Морозов М. М. Театр Шекспира (Сост. Е. М. Буромская-Морозова; Общ. ред. и вступ. ст. С. И. Бэлзы). — М.: Всерос. театр. о-во, 1984.
В трагедии «Король Лир» (1605) нашли отражение тяжелые страдания народных масс в современную Шекспиру эпоху, отмеченную глубокими изменениями в жизни английского общества. В знаменитой сцене в степи (III, 4) старый Лир, сам оказавшийся бездомным бродягой, произносит под вой ветра и шум непогоды следующий монолог:
Бездомные, нагие горемыки,
Где вы сейчас? Чем отразите вы
Удары этой лютой непогоды,
В лохмотьях, с непокрытой головой
И тощим брюхом? Как я мало думал
Об этом прежде!..
Таков был тот сумрачный фон эпохи, о котором следует помнить, изучая одно из величайших произведений Шекспира — его трагедию «Король Лир».
Сохранился любопытный рассказ, относящийся к эпохе Шекспира и принадлежащий перу неизвестного автора. К королю Генриху XII явился будто бы скромно одетый феодал старинного склада, окруженный толпой своих вассалов. Король был очень недоволен многочисленностью этой свиты и отказался принять старика на службу. Прошло некоторое время, и старик снова явился к королю, но уже без свиты. На вопрос короля, куда же девались его вассалы, старик молча указал на дорогое золотое шитье, которым на этот раз была украшена его одежда. Аллегорический смысл этого рассказа понятен: старик променял свои феодальные права на золото, главную силу нового века, и стал служить королю вместе с «выскочками», как говорили тогда, из нового дворянства.
Многие писатели той эпохи предостерегали против опасности феодальной реакции. Так, например, в 1552 году два ученых юриста Сэквилл и Нортон написали трагедию «Горбодук» (это была первая трагедия на английском языке), где рассказывали о легендарном короле древней Британии Горбодуке. Этот король отказался от власти и разделил страну между двумя своими сыновьями. В конце концов власть захватили воевавшие друг с другом лорды, и страна погрузилась в хаос кровавой распри. «Горе той стране, где короли посажены в тюрьму и где властвуют лорды», — читаем в пьесе «Эдуард Второй» крупнейшего из предшественников Шекспира — Кристофера Марло (1564—1593). Победу королевской власти над мятежными феодальными ордами Шекспир описал в наиболее значительной из своих исторических хроник — «Генрих IV».
В «Короле Лире» отказ короля от власти ведет к торжеству злых сил (Регана, Гонерилья). Не успел Лир сойти с престола, как мы уже слышим о готовящейся междоусобной войне между герцогом Корнуэльским и герцогом Альбанским (II, 1). Притворяющийся безумным, Эдгар, напевая песенку, иносказательно уговаривает Лира вновь собрать «рассеянное стадо»:
Не спи, пастух, гони мечту,
Твои стада во ржи.
Рожок свой приложи ко рту
И путь им покажи.
Борьба между новым и старым облекалась в Англии XVI столетия, менаду прочим, и в церковные одежды. Если к протестантству тяготели передовые силы, то те, кто стоял за старое, объединялись под знаменем католицизма, являвшегося оплотом общеевропейской реакции. Внутри страны не было достаточно могущественных сил, на которые можно было опереться в борьбе за старое (недаром многочисленные заговоры, в том числе и заговоры, созревавшие в окружении католички Марии Стюарт, проваливались один за другим), и реакционерам только и оставалось, что надеяться на помощь извне, на интервенцию. Было время, когда их надежды, казалось, были близки к осуществлению. В 1588 году, с благословения папы, «его католическое величество» испанский король Филипп II двинул против Англии огромный по тому времени флот, который испанцы окрестили «Непобедимой Армадой» (впрочем, весь тоннаж этого в то время невиданного по величине флота не превышал тоннажа двух современных линкоров). Только буря, частью потопившая, частью разметавшая корабли «Непобедимой Армады», предотвратила испанское вторжение.
Драматурги той эпохи охотно брали в качестве сюжетного материала легенды и сказания. Но в старые мехи они наливали новое вино. Шекспир в «Короле Лире», как увидим, положил в основу сюжета древнюю британскую легенду, но лица, действующие в «Короле Лире», их мысли, чувства, их отношение к жизни, друг к другу — все это принадлежит эпохе Шекспира. Прямо говорить о действительности было опасно: за неосторожное слово в застенках королевской тюрьмы вырезали язык, а то и казнили. На это обстоятельство в осторожной, завуалированной форме указывает Бэкон в своей «Истории царствования Генриха VII».
