Телемахида (Фенелон; Тредиаковский)/Книга четвёртая
| ← Книга третья | Тилемахида, или Странствование Тилемаха, сына Одиссеева, описанное в составе ироическия пиимы Василием Тредиаковским, надворным советником, членом Санкт-Петербургския императорския Академии наук с французския нестихословныя речи, сочиненныя Франциском де-Салиньяком де-ла-Мотом Фенелоном, архиепископом-дюком Камбрейским, принцом Священныя империи — Книга четвёртая | Книга пятая → |
| Оригинал: фр. «Les Aventures de Télémaque» («Приключения Телемака»). — См. Содержание. Источник: Сочинения Тредьяковского. — СПб.: Издание А. Смирдина, 1849. — Т. 2, отделение I. |
ТИЛЕМАХИДЫ
Перечень.
Калипса пресекает Сказание Тилемахово, дабы ему дать отдохнуть в покое. Ментор журит его втайне, что предприял он сказывать Повесть о своих приключениях, и советует окончить оные, потому что уже начал. Тилемах рассказывает, что во время путешествия из Тира в Кипр, видел в Сновидении Афродиту (Венеру) и Ерота (Купидина), от которых Паллада защитила его; что потом виделся ему Ментор, увещававший его бежать от острова Кипра; что, по убуждении, буря потопила б Корабль, если б он сам не стал при Кормиле, для того что Кипряне, бывши мёртвы-пияны, не-были в состоянии спасти себя; что, по прибытии в остров, видел с омерзением примеры самые заразительные: но Сирянин Азаил, у коего Ментор был в неволе, находившийся тогда в Кипре ж, дал свидеться и соединиться обоим Еллинам, да и посадил их на своё Судно, отвезть в Крит, а в сём Мореплавании видел он прекрасное Зрелище Амфитриты (богини Морской, дщери Океановы), ехавшие в Колеснице, везомой Коньми Морскими.
Бывши Калипса во-время сие в себе неподвижна,
И восхищена, речей Тилемаховых слушая в сладость,
Остановляет его, да несколько оный отдохнет.
«Время, — сказала ему, — пойти тебе опочинуть
5 В сне приятном, по-толь твоём утруждении долгом:
Гнездится нощь, и-возникшие звёзды уснуть присуждают.
Нечего здесь тебе и некого ныне бояться:
Всё благоспешствует толь, и-конечно все благосклонны.
Так попустись-же в веселие ты и-во-всякую радость;
10 Мирным спокойствием и тишиною изволь наслаждаться;
Да и всеми притом от-Небесных другими дарами,
Коими будешь ты удобрён наделённый в избыток.
Завтра, когда Заря своими багряными персты,
Станет нам отверзать врата златые Востока,
15 И как Солнцевы Кони, от-сланых[1] глубин востекая,
Всюду разольют огнь лучезарный света дневного,
Да пред-собою тем потушат все звёздную светлость,
Примемся паки, драгий Тилемах, за Повесть твоих Зол.
Не был Отец-твой отнюдь тебе ни в мудрости равен,
20 И ни-с-твоим никогда не-сравнился мужеством крепким.
Ни Ахиллей тот сам, Победитель Ектора сильна,
Также и-ни Фисей[2], в подземном Тартаре бывший,
И ни-великий Алкид[3], от-Страшилищ очистивый землю,
Не показали в себе твоих Добродетелей больше.
25 Сон глубокий, желаю, тебе да-сию сократит нощь:
Но, ах горе! мне долга колико пребудет.
Я не скоро тебя, в себе-мня, увидеть имею,
Я и слышать тебя ж, и-заставить слово сказаний
Том о всём, что знаю уже, а-чего не-познала,
30 И о том вопрошать самого повествующа дело.
Ну ж гряди, Тилемах драгий, и с Ментором купно,
Коего паки к тебе возвратить судили Прегорни.
В сей отдалённый вертеп иди, в котором к покою
Всё твоему уже уготовано тщательно нами.
35 Я Морфея[4] молю, да-рассыплет сладости нежны
На зеницах твоих обеих отягощённых,
Да Он божеский Мар[5] влиет в утруждённые члены,
И да послет тебе Сновидения легкопарящи,
Коим бы чувства твои усладить приятными виды,
40 И от-тебя отгнать убуждение скорое очень».
В том Богиня тотчас сама повела Тилемаха
В оный чертог, который стоял от-её отделённый.
Был сей ни-меньше Селянством прост, ни меньше ж приятен.
Текший Источник в одном из-углов, журчание сладце
45 Производил, наводящее Сон любезна Спокойства.
Там уготовали Нимфы два-Ложа из-Зелени мягки,
А на те постлали с зверей две Кожи большие;
Львину из-сих одну, Тилемаху спать на-которой,
Но Медведну другу на-другом для Ментора месте.
50 Прежде ещё, неж-они сомгнули спанием очи,
Ментор так говорил тогда един Тилемаху:
«Чванство, сказать о-себе, тебя изострило премного;
Ты усладил Богиню твоих рассказанием оной
Бедствий, бодрость из-коих тебя извлекли и-досужство.
55 Сим ты больше ещё вспламенил-в-ней горящее сердце,
И себе самому напастнейший плен уготовил.
Как ты чаешь теперь, что-тебя она-уж отпустит,
Толь усладивша её твоих приключений словами?
Тщетная слава тебе дала говорить безрассудно.
