странность, но ты такъ легокъ, что скоро поймаешь ее. Раздѣвайся безъ церемоніи».

"Мой братъ зашелъ слишкомъ далеко, чтобы отказаться. Онъ раздѣлся; красавица также осталась въ короткой юбочкѣ и стала въ двадцати шагахъ отъ него. Они побѣжали, сопровождаемые общимъ смѣхомъ и хлопаньемъ въ ладоши. Красавица бѣжала съ изумительною скоростью; Бакбарахъ слѣдовалъ за ней. Обѣжавъ три раза галлерею, она вступила въ длинную темную аллею и спаслась отъ его преслѣдованія, повернувъ куда-то. Потерявъ ее изъ вида, Бакбарахъ сталъ тихонько пробираться но аллеѣ къ свѣту; наконецъ онъ увидѣлъ калитку, которая тотчасъ захлопнулась, какъ только онъ вышелъ. Бакбарахъ очутился въ улицѣ кожевниковъ. Увидя его въ рубашкѣ, съ раскрашенными бровями, обритыми усами и бородой, кожевники окружили его, хлопая въ ладоши и свистя, и начали бить его кожами. Потомъ, посадивъ на встрѣтившагося осла, повезли но улицамъ.

"Къ довершенію несчастія, Какбараха повезли мимо дома полицейскаго судьи; послѣдній выслалъ узнать причину суматохи. Кожевники разсказали, что братъ мой выбѣжалъ, почти нагой, на ихъ улицу изъ калитки сада, принадлежащаго женщинамъ великаго визиря.

На это бѣдному моему брату досталось сто палочныхъ ударовъ но пятамъ и запрещено жить въ этомъ городѣ.

«Вотъ, повелитель правовѣрныхъ, сказалъ я халифу Мостанзеру Биллаху, приключеніе моего втораго брата. Онъ и не подозрѣвалъ, что женщины высшаго круга часто забавляются надъ неопытными молодыми людьми, попадающими въ ихъ западню».

Разсвѣло и Шехеразада замолчала. Въ слѣдующую ночь, она опять начала разсказывать:

НОЧЬ 150.

Государь, разсказавъ исторію втораго брата, цирюльникъ перешелъ къ исторіи третьяго.

Исторія третьяго брата цирюльника.

«Повелитель правовѣрныхъ, сказалъ онъ халифу, третій брать мой, Бакбакъ, былъ слѣпъ и, дойдя до нищеты, ходилъ по домамъ просить милостыню. Онъ такъ привыкъ къ городскимъ улицамъ, что не нуждался въ проводникѣ. У него была привычка: постучась къ кому нибудь въ дверь, не отвѣчать до тѣхъ поръ, пока ему не отворятъ. Разъ, онъ постучалъ въ одинъ домъ; „кто тамъ“? спросилъ хозяинъ. Не отвѣчая на вопросъ, братъ постучалъ въ другой разъ. Хозяинъ дома вышелъ и спросилъ, что ему надобно. „Подайте что нибудь, ради Бога“, отвѣчалъ Бакбакъ. — Ты, кажется, слѣпъ? спросилъ хозяинъ. — Да, отвѣчалъ братъ. — Дай руку», продолжалъ хозяинъ. — Когда Бакбакъ, думая, что онъ дастъ ему въ руку денегъ, протянулъ ее, тотъ повелъ его на верхъ. «Вѣрно, онъ покормитъ меня», подумалъ братъ; это не рѣдко случало ь съ нимъ. Приведя его въ комнату, холинъ сѣлъ и спросилъ его опять, что ему надо. «И уже сказалъ, что пришелъ за милостыней, отвѣчалъ Бакбакъ. — Добрый слѣпецъ, возразилъ хозяинъ, я могу только пожелать, чтобъ Богъ возвратилъ тебѣ скорѣе зрѣніе. — Вы могли-бы пожелать мнѣ это и внизу, замѣтилъ братъ; я не всходилъ-бы напрасно на лѣстницу. — А. зачѣмъ ты безпокоишь другихъ, заставляя отворять тебѣ дверь и не отвѣчаешь, когда тебя спрашиваютъ? — Чего-же вы отъ меня хотите? спросилъ братъ. — Ничего, я сказалъ уже, что мнѣ нечего дать тебѣ. — Такъ, помогите мнѣ, покрайней мѣрѣ, сойти съ лѣстницы, возразилъ Бакбакъ. — Она передъ тобой, отвѣчалъ хозяинъ, сходи самъ, какъ знаешь». Братъ мой сталъ сходить съ.лѣстницы, но на серединѣ поскользнулся и упалъ внизъ, при чемъ очень ушибъ голову и спину. Вставъ съ трудомъ, онъ пошелъ, браня хозяина, смѣявшагося надъ его паденіемъ.

"На улицѣ, онъ встрѣтилъ двухъ слѣпыхъ; они узнали его по голосу и спросили, что съ нимъ случилось. Разсказавъ имъ свое приключеніе, братъ мой умолялъ ихъ проводить его домой, и такъ какъ онъ не успѣлъ еще ничего собрать, то взять изъ ихъ обшей суммы на ужинъ. Они согласились и всѣ трое отправились къ нему.

"Нужно замѣтить, что хозяинъ дома, гдѣ случилось съ Байбакомъ несчастіе, былъ злой и ловкій воръ. Подслушавъ разговоръ слѣпыхъ, онъ вышелъ изъ дома и отправился за ними на квартиру брата, который жилъ въ бѣдномъ и ветхомъ домѣ. Когда слѣпцы сѣли, Бакбакъ сказалъ: «Братья, нужно запереть дверь и посмотрѣть, нѣтъ-ли кого здѣсь посторонняго». Воръ смутился отъ этихъ словъ, по, увидѣвъ прикрѣпленную къ потолку веревку, схватился за нее и поднялся на воздухъ; въ этомъ положеніи, онъ пробылъ до тѣхъ поръ, пока слѣпцы, заперѣвъ дверь и ощупавъ палкой всѣ углы комнаты, не вернулись на прежнее мѣсто. «Братья, сказалъ тогда Бакбакъ, такъ какъ вы сдѣлали меня хранителемъ собираемой нами суммы, то я докажу вамъ, что не обманулъ вашей довѣренности. Мы насчитали въ прошлый разъ десять тысячь драхмъ и положили ихъ въ десяти мѣшкахъ. Я не истратилъ изъ этой суммы ни гроша и покажу вамъ ее сейчасъ». Говоря это, онъ засунулъ руку подъ валявшееся тряпье и досталъ оттуда десять мѣшковъ. «Вотъ они, проговорилъ онъ; вы можете судить по тяжести, что деньги всѣ тутъ; впрочемъ, если хотите, мы пересчитаемъ ихъ». Товарищи его отвѣчали, что вѣрятъ ему на слово, и всѣ трое вынули изъ одного мѣшка по десяти драхмъ.

«Братъ мой положилъ мѣшки опять подъ тряпье, а одинъ изъ его товарищей сказалъ, что тратить денегъ на ужинъ не надо, потому что въ его сумкѣ есть довольно съѣстнаго. Онъ вынулъ изъ нея и положилъ на столъ хлѣбъ, сыръ и нѣсколько фруктовъ; всѣ начали ѣсть. Норъ, сидѣвшій но правую руку моего брата, выбиралъ себѣ все лучшее и тоже ужиналъ. Бакбакъ услышалъ его чавканье и, поймавъ вора: за руку, бросился на него съ кулаками, крича: „Мы пропали, здѣсь былъ чужой. Воры! воры“! Двое другихъ слѣпцовъ также кинулись бить вора, но тотъ будучи силенъ и ловокъ, хорошо ладилъ со всѣми. Онъ билъ то одного, то другаго, то третьяго, и громче ихъ звалъ на помощь. Сосѣди сбѣжались на ихъ крикъ, выломали дверь и съ трудомъ ровняли дравшихся. При входѣ сосѣдей, воръ закрылъ глаза и притворился слѣпымъ. „За что вы побранились, спросили сосѣди. — Этотъ человѣкъ, отвѣчалъ братъ мой, не выпуская изъ рукъ вора, забрался тихонько въ намъ и хотѣлъ отнять у насъ послѣднія деньги. — Клянусь вамъ Богомъ и халифомъ, возразилъ воръ, онъ лжетъ.

Я ихъ товарищъ, мы прячемъ вмѣстѣ все, что получаемъ, и они всѣ сговорились не отдавать мнѣ моей части“. Не зная, какъ разсудить ихъ, сосѣди отвели всѣхъ четверыхъ въ полицію.

„Господинъ, вскричалъ воръ, когда ихъ привели къ судьѣ, ты поставленъ нашимъ халифомъ, да продлитъ Богъ его могущество, судить насъ! Признаюсь, что мы всѣ трое преступны одинаково. Прикажи насъ наказать палками; тогда только можемъ мы открыть свое преступленіе, потому что дали клятву не открывать ничего иначе, какъ подъ палками; вели начать хоть съ меня“. Братъ мой хотѣлъ было говорить, но ему приказали молчать, а вора начали наказывать».

Шехеразада замолчала, замѣтя свѣтъ. Въ слѣдующую ночь она продолжала такъ:

НОЧЬ 151.

"Когда вору дали двадцать или тридцать палочныхъ ударовъ, говорилъ цирюльникъ, онъ, какъ будто уступая боли, открылъ одинъ глазъ, а вскорѣ за тѣмъ, прося пощады, и другой. Видя, что онъ смотритъ обоими глазами, полицейскій судья спросилъ, что значитъ это чудо. «Я открою тебѣ, господинъ, тайну, если ты только согласишься простить меня и дашь въ залогъ съ своей руки кольцо съ печатью; тайна, которую я хочу открыть тебѣ, важна».

"Судья пересталъ его наказывать, обѣщалъ простить и далъ ему свое кольцо. "Теперь, сказалъ воръ, я признаюсь, что мы всѣ четверо видимъ отлично, а притворяемся слѣпыми для того только, чтобъ входить въ дома, и, добравшись до женскихъ половинъ, пользоваться слабостью женщинъ. Признаюсь также въ томъ, что, посредствомъ этого, мы накопили уже десять тысячъ драхмъ. Сегодня, желая уйдти навсегда отъ своихъ товарищей, я требовалъ отъ нихъ двѣ тысячи пятьсотъ драхмъ, которыя мнѣ принадлежатъ; они-же, боясь, чтобъ я не открылъ ихъ продѣлки, не дали мнѣ ничего, бросились на меня и чуть не убили; всѣ сосѣди видѣли это. Чтобъ заставить признаться во всемъ моихъ товарищей, нужно наказать ихъ втрое противъ того, какъ наказали меня, и вы увидите, что тогда они также откроютъ глаза. "Слѣпцы хотѣли оправдываться, по судья велѣлъ имъ молчать. «Негодяи, сказалъ онъ, такъ-то вы обманываете народъ! Просите милостыню и притворяетесь слѣпыми, а сами воруете и совершаете преступленія! — Это напраслина, ложь, вскричалъ братъ мой, Богъ свидѣтель, что мы ничего не видимъ».

"Какъ ни увѣрялъ братъ мой судью въ своей невинности, все было напрасно; каждый изъ слѣпыхъ получилъ но двѣсти палочныхъ ударовъ. Судья все ждалъ, когда они откроютъ глаза и приписывалъ упрямству то, чего они не въ состояніи были сдѣлать. Ко время наказанія, воръ говорилъ слѣпымъ: «Жалкіе вы люди! откройте скорѣе глаза, неужели хотите вы умереть подъ палками». Потомъ, обратясь къ судьѣ, онъ продолжалъ: «Господинъ, я вижу, они такъ упрямы, что изъ глупаго стыда никогда не откроютъ глазъ, а потому лучше отпусти ихъ, а меня прикажи кому нибудь проводить, чтобъ взять десять тысячъ драхмъ, которыя они спрятали».

«Судья послѣдовалъ совѣту вора и послалъ его, въ сопровожденіи полицейскаго служителя, за десятью тысячами драхмъ. Когда они были принесены, судья отсчиталъ двѣ тысячи пятьсотъ и отдалъ вору, а остальныя взялъ себѣ. Братъ мой и его товарищи были выгнаны изъ города. Какъ только я узналъ объ этомъ, тотчасъ отправился къ брату и, отыскавъ его, спросилъ, что съ нимъ случилось. Онъ разсказалъ мнѣ о своемъ несчастій и я привелъ его потихоньку опять въ городъ. Я могъ бы оправдать его передъ судьей, и просить, чтобъ наказали вора, по не смѣлъ ничего предпринять въ его пользу, боясь навлечь на себя неудовольствіе судьи».

"Халифъ не смѣялся печальной исторіи моего брата и велѣлъ дать мнѣ что нибудь. Но я, не дожидаясь подарка, началъ исторію четвертаго брата.

Исторія четвертаго брата цирюльника

"Алькузъ, мой четвертый братъ, окривѣлъ вслѣдствіе происшествія, которое я буду имѣть честь разсказать Вашему Величеству. Онъ былъ мясникъ и имѣлъ особенное искусство пріучать быковъ къ бою; этимъ онъ пріобрѣлъ знакомство и дружбу многихъ вельможъ, любящихъ смотрѣть на бой и держащихъ для этого быковъ у себя. У брата сначала было много покупщиковъ, потому что онъ ничего не жалѣлъ, чтобъ держать въ своей лавкѣ лучшую говядину.

"Разъ, пришелъ къ нему въ лавку старикъ и, взявъ шесть фунтовъ говядины, заплатилъ такими новыми деньгами, что Алькузъ положилъ ихъ въ сундукъ отдѣльно. Впродолженіе пяти мѣсяцевъ, старикъ аккуратно приходилъ каждый день за говядиной и платилъ такимъ же новымъ серебромъ; братъ мой продолжалъ прятать его отдѣльно.

"Спустя пять мѣсяцевъ, Алькузъ вздумалъ купить большое количество барановъ; чтобъ заплатить за нихъ, онъ долженъ былъ тронуть новое серебро, которое такъ берегъ. Каково же было его изумленіе, когда, открывъ сундукъ, онъ, вмѣсто серебряныхъ монетъ, увидѣлъ бумажные кружки. Алькузъ началъ кричать и бить себя въ голову; на крикъ его сбѣжались сосѣди и, увидѣвъ вмѣсто серебряныхъ монетъ, бумажные кружки, удивились не меньше его. «Еслибъ далъ Богъ, чтобъ этотъ мошенникъ старикъ пришелъ опять ко мнѣ»! вскричалъ плача мой братъ. Едва онъ произнесъ эти слова, какъ вдали показался старикъ. Братъ бросился къ нему и, схвативъ его за руку, вскричалъ; «Правовѣрные! помогите мнѣ и выслушайте, какъ сплутовалъ этотъ человѣкъ». Онъ разсказалъ собравшейся толпѣ о поступкѣ старика. Дождавшись конца, старикъ отвѣчалъ ему холодно: «Ты лучше сдѣлаешь, если отпустишь меня и тѣмъ загладишь нанесенное мнѣ оскорбленіе, иначе я разскажу этой толпѣ о твоемъ кровавомъ поступкѣ. — Говори, что хочешь, возразилъ братъ мой, я ничего не боюсь, потоку что веду себя и торгую честно. — А! такъ ты хочешь, чтобъ я разсказалъ? Знайте же, прибавилъ онъ, обращаясь къ народу, этотъ мясникъ вмѣсто бараньяго мяса продаетъ человѣчье. — Ты клеветникъ, вскричалъ мой братъ. Нѣтъ, я говорю правду, возразилъ старикъ, да и теперь еще на дверяхъ твоей лавки виситъ зарѣзанный человѣкъ; ьто мнѣ не вѣритъ, тотъ пусть пойдетъ гуда и посмотритъ».

«Братъ мой въ это утро зарѣзалъ барана и вывѣсилъ его въ, дверяхъ своей лавки, а потому съ негодованіемъ упрекалъ старика во лжи. Но толпа, предубѣжденная уже противъ Алькуза страшнымъ обвиненіемъ старика, приказала брату освободить его и поспѣшила къ его лавкѣ. На дверяхъ, въ самомъ дѣлѣ, всѣ увидѣли зарѣзаннаго человѣка. Вотъ, какимъ образомъ это случилось: старикъ былъ колдунъ и превратилъ барана въ человѣка, такъ, какъ превратилъ въ деньги бумажные кружки, которыми платилъ за говядину.

„А! такъ ты вмѣсто баранины кормишь насъ человѣчьимъ мясомъ“! вскричалъ одинъ изъ присутствующихъ и сильно ударилъ Алькуза кулакомъ; его примѣру послѣдовали и другіе, въ числѣ которыхъ былъ и старикъ; онъ ударилъ моего брата кулакомъ по лицу и выбилъ ему глаза. Удары сыпались на Алькуза градомъ. По этимъ толпа еще не ограничилась: мнимый трупъ былъ снятъ съ дверей лавки и отнесенъ въ полицію, куда притащили и Алькуза. „Господинъ, сказалъ старикъ судьѣ, этотъ человѣкъ продаетъ человѣчье мясо за баранье; мы всѣ просимъ, чтобъ онъ получилъ достойное наказаніе“. Братъ сталъ оправдываться, говорилъ также о томъ, какъ обманулъ его старикъ, заплативъ за баранину бумажными кружками вмѣсто денегъ; по полицейскій судья ничему не вѣрилъ и приказалъ дать ему пятьсотъ палочныхъ ударовъ. Потомъ, отнявъ все имѣніе у Алькуза, онъ велѣлъ въ продолженіи трехъ дней возить его но улицамъ на верблюдѣ, съ тѣмъ, чтобъ всѣ знали о.его преступленіи, и наконецъ запретилъ ему жить въ городѣ».

Но, государь, замѣтила Шехеразада, уже разсвѣтаетъ; нужно отложить продолженіе до завтра. Въ слѣдующую ночь, она разсказывала такъ индѣйскому султану:

НОЧЬ 152.

Государь, цирюльникъ продолжалъ исторію Алькуза: "Во время несчастнаго приключенія съ моимъ братомъ, меня не было въ Багдадѣ. Изгнанный изъ города, онъ удалился въ уединенное мѣсто и пробылъ тамъ до тѣхъ поръ, пока у него не зажили на спинѣ раны отъ палочныхъ ударовъ. Тогда онъ перешелъ въ небольшой городъ, гдѣ его никто не зналъ, нанялъ себѣ квартиру и долго никуда не выходилъ. Газъ, соскучасъ дома, онъ вышелъ прогуляться но предмѣстью, какъ вдругъ услышалъ позади себя нѣсколько мужскихъ голосовъ; боясь послѣ своего приключенія малѣйшаго шума, онъ вошелъ въ ворота дома, "мимо котораго шелъ, и, заперевъ ихъ за собой, увидѣлъ, что очутился на большомъ дворѣ."Благодареніе Богу"! вскричали въ то же время чьи-то голоса, и братъ мой обернувшись увидѣлъ двухъ слугъ. Они подбѣжали къ нему и, схвативъ за воротникъ, продолжали: «Ты прекрасно сдѣлалъ, что самъ пришелъ къ намъ. Ты такъ мучилъ насъ въ эти три ночи, что мы не спали, и не лишилъ насъ жизни потому только, что мы съумѣли предупредить твое злое намѣреніе».

«Можете себѣ представить, какъ братъ мой былъ удивленъ этимъ пріемомъ. „Добрые люди, сказалъ онъ, вы вѣрно принимаете меня за кого нибудь другаго? — Нѣтъ, нѣтъ, возразили они, мы хорошо знаемъ, что ты’и твои товарищи извѣстные мошенники. Тебѣ, вѣрно, мало было лишить нашего господина почти всего состоянія? Ты захотѣлъ покуситься и на его жизнь. Да нѣтъ ли у тебя и теперь съ собой ножа, съ которымъ ты гнался за мной вчера ночью“. Обыскавъ брата, слуги нашли у него ножъ». Ну что, продолжали они, неужели ты послѣ этого станешь еще отпираться? — Да развѣ только одни воры и разбойники носятъ при себѣ ножъ? спросилъ братъ. Лучше выслушайте меня спокойно; узнавъ мою несчастную исторію, вы будете жалѣть о мнѣ, а не оскорблять напрасно". Но слуги не хотѣли ничего знать; они повалили его на землю, стащили платье и, разорвавъ рубашку, увидѣли, что вся спина его была въ рубцахъ. «А! злодѣй! собака! вскричали они, ты еще смѣешь увѣрять насъ въ своей невинности, а отчего у тебя на спинѣ слѣды палочныхъ ударовъ»? Говоря это, они удвоили побои. «Увы! вскричалъ братъ мой, вѣрно я великій грѣшникъ, когда переношу въ другой разъ незаслуженное наказаніе»!

"Слуги отвели его къ полицейскому судьѣ, нисколько не тронувшись его жалобами. «Какъ смѣлъ ты, спросилъ Алькуза судья, забраться на чужой дворъ съ ножемъ? — Господинъ, отвѣчалъ ему мой братъ, ради Бога, сжальтесь и выслушайте меня; въ противномъ случаѣ, я совершенно погибну, потому что ни въ комъ не нахожу состраданія: я несчастнѣйшій изъ всѣхъ людей и невиненъ. — Неужели можно выслушивать мошенника, прервали его слуги, стоитъ только взглянуть на раны, которыми покрыта его спина, чтобъ увѣриться въ истицѣ нашихъ словъ». Они открыли спину Алькуза, и полицейскій судья не захотѣлъ слушать моего брата; онъ приказалъ дать ему сто ударовъ по плечамъ воловьими жилами, провезти на верблюдѣ по всему городу, и кричать: «Вотъ, какъ наказываютъ тѣхъ, кто съ дурнымъ намѣреніемъ входитъ въ чужой домъ», и наконецъ выгнать его изъ города.

"Видѣвшіе Алькуза послѣ этого наказанія увѣдомили обо всемъ меня, и я тайно привелъ его въ Багдадъ и предложилъ у себя пріютъ.

Халифъ Мостанзеръ Биллахъ не смѣялся, выслушавъ эту исторію; онъ даже пожалѣлъ моего брата и приказалъ дать мнѣ что нибудь за разсказъ, по я, не дожидаясь исполненія его приказанія, сказалъ: «Государь и повелитель мой, я вовсе не желаю много говорить, но если Ваше Величество сдѣлали мнѣ честь, выслушали исторіи моихъ четырехъ братьевъ, я готовъ разсказать вамъ исторіи и двухъ послѣднихъ. Надѣюсь, что онѣ займутъ васъ и со временемъ составятъ одну полную исторію, которая займетъ не послѣднее мѣсто въ вашей библіотекѣ. Итакъ, я сейчасъ буду имѣть честь начать исторію моего пятаго брата. Его звали Альнаскаръ»… Уже день, замѣтила Шехеразада и замолчала. Въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 153.

"Государь, цирюльникъ разсказывалъ слѣдующее:

Исторія пятаго брата цирюльника.

"Альнаскаръ былъ очень лѣнивъ при жизни нашего отца и нисколько не заботился о будущемъ. Когда старикъ, отецъ нашъ, умеръ, мы раздѣлили между собой семь сотъ серебряныхъ драхмъ, оставшихся намъ въ наслѣдство, и Альнаскаръ, неимѣвшій никогда еще у себя столько денегъ разомъ, долго не зналъ, какъ лучше употребить ихъ въ дѣло. Наконецъ, онъ рѣшился накупить стеклянныхъ вещей, бутылокъ, стакановъ, и, положивъ все это въ прозрачную корзинку, сѣлъ продавать посуду у дверей небольшой лавки. Поставивъ передъ собой товаръ, онъ сталъ мечтать вслухъ. "Все это, говорилъ онъ, смотря на корзинку, я купилъ за сто драхмъ, то есть за всѣ деньги, доставшіяся мнѣ послѣ отца. Продавъ каждую изъ этихъ вещей отдѣльно, я вѣрно получу двѣсти драхмъ; на полученныя деньги накуплю еще стеклянной посуды и, продавъ ее, буду имѣть четыреста драхмъ. На нихъ я получу еще четыреста, и, когда у меня наберется денегъ до десяти тысячъ, то сдѣлаюсь ювелиромъ, буду торговать брилліантами, жемчугомъ и другими драгоцѣнностями. Сдѣлавшись богачемъ, я куплю прекрасный домъ, обширныя помѣстья, заведу евнуховъ, невольниковъ, лошадей; буду имѣть прекрасный столъ и сдѣлаюсь человѣкомъ извѣстнымъ. И стану приглашать бъ себѣ всѣхъ, сколько есть въ городѣ, музыкантовъ, танцовщиковъ. Увеличивъ свое состояніе, если Богу будетъ угодно, до ста тысячъ драхмъ, посватаюсь въ дочери великаго визиря, о красотѣ и достоинствахъ которой, скажу я, много слышалъ и пообѣщаю сдѣлать ей свадебный подарокъ въ тысячу червонцевъ. Не думаю, чтобъ визирь отказалъ мнѣ: чѣмъ буду я тогда меньше какого нибудь принца! Если же, чего разумѣется не случится, онъ откажетъ, я похищу ее у него изъ-подъ полу и насильно приведу къ себѣ.

"Когда я женюсь на дочери визиря, то куплю ей десять самыхъ молодыхъ и красивыхъ черныхъ евнуховъ. Я буду ѣздить къ великому визирю не иначе, какъ на чудесномъ конѣ; сѣдло будетъ у меня золотое, чепракъ изъ матеріи шитой алмазами и жемчугомъ; одѣтъ я буду великолѣпно; передо мной и позади меня, пойдутъ невольники; весь народъ станетъ встрѣчать меня съ низкими поклонами. Сойдя съ коня у крыльца великаго визиря, я взойду на лѣстницу, въ сопровожденіи невольниковъ; тесть встрѣтитъ меня и уступитъ мнѣ въ залѣ свое мѣсто, а самъ сядетъ ниже меня. Тогда я возьму у двухъ изъ моихъ невольниковъ два кошелька и, отдавая ихъ тестю, скажу: «Къ этомъ кошелькѣ тысяча золотыхъ, обѣщанная мной въ подарокъ моей супругѣ; я честный человѣкъ и не забываю того, что разъ скажу, а въ этомъ кошелькѣ столько-же для тебя». Такимъ поступкомъ я заставлю весь городъ говорить о моей щедрости.

«Я вернусь домой съ такою-же пышностью. Узнавъ о моемъ возвращеніи отъ тестя, моя супруга пришлетъ одного изъ своихъ служителей передать мнѣ свое привѣтствіе; я подарю посланному богатое платье и пошлю ей съ нимъ великолѣпный подарокъ. Если она захочетъ отплатить мнѣ тѣмъ-же я не прійму и отошлю подарокъ назадъ. Она не будетъ ни за чѣмъ выходить изъ своихъ комнатъ, безъ моего вѣдома, и когда я буду входить къ ней, она должна будетъ встрѣтить меня съ почтеніемъ. Однимъ словомъ, я поставлю все такъ въ моемъ домѣ, что лучше его не будетъ во всемъ городѣ. Я стану одѣваться очень богато. Вечеромъ буду садиться, у себя, на первомъ мѣстѣ и, принявъ важный видъ, не поворачивая головы ни на право ни на лѣво, стану говорить очень мяло. А между тѣмъ моя супруга, прекрасная, какъ полная луна, въ пышномъ нарядѣ, будетъ стоять передо-мной; я и смотрѣть на нее не стану. Наконецъ, окружающія ее женщины скажутъ: „Добрый господинъ, вотъ твоя супруга, твоя покорная раба, она ждетъ твоихъ ласкъ и опечалена твоимъ равнодушіемъ. Пригласи ее покрайней мѣрѣ сѣсть съ тобой рядомъ“. Я не прерву своего молчанія. Тогда онѣ бросятся къ моимъ ногамъ и станутъ умолять меня; на ихъ мольбы я отвѣчу только разсѣяннымъ взглядомъ и тотчасъ снова приму важный видъ. Женщины припишутъ мое равнодушіе тому, что мнѣ не нравится нарядъ моей супруги и уведутъ ее переодѣться. Послѣ ихъ ухода, я одѣнусь еще великолѣпнѣе. Воротясь, онѣ станутъ меня просить, умолять, и только вдоволь насладившись почтительнымъ положеніемъ моей супруги и мольбами ея женщинъ я уступлю имъ Такъ стану я дѣйствовать съ перваго двя свадьбы и до послѣдняго дня моей жизни».

Султанша, увидя разсвѣтъ, замолчала. На другое утро она сказала индѣйскому султану:

НОЧЬ 154.

Государь, цирюльникъ продолжалъ исторію своего пятаго брата:

Послѣ свадебныхъ церемоній, продолжалъ, мечтать Альнаскаръ, я возьму у одного изъ моихъ слугъ пять сотъ золотыхъ и подамъ ихъ женщинамъ, окружающимъ мою супругу. Поблагодаривъ меня, онѣ выйдутъ, и останемся вдвоемъ. Когда жена моя ляжетъ, я также лягу, по отвернусь отъ нея и не скажу съ ней до утра ни одного слова. На другой день, она непремѣнно станетъ жаловаться матери на мою гордость и равнодушіе, и это меня очень порадуетъ. Мать ея придетъ ко мнѣ и, поцѣловавъ почтительно у меня руку, скажетъ: «Господинъ (боясь не прогнѣвать меня, она не посмѣетъ назвать меня своимъ зятемъ), умоляю тебя, не пренебрегай моею дочерью; увѣряю, что она любить тебя и желаетъ тебѣ нравиться». Но на всѣ ея просьбы я отвѣчу молчаніемъ и прежней важностью. Тогда она бросится къ моимъ ногамъ и станетъ цѣловать ихъ, говоря: «Неужели ты сомнѣваешься въ добродѣтели моей дочери? Увѣряю тебя, что никто еще не видѣлъ ее даже съ открытымъ лицомъ, и я не спускала ее съ глазъ. Ты оскорбляешь ее своимъ пренебреженіемъ, будь милостивъ, посмотри на нее, заговори съ ней; она стоитъ твоего вниманія». Но и это не тронетъ меня; тогда теща нальетъ стаканъ вина и, отдавъ его дочери, скажетъ: «Подай сама господину вино; у него, вѣрно, не достанетъ духу оттолкнуть такую прекрасную руку». Супруга моя дрожа станетъ передо-мной съ стаканомъ въ рукѣ. Замѣтивъ, что я не оборачиваюсь и все еще пренебрегаю ею, она скажетъ со слезами: «Любезный повелитель мой, сердце мое, душа моя, умоляю, ради всего, чѣмъ небо тебя наградило, прими это вино изъ рукъ твоей покорной рабы». Я не обернусь и не скажу ни слова. «Мой прекрасный супругъ, станетъ снова умолять она, заливаясь слезами и поднося стаканъ къ моимъ губамъ, я не отойду до тѣхъ поръ, покаты не выпьешь». Соскучась ея просьбами, я страшно взгляну на нее и, сильно ударивъ по щекѣ, такъ толкну ногой, что она отлетитъ далеко отъ софы".

Братъ мой увлекся мечтами и, забывъ, что передъ нимъ стоитъ не жена его, а корзина съ стеклянною посудой, онъ сильно ударилъ въ нее ногой; корзина упала и ней посуда разбилась въ дребезги.

"Портной, сосѣдъ брата, слышавшій всѣ его воздушные замки, расхохотался. «Какой ты негодяй, вскричалъ онъ, не стыдно ли тебѣ такъ дурно поступать съ женой, незаслуживавшей того? ты слишкомъ жестокъ; развѣ можно видѣть слезы такой прекрасной женщины и не тронуться ими. Еслибъ я былъ вмѣсто великаго визиря твоимъ тестемъ, то непремѣнно приказалъ бы дать тебѣ сто ударовъ воловьими жилами и провелъ бы тебя по всему городу».

"«Звонъ разбитой посуды привелъ въ себя моего брата; увидя, что гордость его была причиной такого несчастья, онъ залился слезами, рвалъ на себѣ платье, билъ себя и предавался такому отчаянію, что привлекъ вниманіе народа, шедшаго на полдневную молитву. Одни, узнавъ его приключеніе, смѣялись, другіе жалѣли, а братъ, позабывъ совершенно о своемъ тщеславіи, горы.о оплакивалъ свое безразсудство. Въ это время проѣзжала мимо его лавки знатная женщина. Увидя отчаянье Альнаскара, она остановилась и спросила о причинѣ его. Ей отвѣчали, что онъ купилъ на всѣ бывшія у него деньги стеклянной посуды, надѣясь ее выгодно продать, и нечаянно разбилъ. Женщина обернулась къ слѣдовавшему за ней евнуху и приказала дать моему брату кошелекъ, въ которомъ было пять сотъ червонцевъ. Альнаскаръ не помнилъ себя отъ радости, благодаря за этотъ подарокъ; госпожа уѣхала, а онъ, заперевъ лавку, вернулся домой.

Сидя у себя и раздумывая о всемъ случившемся, онъ услышалъ стукъ въ дверь; на вопросъ, кто стучитъ, онъ услышалъ женскій голосъ, и отворилъ. Пожилая женщина просила его впустить ее и позволить ей совершить омовеніе и помолиться, ибо была пятница и въ этотъ часъ совершалась молитва. Хотя она была совершенно незнакома брату, однако онъ впустилъ ее, а самъ сѣлъ опять и перекладывалъ полученныя деньги въ узкій, длинный кошелекъ, который можно было носить у пояса. Совершивъ омовеніе и окончивъ молитву, женщина подошла къ брату, поклонилась два раза въ землю и пожелала ему всѣхъ благъ въ жизни».

Занялась заря, и Шехеразада умолкла; въ слѣдующую ночь, она продолжала разсказъ цирюльника.

НОЧЬ 155.

"Когда эта бѣдно-одѣтая женщина такъ униженно благодарила Альнаскара, онъ подумалъ, что она проситъ милостыни, и подалъ ей двѣ золотыхъ монеты. Но она, сдѣлавъ нѣсколько шаговъ назадъ, сказала съ удивленіемъ: «Что это значитъ, Боже мой! Ужъ не принялъ-ли ты меня, господинъ, за одну изъ нищихъ, которыя осмѣливаются ходить за милостыней по домамъ. Возьми назадъ деньги, я ни въ чемъ не нуждаюсь, благодаря Бога, и принадлежу молодой, красивой и очень богатой госпожѣ, которая даетъ мнѣ все нужное».

"Мой братъ былъ не довольно проницателенъ, чтобъ замѣтить, хитрость этой женщины, желавшей выманить у него не два червонца, а гораздо больше, и опросилъ ее, не можетъ-ли она познакомить его съ своею госпожой. «Съ удовольствіемъ, отвѣчала та, она даже вѣрно согласится выйти за тебя и отдастъ тебѣ все свое богатство. Возьми свои деньги и слѣдуй за мной». Альнаскаръ, не долго думая, взялъ деньги и пошелъ за неизвѣстною женщиной.

«Слѣдуя за ней издали, онъ увидѣлъ, какъ она подошла къ воротамъ прекраснаго дома и, дождавшись его тамъ, пропустила перваго на хорошо вымощенный дворъ; потомъ она повела его въ домъ и оставила одного въ великолѣпной залѣ. Альнаскаръ радовался, видя, что незнакомка не обманула его, и, въ ожиданіи хозяйки дома, снялъ тюрбанъ и любовался окружающею его обстановкой. Наконецъ, вошла и молодая госпожа, которая поразила его болѣе красотою, нежели великолѣпіемъ одежды. Повидимому, она была ему очень рада, привѣтливо съ нимъ раскланялась и пригласила сѣсть съ собой рядомъ. Поговоривъ съ нимъ нѣсколько времени, она предложила ему перейти въ другую комнату и, взявъ его за руку, повела въ самую отдаленную, гдѣ была съ нимъ еще любезнѣе. Спустя полчаса, она встала и, сказавъ, что сейчасъ вернется, вышла. Ожидая ее, Альнаскаръ увидѣлъ входящаго негра, огромнаго роста, съ саблею въ рукахъ. Негръ подошелъ къ нему и гордо спросилъ, что онъ тутъ дѣлаетъ. Испуганный Альнаскаръ не могъ отвѣчать. Негръ снялъ съ него платье, взялъ всѣ его деньги и нанесъ ему нѣсколько легкихъ ударовъ саблей. Несчастный упалъ, хотя не совсѣмъ лишился чувствъ. Черный невольникъ спросилъ соли и, когда невольница гречанка принесла ее, они начали натирать солью раны брата, притворившагося мертвымъ. Видя, что онъ не приходитъ въ себя, невольникъ и невольница удалились, а вмѣсто ихъ пришла женщина, обманувшая брата, и потащила его за ноги къ опускной двери. Поднявъ ее, она столкнула брата внизъ; отъ паденія онъ лишился чувствъ. Придя въ себя, чему вѣроятно помогла соль, которою натерли его раны, братъ увидѣлъ подлѣ себя нѣсколько зарѣзанныхъ людей. Собравшись съ силами, онъ сталъ ощупью отыскивать выхода изъ своей темницы и, спустя два дня, нашелъ дверь, выходящую на дворъ; онъ выбрался ночью и до утра спрятался гдѣ-то на дворѣ, а потомъ потихоньку вышелъ на улицу вслѣдъ за обманувшей его женщиной, которая вѣроятно опять отправлялась за добычей. Ллыіаскаръ пошелъ прямо ко мнѣ и, разсказавъ о своемъ приключеніи, началъ лечиться. Выздоровѣвъ, онъ захотѣлъ непремѣнно отмстить старухѣ и, взявъ длинный кошелекъ, въ которомъ легко могло помѣститься пятьсотъ червонцевъ, наложилъ его битымъ стекломъ».

Разсвѣло, и Шехеразада замолчала. Въ слѣдующую ночь, она продолжала исторію Альнаскара.

НОЧЬ 156.

«Братъ мой, разсказывалъ цирюльникъ, привязалъ этотъ кошелекъ къ поясу и, нарядясь старухой, спряталъ подъ платье саблю. Разъ утромъ, онъ встрѣтился съ знакомой ему старухой, искавшей новую жертву, — и, поддѣлываясь подъ женскій голосъ, спросилъ, не можетъ ли она дать ему вѣсовъ, чтобъ свѣсить пятьсотъ червонцевъ, только что привезенныхъ имъ съ собой изъ Персіи. „Ты хорошо сдѣлала, что обратилась ко мнѣ, отвѣчала съ радостью старуха, мой сынъ мѣняла и съ удовольствіемъ не только дастъ тебѣ вѣсы, но и самъ свѣситъ твое золото, ступай за мной“. Старуха привела Альнаскара въ домъ, въ которомъ онъ былъ уже разъ; ихъ впустила гречанка. Приведя его въ залъ старуха пошла за мнимымъ сыномъ, на мѣсто котораго явился огромный негръ и проговоривъ: „ступай за мной, проклятая старуха“! пошелъ впередъ въ отдаленную комнату. Альнаскаръ воспользовался чтимъ, вынулъ саблю и такъ ловко ударилъ ею невольника но шеѣ, что голова его упала на полъ. Въ тоже время явилась гречанка съ солью. Увидя мертваго негра и брата съ саблею въ рукѣ, безъ покрывала на лицѣ, она вскрикнула и хотѣла бѣжать, но братъ догналъ ее и срубилъ ей голову. На шумъ прибѣжала старуха, онъ схватилъ и ее. „Узнаешь ли ты, злодѣйка, меня! вскричалъ онъ. — N вы! я не знаю тебя и никогда не видала, отвѣчала дрожа старуха. — Я тотъ самый, продолжалъ братъ мой, къ которому ты заходила молиться, вспомнила ли ты меня теперь, лицемѣрка“? Старуха бросилась на колѣна, моля о пощадѣ, но Альнаскаръ разрубилъ ее на четыре части. Спустивъ въ подвалъ негра, онъ сталъ отыскивать молодую женщину, которую видѣлъ въ прошлый разъ и которая, вѣроятно, не знала еще о всемъ случившемся. Наконецъ, онъ нашелъ ее. При видѣ его она чуть не лишилась чувствъ, но потомъ стала умолять о пощадѣ. Братъ мой не убилъ ее, но спросилъ, какъ могла она жить въ одномъ домѣ съ злодѣями, которымъ онъ только что отмстилъ. „Я была замужемъ за честнымъ купцомъ, отвѣчала молодая женщина; разъ ко мнѣ пришла эта старуха и просила меня на свадьбу, гдѣ, говорила она, будетъ очень весело; ничего не подозрѣвая, я нарядилась, взялъ съ собой сто червонцевъ и пошла съ ней. Она привела меня въ этотъ домъ, гдѣ негръ силой удержалъ меня, и вотъ уже три года, какъ я не выхожу отсюда. — Судя по ловкости этого негра въ разныхъ плутняхъ, онъ долженъ былъ собрать большое богатство? спросилъ мой братъ. — Да, отвѣчала она, у него цѣлыя сокровища; пойдемте, я покажу ихъ вамъ, а потомъ вы сходите за людьми и перенесете ихъ къ себѣ“. Сказавъ это, она повела брата въ комнату, гдѣ были цѣлые сундуки золота. Братъ немедленно пошелъ нанимать людей, но когда вернулся съ десятью человѣками за сундуками, ихъ уже не было; вмѣстѣ съ ними исчезла и молодая женщина. Чтобъ нейдти изъ этого дома съ пустыми руками, братъ мой приказалъ людямъ перенесть къ нему всю мебель, которой было больше, чѣмъ на пятьсотъ драхмъ. Выходя изъ дома, онъ забылъ за переть ворота. Сосѣдямъ показалось подозрительно, что изъ дома жильцы вдругъ переѣхали, и они дали знать полиціи. Альнаскаръ, ничего не подозрѣвая, провелъ спокойно ночь, по на другой день, выходя изъ дома, былъ остановленъ двадцатью полицейскими служителями, приказавшими ему слѣдовать за собой. Онъ хотѣлъ было откупиться, по они не взяли денегъ, связали и повели его; дорогой встрѣтился пріятель брата и, выслушавъ его приключеніе, предложилъ полицейскимъ деньги, если они согласятся сказать судьѣ, что Альнаскаръ бѣжалъ, но тѣ не хотѣли ничего слушать и привели его въ полицію».

Шехеразада замолчала, замѣтя разсвѣтъ; но въ слѣдующую ночь, опять продолжала разсказъ цирюльника.

НОЧЬ 157.

"Государь, когда моего брата привели въ полицію, судья спросилъ его, откуда онъ взялъ мебель, которую, наканунѣ, перевезъ къ себѣ.

«Господинъ, отвѣчалъ Альнаскаръ, я скажу всю правду, если вы обѣщаете отпустить меня потомъ». Судья обѣщалъ исполнить его просьбу, и тогда братъ мой разсказалъ подробно все случившееся съ нимъ съ того дня, какъ онъ накупилъ себѣ стеклянной посуды, и до того часа, какъ убилъ негра; гречанку и старуху, и оставилъ въ домѣ молодую женщину, а самъ пошелъ нанимать людей для перевоза сундуковъ съ золотомъ. Онъ просилъ, чтобъ ему позволили оставить у себя хотя часть перевезенной имъ мебели въ вознагражденіе украденныхъ у него пятисотъ червонцевъ.

«Не отвѣчая ни слова на его просьбу, судья послалъ къ нему въ домъ людей, съ приказаніемъ перенесть всю мебель въ свои кладовыя, а брата выгналъ изъ города. Повинуясь его приказанію, Альнаскаръ вышелъ изъ города и былъ совершенно ограбленъ на дорогѣ ворами. Узнавъ объ этомъ, я, взявъ съ собой платье для него, пошелъ за братомъ и привелъ его тайно въ городъ, гдѣ сталъ о немъ заботиться такъ же, какъ и о другихъ братьяхъ».

Исторія шестаго брата цирюльника.

"Мнѣ осталось только разсказать теперь исторію шестаго брата, Шакабака съ разсѣченною губой. Сначала онъ хорошо употребилъ свои сто серебряныхъ драхмъ, доставшихся послѣ отца, но потомъ дошелъ до нищеты. Онъ старался сблизиться съ слугами знатныхъ господъ и черезъ нихъ пріобрѣсть свободный доступъ въ богатые дома; нерѣдко удавалось ему дойти до самихъ господъ и возбуждать ихъ участіе.

"Разъ онъ проходилъ мимо великолѣпнаго дома, сквозь открытыя ворота котораго былъ видѣнъ обширный дворъ; множество слугъ ходило взадъ и впередъ; онъ подошелъ къ одному изъ лихъ и спросилъ, кому принадлежитъ этотъ домъ. «Ты, вѣрно, добрый человѣкъ, не здѣшній, отвѣчалъ слуга, если не знаешь, что здѣсь живетъ одинъ изъ Бармесидовъ»? Братъ мой, слышавшій много о щедрости этой Фамиліи, обратился къ двумъ придворнымъ и попросилъ у и ихъ милостыни. «Ты можешь свободно войти въ домъ, отвѣчали они, господинъ самъ подастъ тебѣ: онъ никому не отказываетъ».

"Не ожидая подобнаго позволеніи, братъ поспѣшилъ имъ воспользоваться и пошелъ по двору къ зданію: оно было такъ обширно, что Шакабаку нужно было довольно времени, чтобъ добраться до половины, занимаемой самимъ Бармесидомъ. Наконецъ онъ вошелъ въ четырехъ-угольное строеніе прекрасной архитектуры. Изъ сѣней былъ видѣнъ садъ съ аллеями, усыпанными разноцвѣтными камешками. Комнаты нижняго этажа отдѣлялись отъ сада только большими занавѣсами, которыя опускались въ жары и подымались, когда становилось прохладно.

"Это очаровательное мѣсто, вѣрно, остановило бы на себѣ вниманіе брата, еслибъ мысли его не были заняты другимъ. Онъ вошелъ въ обширный залъ, стѣны котораго были украшены чудесною живописью. Здѣсь сидѣлъ почтенный старикъ съ сѣдой бородой; онъ встрѣтилъ брата привѣтливо и спросилъ, чего онъ желаетъ. «Господинъ, сказалъ братъ самымъ жалостнымъ тономъ, я бѣдный человѣкъ и нуждаюсь въ помощи такихъ великодушныхъ особъ, какъ вы».

"Бармесидъ казалось былъ удивленъ этимъ отвѣтомъ и, сдѣлавъ движеніе, какъ будто хотѣлъ разорвать на себѣ одежду, вскричалъ: «какъ могло случиться, что ты, живя въ одномъ со мною городѣ, терпишь нужду»? Подумавъ, что слѣдствіемъ такого участія, вѣроятно, будетъ хорошая милостыня, братъ мой испрашивалъ у Бога тысячу благословеній на Бармесида. «Я не оставлю тебя, продолжалъ тотъ, и не отпущу отъ себя. — Господинъ, замѣтилъ братъ мой, клянусь, что я даже ничего не ѣлъ еще сегодня. — Неужели? возразилъ Бармесидъ; бѣдняга, ты страшно проголодался! Гей, слуга, вскричалъ онъ, подай скорѣе намъ тазы съ водой вымыть руки». Хотя никто не явился на этотъ зовъ, однако Бармесидъ теръ руки, показывая видъ, что умывается, и предложилъ моему брату послѣдовать его примѣру. Шакабакъ, думая, что Бармесидъ любитъ шутить, былъ не прочь поддержать эту шутку, тѣмъ болѣе, что зналъ, какъ бываетъ иногда полезно бѣднымъ быть привѣтливыми и услужливыми съ богатыми. Онъ поступилъ такъ же, какъ Бармесидъ.

«Ну, вскричалъ Бармесидъ, подавайте скорѣе завтракъ». Хотя это приказаніе тоже осталось неисполненнымъ, однако онъ показалъ видъ, будто беретъ что-то съ блюда, подноситъ ко рту и жуетъ; вмѣстѣ съ тѣмъ, обращаясь къ моему брату, говорилъ: "Бери, накладывай себѣ и ѣшь, безъ церемоній; будь, какъ дома. — Извините, господинъ, отвѣчалъ мой братъ, искусно подражая ему, я нисколько не церемонюсь и ѣмъ очень много. — Не правда-ли, какъ вкусенъ этотъ бѣлый хлѣбъ? спросилъ Бармесидъ. — Превосходенъ, отвѣчалъ братъ, хотя ни хлѣба, и ничего другаго не только не пробовалъ, но и не видѣлъ. «Ѣшь, пожалуйста, до сыта, продолжалъ старикъ; я заплатилъ пятьсотъ червонцевъ за булочницу, которая нечетъ этотъ хлѣбъ».

Разсвѣло и Шехеравада замолчала; она говорила въ слѣдующую ночь такъ:

НОЧЬ 158.

«Бармесидъ, продолжалъ цирюльникъ, расхваливъ хлѣбъ, печены» его невольницею, хлѣбъ, который братъ мой ѣлъ только въ воображеніи, вскричалъ: «Эй, слуга, подавай другое кушанье». И хотя кушанье не было подано, но Бармесидъ опить обратился къ моему брату съ просьбой попробовать жареной баранины, приготовленной новымъ способомъ. Братъ отвѣчалъ, что она превосходна и что онъ обѣщаетъ много съѣсть итого кушанья. «Я очень радъ, что жаркое тебѣ понравилось, пожалуйста, не оставляй-же ничего на блюдѣ», отвѣчалъ Бармесидъ. Немного спустя, онъ приказалъ подать гуся подъ сладкимъ соусомъ, приправленнымъ уксусомъ, медомъ, изюмомъ, винными ягодами, и это кушанье было подано, какъ и баранина. «Гусь довольно жиренъ, замѣтилъ Бармесидъ, съѣшь крыло и еще что нибудь, да побереги свой аппетитъ и на другія кушанья, ихъ еще довольно». Онъ потребовалъ потомъ много другихъ блюдъ, который братъ мой дѣлалъ видъ, что ѣстъ, а самъ умиралъ отъ голода. Въ числѣ этихъ блюдъ былъ барашекъ, откормленный фисташками; когда оно было такъ же подано, какъ и всѣ прежнія, Бармесидъ объявилъ, что братъ мой ни у кого другаго не увидитъ этого кушанья, и просилъ ѣсть его. какъ можно больше. Говоря это, онъ дѣлалъ видъ, что подноситъ кусокъ барашка ко рту брата, тотъ вытянулъ шею, взялъ воображаемый кусокъ въ ротъ, пожевалъ его и проглотилъ. «Не правда-ли, это кушанье превосходно? спросилъ старикъ. — Именно превосходно», отвѣчалъ братъ. Бармесидъ потребовалъ рагу, и, на вопросъ его, вкусноли оно, братъ мой отвѣчалъ, что оно чудесно и имѣетъ запахъ амбры, перцу, гвоздики, муската и другихъ приправъ, и что всего этого въ такой мѣрѣ, что кушанье просто роскошь. "Тогда Бармесидъ велѣлъ принесть еще рагу, но брать мой отказался, говоря, что не въ состояніи больше ѣсть.

«Убирайте со стола, сказалъ старикъ, и подавайте фрукты». Подождавъ немного, какъ будто далъ время слугамъ исполнить его приказаніе, онъ опять обратился къ брату, предлагая ему свѣжій, только что сорванный миндаль. Оба они начали чистить небывалый миндаль и ѣсть ого. Потомъ, Бармесидъ предлагалъ брату различные фрукты, печенья, конфекты, варенья, компоты. Шакабакъ бралъ, ѣлъ и похваливалъ воображаемыя лакомства. «Ѣшь, пожалуйста, больше, вѣдь ты голодалъ весь день, сказалъ Бармесидъ, когда братъ мой, уставъ наконецъ жавать воздухъ, отказался отъ угощеній. — Благодарю васъ, господинъ, я сытъ по горло», отвѣчалъ онъ.

"Теперь, мы сыты, возразилъ Бармесидъ, а потому, гость мой, надо выпить. — Я ничего не пью, кромѣ воды, отвѣчалъ ему Шакабакъ. — Э, полно! выпьемъ вмѣстѣ, возразилъ старикъ. — Извольте, я выпью для васъ, « отвѣчалъ братъ, видя, что отказаться невозможно. Бармесидъ велѣлъ принесть вино, которое было такъ же подано, какъ и весь обѣдъ, и, сдѣлавъ видъ что наливаетъ себѣ стаканъ, выпилъ его и потомъ налилъ гостю. Послѣдній поднесъ стаканъ къ глазамъ, какъ бы желая полюбоваться его цвѣтомъ, потомъ къ носу, чтобъ насладиться его запахомъ, а потомъ, поклонясь Бармесиду и сдѣлавъ видъ, что пьетъ за его здоровье, онъ выпилъ вино понемножку, какъ бы съ наслажденіемъ. „Ну что, каково? спросилъ хозяинъ. — Превосходно, отвѣчалъ братъ, только не совсѣмъ крѣпко“. Бармесидъ отдалъ приказаніе принесть еще лучшаго вина и продолжалъ подчивать гостя, который, притворись наконецъ пьянымъ, такъ ударилъ старика, что тотъ упалъ; онъ хотѣлъ повторить ударъ, по Бармесидъ удержалъ его за руку, вскричавъ: „въ умѣ ли ты“? Мой братъ извинился и напомнилъ ему, что онъ просилъ позволенія не нить вила» предупреждая, что оно на него дѣйствуетъ слишкомъ сильно. «Я вижу, что очень виноватъ передъ вами, прибавилъ онъ, и тысячу разъ прошу прощенія: всему виной это вино».

«Вмѣсто того, чтобъ разсердиться, Бармесидъ захохоталъ». Я давно ищу человѣка съ твоимъ характеромъ, сказалъ онъ"…

Занялась заря и Шехеразада перестала разсказывать; но въ слѣдующую ночь, онц продолжала:

НОЧЬ 159.

Государь, цирюльникъ продолжалъ исторію своего шестаго брата: «Бармесидъ очень извинялся передъ моимъ братомъ за сыгранную съ нимъ комедію и не только простилъ ему нанесенный ударъ, но предложилъ никогда не разставаться и жить въ его домѣ». Мнѣ нравится твой характеръ, говорилъ онъ, ты такъ терпѣливо дождался конца моей шутки, поддерживая ее и не оскорбляясь ею, что лучшаго друга я и не желаю. За то теперь я угощу тебя настоящимъ обѣдомъ". Онъ ударилъ въ ладоши и велѣлъ сбѣжавшимся слугамъ принесть обѣдъ, состоящій изъ всѣхъ тѣхъ блюдъ, которыми угощалъ брата на воображаемомъ обѣдѣ. Послѣ обѣда, подали вина, и десертъ былъ сопровождаемъ прекраснымъ концертомъ. Однимъ словомъ, Шакабакъ былъ вполнѣ вознагражденъ за свое терпѣніе и покорность.

"Убѣдись въ умѣ и расторопности моего брата, Бармесидъ сдѣлалъ его управляющимъ дома и поручилъ ему всѣ свои дѣла. Впродолженіи двадцати лѣтъ жилъ Шакабакъ у Бармесида, и тотъ былъ имъ постоянно доволенъ. Но послѣ смерти старика, умершаго бездѣтнымъ, все его имѣніе поступило въ казну; въ числѣ прочаго взяли и все, что успѣлъ нажить братъ. Оставшись безъ ничего и доведенный до прежней нищеты, Шакабакъ присталъ къ каравану, богомольцевъ, отправлявшихся въ Мекку; онъ надѣялся, что они не оставятъ его безъ куска хлѣба. Но караванъ былъ разбитъ дорогой бедуинами, и братъ мой взятъ въ плѣнъ. Человѣкъ, которому онъ попался, страшно билъ его нѣсколько дней, требуя, чтобъ онъ внесъ за себя выкупъ, и, удостовѣряй наконецъ, что у брата нѣтъ рѣшительно ничего, разсѣкъ ему губу съ досады, что не получилъ выкупа.

"У бедуина была хорошенькая жена; онъ дѣлалъ набѣги, она оставалась съ Шакабакомъ и въ это время старалась, всѣми силами утѣшить его и заставить забыть жестокость бедуина. Скоро брать замѣтилъ, что она любить его и старается чаще оставаться съ нимъ одна; боясь ея мужа, онъ показывалъ видъ, что не замѣчаетъ этого, избѣгалъ встрѣчи съ нею и удалялся отъ ея штукъ. Разъ она вздумала пошутить съ нимъ при мужѣ; Шакабакъ невольно отвѣтилъ на ея шутку и тутъ же раскаялся, но уже было поздно: мужъ приревновалъ къ нему жену, избилъ его до полусмерти, взвалилъ на верблюда и отвезъ на очень высокую гору, по дорогѣ въ Багдадъ. Мнѣ скоро дали знать о несчастномъ состояніи брата и я перевезъ его къ себѣ.

«Вотъ, что разсказалъ я халифу Мостанзеру Бидлаху, прибавилъ цирюльникъ. „Теперь я вижу, сказалъ онъ, хлопая въ ладоши и смѣясь, что ты вполнѣ заслуживаешь названіе молчаливаго; въ этомъ нельзя больше сомнѣваться, но все таки я желалъ-бы, чтобъ ты сейчасъ же оставилъ городъ и чтобъ я никогда больше не слышалъ о тебѣ“. Я повиновался, былъ въ разныхъ отдаленныхъ странахъ и возвратился въ Багдадъ уже по смерти халифа. Братьевъ моихъ я не засталъ въ живыхъ. Тутъ, я оказалъ важную услугу хромому молодому человѣку, а какую именно, вы уже знаете и были даже свидѣтелями его неблагодарности и несправедливости ко мнѣ. Онъ уѣхалъ изъ Багдада, чтобъ не встрѣчаться со мной; узнавъ объ этомъ, я отправился вслѣдъ за нимъ, надѣясь непремѣнно найти его. Сегодня я неожиданно встрѣтилъ его здѣсь и до сихъ поръ не могу прійти въ себя отъ удивленія, за что онъ такъ разсердился на меня»!

Разсвѣло, и Шехеразада замолчала; она говорила въ слѣдующую ночь:

НОЧЬ 160.

Государь, портной окончилъ исторію цирюльника и хромаго молодаго человѣка, которую онъ разсказывалъ султану Касгара:

«Когда цирюльникъ окончилъ свою исторію, сказалъ портной, мы хотя нашли, что молодой человѣкъ справедливо назвалъ его говоруномъ, но рѣшили его оставить въ нашемъ обществѣ и угостить хорошенько. Пропировавъ въ гостяхъ почти до захожденія солнца, я вернулся въ лавку и принялся работать.

„Въ это самое время подошелъ горбунъ и присѣлъ у моей лавки; онъ былъ немного пьянъ и пѣлъ пѣсни. Желая доставить моей женѣ развлеченіе, я, повелъ его къ себѣ. За ужиномъ у насъ была рыба, я положилъ кусокъ горбуну и онъ какъ-то подавился костью. Мы бросились къ нему, но всѣ наши старанія возвратить его къ жизни были напрасны: онъ умеръ. Опечаленные и испуганные, мы сначала не знали, что дѣлать, но потомъ придумали отнести его къ медику, нашему сосѣду; тотъ спустилъ его черезъ трубу къ поставщику, а поставщикъ поставилъ его на углу улицы, гдѣ купецъ принялъ мертваго горбуна за вора и думалъ потомъ, что убилъ его. Вотъ, Ваше Величество, все, что я имѣлъ передать вамъ; теперь разсудите насъ, какъ вамъ будетъ угодно“.

Портной и его товарищи прочитали на лицѣ султана прощеніе и дѣйствительно султанъ сказалъ, что исторія цирюльника и молодаго человѣка занимательнѣе приключеній его горбуна, а потому портной и его товарищи могутъ вернуться къ себѣ, но только тогда, когда приведутъ, къ нему цирюльника, которымъ онъ очень заинтересовался. Портной и придворный служитель были посланы отыскивать его. Они скоро вернулись съ цирюльникомъ. Это былъ девяностолѣтній старикъ съ бѣлыми, какъ снѣгъ, бровями и волосами, съ отвислыми ушами и длиннымъ носомъ. Султанъ не могъ удержаться отъ смѣха, при взглядѣ на него. „Молчаливый человѣкъ, сказалъ онъ, я слышалъ, что ты знаешь много чудесныхъ исторій, не разскажешь-ли ты намъ одну изъ нихъ? — Оставимте, государь, разговоръ объ исторіяхъ, которыя я знаю; лучше скажите мнѣ, зачѣмъ здѣсь эти люди: медикъ, купецъ, портной, поставщикъ и наконецъ трупъ горбуна? — А тебѣ что до нихъ за дѣло? отвѣчалъ султанъ, улыбаясь смѣлости цирюльника. — Государь, возразилъ тотъ, я потому дѣлаю этотъ вопросъ, чтобъ кто не подумалъ, что я какой нибудь говорунъ: я молчаливый“.

Занялась утренняя заря, и Шехеразада отложила разсказъ свой до слѣдующей ночи.

НОЧЬ 161.

Государь, султанъ Касгара былъ такъ милостивъ, что приказалъ разсказать цирюльнику приключенія горбуна. Выслушавъ ихъ, цирюльникъ покачалъ сомнительно головой. „Въ самомъ дѣлѣ, сказалъ онъ, приключенія горбуна удивительны и мнѣ очень хотѣлось-бы взглянуть на него поближе“. Онъ подошелъ къ горбуну, сѣлъ подлѣ него на полъ и, положивъ голову на колѣна, сталъ ее внимательно разсматривать. Потомъ, вдругъ залился громкимъ смѣхомъ, не смотря на присутствіе султана Касгара. „Правду говорятъ, что смерть не бываетъ безъ причины, вскричалъ онъ, вставая и продолжая хохотать; исторію этого горбуна стоитъ написать золотыми буквами“.

