ТРИ БРАТА.
Въ нѣкоторомъ царствѣ, не въ нашемъ государствѣ жилъ-былъ царь. У этого царя было три сына; и былъ у него конный заводъ, и въ сторонѣ отъ своего государства. И повадился къ нему воръ ходить: каждую ночь воруетъ по самому лучшему жеребцу. Только онъ и говоритъ своимъ сыновьямъ: «любезные мои дѣти! кто изъ васъ поймаетъ этого вора, то тому я отдамъ своего полъ-царства». И въ первую ночь пошелъ старшій сынъ. Только онъ подъѣхалъ къ этому заводу, и росло здѣсь дерево густое; привязалъ онъ своего коня и самъ сѣлъ подъ дубомъ. Посидѣлъ нѣсколько времени и заснулъ. Утромъ просыпается и видитъ, что одного жеребца нѣтъ. Ну онъ пріѣхалъ къ своему отцу. «Такъ и такъ, папаша, я проспалъ, а жеребца одного нѣтъ». Но на другую ночь собрался средній сынъ. Также и онъ проспалъ.
На третью ночь сталъ проситься меньшой сынъ; отецъ согласился, отпустилъ его. Взялъ съ собой ружье, пистолеты, кинжалъ и все такое, посидѣлъ подъ дубомъ нѣсколько времени. Только видитъ: бѣжитъ левъ, даже земля дрожитъ; изъ ноздрей пламя пышетъ. Только сейчасъ онъ къ заводу, отворяетъ дверь и выноситъ оттуда жеребца; только онъ съ дубомъ поровнялся, Иванъ царевичъ изъ ружья ударилъ и попалъ ему въ ногу; перешибъ ему ногу, но самаго его не убилъ; сѣлъ онъ верхомъ на свою лошадь, за нимъ поскакалъ; только подъѣзжаетъ онъ къ лѣсу, вдругъ левъ провалился. Подъѣхалъ онъ къ этому мѣсту и видитъ: ровъ ужасно глубокій. Только онъ прыгнуть боялся, а никакъ ему нельзя было туда опуститься.
Постоялъ онъ нѣсколько времени и вдругъ видитъ: ѣдутъ два молодца. Онъ имъ сталъ махать своимъ бѣлымъ платкомъ. Эти два молодца увидали, стали подъѣзжать къ нему, и увидѣлъ, что это его родные братья. Они ѣздили на охоту. Онъ имъ подробно разсказалъ, какъ и что было. Тутъ онъ придумалъ: лошадей своихъ зарѣзать и шкуру съ нихъ содрать и ремней нарѣзать; надвязать и кошелку сплесть и туды опускаться. Но когда они все это сдѣлали, то изъ двухъ братьевъ никто не сталъ опускаться; но меньшой братъ согласился опуститься. Когда онъ сѣлъ въ кошелку, то они стали его опускать; онъ опустился и пошелъ тамъ.
Шелъ нѣсколько времени и увидѣлъ впереди мѣдное царство. Только подходитъ онъ, отворяетъ дверь, и сидитъ тамъ дѣвица; она стала у него спрашивать: «любезный нашъ другъ, Иванъ царевичъ! какими судьбами ты сюда попалъ?» Онъ ей все подробно разсказалъ, какъ левъ таскалъ у нихъ по жеребцу и все. Она и говоритъ: «ну, говоритъ, Иванъ царевичъ, тебѣ надо спрятаться, а то левъ сейчасъ прійдетъ сюда, будетъ ногу перевязывать; онъ теперь такой сердитый, что нельзя ему летать по вольному воздуху». Она ему и говоритъ: «ты садись ко мнѣ въ сундукъ»! Только онъ успѣлъ сѣсть въ сундукъ, вдругъ входитъ левъ и говоритъ: «что тутъ русскимъ духомъ пахнетъ?»—Какъ же, говоритъ, не пахнуть? Вы летали по вольному воздуху, вы и набралися русскаго духу. Только она ему ногу перевязала; онъ ушелъ. Она тутъ открыла сундукъ и говоритъ: «ну, Иванъ царевичъ! вылѣзай ты теперь!» Онъ вылѣзъ; она дала ему кольцо: «когда ты, говоритъ, возратишься, то меня возьми за себя замужъ; а не за себя, такъ за братьевъ». Она ему и говоритъ: «ну, Иванъ царевичъ, ты теперь ступай дальше, придешь въ серебреное царство; тамъ моя середняя сестра; ты скажи, что я тебя прислала». Онъ распростился съ ней, пошелъ.