60 Та когда начала сама рассказывать Повесть,
Уведомляя тебя о-приключшемся всём Одиссею,
Способ долгий нашла вещать, ничего не-вещавши;
Но тебя преклонила сказать ей всё-что желала:
Хитрость толика-то жён прельстивных и любострастных!
65 Так когда ж, Тилемах, научиться можешь довольно,
Не говорить-бы тебе никогда ничего в Самохвальстве,
И молчать-бы о-пользах твоих, сим-на-вред, не-молчащу?
Прочих твой-Разум всех удивляет по-младости века,
В кой простительны быть не-большие погрешности мнятся;
70 Я ничего тебе отнюд опустить не-намерен:
Есмь я токмо един, кой знаю тебя совершенно,
И толико люблю, что-проступки все представляю.
Коль же ещё отстоишь от-Родительски мудрости много!»
«Как же то, — отвещал Тилемах, — я-возмог-ли Калипсе
75 Быть отречён, от-сказания всех моих злоключений?»
«Нет, — сам Ментор ещё, — надлежало те-сказывать Оной:
Но говорить, что-могло возбудить в ней жалость едину.
Мог ты ей сказать, иногда что-скитался повсюду;
А иногда что был в Сикелии Пленник невольный;
80 И что-потом завезён в неволю ж в самый Египет:
Было довольно сего твоих к познанию бедствий.
Прочее всё послужило ей к умножению жара,
Сердце которым уже её, пламенея, сгорает.
Боги да-даруют так, чтоб-твоё от-того ж сохранилось!»
85 «Что ж мне делать?» — ему Тилемах, но гласом смиренным.
«Поздо-уж, — Ментор сие, — скрывать приключений остаток:
Ведает много она, и толь, что-никак-ей не-можно
В том обмануться всём, чего не-досказано прямо;
Скрытность твоя раздражить уж токмо имеет Богиню.
90 Так довершай же завтра всё сказанием точным,
Что соделали Боги в твою, из милости, пользу:
Только ж напредки учись говорить с воздержанием большим,
Всё, что-тебе привлещи похвалу какую возможет».
Дружески добрый толь совет восприят Тилемахом;
95 А потом замолчавши оба купно заснули:
Ибо тогда и-по-всей земле ослабелы Животны,
Птиц, и-3верей, и-Скотов, покоились сном же глубоким.
Лишь светожизненный Фив[6] озарил всю землю лучами,
Как в том Ментор, услышав глас Богини Калипсы,
100 Звавшия в Рощу Нимф своих, разбудил Тилемаха.
«Время, — ему говорил, — одолеть сон, встать и-от-Ложа:
Час к ней-пойти; но сладких её речей опасайся.
Не отверзай никогда твоего ей сердца ко-входу;
Бойся льстивого яда Похвал, от-неё приносимых:
105 Та вчера вознесла тебя над-Родителя мудра;
Та предпочла тебя ж Ахиллею непобедиму,
И Фисею[7], притом Ираклию[8] ставшу бессмертну.
Мог-ли почувствовать ты, коль-хвала сия пребезмерна?
Мог-ли поверить всему, что-она тебе говорила?
110 Знай, что-тому она и-сама не верит конечно.
Хвалит тебя для-того, что быть помышляет преслаба,
И тщеславна толь, что-попустишь себе обмануться
Всеми хвалами, твоим отнюд не-сразмерными действам».
В том на место пошли, где Богиня их ожидала.
115 Зря-их, осклабилась[9] та, и радости видом сокрыла
Страх весь и беспокойство, смущавшие сердце её внутрь:
Ибо предвидела, что Тилемах, направляемый тако
Ментором, от неё отторгнётся, как и-Одисс сам.
«Ну ж поспешай, — говорила она, — драгий Тилемах мой,
120 Всё любопытство моё удовольствовать вполне сказаньми.
Виделось мне во-всю-ночь, что-плывёшь ты из Финикии,
И что новы себе снискуешь участи в Кипре:
Так расскажи ж, каково сие Путешествие было;
И начинать изволь, не-теряя мгновения мнейша».
125 Сели тогда на-траве, распещрённой различными цветы,
В сени младых Древес, составлявших Рощу густую.
Здесь непрестанно Калипса очей умильные взгляды,
Искр исполнь Любви, возвергала на Тилемаха;
И смотрила притом негодуя, что-бодрственный Ментор
130 Тщательно в ней наблюдал и-малейше движение взоров.
Все в молчании ж Нимфы слух-паки свой приклонили,
Седши в полкруга чиновно, да-лучше воньмут[10] и-видят.
Очи тех Подруг неподвижны в себе пребывали:
Были вперенны они на-младого Юношу токмо.
135 Но Тилемах потупив свои, вселюбезно ж краснеясь,
Начал ещё так сказывать повесть третичным приёмом.
«Благопоспешный едва распушил ветр Парусы наши,
Как Финикийска земля от наших-же глаз и-сокрылась.
И понеже я-плыл с едиными Кипряны в Судне,
140 Нравы которых мне отнюд не ведомы были;
То вознамерился там молчать, сам всё примечая,
И наблюдая скромность по-всем ей правилам должным,
Чтоб приобресть от них себе любления знаки.
Но в молчании том одолен Сном сладким и-сильным;
145 Чувства ослабли мои, и-без-действия всякого стали:
Я наслаждался уже тишиной и-спокойствием полным,
Коими сердце мое упояемо в радости было.
Вдруг увиделась мне во Сне Афродита[11] Богиня,
Облаков зыбь рассекавша деля в Колеснице парящей,
150 Кою мила Чета[12] голубина влекла сопряженна.