Всѣ посмотрѣли на цирюльника, какъ на сумасшедшаго или на шута, а султанъ спросилъ его, чему онъ смѣется. „Государь, отвѣчалъ цирюльникъ, клянусь милосердіемъ вашего высочества, что горбунъ не умеръ и что я его сейчасъ возвращу къ жизни“. Сказавъ это, онъ досталъ маленькій ящикъ, который всегда носилъ съ собой, вынулъ изъ него стклянку съ бальзамомъ и началъ тереть имъ горло горбуна; потомъ, вынувъ изъ футляра желѣзное орудіе, раскрылъ имъ стиснутые зубы горбуна и маленькими щипчиками вынулъ изъ его горла кусокъ рыбы и кость. Въ ту-же минуту, горбунъ чихнулъ, нотянулся, открылъ глаза и ожилъ.

Султанъ и всѣ присутствовавшіе при этой операціи были изумлены искусствомъ цирюльника, тѣмъ болѣе, что горбунъ провелъ сутки, безъ малѣйшаго признака жизни. Забывъ о недостаткахъ цирюльника, на него стали смотрѣть, какъ на замѣчательную особу, и исторія его была написана вмѣстѣ съ исторіей горбуна, чѣмъ сохранилась навсегда память о немъ. Султана» оставилъ его у себя, назначилъ ему большую пенсію и желая, чтобъ медикъ, купецъ, поставщикъ и портной съ удовольствіемъ вспоминали объ этомъ днѣ и о приключеніяхъ горбуна, подарилъ имъ по богатому платью и приказалъ надѣть ихъ въ его присутствіи.

Шехеразада окончила разсказъ необыкновенныхъ приключеній, поводомъ къ которымъ была мнимая смерть горбуна. На разсвѣтѣ она замолчала. «Милая сестрица, сказала Динарзада, какъ я благодарна тебѣ за всѣ эти исторіи и какъ неожиданно все окончилось хорошо; я думала, что горбунъ уже умеръ. — Неожиданная развязка исторіи горбуна, цирюльника и его братьевъ, нравится и мнѣ, замѣтилъ Хабріасъ. — Меня заинтересовала также исторія хромаго молодаго человѣка, сказала Динарзада. — Очень рада, что угодила вамъ, отвѣчала султанша, и если султанъ не прикажетъ лишить меня сегодня жизни, то я разскажу ему въ слѣдующую ночь исторію любви Абульгассана Али-Эбнъ-Бекара и Шемзельнигары, любимицы халифа Гаруна Аль-Рашида; она не менѣе замѣчательна, какъ и приключенія горбуна». Султанъ былъ такъ доволенъ разсказами Шехеразады, что не могъ отказать себѣ въ удовольствіи выслушать новую исторію. Онъ всталъ, помолился и молча вышелъ изъ спальни.

НОЧЬ 162.

Динарзада разбудила сестру до разсвѣта и просила ее разсказать что и и будь. Хабріасъ пожелалъ слышать исторію любви Абульгассана Али-Эбнъ-Бекара и Шемзельнигары, любимицы халифа Гаруна АльРашида. «Государь, отвѣчала Шехеразада, я готова исполнить твое желаніе». Она начала:

Исторія Абульгассапа Али-Эбнъ-Бекара и любимицы халифа Гаруна Аль-Рашида. Шемзельнигары.

Въ царствованіе халифа Гаруна Аль-Рашида, жилъ въ Багдадѣ Moскательщикъ, Абульгассанъ-Эбнъ-Тагеръ красивый собою и богатый. Онъ былъ умнѣе и учтивѣе, чѣмъ обыкновенно бываютъ люди его званія; его прямодушіе, откровенность и веселый правъ заставляли всѣхъ любить его. Халифъ, знавши его достоинства, слѣпо вѣрилъ, ему во всемъ и до того уважалъ его, что довѣрялъ ему снабжать всѣмъ необходимымъ своихъ любимицъ. Абульгассанъ-Эбнъ-Тагеръ выбиралъ имъ мебель, платье, драгоцѣнныя вещи и все это съ большимъ вкусомъ.

Хорошія качества и расположеніе халифа пріобрѣли ему знакомство съ сыновьями эмировъ и высшихъ придворныхъ, такъ что домъ его часто наполнялся знатными людьми. Между молодыми господами, онъ отличалъ Абульгассана Али-Эбна, Бекара, потомка древней Персидской царской фамиліи, и подружился съ нимъ. Фамилія эта существовала въ Багдадѣ со времени покоренія Персіи. Природа, одарила этого молодаго принца умомъ и красотой. Онъ былъ строенъ и высокъ; въ прекрасномъ лицѣ его выражалось столько привѣтливости, жизни и очарованія, что видѣть его и не полюбить въ ту же минуту было невозможно. Звукъ его голоса имѣлъ въ себѣ что-то чарующее; выражался онъ свободно, краснорѣчиво, и могъ говорить и судить обо всемъ. Онъ былъ скроменъ, остороженъ и никогда не давалъ повода думать, что свои мнѣнія о многихъ предметахъ предпочитаетъ мнѣніямъ другихъ. Неудивительно послѣ этого, что Эбнъ-Тагеръ отличалъ его отъ всѣхъ прочихъ гостей своихъ, большая часть которыхъ была испорчена. Разъ, когда молодой принцъ былъ у него, къ лавкѣ Эбнъ-Тагера подъѣхала на бѣломъ мулѣ молодая госпожа, въ сопровожденіи десяти невольницъ, шедшихъ за ней пѣшкомъ; всѣ онѣ были богато одѣты и казались красивыми, на сколько можно было судить объ этомъ по ихъ виду и лицамъ, виднѣвшимся сквозь вуаль, но госпожа на мулѣ превосходила красотой ихъ всѣхъ. на ней былъ необыкновенно дорогой розовый поясъ, шириной въ четыре пальца и вышитый удивительной величины жемчугомъ и алмазами. Ей нужно было купить у москательщика кое-какія вещи, а потому она вошла въ его обширную и хорошо отдѣланную лавку. Эбнъ-Тагеръ принялъ ее съ должнымъ почтеніемъ и предложилъ сѣсть на почетное мѣсто.

Между тѣмъ, Персидскій принцъ изъ вѣжливости и любезности оправилъ на софѣ подушку изъ золотой парчи и уступилъ свое мѣсто госпожѣ. Когда она сѣла, онъ поклонился ей, поцѣловавъ при этомъ у ногъ ея коверъ, и всталъ передъ пей. Госпожа, знакомая уже съ Эбнъ-Тагеромъ, откинула вуаль, и ея необыкновенная красота поразила Персидскаго принца. Госпожа тоже была поражена его красотой и пригласила его сѣсть. Онъ сѣлъ на копчикъ софы и не спускалъ съ нея глазъ; любовь мало но малу вкрадывалась въ его сердце. Госпожа угадала чувства, волновавшія молодаго человѣка и сама почувствовала что-то небывалое въ сердцѣ. Переговоривъ съ Эбнъ-Тагеромъ о всемъ нужномъ, она тихонько спросила у него имя молодаго человѣка. «Этотъ господинъ, отвѣчалъ москательщикъ, Персидскій принцъ Абульгассанъ Али-Эбнъ-Бекаръ».

Госпожа обрадовалась, узнавъ, что человѣкъ, котораго она уже полюбила страстно, былъ знатной фамиліи. «Вы говорите, что онъ происходитъ изъ царской Фамиліи, опросила она Эбнъ-Тагера. — Да, отвѣчалъ тотъ, онъ потомокъ послѣднихъ царей Персіи; князья Персидскіе всегда хорошо приняты при дворѣ нашихъ халифовъ. — Я очень рада, что вы познакомили меня съ этимъ молодымъ человѣкомъ, сказала госпожа. Когда за вами придетъ отъ меня эта невольница, — она указала на одну изъ своихъ женщинъ, — то приведите съ собой и молодаго принца; я хочу, чтобъ онъ видѣлъ великолѣпіе моего дома и не говорилъ, что въ жилищахъ знатныхъ людей Багдада царствуетъ скупость. Не забудьте этого, иначе я разсержусь и никогда больше не буду въ вашей лавкѣ».

Эбнъ-Тагеръ быль на столько проницателенъ, что понялъ, отчею госпожа хочетъ видѣть у себя молода то князя. «Боже меня сохрани отъ вашего гнѣва, госпожа, отвѣчалъ онъ, я въ точности исполню ваше приказаніе». Госпожа простилась съ нимъ и, нѣжно взглянувъ на Персидскаго принца, сѣла на мула и уѣхала.

Замѣтя разсвѣтъ, Шехеразада отложила продолженіе разсказа до слѣдующей ночи. Тогда она продолжала:

НОЧЬ 163.

Государь, Персидскій принцъ, влюбившись до безумія въ госпожу, провожалъ ее глазами до тѣхъ поръ, пока не скрылась она изъ виду, и долго стояла неподвижно на томъ мѣстѣ, гдѣ простился съ ней. Наконецъ Эбнъ-Тагеръ замѣтилъ ему, что онъ обратилъ на себя вниманіе прохожихъ и что надъ нимъ начинаютъ смѣяться. «Увы! отвѣчалъ молодой принцъ, вы и народъ не смѣялись бы надо мной, еслибъ знали, что эта госпожа овладѣла совершенно моимъ сердцемъ. Кто она такая? скажи ради Бога! — Господинъ, отвѣчалъ Эбнъ-Тагеръ, это знаменитая Шемзельнигара, одна изъ первыхъ любимицъ халифа. — Она заслуживаетъ своего имени, прервалъ его принцъ, потому что хороша, какъ безоблачный день. — Это правда, отвѣчалъ Эбнъ-Тагеръ, за то халифъ не только любитъ, но обожаетъ ее. Онъ приказалъ мни, доставлять ей все, чего бы она ни пожелала, и даже предупреждать ея желанія».

Послѣднее замѣчаніе онъ сдѣлалъ для того, чтобъ предупредить молодаго князя и дать понять ему, что его любовь можетъ только принесть несчастіе. Но препятствіе только усилило любовь принца. «Я былъ увѣренъ, вскричалъ онъ, прелестная Шемзельнигара, что не посмѣю и думать о твоей любви! по все равно, я не перестану никогда любить тебя и буду счастливъ, если когда нибудь придется быть хотя рабомъ существа, которому нѣтъ подобнаго во всей вселенной».

Въ то время, какъ всѣ мысли Персидскаго принца были заняты Шемзельнигарою, она, возвратясь домой, только и думала о томъ, какъ бы скорѣе увидѣться съ нимъ и поговорить на свободѣ. Наконецъ, призвавъ невольницу. она приказала ей идти къ Эбнъ-Тагеру и просить его и его гостя къ ней. Повѣренная застала Эбна-Тагера разговаривающимъ съ Персидскимъ принцемъ; онъ убѣждалъ его не думать много о Шемзельнигарѣ, потому что изъ этой любви не могло ничего быть хорошаго. Невольница прервала ихъ разговоръ и передала порученіе своей госпожи. Эбнъ-Тагеръ всталъ и съ неудовольствіемъ послѣдовалъ за ней; вслѣдъ за нимъ пошелъ и принцъ, не думая объ опасности, которой подвергался; онъ былъ спокоенъ, тѣмъ болѣе, что Эбнъ-Тагеръ имѣлъ свободный доступъ къ любимицѣ. Невольница привела ихъ въ дворецъ халифа и наконецъ въ небольшой дворецъ Шемзельнигары, дверь котораго была уже открыта. Пойдя въ залъ, они сѣли.

Никогда еще принцъ не видѣлъ ничего великолѣпнѣй этой залы: ковры, подушки, архитектура, различныя украшенія были роскошны, такъ что дворецъ этотъ показался ему не земнымъ раемъ. Немного спустя, хорошо одѣтая невольница принесла имъ вкусныя кушанья, одинъ запахъ которыхъ возбуждалъ уже аппетитъ. Она не выходила изъ залы во все время обѣда и предлагала имъ то одно, то другое блюдо. Послѣ стола, подали превосходное вино. Когда же обѣдъ былъ совсѣмъ оконченъ, другія невольницы принесли каждому изъ нихъ но тазу и но золотому кувшину воды, для мытья рукъ. Послѣ этого подали золотыя курильницы съ алоэ и окурили платья и бороды гостей, двѣ невольницы налили имъ на руки изъ золотого флакона, осыпаннаго алмазами и рубинами, духовъ, которыми гости надушили себѣ бороду и вытерли лицо. Потомъ невольница повела въ обширную гостиную, въ которой царствовала баснословная роскошь. Красивый потолокъ, въ видѣ купола, покоился на сотнѣ мраморныхъ колоннъ, бѣлыхъ, какъ алебастръ. Пьедесталы этихъ колоннъ были расписаны золотыми птицами и четвероногими животными; коверъ, на золотомъ фонѣ котораго были разбросаны пунцовые и бѣлые букеты розъ, вышитые шелкомъ, а куполъ испещренный арабесками, придавалъ комнатѣ необыкновенный видъ. Между колоннъ стояли небольшіе диваны, а передъ ними вазы изъ хрусталя, яшмы, агата, порфира и другихъ драгоцѣнныхъ камней, украшенныя золотомъ и алмазами. Огромныя окна, драпированныя тою же матеріей, какою были обиты диваны, выходили въ прелестный садъ, дорожки котораго были усыпаны такъ искусно разноцвѣтными камешками, что казались такимъ же ковромъ, какой украшалъ гостиную. Садъ оканчивался двумя каналами, наполненными самой чистой водой; на извѣстныхъ промежуткахъ стояли огромныя бронзовыя вызолоченныя вазы, съ цвѣтами и кустарниками. Въ одной части сада была ровная и густая рощица, со множествомъ птицъ, наполнявшихъ воздухъ своими звонкими голосами.

Персидскій принцъ остановился и долго любовался чудеснымъ видомъ изъ окна; онъ даже громко выражалъ свое удивленіе, потому что никогда еще не видалъ ничего подобнаго. Эбнъ-Тагеръ, хотя былъ не въ первый разъ въ этой гостиной, однакожъ любовался не менѣе принца. Занимаясь разсматриваніемъ окружающихъ предметовъ, они примѣтили группу молодыхъ невольницъ, расположившуюся съ музыкальными инструментами на низенькихъ скамьяхъ изъ явора, украшеннаго серебряными полосками. Всѣ онѣ были одѣты богато и, казалось, готовились начать концертъ.

Друзья паши подошли ближе къ окну, чтобъ посмотрѣть на невольницъ, и увидѣли вдали большой дворъ, изъ котораго вела въ садъ лѣстница; дворъ окруженъ былъ чудесными зданіями. «Вы, сказалъ молодой принцъ, какъ человѣкъ разсудительный, вѣрно, отдаете всему, что здѣсь видите, должную справедливость; я также нахожу все достойнымъ истиннаго удивленія; но, какъ подумаю только, что это жилище прелестной Шемзельнигары и что она принадлежитъ халифу, то все это великолѣпіе теряетъ, въ моихъ глазахъ, цѣну и прелесть, и я считаю себя несчастнѣйшимъ изъ людей. И въ самомъ дѣлѣ не ужасно ли любить ту, которая принадлежитъ другому, быть тамъ, гдѣ царствуетъ мой соперникъ и гдѣ онъ можетъ, когда вздумаетъ, лишить меня жизни».

Шехеразада, замѣтя разсвѣтъ, замолчала; въ слѣдующую ночь она разсказывала:

НОЧЬ 164.

Государь, Эбнъ-Тагеръ отвѣчалъ персидскому Принцу: «Господинъ, дай Богъ, чтобъ когда нибудь я могъ тебя такъ увѣрить во взаимности Шемзельнигары, какъ могу увѣрить теперь въ совершенной безопасности! Хотя дворецъ этотъ принадлежитъ халифу, но осъ выстроенъ собственно для Шемзельнигары и названъ дворцемъ вѣчныхъ удовольствій; правда, онъ примыкаетъ къ комнатамъ халифй, но ей позволено жить совершенно свободно: она не окружена евнухами, выходитъ куда хочетъ, не спрашивая на это позволенія, возвращается также, когда захочетъ, и, если халифъ желаетъ посѣтить ее, то всегда посылаетъ прежде начальника своихъ евнуховъ, Мезруру, чтобъ предупредить ее и приготовить къ свиданію съ нимъ. Итакъ, будьте спокойны и приготовьтесь слушать концертъ, которымъ хочетъ занять насъ Шемзельнигара».

Въ это время, повѣренная Шемзельнигары подошла къ группѣ невольницъ и что-то сказала имъ. Онѣ тотчасъ взялись за инструменты и заиграли. Немного спустя, онѣ замолкли, а одна изъ невольницъ запѣла, акомпанируя на лютнѣ. Слова ея пѣсни, выбранной самой госпожей, какъ нельзя больше подходили къ состоянію духа, въ которомъ находился въ то время молодой принцъ. Когда она кончила, онъ, аплодируя ей, вскричалъ: «Какъ могла она узнать состояніе моей души въ настоящія минуты и какъ могла вылить въ этой пѣснѣ самыя глубокія чувства моего сердца! Я самъ не могъ бы выразить ихъ полнѣе». Невольница; вмѣсто отвѣта, пропѣла еще нѣсколько куплетовъ, которые такъ хорошо выражали состояніе души молодаго принца, что онъ самъ со слезами повторялъ ихъ. Окончивъ пѣніе, невольница встала и примѣру ея послѣдовали остальныя женщины; онѣ запѣли хоромъ пѣсню, въ которой говорилось, что скоро появится на небѣ полная лупа во всемъ блескѣ и приблизится къ солнцу. Подъ луной они разумѣли Шемзельнигару, а солнцемъ называли персидскаго принца.

Въ это время. Эбвъ-Тагеръ и принцъ увидѣли, что въ садъ входила повѣренная Шемзельнигары и съ ней десять черныхъ невольницъ; онѣ съ трудомъ несли массивный серебряный тронъ, который поставили въ гостиную недалеко, а сами удалились въ аллею. Потомъ, вошли двадцать прекрасныхъ, разодѣтыхъ женщинъ; онѣ приблизились къ трону съ пѣніемъ и музыкой и стали по обѣ его стороны.

Эбсъ-Тагеръ и персидскій принцъ внимательно смотрѣли на все происходящее и ожидали, чѣмъ все это кончится. Наконецъ, въ тѣхъ же дверяхъ, изъ которыхъ вышли черныя невольницы и женщины, показалось еще десять красивыхъ и богато одѣтыхъ женщинъ: онѣ остановились и черезъ нѣсколько минутъ къ нимъ присоединилась Шемзельнигара.

Разсвѣло, и Шехеразада оставила продолженіе разсказа до другаго дня.

НОЧЬ 165.

Итакъ, Шемзельнигару окружили женщины, ожидавшія ее у дверей. Она отличалась отъ нихъ ростомъ и величественнымъ видомъ; легкая мантія, голубая съ золотомъ, была наброшена на ея плечи и скользила по великолѣпному платью. На ней было немного жемчуга, алмазовъ и рубиновъ, но за то они были самой дорогой цѣны. Ее можно было сравнить съ солнцемъ въ облакамъ, которое освѣщаетъ ихъ своими лучами, не теряя однакожъ своего блеска и величія. Шемзельнигара сѣла на приготовленный для нея серебряный тронъ.

Съ той минуты, какъ вошла Шемзельнигара, персидскій принцъ не сводилъ съ нея глазъ. «Видѣли вы когда нибудь подобную красавицу? говорилъ онъ Эбнъ-Тагеру. Вотъ она, виновница всѣхъ моихъ страданій, но я благословляю страданія и не перестану благословлять ихъ до конца жизни. Я не понимаю, что со мной дѣлается; душа волнуется, возмущается и какъ будто хочетъ разстаться съ тѣломъ. Улетай душа, я готовъ проститься съ жизнью, только бы его принесло счастье, продлило жизнь Шемзельнигары. Зачѣмъ ты привелъ меня сюда, жестокій Эбнъ — Тагеръ? Ты виноватъ въ моихъ страданіяхъ! Нѣтъ, продолжалъ онъ, прости меня, я радъ, что пришелъ сюда, я самъ хотѣлъ быть здѣсь и долженъ обвинять одного себя». Онъ залился слезами. «Я радъ, что вы не обвиняете меня, отвѣчалъ Эбнъ-Тагеръ, я нарочно сказалъ вамъ, что Шемзельнига первая любимица халифа, для того, чтобъ вы не давали воли своему чувству, своей любви; я говорилъ, что это ни къ чему не поведетъ, и теперь вы можете сами убѣдиться въ истинѣ моихъ словъ. Опомнитесь и приготовьтесь поблагодарить ее за честь, сдѣланную вамъ ея приглашеніемъ; этого требуютъ приличія. Вотъ она идеи.. Теперь дѣло уже сдѣлано, возвращаться поздно, но, помните, что любовь часто обманываетъ и можетъ толкнуть васъ въ пропасть, изъ которой никогда не выйдете».

Въ это время, Шемзельнигара привѣтствовала ихъ обоихъ легкимъ наклоненіемъ головы; взоръ ея на минуту остановился на персидскомъ принцѣ и высказалъ ему многое; молодой человѣкъ понялъ, что онъ любимъ; Шемзельнигара тоже прочла въ его глазахъ, что любима страстно и называла себя счастливицей. Она сдѣлала невольницамъ — пѣвицамъ знакъ подойти; черныя прислужницы принесли стулья, и всѣ помѣстились полукругомъ около трона Шемзельнигары.

Когда всѣ сѣли, она приказала одной изъ невольницъ спѣть что нибудь. Настроивъ лютню, невольница запѣла о томъ, какъ двое молодыхъ людей безгранично любили другъ друга и составляли душой одно существо; когда имъ запрещали любить другъ друга, они говорили со слезами: «Неужели можно сердиться на то, что мы нравимся одинъ другому? Пусть оставятъ насъ въ покоѣ».

Шемзельнигара своими взглядами и жестами дала понять персидскому принцу, что слова этой пѣсни относятся къ нимъ обоимъ. Подойдя къ пѣвшей невольницѣ, принцъ просилъ ее акомпанировать на лютнѣ его пѣсню. Онъ спѣлъ арію, въ которой тоже выразилъ свою пылкую и страстную любовь. Когда онъ замолчалъ, Шемзельнигара, слѣдуя его примѣру, запѣла, съ акомпаниментомъ лютни, арію, въ которой также выражала свои чувства. Персидскій принцъ опять отвѣчалъ ей.

Объяснясь такимъ образомъ въ любви, Шемзельнигара почувствовала, что не въ силахъ болѣе владѣть собой и, вставъ съ трона, поспѣшно пошла къ дверямъ гостиной. Понявъ ея движеніе, персидскій принцъ быстро всталъ съ своего мѣста и пошелъ ей на встрѣчу; сойдясь у двери, они подали другъ другу руки и. крѣпко обнявшись, лишились чувствъ. Невольницы поддержали и отнесли ихъ на софу, гдѣ привели въ чувство. Тогда Шемзельнигара, окинувъ взглядомъ гостиную и не видя Эбнъ-Тагера спросила, гдѣ онъ. Эбнъ-Тагеръ, боясь послѣдствій всего случившагося, отошелъ въ сторону, по, услышавъ, что его спрашиваетъ Шемзельнигара, поспѣшно приблизился къ ней.

Шехеразада прервала разсказъ, но въ слѣдующую ночь продолжала такъ:

НОЧЬ 166.

Шемзельнигара выразила Эбвъ-Тагеру свое удовольствіе въ слѣдующихъ словахъ: «Добрый Эбнъ-Тагеръ, я, право, не знаю, какъ благодарить васъ за всѣ ваши одолженія. Еслибъ не вы, я никогда не узнала бы и не любила принца, прекраснѣйшаго изъ людей. Не думайте, что и останусь неблагодарна, я постараюсь отблагодарить васъ такъ, какъ вы того заслуживаете». Эбнъ-Тагерь поблагодарилъ ее низкимъ поклономъ и пожелалъ исполненія всѣхъ ея желаній.

Шемзельнигара, смущенная всѣмъ, что случилось между ею и персидскимъ принцемъ, сказала, обращаясь къ нему: «Господинъ, я уже знаю, что вы меня любите, знайте же, что и я васъ страстно люблю. Но мы не должны обманывать себя; какъ бы ни была сильна паша любовь, она ничего не принесетъ намъ, кромѣ страданій и горя. Мы можемъ только продолжать любить другъ друга, а въ остальномъ должны положиться на волю Божію, пусть будетъ, что Ему угодно. — Госпожа, отвѣчалъ принцъ, вы можете быть увѣрены, что любовь, которая проникла все существо мое, не уменьшится никогда; препятствія, горе, страданія, ничто не измѣнитъ моихъ чувствъ къ вамъ». Шемзельнигара и принцъ залились слезами, Эбнъ-Тагеръ старался утѣшить любимицу халифа. "Послушайте, говорилъ онъ ей, о чемъ вы горюете? теперь вы вмѣстѣ, — пользуйтесь этими минутами, будьте веселы. Вѣдь, мы должны будемъ скоро проститься съ вами. — О! какъ вы жестоки! возразила Шемзельнигара; развѣ вы не знаете, о чемъ я плачу, развѣ вамъ не жаль меня? Несчастная судьба! Зачѣмъ принуждаютъ меня повиноваться закону, который запрещаетъ любить того, кого полюбитъ сердце?

Но Шемзельнигара не сердилась на Эбнъ-Тагера, зная, что онъ принимаетъ въ ней искреннее участіе. Она велѣла принесть Фрукты, которые тотчасъ явились передъ ной на маленькомъ серебряномъ столикѣ. Шемзельнигара выбрала лучшіе изъ нихъ и подала принцу; онъ взялъ и поднесъ фруктъ къ губамъ именно той стороной, къ которой касались руки красавицы, а потомъ, выбралъ лучшіе плоды и предложилъ ихъ Шемзельнигарѣ, которая поступила также. Любимица халифа не забыла и Эбнъ-Тагера, но тотъ взялъ предложенные плоды только изъ приличія и былъ бы очень радъ, еслибъ ему позволили съѣсть ихъ дома, а не въ такомъ мѣстѣ, гдѣ каждую минуту имъ грозила опасность. Три невольницы принесли серебряные тазы и золотые кувшины съ водой; когда они вымыли себѣ руки и сѣли на прежнія мѣста, черныя невольницы подали на золотыхъ блюдечкахъ чаши изъ горнаго хрусталя, наполненныя дорогимъ виномъ и поставили ихъ передъ Шемзельнигарой, персидскимъ принцемъ и Эбнъ-Тагеромъ.

Любимица халифа, оставивъ десять черныхъ невольницъ и столько же умѣющихъ играть и пѣть, приказала прочимъ удалиться. Когда было исполнено ея приказаніе, она взяла чашу съ виномъ и, держа ее передъ принцемъ, пропѣла ему нѣжную арію, которой акомпанировала на лютнѣ одна изъ женщинъ. Окончивъ пѣніе, она выпила вино, потомъ поднесла другую чашу принцу, прося выпить ее изъ любви къ ней. Онъ принялъ чашу съ радостнымъ восторгомъ и отвѣчалъ на ея арію, со слезами, другой аріей, въ которой говорилъ, что не знаетъ, вино ли подала она ему въ этой чашѣ или свои слезы. Шемзельнигара предложила третью чашу съ виномъ Эбнъ-Тагеру, который поблагодарилъ ее за вниманіе и за оказанную ему честь.

Одна изъ невольницъ подала Шемзельнигарѣ лютню, и любимица халифа пропѣла послѣднюю арію съ такимъ страстнымъ выраженіемъ, что едва не лишилась чувствъ; молодой принцъ, какъ очарованный, неподвижно стоялъ передъ ней. Вдругъ отворилась дверь и вошла поспѣшно повѣренная Шемзельнигары; дрожащимъ голосомъ она передала ей, что халифъ прислалъ Мезруру и еще двухъ придворныхъ, которые желаютъ видѣть ее. Персидскій принцъ и Эбнъ-Тагеръ поблѣднѣли, думая, что совершенно погибли, но Шемзельнигара успокоила ихъ улыбкой.

Разсвѣло, и султанша замолчала; въ слѣдующую ночь, она продолжала.

НОЧЬ 167.

Успокоивъ персидскаго принца и Эбнъ-Тагера, Шемзельнигара поручила своей повѣренной занять Мезруру до тѣхъ поръ, пока она устроитъ все и въ состояніи будетъ принять ихъ. Потомъ заперта двери гостиной, велѣла опустить разрисованныя сторы на окнахъ, выходящихъ въ садъ и, увѣривъ своихъ гостей, что имъ нечего бояться, вышла, заперѣвъ за собой дверь на ключъ. Потомъ приказала убрать отъ оконъ гостиной скамьи, на которыхъ сидѣли невольницы, и, сѣвъ на приготовленный тронъ, сказала, чтобъ позвали къ ней начальника евнуховъ и его подчиненныхъ. Они показались у входа, въ сопровожденіи десяти евнуховъ, богато одѣтыхъ и опоясанныхъ широкими золотыми поясами, къ которымъ привѣшаны были сабли. Приблизясь къ трону, они низко поклонились; любимица хадифа отвѣчала имъ легкимъ наклоненіемъ головы и пошла на встрѣчу Мезрурѣ. Она спросила его, чѣмъ обязана его посѣщенію. Онъ отвѣчалъ, что пришелъ предупредить ее о.посѣщеніи халифа, который соскучился, давно не видя ее, и надѣется, что она будетъ ожидать его съ радостью и нетерпѣніемъ.

Въ знакъ покорности волѣ халифа, Шемзельнигара припала къ землѣ и, поднявшись, отвѣчала, что всегда готова исполнять повелѣнія халифа, ея государя и повелителя, и употребитъ всѣ силы, чтобъ принять его съ должнымъ почтеніемъ. Въ то же время, она отдала приказаніе чернымъ невольницамъ привесть въ порядокъ дворецъ и приготовить все къ принятію халифа, и просила Мезруру постараться устроить такъ, чтобъ халифъ прибылъ нѣсколько позднѣе и далъ ей время приготовиться.

Когда Мезрура и евнухи удалились, Шемзельнигара вернулась въ гостиную съ такимъ печальнымъ видомъ, что Эбнъ-Тагеръ сталъ опасаться, не угрожаетъ-ли имъ какая опасность. Но персидскій принцъ, замѣтивъ слезы на ея глазахъ, догадался, въ чемъ дѣло, и сказалъ, что она, вѣрно, пришла проститься. «И надѣюсь, что небо подкрѣпитъ меня въ разлукѣ съ тобой, прибавилъ онъ, и дастъ случай намъ еще увидѣться. — Увы! сказала Шемзельнигара, другъ ной, душа моя, я несчастнѣе тебя. Ты будешь страдать, не видя меня, но можешь утѣшаться надеждой на скорое свиданіе. Но, Боже, какое страшное испытаніе предстоитъ мнѣ! Я не только должна вынесть разлуку съ тобой, но и присутствіе человѣка, котораго ужасаюсь теперь и который разлучаетъ насъ! Чего мнѣ будетъ стоить, думая о тебѣ, выражать ему свою радость, съ какою обыкновенно я принимала его? Я не въ состояніи буду ни о чемъ думать. Какъ невыносимо буду страдать я, какъ тяжело мнѣ будетъ слушать о его любви и чувствовать его ласки. О! сколько должна я буду выстрадать»! Рыданія прервали ея голосъ. Молодой принцъ хотѣлъ утѣшить ее. Но горе отняло "него даръ слова и онъ молчалъ.

Эбнъ-Тагеръ, желавшій только поскорѣе выбраться изъ дворца, уговаривалъ и утѣшалъ ихъ, какъ только могъ. Но повѣренная Шемзельнигары прервала его. "Госпожа, сказала она послѣдней: нельзя терять времени: придворные уже собираются и вы знаете, что вскорѣ явится халифъ. — О, небо! вскричала Шемзельнигара какъ тяжела для меня: «та разлука! Веди ихъ, продолжала она, обращаясь къ своей повѣренной, веди скорѣе въ галлерею между садомъ и Тигромъ, и, когда настанетъ ночь, проводи изъ дворца заднимъ ходомъ. Сказавъ это, она молча и нѣжно обняла принца и пошла, разстроенная и взволнованная, на встрѣчу халифа.

Повѣренная отвела принца и Эбнъ-Тагера въ указанную Шемзельнигарой галлерею и заперла ихъ въ ней, увѣривъ, что тутъ имъ нечего и некого опасаться, и что, какъ только стемнѣетъ, она придетъ за ними.

Занялась заря, и Шехеразада отложила разсказъ свой до слѣдующей ночи.

НОЧЬ 168.

Государь, продолжала она, хотя повѣренная любимицы халифа увѣрила принца и Эбнъ-Тагера въ безопасности, но они не могли избавиться отъ овладѣвшаго ими страха, видя, что имъ рѣшительно некуда будетъ убѣжать, если халифу или кому нибудь изъ придворныхъ вздумается придти въ эту галлерею.

Скоро они замѣтили сквозь опущенныя занавѣси оконъ, выходившихъ въ садъ, яркій свѣтъ и подошли посмотрѣть, что это значило. Они увидѣли сто молодыхъ евнуховъ, шедшихъ съ зажженными восковыми свѣчами; за ними слѣдовало еще столько-же пожилыхъ евнуховъ; всѣ они вошли въ садъ. Позади ихъ шелъ халифъ въ сопровожденіи Мезруры и помощника его, Вассифа.

Шемзельнигара ожидала халифа у входа въ аллею; ее окружали двадцать красавицъ въ ожерельяхъ и брилліантовыхъ серьгахъ. Онѣ пѣли и играли. Любимица, увидя халифа, пошла къ нему навстрѣчу и упала къ его ногамъ, думая про себя? „Принцъ, если ты видишь что я дѣлаю, то можешь судить о моей злой долѣ. Предъ тобою однимъ я хотѣла бы такъ преклоняться, и мое сердце не противорѣчью бы моимъ дѣйствіямъ“.

Халифъ обрадовался Шемзельнигарѣ. „Встань, сказалъ онъ, и подойди ко мнѣ. Я самъ на себя долженъ мѣнять что такъ долго не видѣлъ тебя“, онъ взялъ ее за руку и подошелъ къ приготовленному трону. Шемзельнигара сѣла противъ халифа, а прочія женщины помѣстились вокругъ нихъ, евнухи же разсѣялись по саду.

Взглянувъ на садъ, халифъ полюбовался прекрасною иллюминаціей, но удивился, что гостинная была заперта и не освѣщена Едва успѣлъ онъ спросить объ этомъ, какъ окна гостиной растворились и она вся освѣтилась, какъ внутри, такъ и снаружи, до того великолѣпно, что халифъ вскричалъ: „Прелестная Шемзельнигара! И понимаю тебя: приготовленной мнѣ сегодня встрѣчей ты говоришь мнѣ о томъ, что есть ночи прекраснѣе самыхъ ясныхъ дней, и я вполнѣ согласенъ съ тобой.“

Возвратимся къ Эбнъ-Tarepy и персидскому принцу. „Я уже не молодъ. говорилъ Эбнъ-Тагеръ, я видѣлъ много въ моей жизни большихъ праздниковъ, но ничего не встрѣчалъ изумительнѣй и великолѣпнѣй этого. Мнѣ кажется, никакіе волшебные дворцы, о которыхъ читали мы, не могутъ сравниться съ тѣмъ, что мы теперь видимъ. Какое богатство, какая роскошь“!

Персидскаго принца не занималъ окружающій его блескъ: все его вниманіе было обращено на Шемзельнигару, а присутствіе халифа заставляло невыносимо страдать. „Любезный Эбнъ-Тагеръ, сказалъ онъ, я радъ-бы раздѣлить ваше изумленіе и любоваться вмѣстѣ съ вами, но, увы! все это великолѣпіе только увеличиваетъ мои страданія! Еслибъ кто зналъ, какъ тяжело мнѣ видѣть халифа съ той, которую я такъ люблю! Я въ отчаяніи, что имѣю такого могущественнаго соперника! О, небо! какъ я несчастливъ! Въ ту минуту, какъ я считалъ себя счастливѣйшимъ человѣкомъ, смертельный ударъ поразилъ меня въ самое сердце! Я не въ силахъ больше, Эбнъ-Тагеръ, выносить моихъ страданій, у меня нѣтъ больше ни твердости, ни воли“! Онъ замолчалъ. Въ саду происходило что-то, обратившее на себя его вниманіе.

Дѣйствительно. халифъ приказалъ одной изъ женщинъ пѣть, та исполнила его повелѣніе, и слова, пропѣтыя ею, дышали любовью и страстью и понравились халифу, который былъ увѣренъ, что эти слова выбраны Шемзельнигарой и относятся къ нему. Но онъ очень обманывался. Любимица его, слушая пѣніе, представляла себѣ Али-Эбнъ-Бекара, и ей сдѣлалось такъ грустно, что она безъ чувствъ упала на руки невольницъ и была перенесена въ гостиную.

Пораженный этимъ случаемъ, Эбнъ-Тагеръ обернулся къ персидскому принцу, который, какъ онъ полагалъ, смотрѣлъ сквозь жалузи, но каково было его удивленіе, когда онъ увидѣлъ, что принцъ безъ чувствъ лежитъ на полу. Изъ этого Эбнъ-Тагеръ заключилъ о той сильной страсти, которую принцъ питалъ къ Шемзельнигарѣ. Онъ не зналъ, что ему дѣлать. Не смотря на всѣ свои старанія, онъ не могъ привесть въ чувство Али-Эбнъ-Бекара. Въ этомъ затруднительномъ положеніи застала его разстроенная повѣренная Шемзельнигары. — „Ступайте скорѣй, вскричала она, спасайтесь! Во дворцѣ такая страшная суматоха, какъ будто насталъ послѣдній день. — А какъ мы уйдемъ отсюда? спросилъ грустно Эбнъ-Тагеръ; посмотрите, въ какомъ положеніи принцъ“. Невольница побѣжала за водой и, спустя нѣсколько минутъ, вернулась.

Наконецъ принцъ пришелъ въ себя. „Принцъ, сказалъ Эбнъ-Тагеръ, постарайтесь встать и не теряйте времени; въ противномъ случаѣ, мы погибнемъ“. Принцъ былъ такъ слабъ, что едва держался на ногахъ; Эбнъ-Тагеръ и невольница помогли ему подняться и, взявъ подъ руки, повели къ маленькой желѣзной двери, выходившей на Тигръ. Миновавъ ее, они шли берегомъ до того мѣста, гдѣ Тигръ соединялся съ маленькимъ каналомъ. Невольница захлопала въ ладоши и тотчасъ появилась маленькая лодка съ однимъ гребцомъ, въ которую сѣли Али-Эбнъ-Бекаръ и Эбнъ-Тагеръ, а невольница осталась на берегу. Отъѣзжая отъ берега, принцъ прижалъ одну руку къ сердцу и, протянувъ другую къ дворцу, проговорилъ слабымъ голосомъ: „Жизнь души моей, я не разлюблю тебя до тѣхъ поръ, пока сердце будетъ биться въ моей груди“!

Разсвѣло и Шехеразада прекратила свой разсказъ, который продолжала въ слѣдующую ночь:

НОЧЬ 169.

Между тѣмъ, лодочникъ продолжалъ грести изъ всѣхъ силъ, а повѣренная Шемзельнигары шла по берегу, слѣдя за лодкой до тѣхъ поръ, пока та вошла въ Тигръ. Тогда она знакомъ простилась съ отъѣзжавшими и возвратилась во дворецъ.

Видя, что Али-Эбнъ-Бекаръ все еще очень слабъ, Эбнъ-Тагеръ сталъ уговаривать его не терять бодрости и быть тверже. „Когда мы выдемъ изъ лодки, прибавилъ онъ, то намъ будетъ предстоять еще порядочное путешествіе. Скажите, что стану я дѣлать, если вы будете не въ состояніи дойти покрайней мѣрѣ до моего дома; до васъ идти слишкомъ далеко да и опасно въ такой поздній часъ: мы можемъ встрѣтиться съ стражей“. Лодка причалила къ берегу, но Али-Эбнъ-Бекаръ былъ такъ слабъ, что рѣшительно не могъ идти дальше. Къ счастію. Эбнъ-Тагеръ вспомнилъ, что недалеко отъ берега живетъ его пріятель, и кое-какъ дотащилъ туда персидскаго принца.

Тотъ принялъ ихъ съ радостью и, усадивъ, спросилъ, откуда они такъ поздно. „И зналъ, что вы не откажете намъ въ гостепріимствѣ, отвѣчалъ Эбнъ-Тагеръ, а потому зашелъ просить у васъ ночлега, и вотъ по какому случаю: вчера услышалъ я, что человѣкъ, который долженъ мнѣ большую сумму денегъ, уѣзжаетъ потихонько отъ меня; не теряя времени я поспѣшилъ къ нему, и на дорогѣ встрѣтилъ итого пріятеля; онъ быль такъ добръ, что пошелъ со мной. Должникъ мой знакомъ ему. Мы насилу уговорили его расплатиться со мной, и потому опоздали. На возвратномъ пути, молодой господинъ почувствовалъ себя не совсѣмъ хороню, и это заставило меня осмѣлиться безпокоить васъ“.

Другъ Эбнъ-Тагера повѣрилъ этой сказкѣ, — отвѣчалъ, что былъ имъ чрезвычайно радъ и началъ ухаживать за Ади-Эбвъ-Бекаромъ, котораго видѣлъ только въ первый разъ. Эбнъ-Тагеръ поблагодарилъ его и замѣтилъ, что другу его нуженъ покой; пріятель предложилъ имъ особенную комнату и, пожелавъ спокойной ночи, удалился.

Персидскій принцъ спалъ тревожно; ему все представлялась Шемзельнигара безъ чувствъ у ногъ халифа, и онъ впадалъ въ страшное отчаянье Эбнъ-Тагеръ только и думалъ о томъ, какъ-бы скорѣй добраться до своего дома, изъ котораго онъ никогда не уходилъ на такое продолжительное время, и о томъ, въ какой тревогѣ теперь все его семейство. Чуть свѣтъ, онъ простился съ своимъ пріятелемъ, который всталъ уже на утреннюю молитву, и отправился домой. Персидскій принцъ пошелъ также съ нимъ и, добравшись до его квартиры, упалъ на софу въ такомъ изнеможеніи, какъ будто совершилъ огромное путешествіе. Видя, что онъ не можетъ идти домой, Эбнъ-Тагеръ велѣлъ приготовить ему комнату, предложилъ остаться на время у него, и послалъ сказать, чтобъ о немъ не безпокоились дома. „Я съ радостью принимаю ваше радушное приглашеніе, отвѣчалъ ему Али-Эбнъ-Бекаръ, но прошу васъ не заботиться больше и не думать обо мнѣ, потому что мнѣ будетъ очень совѣстно, если я чѣмъ нибудь стѣсню васъ“. Эбнъ-Тагеръ просилъ его распоряжаться всѣмъ, какъ дома, а самъ пошелъ разсказать своему семейству о всемъ случившемся во дворцѣ Шемзельнигары и поблагодарить Бога за свое спасеніе отъ угрожавшей ему опасности. Между тѣмъ къ Али-Эбнъ-Бекару явились за приказаньями его главные служители. День провелъ онъ съ нѣсколькими друзьями, извѣщенными о его нездоровья, и, хотя бесѣда съ ними не утѣшила его, но покрайней мѣрѣ дала отдохнуть его головѣ отъ печальныхъ мыслей, подававшихъ ему покоя. Вечеромъ, онъ хотѣлъ ѣхать домой, но вѣрный другъ, Эбнъ-Тагеръ, упросилъ его остаться до утра въ его домѣ, чтобъ совершенію собраться съ силами. Для развлеченія принца, онъ составилъ концертъ. По музыка и пѣніе напомнили персидскому принцу происшествія прошлаго вечера и не уменьшили, а увеличили его тоску, такъ что на другой день онъ почувствовалъ себя хуже. Эбнъ-Тагеръ не удерживалъ его и самъ взялся проводить домой; оставшись съ нимъ на-единѣ, онъ началъ уговаривать принца побѣдить страсть, которая принесетъ только горе, какъ ему, такъ и любимицѣ халифа. „Ахъ, Эбнъ-Тагеръ, вскричалъ персидскій принцъ, легко давать совѣты, но въ силахъ-ли я послѣдовать имъ! Я вполнѣ понимаю ихъ важность, но что изъ этого! Я не могу разлюбить Шемзельнигару“! Видя, что совѣты и утѣшенія совершенно лишнія, Эбнъ-Тагеръ простился съ принцемъ и хотѣлъ идти.

Занялась заря и султанша умолкла; въ слѣдующую ночь, она продолжала:

НОЧЬ 170.

Персидскій принцъ удержалъ его: „Любезный Эбнъ-Тагеръ, сказалъ онъ, умоляю васъ, не сердитесь на меня, если я отказался воспользоваться вашими совѣтами и не лишайте меня вашей дружбы. Докажите мнѣ это: узнайте, что теперь съ Шемзельнигарой; меня очень безпокоитъ ея обморокъ, и неизвѣстность его послѣдствій не дастъ мнѣ скоро поправиться. — Будьте увѣрены, господинъ, отвѣчалъ Эбнъ-Тагеръ, что обморокъ давно прошелъ и о немъ уже забыли, и что повѣренная Шемзельнигары непремѣнно сама придетъ ко мнѣ и разскажетъ о всемъ, что дѣлалось и дѣлается во дворцѣ; какъ только соберу я всѣ эти свѣдѣнія, то приду и передамъ ихъ вамъ“.

Ободривъ этою надеждой персидскаго принца, Эбнъ-Тагеръ простился съ нимъ и пошелъ домой. Но онъ напрасно ожидалъ къ себѣ повѣренную Шемзельнигары: она не приходила ни въ этотъ день, ни въ слѣдующій. Безпокоясь о здоровьи Али-Эбнъ-Бскара, онъ пошелъ извѣстить его и засталъ въ постели среди пріятелей и медиковъ, употреблявшихъ все свое знаніе, чтобъ скорѣе помочь ему, и однакожъ непостигавшихъ настоящей причины его болѣзни. Персидскій принцъ встрѣтилъ Эбнъ-Тагера улыбкой, выражавшей, что онъ радъ его приходу и что смѣется надъ стараньемъ окружавшихъ его докторовъ узнать, въ чемъ именно заключается его болѣзнь.

Наконецъ доктора, друзья и родные Али-Эбнъ-Бекара вышли изъ комнаты, и Эбнъ-Тагоръ остался съ нимъ вдвоемъ; онъ подошелъ къ нему и спросилъ о здоровьи. „Что вамъ отвѣчать? сказалъ персидскій принцъ; скажу одно только, что любовь моя, которая усиливается съ каждымъ днемъ, и неизвѣстность, въ которой пробылъ я эти дни, такъ увеличили мою болѣзнь, что доктора и всѣ родные отчаиваются въ поправленіи моего здоровья. Еслибъ вы знали, какъ я страдаю въ присутствіи всѣхъ этихъ людей, которые безъ толку суетятся вокругъ меня и которыхъ между тѣмъ неловко просить оставить меня въ покоѣ. И радъ только одному вамъ; но, скажите скорѣе, приходила ли къ вамъ повѣренная Шемзельнигары и какія вѣсти передала она? Умоляю васъ, не скрывайте ничего отъ меня“. Когда Эбнъ-Тагеръ отвѣчалъ, что повѣренная любимицы халифа не приходила еще, Али-Эбнъ-Бекаръ залился слезами и не могъ отъ горя выговорить ни слова. „Ради Бога, принцъ, не плачьте и будьте тверды, говорилъ ему Эбнъ-Тагеръ, кто нибудь можетъ войти сюда и увидѣть васъ въ этомъ положеніи; а вы должны помнить, что вашу любовь нужно скрывать.“ Что ни говорилъ разсудительный пріятель персидскаго принца, тотъ не могъ удержать слезъ и вскричалъ: „Разсудительный Эбнъ-Тагеръ! Вы можете требовать, чтобъ я не открывалъ никому тайны своего сердца, и“ готовъ исполнить это, но быть спокойнымъ и удерживать слезы тогда, какъ я не знаю, что теперь съ Шемзельнигарой — это выше силъ моихъ! Я не переживу этой обожаемой женщины! — Откуда у васъ такія печальныя мысли? возразилъ Эбнъ-Тагеръ, успокойтесь и повѣрьте, что она жива, и если не присылала до сихъ поръ къ намъ, то вѣрно потому, что нельзя было; я увѣренъ, что сегодня мы непремѣнно узнаемъ что нибудь о ней». Утѣшивъ его нѣсколько, онъ ушелъ.

Какъ только Эбнъ-Тагеръ вернулся къ себѣ, пришла повѣренная Шемзельнигары. Она была очень печальна и это испугало его; онъ спросилъ ее о Шемзельнигарѣ. «Скажите мнѣ прежде, какъ доѣхали вы и персидскій принцъ? Онъ былъ тогда въ такомъ отчаянномъ положеніи!». Эбнъ-Тагеръ разсказалъ ей обо всемъ, и тогда повѣренная Шемзельнигары начала: "Вы говорите, что персидскій принцъ страдалъ и страдаетъ отъ любви къ моей госпожѣ, знайте, что и она перенесла не меньше его. Проводивъ васъ, я вернулась въ гостиную и застала госпожу мою въ обморокѣ, изъ котораго не могли вывесть ее никакія пособія окружающихъ. Халифъ сидѣлъ подлѣ нея, и былъ глубоко огорченъ;.онъ спрашивалъ у всѣхъ и особенно у меня, не знаемъ-ли мы причины обморока; но мы всѣ согласились скрыть ее и говорили совсѣмъ другое. Употребляя всѣ средства, чтобъ помочь ей, мы плакали, видя, что всѣ наши пособія тщетны. Въ полночь она пришла, наконецъ, въ себя; халифъ, неотходившій отъ нея ни на минуту, обрадовался, что она открыла глаза, и спросилъ, отчего съ ней сдѣлался обморокъ. Услышавъ его голосъ, Шемзельнигара сдѣлала надъ собой невѣроятное усиліе и, бросясь къ его ногамъ и цѣлуя ихъ, вскричала: «Государь, я такъ глубоко чувствую всѣ твои милости и доброту ко мнѣ, что жалѣю, зачѣмъ не умерла у твоихъ ногъ. — Я увѣренъ въ твоей любви, отвѣчалъ халифъ, и прошу тебя беречься ради этой любви. Ты вѣрно слишкомъ много заботилась сегодня, и это разстроило тебя, въ другой разъ будь осторожнѣе. Я совѣтую тебѣ провесть ночь въ этой комнатѣ, быть можетъ движенія для тебя вредны». Велѣвъ принесть вина, онъ далъ выпить немного госпожѣ моей и, простясь съ ней, ушелъ къ себѣ.

«Когда халифъ удалился, Шемзельнигара обратилась ко мнѣ и спросила о васъ обоихъ. Я успокоила ее, говоря, что давно уже проводила васъ и видѣла какъ вы плыли по Тигру. Объ обморокѣ персидскаго принца я умолчала изъ боязни, что съ госпожой моей можетъ возобновиться обморокъ, отъ котораго ей было такъ трудно очнуться. Но эта предосторожность ни къ чему не послужила. „Принцъ, вскричала она, я отказываюсь съ этой минуты отъ всѣхъ удовольствій до тѣхъ поръ, пока не увижу тебя; если я не обманываюсь, то слѣдую въ этомъ твоему примѣру. Я увѣрена, что ты утѣшишься только при свиданіи со мной, я тоже не перестану плакать и тосковать до этого счастливаго дня“. Волненіе ея было такъ сильно, что съ ней опять сдѣлался обморокъ».

Разсвѣло, и Шехеразада замолчала; она продолжала въ слѣдующую ночь:

НОЧЬ 171.

Повѣренная Шемзельнигары продолжала разсказывать Эбну-Тагеру, что случилось съ Шемзельнигарой послѣ перваго обморока: "Мы долго не могли привести въ чувство нашу госпожу; когда же она пришла въ себя, я умоляла ее пожалѣть себя и насъ и употребить всю силу воли надъ собой; умоляла ее поберечь себя изъ любви къ князю. «Благодарю васъ, отвѣчала она, за заботу обо мнѣ, за ваше усердіе и совѣты. Увы! я не могу слѣдовать имъ; живя безъ надежды, человѣкъ только въ гробу можетъ найти конецъ своимъ страданьямъ». Ее хотѣли развлечь пѣніемъ, но она приказала всѣмъ удалиться и оставила только меня. Всю ночь провела моя госпожа въ слезахъ и въ стенаніяхъ, поминутно номинала персидскаго принца и жаловалась на свою судьбу, что принадлежитъ человѣку, котораго она не могла любить, и на разлуку съ тѣмъ, кого она страстно любитъ.

«Такъ какъ ей было неловко лежать въ гостиной, то я помогла ей, на другой день, перейти въ спальню. Скоро явились придворные медики, а вслѣдъ за ними и самъ халифъ. Но лекарства нисколько не помогали Шемзельнигарѣ, потому что медики не понимали ея болѣзни, а присутствіе халифа только увеличивало ее. Эту ночь, впрочемъ, она провела лучше и, проснувшись, позвала меня и приказала пойти узнать о здоровья принца. — Я сказалъ уже вамъ о его положеніи, отвѣчать Эбнъ-Тагеръ; итакъ вы можете передать любимицѣ халифа, что персидскій принцъ ожидалъ извѣстія о ней съ такимъ же нетерпѣніемъ, какъ и она отъ него. Уговорите ее побѣдить чувство, которое можетъ погубить и насъ вмѣстѣ съ ними, если о немъ узнаетъ халифъ. — Я сама очень боюсь этого, возразила повѣренная; я говорила даже объ этомъ госпожѣ, теперь скажу ей еще тоже самое и отъ васъ».

Гакъ какъ Эбнъ-Тагеръ только что возвратился отъ молодаго принца, то и не пошелъ къ нему тотчасъ послѣ ухода невольницы, тѣмъ болѣе, что его ожидали дома важныя дѣла. Вечеромъ, онъ отправился къ принцу, котораго засталъ по обыкновенію въ постели. «Добрый Эбнъ-Тагеръ, сказалъ ему Али-Эбнъ-Бекаръ, у васъ много друзей, но они, вѣрно, не знаютъ вамъ настоящей цѣны, потому что не имѣли случая испытать вашихъ нѣжныхъ заботъ, вниманія и усердія. Я такъ много обязанъ вамъ, вы принимаете во мнѣ такое участіе, что я не въ состояніи буду никогда отблагодарить васъ. — Не будемъ говорить объ этомъ, принцъ, я такъ преданъ вамъ, что готовъ-бы пожертвовать за васъ жизнью. Но, поговоримъ о другомъ: сейчасъ Шемзельнигара присылала ко мнѣ узнать о вашемъ здоровьи; я передалъ ей все, что до васъ касается и не забылъ сказать о вашей любви къ ней и о вашихъ страданіяхъ». Потомъ, Эбнъ-Тагеръ разсказалъ ему подробно о всемъ происходившемъ послѣ нихъ во дворцѣ. Персидскій принцъ съ жадностью слушалъ его, обдумывая каждое его слово, выводя печальныя или отрадныя заключенія изъ его разговора и переходя отъ боязни къ нѣжности, отъ ревности къ сожалѣнію и такъ далѣе.

Разговоръ ихъ зашелъ далеко за полночь и князь упросилъ своего гостя переночевать у него. Возвращаясь домой, Эбнъ-Тагеръ встрѣтился съ женщиной, въ которой узналъ повѣренную Шемзельнигары. Она сказала ему, что у ней есть письмо къ персидскому принцу отъ ея госпожи. Эбнъ-Тагеръ взялъ письмо и вернулся съ ней къ своему пріятелю.

Развѣю, и Шехеразада замолчала; она продолжала въ слѣдующую ночь:

НОЧЬ 172.

Пришедши къ принцу, Эбнъ-Тагеръ оставилъ невольницу въ пріемной, а самъ пошелъ къ больному. Тотъ встревожился, увидя его, и спросилъ, что значило его возвращеніе. «Я принесъ вамъ хорошія вѣсти, отвѣчалъ Эбнъ-Тагеръ: вы горячо любимы; повѣренная Шемзельнигары дожидается въ пріемной вашего позволенія войдти, у ней есть къ вамъ письмо. — Пусть она войдетъ», вскричалъ съ восторгомъ Али-Эбнъ-Беракъ и сѣлъ на постели.

Такъ какъ въ комнатѣ не было никого изъ прислуги (они вышли, чтобъ оставить своего господина на-единѣ съ Эбнъ-Тагеромъ), то послѣдній самъ отворилъ дверь и впустилъ въ комнату повѣренную Шемзельнигары. Персидскій принцъ принялъ ее очень радушно. «Господинъ, сказала она ему, я слышала о всемъ, что вы перенесли съ того времени, какъ я тайно проводила васъ изъ дворца. Надѣюсь, впрочемъ, что это письмо, которое госпожа моя поручаетъ передать вамъ, поможетъ вашему выздоровленію». Онъ взялъ отъ повѣренной письмо и, нѣсколько разъ поцѣловавъ его, прочиталъ слѣдующее:

Письмо Шемзельнигары къ персидскому принцу Али-Эбнъ-Бекару.

"Особа, которая передаетъ тебѣ это письмо, опишетъ положеніе, въ которомъ я нахожусь теперь; я не могу взяться за это, потому что съ тѣхъ поръ, какъ разсталась съ тобой, сама не знаю, что со мной. Не имѣя возможности видѣть тебя, я хочу хотя письменно поговорить съ тобой и буду воображать, что ты подлѣ меня.

"Говорятъ, что терпѣніе вылечиваетъ страданія, но мое только увеличиваетъ ихъ. Какъ хотѣлось бы мнѣ взглянуть на тебя, несмотря на то, что образъ твой всегда со мной. Я увѣрена, что и ты желалъ бы видѣть меня, потому что прочитала любовь твою въ твоихъ вздохахъ. Какъ бы мы были счастливы, еслибъ ничто не препятствовало вашей любви! А теперь, сколько страданій должны мы вытерпѣть!

"И говорю тебѣ о своей любви отъ искренняго сердца и, несмотря на то, что до сихъ поръ она принесла мнѣ однѣ страданія. Я благословляю ее и готова бы перенесть еще многое, еслибъ могла надѣяться, что буду вознаграждена за это свиданьями съ тобой. Когда ты будешь принадлежать одной мнѣ!

"Не подумай, что я высказываю больше, нежели чувствую? О, нѣтъ! Я не въ силахъ еще выразить тебѣ всѣхъ своихъ чувствъ! Спроси у меня, есть ли хотя одна минута, въ которую я не думала бы о тебѣ, не желала бы тебя видѣть, говорить съ тобой, есть ли хоть одна минута, когда бы я не вздыхала, не плакала о тебѣ, не страдала въ разлукѣ съ гобой, не роптала бы на жестокую судьбу!

«Развѣ не горе любить и не надѣяться на счастье! Эта мысль убиваетъ меня, и я не перенесла бы ея, еслибъ не была увѣрена, что ты тоже любишь меня. Твоя любовь миритъ меня съ жизнью. Скажи мнѣ еще разъ, что любишь меня; я стану перечитывать твое письмо, и оно будетъ утѣшать и подкрѣплять меня до тѣхъ поръ, пока наконецъ судьба сжалится надъ нами Прощай. — Передай мой поклонъ Эбнъ-Тагеру, мы оба ему обязаны многимъ».

Персидскій принцъ прочелъ одинъ разъ письмо, потомъ ему показалось, что прочелъ его безъ вниманія, и онъ сталъ читать его медленнѣе. Окончивъ чтеніе, онъ съ наслажденіемъ всматривался въ почеркъ милой ему руки, вздыхалъ, плакалъ и приходилъ въ восторгъ. Онъ хотѣлъ приняться въ третій разъ за чтеніе письма, но Эбнъ-Тагеръ напомнилъ ему, что повѣренной некогда, и что нужно скорѣе писать отвѣтъ. «Писать отвѣтъ! вскричалъ Али-Эбнъ-Бекаръ, да развѣ я въ состояніи теперь собрать хотя нѣсколько мыслей! Да и какъ могу я передать все, что чувствую? гдѣ взять выраженій, чтобъ отблагодарить за это письмо? и выразитъ ли тросточка то, что наполняетъ мою душу»!

Однакожъ онъ попросилъ подать ему все нужное для письма

Шехеразада замолчала, увидя свѣтъ; въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 173.

Государь, персидскій принцъ, приготовляясь писать къ Шемзельнигарѣ, просилъ Эбнъ-Тагера развернуть ея письмо и держать его предъ нимъ, чтобъ онъ зналъ, на что нужно ему отвѣчать. Наконецъ, принцъ началъ писать и, хотя слезы часто мѣшали ему продолжать, однакожъ письмо было окончено и отдано Эбнъ-Тагеру, съ просьбой прочесть его вслухъ, чтобъ видѣть, нѣтъ-ли въ немъ чего нибудь непонятнаго или запутаннаго, что очень могло случиться при его тревожномъ состояли духа. Эбнъ-Тагеръ прочиталъ слѣдующее:

Отвѣтъ персидскаго принца на письмо Шемзельнигары.

«Я былъ въ отчаяніи, когда получилъ твое письмо. Не могу выразить. какою радостью наполнилось мое сердце! Читая строки, набросанныя твоею рукой, глаза мои получили новый свѣтъ, который готовъ былъ совсѣмъ исчезнуть при видѣ тебя у ногъ моего соперника.