Трагедия «Король Лир» была написана в пору творческой зрелости великого драматурга, в непосредственной близости к «Гамлету», «Отелло», «Макбету». «Король Лир» — несомненно одно из наиболее глубоких и грандиозных произведений Шекспира.
Легенда о короле Лире (или Леире) и его дочерях уходит корнями в глубокую старину: она возникла, вероятно, еще в древней Британии, до начала нашествия англосаксов (V—VI века), а возможно, и до завоевания Британии римлянами (I век до н. э.). Таким образом, в первоначальном своем виде она была сагой британских кельтов. Впервые эта легенда была записана в XII веке уроженцем Уэльса (где сохранилось кельтское население) — ученым-клириком Джеффри Монмутским, писавшим на латинском языке. С тех пор ее не раз пересказывали, уже на английском языке, и в прозе и в стихах. Большинство этих пересказов приходится на XVI век, когда в английской литературе возник значительный интерес к древним британским историческим легендам (напомним, что, например, и действие упомянутой нами первой в английской драматургии трагедии «Горбодук», написанной в 50-е годы XVI века, происходит в древней Британии).
В начале 90-х годов XVI века кто-то из английских драматургов, имя которого осталось неизвестным, написал и поставил пьесу о короле Лире. Это бледное произведение, проникнутое духом христианского нравоучительства, наряду с несколькими пересказами легенды, послужило великому драматургу тем материалом, из которого он заимствовал общие контуры сюжета. Однако между этими источниками и трагедией Шекспира имеется глубокое различие. Еще раз напомним, что Шекспир написал «Короля Лира» в 1605 году — в ту пору, когда трагическое начало в его творчестве проявилось во всей своей полноте.
Гамлету противостоит тот хищный мир Полониев, Озриков, Гильденстернов и Розенкранцев, над которым властвует крупный Клавдий. Отелло попадает в сети, хитро расставленные одним из тех хищных авантюристов, которые в огромном изобилии расплодились в эпоху первоначального накопления. На Лира, едва успевшего отказаться от власти, обрушивается вся окружающая его среда. Это не простой случай дочерней неблагодарности, не просто «грех» Гонерильи и Реганы, как в дошекспировской пьесе. В страданиях Лира обнаруживается подлинная сущность окружающей среды, где каждый готов уничтожить другого. Недаром образы хищных зверей, как показывает текстологический анализ, встречаются в тексте «Короля Лира» чаще, чем в любой другой пьесе Шекспира. И прежде всего, для того чтобы придать событиям универсальность, чтобы показать, что дело идет не о ч_а_с_т_н_о_м случае, Шекспир как бы удвоил сюжет, рассказав, параллельно с трагедией Лира, о трагедии Гамлета (сюжетные контуры этого параллельного действия Шекспир заимствовал из романа английского поэта и писателя XVI века Филиппа Сидни «Аркадия»). Аналогичные события происходят под крышей разных замков. Регана, Гонерилья со своим дворецким Освальдом, предатель Эдмунд — это не единичные «злодеи». Автор дошекспировского «Короля Леира» написал нравоучительную семейную драму — Шекспир создал трагедию, в которую вложил большое общественное содержание и в которой, пользуясь сюжетной канвой старинной легенды, обнажил лицо своей современности.
Эпоха Шекспира, как мы видели, была отмечена чудовищным обнищанием народных масс. И, как мы уже говорили, одним из художественных отображений народного страдания является сцена бури в «Короле Лире», когда в голой степи, в непогоду, двое бездомных путников подходят к шалашу, в котором ютится нищий бродяга. Это центральный момент трагедии: Лир в этот миг постигает всю глубину, весь ужас народното страдания. «Как я мало думал об этом прежде», — говорит он.
Лир прежде никогда не думал о народе. Мы видим его в начале трагедии в пышном замке, гордым и своевольным деспотом, который сравнивает сам себя в минуту гнева с разъяренным драконом. Он решил отказаться от власти. Почему он так поступил? Этот вопрос неоднократно обсуждался на страницах шекспировской критики. Современные буржуазные шекспироведы видят здесь лишь «формальную завязку интриги», якобы не требующую психологического обоснования. Если бы дело обстояло так, Шекспир был бы плохим драматургом.