Тот-же имела блеск Красот, ту ж сличную Младость,
Те ж и-Приятности все, как-из-пен проявилась пучинных,
Коими толь поразила выспрь и Зевсовы[13] очи.
Вдруг ко мне ниспустилась на-низ парением быстрым,
155 Руку свою на-моё, осклабляясь, Рамо[14] взложила,
И называя меня по имени, так привечала:
«Граий[15] младый, в мою ты идешь ныне Державу;
Вскоре прибудешь уже в тот остров сладка блаженства,
Где веселие, смех, и-забавны утехи родятся.
160 Там воскуришь Фимиам[16]-мне ухания в жертву приятну;
Там погружу тебя в Реку всех сладостей нежных.
Сердца отверзи дверь надеждам превожделенным;
И стрегись воспротивиться всех сильнейшей Богине,
Хощет котора тебе блаженствовать в Мире всецело».
165 Вкупе тогда ж при ней усмотрил-я Сыночка Ерота[17];
Кой летал своея вкруг Матери крилышек порхом.
Хоть на-Личишке его пребывала румяна умильность.
Вся благолепность, и-вся весёлость любезна Младенства;
Только ж в глазёнках его ж не знаю что-острое было,
170 Я от-чего трепетал и внутрь пребезмерно боялся.
Зря на-меня усмехался он; но можно приметить,
Что тот усмех лукав, ругателен, зол совокупно.
Вынял из-Тула[18] он тогда, не медля, златого
Стрелу одну, у-него из бывших, преострую ону;
175 Лук-свой напряг, и-хотел уже вонзить мне-ту в перси[19],
Как внезапу явилась притом Паллада с Егидом[20],
И меня защитила, сим от-стрелы покрывая.
Взор Богини сея не-имел красоты женоличны,
И прелестные неги тоя, какую приметил
180 На Афродитином я Лице, и-во-внешней осанке;
Но, напротив, Красоту простотой нерадиву и-скромну:
Было всё важно в ней, благородно, крепко, сановно,
Силы исполнь, исполнь и-величия в мужестве твёрдом.
Та от-Ерота стрела, не-возмогши пробить сквозь-Егида,
185 Пала на-землю тут, без всяки содейности, тщетно.
То Ерот в досаду прияв, воздохнул претяжко:
Стыдно было ему так видеть себя побежденна.
«Прочь отсюду, — Паллада ему, — прочь, Малчик продерзкий!
Будешь всегда побеждать сердца единственно подлы,
190 Любящи паче бесчестны твоих любосластий утехи,
Нежели Стыд, Целомудрие, Честь, Добродетель, и-Славу».
Слыша Ерот сие, отлетел раздражённый прегорько:
А когда Афродита, по-нём, возносилась к Олимпу[21],
Долго я-видел её Колесницы, с Четой голубиной;
195 В облаке златолазоревом след; потом-та сокрылась.
Очи мои низводя-в-дол, ктому и-не-взвидел Афины[22].
Мне казалось, что-был пренесён я в сад многоцветный,
Здесь каков описуется нам в Полях Илисийских[23].
В месте том усмотрил я Ментора, так-мне вещавша:
200 «Скоро беги от-сея земли тлетворны и-люты,
Дышит в которой везде сладострастная Роскошь едина:
Здесь и-прекрепка должна Добродетель всегда содрогаться,
И не может спастись, как токмо бегством единым».
Лишь увидел его, пасть-хотел к нему-я на-выю[24],
205 Да того обниму: но-притом я чувствовал сам же,
Что не-могли иметь мои движения ноги,
Что колен у-меня и бывших не было будто,
И что руки мои ж, охватить в том Ментора силясь,
Тени пустые искали, всегда огосчения[25] чужды.
210 В сём стремительстве я от сна моего пробудился,
И в себе почувствовал, что сей таинствен сон мой,
Есть увещание мне божественно свыше поданно.
Крепости был-я исполнь противу всех сладострастий,
А на-себя самого не-имел-же надеяний буйных,
215 Так что-возмог проклинать жизнь Кипрския неги роскошну.
Сим я был пронзен, что Ментора думал умерша,
И что, преплыв в Ладии Харонтове волны Стигийски,
Он витает[26] уже Душ правых в блаженном жилище.
Мысль сия привела меня к слезам дожделивным.
220 Спрашиван я, почто неутешен плачу толико?
«Слёзы, — я отвечал, — Чужестранцу свойственны бедну,
Кой скитаюсь, прибыть же в отчизну, без-всяки надежды».
Впрочем, Кипряне все, в корабле том бывшие купно.
В буйственну радость, не-знаю с чего, попускались надеждно.
225 Все Гребцы, не-любя трудов, за Веслами спали;
Кормчий, в венке из-цветов, оставлял направлений Кормило[27],
А держал в руке Жбан добрый вина преисполнен,
Он который уже почитай до сна осушил весь:
Он же, и-прочие с ним, в голове чад Вакхов[28] имея,
230 Пели, в честь Афродите[29] и-с-ней Ероту[30] буяву,
Песни в таких Стихах, которые в мерзость приводят
Всяк целомудрый слух, и любящих всех Добродетель.
Их в забвении том морских напастей и-бедствий,
Буря внезапна вдруг возмутила Небо и-Море.
235 Вырвавшись Ветры свистали уж в вервях и-парусах грозно;
Чёрные волны к бокам Корабельным, как-млат, приражались,
Так что Судно от тех ударов шумно стенало.
То на-хребет мы-взбегаем волн, то-низводимся в бездну,
Море когда, из-под-дна разливаясь, зияло глубями.