Твое письмо разсѣяло печаль, наполнившую мою душу! Меня утѣшаетъ уже то, что я любимъ, и что ты вѣришь въ мою любовь; вдвоемъ страданія легче. Правда, онѣ вызываютъ горючія слезы, но въ то-же время поддерживаютъ жизнь сердца, и заставляютъ его биться. У меня не было ни одной отрадной минуты до полученія твоего письма; оно порадовало меня, возвратило мнѣ даръ слова, разсѣяло мою тоску, и я улыбнулся, какъ улыбался прежде. Читая твое письмо, я цѣловалъ его, и не знаю, какъ благодарить тебя за твою любовь ко мнѣ, которой я ничѣмъ не заслужилъ еще. Ты спрашиваешь, люблю-ли я тебя, нужно-ли отвѣчать на это? Ахъ, еслибъ я даже не любилъ тебя всею душой, то довольно было-бъ одного твоего признанія, чтобъ начать обожать тебя. Да, я люблю тебя, душа моя, и горжусь этою любовью. Пусть огонь ея сожжетъ мое сердце, пусть будетъ мнѣ суждено перенесть множество страданій, я не буду жаловаться на нихъ, я буду терпѣливъ, буду надѣяться увидѣть тебя когда-нибудь. Какъ былъ-бы я счастливъ, еслибъ могъ вмѣсто этого письма увидѣться съ тобой, броситься къ твоимъ ногамъ и высказать тебѣ, какъ безумно и страстно я люблю тебя! Слезы мѣшаютъ мнѣ продолжать. Прощай».

Эбнъ-Тагеръ едва могъ удержаться отъ слезъ, дочитывая это письмо. Возвращая его персидскому пріищу, онъ сказалъ, что письмо не требуетъ поправокъ. Больной сложилъ его и, попросивъ повѣренную Шемзельнигары подойдти ближе, отдалъ ой и поручилъ кланяться ея госпожѣ. Невольница ушла съ Эбнъ-Тагеромъ.

Разсвѣло, и Шехеразада замолчала. Она продолжала въ слѣдующую ночь:

НОЧЬ 174.

Эбнъ-Тагеръ, пройдя немного съ повѣренной Шемзельнигары, поворотилъ къ себѣ и, придя домой, стадъ серьозно раздумывать о завязавшейся любовной интригѣ, въ которую запутался нонъ. «Персидскій принцъ, говорилъ онъ себѣ, и Шемзельнигара были-бъ должны тщательнѣе скрывать свою любовь: они не довольно осторожны. Будь она простая женщина, не любимица халифа, и помогъ-бы имъ обоимъ и постарался составить ихъ счастіе; по халифъ не пощадитъ того, кто осмѣлится полюбить его любимицу; онъ узнай о любви ихъ, персидскому принцу не остаться въ живыхъ, Шемзельнигарѣ будетъ очень плохо, да и мнѣ достанется; а у меня есть жена, дѣти; тутъ грѣшно было-бъ рисковать мнѣ, отцу семейства, жизнью. Надо придумать что нибудь и, пока еще есть время, избавиться отъ угрожающей опасности, надобно дѣйствовать».

Весь день онъ продумалъ объ этомъ. На другой день утромъ, онъ пошелъ къ персидскому принцу и, началъ опять уговаривать его побѣдить любовь къ Шемзельнигарѣ, а не предаваться ей, потому что соперникъ его очень могущественъ; онъ повторялъ ему всѣ прежніе доводы, просьбы, однимъ словомъ, хотѣлъ въ послѣдній разъ испытать надъ нимъ всю силу своего краснорѣчія и убѣжденія. «Послѣдуйте моимъ дружескимъ совѣтамъ, прибавилъ онъ, и начните съ нынѣшняго дня всѣми силами побѣждать свою страсть, и вы поблагодарите меня когда нибудь; въ противномъ случаѣ, вы погубите и себя и Шемзельнигару, жизнь которой должна быть вамъ дороже своей собственной». Али-Эбнъ-Бекаръ выслушалъ Эбна-Тагера терпѣливо и, когда тотъ кончилъ, сказалъ: «Неужели, Эбнъ-Тагеръ, вы думаете, что я могу разлюбить Шемзельнигару послѣ ея признанія? Если она не дорожитъ своею жизнію изъ любви ко мнѣ, смѣю ли я думать о своей, нѣтъ! Чтобы ни было суждено мнѣ перенесть, я никогда не разлюблю Шемзельнигару, не разлюблю ее до гроба».

Огорченный настойчивостію персидскаго принца и видя, что его невозможно ничѣмъ убѣдить, Эбнъ-Тагеръ всталъ и сердито вышелъ отъ него. Дома онъ принялся придумывать, какимъ образомъ избѣжать бѣды, которая, казалось, уже висѣла надъ нимъ. Въ такихъ размышленіяхъ засталъ его другъ его ювелиръ; онъ замѣтилъ посѣщенія повѣренной Шемзельнигары и пришелъ узнать, зачѣмъ се присылали такъ часто. Видя Эбнъ-Тагера въ раздумчивости, онъ рѣшилъ что его занимаетъ какое либо важное дѣло и, желая помочь ему, спросилъ, зачѣмъ къ нему такъ часто ходитъ повѣренная Шемзельнигары и зачѣмъ онъ отправляется потомъ къ персидскому принцу, слухъ о болѣзни котораго разнесся по всему городу: не знали только причины ея. Вопросъ этотъ смутилъ Эбнъ-Тагера, который, стараясь казаться спокойнымъ, отвѣчалъ, что ее присылаютъ за пустячками. «Ты неоткровененъ со мной, возразилъ ювелиръ, и скрываешь отъ меня что-то важное.

Видя, что ювелиръ непремѣнно хочетъ знать настоящую причину его размышленій, Эбнъ-Тагеръ сказалъ: „Ты не ошибся, другъ мой; дѣло, о которомъ я думаю, очень важно. Я не хотѣлъ было никому открывать его, но.ты такъ расположенъ ко мнѣ, и принимаешь во мнѣ такое участіе, что я открою тебѣ все; просить тебя не разсказывать о немъ другимъ, лишнее; ты самъ увидишь изъ моего разсказа, что что тайна“. Онъ разсказалъ своему другу о любви персидскаго принца и Шемзельнигары. „Ты знаешь, прибавилъ онъ, какое значеніе имѣю а при дворѣ и у всѣхъ знатныхъ особъ города, а потому можешь судить, что будетъ со мной, и съ моимъ семействомъ, если откроется любовь Шемзельнигары и молодаго принца; тогда я совершенно погибъ! Теперь слушай, на что и рѣшился: мнѣ много должны и и долженъ, съ сегодняшняго дня я буду стараться какъ можно скорѣе расплатиться съ моими кредиторами и получить деньги съ должниковъ; устроивъ хорошенько свои дѣла, я уѣду въ Бальсору и пробуду тамъ до тѣхъ поръ, пока пройдетъ опасность. Жаль мнѣ только Шемзельнигару и молодаго принца; я стану молить Бога избавить ихъ отъ угрожающей опасности; по если же уже суждено халифу узнать обо всемъ, то я покрайней мѣрѣ не буду замѣшанъ; они не захотятъ меня погубить; они не заплатятъ мнѣ неблагодарностію за мое расположеніе къ нимъ, за добрые совѣты, которые я давалъ имъ, и, послѣдовавъ которымъ, они легко могутъ быть спасены. Уѣхавъ отсюда въ Бальсору, персидскій принцъ отвыкъ бы понемногу отъ Шемзельнигары; живя далеко отъ нея, ему было бы легче бороться съ своею несчастной любовью“.

Ювелиръ съ удивленіемъ выслушалъ разсказъ Эбнъ-Тагера. „Все, что ты разсказалъ мнѣ, очень важно, сказалъ онъ; я не могу себѣ представить, какъ Шемзельнигара и персидскій принцъ дали развиться своему чувству; они были бъ должны употребить всѣ усилія, чтобъ заглушить эту пагубную страсть; нужно быть слишкомъ ослѣпленнымъ ею, чтобъ не подумать о послѣдствіяхъ, а они не могутъ быть хороши, и ты поступаешь очень благоразумно, что хочешь уѣхать отсюда и не хочешь мѣшаться въ ихъ дѣло“. Поговоривъ еще съ Эбнъ-Тагеромъ, онъ ушелъ.

Занялась заря и султанша замолчала; въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 175.

Прощаясь съ ювелиромъ, Эбнъ-Тагеръ умолялъ его не говорить никому о томъ, что онъ ему разсказывалъ. „Будь покоенъ, отвѣчалъ тотъ, я сохраню твою тайну, еслибъ даже мнѣ что стоило жизни“.

Спустя два дня послѣ ихъ разговора, ювелиръ проходилъ мимо лавки Эбнъ-Тагера, она была закрыта и потому, подумавъ, что онъ, вѣрно, исполнилъ уже свое намѣреніе, онъ спросилъ у его сосѣда; дома ли москательщикъ. „Онъ отправился путешествовать“, отвѣчалъ тотъ. „Бѣдный персидскій принцъ, мнѣ жаль тебя, сказалъ про себя ювелиръ, ты и не чувствуешь, что лишился преданнаго и рѣдкаго друга! что будешь ты теперь дѣлать, какъ обойдешься безъ него? Пѣть, прибавилъ онъ, я не долженъ тебя оставить и постараюсь замѣнить тебѣ Эбнъ-Тагера“.

Ему некуда было торопиться, а потому онъ пошелъ къ персидскому принцу, которому продавалъ кое-какія драгоцѣнныя вещи. Придя къ нему, онъ приказалъ доложить о себѣ и сказать, что ему нужно переговорить съ принцемъ о важномъ дѣлѣ. Али-Эбнъ-Бекаръ велѣлъ просить его и, увидя знакомое лицо, всталъ съ софы, на которой лежалъ, и привѣтливо встрѣтилъ ювелира. „Чему обязанъ я удовольствію видѣть васъ у себя, спросилъ онъ, не нужно ли вамъ что нибудь, или дѣло, по которому вы пришли, касается собственно меня? — Простите, принцъ, что я васъ безпокоилъ и осмѣлился войти къ вамъ, не имѣя чести быть съ вами знакомымъ; мнѣ нужно объявить вамъ непріятную новость и участіе мое должно извинить мой невѣжливый поступокъ“.

Послѣ такого вступленія, ювелиръ приступилъ къ дѣлу, говоря. „Я долженъ сказать вамъ, принцъ, что давно уже я друженъ съ Эбнъ-Тагеромъ; сходство въ характерахъ, торговыя сношенія, укрѣпили эту дружбу; у насъ не было ничего тайнаго другъ отъ друга, а потому я знаю, что онъ былъ очень привязанъ къ вамъ, старался всегда быть вамъ полезенъ и что вы удостоивали его своею довѣренностью. Сейчасъ, проходя мимо его лавки, я былъ удивленъ, найдя ее запертой. Отъ сосѣда его узналъ я, что Эбнъ-Тагеръ уѣхалъ въ Бальсору по весьма важному дѣлу; передъ отъѣздомъ онъ прощался съ товарищами и сосѣдями. Эта новость огорчила меня, и я пришелъ къ вамъ, узнать не предупредилъ ли онъ васъ о своемъ внезапномъ отъѣздѣ“.

Высказавъ, наконецъ, то, что ему хотѣлось, ювелиръ замѣтилъ, что принцъ измѣнился въ лицѣ и былъ глубоко огорченъ отъѣздомъ Эбнъ-Тагера. „Вы совершенно поразили меня этимъ извѣстіемъ, вскричалъ онъ; недоставало только этого несчастія! Если Эбнъ-Тагеръ точно уѣхалъ, прибавилъ онъ со слезами, тогда для меня все кончено. Въ мемъ одномъ находилъ я утѣшеніе, на него только надѣялся! Онъ уѣхалъ! Послѣ этого мнѣ остается только умереть“.

Изъ этихъ словъ ювелиръ понялъ, что Эбнъ-Тагеръ не увеличивалъ, описывая ему страсть персидскаго принца; только она одна могла вызвать такое отчаяніе.

Али-Эбнъ-Бекаръ пробылъ нѣсколько минутъ въ глубокой задумчивости; потомъ поднялъ голову и, увидѣвъ своего слугу, приказалъ ему бѣжать скорѣе въ лавку Эбнъ-Тагера и узнать у его домашнихъ, точно ли онъ уѣхалъ въ Бальсору. Пока слуга исполнялъ это порученіе, ювелиръ старался развлечь принца, говоря о постороннихъ предметахъ, но Али-Эбнъ-Бекаръ не обращалъ на него вниманія и страшно тосковалъ. То надѣялся онъ, что Эбнъ-Тагеръ не уѣхалъ, то, припоминая все, что тотъ говорилъ ему въ послѣдній разъ и какъ ушелъ отъ него, онъ повторялъ себѣ съ отчаяніемъ, что другъ покинулъ его.

Наконецъ вернулся посланный и сказалъ, что Эбнъ-Тагеръ точно уѣхалъ изъ Багдада въ Бальсору, два дня тому назадъ. „Когда я выходилъ изъ его дома, мнѣ встрѣтилась хорошо одѣтая невольница, прибавилъ слуга; узнавъ, что я принадлежу вамъ, она сказала, что ей хотѣлось бы передать вамъ что-то лично. Судя по всему, она должна принадлежать какой нибудь знатной госпожѣ“. Персидскій принцъ велѣлъ ввести ее къ нему, въ полной увѣренности, что это повѣренная Шемзельнигары; онъ не обманулся; дѣйствительно, это была она. Ювелиръ видѣлъ ее нѣсколько разъ у Эбнъ-Тагера, отъ котораго узналъ, кому принадлежитъ она, и порадовался, что она пришла такъ кстати. Повѣренная Шемзельнигары поклонилась…

Но, государь, уже утро, замѣтила Шехеразада и отложила продолженіе разсказа до слѣдующей ночи.

НОЧЬ 170.

Персидскій принцъ отвѣчалъ ей на поклонъ; ювелиръ отошелъ въ сторону, чтобъ дать ему и повѣренной Шемзельнигары поговорить на свободѣ. Повѣренная Шемзельнигары, переговоривъ съ принцемъ, простилась и ушла. Али-Эбнъ-Бекаръ сдѣлался веселѣе, глаза его радостно блестѣли; но всему было видно, что онъ получилъ хорошія вѣсти.

Сѣвъ на прежнее мѣсто, ювелиръ сказалъ, улыбаясь: „И вижу, принцъ, что у васъ есть какое-то важное дѣло во дворцѣ“? Али Эбнъ-Бекаръ былъ удивленъ и смущенъ этимъ вопросомъ и спросилъ его, почему онъ такъ думаетъ? — Потому, что видѣлъ у васъ сейчасъ посланную оттуда. — А развѣ вы знаете чья это невольница? возразилъ князь. — Я знаю ее и ея госпожу, отвѣчалъ ювелиръ: любимица халифа иногда удостоиваетъ меня своимъ посѣщеніемъ и покупаетъ у меня разныя вещи. Я знаю даже, что Шемзельнигара такъ любитъ эту невольницу, что ничего не скрываетъ отъ нея. Вѣрно, въ настоящее время, есть какое нибудь особенное дѣло къ этой сторонѣ, потому что я встрѣчалъ уже нѣсколько разъ на этой недѣлѣ ея повѣренную».

Слова ювелира встревожили персидскаго принца. «Онъ не говорилъ бы со мной такъ, думалъ онъ, еслибъ не догадывался или не зналъ моей тайны». Подумавъ нѣсколько минутъ, на что рѣшиться, онъ сказалъ ему: «Я вижу изъ вашихъ словъ, что вы знаете больше того, что уже высказали, и не успокоюсь до тѣхъ поръ, пока вы не скажете мнѣ всего откровенно. Я тоже не скрою отъ васъ ничего». Ювелиру только это и было нужно; онъ разсказалъ все, что открылъ ему Эбнъ-Тагеръ объ отношеніяхъ его и Шемзельнигары, передалъ послѣдній свой разговоръ съ нимъ, въ которомъ Эбвъ-Тагеръ открылъ ему свое намѣреніе уѣхать въ Бальсору, изъ боязни попасть въ немилость халифа и всѣхъ знатныхъ особъ, съ которыми былъ знакомъ, и пробыть въ Бальсорѣ до тѣхъ поръ, пока пройдетъ гроза. Онъ исполнилъ свое намѣреніе, прибавилъ ювелиръ, но я удивляюсь, какъ у него достало силъ уѣхать и оставить васъ въ такомъ положеніи. Признаюсь, мнѣ такъ жаль васъ, что я съ радостію готовъ предложить вамъ свои услуги и замѣнить Эбнъ-Тагера, если вы согласны. Я буду вамъ также вѣренъ, какъ Эбнъ-Тагеръ и не буду такъ робокъ, какъ онъ. Я готовъ для васъ пожертвовать честью и жизнію, и, чтобъ вы повѣрили моимъ словамъ, клянусь хранить вашу тайну и исполнить все, что обѣщалъ вамъ". Персидскій принцъ обрадовался дружбѣ, предлагаемой ему такъ искренно, и утѣшился нѣсколько въ потерѣ стараго друга. «Я очень радъ, что вы обѣщаете замѣнить мнѣ Эбнъ-Тагера, отвѣчалъ принцъ, и незнаю, какъ поблагодарить васъ за все, что вы хотите для меня сдѣлать, и за ваше великодушіе; пусть Богъ вознаградитъ васъ за него. Отъ всего сердца и принимаю ваше предложеніе. Знаете ли, что сейчасъ повѣренная Шемзельнигары говорила мнѣ о васъ: она увѣряетъ, что вы уговорили Эбнъ-Тагера уѣхать изъ Багдада; но она очень ошиблась. Послѣ вашего великодушнаго предложенія, я вѣрю вамъ во всемъ. — Принцъ, возразилъ ювелиръ, я передалъ уже вамъ свой разговоръ съ Эбнъ-Тагеромъ; не стану скрывать, что, узнавъ о его намѣреніи, я не отговаривалъ его и сказалъ, что онъ поступаетъ умно и благоразумно; но это нисколько не мѣшаетъ мнѣ еще разъ повторить вамъ, что я готовъ за васъ пожертвовать жизнію, впрочемъ, еслибъ вы отказались отъ моихъ услугъ, то все-таки можете быть увѣрены, что ваша тайна въ вѣрныхъ рукахъ. — Я сказалъ уже вамъ, перебилъ его Али-Эбнъ-Бекаръ, что не вѣрю словамъ невольницы и прошу простить ея несправедливое подозрѣніе, какъ и я ей прощаю его, потому что оно происходитъ отъ слишкомъ сильнаго усердія и участія къ нашимъ интересамъ».

Они долго разговаривали еще, придумывая, какъ бы поддержать переписку съ Шемзельнигарой и какъ бы увѣрить ея повѣренную въ доброжелательствѣ ювелира. Али-Эбнъ-Бекаръ обѣщалъ приняться за это въ первое свиданіе съ повѣренной и уговорить ее согласиться передавать черезъ его руки письма Шемзельнигары, чтобъ не навлечь подозрѣній на себя. Наконецъ, ювелиръ, попросивъ еще разъ, чтобъ персидскій принцъ не сомнѣвался въ немъ и былъ увѣренъ, что онъ сдѣлаетъ для него все, что только будетъ можно, ушелъ домой.

Шехеразада замѣтила, что уже разсвѣло и замолчала; на слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 177.

Государь, возвращаясь домой, ювелиръ поднялъ на дорогѣ письмо, развернулъ его и прочиталъ слѣдующее:

Письмо Шемзельнигары къ Али-Эбнъ-Бекару.

«Я узнала отъ моей повѣренной новость, которая огорчила меня столько же, какъ и тебя. Эбнъ-Тагеръ испугался угрожающей опасности и уѣхалъ, а съ нимъ мы потеряли многое; но что дѣлать, не надо отчаяваться; будемъ стараться утѣшать себя. Жаль, что онъ уѣхалъ въ такое время, когда былъ намъ необходимъ; но вооружимся терпѣніемъ, перенесемъ съ твердостію это новое несчастіе, будемъ по прежнему любить другъ друга и надѣяться, что настанетъ наконецъ день, когда небо сжалится надъ нами, и исполнитъ наши завѣтныя мечты. — Прощай»!

Въ то время, какъ ювелиръ разговаривалъ съ принцемъ, повѣренная Шемзельнигары успѣла увѣдомить свою госпожу объ отъѣздѣ Эбнъ-Тагера и была опять послана къ персидскому принцу съ письмомъ. Это было то самое, которое прочиталъ ювелиръ; повѣренная нечаянно потеряла его.

Ювелиръ былъ очень радъ своей находкѣ; онъ надѣялся увидѣть повѣренную и убѣдить се въ своей преданности Али-Эбнъ-Бекару. Когда онъ коичилъ читать, повѣренная показалась на улицѣ; видно было, что она очень встревожена и ищетъ письма. Вдругъ она замѣтила его въ рукахъ ювелира, и когда онъ пряталъ его, она подбѣжала къ нему и просила отдать найдснное имъ письмо, говоря, что оно принадлежитъ ей. Ювелиръ, не отвѣчая ни слова, пошелъ домой; повѣренная слѣдовала за нимъ и вошла даже въ его комнату, требуя, чтобы онъ

сейчасъ отдалъ ей письмо, въ которомъ для него не можетъ быть ничего интереснаго. «Вы не стали бы держать его, прибавила она, еслибъ знали, отъ кого оно и къ кому писано; не отдавать чужія письма безчестно».

Ювелиръ, заставилъ ее сѣсть и тогда спросилъ: «Не правда ли, что это письмо Шемзельнигары къ персидскому принцу»? Невольница, не ожидая этого вопроса, поблѣднѣла. «Васъ затрудняетъ отвѣтъ на мой вопросъ, продолжалъ онъ, но успокойтесь; я спросилъ не изъ одного любопытства; я завелъ насъ къ себѣ для того, чтобъ объясниться съ вами; въ противномъ случаѣ, я отдалъ бы вамъ письмо на улицѣ. Скажите, хорошо ли говорить напраслину на кого нибудь? — Нѣтъ. — Такъ зачѣмъ же вы, но одному подозрѣнію только, обвинили меня передъ Али-Эбнъ — Бекаромъ, сказавъ ему, что и уговорилъ Эбнъ-Тагера уѣхать изъ Багдада? Впрочемъ, не стану терять времени на оправданія; скажу только, что принцъ увѣренъ въ моей невинности и что я не только не уговаривалъ Эбнъ-Тагера уѣхать отсюда, но, напротивъ, былъ огорченъ его отъѣздомъ, и не такъ сожалѣлъ о потерѣ друга, какъ о печальномъ состояніи, въ которомъ онъ оставилъ Али-Эбнъ-Бекара, о любви котораго къ Шемзельнигарѣ онъ разсказалъ мнѣ самъ. Узнавъ объ его отъѣздѣ, я поспѣшилъ къ персидскому принцу, у котораго вы застали меня, и, объявивъ ему эту грустную новость, предложилъ свои услуги. Онъ съ радостію принялъ ихъ и теперь отъ васъ зависитъ воспользоваться ими или нѣтъ. Передайте все, что я сказалъ вамъ, Шемзельнигарѣ и увѣрьте се, что, взявшись за такое опасное дѣло, я не стану раскаяваться, если мнѣ даже придется поплатиться за него жизнію. Для счастія такихъ любящихъ и достойныхъ особъ, я готовь всѣмъ пожертвовать».

Выслушавъ внимательно и съ радостію слова ювелира, повѣренная поблагодарила его за усердіе и просила простить ей прежнюю недовѣрчивость. «Я не помню себя отъ радости, прибавила она, что нашла въ васъ человѣка, готоваго замѣнить мѣсто Эбнъ-Тагера, и передамъ своей госпожѣ о вашемъ искреннемъ желаніи быть ей полезнымъ».

Занялась заря и султанша оставила свой разсказъ до слѣдующей ночи.

НОЧЬ 178.

Когда повѣренная Шемзельнигары выразила ювелиру свою радость о томъ, что онъ рѣшился принять на себя услуги Али-Эбнъ-Бекару и ея госпожѣ, онъ отдалъ ей письмо любимицы халифа и сказалъ: «Отнесите его скорѣе персидскому принцу, и, возвращаясь домой, зайдите ко мнѣ показать отвѣтъ принца. Не забудьте также передать ему нашъ разговоръ».

Повѣренная снесла письмо къ Али-Эбнъ-Бекару; онъ написалъ отвѣтъ, который она занесла прочитать ювелиру.

Отвѣтъ персидскаго принца Шемзельнигарѣ.

«Твое письмо обрадовало меня, по не такъ, какъ бы я того желала, Ты утѣшаешь меня въ потерѣ друга; горесть моя ничто въ сравненіи съ другими страданьями, которыя знакомы и тебѣ; они прекратятся тогда только, когда я увижусь съ тобой, когда назову своей. Какъ долго еще ждать этого, да и сбудется ли когда нибудь наша мечта! Ты просишь меня не отчаяваться; постараюсь, потому что у меня нѣтъ больше своей воли; твоя воля мнѣ законъ. — Прощай».

Прочитавъ это письмо, ювелиръ отдалъ его повѣренной; прощаясь съ нимъ, она обѣщала употребить всѣ силы, чтобъ увѣрить Шемзельнигару въ его преданности и въ томъ, что онъ вполнѣ замѣнитъ мѣсто Эбнъ-Тагера. На другой день, она опять пришла къ нему и ювелиръ замѣтилъ по довольному выраженію ея лица, что она успѣла во всемъ. Когда онъ сказалъ ей объ этомъ, она отвѣчала, что онъ не ошибается и что она сейчасъ разскажетъ, какъ достигла своей цѣли. «Госпожа моя ждала меня вчера съ нетерпѣніемъ, сказала она, я отдала ей письмо принца; прочитавши его, она готова была заплакать, и, по обыкновенію, начать горевать. Я спросила ее, не отъѣздъ ли Эбнъ-Тагера огорчаетъ ее; получивъ утвердительный отвѣтъ, я сказала, что нашла человѣка, готоваго замѣнить его мѣсто и отличающагося отъ Эбнъ-Тагера смѣлостію, необходимою намъ. Потомъ, разсказала ей весь нашъ разговоръ съ вами и съ персидскимъ принцемъ, о вашей готовности помогать имъ во всемъ и объ обѣщаніи хранить тайну. Она, казалось, была очень довольна. „Ахъ! какъ много мы обязаны этому честному человѣку, воскликнула она, о которомъ ты сейчасъ говорила! Я хочу видѣть его, говорить съ нимъ, услышать отъ него самаго все, что слышу отъ тебя, и поблагодарить его за великодушіе къ людямъ, которымъ онъ ничѣмъ не обязанъ и въ которыхъ, между тѣмъ, принимаетъ такое искреннее участіе. Свиданіе съ нимъ доставитъ мнѣ удовольствіе, и я сама хочу просить его не отказываться отъ этого добраго намѣренія; приведи его непремѣнно завтра ко мнѣ“. Итакъ, господинъ, будьте добры, пойдемте со мной во дворецъ».

Слова невольницы поставили ювелира въ затруднительное положеніе. «Госпожа ваша, сказалъ онъ, не подумала вѣрно о томъ, чего требуетъ отъ меня. Эбнъ-Тагеръ могъ свободно входить во дворецъ, потому что пользовался особенною довѣренностію халифа, и всѣ придворные знали это; но какъ осмѣлюсь я войти къ Шемзельнигарѣ? Умоляю васъ, скажите ей, что я никакъ не могу исполнить ея желанія, потому что исполненіе его сопряжено съ большими опасностями; она, вѣрно, согласится со мной и проститъ мнѣ неповиновеніе ея воли». Повѣренная старалась успокоить ювелира. «Неужели вы считаете, говорила она, Шемзельнигару такою недалекой и думаете, что она не позаботилась о томъ, чтобъ не подвергнуть опасности того, кто дѣлаетъ ей огромное одолженіе? Будьте увѣрены, что съ вами не можетъ случиться ничего дурнаго; дѣло это слишкомъ интересуетъ госпожу мою и меня, а потому мы позаботились обо всемъ. Довѣрьтесь мнѣ, и вы сами увидите, что напрасно боялись».

Ювелиръ согласился, наконецъ, идти за повѣренной Шемзельнигары. но какъ ни старался быть смѣлѣе, онъ не могъ побѣдить овладѣвшей имъ робости и трясся всѣмъ тѣломъ. Замѣтивъ это, повѣренная рѣшила, что ему лучше остаться дома, и что Шемзельнигара, вѣрно, придумаетъ какъ ни будь иначе увидѣться съ нимъ, или придетъ къ нему сама. «Такъ, оставайтесь лучше дома, прибавила она; я увѣрена, что госпожа моя не замедлитъ придти сюда». Она не ошиблась; Шемзельнигара, узнавъ о страхѣ, овладѣвшемъ ювелиромъ, пошла сама къ нему.

Ювелиръ принялъ ее со всѣми должными почестями. Уставъ съ дороги, она сѣла и откинула съ лица покрывало. «Какъ она хороша, подумалъ ювелиръ; не удивительно, что персидскій принцъ полюбилъ ее всею душой». Ласково поклонясь ему, Шемзельнигара сказала, что она благодаритъ небо пославшее имъ такъ скоро человѣка, готоваго замѣнить Эбнъ-Тагера, и пришла сама благодарить его за участіе, принимаемое въ ея положеніи и въ положеніи Али-Эбнъ-Бекара.

Разсвѣло и Шехеразада замолчала. Она продолжала въ слѣдующую ночь:

НОЧЬ 179.

Поговоривъ еще нѣсколько времени съ ювелиромъ, Шемзельнигара возвратилась во дворецъ. Ювелиръ поспѣшилъ объявить обо всемъ персидскому принцу; онъ засталъ его въ страшной тоскѣ. «Я ожидалъ васъ съ не терпѣніемъ, сказалъ онъ ювелиру; повѣренная Шемзельнигары принесла мнѣ отъ нея письмо, но оно не утѣшило меня, хотя она и ободряетъ меня, но я не надѣюсь ни на что и не могу больше переносить своихъ страданій. Я въ отчаяніи отъ отъѣзда Эбнъ-Тагера; онъ сказалъ бы мнѣ, на что рѣшиться, потому что имѣлъ доступъ къ Шемзельнигарѣ. Въ немъ я потерялъ послѣднюю опору, потерялъ все».

Онъ говорилъ такъ скоро, что ювелиръ напрасно старался заговорить самъ; когда, наконецъ, это удалось ему, онъ сказалъ: «Принцъ, повѣрьте, что я принимаю въ васъ такое участіе, какого не принималъ никто другой; выслушайте меня, я знаю, чѣмъ облегчить ваши страданія». При этихъ словахъ, принцъ замолчалъ и позволилъ ему говорить. «Я вижу, началъ ювелиръ, что только свиданіе съ Шемзельнигарой можетъ утѣшить васъ и начну стараться, съ завтрашняго дня, доставить вамъ случай видѣться съ ней наединѣ. Для этого вамъ не нужно будетъ входить во дворецъ Шемзельнигары, гдѣ вы подвергнетесь опасности; я знаю другое мѣсто, совершенно безопасное». Принцъ былъ въ восторгѣ отъ его словъ. «Этимъ обѣщаніемъ, вскричалъ онъ, вы воскрешаете несчастнаго, приготовлявшагося уже къ смерти. Вы сдѣлаете для меня больше, чѣмъ сдѣлалъ бы Эбнъ-Тагеръ: я вполнѣ довѣряюсь вамъ»!

Онъ поблагодарилъ ювелира и тотъ возвратился къ себѣ и сталъ придумывать, какъ бы доставить Али-Эбнъ-Бекару свиданіе съ Шемзельнигарой. На другой день, пришла къ нему повѣренная; онъ сказалъ ей, что былъ наканунѣ у Али-Эбнъ-Бекара и обѣщалъ ему доставить свиданіе съ ея госпожой. «Я за тѣмъ именно и пришла къ вамъ, отвѣчала она; нужно это непремѣнно устроить, и я думаю, что удобнѣе всего они могутъ видѣться въ этомъ домѣ. — Я готовъ бы съ удовольствіемъ предложить имъ этотъ домъ, по у меня есть другой, гдѣ никто не живетъ и гдѣ имъ никто не помѣшаетъ; я приготовлю его къ привитію ихъ. — Прекрасно, возразила повѣренная, я согласна съ вами и пойду сейчасъ къ госпожѣ, поговорю съ ней и принесу вамъ ея отвѣть». Она поспѣшно исполнила это, скоро вернулась и объявила ювелиру, что госпожа ея согласна на его предложеніе и придетъ на свиданіе вечеромъ. Онъ повелъ ее въ свой другой домъ, за тѣмъ, чтобъ она знала, куда придти съ Шемзельнигарой. Прощаясь, повѣренная дала ему кошелекъ съ золотомъ для необходимыхъ покупокъ на угощеніе. Ювелиръ взялъ у своихъ знакомыхъ золотую и серебряную посуду, ковры, великолѣпныя подушки и другую мебель и убралъ домъ роскошно. Приготовивъ все, онъ отправился къ Али-Эбнъ-Бекару.

Можно вообразить себѣ радость персидскаго принца, когда пришелъ за нимъ ювелиръ и сказалъ, что поведетъ его на свиданіе съ Шемзсльпигарой! Эта вѣсть заставила его совершенію забыть свои болѣзни и страданія; онъ надѣлъ богатое платье и послѣдовалъ за ювелиромъ, не взявъ никого изъ своей свиты. Ювелиръ повелъ его разными переулками, боясь, чтобъ кто нибудь не замѣтилъ, куда они идутъ, и оставался съ нимъ въ домѣ до прихода Шемзельнигары.

Она слишкомъ любила Али-Эбнъ-Бекара, чтобъ заставить долго дожидать себя и пришла въ сопровожденіи своей невольницы, послѣ вечерней молитвы. Я не берусь передавать ихъ счастія, при встрѣчѣ другъ съ другомъ; они были такъ взволнованы, что долго не могли выговорить ни слова. Но, зато, когда были уже въ состояніи говорить, они осыпали другъ друга такими нѣжными именами, такими выраженіями страстной любви, что ювелиръ, повѣренная и двѣ другія невольницы плакала, слушая ихъ; однако ювелиръ вспомнилъ скоро объ угощеніи и, отерѣвъ слезы, принесъ его самъ. Шемзельнигара и Али-Эбнъ-Бекара пили и ѣли много; потомъ, сѣвъ на софу, она спросила у ювелира, нѣтъ ли у него лютни. Настроивъ ее, Шемзельнигара запѣла.

Шехеразада замолчала; въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 180.

Въ то самое время, когда Шемзельнигара выражала въ пѣніи свою страстную любовь къ персидскому принцу, вдругъ послышался шумъ и, испуганный невольникъ прибѣжалъ сказать ювелиру, что кто-то ломаетъ ворота и на вопросъ, кто тамъ, не даетъ отвѣта. Испуганный ювелиръ выбѣжалъ изъ залы, чтобъ удостовѣриться въ принесенномъ ему извѣстіи. Войдя на дворъ, онъ различилъ въ темнотѣ десять вооруженныхъ человѣкъ; они выломали ворота и шли прямо къ нему. Прижавшись къ стѣнѣ, ювелиръ далъ пройти имъ мимо и, разсудивъ, что теперь не можетъ уже спасти Шемзельнигару и персидскаго принца, пожалѣлъ о лихъ и сталъ думать о своемъ собственномъ спасеніи.

Выйдя на улицу, онъ пошелъ къ своему сосѣду, въ полной увѣренности, что вооруженные люди принадлежали къ стражѣ халифа, котораго кто нибудь увѣдомилъ о назначенномъ свиданіи съ его любимицей. Долго прислушивался онъ изъ своего убѣжища къ шуму, продолжавшемуся до полночи въ его домѣ, и, когда все стихло, взялъ у своего пріятеля саблю и пошелъ домой. На дворѣ онъ увидѣлъ человѣка, спросившаго его дрожащимъ голосомъ, кто онъ, и, узнавъ въ немъ своего невольника, спросилъ: «Что ты тутъ дѣлаешь? какъ спасся отъ стражи? — Я спрятался въ темпомъ углу двора, отвѣчалъ невольникъ, и только сейчасъ вышелъ оттуда. Это, господинъ, была не стража, а воры, ограбившіе недавно кого-то въ сосѣдствѣ; они видѣли, какъ переносились сюда дорогія вещи и мебель, и вломились въ домъ, чтобъ разграбить его».

Ювелиръ нашелъ предположеніе невольника очень справедливымъ и пошелъ осмотрѣть домъ. Воры, дѣйствительно, вынесли изъ него лучшую мебель, всю золотую и серебряную посуду, и все, что только было можно. Ювелиръ былъ въ отчаяніи. «О небо! вскричалъ онъ, что я теперь стану дѣлать; я совершенно погибъ! Что скажутъ мои пріятели, когда узнаютъ, что у меня пропало все, что они одолжили мнѣ такъ охотно. Я долженъ буду заплатить имъ за все. Что сдѣлалось съ Шемзельнигарой и персидскимъ принцемъ; завтра вѣсть обо всемъ случившемся разнесется по городу; непремѣнно дойдетъ до халифа и я отвѣчу за всѣхъ и за все». Тронутый его отчаяніемъ, невольникъ утѣшалъ его, увѣряя, что воры вѣроятію удовольствовались тѣмъ, что могли ограбить Шемзельнигару и что она, вѣрно, уже въ своемъ дворцѣ, а Али-Эбнъ-Бекаръ у себя дома, и что поэтому халифъ можетъ не узнать. «Что касается до покражи вещей, взятыхъ вами у вашихъ друзей, продолжалъ невольникъ, они не могутъ не повѣрить вамъ, что вещи украдены, потому что всѣмъ уже извѣстно, что эти самые воры ограбили, недавно, не одинъ, а нѣсколько знатныхъ домовъ, и не были пойманы. Вы заплатите имъ за вещи, и у васъ, благодаря Бога, останется еще довольно».

Ювелиръ велѣлъ невольнику заперѣть хорошенько всѣ двери и остался здѣсь до разсвѣта; тогда онъ отправился съ нимъ домой, думая о томъ, что ожидаетъ его, и раскаяваясь, что не взялъ примѣръ съ Эбнъ-Тагера и вмѣшался въ это дѣло, отъ котораго тотъ бѣжалъ въ другой городъ, потому что видѣлъ въ немъ опасность, угрожавшую его жизни.

Утромъ, какъ и предполагалъ ювелиръ, вѣсть о грабежѣ его дома, разнеслась но всему городу, и къ нему собралось много пріятелей и сосѣдей, изъ которыхъ нѣкоторые принимали въ немъ искреннее участіе, а другіе хотѣли только узнать подробности всего бывшаго. Благодаря ихъ за вниманіе и участіе, ювелиръ былъ доволенъ уже тѣмъ, что никто изъ нихъ не упоминаетъ о Шемзельнигарѣ и Али-Эбнъ-Бекарѣ. Вѣрно, они или дома или гдѣ нибудь въ безопасности, думалъ онъ.

Оставшись одинъ, онъ сталъ обѣдать, но не могъ почти ничего ѣсть. Въ полдень вошелъ къ нему слуга и сказалъ, что какой-то незнакомецъ хочетъ его видѣть. Не желая принимать у себя, онъ вышелъ къ незнакомцу. «Вы не знаете меня, но я васъ хорошо знаю, сказалъ онъ ему, и имѣю передать вамъ очень важное дѣло». Услышавъ это, ювелиръ просилъ его войдти къ нему. «Нѣтъ, отвѣчалъ незнакомецъ, я попрошу васъ послѣдовать за мной, въ другой вашъ домъ. — А почему вы знаете, что у меня есть еще домъ? спросилъ онъ. — Я знаю много и прошу васъ немедленно пойти за мной; вамъ нечего бояться; васъ ожидаетъ тамъ пріятное извѣстіе». Ювелиръ пошелъ съ нимъ и разсказалъ ему дорогой, что его ограбили и что онъ не можетъ принять его въ этомъ домѣ, потому что онъ почти пустъ.

Подойдя къ дому и увидѣвъ, что ворота полуразрушены, незнакомецъ сказалъ: «Вы не обманули меня, здѣсь намъ неудобно говорить», и пошелъ дальше. Ювелиръ не отставалъ отъ него и такъ шли они до вечера. Видя, что уже смеркается и чувствуя страшную усталость, ювелиръ почти съ неудовольствіемъ слѣдовалъ за незнакомцемъ, — тѣмъ болѣе, что тотъ шелъ молча, и ювелиръ не зналъ, куда онъ идетъ. Дойдя до Тигра они сѣли въ лодку и переправились на другой берегъ. Тогда незнакомецъ повелъ его по длинной улицѣ, въ которой ювелиръ никогда еще не былъ; потомъ по разнымъ переулкамъ и наконецъ остановился у дверей одного дома. Войдя и заперѣвъ дверь желѣзнымъ засовомъ, онъ ввелъ его въ другую комнату, гдѣ было десять человѣкъ, которыхъ ювелиръ видѣлъ тоже въ первый разъ.

Эти десять человѣкъ приняли ювелира безъ особенныхъ церемоній и указали ему мѣсто, которое онъ занялъ съ радостію, потому что очень утомился, да и потому еще, что видъ этихъ десяти человѣкъ произвелъ на него не совсѣмъ пріятное впечатлѣніе. Они какъ будто ожидали своего начальника и какъ только незнакомецъ вошелъ съ ювелиромъ подали ужинъ и, умывъ руки, сѣли за столъ и посадили съ собой ювелира. Послѣ ужина, они спросили его, знаетъ ли онъ съ кѣмъ говоритъ и у кого въ гостяхъ; онъ отвѣчалъ, что не только не знаетъ, кто они, но не знаетъ даже улицъ, по которымъ проходилъ, ни дома, въ которомъ находится теперь. «Разскажи намъ вчерашнее приключеніе въ твоемъ домѣ? спросили они. — Вы, вѣрно, подробно знаете о немъ, господа, отвѣчалъ ювелиръ. — Это правда, возразили они, намъ многое разсказали уже молодой человѣкъ и молодая госпожа, которыхъ мы застали тамъ, по мы хотимъ слышатъ это отъ тебя; не скрывай ничего». Ювелиръ понялъ изъ этихъ словъ, что имѣлъ дѣло съ ворами, ограбившими его домъ. «Господа, вскричалъ онъ, меня очень безпокоитъ участь молодаго человѣка и молодой госпожи, не можете ли вы сказать мнѣ чего нибудь о нихъ»?

Шехеразада замѣтила разсвѣтъ и замолчала; въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 181.

Государь, сказала она, когда ювелиръ спросилъ воровъ о Шемзельнигарѣ и персидскомъ принцѣ, они отвѣчали ему, чтобъ онъ о нихъ не безпокоился, что они въ безопасности, и указали на два запертые кабинета, какъ бы показывая, что они тамъ. «Они сказали намъ, между прочимъ, продолжали воры, что ты одинъ знаешь все, что касается ихъ. Мы окружили ихъ всевозможными удобствами, не употребляли съ ними насилія, обходились хорошо и не намѣрены сдѣлать имъ ничего дурнаго. Вы тоже можете быть совершенно спокойны и довѣриться намъ вполнѣ».

Ювелиръ, успокоенный ихъ словами и обрадованный извѣстіемъ о Шемзельнигарѣ и молодомъ принцѣ, хотѣлъ еще больше задобрить воровъ, хвалилъ и благодарилъ ихъ. «Господа, говорилъ онъ ямъ, признаюсь, что хотя я не имѣю чести знать васъ, но очень счастливъ, что вы меня знаете. Я не знаю какъ мнѣ благодарить васъ за оказанную услугу; я вижу, что вы очень человѣколюбивы и не только умѣете хранить тайну, но и готовы были бы на самое смѣлое предпріятіе изъ любви къ ближнему. Вы смѣлы, усердны и предпріимчивы, а потому я не боюсь открыть вамъ тайну и вѣрю, что вы сохраните ее и не употребите во зло моей довѣренности».

Постаравшись расположить, на сколько было можно, воровъ въ свою пользу и въ пользу принца и любимицы халифа, ювелиръ подробно разсказалъ имъ исторію ихъ любви съ начала и до послѣдняго свиданія, устроеннаго въ его домѣ.

Воры были очень удивлены его разсказомъ. «Какъ, вскричали они, когда онъ окончилъ, неужели этотъ молодой человѣкъ славный персидскій принцъ Али-Эбнъ-Бекаръ, а молодая госпожа прелестная любимица халифа, Шемзельнигара»? Ювелиръ поклялся, что говоритъ правду и прибавилъ, что теперь они вѣрно не удивляются, почему ни одинъ изъ нихъ не сказалъ своего имени.

Убѣдившись въ истинѣ его словъ, воры бросились къ ногамъ Шемзельнигары и принца, умоляя ихъ о прощеніи и говоря, что еслибъ они знали, кто они такіе, то никогда не позволили бы себѣ разграбить домъ и увести ихъ. Потомъ они обратились къ ювелиру. «Намъ очень жаль, что мы не можемъ отдать тебѣ всего, что унесли изъ твоего дома, сказали они, потому что многое уже не въ нашихъ рукахъ; но, просимъ тебя, сдѣлай милость, возьми то, что осталось у насъ изъ похищеннаго серебра».

Ювелиръ былъ очень обрадованъ такимъ счастливымъ оборотомъ дѣла. Возвративъ ему все, воры привели Шемзельнигару и принца и обѣщали отвести ихъ туда, откуда взяли. Они просили только, чтобъ всѣ трое поклялись, что не выдадутъ ихъ; тѣ обѣщали имъ все, по видя, что воры недовольствуются обѣщаніемъ, поклялись хранить въ тайнѣ все случившееся и тогда всѣ вышли изъ дома.

Дорогой, ювелиръ вспомнилъ о повѣренной Шемзельнигары и о двухъ другихъ невольницахъ, и, подойдя къ любимицѣ халифа, спросилъ ее о нихъ. «Я ничего не знаю больше, отвѣчала она, какъ только то, что насъ схватили, перевезли черезъ рѣку и заперли въ комнаты, изъ которыхъ вывели только при васъ».

Шемзельнигара и ювелиръ продолжали, молча, идти за ворами. Дойдя до рѣки, они переправились въ лодкѣ на другой берегъ; по въ ту самую минуту, когда они вышли изъ лодки, вдругъ послышался топотъ скачущей стражи; воры схватили весла и лодка отчалила; Шемзельнигара, принцъ и ювелиръ остались на берегу съ глазу на глазъ со стражей.

На вопросъ начальника отряда, кто они а откуда пріѣхали въ такой поздній часъ, принцъ и Шемзельнигара такъ растерялась, что не могли выговорить ни слова. Ювелиръ, оправившись, первый отвѣчалъ: «Господа, увѣряю васъ, что мы честные люди и живемъ въ этомъ городѣ: вчера домъ нашъ ограбили воры, которые сейчасъ высадили насъ на берегъ и переплываютъ теперь рѣку; они взяли тоже и насъ съ собой. Сегодня мы разжалобили ихъ, умоляя о пощадѣ, и они привели насъ сюда и даже отдали намъ часть покражи». Говоря это, ювелиръ развернулъ платокъ и показалъ серебро.

Начальникъ стражи неудовольствовался показаніемъ ювелира; онъ приблизился къ персидскому принцу и спросилъ его: гдѣ онъ живетъ и какая съ нимъ госпожа.

Этотъ вопросъ поставилъ всѣхъ въ затруднительное положеніе. Впрочемъ, Шемзельнигара уничтожила его. Отозвавъ въ сторону начальника отряда, она сказала ему что-то на ухо. Онъ соскочилъ съ лошади, почтительно поклонился и, приказавъ своимъ людямъ сдѣлать тоже самое, послалъ нѣкоторыхъ изъ нихъ за двумя лодками.

Когда достали лодки, онъ помѣстилъ въ одну Шемзельнигару, а въ другую принца и ювелира, посадилъ съ ними по двое изъ своего отряда, съ приказаніемъ охранять до тѣхъ поръ, пока они вернутся къ себѣ. Лодки поплыли по рѣкѣ, каждая по своему направленію. Теперь поговоримъ о лодкѣ, въ которой былъ персидскій принцъ и ювелиръ.

Али-Эбнъ-Бекаръ, желая избавить своихъ провожатыхъ отъ труда, провожать каждаго изъ нихъ домой, назвалъ имъ свой домъ и сказалъ, что ювелиръ будетъ ночевать у него. По каковъ же былъ ихъ испугъ, когда, услышавъ названіе улицы и дома, въ которомъ жилъ принцъ, провожатые его причалили къ берегу противъ самаго дворца халифа; однакоже они не выказали этого, хотя были увѣрены, что, не смотря на приказаніе начальника отряда отвести ихъ домой, провожатые сдадутъ ихъ дворцовой стражѣ, а на другой день представятъ халифу.

Но ихъ опасенія были напрасны. Провожатые должны были вернуться къ своему начальнику и остановились противъ дворца халифа только для того, чтобъ передать ихъ офицеру, который далъ имъ двухъ солдатъ съ приказаніемъ проводить ихъ до дома принца, бывшаго далеко отъ рѣки. Они вернулись домой такіе утомленные и измученные, что едва могли стоять на ногахъ.

Усталый и огорченный неудачнымъ свиданіемъ съ Шемзельнигарой, свиданіемъ, сопровождаемымъ толикими несчастными приключеніями, отнимавшими всякую надежду видѣть еще разъ Шемзельнигару, принцъ упалъ въ обморокъ на софу. Пока одни слуги хлопотали вокругъ него, стараясь привести его въ чувство, другіе спрашивали ювелира, что случилось съ ихъ господиномъ во время его продолжительнаго отсутствія.

Занялась заря, и Шехеразада отложила продолженіе своего разсказа до слѣдующей ночи.

НОЧЬ 182.

Государь, говорила она на другое утро, я остановилась на томъ, что слуги принца окружили ювелира и раскрашивали о случившемся съ ихъ господиномъ. Не имѣя вовсе желанія передавать имъ подробности всего случившагося, ювелиръ сказалъ, что съ принцемъ было необыкновенное приключеніе, о которомъ не время разсуждать и что лучше подумать, какъ привести его въ чувство. Къ счастію, въ эту минуту, принцъ очнулся и невольники, оставивъ ювелира, стали радоваться, что господинъ ихъ пришелъ въ себя.

Послѣ этого продолжительнаго обморока, принцъ почувствовалъ такую слабость, что не могъ говорить и отвѣчалъ на все знаками. Эта слабость продолжалась до другаго дня, когда ювелиръ отправился домой. Али-Эбнъ-Бекаръ протянулъ ему руку, но сказать ничего не могъ; замѣтивъ у него въ рукахъ узелъ съ серебромъ, онъ только показалъ знакомъ слугѣ, что надо отнесть его къ ювелиру.

Ювелира ждали дома съ нетерпѣніемъ; его внезапный уходъ съ совершенно незнакомымъ человѣкомъ заставлялъ ихъ предполагать, что съ нимъ случилось какое нибудь несчастіе. Когда онъ вернулся, жена, дѣти, прислуга съ радостію бросились къ нему на встрѣчу, но они испугались его чрезвычайной блѣдности и перемѣны въ лицѣ: ювелира, въ самомъ дѣлѣ, трудно было узнать, такъ перемѣнился онъ въ одни сутки отъ чрезвычайной усталости и испуга. Онъ чувствовалъ себя такъ дурно, что два дня провелъ дома, не принимая никого, кромѣ своихъ близкихъ друзей.

На третій день, чувствуя тебя нѣсколько лучше и надѣясь, что воздухъ освѣжитъ его, ювелиръ вышелъ прогуляться, и, зайдя въ лавку богатаго купца, заговорился съ нимъ. Выходя отъ него, онъ замѣтилъ недалеко отъ себя женщину, которая дѣлала ему знаки. Узнавъ въ ней повѣренную Шемзельнигары, онъ обрадовался и испугался, и поспѣшно пошелъ отъ нея. Улица эта была людная, и онъ думалъ, что повѣренная не пойдетъ за нимъ, потому что разговаривать тутъ было не возможно: многіе знали, что это невольница Шемзельнигары и могли замѣтить знакомство съ нимъ, а слѣдовательно и подозрѣвать какія нибудь отношенія между имъ и Шемзельнигарой. Потому ювелиръ шелъ все скорѣй и скорѣй; повѣренная нѣсколько разъ кричала ему, чтобъ онъ остановился, но онъ ничего не слушалъ и шелъ все дальше. Такъ до шелъ онъ до мечети, очень рѣдко посѣщаемой, и гдѣ онъ зналъ, что ни кого не встрѣтитъ. Онъ вошелъ въ нее, а за нимъ скоро вошла и повѣренная Шемзельнигары. Они передали другъ другу свою радость, что увидѣлись опять послѣ всего случившагося и свой страхъ за принца и Шемзельнигару во время этого страшнаго происшествія: объ опасности, которой они сами подвергались, и не упоминали.

Наконецъ ювелиръ спросилъ ее, что съ ней было послѣ того, какъ воры ворвались въ ломъ, какъ она не попалась имъ и какъ похитили Шемзельнигару; но повѣренная хотѣла, чтобъ сначала разсказалъ онъ все, что съ нимъ было. Онъ исполнилъ ея желаніе и передалъ ей все, что случилось, послѣ ихъ неожиданной разлуки. «Теперь, прибавилъ онъ, я удовлетворилъ ваше любопытство, исполните и мою просьбу».

"Увидя воровъ, отвѣчала она, я приняла ихъ за солдатъ, составляющихъ дворцовую стражу и подумала, что, вѣрно, халифъ узналъ отъ кого нибудь о свиданіи своей любимицы съ принцемъ и прислалъ стражу, лишить всѣхъ насъ жизни. Тогда я побѣжала на верхъ, взобралось на террасу; за мной послѣдовали обѣ невольницы, бывшія при моей госпожѣ, и мы втроемъ перебирались съ террасы на террасу, пока не достигли наконецъ дома добрыхъ знакомыхъ, у которыхъ и ночевали.

"Утромъ на другой день, поблагодаривъ за гостепріимство хозяина дома, мы отправились во дворецъ, очень разстроенныя, что нечего не знаемъ о нашей госпожѣ и молодомъ принцѣ. Придворныя Шемзельнигары, удивленныя, что ея нѣтъ съ нами, спрашивали о ней; мы сговорились отвѣчать, будто она осталась у одной знакомой и отпустила насъ домой, съ приказаніемъ ожидать здѣсь ее; придворныя повѣрили намъ и успокоились.

«Весь день провела я въ тревогѣ; ночью я вышла на заднее крыльцо, и, замѣтивъ вдали лодку, просила перевощика пойдти по берегу и, если онъ встрѣтитъ госпожу, то проводить ее во дворецъ. Я и обѣ невольницы съ нетерпѣніемъ ожидали его возвращенія; когда къ берегу приблизилась лодка, въ ней сидѣло двое мужчинъ и лежала женщина. Причаливъ, мужчины вышли и помогли подняться и выйдти на берегъ Шемзельнигарѣ, при видѣ которой мы не знали, что дѣлать, отъ радости».

Разсвѣло, и Шехеразада замолчала; въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 188.

Вчера, государь, я остановилась на томъ, что повѣренная разсказывала ювелиру происшествія случившіяся съ тѣхъ поръ, какъ они не видались и какъ Шемзельнигара вернулась въ свой дворецъ: она продолжала: "Я подала руку Шемзельнигарѣ чтобъ помочь ей выйдти на берегъ; она была такъ слаба, что едва держалась на ногахъ. Потомъ я передала ее двумъ невольницамъ бывшимъ со мною, а сама побѣжала за тысячью червонныхъ, которые госпожа моя хотѣла отдать двумъ провожавшимъ ее солдатамъ и заплативъ имъ и перевощику, поспѣшила къ Шемзельнигарѣ, которая не дошла еще до своей комнаты.

"Мы раздѣли ее и уложили въ постель; всю ночь она была въ такомъ состояніи, что мы боялись, чтобъ она не умерла.

"На другой день, ея придворныя, узнавъ, что она вернулась, хотѣли непремѣнно видѣть ее, но я никого не допустила, говоря, что Шемзельнигара очень устала и хочетъ отдохнуть. Между тѣмъ я и двѣ другія невольницы не оставляли ее ни на минуту и употребляли всѣ средства, чтобъ помочь ей; она была между жизнью и смертью и сначала отказывалась отъ всякой помощи; наконецъ, мы замѣтили, что немного вина, которое мы упросили ее выпить, произвело на нее хорошее дѣйствіе, мы уговорили ее выпить еще и покушать.

"Долго стонала и плакала Шемзельнигара; замѣтивъ что она въ состояніи говорить, я спросила, какимъ чудомъ она спаслась отъ воровъ. «Зачѣмъ ты просишь говорить меня о томъ, отвѣчала она со вздохомъ, что наведетъ на меня тоску! Лучше бы воры убили меня. На что мнѣ жизнь? Развѣ на то только, чтобъ страдать вѣчно»!

«Госпожа, возразила я, не отказывайте мнѣ въ этой просьбѣ, умоляю васъ. Вы знаете, разсказъ о горѣ иногда уменьшаетъ его. Можетъ быть, и ваши страданія уменьшатся, когда вы передадите ихъ мнѣ».

"Если ты непремѣнно хочешь узнать все, что со мной случилось, то слушай: когда въ комнату, гдѣ я сидѣла съ принцемъ, вошли разбойники, я испугалась; но, подумавъ, что умру вмѣстѣ съ тѣмъ, кого страстно люблю, приготовилась смѣло встрѣтить смерть и не хотѣла бѣжать или спрятаться. Вошедшіе люди однако не убили насъ, а отдавъ подъ присмотръ двумъ человѣкамъ, начали забирать и связывать въ узлы все, что было драгоцѣннаго въ комнатахъ. Окончивъ это, взвалили на плеча все, что взяли, и повели насъ съ собой.

"Дорогой воры спросили меня, кто я, я отвѣчала, что танцовщица; принцъ сказалъ, что онъ багдадскій гражданинъ.

"Придя въ свой домъ, они окружили насъ и, разсмотрѣвъ хорошенько паши парады и увидя на мнѣ много драгоцѣнныхъ украшеній, они рѣшили, что мы обманывали ихъ, выдавая себя за простыхъ людей и требовали, чтобы мы открыли имъ наше настоящее званіе.

"Я ничего не отвѣчала; они обратились къ персидскому принцу: «Мы видимъ, что ты не гражданинъ; скажи намъ, кто ты? — Я знакомый ювелира и пришелъ провести съ нимъ вечеръ, отвѣчалъ принцъ; домъ, который вы ограбили, тоже принадлежитъ ему».

«Я знаю этого ювелира, сказалъ главный изъ разбойниковъ, и обязанъ ему кое-чѣмъ, безъ его вѣдома. Завтра я приведу его сюда, вы же останетесь у насъ до тѣхъ поръ, пока мы не узнаемъ навѣрное, кто вы; мы не сдѣлаемъ вамъ ничего дурна то».

"На другой день онъ привелъ ювелира; тотъ, надѣясь, что открывъ наши имена, онъ этимъ спасетъ насъ, сказалъ ворамъ, кто мы. Воры тотчасъ пришли ко мнѣ, умоляли о прощеніи, говорили, что никогда не ограбили бы дома, въ которомъ застали меня, еслибъ знали, что онъ принадлежитъ ювелиру; у принца, сидѣвшаго въ отдѣльной комнатѣ, они также просили прощенія и, взявъ съ насъ обѣщаніе не объявлять о нихъ никому, перевезли насъ черезъ рѣку. Тутъ насъ чуть чуть не взяли подъ стражу.

"Я отозвала начальника стражи въ сторону, назвала себя, сказала, что, возвращаясь наканунѣ вечеромъ отъ знакомой, попалась ворамъ и была увезена ими. Узнавъ, кто я, они освободили меня, и изъ уваженія ко мнѣ, еще другихъ двухъ человѣкъ, для спасенія которыхъ я назвалась ихъ знакомою. Начальникъ стражи соскочилъ съ лошади и отвѣчалъ, что будетъ очень счастливъ, если можетъ оказать мнѣ какую нибудь услугу, онъ распорядился тотчасъ, чтобъ достать двѣ лодки и, давъ намъ но двое провожатыхъ, отправилъ въ одной изъ нихъ меня, а въ другой персидскаго принца и ювелира.

«Я надѣюсь, прибавила Шемзельнигара заливаясь слезами, что принцъ и ювелиръ доѣхали хорошо, хотя принцъ вѣрно страдаетъ душой такъ же, какъ и я. Послѣднему мы такъ много обязаны, что нужно его наградить. Завтра сходи къ нему, узнай что нибудь о принцѣ и отдай ему два кошелька съ золотомъ; онъ много потерялъ черезъ насъ».

"Когда моя добрая госпожа замолчала, я напомнила ей объ опасности, которой она только что избавилась почти чудомъ, и умоляла ее употребить всѣ силы, чтобъ меньше думать о принцѣ; но она велѣла мнѣ молчать и повиноваться ей.

«Я замолчала и пришла сегодня исполнить ея порученіе. Не заставъ васъ дома, я шла уже къ принцу, у котораго надѣялась найти васъ; но вы встрѣтились со мной. Деньги я оставила у моей знакомой, подождите здѣсь, я принесу ихъ сейчасъ».

Разсвѣло и Шехеразада замолчала; она продолжала въ слѣдующую ночь:

НОЧЬ 184

Государь, повѣренная скоро вернулась въ мечеть и, отдавая ювелиру два кошелька съ золотомъ, сказала: «Возьмите это и расплатитесь съ своими знакомыми. — Здѣсь больше, нежели сколько и долженъ, возразилъ ювелиръ; впрочемъ я не смѣю отказаться отъ подарка такой прекрасной и великодушной госпожи. Прошу передать ей, что я никогда не забуду ея благодѣяній». Онъ условился сходиться съ повѣренною въ своемъ другомъ домѣ, когда ей нужно будетъ передать что нибудь отъ Шемзельнигары персидскому принцу или узнать о немъ; потомъ они разстались.