Поступок Лира, конечно, вполне объясним. С юных лет он, «венчанный богом» король, привык к своеволию. Каждая его прихоть — для него закон. И вот ему захотелось потешить себя на старости лет: он «благодетельствует» дочерей, и они — думает Лир — так и будут покорно стоять перед ним и вечно произносить благодарные речи. Лир с_л_е_п_о_й человек, который не видит и не хочет видеть жизни и который даже не удосужился присмотреться к собственным своим дочерям. Поступок Лира является капризом, самодурством. В начале трагедии каждый шаг Лира вызывает в нас чувство негодования. Но вот Лир бродит по мрачной степи, вспоминает впервые в жизни о «бездомных, нагих горемыках». Это другой Лир, это Лир, начинающий прозревать. И наше отношение к нему меняется.
Эта «динамика» образа Лира, которая отражает мучительное познание Лиром окружающей его жестокой действительности, отсутствует во всех предыдущих пересказах легенды, включая и дошекспировскую пьесу. Сцены в бурной степи целиком созданы Шекспиром.
Глубокая перемена, происходящая в Лире, отражена и в самом стиле его речей. В начале трагедии он отдает приказания, гордо говоря о себе «мы»:
Подайте карту мне. Узнайте все:
Мы разделили край наш на три части…
Мгновенно вспыхивает его гнев.
Ступай! Прочь с глаз моих! —
обращается он, задыхаясь от гнева, к Корделии.
Клянусь покоем будущим в могиле,
Я разрываю связь с ней навсегда.
И когда Кент пробует заступиться за Корделию, Лир грозит ему: «Ты шутишь жизнью, Кент».
Даже после отречения Лир сначала остается все тем же деспотом. «Не заставляйте меня ждать ни минуты. Подавайте обедать», — с этими словами Лир входит на сцену (I, 4). «Эй ты, малый!.. Кликни этого негодяя обратно!» Таков тон, в котором разговаривает Лнр. С шутом он обращается, как с животным: «Берегись, каналья! Видишь плетку?»
Совсем по-иному заговорил Лир в сцене бури. Перед нами мыслящий Лир, увидавший всю неправду окружающей его действительности. Он впервые в жизни думает о «бездомных, нагих горемыках». И теперь он видит и в шуте человека: «Иди вперед, дружок. Ты нищ, без крова». Наступают сцены безумия Лира. Заметим, что безумие Лира не является, конечно, патологическим сумасшествием: это напор бурных чувств изнутри, потрясающих, как взрывы вулкана, все существо старого Лира. Нужно было очень горячо любить своих дочерей, чтобы так страстно вознегодовать на них.
Итак, в течение действия Лир внутренне изменяется перед нами под влиянием совершающихся событий. И мы, говоря словами Добролюбова, «все более примиряемся с ним как с человеком».
Шекспировский прозревший Лир не мог, конечно, вернуться к былому благополучию. В отличие от своих предшественников, которые приводили события к счастливой развязке (войска Корделии побеждали войска злых сестер), Шекспир увенчал свою пьесу трагическим финалом. Характерно, что Наум Тейт, переделавший, в угоду аристократическому зрителю, шекспировского «Короля Лира» и лишивший трагедию ее общественного и гуманистического содержания, восстановил «благополучную» развязку. В течение всего XVIII века «Король Лир» ставился на английской сцене только в этой переделке.
В народном творчестве серьезное часто перемежается с юмором, трагическое — с комическим. Так и в шекспировской пьесе рядом с Лиром стоит шут. Этот образ целиком создан Шекспиром.
Образ шута занимает большое место в творчестве Шекспира, буффонный, комический шут был и раньше частым гостем на английской сцене. Как известно, в ту эпоху среди челяди королевского двора и знатных вельмож непременно находился шут. Обязанность его заключалась в том, чтобы постоянно развлекать своих господ всяческими шутками и прибаутками. Положение он занижал самое жалкое: его не считали за человека, и хозяин, как и любой знатный гость в доме, мог издеваться над ним, оскорблять его сколько душе угодно. Да и сам он считал себя «отпетым»: из шутов не выходили в люди. С другой стороны, шутам разрешалось, в отличие от остальной челяди, говорить более вольно и смело. «Знатные господа иногда любят потешить себя правдой», — читаем у одного современника Шекспира. Впрочем, за излишнюю откровенность шуту грозило наказание.