240 Видели близко себя мы Камни остросуровы,
Ярость о-кои Валов сокрушалась в рёве ужасном.
Опытом я тут-познал, как слыхал от Ментора часто,
Что Сластолюбцы всегда лишаются бодрости в бедствах.
Наши Киприйцы все, как-жёны, рыдали унывши:
245 Только и-слышал от-них я что-жалостны вопли рыдавших;
Только-что вздохи одни по-роскошной жизни и-неге;
Только-что и Богам обречений тщетных обеты,
Жертвы оным принесть, по здравом приплытии к брегу.
Не было в них проворства ни-в-ком приказать бы-что дельно,
250 Также никто не знал и сам за что-бы приняться.
Мне показалось, что-должен я-был, спасая мою жизнь,
Равно её спасти от-беды и-у-всех же со-мною.
Стал на-Корме при-Весле я сам, для того-что наш-Кормчий,
Быв помрачен от-вина, как-Вакханта[31], бедства не-видел.
255 Я ободрил Мореходцов, крича-им полмёртвым с боязни:
«Прапоры сриньте долой, в низ-и-Парусы, дружно гребите».
Стали они тогда гресть сильно вёслами всеми;
Мы пробрались меж камней так без-вреда и-напасти,
И мы видели там все страхи близкие смерти.
260 Случай сей показался сном всем спасшимся мною;
Начали так на-меня взирать в удивлении зельном.
Мы на остров приплыли Кипр в том месяце вешнем[32],
Кой издревле есть посвящён Афродите Богине.
Время сие, по-Киприйцам, прилично сей пенородной:
265 Ибо все Естества оживляюще кажется вещи,
И возраждающе сладости все, как цветы в Природе.
Сшед на остров, почувствовал я тут воздух претихий,
Кой содевает тела слабосильны, ленивы, и-мягки,
Но вдыхает нрав весёлый, игривый, буявый.
270 Я усмотрил, что-поля плодоносны, с природы ж прекрасны,
Впусте почти везде, без-чреждений должных, лежали:
Толь все жители там трудам неприятели дельным!
Видел повсюду я-жён и дев, пренарядно одетых,
Кои Ликами[33] шли, Афродите хвалы воспевая,
275 В Храм её, посвящать себя той сердца в обетах;
Их на-Лице Красота, и-Приятность, и-вся Миловидность,
Купно и-Любости все ж совокупно играя сияли;
Но Добролепности те преизбыточно были притворны.
Им о-нарядах своих, о-румяности взора прелестна,
280 Токмо старание крайно всегда, и-всегдашние мысли;
Им заплетённые Космы[34] свои ж по-хребту распущать бы;
Им завитый многокудренно Влас возвышать-бы рядами;
Им пременять-бы то-так, то инак Рясны[35] в одеждах;
Им пестроту счетавать-бы цветов, сурмления ж блески;
285 Им-бы-зрить Юнош, от-Юнош да-зрятся паче иль-Сами.
В них ни-в-одной отнюд простоты благородны не-зрилось,
И ниже того устыдения всеми любезна,
Кое всей Красоте прекрайним изящием точно.
Вид изнеженный их, и хитрость лицем уставляться,
290 Их щегольские уборы притом, и-походка плавна,
Взгляды к тому ж, как будто ищущи Мужеских взглядов,
Ревность взаимная в них на-страстей возжение наглых;
Словом, всё-что я-видел там у слабого Пола,
Мне казалось негодно быть, и-достойно презора:
295 Чем сильнее хотели меня прельстить умиленьми,
Тем я болей, сердцем мерзясь, от них отвращался.
Был я-потом введён в Богинин Храм жертвоносный;
Многи она имеет себе на острове Храмы:
А особливей же есть покланяема тамо в Кифире[36],
300 И поклоняема ж там в Идалии, в граде и-Пафе;
Я приведён тогда был в Храм, что-в-Кифире создан есть.
Храм был оный весь сосложен из-Мармора цельна,
Здание было его Кругостолпием всесовершенным:
Все Столпы толстотой своей, и притом вышиною,
305 Виду казали Храм величествен и узорочен;
Сверх Переклада большого, и-сверх резного Завоя,
Были на-всех сторонах Причелины также большие,
Где представлены все, обронной искусно работой,
Из приключений, самых приятных, бывших Богине.
310 Храма при-дверях того толпы Людей непрестанно,
Кои приходят в него Даров с приношеньми своими.
Места священна того в ограде отнюд не-бывает,
Никаковых никогда Заколений жертвы в приносе:
Там, как-то-инде, не-зжется тук ни Тельчий ни-Юнчий;
315 Там пролияние крови Скотов есть Треба[37] невместна.
Токмо приносится там пред Жертвенник всяко Животно;
А приносить не можно сего, которо не-будет
Младо и бело, притом без-пятна и гнусна порока:
То под-покровом всё Пелениц багряных ведётся,
320 Шитых златом ещё по-краям; а рога позлащённы ж,
И к тому ж украшенны цветов благовонных пучками.
По принесении тех пред жертвенник в оном убранстве;
Их отводят уже на место весьма удалённо,
Где Жерцам богининым в пир закланы бывают.
325 Также приносятся всякие там обонятельны Водки;
И приносится тут-же вино; что Нектара слаждше.
Белые ризы на-всех Жерцах по-самы Плесницы[38],
Поясом те златым препоясаны Персей[39] нижае,
И бахрома златая ж кругом висит от-воскрилий[40].