Ювелиръ вернулся къ себѣ совершенно довольный тѣмъ, что имѣлъ чѣмъ расплатиться съ друзьями, и тѣмъ, что никто въ Багдадѣ не узналъ о свиданіи Шемзельнигары съ персидскимъ принцемъ. Правда, онъ открылъ это ворамъ, но надѣялся, что они не обнаружатъ ввѣренной имъ тайны, а если и откроютъ, то имъ никто не повѣрить. На другой день онъ расплатился съ своими знакомыми деньгами подаренными ему Шемзельнигарой. На остальныя деньги онъ отдѣлалъ другой свой домъ и отправилъ въ него жить нѣсколькихъ своихъ слугъ. Радуясь, что опасность прошла, и, почти забывъ о ней, онъ пошелъ вечеромъ навѣстить Али-Эбнъ-Бекара.

Слуги принца встрѣтили его, говоря, что онъ пришелъ очень кстати, потому что принцъ, съ тѣхъ поръ, какъ вернулся съ нимъ къ себѣ, находится между жизнію и смертію и не говорить ни одного слова. Они ввели его въ комнату, гдѣ лежалъ принцъ; на него жаль было смотрѣть. Ювелиръ поклонился ему, дотронувшись до его руки, и просилъ его не отчаиваться.

Персидскій принцъ узналъ его по голосу и открылъ глаза; ювелиръ нашелъ въ немъ такую страшную перемѣну съ тѣхъ поръ, какъ не видѣлъ его, что ужаснулся. Больной пожалъ ему руку и едва слышно благодарилъ зч участіе къ нему, несчастнѣйшему изъ всѣхъ людей.

«Не будемъ говорить, правдъ, отвѣчалъ онъ, о моихъ услугахъ; мнѣ очень жаль, что онѣ не принесли вамъ никакой пользы. Поговоримъ лучше о вашемъ здоровьи; вы такъ больны, что я боюсь за васъ; почему вы ничего не кушаете? Это подкрѣпило бы ваши силы».

Слуги принца воспользовались этимъ случаемъ и сказали ювелиру, что господинъ ихъ ничего не ѣлъ уже нѣсколько дней и что поэтому выздоровленіе его идетъ очень медленно. Ювелиръ сталъ уговаривать принца не отказываться отъ пищи, и принцъ уступилъ наконецъ его просьбамъ и поѣлъ немного.

Потомъ онъ велѣлъ слугамъ выйдти и, оставшись наединѣ съ ювелиромъ, сказалъ ему: «Кромѣ моего собственнаго несчастія, пеня еще очень огорчаетъ, что вы понесли изъ-за насъ такой убытокъ, и вознагражу васъ за все, по прежде скажите мнѣ, не слыхали ли вы чего нибудь о Шемзельнигарѣ, съ тѣхъ поръ, какъ я ее не видѣлъ».

Ювелиръ передалъ ему все, что разсказала повѣренная о возвращеніи Шемзельнигары во дворецъ, о состояніи ея здоровья и о томъ, что какъ только ей стало лучше, она тотчасъ прислала къ нему свою повѣренную узнать о здоровьи принца. Въ продолженіи всего разсказа, принцъ вздыхалъ и плакалъ; потомъ всталъ съ трудомъ и, приказавъ отпереть кладовую, досталъ изъ нее нѣсколько узловъ съ серебряными вещами, которыя и подарилъ ювелиру.

Напрасно отказывался ювелиръ отъ этого подарка, говоря, что уже расплатился деньгами, присланными ему Шемзельнигарой; принцъ заставилъ его принять его подарокъ. Ювелиръ повиновался и поблагодарить принца. Когда онъ хотѣлъ проститься съ Али-Эбнъ-Бекаромъ, тотъ удержалъ его и они проговорили до поздней ночи.

На другой день, ювелиръ увидѣлся передъ уходомъ съ персидскимъ принцемъ. Посадивъ его подлѣ себя, Али-Эбнъ-Бекаръ сказалъ ему: «Вы знаете, что каждый человѣкъ имѣетъ цѣль въ жизни. И люблю, а потому въ настоящее время единственная цѣль моей жизни владѣть любимой женщиной. Два раза думалъ я быть счастливымъ и надѣялся, что она будетъ принадлежать мнѣ и два раза ее отнимали отъ меня. Что, послѣ этого, для меня жизнь? Я давно простился бъ съ ней, еслибъ наша религія не запрещала самоубійства; она одна останавливаетъ меня; впрочемъ, я чувствую, что мнѣ не долго осталось страдать; скоро все кончится». Онъ замолчалъ и долго и безутѣшно рыдалъ.

Вопль и слезы принца разрывали ювелиру душу; зная, что ничѣмъ его нельзя такъ скоро утѣшить, какъ разговоромъ о Шемзельнигарѣ, онъ сказалъ ему, что имъ время разстаться, потому что дома можетъ быть его ожидаетъ повѣренная любимицы халифа. «Ступайте, отвѣчалъ Али-Эбнъ-Бекаръ, и если она у васъ, то пусть передастъ. Шемзельнигарѣ. что я буду любить ее не только до послѣдней минуты моей жизни, но и за гробомъ». Ювелиръ, придя домой, ожидалъ съ нетерпѣніемъ повѣренную Шемзельнигары. Спустя нѣсколько часовъ, она пришла къ нему съ заплаканнымъ лицомъ и растроеннымъ видомъ. «Что съ вами спросилъ онъ, съ испугомъ. — Мы пропали всѣ: Шемзельнигара, вы, персидскій принцъ, и я! отвѣчала она. Послушайте, что случилось вчера, пока я была у васъ. Шемзельнигара была не довольна одною изъ двухъ невольницъ, бывшихъ при ея свиданіи въ вашемъ домѣ, и приказала наказать ее. Невольница разсердилась за это и, уйдя тихонько изъ дворца, скрылась въ квартирѣ евнуха дворцовой стражи; она можетъ ему открыть все и тогда мы погибли. Этого еще мало; другая невольница то же убѣжала и скрылась во дворцѣ халифа, которому вѣроятно открыла нашу тайну, потому что сегодня халифъ прислалъ за Шемзельнигарой двадцать своихъ евнуховъ, которые и отвели ее во дворецъ. Я успѣла убѣжать сюда, чтобъ увѣдомить васъ -обо всемъ. Чтобы ни случилось, не открывайте ли за что нашей тайны».

Разсвѣло и султанша отложила свой разсказъ до слѣдующей ночи:

НОЧЬ 185.

Государь, продолжала она, повѣренная Шемзельнигары просила еще ювелира, чтобъ онъ немедленно далъ знать обо всемъ персидскому принцу и просить его не открывать общей тайны. «Сказавъ это, она, не дожидаясь отвѣта, убѣжала.

Да и что могъ ей отвѣчать ювелиръ, пораженный этимъ страшнымъ извѣстіемъ и до того потерявшійся, что нѣсколько времени не могъ придти въ себя; опомнясь, онъ поспѣшилъ къ персидскому принцу. Пойдя къ нему съ лицомъ, на которомъ можно было прочесть, что онъ принесъ дурныя вѣсти, ювелиръ сказалъ ему: „Соберите всю вашу твердость, принцъ, и приготовьтесь услышать очень дурную новость; судьба не посылала вамъ еще никогда такого удара, какой придется перенесть сейчасъ. — Не мучьте меня, скажите скорѣе, что случилось, спросилъ Али-Эбнъ-Бекаръ. Я готовъ умереть, если суждено“. Разсказавъ ему все, что узналъ онъ отъ повѣренной Шемзельнигары, ювелиръ прибавилъ, что не надо терять времени, а надо подумать о своемъ спасеніи, потому что халифъ въ гнѣвѣ и можетъ лишить его жизни и что еще хуже, онъ можетъ муками заставить его открыть общую тайну. Отъ изумленія и огорченія принцъ чуть не умеръ. Собравшись съ силами, онъ спросилъ, что ему дѣлать, на что рѣшиться. Ювелиръ посовѣтовалъ ему взять хорошую лошадь, слугу и ѣхать немедленно въ Анбару, куда онъ доѣдетъ до разсвѣта, и просилъ взять его съ собой.

Персидскій принцъ видѣлъ, что больше ничего не остается дѣлать, какъ рѣшиться на предложеніе ювелира. Онъ простился съ матерью, взялъ нѣсколько слугъ, денегъ и драгоцѣнныхъ вещей, и выѣхалъ поспѣшно съ ювелиромъ изъ Багдада.

Проѣхавъ безъ остановки весь день и всю ночь, они такъ измучились и утомили своихъ лошадей, что должны были остановиться.

Не успѣли они еще отдохнуть, какъ появилась цѣлая шайка разбойниковъ, ограбила ихъ и убила всѣхъ людей принца. Принцъ и ювелиръ защищались, на сколько было силъ, но видя, что они остались только вдвоемъ, положили оружіе и сдались. Разбойники оставили ихъ въ живыхъ, и, взявъ лошадей и рѣшительно все, что у нихъ было, уѣхали. „Не лучше ли было-бъ, вскричалъ въ отчаяніи принцъ, когда разбойники скрылась изъ виду, еслибъ я остался въ Багдадѣ и умеръ бы тамъ“,

„Принцъ, возразилъ ювелиръ, вѣрно, это опредѣленіе Божіе; ему угодно посылать вамъ такія тяжелыя испытанія, мы не должны роптать, а съ покорностію переносить всѣ несчастія. Не будемъ терять времени, нужно отыскать мѣсто, гдѣ бы намъ можно было пріютиться“.

„Дайте мнѣ умереть, отвѣчалъ принцъ, не все ли равно здѣсь или въ другомъ мѣстѣ? Быть можетъ, теперь Шемзельнигара уже несуществуетъ; неужели мнѣ суждено пережить ее“! Ювелиръ употребилъ всѣ силы, чтобъ успокоить его, и наконецъ Али-Эбнъ-Бекаръ, согласился слѣдовать за нимъ. Они дошли до мечети, она была отворена и путники паши переночевали въ ней.

На разсвѣтѣ пришелъ туда помолиться какой-то человѣкъ. Окончивъ молитву, онъ обернулся и увидѣлъ въ углу персидскаго принца и ювелира. Подойдя къ нимъ и вѣжливо поклонясь, онъ сказалъ: „Вы, вѣрно, не здѣшніе“?

„Вы не ошиблись, отвѣчалъ ювелиръ, мы не здѣшніе и притомъ сегодня ночью насъ ограбили разбойники; стоитъ только взглянуть на насъ, и вы убѣдитесь въ этомъ. Мы ни съ кѣмъ незнакомы здѣсь, а потому не знаемъ къ кому обратиться и кого просить о помощи. — Если вы пойдете со мной!“ помогу вамъ, возразилъ незнакомецъ».

Услышавъ это обязательное приглашеніе, ювелиръ шепнулъ на ухо принцу: «Я думаю, намъ надо принять предложеніе этого человѣка; онъ насъ не знаетъ и, слѣдовательно, опасаться тутъ нечего, а то пожалуй, сюда могутъ придти люди, которые знакомы съ нами. — Дѣлайте со мной, что хотите, отвѣчалъ принцъ». Незнакомецъ, увидя, что они совѣтуются, принять его предложеніе или нѣтъ, спросилъ, на что они рѣшились. «Мы съ удовольствіемъ принимаемъ ваше приглашеніе, но затрудняемся, какъ дойти до васъ; на насъ ничего нѣтъ».

Къ счастію, незнакомецъ могъ съ ними подѣлиться одеждой, и они дошли кое-какъ до его дома; а потомъ онъ далъ имъ хорошія платья, и, предполагая, что они проголодались и желаютъ "статься одни, приказалъ подать имъ нѣсколько кушаньевъ. Персидскій принцъ почти ни до чего не дотрогивался, и ювелиръ опять сталъ опасаться за его жизнь.

Хозяинъ дома приходилъ къ нимъ нѣсколько разъ въ продолженіи дня, а вечеромъ, боясь утомить ихъ, рано простился съ ними. По вскорѣ ювелиръ принужденъ былъ послать за нимъ, чтобъ просить его присутствовать при послѣднихъ минутахъ Али-Эбнъ-Бекара. Онъ догадался о приближеніи его кончины по лихорадочному состоянію и по его чрезвычайной слабости. Когда онъ подошелъ къ нему, принцъ сказалъ: «Все кончено! какъ я радъ, что вижу васъ въ послѣднія минуты своей жизни. Вы знаете причину моей смерти и я доволенъ, что умираю. Жаль мнѣ только моей бѣдной матери, она такъ нѣжно любила меня, извѣстіе о моей смерти должно страшно поразить ее. Она не будетъ имѣть даже утѣшенія закрыть мнѣ глаза. Бѣдная! Скажите ей, что мнѣ больно умирать, не простясь съ ней, и что я прошу ее перевезть мое тѣло въ Багдадъ, гдѣ она можетъ молиться и плакать надъ моей могилой». Онъ не забылъ тоже хозяина дома за его гостепріимство и просилъ оставить у себя его тѣло до пріѣзда матери. Али-Эбнъ-Бекаръ умеръ.

Разсвѣло, и Шехеразада замолчала; въ слѣдующую ночь она продолжала разсказывать индѣйскому султану:

НОЧЬ 186

Государь, на другой день смерти принца, ювелиръ нашелъ случай присоединиться къ большому каравану, отправляющемуся въ Багдадъ, и, возвратясь благополучно домой, на-скоро переодѣлся и пошелъ въ домъ покойнаго принца. Увидя его одного, всѣ встревожились. Онъ просилъ доложить о себѣ матери Али-Эбнъ-Бекара и передать ей, что ему нужно сказать ей что-то важное. Мать молодого принца велѣла просить его. Онъ вошелъ къ ней съ печальнымъ лицомъ и сказалъ: «Богъ да хранитъ васъ и да ниспошлетъ на васъ свои милости. Вы знаете, что противъ его воли, противъ его предопредѣленія мы ничего не въ состояніи сдѣлать».

Мать Али-Эбнъ-Бекара не дала ему договорить. «Ахъ, вскричала она, вы пришли объявить мнѣ о смерти сына»! Ея вопли, раздирающіе душу, и плачъ окружающихъ женщинъ заставили ювелира прослезиться. Мать принца долго плакала и не давала ему продолжать печальнаго извѣстія. Наконецъ, удержавъ рыданія, она просила его разсказать ей подробно о кончинѣ нѣжно любимаго сына, и спросила не поручалъ ли онъ чего нибудь передать ей особенно. «Онъ просилъ сказать вамъ, отвѣчалъ ювелиръ, что ему тяжело было умирать, не видя подлѣ себя васъ, и чтобы вы перевезли его тѣло въ Багдадъ». На другой день, мать Али-Эбнъ-Бекара поѣхала за тѣломъ сына, въ сопровожденіи своихъ жерщипъ и невольницъ.

Ювелиръ вернулся домой. Онъ былъ очень опечаленъ раннею смертью добраго и умнаго персидскаго принца.

Вдругъ ему попалась женщина на встрѣчу въ траурѣ; это была повѣренніая Шемзельнигары; онъ узналъ ее, по, будучи не, въ состояніи выговорить ни одного слова отъ слезъ, молча пошелъ домой. Повѣренная вошла за нимъ.

Сѣвъ другъ противъ друга, ювелиръ спросилъ ее со вздохомъ, слышала ли она о смерти персидскаго принца и о немъ ли она плачетъ. «Увы! вскричала она, неужели прекрасный молодой принцъ умеръ? Итакъ, онъ немного пережилъ Шемзельнигару! Чистыя души, прибавила она, гдѣбъ вы ни были, вы должны радоваться, что нѣтъ больше препятствій вашей любви. Тѣло мѣшало вашему соединенно, небо соединитъ ваши души»!

Ювелиръ не обратилъ вниманія на трауръ повѣренной Шемзельнигары и, нисколько не предполагая, что послѣдней уже нѣтъ въ живыхъ, былъ пораженъ словами невольницы. «Шемзельнигара умерла! вскричалъ онъ. — Да, умерла, отвѣчала, заливаясь слезами, повѣренная; я но пей ношу трауръ. Обстоятельства, сопровождавшія ея смерть, заслуживаютъ вниманія, я разскажу вамъ все, только скажите мнѣ сначала, какъ и когда умеръ молодой принцъ, котораго я не перестану оплакивать до конца моей жизни».

Когда ювелиръ разсказалъ ей исторію персидскаго принца и кончилъ тѣмъ, что мать его поѣхала за его тѣломъ, повѣренная начала разсказывать ему въ свою очередь: "Вы помните, говорила она, я пришла сказать вамъ послѣдній разъ, что халифъ потребовалъ къ себѣ Шемзельнигару, и не ошиблась, предчувствуя, что ему все извѣстно о сношеніяхъ ея съ молодымъ принцемъ. Это открыли ему двѣ молодыя невольницы, которыхъ онъ допрашивалъ, каждую отдѣльно. Но не подумайте, что халифъ разсердился за это на свою любимицу, началъ ревновать ее къ принцу и хотѣлъ мстить ему. Нѣтъ! Онъ ни одну минуту не думалъ о принцѣ, а сожалѣлъ только о Шемзельнигарѣ и, какъ было видно, обвинялъ себя въ томъ, что позволилъ ей свободно ходить по городу и даже безъ евнуховъ. Онъ винилъ во всемъ случившемся одного себя; это можно заключить изъ его слѣдующихъ поступковъ. Халифъ принялъ свою любимицу съ открытымъ лицомъ и, замѣтивъ, что она была очень печальна (это только увеличивало ея красоту; на лицѣ ея не было и тѣни изумленія или страха), сказалъ ей ласково: «Шемзельнигара! я не могу видѣть тебя такою печальной; ты знаешь, какъ страстно я люблю тебя, и не разъ это доказывалъ; теперь я люблю тебя еще сильнѣе, не смотря на то, что твои враги донесли мнѣ на тебя; но я не хочу и думать о томъ. Будь же веселѣй и приготовься провесть сегодня со мной вечеръ». Поговоривъ съ Шемзельнигарой съ обыкновенною нѣжностію, онъ просилъ ее пройти въ сосѣднюю комнату и подождать его. Печальная Шемзельнигара не могла не чувствовать доброты халифа и его любовь къ ней еще болѣе увеличивала ея страданія и отнимала совершенно надежду видѣться съ принцемъ, безъ котораго она не могла болѣе жить.

"Это свиданіе съ халифомъ произошло въ то время, какъ я была у васъ, и мнѣ разсказали о немъ другія невольницы. Возвратясь во дворецъ, я поспѣшила къ своей госпожѣ и видѣла все остальное. Шемзельнигара была въ комнатѣ халифа; когда я вошла, она подозвала меня и сказала шопотомъ: «Благодарю, ты вѣрно была у принца! Эта услуга твоя будетъ послѣдней». Я не могла отвѣчать ей или утѣшить ее изъ страха быть подслушанной.

"Вечеромъ вошелъ халифъ, въ сопровожденіи придворныхъ Шемзельнигары; онѣ играли и пѣли. Подали угощеніе. Халифъ подошелъ къ своей любимицѣ, взялъ ее за руку и подвелъ къ софѣ. Она сдѣлала надъ собою невѣроятное усиліе, чтобъ улыбнуться ему и дойдти съ нимъ до софы. Но только что она хотѣла сѣсть, какъ упала и умерла. Халифъ и мы думали сначала, что съ нею обморокъ, старались привесть въ чувство и долго не хотѣли вѣрить, что потеряли ее на всегда.

«Халифъ, удостовѣряй въ ея смерти, не могъ удержаться отъ слезъ, и, велѣлъ изломать всѣ инструменты, на которыхъ только что играли невольницы, вышелъ изъ комнаты. Всю ночь провела я подлѣ тѣла Шемзельнигары, сама вымыла его и одѣла; на другой день ее похоронили, по приказанію халифа, въ новой могилѣ, приготовленной на томъ мѣстѣ, которое выбрала сама Шемзельнигара. Вы говорите, что скоро сюда привезутъ тѣло принца? Мнѣ хотѣлось бы, чтобъ его положили въ одну могилу съ моей госпожой и это можно будетъ устроить».

Ювелиръ былъ удивленъ намѣреніемъ повѣренной и нашелъ, что его невозможно исполнить, потому что халифъ до этого не допуститъ. «Вы думаете? возразила она; не безпокойтесь, халифъ не только не гнѣвается, но даже далъ свободу всѣмъ невольницамъ Шемзельнигары и назначилъ имъ пенсію, а мнѣ поручилъ смотрѣть за могилой моей госпожи и, кромѣ пенсіи, приказалъ выдавать за это отдѣльно. Притомъ халифу извѣстна уже любовь Шемзельнигары и Али-Эбнъ-Бекара и онъ давно простилъ имъ ее». Ювелиръ ничего не отвѣчалъ на это и просилъ повѣренную свесть его на могилу Шемзельнигары, на которой ему хотѣлось помолиться. Онъ очень удивился, при видѣ толпившагося около могилы народа, такъ что ему невозможно было приблизиться къ ней. Помолясь издали, онъ сказалъ повѣренной, что стоитъ имъ только написать исторію любви Шемзельнигары и персидскаго принца и смерть послѣдняго, какъ весь Багдадъ соберется къ халифу съ просьбою похоронить ихъ вмѣстѣ. Они исполнили это и, когда разнесся слухъ, что тѣло Али-Эбнъ-Бекара уже везутъ, то его встрѣтили цѣлыя толпы народа.

Повѣренная Шемзельнигары ожидала погребальную процессію у городскихъ воротъ и, когда тѣло персидскаго принца было привезено въ городъ, она подошла къ его матери и просила ее отъ имени всѣхъ Багдадскихъ жителей, позволить похоронить ея сына вмѣстѣ съ Шемзельнигарой, которую онъ любилъ. Мать Али-Эбнъ-Бекара согласилась на это, и тѣло ея сына, провожаемое множествомъ народа всѣхъ сословій, было положено въ одной могилѣ съ любимицей халифа. Съ тѣхъ поръ жители Багдада и пріѣзжающіе туда со всего свѣта мусульмане, посѣщаютъ ихъ могилу, чтутъ ее и молятся на ней. Ботъ, государь, сказала Шехеразада, исторія любви Шемзельнигары, любимицы халифа Гаруна-Аль-Рашида и прекраснаго персидскаго принца, Алнэбнъ-Бекара.

Динарзада, по окончаніи разсказа султанши, поблагодарила се за доставленное удовольствіе. «Если султану угодно будетъ оставить меня въ живыхъ, отвѣчала сутанша, то завтра разскажу исторію Нуреддина и прекрасной персіянки; она еще интереснѣе». Султанъ всталъ; онъ. не могъ рѣшиться отдать приказаніе умертвить Шехеразаду, и сказалъ, что въ слѣдующую ночь готовъ слушать ея разсказъ.

НОЧЬ 187.

Исторія Нуреддина и прекрасной персіянки.

Городъ Бальсора былъ столицею государства, платившаго дань халифамъ. Бальсорскаго царя, во время халифа Гаруна-Аль-Рашида, звали Зинеби; онъ и халифъ были двоюродные братья. Зинеби выбралъ для управленія своимъ государствомъ двухъ визирей: Хасана и Сави.

Хасанъ былъ справедливъ, кротокъ, щедръ и никогда не отказывалъ въ помощи тѣмъ, кто обращался къ нему; разумѣется, только въ такомъ случаѣ, когда дѣло было справедливое и непротивузаконное. За то во всемъ городѣ не было ни одного человѣка, который бы не уважалъ его и не восхвалялъ его доброту.

Сави былъ совершенно противоположнаго характера: онъ былъ всегда задумчивъ и поступалъ со всѣми безъ различія одинаково жестоко; былъ очень богатъ, но до того скупъ, что не только не удѣлялъ ничего другимъ, но и себѣ во всемъ отказывалъ. Всѣ его ненавидѣли и никто не говорилъ о немъ ничего хорошаго. Ко всему этому, онъ очень не любилъ Хасана, старался представить всѣ его хорошія дѣла въ дурномъ видѣ и наговаривалъ на него царю.

Разъ, царь Бальсоры, отдыхая послѣ занятій, разговаривалъ съ обоими визирями и другими членами совѣта. Разговоръ зашелъ о невольницахъ, которыхъ покупаютъ и съ которыми живутъ такъ, какъ съ женами. Нѣкоторыя изъ присутствующихъ говорили, что довольно и одной красивой женщины, чтобъ вознаградить недостатки остальныхъ женъ, взятыхъ по неволѣ, изъ-за какихъ нибудь связей или семейныхъ интересовъ.

Другіе утверждали, въ томъ числѣ и Хасанъ, что для женщины, невольница она или нѣтъ, мало одной тѣлесной красоты; что она должна быть въ тоже время и умна, скромна, привѣтлива, и было бы не лишнее, еслибъ ко всему этому была образована, потому что, для человѣка умнаго и дѣловаго, проводящаго время въ серьезныхъ занятіяхъ, необходимо существо, съ которымъ онъ могъ бы послѣ дневныхъ трудовъ, провесть время пріятно, въ живомъ и умномъ разговорѣ. «Иначе, говорили они. если мы будемъ смотрѣть на невольницу, какъ на существо, предназначенное удовлетворять нашимъ страстямъ, то нисколько не будемъ отличаться отъ животныхъ».

Царь былъ съ ними вполнѣ согласенъ и приказалъ Хасану купить ему невольницу, которая была бы прекрасна собой, умна, любезна и образована.

Сави, нераздѣлявшему мнѣніе Хасана, было очень досадно, что его противнику, а не ему дали это порученіе. «Государь, сказалъ онъ, едва ли найдется такая невольница, какую ты поручилъ купить Хасану; да если и найдется, чего я не думаю, то, вѣрно, ее не продадутъ меньше, какъ за десять тысячъ золотыхъ. — Эта сумма кажется тебѣ слишкомъ большой, отвѣчалъ царь, по для меня она ничего не значитъ». Онъ велѣлъ своему казначею, бывшему тутъ, отослать къ Хасану десять тысячъ червонцевъ.

Придя домой, Хасанъ велѣлъ позвать маклеровъ, которые занимались дѣлами купли и продажи невольницъ, и, описавъ имъ, какую ему надобно, сказалъ, что если найдутъ такую именно, то немедленно дать ему знать о томъ. Они съ радостію взялись исполнить порученіе визиря, какъ изъ желанія угодить ему, такъ и изъ своихъ видовъ; но сколько ни приводили они каждый день невольницъ; Хасанъ не находилъ между ними ни одной такой, какой ему хотѣлось.

Разъ онъ шелъ во дворецъ, когда догналъ его одинъ изъ упомянутыхъ маклеровъ. Едва переводя духъ отъ поспѣшности, онъ сказалъ визирю, что наканунѣ поздно вечеромъ пріѣхалъ персіянинъ купецъ и привезъ продавать красавицу, умомъ и познаніями, говорилъ купецъ, превосходящую всѣхъ на свѣтѣ.

Хасанъ былъ очень обрадованъ этимъ извѣстіемъ и, приказавъ привесть къ себѣ невольницу, когда онъ вернется изъ дворца, пошелъ дальше.

Маклеръ привелъ невольницу въ назначенный часъ къ визирю; красота ея поразила Хасана: она превосходила его ожиданія, и онъ съ перваго взгляда на нее, далъ ей названіе прекрасной персіянки. Будучи очень уменъ и ученъ, онъ заговорилъ съ ней о томъ, о другомъ, и скоро убѣдился, что другой такой женщины не найдешь для царя, и что онъ самъ не встрѣчалъ еще подобной невольницы. На вопросъ его, сколько хочетъ за нее купецъ, маклеръ отвѣчалъ: «Господинъ, человѣкъ этотъ только и твердитъ одно, что меньше десяти тысячъ червонцевъ не возьметъ за нее. Онъ говоритъ, что и отъ этого ему будетъ мало барыша; потому что, купивъ ее очень маленькою и замѣтивъ ея красоту и способности, онъ ничего не жалѣлъ на ея образованіе, надѣясь, что со временемъ она можетъ попасть во дворецъ; кромѣ того, онъ одѣвалъ ее, кормилъ роскошно. Она играетъ на всѣхъ инструментахъ, поетъ, танцуетъ, пишетъ лучше всѣхъ извѣстныхъ писателей, сочиняетъ стихи, и нѣтъ ни одной книги, которую бы она не читала. Никогда не было еще невольницы, обладающей столькими талантами».

Визирь Хасанъ лучше понималъ и цѣнилъ всѣ достоинства прекрасной персіянки, нежели маклеръ, передававшій только о ней слова купца; не долго откладывая, онъ послалъ своего слугу за купцомъ, который продавалъ невольницу.

Когда тотъ пришелъ, визирь сказалъ ему, что покупаетъ эту невольницу не для себя, а для царя, и онъ долженъ былъ бы отдать ее дешевле. «Господинъ, возразилъ купецъ, и почелъ бы за великую честь, еслибъ государь согласился принять ее отъ меня въ подарокъ, но думаю, что мнѣ неприлично дѣлать подобныя предложенія. Я прошу именно столько, сколько истратилъ на нее съ тѣхъ поръ, какъ купилъ. Увѣряю, что царь будетъ очень доволенъ этимъ пріобрѣтеніемъ».

Визирь не торговался больше и отдалъ купцу десять тысячъ червонцевъ. «Если вы купили ее для царя, сказалъ тотъ, прощаясь, то сдѣлайте милость, продержите се недѣли двѣ у себя и позаботьтесь, чтобъ ей было хорошо; потому что она очень утомлена послѣ дороги и красота ея отъ этого много теряетъ. Черезъ двѣ недѣли вы изумитесь перемѣной, и, когда представите ее царю, выборъ вашъ сдѣлаетъ вамъ честь. Теперь она немного загорѣла, но это пройдетъ, если она побываетъ раза два или три въ банѣ; вы не узнасте ее, такъ она сдѣлается прелестна».

Хасанъ воспользовался совѣтомъ купца, оставилъ у себя на двѣ недѣли прекрасную персіянку и далъ ей особое помѣщеніе рядомъ съ своей женой; онъ просилъ послѣднюю обѣдать вмѣстѣ съ царской невольницей, заботиться о ней и сдѣлать ей нѣсколько вѣликолѣпныхъ платьевъ, которыя были бы ей къ лицу. Уходя, онъ сказалъ невольницѣ: «Надѣюсь, что ты будешь совершенно счастлива, царь тоже вѣрно останется болѣе доволенъ своимъ порученіемъ, нежели я, исполнившій такъ удачно его желаніе. Теперь, мнѣ остается предупредить тебя, что у меня есть сынъ, хотя очень умный, но за то вѣтренный, молодой, предпріимчивый; совѣтую беречься его». Поблагодаривъ визиря за совѣтъ и обѣщая послѣдовать ему, прекрасная персіянка простилась съ нимъ.

Нуреддинъ, сынъ Хасана, былъ красивъ собой, необыкновенно уменъ и любезенъ, умѣлъ убѣдить въ чемъ хотѣлъ, кого угодно. Онъ имѣлъ обыкновеніе обѣдать вмѣстѣ съ матерью, а потому скоро увидѣлся съ персіянкой, и хотя отецъ объявилъ ему, что она куплена для царя, онъ не старался отдаляться отъ нея, тѣмъ болѣе, что съ перваго взгляда полюбилъ ее; когда же онъ поговорилъ съ ней, умъ ея окончательно очаровалъ его, и онъ рѣшился употребить всѣ средства, чтобъ отнять ее у царя.

Прекрасная персіянка нашла, что Нуреддинъ очень любезный молодой человѣкъ. «Визирь, говорила она себѣ, дѣлаетъ мнѣ слишкомъ много чести, выбравъ меня для царя, я была бы очень счастлива, еслибъ онъ согласился оставить меня для своего сына».

Нуреддинь вполнѣ пользовался случаемъ любоваться красавицей, смѣяться и шутить съ ней. Онъ не выходилъ изъ комнатъ матери до тѣхъ поръ, пока она не принуждала его къ тому; «сынъ мой, говорила она, такому молодому человѣку, какъ ты, неприлично такъ долго оставаться съ женщинами; ступай и занимайся, чтобъ быть достойнымъ заступить когда нибудь мѣсто отца».

Послѣ дороги прекрасная персіянка долго отдыхала и, только спустя нѣсколько дней, жена визиря приказала приготовить для нее баню и послала се туда съ нѣсколькими невольницами. Она сказала имъ, чтобъ онѣ услуживали и обращались съ прекрасной персіянкой, какъ обращаются съ ней самой, и чтобъ послѣ бани надѣли на нее роскошное новое платье. Жена визиря, заботясь о персіянкѣ, старалась угодить этимъ мужу и показать ему, что рада исполнить его желаніе. Выйдя изъ бани, прекрасная персіянка была въ тысячу разъ прекраснѣе прежняго и пошла показаться въ своемъ новомъ нарядѣ женѣ визиря.

«Госпожа, сказала она, цѣлуя ей руку, какъ ты находишь меня въ приготовленномъ тобою нарядѣ? Женщины твои говорятъ, будто онъ такъ идетъ ко мнѣ, что меня трудно узнать; по онѣ, можетъ быть, льстятъ мнѣ; я хотѣла бы знать, что ты скажешь. Если же онѣ говорятъ правду, то я должна благодарить тебя одну, потому что ты позаботилась о моемъ нарядѣ».

«Дочь моя, отвѣчала съ радостію жена визиря, не принимай за лесть похвалы моихъ женщинъ; я лучше ихъ понимаю красоту и могу увѣрить, что, не говоря уже о нарядѣ, который, какъ нельзя больше тебѣ къ лицу, ты такъ похорошѣла, выйдя изъ бани, что я совсѣмъ не узнаю тебя. Я готова бы и сама вымыться, тѣмъ болѣе, что въ мои лѣта баня весьма необходима. — Не знаю, какъ и благодарить тебя за все, что ты сдѣлала для меня, чего однакожъ я не заслужила, отвѣчала прекрасная персіянка. Баня превосходная и если ты, госпожа, хочешь идти туда, то не медли. Твои женщины подтвердятъ моя слова».

Жена визиря не была въ банѣ нѣсколько дней, а потому, посовѣтовавшись съ своими женщинами, велѣла приготовить все нужное и пошла въ баню. Прекрасная персіянка отправилась къ себѣ, взявъ съ собою двухъ маленькихъ невольницъ, которымъ жена визиря приказала не впускать къ персіянкѣ Нуреддина. Въ то время, какъ жена визиря была въ банѣ, а прекрасная персіянка сидѣла одна въ своей комнатѣ, Нуреддинъ вошелъ въ комнату матери и, узнавъ, что ея нѣтъ, пошелъ къ прекрасной персіянкѣ. Увидѣвъ въ пріемной двухъ маленькихъ невольницъ, онъ спросилъ, у себя ли она, онѣ отвѣчали, что она въ своей комнатѣ, но что имъ не велѣно пускать его къ ней.

Комната прекрасной персіянки отдѣлялась отъ пріемной только занавѣсью, а потому Нуреддинъ, поднявъ ее, хотѣлъ войти; маленькія невольницы бросились, чтобъ помѣшать ему, но онъ хватилъ ихъ за руки и, вытолкнувъ изъ комнаты, заперъ за ними дверь. Невольницы съ плачемъ побѣжали въ баню и разсказали женѣ визиря о случившемся.

Смѣлость Нуреддина очень огорчила его мать; она поспѣшно одѣлась и пошла домой. Но Нуреддина уже не было у прекрасной персіянки: онъ убѣжалъ.

Увидя жену визиря, разстроенную и взволнованную, прекрасная персіянка очень удивилась и опросила, не случилось ли съ ней что непріятнаго въ банѣ и чѣмъ она огорчена. «Какъ! вскричала жена визиря, ты смѣешь еще спрашивать, чѣмъ я огорчена? Развѣ сюда не приходилъ мой сынъ, не оставался съ тобой вдвоемъ? Развѣ это не несчастье и для него и для меня»?

"Скажи мнѣ, ради Бога, госпожа, почему ты называешь несчастьемъ поступокъ Нуреддина? "Какъ, возразила жена визиря, развѣ ты забыла, что мужъ мой купилъ тебя для царя, и говорилъ, чтобъ ты береглась Нуреддина?

"Я хорошо помню это, госпожа, отвѣчала прекрасная персіянка, но Нуреддинъ, придя ко мнѣ, сказалъ, что отецъ его перемѣнилъ свое намѣреніе, не хочетъ отдать меня царю и подарилъ Нуреддину. Я повѣрила ему и, привыкнувъ повиноватся съ ранней молодости, уступила его желанію; невольница должна повиноваться своему господину. Впрочемъ, я не горюю объ этомъ, потому что сама люблю Нуреддина; частыя свиданья и разговоры сблизили насъ и я чувствую, что съ нимъ буду счастливѣе, нежели съ царемъ.

«Дай Богъ, отвѣчала жена визиря, чтобы все, сказанное тобой, была бы правда! Но я боюсь, что сынъ мой выдумалъ все это, чтобъ обмануть тебя. Мужъ мой не могъ сдѣлать ему такого подарка, потому что обѣщалъ тебя царю; если я не ошибаюсь, то сынъ мой и я погибли; да и мужъ тоже долженъ страшиться опасныхъ слѣдствій отъ поступка Нуреддина. Онъ не пощадитъ его, узнавъ все; мои слезы и просьбы не помогутъ»! Боясь, чтобъ визирь не лишилъ Нуреддина жизни, жена его и невольницы горько плакали.

Въ это время вошелъ Хасанъ; заставъ въ слезахъ жену и невольницъ и замѣтивъ необыкновенную грусть на лицѣ прекрасной персіянки, визирь спросилъ, что все это значило; но вмѣсто отвѣта жена залилась опять слезами. «Скажи мнѣ сейчасъ, что случилось, повторилъ онъ, я этого требую».

Жена его была въ отчаяніи, по, не смѣя отказать мужу, она отвѣчала «Обѣщай мнѣ прежде, что ты не станешь сердиться и простишь насъ. Клянусь, что я ни въ чемъ не виновата». Потомъ, не дожидаясь отвѣта мужа, она продолжала: «Я пошла въ баню; Нуреддинъ, воспользовавшись этимъ случаемъ, вошелъ сюда и увѣрилъ прекрасную персіянку, что ты не отдаешь ее царю, а подарилъ ему. Ты можешь догадаться, что было слѣдствіемъ такого обмана. Вотъ о чемъ я плачу; и люблю тебя, люблю и сына и не надѣюсь, что ты простишь его»!

Трудно себѣ вообразить отчаянье Хасана. Онъ билъ себя въ грудь, ломалъ руки, рвалъ бороду, услышавъ о дерзкомъ поступкѣ сына. «А, недостойный сынъ, вскричалъ онъ, ты хочешь отца своего столкнуть съ высоты его величія въ пропасть? Ты губишь его и хочешь самъ погибнуть! Царю мало будетъ нашей крови, чтобъ отмстить за нанесенное ему оскорбленіе».

Жена старалась его успокоить. «Не огорчайся такъ, говорила она, у меня есть вещей на десять тысячъ червонцевъ, я иродамъ ихъ и ты купишь царю другую невольницу, еще прекраснѣе и достойнѣе этой».

"Не потеря десяти тысячъ червонцевъ, отвѣчалъ визирь, и даже всего моего состоянія огорчаютъ меня; дѣло идетъ о моей чести, а она мнѣ дороже всѣхъ сокровищъ міра. — Мнѣ кажется, господинъ, возразила жена его, что все, поправимое золотомъ, не должно доводить до такого отчаянія.

«Развѣ не знаешь, возразилъ визирь, что Сави мой врагъ? Ты думаешь, что онъ не передастъ царю, какъ только узнаетъ, что у насъ случилось. Наше Величество, скажетъ онъ, вы говорите постоянно объ усердіи и преданности Хасана, вотъ онъ доказалъ вамъ, какъ достоинъ вашихъ милостей. Вы дали ему десять тысячъ червонцевъ и поручили купить себѣ невольницу; онъ исполнилъ ваше порученіе и купилъ прекраснѣйшую невольницу во всемъ мірѣ; но вмѣсто того, чтобъ привесть ее къ вамъ, нашелъ лучшимъ подарить своему сыну. Сынъ мой, сказалъ онъ, возьми эту невольницу, ты больше царя имѣешь право владѣть ею. Сынъ взялъ себѣ невольницу и наслаждается съ ней. Я не лгу, Ваше Величество, можете убѣдиться въ томъ сами. Послѣ этого, прибавилъ визирь, я долженъ каждую минуту ожидать царскихъ посланныхъ; они могутъ придти ко мнѣ, выломать двери и увести невольницу. Но это еще не все, а что будетъ послѣ?

Признаюсь, господинъ, сказала жена визиря, Сави такъ золъ, что способенъ донесть обо всемъ случившемся царю; по какъ узнаетъ онъ объ этомъ? Кто можетъ знать, что дѣлается у насъ въ домѣ? Да если даже царь и узнаетъ о случившемся, развѣ ты не можешь сказать, что купилъ въ самомъ дѣлѣ невольницу, прекрасную собой, но что купецъ обманулъ тебя и что она оказалась недостойной принадлежать царю, ибо купецъ расхвалилъ ее больше, чѣмъ она заслуживаетъ. Царь повѣритъ тебѣ и злой Сави, увидя, что и на этотъ разъ не удалось ему погубить тебя, уйдетъ со стыдомъ. Утѣшься же и пошли лучше за маклерами; скажи имъ, что прекрасная персіянка тебѣ не нравится и что ты хочешь имѣть на ея мѣсто другую».

Совѣтъ жены показался визирю довольно благоразумнымъ, и онъ, нѣсколько успокоясь, послѣдовалъ ему, по не переставалъ гнѣваться на сына.

Нуреддинъ весь день не возвращался домой: онъ боялся даже зайти къ кому нибудь изъ друзей, думая, что туда можетъ придти отецъ, и пробылъ все время въ загородномъ саду, гдѣ его никто не зналъ. Поздно вечеромъ, зная, что отецъ его уже легъ, онъ пришелъ домой, куда его впустили женщины матери, и переночевавъ чуть свѣтъ опять ушелъ изъ дома; такъ скрывался онъ цѣлый мѣсяцъ, потому что отъ прислугъ матери узналъ, что отецъ очень сердитъ на него и нерѣдко повторяетъ, что если увидитъ его, то убьетъ.

Долго не рѣшалась жена визиря, знавшая черезъ своихъ невольницъ, что сынъ ея приходитъ ночевать домой, долго не рѣшалась она просить за него у мужа прощенія; наконецъ разъ сказала ему: "Господинъ, я не смѣла говорить тебѣ до сихъ поръ о твоемъ сынѣ; но теперь хочу спросить, что ты намѣренъ съ нимъ дѣлать? Онъ виноватъ и заслуживаетъ вполнѣ твой гнѣвъ. Онъ лишилъ тебя предстоящей чести и отнялъ превосходный случай угодить царю; признаюсь, что другой такой, какъ прекрасная персіянка, нельзя найти: все это правда, но я все таки хотѣла бы узнать, что ты намѣренъ дѣлать съ сыномъ? Избѣжавъ одной опасности, ты навлекаешь на себя еще большую, заставляя Нуреддина скитаться по городу. Что могутъ подумать другіе объ его удаленіи изъ родительскаго дома? Люди такъ злы, что скоро догадаются о причинѣ твоего гнѣва на Нуреддина, причинѣ, которую ты скрываешь отъ всѣхъ, и тогда тебѣ уже не останется никакой надежды на спасеніе.

«Я нахожу, что ты говоришь благоразумно, отвѣчалъ визирь, но какъ могу я оставить Нуреддина безъ наказанія, послѣ его дерзкаго поступка? — Мнѣ кажется, что онъ будетъ довольно наказанъ тѣмъ, что я посовѣтую тебѣ сдѣлать: Нуреддинъ приходитъ каждую ночь домой, какъ только ты ложишься спать. Подожди его сегодня, и когда онъ придетъ, сдѣлай видъ, что хочешь убить его; въ это время приду я и стану умолять о его прощеніи; ты простишь его и прикажешь взять прекрасную персіянку. Онъ, разумѣется, согласится исполнить твое приказаніе, потому что любитъ ее и взаимно любимъ ею».

Хасанъ принялъ ея совѣтъ, не ложился спать до поздней ночи и, когда женщины его жены пошли, чтобъ впустить Нуреддина, онъ спрятался за дверь и бросился на сына, какъ только тотъ вошелъ въ комнату. Сваливъ его съ ногъ, онъ поднялъ надъ нимъ кинжалъ, но въ это время прибѣжала его жена и, схвативъ его за руку, вскричала; «Что ты хочешь дѣлать, подумай»? Нуреддинъ поднялъ голову и узналъ своего отца. «Оставь меня! отвѣчалъ визирь, я хочу убить недостойнаго сына! — Ахъ! господинъ, продолжала мать Нуреддина, я не допущу тебя обагрить руки въ твоей собственной крови; лучше убей меня»! Нуреддинъ воспользовался присутствіемъ матери. «Отецъ мой, вскричалъ онъ со слезами, умоляю, пощади меня; прости меня, ради Того, передъ Которымъ мы всѣ предстанемъ послѣ смерти».

Хасанъ допустилъ взять у себя кинжалъ и выпустилъ изъ рукъ Нуреддина, который бросился къ его ногамъ и, цѣлуя ихъ, увѣрялъ, что онъ искренно раскаивается въ своемъ поступкѣ. «Нуреддинъ, сказалъ ему визирь, прощаю тебя ради твоей матери, благодари се; но воъ условіе, которое ты обязанъ исполнить: ты долженъ взять себѣ прекрасную персіянку не какъ невольницу, а какъ жену, и обѣщать мнѣ, что никогда не продашь ее и не станешь пренебрегать ею; она такъ умна и благоразумна, что удержитъ тебя отъ многаго дурнаго и отъ увлеченія молодости».

Нуреддинъ вовсе ue ожидалъ, что отецъ такъ поступитъ съ нимъ, и, благодаря его отъ чистаго сердца, онъ далъ клятву исполнить требуемое условіе. Нуреддинъ и прекрасная персіянка были очень счастливы, и визирь порадовался глядя на ихъ любовь и согласіе.

Визирь Хасанъ дѣйствовалъ искусно; не дожидаясь вопроса царя о томъ, когда онъ найдетъ ему такую невольницу, которая была бы умна, образована и хороша, онъ самъ нѣсколько разъ разговаривалъ съ нимъ о ней и каждый разъ прибавлялъ, что найти такую невольницу очень трудно: царь наконецъ забылъ объ этомъ. Визирь Сави зналъ кое-что о происшествіи въ домѣ Хасана, но, зная въ тоже время, какъ трудно наговорить царю на любимаго визиря, не рѣшался сдѣлать доносъ.

Прошелъ годъ; Хасанъ и не думалъ, что все будетъ такъ хорошо. Разъ онъ отправился въ баню, изъ которой долженъ былъ вскорѣ выдти, ибо позвали за чѣмъ-то очень нужнымъ, и онъ, не успѣвъ остынуть, долженъ былъ идти. Хасанъ простудился; у него сдѣлались на груди опухоль, и сильная лихорадка принудила его лечь въ постель. Болѣзнь въ короткое время такъ усилилась, что визирь скоро почувствовалъ приближеніе смерти и сказалъ неоставлявшему его ни на минуту Нуреддину: «Сынъ мой! Не знаю, хорошо ли употреблялъ я власть и богатство, дарованныя мнѣ Богомъ; теперь все кончено; мнѣ остается недолго жить; богатство не избавитъ меня отъ смерти. Умирая, я прошу тебя объ одномъ: помни данное мнѣ обѣщаніе никогда неразлучаться съ женой своей. Я надѣюсь на тебя и потому умираю спокойно».

Эти слова были послѣднія; визирь Хасанъ умеръ и смерть его страшно опечалила какъ его домашнихъ, такъ дворъ и весь городъ. — Царь искренно жалѣлъ о потери вѣрнаго; усерднаго и преданнаго министра; городъ оплакивалъ своего благодѣтеля и покровителя; никогда не было еще въ Багдадѣ такихъ пышныхъ похоронъ. Визири, эмиры и главные изъ придворныхъ несли поперемѣнно его гробъ до могилы; богатые и бѣдные провожали его со слезами.

«Нуреддинъ былъ въ отчаяніи отъ смерти отца и долго не хотѣлъ ни съ кѣмъ видѣться. Разъ, онъ рѣшился наконецъ принять одного изъ своихъ пріятелей, который сталъ его утѣшать и, замѣтивъ, что Нуреддинъ слушаетъ его внимательно, сказалъ, что ему пора уже явиться въ свѣтъ и занять мѣсто приличное его званію. „Мы грѣшили-бъ, прибавилъ онъ, противъ самихъ себя, противъ законовъ гражданскихъ и законовъ природы, еслибъ не отдали, какъ слѣдуетъ, послѣдняго долга; на насъ смотрѣли бы, какъ на самыхъ безчувственныхъ людей. Но, когда все это пройдетъ, когда никто не посмѣетъ упрекнуть насъ въ холодности къ нашимъ покойнымъ родителямъ, мы должны перестать горевать и начать жить въ свѣтѣ. Полно же плакать и будь повеселѣе; будь такимъ, какимъ былъ прежде, когда бывало, куда ты ни явишься, вездѣ приносишь съ собой радость и веселье“.

Нуреддинъ нашелъ совѣтъ своего друга очень благоразумнымъ и вѣрно избѣжалъ бы многихъ несчастій, еслибъ послѣдовалъ ему въ точности. Онъ угостилъ своего пріятеля и просилъ его привесть къ нему на другой день еще двухъ или трехъ своихъ знакомыхъ. Такъ у него составился незамѣтно кружекъ изъ десяти молодыхъ людей, съ которыми онъ проводилъ время въ безпрестанныхъ увеселеніяхъ и пирахъ, и которымъ дѣлалъ богатые подарки.

Чтобъ доставить удовольствіе своимъ друзьямъ, Нуреддинъ иногда призывалъ прекрасную персіянку, по ей не нравилось его общество и она нѣсколько разъ говорила ему наединѣ, что постоянные пиры разстроилъ его состояніе, доведутъ до нищеты и что она была бы очень счастлива, еслибъ онъ взялъ примѣръ съ своего отца, началъ служить и дошелъ бы до такого сапа, въ которомъ умеръ Хасанъ.

Нуреддинъ слушалъ, смѣясь, прекрасную персіянку и когда она перестала говорить, отвѣчалъ ей. „Полно говорить объ этомъ, моя прекрасная, будемъ лучше веселиться. Покойный отецъ держалъ меня слишкомъ строго, это наскучило мнѣ, и я радъ, что вырвался на свободу. Въ мои лѣта надо пользоваться всѣми удовольствіями жизни; успѣю еще жить такъ, какъ ты совѣтуешь“.

Когда къ Нуреддину приходилъ его управляющій и просилъ повѣрить домашніе расходы, онъ обыкновенно отсылалъ его, потому что терпѣть не могъ счетовъ. „Ступай, ступай, говорилъ онъ, я вполнѣ полагаюсь на тебя и вѣрю тебѣ; позаботься только, чтобъ у меня былъ всегда хорошій столъ“.

„Помилуйте, господинъ, отвѣчалъ ему обыкновенно управляющій, позвольте мнѣ напомнить вамъ поговорку, которая говоритъ, что если кто не станетъ самъ считать, тотъ незамѣтно можетъ обѣднѣть. А вы вѣдь не ограничиваете ваши траты расходами на одинъ столъ, вы дѣлаете всѣмъ богатые подарки. Повѣрьте, что, еслибъ ваши сокровища были съ гору, то и тогда ихъ не достало бы на все. — Ступай, возражалъ Нуреддинъ, ты вздумалъ, кажется, учить меня, но я въ этомъ не нуждаюсь; продолжай вести дѣла мои, какъ велъ до сихъ поръ, и не безпокойся о моемъ будущемъ“.

Друзья Нуреддина, между тѣмъ, не переставали посѣщать его: они пользовались его слабостью, хвалили все, что принадлежало ему, льстили до невѣроятія, зная, что ему это нравится/и онъ угощалъ и дарилъ ихъ, какъ только могъ. „Я проѣзжалъ какъ-то черезъ твое имѣніе, говорилъ одинъ“ изъ нихъ, какъ великолѣпно отдѣланъ твой домъ, что за мебель въ немъ — просто чудо! Я былъ отъ него въ восхищеніи; а какой при немъ садъ! — Очень радъ, что онъ тебѣ нравится, отвѣчалъ Нуреддинъ, подайте мнѣ бумаги, чернила и перо; я дарю его тебѣ и не хочу слушать никакихъ возраженій». Другіе хвалили его дома, бани, гостинницы, въ которыхъ останавливаются иностранцы и которыя приносили ему огромный доходъ, и онъ дарилъ ихъ имъ. Прекрасная персіянка говорила ему, что такая расточительность доведетъ его до нищеты: онъ не хотѣлъ ничего слушать и продолжалъ жить по прежнему.

Однимъ словомъ, Нуреддинъ только и проводилъ время, въ продолженіи цѣлаго года, въ томъ, что угощалъ и дарилъ своихъ знакомыхъ и расточалъ безразсудно то, что собрали съ трудомъ его предки и отецъ. Разъ онъ пировалъ въ залѣ съ своими друзьями, когда кто-то постучалъ въ дверь. Одинъ изъ молодыхъ людей хотѣлъ отворить, по Нуреддинъ предупредилъ его и пошелъ самъ; увидѣвъ своего управляющаго, Нуреддинъ притворилъ дверь и спросилъ, что ему нужно. Одинъ изъ друзей его, замѣтивъ управляющаго, спрятался за дверью и подслушалъ ихъ разговоръ. «Господинъ, говорилъ управляющій, простите, что обезпокоилъ васъ во время вашего веселья. По мои извѣстія такъ важны, что я осмѣлился потревожить васъ. Я свелъ сейчасъ послѣдній счетъ, я то, о чемъ предупреждалъ васъ, сбылось наконецъ, то есть, господинъ, у меня ничего больше не осталось на ваши расходы. Доходы, назначенные мнѣ вами на домашнія траты, всѣ истощились; имѣніе и дома ваши отданы другимъ, и я не получаю больше съ нихъ ничего и не могу требовать ничего. Вотъ, мои счеты, вы можете повѣрить ихъ. Если вамъ угодно, чтобъ я жилъ еще въ вашемъ домѣ, но потрудитесь сказать мнѣ, съ кого долженъ я получать на необходимые расходы; въ противномъ случаѣ, позвольте мнѣ удалиться». Нуреддинъ былъ такъ пораженъ, что не могъ отвѣчать управляющему.

Пріятель его передалъ подслушанный разговоръ другимъ молодымъ людямъ и сказалъ, что онъ ни минуты больше не останется у Нуреддина. «Намъ тоже нечего у него дѣлать, отвѣчали другіе, и мы никогда не придемъ больше къ нему».

Въ эту минуту вернулся Нуреддинъ и хотя онъ употреблялъ всѣ усилія, чтобъ по прежнему казаться веселымъ, друзья его замѣтили, что онъ очень разстроенъ и подумали, что все, переданное имъ, правда. Едва успѣлъ сѣсть Нуреддинъ, какъ одинъ пріятель всталъ и сталъ прощаться съ нимъ. «Куда ты торопишься? спросилъ его Нуреддинъ. — Извини, возразилъ тотъ, сегодня у меня родился сынъ и мое присутствіе дома необходимо; позволь мнѣ, пожалуйста, идти». И пріятель, низко поклонясь ему, вышелъ. Минуту спустя, простился съ Нуреддиномъ и другой; вслѣдъ за нимъ разошлись и остальные, подъ разными предлогами.

Не подозрѣвая, что онъ видится съ ними въ послѣдній разъ, Нуреддинъ пошелъ къ женѣ, передалъ ей свой разговоръ съ управляющимъ и горько раскаивался, что велъ дѣла свои такъ безпорядочно.

"Господинъ, сказала ему прекрасная персіянка, позволь мнѣ замѣтить, что ты не хотѣлъ никого слушать и поэтому доведенъ до крайности. Я не ошиблась, предсказывая тебѣ такой конецъ. Меня очень огорчало, что что ты такъ долго не хотѣлъ понимать, къ чему ведетъ такая жизнь; ты всегда отвѣчалъ мнѣ: Будемъ веселиться, пока есть на что. Я говорила, что если мы станемъ жить расчетливо, то состояніе наше нисколько не уменьшится. Ты не хотѣлъ меня слушать и я принуждена была молча смотрѣть на твою жизнь. — Признаюсь, возразилъ Нуреддинъ, и виноватъ, что не слушалъ твоихъ благоразумныхъ совѣтовъ, но если я прожилъ все свое состояніе, то прожилъ его съ друзьями. Они такъ любятъ меня и всѣ такіе честные люди, что не оставятъ меня въ несчастій. Если ты, господинъ, надѣешься только на нихъ, возразила прекрасная персіянка, то припомни когда-нибудь мои слова: твои пріятели заплатятъ тебѣ неблагодарностью.

«Прелестная персіянка, сказалъ Нуреддинъ, я лучшаго мнѣнія о моихъ друзьяхъ, нежели ты. Завтра я пойду къ нимъ, и ты увидишь, что вернусь къ тебѣ съ большою суммой денегъ; они мнѣ помогутъ, я въ этомъ совершенно увѣренъ. Теперь, я рѣшился начать новую жизнь и заведу торговлю».

На другой день, Нуреддинъ пошелъ къ своимъ десяти пріятелямъ, жившимъ на одной улицѣ; онъ постучалъ въ дверь самаго богатаго изъ нихъ. На стукъ его вышелъ невольникъ, по, не отпирая двери, спросилъ, кто стучитъ. «Скажи своему господину, отвѣчалъ Нуреддинъ, что пришелъ Нуреддинъ, сынъ покойнаго визиря Хасана». Невольникъ отперъ и, введя его въ залъ, пошелъ сказать о его приходѣ своему господину. «Нуреддинъ! возразилъ хозяинъ презрительно и такъ громко, что Нуреддинъ все слышалъ; скажи ему, что меня нѣтъ дома и въ другой разъ отказывай ему». Невольникъ вернулся въ залъ, съ извиненіемъ, что ошибся, сказавши, будто господинъ его дома.

Нуреддинъ вышелъ. «А! злодѣй! вскричалъ онъ, еще вчера ты увѣрялъ меня въ дружбѣ, а сегодня и принять не хочешь»! Онъ постучалъ въ дверь другаго пріятеля. По и тутъ съ нимъ поступили точно такъ, какъ у перваго. Наконецъ Нуреддинъ обошелъ десять пріятелей и нигдѣ его не приняли.

Тогда-то понялъ Нуреддинъ свое несчастное положеніе, понялъ и прошлую жизнь, проведенную праздно, въ кругу льстивыхъ друзей, въ пирахъ, на которыхъ его увѣряли въ вѣчной дружбѣ, и на которые сбирались, какъ онъ видѣлъ теперь, только за тѣмъ, чтобъ попить, поѣсть, да получить подарокъ. «Правда, сказалъ онъ со слезами, что богатый человѣкъ похожъ на плодовитое дерево; пока оно покрыто плодами, его окружаютъ всѣ, но едва плоды оборваны, дерево остается одно, и никто не подойдетъ къ нему, не взглянетъ на него». На улицѣ, онъ старался скрыть отъ всѣхъ свою печаль, но, придя домой, впалъ въ отчаянье и разсказалъ женѣ, какъ былъ принятъ друзьями.

Увидя, что мужъ вошелъ разстроенный, прекрасная персіянка догадалась, что друзья не помогли ему, и спросила, правду ли она сказала наканунѣ. «Да, отвѣчалъ Нуреддинъ, ты угадала, моя добрая жена! Друзья мои не только не хотѣли выслушать, они даже не приняли меня; никогда не думалъ я, чтобъ люди, для которыхъ я такъ много дѣлалъ, изъ-за которыхъ разорился, могли заплатить мнѣ такою низкой неблагодарностью. Я такъ убитъ теперь, что если ты не поддержишь меня своими умными совѣтами, то я рѣшусь на что нибудь дурное. — Намъ осталось одно, отвѣчала прекрасная персіянка: нужно продать невольниковъ, мебель и жить на полученныя за нихъ деньги, до тѣхъ поръ, пока судьба не пошлетъ что-нибудь лучшее».

Совѣтъ показался Нуреддину слишкомъ суровымъ, но между тѣмъ необходимость принуждала послѣдовать ему, и Нуреддинъ продалъ своихъ невольниковъ, которые были совершенно безполезны и только требовали большаго расхода. Проживъ полученныя за нихъ деньги, онъ продалъ за дешевую цѣну мебель, стоившую прежде очень дорого; по когда вырученныя за нее деньги были истрачены, онъ не зналъ больше, на что рѣшиться, и съ горемъ спрашивалъ прекрасную персіянку, что ему дѣлать.

Нуреддинъ никакъ не ожидалъ слѣдующаго отвѣта: "Господинъ сказала она, я твоя невольница, покойный отецъ твой купилъ меня за десять тысячъ червонцевъ; теперь я не стою этой суммы, но за меня все таки дадутъ еще хорошую цѣну; итакъ, отведи меня на рынокъ и продай. Получивъ за меня большую сумму денегъ, ты уѣдешь отсюда, заведешь торговлю и станешь жить, если не роскошно, то, покрайней мѣрѣ, безбѣдно, покойно и счастливо.