Шелъ нѣсколько времени и подшелъ къ серебреному царству. Отворяетъ дверь; сидитъ тамъ дѣвица такая прекрасная, что лучше той. Она спросила его: «ахъ, Иванъ царевичъ! какими судьбами вы сюда попали?» Онъ ей все разсказалъ, какъ и зачѣмъ пришелъ. «Ну, Иванъ царевичъ, теперь вамъ надо спрятаться». Она спрятала его въ сундукъ. Когда она его посадила, вдругъ входитъ левъ. «Что здѣсь такъ русскимъ духомъ пахнетъ?»—«Какъ не пахнуть, когда вы летали по вольному воздуху, набрались русскаго духу?»—Вотъ она ему ногу перевязала; онъ и ушелъ. Вывела она Иванъ-царевича изъ сундука, и говоритъ: «ну, Иванъ царевичъ, идите въ золотое царство къ моей старшей сестрѣ. Кланяйся ей отъ меня. Она постарается—ты убьешь этого льва». И эта дала тоже ему свое кольцо. Онъ распростился и пошелъ.
Шелъ нѣсколько времени и подшелъ къ золотому царству; отворилъ дверь и сидитъ тамъ прекрасная дѣвица, что лучше средней сестры. «Ахъ, Иванъ царевичъ, какимъ образомъ ты сюда попалъ?» Онъ ей все разсказалъ, какъ и зачѣмъ и что было. «Ну, говоритъ, Иванъ царевичъ, теперь тебѣ надо спрятаться: онъ сердитъ, что нельзя ему летать по вольному воздуху». Посадила она его въ печку. Только вдругъ входитъ левъ: «что русскимъ духомъ пахнетъ?» Она перевязала ему рану, а онъ ушелъ. Иванъ царевичъ изъ печки вышелъ и сталъ спрашивать: «какъ и гдѣ бы мнѣ его поймать?» Она ему и говоритъ: «если ты возьмешь за себя за мужъ, то я помогу его убить. Ступай вотъ въ этакую комнату; онъ спитъ, храпитъ; ты возьми свое копье и какъ можно старайся попасть ему въ шею, чтобъ съ одного разу отрубить ему шею, а если въ другой разъ ударишь, то онъ воскреснетъ и тебя съѣстъ». Онъ пошелъ и видитъ, что левъ лежитъ—храпитъ; онъ подшелъ, ударилъ, и шея отвалилась и покатилась. Онъ возвратился къ ней. «Ну, говоритъ, любезная царевна, я льва похитилъ; пойдемъ отсюда мы, захватимъ твоихъ двухъ сестеръ; этѣ сестры будутъ за мужемъ за моими братьями, а я тебя за себя замужъ возьму!» Такъ они взяли сестеръ, пошли; подошли къ тому мѣсту, гдѣ его опускали и видятъ, что кошелка виситъ.