330 Денно и-нощно курятся внутрь Ароматы Восточны,
Вверх пародымным столбом воспираясь от-Требищ кадильных.
Храма Столпы Монистой цветков увязены преслично:
Утварь Сосудов вся при Жертвах цельно златая;
Роща священна Мирсин[41] окружает здание цело.
335 Юноши токмо одни, и-прекрасные Юнотки, могут
Жертвы там приносить пред-Жерцов, и-вжещи огнь-палящий:
Но бесстыдство, притом Непотребств бесчиние всяко,
Тот бесчестит весь толико Храм велелепный.
Сперва мерзился я-тем, что видел тамо на-деле.
340 Но нечувствительно стал к тому привыкать созерцая.
Не приводил уж-меня Порок в гнушение скверный;
Мнил, и-в-стенах Илионских грешилось, и за-стенами;
Всех беседы вдыхали в меня ж к злочинию Склонность:
Скромность и-стыд-мой сим-Людям в игралище были беспутным.
345 Ими ничто не-забыто, во-мне да-возбудятся страсти,
Сети да-ставятся мне, обманы, со-всякими Козньми[42],
И да-к-Роскошству в сердце моём изострится охота.
Чувствовал, что становлюсь ежедневно слабее в силах;
Доброе мне воспитание больше не помогало;
350 Всё исчезало, о-чём преднамерился мыслию твёрдо.
Не был-уж крепок я, чтоб-противиться злому Недугу,
Кой отвсюду меня теснил и-язвил измождая[43];
Я себе ещё и в стыд поставлял Добродетель.
Был-я, как-плавает кто в реке глубокой и быстрой,
355 Сперва-он воды сечёт, и-против потока восходит:
Но когда у-неё крутояр есть глинистый берег,
А он стать не-возможет на-дне, да-усталый отдохнет;
То, наконец, из сил выбивается мало-помалу,
Члены его уже леденеют все изнуренны,
360 К дну опускается он, и ток человека уносит.
Точно начали так мои глаза помрачаться,
Духа ж и упадать в оскудение многажды сердце;
Я к тому не мог прийти ни разума в чувство,
Ни Отца моего о всех Добродетелях в память.
365 Сон, в котором я-мнился видяй Ментора мудра,
Как преселившася уж на-поля Илисийски отсюду,
Предовершил вконец меня из бодрости вывесть.
Тайна и-тиха мною всем овладела расслаба.
Я возлюбил яд лестный, лился что-из-жилы в другую,
370 И впивался костей моих в мозговидные соки.
Я, однак, воздыхал от-всего глубокого сердца,
Горькие слёзы точил из глаз проливая струями;
В ярости той моей как Лев рычал-я глашая:
«О! злосчастна толь несказанно Юность. О-боги!
375 Коль жестоко вы посмеваетесь над человеки!
Вы даёте почто проходить им младости лета,
Время всего неразумия и Огневицы[44] злыя?
О! почто не-покрыт я-уже власами седыми?
Что не слячен[45] к гробнице в близь, как дед-мой Лаертий?
380 Смерть-мне сладчае была б, неж-сия бесчестная слабость».
Так я-едва изрёк, как скорбь утоляться и-стала,
Как и сердце моё, упоённое страстию тою,
Весь почитай внутрь паки стыд отвергать начинало:
После я-видел себя угрызений в бездне погрязша.
385 В то смущение всё я рыскал по-роще священной,
Лани подобен быв Ловцем уязвлённой смертельно:
Бегает та по-лесам обширным болю в отраду;
Но её прободша стрела есть с нею повсюду;
Рана в боку везде, где-ни-скачет, у-ней смертоносна.
390 Всуе так-бегал я самого себя позабыть бы;
Только ж ничто не-могло исцелить мне язвы сердечны.
В самый сей-час усмотрил от-себя довольно далёко,
В сени рощи тоя густой, вид Ментора мудра:
Но лице мне-его показалось бледно толико,
395 Толь печально, уныло толь, и-толико ж сурово,
Что не-возмог никак тем-себя обрадовать видом.
«Ты ли? о-мой любезный друг! о-надежда едина!
Ты ли? но-как-то! ты ль сам? иль образ льстива призрака,
Лжею моим глазам даёт обмануться прегрубо?
400 Ты ли то, Ментор? иль-тень к злу во-мне чувствительна сущи?
Ты не в Лике ль уже пребываешь Душ тех Блаженных,
Плод которы своих Добродетелей сладце вкушают,
Коим и-Боги дают наслаждаться веселием чистым,
В вечном спокойстве и тишине на-полях Илисийских?
405 Рцы, о! Ментор, ты-жив ли ещё? я есмь-ли-толь счастлив,
Что мне видеть тебя б? Иль дух ты друга любезна?»
Так говоря, побежал я-к нему, дыханий лишённый:
Он спокоен стоял, меня ожидая недвижно.
О! Превыспренни, весте вы, мне радость колика
410 Стала, его как-почувствовал я осязаяй руками!
Нет, не-пустая то-Тень: Его держу и-объемлю.
«О мой Ментор драгий!» — я-воскликнул так не-однажды.
Я его лице омочил слёз тёплых реками;
Пребыл на-вые того ж, не-могий ни слова промолвить.
415 Он печально смотрил на-меня очами своими,
Полными теми весьма сожалений о-мне сердобольных.
Я наконец сказал: «Взялся, ах! ты-здесь откуду?
В бедства колики меня твоё отсутствие ввергло!
Да и что без-тебя мне ныне б делать в сём-месте?»