"Ахъ! прекрасная персіянка, вскричалъ Нуреддинъ, неужели ты такъ мало увѣрена въ моей любви, что находишь меня способнымъ рѣшиться на такой низкій поступокъ? Да еслибъ и былъ я способенъ на такую низость, неужели я захотѣлъ бы сдѣлаться клятвопреступникомъ? Ты забыла, что я далъ обѣщаніе покойному отцу, никогда не продавать тебя? Я скорѣе рѣшусь умереть, чѣмъ разстаться съ тобой, которую люблю больше самаго себя. Изъ твоего предложенія я заключаю, кромѣ того, что ты меня любишь несравненно меньше, нежели я тебя.

«Господинъ, возразила прекрасная персіянка, я убѣждена, что ты любишь меня, и одинъ Богъ только знаетъ, чья страсть сильнѣе, моя или твоя, и чего мнѣ стоило предложить, продать меня. Но, вспомни, что для нужды, для необходимости нѣтъ закона. Я люблю тебя такъ, какъ ты не можешь меня любить, и кому-бы ни принадлежала я, никогда не перестану думать о тебѣ; когда ты разбогатѣешь, первымъ моимъ желаніемъ будетъ соединиться съ тобой. Разлука мнѣ ужасна, но другаго выхода изъ нашего положенія я не вожу».

Нуреддинъ очень хорошо зналъ, что прекрасная персіянка говоритъ правду и что нужда заставитъ рѣшиться его рано или поздно продать жену. И въ самомъ дѣлѣ настало время, когда ему пришлось вести на рынокъ прекрасную персіянку, по чего ему это стоило, то невозможно выразить. Обратясь къ маклеру, по имени Хаджи-Гассану, онъ сказалъ ему, что продаетъ невольницу и хочетъ знать, что ему просить за нее.

Хаджи-Гассанъ ввелъ Нуреддина и прекрасную персіянку въ комнату и, когда жена Нуреддина сбросила съ себя покрывало, маклеръ, пораженный ея красотой, вскричалъ: «Господинъ, если я не ошибаюсь, то это та самая невольница, которую покойный отецъ твой купилъ за десять тысячъ червонцевъ»? Нуреддинъ отвѣчалъ, что онъ не ошибается, и Хаджи-Гассанъ обѣщалъ ему употребить все свое искусство, чтобъ продать ее выгодно.

Нуреддинъ и Хаджи-Гассанъ вышли изъ комнаты, заперѣвъ въ ней прекрасную персіянку. Послѣдній подошелъ къ купцамъ, но не говорилъ имъ ничего до тѣхъ поръ, пока они не раскупили гречанокъ, француженокъ, африканокъ, однимъ словомъ, невольницъ разныхъ націй. Увидя, что они покончили всѣ дѣла, Хаджи-Гассанъ вышелъ на середину площади и съ веселымъ видомъ сказалъ: «Добрые господа, не все то, что кругло, бываетъ орѣхъ; не все, что длинно, называется фигой; не все красное бываетъ мясомъ и не всѣ яйца свѣжи. Я хочу этимъ сказать вамъ, что много видѣли вы и покупали невольницъ, но не видывали такой, какую я покажу вамъ сейчасъ; ни одна изъ видѣнныхъ вами не можетъ сравниться съ ней: это перлъ невольницъ. Пойдемте со мной, и вы сами скажите, что могу я просить за нее».

Купцы послѣдовали за Хаджи-Гассаномъ въ комнату, гдѣ находилась прекрасная Персіянка, и были изумлены ея красотой. Всѣ они въ одинъ голосъ рѣшили, что за нее смѣло можно просить четыре тысяча червонцевъ.

Выйдя на площадь, вмѣстѣ съ купцами, Хаджи-Гассанъ закричалъ: «Кто хочетъ купить персидскую невольницу за четыре тысячи червонцевъ»?

Въ то время, когда купцы, совѣтуясь между собой, не отвѣчали еще на предложеніе Хаджи-Гассана, подъѣхалъ къ рынку визирь Сави; онъ остановился, чтобъ посмотрѣть, не продаетъ ли еще мебели Нуреддинъ (онъ звалъ, что Нуреддинъ былъ въ крайности). Хаджи-Гассанъ прокричалъ во второй разъ о продажѣ персіянки. Сави, удивленный высокою цѣной за невольницу, захотѣлъ видѣть ее. Онъ подъѣхалъ къ Хаджи-Гассану и приказалъ ему показать невольницу. Хотя у нихъ не было обыкновенія показывать невольницу кому нибудь отдѣльно, особенно когда всѣ купцы уже видѣли ее и когда начался торгъ, но никто не посмѣлъ напомнить объ этомъ Сави. Хаджи-Гассанъ, отворивъ дверь, велѣлъ прекрасной персіянкѣ подойдти, чтобъ Сави могъ посмотрѣть се, не сходя съ лошади.

Сави, какъ и другіе, былъ пораженъ ея красотой. Онъ имѣлъ уже дѣло съ этимъ маклеромъ и зналъ его имя. «Хаджи-Гассапъ, сказалъ онъ ему, ты просишь за эту невольницу четыре тысячи червонцевъ? — Да, господинъ, отвѣчалъ маклеръ, цѣну эту назначили всѣ купцы, которые видѣли ее. Теперь я жду ихъ послѣдняго слова, и кто дастъ больше, тому и отдамъ невольницу. — Я покупаю ее, если никто не набавитъ цѣны», возразилъ Сави и такъ посмотрѣлъ на окружающихъ его купцовъ, что никто не захотѣлъ перебивать у него невольницу, или замѣтить ему нарушеніе ихъ правъ, потому что всѣ страшно боялись его.

Подождавъ немного и видя, что никто не набавляетъ цѣны, Сави обратился къ Хаджи-Гассану. «Чего ты ждешь, замѣтилъ онъ, развѣ не видишь, что купцы не даютъ больше? Ступай къ хозяину невольницы и спроси, согласенъ онъ или нѣтъ, отдать ее за четыре тысячи червонцевъ»? Сави не зналъ, что прекрасная персіянка принадлежала Нуреддину.

Хаджи-Гассанъ, заперѣвъ дверь, пошелъ переговорить съ Нуреддиномъ. «Господинъ, сказалъ онъ ему, я принесъ тебѣ дурную вѣсть: твоя невольница продана за ничто и вотъ почему именно: я показалъ ее купцамъ и всѣ рѣшили, что за нее надо просить четыре тысячи червонцевъ. Я и сдѣлалъ такъ; сумма разумѣется достигла-бы по крайней мѣрѣ десяти тысячъ червонцевъ, еслибъ не явился Сави. Его появленіе заставило всѣхъ молчать. Онъ сказалъ, что покупаетъ невольницу за четыре тысячи червонцевъ, и никто не возражалъ ему. Сави былъ пораженъ красотой персіянки Она принадлежитъ тебѣ, господинъ, и ты имѣешь полное право продать ее или нѣтъ Но я, не совѣтую отдавать ее этому человѣку: онъ золъ и, пожалуй, отдавая за нее деньги, не додастъ всѣхъ, да и невольница твоя стоитъ несравненно больше».

"Благодарю тебя за совѣтъ, отвѣчалъ Нуреддинъ, я доведенъ до такой крайности, что готовъ бы продать ее за четыре тысячи червонцевъ, но только не Сави, врагу нашего дома. Я лучше соглашусь умереть съ голоду, нежели отдать ему свою невольницу. По, скажи мнѣ, что дѣлать, какъ отказать визирю?

"Вотъ мой совѣтъ, отвѣчалъ Хаджи Гассанъ; сдѣлай видъ, что ты сердитъ на невольницу и что, въ то время, когда она провинилась передъ тобой, поклялся въ гнѣвѣ отвесть ее на рынокъ и потому привелъ ее сюда, по не для продажи, а чтобы только исполнить данную клятву: всѣ повѣрятъ этому и Сави ничего не можетъ отвѣтить. Итакъ, въ ту минуту, когда я подведу ее къ визирю, приходи и, ударивъ ее, уведи домой. Нуреддинъ поблагодарилъ за совѣтъ и обѣщалъ исполнить его.

Хаджи-Гассанъ явился къ прекрасной персіянкѣ и, предупредивъ ее о всемъ, что должно случиться, повелъ къ Сави. Передавая ему невольницу, онъ сказалъ, что хозяинъ согласился взять за нее четыре тысячи червонцевъ. Въ эту минуту бросился между нихъ Нуреддинъ и, ударивъ но щекѣ жену, схватилъ ее за руку. «Ступай домой, дерзкая, вскричалъ онъ такъ, что всѣ могли его слышать. Твой дурной характеръ невольно заставилъ меня поклясться вывести тебя на рынокъ, но не продавать. Я исполнилъ клятву и ты наказана; теперь ступай за мною, ты мнѣ еще нужна, и всегда буду имѣть время продать тебя».

Визирь Сави страшно разсердился на Нуреддина. «Презрѣнный гуляка! вскричалъ онъ, покажи мнѣ, что у тебя осталось»? Съ этими словами онъ подскакалъ къ Нуреддину и хотѣлъ вырвать у него прекрасную персіянку. Взбѣшенный его поступкомъ, Нуреддинъ оставилъ жену и, схвативъ лошадь Сави за уздцы, заставилъ се попятиться назадъ. «Злодѣй, вскричалъ онъ, я сейчасъ убилъ-бы тебя, еслибъ не имѣлъ уваженія къ окружающимъ меня людямъ»!

Народъ такъ ненавидѣлъ Сави, что не только не заступился за него, но многіе даже потихоньку поощряли Нуреддина не оставлять визиря безъ наказанія. Одобренный этимъ, Нуреддинъ стащилъ Сави съ лошади, билъ его и ударилъ наконецъ головой о мостовую. Десять невольниковъ, сопровождавшихъ визиря, хотѣли заступиться за Сави, но купцы приняли сторону Нуреддина и удержали ихъ, говоря, что одинъ визирь, а другой сынъ визиря, а потому они могутъ сами считаться за обиды. «Если вы убьете Нуреддина, прибавили они, то неужели думаете, что господинъ вашъ защититъ васъ отъ справедливаго наказанія за это убійство»? Нуреддинъ оставилъ избитаго визиря, взялъ свою жену и повелъ ее домой, сопровождаемый выраженіемъ общаго одобренія.

Избитый, окровавленный и весь въ грязи, Сави поднялся съ помощью своихъ слугъ и приказалъ вести себя въ этомъ видѣ прямо во дворецъ. Положеніе его было тѣмъ болѣе неловко, что никто не жалѣлъ о немъ. Дойдя до комнатъ царя, онъ жалобнымъ голосомъ сталъ требовать его правосудія. Царь велѣлъ ввести его къ себѣ и, увидя въ такомъ жалкомъ положеніи, спросилъ, кто его избилъ такъ. "Чтобъ подвергнуться подобному обращенію, отвѣчалъ Сави, стоитъ только пользоваться милостями вашего величества или исполнять, какъ слѣдуетъ, святой законъ. — Полно говорить пустяки, возразилъ царь, дай мнѣ прямой отвѣтъ, и я накажу того, кто такъ жестоко поступилъ съ тобой.

"Государь, началъ Сави, передавая происшествіе но своему: мнѣ нужно было купить повариху и я отправился за ней самъ на рынокъ; пріѣхавъ туда, я услышалъ, что продаютъ невольницу за четыре тысячи червонцевъ. Я велѣлъ показать мнѣ ее и былъ пораженъ ея необыкновенною красотой; любуясь ею, я спросилъ, кому она принадлежитъ и узналъ, что ее продастъ Нуреддинъ, сынъ покойнаго визиря Хасана.

"Помните-ли, ваше величество, вы изволили дать, года два три тому назадъ, Хасану десять тысячъ червонцевъ на покупку невольницы. Онъ купилъ такую прелестную, какой я не видывалъ никогда, и подарилъ ее своему сыну, Нуреддину, найдя се недостойной васъ. Послѣ смерти отца, Нуреддинъ сталъ пять, гулять и, растративъ все имѣніе, дошелъ до нищеты, продалъ невольниковъ, дома, мебель и наконецъ рѣшился продать и эту невольницу. И позвалъ его и, не напоминая ему о низкомъ поступкѣ его отца, сказалъ, что купцы оцѣпили его невольницу въ четыре тысячи червонцевъ и можетъ быть ему дадутъ еще больше; но, прибавилъ, что я хочу купить ее для вашего величества, а потому онъ вѣрно согласится отдать мнѣ персіянку за цѣпу, назначенную торговцами.

"Вмѣсто того, чтобъ отвѣтить вѣжливостью на вѣжливость, Нуреддинъ сказалъ мнѣ гордо, что скорѣе продастъ свою невольницу жиду, нежели мнѣ. «Нуреддинъ, замѣтилъ я ему кротко, говоря такъ, ты оскорбляешь царя, который осыпалъ милостями твоего отца, точно такъ-же, какъ и меня».

«Я ожидалъ, что слова эти смягчатъ Нуреддина, но онъ, забывъ должное уваженіе къ моимъ лѣтамъ и къ моему сану, кинулся на меня, стащилъ съ лошади и билъ до тѣхъ поръ, пока достало силы. Умоляю, ваше величество, заступитесь за меня: вѣдь, я стоялъ за вашу честь».

Окончивъ этотъ разсказъ, Сави отвернулся и заплакалъ. Царь былъ очень разгнѣванъ на Нуреддина за его дерзкій поступокъ и, обратясь къ начальнику дворцовой стражи, приказалъ ему идти въ сопровожденіи сорока человѣкъ въ домъ Нуреддина, переломать у него все, срыть ломъ до основанія и привесть во дворецъ его и его невольницу.

Приказаніе это было услышано однимъ изъ царскихъ слугъ, Санджіаромъ, который достигъ занимаемой имъ должности стараніемъ визиря Хасана. Онъ испугался за Нуреддина, услышавъ приказаніе царя. «Не можетъ быть, подумалъ онъ, чтобъ Сави разсказалъ дѣло, какъ оно было; вѣрно, онъ оклеветалъ моего господина, а государь такъ разгнѣванъ, что не станетъ слушать его оправданій; онъ и жена его погибнутъ». Такъ разсуждалъ Санджіаръ и рѣшился, во чтобы то ни стало, спасти Нуреддина.

Начальникъ стражи еще не выходилъ изъ дворца, какъ Санджіаръ выбрался потихоньку на улицу и побѣжалъ къ Нуреддину. На стукъ его въ дверь, вышелъ самъ Нуреддинъ, потому что слугъ у него уже не было. "Добрый господинъ, сказалъ ему Санджіаръ, вамъ нельзя больше оставаться въ Бальсорѣ; уѣзжайте отсюда скорѣе и спасайтесь, не теряя ни одной минуты.

«Зачѣмъ? спросилъ Нуреддинъ, къ чему такая поспѣшность? — Уѣзжайте, умоляю васъ, и возьмите съ собой вашу невольницу, возразилъ Санджіаръ. Ботъ въ чемъ дѣло: Сави оклеветалъ васъ передъ царемъ, передалъ ему вашъ поступокъ съ нимъ совершенно иначе, и васъ приказано схватить вмѣстѣ съ невольницей; сорокъ человѣкъ сейчасъ пріидутъ сюда. Спасайтесь скорѣе; вотъ вамъ сорокъ червонцевъ, больше со мной нѣтъ; они, можетъ быть, пригодятся вамъ. Простите, я тороплюсь; боюсь, чтобъ не засталъ меня здѣсь начальникъ стражи; тогда мы всѣ погибли». Санджіаръ ушелъ, не давъ времени Нуреддину поблагодарить его.

Нуреддинъ поспѣшилъ предупредить объ угрожавшей опасности прекрасную персіянку; она накинула покрывало и они вышли изъ дома. Имъ по счастью удалось пройдти городъ незамѣченными, дойти благополучно до Ефрата и сѣсть на корабль, поднимавшій уже якорь. Когда Нуреддинъ и прекрасная персіянка взошли на корабль, капитанъ спрашивалъ, всѣ-ли готовы и всѣ-ли успѣли покончить свои дѣла въ Бальсорѣ. Получивъ удовлетворительный отвѣтъ, капитанъ далъ знакъ отправляться въ путь. Нуреддинъ спросилъ уже въ дорогѣ, куда отправлялся корабль, и былъ Очень радъ, узнавши, что они ѣдутъ въ Багдадъ. Вѣтеръ былъ попутный и корабль быстро понесся по рѣкѣ.

Ботъ, что происходило въ Бальсорѣ въ то время, когда Нуреддинъ и прекрасная персіянка удалялись отъ нея.

Подойдя къ дому Нуреддина, начальникъ стражи началъ стучать въ ворота, по видя, что ему не отпираютъ, приказалъ ихъ выломать и вошелъ съ стражей въ домъ.. Они переискали всѣ углы и были очень удивлены, не найдя нигдѣ Нуреддина и его невольницы. Пошли къ сосѣдямъ и спрашивали ихъ, не видѣли-ли они Нуреддина, по тѣ не видѣли его, да еслибъ и видѣли, то были къ нему такъ привязаны, что. вѣрно, не рѣшились-бы его выдать. Начальникъ стражи приказалъ вге ломать въ домѣ и срыть его совсѣмъ, а самъ отправился доложить парю о побѣгѣ Нуреддина и его невольницы. Царь разсердился и отвѣчала.. что онъ требуетъ, чтобъ Нуреддинъ былъ найденъ.

Начальникъ стражи вышелъ и приказалъ искать вездѣ бѣглецовъ, а царь отослалъ Сави съ почестями домой, обѣщая непремѣнно наказать Нуреддина примѣрно.

Царь употребилъ всѣ средства, чтобъ найти его и прекрасную персіянку. Онъ велѣлъ даже объявить по всему городу, что тѣмъ, кто представитъ ему бѣглецовъ, онъ дастъ тысячу червонцевъ, а тѣхъ, кто скроетъ ихъ, накажетъ. По, несмотря на все это, поиски не имѣли успѣха, и визирь Сави былъ лишенъ удовольствія видѣть казнь своего противника и его невольницы.

Нуреддинъ и прекрасная персіянка ѣхали благополучно и скоро приблизились къ Багдаду. Увидя конецъ своего путешествія, капитанъ весело обратился къ пассажирамъ и сказалъ имъ: «Ну, дѣти, вотъ мы и въ городѣ, въ чудесномъ большомъ городѣ, куда стекается народъ со всѣхъ странъ свѣта. Много разныхъ націй увидите вы, не станете переносить холода и жара, тамъ вѣчная весна, съ плодами и цвѣтами осени».

Корабль остановился въ виду города; пассажиры садились въ лодки и отправлялись каждый къ себѣ. Нуреддинъ заплатилъ за дорогу пять червонцевъ и тоже поѣхалъ съ прекрасной персіянкой въ Багдадъ. Но, совершенно не зная города, они не знали, гдѣ остановиться, и долго ходили по его прекраснымъ садамъ, окруженнымъ каменными стѣнами.. Выйдя на улицу, хорошо вымощенную, они замѣтили въ концѣ ея ворота въ садъ и подлѣ нихъ прекрасный фонтанъ.

Ворота были заперты, а галлерея, ведущая въ садъ, отперта; но обѣимъ сторонамъ ея были софы. «Здѣсь удобно будетъ намъ переночевать, сказалъ Нуреддинъ персіянкѣ, мы уже закусили, а завтра найдемъ себѣ квартиру. — Ты знаешь, что твое желаніе мнѣ законъ, отвѣчала прекрасная персіянка; войдемъ и переночуемъ тутъ». Напившись изъ фонтана воды, они вошли въ галлерею, сѣли на софу и, — поговоривъ между собой, уснули подъ журчаніе воды.

Садъ этотъ принадлежалъ халифу; посреди его былъ выстроенъ обширный павильонъ, названный павильономъ живописи, потому что главное украшеніе его составляли картины, писанныя персидскими художниками, вызванными для этого нарочно изъ Персіи. Павильонъ освѣщался восемьюдесятью окнами, и подлѣ каждаго изъ нихъ висѣла люстра. Когда халифъ приходилъ отдыхать здѣсь въ тихую погоду, зажигались всѣ восемьдесятъ люстръ, и тогда видъ изъ города не павильонъ былъ чудно хорошъ.

Въ саду жилъ постоянно сторожъ, старый служитель, назначенный халифомъ за долгую и вѣрную службу. Его звали Шейхъ-Ибрагимъ. Халифъ запретилъ ему впускать въ садъ постороннихъ, чтобы они, не испачкали софы, бывшія при входѣ, и приказалъ наказывать тѣхъ, кого сторожъ застанетъ на нихъ.

Когда Нуреддинъ и прекрасная персіянка пришли къ саду, сторожа не было дома. Возвратясь, онъ засталъ ихъ уже спящими, на софѣ, подъ покрываломъ. «Хорошо, подумалъ сторожъ, эти люди не слушаются халифа, я научу ихъ повиноваться ему». Онъ потихоньку отворилъ дверь, взялъ толстую палку и, засучивъ рукавъ, приготовился изо всей силы ударить того и другаго, какъ вдругъ ему пришла въ голову мысль, знаютъ-ли они повелѣніе хали. Фа и не пріѣзжіе-ли они. Чтобъ узнать все, какъ слѣдуетъ, онъ хотѣлъ разбудить ихъ и "дернулъ покрывало. Каково же было удивленіе Шейхъ-Ибрагима, когда онъ увидѣлъ спящихъ, Нуреддина и прекрасную персіянку. Сторожъ разбудилъ Нуреддина, дернувъ его тихонько за ногу.

Нуреддинъ тотчасъ поднялъ голову и, увидѣвъ передъ собой старца, съ длинной бородой, онъ приподнялся, сталъ на колѣна и, взявъ его руку, поцѣловалъ ее. «Отецъ мой, сказалъ онъ, да хранитъ тебя Богъ! Что тебѣ отъ меня угодно? — Сынъ мой, отвѣчалъ ему Шейхъ Ибрагимъ, кто ты и откуда? — Мы иностранцы, только что пріѣхали сюда и хотѣли здѣсь переночевать, отвѣчалъ Нуреддинъ. — Чѣмъ спать здѣсь, возразилъ старикъ, лучше ступайте за мной, я укажу мѣсто, гдѣ вы переночуете покойно, а пока не стемнѣло, полюбуйтесь прекраснымъ садомъ. — А. это твой садъ? спросилъ Нуреддинъ. — Мой, отвѣчалъ ему улыбаясь старикъ; онъ достался мнѣ въ наслѣдство послѣ отца. Пойдемъ, садъ мой стоитъ того, чтобъ на него взглянуть».

Нуреддинъ всталъ и пошелъ вмѣстѣ съ прекрасной персіянкой за Шейхъ-Ибрагимомъ; старикъ привелъ ихъ на такое мѣсто, откуда видѣнъ былъ весь садъ.

Много прекрасныхъ садовъ видѣлъ Нуреддинъ въ Бальсорѣ, но ни одинъ изъ нихъ не могъ сравниться съ тѣмъ, который былъ теперь передъ его глазами. Налюбовавшись имъ и погулявъ довольно, Нуреддинъ спросилъ сторожа, какъ его зовутъ. «Меня зовутъ Шейхъ-Ибрагимъ, отвѣчалъ тотъ. — Твой садъ, Шейхъ-Ибрагимъ, превосходенъ, сказалъ Нуреддинъ, и дай Богъ, чтобъ ты долго еще владѣлъ имъ. Мы очень благодарны тебѣ за доставленное намъ удовольствіе и должны поблагодарить не одними только словами. Вотъ два червонца, купи чего нибудь, мы закусимъ вмѣстѣ».

Шейхъ-Ибрагимъ очень любилъ золото, а потому не отказался взять два червонца и подсмѣиваясь прошепталъ. «Вотъ щедрые люди! Хорошо, что я не обошелся съ ними дурно, это была-бы величайшая глупость. На десятую часть этихъ денегъ я угощу ихъ по-царски, а остальное возьму себѣ». И онъ весело отправился исполнить данное порученіе, позволивъ Нуреддину и прекрасной персіянкѣ гулять по саду, сколько хотятъ.

Пока сторожъ приготовлялъ имъ ужинъ, они подошли къ великолѣпному павильону и съ восхищеніемъ разсматривали его необыкновенную постройку, удивлялись вышинѣ, величію и красотѣ, и, обойдя кругомъ, взошли но мраморной лѣстницѣ къ двери: она была заперта. Они сходили уже съ лѣстницы, когда показался вдали Шейхъ-Ибрагимъ, несшій припасы для ужина. «Шейхъ-Ибрагимъ, сказалъ съ удивленіемъ Нуреддинъ, ты сказалъ, что этотъ садъ принадлежитъ тебѣ? — Да, отвѣчалъ Шейхъ-Ибрагимъ, и готовъ повторить это. — А этотъ превосходный павильонъ тоже твой»? Спросилъ Нуреддинъ. Этотъ неожиданный вопросъ поставилъ старика въ затруднительное положеніе, однако онъ постарался это скрыть. «Если я скажу, подумалъ онъ, что павильонъ не мой, то они спросятъ, почему садъ принадлежитъ мнѣ, а павильонъ нѣтъ». Онъ притворился и отвѣчалъ, что если садъ принадлежитъ ему, то и павильонъ тоже. «Если онъ твой, сказалъ Нуреддинъ, то сдѣлай намъ одолженіе, позволь взойдти въ него: сегодня вѣдь мы твои гости. Я думаю, онъ внутри чудо какъ хорошъ» Шейхъ-Ибрагимъ нашелъ невѣжливымъ отказать въ этомъ Нуреддину, такъ щедро платившему за его услуги. Подумавъ, что халифъ, вѣроятно, не пріѣдетъ въ этотъ вечеръ, потому что передъ своимъ посѣщеніемъ онъ всегда присылалъ передоваго, Шейхъ-Ибрагимъ рѣшился приготовить имъ ужинъ въ павильонѣ и, оставивъ припасы на верхней ступенькѣ лѣстницы, пошелъ за ключомъ. Скоро сторожъ вернулся, принесъ съ собой огонь и отворилъ павильонъ.

Войдя въ павильонъ, Нуреддинъ и прекрасная персіянка такъ были изумлены богатствомъ и красотой его внутренней отдѣлки, что не могли наглядѣться на окружающую ихъ роскошь. Не говоря уже о живописи, люстрахъ, софахъ, между окопъ были вдѣланы серебряные бра для восковыхъ свѣчъ. Нуреддинъ вздыхалъ, глядя на эту роскошь и вспоминая о своей прежней жизни.

Между тѣмъ, Шейхъ-Ибрагимъ приготовилъ столъ и, пригласивъ своихъ гостей ужинать, сѣлъ вмѣстѣ съ ними. Вымывъ послѣ ужина руки, Нуреддинъ открылъ окно и подозвалъ прекрасную персіянку полюбоваться прекраснымъ видомъ на садъ при лунномъ свѣтѣ. Она подошла, и пока сторожъ убиралъ со стола, они любовались вдвоемъ. Убравъ все, Шейхъ-Ибрагимъ подошелъ къ своимъ гостямъ. Нуреддинъ просилъ его принесть имъ какого либо напитка. Чего вы хотите? спросилъ старикъ; шербета? а думаю, послѣ ужина вы не станете его пить? А. у меня есть превосходный.

" — Я знаю, что послѣ ужина не пьютъ шербета, замѣтилъ Нуреддинъ, неужели ты не догадываешься, о какомъ напиткѣ я говорю? — Не хотите ли вы вина? — Ну, да! Принеси намъ, пожалуйста, бутылочку; у насъ всегда пьютъ вино послѣ ужина, если не хочется спать.

" — Сохрани меня Богъ, вскричалъ Шейхъ-Ибрагимъ, чтобъ я держалъ у себя вино, да а даже не подхожу къ нему и никогда не дотрогиваюсь до него! Можетъ-ли пить вино человѣкъ, ходившій четыре раза на поклоненіе въ Мекку.

« — Жаль, а ты доставилъ-бы намъ большое удовольствіе этимъ, сказалъ Нуреддинъ. Впрочемъ, хочешь, я научу тебя, какъ ты можешь купить его намъ, не дотрогиваясь до него? — Научи, тогда я готовъ исполнить твое желаніе, отвѣчалъ старикъ.

„ — У входа въ садъ, сказалъ Нуреддинъ, я видѣлъ привязаннаго осла; это, вѣрно, твой. Возьми его и поѣзжай къ лавкѣ, гдѣ продаютъ вино; остановясь отъ нея далеко, дай какому нибудь прохожему денегъ и попроси его купить тебѣ двѣ кружки вина. Онъ, вѣрно, не откажется исполнить твою просьбу, купитъ вина, поставитъ его въ корзины, привязанныя къ ослу, и ты погонишь его сюда; здѣсь, мы сами вынемъ изъ корзинъ вино и такимъ образомъ, ты. не дотрогиваясь до него, исполнишь наше порученіе. Вотъ тебѣ на это-два червонца.“

Золото подѣйствовало на старика. Какъ ты придумалъ это, сынъ мой, весело сказалъ онъ, самъ я никогда не догадался-бы». Онъ уѣхалъ на ослѣ и скоро исполнилъ данное ему порученіе. Когда онъ вернулся, Нуреддинъ встрѣтилъ его и вынулъ изъ корзинъ вино.

Отведя на мѣсто осла, Шейхъ-Ибрагимъ вернулся въ павильонъ и спросилъ своихъ гостей, не нужно ли имъ еще чего. Они попросили плодовъ и благодарили, въ тоже время, за его услуги.

Шейхъ- Нбрагимъ уставилъ столъ различными плодами, серебряными и золотыми чашами, и узнавъ, что имъ больше ничего не нужно, пошелъ къ себѣ, несмотря на ихъ настоятельныя просьбы остаться еще съ ними.

Нуреддинъ и прекрасная персіянка сѣли за столъ и выпили по чашѣ; вино было превосходно. «Не правда ли, моя прекрасная, сказалъ Нуреддинъ персіянкѣ, мы счастливы, что попали въ такое чудесное мѣсто? Будемъ же наслаждаться и вознаградимъ себя за дорогу. Можетъ ли кто быть счастливѣе меня въ то время, когда съ одной стороны сидишь ты, а съ другой стоитъ чаша съ виномъ?» Они продолжали пить, разговаривали и пѣли.

Пѣли они прекрасно, и голоса ихъ привлекли къ павильону Шейхъ-Ибрагима; сначала онъ не показывался имъ, слушая ихъ пѣсни на лѣстницѣ. Наконецъ, заглянувъ въ дверь и думая, что гость его долженъ быть уже пьянъ, сказалъ ему: «смѣлѣй господинъ, смѣлѣй, я радъ, что вамъ весело».

« — А! Шейхъ-Ибрагимъ, вскричалъ, увидѣвъ его, Нуреддинъ; какъ много мы тебѣ обязаны, какой ты прекрасный человѣкъ. Мы не смѣемъ предложить тебѣ чашу вина, но войди сюда и посиди, пожалуйста, съ нами! — Мнѣ доставляютъ удовольствіе ваши пѣсни и здѣсь, отвѣчалъ сторожъ; продолжайте, продолжайте». Сказавъ это, онъ скрылся.

Прекрасная персіянка замѣтила Нуреддину, что Шейхъ-Ибрагимъ остановился на лѣстницѣ и что, если онъ позволитъ, то она не смотря на отвращеніе его къ вину, заставитъ его выпить. Нуреддинъ сказалъ, что она можетъ дѣлать, что хочетъ. «Такъ упроси его войти сюда, сказала прекрасная персіянка, посиди съ нами и предложи чашу вина; если онъ откажется отъ вина, выпей его самъ и притворись спящимъ, я берусь за остальное».

Нуреддинъ понялъ измѣреніе персіянки, и позвалъ Шейхъ-Ибрагима. «Шейхъ-Ибрагимъ, сказалъ онъ, мы твои гости и ты несказанно обязалъ насъ. Неужели откажешь теперь исполнить нашу просьбу посидѣть съ нами? Мы не требуемъ, чтобы ты пилъ, ко просимъ только доставить намъ удовольствіе пользоваться твоимъ обществомъ».

Шейхъ-Ибрагимъ рѣшился наконецъ войти и сѣлъ на софѣ, самой близкой къ двери. Нуреддинъ замѣтилъ, что ему неловко тамъ и что они его не видятъ, а потому просилъ его сѣсть подлѣ прекрасной персіянки, говоря, что она сама этого желаетъ. Старику пріятно было сѣсть подлѣ такой красавицы и онъ согласился на просьбу Нуреддина, который просилъ персіянку спѣть что нибудь. Она пропѣла пѣсню, въ которой выражала свою благодарность Шейхъ-Ибрагиму за его радушіе. Шейхъ-Ибрагимъ пришелъ въ восторгъ отъ этой пѣсни.

Когда она кончила пѣсню, Нуреддинъ налилъ чашу вина и предложилъ хозяину выпить ее за ихъ здоровье. Шейхъ-Ибрагимъ съ ужасомъ отодвинулся отъ предлагаемаго напитка и умолялъ позволить ему не прикасаться къ вину. Какъ хочешь, возразилъ Нуреддинъ, если ты отказываешься пить за наше здоровье, я выпью за твое, на что ты вѣрно согласенъ"?

Пока Нуреддинь пилъ, прекрасная персіянка разрѣзала пополамъ яблоко и предложила одну половинку его Шейхъ-Ибрагиму, говоря, что онъ, вѣрно, не откажется съѣсть яблоко. Шейхъ-Ибрагимъ не могъ отказаться отъ яблока, которое подавала ему такая прекрасная рука; онъ взялъ его, поблагодаривъ наклоненіемъ головы, и сталъ ѣсть.

Прекрасная персіянка сказала ему при этомъ нѣсколько любезностей и, когда Нуреддинъ, притворись пьянымъ, упалъ на софу, она встала и, подойдя къ Шеихъ-Ибрагиму, проговорила тихо: «Наши пиры всегда оканчиваются тѣмъ, что онъ засыпаетъ, а меня оставляетъ одну; ты, вѣрно, не откажешься побыть со мной, пока онъ будетъ спать».

Прекрасная персіянка налила въ чашу вина и просила Шейхъ-Ибрагима выпить за ея здоровье. Долго отказывался старикъ, долго просилъ ее позволить ему не нить вина, наконецъ былъ побѣжденъ ея настоятельными просьбами и такъ очарованъ ея чудною красотой, что взялъ чашу и выпилъ до дна.

Добрый старикъ любилъ немножко выпить и позволялъ себѣ это въ тихомолку: при всѣхъ онъ стыдился. Онъ только дѣлалъ видъ, что приходитъ въ ужасъ отъ вина, ію между тѣмъ и въ этотъ вечеръ, пользуясь темнотой, самъ отправился въ лавку за виномъ, но никому не поручалъ взять его изъ лавки и поставить въ корзины, какъ училъ его Нуреддинъ. Такимъ образомъ, ему не пришлось никому платить за услугу.

Когда онъ доѣдалъ яблоко, прекрасная персіянка налила ему еще чашу вина, которую онъ согласился скорѣе выпить, чѣмъ первую; за второй послѣдовала третья. Къ то время, какъ онъ допивалъ четвертую, Нуреддинъ всталъ и смѣясь сказалъ ему: «А, а! какъ-же это, Шейхъ-Ибрагимъ, ты говорилъ, что никогда не пьешь вина»?

Шейхъ-Ибрагимъ, неожидавшій пробужденія Нуреддина, покраснѣлъ, впрочемъ допилъ вино и тогда уже отвѣчалъ смѣясь: «Господинъ, если я согрѣшилъ, то право не и виноватъ въ томъ, а вотъ эта госпожа: посуди самъ, можно-ли противиться такой красотѣ»!

Прекрасная персіянка показала видъ, что заступается за Шейхъ-Ибрагима. «Не слушай его, сказала она, продолжай пить и веселиться». Нѣсколько минутъ спустя, Нуреддинъ налилъ вина себѣ и прекрасной персіянкѣ. «А мнѣ что же? спросилъ Шейхъ-Ибрагимъ, видя, что его не угощаютъ; ты думаешь, что я хуже тебя съумѣю выпить»?

При этихъ словахъ Шейхъ-Ибрагима, Нуреддинъ и прекрасная персіянка расхохотались. Они продолжали смѣяться, нить и веселиться до полночи. Тутъ, прекрасная персіянка замѣтила, что у нихъ только одна свѣча, и просила добраго сторожа зажечь свѣчи у оконъ.

Шеихъ-Ибрагимъ, разгоряченный виномъ и не желая прервать разговора съ Нуреддиномъ, позволилъ ей зажечь свѣчей пять, но не больше. Прекрасная персіянка встала, и вмѣсто шести свѣчъ зажгла всѣ восемьдесятъ.

Потомъ, когда Шейхъ-Ибрагимъ разговаривалъ съ прекрасной персіянкой, Нуреддинъ попросилъ у него позволенія зажечь нѣсколько люстръ. Не замѣчая, что уже зажжены всѣ свѣчи, Шейхъ-Ибрагимъ, отвѣчалъ ему: «Вѣрно, ты очень лѣнивъ, сынъ мой, что не можешь самъ зажечь люстръ, а безпокоишь меня; зажги люстры три, не больше». Пользуясь его позволеніемъ, Нуреддинъ зажегъ не три, а восемьдесятъ лампъ и отворилъ всѣ окна; Шейхъ-Ибрагимъ не обратилъ и на это вниманія.

Въ это время халифъ Гарунъ-Аль-Рашидъ еще не спалъ; онъ былъ въ гостиной своего дворца, окна которой выходили на Тигръ. Подойдя къ окну, изъ котораго былъ чудесный видъ на городъ и на садъ, среди котораго возвышался прелестный павильонъ, Халифъ удивился, замѣтивъ, что павильонъ освѣщенъ. Сначала онъ подумалъ, что этотъ огонь быль въ городѣ. Визирь Джіафаръ былъ тоже въ гостиной и ожидалъ, что халифъ скоро уйдетъ къ себѣ. Вдругъ халифъ съ гнѣвомъ подозвалъ къ себѣ. «Нерадивый визирь, вскричалъ онъ, поди и посмотри сюда! Зачѣмъ иллюминованъ мой павильонъ тогда, когда меня нѣтъ въ немъ».

Визирь испугался, но, надѣясь, что халифъ шутитъ, онъ подошелъ къ окну. Испугъ еще увеличился, когда онъ увидѣлъ, что халифъ говорилъ правду. Впрочемъ визирь скоро нашелся и отвѣчалъ: "это, можетъ быть, не что другое, повелитель правовѣрныхъ, какъ только то, что дней пять, шесть тому назадъ, Шейхъ-Ибрагимъ приходилъ ко мнѣ и говорилъ, что намѣренъ пригласить служителей мечети, чтобъ уговориться съ ними о церемоніи, которую хочетъ совершить въ ваше счастливое царствованіе. Я спросилъ, не могу-ли быть ему въ чемъ полезенъ; онъ умолялъ выпросить у васъ позволеніе, сдѣлать это собраніе въ павильонѣ вашего величества. Я позволилъ ему, говоря, что передалъ вамъ эту его просьбу и буду умолять васъ не отказать ему въ ней: теперь, умоляю, простить меня, я совсѣмъ забылъ передать вамъ все это раньше. Шейхъ-Ибрагимъ вѣрно выбралъ сегодняшній день для собранія и, желая вполнѣ доставить удовольствіе своимъ гостямъ, иллюминовалъ павильонъ.

«Джіфаръ, отвѣчалъ халифъ, смягченнымъ голосомъ, судя потому, что ты сказалъ сейчасъ, ты сдѣлалъ три непростительные поступка: во первыхъ, ты не долженъ былъ позволять Шейхъ-Ибрагиму дѣлать собраніе въ моемъ павильонѣ: для простого служителя, это слишкомъ большая честь; во вторыхъ, ты не спросилъ на это моего позволенія; въ третьихъ, не проникъ настоящаго намѣренія Шейхъ-Ибрагима. Я почти увѣренъ, что онъ только хотѣлъ этимъ выманить что нибудь себѣ на этотъ вечеръ. Ты не догадался дать ему денегъ, и вотъ онъ, чтобъ отмстить намъ, освѣтилъ павильонъ и этимъ, разумѣется, ввелъ насъ въ большой расходъ».

Великій визирь, радуясь, что дѣло приняло хорошій для него оборотъ, рѣшился терпѣливо вынесть всѣ замѣчанія халифа и согласился, что Шейхъ-Ибрагиму слѣдовало дать нѣсколько червонцевъ «Тебя все-таки слѣдуетъ немножко наказать, отвѣчалъ улыбаясь халифъ; и.вотъ кньимъ образомъ: я переодѣнусь въ крестьянское платье, ты и Мезрура сдѣлаете толю, и остатокъ ночи проведешь съ нами въ обществѣ гостей Шейхъ-Ибрагима». Напрасно визирь Джіафаръ говорилъ ему, что уже поздно, что Мезрура давно ушелъ; халифъ настоялъ на своемъ. Дѣлать было нечего, и хотя визирь былъ въ отчаяніи, но непослушаться халифа не смѣлъ.

Халифъ, Джіафаръ и Мезрура, переодѣтые крестьянами, прошли городъ и приблизились къ саду, калитка котораго была отперта: возращаясь послѣ покупки вина, Шейхъ-Ибрагимъ забылъ замереть ее. «Отчего отперта калитка? спросилъ халифъ Джіэфара; теперь уже такъ поздно? Впрочемъ не думаю, чтобъ это было по неисправности Шейхъ-Ибрагима: вѣрно, онъ такъ хлопочетъ, угощая своихъ гостей, что позабылъ заперѣть ее».

Пройдя садъ и приблизясь къ павильону, халифъ по вошелъ въ него, а хотѣлъ сначала посмотрѣть, что тамъ дѣлается. Онъ вздумалъ было влѣзть для этого на дерево, но великій визирь замѣтилъ, что дверь въ павильонъ была полуоткрыта и сказалъ объ этомъ халифу. Шейха-Ибрагимъ, въ самомъ дѣлѣ, забылъ заперѣть ее, войдя въ гостиную по приглашенію Нуреддина и прекрасной персіянки.

Ха лифъ подошелъ къ полуотворенной двери павильона и былъ пораженъ необыкновенною красотой прекрасной персіянки и Нуреддина, сидѣвшихъ за столомъ. Шейхъ-Ибрагимъ держалъ въ рукѣ машу съ виномъ; онъ говорилъ: «Прекрасная госпожа, человѣкъ, умѣющій хорошо пить, долженъ всегда сначала спѣть что нибудь. Будь такъ добра, прослушай мою пѣсенку, она очень хороша».

Онъ пропѣлъ что-то. Халифъ не вѣрилъ своимъ глазамъ: онъ думалъ, что Шейхъ-Ибрагимъ никогда не дотрогивается даже до вина и считалъ его за человѣка самаго скромнаго и серьезнаго. Отойдя отъ двери, онъ позвалъ Джіафара, стоявшаго на нижней ступенькѣ лѣстницы. «Посмотри, сказалъ халифъ визирю, какъ Шейхъ-Ибрагимъ угощаетъ служителей мечети».

Голосъ, которымъ произнесъ халифъ эти слова, показывалъ, что онъ очень разгнѣванъ, и испуганный визирь молча послѣдовалъ за нимъ къ двери павильона. У него чуть не подкосились ноги, когда онъ увидѣлъ, что дѣлалось въ павильонѣ. Между тѣмъ, халифъ говорилъ ему тихо: «Какъ смѣютъ чужіе входить и пировать въ моемъ павильонѣ! Какъ осмѣлился Шейхъ-Ибрагимъ впустить ихъ и веселиться съ ними! Впрочемъ, я еще успѣю всѣхъ наказать, а теперь нужно узнать, кто эти молодые люди, красивѣе которыхъ, признаюсь, и еще не видывалъ. И зачѣмъ они здѣсь»? Халифъ, началъ опять наблюдать; визирь стоялъ сзади его. Вотъ, что говорилъ въ эту минуту Шейхъ-Ибрагимъ: «Прекрасная госпожа, можетъ быть, ты желала-бы еще чего нибуль? — Мнѣ кажется, отвѣчала прекрасная персіянка, что намъ было бы еще веселѣе, еслибъ здѣсь была лютня. Не можешь-ли ты достать мнѣ ее? — А ты играешь на лютнѣ? спросилъ старикъ. — Принеси лютню, отвѣчала прекрасная персіянка, и ты увидишь, умѣю-ли я играть на ней».

Шейхъ-Ибрагимъ досталъ изъ ближняго шкапа лютню и подалъ ее прекрасной персіянкѣ, которая начала тотчасъ ее настроивать. Халифъ обернулся къ Джіафару и сказалъ ему, что если красавица сыграетъ хорошо, то онъ проститъ ее и молодаго человѣка, но его все таки повѣситъ. «Въ такомъ случаѣ, повелитель правовѣрныхъ, я буду молить Бога, чтобъ она сыграла дурно, отвѣчалъ Джіафаръ. — Откуда такое странное желаніе? возразилъ халифъ, — Да веселѣе будетъ умереть въ большой и пріятной компаніи», отвѣчалъ визирь. Халифу нравились остроты и онъ смѣясь опять сталъ смотрѣть въ дверь павильона.

Прекрасная персіянка прелюдировала такъ хорошо, что халифъ не сомнѣвался уже, что услышить совершеннѣйшую игру. Потомъ она начала пѣть арію; голосъ ея былъ такъ звученъ, полонъ и такъ превосходно обработанъ, что халифъ пришелъ въ восторгъ отъ ея пѣнія.

Когда она кончила, онъ сошелъ съ лѣстницы и сказалъ визирю: «Никогда еще я не слышалъ ничего подобнаго. Исаакъ, котораго я считалъ лучшимъ музыкантомъ, не можетъ сравниться съ ней. Я хочу войти, чтобъ послушать музыку и пѣніе прелестной незнакомки. Но подъ какимъ предлогомъ войти?

„Повелитель правовѣрныхъ, отвѣчалъ великій визирь, узнавши васъ, Шейхъ-Ибрагимъ умретъ со страха. — Это именно и останавливаетъ меня, возразилъ халифъ, а я не хочу быть причиной его смерти: онъ долго служилъ мнѣ. Но мнѣ пришла въ голову славная мысль! Побудь съ Мезрурой въ той аллеи; я скоро вернусь“.

Такъ какъ Тигръ протекалъ недалеко, то изъ него проведена была вода въ садъ халифа; въ ней было много хорошей рыбы. Рыбаки знали это и желали-бы поудить въ чудесномъ пруду халифа, но онъ строго запретилъ Шейхъ-Ибрагиму впускать ихъ въ садъ. Въ эту ночь, проходилъ мимо одинъ рыбакъ и, увидя калитку сада отворенной, воспользовался этимъ случаемъ, чтобъ поудить рыбу.

Только что онъ закинулъ сѣть, какъ подошелъ къ нему халифъ; удостовѣряй, что Шейхъ-Ибрагимъ вовсе не такъ исполнителенъ, какъ онъ думалъ прежде, халифъ надѣялся, что, несмотря на свое запрещеніе, застанетъ кого нибудь у пруда и хотѣлъ воспользоваться этимъ. Рыбакъ узналъ халифа и въ страхѣ упалъ къ его ногамъ, умоляя о пощадѣ и извиняясь своею бѣдностью. „Встань, сказалъ халифъ, и не бойся; мнѣ хочется знать, поймалъ-ли ты рыбу; вытаскивай скорѣе сѣть“.

Рыбакъ вытащилъ шесть прекрасныхъ рыбъ, изъ которыхъ халифъ взялъ двѣ себѣ, а остальныя отдалъ рыбаку. Потомъ, онъ сказалъ рыбаку: „Дай мнѣ свое платье, а себѣ возьми мое“. Переодѣвшись съ головы до ногъ въ рыбака, халифъ велѣлъ взять ему сѣти и идти изъ саду, а самъ вернулся къ ожидавшимъ его Джіафару и Мезрурѣ.

Джіафаръ и Мезрура не узнали халифа и первый сказалъ ему: „Куда ты идешь и зачѣмъ здѣсь? Ступай отсюда“! Халифъ засмѣялся и великій визирь узналъ его. „Государь, вскричала“ онъ, неужели это ты? Простите мнѣ мою дерзость, я принялъ васъ за рыбака. Теперь нечего бояться быть узнаннымъ. — Оставайтесь здѣсь, сказалъ халифъ, я пойду исполнять свою роль».

Халифъ пошелъ къ павильону и постучалъ въ дверь. Нуреддинъ сказалъ Шейхъ-Ибрагиму, что кто-то стучится. На вопросъ послѣдняго, кто тамъ, халифъ показался въ дверяхъ и сказалъ, что принесъ Шейхъ Ибрагиму двѣ прекрасныя, только что пойманныя, рыбы. «Можетъ быть, они пригодятся твоимъ гостямъ», прибавилъ онъ.

Нуреддинъ и прекрасная персіянка захотѣли посмотрѣть рыбу.

Шейхъ-Ибрагимъ, сказала послѣдняя, нельзя ли посмотрѣть, что у него за рыба"? Шейхъ-Ибрагимъ былъ уже не въ состояніи разсуждать, откуда взялась у рыбака рыба и какъ онъ очутился въ саду; онъ думалъ только о томъ, какъ-бы сдѣлать угодное красавицѣ и, повернувъ съ трудомъ голову къ двери, приказалъ рыбаку подойти.

Халифъ приблизился со всѣми пріемами рыбака и показалъ обѣ рыбы. «Вотъ славныя рыбы, сказала прекрасная персіянка, я съ удовольствіемъ попробовала бы ихъ, еслибъ онѣ были хорошо приготовлены. — Госпожа говоритъ правду, замѣтилъ Шейхъ-Ибрагимъ; что намъ дѣлать изъ твоей рыбы, когда она не приготовлена, какъ слѣдуетъ. Ступай въ мою кухню и приготовь намъ ее».

Халифъ вернулся къ Джіажару и Мезрурѣ и сказалъ, что его не узнали, приняли хорошо и приказали ему приготовить рыбу. Великій визирь хотѣлъ было взять это на себя, но халифу такъ нравилась принятая имъ на себя роль, что онъ захотѣлъ выполнить ее до конца, и выполнить, какъ слѣдуетъ. «Я понимаю кое-что, прибавилъ онъ, въ поваренномъ искусствѣ». Всѣ трое отправились на кухню Шейхъ-Ибрагима и принялись за приготовленье кушанья. Кухня была не велика, но въ ней мои по было найти все необходимое, и рыба скоро поспѣла; халифъ положилъ ее на блюдо и понесъ въ павильонъ. Поставивъ ее на столъ, онъ положилъ передъ каждымъ изъ собесѣдниковъ по лимону, полагая, что можетъ быть кто изъ нихъ захочетъ ѣсть рыбу съ лимоннымъ сокомъ. Кушанье всѣмъ очень понравилось, особенно Нуреддину. «Я никогда не ѣлъ еще, сказалъ онъ рыбаку, такой славной рыбы и еслибъ не растратилъ все свое состояніе, то обогатилъ — бы тебя сейчасъ; теперь, будь доволенъ и тѣмъ, что я въ состояніи дать тебѣ». Онъ вынулъ кошелекъ съ оставшимися у него червонцами и отдалъ ихъ рыбаку.

Халифъ взялъ кошелекъ и, почувствовавъ въ немъ золото, сказалъ Нуреддину: «Благодарю, господинъ, за щедрость, очень радъ, что могъ услужить такимъ благороднымъ людямъ, какъ вы. По прежде, чѣмъ я уйду отсюда, исполните мою просьбу. Я вижу здѣсь лютню, слѣдовательно, госпожа играетъ на ней, не будетъ-ли она такъ милостива и не сыграеть-ли что нибудь? Я страстно люблю музыку».

«Прекрасная персіянка, сказалъ Нуреддинъ, обращаясь къ ней, спой, прошу тебя». Она взяла лютню и, послѣ небольшой прелюдіи, пропѣла арію. Окончивъ пѣть, она продолжала играть и играла съ такою силой и пріятностью, что халифъ былъ внѣ себя отъ восхищенія.

«Ахъ! какой голосъ! вскричалъ онъ, когда она кончила; какая игра! никогда и нигдѣ я не слышалъ еще такой игры, такого пѣнія»!

Нуреддинъ привыкъ раздавать свое имѣніе тѣмъ, кому оно нравится. «Рыбакъ, сказалъ онъ, я вижу ты понимаешь искусство и, если прекрасная персіянка такъ нравится тебѣ, возьми се, она твоя». Онъ всталъ, взялъ свое платье, которое снялъ было, и хотѣлъ выйти и оставить халифа, на-единѣ съ прекрасною персіянкой.

Удивленная такой щедростью, прекрасная персіянка удержала Нуреддина и со слезами просила, чтобъ онъ сѣлъ и послушалъ, что она поетъ ему. Онъ повиновался и прекрасная персіянка, взявъ лютню и, нѣжно смотря на него, запѣла сочиненную на скоро пѣсню, въ которой высказала ему, что равнодушіе его оскорбляетъ ее и что онъ вѣрно мало любитъ ее, если отдаетъ незнакомому человѣку. Окончивъ, она положила лютшо и, закрывъ лицо платкомъ, зарыдала.

Нуреддинъ не отвѣчала, ни слова на упреки прекрасной персіянки и его молчаніе показало что онъ не думаетъ измѣнить своего намѣренія. Халифъ, удивленный всѣмъ, что слышалъ, сказалъ Нуреддину: «Господинъ, стало быть, прекрасная, необыкновенная и чудная госпожа, которую ты подарилъ мнѣ, твоя невольница. — Да, Керимъ (такъ назвалъ себя халифъ), возразилъ Нуреддинъ; и ты вѣрно былъ бы очень удивленъ, еслибъ я разсказалъ тебѣ всѣ несчастій, обрушившаяся на мою голову черезъ нее. Ахъ! сдѣлай милость, господинъ, возразилъ халифъ, все еще разыгрывая роль рыбака, разскажите мнѣ свою исторію». Нуреддинъ, сдѣлавшій для рыбака уже такъ много, съ удовольствіемъ согласился исполнить его просьбу и разсказалъ ему свою исторію съ тѣхъ поръ, какъ отецъ его купилъ прекрасную персіянку для царя, и до пріѣзда ихъ въ Багдадъ.

Выслушавъ разсказъ Нуреддина, халифъ спросилъ его, что онъ намѣренъ теперь дѣлать и куда отправляется. Нуреддинъ отвѣчалъ, что самъ ничего не знаетъ. «Послушайся меня, господинъ, возразилъ халифгь; вернись опять въ Бальсору, я дамъ тебѣ письмо къ царю, и повѣрь, что онъ приметъ тебя, какъ нельзя лучше и тебѣ никто не напомнитъ о прошедшемъ».

«Что ты такое говоришь мнѣ, Керимъ, сказалъ Нуреддинъ; я никогда не слышалъ, чтобъ рыбакъ переписывался съ царемъ. — Не удивляйся этому, отвѣчалъ халифъ, мы вмѣстѣ воспитывались и были очень дружны; судьба поставила его высоко, а меня низко: его она сдѣлала царемъ, а меня рыбакомъ; но дружба наша не уменьшилась отъ этого, и онъ давно далъ-бы мнѣ хорошее мѣсто, еслибъ я согласился отказаться отъ своего занятія; но я привыкъ къ нему и доволенъ тѣмъ, что взялъ съ него обѣщаніе никогда не отказывать мнѣ въ моихъ просьбахъ, какого бы рода онѣ ни были. Дай-же мнѣ бумаги, я напишу, и ты скоро удостовѣришься въ истинѣ моихъ словъ».

Нуреддинъ согласился на просьбу халифа и какъ въ павильонѣ можно было найти все нужное для письма, халифъ сѣлъ за столъ и написалъ къ царю Бальсоры письмо, прибавивъ въ началѣ его, мелкими буквами: «Во имя милосерднаго Бога», желая показать тѣмъ, что приказаніе должно быть непремѣнно исполнено.

Письмо Халифа Гаруна-Аль-Рашида, царю Бальсоры.

«Гарунъ-Аль-Рашидъ посылаетъ это письмо Могамеду Зинеби, своему двоюродному брату. Какъ только ты получишь его и прочтешь, тотчасъ сними съ себя царскую мантію, надѣнь его на того, кто подастъ тебѣ письмо, и посади его на свое мѣсто. Я требую точнаго исполненія этого приказанія. Прощай».

Запечатавъ письмо, халифъ отдалъ его Нуреддину и сказалъ, чтобъ онъ немедля шелъ на корабль, который скоро отправится въ Бальсору и что выспаться онъ успѣетъ въ дорогѣ. Нуреддинъ одѣлся и вышелъ, оставивъ прекрасную персіянку въ горькихъ слезахъ. У него еще было нѣсколько прежнихъ червонцевъ.

Послѣ его ухода, молчавшій во все время Шейхъ-Ибрагимъ, все еще не узнавая халифа и принимая его за рыбака, сказалъ ему: «Послушай, Керимъ, ты принесъ намъ двѣ рыбы, стоющія не больше нѣсколько мѣдныхъ монетъ, тебѣ дали за нихъ цѣлый кошелекъ денегъ, и прекрасную невольницу; не думай, пожалуйста, что все это будетъ принадлежать одному тебѣ; невольницу мы возьмемъ пополамъ, а деньги покажи мнѣ: если въ кошелькѣ серебро, я дамъ тебѣ изъ него нѣсколько монетъ; если тамъ червонцы, я возьму ихъ себѣ, а тебѣ дамъ нѣсколько мѣдныхъ монетъ».

Чтобъ понять слѣдующія происшествія, сказала Шехеразада, необходимо замѣтить, что, прежде чѣмъ халифъ понесъ въ павильонъ кушанье, онъ приказалъ великому визирю отправиться, какъ можно скорѣе, во дворецъ и велѣть четыремъ служителямъ принесть его одежду. Джіафаръ исполнилъ повелѣніе халифа и ожидалъ уже съ служителями, подъ окномъ павильона, условнаго знака въ ладоши.

«Теперь, возвращаюсь къ прежнему разсказу, прибавила султанша: халифъ, продолжая разыгрывать роль рыбака, отвѣчалъ Шейхъ-Ибрагиму: „Не знаю, право, что у меня въ кошелькѣ, серебро или золото, по, во всякомъ случаѣ, готовъ отдать половицу тебѣ; но невольница будетъ принадлежать мнѣ одному. Если ты не-согласенъ на это, такъ не получишь ничего“.

Разсерженный его словами, Шейхъ-Ибрагимъ все еще думалъ, что передъ нимъ стоитъ не халифъ, а рыбакъ, схватилъ блюдо и пустилъ ему въ голову. Халифу ничего не стоило увернуться отъ летѣвшаго блюда, которое, ударясь объ стѣну, разбилось въ дребезги. Шейхъ-Ибрагимъ пришелъ въ изступленіе отъ своей неудачи, всталъ и, взявъ свѣчу, пошатываясь, пошелъ къ дверямъ за палкой.

Халифъ воспользовался этимъ временемъ: онъ ударилъ въ ладоши и въ павильонъ тотчасъ вошли великій визирь и придворные; они сняли съ халифа платье рыбака, надѣли царское, посадили его на тронъ и оканчивали уже одѣвать его, когда вернулся съ палкой Шейхъ-Ибрагимъ, обѣщавшій хорошенько отдѣлать дерзкаго рыбака. На полу ему попалось платье рыбака. Онъ съ удивленіемъ взглянулъ вокругъ себя и остолбенѣлъ. На тропѣ сидѣлъ халифъ, а по обѣ стороны его стояли Джіафаръ и Мезрура. Шейхъ-Ибрагимъ долго еще не вѣрилъ-бы глазамъ своимъ и думалъ, что видитъ все это во снѣ, еслибъ халифъ не расхохотался, смотря на его изумленное лицо. „Что тебѣ надо, кого ты ищешь, Шейхъ-Ибрагимъ? спросилъ онъ“.

Увѣрясь, что передъ нимъ въ самомъ дѣлѣ халифъ, Шейхъ-Ибрагимъ палъ передъ нимъ и умолялъ простить нанесенное имъ оскорбленіе. Въ это время халифа окончили одѣвать и онъ, сойдя съ трона, сказалъ старику, что прощаетъ его; потомъ, обратясь къ прекрасной персіянкѣ, которая успѣла уже нѣсколько успокоиться и радовалась, узнавъ, что садъ и павильонъ принадлежатъ не Шейхъ-Ибрагиму, а халифу, переодѣтому въ рыбака. „Прекрасная персіянка, сказалъ онъ ей, встань и слѣдуй за мной. Ты знаешь теперь, кто я, а потому тебѣ нечего опасаться, чтобъ я воспользовался правами, данными мнѣ Нуреддиномъ и его щедрымъ подаркомъ. А послалъ его въ Бальсору и сдѣлаю тамъ царемъ; ты поѣдешь къ нему и будешь царицей, какъ только онъ получитъ отъ меня всѣ нужныя бумаги и вступитъ на престолъ. А до тѣхъ поръ я отведу для тебя особое помѣщеніе у себя во дворцѣ, помѣщеніе, приличное твоему новому сану“.

Слова эти обрадовали прекрасную персіянку и вознаградили вполнѣ за недавнее огорченіе; она приходила въ восхищеніе отъ мысли, что Нуреддинъ, котораго она такъ страстно любила, будетъ царемъ. Халифъ исполнилъ свое обѣщаніе, далъ ей прекрасное помѣщеніе въ своемъ дворнѣ и познакомилъ съ своей женой, Зобеидой, разсказавъ ей исторію Нуреддина и свое намѣреніе сдѣлать его царемъ.

