Розанов В. В. Собрание сочинений. Юдаизм. — Статьи и очерки 1898—1901 гг.
М.: Республика; СПб.: Росток, 2009.
ТАЛАНТ УЧИТЕЛЬСТВА И ПОДГОТОВКА К УЧИТЕЛЬСТВУ править
Вопрос об учителе — это почти весь вопрос о школе, потому что учитель, собственно, и составляет школу. Да, школа — не кирпичное здание с размалеванным железным листом на фронтоне: «Гимназия», «Реальное училище», «Городское училище»; школа — это учитель и ученик в их взаимодействии.
Вопрос о том, как устроить это взаимодействие, т. е. как организовать школу и школьную жизнь — есть вопрос важный, но второй. Вопрос первый — есть вопрос о личности школы, т. е. о том, кто есть учитель, кого позвать в учителя, как дать выработаться учителю, как поставить учителя в отношение к ученику. Увы, вся реформа гр. Толстого осеклась на учителе. Нельзя никак отрицать огромных дарований министра-реформатора, его железной энергии; как и вдохновенности пророков из Москвы, которых он слушал и голосу которых последовал. Но все три инициатора новой гимназии совершенно не обратили внимания на вопрос: «да с кем же мы будем делать реформу», или, еще точнее: «кто с нами будет делать реформу?». Вопрос об учителе не был поставлен. Учителей просто выписали из Австрии, как выписывают солонину; эти «соленые учителя» и погубили все. Оставим воспоминания. Все ярко помнится целым обществом, и смысл ошибки очевиден даже для младенца. Одно последствие ошибки благотворно: в настоящее время весь вопрос о школе упирается в учителя.
С тем вместе вопрос этот неизмеримо труднее всяких регламентаций, всякой чисто организационной работы. Вопрос этот духовный и вопрос этот тонкий. Нельзя сказать, чтобы он не чувствовался в великости своей министерством народного просвещения. В разных вспомогательных комиссиях, со стороны чинов, так сказать, второй компетенции поднимался иногда вопрос о выработке учителя; но вопрос снимался с очереди, закрывался чинами первой компетенции. Почему? Потому что вопрос этот мучительный и потому что вопрос этот роковой.
Учительство есть ли талант и призвание? Или учительство может быть от фундамента и до вершины выработано подготовкою? Вопрос этот и есть прозрение в истину, «Oratores fiunt, poКtae nascuntur», т. e. можно подготовиться в ораторы, а поэтом нужно родиться. Некоторых сторон учительства решительно нельзя выработать. Напр., как выработать первую и основную черту хорошего учителя, — синтез этой заинтересованности личностью ученика и содержанием предмета, в силу которого хочется, невольно хочется рассказать, пояснить, переспросить и вообще — передать сведение, да и с любопытством проследить, какое впечатление в душе мальчика оставило это сведение. Вот собственно элемент урока, элемент учения. Через подготовку учитель может выучиться «давать урок». Да, но это мало и даже это ничего не составляет: нужно, чтобы класс жил на уроке и учитель жил же на уроке. А это — секрет рождения, а не секрет подготовки. Подготовка может дать анатомию урока; но «дыханием жизни» пробежать по уроку она решительно не может. Было бы долго объяснять, почему обязанности профессора университета суть легчайшие и простейшие сравнительно с обязанностями простого учителя, но это — так. Профессор собственно обязан иметь только умственные качества и притом в сторону одной силы; в учителе требуются душевные качества, а это гораздо труднее и утонченнее, и притом душевные качества чрезвычайной сложности. Поистине, как ни дурны учителя, нет силы обвинить их ввиду необыкновенной трудности их задачи. Профессор может дремать на кафедре, «читая» ему хорошо известную науку; и даже, сквозь дремоту, он может удивить студентов новизною сведений или освещения предмета, что в уме профессора давно сложилось, давно созрело. Словом, профессор дает из запаса прожитой своей работы, и он буквально только впускает слушателей к осмотру своей внутренней сокровищницы. Но учитель должен творить урок, творить его сейчас. Каждый удачный урок учителя есть разряжение его душевной энергии: оттого профессура не расшатывает здоровье, а учительство не только расшатывает, но разбивает учителя. Это факт службы, это факт ремесла; умейте наблюдать и понимать его; редчайшие учителя годны к чему-нибудь после 25 лет службы, а профессора еще долго «читают» и «читают» после этих же лет выслуги пенсии. Учитель должен быть равно умелым по отношению к предмету и по отношению к ученику: вот уже удвоение способностей против профессора, который должен быть умелым только по отношению к науке. Учитель должен быть чуток и влиятелен по отношению к моральным силам ученика, как и к умственным: вот уже учетверение обязанностей против профессора, который обращается и действует только на ум. Мы могли бы продолжать и далее, но довольно и этого. Подготовка может дать только кое-что учителю; она может скрасить, убрать с виду его природные дефекты, но убрать их только на минуты парадного положения, перед ревизором на экзамене и проч. Наконец, подготовка, ознакомляя с разными приемами преподавания, избавляет талант от необходимости самому изобретать. Вообще подготовка дает много средств, удлиняет природные силы хорошего учителя. Это — консерватория для хорошего голоса. Но Боже избави поступать в консерваторию безголосым: ведь никакой же профессор не даст голосового органа. Таково и положение подготовки педагогической по отношению к таланту и призванию. Учителя рождаются, как поэты, как хорошие голоса.
В каждой стране в данное время есть в сущности совершенно достаточный контингент образцовых учителей; но этих «рожденных» учителей нужно высмотреть и разыскать, их нужно приспособить к месту. Вот трудная задача этого искания, — задача, в сущности сводящаяся к тому, чтобы «поискал Иван Иваныч» или «Петр Семеныч», и останавливала вопрос в комиссиях. «Как я буду искать?.. Дайте мне закон — я его исполню». «Дайте мне регламент, я могу поступать по регламенту, но я не могу делать живого дела». Таким образом, вопрос об учителе, перед которым все дело педагогики становится в упор, сводится к вопросу о живом администраторе в самом министерстве, — мы разумеем попечителей округов и окружных инспекторов, — которые бы не «управляли по регламенту», но «поискали» бы, «пошарили» бы terre-Ю-terre[1], поползали бы по «матушке земле» (ведь каждому из них вверено от 7-ми до 9-ти губерний), и на недоумение родителей: «Да наших детей не умеют учить», ответили бы смело и с чистою совестью: «Ну, это было и быльем поросло: ваших детей учат так, как только есть способы и возможность учить». Этого мы и будем ждать, как сосредоточения реформы.
КОММЕНТАРИИ править
НВ. 1899. 7 сент. № 8451. Б.п.
- ↑ буднично, приземлено (фр.).