420 Но без-ответа мои на-вопросы: «Беги, — мне-сказал он
Голосом страшным; — беги, поспешай бежать как-возможно.
Здесь плодоносит земля едину токмо Отраву;
Здесь вдыхаемый весь заражён поветрием воздух;
Люди здесь, прилипчивы все, говорят меж-собою,
425 Только-что да сообщат друг другу Яд смертоносный.
Роскошь подла, бесчестна она ж, как сквернейша зол всех,
Зол-всех, из-Скрынки Пандоры тоя исторгшихся древле,
В негу приводит сердца, Добродетели ж следа не-терпит.
Ну ж, ну-беги; что медлишь? беги, вспять не-озираясь:
430 Выбрось из-памяти весь твоея сей остров проклятый».
Рёк-он; и тотчас я почувствовал как бы густый мрак
С глаз моих сходил, и чисту светлость-мне видет
Тот попускал: вот сладка, и-крепости полная Радость
В сердце моём уже возрождалась, приятно играя.
435 Радость сия была от оныя крайно различна
Мягкия радости, мне отравившие чувствия буйно:
Та упоений радость вся, и-смятения многа,
Ярыми как страстьми прерываема, так угрызеньми;
Но разумная радость сия, имеюща нечто
440 От блаженных тех в себе предвкушений небесных.
Чиста и-есть непримесна всегда, и-всегда неизменна,
И ничто её никогда истощить не-возможет:
Более коль погрузишься в неё, толь сладостна больше;
Душу и-сердце она похищает в восторг не-мятежно.
445 Слёзы тогда я лил; но то веселия слёзы:
И находил, что плакать так утешение было.
«О! Блаженны, — я говорил, — Человеки, которым
Кажет себя во всей своей красоте Добродетель!
Можно ль видеть её без-любви к ней внутрь всесердечны?
450 Да и можно ль любить ту, и не быть ублаженну?»
Ментор мне говорил: «Я должен расстаться с тобою;
В сей час я иду; мне-не-можно долее медлить».
«Идешь теперь куда ж, — отвечал я-ему, — поспешая?
В кое место Пустынь за-тобой не-последую прямо?
455 Мнить не-изволь, что-уже от-меня ты скрыться возможешь:
Я наипаче умру на-твоей стезе и-на-следе».
Так говоря, за-него я-держался силою всею.
«Тщетно, — сказал он мне, — удержать меня уповаешь;
Лютый Метофий меня Ефиопцам продал ценою.
460 Сии пошедши в Дамаск, что-в-Сирии, с товары своими,
Там восхотели ж меня с рук сбыть за-великие Деньги,
Из обывателей тех одному, Азаилу зовому,
Граия[46] кой себе Раба искать препотщался,
Да от-него познает сам Ахейские[47] нравы,
465 И да-услышит притом о-Науках Еллинских[48] наших.
Подлинно продан я Азаилу, и-дорого очень.
Что я-ему рассказал о наших нравов порядке;
То вложило в него любопытну, в Крит-ехать охоту,
Да навыкнет в том Миноевым мудрым Законам.
470 В плытие наше нас принудили сильные ветры,
К острову Кипру пристать, и-сойти от-волнений на-землю.
Но в ожидании ветра нам споспешного в путь наш,
Мой господин отлучился в Храм с принесением Дара;
Сё ж из-него исходит он; и-нас-ветр отзывает:
475 Парусы наши уже надымаются веяньми Духа.
Так прости ж, мой-драгий Тилемах! Раб-Богов почитаяй,
Должен идти за-своим Господином в верности сущей.
Боги к тому мне, в воле моей быть, не попускают:
Если-б свободен я-был; то, знают они, чтоб-я-токмо
480 Был единственно твой. Прости! Ты помни всегдашно
Все Одиссея труды, и слёзы все ж Пинелопы;
Помни ещё, и помни зело[49] Богов справедливых.
О блажайшие Боги! О покровители Чистым!
В коей земле принуждён оставить я Тилемаха!»
485 «Нет, нет; — я говорил ему, — мой Ментор дражайший!
Здесь оставить меня, не-в-твоей то воле пребудет:
Лучше-мне, лучше есть умереть, а нежели видеть,
Чтоб ты без меня куда отправился ныне.
Сирянин сей Господин или толь не милосерд есть?
490 Иль млеком он Львицыным был отдоен[50] во-младенстве?
Он из-моих тебя восхощет-ли вырвать объятий?
Должно ему меня убить, да-с-тобою не-буду:
Сам велишь мне-бежать, а сам же не изволяешь,
Да отсюду бегу за-твоими следом стопами.
495 Стану молить Азаила, негли он умилится,
Видя юна меня и-лиюща горькие слёзы;
Мудрость же толь любя, что-снискать ту идёт далёко,
Он нечувствительно сердце иметь и-свирепо не-может.
Брошусь к ногам ему, обниму колена руками,
500 И не-спущу я с места его, пока не-позволит,
Следовать всюду с тобою мне; дражайший-мой Ментор!
Буду и-я Рабом: ему в неволю предамся.
Если не-примет он; то-погиб уж я всеконечно:
Жизнь исторгну сам себе как-злодей и-убийца».
505 В самый сей-час Азаил к себе тут Ментора позвал.
Пал-я к стопам ему: он стал в удивлении многом,
Видя себе отнюд не знаема тако лежаща.
«Что-то? чего ты просишь?» — сказал. «Живота, — отвещал я:
Ибо жить не-могу, когда попустить не-изволишь,
510 Следовать с Ментором мне, который твой ныне Служитель.