Иванъ царевичъ посадилъ первую сестру изъ мѣднаго царства, подергалъ ремни; братья и вытащили ее, и опять опустили кошелку. Иванъ царевичъ посадилъ сестру изъ серебренаго царства, подергалъ ремни; братья вытащили и ее, и опять опустили кошелку. Потомъ Иванъ царевичъ посадилъ сестру изъ золотаго царства; онъ ей сказалъ: «ты скажи имъ, что ты моя невѣста, а сестры—ихъ невѣсты». Только когда братья ее вытащили, то тѣ братья такъ и удивились такой красотѣ невиданной. Они и говорятъ: «надобно убить его, и эту красавицу за себя замужъ взять». Вотъ когда они опустили кошелку, Иванъ царевичъ сѣлъ въ кошелку; они его потянули, тянули, тянули и отрубили ремень. Такъ Иванъ царевичъ упалъ и лежалъ нѣсколько времени безъ чувствъ.
Когда онъ опомнился, ходилъ онъ по всѣмъ царствамъ и не зналъ, что ему дѣлать и какъ отсюда вылѣзти. Только вдругъ онъ идетъ, попадается ему старичекъ, сталъ Ивана царевича спрашивать. «Что, говоритъ, ты, любезный человѣкъ, что ты здѣсь ходишь и зачѣмъ сюда попалъ?» Онъ ему подробно все разсказалъ, что и какъ случилось. «Ну, Иванъ-царевичъ, я тебѣ помогу въ твоемъ горѣ, дамъ я тебѣ ружье, дроби и пороху, и дамъ я тебѣ двѣ кошелки; и ступай ты настрѣляй всякой дичи обѣ кошелки; если можешь и больше настрѣляй.» Ну, Иванъ царевичъ пошелъ и настрѣлялъ дичи обѣ кошелки и возвратился опять къ этому старичку; старичекъ у него спрашиваетъ: «что настрѣлялъ?»—«Вотъ настрѣлялъ». «На̀ вотъ тебѣ бочку, налей ее полну воды и пойдемъ къ тому мѣсту, гдѣ ты опускался». И подошли они къ этому мѣсту; вдругъ старикъ свиснулъ, и прилетаетъ огромной величины птица.
«Вотъ, говоритъ, ты на эту птицу садись; привяжи кошелки и бочку съ водой на нее. Когда она оглянется на правую сторону, то ты кинь ей въ ротъ птицу, когда оглянется на лѣвую, то влей ей кружку воды въ ротъ. Но когда ты будешь видѣть, что мало дичи, то давай рѣже, а то когда вся дичь выйдетъ, она тебя опять уронитъ на полъ». Иванъ царевичъ сѣлъ на нее и полетѣлъ. Вотъ у него вся дичь и вода вышли, а было ему еще много вверхъ летѣть. Птица на какую сторону не оглянется, все онъ ей ничего не даетъ, ни воды, ни дичи. Тутъ онъ испугался, что она его уронитъ; онъ взялъ изъ своей изъ правой ноги икру вырѣзалъ и бросилъ ей въ ротъ. Она вылетѣла и стала у него спрашивать: «ну, Иванъ царевичъ, что ты мнѣ въ послѣдній разъ такъ сладко далъ?» Онъ и говоритъ: «я изъ своей изъ правой ноги вырѣзалъ икру». «—Ахъ, Иванъ царевичъ, мнѣ тебя жалко».—Птица харкнула и выблевала икру къ этому мѣсту; она приросла сейчасъ. Птица полетѣла внизъ; а онъ пошелъ къ своему царству.