Нуреддинъ благополучно вернулся въ Бальсору. Не повидавшись ни съ друзьями, ни съ родными, онъ отправился прямо въ дворецъ, гдѣ царь принималъ своихъ подданныхъ. Тутъ онъ поднялъ руки съ письмомъ и его пропустили къ престолу. Царь взялъ у него письмо и, прочитавъ его, измѣнился въ лицѣ. Поцѣловавъ письмо три раза, онъ хотѣлъ уже исполнить приказаніе халифа, но сначала показалъ письмо Сави, непримиримому врагу Нуреддина.

Сави, удивляясь присутствію Нуреддина и пріискивая въ умѣ причину его появленія, прочиталъ письмо халифа и былъ изумленъ его содержаніемъ. Впрочемъ, такъ какъ дѣло касалось его самаго, то онъ придумалъ слѣдующее: притворясь, что неможетъ разобрать письма, Сави отошелъ въ сторону ближе къ свѣту и, показывая видъ, что Читаетъ его второй разъ, незамѣтно и искусно оторвалъ верхнюю надпись халифа и проглотилъ ее.

Послѣ такого злаго поступка, онъ обернулся къ царю и, отдавая ему письмо, спросилъ тихо, какъ онъ намѣренъ поступить. „Я исполню приказаніе халифа, отвѣчалъ царь. — Не дѣлай этого, государь, продолжалъ злой визирь, почеркъ халифа, но нѣтъ обычной надписи“. Царь взглянулъ и увидѣлъ, что визирь не обманываетъ его.

„Государь, говорилъ Сави, вѣрно Нуреддинъ жаловался на тебя и на меня халифу, и халифъ, чтобы отдѣлаться отъ него, далъ ему это письмо; но совсѣмъ не для того, чтобы ты исполнилъ, написанное въ немъ. Притомъ замѣть, что онъ прислалъ его не съ нарочнымъ и безъ патента, слѣдовательно оно и не имѣетъ никакого значенія. Такого паря, какъ ты, не свергаютъ съ престола такъ просто; пожалуй, явится кто нибудь съ ложнымъ письмомъ, ты и тому долженъ будешь послѣ этого повѣрить. Положись на меня, государь, и если что случится, я возьму на себя всю вину“.

Царь Зинеби довѣрился Сави и отдалъ ему Нуреддина. Обрадованный Сави, окруживъ его стражей, увелъ къ себѣ и велѣлъ тамъ бить палками до тѣхъ поръ, пока Нуреддинъ остался чуть живъ. Тогда Сави приказалъ бросить его въ темницу и не давать ему ничего, кромѣ хлѣба и воды.

Опомнясь отъ полученныхъ ударовъ и увидѣвъ себя въ темницѣ, Нуреддинъ началъ жалобно кричать, жалуясь на свою горькую участь.

„А! рыбакъ, говорилъ онъ, ты обманулъ меня, ты заплатилъ мнѣ за добро зломъ? Но, Богъ съ тобой, мнѣ невѣрится, чтобъ ты былъ причиной моего несчастья; вѣрно, суждено мнѣ страдать и я постараюсь терпѣливо перенесть всѣ муки“.

Десять дней томился Нуреддинъ въ темницѣ. Сани не забылъ о немъ, напротивъ, онъ все выдумывалъ, какъ бы казнить Нуреддина публично, а этого онъ не могъ сдѣлать, безъ позволенія царя. На одиннадцатый день заключенія Нуреддина, Сави взялъ нѣсколькихъ невольниковъ и, приказавъ имъ несть за собой богатыя подарки, пошелъ къ царю. Вотъ, государь, сказалъ онъ злобно, это присылаетъ новый царь, по случаю его восшествія на престолъ. — Да, развѣ ты не лишилъ его еще жизни? спросилъ царь. — Нѣтъ, отвѣчалъ Сави, я не смѣлъ этого сдѣлать безъ твоего позволенія и благодаренъ тебѣ за него; но Нуреддинъ оскорбилъ меня публично, а потому и мнѣ хотѣлось бы, чтобъ онъ былъ наказанъ публично и чтобъ всѣ видѣли, что нанесенное мнѣ имъ оскорбленіе не прошло ему даромъ. Позволь, чтобъ завтра было объявлено всему городу о его казни и чтобъ она совершилась на дворцовой площади». Царь согласился и на другой день жители Бальсоры съ искреннимъ сожалѣніемъ услышали о предстоящей казни Нуреддина, сына горячо любимаго ими визиря Хасана. Никто не сомнѣвался? что казнь эта подготовлена происками злаго Сави.

Сави, сопровождаемый двадцатью невольниками, пошелъ самъ въ темницу. Исполнители его жестокостей вывели Нуреддина, и Сави приказалъ ему сѣсть на дурную лошадь, безъ сѣдла. Увидя, себя въ рукахъ своего врага, Нуреддинъ сказалъ ему: «Ты торжествуешь и употребляешь во зло данную тебѣ власть, но вспомни, что тотъ, кто судитъ неправедно, самъ будетъ подвергнутъ неправильному суду; я надѣюсь, что это исполнится надъ тобой. — Ты смѣешь еще оскорблять меня, дерзкій! вскричалъ Сави, впрочемъ я прощаю тебѣ, потому что скоро буду имѣть удовольствіе видѣть, какъ тебѣ отрубятъ голову при всѣхъ жителяхъ Бальсоры. Я тоже читалъ гдѣ-то, что весело умереть на другой день смерти своего врага».

Злой, ненавистный министръ, окруженный невольниками, велѣлъ другимъ вести Нуреддина впереди себя, на дворцовую площадь. Народъ былъ такъ взволнованъ этимъ зрѣлищемъ, такъ негодовалъ на Сави, что едва могъ удержаться отъ нападенія на него, и это непремѣнно случилось-бы, еслибъ кто нибудь первый далъ тому примѣръ. Проводя его до мѣста казни, визирь поспѣшно отправился къ царю, чтобъ вмѣстѣ съ нимъ изъ оковъ полюбоваться казнью Нуреддина.

Царская стража и невольники Сави окружали Нуреддина, народъ волновался все болѣе и болѣе и нѣсколько разъ покушался растолкать стражу и освободить узника. Палачъ подошелъ къ нему: «Господинъ, сказалъ онъ ему, прости мнѣ твою казнь; вспомни, что я только исполнитель воли другихъ. Если тебѣ не съ кѣмъ прощаться, то приготовься: царь подастъ скоро знакъ казнить тебя»".

Въ эту ужасную минуту, Нуреддинъ обернулся къ народу и попросилъ воды. Ему тотчасъ подали пить. Визирь Сави замѣтилъ это и закричалъ палачу изъ окна: «Палачъ, зачѣмъ ты медлишь, что за остановки»! Эти жестокія слова произвели въ народѣ ропотъ негодованія, многіе даже выражали громко свое неудовольствіе противъ Сави. Царю такая смѣлость тоже не понравилась іи онъ велѣлъ палачу подождать. Въ это время, въ концѣ улицы, ведущей на площадь, появилась цѣла" конница; она скакала во весь духъ прямо къ дворцу. Увидѣвъ ее, царь обратился къ Сави и спросилъ его, какъ онъ думаетъ, кто это скачетъ. Сави догадался, вѣрно, въ чемъ дѣло, и просилъ царя поспѣшить казнью Нуреддина, но тотъ захотѣлъ прежде узнать, кто были всадники и зачѣмъ они ѣхали. Это былъ Джіафаръ съ своею свитой; онъ ѣхалъ отъ имени халифа.

Чтобъ объяснить причину поспѣшнаго пріѣзда Джіафара, нужно замѣтить, что халифъ, послѣ отъѣзда Нуреддина, забылъ послать на другой день курьера съ патентомъ; быть можетъ, онъ и долго не вспомнилъ-бы объ этомъ, еслибъ, спустя нѣсколько дней, проходя по дворцу, гдѣ жили придворные и невольницы Зобеиды, онъ не былъ пораженъ чудеснымъ пѣніемъ, выражавшимъ тоску въ разлукѣ. Халифъ остановился спросилъ: «Кто это поетъ»? Ему отвѣчали, что поетъ невольница прекраснаго господина, посланнаго имъ занять мѣсто царя въ Бальсорѣ. «Ахъ! бѣдный Нуреддинъ, сынъ Хасана, вскричалъ халифъ, я совсѣмъ забылъ о тебѣ»! Онъ приказалъ позвать Джіафара. «Поѣзжай, сказалъ онъ ему, какъ можно скорѣе, въ Бальсору; я забылъ послать къ Нурелдину курьера съ патентомъ; теперь уже поздно. Спѣши и если застанешь его въ живыхъ, вези съ собой его, и царя, и зллго Сави; если его уже Разнили, то прикажи повѣсить Сави».

Великій визирь поспѣшилъ исполнить приказаніе Халифа и поспѣлъ въ Бальсору во время. Когда онъ подъѣхалъ къ площади, народъ далъ ему дорогу и всѣ умоляли его о помилованіи Нуреддина. Онъ прошелъ молча во дворецъ, гдѣ былъ встрѣченъ у дверей самимъ царемъ и спросилъ, живъ-ли Нуреддинъ и если живъ, то приказалъ привесть его. Нуреддина ввели скованнаго; Джіафаръ велѣлъ снять съ него оковы и веревки и связать ими Сави.

На Другой день, великій визирь выѣхалъ изъ Бальсоры, въ сопровожденіи Нуреддина, царя Бальсоры и Сави. Пріѣхавъ въ Багдадъ, онъ представилъ ихъ царю и, отдавъ отчетъ въ точномъ исполненіи даннаго ему порученія, описалъ, въ какомъ жалкомъ положеніи засталъ онъ Нуреддина, прибавивъ, что причиной несчастій послѣдняго былъ Сави. Халифъ предложилъ самому Нуреддину лишить его жизни, но Нуреддинъ отказался отъ этого, говоря, что хотя Сави былъ не только его врагомъ, но и врагомъ его отца, онъ не хочетъ однакожъ обагрять рукъ своихъ въ его крови. Сави былъ казненъ палачемъ.

Халифъ хотѣлъ послать Нуреддина въ Бальсору и сдѣлать тамъ царемъ; но Нуреддинъ отказался отъ этой чести. «Повелитель правовѣрныхъ, говорилъ онъ, послѣ всего случившагося со мной въ Бальсорѣ, мнѣ опротивѣлъ этотъ городъ, и я умоляю, ваше величество, позволить мнѣ сдержать клятву никогда невозвращаться въ этотъ городъ. Я буду очень счастливъ, если вы позволите мнѣ остаться при вашемъ дворѣ». Халифъ согласился на его просьбу, сдѣлалъ его однимъ изъ самыхъ приближенныхъ придворныхъ, осыпалъ постоянно своими милостями, и Нуреддинъ жилъ очень счастливо съ прекрасною персіянкой во дворцѣ до конца жизни.

Царю Бальсоры халифъ возвратилъ его престолъ и позволилъ вернуться въ Бальсору, замѣтивъ, однако, что, прежде нежели назначать человѣка визиремъ, нужно хорошенько узнать его.

НОЧЬ 188.

На другой день, далеко до разсвѣта, Динарзада разбудила султаншу и та начала разсказывать Индѣйскому султану исторію Камаральзамана.

Исторія любви Канаральзамана принца острова дѣтей Каледана и китайской принцессы, Падуры.

Государь, не слишкомъ далеко отъ Персіи, посреди моря, лежитъ большой островъ, названный островомъ дѣтей Каледана. Онъ состоитъ изъ нѣсколькихъ обширныхъ провинцій съ значительными городами, составляющихъ могущественное государство. Въ немъ, нѣкогда царствовалъ Шахзаманъ, имѣвшій четырехъ законныхъ женъ и шестьдесятъ незаконныхъ.

Шахзаманъ считалъ себя счастливѣйшимъ царемъ въ мірѣ; такъ въ его государствѣ все шло мирно и хорошо. Одно только огорчало его: несмотря на большое число женъ, у него не было дѣтей, и мысль, что послѣ него не останется прямаго наслѣдника престола, страшно безпокоила его. Когда горесть его достигла высшей степени, тѣмъ болѣе, что онъ никому еще не повѣрялъ причины ея, онъ рѣшился открыть свою тяжелую думу визирю, прося его сказать ему, нѣтъ-ли какого средства помочь его горю.

«Я вѣрно не отказалъ-бы тебѣ, государь, въ добромъ совѣтѣ, если-бы то, о чемъ ты меня спрашивалъ, зависѣло отъ человѣческой мудрости; но тутъ все зависитъ отъ воли Бога и Онъ одинъ можетъ помочь тебѣ. Мои познанія и опытность ничтожны въ этомъ отношеніи. Но, вотъ, что, государь, занимаясь дѣлами житейскими, мы нерѣдко позабываемъ Бога, а потому Онъ, посылая намъ несчастій и другія испытанія, напоминаетъ о себѣ. Въ твоемъ царствѣ есть много общинъ, гдѣ живутъ люди, посвятившіе, себя на служеніе Богу; обратись къ нимъ, пошли имъ дары и попроси помолиться объ исполненіи твоего желанія. Кто знаетъ, можетъ быть, молитва котораго нибудь изъ нихъ и дойдетъ до Бога».

Царь Шахзаманъ принялъ совѣтъ великаго визиря, разослалъ большія суммы но общинамъ своего государства и пригласилъ къ себѣ настоятелей этихъ общинъ. Угостивъ ихъ роскошно, онъ объявилъ имъ причину сдѣланныхъ имъ богатыхъ пожертвованій и просилъ молиться объ исполненіи его горячаго желанія, имѣть сына.

Небо исполнило его желаніе и, спустя девять мѣсяцевъ, у него родился сынъ. Невозможно описать радости царя, когда ему объявили о рожденіи ребенка. Но общинамъ были разосланы новыя пожертвованія, и рожденіе царевича праздновалось, впродолженіи цѣлой недѣли, не только въ столицѣ Шахзамана, но и во всемъ его государствѣ Когда царю принесли показать сына, онъ нашелъ его такимъ прекраснымъ, что назвалъ его Камаральзаманомъ, луной вѣка.

Царь окружалъ Камаральзамана самыми нѣжными заботами и приставилъ къ нему умнаго наставника и искуснѣйшихъ учителей, какъ только мальчикъ началъ приходить въ возрастъ. Они нашли, что царевичъ уменъ и очень понятливъ, и не ошиблись въ этомъ: онъ скоро изучалъ все, что преподавалось ему изъ паукъ, былъ необыкновенно внимателенъ и охотно принималъ совѣты, какъ должно вести себя и поступать въ разныхъ случаяхъ жизни. Наставники приходили въ восхищеніе отъ его успѣховъ, а царь не могъ вдоволь налюбоваться и нарадоваться Камаральзаманомъ.

Когда ему минуло пятнадцать лѣтъ, Шахзаманъ, непропускавшій ни одного случая, чтобъ доказать сыну свою любовь, вздумалъ уступить ему престолъ еще при своей жизни и сказалъ объ этомъ великому визирю. «Я боюсь, говорилъ онъ, чтобъ сынъ мой не растратилъ даромъ, живя въ праздности, не только всего, чѣмъ такъ щедро надѣлила его природа, по и пріобрѣтенныхъ имъ знаній. Я уже не молодъ, время подумать и о покоѣ, а потому я хочу передать сыну правленіе государствомъ и порадоваться на него еще при жизни».

Великій визирь не отговаривалъ царя отъ исполненія его намѣренія; напротивъ, онъ одобрилъ его. «Но, говорилъ онъ, мнѣ кажется, что царевичъ еще слишкомъ молодъ и неопытенъ для управленія такимъ государствомъ, и оно будетъ ему въ тягость. А чтобъ сохранить его отъ разсѣянья и отъ увлеченій молодости, государь, не лучше ли женить его и дать ему мѣсто въ совѣтѣ. Такимъ образомъ онъ привыкнетъ, мало по малу, къ государственнымъ дѣламъ и приготовится управлять, со славою государствомъ. Когда ты увидишь, государь, что онъ съ честью можетъ поддержать достоинство царя, ты отдашь ему корону и уступишь свой престолъ».

Шахзаманъ опять послѣдовалъ благоразумному совѣту визиря и, когда тотъ ушелъ, онъ приказалъ позвать сына. Камаральзаманъ привыкъ видѣть отца только въ назначенные часы, а потому очень удивился, когда пришелъ за нимъ посланный. Онъ вошелъ къ отцу не съ обыкновенной смѣлостью, а съ смущеньемъ, почтительно остановился передъ нимъ и, потупивъ глаза, ждалъ, что тотъ ему скажетъ.

Царь замѣтилъ смущеніе сына и ласково спросилъ его, знаетъ-ли онъ зачѣмъ онъ призвалъ его.

«Одинъ Богъ, отвѣчалъ царевичъ, можетъ проникать наши сокровенныя мысли, ваше величество, отвѣчалъ онъ скромно; надѣюсь, что вы будете такъ милостивы и объявите мнѣ, чего желаете отъ меня. — Я призвалъ тебя за тѣмъ, отвѣчалъ царь, чтобъ сказать тебѣ, что хочу тебя женить. Что ты на это скажешь»?

Молодой царевичъ выслушалъ отца съ неудовольствіемъ; слова царя смутили его, и онъ не зналъ, что отвѣчать.

«Ваше Величество, сказалъ онъ немного спустя, простите, что я не тотчасъ отвѣчалъ на вашъ вопросъ; я не ожидалъ его и былъ смущенъ. Позвольте мнѣ замѣтить, что я еще слишкомъ молодъ для женитьбы да и не знаю, рѣшусь-ли когда нибудь на бракъ, вопервыхъ, потому, что съ женщинами слишкомъ много хлопотъ, какъ и вижу, во вторыхъ, что я много слышалъ и читалъ о ихъ злобѣ, коварствѣ и обманахъ. Можетъ быть, впослѣдствіи, я перемѣню мнѣніе о нихъ, но во всякомъ случаѣ, мнѣ нужно, прежде нежели рѣшусь исполнить ваше требованіе, подумать хорошенько о немъ».

Султанъ замѣтилъ разсвѣтъ, всталъ и султанша замолчала. Она продолжала въ слѣдующую ночь:

НОЧЬ 189.

Государь, отвѣтъ Камаральзамана очень огорчилъ отца, ему было больно видѣть въ сынѣ такое отвращеніе къ браку, однако онъ не хотѣлъ упрекать его въ неповиновеніи или принудить покорится родительской власти и сказалъ ему только: Я не буду принуждать тебя къ женитьбѣ и даю время хорошенько подумать о томъ, что царевичъ, который приготовляется вступить на престолъ, долженъ позаботиться сначала о своемъ наслѣдникѣ. Подумай объ этомъ серьезно и доставь мнѣ радость увидѣть себя въ тебѣ и въ твоихъ дѣтяхъ."

Больше Шахзаманъ ничего не сказалъ ему. Онъ ввелъ его въ управленіе нѣкоторыми государственными дѣлами и доставлялъ ему всѣ удовольствія. Чрезъ годъ, онъ спросилъ его, подумалъ ли онъ о разговорѣ, какой они имѣли годъ тому назадъ, и готовъ ли онъ исполнить его желаніе; или же онъ долженъ умереть, не видя своего внука.

На этотъ разъ, царевичъ не смутился при вопросѣ отца, но отвѣчалъ спокойно и съ твердостью: «Государь, я думалъ о предполагаемой женитьбѣ серьезно и долго, и еще больше утвердился въ намѣреніи никогда не жениться. Въ самомъ дѣлѣ, женщины часто бываютъ причиной такого зла во всей вселенной, я читалъ и слышалъ о нихъ такъ много дурнаго, что не желаю имѣть никакого сношенія съ ними. Надѣюсь, ваше величество, что вы не станете на меня гнѣваться и говорить мнѣ больше объ этомъ». Сказавъ это, онъ вышелъ не ожидая отвѣта отца.

"Другой монархъ разсердился-бы за подобный отвѣтъ сына и заставилъ-бы его покориться, но Шахзаманъ такъ любилъ сына, что перенесъ это огорченіе и хотѣлъ побѣдить кротостью. Онъ передалъ отвѣтъ его своему великому визирю. "Я послѣдовалъ твоему совѣту, говорилъ онъ, но Камаральзаманъ еще меньше имѣетъ охоты жениться, нежели прошлый годъ; онъ даже такъ отвѣтилъ мнѣ, что я долженъ былъ собрать всѣ силы, чтобъ удержаться отъ справедливаго гнѣва. Прося его съ нѣжностію исполнить мое желаніе, я только прибавилъ себѣ лишнее огорченіе. Скажи, что мнѣ остается теперь дѣлать и какъ заставить его повиноваться?

"Государь, отвѣчалъ визирь, самыя трудныя предпріятія удаются терпѣливымъ людямъ. Подожди еще годъ, можетъ быть, и наше дѣло въ продолженіи этого времени приметъ совершенно другой оборотъ.

«Можетъ быть царевичъ выберетъ себѣ самъ невѣсту; если же мы ошибемся въ нашемъ расчетѣ, тогда, государь, объяви ему въ общемъ собраніи, что женитьба его необходима для блага государства. Онъ, вѣрно, не захочетъ оскорбить тебя отказомъ при всемъ собраніи твоихъ подданныхъ».

Трудно было султану отложить такъ на долго женитьбу своего сына, женитьбу горячо имъ желаемую; и дни отсрочки ея, часы казались ему годами. Однако, онъ рѣшился принять совѣтъ великаго визиря, совѣтъ, который находилъ очень благоразумнымъ.

Разсвѣло, и Шехеразада замолчала; она продолжала въ слѣдующую ночь:

НОЧЬ 190.

Государь, когда великій визирь вышелъ, Шахзаманъ пошелъ къ своей женѣ Фатьмѣ, и зная, что она имѣетъ вліяніе на сына, разсказалъ объ его отказѣ и просилъ ея содѣйствія. «Ты бываешь съ нимъ чаще, пеV жели я, говорилъ онъ; поговори съ нимъ серьезно, скажи, что я очень огорченъ, и, если онъ будетъ еще долго упорствовать, то я принужденъ буду прибѣгнуть къ строгости».

Увидѣвъ сына, Фатьма сказала ему, что слышала о его отказѣ жениться и что она и отецъ очень огорчены этимъ. «Государыня, отвѣчалъ царевичъ, не будемъ говорить о томъ, что меня самаго глубоко огорчаетъ; если ты станешь убѣждать меня жениться, я боюсь забыться передъ тобой и огорчить тебя». Фатьма замолчала, потому что видѣла, какъ непріятенъ для сына этотъ разговоръ.

Спустя нѣсколько времени, Фатьма, надѣясь, что сынъ выслушаетъ ее, сказала ему: "Сынъ мой, прошу тебя, если только ты въ состояніи выслушать меня, поговорить со мной. Скажи, покрайней мѣрѣ, отчего ты чувствуешь такое отвращеніе къ женитьбѣ? Если у тебя нѣтъ къ тому другихъ причинъ, кромѣ коварства и злости женщинъ, то эта причина слаба и неосновательна. Я не защищаю злыхъ женщинъ и признаюсь, что ихъ къ несчастью слишкомъ много на свѣтѣ; но думать, что всѣ онѣ дурны, — большая несправедливость. Неужели ты судишь о всѣхъ женщинахъ по тѣмъ, о которыхъ ты читалъ въ книгахъ и которыя, въ самомъ дѣлѣ, заслуживаютъ полнаго порицанія? Зачѣмъ ты не говоришь ничего о монархахъ, султанахъ, и принцахъ, извѣстныхъ своимъ тиранствомъ и жестокимъ обращеніемъ съ женами. Я читала о нихъ, и на одну женщину ихъ можно насчитать тысячу. Думаешь ли ты, что съ подобными мужьями умныя и добрыя жены очень счастливы?

"Государыня, я не сомнѣваюсь, что есть много умныхъ, добродѣтельныхъ, добрыхъ и кроткихъ женщинъ. Дай Богъ, чтобъ всѣ онѣ походили на тебя! Но меня страшно возмущаетъ, что не мы сами большею частію выбираемъ себѣ женъ, а за насъ выбираютъ; не странно ли это? Положимъ, я бы рѣшился жениться и сказалъ-бы объ этомъ отцу, который такъ горячо желаетъ этого; чтожъ? Онъ сейчасъ выберетъ мнѣ какую нибудь принцессу изъ сосѣдняго государства, отецъ которой почтетъ для себя за великую честь породниться съ нами. Дурна или хороша будетъ она, я долженъ жениться на ней. А между тѣмъ, я хотѣлъ-бы имѣть женой такую красавицу, какой другой не найти въ цѣломъ мірѣ; я хотѣлъ-бы, чтобъ она была умна, обходительна, привѣтлива, предупредительна; чтобъ не говорила только о нарядахъ, украшеніяхъ и о тысячѣ другихъ пустяковъ, которые наводятъ тоску на умнаго человѣка; чтобъ она не была горда, высокомѣрна, сердита, и чтобъ не тратила дохода всего государства на пустыя бездѣлки, на алмазы, платья и вообще на безумную роскошь. А кто поручится, что я найду въ избранной мнѣ женѣ всѣ эти качества? Вотъ уже одно это заставляетъ меня не жениться. Наконецъ, еслибъ она и была хороша, то у меня найдется еще множество причинъ, по которымъ я никогда не рѣшусь на бракъ.

"Какъ, сынъ мой, у тебя есть еще другія причины? сказала Фатьма, а я приготовилась было отвѣтить тебѣ и вѣрно дѣло наше было бы кончено. — Скажи, государыня, что хочешь отвѣтить мнѣ, можетъ быть и на твой отвѣтъ у меня найдется возраженіе?

"Я хотѣла сказать тебѣ, сынъ мой, продолжала Фатьма, что еслибъ тебѣ досталась жена съ качествами противными тѣмъ, которыя ты исчислилъ, то ты могъ-бы се оставить и отнять у ней средства разорять свое государство — А! государыня, развѣ пріятно быть доведену до такой крайности? Не лучше ли для своего спокойствія и для поддержанія своей славы совсѣмъ не жениться?

"Но, сынъ мой, ты, значить, хочешь непремѣнно быть послѣднимъ царемъ въ славномъ родѣ царей острова дѣтей Каледана?

«Я не желаю, государыня, пережить моего отца. Не случается ли, что отцы переживаютъ своихъ дѣтей? Итакъ, будемъ утѣшаться тѣмъ, что я, послѣдній изъ нашего рода, буду достойнымъ потомкомъ моихъ предковъ. Объ этомъ я постараюсь».

Часто возобновлялись подобные разговоры между матерью и сыномъ и какъ ни старалась Фатьма уничтожить его отвращеніе къ женитьбѣ, онъ всегда находилъ возраженія и оставался непоколебимъ въ своемъ рѣшеніи.

Прошелъ годъ, а Камаральзаманъ не измѣнилъ своего намѣренія. Разъ, отецъ его собралъ совѣтъ, состоявшій изъ визирей, главныхъ придворныхъ, генераловъ и, въ присутствіи всѣхъ, сказалъ царевичу: «Сынъ мой, я давно высказывалъ искреннее желаніе видѣть тебя женатымъ и надѣялся, что, покрайней мѣрѣ, изъ уваженія ко мнѣ, ты исполнишь его. Два года я ждалъ, наконецъ потерялъ терпѣніе и теперь, при всемъ собраніи, объявляю тебѣ свое желаніе видѣть тебя женатымъ; этого требуетъ не отецъ уже, а благо всего государства. Я жду твоего отвѣта».

Царевичъ отвѣчалъ такъ вспыльчиво и такъ дерзко, что царь, разгнѣванный оскорбленіемъ сына, вскричалъ: «Какъ, безумецъ! Такъ-ли ты долженъ говорить съ отцемъ, съ твоимъ султаномъ»! Онъ велѣлъ схватить его и отвести въ древнюю башню, въ которой давно никто не жилъ; въ нее заключили царевича, поставили ему туда кровать, немного мебели, нѣсколько книгъ и дали одного невольника.

Камаральзаманъ, обрадованный, что его оставили въ покоѣ и что въ темницѣ его было нѣсколько книгъ, нисколько не былъ опечаленъ своимъ заключеніемъ.

Вечеромъ, онъ умылся, помолился и, прочитавъ нѣсколько словъ изъ Алькорана, легъ такъ спокойно, какъ будто былъ у себя въ комнатѣ. Лампу онъ не затушилъ.

Въ этой башнѣ былъ колодезь, въ которомъ обыкновенно проводила день фея Маймуна, дочь Дамріата, начальника легіона духовъ. Около полуночи, фея вылетѣла изъ своего убѣжища и была очень удивлена, увидѣвъ свѣтъ въ комнатѣ, занимаемой царевичемъ. Она вошла въ нее и, не обращая вниманія на невольника, лежавшаго въ дверяхъ, подошла къ постели, на которой давно уже никто не спалъ.

Можно представить себѣ ея удивленіе, когда она нашла на ней спящаго Камаральзамана. Лицо его было полузакрыто одѣяломъ; она отдернула его а увидѣла молодого человѣка такой красоты, какой не видѣла ни въ какой странѣ земного шара, а она пролетѣла много земель. «Какъ блестятъ, я думаю, эти глаза, сказала она про себя, когда онъ откроетъ ихъ! И за что можно было поступить такъ жестоко съ молодымъ человѣкомъ такого высокаго сана». Фея знала уже, что онъ былъ царевичъ.

Маймуна долго любовалась царевичемъ, потомъ поцѣловала его въ обѣ щеки, въ лобъ, и, закрывъ одѣяломъ, улетѣла далеко. Вдругъ она услышала сильный шумъ крыльевъ. Это возбудило ея любопытство, она отправилась въ ту сторону, откуда слышался шумъ, и увидѣла духа, непокорнаго Соломону.

Духъ Данхашъ, сынъ Шамгураша, тоже узналъ Маймуну и очень испугался, потому что признавалъ надъ собой власть этой феи. По, когда онъ хотѣлъ избѣжать встрѣчи съ ней, она была уже такъ близко, что ему оставалось только или бороться или уступить ей.

Данхашъ предупредилъ Маймуну и сказалъ умоляющимъ голосомъ: "Добрая Маймуна, поклянись, что ты не сдѣлаешь мнѣ ничего дурнаго, въ такомъ случаѣ и я обѣщаюсь не трогать тебя.

«А что ты можешь сдѣлать мнѣ, проклятый духъ, возразила фея, я тебя не боюсь; но, чтобъ успокоить тебя, клянусь, что не сдѣлаю тебѣ ничего, если ты разскажешь мнѣ, что дѣлается въ тѣхъ странахъ, которыя ты пролеталъ и что видѣлъ особеннаго сегодня ночью? — Прекрасная фея, отвѣчалъ духъ, мы встрѣтились кстати, потому что я могу сказать тебѣ чудесныя вещи».

Занялась заря, и Шехеразада замолчала. Въ слѣдующую ночь, она продолжала:

НОЧЬ 191.

Государь, сказала она, Данхашъ, непокорный духъ, продолжалъ говорить Маймунѣ: «Такъ какъ ты желаешь знать, что я видѣлъ, то слушай. Я прилетѣлъ сейчасъ съ того края Китая, гдѣ находятся послѣднія острова, принадлежащіе ему. По, прекрасная Маймуна, замѣтилъ духъ, все еще дрожавшій отъ страха, обѣщаешь ли отпустить меня, когда я удовлетворю твое любопытство.

Продолжай, продолжай, проклятый духъ, возразила Маймуна, и не бойся ничего. Не думай, что я такая, какъ ты, и что измѣню данной клятвѣ; но, смотри не лги, иначе я обрѣжу тебѣ крылья и накажу такъ, какъ ты того заслуживаешь».

Данхашъ нѣсколько успокоился и отвѣчалъ: "Прекрасная фея, я разскажу тебѣ, что видѣлъ на самомъ дѣлѣ; только, сдѣлай одолженіе, слушай. Китай есть могущественная имперія, которой принадлежатъ тѣ острова, о которыхъ я говорилъ. Теперь тамъ царствуетъ Гаіуръ; у него есть дочь такой красоты, какой ни ты, ни я, ни добрые духи, ни злые и никто изъ людей не видѣли еще и не въ состояніи даже описать. Волоса у ней черные и падаютъ до земли въ такомъ изобиліи, что когда они завиты, то ихъ можно сравнить съ прекрасною виноградной кистью, отягченной ягодами необыкновенной величины. Лобъ чудной формы и необыкновенной бѣлизны, глаза одинаковаго цвѣта съ волосами, блестящи и полны огня; носъ умѣренный; ротъ маленькій и пунцовый; два ряда ровныхъ и бѣлѣй, нежели жемчугъ, зубовъ, голосъ пріятный, нѣжный; выражается она умно. Ея шея не уступитъ бѣлизной самому лучшему алебастру. Не забудь, что это только слабый очеркъ ея красоты.

Еслибъ не знать хорошо царя, ея отца, можно было-бы подумать, что онъ влюбленъ въ свою дочь. Потому что ни одинъ страстно любящій мужъ не окружаетъ свою жену столь нѣжною любовью, заботами и предупредительностью, не придумаетъ ничего болѣе необыкновеннаго и труднаго для выполненія. какъ ея отецъ. Чтобъ она не соскучилась, живя въ постоянномъ уединеніи, онъ выстроилъ ей семь дворцевъ, одинъ великолѣпнѣе и разнообразнѣе другаго.

"Первый изъ горнаго хрусталя, второй бронзовый, третій чугунный, четвертый изъ самой дорогой бронзы, пятый изъ пробирнаго камня, шестой серебряный, седьмой золотой. Умеблировалъ онъ ихъ роскошно; въ садахъ, окружающихъ эти дворцы, есть все: цвѣтники, водопады, пруды, каналы, каскады, тѣнистыя рощи, и каждый садъ устроенъ иначе. Легко можно было бы заключить, что не родительская любовь придумала все это, по Гаіуръ доказалъ противное.

"Слухъ о красотѣ его дочери разнесся по всей той сторонѣ, и сосѣдніе цари присылали къ Гаіуру посланниковъ съ просьбой отдать свою дочь за ихъ сыновей; Гаіуръ принималъ всѣхъ очень вѣжливо, угощалъ отлично и просилъ дочь свою выбрать себѣ въ мужья котораго нибудь изъ принцевъ, но царевна отвѣчала, что она не желаетъ идти замужъ, потому что ей нигдѣ не найти ни такого почета, ни такой любви, ни такой роскоши, какими окружаютъ ея у отца; что каждый мужъ считаетъ себя господиномъ, станетъ требовать повиновенія, а она не привыкла повиноваться, а привыкла къ полной свободѣ. Отецъ ея, въ самомъ дѣлѣ, ни въ чемъ никогда не стѣснялъ ее. Итакъ, посланники возвращались назадъ съ отказомъ, по очень довольные пріемомъ царя.

"Разъ, одинъ изъ самыхъ могущественныхъ и богатыхъ царей прислалъ посольство къ Гаіуру, съ просьбой отдать его дочь своему сыну. Царь передалъ это предложеніе дочери, но когда началъ настаивать, говоря, что это замужство выгодно во всѣхъ отношеніяхъ и что его упускать не должно, тогда царевна разгорячилась и, забывъ должное уваженіе къ отцу, вскричала: «Государь, я никогда не пойду замужъ, и если ты станешь принуждать меня, то и убью себя».

"Разгнѣванный царь отвѣчалъ ей: «Ты помѣшалась, дочь моя, и я поступлю съ тобой, какъ съ помѣшанной». Онъ приказалъ запереть ее въ комнату одного изъ семи дворцовъ и приставилъ къ ней десять старыхъ невольницъ и ея кормилицу. Потомъ, отправилъ пословъ къ сосѣднимъ царямъ съ объявленіемъ о рѣшеніи его дочери, не выходить никогда замужъ, и, приписывая это болѣзни, просилъ не найдется ли такой искусный лекарь, который взялся бы вылечить ее, прибавляя, что въ знакъ благодарности, онъ обѣщается выдать ее за такого лекаря.

«Прекрасная Маймуна, продолжалъ Данхашъ, вотъ что теперь дѣлается при дворѣ Гаіура, и я каждый день летаю полюбоваться царевной, не дѣлая ей при этомъ никакого зла, хотя оно мнѣ свойственно. Заклинаю тебя, посмотри на нее, я буду твоимъ проводникомъ, только согласись слѣдовать за мной; ты убѣдишься тогда, что я не лгу, говоря, что подобной красоты не найдешь во всемъ мірѣ».

Въ отвѣтъ на слова духа, Маймуна долго и звонко засмѣялась; Данхашъ не зналъ, чему приписать эту неумѣстную веселость. Наконецъ фея успокоилась и сказала: "Хорошо, хорошо! увѣряй меня! Я думала услышать что нибудь необыкновенное, а ты толкуешь мнѣ о какой-то смазливой царевнѣ. Ахъ! чтобы сказалъ ты, проклятый, еслибъ увидѣлъ прекраснаго царевича, отъ котораго я лечу и котораго нельзя не полюбить. Ты сошелъ-бы отъ него съ ума.

"Смѣю-ли спросить, прелестная фея, возразилъ духъ, о какомъ царевичѣ ты говоришь? — Знай, отвѣчала фея, что съ нимъ случилось, почти тоже самое, что и съ царевной, о которой ты мнѣ сейчасъ разсказывалъ. Царь принуждалъ его жениться; онъ долго отговаривался и наконецъ сказалъ ему прямо, что никогда не женится. За это отецъ заключилъ его въ древнюю башню, въ которой я живу и въ которой сейчасъ видѣла его.

"Я не стану противорѣчить тебѣ, прекрасная фея, отвѣчалъ духъ, во право сомнѣваюсь, чтобъ царевичъ, о которомъ ты говоришь, былъ такъ хорошъ, какъ та царевна. — Молчи, проклятый духъ, возразила Маймуна, повторяю тебѣ, что онъ лучше. — Не противорѣчу больше, прибавилъ Данхашъ, но вотъ средство рѣшить, кто изъ насъ правъ: полетимъ, я покажу тебѣ царевну.

«Я могу обойтись и безъ этого, замѣтила Маймуна; лети въ Китай и принеси скорѣй ее въ мою башню; когда они будутъ вмѣстѣ, то мы увидимъ, кто изъ насъ выиграетъ и кто проиграетъ закладъ.

Данхашъ хотѣлъ улетѣть, но Маймуна остановила его и полетѣла съ нимъ къ своей башни. Сюда ты долженъ перенесть царевну, сказала она, теперь отправляйся скорѣй»!

Шехеразада замѣтила разсвѣтъ и отложила продолженіе разсказа до слѣдующей ночи.

НОЧЬ 192.

Государь, говорила оаіа, Данхашъ удалился отъ Феи, отправился въ Китай и скоро вернулся оттуда съ спящею царевной. Онъ передалъ ее Маймупѣ и та, положивши ее рядомъ съ царевичемъ, долго любовалась ими.

"Не правду-ли я говорилъ, сказалъ духъ, что моя царевна лучше твоего царевича. — Разумѣется, проклятый духъ, ты говорила, правду, возразила Фея; царевна прелестна, по мнѣ кажется, что царевичъ еще лучше. Посмотри хорошенько и сравни ихъ.

«Сколько-бы ни употребилъ я времени, сравнивая ихъ, я все-таки скажу, отвѣчалъ духъ, что царевна красивѣе царевича; я замѣтилъ это съ перваго взгляда и останусь навсегда при своемъ мнѣніи. Впрочемъ, чтобъ угодить тебѣ, я готовъ согласиться съ тобой. — Я нехочу снисхожденія отъ злаго духа, возразила Маймуна, этого никогда не будетъ; нужно, чтобъ споръ нашъ рѣшилъ кто нибудь и, если ты не согласишься на это, то докажешь, что я права».

Данхашъ согласился на предложеніе Маймуны; та ударила ногой въ полъ, онъ раскрылся; изъ него явился отвратительный горбатый духъ, съ шестью рогами, хромой и кривой.

Полъ закрылся за нимъ и духъ, увидя Маймуну, упалъ къ ея ногамъ, спрашивая, что ей угодно приказать ему.

«Встань, Кашкашъ, сказала ему Маймуна, я вызвала тебя за тѣмъ, чтобъ ты рѣшилъ нашъ споръ. Скажи, кто лучше: этотъ царевичъ или эта царевна»?

Долго и съ изумленіемъ смотрѣлъ Кашкашъ на спящихъ красавца и красавицу; наконецъ сказалъ: «Госпожа, я долго смотрѣлъ на нихъ обоихъ и не могу не сказать, что ни одинъ изъ нихъ не превосходитъ красотой другаго; чтобъ еще болѣе убѣдиться въ этомъ, мнѣ кажется, ихъ слѣдовало бы разбудить и тогда мы рѣшили-бы, что тотъ, кто больше будетъ изумленъ красотой другаго, и тотъ, который полюбитъ другаго сильнѣй и пламеннѣй, имѣетъ меньше достоинствъ».

Совѣтъ Кашкаша понравился Маймунѣ и Данхашу. Маймуна превратилась въ клопа и укусила Камаральзамана въ шею. Онъ проснулся и схватился за шею рукой, но Маймуна была уже далеко и невидимо наблюдала съ обоими духами за проснувшимся царевичемъ.

Дотронувшись нечаянно до руки царевны, Камаральзаманъ открылъ глаза и съ изумленіемъ увидѣлъ подлѣ себя спящую прекрасную женщину. Онъ поднялъ голову, чтобъ лучше разглядѣть ее. Молодость и необыкновенная красота царевны зажгли въ одно мгновеніе въ его сердцѣ любовь, которой онъ не зналъ до тѣхъ поръ.

Онъ былъ въ восторгѣ и не могъ воздержаться отъ восклицанія: «Какая красота! Какое очарованье! Сердце мое! Душа моя»! Съ этими словами, онъ поцѣловалъ ее въ лобъ и такъ крѣпко, что она вѣрно проснулась-бы, еслибъ фея не продлила ея сна.

«Какъ! моя прекрасная! ты не просыпаешься и отъ поцѣлуя царевича Камаральзамана! Кто-бы ты ни была, повѣрь мнѣ, я достоинъ тебя». Онъ готовъ былъ разбудить ее, но вдругъ ему пришло въ голову, что не на ней-ли хотѣлъ женить его отецъ, и онъ пожалѣлъ, что царь не показалъ ему ее сначала, потому что тогда онъ не огорчилъ-бы его и самъ-бы не былъ огорченъ. Камаральзаманъ горько раскаялся въ своемъ дерзкомъ поступкѣ противъ отца и хотѣлъ опять разбудить царевну. «А можетъ быть, подумалъ онъ, удерживаясь, отецъ мой хотѣлъ искусить меня; вѣрно, онъ послалъ сюда эту красавицу. чтобъ испытать меня; можетъ быть, онъ самъ привелъ ее сюда и спрятался, чтобъ посмотрѣть, точно ли я чувствую непреодолимое отвращеніе къ женщинамъ. Уступить теперь чувству любви было-бы непростительно; довольно и того, что я обмѣняюсь съ ней кольцами и буду всегда вспоминать о ней».

Камаральзаманъ снялъ съ руки царевны прекрасное кольцо и надѣлъ его себѣ на руку, а свое кольцо надѣлъ ей на палецъ. Потомъ отвернулся отъ нея, и фея помогла ему уснуть крѣпкимъ сномъ.

Какъ только онъ уснулъ, царевну укусило что-то за шею; она открыла глаза и была изумлена, увидавъ подлѣ себя мужчину. Отъ удивленія она перешла къ радости и долго любовалась прекраснымъ царевичемъ.

«Какъ! вскричала она, такъ его-то назначилъ мнѣ въ мужья мой отецъ! Какъ жаль, что я прежде незнала этого; я не огорчила бы отца и не лишила себя счастья быть замужемъ за человѣкомъ, котораго нельзя не любить. Проснись, проснись; мужъ не долженъ спать въ первую брачную ночь».

Говоря это, царевна взяла его за руку и сильно потрясла се, но Камаральзаманъ не проснулся, благодаря старанію Феи. Она попробовала еще разъ разбудить его, но видя, что онъ продолжаетъ спать, сказала: «Что-же это такое? не очаровалъ ли тебя какой нибудь соперникъ и не онъ-ли причиной того, что ты спишь тогда, когда не должецъ былъ-бы закрывать глазъ»! Она взяла его руку и, нѣжно цѣлуя ее, замѣтила на его пальцѣ свое кольцо; взглянувъ на свою руку, она увидѣла на ней чужой перстень и подумала, что ихъ обмѣняли вѣрно но случаю брака. Видя, что всѣ усилія разбудить его напрасны, царевна поцѣловала его въ щеку, и надѣясь, что царевичъ принадлежитъ уже ей и не уйдетъ отъ нея, сказала: «Спи спокойно, я не стану больше мѣшать тебѣ. До свиданья»! Она тоже уснула.

Увѣрясь, что она спитъ, Маймуна обратилась къ Данхашу и сказала ему: «Ну, проклятый духъ, увѣрился ли ты теперь, что мой царевичъ лучше твоей царевны. Впрочемъ, я прощаю тебя и дарю тебѣ твой проигрышъ». Потомъ, обратясь къ Кашкашу, она поблагодарила его, велѣла отнесть царевну туда, куда покажетъ ей духъ. Данхашъ и Кашкашъ исполнили приказаніе феи, а она вернулась въ свой колодезь

Разсвѣло и Шехеризада замолчала; она продолжала въ слѣдующую ночь:

НОЧЬ 193.

Продолженіе исторіи Камаральзамана.

Государь, сказала она, царевичъ Камаральзаманъ, проснувшись на другой день, искалъ глазами лежавшей подлѣ него ночью женщины и, увѣрясь въ ея отсутствіи, подумалъ, что вѣрно отецъ хотѣлъ испытать его, и порадовался, что не поддался искушенію. Онъ разбудилъ невольника, одѣлся, умылся и, послѣ молитвы, началъ читать что-то.

Послѣ чтенія Камаральзаманъ позвалъ невольника и сказалъ ему: "Отвѣчай мнѣ и не лги: какая женщина была у меня сегодня ночью и кто ее приводилъ?

"Царевичъ, отвѣчалъ удивленный невольникъ, о какой женщинѣ вы говорите?

"О той, которая была приведена ко мнѣ сегодня ночью, и спала со мной, отвѣчалъ царевичъ.

"Клянусь, что я ничего не знаю объ этой женщинѣ, отвѣчалъ невольникъ. Да и какъ могла она пройти сюда, когда я спалъ у дверей?

«Ты лжешь, вскричалъ царевичъ, и вѣрно согласился еще огорчить меня и вывести изъ себя». Говоря это, онъ такъ ударилъ невольника, что тотъ упалъ. Тогда Камаральзаманъ связалъ его и, опуская нѣсколько разъ въ колодезь, говорилъ, что утопитъ его, если онъ не скажетъ ему, какая женщина приходила ночью въ его комнату.

Невольникъ, погруженный до половины въ воду, подумалъ, что царевичъ помѣшался и что пожалуй исполнитъ свою угрозу, если онъ не успѣетъ какъ нибудь вывернуться отъ него.

«Царевичъ, сказалъ онъ умоляющимъ голосомъ, вытащите меня отсюда, я все разскажу вамъ».

Царевичъ вытащилъ его и торопилъ говорить. «Царевичъ, отвѣчалъ дрожа невольникъ, вы видите, что я не могу въ этомъ видѣ исполнить ваше требованіе; позвольте мнѣ пойдти перемѣнить платье. — Ступай, по только возвращайся скорѣй, отвѣчалъ царевичъ, я жду тебя».

Невольникъ вышелъ и, заперѣвъ за собой дверь, побѣжалъ въ мокромъ платьѣ во дворецъ. Въ это время, царь разговаривалъ съ визиремъ и жаловался ему на дурно проведенную ночь и на тоску, овладѣвшую имъ съ тѣхъ поръ, какъ сынъ его вышелъ изъ повиновенія.

Министръ старался утѣшить его и говорилъ, что это заключеніе непремѣнно будетъ полезно для царевича и что онъ раскается въ своемъ поступкѣ, если царь еще продержатъ его въ башнѣ и не исполнитъ его волю.

Вдругъ, къ нимъ вбѣжалъ невольникъ, приставленный къ царевичу. «Государь, сказалъ онъ, я принесъ дурную вѣсть: царевичъ говоритъ, что у него ночью была какая-то женщина и, когда я разувѣрялъ его, онъ хотѣлъ утопить меня; все это показываетъ, что онъ не въ своемъ умѣ». Невольникъ разсказалъ подробно все случившееся, и ему наконецъ повѣрили.

Это извѣстіе страшно огорчило царя. «Вотъ, сказалъ онъ визирю, ты увѣрилъ меня, что наказаніе послужить къ лучшему, а теперь видишь ли, что случилось? Ступай скорѣй къ нему самъ и разузнай все хорошенько».

Великій визирь повиновался и поспѣшилъ къ башнѣ, гдѣ находился царевичъ. Онъ былъ очень обрадованъ, увидѣвъ его покойнаго и съ книгою въ рукѣ. Поклонившись ему, визирь сѣлъ подлѣ и сказалъ, что очень радъ, заставь его въ такомъ положеніи и что невольникъ очень напугалъ царя.

"Чѣмъ? спросилъ царевичъ; меня онъ тоже огорчилъ, и я на него очень сердитъ.

"Дай Богъ, возразилъ визирь, чтобъ все, что онъ говорилъ, было не правда. Ваше спокойствіе есть доказательство его лжи. — Можетъ быть, онъ не совсѣмъ понялъ меня, отвѣчалъ царевичъ; я очень радъ, что ты пришелъ: ты вѣрно можешь сказать мнѣ, какая женщина ночевала сегодня у меня?

Великій визирь долго не могъ выговорить ни слова въ отвѣтъ царевичу. ^Царевичъ, сказалъ онъ наконецъ, не удивляйтесь моему изумленію; какъ можетъ быть, чтобъ сюда могъ прійдти кто нибудь, когда все заперто и даже у вашей двери стоитъ невольникъ? И чтобы войдти сюда, надо было-бы раздавить его? Опомнитесь, пожалуйста; повѣрьте, что вы видѣли все это во снѣ.

«Я не хочу слушать пустяковъ, отвѣчалъ царевичъ громче, и требую, чтобъ ты отвѣтилъ мнѣ на мой вопросъ; а если не отвѣтишь, то ты теперь въ такомъ мѣстѣ, гдѣ я легко заставлю тебя говорить».

При этихъ словахъ, визирь смутился и видя, что ему угрожаетъ опасность, кротко спросилъ его, увѣренъ-ли онъ въ томъ, что дѣйствительно видѣлъ женщину.

"Да, да, я видѣлъ ее, возразилъ царевичъ, и увѣренъ, что се привели ко мнѣ съ намѣреніемъ. Она прекрасно разыграла заданную ей роль, притворилась спящей и какъ только я уснулъ, ушла изъ комнаты. Ты вѣдь хорошо знаешь ее и она вѣрно сама уже тебѣ обо всемъ разсказала.

«Увѣряю, царевичь, что ничего этого не было», сказалъ визирь, и что ни отецъ вашъ, ци я, не присылали сюда никакой женщины. Позвольте мнѣ повторить еще разъ, что все это вамъ вѣрно приснилось.

«А! такъ ты пришелъ смѣяться надо-мной! вскричалъ царевичъ, и говоришь мнѣ въ глаза, что я все видѣлъ во снѣ»? Онъ схватилъ визиря за бороду и билъ его до тѣхъ поръ, пока усталъ.

Бѣдный визирь, изъ уваженія къ Камаральзаману, покорно вынесъ его побои. «Ну вотъ, думалъ онъ, я въ такомъ же теперь положеніи, въ какомъ былъ невольникъ: хорошо, если я съумѣю, какъ онъ, избѣгнуть отъ столь большой опасности»! Наконецъ онъ обратился къ царевичу: «Царевичъ, вскричалъ онъ, позвольте мнѣ сказать вамъ нѣчто»! Царевичъ пересталъ бить его.

«Признаюсь вамъ, сказалъ визирь, что было нѣчто подобное тому о чемъ вы разсказываете. Но вы знаете, что я долженъ исполнять приказанія вашего отца, а моего государя, и если позволите, то я пойду къ нему и передамъ ему все, что вы прикажете. — Позволяю; ступай къ отцу моему и скажи, что я согласенъ жениться на той госпожѣ, которая была сегодня ночью у меня; ступай скорѣй, и принеси мнѣ отвѣтъ». Великій визирь низко поклонился царевичу и, выйдя изъ башни, не помнилъ себя отъ радости.

Онъ пришелъ къ царю съ такимъ печальнымъ видомъ, что тотъ испугался. «Какъ ты засталъ моего сына, спросилъ онъ. — Государь, отвѣчалъ визирь, невольникъ сказалъ тебѣ правду». Онъ разсказалъ ему подробно, о томъ, какъ былъ принятъ Камаральзаманомъ, какъ тотъ разсердился, когда онъ сказалъ ему, что въ его комнатѣ не было никакой женщины, какъ билъ его царевичъ и что наконецъ приказалъ передать ему. Шахзаманъ былъ тѣмъ болѣе огорченъ разсказомъ визиря, что нѣжно любилъ сына и рѣшился пойдти къ нему и удостовѣриться во всемъ самъ.

Шехеразада замолчала: въ слѣдующую ночь юна продолжала разсказывать Индѣйскому султану:

НОЧЬ 194.

Государь, Камаральзаманъ принялъ отца съ должнымъ почтеніемъ. Царь сѣлъ и посадилъ подлѣ себя сына. Послѣ нѣсколькихъ вопросовъ, на которые царевичъ отвѣчалъ ему какъ нельзя лучше, Шахзаманъ посмотрѣлъ такъ на визиря, какъ будто спрашивалъ его, съ чего онъ взялъ, что сынъ его помѣшался, и не помѣшался ли онъ самъ.

Наконецъ, онъ заговорилъ и о женщинѣ. "Сынъ мой, спросилъ онъ, я слышалъ, что у тебя ночевала какая-то госпожа?

"Государь, отвѣчалъ Камаральзаманъ, умоляю ваше величество не увеличивать мою печаль, я и такъ огорченъ; сдѣлайте милость, жените меня на этой прелестной госпожѣ. Я прежде имѣлъ отвращеніе къ женщинамъ, но ея красота и молодость такъ очаровали меня, что я признаюсь въ своей слабости и готовъ съ признательностью принять отъ васъ ее въ супруги.

Царь Шахзаманъ былъ пораженъ словами сына, тѣмъ болѣе, что, судя по его первымъ словамъ, онъ надѣялся, что сынъ совершенно здоровъ. "Сынъ мой, отвѣчалъ онъ, я не могу придти въ себя отъ удивленія! Клянусь тебѣ короной, которую надѣюсь со временемъ передать тебѣ, что я ничего не знаю о госпожѣ, о которой ты говоришь; не знаю, ни кто она, ни откуда явилась и какъ могла войдти къ тебѣ безъ моего позволенія? Великій визирь сказалъ тебѣ, что знаетъ кое-что о ней, ибо боялся твоего гнѣва. Опомнись, ты вѣрно видѣлъ ее во снѣ.

«Государь, отвѣчалъ царевичъ, я былъ-бы недостоинъ милости вашего величества, еслибъ не повѣрилъ вашимъ словамъ; но, я умоляю, выслушайте меня и тогда вы увидите, что я имѣю честь говорить вамъ правду».

Царевичъ Камаральзаманъ разсказалъ отцу, какъ онъ, проснувшись ночью, увидѣлъ подлѣ себя красавицу, какъ долго любовался ею, будилъ ее, и наконецъ, обмѣнявшись съ ней кольцомъ, уснулъ, и какъ проснувшись, не нашелъ ее подлѣ себя. Въ доказательство того, что говоритъ правду, онъ показалъ ему ея кольцо.

"Царь Шахзаманъ, послѣ этого, не могъ сомнѣваться въ истинѣ всего разсказаннаго сыномъ и отъ удивленія долго молчалъ. «Послѣ всего слышаннаго, сказалъ онъ сыну, я вѣрю, что ты на яву видѣлъ прекрасную госпожу, которую полюбилъ горячо; но кто она, откуда и какимъ образомъ явилась сюда на одну ночь, чтобъ очаровать тебя, и зачѣмъ такъ споро скрылась, все это непонятно для меня. Еслибъ я зналъ ее, ты былъ-бы сегодня же соединенъ съ нею, и я считалъ бы себя счастливѣйшимъ отцемъ. Если Богъ не поможетъ намъ найти ее, это необыкновенное происшествіе сведетъ насъ въ могилу. Пойдемъ со мной, прибавилъ онъ, и станемъ горевать вмѣстѣ: ты, о томъ, что любишь безнадежно, а я, что не могу помочь твоему горю».

Царь вывелъ царевича изъ башни и повелъ его во дворецъ. Камаральзаманъ слегъ въ постель отъ печали; отецъ не оставлялъ его ни на минуту и нѣсколько дней не хотѣлъ ничего знать о томъ, что дѣлалось въ государствѣ.

Великій визирь, которому Шахзаманъ поручилъ всѣ государственныя дѣла, пришелъ разъ къ нему и доложилъ, что весь дворъ и народъ начинаютъ роптать, не видя его, и что онъ не будетъ отвѣчать за безпорядки, которые могутъ произойдти отъ добровольнаго удаленія царя «Я знаю, прибавилъ визирь, что вашему величеству легче быть вмѣстѣ съ царевичамъ и ему тоже веселѣе съ вами, но нельзя же забывать и своего народа. Развѣ не переѣхать-ли вамъ на небольшой островъ вмѣстѣ съ царевичемъ и пріѣзжать сюда два раза въ недѣлю. Тамъ, во время вашего отсутствія царевичъ станетъ разсматривать окрестности, любоваться прекрасными видами, пользоваться свѣжимъ воздухомъ и такимъ образомъ перенесетъ терпѣли во ваше отсутствіе».

Шахзаманъ принялъ совѣтъ визиря и, какъ только дворецъ, находящійся на маленькомъ островѣ, былъ отдѣланъ, онъ переѣхалъ въ него съ сыномъ и два раза въ недѣлю ѣздилъ въ городъ принимать и выслушивать своихъ подданныхъ; остальное время, онъ проводилъ у изголовья царевича, то утѣшая его, то горюя съ нимъ.

Продолженіе исторіи Китайской царевны.

Во время описанныхъ нами происшествій въ столицѣ Шахзамана, духи, Кашкашъ и Даихашъ, принесли царевну въ ея дворецъ и положили на постель, въ той комнатѣ, гдѣ она была заключена.

Проснувшись, на другой день, царевна съ удивленіемъ не нашла, ни подлѣ себя, ни въ комнатѣ, прекраснаго молодаго человѣка, котораго видѣла ночью; она позвала своихъ невольницъ такъ громко, что онѣ и кормилица тотчасъ вбѣжали къ ней, и послѣдняя спросила съ испугомъ царевну, что съ ней случилось.

«Скажите мнѣ, спросила царевна, что сдѣлалось съ тѣмъ прекраснымъ молодымъ человѣкомъ, съ которымъ я спала сегодня? — Что говоришь ты, царевна? спросила кормилица, объяснись хорошенько, мы не понимаемъ тебя».

"Я говорю вамъ, что спала сегодня съ прелестнымъ молодымъ человѣкомъ, ласкала его, старалась разбудить, по никакъ не могла; скажите мнѣ, гдѣ онъ?

«Ты шутишь, царевна, возразила кормилица; пора вставать. — Я хочу знать, гдѣ онъ? настаивала царевна. — Но, увѣряю, что здѣсь никто не былъ, возразила кормилица; да и никто не могъ пройдти въ эту комнату, безъ вашего вѣдома».

Царевна вышла изъ терпѣнія, схватила за голову кормилицу и начала бить ее, говоря, что совсѣмъ убьетъ, если она не скажетъ ей, гдѣ молодой человѣкъ.

Кормилица, вырвавшись изъ ея рукъ, убѣжала къ ея матери и въ слезахъ, съ избитымъ лицемъ, стала передъ ней. «Что съ тобой, кто избилъ тебя такъ»? спросила китайская царица съ удивленіемъ.

«Государыня, меня прибила царевна, и еслибъ я не успѣла вырваться, то она убила-бы меня». Тутъ кормилица разсказала ей о всемъ случившемся; царица была очень огорчена ея разсказомъ. «Не угодно-ли пойдти со мной, прибавила кормилица; вы увидите, что царевна не помнитъ, что говоритъ и что дѣлаетъ».

Царица очень любила дочь и, желая узнать, правду-ли говорить кормилица, немедленно пошла съ ней.

Разсвѣло, и Шехеразада отложила свой разсказъ до слѣдующей ночи:

НОЧЬ 195.

Придя къ дочери, китайская царица сѣла и посадила ее подлѣ себя. Спросивъ ее о здоровьи, она захотѣла узнать, за что она такъ дурно поступила съ кормилицей, и замѣтила, что не должно никогда позволять себѣ такого обращенія съ прислугой.

"Государыня, отвѣчала царевна, я вижу, что ваше величество шутите, но позвольте мнѣ сказать вамъ, что я не успокоюсь до тѣхъ поръ, пока не выйду за мужъ за прекраснаго молодаго человѣка, который провелъ сегодня со мною ночь. Вы, вѣрно, знаете, гдѣ онъ: умоляю васъ, приведите его ко мнѣ.

«Ты удивляешь, меня, дочь моя, отвѣчала царица, и я ничего наконецъ не могу понять. — Государыня, возразила царевна, вы и отецъ мой, хотѣли выдать меня за мужъ, когда я не желала этого; теперь я прошу васъ выдать меня за этого молодаго человѣка; если вы не согласитесь на нашъ бракъ, я лишу себя жизни.