Я есмь сын того великого мужа Одисса,
Есть который мудрейший Царей всех оных Елладских,
Кои прегордый град Илион в персть и-прах положили,
Славный толико во-всей, под солнцем, пространной Асии.
515 Род-мой тебе возвещаю, не тем да я возвеличусь,
Но да-вложу в тебя о-моих злоключениях жалость.
Я искал Отца моего по всяким Пучинам,
С сим при-себе человеком, отцем-мне другим пребывавшим:
В верх же несчастий всех, его отняла-мне Тихия,
520 Давши тебе в Раба. Позволь да-с-ним-буду Рабом же.
Ежели так, что любишь ты Справедливость и-Правду,
И в Крит идёшь Законы Царя Миноя уведать;
То прошу и-молю, твоего не-изволи ты-сердца
Ожесточить, пред-моими стенаньми здесь и-слезами.
525 Царского сына зришь пред-тобой в сие приведённа,
Рабства просить бы себе, как-единственны в горях отрады.
Прежде сего умереть я-хотел в земле Тринакрийской[51],
Да не буду Рабом: но-мои злоключения первы,
Опыты слабы обид мне были от-злобны Тихии;
530 Ныне ж мне-страх, да-не-как не-вменюсь между я-Рабами.
О Прегорьни! на-вся мне Злая сами воззрите:
О Азаил! и ты сам помни твёрдо Миноя,
Коего Мудрости и Правоте толико дивишься,
Будуща впредь Судии обоим нам в Дитове[52] Царстве».
535 Зря Азаил на-меня лицом, исполненным ласки,
Руку свою ко мне простёр, и поднял от-Долу.
«Знаю, — сказал, — как Мудрость Одиссову, так Добродетель:
Ментор часто сказывал мне, коликую славу
Он приобрёл себе, во всех тождеродных Пеласгах[53];
540 Быстрая Весть к тому ж разгласила оного Имя
Всем народам, и-всем племенам, в Востоке живущим.
Следуй со-мной, Одиссов сын: я-отец твой-пребуду
Даже до-тех времён, как найдёшь Родителя иста.
Слава Отца твоего меня хотя б не-подвигла,
545 И несчастия все как-его, так-твои совокупно;
К Ментору ж дружба моя тебе б помогать преклонила.
Куплен хоть-мной-он в Раба, но-хранится за-верного Друга:
Данно Сребро за-него, в нём дало драгий-мне прибыток,
Я приобресть не-возмог коликого в жизни поныне.
550 Твердую Мудрость в нём изобрёл, и-ему одолжён я
Всем, что-имею теперь любви к Добродетели в сердце.
В час-сей уже он-Увольнен, и-также ты-будешь Свободен:
Требую токмо у-вас обоих единого сердца».
В ока мгновение вышел я из-прегорькия скорби,
555 В радость сладчайшую толь, коль Смертные чувствовать могут.
Видел себя избавлена тем от ужасного бедства;
К собственной я своей Земле чрез то приближался;
Я находил себе к возвращению помощь довольну;
Сим утешался весьма, что был при-таком человеке,
560 Кой любил уж-меня по-любви к Добродетели самой:
А наконец обретал всё, Ментора так-тут обретший,
Что к тому никогда б отнюд мне с ним не-расстаться.
Идет на-брег Азаил; мы следуем оба за-ним же,
В Судно садимся; Гребцы рассекают тихие волны;
565 Лёгкий играет Зефир приятно в Ветрилах[54] наших:
Сей оживляет всё-Судно, дая бег оному плавный;
Остров Кипр у нас с очей сникает поспешно.
Тут Азаил, желая моё знать умствие очень,
Что я мнил-бы, меня вопросил, о нравах Киприйских.
570 Прямо сказал-я ему, колико напастному бедству
Юность моя была подвержена в Острове живша;
Также борение всё, претерпел я внутренне кое.
Быв поражён моим омерзением в скверне порока,
Так он-тогда возгласил: «О-богинь Афродита прекрасна!
575 Силу твою, твоего и Сына, я признаваю.
Был на-твоих Олтарях и я Фимиам возжигаяй:
Но попусти, прокленуть бесчестную в роскошах негу
Жителей всех, на-твоём пребывающих острове Кипре,
Купно и-скотски бесстыдства их, и все любодейства,
580 С коими те посвящают твои там празднества в Храме».
Начал потом собеседовать он тут с Ментором мудрым,
О Всемогуществе том, Создавшем Небо и-Землю;
О Присносущном Свете, измен не-имущем превечно,
Кой подаётся всем отнюд же не разделяясь;
585 О Преверховной Истине той, и-Повсемственной Ей же,
Разумы коя все просвещает, как-солнце тела все.
«Кто сего никогда не видел Чистого Света, —
Он вещал; — тот есть так слеп, как Слепорождённый:
Жизнь свою провождает тот в глубокой-всю нощи,
590 Людям подобен тем, что солнце не освещает
Чрез продолжение месяцов многих из-круглого лета.
Мнится премудр сей быть, а он пребессмыслен конечно;
Мнит, что видит всё, но-отнюд ничего он-не-видит;
Он умирает, совсем ничего ж не видевший в Свете;
595 Иль ощущавший мрачные токмо и-ложные блески,
Тени пустые, призраки в себе вещества не-причастны.
Все таковы, влекутся которы Сластию чувствий,
Иль которым люба приятность Образований[55].