Замечательно, что Шекспир сумел увидать под пестрой, буффонной одеждой шута большой ум и большое сердце. Шут Оселок в комедии Шекспира «Как вам это понравится» следует за Розалиндой и Селией в добровольное изгнание, как их верный друг. Оселок — очень умный человек (на английском языке его имя — Тачстоун — в буквальном переводе значит «пробный камень»: в разговорах с шутом обнаруживается проба ума его собеседников). Зорким глазом наблюдает Оселок все, что происходит вокруг него. Недаром читаем о нем в комедии, что «из-за прикрытия шутовства он пускает стрелы своего ума». Интересен и образ шута Феста в комедии «Двенадцатая ночь». Фест всячески помогает сэру Тоби Бельчу и Марии в их веселой борьбе против мрачного пуританина Мальволио. По дарованию своему этот шут — поэт и артист: Фест чудесно поет изящные меланхолические песенки. В «Гамлете» упоминается королевский шут Йорик; принц Датский находит его череп на кладбище. «Увы, бедный Йорик!» — восклицает Гамлет. Он вспоминает свое детство, когда этот шут возил его на спине «тысячу раз». Маленький Гамлет любил Йорика и целовал его — «уж не помню, как часто». «Это был человек, обладавший неиссякаемым остроумием, великолепнейшей фантазией», — говорит Гамлет. В «Короле Лире» шут является одним из главных действующих лиц. Образ его в этой трагедии приобретает своеобразные черты. Показательно, что шут появляется только в тот момент, когда Лир впервые начинает видеть, что все вокруг него не совсем так, как он предполагал. Когда же прозрение Лира достигает своего завершения, шут исчезает. Он как бы самовольно входит в пьесу и самовольно выходит из нее, резко выделяясь в галерее образов трагедии. Он порой смотрит на события со стороны, комментируя их и беря на себя функцию, отчасти близкую функции хора в античной трагедии. Этот спутник Лира воплощает народную мудрость. Ему давно известна горькая истина, которую Лир постигает лишь путем тяжелого страдания.
Шут не только созерцатель, но и сатирик. В одной из своих песенок шут рассказывает о том времени, когда из жизни исчезнет всякая мерзость и когда «сделается общей модой ходить ногами» («Вся жизнь кругом неестественно вывернута», — хочет сказать шут).
По сравнению с дошекспировской пьесой о короле Леире шекспировский «Король Лир» сразу же поражает величественной монументальностью. Сами действующие лица трагедии полны переизбытка мощи. Старый Лир несет мертвую Корделию, как перышко. Глостер, когда у него вырывают глаза, не лишается чувств. Эдгар, несмотря на все пережитые невзгоды, сохраняет физическую силу: он убивает Освальда, побеждает на поединке брата. Какие-то богатыри. Это, конечно, не внешняя, эффектная «театральность» мелодрам, герои которых с необычайной легкостью уничтожают противников своими бутафорскими шпагами, — это монументальность народного эпоса. Именно в «Короле Лире» Шекспир особенно близко соприкоснулся с эпосом. Он, таким образом, вернул сюжету его родную почву и был, конечно, неизмеримо ближе к неизвестным нам народным истокам легенды о Лире, чем автор дошекспировской пьесы с ее заурядными, бледными действующими лицами и вялыми чувствами.
Трагедия «Король Лир» напоминает легенду, рассказанную в драматической форме. Шекспира в этой трагедии можно назвать не только драматургом и поэтом, но и с_к_а_з_и_т_е_л_е_м, близким народному творчеству. Гиперболичность, преувеличенность образов «Короля Лира» отнюдь не исключают их реализма, ибо эти образы являются не произвольными вымыслами, но обобщениями живых наблюдений.
Одной из основных тем «Короля Лира» является прославление верности. До конца непоколебимо верными остаются Корделия, Эдгар, шут и Кент. Это излюбленная Шекспиром тема. Он воспевает верность как лучшее украшение человека и в своих сонетах, и в «Ремео и Джульетте», и в комедии «Два веронца», и в комедии «Двенадцатая ночь» (где верная своему чувству Виола побеждает в конце концов все преграды), и во многих других своих произведениях.
