Изъ мачтъ и паруса, — какъ честно онъ служилъ
Искусному пловцу подъ вёдромъ и грозою! —
Ты хижину себѣ воздушную сложилъ
Подъ очарованной скалою.
Тебя пригрѣлъ чужой денницы яркій лучъ —
И въ откликахъ твоихъ мы слышимъ примиренье;
Гдѣ тѣломъ страждущій пьетъ животворный ключъ,
Душѣ сыскалъ ты возрожденье.
Поэтъ, и я обрѣлъ, чего давно алкалъ,
Скрываясь отъ толпы безчинной,
Среди родныхъ полей и тѣнь я отыскалъ,
И уголокъ земли пустынной.
Привольно, широко, куда ни кинешь взор…
Здѣсь насажу я садъ, здѣсь, здѣсь поставлю хату! —
И, плектронъ отложа, я взялся за топоръ
И за блестящую лопату.
Свершилось: домъ укрылъ меня отъ непогодъ,
Луна и солнце въ окна блещетъ,
И, зеленью шумя, деревьевъ хороводъ
Ликуетъ жизнью и трепещетъ.
Ни рѣзкій крикъ глупцовъ, ни подлый ихъ разгулъ
Сюда не досягнутъ. Я слышу лишь изъ саду
Лихого табуна сближающійся гулъ,
Да крикъ козы, бѣгущей къ стаду.
Здѣсь пѣсни нѣжныхъ музъ душѣ моей слышнѣй,
Ихъ жадно слушаетъ пустыня,
И — вѣрь! — хоть изрѣдка изъ сумрака аллей
Ко мнѣ придетъ моя богиня.
Вотъ здѣсь, не вѣдая ни бурь, ни грозныхъ тучъ
Душой, привычною къ утратамъ,
Желалъ бы умереть, какъ утромъ лунный лучъ,
Или какъ солнечный — съ закатомъ.