„Дочь моя, кротко отвѣчала царица; ты была одна въ комнатѣ, какъ же могъ войдти въ нее мужчина“? Слова матери только раздражали царевну, и она дошла почти до изступленія, такъ что мать ея съ горемъ поспѣшила объявить эту печальную новость парю». Китайскій царь захотѣлъ самъ убѣдиться въ словахъ жены, пошелъ къ дочери и спросилъ ее, правда ли все то, что ему о ней разсказываютъ. «Государь, отвѣчала царевна, отдай мнѣ моего супруга и больше ничего я не стану требовать. — Какъ! дочь моя, возразилъ царь, ты провела эту ночь съ молодымъ человѣкомъ? — Какъ, будто, ваше величество, не знаете объ этомъ? отвѣчала царевна! Красивѣй его нѣтъ подъ небомъ, отдайте мнѣ его, умоляю васъ! Посмотрите, вотъ его перстень; послѣ этого станете-ли вы еще сомнѣваться въ томъ, что я спала съ нимъ, ласкала его, будила, но не могла разбудить». Царь былъ очень удивленъ, увидѣвъ на рукѣ дочери мужское кольцо. Ничего не понимая во всемъ случившемся, онъ подумалъ, что царевна совершенно помѣшалась, заперъ ее, приказавъ крѣпко связать, и оставилъ при ней только кормилицу.

Китайскій царь былъ безутѣшенъ и придумывалъ, чѣмъ-бы помочь дочери. Онъ собралъ совѣтъ и, разсказавъ при дворнымъ свое горе, обѣщалъ тому, кто вылечитъ царевну, отдать ее въ жены и сдѣлать его своимъ наслѣдникомъ. Одинъ пожилой эмиръ прельстился обѣщаніемъ царя и, зная кое-что въ волшебствѣ, просилъ позволенія посмотрѣть царевну и начать лечить ее. Царь повелъ его къ дочери, но съ условіемъ, что*если онъ не поможетъ ей, то будетъ казненъ. Эмиръ согласился на все.

Когда эмиръ вошелъ къ царевнѣ, она закрылась покрываломъ и сказала отцу: «ваше величество удивляете меня, что привели ко мнѣ незнакомаго человѣка, при которомъ законъ запрещаетъ мнѣ быть съ открытымъ лицомъ. — Не стыдись его присутствія, отвѣчалъ царь, это твой женихъ. — Государь, отвѣчала она, вы дали мнѣ уже мужа; развѣ вамъ угодно заставить меня измѣнить ему и выйти за другаго»? Эмиръ думалъ, что царевна станетъ безумствовать, но увидя, что она совершенно покойна и говоритъ умно и разсудительно, понялъ, что сумасшествіе ея ни что другое, какъ сильная любовь, но сказать объ этомъ царю онъ боялся, потому что царь оскорбился-бы, еслибъ узналъ, что дочь его выбрала не того, кого онъ хотѣлъ. Упавъ къ ногамъ царя, эмиръ сказалъ ему: «Государь, жизнь моя въ твоихъ рукахъ: я не хочу вылечитъ твоей дочери»! Разгнѣванный царь велѣлъ казнить его.

Отыскивая средства вылечить дочь, царь, спустя нѣсколько дней, объявилъ не только во всѣхъ городахъ своего государства, но и въ сосѣднихъ государствахъ, что не найдется-ли такой медикъ, астрологъ или волшебникъ, который-бы взялся вылечить его дочь, прибавлю, что въ случаѣ неудачи, онъ будетъ казненъ.

На этотъ вызовъ, явился первымъ астроюгъ и волшебникъ, и царскій евнухъ отвелъ его въ темницу царевны. Волшебникъ, вынувъ изъ своего мѣшка астролябію, жаровню, мѣхи и разныя травы для куренія, спросилъ огня. Китайская царевна, замѣтивъ эти приготовленія, спросила, на что все это. "Я хочу, царевна, отвѣчалъ астрологъ, изгнать заклинаньями злаго духа, овладѣвшаго тобой, запереть его вотъ въ эту мѣдную чашу и бросить на дно моря.

«Проклятый астрологъ, вскричала царевна; это не поможетъ мнѣ, потому что я въ совершенномъ умѣ, а ты, должно быть, помѣшался. Если можешь, то приведи ко мнѣ того, кого я люблю, и тогда я выздоровлю. — Если такъ, царевна, я не могу помочь тебѣ; только царь можетъ исполнить твое желаніе». Говоря это, онъ собралъ все, что выложилъ изъ мѣшка, и вышелъ отъ нея очень недовольный тою поспѣшностью, съ какою согласился лечить мнимую болѣзнь.

Когда евнухъ привелъ его къ царю, астрологъ, недожидая его вопроса, сказалъ смѣло: «Государь, ты призывалъ меня лечить дочь твою отъ сумасшествія и я взялся за это, потому что имѣю средства вылечить эту болѣзнь; но царевна больна любовью, и ты одинъ только можешь помочь ей, давъ ей въ мужья того, кого она желаетъ». За такую смѣлость, царь приказалъ казнить его.

Чтобъ не наскучить повтореніемъ одного и того же, скажу только, что пятьдесятъ медиковъ, астрологовъ и волшебниковъ брались лечить царевну и всѣмъ имъ были отрублены головы, ибо никто изъ нихъ не помогъ царевнѣ.

Исторія Марзавана и продолженіе исторіи Камаральзамана.

У кормилицы китайской царевны былъ сынъ, по имени Марзаванъ; онъ былъ молочный братъ царевны и такъ друженъ съ ней съ дѣтства, что очи называли другъ друга братомъ и сестрой. Когда они стали приходить въ возрастъ, ихъ разлучили.

Марзаванъ очень любилъ заниматься науками, изъ которыхъ ему особенно нравились астрологія, геомантія и другія тайныя науки. Окончивъ свои занятія съ учителями, онъ отправился для усовершенствованія въ чужіе край и бралъ уроки у самыхъ извѣстныхъ ученыхъ.

Спустя нѣсколько лѣтъ, онъ вернулся въ свое государство и былъ пораженъ, увидѣвъ на городскихъ воротахъ отрубленныя головы. Пріѣхавъ домой, онъ тотчасъ спросилъ, что это значило, и очень огорчился, узнавъ о болѣзни царевны. Онъ ожидалъ съ нетерпѣніемъ прихода матери, надѣясь узнать отъ нея все подробно.

Разсвѣло, и Шехеразада отложила продолженіе разсказа до слѣдующей ночи.

НОЧЬ 196.

Государь, разсказывала Шехеразада, хотя кормилица ни на минуту не оставляла царевну, но, услышавъ о возвращеніи сына, она побѣжала къ нему, обняла его и, послѣ первыхъ привѣтствій, разсказала ему со слезами о горестномъ состояніи царевны и о причинѣ ея заключенія. Марзаванъ спросилъ мать, не можетъ-ли она доставить ему случай видѣться съ царевной и поговорить съ ней. Кормилица отвѣчала, подумавъ, что это зависитъ не отъ нея, но что она постарается ему доставить это свиданіе, и на другой день дастъ отвѣтъ.

Безъ позволенія евнуха, приставленнаго къ дверямъ комнаты царевны, только кормилица могла входить къ ней. Зная, что евнухъ этотъ поступилъ на службу недавно, кормилица придумала, что сдѣлать. «Ты знаешь, сказала она ему, что я выкормила царевну; въ тоже время я кормила и свою дочь, съ которой царевна была потомъ очень дружна; теперь, дочь моя вышла замужъ и хотѣла-бы увидѣться съ молочной, сестрой, не позволишь-ли прійти ей сюда, такъ чтобы никто этого не зналъ: царевна тоже желаетъ ее видѣть».

Евнухъ не далъ договорить. «Довольно, сказалъ онъ; я все готовъ сдѣлать для царевны. Приведи свою дочь, когда царь ляжетъ; дверь для нея будетъ отперта».

Получивъ согласіе евнуха, кормилица переодѣла сына въ женское платье и повела его ночью къ царевнѣ. Евнухъ, принявъ Марзавана за женщину, пропустилъ его.

Кормилица подошла къ царевнѣ и спросила ее, не желаетъ-ли она повидаться съ своимъ молочнымъ братомъ, недавно вернувшимся домой. «Я ввела его къ тебѣ, царевна, переодѣтымъ въ женщину», прибавила кормилица.

Царевна очень обрадовалась, услышавъ имя Марзавана. «Подойди сюда, братъ мой, вскричала она, и сбрось покрывало: братъ и сестра могутъ прямо смотрѣть другъ на друга». Когда Марзаванъ подошелъ и почтительно поклонился ей, она продолжала: "Какъ я рада видѣть тебя! Какъ долго мы не имѣли отъ тебя извѣстій: ты не писалъ даже къ своей доброй матери!

«Царевна, отвѣчалъ Марзаванъ я не знаю, какъ благодарить тебя за радушный пріемъ. Одно огорчаетъ меня, что я засталъ тебя не такою счастливой, какой надѣялся увидѣть; ты даже заключена, впрочемъ, я не даромъ много учился и увѣренъ, что помогу тебѣ; твое выздоровленіе будетъ лучшею наградой за мои труды».

Сказавъ это, онъ досталъ книгу и другіе предметы, которые захватилъ съ собой и которые считалъ необходимыми для пособія царевны, судя по разсказамъ матери. «Какъ! вскричала царевна, замѣтя его приготовленія, и ты считаешь меня сумасшедшею? Не вѣрь тому, что говорятъ обо мнѣ, и выслушай меня».

Она разсказала ему все, что съ ней было и показала свое кольцо. «И разсказала тебѣ все, какъ было, прибавила царевна: ничего не скрыла отъ тебя, ничего не прибавила. Всѣ называютъ меня сумасшедшей, и не удивительно, потому что хотя я и увѣрена, что не лишилась разсудка, но сама не понимаю, какъ могло это случиться».

Марзаванъ слушалъ ее молча. Когда она кончила, онъ поднялъ голову и сказалъ ей: «Вѣрю, царевна, что все разсказанное тобой вѣрно и прошу тебя объ одномъ. Вооружись терпѣніемъ; я поѣду въ тѣ земли, въ которыхъ еще не былъ и, когда вернусь назадъ, тогда ты можешь порадоваться, потому что кого ты такъ страстно полюбила, будетъ не далеко отъ тебя».

Марзаванъ простился съ царевной и на другой день отправился путешествовать.

Онъ переѣзжалъ изъ одного города въ другой, изъ провинціи въ провинцію, съ острова на островъ, и вездѣ слышалъ странную исторію китайской царевны. Бадуры (такъ звали ее).

Черезъ четыре мѣсяца, онъ прибыль въ одинъ приморскій, большой и многолюдный городъ, въ которомъ ничего не знали объ исторіи Бадуры, а разсказывали подобную исторію царевича Камаральзамана. Марзаванъ очень обрадовался и узнавъ, въ какой странѣ живетъ этотъ царевичъ и что туда можно ѣхать и сушей и моремъ, но что моремъ ближе, онъ сѣлъ на корабль и отправился при попутномъ вѣтрѣ въ дорогу.

Марзаванъ совершилъ это путешествіе благополучно, но, близъ столицы Шахзамана, корабль вдругъ ударился о скалу и пошелъ ко дну со всѣми пассажирами, въ виду замка, въ которомъ жилъ Камаральзаманъ и гдѣ въ это время быль самъ царь и великій визирь.

Марзаванъ умѣлъ хорошо плавать и скоро достигъ острова на которомъ былъ замокъ; выйдя на берегъ, онъ былъ хороню принятъ но приказанію великаго визиря, который велѣлъ оказать ему нужную помощь и потомъ привести его къ себѣ. Марзаванъ переодѣвшись явился къ великому визирю.

Наружность Марзавана такъ понравилась визирю, что онъ принялъ его. какъ нельзя лучше, и, поговоривъ съ нимъ, отдалъ полную справедливость его знаніямъ. "Вы необыкновенный и замѣчательный человѣкъ. сказалъ онъ ему, судя но вашимъ познаніямъ во всѣхъ паукахъ. Не поможетъ-ли Вотъ вамъ найти средство или лекарство, которое помогло-бы одному больному, болѣзнь котораго печалитъ весь здѣшній дворъ.

Марзаванъ сказалъ, что если ему скажутъ, чѣмъ онъ боленъ, то онъ, вѣроятно, поможетъ ему.

Великій визирь описалъ Марзавану положеніе царевича Камаральзамана, разсказалъ ему все и не скрылъ, что боленъ царевичъ, единственный сынъ царя, образованный, прекрасный собой; что отецъ его хотѣлъ женить рано; что царевичъ не соглашался на это, чувствуя отвращеніе къ женщинамъ. Онъ разсказалъ ему, что царь, разгнѣванный непослушаніемъ сына, потребовалъ у него исполненія его желанія въ совѣтѣ и, получивъ отказъ, заключилъ въ башню, въ полной увѣренности, что царевичъ помѣшанъ; что, между тѣмъ, его помѣшательство не что другое, какъ сильная любовь къ неизвѣстной царевнѣ. отъ которой онъ имѣете кольцо, но которая быть можетъ и не существуетъ.

Выслушавъ великаго визиря, Марзаванъ поблагодарилъ мысленно судьбу, бросившую его на берегъ острова, на которомъ жилъ тотъ, кого онъ искалъ. Увѣренный, что Бадура любить именно этого царевича, а Камаральзаманъ ее, онъ просилъ позволенія повидаться съ больнымъ. «Пойдемте, отвѣчалъ визирь, царь приказалъ васъ привести къ нему».

Прійдя въ комнату царевича, Марзаванъ былъ такъ пораженъ сходствомъ царевича, лежащаго съ закрытыми глазами, съ китайскою царевной Бадурой, что, не смотря на присутствіе царя, сидѣвшаго въ его ногахъ и великаго визиря, онъ не могъ удержаться отъ невольнаго восклицанія. «О, небо, какое необыкновенное сходство»!

Царевичъ Камаральзаманъ, любопытствуя узнать, кто сказалъ это, открылъ глаза. Марзаванъ воспользовался этимъ и привѣтствовалъ его стихами, на скоро имъ составленными, въ которыхъ, незамѣтно для самаго царя и визиря, онъ описалъ ему такъ искусно все, случившееся между имъ и Бадурой, что царевичъ не могъ не подумать, что Марзаванъ знаетъ царевну. Въ глазахъ его и на лицѣ выразилась живая радость.

Султанша замолчала, увидя разсвѣтъ; въ слѣдующую ночь, она продолжала:

НОЧЬ 197.

Государь, когда Марзаванъ окончилъ свое привѣтствіе въ стихахъ, царевичъ, на котораго оно такъ пріятно подѣйствовало, знакомъ просилъ отца уступить свое мѣсто Марзавану.

Царь, замѣтивъ хорошую перемѣну въ сынѣ, съ радостью всталъ и заставилъ Марзавана занять его мѣсто. Спросивъ его, откуда онъ и кто такой и узнавъ, что онъ пріѣхавъ азъ китайскаго царства, царь сказалъ ему: «Помоги тебѣ Богъ вылечить моего сына отъ его страшной тоски! Я буду тебѣ за это очень обязанъ и награжу такъ, что весь свѣтъ удивится». Сказавъ это, царь оставилъ его съ сыномъ.

Марзаванъ подошелъ къ царевичу и шепнулъ ему на ухо: «Царевичъ, вамъ не о чемъ больше тосковать, а нужно только думать о выздоровленіи: я знаю ту, которую вы любите, и которая любитъ васъ и страдаетъ не меньше васъ. Это китайская царевна, Бадура». Онъ разсказалъ ему подробно исторію Бадуры съ той самой ночи, какъ она ночевала съ нимъ, гнѣвъ ея отца, леченіе отъ сумасшествія, ея заключеніе и наконецъ наказаніе постигшее всѣхъ докторовъ, не съумѣвшихь пособить ей. «Вы одинъ, прибавилъ онъ, можете помочь ей, не боясь быть казненнымъ; но, чтобъ предпринять такое путешествіе, нужно быть совершенно здоровымъ; постарайтесь-же скорѣе собраться съ силами».

Разсказъ Марзавана и надежда увидѣть Бадуру оживили царевича; онъ всталъ и съ веселымъ видомъ сказалъ отцу, что хочетъ одѣться.

Царь, не распрашивая Марзавана, чѣмъ онъ такъ скоро помогъ царевичу, обнялъ его и объявилъ всѣмъ своимъ подданнымъ о томъ, что царевичъ выздоравливаетъ, и въ городѣ, по этому случаю, цѣлую недѣлю продолжались увеселеніи. Кромѣ того, царь далъ свободу всѣмъ узникамъ, роздалъ награды придворнымъ и народу и богатыя милостыни бѣднымъ. Всѣ въ государствѣ радовались и веселились.

Ослабленный безсонными ночами и всевозможными лекарствами, царевичъ въ присутствіи Марзавана скоро понравился и желая, какъ можно скорѣе, увидѣться съ Баду рой, освободить ее изъ заключенія и избавить отъ всѣхъ мученій, претерпѣваемыхь изъ любви къ нему, онъ высказалъ Марзавану свое желаніе ѣхать съ нимъ; "боюсь только, прибавилъ онъ, что отецъ, любящій меня горячо и никогда неразлучавшійся со мной, не отпуститъ меня. Не придумаешь-ли ты. Марзаванъ, чѣмъ помочь этому?

«Я предвидѣлъ, царевичъ, отвѣчалъ Марзаванъ, эти затрудненія и придумалъ, какъ устранить ихъ, потому что главная цѣль моего путешествія сюда была помочь китайской царевнѣ и избавить ее отъ страданій. Мы были очень дружны въ дѣтствѣ и мнѣ тяжело видѣть ея горе и жалкое положеніе. Я далъ себѣ обѣщаніе сдѣлать все, что только отъ меня зависитъ, чтобъ утѣшить ее и помочь вамъ. Вотъ, что я придумалъ: Вы давно не выѣзжали; скажите завтра государю, что хотите поохотиться два дня и возьмете меня съ собой. Онъ, вѣрно, исполнитъ ваше желаніе и, мы взявъ съ собой на перемѣну еще двухъ хорошихъ копей, отправимся за городъ. Я позабочусь объ остальномъ».

Камаральзаманъ, у видясь на другой день съ отцемъ, сказалъ ему о своемъ желаніи. Царь позволилъ ему ѣхать, но не больше, какъ на одну ночь, потому что ему тяжело будетъ разстаться съ нимъ надолго и онъ будетъ безпокоиться. Онъ приказалъ приготовить имъ лучшихъ лошадей и самъ позаботился о всемъ необходимомъ. Когда все было готово, онъ обнялъ сына и, поручивъ его попеченіямъ Марзгвана, отпустилъ ихъ.

Царевичъ Камаральзаманъ и Марзаванъ выѣхали въ поле и, чтобъ обмануть бывшихъ съ ними стремянныхъ, стали охотиться. На ночь, они остановились, гдѣ останавливаются обыкновенно караваны, поужинали и легли спать. Въ полночь, Марзаванъ разбудилъ царевича, одѣлъ его въ другое платье привезенное стремяннымъ, а прежнее платье царевича надѣлъ самъ; потомъ, не разбудивъ стремянныхъ, они сѣли на другихъ лошадей, взявъ подъ уздцы одну изъ прежнихъ и поскакали во весь духъ въ лѣсъ. Тамъ было четыре дороги; Марзаванъ попросилъ царевича подождать его тутъ, а самъ взялъ лишнюю лошадь и, отведя ее въ сторону, убилъ ее, разрѣзалъ и обмакнулъ въ ея кровь взятую съ собой одежду царевича, разорвалъ ее и, возвратясь къ нему, бросилъ это платье на одну изъ дорогъ.

Камаральзаманъ спросилъ Марзавана, для чего онъ это сдѣлалъ. «А вотъ для чего, отвѣчалъ тотъ, когда проснутся стремянные и увидятъ, что насъ уже нѣтъ, то станутъ искать и найдутъ ваше окровавленное платье. Разумѣется, они подумаютъ, что васъ растерзали звѣри и что и изъ страха скрылся. Возвратясь во дворецъ, они донесутъ обо всемъ царю, и хотя ему тяжело будетъ перенесть страшное извѣстіе о вашей смерти, по за то насъ не станутъ преслѣдовать и мы спокойно будемъ продолжать путь. Вообразите себѣ радость вашего отца, когда вы вернетесь къ нему здоровымъ, веселымъ и счастливымъ». Камаральзаманъ искренно поблагодарилъ Марзавана за его одолженіе и за все придуманное имъ.

Они продолжали благополучно путь. На издержки у нихъ было нѣсколько драгоцѣнностей; они останавливались только для отдыха.

Они ѣхали сушей и моремъ и прибыли наконецъ въ столицу Китая, гдѣ остановились въ гостинницѣ для иностранцевъ. Три дня они отдыхали, на четвертый пошли въ баню и, когда царевичъ выходилъ оттуда, Мерзаванъ просилъ его переодѣться въ приготовленное для него заранѣе платье астролога; потомъ онъ довелъ его до царской площади и, оставивъ тамъ, пошелъ увѣдомить обо всемъ свою мать, кормилицу Бадуры.

Султанша замолчала, потому что разсвѣло. Она продолжала въ слѣдующую ночь:

НОЧЬ 198.

Государь, царевичъ Камаральзаманъ, переодѣтый въ астролога и снабженный всѣмъ, что было необходимо въ этомъ случаѣ, а также наученный Марзаваномъ, какъ вести себя, подошелъ къ воротамъ дворца, у которыхъ стояла стража и привратники, и вскричалъ громко: «Я астрологъ и пришелъ за тѣмъ, чтобъ вылечить царевну. Бадуру, дочь великаго и могущественнаго монарха Гаіура, китайскаго царя, съ условіемъ, если вылечу ее, быть ея супругомъ, если же нѣтъ, — быть умерщвлену».

Приходъ новаго астролога собралъ вокругъ него много любопытныхъ, тѣмъ болѣе, что послѣ наказанія пятидесяти астрологовъ, медиковъ и волшебниковъ, невылечившихъ царевну, давно уже никто не являлся съ предложеніемъ лечить ее. Надѣясь, что больше не найдется такихъ безумцевъ, народъ былъ удивленъ появленіемъ Камаральзамана и, видя его красоту и молодость, жалѣлъ его и уговаривалъ не идти на встрѣчу вѣрной смерти.

Но царевичъ не перемѣнилъ своего намѣренія и. какъ изъ дворца никто не вышелъ къ нему, онъ повторилъ громче прежняго, что берется вылечить царевну Бадуру. Не получивъ и на этотъ разъ отвѣта, онъ повторилъ свои слова въ третій разъ. Народъ затрепеталъ, ропотъ сожалѣнія разнесся въ толпѣ: «Онъ рѣшился умереть, говорили всѣ; Боже, сжалься надъ его молодостью»! Между тѣмъ, открылись ворота и великій визирь повелъ его во дворецъ. Царевичъ, подойдя къ царскому трону, палъ на землю и поцѣловалъ ее. Царь неудостоивавшій вниманія никого изъ являвшихся къ нему медиковъ и астрологовъ, взглянулъ на Камаральзамана и, замѣтивъ его молодость, красоту и благородный видъ, съ сожалѣніемъ подозвалъ его къ себѣ и сказалъ: "Молодой человѣкъ, я сомнѣваюсь, чтобъ ты, будучи такъ молодъ, могъ возвратить здоровье царевнѣ. Я былъ-бы очень счастливь еслибъ ты успѣлъ въ своемъ намѣреніи, и съ радостію выдалъ за тебя свою дочь, тогда какъ другому мнѣ тяжело было-бы отдать ее. Но, къ сожалѣнію, я долженъ объявить тебѣ, что если ты не вылечишь ее, то я долженъ буду лишить тебя жизни, не смотря ни на твою молодость и благородство.

«Государь, отвѣчалъ царевичъ Камаральзаманъ, не могу выразить вашему величеству, какъ благодаренъ я вамъ за всѣ милости ко мнѣ. Я не пріѣхалъ-бы издалека, еслибъ не былъ увѣренъ, что вылечу царевну, дочь вашу; да и что сказали-бъ обо мнѣ, еслибъ я, послѣ перенесенныхъ трудовъ и опасностей, отказался теперь отъ своего намѣренія? Вы сами, ваше величество, перемѣнили-бы мнѣніе обо мнѣ. Если мнѣ суждено умереть, то я умру, не измѣнивъ своего добраго намѣренія. Умоляю васъ, не удерживайте меня и позвольте употребить скорѣе мои знанія въ дѣло».

Царь уступилъ его просьбамъ и приказалъ евнуху, бывшему при немъ, отвести Камаральзамана къ царевнѣ. Передъ уходомъ, онъ еще разъ предложилъ царевичу отказаться отъ своего намѣренія, но тотъ, не отвѣчая ему, поспѣшилъ за евнухомъ.

Придя въ галлерею, примыкавшую къ комнатѣ Бадуры, царевичъ, почувствовавъ близкое присутствіе той, которая такъ плакала и страдала о немъ и о которой онъ такъ долго горевалъ, опередилъ евнуха.

Евнухъ ускорилъ шаги и, догнавъ его, схватилъ за руку, говоря: "Куда вы бѣжите; безъ меня васъ не пустятъ къ царевнѣ. Да и къ чему вамъ торопиться; зачѣмъ спѣшить на встрѣчу смерти. Ни одинъ изъ всѣхъ астрологовъ, которыхъ провожалъ я сюда, не торопился такъ.

«Другъ мой, отвѣчалъ Камаральзаманъ, тѣ астрологи не были увѣрены, что вылечатъ царевну, и думали умереть, а я знаю навѣрное, что помогу ей; отъ того они дрожали, а я радуюсь и счастливъ». Они вошли въ залъ, отдѣленный отъ комнаты царевны занавѣсью.

Камаральзаманъ остановился и тихо сказалъ евнуху, чтобъ его не услышали въ сосѣдней комнатѣ: «Чтобъ ты не считалъ меня обманщикомъ, или человѣкомъ опрометчивымъ, то скажи мнѣ, хочешь ли ты, чтобъ я вылечилъ царевну въ ея комнатѣ, или не выходя отсюда и не видя ее»?

Евнухъ былъ очень удивленъ увѣренностію астролога, и отвѣчалъ ему: «Это все равно, какъ-бы вы не вылечили ее; вы прославитесь этимъ, не только въ нашемъ государствѣ, но и во всемъ свѣтѣ.

„Чтобъ ты больше повѣрилъ въ мое знаніе, я вылечу царевну здѣсь, не взглянувъ на нее. Мнѣ очень хотѣлось-бы видѣть скорѣе царевну, свою будущую супругу, но я готовъ подождать немного“. Онъ досталъ чернилицу и бумагу и написалъ китайской царевнѣ слѣдующее:

ЗАПИСКА ЦАРЕВИЧА КАМАРАЛЬЗАМАНА КЪ КИТАЙСКОЙ ЦАРЕВНѢ.

Обожаемая царевна, влюбленный царевичъ Камаральзаманъ не станетъ говорить тебѣ о невыразимыхъ страданіяхъ, перенесенныхъ имъ съ той роковой ночи, въ которую твоя красота побѣдила его рѣшимость оставаться всю жизнь свободнымъ и независимымъ. Скажу только, что въ ту ночь я отдалъ тебѣ свое сердце и во время твоего сна помѣнялся съ тобой кольцомъ, которое и посылаю тебѣ въ этой запискѣ. Если возвратишь его мнѣ, то сдѣлаешь меня счастливѣйшимъ изъ людей. Если нѣтъ, я умру и умру съ радостію изъ любви къ тебѣ. Жду отвѣта въ твоей пріемной».

Написавъ записку, Камаральзаманъ завернулъ въ все кольцо Бадуры и просилъ евнуха передать свертокъ царевнѣ, прибавивъ, что если она не выздоровѣетъ въ ту минуту, какъ прочтетъ написанное имъ и дотронется до вещи, которую онъ посылаетъ ей, то пусть всѣ считаютъ его дерзкимъ обманщикомъ, самымъ дурнымъ астрологомъ изъ всѣхъ бывшихъ до него и изъ тѣхъ, которые явятся послѣ него.

Разсвѣло, и султанша замолчала. Она продолжала въ слѣдующую ночь:

НОЧЬ 199.

Государь, евнухъ вошелъ въ комнату царевны, и подавая ей записку астролога, сказалъ: «Царевна, одинъ смѣлый астрологъ, который дожидается въ сосѣдней комнатѣ, увѣряетъ, будто вы выздоровѣете, какъ только прочитаете эту записку. Я желалъ бы, чтобъ онъ ее обманулся».

Царевна Бадура равнодушно взяла записку, но, развернувъ ее и увидя въ ней свое кольцо, пробѣжала ее, вскочила и, разорвавъ веревку, которой была связана, побѣжала Къ занавѣскѣ, подняла ее и выбѣжала въ залъ. Царевна узнала царевича, а онъ ее; оба бросились другъ къ другу, обнялись и, изумленные нечаяннымъ свиданіемъ, долго съ восхищеніемъ, безъ словъ, глядѣли другъ на друга.

Кормилица, прибѣжавшая съ царевной, ввела ихъ въ ея комнату. Тамъ Бадура, отдавая назадъ свое кольцо Камаральзаману, сказала: «Возьми кольцо; еслибъ я оставила его у себя, то должна была-бы возвратить тебѣ твое, а я не разстанусь съ нимъ никогда. Наши кольца въ хорошихъ рукахъ».

Между тѣмъ, евнухъ побѣжалъ къ царю увѣдомить его о всемъ случившемся. «Государь, сказалъ онъ ему, всѣ астрологи, приходившіе лечить царевну, не знали хорошо своего дѣла; новый астрологъ не прибѣгалъ ни къ заклинаньямъ, ни къ окуриванію, ни къ другимъ какимъ нибудь средствамъ, а вылечилъ царевну мгновенно, даже не видя ея». Онъ разсказалъ ему, какимъ образомъ это случилось; обрадованный и удивленный царь поспѣшилъ къ дочери. Увидѣвъ ее веселой. онъ обнялъ ее и царевича, потомъ, соединивъ ихъ руки, сказалъ: «Счастливый иностранецъ, кто-бы ты ни былъ, я исполняю обѣщаніе и отдамъ тебѣ дочь мою. Не понимаю отъ чего, по ты такъ мало похожъ на астролога, что я съ трудомъ вѣрю, чтобъ ты былъ имъ».

Царевичъ Камаральзаманъ поблагодарилъ почтительно царя за его милости и отвѣчалъ ему: «Вы не обманулись, ваше величество, говоря, что я не астрологъ. Я переодѣлся для того только, чтобъ лучше успѣть въ своемъ намѣреніи. Отецъ мой, Шахзаманъ, царь острововъ Дѣтей Каледина, мать моя царица». Потомъ онъ разсказалъ ему свою исторію, начиная съ той ночи, какъ чудеснымъ образомъ увидѣлъ царевну, дочь его; страстно полюбилъ ее и надѣлъ ей на палецъ свой перстень, взявъ ея кольцо себѣ.

« Удивительная исторія, вскричалъ царь, когда Камаральзаманъ окончилъ свой разсказъ; она должна быть извѣстна потомству; я прикажу написать ее и положить въ мой архивъ, а списки съ нея розошлю по всему государству».

Въ тотъ же день была отпразднована свадьба царевича Камаральзамана и царевны Бадуры, и во всемъ Китаѣ праздновался этотъ день. Марзаванъ тоже не былъ забытъ. Китайскій царь далъ ему при своемъ дворѣ хорошую должность и обѣщалъ еще возвысить его.

Камаральзаманъ и царевна были вполнѣ счастливы, а китайскій царь, въ продолженіи нѣсколькихъ мѣсяцевъ, праздновалъ ихъ бракъ.

Во время этихъ празднествъ, Камаральзаманъ увидѣлъ во снѣ своего отца; онъ лежалъ въ постели и, умирая, говорилъ: «Сынъ виноватъ въ моей смерти, тотъ самый сынъ, котораго я такъ нѣжно и такъ горячо любилъ». Камаральзаманъ проснулся и такъ тяжело вздохнулъ, что царевна замѣтила это и спросила, о чемъ онъ скучаетъ. Выслушавъ сонъ мужа, царевна ничего не отвѣчала ему, но находя удовольствіе дѣлать ему пріятное и боясь, что тоска по отцѣ уменьшитъ его любовь къ ней, она пошла утромъ къ отцу и, оставшись съ нимъ на-единѣ, сказала, цѣлуя ему руку: «Государь, я имѣю къ вашему величеству просьбу и умоляю исполнить ее, но не подумайте, что меня прислалъ мужъ: онъ не знаетъ ничего о ней. Позвольте мнѣ поѣхать повидаться съ Шахзаманомъ, моимъ свекромъ.

„Дочь моя, отвѣчалъ царь, какъ ни грустно мнѣ разставаться съ тобой, но я не удерживаю васъ; твое желаніе достойно тебя. Поѣзжай, только черезъ годъ возвращайся: надѣюсь, что и свекоръ твой не станетъ тебя удерживать, потому что самъ испыталъ, какъ тяжела разлука съ дорогими нашему сердцу“.

Царевна передала мужу позволеніе отца ѣхать къ Шахзаману, и Камаральзаманъ искренно благодарилъ ее за это доказательство ея любви.

Китайскій царь велѣлъ приготовляться къ отъѣзду, и, когда все было гоюво, Камаральзаманъ и Бадура отправились въ путь; царь ѣхалъ съ ними нѣсколько дней и разстался съ горькими слезами. Онъ поручилъ царевичу беречь дочь и любить ее всегда такъ, какъ любилъ теперь Царевна и царевичъ плакали прощаясь съ нимъ. На возвратномъ пути, царь охотился.

Послѣ разлуки съ отцемъ, путешественники начали мечтать о свиданіи съ Шахзамономъ.

Спустя мѣсяцъ, они доѣхали до прекраснаго луга, окруженнаго тѣнистою рощею. Камаральзаманъ предложилъ остановиться здѣсь и отдохнуть. Бадурѣ такъ нравилось это мѣсто, что она тотчасъ приняла это предложеніе, и на лугу разбили шатры. Пока царевичъ отдавалъ разныя приказанія, она вошла въ палатку и, чувствуя усталость, сняла съ себя поясъ, который женщины, бывшія при ней, положили подлѣ нея; она уснула; женщины вышли изъ шатра.

Камаральзаманъ, распорядясь всѣмъ, вошелъ въ шатеръ и увидя, что жена его спитъ, сѣлъ тихо подлѣ нея. Отъ нечего дѣлать, онъ взялъ ея поясъ и сталъ разсматривать его Между алмазами и рубинами, украшавшими его, онъ замѣтилъ маленькую шелковую ладонку, въ которой было что-то зашито. Онъ развязалъ снурокъ и вынулъ изъ ладонки сердоликъ, на которомъ были вырѣзаны какія-то неизвѣстныя буквы. „Вѣрно, подумалъ онъ, это драгоцѣнный сердоликъ, если царевна не снимаетъ его съ пояса“.

Это былъ дѣйствительно талисманъ, подаренный царевнѣ матерью; она сказала дочери, что пока та станетъ носить его, до тѣхъ поръ будетъ постоянно счастлива.

Чтобъ лучше разсмотрѣть сердоликъ, царевичъ вышелъ изъ шатра. Онъ положилъ талисманъ на руку и не замѣтилъ, какъ подлетѣла птичка; она схватила сердоликъ и улетѣла съ нимъ.

Заря давно занялась, и Шехеразада, замѣтивъ это, замолчала. Въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 200.

Государь, можно себѣ представить горесть Камаральзамана при этомъ неожиданномъ похищеніи; онъ не могъ простить себѣ, что его любопытство лишило царевну драгоцѣнной вещи, которую она такъ хранила нѣсколько времени, и стоялъ, не зная что дѣлать, на что рѣшиться.

Разлука царевича Камаральзамана съ царевной Бадурой.

Вдругъ онъ замѣтилъ, что птичка, держа въ клювѣ талисманъ, сѣла на землю: онъ подкрался къ ней, надѣясь ее поймать, но она вспорхнула и, отлетѣвъ дальше, опять опустилась на землю; царевичъ опять преслѣдовалъ ее. Птичка вспорхнула опять и, проглотивъ талисманъ, полетѣла дальше. Камаральзаманъ, умѣя хорошо попадать въ цѣль, погнался за ней съ камешкомъ, надѣясь убить ее и завладѣть талисманомъ царевны. Птичка летѣла все дальше и дальше, и царевичъ не переставалъ преслѣдовать ее Онъ бѣжалъ за ней по горамъ и долинамъ и все больше удалялся отъ того мѣста, гдѣ оставилъ царевну, жену свою. Вечеромъ птичка не порхнула въ кустарникъ, а влетѣла на очень высокое дерево и скрылась такъ хорошо, что царевичъ не могъ достать ее оттуда.

Царевичъ былъ въ отчаяніи, что столько трудовъ его пропало даромъ, и не зналъ, на что рѣшиться. „Если вернуться, говорилъ онъ самъ себѣ; теперь темно уже, я я не найду дороги, притомъ у меня не достанетъ силъ дойти до лагеря, я слишкомъ утомился. Да и какъ показался бы я теперь царевнѣ, не принеся ей талисмана“? Съ этими печальными мыслями, онъ легъ подъ дерево и уснулъ.

На другой день, онъ проснулся раньше птички и когда та полетѣла, онъ опять послѣдовалъ за ней, въ надеждѣ поймать ее, но она какъ будто манила его и не давалась ему; день опять былъ потерянъ. Царевичъ питался плодами и травами, а ночь опять провелъ подъ деревомъ, на которомъ укрылась птичка. Десять дней преслѣдовалъ онъ ее и все безъ успѣха.

На одиннадцатый, птичка довела его до высокой городской стѣны и скрылась изъ глазъ. Измученный и убитый горемъ, онъ вошелъ въ городъ, расположенный на морскомъ берегу, съ прекрасной пристанью. Идя по берегу, безъ всякой цѣли, онъ дошелъ до сада, калитка въ которомъ была отперта. Его увидѣлъ работавшій въ саду садовникъ; онъ пригласилъ его войти и замѣтивъ, что онъ иностранецъ и мусульманинъ, захлопнулъ поспѣшно за нимъ калитку.

Камаральзаманъ спросилъ, что значитъ эта предосторожность. „Я замѣтилъ, отвѣчалъ садовникъ, что вы иностранецъ и мусульманинъ, а жители этого города идолопоклонники и смотрятъ на насъ не только съ презрѣніемъ, но даже съ ненавистью; они на каждомъ шагу разставляютъ намъ западню, и горе тому, кто попадетъ къ нимъ. Слава Богу, что вы пришли сюда, здѣсь вамъ нечего опасаться. Удивляюсь, зачѣмъ вы пришли сюда“!

Камаральзаманъ поблагодарилъ его за участіе, но добрый старикъ прервалъ его благодарность, сказавъ, что это липшее и что ему не мѣшаетъ закусить и отдохнуть, и повелъ его въ свой маленькой домикъ. Царевичъ былъ очарованъ привѣтливостію садовника, его простымъ и дружескимъ обращеніемъ и, утоливъ свой голодъ, разсказалъ ему всѣ свои приключенія, и спросилъ, далеко ли онъ отъ своего государства.

„Я думаю отправиться туда, сказалъ онъ, потому что не найду, вѣрно, дороги къ тому мѣсту, гдѣ оставилъ мою жену; это было десять дней тому назадъ, ее можетъ быть нѣтъ уже тамъ; да кто знаетъ, жива ли еще она“. Сказавъ это, царевичъ залился слезами.

„До вашего государства, отвѣчалъ садовникъ, нужно ѣхать покрайней мѣрѣ годъ, если вы отправитесь сушей, а если поѣдете моремъ, то будете тамъ несравненно скорѣе; отсюда, каждый годъ, отправляется купеческій корабль на Черный островъ, съ котораго уже не трудно будетъ добраться и до острова Дѣтей Каледана. Еслибъ вы пріѣхали сюда нѣсколькими днями раньше, то могли бы уже отправиться домой; теперь корабль уже ушелъ и если хотите, то останьтесь у меня до слѣдующаго года. Я предлагаю вамъ свой простой пріютъ, отъ чистаго сердца“.

Царевичъ Камаральзаманъ былъ очень счастливъ, найдя такой радушный пріемъ въ незнакомомъ ему городѣ. Онъ принялъ приглашеніе садовника и остался у него въ ожиданіи корабля, занимаясь день садоводствомъ, а ночью думая о дорогой ему царевнѣ Бадурѣ и заливаясь слезами при мысли, что навсегда разстался съ ней. Но оставимъ его и вернемся къ царевнѣ Бадурѣ, уснувшей въ своемъ шатрѣ.

Исторія царевны Бадуры послѣ ея разлуки съ царевичемъ Камаральзаманомъ.

Проснувшись и не видя подлѣ себя царевича, Бадура была очень удивлена и ожидала его до вечера. Женщины ея говорили, что видѣли, какъ онъ входилъ въ шатеръ и какъ вышелъ оттуда. Царевна не знала, что думать объ отсутствіи мужа, и очень безпокоилась. Взявъ поясъ, чтобъ надѣтъ его, она вдругъ замѣтила, что ладонка, висѣвшая на немъ, открыта и что талисмана въ ней нѣтъ. Вѣрно, сказала она про себя, Камаральзаманъ разсматривалъ его и унесъ съ собой, но зачѣмъ, куда, это осталось для нея неразгаданною тайной. Наступила ночь, а царевича не было. Безпокойство царевны перешло въ отчаяніе; она проклинала свой талисманъ, принесшій ей столько горя, того, кто сдѣлалъ его, и еслибъ не мать, а кто другой подарилъ ей его, она прокляла бы и того. Не понимая какимъ образомъ талисманъ могъ быть причиной разлуки ея съ мужемъ, она, въ слезахъ, въ отчаяніи, приняла однако мужественное намѣреніе, на которое не рѣшилась бы другая женщина.

Только она и ея женщины знали объ отсутствіи царевича; его люди спали; а потому, боясь, чтобъ они, проснувшись и узнавъ, что женщины въ ихъ рукахъ, не сдѣлали возмущенія, царевна побѣдила свою горесть и запретила невольницамъ говорить кому бы то ни было объ отсутствіи ея мужа. Потомъ Бадура переодѣлась въ платье Камаральзамана и такъ въ немъ походила на него, что на другой день, придя къ ней за приказаніями, люди приняли ее за царевича. Она приказала имъ сложить шатры и приготовляться къ дорогѣ; одну изъ невольницъ она посадила въ носилки, а сама сѣла на лошадь мужа, и скоро всѣ отправились дальше.

Спустя нѣсколько мѣсяцевъ, они, проѣхавъ многія земли и моря, прибыли въ столицу Чернаго острова. Царевна ѣхала все время подъ именемъ царевича Камаральзамана и думала съ этого острова отправиться на островъ Дѣтей Каледана. Люди ея сошли съ корабля, когда онъ остановился въ виду города и, переправившись въ лодкѣ на берегъ, стали отыскивать помѣщеніе для мнимаго царевича. Вѣсть, что на кораблѣ прибылъ царевичъ Камаральзаманъ, отправляющійся на островъ Дѣтей Каледана, быстро разнеслась но городу и скоро достигла до царя. Царемъ Чернаго острова былъ въ то время Арманосъ другъ Шахзамана. Узнавъ, что Камаральзаманъ остановился въ его столицѣ и пробудетъ въ ней до перваго попутнаго вѣтра, онъ вышелъ на встрѣчу къ царевнѣ съ большею частью своихъ придворныхъ, встрѣтилъ ее и упросилъ остановиться у себя во дворцѣ; потомъ онъ отвелъ ей и ея свитѣ прекрасное помѣщеніе и въ продолженіе трехъ дней угощалъ ихъ роскошно.

На четвертый день, услышавъ, что царевна, которую онъ принималъ за царевича, собирается въ дорогу, Арманосъ, очарованный ея умомъ и красотой, позвалъ ее къ себѣ и сказалъ: „Царевичъ я уже старъ и слабъ, и не имѣю наслѣдника престола. У меня есть дочь прекрасная собой, она была бы пара такому царевичу, какъ ты, и по сану и но красотѣ. Вмѣсто того, чтобы возвращаться въ свое государство, женись на ней и возьми мою корону, а мнѣ пора уже давно отдохнуть, и я буду счастливъ, смотря, что царствомъ моимъ станетъ управлять такой достойный наслѣдникъ“.

Разсвѣло, и султанша замолчала; она продолжала въ слѣдующую ночь:

НОЧЬ 201.

Государь, великодушное предложеніе паря Чернаго острова выдать свою дочь за царевну Бадуру, которая не могла принять его, поставило ее въ неловкое положеніе. Она могла уронить себя въ мнѣніи царя, объявивъ, что была женщина и поддерживала такъ долго роль царевича Камаральзамана; отказаться отъ брака съ его дочерью, было страшно; царь могъ разгнѣваться и даже лишить ее жизни. Притомъ, она не знала, вернулся ли ея мужъ къ своему отцу, или нѣтъ.

Размышленія эти и надежда пріобрѣсть мужу царство, если она найдетъ его, заставили царевну согласиться на предложеніе царя Арманоса. Помолчавъ немного, она покраснѣла, что царь приписалъ стыдливости, и отвѣчала: „Благодарю, государь, за хорошее мнѣніе обо мнѣ и за оказанную честь, отъ которой я не могу отказаться. Но я соглашусь только съ тѣмъ взять на себя управленіе государствомъ, чтобы ты, государь, присутствовалъ всегда въ совѣтѣ и руководилъ мной“.

Празднованіе брака было отложено до другаго дня, и царевна Бадура воспользовалась этимъ временемъ, чтобъ предупредить своихъ людей о своемъ бракѣ съ дочерью Арманоса, будто-бы съ согласія царевны Бадуры. Она предупредила объ этомъ и своихъ женщинъ и просила ихъ хранить ея тайну.

Царь Чернаго острова былъ очень доволенъ, что пріобрѣлъ въ зятья того, кого такъ желалъ, и собралъ на другой день совѣтъ, въ которомъ объявилъ, что выдаетъ свою дочь за царевича Камаральзамана и передаетъ ему свою корону, и приказалъ всѣмъ подданнымъ признать его царемъ и принесть ему присягу. Объявивъ свою волю, царь сошелъ съ престола и возвелъ на него царевну Ба дуру; она приняла присягу отъ всѣхъ вельможъ, присутствовавшихъ въ залѣ совѣта, и, когда вышла оттуда, народъ встрѣтилъ ее радостными кликами. Весь день не умолкали эти клики во всемъ городѣ; въ другіе города были разосланы гонцы съ объявленіемъ радостнаго событія, и нѣсколько дней но этому случаю продолжались пиршества и удовольствія.

Вечеромъ весь дворецъ былъ какъ въ огнѣ, и царевна Чернаго острова Гіательнефу, одѣтая роскошно, приведена была къ царевнѣ Бадурѣ, принимаемой за Камаральзамана. Послѣ всѣхъ церемоній ихъ оставили, и они легли спать.

Утромъ, на другой день, въ то время, какъ царевна Бадура принимала поздравленія своихъ подданныхъ и всего двора царь Арманосъ и царица вошли въ комнату дочери и спросили, какъ она провела ночь. Въ отвѣть имъ, она опустила глаза, и грусть ея показала, что она не очень довольна.

Чтобъ утѣшить царевну Гаіательнефу, отецъ сказалъ ей: „Не огорчайся. дочь моя: мужъ твой, пріѣхавъ сюда, спѣшилъ видѣться съ своимъ отцомъ, и хотя онъ долженъ быть очень доволенъ своимъ настоящимъ положеніемъ, но все таки нельзя требовать, чтобы онъ не грустилъ, потерявъ совершенно надежду увидѣться когда нибудь съ отцомъ и съ своимъ семействомъ. Подожди немного, онъ утѣшится и тогда полюбить тебя“.

Царевна Бадура, подъ именемъ царевича Камаральзамана и царя Чернаго острова, весь день принимала поздравленія, осматриваю войска и входила во всѣ государственныя дѣла такъ искусно, съ такимъ достоинствомъ, что пріобрѣла общее одобреніе.

Вечеромъ, войдя въ комнату царицы Гаіательнефу, она застала ее печальною и, вспомнивъ о прошедшей ночи, догадалась, въ чемъ дѣло. Она долго разговаривала съ ней и старалась увѣритъ, что очень ее любитъ. Когда та легла, Бадура начала молиться и молилась до тѣхъ поръ, пока не уснула Гаіательнефу. Тогда она легла тихонько и, вставъ, на другой день, такъ рано, что царица еще не просыпалась, отправилась въ совѣтъ. Она тяготилась принятою на себя ролью и страшно скучала о царевичѣ Камаральзамааѣ.

Царь Арманосъ въ это утро пришелъ навѣстить дочь и засталъ ее въ слезахъ Догадавшись о причинѣ ея печали, онъ вознегодовалъ на царевну за ея презрѣніе къ его дочери. „Дочь моя, сказалъ онъ, подожди еще до слѣдующей ночи; если и на этотъ разъ онъ поступитъ съ тобой такъ, какъ въ прошлыя, такъ я свергну его съ престола, лишу всѣхъ милостей и даже, можетъ, не ограничусь этимъ наказаніемъ. Оскорбляя тебя, онъ въ тоже время оскорбляетъ и меня“.

Въ тотъ же день, вечеромъ царевна Бадура пришла очень поздно въ комнату царицы Гаіательнефу и, поговоривъ съ ней, хотѣла молиться въ то время, какъ та ложилась спать. По Гаіательнефу остановила ее, говоря: „Какъ! ты и сегодня хочешь поступить со мной, какъ въ прошлыя ночь? скажи мнѣ, ради Бога, почему ты смотришь на меня не только холодно, но даже съ презрѣніемъ, тогда какъ я люблю, обожаю тебя и считаю себя счастливѣйшею царицей въ свѣтѣ, имѣя такого прекраснаго мужа? Другая на моемъ мѣстъ отомстила бы тебѣ за оскорбленіе, не предупредивъ объ опасности, угрожающей тебѣ, но я не въ силахъ скрыть, что отецъ мой оскорбленъ и обѣщалъ завтра наказать тебя. Сжалься же надо мной, не приводи въ отчаяніе ту, которая тебя страстно любитъ“!

Слова молодой царицы поставили царевну въ затруднительное положеніе; она не сомнѣвалась, что Гаіательнефу говоритъ правду, и припомнила, какъ Арманосъ быль съ ней холоденъ. Итакъ, нужно было повѣрить свою тайну Гаіательнефу. Эта мысль заставляла ее дрожать отъ страха, потому что хотя рано или поздно ей нужно было открыться во всемъ, но она не знала, какъ приметъ это признаніе царица. Наконецъ, подумавъ, что если Камаральзаманъ еще живъ и поѣдетъ къ отцу своему, то, проѣзжая черезъ этотъ городъ, можетъ взять ее съ собой, она рѣшилась открыть Гаіательнефу свою тайну, потому что въ противномъ случаѣ могла лишиться жизни.

Видя замѣшательство царевны Бадуры, Гаіательнефу хотѣла говорить, но Бадура остановила ее: „Прелестная царевна, сказала она, я виновата и сама осуждаю себя; впрочемъ, я надѣюсь, что вы простите мнѣ и не измѣните моей тайнѣ“. Говоря это, она распахнула на груди платье. „Царевна, продолжала она, неужели вы не пощадите такую же женщину, какъ вы сами? Я увѣрена, что вы простите меня, особенно, когда узнаете мою исторію и причину, заставившую меня рѣшиться на такой обманъ“».

Разсказавъ ей всѣ свои приключенія, царевна Бадура умоляла не измѣнять ея тайнѣ и поддерживать роль супруги до возвращенія царевича Камаральзамана.

«Не можетъ быть, царевны, возразила Гаіательнефу, чтобъ судьба дала вамъ такъ не надолго счастіе, послѣ всего, что вы оба перенесли. Дай Богъ, чтобы вы опять соединились и какъ можно скорѣе. Что касается до тайны вашей, то можете быть спокойны, я сохраню ее; а вы продолжайте управлять государствомъ, какъ начали, и пусть всѣ видятъ въ васъ царевича Камаральзамана. Теперь я прошу у васъ вмѣсто любви дружбы и надѣюсь, что вы не откажете мнѣ въ ней».

Царевны горячо обнялись и, послѣ тысячи самыхъ нѣжныхъ увѣреній въ дружбѣ, легли вмѣстѣ и уснули.

На другой день царь и царица увѣрились въ счастьи дочери; придворные и весь народъ были такъ искусно обмануты, что никому и въ голову не приходило подозрѣвать въ чемъ нибудь царевну Бадуру, которая продолжала спокойно управлять государствомъ. Царь Арманосъ и всѣ подданные были ею очень довольны.

Занялась заря, и Шехеразада отложила свой разсказъ до слѣдующей ночи.

НОЧЬ 202.

Продолженіе исторіи Камаральзамана послѣ его разлуки съ царевной Бадурой.

Государь, продолжала она, въ то время, какъ все разсказанное мной происходило въ государствѣ Чернаго острова, царевичъ Камаральзаманъ жилъ въ языческомъ городѣ у садовника, давшаго ему пріютъ.

Разъ, рано утромъ, онъ только что хотѣлъ приняться за работу, какъ садовникъ удержалъ его за руку, говоря, что у язычниковъ большой праздникъ и что они не любятъ, чтобъ мусульмане занимались работой въ тѣ дни, когда они веселятся, и что мусульмане для поддержанія съ ними мира участвуютъ въ ихъ общественныхъ собраніяхъ и въ представленіяхъ, которыя довольно замѣчательны. «Вы можете отдыхать сегодня, прибавилъ садовникъ, а я пойду къ нѣкоторымъ изъ моихъ знакомыхъ, и такъ какъ приближается время отправленія корабля въ царство Чернаго острова, то узнаю кстати, въ который именно день снимается онъ съ якоря». Садовникъ надѣлъ лучшее платье и ушелъ.

Оставшись одинъ, царевичъ, вмѣсто того, чтобы порадоваться отдыху и выдти на улицу, гдѣ все шумѣло и веселилось, печально прохаживался но саду и, думая о царевнѣ Бадурѣ и о своемъ прошломъ, глубоко вздыхалъ

Шумъ, произведенный ссорой и дракой двухъ птицъ бывшихъ на деревѣ, мимо котораго онъ проходилъ, вывелъ его изъ этихъ грустныхъ размышленій. Онъ поднялъ голову и сталъ наблюдать за ними. Птицы жестоко клевали другъ друга и скоро одна изъ нихъ упала на землю мертвой, а та побѣдительница улетѣла.

Въ туже минуту прилетѣли двѣ птицы побольше двухъ первыхъ; усѣвшись подлѣ мертвой птички, они покачивали головами, какъ бы выражая свое сожалѣніе, потомъ вырыли ямку, стащили въ нее мертвую и, засыпавъ землей, улетѣли.

Спустя нѣсколько минутъ, онѣ возвратились, держа за крылья птицу убійцу; не смотря на ея жалобные крики, онѣ разорвали ее и оставили на томъ мѣстѣ, гдѣ закопали убитую птичку.

Камаральзаманъ съ изумленіемъ смотрѣлъ на все происходившее между птицами, и когда обѣ большія птицы улетѣли, подошелъ поближе къ дереву* Взглянувъ на внутренность растерзанной птицы, онъ замѣтилъ въ ней что-то красноватое и, можно себѣ представить его радость, когда, поднявъ внутренность, онъ вынулъ изъ нея талисманъ своей жены Бадуры, талисманъ, по которомъ онъ такъ грустилъ и плакалъ. «Злая птица, сказалъ онъ. глядя на убитую, такъ ты не мнѣ одному сдѣлала зло; благодарю тѣхъ, кто наказалъ тебя и отмстилъ за меня».

Камаральзаманъ былъ въ восторгѣ. «Милая царевна! вскричалъ онъ, мнѣ кажется, что эта счастливая находка есть предзнаменованіе моего близкаго счастія, моего свиданья съ тобой. Благодарю небо, пославшее мнѣ эту счастливую надежду»!

Камаральзаманъ поцѣловалъ свою находку, завернулъ ее и обвязалъ вокругъ руки. До этой ночи, онъ почти не спалъ, а тутъ уснулъ спокойно и на другой день весело спросилъ садовника, что ему дѣлать. Тотъ поручилъ ему срубить старое дерево и выкопать его корень.

Камаральзаманъ взялъ топоръ, срубилъ безплодное старое дерево и сталъ выкапывать корень. Вдругъ онъ почувствовалъ, что топоръ ударился о что-то твердое и звонкое. Онъ разрылъ на томъ мѣстѣ землю и увидѣлъ бронзовую доску, закрывавшую лѣстницу, ступеней въ десять. Спустившись по лѣстницѣ, онъ вошелъ въ подземельный склепъ, въ которомъ было пятьдесятъ закрытыхъ бронзовыхъ сосудовъ, а въ нихъ золотой порошокъ. Обрадованный этою счастливой находкой, онъ закрылъ опять входъ и, вырывъ корень дерева, засыпалъ мѣсто землей.

Скоро вернулся и садовникъ; наканунѣ онъ узналъ только, что корабль въ скоромъ времени отправится въ царство Чернаго острова, но когда именно, ему обѣщали сказать на другой день, а потому онъ и ушелъ рано изъ дома. Старикъ вернулся домой съ веселымъ липомъ, обѣщавшимъ Камаральзаману хорошую новость. "Сынъ мой, сказалъ онъ, скажу тебѣ радость: корабль отправляется черезъ три дня, и я уговорился съ капитаномъ о твоемъ путешествіи.

«Для меня не можетъ быть болѣе радостной вѣсти, отвѣчалъ ему царевичъ, и я очень радъ, что могу отплатить тебѣ за нее; пойдемъ въ садъ, а тебѣ покажу что-то».

Онъ повелъ его къ тому мѣсту, гдѣ вырубилъ дерево и, подпавъ бронзовую доску, ввелъ его въ склепъ и показалъ сосуды, наполненные золотомъ. "Это все твое, сказалъ ему садовникъ, Богъ вознаграждаетъ тебя за доброе дѣло и за всѣ труды. «Неужели ты думаешь, сынъ мой, что я возьму себѣ это золото? ни за что на свѣтѣ. Вотъ уже девяносто лѣтъ владѣлъ отецъ и я этимъ садомъ, мы перекопали здѣсь всю землю, и не нашли ни одного клада. Слѣдовательно, Богъ назначилъ его тебѣ и ты нашелъ его во время; онъ пригодится во время дороги и но возвращеніи твоемъ въ свое государство, а мнѣ на что золото? Я уже прожилъ свое время и стою одной ногой въ могилѣ».

Камаральзаманъ не соглашался на великодушное предложеніе старика садовника; они долго спорили и наконецъ рѣшили раздѣлить кладъ пополамъ.

«Сынъ мой, сказалъ потомъ садовникъ, теперь надо подумать, какъ унесть тебѣ это золото съ собой, нужно сдѣлать это тайно, въ противномъ случаѣ, ты лишишься всего. Вотъ что: на Черномъ островѣ нѣтъ оливъ, у меня ихъ много въ саду, а потому наложи золотомъ всѣ пятьдесятъ сосудовъ до половины, а другую половину ихъ наполни оливами, и тогда мы ихъ перевеземъ на корабль».

Камаральзаманъ принялъ этотъ совѣтъ и занялся перекладываніемъ золота; боясь потерять талисманъ Бадуры, онъ положилъ его тоже въ сосудъ и отмѣтилъ его. Окончивъ свои приготовленія уже поздно вечеромъ, царевичъ разсказалъ садовнику о дракѣ двухъ птицъ и о находкѣ талисмана царевны Бадуры, находкѣ, отъ которой онъ былъ въ восхищеніи.

Садовникъ провелъ дурно эту ночь, потому ли, что много ходилъ въ этотъ день, или потому, что былъ уже старъ; на другой день онъ почувствовалъ себя нехорошо, а на третій былъ уже очень не здоровъ. На разсвѣтѣ, капитанъ корабля постучалъ къ садовнику: Камаральзаманъ отперъ ему и на вопросъ его, кто отсюда ѣдетъ на кораблѣ въ государство Чернаго острова, отвѣчалъ, что садовникъ занялъ мѣсто для него, но что старикъ заболѣлъ. Царевичъ просилъ перенесть на корабль сосуды съ оливами и обѣщалъ скоро явиться туда самъ. Капитанъ приказалъ матросамъ взять съ собой сосуды Камаральзамана, и просилъ его поспѣшить, потому что готовъ былъ сняться съ якоря, и остановка была только за нимъ. Царевичъ пошелъ проститься съ садовникомъ, по засталъ его умирающимъ. Старикъ вскорѣ умеръ.

Зная, что на кораблѣ ожидаютъ его, царевичъ поспѣшилъ вымыть тѣло садовника, одѣть его и, вырывъ въ саду могилу (язычники не позволяли мусульманамъ имѣть кладбища), похоронилъ его. Когда онъ отдалъ послѣдній долгъ покойнику, уже заходило солнце. Онъ пошелъ къ берегу, чтобъ отправиться въ путь и захватилъ съ собою ключъ отъ домика садовника, надѣясь встрѣтиться гъ кѣмъ нибудь изъ его хорошихъ знакомыхъ и поручить передать его хозяину дома, у котораго нанималъ старикъ; но каково же было его отчаяніе, когда ему сказали на берегу, что капитанъ корабля, прождавъ его три часа, велѣлъ сняться съ якоря, и что корабль пропалъ уже изъ вида.