В отношении психологических характеристик в «Короле Лире» особенно рельефно выступает излюбленное Шекспиром противопоставление внешности и сущности человека. Вспомним строптивую Катарину из «Укрощения строптивой», оказавшуюся в конце пьесы послушной и даже покорной, и ее сестру — покорную Бьянку, которая, едва успев выйти замуж, при всех называет мужа дураком и обнаруживает свою скрытую строптивость; толстогубого Отелло, который, судя по сохранившейся балладе, вряд ли был на сцене театра «Глобус» красавцем, и по первому впечатлению располагающего к себе «честного» Яго. В «Короле Лире» это противопоставление еще заметнее. Корделия сначала кажется суховатой и черствой, что совсем не соответствует ее натуре, охарактеризованной в самом ее имени (от латинского cor, cordis — сердце). Злые сестры очень красивы. Имя Гонерильи происходит от имени Венеры, богини красоты; имя Регана явно перекликается с латинским словом regina — королева; есть, по-видимому, что-то «царственное» в ее внешности. Старый Глостер, в начале трагедии веселый балагур, беспечно болтающий с Кентом об обстоятельствах рождения своего незаконного сына, — образ, резко контрастирующий с последующей судьбой Глостера. Под традиционной одеждой шута из пестрых лоскутьев (на поясе и локтях — колокольчики, на голове — колпак, похожий на петушиный гребень) скрываются, как мы видели, большой ум и большое сердце.
Шекспировская критика мало осветила образ Эдгара, а между тем он очень содержателен. Вначале Эдгар — легкомысленный и праздный повеса. Он сам потом рассказывает о своем прошлом. «Кем ты был раньше?» — спрашивает Лир, и Эдгар отвечает: «Гордецом и ветреником. Завивался. Носил перчатки на шляпе. Угождал своей даме сердца. Повесничал с ней». Но Эдгару уготовлена необычайная судьба: ему придется ходить в лохмотьях, ютиться в шалаше, притворяться сумасшедшим, дойти до предела нищеты. И в трудных испытаниях он становится другим, более мудрым и благородным человеком. Он становится поводырем слепого отца, и в конце трагедии в поединке против предателя-брата мстит за поруганную справедливость.
Для понимания Эдмунда чрезвычайно важно его обращение к природе («Природа, ты моя богиня!..»). Это хаотическая, мрачная природа — «лес, населенный хищными зверями», как говорится в шекспировском «Тимоне Афинском». Образ этой дикой природы, часто встречающийся у современников Шекспира, — отражение общества, в котором разрушались феодальные связи и открывался простор хищной деятельности рыцарей первоначального накопления. Этой природе, как своей богине, поклоняется незаконный сын Эдмунд.
Среди действующих лиц «Короля Лира» нет безликих персонажей — у каждого свое лицо, своя индивидуальность. Кент, например, отнюдь не «резонер», не абстрактное воплощение добродетели, у него тоже есть свой собственный, самобытный характер. С какой горячей торопливостью бросается он исполнить поручение Лира («Я глаз не сомкну, милорд, пока не передам вашего письма»), так что шут даже острит по его адресу («Если бы мозги у человека были в пятках, не грозили бы его уму мозоли?»)! С каким неистовством бранит он в лицо ненавистного Освальда!
Интересны и эпизодические персонажи. Укажем хотя бы на слугу, обнажившего во имя справедливости, в сцене ослепления Глостера, меч против герцога Корнуэльского. На страницах реакционной шекспировской критики неоднократно утверждали, что в произведениях Шекспира люди из народа всегда показаны только в смешном, комическом свете. Чтобы убедиться в неправде подобных утверждений, достаточно вспомнить этого скромного слугу. Впрочем, и мудрейший из шекспировских шутов — шут в «Короле Лире» тоже, конечно, человек из народа.
А разве не выразителен, например, торопливый придворный сплетник Куран, который сообщает Эдмунду, что между герцогами Корнуэльским и Альбанским готова вспыхнуть междоусобная война (II, 1)! Он так торопится сообщать новости, что бегает, а не ходит. Офицер Эдмунда, который берется исполнить подлое приказание своего господина, произносит всего две реплики (V, 3): «Да, я берусь», — лаконично отвечает он на слова Эдмунда, и затем:
Я не вожу телег, не ем овса.
Что в силах человека — обещаю.
И в одной шутке: «Я не вожу телег, не ем овса» — сразу же раскрывается грубая природа этого головореза.
Каждый образ в «Короле Лире» — результат живых наблюдений. При создании каждого из этих образов Шекспир, говоря уже цитированными нами словами Гамлета, «держал зеркало перед природой».
В «Короле Лире», одной из самых горьких своих трагедий, Шекспир нарисовал картину чудовищных противоречий, жестокости, несправедливости окружающего его общества. Выхода он не указал и, как человек своего времени, человек XVI века, не мог указать. Но в том, что он мощной своей кистью написал эту правдивую картину, негодуя вместе с Лиром и зорко наблюдая жизнь вместе с верным спутником Лира — носителем народной мудрости, заключается его бессмертная заслуга.
1949