Нет на-Земле человеков прямых, кроме человеков,
600 Кои Превечный тот-Ум вопрошают, любят, и-ходят
По уставам Его, и-Ему последуют точно.
Он наставляет нас, когда помышляем изрядно;
Он, когда мы худо мыслим, нас исправляет.
Мы от-Него не меньше разум, коль-жизнь-всю имеем:
605 Он как некий Светлости есть Океан превелий;
Разумы наши суть подобны малым потокам,
Кои текут из-Него и-в-Него втекают сникая».
Мудрости я в сих-речах хоть-не-понял ещё совершенно;
Токмо ж не-вем что-Высокое, с самым-мне Чистым, казалось:
610 Сердце моё от-того к тому пламенея горело,
Истину я в том всём ощущал сияющу блеском.
Те меж-собой ещё собеседовать тут продолжали,
О начале Богов, Ироев всех, и-Пиитов,
Также о-Веке златом, Потопе, Историях первых
615 Рода всего Человеча, Забвения и о-реке той,
В кою все погружаются Души от-тела отставши;
О бесконечных Муках, готовых всем Нечестивым
В огненожупелной[56] бездне, в глубостях Тартара темна,
И о-блаженном Покое том, наслаждаются коим,
620 Праведных Лики на-красно весёлых Полях Илисийских,
Тож не-страшась лишиться уже сих Радостей вечно.
В сей разговор Азаила взаимно ж и-Ментора вкупе,
Мы усмотрили Делфинов в струях, чешуёю покрытых,
Коя казалась как-быть от Злата и от-Лазори.
625 Сии в игре меж-собой возмущали препенисто воду.
После тех появились нам Тритоны гласящи
В роги проразисто те, из Раковин кои прегнутых.
Все окружали они Колесницу вплавь Амфитриты[57],
Бывшу везому поверх морскими белыми Коньми,
630 Кои блещались нам беловиднее всякого снега;
А рассекая токи волн, за собой оставляли
Долгу довольно бразду синеющу следом на-Море.
Огненны их глаза метали пламенны искры,
Но из морд у них исходил пар жаркий столбами.
635 Та Колесница была из Конхи[58] устроена дивно;
Конха блеском светилась беляй Слоновыя Кости,
Были Колеса её от-крушца[59] соделаны злата.
Зрилась сия Колесница лететь по-наверхности водной.
Лик превзрачных Нимф, увенчанных слично цветами,
640 Плыл в чиновном весь стремительстве за Колесницей:
Длинно у-них власы от-рамен распущены были,
И трепетались играньми ветра вьясь, извиваясь.
Скиптр у-Богини в руке был одной волнам укротитель;
А держала в другой на Лоне Палемона Сына,
645 При сосце возлежаща своём Богородна Младенца.
Светлый Облик её и-величество тихое взора,
Ветров мятеж и тёмных бурь собой устраняли:
Коней Тритоны ж правили тех позлащёнными вожди.
Парус багряный больший распростёрт был сверх Колесницы:
650 Был же вполы наядрен[60] от-множества малых Зефиров,
Кои дыханьми своими его наляцали[61] прилежно.
Еол[62] зрился среди воздуха рьян, беспокоен:
Сморщеный вид его и чёрствый, и-голос суровый,
Брови ж густо навислы, глаза исполнены зноя,
655 Зноя примрачна того, который круто пронзает,
Удержавали всех в молчании резких Вореев[63];
И разгоняли притом дожденосные тучи и-грозы.
Киты велики все, и все Дивовища странны,
Прыская водный лив из-ноздрей своих испускали,
660 И поспешали на-верх из-глубей да видят Богиню.
Конец четвёртой книги.
Примечания
- ↑ Солёных.
- ↑ Тезей.
- ↑ Геркулес.
- ↑ Бог сна.
- ↑ Влага тёплая, подобная пару.
- ↑ Солнце.
- ↑ Тезей.
- ↑ Геркулес.
- ↑ Улыбнулась.
- ↑ Внимать могут.
- ↑ Венера.
- ↑ Пара.
- ↑ Юпитер.
- ↑ Плечо.
- ↑ Грек.
- ↑ Ладан.
- ↑ Купидин.
- ↑ Колчан.
- ↑ Грудь.
- ↑ Броня, щит.
- ↑ Небо.
- ↑ Минерва.
- ↑ Рай языческий.
- ↑ Шея.
- ↑ В горсти взятия.
- ↑ Обитает.
- ↑ Руль.
- ↑ Бакхусов.
- ↑ Венера.
- ↑ Купидин.
- ↑ Бакханта бешеная женщина.
- ↑ Апрель.
- ↑ Хорами.
- ↑ Косы.
- ↑ Долгополые и широкополые складки.
- ↑ Цитера.
- ↑ Жертва, святыня.
- ↑ Плюсна.
- ↑ Грудь.
- ↑ Круг подола.
- ↑ Мирт дерево.
- ↑ Ухищрения, коварства.
- ↑ В крайнее приводя бессилие.
- ↑ Горячка.
- ↑ Пригнут.
- ↑ Грека.
- ↑ Греческие.
- ↑ Греческих.
- ↑ Весьма.
- ↑ Откормлен.
- ↑ Сицилийской.
- ↑ Плутонов.
- ↑ Греках.
- ↑ Парусы.
- ↑ Мечтаний.
- ↑ Серогорючей.
- ↑ Богиня морская.
- ↑ Раковина перлова.
- ↑ Металл.
- ↑ Надут.
- ↑ Напрягали.
- ↑ Бог ветров.
- ↑ Северные ветры.