Шелъ онъ нѣсколько времени и пришелъ въ свое царство ночью. Ни въ одномъ мѣстѣ, нигдѣ не было огня; былъ огонекъ въ одномъ маленькомъ домикѣ. Онъ постучалъ и отперли ему и видитъ: сидитъ здѣсь башмачникъ и шьетъ башмаки. Онъ у него спрашиваетъ: «кому же ты это шьешь башмачки?»—«Я, говоритъ, шью: нашъ царь хочетъ жениться на Марьѣ царевнѣ и велѣлъ сшить ей башмаки, золотомъ шитые, алмазомъ усыпаны, только безъ мѣрки, и если не потрафлю, то голову снесутъ».—Иванъ царевичъ и говоритъ: «не плачь, любезный: утро вечера мудренѣе. Ложись спать, а я тебѣ сошью башмаки».—Утромъ встаетъ башмачникъ и видитъ, что башмаки сшиты. Иванъ царевичъ и говоритъ: «ну, говоритъ, донеси къ своему царю.» Когда онъ донесъ къ Марьѣ царевнѣ и она примѣрила, что башмаки по ногѣ, и такъ ей понравилися, что очень хорошо были сдѣланы. Она увидала въ башмакахъ надпись, что «не ходи, Марья царевна, ни за кого за мужъ, а подожди Ивана царевича; онъ скоро къ тебѣ будетъ».—А вечеромъ Иванъ царевичъ поблагодарилъ башмачника и пошелъ. И видитъ въ одномъ мѣстѣ огонекъ; больше нигдѣ не было огня; постучался; отперли ему. И видитъ: сидитъ портниха и шьетъ платье. Онъ у ней сталъ спрашивать: «кому же это ты шьешь платье?»—Марьѣ царевнѣ; она хочетъ идти за мужъ за нашего царя; да вотъ боюсь, что безъ мѣрки не угадаю; а какъ не угадаю въ пору, то казнятъ. «Ну, говоритъ Иванъ царевичъ, не печалься, ложись спать; утро вечера мудренѣе. Я тебѣ сошью платье».—Она легла спать. Утромъ просыпается, видитъ, что платье готово. Вотъ она понесла къ царю; Марья царевна примѣрила, и такъ ей понравилось платье, и видитъ она на платьѣ надпись: «не ходи, Марья царевна, ни за кого за мужъ; Иванъ царевичъ къ тебѣ скоро будетъ.» Вечеромъ Иванъ царевичъ поблагодарилъ портниху и пошелъ. И видитъ въ одномъ мѣстѣ огонь; больше нигдѣ не было огня. Онъ постучался, его впустили; и видитъ онъ: сидитъ серебреникъ, дѣлаетъ золотой перстень съ брильянтами. Онъ его и спрашиваетъ: «кому ты это перстень дѣлаешь?»—Онъ говоритъ: «Марьѣ царевнѣ, что за нашего царя за мужъ выходитъ. Да вотъ безъ мѣрки боюсь не потрафить!»—«Ну, не бойся; ложись спать; утро вечера мудренѣе.» Вотъ утромъ и говоритъ Иванъ царевичъ серебренику: «дай я самъ отнесу перстень, а ты не ходи!»
Приходитъ онъ во дворецъ; видитъ, что все готово къ вѣнцу; только дожидались одного перстня; онъ подноситъ перстень Марьѣ царевнѣ. Она его узнала, кинулась къ нему на шею. «Ахъ, говоритъ, любезный мой женихъ, сколько я тебя ждала; твои братья, говоритъ, посылали меня гусей стеречь и утокъ и тиранили надо мной; теперь я было согласилась идти за нихъ за мужъ.»—«Ну, Марья царевна, я тебя за себя возьму за мужъ. Пойдемъ къ моему родителю.»—Онъ пришелъ къ нему въ комнату, бросился къ нему на шею. «Ахъ, любезный мой сынъ, гдѣ ты до сихъ поръ былъ? мнѣ твои братья сказали, что тебя растерзалъ левъ.» Иванъ царевичъ разсказалъ ему все подробно, какъ и что съ нимъ братья сдѣлали; отецъ и говоритъ: «что ты хочешь, то съ братьями и дѣлай; а какую хочешь, бери невѣсту изъ трехъ сестёръ». «Ну, говоритъ, папаша, вотъ моя невѣста; а братьевъ я, говоритъ, брошу обоихъ въ ровъ».—Тутъ онъ обвѣнчался, сталъ жить, поживать, добра наживать.
(Записана мной отъ урожденца деревни Селина, Веневскаго уѣзда, Тульской губ.).