Разсвѣло, и Шехеразада оставила разсказъ до слѣдующей ночи.

НОЧЬ 203.

Государь, продолжала Шехеразада, можно себѣ представить положеніе царевича при мысли, что ему нужно еще цѣлый годъ прожить въ ожиданіи корабля, въ этомъ городѣ, который ему не нравился и былъ наполненъ язычниками. Къ этому огорченію присоединилась еще которая талисмана царевны Бадуры; царевичъ былъ въ отчаяніи. Дѣлать было нечего, оставалось одно: вернуться въ жилище покойнаго садовника, снять садъ у его хозяина и продолжать заниматься его обработкой. Камаральзаманъ такъ и сдѣлалъ; онъ не забылъ объ остальномъ золотѣ и переложилъ его въ пятьдесятъ горшковъ, дополнивъ ихъ оливами; онъ надѣялся взять ихъ съ собой, когда поѣдетъ въ государство Чернаго острова.

Вт то время, какъ огорченный Камаральзаманъ принялся за свои занятія, корабль благополучно дошелъ до назначеннаго мѣста, то есть, до столицы государства Чернаго острова.

Дворецъ былъ на берегу моря и новый царь, или, правильнѣе сказать, царевна Бадура, завидѣвъ издали приближающійся корабль, послала узнать, откуда онъ. Ей отвѣчали, что этотъ корабль ежегодно приходитъ къ нимъ изъ языческаго города и привозитъ много товаровъ.

Царевна, незабывшая, посреди окружающаго ее блеска, Камаральзамана, подумала, нѣтъ ли его на кораблѣ, и чтобъ встрѣтить его и открыть заранѣе ея новое положеніе, приказала привести себѣ коня и, подъ предлогомъ, взглянуть на привезенный товаръ, отправилась на корабль. Капитанъ былъ уже на берегу; она позвала его и спросила, благополучноль онъ доѣхалъ, сколько времени пробылъ на морѣ, нѣтъ ли на его кораблѣ кого нибудь изъ замѣчательныхъ иностранцевъ и, главное, какими товарами нагруженъ онъ.

Капитанъ отвѣчалъ ей, что пассажиры его, — купцы, а товаръ состоитъ изъ дорогихъ матерій, полотенъ, драгоцѣнныхъ каменьевъ, мускуса, амбры, камфоры, москательныхъ товаровъ, оливъ и другихъ вещей.

Царевна очень любила оливы. "Оливы я беру себѣ, сказала она капитану, прикажи ихъ принести сюда, а другіе товары пусть принесутъ показать мнѣ, прежде нежели станутъ ихъ продавать; я выберу нѣкоторые изъ нихъ.

«Государь, возразилъ капитанъ, принимавшій царевну Бадуру за царя Чернаго острова, по одеждѣ, которую она носила; оливъ у меня пятьдесятъ сосудовъ, но онѣ принадлежатъ купцу, оставшемуся въ языческомъ городѣ, и самъ ходилъ звать его, потомъ долго поджидалъ и наконецъ рѣшился уѣхать безъ него».

«Ничего, пусть ихъ принесутъ ко мнѣ, возразила царевна, я куплю ихъ».

Капитанъ послалъ за оливами шлюпку, и когда онѣ были привезены на берегъ, царевна спросила, что онѣ стоятъ. Капитанъ отвѣчалъ, что купецъ человѣкъ бѣдный и что хорошо было бы, еслибъ она дала за нихъ тысячу серебряныхъ монетъ.

«Если онъ бѣденъ, то передайте ему за нихъ тысячу червонцевъ», отвѣчала царевна Бадура, и приказала отдать эту сумму капитану корабля.

Вернувшись во дворецъ, она пошла въ комнату царевны Гаіательнефу и приказала пронесть туда сосуды съ оливами. Желая попробовать ихъ и угостить ими царевну, она выложила оливы изъ перваго горшка на блюдо. Увидя, что они смѣшаны съ золотымъ порошкомъ, она вскрикнула отъ удивленія и приказала женщинамъ царевны Гаіательнефу выложить оливы изъ остальныхъ горшковъ: всѣ оливы были перемѣшаны съ золотомъ. «Вотъ чудо»! вскричали обѣ царевны! Когда опорожнили послѣдній сосудъ, царевна Бадура вдругъ увидѣла между золотымъ порошкомъ свой талисманъ и упала въ обморокъ.

Придя въ себя съ помощію царевны Гаіательнефу и ея невольницъ, царевна Бадура взяла его молча. Между тѣмъ, женщины Гаіательнефу вышли, потому что царевнамъ пора была ложиться спать, и Бадура, неизмѣнившая тайнѣ при постороннихъ, сказана Гаіательнефу: «Вамъ извѣстна моя исторія, а потому вы вѣрно догадались, отчего я лишилась чувствъ? Я нашла свой талисманъ, который разлучилъ меня съ милымъ мужемъ, и который, надѣюсь, соединить насъ опять». На другой день, чуть свѣтъ, царевна Бадура приказала позвать къ себѣ капитана корабля. «Объясните мнѣ, сказала она ему, все, что касается купца, который отдалъ вамъ оливы. Вы говорили мнѣ, кажется, что оставили его въ языческомъ городѣ: не можете ли сказать мнѣ, что онъ тамъ дѣлалъ»!

«Государь, отвѣчалъ капитанъ, увѣряю ваше величество, что я почти ничего ее знаю о немъ Я условился объ его отъѣздѣ съ старымъ садовникомъ, сказавшимъ мнѣ, что онъ живетъ у него, и заключилъ потому, что онъ долженъ быть бѣденъ; оговорилъ я съ нимъ тогда только, какъ приходилъ звать его на корабль. — Такъ сегодня, возразила царевна Бадура. ты долженъ опять сняться съ якоря, отправиться въ языческій городъ и привести мнѣ молодаго садовника; онъ мой должникъ. Если же ты не исполнишь моего приказанія, то я конфискую твои товары и товары прибывшихъ съ тобой купцовъ и прикажу казнить васъ. Сейчасъ запечатаютъ магазины, въ которыхъ лежатъ ихъ товары и не снимутъ печатей до твоего возвращенія». Хотя капитанъ много терялъ черезъ такое приказаніе, но долженъ былъ повиноваться. Передавъ его купцамъ, которые поспѣшно снабдило корабль необходимыми съѣстными припасами и водой, онъ отправился въ тотъ же день въ море.

Корабль шелъ счастливо и капитанъ постарался пріѣхать въ языческій городъ ночью. Приближась къ нему, насколько считалъ нужнымъ, капитанъ переправился на берегъ въ шлюпкѣ, и съ нѣсколькими смѣлыми матросами вошелъ въ домикъ садовника.

Камаральзаманъ не спалъ; мысли о прекрасной Бадурѣ и о потерянномъ во второй разъ талисманѣ не давали ему покоя. Услышавъ стукъ въ ворота, онъ поспѣшно всталъ и полуодѣтый пошелъ отворить. Но не успѣлъ еще выговорить и одного слова, какъ капитанъ и матросы схватили его, посадили силой въ шлюпку и перевезли на корабль, отправившійся немедленно въ обратный путь.

Все это было сдѣлано молча и, тогда только, какъ корабль на всѣхъ парусахъ понесся по морю, Камаральзаманъ спросилъ капитана, за что его схватили и куда везутъ? «Ты должникъ паря Чернаго острова, отвѣчалъ капитанъ. — Я должникъ царя Чернаго острова? возразилъ Камаральзаманъ съ удивленіемъ; я не знаю его, никогда не имѣлъ съ нимъ ни какого дѣла и не былъ въ его государствѣ. — Ну, ты долженъ знать это лучше меня, замѣтилъ капитанъ; теперь сиди смирно, а когда увидишься съ царемъ, то самъ объяснишься съ нимъ».

Разсвѣло и султанъ всталъ; Шехеразада отложила разсказъ до слѣдующей ночи.

НОЧЬ 204.

Государь, я разсказывала вчера, сказала Шехеразада, что Камаральааманъ былъ увезенъ изъ языческаго города Обратный путь совершенъ былъ благополучно и корабль присталъ къ берегу ночью; напитавъ переправился съ Камаральзаманомъ на берегъ и повелъ его во дворецъ^

Царевна Бадура удалилась уже во внутреннія комнаты дворца, когда ей доложили о приходѣ капитана. Она тотчасъ вышла къ нему и, при первомъ взглядѣ на молодаго садовника, узнала въ немъ своего мужа, о которомъ такъ долго тосковала и плакала. Камаральзаманъ, дрожа отъ страха, былъ очень далекъ отъ мысли, что передъ нимъ стоитъ не царь Чернаго острова, а его любимая жена. Царевна готова была броситься къ царевичу и обнять его, но зная, что надо еще поддержать роль царя, она ограничилась тѣмъ, что поручила его придворному и приказала позаботиться и успокоить его до слѣдующаго утра.

Распорядясь такимъ образомъ, царевна возвратилась къ капитану, поблагодарила его за оказанную услугу, дала приказаніе снять печати съ магазиновъ и подарила ему большой брилліантъ, съ избыткомъ вознаградившій его. Кромѣ этого, она позволила ему оставить у себя тысячу червонцевъ, которую дала за оливы, для передачи молодому садовнику, говоря, что расчитается съ нимъ сама.

Придя въ свою комнату, царевна поспѣшила подѣлиться своею радостію съ Гаіательнефу и просила ее хранить еще нѣсколько времени тайну. Она сказала ей, что намѣрена дѣлать и какъ открыться царевичу Камаральзаману. «Между садовникомъ и царемъ такая огромная разница, прибавила она, что сдѣлать этотъ переходъ вдругъ, не подвергаясь опасности потерять все, невозможно». Царевна обѣщала не измѣнять тайнѣ, одобрила ея намѣреніе и сказала, что будетъ помогать во всемъ съ большимъ удовольствіемъ.

На другой день, китайская царевна, въ царской одеждѣ, позаботясь. чтобъ рано утромъ Камаральзамана сводили въ баню подѣли въ платье эмира, ввела его въ совѣтъ; всѣ присутствующіе обратили на песо вниманіе и всѣмъ поправилось его прекрасное лицо и величественная наружность.

Царевна Бадура была отъ него въ восторгѣ, и когда онъ занялъ свое мѣсто между другими эмирами, она отрекомендовала его всѣмъ, какъ человѣка умнаго, ученаго и прекраснаго во всѣхъ отношеніяхъ, прибавляя, что познакомилась съ нимъ во время своихъ путешествій.

Камаральзаманъ все еще неузнававшій въ царѣ свою супругу, удивлялся ея похваламъ и разсказамъ о знакомствѣ съ нимъ, во время какихъ-то путешествій.

Выслушавъ похвалы царевны, Камаральзаманъ не возгордился ими, но, упавъ къ нотамъ ея, скромно отвѣчалъ: «Государь, не знаю, чѣмъ заслужилъ я такія похвалы, и не нахожу словъ благодарить за твои милости ко мнѣ: постараюсь всѣми силами быть достойнымъ ихъ».

Изъ совѣта Камаральзаманъ былъ отведенъ въ прекрасный, приготовленный для него домъ, наполненный слугами, готовыми исполнять всѣ его приказанія; въ конюшнѣ его было множество отличныхъ лошадей, а когда онъ вошелъ въ свой кабинетъ, то ему показали сундукъ, полный золота, назначеннаго на его разныя издержки.

Камаральзаманъ не могъ понять, откуда лились на него почести и богатство; ему и въ умъ не приводило, что во всемъ этомъ участвовала царевна Бадура.

Чтобъ возвысить и приблизить къ себѣ Камаральзамана, царевна Бадура, черезъ три дня, назначила его на упразднившееся мѣсто царскаго казначея. Онъ исполнялъ новую должность съ такимъ безкорыстіемъ, справедливостію и такъ былъ внимателенъ ко всѣмъ, что пріобрѣлъ дружбу вельможъ и придворныхъ и любовь всего народа.

Окруженный общимъ уваженіемъ и любовію, занимая высокую должность въ государствѣ, Карамальзаманъ считалъ бы себя счастливѣйшимъ изъ людей, еслибъ была съ нимъ царевна Бадура. Ея отсутствіе и неизвѣстность, что съ ней и гдѣ она, мучили его. Быть можетъ онъ и догадался бы, узналъ бы ее въ своемъ государѣ, ибо находилъ что-то знакомое въ чертахъ ея лица и голосѣ, по она перемѣнила при восшествіи на престолъ имя и всѣ сомнѣнія были лишнія; царевна Бадура называлась Арманосомъ младшимъ, въ честь старика царя. Нѣкоторые изъ придворныхъ помнили, что ее звали прежде Камаральзаманомъ и вѣрно сообщили бы объ этомъ царевичу, еслибъ зашелъ разговоръ объ этомъ. По новый казначей былъ очень занятъ и не успѣлъ еще сойтись съ ними короче.

Царевнѣ Бадурѣ приходило это въ голову; боясь, чтобъ не сбылись ея предположенія и желая прекратить свои страданія и печаль Камаральзамана, который въ своихъ разговорахъ съ нею часто вздыхалъ и казался очень печальнымъ, она придумала какъ покончить все дѣло.

Камаральзаманъ былъ любимъ и уважаемъ всѣми вельможами и народомъ, а потому царевна Бадура рѣшилась передать ему свою корону. «Камаральзаманъ, сказала она ему, выходя разъ изъ совѣта, мнѣ нужно поговорить съ тобой объ очень важномъ дѣлѣ; приходи сегодня вечеромъ ко мнѣ и скажи, чтобы тебя не ожидали дома, ты переночуешь во дворцѣ».

Въ назначенный часъ Камаральзаманъ явился во дворецъ. Бадура позвала его во внутреннія комнаты и, приказавъ начальнику евнуховъ выйдти и быть у дверей, повела въ свою спальню, отдѣльную отъ спальни Гаіательцефу.

Когда они остались одни въ комнатѣ, царевна заперла дверь и, доставъ свой талисманъ, показала его царевичу. «Недавно, сказала она, одинъ астрологъ подарилъ мнѣ этотъ талисманъ; ты такъ ученъ, что вѣрно можешь опредѣлить, на что онъ годенъ». Камаральзаманъ поднесъ его къ свѣчкѣ и, узнавъ въ немъ талисманъ Бадуры, вскричалъ:

"Ты спрашиваешь, государь, на что онъ годенъ? увы! онъ годенъ былъ до сихъ поръ только на то, чтобъ, разлучивъ съ женой, уморить меня съ отчаянья; жена моя была царевна, прекраснѣе которой нѣтъ во всей вселенной! Этотъ талисманъ былъ причиной страннаго приключенія, которое, вѣрно, тронетъ тебя, государь, если только тебѣ угодно будетъ выслушать его.

«Ты разскажешь мнѣ его въ другой разъ, возразила царевна; впрочемъ, я знаю кое-что изъ твоей исторіи. Подожди здѣсь, я вернусь сейчасъ».

Сказавъ это, она вышла, въ другую комнату, сбросила съ себя тюрбанъ, замѣнила его головнымъ уборомъ и, переодѣвшись въ женское платье, вернулась въ спальню. Увидѣвъ жену, Камаральзаманъ бросился съ восхищеніемъ къ ней. «Какъ добръ царь, вскричалъ онъ, дѣлая мнѣ такой сюрпризъ»! Обнимая со слезами радости мужа, Бадура отвѣчала, что она и царь, одно и тоже, и послѣ первыхъ изъявленій своего счастія, разсказала ему, какъ она, прождавъ его напрасно въ полѣ, рѣшилась переодѣться въ его платье; какъ потомъ прибыла въ это государство, гдѣ царь возвелъ ее на престолъ и выдалъ за нее свою единственную дочь; какъ царевна Гаіательнефу приняла ея признаніе и какъ, наконецъ, она нашла свой талисманъ въ горшкахъ съ оливами и заставила капитана поѣхать за нимъ въ языческій городъ. Окончивъ свой разсказъ, Бадура просила царевича разсказать ей, по какому случаю онъ ушелъ отъ нея. Онъ разсказалъ ей все подробно и нѣжно упрекалъ, что она такъ давно была подлѣ него и скрывала это. Бадура объяснила, почему не могла ему открыться раньше; потомъ, замѣтивъ, что уже было поздно, они легли.

Шехеразада, замѣтивъ день, отложила разсказъ свой до слѣдующей ночи.

НОЧЬ 205.

Государь, царевна Бадура и царевичъ Камаральзаманъ встали на другой день, чуть свѣтъ. Бадура, одѣвшись въ женское платье, послала просить къ себѣ стараго царя Арманоса.

Придя въ комнату царевны Бадуры, царь Арманосъ быль очень удивленъ, заставъ въ ней прекрасную женщину и казначея, которому быль запрещенъ входъ во внутреннія комнаты. Отъ сѣлъ и спросилъ, гдѣ новый царь.

«Государь, отвѣчала царевна, вчера а была царемъ, а сегодня царевна Бадура, жена несчастнаго царевича Камаральзамана. Не откажите. ваше величество, выслушать наши исторіи; и надѣюсь, что вы простите мнѣ мой невинный обманъ». Царь Арманосъ приказалъ разсказывать и съ удивленіемъ выслушалъ обѣ исторіи. "Государь, прибавила, окончивъ свой разсказъ, Бадурэ, женщины нашей религіи рѣдко допускаютъ своихъ мужей имѣть нѣсколькихъ женъ, но если, ваше величество, позволите царевичу Камаральзаману вступить въ бракъ съ царевной Гаіательнефу, съ тѣмъ, чтобы она носила названіе царицы, то я съ удовольствіемъ уступаю ей первое мѣсто Она для меня сдѣлала очень много, сохранивъ мою тайну, и поступила великодушно. Согласитесь, государь; я говорила уже объ этомъ съ царевной и она согласная.

Царь Арманосъ съ удивленіемъ слушалъ Бадуру. «Сынъ мой. сказалъ онъ, обращаясь къ царевичу Камаральзаману, если жена твоя, которую я до сихъ поръ считалъ царемъ и на хитрость которой ни сколько не жалуюсь, если она соглашается раздѣлить съ моей дочерью твою любовь и отдать тебѣ свою корону, отъ которой отказывается изъ любви къ тебѣ, то мнѣ остается только спросить, согласенъ ли ты на это? — Государь, отвѣчалъ Камарользаманъ, за твои великія милости, я не могу отказать тебѣ въ согласіи исполнить твое желаніе, не смотря на то, что очень хотѣлъ бы увидѣться съ моимъ отцомъ».

Камаральзаманъ былъ провозглашенъ царемъ и въ тотъ же день была празднована его свадьба съ царевной, красота которой, умъ и любовь совершенно удовлетворяли его желанія.

Обѣ царицы стали жить дружно и были очень довольны привязанностію Камаральзамана, неоказывавшему но одной изъ нихъ предпочтенія и любившему ихъ совершенію равно.

Спустя годъ, у нихъ родились, почти въ одно время, два сына, и рожденія ихъ были отпразднованы великолѣпно. Сыну царицы Бадуры дали имя Амгіадъ, а сыну Гаіательнефу Ассадъ.

Исторія царевичей Амгіада и Ассада.

Воспитаніе обоихъ царевичей было окружено равными заботами, и когда они подросли, имъ назначенъ былъ одинъ наставникъ, и одни и тѣже учителя занялись ихъ образованіемъ. Вслѣдствіе этого дружба ихъ увеличилась и окрѣпла.

Когда они пришли въ совершенный возрастъ, Камаральзаманъ хотѣлъ дать имъ отдѣльные дворцы, но они упросили его позволить имъ жить вмѣстѣ, имѣть однихъ придворныхъ, экипажи, спальню и одинъ столъ. Камаральзаманъ, видя ихъ способности и прямоту характера, ввелъ ихъ въ совѣтъ, когда имъ минуло девятнадцать лѣтъ, и бывая на охотѣ, позволялъ имъ по очередно занимать его мѣсто.

Оба царевича были одинаково красивы, и матери ихъ любили съ невыразимой нѣжностію; по только царица Гаіательнефу любила больше Амгіада, сына царицы Бадуры, чѣмъ своего собственнаго, а Бадура любила ея сына Ассада сильнѣе, нежели Амгіада.

Сначала обѣ царицы приписывали эту любовь своей взаимной дружбѣ и любви, по когда царевичи стали большими и красивыми мужчинами, онѣ увидѣли, что ихъ нѣжная привязанность къ царевичамъ перешла въ сильную страсть, и хотя обѣ сознавали весь ужасъ этой страсти, по потушить ее были уже не въ силахъ. Любовь ихъ увеличивалась съ каждымъ днемъ, тѣмъ болѣе, что онѣ каждый день видѣли царевичей, говорили съ ними, ласкали ихъ и любовались ими, а тѣ все это принимали за материнскую ласку и нѣжность. Царицы дошли до того, что перестали пить, ѣсть, и проводили ночи безъ сна.

Онѣ не скрывали ничего одна отъ другой, и разъ, когда Камаральзаманъ былъ на охотѣ, рѣшились объясниться съ царевичами. Будучи не въ силахъ сказать имъ о своей любви, онѣ написали записки и первая рѣшилась на это Гаіательнефу. Амгіадъ, выйдя изъ совѣта, гдѣ онъ присутствовалъ вмѣсто отца, отправился во дворецъ, но на дорогѣ былъ остановленъ евнухомъ, подавшимъ ему записку Гаіательнефу. Онъ съ ужасомъ прочиталъ ее и со словами: «Какъ, невѣрный рабъ, ты измѣняешь своему государю»! выхватилъ саблю и отрубилъ евнуху голову.

Послѣ этого, онъ съ гнѣвомъ вбѣжалъ въ комнату матери и, показавъ ей записку Гаіательнефу, сказалъ, что въ ней было написано. По царица Бадура отвѣчала съ гнѣвомъ, что Гаіательнефу очень умна и благоразумна, что онъ клевещетъ на нее и чтобъ въ другой разъ не смѣлъ говорить о ней дурно въ ея присутствіи. Царевичъ вспылилъ: «Вы всѣ вѣрно одинаково злы, вскричалъ онъ, я готовъ убить Гаіательнефу и только уваженіе къ отцу удерживаетъ меня отъ этого убійства».

Хотя царица Бадура была увѣрена, что сынъ Гаіательнефу, Ассадъ, также добродѣтеленъ, какъ и Амгіадъ, но не могла удержаться, чтобъ не послать къ нему на другой день записки съ одною старухой.

Повѣренная передала записку Ассаду, когда онъ выходилъ изъ совѣта. Царевичъ до того разсердился, начавъ читать ее, что, не окончивъ, выхватилъ саблю и отрубилъ старухѣ голову; потомъ побѣжалъ съ запиской въ рукѣ къ матери. Но Гаіательнефу, не давъ ему выговорить ни слова, вскричала: «Я знаю, о чемъ ты хочешь сказать мнѣ, и вижу, что ты также дерзокъ, какъ и твой братъ Амгіадъ. Ступай отсюда и не являйся никогда ко мнѣ»!

Пораженный словами матери, царевичъ пришелъ въ отчаяніе и едва удержался, чтобъ не отвѣтить на нихъ оскорбленіемъ. Онъ вышелъ отъ нея и поспѣшилъ подѣлиться своимъ горемъ Съ Амгіадомъ и упрекнуть его въ скрытности; изъ словъ матери онъ понялъ, что и съ братомъ его случилось тоже, что съ нимъ.

Царицы въ отчаяніи отъ добродѣтели своихъ сыновей и отъ неудачнаго объясненія, дошли до того, что рѣшились погубить ихъ; онѣ разсказали своимъ женщинамъ, что будто молодые царевичи принуждали ихъ измѣнить царю въ супружеской вѣрности, плакали, рыдали, проклинали ихъ и легли наконецъ вмѣстѣ, говоря, что боятся сыновей.

Но, замѣтила Шехеразада, уже разсвѣло и надо оставить разсказъ до завтра.

НОЧЬ 206.

Въ слѣдующую ночь она продолжала. Государь, возвратясь съ охоты, Камаральзаманъ очень удивился и огорчился, заставъ своихъ женъ въ постели заплаканныхъ и разстроенныхъ. Долго не могли онъ отвѣтить встревоженному Камаральзаману, на его вопросъ, что съ ними; наконецъ царица Бадура сказала, рыдая: «Государь, мы не хотѣли бы смотрѣть на свѣтъ Божій, послѣ того, что съ нами случилось; сыновья твои дошли до неистовства и посягнули во время твоего отсутствія на нашу честь. Не спрашивай больше ни о чемъ; ты самъ можешь догадаться по нашему отчаянію». Царь призвалъ сыновей и хотѣлъ самъ лишить ихъ жизни, но тесть его, старый царь Арманосъ, удержалъ его отъ такого преступленія, сказавъ, что онъ не совершенно еще увѣрился въ томъ, точно ли они виноваты. Онъ успокоилъ Камаральзамана и совѣтовалъ ему наказать ихъ какъ нибудь иначе.

Царь согласился не быть палачемъ своихъ дѣтей: по приказалъ арестовать ихъ и, выведя за городъ, казнить. Отдавъ эти приказаніе эмиру Джіондару, онъ потребовалъ, чтобъ ему принесло платья сыновей, въ доказательство, что они казнены.

Джіондаръ, проѣхавъ цѣлую ночь. остановился утромъ, далеко отъ города, и со слезами объявилъ царевичамъ приказаніе ихъ отца. «Повѣрьте, сказалъ онъ, что мнѣ очень тяжело исполнять это повелѣніе, и я благодарилъ бы Бога, еслибъ Онъ избавилъ меня отъ исполненія этой ужасной казни, но дѣлать нечего! — Мы вѣримъ, что вы исполняете казнь, противъ своего желанія, отвѣчали царевичи, и прощаемъ васъ, казните насъ».

Говоря это, они крѣпко обнялись и такъ долго не выпускали другъ друга изъ объятій, что эмиръ былъ глубоко тронутъ. Простившись, наконецъ, они стали спорить, кому прежде умереть; ни одинъ изъ нихъ не соглашался быть свидѣтелемъ казни другаго.

Наконецъ они рѣшили стать рядомъ и умереть въ одно время. Джіондаръ согласился на это и, поставивъ ихъ вмѣстѣ, готовъ былъ отрубить имъ головы однимъ взмахомъ, по остановился и спросилъ, не нужно ли имъ передать чего нибудь отцу. Связанные царевичи отвѣчали: «увѣрьте нашего отца, умоляемъ васъ, въ нашей невинности и скажите, что мы не обвиняемъ его въ нашей смерти. Отъ него скрыли истину». Эмиръ обѣщалъ непремѣнно исполнить ихъ порученіе и занесъ уже надъ ними саблю. Въ эту минуту его лошадь оторвалась отъ дерева и побѣжала къ лѣсу. Лошадь эта стоила дорого и збруя ея была богата, а потому Джіопдару жаль было потерять ее; бросивъ саблю, онъ побѣжалъ за ней.

Лошадь сдѣлала нѣсколько ловкихъ оборотовъ и исчезла въ лѣсу; Джіондаръ послѣдовалъ за ней; ржаніе ея разбудило льва; онъ выскочилъ изъ своего логовища и бросился на эмира.

Позабывъ о своей лошади, Джіондаръ думалъ только о своемъ спасеніи; левъ былъ уже въ нѣсколькихъ шагахъ и слѣдилъ за всѣми его движеніями. «Вѣрно, со мной не случилось бы такого несчастія, говорилъ эмиръ про себя, еслибъ я не посягнулъ на жизнь невинныхъ царевичей; какъ жаль, что со мной нѣтъ сабли, теперь нѣтъ больше надежды на спасеніе».

Между тѣмъ оба царевича оставались связанными, въ ожиданіи своего палача. Наконецъ имъ захотѣлось пить и Алтадъ предложилъ брату развязать веревки и пойти вмѣстѣ къ источнику напиться. «Намъ осталось такъ не долго жить, отвѣчалъ Ассадъ, что, я думаю, не стоитъ утолять жажду; потерпи лучше».

Но Амгіадъ не послушалъ брата я развязалъ веревки; они пошли къ источнику. Только что успѣли они напиться, какъ услышали ревъ льва и крики Джіондара. Амгіадъ побѣжалъ за саблей, ославленной эмиромъ и сказалъ брату: «Ассадъ, слышишь крики Джіондара? ему угрожаетъ опасность, спасемъ его»!

Не теряя времени, царевичи побѣжали къ лѣсу и явились въ ту самую минуту, когда левъ повалилъ уже Джіондара на землю и готовъ былъ задушить его. Увидя царевича Амгіада съ саблей въ рукѣ, левъ оставилъ Джіондара и пошелъ къ нему на встрѣчу. Амгіадъ встрѣтилъ его смѣло и такъ ловко ударилъ саблей, что левъ упалъ мертвымъ.

Джіондаръ, обязанный жизнію царевичамъ, упалъ къ ихъ ногамъ, благодаря за оказанную ему помощь. «Царевичи, сказалъ онъ со слезами, цѣлуя ихъ руки, самъ Богъ не допустилъ меня совершить преступленіе, казнить васъ, и теперь я ни за что не рѣшусь, на это, потому, что эмира Джіондара никто никогда не упрекалъ и по упрекнетъ въ неблагодарности! — Помощь, оказанная нами, отвѣчали царевичи, не должна вамъ препятствовать, лишить насъ жизни; поймаемъ вашу лошадь и потомъ вернемся къ источнику». Лошадь, уставъ бѣжать, легко поддалась имъ, и всѣ трое вернулись къ источнику. На всѣ убѣжденія царевичей, казнить ихъ, Джіондаръ не согласился. «У меня есть только къ вамъ одна просьба, отвѣчалъ онъ: снимите ваши платья и отдайте ихъ мнѣ, а я подѣлюсь съ вами своею одеждой, и тогда уходите куда нибудь подальше отъ нашего государства, чтобъ отецъ вашъ не слышалъ о васъ». Царевичи согласились и одѣлись кое-какъ въ платье Джіондара, а свою одежду отдали ему. Эмиръ простился съ ними, далъ имъ на дорогу все бывшее при немъ серебро и золото, и пошелъ въ лѣсъ. Тамъ онъ обмакнулъ ихъ платья въ крови льва и, возвратясь къ царю, показалъ ему ихъ, говоря, что исполнилъ его приказаніе.

"Скажи мнѣ, спросилъ Камаральзаманъ, какъ приняли они смерть? — Государь, возразилъ эмиръ, они приняли ее съ удивительною твердостію и покорностію волѣ Божіей и сказали, что уважаютъ твои повелѣнія. «Мы умираемъ невинными, говорили они, но не ропщемъ и не осуждаемъ отца; вѣрно, такъ Богу угодно. Пусть онъ проститъ нашу смерть царю, насъ оклеветали передъ нимъ». Камаральзаманъ былъ тронутъ разсказомъ эмира и, разсматривая платья сыновей, засунулъ руку въ карманъ Амгіада и досталъ оттуда записку Гаіательнефу. Онъ тотчасъ узналъ ея руку и прядь ея волосъ, вложенную въ записку, и вздрогнулъ отъ ужаса. Всунувъ руку въ карманъ Ассада онъ досталъ изъ него записку Бадуры и, пробѣжавъ ее, упалъ безъ чувствъ.

Султанша замолчала, потому, что разсвѣло; въ слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 207.

Трудно описать, государь, горесть Камаральзамана, когда онъ пришелъ въ себя. «Несчастный, говорилъ онъ. ты убилъ невинныхъ дѣтей! Ихъ покорность, любовь ко мнѣ, набожность, кротость, все доказывало, что они неспособны были совершить преступленіе, въ которомъ ихъ обвиняли, но и не обратилъ на это должнаго вниманія, поступилъ необдуманно и сдѣлался дѣтоубійцей. Впрочемъ, это наказаніе Божіе за то, я измѣнилъ прежнему отвращенію къ женщинамъ. Я не убью моихъ женъ, но, клянусь, никогда не видѣть ихъ болѣе»!

Царь Камаральзаманъ былъ очень набоженъ, а потому исполнилъ данную клятву и, заключивъ своихъ женъ въ отдѣльное зданіе, никогда не видѣлся съ ними. Гаіательнефу и Бадура жили подъ строгимъ присмотромъ.

Между тѣмъ какъ Камаральзаманъ горько раскаявался въ смерти своихъ сыновей, они бродили но дальнимъ странамъ и старались избѣгать городовъ и вообще тѣхъ мѣстъ, гдѣ могли встрѣтиться съ людьми; питались плодами и травами и пили дурную воду. Ночью, боясь сдѣлаться добычей хищныхъ звѣрей, они спали поочередно; когда засыпалъ одинъ, другой сторожилъ его, и наоборотъ.

Спустя мѣсяцъ, они подошли къ огромной черной горѣ, на которую вела очень узкая и крутая тропинка. Видя, что взобраться но ней на вершину горы очень трудно, братья рѣшились обойти гору и поискать болѣе удобнаго всхода, по потеряли пять дней даромъ, и, вернувшись къ прежней тропинкѣ, стали всходить іюней на гору, ободряя и поддерживая другъ друга.

Чѣмъ выше поднимались они, тѣмъ круче становилась тропинка, по которой они шли, и тѣмъ недосягаемѣе казалась имъ вершина горы. Уставъ, они останавливались и отдыхали; нерѣдко утомленіе ихъ доходило до того, что они готовы были сойти съ горы и отказаться отъ своего труднаго предпріятія, по, подумавъ, продолжали путь съ надеждой достигнуть наконецъ цѣли своего труднаго путешествія.

Они не дошли до вершины горы, какъ были застигнуты ночью и Амгіадъ отказался идти далѣе, говоря, что умираетъ отъ усталости. «Отдохнемъ немного, отвѣчалъ Ассадъ, теперь намъ уже недалеко». Послѣ получасового отдыха, они сдѣлали еще усиліе и, взойдя наконецъ на гору, сѣли отдохнуть. Амгіадъ всталъ первый и, увидѣвъ недалеко дерево, побѣжалъ къ нему. Дерево было гранатное, покрытое вкусными плодами, и стояло на берегу источника. Онъ увѣдомилъ о счастливой находкѣ брата; придя вмѣстѣ къ источнику, они утолили голодъ и жажду, и уснули.

Проснувшись на другой день, Амгіадъ предложилъ Ассаду продолжать путь и сойти въ долину, но Ассадъ такъ былъ измученъ, что ему надобно было дня три на отдыхъ. Черезъ пять дней, они сошли въ долину и очень обрадовались, увидѣвъ большой городъ. "Братъ мой, сказалъ Амгіадъ Ассаду, подожди меня здѣсь гдѣ нибудь, пока я схожу въ городъ и узнаю, въ какой мы сторонѣ; я тебѣ принесу съѣстныхъ припасовъ; а обоимъ идти туда опасно.

Твой совѣтъ очень благоразуменъ, братъ мой, отвѣчалъ Ассадъ; но если кому нибудь изъ насъ нужно непремѣнно идти, то пойду я; все равно, я не перенесу, если съ тобой что случится!

«И и боюсь, чтобъ съ тобой чего не случилось, возразилъ Амгіадъ; прошу тебя позволь мнѣ идти и подожди меня здѣсь. — Нѣтъ, я не допущу тебя, отвѣчалъ Ассадъ, если со мной случится несчастіе, я буду знать покрайней мѣрѣ, что ты въ безопасности». Амгіадъ долженъ былъ уступить и остался у подошвы горы.

Царевичъ Ассадъ, схваченный при входѣ въ городъ жрецовъ.

Царевичъ Ассадъ взялъ денегъ и пошелъ въ городъ. Войдя въ первую улицу, онъ подошелъ къ почтенному старику, хорошо одѣтому и съ тростію въ рукѣ. Принявъ его за знатнаго человѣка, который вѣрно не обманетъ его, онъ сказалъ ему: «Господинъ, не можете ли сказать, какъ мнѣ пройти на городскую площадь»?

Старикъ, улыбаясь, отвѣчалъ: "Ты, вѣрно, иностранецъ, молодой человѣкъ? Иначе ты не обратился бы ко мнѣ съ этимъ вопросомъ. Да, господинъ, я иностранецъ, отвѣчалъ Ассадъ. — Добро пожаловать, возразилъ старикъ, городъ нашъ обрадуется такому красивому молодому человѣку, а зачѣмъ тебѣ надо идти на площадь? — Вотъ уже два мѣсяца. отвѣчалъ Ассадъ, какъ я и братъ мой идемъ издалека и только сегодня пришли въ этотъ городъ. Братъ мой очень усталъ и остался отдыхать у подошвы горы, а я пришелъ сюда за съѣстными припасами.

"Ты. сынъ мой, встрѣтился со мной очень кстати, я угощалъ недавно своихъ пріятелей и у меня осталось столько разнаго кушанья, что дѣвать некуда. Пойдемъ со мной, я накормлю тебя, и ты отнесешь еще много своему брату; тогда и деньги останутся у тебя, а они путешественникамъ очень нужны, и припасовъ вамъ обоимъ станетъ дней на пять. Дома я разскажу тебѣ о всѣхъ достопримѣчательностяхъ нашего города, потому что никто не знаетъ ихъ лучше меня: я занималъ много важныхъ должностей, и ты долженъ быть радъ, что говоришь со мной, а не съ кѣмъ нибудь другимъ, потому что не всѣ граждане нашего города похожи на меня; между ними есть много злыхъ. Пойдемъ, пойдемъ; ты увидишь разницу между честными людьми и злыми гражданами нашего города. "Я очень, очень обязанъ вамъ за все, отвѣчалъ царевичъ Ассадъ, и такъ увѣренъ въ истинѣ вашихъ словъ, что пойду, куда бы вы ни повели меня.

Старикъ, идя съ Ассадомъ, смѣялся изподтишка и продолжалъ разговаривать съ нимъ, чтобы поддержать его хорошее мнѣніе о себѣ. «Очень, очень радъ, повторялъ онъ, что мы встрѣтились и благодарю за то Бога; когда придешь ко мнѣ, то увидишь, почему я такъ радуюсь».

Старикъ привелъ его къ себѣ и ввелъ въ обширную залу, гдѣ сорокъ другихъ стариковъ окружали огонь и поклонялись ему.

Царевичъ Ассадъ, при видѣ безумцевъ, предпочитавшихъ поклоненіе огню поклоненію истинному Творцу неба и земли, и при мысли, что старикъ обманулъ его, пришелъ въ ужасъ. Пока Ассадъ стоялъ неподвижно отъ изумленія и* страха, старикъ поклонился остальнымъ старикамъ. «Почтенные обожатели огня, сказалъ онъ имъ, для насъ сегодня счастливый день. Гдѣ Газбанъ? позовите его»!

Едва старикъ произнесъ эти слова, какъ вбѣжалъ негръ Газбанъ и, замѣтивъ Ассада, понялъ, зачѣмъ его позвали; онъ подбѣжалъ къ нему и ударилъ его по лицу такъ сильно, что царевичъ упалъ. Газбанъ проворно связалъ ему руки и спросилъ, что съ нимъ дѣлать. «Отведи его внизъ, отвѣчалъ старикъ, и прикажи моимъ дочерямъ. Бостанѣ и Кавамѣ, бить его каждое утро палками и давать по два небольшихъ хлѣбца въ день. Это поддержитъ его до отплытія корабля въ синее море, къ огненной горѣ; тамъ мы принесемъ его въ жертву нашему божеству; это будетъ ему пріятно».

Султанша не продолжала дальше, потому что настало утро. Въ слѣдующую ночь она разсказывала индѣйскому султану:

НОЧЬ 208.

Государь, когда старикъ отдалъ это страшное приказаніе Газбану, негръ схватилъ его и грубо стащилъ внизъ; пройдя черезъ нѣсколько дверей, онъ привелъ его въ темницу и привязалъ за ногу толстой желѣзной цѣпью. Потомъ пошелъ къ дочерямъ старика, но тотъ уже былъ у нихъ и поручилъ имъ мусульманина, съ тѣмъ, чтобъ онѣ били палками и не щадили его. «Этимъ, прибавилъ онъ, докажете, что вы истинныя поклонницы огня».

Гостана и Кавама, воспитанныя въ ненависти къ мусульманамъ, приняли съ радостію предложеніе отца. Они сошли въ темницу, раздѣли Ассада и били его такъ немилосердно, что онъ лишился чувствъ и, весь въ крови, упалъ на полъ. Послѣ этого варварскаго поступка, дочери старика поставили подлѣ него воду и хлѣбъ, и ушли.

Ассадъ, придя въ себя, залился горькими слезами; его утѣшала только мысль, что братъ его избѣжалъ этихъ мученій.

Амгіадъ подождалъ брата, у подошвы горы, до вечера, и, когда уже было три. четыре чае ночи, онъ началъ тревожиться и провелъ ночь въ страшномъ отчаяніи. На другой день, чуть свѣтъ, онъ пошелъ въ городъ и былъ очень удивленъ, встрѣчая мало мусульманъ. Отъ одного прохожаго онъ узналъ, что городъ этотъ наполненъ жрецами, обожающими огонь, и, на вопросъ его, сколько отсюда до государства Чернаго острова, ему отвѣчали, что моремъ четыре мѣсяца путешествія, а сушей цѣлый годъ. Амгіадъ удивился, какимъ образомъ онъ съ братомъ дошелъ до этого города пѣшкомъ въ шесть недѣль, и подумавъ, что это могло случиться не иначе, какъ волшебствомъ, или же гора, черезъ которую они переправились сократила имъ путь. Прохожій между тѣмъ поспѣшно ушелъ отъ него.

Прохаживаясь по городу, Амгіадъ остановился у лавки портнаго и, узнавъ по платью, что онъ мусульманинъ, поклонился ему, сѣлъ и разсказалъ свое горе.

«Если братъ вашъ, отвѣчали портной, попалъ въ руки жрецовъ, вы его не увидите больше никогда. Не думайте о немъ; спасти его невозможно, и старайтесь лучше, какъ бы самому не попасть въ ихъ руки. Если хотите, останьтесь у меня, я познакомлю васъ со всѣми хитростями жрецовъ, и если бы они вздумали ловить васъ, то вы имъ не поддадитесь». Амгіадъ, огорченный потерею брата, поблагодарилъ портнаго и принялъ его предложеніе

Исторія царевича Амгіада и одной женщины изъ города жрецовъ.

Въ продолженіи цѣлаго мѣсяца, Амгіадъ не выходилъ изъ дома портного. Разъ онъ рѣшился сходить одинъ въ баню и, возвращаясь оттуда глухою улицей, встрѣтился съ какой-то женщиной. Она шла къ нему на встрѣчу и, замѣтивъ его молодость и красоту, откинула покрывало и, посмотрѣвъ на него нѣжно, улыбнулась ему.

Амгіадъ былъ очарованъ ею и сказалъ: "Госпожа, куда прикажешь мнѣ идти съ тобой, ко мнѣ или къ тебѣ?

«Господинъ, отвѣчала съ улыбкой женщина, я не могу принять тебя къ себѣ и лучше пойду къ тебѣ».

Этотъ отвѣтъ поставилъ царевича въ затруднительное положеніе, потому что онъ жилъ съ портнымъ и не осмѣливался привесть къ нему незнакомку; онъ могъ черезъ это лишиться его покровительства и остаться одинъ посреди чужаго города. Не желая разстаться съ хорошенькою женщиной, и не зная, какъ поступить въ этомъ случаѣ, Амгіадъ пошелъ на удачу впередъ; женщина, думая, что онъ ведетъ ее домой, послѣдовала за нимъ.

Царевичъ Амгіадъ переходилъ изъ улицы въ улицу, изъ переулка въ переулокъ, съ площади на площадь, и, подойдя наконецъ измученный и огорченный къ большому дому, у воротъ котораго были двѣ скамьи, сѣлъ на одну изъ нихъ. Женщина, едва переводя духъ отъ усталости, сѣла на другую.

«Это твой домъ, господинъ? спросила она. — Да, отвѣчалъ Амгіадъ. — Чего же ты ждешь и отчего не войдемъ въ него? возразила она. — Ворота заперты, моя прекрасная, отвѣчалъ царевичъ; я послалъ слугу за съѣстными припасами къ обѣду, онъ заперъ ворота, и я боюсь, что намъ долго придется ожидать его».

Царевичъ сказалъ это съ тѣмъ, чтобъ женщина ушла отъ него, потому что, хотя она и правилась ему, по онъ видѣлъ невозможность принять ее у себя и рѣшился отдѣлаться отъ нея, но ошибся.

«Вотъ дерзкій слуга, заставляетъ ожидать насъ! вскричала незнакомка; если ты, господинъ, не накажешь его, то я накажу хорошенько сама. Здѣсь насъ могутъ замѣтить, надо войти непремѣнно въ домъ». Говоря это, она подняла камень и стала отбивать имъ деревянный замокъ, привѣшенный у воротъ. Амгіадъ испугался. «Госпожа, вскричалъ онъ, что ты это хочешь дѣлать? — Чего ты боишься, вѣдь это твой домъ? отвѣчала она; замокъ нужно будетъ бросить, это правда, но онъ стоитъ очень дешево и ты купишь новый», и, прежде чѣмъ Амгіадъ успѣлъ удержать ее, она сломала замокъ, открыла ворота и вошла на дворъ. Амгіадъ, не помня себя отъ страха, не зналъ, идти ему за ней или бѣжать домой, по въ это время незнакомка обернулась и, замѣтивъ, что онъ не входитъ въ ворота, остановилась и позвала его. Царевичъ перешелъ съ ней вымощенный дворъ, потомъ взошелъ на лѣстницу и очутился въ хорошо убранномъ залѣ, посреди котораго былъ столъ, уставленный вкусными кушаньями и плодами; тутъ же былъ и буфетъ съ отличными винами.

«Конечно, подумалъ Амгіадъ, я пропалъ и недолго переживу Ассада»! Незнакомка, напротивъ, была очень довольна. «Ну, вотъ, господинъ, ты боялся, что слуга ничего не приготовитъ, а онъ оказался очень исправнымъ. Только, если я не ошибаюсь, тутъ приготовленъ приборъ для другой женщины? Ничего, впрочемъ; пусть она придетъ, я не стану ревновать и буду благодарна, если ты позволишь мнѣ прислуживать вамъ обоимъ».

Какъ ни былъ огорченъ Амгіадъ, однако разсмѣялся «Увѣряю тебя, госпожа, сказалъ онъ, что я никого не жду и что обыкновенно обѣдаю такъ». Потомъ, не желая дотрогиваться до кушанья, непринадлежащаго ему, онъ сѣлъ на софу. "Отъ чего ты не садишься за столь, господинъ, «просила незнакомка; ты вѣрно проголодался послѣ бани, садись непремѣнно, и будемъ пить, ѣсть и веселиться».

Амгіадъ долженъ былъ согласиться на ея убѣжденія и сѣлъ за столъ. Поѣвъ немного, она валила себѣ вина, выпила за здоровье Амгіада и, наливъ другой стаканъ, подала его ему, прося выпить за ея здоровье.

«Вотъ было бы счастіе, думалъ Амгіадъ, удивляясь, что въ такомъ большомъ и прекрасномъ домѣ нѣтъ ни одного слуги; еслибъ хозяинъ вернулся, когда мы уже уйдемъ». Незнакомка продолжала нить и ѣсть и угощала его Они совершенно были сыты, когда вернулся хозяинъ дома.

Это былъ главный конюшій царя жрецовъ, Багадеръ. У него былъ еще другой домъ, въ которомъ онъ жилъ постоянно, а сюда приходилъ, переодѣтый, попировать съ нѣсколькими своими пріятелями. Въ этотъ день, онъ пригласилъ трехъ, четырехъ друзей, и слуга его, приготовивъ все нужное для обѣда, вышелъ изъ дома только передъ приходомъ Амгіада и незнакомки. Багадеръ пришелъ безъ свиты, за часъ до пріѣзда своихъ гостей- Онъ удивился, увидѣвъ, что замокъ у воротъ сломанъ, и, потихонько войдя въ домъ, прижался къ стѣнѣ и заглянулъ въ залъ. Увидѣвъ въ немъ молодаго человѣка и женщину, онъ успокоился, и въ то время, какъ они весело разговаривали и Амгіадъ хотѣлъ нить за здоровье незнакомки, Багадеръ показался въ дверяхъ и сдѣлалъ знакъ поблѣднѣвшему царевичу выйдти къ нему.

Незнакомка сидѣла спиной къ дверямъ. Когда Амгіадъ, выпивъ вино, всталъ, она спросила его, куда онъ идетъ. «Подожди меня здѣсь, госпожа, отвѣчалъ онъ, я сію минуту вернусь».

Онъ вышелъ въ сѣни; Багадеръ повелъ его за дворъ, чтобъ него варить съ нимъ наединѣ.

Шехеразада замѣтила разсвѣтъ и встала. Она продолжала въ слѣдующую ночь:

НОЧЬ 209.

Государь, когда они были уже на дворѣ, Багадеръ спросилъ Амгіада, по какому случаю онъ очутился съ своею госпожой у него и зачѣмъ они сломали у воротъ замокъ.

«Господинъ, возразилъ Амгіадъ, вы, вѣрно, считаете меня очень преступнымъ; но, умоляю, выслушайте меня и вы убѣдитесь въ моей невинности». Онъ разсказалъ, ему, какъ было дѣло и, чтобъ увѣрить его, что онъ неспособенъ былъ ограбить его домъ, разсказалъ, что онъ царевичъ и какимъ образомъ попалъ въ этотъ городъ.

Багадеръ очень любилъ иностранцевъ и обрадовался встрѣчи съ Амгіадомъ, тѣмъ болѣе, когда узналъ, что онъ царскаго рода. Его манеры и разговоръ не оставляли въ этомъ ни малѣйшаго сомнѣнія. "Царевичъ, сказалъ онъ, « очень радъ, что могу помочь вамъ въ этой забавной исторіи, и не только не помѣшаю вашему удовольствію, но готовъ служить вамъ, чѣмъ могу. Я главный конюшій здѣшняго царя и живу не въ этомъ домѣ; здѣсь я только бываю изрѣдка, чтобы свободнѣе повеселиться съ своими друзьями. Вы увѣрили вашу незнакомку, что ждете вашего слугу, я замѣню вамъ его, и, какъ бы вы не отговаривались, исполню это непремѣнно. Ступайте и веселитесь; я переодѣнусь, и, когда явлюсь къ вамъ въ своей новой роли, не смущайтесь пожалуйста и побраните меня хорошенько; даже побейте, пожалуй; я стану прислуживать вамъ до полночи. Потомъ вы переночуете у меня, а завтра проститесь съ вашей то ножей и она ничего не узнаетъ о вашемъ обманѣ. Тогда я постараюсь оказать вамъ услугу побольше этой; ступайте, не теряя времени» Амгіадъ хотѣлъ возражать, но главный царскій конюшій принудилъ его вернуться въ залъ. Когда Амгіадъ ушелъ отъ Багадера, пришли его пріятели; онъ извинился, что не можетъ принять ихъ въ этотъ день, и тѣ ушли. Багадеръ переодѣлся въ невольника.

Амгіадъ сѣлъ за столъ весело, не безпокоясь больше о томъ, что вернется хозяинъ дома, и довольный, что Багадеръ поступилъ съ нимъ такъ благородно. Онъ извинился передъ незнакомкой и сказалъ, что очень сердитъ на своего слугу и, когда онъ вернется, непремѣнно побьетъ его.

Незнакомка отвѣчала, что о немъ нестоитъ думать, и скоро оба принялись опять за столъ, угощали другъ друга, пили, весело разговаривали и смѣялись.

Когда пришелъ Багадеръ, переодѣтый невольникомъ, Амгіадъ съ гнѣвомъ взглянулъ на него. Слуга упалъ къ его ногамъ, поцѣловалъ землю, и потомъ, скрестивъ руки и опустивъ глаза, сталъ передъ нимъ.

"Гдѣ ты былъ, негодяй? вскричалъ Амгіадъ, развѣ ты незнаешь, что я ожидаю тебя? — Прости, господинъ, вскричалъ робкимъ голосомъ Багадеръ. Я не торопился исполнить твои порученія, потому что не ожидалъ тебя такъ скоро домой.

«Ты лжешь, возразилъ Амгіадъ, я проучу тебя, негодяй»! Говоря это, онъ схватилъ палку и слегка ударилъ ею раза два Багадера, потомъ сѣлъ опять за столъ.

Незнакомка осталась недовольна такимъ легкимъ наказаніемъ невольника и, взявъ палку, начала такъ сильно колотить ею, что бѣдный Багадеръ заплакалъ. Амгіадъ незналъ, что дѣлать; нѣсколько разъ хотѣлъ онъ вырвать палку, по незнакомка пришла въ такую ярость, что съ ней трудно было сладить. Наконецъ, онъ убѣдилъ ее оставить слугу въ покоѣ, и она сѣла за столъ, проклиная Багадера.

Багадеръ отеръ слезы и приготовился служить за столомъ, но гости его уже насытились; онъ убралъ со стола, вымелъ комнату и приготовивъ на софѣ постель, зажегъ свѣчи. Каждый разъ, какъ онъ входилъ и выходилъ изъ комнаты, незнакомка начинала бранить его, что очень непріятно дѣйствовало на Амгіада, поставленнаго въ неловкое положеніе. Приготовивъ все нужное, Багадеръ ушелъ въ сосѣднюю комнату и скоро уснулъ.

Поговоривъ еще съ полчаса, незнакомка вышла изъ комнаты и, заглянувъ въ полуотворенную дверь, увидѣла спящаго Багадера. «Господинъ, сказала она, возвратясь въ залъ, если ты любишь меня, то исполни мою просьбу. — Какую? спросилъ Амгіадъ. — Позволь мнѣ взять саблю и отрубить твоему слугѣ голову».

Амгіадъ былъ очень удивленъ этой просьбой, хотя не сомнѣвался, что она была слѣдствіемъ выпитаго вина. «Оставь въ покоѣ моего слугу, отвѣчалъ онъ, стоитъ ли о немъ думать; я наказалъ его, ты тоже, и довольно; притомъ я такъ привыкъ къ нему, что мнѣ жаль лишиться его.

Я непремѣнно хочу, вскричала въ изступленіи незнакомка, чтобъ этотъ негодяй былъ убитъ! Если ты не убьешь его, то я убью его сама». Съ этими словами, она выхватила изъ ноженъ саблю и бросилась изъ комнаты.

Амгіадъ догналъ ее въ сѣняхъ."Госпожа, сказалъ онъ, если ты непремѣнно хочешь, чтобъ мой слуга умеръ, то я самъ отрублю ему голову". Она отдала ему саблю."Пойдемъ со мной, прибавилъ онъ, только будь осторожна, а то онъ проснется". Они вошли въ комнату, гдѣ спалъ Багадеръ и Амгіадъ, вмѣсто того, чтобъ убить Багадера, отрубилъ голову незнакомкѣ

Занялась заря, и Шехеразада замолчала; на слѣдующую ночь она продолжала:

НОЧЬ 210.

Государь, отрубленная голова упала на Багадера и разбудила его. Увидѣвъ Амгіада съ окровавленною саблей и трупъ молодой женщины, онъ съ удивленіемъ спросилъ, что все это значило. Амгіадъ разсказалъ ему все и прибавилъ, что не могъ иначе избавить его отъ смерти, какъ убивъ незнакомку.

Вижу, господинъ, отвѣчалъ съ признательностію Багадеръ. что благородные люди не могутъ выносить злодѣяній, не наказывая за нихъ. Вы мой избавитель и я всю жизнь не забуду этого". Обнявъ и поцѣловавъ царевича, онъ продолжалъ: «Пока еще не разсвѣло, нужно отнесть куда нибудь подальше этотъ трупъ: я берусь за это самъ. Не отговаривайтесь, вы иностранецъ и скорѣй можете подвергнуться опасности, нежели я Если къ утру я не вернусь то значитъ попался въ руки стражи. Я сейчасъ напишу завѣщаніе, въ которомъ, въ случаѣ моей смерти, назначу васъ наслѣдникомъ всего своего имущества».

Написавъ завѣщаніе, Багадеръ положилъ трупъ въ мѣшокъ, взялъ его на плеча и понесъ къ морю. На дорогѣ онъ встрѣтился съ судьей и былъ остановленъ. Узнавъ, что у него въ мѣшкѣ, судья взялъ его подъ стражу и. утромъ представилъ царю. Царь разсердился, узнавъ, въ какомъ положеніи и за что былъ взятъ Багадеръ, осыпалъ его упреками и приказалъ повѣсить и объявить всему городу о его казни.

Багадеръ съ покорностію выслушалъ смертный приговоръ и ни слова не сказалъ въ свое оправданіе. Судья увелъ его изъ дворца и въ то время, когда приготовляли висѣлицу, объявилъ всему городу о его казни и ея причинѣ.

Царевичъ Амгіадъ прождалъ Багадера до утра и начиналъ уже тревожиться, какъ услышалъ объявленіе о его казни. «Нѣтъ, сказалъ онъ, я не допущу умереть невиннаго»! и поспѣшилъ къ мѣсту казни; народъ стекался туда со всѣхъ сторонъ.

Завидѣвъ судью и связаннаго Багадера, Амгіадъ пошелъ къ нимъ на встрѣчу. «Господинъ, сказалъ онъ судѣ, не онъ, а я совершилъ преступленіе, убивъ молодую женщину; она хотѣла лишить жизни Багадера, но, чтобъ не допустить ее до этого, я принужденъ былъ поступить съ ней такъ жестоко; вотъ какъ было дѣло».

Царевичъ разсказалъ, какъ, выходя изъ бани, былъ остановленъ незнакомкой, какъ вошелъ, по ея настоятельнымъ требованіямъ, въ домъ Багадера, и все, что произошло потомъ. Судья повелъ ихъ обоихъ къ царю и тотъ захотѣлъ услышать всю исторію отъ самого Амгіада. Царевичъ повторилъ свой разсказъ и. чтобъ увѣрить царя въ истицѣ своихъ словъ, прибавилъ къ этому исторію свою и брата.

«Я очень доволенъ, сказалъ парь, выслушавъ его, что имѣлъ случай познакомиться съ тобой, царевичъ, и не только дарую жизнь тебѣ и Багадеру, и возвращаю ему за его благородный поступокъ съ тобой прежнюю должность, но и дѣлаю тебя своимъ главнымъ визиремъ. Эта должность вознаградитъ тебя нѣсколько за несправедливый поступокъ твоего отца и дастъ тебѣ возможность отыскать брата».

Поблагодаривъ царя за милость и вступивъ въ новую должность, царевичъ принялъ всѣ мѣры къ отысканію брата. Онъ обѣщалъ богатыя награды тѣмъ, кто приведетъ къ нему Ассада или узнаетъ что нибудь о немъ, и разослалъ людей искать его; по Ассадъ не находился.

Продолженіе исторіи Ассада.

Между тѣмъ, Ассадъ находился въ цѣпяхъ въ своей темницѣ, и дочери старика, Бастана и Кавама, каждый день немилосердно били его. Наконецъ приблизился день праздника обожателей огня, и старики начали снаряжать въ путь корабль, снабжая его различными товарами, и приготовлялись къ путешествію, предпринимаемому ими ежегодно къ огненной горѣ. Когда все было готово къ отъѣзду, капитанъ корабля Неграмъ вывелъ Ассада изъ темницы и, приведя на корабль, заперъ въ сундукъ съ товарами, оставивъ небольшія щели, въ которыя могъ проходитъ воздухъ.

Передъ отплытіемъ корабля, Ассадъ, узнавъ объ этомъ, отправился съ другими придворными на корабль, и. надѣясь между пассажирами найдти своего брата, приказалъ всѣмъ выйти на палубу. Но ни онъ. ни его люди, осматривавшіе корабль, не нашли Ассада и вернулось во дворецъ.

Корабль снялся съ якоря и когда былъ уже въ открытомъ морѣ, капитанъ Беграмъ приказалъ вывесть Ассада изъ сундука и, боясь, чтобъ онъ съ отчаянія не кинулся въ море, велѣлъ приковать его на палубѣ.

Спустя нѣсколько дней вѣтеръ измѣнился, поднялась буря и кораблю угрожала большая опасность. Беграмъ и лоцманъ не знали даже, гдѣ они находились, и каждую минуту ждали, что корабль разобьется о какую нибудь скалу. Вдругъ вдали показалась земля; Беграмъ узналъ, что это была пристань и столица царицы Маргіаны, мусульманки, ненавидѣвшей обожателей огня. Капитанъ очень огорчился, потому что царица Маргіана на ни за что не позволила бы имъ пристать къ своему берегу, еслибъ только узнала, кто они. Между тѣмъ Беграму оставалось выбирать одно изъ двухъ: или погибнуть или пристать къ берегу. Онъ объявилъ объ этомъ всѣмъ бывшимъ на кораблѣ. «Если мы и рѣшимся наконецъ пристать къ берегу, прибавилъ онъ, то Маргіана изъ ненависти къ немъ велитъ насъ перерѣзать всѣхъ до одного, и вотъ чѣмъ только мы можемъ избавиться отъ этого; нужно отвязать этого мусульманина, одѣть его невольникомъ и когда царица, позвавъ меня, спроситъ, чѣмъ я торгую, я отвѣчу ей, что ѣздилъ продавать невольниковъ, изъ которыхъ у меня остался только одинъ, и покажу ей этого мусульманина. Онъ, вѣрно, понравится ей, она сжалится надъ нимъ и купитъ его; а мы, воспользуясь этимъ случаемъ, дождемся попутнаго вѣтра и тогда отправимся въ путь».

Предложеніе капитана было всѣми одобрено и принято съ радостію.

Разсвѣло, и Шехеразада замолчала; она продолжала въ слѣдующую ночь: