Тайна желтых нарциссов (Уоллес)

Тайна желтых нарциссов
автор Эдгар Уоллес, переводчик неизвестен

Оригинал: англ. The Daffodil Mystery, опубл.: 1920. — Источник: az.lib.ru • Первый перевод (без указания переводчика).

Эдгар Уоллес

Тайна желтых нарциссов
The Daffodil Mystery

Перевод с английского (первый вариант)

Дополнительная редакция Dauphin, июль 2004

Глава 1

— Боюсь, что не вполне поняла вас, мистер Лайн, — сказала Одетта Райдер и мрачно посмотрела на молодого человека, сидевшего за письменным столом. Ее нежную кожу заливала густая краска, а в глубине ее серых задумчивых глаз вспыхнул огонек, который мог бы быть предупреждением для каждого. Но мистер Лайн был настолько уверен в себе, в своих способностях и впечатлении, производимом его личностью на других, что считал, что все люди должны покоряться его желаниям.

Он не смотрел ей в лицо. Его взгляды скользили по ее чудной фигуре, и он изумлялся ее изумительно прямой посадке, красиво очерченной голове и тонким нежным рукам.

Он смахнул со лба свои длинные черные волосы и улыбнулся. Ему доставляла удовольствие мысль, что черты его лица свидетельствуют о его умственных способностях, и что его несколько бледный цвет лица можно приписать долгим размышлениям.

Вдруг он отвернулся и поглядел в большое внутреннее окно, из которого открывался вид на оживленные торговые помещения фирмы Лайн.

В свое время он велел устроить свое бюро в полуэтаже, и большие окна были устроены с таким расчетом, что он в любой момент мог одним взглядом проконтролировать важнейшие отделения своего предприятия.

От времени до времени он поворачивал голову лицом к своей комнате. Он знал, что внимание всех девушек в магазине сконцентрировано на сцене, разыгрывающейся в его кабинете, которую можно было хорошо наблюдать из нижнего этажа.

Одетта тоже отлично знала в чем дело, и, чем дольше ей приходилось оставаться, тем несчастнее и неуютнее она себя чувствовала. Она сделала движение, как будто собираясь уходить, но он удержал ее.

— Мне кажется, Одетта, что вы на самом деле неправильно поняли меня, — произнес он мягким, мелодичным и почти ласкающим голосом. — Читали ли вы мою маленькую книжечку? — внезапно спросил он.

— Да, я прочла в ней разное, — ответила она, и густая краска снова залила ее щеки. Он рассмеялся.

— Вы, вероятно, находите это очень интересным, что человек в моем положении занимается тем, что пишет книги. Но вы можете себе, конечно, представить, что большая часть была написана раньше, чем я перенял управление этим делом — прежде чем я стал купцом!

Она ничего не ответила, и он с любопытством посмотрел на нее.

— Каково ваше мнение об этих стихотворениях? — спросил он после короткой паузы.

Ее губы задрожали, но он снова не догадался в чем дело.

— Я считаю их ужасными, — сказала она тихо, — у меня нет другого названия для них.

Он наморщил лоб.

— Какое же у вас посредственное и плохое мнение, мисс Райдер, — ответил он с досадой. — Эти стихи лучшие критики страны сравнивали с самыми красивыми стихотворениями древних эллинов.

Она хотела что-то сказать, но удержалась и плотно сжала губы.

Торнтон Лайн пожал плечами и принялся расхаживать взад и вперед по своему, с большой роскошью убранному, бюро.

— Ну, понятно, широкие массы рассуждают о поэзии как об овощах, — сказал он, помолчав минуту, — вы должны еще немного заняться своим образованием, особенно в области литературы. Придет еще время, когда вы мне будете благодарны, что я дал вам возможность познакомиться с красивыми мыслями, изложенными таким красивым языком.

Она взглянула на него.

— Могу я теперь уйти, мистер Лайн?

— Еще нет, — ответил он холодно.

— Вы раньше сказали, что вы не в состоянии понимать меня.

— Мне хотелось бы повторить это еще раз немного яснее.

— Вы, как вам, вероятно, самой известно, — очень красивая девушка. В дальнейшем течении вашей жизни вы, как это в вашем сословии принято, выйдете замуж за человека средних умственных способностей и без большого образования и у него под боком будете вести образ жизни, который во многих отношениях напоминает жизнь рабыни. Такова судьба всех женщин среднего класса, как вам это, вероятно, хорошо знакомо. Хотите ли вы тоже испытать эту судьбу, только потому, что какой-то мужчина в черном сюртуке и в белом воротнике скажет вам слова, которые для интеллигентных людей не имеют ни значения, ни права на определение судьбы? Я никогда не предложил бы проделать вам подобную дурацкую церемонию, но я сделал бы все, чтобы сделать вас счастливой.

Он подошел к ней и положил ей руку на плечо. Она, вздрогнув, подалась назад. Он рассмеялся.

— Ну, что вы скажете на это?

Она внезапно обернулась, ее глаза блеснули, но она успела овладеть своим голосом.

— Случайно, я одна из тех неразумных молодых девушек из предместья, которые придают большое значение произносимым при венчании словам, о которых вы сейчас так презрительно отзывались. Но, в конце концов, я не настолько узка, чтобы не знать, что церемония венчания, одна, сама по себе, не делает еще людей более счастливыми или более несчастными. Но, заходит ли речь о браке или о какой-нибудь другой форме отношений, во всяком случае тот человек, которому я отдаю свою любовь, должен быть мужчиной с ног до головы.

Он посмотрел на нее с раздражением.

— Что хотите вы этим сказать? — его голос уже больше не звучал так мягко и ласкательно-льстиво, как раньше.

У Одетты готовы были проступить слезы на глазах, но она еще раз сдержалась.

— Мне противен такой, не знающий удержи человек, который воплощает ужасные мысли и чувства в ничего не говорящие стихи; повторяю вам еще раз, что я могу полюбить только настоящего мужчину.

Его лицо передернулось.

— Знаете ли вы с кем вы разговариваете? — спросил он, повышая голос.

Ее дыхание стало учащенным.

— Я говорю с Торнтоном Лайном, владельцем фирмы Лайн, шефом Одетты Райдер, которая каждую неделю получает от него три фунта жалования.

Он пришел в бешенство и от волнения едва мог говорить.

— Берегитесь, — крикнул он.

— Я говорю с человеком, вся жизнь которого является оплошным упреком для настоящего мужчины. — Теперь она говорила быстро, не сдерживаясь более. — Вы человек неискренний и ведете роскошный образ жизни, потому что ваш отец был большой делец. Вы тратите деньги не считая, те деньги, которые лучшие люди приобрели для вас тяжелым трудом. Я не дам запугать себя! — гневно воскликнула она, когда он вздумал подойти к ней. — Я оставляю свою должность еще сегодня.

Торнтон Лайн был глубоко задет и пристыжен ее презрением. Она это сразу поняла, ей стало жалко, что она была настолько резка, и ей захотелось хоть отчасти загладить свои слова.

— Мне очень жаль, что я была настолько резкой, — любезно сказала она, — но вы сами вызвали меня на это, мистер Лайн.

Он не в состоянии был произнести ни слова и только молча указал головой на дверь.

Одетта Райдер покинула комнату, и мистер Лайн подошел к одному из больших окон. Он посмотрел ей вслед, как она с опущенной головой медленно проходила сквозь ряды служащих и на другой стороне магазина поднялась на три ступени, ведущие к помещению главной кассы.

— Ты еще поплатишься мне за это, — прошипел он, стиснув зубы.

Он был выше меры оскорблен и обижен. Он был сыном богатого человека, его всегда берегли и охраняли от жестокой борьбы за существование. Он не посещал общественной школы, в которой он больше сталкивался бы с окружающей жизнью и другими людьми, но он посещал частные учебные заведения, в которые принимались только сыновья самых богатых людей. Он постоянно был окружен льстецами и людьми, желавшими извлекать пользу из его богатства. Никогда ни сам он, ни его действия не подвергались резкой критике справедливых учителей и воспитателей. Только третьестепенная печать хвалила его литературные произведения выше мер, извлекая из этого соответствующую пользу.

Он закусил губы, подошел к письменному столу и позвонил. Сейчас же вошла его секретарша, которую он раньше отослал.

— Мистер Тарлинг пришел?

— Да, сэр, он уже четверть часа ожидает в зале для заседаний.

Он кивнул головой.

— Благодарю вас.

— Позвать ли мне его сюда?

— Нет, я сам отправлюсь к нему, — ответил Лайн.

Он вынул из золотого портсигара сигарету и закурил. Его нервы были немного возбуждены после недавней беседы, и его рука дрожала, но буря в его душе понемногу улеглась; ему пришла в голову мысль. Тарлинг! Какая блестящая возможность, этот человек, имевший репутацию гениальности и необычайного ума! Эта неожиданная встреча была просто бесподобна. Быстрыми шагами он пошел по коридору, соединявшему его личное бюро с залой заседания, и с протянутыми руками вошел в большое помещение.

Человек, которого он так любезно приветствовал, имел на вид не то двадцать семь, не то тридцать семь лет. Он был высокого роста, строен и скорее молод, чем силен. Его лицо имело смуглую окраску, а голубые глаза, которыми он посмотрел на Лайна, глядели твердо и непроницаемо.

Таково было первое впечатление, которое он произвел на Лайна. Тарлинг пожал Лайну руку с неприятным ощущением. Рука Лайна была мягкая, совсем как у женщины. Поздоровавшись, Лайн обнаружил присутствие в комнате еще третьего лица. Это был человек среднего роста, сидевший в тени выступа стены. Он точно так же поднялся и отвесил короткий поклон.

— Вы взяли с собой китайца? — спросил Лайн и с любопытством посмотрел на этого человека. — Ах, я почти забыл, что вы как раз прибыли из Китая. Но садитесь же, прошу вас.

Лайн тоже придвинул себе стул и предложил Тарлингу свой портсигар.

— О поручении, которое я вам собираюсь дать, мы поговорим потом. Должен вам откровенно сознаться, что я очень высокого мнения о вас, после всех газетных статей, которые мне пришлось про вас читать. Ведь это вы недавно нашли драгоценности герцогини Генри? Я еще гораздо раньше слыхал о вас, когда сам был в Китае. Насколько я знаю, вы не состоите на службе в Скотлэнд-Ярде?

— Нет; я, правда, занимал крупный пост в шанхайской полиции и, возвращаясь в Англию, имел намерение поступить на службу в здешнюю полицию, но вышли разные обстоятельства, которые побудили меня открыть собственное сыскное агентство. В Скотлэнд-Ярде я не имел бы той свободы действия, в которой я так нуждаюсь.

Лайн быстро кивнул головой.

— Во всем Китае тогда рассказывали о подвигах Джека Оливера Тарлинга. Китайцы называли вас «Ли-Иен» — Охотник на людей.

Лайн всех людей оценивал со своей точки зрения и в человеке, сидящем напротив него, видел подходящее орудие и, по всей вероятности, еще ценного сотрудника.

У сыскной полиции, в Шанхае, судя по тому, что об этом рассказывалось, были свои собственные методы, и она не имела угрызений совести по поводу того, согласны ли ее действия с буквой закона или нет. Рассказывали даже, что «Охотник на людей» подвергал своих пленных пытке, желая напасть на след более крупных и тяжких преступлений.

Лайн знал далеко не все легенды об «Охотнике на людей», а также не был в состоянии отличать истину от лжи во всех тех историях, которые рассказывались о знаменитом сыщике.

— Я знаю, зачем вы за мной посылали, — сказал Тарлинг. — Он говорил медленно я обдуманно. — В вашем письме вы в общих чертах наметили мне задачу. Вы подозреваете одного из ваших людей, что он в течение многих лет путем больших растрат нанес фирме значительные убытки. Речь идет о некоем мистере Мильбурге, вашем главном управляющем.

— Я желал бы, чтобы вы пока забыли обо всей этой истории, — тихо сказал Лайн. — Я сейчас же представлю вам Мильбурга, он, по всей вероятности, может оказаться хорошим помощником при выполнении моего плана. Не хочу утверждать, что он честный человек, а также, что мои подозрения против него необоснованны, но в данный момент я занят кое-чем более важным, и был бы вам признателен, если вы пока что всю историю с Мильбургом отодвинете на задний план. — Он подошел к длинному столу, взял слуховую трубку и позвонил в магазин.

— Попросите мистера Мильбурга прийти ко мне в зал заседаний.

Потом он вернулся к своему посетителю.

— История с Мильбургом может подождать, я еще не знаю точно, возвращусь ли я когда-нибудь к ней. А вы уже начали ваши розыски? Если так, то скажите мне, пожалуйста, самое существенное, пока Мильбург еще не пришел.

Тарлинг вынул из кармана маленькую белую карточку и бросил на нее взгляд.

— Какое жалование получает у вас Мильбург?

— Девятьсот фунтов в год, — ответил Лайн.

— Но он тратит около пяти тысяч, — ответил Тарлинг. — Если я буду продолжать свои розыски, то эта сумма еще, может быть, увеличится. Он владеет домом вверх по реке, устраивает большие вечера.

Лайн нетерпеливо махнул рукой.

— Оставим это лучше пока. Я уже сказал вам, что в данный момент у меня для вас гораздо более важная задача. Пусть Мильбург будет вором.

— Вы посылали за мной, сэр?

Лайн быстро обернулся. Дверь бесшумно отворилась. На пороге стоял лицемерно улыбающийся человек, все время потирая руки, как будто он мыл их невидимым мылом.

Глава 2

— Разрешите представить, — мистер Мильбург, — представил его Лайн, немного смущенный. Если даже Мильбург слыхал последние слова своего шефа, то ни одно его движение не выдавало этого. Он самодовольно улыбался, и в маловыразительных чертах его лица отражалось полное довольство. Тарлинг быстро поглядел на него и сделал свои собственные выводы. Этот человек был прирожденный лакей, имел тупое выражение лица, лысую голову и сутулые плечи, как будто бы он каждую минуту готов был кланяться.

— Закройте двери, мистер Мильбург, и присядьте. Это мистер Тарлинг — сыщик.

— Чрезвычайно интересно, сэр.

Мильбург почтительно поклонился Тарлингу. Сыщик внимательно наблюдал за ним, но мистер Мильбург не краснел и не бледнел, и его лицо было неподвижно. Тарлинг не заметил ни одного из тех признаков, благодаря которым преступники нередко выдавали себя ему головой.

— Опасный человек, — подумал он.

Он бросил взгляд на Линг-Чу, чтобы узнать, какое впечатление на него произвел Мильбург. Каждый другой наблюдатель не нашел бы ничего особенного в выражении лица и позе китайца. Но Тарлинг увидел, что его губы почти незаметно вздрогнули и ноздри слегка приподнялись. Это были не допускающие сомнения признаки, что Линг-Чу почуял преступление.

— Мистер Тарлинг — сыщик, — повторил Лайн. — Я очень много слыхал о нем, когда был в Китае, — вы же помните, что я во время своего кругосветного путешествия три месяца был в этой стране, — спросил он Тарлинга, который коротко кивнул в ответ.

— Да, я знаю, вы проживали в Бунт-Отеле и много времени проводили в туземном квартале. Вам пришлось пережить неприятное приключение, когда вы пошли курить опиум.

Лайн покраснел, потом рассмеялся.

— Вы, оказывается, знаете обо мне гораздо больше, чем я о вас, Тарлинг! — По его тону было слышно, что последнее замечание было ему неприятно. Он снова обратился к своему служащему.

— Я имею все основания предполагать, что в моем деле пропадают деньги, которые похищаются одним из служащих главной кассы.

— Это совершенно невозможно! — в ужасе воскликнул мистер Мильбург. — Кто же это мог сделать? Ноя удивляюсь вашему ясному взгляду, сэр, что вы это раскрыли. Ведь я всегда утверждал, что вы всегда успеваете заметить то, что мы, старые деловые люди, не замечаем даже тогда, когда это творится у нас на глазах!

Мистер Лайн, польщенный, улыбнулся.

— Вас это, вероятно, заинтересует, мистер Тарлинг, что я сам в этом смысле имею некоторые познания, я сказал бы даже, что имею кое-какие отношения к преступному миру. Вы, вероятно, знаете, что я в известной степени забочусь об одном таком несчастном человеке. За последние четыре года я делал всяческие попытки к его исправлению. Через несколько дней он снова выходит из тюрьмы. Я все эти заботы взял на себя, — скромно сказал он, — потому что почувствовал, что это является обязанностью как раз тех людей, которые находятся в счастливом имущественном положении, помогать другим, которые не находятся в подобных благоприятных условиях в тяжелой борьбе за существование.

На Тарлинга эти слова не произвели ни малейшего впечатления.

— Знаете ли вы, кто вас все время обкрадывал?

— У меня все основания предполагать, что это была одна молодая барышня. Я был вынужден сегодня уволить ее без предупреждения и попросил бы вас следить за ней.

Сыщик кивнул головой.

— Это сравнительно простая вещь. — По его лицу незаметно скользнула улыбка. — Разве в вашем большом деле не состоит на службе частный сыщик, который мог бы заняться этим? Я такими мелкими кражами не интересуюсь. Когда я сюда пришел, то предполагал, что речь идет о гораздо более важной задаче.

Он замолчал, так как невозможно было в присутствии Мильбурга сказать еще что-либо.

— Вам это дело может показаться незначительным, но для меня оно имеет большую важность, — серьезным тоном ответил мистер Лайн. — Речь идет о девушке, которая пользуется большим уважением в глазах сослуживцев и, ввиду этого, имеет большое влияние на их нравственные взгляды. Она, по всей вероятности, продолжительное время делала подлоги в книгах, утаивала предназначавшиеся для фирмы деньги и при этом пользовалась всегда благожелательным отношением и уважением к себе со стороны всех. Вполне ясно, что она гораздо опаснее, чем какой-нибудь бедный преступник, поддающийся минутному искушению. По моему мнению, ее следовало бы наказать, но я должен откровенно сознаться вам, мистер Тарлинг, что у меня на руках нет достаточных доказательств, чтобы накрыть ее с поличным. Иначе я, вероятно, не обратился бы к вам.

— Ах так, я сперва должен составить материал? — с любопытством спросил мистер Тарлинг.

— Кто эта дама, о которой идет речь? — спросил Мильбург.

— Мисс Райдер, — мрачно ответил Лайн.

— Мисс Райдер? — Мильбург сделал крайне изумленное лицо. — Мисс Райдер, — ах нет, это же совершенно невозможно!

— Почему же это невозможно? — резко спросил Лайн.

— Ну да, простите меня, — я только полагал, — заикаясь пробормотал управляющий. — Это совершенно на нее не похоже. Она такая славная девушка.

Торнтон Лайн косо посмотрел на него сбоку.

— У вас какие-нибудь особые основания заступаться за мисс Райдер? — холодно спросил он.

— Нет, сэр, вовсе нет. Прошу вас, не думайте ничего такого, — немного возбужденный, сказал мистер Мильбург, — мне это только кажется таким невероятным.

— Все невероятно, что не согласно с обычным ходом вещей, — сделал ему замечание Лайн. — Например, было бы очень странно, если бы вас обвинили в краже, Мильбург. Не было ли бы странным, если бы мы открыли, что вы тратите пять тысяч фунтов в год, в то время как ваше жалование, как мы все хорошо знаем, составляет только девятьсот фунтов?

Только на одну секунду Мильбург потерял самообладание. Его рука, которою он погладил лоб, задрожала. Тарлинг, все время наблюдавший за его лицом, увидел, какие усилия он употреблял, чтобы не выйти из состояния равновесия.

— Да, сэр, это было бы во всяком случае очень странно, — сказал Мильбург на сей раз уже твердым голосом.

Лайн все более и более взвинчивал себя и, хотя его резкие слова были обращены к Мильбургу, но мысленно он обращался к гордой высокомерной девушке с гневными глазами, которая так презрительно обошлась с ним в его же собственном бюро.

— Было бы очень странно, если бы вас присудили к тюремному заключению, потому что я якобы открыл, что вы в течение долгих лет обманывали фирму, — возбужденно продолжал он. — Я убежден, что все служащие фирмы сказали бы то же, что и вы!

— Это я тоже хочу сказать, — заявил Мильбург со своей обычной улыбкой. Он снова сделал любезное лицо и потирал руки. — Это звучало бы очень странно, и никто не был бы более поражен, чем сама несчастная жертва. — Сказав эти слова, он расхохотался во все горло.

— Может быть, и нет, — холодно сказал Лайн. — Я хочу сейчас в вашем присутствии повторить несколько слов, прошу вас, слушайте внимательно. Вы уже месяц тому назад жаловались мне, — Лайн произносил каждое слово с ударением, — что в кассе не хватало мелких сумм.

Утверждать такую вещь было большой смелостью, это было даже в известной степени рискованно. Успех этого, наскоро импровизированного плана зависел не только от вины Мильбурга, но и от нежелания его признать свою вину. Если его управляющий ничего не возразит против неверного утверждения, то тем самым признает собственную вину. Тарлинг, которому разговор этот сперва казался непонятным, теперь начал смутно догадываться, куда клонит Лайн.

— Я жаловался вам, что за последний месяц была недохватка денежных сумм? — с изумлением спросил Мильбург.

Он не улыбался более, и на его лице внезапно показалась растерянность. Его загнали в тупик.

— Да, я говорю это, — ответил Лайн, наблюдая за ним. — Это соответствует действительности?

После продолжительной паузы Мильбург кивнул головой.

— Да, это так, — слабым голосом ответил он.

— И вы же сами сообщили мне, что вы подозреваете мисс Райдер в совершении этой растраты?

Снова наступила пауза, и снова Мильбург кивнул головой.

— Вы слышите это? — торжествуя спросил Лайн.

— Да, — спокойно ответил Тарлинг. — Но что же мне делать, ведь это касается обыкновенной полиции?

Лайн сдвинул брови.

— Мы должны сперва подготовить заявление для полиции. Я посвящу вас во все подробности, дам вам адрес молодой дамы, а также все данные о ее личности. Тогда вашей задачей будет доставить нам такую информацию, чтобы мы были в состоянии передать этот случай Скотланд-Ярду.

— Понимаю, — сказал Тарлинг и улыбнулся. Но потом он покачал головой. — Я не могу заниматься этим делом, мистер Лайн.

— Почему же нет? — удивленно спросил Лайн.

— Потому что я не занимаюсь подобными вещами. Когда вы писали мне, у меня было чувство, что благодаря вам в мои руки попадает один из интереснейших случаев, с которым мне когда-либо приходилось иметь дело; Очевидно, первое впечатление может быть иногда обманчивым, — он взялся за шляпу.

— Что вы хотите этим сказать? Вы таким образом отказываетесь от ценного клиента.

— Я не знаю насколько вы ценны, но в данный момент дело выглядит не очень радужным. Я не хотел бы заниматься этой историей, мистер Лайн.

— Вы полагаете, что дело недостаточно значительно для вас? — неприятно пораженный, спросил Лайн. — Я готов уплатить вам за труды пятьсот фунтов.

— Даже если вы мне уплатите пять тысяч, даже пятьдесят тысяч фунтов, я должен буду отклонить предложение заняться этим делом, — ответил Тарлинг. Его ответ звучал решительно и категорически.

— Тогда разрешите спросить, почему вы не хотите заняться этим делом? Вы знакомы с этой девушкой? — излишне громко спросил он.

— Я никогда не видел этой молодой дамы и, по всей вероятности, никогда ее и не увижу. Я хочу только установить, что не желаю, чтобы мне надоедали подобными искусственно построенными обвинениями.

— Искусственно построенными обвинениями?

— Я полагаю, вы хорошо знаете, что я думаю, но я хочу сказать это вам в более ясной и понятной форме. В силу какой-нибудь причины вы злы на одну из ваших служащих. Я могу распознать ваш характер по вашему лицу, мистер Лайн. Мягкая форма вашего круглого подбородка и ваш чувственный рот показывают мне, что вам не доставляет угрызений совести ваше обращение с дамами, которые у вас работают. Я не знаю, но предполагаю, что какая-нибудь порядочная девушка дала вам как следует по носу, что вас очень рассердило, и, обуреваемый жаждой мщения, вы сочиняете совершенно необоснованные обвинения против нее.

— Мистер Мильбург, — он снова обратился к управляющему, — имеет основания идти навстречу вашим подлым желаниям. Он ваш служащий и, кроме того, на него оказывает действие скрытая угроза, что вы собираетесь упрятать его в тюрьму, если он откажется действовать заодно с вами.

Лицо Торнтона Лайна было искажено яростью.

— Я уж позабочусь, чтобы ваше подлое поведение получило широкую огласку. Вы здесь в самой оскорбительной форме бросили мне в лицо обвинение, и я подам на вас в суд за клевету. Дело, очевидно, в том, что вы чувствуете, что мое задание вам не по силам и ищете повода отклонить его.

Тарлинг вынул из кармана сигару и откусил кончик.

— Моя репутация слишком хороша, чтобы я должен был впутываться в подобные грязные дела. Мне очень не хотелось бы оскорблять других, и я неохотно выпускаю из рук возможность хорошо заработать, но я не хочу зарабатывать деньги, совершая подлости, мистер Лайн. И если вы позволите дать себе хороший совет, то оставьте этот вздорный план действия, который вызван только вашим задетым самолюбием. Замечу мимоходом, что это наиболее неудачная форма поднять дело. Пойдите лучше и попросите у молодой дамы извинения, потому что, как я предполагаю, вы ее, должно быть, грубейшим образом оскорбили.

Он кивнул своему спутнику китайцу и медленно вышел из помещения. Лайн наблюдал за ним, дрожа от гнева. Он сознавал свое бессилие, но когда дверь уже наполовину закрылась, он вскочил с подавленным криком, широко распахнул дверь и подскочил к сыщику.

Тарлинг схватил его обеими руками, поднял, отнес обратно в комнату и посадил на стул. Потом добродушно посмотрел на него сверху вниз.

— Мистер Лайн, — сказал он слегка саркастически, — вы сами подаете дурной пример преступникам. Хорошо, что ваш приятель-преступник еще сидит в тюрьме!

Не говоря больше ни слова, он покинул комнату.

Глава 3

Два дня спустя Торнтон Лайн сидел в своем большом автомобиле, стоявшем на краю тротуара, недалеко от Уондворт-Компона и смотрел по направлению к воротам тюрьмы.

Он был поэт и актер, редкая помесь для делового человека его типа.

Торнтон Лайн был холост. Он выдержал университетский экзамен и получил отличие за научную работу. Был он также автором-издателем тоненького томика стихов. Качество его стихов было не особенно выдающееся, но книга была украшена очень красивыми заставками и переплетена в старинном вкусе.

Он был купец, и это ему в некоторых отношениях было далеко не неприятно. Тем более, что его профессия давала ему возможность вести роскошный образ жизни. Он владел несколькими автомобилями, деревенским поместьем и домом в городе. Отделка и мебель для обеих квартир поглотили такие крупные суммы, на которые он смело мог бы скупить большое число мелких магазинов.

Джозеф Эмануэль Лайн основал эту фирму и поднял ее на значительную высоту. Он выработал специальную систему продажи, согласно которой каждый клиент обслуживался сейчас же, как только он успевал войти в магазин. Этот метод основывался на старом принципе — держать постоянно наготове достаточные резервы.

Торнтон Лайн должен был перенять управление делом в тот Момент, когда выход в свет его маленького томика возвысил его в сонм непонятых знаменитостей. В своих стихотворениях он пользовался совершенно необычной пунктировкой, перевернутыми запятыми, восклицательными и вопросительными знаками, чтобы выразить свой гнев и презрение человечеству. Несмотря на то, что томик был очень тонкий, его все-таки не покупали, но Лайн сумел добиться известного уважения у тех мужчин и женщин, которые точно так же писали стихи, и книги которых никто не читал.

Ничто в этом мире не казалось этой непонятой знаменитости более надежным, чем то, что наивысшая степень благородства выражается в презрении. При других обстоятельствах Торнтон Лайн мог бы добраться и до дальнейших степеней непонятости — на такую высоту, где можно чувствовать себя возвышенным над браком, мылом, чистыми рубахами и свежим воздухом. Лишь то обстоятельство, что внезапно умер его отец, было виной, что он не достиг этой степени совершенства.

Сначала он почти уже был готов продать всю фирму, чтобы поселиться где-нибудь во Флоренции или на Капри, в какой-нибудь уединенной вилле. Но потом его соблазнило противоречие, можно сказать, комизм его положения. Ученый человек, важный барин, непонятый поэт должен был засесть в купеческой конторе. И, ко всеобщему изумлению, он стал продолжать работу своего отца, вернее говоря, он подписывал чеки и получал доход. Действительное руководство фирмой он передал тем людям, которым доверил это уже сам старый Лайн.

Торнтон составил воззвание к своим трем тысячам служащих, воззвание, которое он дал напечатать на бумаге верже античной формовки, с изумительно красивыми заставками и широкими полями. Он цитировал Сенеку, Аристотеля, Марка Аврелия и вставил также несколько стихов из Илиады.

Это воззвание было прорецензировано как книга, длинными критическими статьями в газетах.

Он получил новый интерес к жизни — он сам себе казался весьма интересным, так как многие из его восторженных друзей только руками разводили и с изумлением спрашивали: «Как можете вы, человек таких способностей, такого характера?..»

Жизнь продолжала бы оставаться для него и впредь такой же интересной и красивой, если бы все люди, которых он встречал на своем пути, продолжали считать его полубогом. Но, было, по крайней мере, двое людей, на которых прекрасный характер и миллионы Лайна не производили никакого впечатления.

В лимузине было приятно и тепло, так как он отапливался электрической печью. В это хмурое апрельское утро на улице было чувствительно холодно. Кучка дрожащих женщин, стоявших на почтительном расстоянии от ворот тюрьмы, как можно более плотно закутывалась в свои платки и шали, когда начало слегка снежить.

Вскоре вся местность покрылась легким белым покрывалом, и первые весенние цветы выглядели довольно жалко в своей белой рамке.

Тюремные часы пробили восемь. Отворилась маленькая дверь, из которой вышел человек. Он наглухо застегнул куртку и воротник и глубоко надвинул на лицо кепку. Лайн выпустил из рук газету, которую он все время читал, открыл дверцы автомобиля, выскочил и поспешил навстречу выпущенному арестанту.

— Ну, Сэм, — любезно сказал он, — на сей раз вы меня, наверно, не ожидали?

Человек вдруг остановился, как пораженный молнией, и уставился на фигуру в дорогой шубе.

— Ах, мистер Лайн, — ответил он усталым голосом. — Мой милый барин! — больше он не мог выговорить, слезы катились по его щекам, и он обеими руками схватил протянутую ему руку.

— Ведь не думали же вы в самом деле, что я оставлю вас на произвол судьбы, Сэм.

Лайн был в восторге от своего собственного благородного образа мыслей.

— А я думал, что на сей раз вы совершенно отказались от меня, сэр, — хрипло ответил Сэм Стэй. — Вы воистину благородный джентльмен. Я должен стыдиться самого себя.

— Чепуха, Сэм, не надо! Пойдемте скорее в мой экипаж, садитесь сюда, мой мальчик. Теперь люди могут подумать, что и вы миллионер.

Сэм вздохнул, бессмысленно ухмыльнулся и сел в автомобиль. Он со вздохом опустился на мягкое сидение, обитое дорогой коричневой сафьяновой кожей.

— Боже мой, если подумать только, что есть еще на свете такие люди, как вы, то воистину еще можно верить в ангелов и чудеса!

— Не говорите глупостей, Сэм. Вы поедете теперь ко мне домой, покушаете хоть раз досыта, а потом я вам помогу начать новую жизнь.

— Теперь, наконец, я действительно хочу начать вести порядочный образ жизни, — сказал Сэм, подавляя рыдание.

Чтобы не согрешить против истины, надо сказать, что мистер Лайн, в сущности говоря, очень мало интересовался тем, ведет ли Сэм честный образ жизни или нет. Быть может, он даже пришел бы в ужас, если бы Сэм стал порядочным человеком.

Он держал у себя Сэма приблизительно так же, как другие люди держат редкую птицу или породистых собак, и гордился им не меньше, чем другие люди гордятся своими коллекциями почтовых марок или китайского фарфора. Сэм принадлежал к той роскоши, которую он мог себе позволить и которой он мог похвастать. В своем клубе он охотно рассказывал о знакомстве с этим преступником — Сэм был очень известный взломщик несгораемых шкафов, который ничем другим не занимался. Привязанность Сэма была для Лайна необычайно приятной щекоткой нервов. Обожание, с которым этот преступник относился к Лайну, было действительно необычайно. Сэм без малейшего колебания отдал бы жизнь за этого человека с бледным лицом и легкомысленным ртом. Он дал бы разорвать себя на куски для своего благодетеля, если бы он был в состоянии таким путем принести ему пользу. Потому что Лайн был для него Богом, сошедшим с небес. Два раза Сэм был осужден на краткосрочное заключение, а однажды ему пришлось посидеть даже более продолжительное время, и каждый раз Торнтон брал его к себе домой, заправски угощал, давая ему при этом целую кучу светских, но совершенно излишних советов, и отпускал его от себя с десятью фунтами в кармане. Этой суммы как раз хватало Сэму на покупку нового набора фомок и отмычек.

Но никогда еще прежде Сэм не высказывал столько благодарности, и никогда еще до сих пор Торнтон Лайн не оказывал ему так много внимания. Прежде всего ему предложили горячую ванну, после которой был подан горячий завтрак. Сэм получил новый костюм, и в его жилетном кармане на сей раз шуршали не две, а даже целых четыре пятифунтовые бумажки. После завтрака Лайн держал к нему свою обычную речь.

— Ах, сэр, это не подходит для меня! — совершенно откровенно сказал Сэм и покачал головой. — Я делал всяческие попытки начать вести честный образ жизни, но вечно что-то мешает. Когда я вышел в предпоследний раз из тюрьмы, я же стал шофером и три месяца подряд ездил на такси.

— Но потом один из этих проклятых сыщиков узнал, что у меня нет шоферского свидетельства, и моему честному образу жизни пришел конец. Нет никакого смысла дать мне должность в вашем деле, это все равно не могло бы долго продолжаться. Я уже привык к жизни на вольном воздухе и должен быть сам себе господином. Я принадлежу к разряду…

— Искателей приключений? — сказал Лайн и тихо усмехнулся.

— Да, да, вы правы, Сэм. И я сам на сей раз могу вам дать одну довольно авантюрного свойства задачу, которая вам будет как раз по сердцу.

И он рассказал ему историю девушки, которой он помог, которую он спас от голодной смерти и которая обманула его самым низким образом. Торнтон Лайн был в такой же степени лжецом, как и поэтом. Он с одинаковой легкостью говорил ложь или правду. Но правда временами бывала очень суровой и отталкивающей и не подходила к его изнеженным художественным наклонностям. Когда он заговорил о злости Одетты Райдер, Сэм слушал в большом возбуждении, сдвинувши веки. Для такой твари не было достаточно тяжкого наказания, и она не заслуживала ни малейшего сочувствия. Торнтон Лайн на минуту прервал рассказ, чтобы видеть, какое впечатление произвели на Сэма его слова.

— Скажите мне только, — дрожащим голосом прошептал Сэм, — как можно разделаться с этой канальей? — Я готов опуститься в самый ад, чтобы отомстить за вас этой особе!

— Охотно слышу, — ответил Лайн и налил из бутылки с длинным горлышком полную рюмку. Это был любимый напиток Сэма.

— А теперь я могу вам сказать, как я себе представляю это дело.

Они еще несколько часов просидели вместе и составляли план ужасной мести Одетте Райдер, которая так тяжело задела тщеславие Торнтона Лайна и чье нравственное поведение распалило ненависть этого порочного человека.

Глава 4

Вечером того же дня, когда Сэм Стэй был выпущен из тюрьмы, Джэк Тарлинг лежал растянувшись на своей жесткой кровати. С сигаретой в зубах он читал книгу о китайской философии и был доволен собой и всем миром.

Он пережил хлопотливый день, так как ему было поручено раскрыть крупную растрату в одном банке. Это дело могло бы, собственно говоря, поглотить его целиком, если бы у него одновременно не было маленького побочного занятия. Это не приносило ему, правда, ничего, но его любопытство и интерес были разбужены. Он оставил лежать книгу на груди, когда услышал, как его ассистент тихо открыл двери. Линг-Чу беззвучно вошел и поставил поднос на низенький столик рядом с постелью своего господина. Тарлинг увидел, что китаец носит платье из синего шелка.

— Ты сегодня вечером, следовательно, не собираешься выходить на улицу, Линг-Чу?

— Нет, Ли-Иен.

Они разговаривали между собой на мягком, мелодичном шантунгском наречии.

— Был ли ты у господина с хитрым лицом?

Вместо ответа китаец вынул из внутреннего кармана конверт и подал его Тарлингу, который прочел адрес.

— Вот где живет молодая дама? Мисс Одетта Райдер, 127 дом Керримора, Эджвар Роод.

— Это дом, где живет много людей, — сказал Линг-Чу. — Я пошел туда сам по твоему поручению и видел, как люди входили и уходили беспрерывно, и ни разу я не видел одного и того же человека вторично.

— Что сказал человек с хитрым лицом, получив мое письмо?

— Он молчал, господин. Он все перечитывал письмо и сделал вот такое лицо, — Линг-Чу стал подражать улыбке мистера Мильбурга, — и потом он написал то, что ты здесь видишь.

Тарлинг на минутку уставился глазами в пустоту, потом оперся на локоть и взял в руку чашку чая, принесенную Линг-Чу.

— Узнал ли ты еще что-нибудь про человека с мягким белым лицом, Линг? Разыскал ли ты и его?

— Да, господин, я видел его, — серьезно ответил китаец, — это человек без неба.

Тарлинг кивнул головой. Дело в том, что китайцы употребляют слово «небо» вместо слова «Бог», и он знал, что Линг-Чу хороший наблюдатель и хотел этим самым выразить, что Торнтон Лайн был человеком, лишенным духовных способностей.

Он выпил чаю и поднялся.

— Линг, этот город и эта страна очень мрачны и печальны, и я не думаю, что долго проживу здесь.

— Разве господин снова хочет вернуться в Шанхай? — спросил китаец без малейшей тени удивления по поводу этой новости.

— Да, я так думаю, но во всяком случае здешние места слишком скучны. Эта пара жалких случаев, мелких краж и брачных историй, — я не в состоянии больше слышать об этом.

— Это только мелочь, — с философским спокойствием сказал Линг-Чу. — Но учитель, — он имел в виду великого философа Конфуция, — сказал, что все великое начинается с мелочей, и может быть, маленький человек снимет голову с большого и тогда тебя позовут изловить убийцу.

Тарлинг рассмеялся.

— Ты большой оптимист, Линг. Я не думаю, чтобы моя помощь была здесь желательна при поимке убийцы. В этой стране частных сыщиков в подобных случаях не привлекают к работе.

Линг-Чу покачал головой.

— Но мой господин должен вылавливать убийц, или же он больше не будет Ли-Иеном — Охотником на людей.

— Ты кровожаден, — внезапно сказал Тарлинг на английском языке, который Линг знал очень плохо, хотя он и учился в лучших миссионерских школах. — Теперь я немного выйду, — продолжал Тарлинг снова по-китайски, — и пойду посетить маленькую женщину, которую так хочется иметь «белому лицу».

— Могу я сопровождать тебя, господин?

Тарлинг минуту колебался.

— Да, ты можешь идти со мной, но ты должен оставаться позади.

Дома Керримора составляли большой блок, лежавший между двумя фешенебельными зданиями на Эджвар Роод.

Нижний этаж был сдан под магазины, и благодаря этому квартирная плата для жильцов несколько удешевлялась. Несмотря на это, Тарлинг предположил, что квартирная плата должна быть сравнительно высокой, в особенности для девушки, служащей в магазине, в том случае, если она проживает отдельно от семьи. Но у швейцара он получил новое разъяснение. Она занимала маленькую квартирку в полуэтаже, где помещения имели низкий потолок, и ввиду этого мисс Райдер платила за квартиру не особенно дорого.

Скоро он стоял перед гладко отполированной дверью из красного дерева и размышлял, под каким предлогом он мог войти к молодой даме так поздно вечером. По ее взгляду он понял сразу, что ему придется дать объяснение, когда она ему открыла дверь.

— Да, я мисс Райдер, — сказала она.

— Могу я поговорить с вами несколько минут?

— Мне очень жаль, но я в квартире одна и не могу вас попросить к себе.

Это было плохим началом.

— Может быть, вы согласитесь немного погулять со мной? — спросил он озабоченно. Несмотря на всю странность данного положения, ей пришлось улыбнуться.

— Для меня совершенно невозможно гулять с кем-нибудь, кого я раньше никогда не видала.

— Я вполне понимаю ваши затруднения. Боюсь, что здесь, в Англии, меня недостаточно знают. Вы, наверно, не знаете моего имени.

Она взяла карточку в руки и прочла.

— Частный сыщик? — испуганно спросила она. — Кто послал вас ко мне? Ведь не мистер…

— Нет, не мистер Лайн.

Она колебалась одну секунду, потом открыла дверь немного пошире.

— Прошу вас, войдите, — мы можем поговорить здесь в передней. Надеюсь, я правильно поняла вас, что не мистер Лайн направил вас ко мне?

— Мистеру Лайну во всяком случае очень хотелось бы, чтобы я разыскал вас, и я в известной степени злоупотребляю его доверием, но я не думаю, чтобы он так или иначе мог бы рассчитывать на мое молчание. Я, собственно говоря, не знаю, зачем я пришел сюда и тревожу вас, но я хотел бы посоветовать вам быть настороже.

— Почему?

— Вы должны опасаться интриг одного господина, которого вы… — он на минутку поколебался и замолчал.

— Оскорбили, — дополнила она.

— Я же не знаю, что вы ему сказали, — сказал он, улыбаясь, — но предполагаю, что вы в силу той или иной причины, задели мистера Лайна, и что он собирается отомстить вам. Я не хочу спрашивать вас о том, что случилось, потому что понимаю, что вы едва ли считали бы нужным рассказать мне это. Но я должен сообщить вам, что мистер Лайн, по-видимому, готовит против вас обвинение, и что он старается изобрести кое-что, чтобы обвинить вас в краже.

— В краже? — воскликнула она с возмущением. — Он собирается заявить полиции, что я его обкрадывала? Но это же немыслимо, чтоб он был таким дурным человеком.

— О, это вовсе уж не так невозможно, что человек может быть чрезвычайно подлым, — возразил Тарлинг. Его лицо оставалось непроницаемым, несмотря на то, что в глазах искрилась улыбка. — Во всяком случае я знаю об этом и слышал своими ушами, как он заставил мистера Мильбурга дать кое-какие показания, будто бы в главной кассе происходили денежные кражи.

— Но ведь это же совершенно невозможно, — сказала она с ужасом, — мистер Мильбург не в состоянии сказать этого. Что совершенно исключено!

— Мистер Мильбург первоначально не хотел сделать этого, готов охотно согласиться с этим. — Он вкратце рассказал ей сцену в зале заседаний фирмы Лайн, умолчав только о всех прямых и косвенных подозрениях против самого мистера Мильбурга. — Вы видите, стало быть, что вы очень должны быть настороже. Я хотел бы даже посоветовать вам снестись с каким-нибудь адвокатом и передать ему все дело. Вы не должны начинать вести дело против мистера Лайна непосредственно, но это бы очень усилило вашу позицию, если бы вы передали все это дело и посоветовались с какой-нибудь известной в обществе личностью.

— Я премногим вам обязана, мистер Тарлинг, — горячо сказала она, поглядев при этом на него. Ее улыбка была настолько сладкой, многовыражающей и беспомощной, что Тарлинг был как-то особенно тронут.

— А если вы не хотите брать адвоката, то можете положиться на меня. Я всегда приду вам на помощь, если вы каким-либо образом окажетесь в опасности или будете иметь неприятности.

— Вы не знаете, как я вам благодарна, мистер Тарлинг. И я ведь так нелюбезно приняла вас!

— Было бы с вашей стороны, если можно так выразиться, весьма безрассудно, если б вы вздумали обращаться со мной иначе.

Она подала ему обе руки, он крепко пожал их и увидел слезы в ее глазах. Но потом она взяла себя в руки и ввела его в свою маленькую жилую комнату.

— Я потеряла должность, но имею уже несколько новых предложений. Одно из них я приму. Но остаток недели я собираюсь использовать для себя и устроить себе каникулы.

Вдруг Тарлинг сделал ей знак замолчать: у него был чрезвычайно чуткий слух.

— Вы разве ожидаете визита? — тихо спросил он.

— Нет, — ответила она удивленно.

— Кроме вас еще кто-нибудь проживает в этом помещении?

— Моя прислуга спит здесь, но она сегодня вечером пошла гулять.

— У нее есть ключ?

Одетта отрицательно покачала головой.

Тарлинг поднялся. И она удивилась, как быстро и ловко двигался этот рослый и крупный мужчина. Он бесшумно поспешил к двери, быстро повернул ручку и распахнул дверь настежь.

Снаружи на коврике для ног стоял человек и отскочил назад в тот момент, когда Тарлинг неожиданно появился у входа.

Незнакомец выглядел очень плохо и был одет в новый костюм, очевидно, сшитый не на его рост. Его лицо имело желтую нездоровую окраску, как это часто наблюдается у только что отбывших наказание преступников.

— Простите, пожалуйста, это не номер 8? — спросил он.

В следующий момент Тарлинг схватил его за шиворот и втащил в квартиру.

— Что вам здесь нужно? Что у вас там в руке? — с этими словами Тарлинг силой отнял у него какой-то предмет. Это не был ключ, а какой-то странный плоский инструмент. Одним движением он сорвал с незнакомца сюртук, сделал несколько шагов назад и прикрыл дверь. Быстро и с изумительной ловкостью он обыскал сюртук Из двух карманов он вытащил, но крайней мере, дюжину украшенных бриллиантами перстней, снабженных маленькими этикетками фирмы Лайн.

— Вот как? — саркастически спросил Тарлинг. — Это, по-видимому, подарки мистера Лайна мисс Райдер, потому что он так любит ее?

Незнакомец онемел от ярости. Если бы взгляды были в состоянии убивать кого-нибудь, то Тарлинг должен бы тут же упасть мертвым.

— Это довольно глупый трюк. — Тарлинг печально покачал головой. — Ступайте к тому, кто поручил вам это дело, именно к мистеру Торнтону Лайну, и скажите, что мне стыдно, как такой интеллигентный человек может применять такие низкие и такие дурацкие приемы. — Он открыл двери и выставил Сэма Стэя в темный коридор, на лестницу.

Одетта, испуганно наблюдавшая за всем, теперь вопросительно посмотрела на Тарлинга.

— Что все это должно означать? Я так боюсь. Что нужно было здесь тому человеку?

— Вы не должны бояться ни его, ни кого бы то ни было вообще. Мне очень жаль, что это доставило вам огорчение.

Ему удалось наконец успокоить ее и, когда вскоре после того вернулась прислуга, он распрощался с ней.

— Итак, подумайте об этом, — у вас есть мой телефонный номер, и вы можете позвонить ко мне, если вы как-нибудь попадете в затруднительное положение, в особенности, если завтра у вас выйдут какие-нибудь неприятности, — особенно подчеркнуто добавил он.

Но на следующий день не случилось ничего особенного. Несмотря на это, она в три часа позвонила ему:

— Я хочу вам сказать еще, что я поеду за город, — сказала она. — Я все-таки очень испугалась вчера вечером.

— Дайте мне, пожалуйста, знать, когда вы снова вернетесь, — ответил Тарлинг, которому трудно стало отделаться от мысли о ней. — Я завтра снова пойду к Лайну и снова поговорю с ним. Мимоходом замечу, что человек, который вчера поздно вечером возился у ваших дверей, протеже мистера Лайна и предан ему телом и душой. С этого типа мы не должны спускать глаз. А дело начинает придавать новый интерес моей жизни!

Он услышал ее тихий смех.

— Неужели меня должны сперва убить, чтобы сыщик получил удовольствие? — довольная спросила она. И он тоже улыбнулся.

— На всякий случай я завтра зайду к Лайну.

Но задуманной Джеком Тарлингом беседе вообще не суждено было состояться. На следующий день, рано утром, какой-то рабочий, проходя по Гайд-Парку, чтобы скорее попасть на работу, увидел по дороге какого-то человека, лежавшего в траве недалеко от брошенного автомобиля. Он был одет, но без сюртука и жилета. Его грудь была обмотана шелковой дамской ночной рубашкой. Он был весь забрызган кровью. Руки этого человека были скрещены на груди, и в руках лежал букет желтых нарциссов.

В одиннадцать часов утра газеты поместили большие отчеты, что личность тела, найденного в Гайд-Парке, установлена. Это был не кто иной, как Торнтон Лайн. Смертельный выстрел попал ему как раз в сердце.

Глава 5

«Лондонским полицейским властям неожиданно приходится иметь дело с загадочным убийством, причем побочные обстоятельства его настолько своеобразны, что без преувеличения можно назвать это преступление загадкой нашего века. Популярная в лондонском обществе фигура, мистер Торнтон Лайн, глава крупного торгового дома, довольно значительный поэт, миллионер, чьи гуманные стремления пользуются общей известностью, был сегодня в ранний утренний час найден в таком положении, которое не оставляет ни малейшего сомнения, что он убит самым подлейшим образом.

В половине шестого утра каменщик Томас Сэведж, проходя через Гайд-Парк, заметил какую-то фигуру, лежащую недалеко от дороги в траве. Он побежал туда и установил, что лежавший человек умер уже несколько часов тому назад. На трупе не было ни сюртука, ни жилета, а его грудь была обмотана шелковым платьем, по-видимому, для того, чтобы унять сильное кровотечение раны на левой стороне. Руки были скрещены на груди. Наиболее интересным, фактом является то, что убийца сам уложил тело в этом странном положении. На груди убитого нашли еще букет желтых нарциссов. Скоро прибыла на место полиция, и после того, как были установлены все необходимые факты, тело было убрано. Полиция придерживается того мнения, что убийство совершено не в Гайд-Парке, но несчастный был убит в другом месте и привезен в парк на своем собственном автомобиле, который стоял брошенный, приблизительно в ста метрах от места, где было найдено тело. Как нам сообщают, полиция нашла на весьма важный след и непосредственно предстоит арест одного лица».

Мистер Д. О. Тарлинг, бывший чиновник сыскной полиции в Шанхае, прочел этот краткий отчет и погрузился в задумчивость.

Лайн был убит! Это был необыкновенный случай, что как раз за несколько дней до этого он столкнулся с этим молодым человеком.

Сам Тарлинг, в сущности, ничего не знал о частной жизни Лайна. Он только предполагал, судя по тому, что он узнал о кратком пребывании Лайна в Шанхае, что кое-какие его похождения Лайну приходилось скрывать. Но у Тарлинга в то время в Китае было слишком много дела, чтобы еще ломать себе голову по поводу глупых шалостей какого-нибудь туриста. Теперь же ему смутно вспомнилась одна скандальная история, связанная с именем Лайна, и он старался восстановить в памяти все подробности. Он отложил газету в сторону. Ему было жалко, что он не состоит на службе в Скотлэнд-Ярде. Это был бы для него чудесный случай. Здесь скрывалась тайна, способная в значительной степени приковать внимание общественности и вполне достойная, чтобы ее раскрыли!

Его мысли обратились к Одетте Райдер. Что сказала бы она по этому поводу? Конечно, она пришла бы в ужас от этого страшного преступления. Ему было очень неприятно, когда он думал о том, что ее могут поставить в связь со всей этой скандальной историей, хотя бы даже только косвенно и в отдаленной степени. По всей вероятности, газеты стали бы упоминать ее имя и могут сообщить о том, что у нее с убитым вышла ссора.

— Совершенно невозможно, — сказал он вполголоса, разговаривая сам с собой, и пожал плечами при этой мысли. Он подошел к двери и позвал Линг-Чу. Китаец сейчас же молча вошел.

— Слушай, человек с белым лицом мертв.

Линг-Чу спокойно посмотрел на своего господина.

— Все люди умирают один раз, — сказал он спокойным голосом. — Этот человек умер скоро, это лучше, чем умирать долго.

Тарлинг пытливо посмотрел на него.

— Откуда ты знаешь, что он умер скоро?

— Об этих вещах говорят, — без малейшей запинки ответил Линг-Чу.

— Но ведь люди здесь не говорят по-китайски, — возразил Тарлинг, — а ты не говоришь по-английски.

— Я немного понимаю, господин, — ответил Линг-Чу, — и я слышал, как люди на улице говорили об этом.

— Линг-Чу, — сказал Тарлинг после некоторой паузы, — этот человек приехал в Шанхай, когда мы там были, и тогда произошел большой скандал. Однажды он был вышвырнут из чайного домика Линг-Фу, где он курил опиум. Из-за него вышло тогда еще одно волнение, — ты помнишь об этом?

Китаец посмотрел ему прямо в глаза.

— Я забыл об этом. Человек с белым лицом был дурной человек, и я рад тому, что он умер.

— Гм, — сказал Тарлинг и коротким кивком головы отпустил китайца.

Этот китаец был самым хитрым из всех его ищеек. Ему достаточно было указать след, и он неуклонно следовал по пятам каждого преступника, при этом он был одним из самых преданных и верных слуг Тарлинга. Но еще никогда сыщику не удалось настолько понять мысли Линг-Чу, чтобы быть в состоянии приподнять покрывало, которым китайцы окутывают свои собственные чувства и мысли. Даже китайские преступники удивлялись способностям Линг-Чу, и многим, по дороге на плаху, все еще не было ясно, как это Линг-Чу удалось раскрыть их преступления.

Тарлинг снова подошел к столу и взял газету в руки, но едва он начал читать, как раздался телефонный звонок. Он снял трубку и к своему великому изумлению услышал голос Кресвеля, главного полицейского инспектора, по совету которого он приехал в Англию.

— Не откажете в любезности немедленно заглянуть ко мне в дирекцию, я хотел бы поговорить с вами об этом убийстве.

— Через несколько минут я буду у вас, — ответил Тарлинг.

Когда он спустя несколько минут вошел в Скотлэнд-Ярд, его тотчас же провели в бюро Кресвеля. Седовласый джентльмен поднялся и с довольной улыбкой пошел ему навстречу.

— Я распоряжусь доверить вам раскрытие этого дела. Тарлинг, — сказал он.

— С этим убийством связаны разные побочные обстоятельства, с которыми здешняя полиция справиться не может, и, в конце концов, ничего необыкновенного нет в том, что Скотлэнд-Ярд привлекает помощника со стороны, в особенности, если дело идет о преступлении, подобном этому. — Он открыл довольно тонкую папку. — Здесь находятся все служебные отчеты, которые вы можете прочесть. У Торнтона Лайна были, выражаясь мягко, немного эксцентричные наклонности. У него были разные подозрительные знакомства, в том числе с одним типичным преступником, который только на днях был выпущен из тюрьмы.

— Это очень интересно, — ответил Тарлинг, подняв брови. — Что он имел общего с этим человеком?

Кресвель пожал плечами.

— По моему мнению, он хотел только хвастать этим знакомством. Ему приятно было, когда об этом необыкновенном случае говорили. Это давало ему право на особенный интерес со стороны своих друзей.

— Кто этот преступник?

— Сэм Стэй, — вор и громила, гораздо более опасный тип, чем это предполагают полицейские власти.

— Вы думаете, что он… — начал Тарлинг…

— Мы спокойно можем вычеркнуть его из списка людей, находящихся в подозрении, что они совершили это убийство. Сэм Стэй, правда, имел очень мало положительных качеств, но, без сомнения, он был очень предан Лайну. Когда сыщик, наводивший первые справки, пошел в Ламбет допрашивать его, то он нашел его растянувшимся на кровати и рядом с ним газету с отчетом об убийстве.

Он был вне себя от горя и с дикими проклятиями вопил, что найдет убийцу. Вы тоже можете разыскать его, но, полагаю, что едва ли вы много от него узнаете: он настолько возбужден, что говорит совершенно бессвязно.

Лайн в его глазах был нечто большее, чем обыкновенный человек, и я могу себе представить, что единственным благородным побуждением во всей его жизни была привязанность к этому человеку, который был так хорош с ним. Можно оставить в стороне вопрос, является ли это правильным и рекомендуемым способом заботливости о других людях. Я хочу только сообщить вам несколько фактов, которые не получили публичной огласки.

Кресвель откинулся на спинку сиденья.

— Вы должно быть знаете, что грудь Лайна была обмотана шелковой ночной рубашкой? — Тарлинг кивнул головой.

— Но там же нашли два скомканных платка, которыми, по-видимому, пытались приостановить кровотечение. Судя по величине, это были дамские платочки. Значит, мы должны предположить, что в дело замешана женщина.

Тарлинг снова задумчиво кивнул головой.

— Еще один примечательный факт, который, по счастью, ускользнул от внимания тех. которые первые нашли тело и дали первые сведения газетным репортерам. Хотя он был вполне одет, его ноги были обуты в толстые войлочные туфли. Мы установили, что он велел их доставить себе из магазина вчера вечером, и один из служащих принес ему туфли на дом. Ботинки Лайна были найдены в автомобиле, который стоял в некотором расстоянии от тела. В-четвертых, желаю сообщить вам, — и это главная причина, в силу которой я привлек вас к раскрытию данного случая, что сюртук и жилет, забрызганные кровью, были найдены в его автомобиле. В правом жилетном кармане нашли вот это, — Кресвель медленно и с ударением произнес последние слова и, вынув из выдвижного ящика маленький квадратный кусок бумаги, передал ее сыщику.

Тарлинг взял бумажку в руки и с изумлением посмотрел на нее. Толстыми черными штрихами на ней стояли четыре китайские буквы. «Тцу Чао Фан Нао» — «Он сам себе этим обязан».

Глава 6

Оба молча поглядели друг на друга.

— Ну? — наконец спросил Кресвель. Тарлинг удивленно покачал головой.

— Это очень странно, — он снова посмотрел на маленький кусочек бумаги, которую он держал в руке.

— Теперь вы понимаете, почему я привлек вас? Если дело имеет какое-нибудь отношение к Китаю, то никто не сумеет разобраться в этом лучше вас. Я дал перевести себе эту надпись. Она гласит «он сам себе этим обязан».

— Но вы, быть может, кое-чего не разглядели. Если вы внимательнее посмотрите на бумажку, то увидите, что эти слова не написаны, а напечатаны.

Он подал листок Кресвелю, и тот внимательно стал разглядывать его.

— Вы совершенно правы, — сказал он удивленно, — на это я совсем не обратил внимания. Разве вы уже раньше имели дело с подобными бумажками?

— Несколько лет тому назад, когда в Шанхае происходило большое количество преступлений. Большинство из них было совершено бандой, находившейся под руководством одного знаменитого преступника. Мне удалось схватить его, и он был казнен на основании моих показаний. Эта шайка преступников носила имя «радостных сердец». Вам, вероятно, известно, что китайские разбойничьи шайки большею частью носят фантастические имена. У них был обычай оставлять на месте преступления свой знак, можно сказать, свою визитную карточку. Это всегда были такие красные бумажки, как и эта, только буквы были написаны от руки. Эти бумажки покупались потом в качестве курьезов, и были любители, платившие за них большие цены, пока один предприимчивый китаец не дал их напечатать, так что их можно было покупать, как открытки, в любом писчебумажном магазине Шанхая.

— Понимаю, — сказал Кресвель. — А это точно такая же бумажка?

— Да, но Бог ее знает, как она попала сюда.

— Это во всяком случае довольно значительное открытие. — Кресвель подошел к шкафу, отпер его и вынул оттуда маленький чемоданчик, который он открыл на столе.

— Ну, а посмотрите еще на это, Тарлинг.

Он показал ему забрызганную кровью рубаху. Тарлинг сейчас же увидел, что это ночная рубашка. Он взял ее в руки, внимательно разглядывая. На белой шелковой рубашке, за исключением двух маленьких веточек незабудки, не было никаких кружев или иных украшений.

— Она была, как вам известно, обмотана вокруг его груди. А вот и оба носовых платка. — Он указал на два маленьких носовых платочка, которые были настолько измазаны кровью, что их едва можно было опознать.

Тарлинг взял в руки тонкую рубашку и поднес ее ближе к свету.

— Была ли найдена метка прачечного заведения?

— Нет.

— И на платках тоже нету метки?

— Нет.

— Следовательно, эти вещи принадлежат молодой даме, которая живет одна. Она, правда, не обладает большими средствами, но у нее очень хороший вкус, и она любит хорошее белье, однако не чересчур роскошное.

— Откуда вы все это знаете? — с изумлением спросил инспектор полиции. Тарлинг рассмеялся.

— Исходя из того, что нет никаких меток прачечного заведения, можно заключить, что она свое шелковое белье моет дома, по-видимому, также и платки. Отсюда я делаю дальнейшее заключение, что она не особенно избалована земными благами. Но так как она имеет шелковые ночные рубашки и платочки из тончайшего батиста, то мы, по-видимому, имеем дело с дамой, обладающей хорошим вкусом и разбирающейся в качестве вещей.

— Сделали ли вы еще другие открытия, из которых можно было бы сделать окончательные выводы?

— Мы только выяснили, что мистер Лайн имел серьезную ссору с одной из своих служащих, некоей мисс Одеттой Райдер.

Тарлинг глубоко вздохнул. Он сказал самому себе, что для сыщика не подходит настолько интересоваться дамой, с которой он успел поговорить всего полчаса и которую он за неделю до того совершенно не знал. Но, так или иначе, девушка произвела на него более глубокое впечатление, чем это ему казалось. У этого человека, чьей жизненной целью было раскрывать преступления и ловить преступников, оставалось слишком мало времени, чтобы интересоваться женщинами. Но встреча с Одеттой Райдер была для него откровением.

— Случайно я знаю об этой истории и знаю даже ее причину, — Тарлинг вкратце рассказал инспектору, при каких обстоятельствах он видел Торнтона Лайна несколько дней тому назад.

— Какие у вас улики против нее?

Он принял равнодушный вид, хотя в душе далеко не был равнодушен.

— У меня никаких определенных данных против нее нет, ответил Кресвель. — Только Сэм Стэй тяжко обвиняет ее. И, хотя он прямо не обвиняет ее в убийстве, но он намекнул, что в известном смысле она ответственна за это. Но он не мог сказать ничего более точного. Сперва я был очень удивлен, что он вообще знал об этой девушке, но теперь я готов предположить, что он пользовался доверием Торнтона Лайна.

— Какого вы мнения о Сэме Стэе? — спросил Тарлинг. — Он в состоянии доказать, где он провел последнюю ночь и сегодняшнее утро?

— Он показал, что в девять часов вечера он зашел к мистеру Лайну на квартиру, и тот в присутствии швейцара дал ему 5 фунтов. Потом он оставил квартиру и пошел к себе домой в Ламбет, где он скоро лег спать. Все наши розыски до сих пор подтвердили его показания. Мы допросили швейцара Лайна, чьи показания сходятся с показаниями Стэя. В пять минут десятого Стэй ушел из квартиры Лайна и ровно через полчаса Лайн сам вышел из дому. Он поехал один в своем маленьком двухместном автомобиле и сказал швейцару, что он собирается поехать в клуб.

— Как он был одет?

— Да, это весьма важно. До девяти часов он был в вечернем туалете. После того, как Стэй ушел, он вдруг переоделся и надел ту одежду, в которой его нашли мертвым.

Тарлинг закусил губы.

— Следовало предположить, что он не сменил бы смокинга на сюртучную пару, если бы имел намерение отправиться в клуб.

Вскоре после этого разговора Тарлинг вышел из полицейского управления. Все эти новости немного смутили его. Первым делом он отправился на Эджвар Роод, где проживала Одетта Райдер. Ее не было дома, и швейцар сказал ему, что она не приходила домой с послеобеденного времени предыдущего дня. Она поручила ему пересылать свои письма в Гертфорд и дала ему свой адрес.

«Хиллингтон Гров, Гертфорд».

Тарлинг стал беспокоиться. Хотя, как он сам уговаривал себя, в этом не было никакой причины, но все-таки он, без сомнения, был озабочен и, кроме того, он еще отчасти был удовлетворен. Он чувствовал, что мог бы, после короткого разговора с молодой девушкой, сейчас же очистить ее от подозрений, которые так или иначе падали на нее. Но ее не было дома. Того, что она исчезла как раз в тот вечер, когда Лайн был убит, было, насколько он знал, вполне достаточно, чтобы пустить полицию по ее следам.

— Быть может, вы можете мне сказать, имеет ли мисс Райдер родных или друзей в Гертфорде? — спросил он у швейцара.

— Да, сэр, там проживает ее мать.

Тарлинг уже собирался уходить, когда швейцар сделал еще одно замечание, которое снова выбило в его мозгу картину убийства со всеми его кошмарными подробностями и настроило его мысли на печальный лад.

— Я рад, что мисс Райдер прошлой ночью не было дома, жильцы этажом выше очень жаловались.

— По поводу чего? — спросил Тарлинг, но швейцар раздумывал, ответить ли ему.

— Предполагаю, что вы друг молодой дамы?

Тарлинг кивнул головой.

— Из этого еще раз следует, — дружеским тоном сказал ему швейцар, — как часто людей обвиняют в разных вещах, с которыми у них нет ничего общего. Квартирант прилегающей квартиры — немного странный человек. Он музыкант и почти оглох. Если бы этого не было, он не стал бы утверждать, что он из-за нее вдруг проснулся посреди ночи. Наверно, на улице был какой-то шум.

— Что же он слышал? — быстро спросил Тарлинг. Но швейцар рассмеялся в ответ.

— Подумайте только — выстрел!.. кроме того, крик, похожий на женский. Тогда он проснулся. Можно было предположить, что ему это приснилось, но другой господин, также проживающий в полуэтаже, слыхал то же самое. Самое удивительное то, что оба придерживаются одного и того же мнения, что шум был слышен из квартиры мисс Райдер.

— В какое время все это произошло?

— Эти люди утверждают, что дело было около полуночи, но ведь это совершенно невозможно, потому что мисс Райдер вовсе не было дома.

Тарлинг обдумывал эту совершенно неожиданную новость, сидя в вагоне по дороге в Гертфорд. Он твердо решил разыскать и предупредить Одетту, хотя ему было совершенно ясно, что в его обязанности не входило особенно предупреждать кого-нибудь, кто был заподозрен в преступлении. Его поведение было необычайно и противоречило всем его привычкам, но это обстоятельство очень мало интересовало его.

Он только что купил билет и шел по платформе, как вдруг увидел одного знакомого, поспешно выходившего из только что прибывшего поезда. Очевидно, тот уже раньше узнал его, так как сразу свернул в сторону и собирался исчезнуть в толпе, но сыщик вовремя нагнал его.

— Алло, мистер Мильбург! Ведь это вы собственной персоной, если я не ошибаюсь. — Управляющий обернулся, потирая руки и улыбаясь, как всегда.

— Представьте себе только, ведь это же мистер Тарлинг, известный сыщик! Какая ужасная новость! Какой ужас для всех, кого она затрагивает!

— Это ужасное событие, наверно, привело в возбуждение весь торговый дом.

— Ах, да, — сказал Мильбург упавшим голосом. — Сегодня наше дело закрыто. Это просто ужасно, — это самый жуткий случай на моей памяти! Есть ли какие-нибудь подозрения о том, кто убийца?

Тарлинг покачал головой.

— Это весьма таинственная история, мистер Мильбург. А Лайн заблаговременно распорядился, кто в случае его смерти должен продолжать руководить делом?

Мильбург замялся и, по-видимому, с большой неохотой ответил:

— Конечно, я веду дело, — сказал он, — точно так же, как тогда, когда мистер Лайн совершал свое кругосветное путешествие. Я уже получил от адвокатов мистера Лайна доверенность на продолжение ведения дел до тех пор, пока суд не назначит опекуна.

Тарлинг пытливо посмотрел на него.

— Какое влияние имеет смерть Лайна на вашу личную судьбу? — резким тоном спросил он. — Ваше положение ухудшается или улучшается благодаря этому?

Мильбург улыбнулся.

— К несчастью, оно улучшается, так как я получаю гораздо большие полномочия и, понятно, беру на себя еще большие обязанности. Я был бы рад, чтобы никогда не пришлось очутиться в подобном положении, мистер Тарлинг.

— В этом я вполне уверен, — ответил сыщик и вспомнил о подозрениях Лайна насчет честности этого человека.

Обменявшись еще парой общих фраз, оба расстались. По дороге в Гертфорд Тарлингу пришлось много думать об этом человеке. Мильбург во многих отношениях был личностью ничтожной и ненадежной, и у него, наверно, не хватало качеств, необходимых для порядочного делового человека.

В Гертфорде Тарлинг сел в автомобиль и дал шоферу адрес.

— Хиллингтон Гров? Это свыше двух миль отсюда, — заметил шофер. — Вы, вероятно, к мистрисс Райдер?

Тарлинг кивнул головой.

— Вы не приехали вместе с молодой дамой, которую тоже ожидают в гости?

— Нет, — удивленно ответил Тарлинг.

— Видите ли, мне было сказано, осмотреться на вокзале, — объяснил шофер.

Но сыщика ожидала еще одна неожиданность. Несмотря на громкое имя, он представлял себе Хиллингтон Гров маленьким домиком, где-нибудь в предместье, и был изумлен, когда шофер, завернув в высокие ворота парка, поехал по длинной широкой аллее и, наконец, остановился на усыпанной гравием площадке перед большим красивым зданием. Он не мог предположить, что родители приказчицы фирмы Лайн живут настолько по-барски. Он еще более изумился, когда двери раскрыл ливрейный лакей. Тарлинга провели в жилую комнату, убранную с художественным вкусом. Он был твердо убежден, что тут какая-то ошибка, когда отворились двери и вошла дама. Ей могло быть лет под сорок, но она была еще очень красива и имела поступь дамы общества. Она была чрезвычайно любезна с Тарлингом, но ему показалось, что прочел некоторую боязливость и озабоченность в выражении ее лица и голоса.

— Боюсь, что я ошибся, — начал он. — Я, видите ли, хотел поговорить с мисс Одеттой Райдер.

Но, к его великому изумлению, дама кивнула головой.

— Это моя дочь. У вас есть какие-нибудь известия о ней? Я очень озабочена по поводу нее.

— Вы озабочены по поводу нее? — быстро спросил Тарлинг, — разве что-нибудь случилось? Ее здесь нет?

— Нет, ее нет, она не приехала.

— Но не была ли она здесь уже раньше? Не прибыла ли она еще вчера вечером?

Мистрисс Райдер отрицательно покачала головой.

— Нет, ее здесь не было. Она обещала мне провести несколько дней у меня, но вчера вечером я получила телеграмму. Обождите минуту, я сейчас принесу ее. — Она вышла на короткое время и вернулась с коричнево-желтым телеграммным листком в руках, который она подала сыщику. Тот прочел:

«Я не могу приехать, не пиши по моему адресу. Как только я достигну места назначения, я дам тебе знать. Одетта».

Телеграмма была подана на главной лондонской почте и, судя по штемпелю, была принята в девять часов вечера, — следовательно, за три часа до того, когда, по общему мнению, было совершено убийство!

Глава 7

— Могу я оставить себе эту телеграмму? — спросил Тарлинг.

Дама кивнула в знак согласия.

Он видел, что она была в очень нервном и возбужденном состоянии.

— Я никак не могу понять, почему Одетта не приезжает. Быть может, вы знаете причину?

— Я, к сожалению, тоже не могу дать вам никакого объяснения. Но прошу вас, не беспокойтесь, мистрисс Райдер. Она, по всей вероятности, в последний момент изменила свое решение и остановилась у приятелей в городе.

— Разве вы не видели Одетты? — спросила боязливо мистрисс Райдер.

— Я уже несколько дней как не говорил с ней.

— Разве что-нибудь случилось? — Ее голос дрожал, и она с трудом подавила рыдание. — Видите ли, я уже два или три дня не видела ни Одетты, ни еще кого бы то ни было, — быстро добавила она, и при этих словах сделала слабую попытку улыбнуться.

Кого она еще могла ожидать? И почему она сделала именно эту паузу в разговоре? Возможно ли, что она ничего не слыхала об убийстве Лайна? Он решил установить все факты.

— Весьма возможно, что ваша дочь задержалась в городе вследствие смерти мистера Лайна, — сказал он, внимательно наблюдая за ней. Она неподвижно уставилась на него и побледнела.

— Мистер Лайн умер? — пробормотала она, — Разве этот молодой человек так рано должен был умереть?

— Его вчера утром убили в Гайд-парке.

Мистрисс Райдер зашаталась и бессильно опустилась на стул.

— Убит! Убит! — прошептала она. — О, Боже, только не это! Только не это!

Ее лицо посерело. Она дрожала всем телом, эта статная женщина, которая незадолго до того вошла в комнату с такой важной осанкой. Вдруг она закрыла лицо руками и начала тихо плакать.

— Вы знали мистера Лайна лично? — спросил он через некоторое время.

Она отрицательно покачала головой.

— А слыхали ли вы что-нибудь о мистере Лайне?

Она подняла голову.

— Нет, — спокойно сказала она. — Только то, что он был человеком неприятным в обращении.

— Простите, но вы, кажется, очень заинтересованы? — Он замялся, когда она подняла голову и посмотрела на него.

Он не знал, как ему закончить вопрос. Он был изумлен, что дочь этой женщины, которая жила, по-видимому, в блестящих материальных условиях, работала в торговом доме на мелкой должности. Ему хотелось также узнать, знала ли она об увольнении Одетты и доставляет ли ей это заботу? Беседа с Одеттой Райдер не дала ему того убеждения, что она могла бы пренебречь должностью.

Напротив, она говорила о том, что собирается искать новую должность, и все это вовсе не говорило за то, что ее мать живет в хороших условиях.

— Разве ваша дочь вынуждена зарабатывать себе на жизнь? — неожиданно спросил он. Она опустила глаза.

— Это ее собственное желание, — тихо ответила она. — Она дома не уживается с людьми, — порывисто добавила она.

Последовало краткое молчание. Потом он поднялся и подал ей на прощание руку.

— Я надеюсь, что не слишком потревожил вас своими расспросами. Вы, вероятно, удивитесь, почему я вообще приехал сюда. Хочу вам совершенно откровенно сказать, что мне поручено раскрыть это убийство, и я надеялся узнать от вашей дочери, а также и от других людей, имевших отношение к мистеру Лайну, что-нибудь, что могло бы дать мне какой-нибудь ключ к дальнейшим, более важным открытиям.

— Так, значит, вы сыщик? — спросила она. И он был готов поклясться, что прочел страх в ее взгляде.

— Сыщик особого рода, — сказал он улыбаясь, — но не из Скотлэнд-Ярда, мистрисс Райдер.

Она проводила его до дверей и поглядела ему вслед, когда он пошел вниз по аллее. Потом она медленно вернулась в дом, прислонилась к мраморному камину, закрыла лицо руками и горько расплакалась.

Тарлинг покинул Гертфорд еще более расстроенный, чем был по дороге туда. Он велел шоферу ждать его с машиной у ворот. Он решил расспросить шофера и узнал таким образом, что мистрисс Райдер уже четыре года проживает в Гертфорде и пользуется большим уважением. Он осведомился также об Одетте.

— О, да, молодую даму я часто видал, но в последнее время она реже приезжает сюда. Судя по всему, что приходится слышать, она, по-видимому, плохо ладит с отцом.

— С ее отцом? Я совсем не знал, что у нее есть еще отец, — удивленно ответил Тарлинг…

— Да, отец еще жив. Он регулярно приезжал в гости, обычно он прибывал последним поездом из Лондона, и на станции его ожидал собственный автомобиль. — Шофер никогда еще не видал его, но рассказывал, что те немногие люди, которые приходили с ним в соприкосновение, говорили, что он очень обходительный человек, хорошо известный в Сити.

Тарлинг телеграфировал своему помощнику, которого Скотлэнд-Ярд предоставил в его распоряжение, и полицейский инспектор Уайтсайд уже ожидал его на станции.

— У вас есть какие-нибудь новости? — спросил Тарлинг.

— О, да. Мы нашли кое-что очень важное, — ответил полицейский. — У станции нас ожидает служебный автомобиль, и мы можем поговорить по дороге в полицию.

— В чем же дело?

— Мы получили сведения от швейцара мистера Лайна. Похоже на то, что он, по поручению главной полиции, перерыл всю корреспонденцию мистера Лайна, причем он нашел в углу письменного стола телеграмму. Когда мы прибудем, я покажу вам ее. Она очень важна для выяснения всей этой истории и, полагаю, что она наведет вас на след настоящего убийцы.

При слове «телеграмма» Тарлинг автоматически почувствовал в своем кармане телеграмму, которую мистрисс Райдер получила от своей дочери. Он вынул ее из кармана и снова прочел ее.

— Но ведь это изумительно, — сказал инспектор Уайт-сайд, который тоже бегло просмотрел телеграмму.

— Что вы хотите сказать? — с удивлением спросил Тарлинг.

— Я видел подпись «Одетта».

— Разве это имя заключает в себе что-нибудь необыкновенное?

— Это странное совпадение. Телеграмма, найденная на столе мистера Лайна и приглашавшая его в определенную квартиру на Эджвар Роод, была тоже подписана именем «Одетта».

Он наклонился вперед и посмотрел на телеграмму, которую изумленный Тарлинг все еще держал в руке.

— И, взгляните еще раз, — сказал он с торжествующим видом, — она была подана как раз в то же самое время, именно в девять часов вечера.

После того, как они прибыли в Скотлэнд-Ярд, обе телеграммы были проверены, и оказалось, что Уайтсайд не ошибся. Немедленно был послан курьер на главный почтамт через два часа были получены оригиналы телеграмм. Обе телеграммы были написаны одним и тем же почерком. Первая была адресована матери Одетты и гласила о том, что она не может приехать. Вторая телеграмма, отправленная Лайну, имела следующий текст: «Согласны ли вы сегодня вечером в одиннадцать часов посетить меня на дому? Одетта Райдер».

Тарлинг потерял мужество. Этот новый, неожиданный факт вывел его из состояния равновесия. Он снова уговаривал себя в том, что это невозможно, чтобы эта девушка могла убить Лайна. Но если она все-таки совершила убийство? Где это случилось? Может быть, она села в его автомобиль и застрелила во время поездки кругом по Гайд-Парку. Но зачем он надел толстые войлочные туфли, и на нем не было сюртука? И как вышло, что эта шелковая ночная рубашка была обмотана вокруг его груди?

Его мысль была поглощена всеми допустимыми возможностями, но чем больше он углублялся в это дело, тем большей загадкой оно становилось для него.

Совершенно разбитый, он в тот же вечер пошел в главную полицию и выхлопотал приказ об обыске в квартире Одетты.

Потом он отправился в сопровождении Уайтсайда к ней на квартиру на Эджвар Роод, предъявил свои полномочия и получил от швейцара ключ от квартиры.

В мозгу Тарлинга вспыхнуло воспоминание о визите, который он сделал Одетте. Он чувствовал себя очень скверно, и его охватило чувство жалости к девушке в тот момент, когда он, отперев дверь, вошел в маленькую переднюю и зажег электричество.

Здесь не было заметно ничего особенного. Ему только ударил в нос затхлый воздух, который бывает всегда, когда квартира не проветривалась несколько дней подряд.

Но когда они пробыли в помещении короткое время, они услышали еще один запах, напоминавший запах жженого кордита.

Они вошли в маленькое жилое помещение. Здесь все было очень чисто, и каждая вещь находилась на своем месте.

— Но это, однако, очень странно, — сказал Уайтсайд. указывая на соседний столик. Тарлинг посмотрел туда и увидел цветочную вазу, наполовину наполненную желтыми нарциссами. Два или три цветка выпали или же были вынуты и лежали, сморщенные и засохшие, на полированном столике.

Тарлинг молча обернулся, снова пошел в переднюю и открыл другую дверь, которая была только притворена, и зажег электричество. Он находился в спальне молодой девушки и на мгновенье неподвижно застыл на месте, когда успел оглядеть помещение. Комод был в полном беспорядке, все ящики были выдвинуты, одежда и предметы туалета лежали разбросанные по полу. Все свидетельствовало о быстром и поспешном разгроме. Потом они оба нашли на кровати маленький ручной чемоданчик, который был брошен упакованным наполовину.

Тарлинг вошел в середину помещения и, даже будь он полуслепым, он не мог бы пройти мимо тяжелой улики: на ковре песочного цвета, покрывавшем полкомнаты, у камина было видно большое темно-красное неправильной формы пятно.

Лицо Тарлинга стало мрачным.

— На этом месте был застрелен Лайн, — сказал он.

— Посмотрите-ка сюда! — крикнул взволнованный Уайтсайд, указывая на один из ящиков комода.

Тарлинг быстро вытащил рубашку, свисавшую через край ящика. Это была шелковая ночная рубашка, и на ее рукавах были вытканы веточки незабудки. Рубашка была похожа на ту, которою была обмотана грудь Лайна в тот момент, когда нашли его мертвым.

Когда рубашка была вынута из ящика, открылось еще одно новое обстоятельство. На белой эмалированной наружной стороне ящика они увидели кровавый оттиск большого пальца!

Тарлинг посмотрел на своего ассистента. Его лицо приняло твердое и непроницаемое выражение.

— Уайтсайд, — спокойно сказал он, — прикажите заготовить приказ об аресте Одетты Райдер ввиду тяжкого подозрения в совершении предумышленного убийства. Телеграфируйте во все полицейские учреждения приказ задержать эту девушку и сообщите мне, как успешно идет дело.

И, не говоря больше ни слова, он покинул квартиру Одетты и вернулся к себе домой.

Глава 8

Сэм Стэй находился в Лондоне. Полиция знала, где он проживает, и день и ночь он находился под неусыпным надзором. Для него не было ничего нового в том, что за ним по пятам следил с якобы невинным видом сыщик, но впервые за всю его жизнь это его нисколько не беспокоило.

Смерть Торнтона Лайна была для него самым тяжким ударом судьбы, который приключался с ним когда-либо. Даже если бы его посадили за решетку, это было бы ему совершенно безразлично, потому что этот неисправимый преступник с продолговатым меланхолическим, изборожденным морщинами лицом, придававшими ему старческий вид, безгранично любил Торнтона Лайна. Лайн был для него божественным явлением со сверхчеловеческими свойствами и способностями, о которых кроме него никто ничего не знал. В глазах Сэма Лайн не был в состоянии поступать несправедливо, он был для него олицетворением всего хорошего и прекрасного, всего высокого и благородного.

Торнтон Лайн умер! Никогда он больше не вернется к жизни! Умер! На каждом шагу отдавалось гулкое эхо этого страшного слова. Сэм Стэй совершенно отупел. Все его прочие заботы и огорчения умолкли перед этим большим страшным горем.

А кто был во всем виноват? Благодаря чьему предательству так скоро и ужасно окончилась жизнь этого чудного человека? При этой мысли он яростно скрежетал зубами. Не кто иной — как Одетта Райдер. Это имя стояло перед ним, начертанное огненными буквами. Он старался восстановить в памяти все оскорбления, которые она нанесла его благодетелю. Он вспоминал каждое слово из продолжительного разговора с Лайном в день своего выхода из тюрьмы. Он вспомнил все планы, которые они тогда вместе выработали. Ведь не мог же он знать, что его обожаемый герой сказал ему неправду, а в своем гневе и оскорбленном тщеславии попросту выдумал разные обвинения и оскорбления, которые он вынес от Одетты Райдер, что на самом деле никогда не происходило в действительности. Стэй знал только, что Торнтон Лайн ненавидел эту девушку и, с его точки зрения, эта ненависть заслуживала полного оправдания. Она одна виновата в смерти этого великого человека.

Он бесцельно направился в западную часть города, совершенно не интересуясь полицейским, который следил за ним. Когда он дошел до конца Пикадилли, он вдруг почувствовал, что кто-то вежливо взял его за руку. Он обернулся с кислым видом и узнал одного старого знакомого.

— Вам нечего бояться, — сказал сыщик, смеясь. — За вами ничего не числится. Я хотел бы только задать вам пару вопросов.

— Полиция и так достаточно допрашивала меня день и ночь после того, как случилось самое ужасное.

Он все-таки дал успокоить себя и уселся вместе со своим спутником на одиноко стоявшей скамейке в парке.

— Скажу вам совершенно откровенно, Сэм, мы не только ничего против вас не имеем, но даже убеждены, что вы нам можете много помочь. Вы очень хорошо знали мистера Лайна, он по отношению к вам всегда был благожелателен и любезен.

— Да прекратите же, — дико крикнул Сэм. — Я не хочу больше говорить об этом. Я не смею больше думать об этом. Послушайте, неужели вам это непонятно? Самый великий человек, который жил когда-либо на свете, был мистер Лайн! Ах, Боже, Боже, — он стал причитать и, к величайшему изумлению полицейского, этот жестокий преступник закрыл лицо руками и зарыдал.

— Я вполне понимаю ваше горе, Сэм. Я знаю, что он был к вам очень хорош. Разве у него не было врагов? Может быть, он говорил с вами об этом и доверил вам то, чего он не доверял никому из своих друзей?

Сэм недоверчиво посмотрел на него своими красными заплаканными глазами.

— А для меня потом не скрутят веревки, если я сейчас расскажу вам кое-что?

— Ни в коем случае, Сэм, — быстро ответил полицейский. — Будьте добрым парнем и помогите нам насколько это в ваших силах. Быть может, мы тоже когда-нибудь посмотрим сквозь пальцы, если вы опять что-нибудь натворите. Ведь вы же понимаете, что нам нужно? Не знаете ли вы кого-нибудь, кто был с ним во враждебных отношениях и ненавидел его?

Сэм кивнул головой.

— Это была женщина? — спросил Слэд с равнодушным видом.

— Да, это была она! — изрыгая проклятия, воскликнул Сэм.

— Черт побери, это была она. Мистер Лайн так хорошо обращался с ней, ведь она совершенно опустилась. Он поднял ее из грязи полуголодную и дал ей хорошую должность, а она отблагодарила его тем, что стала обвинять его, оклеветала его самым подлейшим образом!

Гнев и ярость Сэма изливались на девушку потоком диких проклятий и ругательств, каких сыщик еще никогда на слыхал своими ушами.

— Этакая подлая тварь была она, Слэд, — продолжал он. Он называл чиновника только по имени, как это принято у старых преступников. — Она вообще не должна жить.

Его голос оборвался, и он снова зарыдал.

— Не хотите ли вы назвать мне ее имени? — Сэм снова посмотрел на него недоверчиво, искоса.

— Послушайте-ка, Слэд, предоставьте мне иметь дело с ней, она от меня получит свою порцию, будьте спокойны!

— Но послушайте, Сэм, это приведет вас только к новым осложнениям. Можете спокойно сказать нам се имя. Не начинается ли оно на букву «Р»?

— Откуда мне знать это? Я не могу больше скандировать буквы. Ее звали Одеттой.

— Райдер?

— Да, так зовут ее. Она раньше была кассиршей в торговом доме Лайна.

— Итак, успокойтесь наконец и расскажите нам разумно, по порядку, что Лайн рассказывал вам о ней.

Сэм Стэй неподвижно поглядел на него, и вдруг в его глазах вспыхнул лукавый огонек.

— Если она это была! — сказал он, тяжело дыша. — Если бы только я мог наказать ее за это!

Не было ничего лучшего для исправления настроения этого человека, как дать возможность полиции схватить Одетту Райдер. Ведь это же замечательная мысль! Он снова с загадочной улыбкой посмотрел на сыщика.

— Я помогу вам, — сказал он наконец. — Но я скажу это кому-нибудь из высших чиновников, но не вам.

— Все в порядке, Сэм, — ответил любезно сыщик. — Вы можете сообщить об этом мистеру Тарлингу или мистеру Уайтсайду. Эти гораздо больше в курсе дела.

Чиновник взял автомобиль, и оба поехали, но не в Скотлэнд-Ярд, а в маленькое бюро Тарлинга на Бонд-стрит. Тарлинг вместе с Уайтсайдом ожидал здесь возвращения сыщика, которого он послал за Сэмом Стэем. Сэм медленно вошел в комнату, подавленно посмотрел то на одного, то на другого и отказался сесть в предложенный ему стул. У него болела голова. Мысли перемешались в его мозгу. Еще никогда в жизни он не чувствовал себя так плохо. В его ушах стоял странный шум и жужжание, так что он очнулся только тогда, когда почувствовал на себе ясный пронизывающий взгляд Тарлинга. Он не мог вспомнить, где он видел раньше этого человека.

— Ну, Стэй, — начал Уайтсайд, который хорошо знал преступника с прежних времен. — Мы охотно услыхали бы от вас, что вы знаете про это убийство.

Стэй плотно сжал губы и ничего не ответил.

— Да садитесь же, — любезно сказал Тарлинг, и на сей раз Сэм послушался. — Ну, мой милый, я узнал, что вы были другом мистера Лайна.

Когда нужно было уговорить кого-нибудь, то Тарлинг мог говорить так мягко и любезно, что, глядя на него, трудно было бы этому поверить.

Сэм кивнул головой.

— Он всегда был к вам очень хорош, не правда ли?

— Вы говорите только хорош? Сэм тяжко и глубоко вздохнул.

— Я бы отдал за него последнюю каплю крови, чтобы только уберечь его от горя. Я бы все сделал для него. Провались я на месте, если я вру! Это был ангел в образа человека. Боже мой, если я когда-нибудь доберусь до этой девушки, то я сверну ей шею! Я выпущу из нее дух! Я не успокоюсь раньше, чем не разорву ее на куски!

Его голос все повышался. На губах показалась пена, и все лицо было искажено бешенством. — Она обкрадывала его годы подряд! А он заботился о ней, охранял ее, а она оболгала, оклеветала его и завлекла его в западню!

Он визгливо вскрикнул и поднялся, как бы собираясь подойти к письменному столу. Он настолько крепко сжал кулаки, что пальцы судорожно сплелись, и кисти рук побелели. Тарлинг подскочил, зная, что означают эти симптомы. Но прежде чем он успел выговорить слово, Стэй вздрогнул и рухнул на пол, как подкошенный. Тарлинг сейчас же подбежал к бесчувственному Сэму и положил его на спину. Он поднял одно веко и стал наблюдать за глазным яблоком.

— Припадок падучей или еще нечто более худшее, — сказал он. — Это было слишком много для бедняги. Уайтсайд, вызовите больничную карету!

— Не дать ли мне ему немного воды?

— Нет, не надо. Пройдет несколько часов, пока он очнется, если он вообще переживет этот припадок. Если Сэм Стэй имеет какие-нибудь улики против Одетты Райдер, то, очень может быть, что он унесет их с собой в могилу.

В глубине души Тарлинг почувствовал известное удовлетворение по поводу того, что уста этого человека больше не в состоянии были обвинять.

Глава 9

Где была Одетта Райдер? Этот вопрос, во всяком случае, должен был быть выяснен. Она пропала, как будто земля разверзлась и поглотила ее. Все полицейские посты во всей Англии искали ее. За всеми судами, выходившими в море из английских гаваней, следили. Во всех местах, где ее можно было бы найти, производились секретные расследования. За домом ее матери в Гертфорде следили беспрерывно день и ночь.

Тарлинг добился того, чтобы показ тела убитого отложили на день. Каковы бы ни были его чувства к Одетте Райдер, он был человеком надежным и прежде всего желал выполнить свой долг по отношению к государству. Прежде всего нужно было добиться, чтобы какой-нибудь любопытный судья не слишком заинтересовался этим делом и всеми побочными обстоятельствами, приведшими к смерти Торнтона Лайна, раньше, чем следствие не сделало дальнейших успехов. При настоящем положении вещей преступник, благодаря огласке всей истории, мог бы только быть предупрежденным.

В сопровождении инспектора Уайтсайда он снова основательно обыскал квартиру Одетты, которая, судя по большому кровавому пятну на ковре, без сомнения была местом совершения убийства. Кровавый оттиск большого пальца на белом комоде был сфотографирован, и предполагалось сравнить его с оттиском большого пальца Одетты Райдер, как только ее удастся захватить.

Дом Керримора, где проживала Одетта Райдер, был огромный дом с большим количеством барских квартир. В первом этаже были магазины. Парадные двери, ведущие в квартиры, были расположены равномерно между каждыми двумя витринами. К несколько приподнятым подвальным помещениям также вели лестницы. Здесь находилось шесть квартир, окна которых выходили на узкий двор. Середину этого подвального помещения занимало большое бетонированное складское помещение. Вокруг него видны были маленькие квадратные помещения, в которых жильцы могли складывать мебель и разные другие ненужные вещи. Тарлинг установил, что из подвального коридора можно было попасть в это складское помещение и отсюда через маленькую складную дверь на задний двор. Довольно большие ворота открывали доступ с улицы. Это было устроено, чтобы обыватели дома могли получать, удобным для себя образом, уголь, топливо и прочие необходимые для хозяйства запасы. Со стороны маленькой улички, проходившей позади дома, находилось около дюжины конюшен, которые одно общество, владевшее наемными автомобилями, арендовало под гаражи.

Если убийство было совершено в квартире, то тело можно было таким путем вынести на заднюю улицу. Здесь, стоявший в ожидании автомобиль не привлек бы к себе ничьего внимания. Тарлинг расспросил служащих автомобильной фирмы, из которых некоторые проживали в помещениях над гаражами, и мог установить, что кое-кто из них видел автомобиль в ту ночь. На этот факт при первом полицейском дознании не было обращено никакого внимания.

Двухместный автомобиль Лайна имел ярко-желтую окраску, и его трудно было бы смешать с другим автомобилем. Его нашли брошенным поблизости от трупа. В ночь убийства между десятью и одиннадцатью часами его видели здесь. Но, хотя Тарлинг делал чрезвычайные усилия и допросил многих людей, никто не мог сказать, что видел Лайна лично, и никто не наблюдал, как автомобиль приехал, или как он уехал.

Был допрошен швейцар, который дал односложный ответ, что между десятью и половиной одиннадцатого никто не вошел через парадную дверь. Между половиной и тремя четвертями одиннадцатого кто-нибудь мог и прийти, потому что как раз в это время он вошел в швейцарскую, чтобы переодеться, раньше чем пойти домой. Швейцарская находилась под лестницей, так что он оттуда никого не мог видеть.

Он обычно запирал парадную дверь в одиннадцать часов. Что случилось позднее, он, понятно, не мог больше видеть. Он, впрочем, сказал, что в тот вечер он ушел, может быть незадолго до одиннадцати, хотя точно не мог сказать этого.

— Его показания очень мало могут помочь нам, — заметил Уайтсайд. — Как раз в это время, когда убийца мог войти в дом, именно между половиной и тремя четвертями одиннадцатого, он не был на своем посту.

Тарлинг кивнул в знак согласия. Он предпринял точное обследование всех погребов, всех проходов заднего двора, но нигде не нашел кровавых следов. Он и не ожидал их найти, так как было совершенно ясно, что шелковая рубашка не давала просачиваться крови при транспортировании тела.

— Но одно, по моему мнению, установлено: Одетта Райдер должна была иметь помощника, в случае, если она совершила убийство. Совершенно невозможно, чтобы она могла вынести или вытащить на улицу этого, сравнительно тяжелого человека. Она также не могла бы сама втащить его в автомобиль, а потом вынести и положить на траву.

— Я все еще не понимаю, что, собственно говоря, должны означать желтые нарциссы на его груди и, если он был здесь убит, почему же она потрудилась положить ему цветы на грудь?

Тарлинг покачал головой. Он был ближе к разрешению этой загадки, чем кто-нибудь представлял себе.

После того, как они обыскали квартиру, они вместе поехали в Гайд-парк, а Уайтсайд указал ему на место находки трупа, недалеко от дороги. Он объяснил ему также положение, в котором был найден труп. Тарлинг осмотрелся и внезапно испустил подавленный крик.

— Ведь это же удивительно! Мне казалось, что при этом убийстве мы находим одни желтые нарциссы!

Тарлинг направился к большой цветочной клумбе, сплошь некрытой желтыми нарциссами, чьи нежные чашечки колыхались, колеблемые легким весенним ветерком.

— Гм, — сказал Тарлинг. — Знаете ли вы толк в желтых нарциссах? Знакомы ли вам все их разновидности, Уайтсайд?

Уайтсайд, смеясь, покачал головой.

— Для меня все нарциссы одинаковы. Разве есть вообще разница?

Тарлинг утвердительно кивнул головой.

— Этот сорт называется «золотыми шпорами», — объяснил он. — Этот сорт часто встречается в Англии. Цветы в квартире мисс Райдер называются «императорскими» нарциссами.

— Ну, какой вы из этого делаете вывод?

— На груди Лайна были найдены нарциссы «золотые шпоры».

Он опустился на колени рядом с клумбой, раздвинул стебли и внимательно стал осматривать растения.

— Посмотрите-ка сюда, — он указал на несколько сорванных стеблей. — Здесь были сорваны нарциссы. Готов принять присягу. И они все сорваны в один прием.

Уайтсайд с сомнением посмотрел на него.

— Цветы могли сорвать и уличные мальчишки.

— Те, кто крадут цветы, срывают по отдельному цветочку.

— Большинство людей, которые делают подобные вещи, тщательно избегают срывать цветы на одном и том же месте, чтобы не обратить на себя внимание садовых сторожей.

— Значит, вы предполагаете…

— Я предполагаю, что убийца, — будь это мужчина или женщина, — в силу какой-нибудь причины, которой мы еще пока не знаем, украсил тело цветами. И взяты цветы с этой клумбы.

— А не из квартиры Одетты Райдер?

— Нет, — задумчиво ответил Тарлинг. — Мне это уже было ясно, когда вы показали мне цветы в Скотлэнд-Ярде.

Уайтсайд провел рукой по лбу.

— Чем дальше мы продвигаемся при выяснении этого случая, тем загадочней становится для меня все это дело. Итак, мы здесь имеем дело с богатым человеком, который, очевидно, не имел смертельных врагов. Его в одно прекрасное утро находят в Гайд-парке. Его грудь обернута дамской ночной сорочкой. На нем войлочные туфли. В кармане находят бумажку с китайской надписью. И, в довершение всего, ему на грудь положили букет желтых нарциссов. Такую вещь могла сделать только женщина, — внезапно добавил он.

Тарлинг посмотрел на него большими глазами.

— Почему вы так думаете?

— Только женщина могла украсить мертвого цветами, — спокойно ответил Уайтсайд. — Желтые нарциссы говорят о сочувствии и сострадании, быть может, о раскаянии.

Тарлинг почти незаметно усмехнулся.

— Мой милый Уайтсайд, вы становитесь сентиментальным. — Он оглянулся. — Посмотрите-ка, словно притягиваемый этим местом, снова показывается джентльмен, которого я повсюду обязательно встречаю — мистер Мильбург.

Увидев обоих сыщиков, тот вдруг остановился. По его лицу видно было, что он охотнее всего бы исчез. Но Тарлинг заметил его, и он, какой-то особенной, скользящей походкой подошел поближе. Хотя он старался скрывать свое смущение, прикрываясь улыбкой, но Тарлинг сейчас же заметил боязливый неуверенный взгляд, который он уже раз наблюдал у Мильбурга.

— Доброго утра, господа, — сказал Мильбург и поклонился обоим, сняв шляпу, — По-видимому, еще ничего нового не найдено?

— Во всяком случае я не ожидал встретить вас здесь сегодня утром! — с насмешливой улыбочкой ответил Тарлинг. — Я полагал, что у вас достаточно работы в деле.

Мильбург почувствовал себя не в своей тарелке.

— Это место имеет известную притягательную силу для меня, — хрипло сказал он. — Меня всегда охватывает искушение приходить сюда. — Он опустил глаза перед пытливым взглядом Тарлинга.

— Есть ли у вас что-нибудь новое об убийце?

— Это я хотел бы у вас спросить.

Мильбург нервно посмотрел на него.

— Не думаете ли вы о мисс Райдер? — спросил он.

— Нет, сэр, не нашлось ничего такого, что свидетельствовало бы против нее, но я не могу установить, где она сейчас находится, несмотря на все мои усилия. И это меня волнует.

Тарлинг заметил перемену в его поведении. Он хорошо помнил, что Мильбург сперва категорически отрицал перед Лайном виновность Одетты в краже, но теперь он был почему-то враждебно настроен к ней. Звук его голоса дал многое понять Тарлингу.

— Вы полагаете, что мисс Райдер имела основание бежать?

— В этом мире, — сказал он елейным голосом, — чаще всего ошибаешься в тех, к кому относишься с наибольшим доверием.

— Вы, следовательно, желаете сказать этим, что подозреваете мисс Райдер в том, что она обокрала фирму?

Но Мильбург сейчас же протестующе замахал своими большими руками.

— Нет, этого я не собираюсь утверждать. Я не желал бы обвинять молодую даму в том, что она подобным образом обкрадывала своего шефа, и я категорически отказываюсь выдвигать какие-либо обвинения до того, как ревизоры торговых книг не закончили своей работы. Без всякого сомнения, — добавил он, — у мисс Райдер на руках бывали большие суммы денег, и она, скорее чем какая-либо другая из служащих кассы, была в состоянии совершать растраты, без того, чтобы я или мистер Лайн это могли сейчас же заметить. Но это я сообщаю вам только по секрету.

— Имеете ли вы понятие, где она может быть?

Мильбург отрицательно покачал головой.

— Единственно, что я… — он замялся и неуверенно посмотрел на Тарлинга.

— Ну, что вы хотите сказать? — нетерпеливо спросил сыщик.

— Это, во всяком случае, только мое предположение, что она может быть покинула страну. Я ни в коем случае не собираюсь утверждать этого, но она очень хорошо говорит по-французски и уже прежде бывала на континенте.

Тарлинг задумчиво посмотрел на него.

— Ну, в таком случае, я должен поискать на континенте, потому что я твердо решил найти мисс Райдер!

Он кивнул своему ассистенту и быстро повернулся. Мистер Мильбург, смущенный, поглядел ему вслед.

Глава 10

Тарлинг после обеда пришел домой в подавленном настроении. Этот случай задал ему так много новых загадок, что он в тот момент не мог разобраться в них. Линг-Чу, еще по прежним временам, знал подобные депрессии за своим господином. Но на этот раз он заметил в его поведении нечто новое. Он показался ему совершенно излишне возбужденным и ему показалось, что он подметил у Тарлинга какую-то боязливость, которая до сих пор была абсолютна чужда этому охотнику на людей. Китаец молча приготовил своему господину чай, остерегаясь упоминать что-либо об этой истории или о подробностях следствия.

Он придвинул столик к краю постели и уже собирался бесшумно, как кошка, исчезнуть из комнаты, когда Тарлинг удержал его.

— Линг-Чу, — сказал он на китайском наречии, — ты ведь помнишь, что «радостные сердца» в Шанхае всегда оставляли свой «хонг» на месте совершения преступления.

— Да, господин, я помню это очень хорошо. На бумажке стояли определенные слова. Впоследствии их можно было покупать в лавках, потому что люди хотели иметь эти удивительные бумажки, чтобы показывать их своим друзьям.

— Многие люди имели при себе тогда эти бумажки, — медленно ответил Тарлинг, — и бумажка со знаками «радостных сердец» была также найдена в кармане убитого.

Линг-Чу посмотрел на него совершенно спокойно.

— Господин, — сказал он, — разве человек с белым лицом, который сейчас мертв, не мог привезти такие штуки из Шанхая? Он ведь был туристом. И такие люди всегда собирают разные сумасбродные сувениры.

Тарлинг кивнул головой.

— Это было бы вполне возможно. Я уже подумал об этом. Но почему же как раз в ту ночь, когда он был убит, он имел эту бумажку в кармане?

— Господин, — спросил китаец, — почему же он вообще был убит?

Тарлинг должен был улыбнуться этому обратному вопросу своего слуги.

— Ты хочешь сказать этим, что на один вопрос так же трудно ответить, как на другой.

— Ну хорошо.

Линг-Чу покинул комнату. Тарлинг в данный момент был не слишком озабочен разрешением этого вопроса. Теперь прежде всего надо было разыскать местопребывание Одетты Райдер. Он все время обдумывал эту проблему. Он был смущен всеми теми странными фактами, которые он установил. Почему же Одетта Райдер приняла такую мелкую должность в фирме Лайна, в то время как ее мать вела в Гердфорде роскошный образ жизни? Кто ее отец, этот таинственный человек, который появлялся в Гердфорде и снова исчезал? Какую роль мог он играть в этом преступлении? А если она была невинна, то почему же она так бесследно исчезла, при обстоятельствах, которые могли навлечь на нее всяческие подозрения? Что мог Сэм Стэй на самом деле знать об убийстве? Было совершенно ясно, что он ненавидел Одетту Райдер. Когда Тарлинг только упомянул имя Одетты, то могло казаться, что в душе Сэма Стэя забил пенящийся фонтан ядовитых брызг. Но Сэм не дал никаких разумных связных показаний. Все его разглагольствования свидетельствовали о его беспредельной злобе к девушке и безграничном почтении к покойнику.

Он беспокойно повернулся на другую сторону и только что собрался взять в руку чашку чая, как снаружи послышались тихие шаги, и Линг-Чу проскользнул в комнату… «Сияющий человек снова пришел», — сказал он. Так он называл Уайтсайда, который всегда вносил в комнату свежий, живой дух, что побудило Линг-Чу дать ему такое прозвище.

— Мистер Тарлинг, — начал полицейский инспектор и вынул из кармана маленькую записную книжку, — мне, к сожалению, многого не удалось узнать о месте пребывания мисс Райдер. Я был на станции Чаринг-Кросс и наводил справки у билетной кассы. За последние два дня несколько молодых дам без сопровождения уехали на континент.

— Ни одна из примет не подходит к мисс Райдер? — разочарованно спросил Тарлинг.

Сыщик отрицательно покачал головой. Но, несмотря на незначительный успех его розысков он, по-видимому, сделал важное открытие, так как имел самоуверенный вид.

— Вы что-нибудь нашли? — быстро спросил Тарлинг.

— Да, благодаря чистейшей случайности, мне удалось узнать интересную историю. Я беседовал с некоторыми билетными контролерами, не видел ли кто-нибудь из них этой девушки. Я, видите ли, нашел ее фотографию, увеличенный портрет, взятый из фотографии группы служащих торгового дома. Она весьма пригодилась мне при моих розысках.

— В то время, как я беседовал с одним из людей у барьера, — продолжал Уайтсайд, — подошел контролер, сопровождающий поезда, и рассказал мне интересную историю, случившуюся в Эшфорде. В тот же вечер, когда произошло убийство, с континентальным экспрессом произошел несчастный случай.

— Я вспоминаю, что читал об этом кое-что в газете. Но я был слишком занят другим делом.

— Что же там случилось?

— Большой чемодан, стоявший на задней площадке вагона, во время езды упал между двумя вагонами, и один из них соскочил с рельс. Повреждения получила, впрочем, только одна дама, некая мисс Стэвенс. По-видимому, она отделалась только легким сотрясением мозга. Поезд тотчас же был остановлен, и ее доставили в Коттэдж-госпиталь, где она находится еще сейчас. Дочь билетного контролера — сестра милосердия в том же госпитале, и рассказала своему отцу, что эта самая мисс Стэвенс, прежде чем прийти в сознание, сильно бредила и при этом часто упоминала имена некоего мистера Лайна и мистера Мильбурга!

Тарлинг быстро поднялся на кровати и, прищурив глаза, поглядел на Уайтсайда.

— Рассказывайте дальше.

— Я еще узнал от чиновника, что его дочь получила впечатление, что дама была в плохих отношениях с мистером Лайном и еще в худших с мистером Мильбургом.

Тарлинг поднялся и снял халат. Он ударил пальцами в гонг. Появился Линг-Чу, и Тарлинг по-китайски отдал ему приказание, которого Уайтсайд не мог понять.

— Вы поедете в Эшфорд? Я так и думал. Могу я сопровождать вас? — спросил Уайтсайд.

— Нет, благодарю вас, — ответил Тарлинг, — я поеду один. У меня определенное впечатление, что показания мисс Стэвенс могут выяснить дело Лайна, и это может внести гораздо больше ясности во все эти запутанные события, чем всякие другие, запротоколированные нами до сих пор, показания.

Когда он пришел на станцию, ему пришлось еще целый час дожидаться поезда в Эшфорд.

Он беспокойно разгуливал по платформе. Это было запутывающим дело обстоятельством. Кто могла быть эта мисс Стэвенс, и почему же она в тот вечер, когда случилось убийство, поехала в Дувр?

Он прибыл в Эшфорд и с трудом мог найти экипаж, так как начался сильный дождь. В довершение всего он не взял с собой ни дождевика, ни зонтика.

Когда он прибыл в Коттэдж-госпиталь, начальница сейчас же дала ему объяснения по важнейшему пункту.

— О, да, мисс Стэвенс еще здесь, — сказала она. Он облегченно вздохнул. Могло случиться, что она уже выпущена, и тогда было бы очень трудно снова найти ее.

Пожилая дама указала ему дорогу по длинным коридорам, которые кончались у маленькой передней площадки. Прежде чем она дошла до этого места, она открыла маленькую дверь справа.

— Мы положили ее здесь, в этой частной комнате, так как сперва думали, что ее придется оперировать.

Тарлинг вошел, уже стоя в дверях он увидел кровать. Девушка повернула голову, и их взгляды встретились. Он в ужасе застыл на месте, потому что мисс Стэвенс была Одеттой Райдер!

Глава 11

Сначала оба молчали. Тарлинг медленно подошел к ней, взял стул, поставил его возле кровати и сел. Он не спускал глаз с девушки. Одетта Райдер, которую разыскивала полиция всей Англии, которую приказано было арестовать по подозрению в предумышленном убийстве, лежала здесь в этом маленьком госпитале.

Тарлинг колебался один момент. Если бы он не был заинтересован в этой истории и наблюдал бы ее как посторонний зритель, если бы эта девушка не была ему так дорога, то он сделал бы вывод, что она здесь скрывается и выбрала этот маленький госпиталь для надежного убежища. То, что она находилась здесь под фальшивым именем, было достаточно подозрительно.

Одетта не спускала с него глаз. Он прочел в ее глубоких глазах испуг и ужас и был весьма ошеломлен. Теперь только ему стало ясно, что главным побуждением для него при раскрытии убийства Торнтона Лайна было бы не желание найти убийцу, а доказать невиновность этой девушки.

— Мистер Тарлинг, — тихо сказала она упавшим голосом. — Я никак не ожидала увидеть вас здесь.

Это было совершенно лишнее замечание, ни в коем случае не способное внести ясность в положение. Свои же собственные слова показались ей весьма неудачными, так как она уже заранее приготовилась сказать ему все, что хотела сказать по этому поводу. Потому что ее мысли, начиная с того момента, когда она пришла в сознание, все время витали вокруг этого человека с резкими и смелыми чертами лица. Что он может о ней подумать? Что бы он сказал и что бы он при известных обстоятельствах сделал?

— Это я тоже предполагаю, — вежливо ответил Тарлинг. — Мне очень жаль, что с вами произошел этот несчастный случай, мисс Райдер.

Она кивнула головой, и слабая улыбка мелькнула на ее губах.

— Ах, это не было так страшно; сперва я, понятно, испугалась, но зачем вы пришли?

Последние слова она наскоро выдавила из себя. Она и не хотела, и не могла поддерживать видимости вежливого разговора. Тарлинг ответил не сразу.

— Я хотел найти вас, — медленно сказал он и снова прочел боязнь и страх в ее лице.

— Ну, ладно, — запинаясь, сказала она, — вы нашли меня.

Тарлинг кивнул головой.

— Итак, как вы меня нашли, — продолжала она быстро и порывисто, — что вам от меня угодно?

Облокотившись, она посмотрела на него. В ее позе ясно сказывалось возбуждение.

— Я хотел бы задать вам несколько вопросов, — сказал Тарлинг, вынув из кармана маленькую записную книжку, которую он положил к себе на колени.

Он был поражен, когда она покачала головой.

— Не думаю, что буду в состоянии отвечать на ваши вопросы, — ответила она немного спокойней, — но я не вижу никакой причины, почему бы вам не задать мне этих вопросов.

Тарлинг не предвидел подобного поведения. Он понял бы ее, если бы она совершенно растерялась, если бы она рыдала, если бы она была испугана настолько, что не могла бы связно отвечать. Будь она возмущена или пристыжена, она вела бы себя с видом оскорбленной невинности, или с сознанием своей вины.

— Прежде всего я должен узнать у вас, почему вы находитесь здесь под чужим именем, мисс Стэвенс? — спросил он немного резко.

Она замялась и минуту подумала, потом снова решительно покачала головой.

— Это вопрос, на который мне не хотелось бы вам отвечать, — спокойно сказала она.

— Мне не хотелось бы в данный момент глубже проникать в вашу душу, так как этот ответ находится в тесной связи с разными другими необычайными действиями, мисс Райдер.

Она покраснела и опустила глаза.

— Почему вы тайно покинули Лондон, не сообщив ни вашим друзьям, ни вашей матери хоть что-нибудь относительно ваших намерений?

Она пытливо взглянула на него.

— Вы видели мою мать? — быстро спросила она.

— Да, я посетил вашу мать, я также прочел телеграмму, которую вы отправили ей. Мисс Райдер, неужели же вы не хотите разрешить мне помочь вам? Поверьте, от ваших ответов зависит нечто гораздо большее, чем вы предполагаете. Подумайте только, насколько серьезно ваше положение.

Он видел, как она плотно сжала губы.

— Я ничего не могу ответить на это. — Она тяжело дышала. — Если вы того мнения, что я… — Она вдруг оборвала на полуфразе.

— Можете закончить предложение, — твердо сказал Тарлинг. — Не хотели ли вы сказать, что я того мнения, будто вы совершили это преступление?

Она кивнула головой. Он сунул записную книжку в карман и, продолжая разговаривать с ней, нагнулся над краем кровати, взяв ее за руку.

— Мисс Райдер, я хотел бы помочь вам, — убедительно сказал он, — и я лучше всего в состоянии помочь вам, если вы будете совершенно откровенны со мной. Заявляю вам, что не верю в то, что вы совершили это дело, и, несмотря на то, что все обстоятельства указывают на вашу вину, я все-таки твердо убежден, что вы могли бы своими ответами рассеять выдвинутые против вас обвинения.

На ее глазах показались слезы, но она подавила в себе этот прилив чувств и свободно посмотрела ему в глаза.

— Это очень мило и хорошо с вашей стороны, и я вполне могу оценить вашу доброту, но я ничего не могу сказать вам — я не могу сделать этого. — В своем возбуждении она так порывисто схватила его за локоть, что он подумал, что она готова упасть в обморок, но максимальным напряжением воли она снова овладела собой. Он преисполнился почтением к ее самообладанию.

— Вы будете плохого мнения обо мне, мистер Тарлинг, мне это очень жаль и гораздо больше, чем вам кажется. Я прошу вас: верьте моей невиновности… но я ничего не предприму, чтобы доказать вам ее.

— Это безумие, — грубо прервал он ее. — Полнейшее безумие! Вы должны что-нибудь сказать мне. Вы слышите меня? Вы должны во всяком случае сделать что-нибудь, чтобы очиститься от подозрений.

Она покачала головой, и ее маленькая ручка, покоившаяся на его руке, обхватила два его пальца.

— Это для меня совершенно невозможно, — просто сказала она: — я не могу этого сделать.

Тарлинг в волнении отодвинул свой стул. Этот случай был просто безнадежным. Если б она сделала ему хоть малейший намек, который дал бы возможность проследить дальше. Но раз она протестует против всего, что могло бы доказать ее невиновность! Он потерял всякое мужество и беспомощно и печально глядел на нее.

— Предположим, — хрипло сказал он, — что против вас возбуждено обвинение по поводу этого преступления. Неужели вы хотите сказать мне, что и тогда вы не будете защищаться, не будете доказывать вашу невиновность и не захотите сделать ничего, что могло бы очистить вас?

— Да, это я и хотела сказать.

— Боже мой, вы не ведаете, что говорите! — воскликнул он, подскочив. — Вы не в своем уме, Одетта. Вы сошли с ума.

Слабая улыбка мелькнула на ее лице, когда она услышала, как он назвал ее по имени.

— Нет, мистер Тарлинг, я не сошла с ума. Я вполне в здравом уме.

Она задумчиво посмотрела на него, но вдруг твердость ее позы начала поддаваться, и она побледнела.

— Вы, вы… имеете при себе приказ о моем аресте?

Он кивнул.

— Вы собираетесь арестовать меня?

Он отрицательно покачал головой.

— Нет, — коротко сказал он, — это я должен предоставить другим. — Мне не по себе от этой истории, и я хочу уклониться.

— Он прислал вас сюда? — медленно спросила она.

— Он?

— Я припоминаю: ведь вы работали для него, или он собирался вас пригласить к себе?

— О ком это вы говорите? — быстро спросил Тарлинг.

— Про Торнтона Лайна.

Тарлинг неподвижно уставился на нее.

— Вы говорите о Торнтоне Лайне? Да разве вы не знаете?

— Что же я должна знать? — спросила она, морща лоб.

— То, что Торнтон Лайн убит, и что приказ о вашем аресте дан по обвинению вас в его убийстве.

Она на момент уставилась на него широко раскрытыми глазами.

— Убит? Убит? Торнтон Лайн убит? Но ведь это же не серьезно…

Она схватила его за руку.

— Скажите мне, что это неправда. Торнтон Лайн не убит! — Она зашаталась, упала ничком, Тарлинг быстро опустился на колени рядом с кроватью и успел подхватить ее как раз в тот момент, когда она упала в обморок.

Глава 12

В то время, когда сестра милосердия хлопотала вокруг Одетты, Тарлинг зашел к главному врачу госпиталя.

— Я полагаю, что состояние мисс Стэвенс не особенно серьезно. Я мог бы выписать ее уже вчера из больницы и оставил только по ее просьбе. А скажите, правда ли, что ее разыскивают в связи с «нарциссовым убийством»?

— Да, мы нуждаемся в ее свидетельских показаниях, — уклончиво ответил Тарлинг.

Впрочем, он понимал, что его ответ звучал не особенно правдоподобно ввиду того, что приказ об аресте Одетты Райдер был очевидно известен повсюду. Описание ее примет и все прочие подробности были тогда же разосланы дирекциям всех госпиталей и общественных учреждений. Последующие слова врача подтвердили все его предположения.

— В качестве свидетельницы? — сухо спросил он. — Ну мне не хотелось бы углубляться в ваши секреты и еще менее в секреты Скотлэнд-Ярда, но, может быть, для вас вполне достаточно того факта, что она в состоянии немедленно покинуть госпиталь.

В дверь постучали, и в бюро вошла пожилая дама.

— Мисс Райдер желает говорить с вами, — обратилась она к Тарлингу.

Сыщик взял свою шляпу и отправился в маленькую больничную комнату. Он нашел ее успокоенной, хотя она была бледнее прежнего.

Она встала с постели и сидела в кресле в своем утреннем халате. Сделав знак рукой, она предложила Тарлингу сесть рядом с ней. Но она заговорила только тогда, когда сестра милосердия вышла из комнаты.

— Это был непростительный припадок слабости, мистер Тарлинг. Но это известие было чересчур ужасным и пришло как-то неожиданно. Не откажите в любезности сообщить мне все подробности. Со дня поступления в госпиталь я не читала больше ни одной газеты. Я слышала, как одна из сестер милосердия рассказывала о «нарциссовом убийстве» — разве это?

Она замялась, и Тарлинг кивнул головой. Теперь ему стало легче на душе, и он даже почти обрадовался. Он нимало не сомневался в том, что она была невиновна. Жизнь опять стала ему казаться более радостной.

— Торнтон Лайн был убит в ночь с четырнадцатого на пятнадцатое. В последний раз его видел живым его слуга приблизительно в половине девятого вечера. На следующий день на рассвете его нашли мертвым в Гайд-парке. Он был застрелен, причем была сделана попытка унять кровь в ране: кто-то обмотал его грудь дамской шелковой ночной рубашкой. На груди убитого нашли букет желтых нарциссов.

— Желтых нарциссов? — повторила она с изумлением. — Но как же?

— Его автомобиль был найден приблизительно в ста метрах от трупа, — продолжал Тарлинг. — Совершенно ясно, что он был убит в другом месте и что его потом доставили в парк в его же собственном автомобиле. На нем не оказалось ни сюртука, ни жилета, а ноги были обуты в мягкие войлочные туфли.

— Я не в состоянии понять всего этого, — сказала она совершенно смущенная. — Я не понимаю всей связи. Кто же… — Вдруг она замолчала и закрыла лицо руками.

— О, как это ужасно, как это ужасно! Я бы даже во сне не могла представить себе этого. Это просто ужасно!

Тарлинг ласково положил руку на ее плечо.

— Мисс Райдер, вы подозреваете кого-нибудь, кто мог совершить это убийство? Не согласились ли бы вы назвать его имя?

Она покачала головой, не глядя на него.

— Я не смею этого.

— Но разве вы не видите, что подозрение целиком падает на вас? На письменном столе Лайна была найдена телеграмма, в которой его приглашали прийти в тот роковой вечер к вам на квартиру.

Она быстро взглянула на него.

— Как? Телеграмма от меня? Я не посылала ему никакой телеграммы.

— Слава Богу!

— Я все еще не могу понять. Разве в самом деле кто-нибудь отправил телеграмму мистеру Лайну, приглашая его прийти ко мне на квартиру?

— По всей видимости, так, — сказал он серьезно, — потому что убийство было совершено в вашей квартире.

— Боже мой! — вырвалось у нее. — Ведь не это же вы в самом деле собираетесь утверждать? Но нет же…

Он сообщил о всех сделанных им открытиях. Он знал, что его поведение с полицейской точки зрения совершенно неправильно. Он рассказал ей все и, таким образом, дал ей возможность защищаться и искать лазейки. Он рассказал ей о большом кровавом пятне на коврике и описал ночную рубашку, обмотанную вокруг тела Торнтона Лайна.

— Рубашка принадлежит мне, — ответила она просто и без запинки. — Но, пожалуйста, расскажите мне все, что вы знаете, мистер Тарлинг.

Он рассказал ей о кровавом оттиске большого пальца на выдвижном ящике комода.

— На вашей кровати, — продолжал он, — я нашел вашу маленькую дорожную сумочку наполовину запакованную.

Она снова зашаталась и протянула руки как бы для защиты.

— О, как дурно это было с его стороны! Как подло! Это лишь он мог сделать!

— Кто? — быстро спросил Тарлинг и взял ее за руку. — Кто это сделал? Вы должны мне сказать это. Ваша жизнь зависит от этого. Неужели же вы не понимаете, Одетта, что я хочу помочь вам? Вы подозреваете определенное лицо, и вы должны назвать мне имя.

Она посмотрела на него с отчаянием.

— Я не могу сказать вам этого, — ответила она слабым голосом, — и я ничего больше не могу вам сказать. Я ничего не знала об убийстве до того, как вы мне рассказали о нем. Я не имела ни малейшего представления. Да, я ненавидела Торнтона Лайна, ненавидела его всей душой, но никогда не причинила бы ему ни малейшего зла. Как это ужасно!

Вдруг она стала спокойнее.

— Я сейчас же должна вернуться в Лондон. Не будете ли вы столь любезны взять меня с собой?

Она увидела его смущение и вдруг поняла в чем дело.

— У вас, у вас при себе приказ об аресте?

Он молча поклонился.

— Потому что меня обвиняют в убийстве Лайна?

Он снова кивнул головой.

Некоторое время она молча глядела на него.

— Через полчаса я готова.

Не говоря больше ни слова, Тарлинг вышел из комнаты. Он вернулся в бюро врача, который с нетерпением ожидал его.

— Но ведь это же чепуха, что молодую даму собираются допросить в качестве свидетельницы. Я усомнился сразу же и после этого прочел извещение из Скотлэнд-Ярда, которое получил уже третьего дня. Согласно описанию совершенно ясно, что эта молодая дама Одетта Райдер. Ее собираются арестовать по подозрению в убийстве.

Тарлинг тяжело опустился на кресло.

— Вы разрешите закурить?

— Пожалуйста, — любезно сказал доктор. — По-видимому, вы сейчас же берете даму с собой?

Тарлинг кивнул головой.

— Я не могу представить себе, чтобы такая девушка могла совершить убийство, — сказал д-р Сандерс. — Она вовсе не обладает достаточными силами, чтобы выполнить все то, что сделал убийца. Я прочел в газете «Морнинг Глок» все подробности. Ведь Торнтона Лайна оттащили на сто метров от его автомобиля и положили на траву. Но эта молодая девушка едва ли могла бы поднять ребенка.

Тарлинг кивнул головой в знак согласия.

— Кроме того, она вовсе не имеет вида убийцы. Я не хочу сказать, что она не могла совершить убийства потому только, что она такая красивая. Но я видел на своем веку немало людей и немного разбираюсь в них. Она принадлежит к тому особому типу, который черпает внешнюю красоту в красоте духовной, внутренней, я считаю вполне исключенным, чтобы она могла совершить убийство.

— Я совершенно того же мнения. Я твердо убежден, что она невиновна, хотя все признаки говорят против нее.

В этот момент раздался звонок по телефону. Д-р подошел к аппарату и сказал несколько слов.

— Это иногородний разговор. — Он подал сыщику трубку через стол. — Полагаю, что дело касается вас. Говорят из Скотлэнд-Ярда.

— Здесь Уайтсайд, — услышал Тарлинг в трубку. — Вы здесь, мистер Тарлинг? Мы нашли револьвер.

— Где? — быстро спросил Тарлинг.

— В квартире мисс Райдер.

На лице Тарлинга мелькнула тень ужаса, но, в конце концов, этого открытия следовало ожидать. Для него никакого сомнения не было в том, что Торнтон Лайн был убит на квартире Одетты, и если это соответствовало действительности, то было вполне естественным, что и оружие найдено на месте преступления.

— Где нашли вы револьвер?

— Он лежал в корзинке для шитья, на самом дне, и был прикрыт мотками шерсти, лоскутками и обрывками лент.

— Что это был за револьвер? — спросил Тарлинг после некоторой паузы.

— Револьвер-браунинг. В обойме нашли шесть патронов и в стволе один. Очевидно, из револьвера был сделан выстрел, потому что дуло изнутри было покрыто пороховой копотью. Выпущенную пулю мы нашли застрявшей в камине. Вы встретили здесь мисс Стэвенс?

— Да. Мисс Стэвенс тождественна с Одеттой Райдер.

Он услышал, как его собеседник свистнул в телефон.

— Вы арестовали ее?

— Еще нет, — ответил Тарлинг. — Будьте любезны встретить меня на станции. Через полчаса я выезжаю. — Он повесил трубку и обратился к врачу.

— Я предполагаю, что найден револьвер, — сказал с заинтересованным видом врач.

— Да.

— Гм, — сказал доктор и задумчиво посмотрел на Тарлинга. — Скверная история. Что за человек, собственно говоря, был этот Торнтон Лайн?

Тарлинг пожал плечами.

— Он не принадлежал к лучшим людям. Но даже самый дурной человек имеет право на законную защиту, и убийца во всяком случае будет наказан.

— Вы полагаете, убийца в женском роде? — улыбаясь, спросил доктор.

— Нет, убийца просто, — коротко ответил Тарлинг. — Имел ли убитый хороший или дурной характер, это обстоятельство не имеет никакого влияния на наказание.

Доктор Сандерс пускал густые клубы дыма.

— Это вполне ошибочно обвинять такую девушку, как мисс Райдер, в подобном убийстве.

В дверь постучали, и вошла пожилая дама.

— Мисс Стэвенс готова, — сказала она.

Тарлинг поднялся. Доктор Сандерс тоже встал, подошел к своему пульту, снял оттуда большую книгу для записи больных, положил ее на стол, открыл и взял в руки перо.

— Я еще должен сделать отметку о выписке больной, — сказал он и перелистал несколько страниц, — вот здесь. Мисс Стэвенс, легкое сотрясение мозга и контузия.

Вдруг он посмотрел на сыщика.

— Когда было совершено убийство?

— Вечером четырнадцатого.

— Четырнадцатого, — повторил д-р, задумавшись. — В котором часу?

— Время не совсем точно установлено. — Он охотнее всего прервал бы разговор: болтливость врача действовала ему на нервы. — По всей вероятности, сейчас же после одиннадцати.

— Это, наверное, случилось после одиннадцати? Может быть, убийство было совершено раньше? И когда Лайна видели в последний раз?

— В половине десятого, — ответил Тарлинг немного ироническим тоном. — Не собираетесь ли и вы стать сыщиком, доктор?

— Нет, не собираюсь, — улыбаясь, сказал Сандерс, — но меня радует, что я могу доказать невиновность девушки.

— Доказать ее невиновность? Как вы это предполагаете?

— Итак, убийство не могло быть совершено раньше одиннадцати часов. Убитого в последний раз видели в половине десятого?

— Ну, и…

— В девять часов поезд, на который мисс Райдер села в Чаринг-Кроссе, покинул станцию, а в половине десятого ее с сотрясением мозга доставили в госпиталь.

На один момент Тарлинг остался совершенно спокойным. Потом он подошел к доктору Сандерсу, схватил удивленного врача за руку и крепко пожал ее.

— Это самая приятная новость, которую я когда-либо слышал в своей жизни, — хрипло сказал он.

Глава 13

Обратный путь в Лондон был одним из тех исключительных переживаний, которое с фотографической точностью осталось в памяти Тарлинга на всю жизнь. Одетта не говорила, и он сам был очень доволен тем, что мог не думать о всех странных обстоятельствах, касавшихся ее бегства.

Но если они не разговаривали, то все же оба были счастливы сидеть рядом. В этом молчании сказывалось невысказанное товарищеское чувство и взаимное понимание, которое трудно было объяснить. Разве он влюблен в нее? Он никак не мог освоиться с мыслью, что для него наступила эта катастрофа. Никогда еще в своей жизни он не влюблялся. Для него это было удивительным обстоятельством, о котором он еще никогда как следует не думал. Он знал людей, которые были влюблены. В его глазах это было то же самое, как если бы они болели малярией или желтой лихорадкой… Никогда ему даже в голову не приходила мысль, что и он когда-нибудь очутится в подобном состоянии. Он был робок и сдержан, и под его твердой замкнутой внешностью скрывалась такая тонкость чувств, о которой не догадывались его друзья.

Уже одна мысль, что он может быть влюблен в Одетту, приводила его в смущение, потому что у него еще не выработалось доверие к себе в этих вещах, и он опасался, что его симпатии к ней совершенно безнадежны.

Он не мог представить себе, что женщина вообще может полюбить его. И вот ее присутствие и сладкая близость успокаивали его, успокаивали и возбуждали в одно и то же время.

Он попытался разобраться в своем положении. Он был сыщиком, который должен был действовать против женщины, над которой тяготело обвинение в убийстве, и он боялся выполнить свою роль. В его кармане лежал приказ об аресте, и теперь он был рад, что ему не пришлось привести его в исполнение. Для него являлось известным удовлетворением, что Скотлэнд-Ярд не возбудит против нее обвинения в убийстве, потому что, хотя главная полиция и допустила уже тяжелые ошибки, но в данном случае дело было настолько ясным, что Одетта никак не могла считаться непосредственным участником дела. Поездка казалась ему чересчур короткой, и только когда поезд уже вошел в полосу тумана, покрывавшего Лондон, он снова упомянул об убийстве, но это стоило ему большого напряжения.

— Я доставлю вас в гостиницу, в которой вы проведете ночь, — сказал он, — а завтра я доставлю вас в Скотлэнд-Ярд, где вам придется говорить с одним из высших чиновников.

— Значит, я не арестована? — спросила она, улыбаясь.

— Нет, вы не арестованы, — он улыбнулся ей в ответ, — но боюсь, что вам будет поставлено много вопросов, которые вам будут весьма неприятны. Ведь вы должны же понять, мисс Райдер. что ваш образ действий навлек на себя подозрение. Вы под фальшивым именем уехали во Францию. И подумайте только, что убийство было совершено в вашей квартире!

Она задрожала.

— Пожалуйста, не говорите со мной больше об этом, — тихо попросила она.

Он почувствовал, что обращался с ней очень строго и сурово, но он знал, что должен подготовить ее к допросу со стороны людей, которые не станут считаться с ее чувствами.

— Мне только хотелось бы, чтобы вы удостоили меня вашим доверием. Я твердо убежден в том, что сумел бы избавить вас от многих неприятностей и мог бы рассеять все подозрения против вас.

— Мистер Лайн ненавидел меня. Полагаю, я угодила ему в самое больное место, задев его тщеславие. Вы сами знаете, что он послал этого преступника ко мне на квартиру, чтобы подбросить вещи для доказательства моей вины.

Он кивнул головой.

— Вы уже раньше видали Сэма Стэя?

— Нет, я только слыхала о нем. Я знала, что мистер Лайн очень интересуется каким-то преступником, и что последний очень уважал его. Однажды мистер Лайн взял его даже с собой в дело, чтобы дать ему должность. Но сам Стэй не захотел. Мистер Лайн сказал мне однажды, что этот человек сделал бы для него все, что в человеческих силах.

— Стэй убежден в том, что вы совершили убийство, — мрачно сказал Тарлинг. — Лайн, по-видимому, рассказал ему всяческие истории про вас и про вашу ненависть к нему. По моему мнению, он для вас гораздо опаснее, чем полиция. По счастью, бедняга лишился рассудка.

Она изумленно поглядела на него.

— Разве он сошел с ума? — спросила она. — Это несчастье настолько поразило его?

Тарлинг кивнул головой.

— Сегодня утром его поместили в сумасшедший дом. В моем бюро он рухнул без сознания, и когда он потом в больнице снова пришел в себя, было установлено, что он, по-видимому, лишился рассудка. Мисс Райдер, не откажите мне в вашем доверии и расскажите мне все.

Она снова поглядела на него и печально улыбнулась.

— Боюсь, что не сумею сообщить вам больше, чем сообщила до сих пор. Если вы будете допытываться узнать, почему я выдавала себя за мисс Стэвенс, то я не сумею дать вам никакого ответа. У меня было достаточно оснований — и у меня, быть может, было бы больше оснований удрать…

Он напрасно ждал, что она снова заговорит, и положил свою руку на ее.

— Когда я рассказывал вам об убийстве, — серьезно сказал он, — я сейчас же понял по вашему изумлению и волнению, что вы не виновны. Потом доктор оказался в состоянии доказать ваше алиби; это доказательство вполне безупречно и неопровержимо. Но в своем возбуждении вы сказали многое такое, что заставляет сделать вывод, что вы знаете убийцу. Вы упомянули об одном человеке, и я убедительно прошу вас назвать мне его имя.

— Этого имени я ни в коем случае не могу назвать вам.

— Но разве вам не ясно, что вас могут обвинить в соучастии до или после преступления? Разве вы не понимаете, что это означает для вас и вашей матери?

Когда он упомянул о ее матери, она закрыла глаза.

— Пожалуйста, не говорите об этом, — прошептала она. — Делайте то, что вы должны делать. Предоставьте же полиции арестовать меня, предать суду или повесить, но не спрашивайте меня больше, потому что я не хочу и не могу вам отвечать.

Тарлинг, ошеломленный и обескураженный, тяжело опустился на мягкое сиденье вагона и не произнес больше ни слова. Уайтсайд ожидал их на платформе в сопровождении двух людей, которых уже издалека можно было признать за полицейских из Скотлэнд-Ярда. Тарлинг отвел его в сторону и в двух словах объяснил ему положение.

— При таких обстоятельствах я не произведу ареста.

Уайтсайд был того же мнения.

— Это совершенно невозможно, что она совершила убийство.

— Ее алиби вполне неопровержимо. Кроме того, данные, сообщенные врачом, были сообщены начальником станции в Эшфорде, который занес в свой служебный дневник точное время катастрофы и сам помогал выносить девушку из поезда.

— Почему же тогда она назвалась мисс Стэвенс? И почему она так поспешно покинула Лондон? — спросил Уайтсайд.

Тарлинг пожал плечами.

— Это я тоже охотно узнал бы от нее, но мои старания не увенчались успехом, так как мисс Райдер отказалась дать по этому поводу какие-либо показания. Теперь я ее доставлю в какую-нибудь гостиницу. Завтра я доставлю ее в Скотлэнд-Ярд, но сомневаюсь, чтобы шеф мог оказать на нее какое-либо влияние, и чтобы она дала показания.

— Она была удивлена, когда вы ей рассказали об убийстве? Может быть, она назвала какое-нибудь имя в связи с этим? — спросил Уайтсайд.

Тарлинг замялся, а потом солгал, что очень редко случалось с ним:

— Нет, она была вне себя, но не назвала никого.

Он доставил Одетту в наемном автомобиле в маленькую спокойную гостиницу и был счастлив, что снова находился с ней наедине.

— У меня нет слов благодарности для вас, мистер Тарлинг, за то, что вы так любезны и добры ко мне, — сказала она на прощание, — и если я чем-нибудь могу облегчить вашу задачу, то я это охотно сделаю. — Он прочел болезненное выражение на ее лице.

— Я все еще не могу осознать этого. Мне все это кажется дурным сновидением. — Она говорила, отчасти обращаясь сама к себе. — Но вовсе не требуется, чтоб я понимала это. Мне хотелось бы забыть это. Забыть все.

— Что вы хотите забыть?

— Ах, прошу вас, не спрашивайте меня.

Озабоченный и с мрачными мыслями он сошел вниз по большой лестнице. Он оставил автомобиль дожидаться у дверей, но, к его великому изумлению, машина уже уехала. Он обратился к швейцару:

— Куда же девался мой автомобиль? Ведь я не заплатил шоферу.

— Я совсем не заметил вашего автомобиля, сэр, но я осведомлюсь об этом.

Стоявший у дверей швейцар рассказал странную историю. Какой-то незнакомый господин внезапно вынырнул из темноты, заплатил шоферу, который сейчас же уехал. Но швейцар не успел разглядеть лицо этого господина. Таинственный благотворитель ушел и исчез во мраке ночи.

Тарлинг наморщил лоб.

— Это очень странно. Достаньте мне другой автомобиль.

— Боюсь, что в данный момент это будет довольно затруднительно. — Швейцар покачал головой. — Вы видите, какой густой туман? В нашей местности он всегда очень густой, в этом году он держится дольше. Обычно в это время тумана не бывает.

Тарлинг прервал его рассуждения о погоде, застегнул свое пальто до подбородка и направился к ближайшей станции подземной железной дороги.

Гостиница, в которую он поместил молодую девушку, находилась в тихом районе, и в этом поздний час улицы были совершенно пусты.

Туманная погода заставляла всех сидеть дома.

Тарлинг не особенно хорошо разбирался в топографии Лондона, он приблизительно знал, в каком направлении идти.

Он смутно различал уличные фонари и находился как раз на равном расстоянии между двумя фонарями, как вдруг услыхал позади себя тихие шаги. Шум шагов был очень слабый, но он сейчас же обернулся, как только разобрал шорох. Инстинктивно он отошел в сторону и поднял руки для защиты.

Мимо его головы пролетел какой-то тяжелый предмет, который ударился о тротуар.

Тарлинг сейчас же бросился на покушавшегося, который попытался было искать спасения в поспешном бегстве. Когда Тарлинг схватил злоумышленника, раздался оглушительный взрыв, и его ноги покрылись раскаленным кордитом. Ему на мгновенье пришлось выпустить из рук своего противника, который схватил его за горло. Он скорее почувствовал, чем увидел, что тот направил на него револьвер, и быстро прибегнул к военной хитрости, которой научился у японцев: он бросился наземь и стал кататься по земле, в то время, как револьвер дважды выстрелил. Он с размаха хотел броситься своему противнику на колени. Это был хитрый и ловкий трюк, но таинственный незнакомец быстро исчез, и когда Тарлинг снова вскочил на ноги, он уже был один.

Но он видел лицо противника — большое белое, искаженное местью лицо. Он видел его только один момент. Но с него было достаточно. Он знал своего противника. Он поспешил к тому направлению, куда, по-видимому, исчез нападавший, но туман был очень густой, и он потерял своего противника из виду. Внезапно он услышал на улице шаги, пошел навстречу и увидел полицейского, привлеченного сюда выстрелами. Полицейский никого не видал.

— Тогда он, вероятно, бежал в другом направлении, — сказал Тарлинг, и со всех ног поспешил туда, но и на сей раз без всякого успеха.

Медленным шагом он вернулся на место, где было совершено на него покушение. Полицейский тем временем при помощи своей карманной лампочки стал обыскивать тротуар, чтобы установить личность преступника.

— Ничего не найдешь. Я нашел только эту маленькую красную бумажку.

Тарлинг взял бумажку в руки и разглядел ее при свете уличного фонаря. Это была красная квадратная бумажка, на которой стояли четыре китайских буквы: «он сам себе обязан этим».

Это была та же самая надпись, которая стояла на клочке бумаги, найденном в кармане Торнтона Лайна в то утро, когда его мертвого и застывшего нашли в Гайд-парке.

Глава 14

Мистер Мильбург занимал не очень большой дом в одной из фабричных улиц Кемден-Тоуна. Улица почти на всем своем протяжении состояла из гладких стен, которые от времени до времени прерывались окованными железом воротами, через которые открывался вид на грязные фабричные здания и закопченные фабричные трубы.

Дом Мильбурга был единственным жилым домом на этой улице, если не считать служебных квартир сторожей и служащих. Все считали, что у мистера Мильбурга хороший домохозяин, так как участок земли содержался в образцовом порядке. Дом занимал большую площадь. Он имел только один этаж, и так как все комнаты находились рядом, то он по величине равнялся маленькой фабрике. Фирмы справа и слева предлагали большие суммы денег за этот участок, но домохозяин мистера Мильбурга отклонял все предложения. Были люди, которые предполагали, что мистер Мильбург был сам домовладельцем. Но как же это было возможно? Его годовое жалованье едва достигало 900 фунтов стерлингов, а ценность участка земли, на котором стоял дом, составляла по крайней мере 6000 фунтов? Здание находилось несколько в стороне от улицы.

Перед ним находилась большая лужайка, на которой не было ни одной цветочной клумбы. Зелень была ограждена красивой высокой железной решеткой, которую домохозяин мистера Мильбурга велел сделать, не жалея расходов. Чтобы войти в дом, нужно было пройти большие железные ворота и идти по довольно длинной, вымощенной гладкими камнями дорожке.

В тот вечер, когда мистер Тарлинг едва не пал жертвой покушения, мистер Мильбург вернулся домой, отпер большие железные ворота, вошел и с большой заботливостью снова запер их. Он был один и по обыкновению насвистывал какую-то печальную мелодию без начала и без конца. Он медленно пошел по дорожке, отворил дверь, нерешительно постоял немного и еще раз обернулся и посмотрел на густой туман прежде, чем войти в дом. Потом он тщательно запер изнутри дверь и зажег электричество.

Он теперь стоял в маленькой, просто, но с большим вкусом убранной передней комнате. На стене висели различные гравюры. Мистер Мильбург с довольным видом разглядывал их, потом повесил пальто и шляпу на вешалку, снял одетые по случаю гнилой погоды галоши и зашел в жилую комнату. Эта комната была убрана и омеблирована с той же благородной простотой, как и приемная. Мебель была простая на вид, но сделана из прекрасного материала. На полу расстилался прекрасный мягкий ковер. Мильбург повернул другой выключатель, и вспыхнула электрическая печь в камине. Потом он сел за большой стол, который выделялся среди всей мебели, потому что он был покрыт небольшими связками разных бумаг и дел. Они были тщательно разложены по отделам, и отдельные пакеты были перевязаны резинками. Но он не дал себе никакого труда прочесть или просмотреть их, он задумчиво посмотрел на красную промокательную бумагу, и его мысли, казалось, витали далеко.

Вдруг он с коротким вздохом поднялся, прошел на другой конец комнаты, отпер старинного вида шкаф и вынул оттуда дюжину небольших книг, которые он положил на стол. Они все были одинаковой величины и на каждой стоял год. Это были дневники, но не его собственные. Когда он однажды случайно зашел в бюро Торнтона Лайна, он нашел эти книги в личном денежном шкафу своего хозяина. Из бюро шефа можно было видеть все помещения фирмы, так что он должен был заметить приход Торнтона Лайна и его нельзя было накрыть с поличным. Мильбург тогда же взял один из томов и прочел.

В тот раз он, впрочем, прочел всего несколько страниц, но впоследствии он нашел случай прочесть один из томов с начала до конца. Он мог почерпнуть оттуда очень много информации, которая ему весьма пригодилась и пригодилась бы еще больше, если б Торнтон Лайн не умер так внезапно.

В тот день, когда тело Лайна было найдено в Гайд-парке, мистер Мильбург, имевший еще один ключ к денежному шкафу своего хозяина, доставил эти дневники к себе на квартиру. В них было очень много такого, что было не особенно лестно для мистера Мильбурга, в особенности в дневнике за последний год. Потому что Торнтон Лайн записывал не только разные переживания и то, что случалось каждый день, но и свои мысли, свои поэтические наброски и все такое прочее. Из всего было ясно, что он имел тяжкие подозрения против своего управляющего. Чтение этих дневников оказалось для мистера Мильбурга вполне интересным. Он раскрыл книгу на том месте, на котором он остановился в прошлый вечер. Он легко мог найти его, так как проложил между страницами конверт с красными тоненькими бумажками. Вдруг он, казалось, вспомнил что-то и тщательно ощупал свой карман, но, по-видимому, не нашел того, чего искал, и с улыбкой заботливо положил конверт с китайскими бумажками на стол. Потом он открыл книгу и стал читать дальше.

"Обедал в Лондон-Отеле, после обеда немного прилег. Погода ужасно жаркая. Собирался посетить дальнего родственника Тарлинга, который служит в шанхайской полиции, но это чересчур хлопотливо. Вечерние часы провел в танцевальном павильоне Чу-Хана. Там познакомился с маленькой красивой обворожительной китаянкой, которая умеет говорить по-английски. На завтрашний день условился встретиться с ней в чайном домике Линг-Фу. Ее зовут здесь «маленьким нарциссом», и я называл ее «мой милый маленький желтый нарцисс». — Мистер Мильбург на этом месте остановился. — Маленький желтый нарцисс, — повторил он про себя, потом посмотрел в потолок и сжал губы. — Маленький желтый нарцисс? — сказал он еще раз, и широкая улыбка расплылась по его лицу.

Он был еще занят чтением, как вдруг раздался звонок. Он подскочил и прислушался. Позвонили еще раз. Он быстро потушил повсюду электричество, осторожно отодвинул в сторону толстую штору, прикрывавшую окно, и посмотрел в туман.

При свете уличного фонаря он мог различить несколько человек, стоявших у окна. Осторожно он снова опустил штору, зажег свет, взял книги в руки и исчез с ними в коридоре. Помещение, находившееся позади, было его спальней. Он скрылся туда и в течение пяти минут не обращал внимания на продолжавшиеся звонки.

Потом он снова показался. Он надел пижаму и поверх нее солидный халат. Он отпер дверь и в войлочных туфлях прошел по дорожке к большим железным воротам.

— Кто там? — спросил он.

— Тарлинг. Вы же знаете меня.

— Мистер Тарлинг? — спросил удивленным тоном Мильбург. — Но это совершенно неожиданное удовольствие. Подойдите ближе, господа.

— Отпирайте ворота, — коротко приказал сыщик.

— Извините, господа, я сперва должен сходить за ключами, я никак не ожидал гостей в такой поздний час. — Он вошел обратно в дом, еще раз осмотрелся и вторично вернулся с ключом. Хотя и раньше он имел его при себе в кармане, но, будучи осторожным человеком, он хотел убедиться в том, не забыл ли он чего-нибудь.

Тарлинг был в сопровождении Уайтсайда и еще одного человека, в котором Мильбург правильно угадал сыщика. Но только Тарлинг и полицейский инспектор приняли приглашение войти. Третий остался у ворот.

Мильбург ввел их в свое уютное помещение.

— Я уже несколько часов как лег спать и мне очень жаль, что я заставил вас так долго ждать.

— Однако ваша электрическая печь еще очень горячая, — спокойно заметил Тарлинг, наклонившийся к маленькому аппарату.

Мильбург засмеялся.

— Но вы сразу же открываете все, — сказал он с удивлением. — Когда я отправился в постель, меня охватила такая сонливость, что я забыл выключить печь. Когда я только что вышел, я увидел это и поспешил выключить ее.

Снова Тарлинг нагнулся и взял в руки тлеющий окурок сигары, брошенный в пепельницу на камине.

— Вы курите во время сна? — сухо спросил он.

— О нет, — беззаботно ответил Мильбург. — Я курил как раз в тот момент, когда спускался с лестницы, чтобы впустить вас. Погруженный в мысли я зажег сигару и сунул ее в рот. Это я делаю каждое утро, просыпаясь. Я только что положил ее, когда выключал радиатор.

Тарлинг улыбнулся.

— Не желаете ли присесть? — спросил Мильбург, который сам при этом опустился на стул. Он со значительным видом указал на бумаги, лежавшие на столе: — Вы видите, у нас в деле сейчас очень много работы с тех пор, как бедный мистер Лайн умер. Я вынужден даже брать работу на дом и могу уверить вас, что иной раз работаю до рассвета только для того, чтобы приготовить все счета для предстоящей ревизии новых книг.

— Вы разве всегда работаете? — с невинным видом спросил Тарлинг. — Не выходите вы иной раз погулять ночью в туманное время, чтобы освежиться?

Мильбург вопросительно поднял брови.

— Гулять, мистер Тарлинг? — сказал он крайне изумленный. — Я вас не вполне понял. Само собой разумеется, что такой ночью, как эта, я не пойду гулять. Сегодня ведь совершенно невероятный туман.

— А вы вообще знаете Паддингтон?

— Нет, я знаю только, что там находится железнодорожная станция, откуда я иной раз сажусь на поезд. Но кажите мне, пожалуйста, зачем вы пришли ко мне?

— Сегодня вечером на меня сделал нападение какой-то человек, который два раза выстрелил в меня почти в упор. Этот человек был одинакового роста с вами и вообще был очень похож на вас. У меня при себе официальное предписание.

Мистер Мильбург зажмурился.

— Мне дано поручение произвести обыск в вашем доме.

— Что вы собираетесь искать? — холодно спросил Мильбург.

— Револьвер или же автоматический пистолет. Быть может, я в данном случае найду еще кое-что.

Мильбург поднялся.

— Вы можете обыскать весь дом сверху донизу. Вы скоро будете готовы, потому что дом очень маленький. Мое жалование не позволяет мне держать большой дорогой квартиры.

— Вы живете здесь один? — спросил Тарлинг.

— Да. Только в восемь часов утра приходит поденщица, которая приготовляет мне завтрак и убирает комнаты но она не остается здесь на ночь. Я считаю себя весьма оскорбленным этим приказом об обыске.

— Нам придется еще больше обидеть вас, — сухо ответил Тарлинг и начал обыскивать помещение.

Но успех был сомнительный, так как он не мог найти оружия. Ему также не удалось найти ни одной из маленьких красных бумажек, которые, как он предполагал, были у Мильбурга. Потому что ему гораздо больше хотелось изловить убийцу Торнтона Лайна, чем того человека, который сегодня подстерег его.

Он вернулся в ту комнату, в которой он оставил Мильбурга под наблюдением инспектора; неуспех, по-видимому, не произвел на него никакого впечатления.

— Мистер Мильбург, — резко сказал он, — я хотел бы поставить вам один вопрос. — Вы уже видали когда-нибудь такую бумажку?

Он вынул из кармана маленькую красную бумажку. Мильбург внимательно разглядел ее и кивнул головой.

— Вам знакомы такие бумажки? — спросил удивленный Тарлинг.

— Да, сэр. Если бы я отрицал это, я сказал бы неправду, а я терпеть не могу вводить других в заблуждение.

— Могу себе представить это, — иронически сказал Тарлинг.

— Мне очень жаль, что вы не удостаиваете мои слова доверием, но могу вас уверить еще раз, что я терпеть не могу говорить неправду.

— Где вы могли видеть подобные бумажки?

— На письменном столе мистера Лайна.

Тарлинг снова был поражен этим ответом.

— Покойный мистер Лайн, вернувшись из кругосветного путешествия, привез с собой много экзотических курьезов. Между ними было также много подобных бумажек с китайскими буквами. Я не понимаю по-китайски и никогда еще не имел случая побывать в Китае. И я в этих бумажках не разбираюсь.

— Вы видали эти бумажки на письменном столе Лайна? Почему же вы не сказали это полиции? Ведь вам известно, что Скотлэнд-Ярд придает значение этой бумажке, которая была найдена в кармане убитого.

— Совершенно верно, я ничего не говорил полиции об этом, но вы должны понять, мистер Тарлинг, что меня это печальное событие настолько вывело из равновесия, что я ни о чем другом не думал. Вполне возможно, что вы могли найти несколько таких бумажек и у меня дома: мистеру Лайну доставляло удовольствие дарить экзотические курьезы своим друзьям. Он даже подарил мне меч, который вы видите там на стене. Кажется, он подарил мне также несколько таких красных бумажек. Он рассказал мне при этом целую историю, но я в данный момент не могу вспомнить ее сути.

Он собрался было рассказывать еще разные вещи о своем покойном хозяине, но Тарлинг распрощался с ним. Мильбург проводил его до больших ворот, которые он потом тщательно запер. После этого он вернулся к себе и самодовольно улыбнулся.

— Это так и я вполне убежден, что именно Мильбург совершил на меня покушение. Это не подлежит никакому сомнению, — сказал Тарлинг.

— Имеете ли вы какие-нибудь догадки, по какой причине он собирался «угробить» вас? — спросил Уайтсайд.

— Не имею ни малейшего представления, но, очевидно, тот человек, который совершил на меня покушение, все время шел за мной по пятам и видел, как я ехал с мисс Райдер по улицам Лондона. Когда я вошел в гостиницу, он вышел из своего автомобиля и расплатился с моим шофером. Шофер всегда доволен, когда ему не приходится ждать. После этого он пошел за мной, пока я не попал на одинокую улицу. Там он сперва бросил в меня что-то, а потом и стрелял.

— Я не понимаю только, почему он все это сделал, — снова заговорил Уайтсайд. — Предположим, Мильбург знал кое-что об этом убийстве — хотя это все еще очень сомнительно, — какую выгоду он мог иметь, убрав вас с дороги?

— Если бы я мог ответить на этот вопрос, то мог бы сказать вам, кто убил Торнтона Лайна.

Глава 15

Последние клубы тумана уже успели рассеяться, когда Тарлинг на следующее утро подошел к окну своей спальни. Улицы были освещены ярким солнечным светом, и прекрасный теплый весенний воздух настраивал терпеливого лондонца на веселый лад, после того, как ему целую зиму пришлось страдать от туманной сырости.

Тарлинг потянулся и зевнул. Он был доволен своей жизнью. Линг-Чу прислуживал ему.

Китаец в синем шелковом платье стоял за стулом своего господина, налил ему чаю и положил газету с правой стороны стола, а письма — с левой. Тарлинг позавтракал молча.

— Линг-Чу, — сказал он наконец, — я потеряю право называться охотником на людей, потому что этот случай задает мне одну загадку за другой.

— Господин, — ответил китаец, — во всех этих случаях наступает момент, в который чувствуешь, что приходится сделать паузу и привести в порядок свои мысли. У меня было такое чувство, когда я преследовал Ву-Фунга — душителя из Ханькоу. И все-таки в один прекрасный день я нашел его, и сейчас он спит непробудным сном в Царстве Ночи, — добавил он с философским спокойствием. Он употребил красивое символическое выражение, которое служит китайцам для обозначения смерти.

— Вчера я нашел маленькую молодую женщину, — сказал Тарлинг после некоторой паузы. Он имел в виду Одетту Райдер.

— Ты мог найти маленькую молодую женщину, но тем самым ты еще не нашел убийцы, — ответил Линг-Чу, стоявший возле стола, почтительно спрятав свои руки в широких рукавах. — Маленькая женщина не убила человека с белым лицом.

— Почем ты это знаешь?

— Маленькая молодая женщина не обладает достаточной силой, господин. У нее не хватит также умения управлять скорым экипажем.

— Ты хочешь сказать автомобилем? — быстро спросил Тарлинг, и Линг-Чу утвердительно кивнул.

— Об этом я еще не успел подумать. Но понятно, убийца Торнтона должен был управлять автомобилем. Но откуда же ты знаешь, что она не умеет управлять автомобилем?

— Я осведомился об этом, — просто ответил китаец. — В большом магазине многие люди знают маленькую молодую женщину, и они сказали мне, что она этого не умеет.

Тарлинг немного подумал.

— Да, это так, маленькая молодая женщина не убила человека с белым лицом, потому что она была на расстоянии многих миль отсюда в то время, когда случилось убийство. Но все еще остается открытым вопрос, кто это сделал?

— Это охотник на людей еще откроет, — с уверенностью сказал Линг-Чу.

— Посмотрим, — ответил Тарлинг.

Он оделся и пошел в Скотлэнд-Ярд. где условился встретиться с Уайтсайдом. Потом он собирался проводить Одетту Райдер в главную полицию. Когда Тарлинг вошел в бюро, Уайтсайд рассматривал один предмет, лежащий перед ним на куске бумаги.

— Алло, — воскликнул заинтересованный Тарлинг, — этим оружием был убит Торнтон Лайн?

— Да, мы нашли его в корзинке для шитья у мисс Райдер, — ответил Уайтсайд.

— Пистолет кажется мне очень знакомым, — сказал Тарлинг и взял оружие в руки. — Он еще заряжен?

— Нет, я вынул все патроны вместе с магазинной коробкой.

— Вы, по всей вероятности, разослали описание пистолета и его фабричный номер по всем оружейным мастерским?

Уайтсайд кивнул головой.

— Это вам много пользы не принесет, потому что это американский пистолет, и если он не был куплен в Англии, то мы имеем мало шансов установить таким путем его владельца. — Тарлинг осмотрел оружие со всех сторон.

Когда он внимательно разглядывал ручку пистолета, он вдруг издал восклицание. Уайтсайд внимательно посмотрел в чем дело и нашел две глубокие царапины, которые шли поперек ручки.

— Что это такое? — спросил он.

— Похоже на то, как будто уже несколько лет тому назад во владельца этого оружия были выпущены два выстрела, которые попали не в него, но в ручку револьвера.

Уайтсайд рассмеялся.

— Откуда же вы знаете это, мистер Тарлинг? Это ваши выводы?

— Нет, это факт. Дело в том, что пистолет принадлежит мне.

Глава 16

— Это ваше оружие? — недоверчиво спросил Уайтсайд. — Милый друг, вы, очевидно, не в своем уме. Как же этот пистолет может быть вашим?

— И все-таки это мой пистолет, — спокойно ответил Тарлинг. — Я сейчас же узнал его, как только увидел на столе, но подумал, что быть может я ошибаюсь. Но следы пуль показывают, что ошибки быть не может. Этот пистолет был моим верным другом, и я шесть лет носил его при себе в Китае.

У Уайтсайда захватило дыхание.

— То есть, это значит, что Торнтон Лайн был убит из вашего пистолета?

Тарлинг кивнул головой.

— Это изумительное открытие, но это все-таки мое оружие, и оно было найдено в квартире мисс Райдер. У меня нет ни малейшего сомнения, что смертельный выстрел был дан из этого пистолета.

Наступило долгое молчание.

— Ну-с, это переворачивает вверх дном все мои теории, — заявил Уайтсайд и положил оружие на стол. — Мы натыкаемся все на новые и новые тайны, углубляясь в этот случай. Это уже вторая невероятная история, которая приключилась со мной сегодня.

— Вторая? — спросил Тарлинг.

Он спросил об этом совершенно равнодушно, потому что его мысли были все еще заняты этим открытием, которое придавало делу другой вид и было для него весьма неприятным. Торнтон Лайн был убит из его пистолета.

— Да, сегодня это вторая неожиданность, — подтвердил Уайтсайд.

Собрав все свои силы, Тарлинг вышел из задумчивости.

— Помните ли вы еще об этом? — Он открыл несгораемый шкаф и вынул оттуда большой конверт, откуда достал телеграммы.

— Да, это телеграмма, в которой Одетта Райдер приглашает Лайна прийти к ней на квартиру. Она была найдена среди бумаг убитого, когда в доме был произведен обыск.

— Выражаясь точнее, — поправил Уайтсайд, — она была найдена швейцаром Лайна, неким Коолем. Это, по-видимому, вполне честный человек, и на него не может пасть ни малейшего подозрения. Я пригласил его сюда на сегодняшнее утро с целью его более точно, не знает ли он еще разных подробностей, куда Лайн мог пойти в тот вечер. Он ожидает в соседнем помещении. Я велю позвать его.

Он позвонил и отдал приказание вошедшему в полной форме полицейскому.

Сейчас же дверь отворилась снова, и полицейский ввел хорошо одетого человека среднего возраста, по наружности которого можно было сразу узнать его профессию.

— Расскажите мистеру Тарлингу то, что вы рассказывали мне.

— Вы говорите о телеграмме? — спросил Кооль.

— Я боюсь, что допустил ошибку, но меня настолько вывели из равновесия все эти ужасные события, что я тогда потерял голову.

— Как же обстоит дело с телеграммой? — спросил Тарлинг.

— Я принес эту телеграмму через день после убийства мистеру Уайтсайду, но я при этом сделал неверные показания. Этого никогда раньше со мной не случалось. Но я говорю вам, что эти бесчисленные вопросы в полиции меня совершенно сбили с толку.

— Какого обстоятельства касалось ваше неправильное показание?

— Видите ли, сэр, — сказал швейцар, нервно теребя в руках свою шляпу, — я тогда показал, что мистер Лайн открыл телеграмму, но в действительности телеграмма была получена через четверть часа после отъезда мистера Лайна. Я, видите ли, тогда сам вскрыл ее, когда услышал об убийстве. Но я боялся иметь неприятности за вмешательство в дела, которые меня не касаются, и таким образом рассказал мистеру Уайтсайду, что мистер Лайн сам открыл телеграмму.

— Следовательно, он не успел получить этой телеграммы? — спросил Тарлинг.

— Нет, сэр.

Оба сыщика изумленно переглянулись.

— Что вы думаете об этом, Уайтсайд?

— Я был бы счастлив иметь возможность объяснить это; ведь эта телеграмма была самой тяжкой уликой против Одетты Райдер. Это новое открытие в значительной степени снимает с нее подозрения.

— Но с другой стороны у нас больше нет никаких объяснений, почему Лайн в тот вечер отправился в квартиру мисс Райдер. Вы вполне уверены, Кооль, что мистер Лайн в тот вечер не получил телеграммы?

— Вполне, сэр, — ответил Кооль, — я сам принял ее. Когда мистер Лайн уехал, я вышел на крыльцо, чтобы немного подышать свежим воздухом, и стоял как раз на лестнице, когда рассыльный принес телеграмму. Если вы точно посмотрите на формуляр, вы найдете, что телеграмма принята в девять часов двадцать минут. В это время как раз она поступила на наш почтамт. Почта находится от нас приблизительно в двух милях, и было бы совершенно невероятно, если бы телеграмма могла прибыть к нам в то время, когда мистер Лайн был дома. Меня очень удивляет, что вы до сих пор прошли мимо этого факта.

— В этом случае вы правы, — улыбаясь согласился Тарлинг. — Благодарю вас, Кооль, ваши показания совершенно достаточны.

Когда Кооль ушел, он сел напротив Уайтсайда, засунув руки в карман.

— Я больше не разбираюсь ни в чем, — сказал он. — Я вам набросаю вкратце всю ситуацию, Уайтсайд. Этот случай настолько усложнился, что я начинаю забывать о самых простых вещах. Вечером 14 числа Торнтон Лайн был убит одной или несколькими, до сих пор неизвестными личностями, по всей вероятности, в квартире Одетты Райдер, своей бывшей кассирши. На ковре была найдена большая лужа крови; пистолет и пуля были также найдены в квартире. Никто не видал, как мистер Лайн вошел в дом и как он оттуда вышел. На следующее утро мистер Лайн был найден в Гайд-парке без сюртука и жилета. Вокруг его груди была обмотана дамская шелковая ночная рубашка, в открытой ране нашлись два платочка Одетты Райдер, ему на грудь был положен букет желтых нарциссов, а сюртук, жилет и ботинки нашлись в его автомобиле. Этот автомобиль стоял на расстоянии около ста метров от места находки трупа. Я правильно изложил все?

Уайтсайд кивнул головой.

— У вас все очень хорошо осталось в памяти.

— При обыске спальни, в которой было совершено это преступление, на белом ящике комода был найден кровавый оттиск большого пальца. Маленький чемоданчик наполовину упакованный лежит на кровати. Удается установить, что он принадлежит Одетте Райдер. Потом также находят пистолет в корзинке для шитья этой молодой дамы, спрятанный под всякого рода лоскутами. Пистолет оказывается моей собственностью. Сперва накапливается подозрение в таком духе, что можно предположить, что убийца мисс Райдер. Но обвинения не выдерживают критики, потому что, во-первых, в то время, когда было совершено убийство, она лежала в бесчувственном состоянии в госпитале в Эшфорде, затем швейцар Лайна нашел телеграмму, которая якобы была отправлена ею и в которой она приглашает Лайна прийти к ней на дом, но эта телеграмма не была передана лично убитому.

Тарлинг поднялся.

— Пойдемте, надо зайти к Кресвелю. Эта история еще сведет меня с ума!

Главный инспектор выслушал от них эту историю совершенно спокойно. На его лице нельзя было заметить ни малейшего изумления.

— Дело принимает такой оборот, что это убийство еще станет знаменитым в истории криминалистики. Понятно, против мисс Райдер не следует больше ничего предпринимать. И это очень умно с вашей стороны, что вы не произвели ареста. Несмотря на это, она все же должна остаться под наблюдением, так как она, очевидно, знает убийцу или думает, что знает его. Она должна оставаться под надзором день и ночь — рано или поздно, мы найдем человека, против которого она питает подозрение.

— Пусть лучше Уайтсайд в следующий раз побеседует с ней, — обратился он к Тарлингу, — быть может, он сумеет больше выпытать у нее. А, впрочем, я не думаю, чтобы это имело большой смысл. Заметьте мимоходом, Тарлинг, что все торговые книги фирмы Лайн переданы для ревизии известной фирме Бэшвуд и Саломон в Сент-Мэри-Эксе. Бели вы имеете подозрение, что служащие фирмы совершили растраты, и что это имело что-нибудь общее с убийством, то вам результат ревизии может во всяком случае пригодиться. Сколько времени продолжится ревизия?

— Ревизоры назначили недельный срок. Книги переданы фирме сегодня утром. Это заставляет меня, впрочем, вспомнить о вашем друге — мистере Мильбурге. Он охотно дал полиции все сведения, так что она имеет ясную картину финансового положения фирмы.

Кресвель откинулся в кресле и посмотрел на Тарлинга.

— Следовательно, при помощи вашего оружия было совершено убийство, — спросил он, чуть улыбаясь. — Мне кажется, что это весьма неприятно.

— Я тоже не знаю, что делать с этим, — ответил Тарлинг, смеясь. — Я сейчас пойду домой и немедленно расследую, каким путем мой пистолет мог попасть туда. Я отчетливо помню, что 14 дней тому назад я отправил его к оружейному мастеру, чтобы он вычистил и смазал его.

— Где вы обычно храните пистолет?

— В ящике комода вместе со всеми прочими сувенирами о Шанхае. Никто, кроме Линг-Чу, не имеет доступа в мою комнату, а китаец всегда остается в квартире, когда я ухожу.

— Вы говорите о вашем слуге-китайце?

— Он не вполне мой слуга, — улыбаясь, сказал Тарлинг. — Он один из лучших китайских сыщиков и изловил уже немало преступников. Он человек абсолютно надежный, и я могу при всех обстоятельствах абсолютно доверять ему.

— Следовательно, мистер Лайн убит из вашего пистолета? — снова спросил Кресвель. Наступила небольшая пауза.

— По-видимому, все состояние Лайна переходит в казну, — продолжал Кресвель. — Насколько я знаю, после него не осталось ни родных, ни наследников.

— Это не так, — спокойно сказал Тарлинг. Кресвель изумленно посмотрел на него.

— У него имеется кузен, — улыбаясь, ответил Тарлинг, — который, к несчастью, находится в таком близком родстве с ним, что вынужден предъявить права на миллионное наследство Лайна.

— Почему к несчастью? — спросил Кресвель.

— Потому что этот наследник — я.

Глава 17

Тарлинг покинул главную полицию и пошел вдоль залитого солнцем берега Темзы. Он был возбужден и сказал самому себе, что выяснение этого случая превышает все его силы. Главный инспектор очень странно посмотрел на него, когда узнал, что наследником состояния убитого был сыщик, который собирался раскрыть это убийство. Кроме того, его револьвер был найден в той комнате, в которой было совершено убийство.

Он усмехнулся по поводу этого совпадения. Теперь наступала его очередь совершенно несправедливо попасть под подозрение. И он вдруг вспомнил о том, сколько людей он заподозрил неправильно в течение всей своей деятельности.

Он поднялся по лестнице к своей квартире и застал Линг-Чу занятого чисткой серебра. Линг-Чу, в сущности говоря, был ловцом жуликов и в своем роде великим сыщиком, но заодно взял на себя и задачу заботиться о личном благополучии Тарлинга. Тарлинг, не говоря ни слова, прямо прошел в свою комнату и открыл комод. В отдельном ящике лежали тщательно выглаженные его белые тропические костюмы. Его тропический шлем висел тут же на крюке, а рядом с ним кожаная сумка из-под револьвера. Он снял ее и увидел, что сумка была пуста. Он, впрочем, ничего иного и не ожидал.

— Линг-Чу, — сказал он спокойно.

— Я слушаю тебя, Ли-Иен, — сказал китаец и отложил в сторону ложки и тряпочки.

— Где мой револьвер?

— Его нет, Ли-Иен.

— Как долго его уже нет?

— Уже четыре дня, — равнодушно сказал Линг-Чу.

— Кто взял его?

— Я не вижу его уже четыре дня.

Наступила пауза. Потом Тарлинг медленно кивнул.

— Хорошо, Линг-Чу, не будем больше говорить об этом.

Несмотря на свое внешнее спокойствие, он был весьма поражен. Как же это было возможно, чтобы кто-нибудь в отсутствие Линг-Чу попал в комнату? Они только один раз вышли вместе, в тот вечер, когда он в первый раз посетил Одетту Райдер, а Линг-Чу шел позади него. Линг-Чу сам?

Но он сейчас же отбросил эту мысль, как совершенно-бессмысленную и абсурдную. Какую пользу Линг-Чу мог иметь от смерти Лайна, которого он видел только один раз тогда, когда Торнтон Лайн позвал их к себе.

Это было невозможное подозрение, но тем не менее он не мог отделаться от этой мысли. Наконец он отправил Линг-Чу с каким-то неважным известим в Скотлэнд-Ярд. Он решился сам последовать этой невероятной теории и проверить ее, насколько это возможно.

Квартира Тарлинга состояла из четырех комнат и кухни. Его спальня соединялась со столовой и жилым помещением. Кроме того было еще одно помещение, в котором он хранил свои ящики и чемоданы. Здесь он хранил свой револьвер. Четвертую комнату занимал Линг-Чу.

Тарлинг обождал, пока китаец не ушел из дома, потом встал и начал свои розыски.

Комната Линг-Чу была небольшая, но была прибрана очень чисто и аккуратно. Кроме кровати, стола, стула и простого черного ящика под кроватью, в комнате не было больше никакой мебели.

Чисто вымытый пол был покрыт красивой китайской циновкой. Единственным украшением комнаты была маленькая красивая ваза, стоявшая у камина. Тарлинг направился к входной двери квартиры и запер ее раньше, чем приступить к своим розыскам.

Если вообще можно было найти что-нибудь, что могло бы раскрыть тайну украденного револьвера, то следовало искать в этом черном ящике. Ящик был крепко заперт, и пришлось потратить 10 минут, пока нашелся ключ, подходивший к обоим замкам.

В ящике было не особенно много вещей. Линг-Чу не обладал большим гардеробом. Его одежда занимала едва половину ящика. Тарлинг очень осторожно поднял костюмы, шелковые платки, туфли и все те маленькие туалетные принадлежности, которыми пользовался китаец. Он быстро дошел до нижнего отделения, где нашел два незапертых лаковых ящичка. Первый ящик содержал принадлежности для шитья, а во втором он нашел маленький пакетик, тщательно упакованный в китайскую бумагу и перевязанный ленточкой. Тарлинг развязал узел, открыл пакетик и, к своему изумлению, увидел массу газетных вырезок. Это были, главным образом, вырезки из китайских газет, но несколько вырезок были из одной английской газеты, выходившей в Шанхае. Он сперва подумал, что это отчеты о делах, в которых участвовал Линг-Чу, и хотя удивился тому, что китаец дал себе столько труда собирать сувениры, в особенности вырезки на английском языке, но все же не думал, чтобы эти бумажки имели какое-либо значение. Но он хотел найти хоть какую-нибудь точку опоры, которая дала бы ему хоть какое-нибудь объяснение о причинах исчезновения пистолета. Он сперва поверхностно разглядывал английские вырезки, но вдруг заинтересовался ими.

«Вчера вечером произошел скандал в чайном домике Хо-Хана. Один из посетителей — англичанин — стал выказывать большой интерес к танцовщице „Маленькому нарциссу“, как ее называют иностранцы».

«Маленький нарцисс», Тарлинг выпустил газетную вырезку из рук и старался вспомнить подробности этого случая. Он хорошо знал Шанхай и его таинственное подполье, а также хорошо знал чайный домик Хо-Хана, который в действительности был притоном курильщиков опиума. Незадолго до своего отъезда ему удалось выяснить характер этого заведения, и оно было закрыто. Он еще хорошо помнил эту красивую танцовщицу. Он никогда не интересовался ею, когда ему приходилось бывать в этом заведении, потому что у него тогда были более важные дела. Но вдруг он вспомнил обо всем. Он слышал в английском клубе, как джентльмены беседовали о красоте и грации этой маленькой китаянки. Когда она дебютировала в последний раз, ее танцы вызвали сенсацию среди англичан, которые чувствовали себя в Шанхае, как в ссылке.

Следующая вырезка была также взята из английской газеты.

«Сегодня утром произошел печальный случай. Молодая девушка китаянка О-Линг, сестра полицейского инспектора Линг-Чу, вчера была поднята умирающей на заднем дворе чайного домика Хо-Хана. Девушка выступала там в качестве танцовщицы против воли своего брата. Она послужила косвенной причиной одного весьма неприятного скандала, о котором мы сообщали на прошлой неделе. Предполагают, что этот трагический случай — одно из тех самоубийств, которые, к сожалению, очень часто случаются среди китаянок и являются средством спасения чести».

Тарлинг присвистнул.

Маленький нарцисс! Значит, она была сестрой Линг-Чу! Он знал немного китайцев и знал их бесконечную терпеливость и ненависть, которая никогда не в состоянии прощать. Убитый Торнтон Лайн смертельно оскорбил не только ее, но и всю ее семью: в Китае оскорбляют не одно лицо, а все его общество. И эта девушка в сознании позора, который падал также на ее брата, выбрала единственный исход оставшийся ей, как китаянке.

Но какого рода могло быть это оскорбление? Тарлинг стал рыться в вырезках из китайских газет и нашел еще несколько рассказов, написанных цветистым языком. Все рассказы сходились в одном, что какой-то англичанин-турист открыто стал ухаживать за этой девушкой. Впрочем, с точки зрения европейца, это не было особенным оскорблением, но в дело вмешался китаец, и в результате вышел большой скандал.

Тарлинг прочел все газетные вырезки с начала до конца, заботливо упаковал их и сунул пакет в лаковый ящичек. Он запаковал все как можно осторожней. Сложил все в том же порядке, в каком все находилось, запер черный ящик на ключ и поставил его под кровать.

Он попытался представить себе ясную картину всех событий.

Линг-Чу увидал Торнтона Лайна и поклялся отомстить ему. Похитить револьвер Тарлинга было нетрудным делом. Но почему же он оставил оружие на месте преступления, если он уже убил Лайна? На Линг-Чу это не было похоже. Так мог поступить только неопытный человек.

Но как же ему удалось заманить Торнтона Лайна в ту квартиру? И как же он мог ее знать? Вдруг ему в голову пришла мысль. Еще незадолго до убийства Линг-Чу говорил с ним о той беседе в частном бюро Лайна. Он тогда ясно понял всю ситуацию. Линг-Чу знал, что Торнтон Лайн влюблен в Одетту и хотел обладать ею; ничего удивительного в том, если он эти сведения использовал для себя.

Но телеграмма, которая вызывала Лайна в квартиру Одетты, была написана по-английски, а Линг-Чу едва понимал этот язык. Здесь Тарлинг снова очутился на мертвой точке. Хотя он мог вполне доверить этому китайцу свою собственную жизнь, ему все же было совершенно ясно, что Линг-Чу рассказывал ему далеко не все, что знал. Вполне возможно, что Линг-Чу и владел английским языком.

— Я отказываюсь от этого, — с отчаянием сказал Тарлинг. обращаясь к самому себе.

Он никак не мог решить, обождать ли ему возвращения своего ассистента и бросить ему его преступление в лицо, или же в течение нескольких дней предоставить дело своему ходу, а сначала посетить Одетту Райдер. Он решился на последнее, оставил записку и уже четверть часа спустя был в маленькой гостинице.

Одетта Райдер ожидала его. Она была бледна и выглядела усталой. Похоже было на то, что она прошлой ночью мало спала, но она встретила его приветливой улыбкой.

— Могу вам принести приятную новость, что вы не должны отправляться в Скотлэнд-Ярд, и что вы избавлены от допроса.

Он прочел в ее глазах насколько ее обрадовало это сообщение.

— Вы успели погулять в это прекрасное утро? — с невинным видом спросил он.

Но она громко рассмеялась в ответ на этот вопрос.

— Ведь вы же прекрасно знаете, что я не выходила гулять, и три сыщика из Скотлэнд-Ярда охраняют гостиницу. Эти люди сейчас же последовали бы за мной по пятам, если бы я вышла из гостиницы.

— Откуда вы узнали об этом? — спросил он, не отрицая самого факта.

— Потому что я вышла погулять, — наивно сказала она и рассмеялась. — Вы вовсе не такой хитрый, как я предполагала. Я ожидала, что когда я вам сказала, что не выходила, вы мне точно расскажете, куда я пошла, как далеко, и что я купила.

— Если вы непременно желаете знать это — вы купили зеленого шелка, шесть платочков и зубную щетку, — точно ответил Тарлинг.

— Я все-таки должна была лучше знать вас, — сказала она. — Скажите, вы приставили ко мне шпионов?

— Ну, как сказать? — ответил он, улыбаясь, — я только что поговорил в вестибюле со старшим из них, который мне все рассказал. Он, может быть, следовал за вами?

— Нет, я никого не видала, — созналась она, — хотя я очень внимательно оглядывалась. Но скажите мне, пожалуйста, что вы сейчас собираетесь делать?

Вместо ответа Тарлинг вынул из кармана плоский продолговатый ящичек. Она с удивлением увидела, что, когда он открыл крышку, там оказалась фарфоровая чашка, покрытая тонким слоем черной краски, и две белые карточки. Его рука дрожала, когда он положил их на стол, и она вдруг поняла в чем дело.

— Вы желаете снять оттиски с моих пальцев?

— Мне очень жаль, что я должен попросить вас об этом, но…

— Покажите мне только, как я должна это сделать? — прервала она его, и он дал ей краткие указания.

Он чувствовал себя не особенно хорошо при этом. Он сам себе казался предателем. Возможно, что она догадалась об этом, потому что рассмеялась, вытирая свои грязные пальцы.

— Долг остается долгом, — сказала она немного насмешливо. — Но скажите мне, пожалуйста, вы собираетесь все время держать меня под наблюдением?

— Только очень короткое время, — серьезно ответил Тарлинг. — Так долго, пока мы не соберем нужной нам информации. — Он сунул ящичек снова в карман.

— Неужели же вы не хотите в самом деле дать нам ключа к разгадке? По моему мнению вы совершаете крупную ошибку Но, в конце концов, я ведь тоже не нахожусь в зависимости от ваших показаний, я, по всей вероятности, раскрою все без того, чтоб вы сказали мне хоть одно слово. Это зависит от…

— От чего? — спросила она с любопытством, после того, как он замялся.

— От того, что мне рассказывают другие.

— Другие? О ком же вы говорите?

Она посмотрела ему прямо в лицо.

— Был когда-то знаменитый политик, пустивший в ход выражение «обожди и присматривайся!», — ответил Тарлинг. — Я хотел бы попросить вас последовать этому совету. Но теперь я хочу кое-что сказать вам, мисс Райдер. Завтра же я удалю наблюдателей, но прошу вас еще немного времени пробыть в этой гостинице. Само собой разумеется, что вы не можете вернуться на свою квартиру.

— Не говорите, пожалуйста, об этом, — тихим голосом попросила она, — Но разве это необходимо, чтобы я осталась здесь?

— Я мог бы найти еще другой исход, — медленно сказал он, пытливо глядя на нее. Она быстро взглянула на него.

— Это совершенно невозможно.

Он помолчал немного.

— Почему же вы не удостаиваете меня доверия, мисс Райдер? Я не буду злоупотреблять им. Почему вы не рассказываете мне ничего о вашем отце?

— О моем отце? — Она дико посмотрела на него. Он кивнул головой. — Но ведь у меня больше нет отца.

— Вы имеете, — ему стало трудно подыскивать слова, и он соображал, как именно спросить ее об этом. — Вы имеете поклонника?

— Что вы хотите сказать этим?

По тону ее голоса он заметил, что она недовольна.

— Я хочу сказать этим, каковы ваши отношения с мистером Мильбургом, и что он вам?

Она посмотрела на него, совершенно расстроенная и пораженная.

— Ничего, — сказала она хрипло.

— Ничего? Ничего?

Глава 18

Тарлинг по дороге домой медленно шел по широкой Эджвар Роод. Он шел сутулясь и низко опустив голову. Ему не хотелось думать о том, что при создавшихся обстоятельствах на него самого падает подозрение. Ведь он был сравнительно мало известный сыщик, недавно прибывший из Китая. Его родство с Торнтоном Лайном и факт, что он оказался единственным наследником, навлекли на него подозрение. И кроме того факт, что на месте преступления найден его револьвер. Высшие чины полиции не откажутся от этого подозрения уже потому, что ему было поручено расследование этого дела.

Он слишком хорошо знал, что вся огромная машина Скотлэнд-Ярда пущена в ход и работала энергично над тем, чтобы втянуть его в эту трагедию. Хотя это происходило почти незаметно, но он нисколько не сомневался в этом. Он улыбнулся и, пожав плечами, отделался от этой мысли.

Самое сильное подозрение падало на Одетту Райдер. Тарлинг ни минуты не думал, что Торнтон Лайн действительно любил ее. Лайн был не способен на искреннюю любовь, его богатство делало ему задачу любви достаточно легкой, и только немногие женщины сопротивлялись его желанию. Одетта Райдер была исключением. Только один Тарлинг догадывался о сцене, разыгравшейся между Одеттой Райдер и Лайном в тот день, когда он зашел в бюро. Но, по всей вероятности, уже раньше бывали сцены, весьма щекотливые для девушки и не делавшие чести покойному.

Во всяком случае, он был благодарен судьбе за уверенность в том, что Одетту больше не считали убийцей. Уже в течение некоторого времени он привык называть ее мысленно только Одеттой — открытие, над которым он при других обстоятельствах посмеялся бы. Но, во всяком случае, он мог считать ее совершенно невинной, так как невозможно, чтоб она одновременно могла быть сразу в двух местах. Когда Торнтон Лайн был найден в Гайд-парке, в тот момент она лежала в госпитале в Эшфорде, в пятидесяти милях от места убийства, в бесчувственном состоянии.

Но что же следовало ему думать о Мильбурге, этом ползучем и скользком создании? Тарлинг вспомнил о том, что покойный Лайн дал ему задачу осведомиться об образе жизни Мильбурга. Мильбург упорно подозревался в том, что совершал по службе крупные растраты. Если бы Мильбург был только убийцей? Разве не было возможно, что он застрелил своего шефа в целях покрытия растрат? Но это было ошибочным заключением, потому что смерть Лайна только ускорила бы расследование и раскрытие его растрат. Было ясно, как на ладони, что после смерти владельца фирмы будет произведена ревизия книг, и тогда все могло выплыть наружу. А Мильбург это хорошо знал.

Но с другой стороны часто бывали случаи, что преступники совершали самые безрассудные действия. Они часто вовсе не думали о последствиях своих поступков, а такой человек, как Мильбург, может быть, и не был в состоянии предвидеть все возможности, которые могли получиться в результате подобного преступления.

Когда Тарлинг дошел уже до конца Эджвар Роод, он услышал, как его окликнули. Он обернулся и увидел автомобиль, ехавший возле тротуара. Из автомобиля выпрыгнул инспектор Уайтсайд.

— Я только что хотел заехать к вам поговорить немного. Ваша беседа с молодой дамой уже кончена. Я только расплачусь с шофером. В полиции я видел вашего китайца. Вы, по-видимому, отослали его, чтобы некоторое время побыть одному. Я знаю, о чем вы задумались, — продолжал Уайтсайд. — Но, поверьте мне, шеф считает всю эту историю лишь странным совпадением. Вы расследовали пропажу револьвера?

Тарлинг кивнул головой.

— Вам удалось установить, как он попал в руки, — он сделал паузу, — убийцы Торнтона Лайна?

— У меня есть только предположение, но оно еще не вполне обосновано.

Тарлинг рассказал ему об открытии, сделанном им в ящике Линг-Чу, о газетных вырезках, в которых сообщалось о похождениях мистера Лайна в Шанхае и трагических последствиях этого.

Уайтсайд слушал молча.

— Тут, наверное, что-нибудь да есть, — сказал он наконец, когда Тарлинг кончил рассказывать. — Я слыхал очень много о вашем Линг-Чу. Он очень дельный полицейский.

— Лучший китаец, которого я когда-либо видел на службе, — ответил Тарлинг. — Но я не в состоянии утверждать, что разбираюсь в его мыслях. Разберемся еще раз в фактах. Револьвер находился в моем комоде, и единственный, кто мог его взять, был Линг-Чу. В связи с этим находится другой более важный факт, именно, что Линг-Чу имел достаточно оснований ненавидеть Торнтона Лайна, который косвенно был виновен в смерти его сестры. Я все это обдумал и в состоянии теперь вспомнить, что Линг-Чу стал необыкновенно молчаливым после того, как увидел Лайна. Он рассказал мне также, что пошел в торговый дом Лайна наводить справки. Мы обсуждали с ним, возможно ли то, что мисс Райдер убила Лайна, и Линг-Чу упомянул, что она не в состоянии управлять автомобилем. Когда я спросил, откуда он это знает, он рассказал мне, что производил расследование в самой фирме. Должен вам сообщить еще один интересный факт, — продолжал Тарлинг, — у меня всегда было подозрение, что Линг-Чу не говорит по-английски. В лучшем случае он знает пару слов на попугайно-английском языке, на том жаргоне, на котором китайцы объясняются в портовых городах. Но он наводил справки в торговом доме Лайна у служащих, и могу держать пари на миллион против одного, что он не нашел там ни одной продавщицы, говорящей на кантонском наречия.

— Я велю двум сыщикам наблюдать за ним, — сказал Уайтсайд, но Тарлинг отрицательно покачал головой.

— Это было бы лишней тратой времени, потому что Линг-Чу лучше любого европейца умеет водить таких людей за нос. Он гораздо лучшая ищейка, чем любой сыщик из Скотлэнд-Ярда, и он обладает особенным искусством исчезать или становиться невидимым, когда за ним следят. Предоставьте Линг-Чу мне. Я знаю, как обращаться с ним! — гневно добавил он.

— Маленький нарцисс, — сказал задумчиво Уайтсайд, — ведь это же было имя маленькой китаянки. Неужели же это больше, чем простой случай? Каково ваше мнение, Тарлинг?

— Да или нет, — осторожно сказал Тарлинг. — Китайский язык не имеет особого обозначения для этого цветка, и я не знаю, является ли желтый нарцисс туземным растением в Китае, но Китай — страна обширная, и все это возможно. Конечно, это могло быть более чем простым случаем, что человек, так тяжко обидевший эту девушку, был убит как раз в это время, когда ее брат находился в Лондоне.

Беседуя таким образом, они пересекли широкую улицу и вошли в Гайд-парк. Странным образом на Тарлинга это место имело ту же притягательную силу, как на мистера Мильбурга.

— Зачем вы меня, собственно говоря, хотели видеть? — вдруг спросил он, вспомнив, что Уайтсайд направлялся к гостинице в тот момент, когда они встретились.

— Я хочу дать вам последний отчет о Мильбурге.

Значит, снова Мильбург? Все разговоры, все мысли, все указания приводили к этому таинственному человеку. Но то, что Уайтсайд мог рассказать, было не особенно волнующего свойства. Мильбург находился под наблюдением день и ночь, и отчет вышел очень обыденным. Но это уже факт, проверенный на опыте, что из совершенно незаметных вещей можно иной раз сделать очень обширные выводы.

— Я право не знаю, чего Мильбург ожидает от результата проверки торговых книг, — сказал Уайтсайд, — но, очевидно, он очень заинтересован в этом, или же ожидает, что это навлечет на него подозрение.

— Каким образом это пришло вам в голову? — спросил Тарлинг.

— Он купил торговые книги большого формата. Тарлинг рассмеялся.

— Но ведь это, кажется, отнюдь не наказуемое действие, — сказал он. — Что это были за торговые книги?

— Это были огромные тяжелые книги, какие употребляются только в очень крупных фирмах. Они настолько тяжелы, что один человек едва в состоянии унести их. И странное дело: он купил как раз три таких фолианта на Сити-Роод и потом на такси доставил их в свою частную квартиру. Я теперь предполагаю, — серьезно сказал Уайтсайд, — что этот человек не совсем обыкновенный преступник, если только его вообще можно уличить в преступлении. Вполне возможно, что он дома ведет двойные книги.

— Это не особенно вероятно, — прервал его Тарлинг. — Говорю вам это, хотя я очень уважаю вас за вашу наблюдательность. Для того, чтобы удержать в памяти все подробности такого огромного дела, нужны сверхчеловеческие силы. Скорее можно предположить, что он имеет намерение перейти служить в другую фирму, или иметь свое собственное дело. Во всяком случае, это еще не преступление — имеет одну или даже три такие толстые торговые книги. Когда он приобрел их?

— Вчера рано утром, до того, как фирма Лайн открыла свои двери. А вы узнали какие-нибудь новости во время разговора с мисс Райдер?

Тарлинг пожал плечами. Ему очень неприятно было разговаривать с этим человеком об Одетте. Но в тот же момент ему стало ясно, что с его стороны непростительно и глупо позволить красоте этой девушки оказывать на себя влияние.

— Я убежден в том, что она сама ничего не знает об убийстве, кого бы она ни подозревала в этом.

— Она, стало быть, подозревает кого-нибудь?

Тарлинг кивнул головой.

— Кого?

Тарлинг снова запнулся.

— Предполагаю, что это Мильбург.

Он вынул из кармана узенький ящичек и вынул оттуда оба картона с оттисками пальцев Одетты Райдер. Ему стоило большого усилия воли сделать это, хотя самому было трудно разобраться в своих чувствах.

— Вот оттиски пальцев, которые вы желаете иметь.

Уайтсайд был очень взволнован, потому что инспектор Уайтсайд считался в полиции самым большим авторитетом по части дактилоскопии.

Исследование продолжалось довольно долго. Тарлинг долгие годы спустя еще вспоминал об этой минуте, об освещенной солнцем дороге, о многих праздношатающихся пешеходах, которые быстрым или медленным шагом шли по дороге, и о прямой фигуре Уайтсайда, который держал в руках обе карточки, все время внимательно разглядывая их.

— Это очень интересно, — начал Уайтсайд. — Вы видите, что оттиски обоих больших пальцев почти одинаковы. Это встречается чрезвычайно редко.

— Ну и? — нетерпеливым, почти злым тоном спросил Тарлинг.

— Это очень интересно, — повторил Уайтсайд, — но ни один из обоих оттисков не похож на оттиск на ящике комода.

— Слава Богу! — радостно воскликнул Тарлинг. — Слава Богу!

Глава 19

Бюро фирмы Бэшвуд и Саломон находилось в маленьком здании в центре Сити. Эта фирма пользовалась хорошей репутацией, и в числе ее клиентов находились самые уважаемые фирмы Англии. Обоим владельцам было пожаловано дворянское достоинство.

Сэр Феликс Саломон принял Тарлинга в своем частном бюро. Это был высокого роста импозантный мужчина в зрелых годах. Его обращение было немного резким, но он обладал добродушным характером. Он посмотрел на вошедшего сыщика поверх очков.

— Вы из Скотлэнд-Ярда? — сказал он, еще раз посмотрев на карточку Тарлинга. — У меня всего пять минут времени для разговора с вами. Вы, по всей вероятности, желаете поговорить со мной относительно ревизии книг Лайна.

Тарлинг кивнул головой.

— Мы еще не начали заниматься этим делом, но надеемся приняться за книги завтра. У нас теперь очень много дела и нам придется нанять новых служащих для того, чтобы справиться со всеми работами, которые нам переданы правительством — замечу мимоходом. Как вам, вероятно, известно, фирма Лайн не принадлежит к нашим клиентам, а все ревизии своих книг давала производить фирме Пьюрбрек и Стоор, но мы приняли это поручение по просьбе мистера Пьюрбрека, которому очень важно, чтобы ревизия производилась нейтральным лицом. Видите ли, есть предположение, что один из служащих фирмы совершил растрату. Вдобавок мистер Лайн умер так трагически, и оказывается вполне необходимым, чтобы ревизия книг производилась нейтральной фирмой.

— Это я вполне понимаю, — ответил Тарлинг. — Наше учреждение вполне умеет ценить все ваши затруднения. Но я пришел сюда для получения личной информации, так как я вдвойне заинтересован в этом случае.

Сэр Феликс пытливо взглянул на него.

— Мистер Тарлинг, — повторил он, — ну, понятно, я полагаю, что в данном случае вы бы, собственно говоря, должны были предъявить письмо или официальную бумагу вашего учреждения?

— Совершенно верно, но мой интерес к состоянию имущества фирмы в данный момент более или менее безличен. Управляющим фирмы является некий Мильбург.

Сэр Феликс кивнул головой.

— Да, он был весьма любезен и дал нам все указания. И если слухи, что мистер Мильбург обкрадывал фирму, в какой-либо степени основываются на истине, то он нам, очевидно, больше всего помог уличить самого себя.

— У вас есть все торговые книги?

— Да, все, — с ударением на каждом слове ответил сэр Феликс, — последние три книги были доставлены мистером Мильбургом лично. Вот они, — он указал на большой пакет, завернутый в желтую бумагу и лежавший на маленьком столике близ окна. Он был плотно обвязан шнурком и, кроме того, обернут крепкой красной лентой с сургучной печатью.

Сэр Феликс наклонился вперед и позвонил. Сейчас же вошел один из служащих.

— Положите эти книги к прочим.

Служащий чуть не закачался под тяжестью этой ноши, когда выходил из комнаты.

— Мы храним все книги, счета и оправдательные документы фирмы Лайн в особом помещении, — объяснил сэр Феликс. — Они все были запечатаны, и печати будут сняты в присутствии мистера Мильбурга, как заинтересованной стороны, и, кроме того, одного представителя королевского атторнея.

— Когда это случится?

— Завтра, после обеда, или, может быть, даже утром. Мы дадим знать Скотлэнд-Ярду о точном времени, так как мы предполагаем, что это учреждение заинтересовано в этом, и пошлет своего представителя.

Он тут же поднялся и распрощался с сыщиком. Тарлинг снова попал на мертвую точку, когда он в Сент-Мэри-Эксе сел в автобус, направляясь в западную часть города.

Во всех своих расследованиях он постоянно попадал в тупик. Сперва он по ошибке заподозрил Одетту Райдер, а теперь снова могло оказаться, что Мильбург не виновен в этом убийстве.

Несмотря на это, он испытывал чувство удовлетворения, что торговые книги фирмы Лайн будут так быстро проверены. Эта проверка могла, быть может, привести к поимке убийцы и, во всяком случае, дать новые факты для того, чтобы окончательно снять все подозрения с Одетты Райдер. Он пошел в фирму Бэшвуд и Саломон, чтобы иметь возможность ориентироваться лично. После того, как он получил успокоительную информацию об этом деле, он вернулся в свою квартиру, чтобы выяснить случай с Линг-Чу, который сейчас был под наибольшим подозрением в совершении убийства. Он сказал полную правду, когда объявил инспектору Уайтсайду, что знает, как обращаться с Линг-Чу. С китайским преступником — он был готов поверить, что и Линг-Чу, его вернейший ассистент, был таким, — нельзя обращаться по-европейски. И он, известный под именем «охотника на людей», во всем Южном Китае имея репутацию человека, способного выжимать показания методами, не допускаемыми никакими писаными законами.

Он вошел в свою квартиру, запер за собою дверь и сунул ключ в карман. Он знал, что Линг-Чу дома, так как он велел ему ждать своего возвращения.

Китаец вышел в переднюю, снял с него пальто и шляпу и последовал за ним в комнаты.

— Запри дверь, Линг-Чу, — сказал Тарлинг по-китайски. — Я тебе кое-что должен сказать.

Последние слова он сказал по-английски, и китаец быстро взглянул на него. Тарлинг никогда раньше не говорил с ним на этом языке. И он сейчас же понял, что это должно означать.

Тарлинг сел за стол, подперев рукой подбородок.

— Линг-Чу, ты еще никогда не говорил мне, что умеешь разговаривать по-английски.

Он не спускал глаз со своего слуги.

— Господин ведь никогда меня об этом не спрашивал, — спокойно ответил китаец. К величайшему изумлению Тарлинга он говорил по-английски без малейшего акцента и вполне правильно.

— Это неправда, — строго сказал Тарлинг, — Когда ты мне в тот раз рассказывал, что ты слыхал об убийстве, я сказал, что ты не понимаешь по-английски, и ты не возражал мне.

— Это и не годится для слуги — возражать своему господину, — холодно ответил Линг-Чу. — Я очень хорошо изучил английский язык. Я был учеником иезуитского колледжа в Ханькоу. Но для китайца нехорошо говорить по-английски в Китае, и это нехорошо, чтобы другие знали, что он понимает по-английски. Но господин должен был знать, что я говорю и даже читаю по-английски, иначе зачем же мне держать в ящике газетные вырезки, которые господин сегодня утром искал?

Тарлинг сдвинул веки.

— Ты, следовательно, знаешь, что я открыл твой ящик?

Китаец улыбнулся. Это было нечто необычайное, потому что, насколько Тарлинг мог вспомнить, Линг-Чу еще никогда не улыбался.

— Газетные вырезки лежали в известном порядке: одна в одном направлении, а следующая в противоположном. Когда я разглядывал их по возвращении из Скотлэнд-Ярда, они были положены совершенно иначе. Не могли же они сами прийти в беспорядок, господин. А кроме вас никто не мог открыть моего ящика.

Наступила продолжительная пауза, достаточно неприятная для Тарлинга, потому что благодаря его небрежности Линг-Чу обнаружил факт обыска своих вещей.

— Я думал, что положил их в том же порядке, как их вынул. — Тарлинг хорошо знал, что ложью он ничего не выиграет. — Ну, а теперь скажи мне, Линг-Чу, это правда все то, что я вычитал в вырезках?

— Да, это правда, господин. «Маленький нарцисс», или, как ее называли чужестранцы, «Маленький желтый нарцисс», была моей сестрой. Она против моей воли стала танцовщицей в чайном домике, потому что наши родители уже умерли. Она была хорошей девушкой, господин, и она была красива, как цветок миндаля, господин. Китаянки в глазах чужестранцев, по большей части, не кажутся красивыми, но «Маленький нарцисс» была похожа на фарфоровую фигурку, и она обладала добродетелью тысячи лет.

— Она была хорошей девушкой, — повторил Тарлинг, на сей раз говоря по-китайски. Он выбирал слова особого значения, которые выражали почтение к умершей.

— Она хорошо жила и хорошо умерла, — спокойно сказал китаец. — Слова одного англичанина оскорбили ее. Он стал называть ее многими нехорошими именами, потому что она не хотела подойти к нему и сесть к нему на колени, и хотя он опозорил ее, обняв ее на глазах у других мужчин, но все-таки она была хорошая и умерла почетной смертью.

Снова наступило глубокое молчание.

— Это я понимаю, — спокойно сказал Тарлинг. — Когда ты заявил мне, что готов сопровождать меня в Англию, ты ожидал снова встретить этого злого англичанина?

Линг-Чу покачал головой.

— Нет, это я выбросил из головы до тех пор, пока я недавно не увидел его в торговом доме; тогда снова нахлынули злые мысли, и ненависть, которую я считал преодоленной, вспыхнула ярким пламенем.

— И ты желал его смерти?

Линг-Чу ответил на вопрос только коротким кивком. Китаец беспокойно зашагал взад и вперед по комнате, Его возбуждение сказывалось в движениях его рук.

— Я очень любил «Маленького Нарцисса» и надеялся, что она скоро выйдет замуж и будет иметь детей. Тогда, согласно вере моего народа, ее имя было бы благословлено. Ведь сказал же великий учитель Конфуций: «Что может быть более достойно почтения, чем мать, имеющая детей!» И когда она умерла, я почувствовал, что в моем сердце стало пусто, потому что у меня не было другой любви во всей моей жизни. Но тогда случилось убийство Гоо-Синга, и я поехал в глубь страны, чтобы захватить Лу-Фанга. И эта работа помогла забыть свою боль. И я забыл ее до тех пор, пока снова не увидел его. Но тогда старый траур снова вошел в мое сердце, и я пошел…

— Чтобы убить его?

— Да, чтобы убить его, — повторил Линг-Чу.

— Расскажи мне теперь все, — тяжело дыша сказал Тарлинг.

— Это было в тот вечер, когда господин пошел к маленькой молодой женщине. Я твердо решился тоже выйти, но не мог найти подходящего предлога, потому что ты дал мне строгий приказ не покидать квартиры в твое отсутствие. Поэтому я спросил, нельзя ли мне сопровождать тебя. Я сунул в карман пальто скорострельный пистолет, который я предварительно зарядил. Господин, ты дал мне поручение следовать за тобой, но когда я увидел, что ты пошел своей дорогой, я покинул твой след и пошел к большому магазину.

— Почему же ты пошел туда? — удивленно спросил Тарлинг, — ведь Лайн не живет в этом доме?

— Это я тоже открыл, — просто объяснил Линг-Чу, — я думал, что в таком большом доме он сам для себя устроил хорошую квартиру. В Китае владельцы больших фирм обычно сами проживают в своем торговом помещении, поэтому я пошел туда, чтобы обыскать его.

— Как ты попал туда? — снова удивленно спросил Тарлинг.

Линг-Чу опять улыбнулся.

— Это было очень легко; ведь господин знает, что я хорошо умею лазить. Я нашел длинную железную водосточную трубу, которая вела до самой крыши. Торговый дом двумя сторонами выходит на большие улицы, третья сторона выходит на узенькую улицу, а четвертая на совсем маленький переулок, в котором горело несколько огней. Оттуда я поднялся на крышу. На крыше я нашел много окон и дверей, и для такого человека, как я, больше не было затруднений. Я попадал из одного этажа в другой; нигде не было света во всех этих помещениях, но я все-таки тщательно продолжал поиски. Но ничего не нашел, кроме большого количества товаров и ящиков, шкафов и очень длинных барьеров.

— Ты хочешь сказать прилавков — поправил его Тарлинг.

Линг-Чу кивнул головой.

— И наконец я попал в полуэтаж, где увидел человека с белым лицом. — Он сделал краткую паузу. — Сперва я пошел в большое помещение, где мы его встретили, но оно было заперто. Я открыл его ключом, но там било темно, и я узнал, что там никого не было. Потом я тихо пошел по коридору, потому что увидел свет в другом конце, и потом я попал в бюро.

— Это помещение было тоже пустым?

— Да, но одна лампа горела, и выдвижные ящики письменного стола были открыты. Я подумал, что он здесь должен находиться. Я вынул пистолет, спрятался за шкафом. Вдруг я услышал шаги. Я осторожно выглянул из-за угла и узнал другого человека.

— Мильбурга? — сказал Тарлинг.

— Да, это его имя. Он уселся за письменный стол человека с белым лицом. Я знал, что это его письменный стол, потому что на нем стояло много портретов и цветов. Человек повернулся ко мне спиной.

— Что же он делал? — спросил Тарлинг.

— Он обыскал письменный стол и вынул из одного ящика конверт. Я со своего места мог также заглянуть в ящик. Там было много маленьких безделушек, какие туристы покупают в Китае. Из конверта он вынул бумажку с четырьмя черными буквами, которую мы называем «хонг».

Тарлинг был поражен.

— И что случилось дальше? — с жадностью спросил он.

— Он сунул конверт в карман и вышел. Я слышал, как он шел вдоль по коридору, потом я вышел из своего убежища и также обыскал письменный стол. При этом я положил револьвер на стол, так как мне нужны были обе руки. Но я ничего не нашел, только маленькую книгу, в которой человек с белым лицом записывал все, что он пережил.

— Ты хочешь сказать — дневник. А что ты сделал потом?

— Я обыскал все помещение и при этом наступил на провод. Он должно быть соединял контакт с электрической лампой на столе. В этот момент я услышал, что белый человек вернулся и быстро удалился в другую дверь. Это все, господин, — просто сказал Линг-Чу. — Я снова, как можно быстрее, поднялся на крышу, потому что боялся быть накрытым. Это не было бы почетно для меня.

Тарлинг свистнул.

— А пистолет ты оставил там?

— Да, это правда, господин. Я сам понизился в своих глазах, а в своем сердце я убийца. Потому что я пошел на место, чтобы убить человека, опозорившего мою семью.

— И при этом ты оставил пистолет, — еще раз сказал Тарлинг. — И Мильбург нашел его.

Глава 20

Было трудно поверить Линг-Чу. Нет более искусного выдумщика в рассказе, чем китаец. Он очень обстоятельно, подробно и точно описывает все детали и как рожден для выдумывания историй и ловко сплетает нити между собой. Но Тарлинг был убежден, что Линг-Чу сказал ему правду, он говорил совершенно свободно и открыто, он даже отдался в руки Тарлинга, признавшись ему в намерении убить Лайна. Тарлинг мог себе представить, что случилось после того, как китаец ушел. Мильбург, спотыкаясь в темноте, шел вперед, зажег спичку и увидел, что электрический провод выпал из стенного контакта. Он сейчас же снова зажег свет и, к своему великому изумлению, увидел на столе смертоносное оружие. Может быть, он подумал, что раньше не заметил его. Но что могло случиться с пистолетом после того, как Линг-Чу оставил его лежать на столе Торнтона Лайна до того момента, когда он был найден в корзинке для шитья Одетты Райдер? Напрашивался еще один вопрос: что Мильбургу нужно было так поздно в деле, в особенности в частном бюро Лайна? Было маловероятно, что Лайн оставлял свой письменный стол незапертым. Должно быть Мильбург сам открыл его. Зачем он взял конверт с красными китайскими бумажками? Факт, что Торнтон Лайн хранил эти вещи в своем письменном столе, можно было легко объяснить. Как турист он собирал курьезы и в том числе купил эти бумажки, которые тогда можно было получить во всех больших городах Китая в качестве сувениров разбойничьей шайки «Радостных Сердец».

Свой разговор с Линг-Чу он должен будет передать Скотлэнд-Ярду, а это учреждение, по-видимому, сделает из этого свои собственные выводы. По всей вероятности, Скотлэнд-Ярд сделает выводы, очень мало благоприятные для Линг-Чу, который благодаря этому окажется заподозренным непосредственно.

Но Тарлинг был удовлетворен этим рассказом или, вернее говоря, он думал, что удовлетворен. Он мог проверить некоторые данные и, не теряя времени, пошел в торговый дом Лайна. Положение дома вполне согласовалось с тем, что сказал Линг-Чу. Тарлинг пошел на другую сторону большого здания и там нашел железную водосточную трубу, по которой Линг-Чу забрался наверх. Это было ему довольно легко, потому что он лазил, как кошка. Тарлинг не имел никакого основания усомниться в этой части рассказа.

Он пошел к фасаду здания и вошел в большую стеклянную дверь. У витрин стояло много народа, так как благодаря истерии с убийством дело приобрело печальную известность. Он встретил Мильбурга в своем бюро, которое было гораздо больше, но убрано с меньшей роскошью, чем бюро мистера Лайна. Он вежливо поклонился Тарлингу, придвинул ему кресло и предложил сигару.

— Мы находимся в очень запутанном положении, мистер Тарлинг, — сказал он своим льстивым голосом. Он как всегда официально улыбался. — Наши торговые книги отправлены на ревизию, и это сильно затрудняет мне ведение дел. Нам пришлось наскоро организовать временную бухгалтерию, и, как деловой человек, вы поймете, какие это доставляет затруднения.

— Вам очень много приходится работать, мистер Мильбург?

— О, да, я всегда должен был напряженно работать.

— Вы и до смерти Лайна были очень прилежны?

— Да, я могу это утверждать.

— До поздней ночи?

Мильбург все еще улыбался, но сейчас в его глазах промелькнуло странное пугливое выражение.

— Я очень часто работал до поздней ночи.

— Не можете ли вы вспомнить, что вы делали вечером 11 числа этого месяца?

Мильбург уставился глазами в потолок, как будто погруженный в размышления.

— Да, я думаю, в тот вечер я работал до позднего времени.

— В вашем собственном бюро?

— Нет, я большей частью работал в бюро мистера Лайна — по его собственному предложению.

Это было, во всяком случае, очень смелым утверждением, потому что Тарлинг хорошо знал, что Лайн сильно подозревал его.

— И он вам дал также ключи от своего собственного письменного стола? — сухо спросил Тарлинг.

— Да, сэр, — ответил Мильбург с легким поклоном. — Из этого можете заключить, что мистер Лайн доверял мне во всех отношениях. — Это он произнес так естественно и убежденно, что Тарлинг был поражен.

— Да, я могу утверждать, что мистер Лайн доверял мне больше, чем кому-либо. Он рассказывал мне о своей собственной жизни и о себе больше, чем кому-либо другому.

— Одну минуту, — медленно ответил Тарлинг, — скажите мне, пожалуйста, что вы сделали с револьвером, который вы нашли на столе мистера Лайна. Это был автоматический пистолет и вдобавок заряженный.

Мистер Мильбург с изумлением посмотрел на него.

— Заряженный пистолет? — спросил он, наморщив лоб. — Но, мой милый Тарлинг, я не знаю, о чем вы говорите. Я никогда не видал заряженного пистолета на его письменном столе. Мистер Лайн так же, как и я, не желал иметь дело с таким опасным оружием.

Все поведение Мильбурга для Тарлинга равнялось пощечине, но он не подал вида, что раздосадован или изумлен. Мильбург сидел погруженный в задумчивость, как будто он собирался что-то вспомнить.

— Может быть, — сказал он, запинаясь, — вчера вечером, обыскивая мой дом, вы думали найти подобное оружие?

— Это вполне возможно и даже вероятно, — холодно ответил Тарлинг. — На сей раз я, наконец, буду совершенно откровенен с вами, мистер Мильбург. Я подозреваю, что вы гораздо больше знаете об этом убийстве, чем вы нам сказали, и что вы гораздо больше удовлетворены смертью мистера Лайна, чем вы в данный момент признаете. Разрешите мне сперва кончить, — сказал он, когда Мильбург захотел прервать его. — Я хотел бы еще кое-что рассказать вам. Когда я в первый раз попал в этот торговый дом, я был занят наблюдениями за вами. Это, собственно говоря, было скорее задачей ревизора книг, чем сыщика. Но мистер Лайн дал мне тогда поручение разузнать, кто обманывал фирму.

— И вы разузнали это? — холодно спросил Мильбург. Деланная улыбка все еще играла на его губах, но в глазах показалось выражение недоверчивости и подозрительности.

— Нет, я больше не занимался этим делом после того, как вы, по согласию с мистером Лайном, заявили, что фирму обкрадывала Одетта Райдер. — Он увидел, что Мильбург побледнел и был доволен этим успехом.

— Я не желаю докапываться до причин, побудивших вас губить невинную девушку, — строго сказал Тарлинг. — Это ваше дело, которое вы должны обделать со своей совестью. Но я могу вам только сказать, мистер Мильбург, что если вы невиновны в исчезновении денег, равно, как и в этом ужасном убийстве, то, значит, я никогда еще не видал в своей жизни виновного человека.

— Что вы хотите этим сказать? — громко спросил Мильбург. — Вы смеете обвинять меня?

— Я обвиняю вас и вполне убежден в том, что вы в течение долгих лет обкрадывали фирму. Далее я обвиняю вас, что вы знаете, кто убийца, в том случае, если вы сами не убили мистера Лайна.

— Вы обезумели! — воскликнул Мильбург громким голосом, но его лицо побледнело, как полотно. — Предположим, это правда, что я ограбил фирму, зачем же мне нужно было убивать мистера Лайна? Самый факт его смерти немедленно имел бы последствием ревизию книг.

Это был убедительный довод, о котором Тарлинг уже раньше подумал.

— Что касается вашего низкого и абсурдного обвинения, что я якобы обкрадывал фирму, то в данный момент все книги находятся в руках очень известной фирмы, которая точно проверит все документы и выяснит ложность всех ваших утверждений относительно меня.

Он снова по-прежнему овладел собой и стоял, широко расставив ноги, засунув большие пальцы в прорези жилета, любезно улыбаясь сыщику, глядя на него через плечо.

— Я могу со спокойной совестью ожидать результата проверки книг. После этого моя честь будет стоять выше всяких сомнений!

Тарлинг большими глазами посмотрел на него.

— Я поражаюсь вашей смелости, — сказал он и, не говоря больше ни слова, покинул бюро.

Глава 21

Тарлинг имел краткое совещание со своим ассистентом Уайтсайдом. К его величайшему изумлению полицейский инспектор заявил, что считает слова Линг-Чу правдой.

— Я всегда думал, что Мильбург нахал, — задумчиво сказал Уайтсайд. — Но он, кажется, человек гораздо более злобный и желчный, чем я предполагал. Во всяком случае, я вашему китайцу доверяю гораздо больше, чем Мильбургу. Впрочем, молодая дама сумела ввести в заблуждение наблюдателей, которых мы приставили к ней.

— О ком вы говорите? — с удивлением спросил Тарлинг.

— О мисс Одетте Райдер, но я никак не могу понять, почему вы — старый опытный полицейский чиновник так покраснели?

— Я не краснею, — возразил Тарлинг, — но что с ней случилось?

— Я поручил двум сыщикам наблюдать за ней, — объяснил Уайтсайд. — Вы сами знаете, что за ней следили по пятам куда бы она ни ходила. Согласно вашему поручению я распорядился, чтобы с завтрашнего дня оба наблюдателя были убраны. Но когда она сегодня пошла на Бонд-Стрит, то или Джексон был непозволительно небрежен, или же она была очень ловкой. Он, во всяком случае, ждал целых полчаса, ожидая, чтоб она вышла из магазина, но когда она больше не появилась, он вошел в магазин и мог только установить, что с другой стороны был еще один выход, которым она и воспользовалась. С тех пор она больше не показывалась в гостинице.

— Мне это не нравится. — Тарлинг был весьма озабочен. — Я желал, чтобы она находилась под наблюдением прежде всего в целях ее собственной безопасности. Оставьте, пожалуйста, у гостиницы одного человека и позвоните мне, как только она возвратится.

— Этого я ожидал и распорядился соответствующим образом. Что вы теперь предпримете?

— Я поеду в Гертфорд разыскать ее мать. Вполне возможно, что случайно я ее тоже встречу там — может быть, она поехала домой?

— Вы думаете, что сумеете от матери узнать что-нибудь?

— Все может быть. Надо выяснить еще несколько различных мелких вопросов. Кто, например, этот таинственный человек, который появляется в Гертфорде и снова исчезает? И каким образом мистрисс Райдер живет окруженная роскошью, в то время как ее дочь должна зарабатывать себе на жизнь службой в торговом доме?

— Тут что-нибудь да кроется, — согласился Уайтсайд. — Не поехать ли мне с вами в Гертфорд?

— Благодарю вас, — улыбаясь, сказал Тарлинг. — Это мелкое дело я могу обделать сам.

— Мне еще раз приходится вернуться к Мильбургу, — начал Уайтсайд.

— Мы все время возвращаемся к Мильбургу, — промычал Тарлинг. — Ну-с?

— Мне не нравится его нахальное поведение. Похоже, пожалуй, на то, как будто все наши надежды получить в руки новые книги, благодаря ревизии книг, не осуществятся.

— Пожалуй, вы правы. Я тоже думал об этом, но все книги и документы находятся в руках лучших ревизоров. Если что-нибудь не в порядке, они уж найдут, в чем дело. И не только это, но они сумеют дать нам указания на то, кто ответствен за растраты. Мильбург отнюдь не воображает, что он легко отделается тогда, когда ревизоры книг возьмутся за работу, и его твердость по отношению ко мне наводит на размышления.

Оба разговаривали, сидя в маленьком кафе напротив здания парламента. Тарлинг уже собирался уходить, как вдруг вспомнил об увесистых книгах, которые были утром доставлены фирме, производящей ревизию книг.

— Они были посланы относительно поздно, — иронически сказал Уайтсайд. — Меня это очень удивляет.

— Вы удивляетесь?

— Почему же он вчера купил три новые большие торговые книги? Мне кажется, что это очень не умно с его стороны послать эти книги на ревизию.

Тарлинг внезапно подскочил и в возбуждении едва не опрокинул стол.

— Живо, Уайтсайд, позовите экипаж, а я пока уплачу по счету! — воскликнул он.

— Куда же вы собираетесь ехать?

— Живо, позовите автомобиль! Они тут же сели.

— Поезжайте в Сент-Мэри-Экс, — крикнул он шоферу.

— Но что вам нужно там так поздно, в послеобеденный час? Владельцы фирмы не очень рады будут нас видеть. Не было ли бы лучше, если бы мы заехали завтра утром?

— Я еду не ради владельцев фирмы, а из-за тех трех больших книг, которые Мильбург отправил туда сегодня утром.

— Какое открытие вы в них собираетесь сделать?

— Это я вам скажу потом, — Тарлинг посмотрел на часы. — У них еще не закрыто, слава Богу!

Автомобиль был задержан у Блэкфайер-бриджа, а также у Квин-Виктория-Стрит. Вдруг они услышали резкое завывание гонгов. Все экипажи свернули в сторону, чтобы дать дорогу пожарным автомобилям, которые быстрым темпом следовали один за другим.

— Судя по количеству машин, случился большой пожар, — предположил Уайтсайд, — а, впрочем, быть может, пожар и незначительный. В последнее время они в Сити стали очень боязливыми, и стоит только задымиться трубе, как они собирают целый пожарный дивизион.

Они поехали дальше, но на Кельнон-Стрит были снова задержаны пожарными автомобилями.

— Лучше выйдем, я думаю, мы скорее доберемся до места, если пойдем пешком, — сказал Тарлинг. Уайтсайд уплатил шоферу.

— Пройдемте здесь, тогда мы скорее придем на место.

Уайтсайд остановился и обратился к полицейскому.

— Где горит?

— В Сент-Мэри-Экс, сэр. Большой пожар случился в фирме Бэшвуд и Саломон. Говорят, что весь дом объят пламенем сверху донизу.

Тарлинг заскрежетал зубами, услыхав эту новость.

— Все доказательства вины Мильбурга, следовательно, улетучились в дыму пожара, — сказал он. — Мне кажется, я знаю, что было в этих книгах: маленький часовой механизм и несколько фунтов термита; этого достаточно, чтобы все доказательства убийства уничтожить навеки.

Глава 22

От большого здания фирмы Бэшвуд и Саломон осталась только закопченная передняя стена. Тарлинг осведомился о положении дела у бранд-майора, руководившего тушением пожара.

— Продолжится еще несколько дней, пока мы сумеем проникнуть внутрь, и я опасаюсь, что ничего больше не удастся достать. Все здание выгорело целиком. Вы сами можете видеть, что чердак уже провалился, и я не думаю, чтобы можно было найти какие-либо бумаги или документы, разве что они находились в несгораемом шкафу.

Рядом с Тарлингом стоял сэр Феликс Саломон и неподвижно глядел на пламя. Казалось, что он не очень удручен уничтожением своего бюро.

— Наши убытки будут покрыты страховкой, — сказал он с философским спокойствием, — а в общем ничего важного не сгорело, понятно, за исключением торговых документов и книг фирмы Лайна.

— Разве они не хранились в огнестойком помещении?

— Нет, они находились только в безопасности от воров и, странное дело: пожар начался как раз в этом помещении. Даже если бы мы хранили их в огнестойком помещении, то это тоже не принесло бы много пользы, потому что огонь вспыхнул между документами словно сам собой. Первое известие мы получили от одного из служащих, который спустился в погреб и увидел, что из-за железной решетки помещения № 4 показались языки пламени.

Тарлинг кивнул головой.

— Полагаю, что о том, что книги, присланные мистером Мильбургом сегодня, хранились там же, нечего и спрашивать?

Сэр Феликс удивленно посмотрел на него.

— Понятно, они были положены вместе с документами и с книгами фирмы. Они находились еще в моем бюро, когда это случилось. Но почему же вы спрашиваете об этом?

— Потому что, по моему мнению, это не были книги в обыкновенном смысле этого слова. Если я не очень ошибаюсь, в пакете были три большие конторские книги, выдолбленные изнутри, причем крышки были склеены. Внутри находился термит и часовой механизм, который в определенный момент вызвал вспышку пламени.

Сэр Феликс с ужасом посмотрел на него.

— Вы шутите?

Но Тарлинг отрицательно покачал головой.

— Нет, я говорю совершенно серьезно.

— Но кто же мог сделать такую ужасную вещь? Один из моих служащих едва не погиб при этом!

— Человек, совершивший это преступление, тот самый, которому хотелось во что бы то ни стало помешать ревизии торговых книг.

— Ведь не говорите же вы о…

— Я в данный момент не хочу называть этого имени, и если я но ошибке слишком ясно дал понять, о ком я говорю, то надеюсь, что вы будете считать мое сообщение преувеличенным, — ответил Тарлинг. Потом он снова обратился к пораженному Уайтсайду.

— Неудивительно, что Мильбург, ввиду предстоящей ревизии, был настолько осторожен, — горько сказал он. — Этот дьявол притащил туда пакет с книгами, поставив ударную трубку на точный срок. Ну, сегодня вечером мы ничего больше не можем предпринять в отношении Мильбурга. — Он посмотрел на часы. — Я отправлюсь сейчас домой, а потом в Гертфорд.

У него еще не было определенного плана относительно Гертфорда, он имел только неясное представление, что там его розыски, если только удастся произвести их аккуратно и с оглядкой, приблизят его к разрешению тайны. Эта красивая дама, окруженная роскошью, чей муж так редко показывался, может быть, могла бы дать ему дальнейшие сведения.

Уже стемнело, когда он подошел к дому мистрисс Райдер. На этот раз он не взял автомобиля и весь длинный путь от станции к дому совершил пешком, так как не желал, чтобы на него обращали внимание. Здание лежало у большой дороги и было огорожено высокой стеной, которая сворачивала вдоль маленькой боковой дорожки. С другой стороны вдоль стены были расположены конюшни.

В сад вели большие окованные железом ворота, которые он сейчас же узнал. Во время его первого визита ворота были открыты, и он тогда просто вошел и без дальнейших затруднений добрался до дома. Сегодня ворота были закрыты. При помощи карманного фонарика он нашел электрический звонок, который был, по-видимому, проведен за это время. Однако он не позвонил, а продолжал свои исследования. Приблизительно в пяти-шести метрах от ворот находился маленький домик, из которого виднелся свет. По-видимому, это было жилище садовника, к которому вел звонок. В то время, как он стоял в ожидании, он вдруг услышал свист. Послышался шум быстро приближающихся шагов, и он спрятался в тени. Кто-то подошел к воротам, послышался слабый звонок, и отворилась дверь.

Это был мальчик-газетчик, сунувший несколько газет сквозь решетку. Он сейчас же ушел. Тарлинг обождал, пока не закрылись двери домика привратника. Потом он обошел вокруг участка в надежде найти другой доступ. Позади дома он нашел еще один вход для прислуги, но и тот был заперт. Когда он посветил своим карманным фонариком, то увидел, что на задней стене не было рассыпано битого стекла, как это было спереди. Сразу же решившись, он подпрыгнул, схватился за край стены, поднялся на локтях и скоро уже сидел верхом на стене.

Он спрыгнул с другой стороны в темноту и благополучно коснулся земли. Потом он осторожно, ощупью направился к зданию. Если бы дом охранялся собаками, то дело могло принять для него плохой оборот. Но, очевидно, собак не было, и он беспрепятственно продвинулся вперед. Он не заметил света ни в верхних, ни в нижних комнатах здания. Он дошел до задней стены. Здесь, посередине, находилась колоннада. Над ней был, по-видимому, зимний сад. Внизу он заметил двери и загороженное решеткой окно. Когда он внимательней оглянулся, то увидел слабый свет сквозь щель в верхнем этаже. Он напрасно искал лестницу и попробовал потом взобраться наверх. Это удалось с той же легкостью, как взобраться на стену сада. Он попал на подоконник, уперся об одну из колонн и отсюда мог добраться до какого-то железного прута. Он схватился за него и взобрался на перила зимнего сада. Там находились большие окна, из которых одно было открыто. Он осторожно склонился на подоконник и прислушался.

В помещении никого не было. Мерцающий свет доходил из одной внутренней комнаты, находившейся рядом с открытым стеклом зимнего сада. Он быстро скользнул в окно и спрятался в тени большого олеандра. В помещении пахло цветами и землей.

Ощупав стену, сыщик почувствовал трубы парового отопления. Он увидел несколько окон во внутренней стене, медленно подкрался туда и заглянул внутрь сквозь занавеску одного окна. Внутри он увидел мистрисс Райдер. Она сидела за маленьким письменным столом и держала в руках перо, подперев другой рукой подбородок. Она не писала, а задумчиво смотрела на стену, как будто обдумывая что-то.

Помещение было хорошо освещено большой висячей алебастровой лампой, и Тарлинг мог хорошо разглядеть, что делалось внутри.

Помещение было убрано просто, но благородно и носило характер рабочего кабинета. Рядом с письменным столом стоял зеленый денежный шкаф, наполовину замурованный в стену. По стенам были развешены несколько картин: пара стульев и диван довершали обстановку. Он ожидал встретить Одетту Райдер у матери и был разочарован, так как получил впечатление, что кроме мистрисс Райдер никого не было дома.

Тарлинг стал на колени перед окном и приблизительно десять минут подряд наблюдал за мистрисс Райдер. Вдруг он услышал шорох снаружи, осторожно прокрался назад и поглядел в окно зимнего сада. Он поспел как раз вовремя, чтобы заметить фигуру, быстро двигавшуюся по дороге. Потом он заметил, что это был велосипедист, ехавший без фонаря. Хотя он очень напряг зрение, но не мог различить, был ли это мужчина или женщина. Он слышал, как велосипед прислонили к колонне. Потом в замке звякнул ключ, и внизу открылась дверь.

Мистрисс Райдер, по-видимому, не слышала шума, потому что продолжала по-прежнему сидеть неподвижно и глядеть перед собой.

Но вдруг она обернулась; ее взгляд обратился к двери.

Тарлинг напряженно посмотрел туда. Он мог все точно разглядеть и заметил даже выключатель на стене. Медленно отворилась дверь, и он заметил, что лицо мистрисс Райдер озарилось радостью. Потом он услыхал, как кто-то шепотом спросил о чем-то, он мог понять ее ответ:

— Нет, милый, никого.

Тарлинг ожидал, затаив дыханье. Вдруг в комнате потушили свет. Но должно быть кто-нибудь вошел в помещение, потому что шаги приближались к окну, и сейчас же после этого были приспущены жалюзи в окнах внутреннего помещения. Спустя короткое время снова появился свет, но он больше не мог ничего видеть или слышать.

Кто мог бы быть этим таинственным посетителем мистрисс Райдер? У Тарлинга оставалась только одна возможность открыть их. Он снова должен был слезть вниз и наблюдать на месте. Но он подождал еще немного, пока не услышал, как внутри заперли дверцу денежного шкафа. Тогда он вылез из окна и спустился вниз. Велосипед стоял у колонны. Он ничего не мог видеть и не поспел зажечь лампочку. Но его чувствительные руки нащупали раму. Он с трудом подавил восклицание, готовое вырваться из груди. Это был дамский велосипед. Он подождал еще немного и потом спрятался в кусты, находившиеся как раз напротив двери. Ему не пришлось долго ожидать: дверь снова отворилась. Кто-то сел на велосипед. В этот же самый момент Тарлинг выскочил из своего убежища и нажал кнопку своей лампочки, но она не зажглась.

— Остановитесь, — крикнул он и протянул руки. Он промахнулся на несколько сантиметров, но увидел, как велосипед на момент покачнулся и послышался звук падения тяжелого предмета наземь. В следующую секунду велосипедист исчез в темноте. Он снова стал разглядывать свою лампу. Без фонаря преследование было немыслимо. Он испустил проклятие по адресу фабриканта и быстро заменил батарейку другой. Потом он стал шарить на земле в поисках предмета, оброненного беглецом. Ему показалось, что он услышал позади себя восклицание, и быстро обернулся. Но в радиусе своей лампы он никого не мог заметить. Когда он снова вышел на дорогу, он увидел на земле кожаную сумку и поднял ее. Она была весьма большая и тяжелая. Когда он захотел внимательнее разглядеть ее при свете фонаря, сверху его окликнули:

— Кто там внизу?

Это была мистрисс Райдер, но Тарлинг не ответил, так как в этот момент не желал быть узнанным. Он погасил свет и исчез в кустах. Вскоре после этого он выбрался на дорогу.

Дорога была пуста, и не было никаких следов велосипедиста. Ему ничего не оставалось, как вернуться в город как можно быстрее и в полном спокойствии исследовать содержимое кожаной сумки. Сравнительно со своей величиной она была необыкновенно тяжела.

Дорога в Гертфорд, которую ему снова пришлось пройти пешком, показалась ему очень длинной, и часы в местечке пробили уже четверть одиннадцатого, когда он добрался до железнодорожной станции.

— В Лондон больше нет поездов, — сказал станционный швейцар. — Пять минут тому назад ушел последний поезд.

Глава 23

Тарлинг был в состоянии нерешительности. Что ему предпринять? Не было никакой необходимости в его немедленном возвращении в город. Он мог бы нанять автомобиль, если бы имел в виду спешное дело, но он сказал себе, что может провести ночь в Гертфорде так же хорошо, как у себя дома.

Если он останется в Гертфорде, то он сейчас же сумеет исследовать содержание кожаной сумки. В конце концов он решил, что было бы хорошо, по крайней мере, позвонить в Лондон по телефону, так как ему очень хотелось знать, как обстояло дело с Одеттой Райдер. Вернулась ли она в свою комнату в гостиницу, или полиция нашла ее след?

Во всяком случае, он мог снестись со Скотлэнд-Ярдом и пошел со станции в городок искать квартиру. Но это было весьма затруднительно, потому что лучшие гостиницы были переполнены, так как в городе происходил сельскохозяйственный съезд. После долгих поисков он, наконец, нашел пристанище в маленькой гостинице, которая была почти пуста.

Он сейчас же велел соединить себя с Лондоном. Но там об Одетте Райдер ничего больше не слыхали. Он получил только одно важное новое известие, что Сэм Стэй скрылся из сумасшедшего дома.

Тарлинг поднялся наверх в свою уютную комнату. Все то, что он слыхал про Сэма Стэя, в данный момент его очень мало беспокоило, так как он успел разочароваться в Сэме. Может быть, можно было бы узнать от этого человека многое, что могло бы пролить некоторый свет на темные события ночи, в которой было совершено убийство, но после заболевания его нельзя было брать в расчет как свидетеля, и полиции приходилось обходиться без его показаний. Тарлинг запер двери, взял в руки кожаную сумку и положил ее на стол. Он сперва попробовал открыть ее при помощи своих собственных ключей, но это не удалось. Он убедился в тяжести портфеля, но скоро открыл причину — когда попытался своим ножом срезать кожу вокруг замков. Портфель был только снаружи сделан из крепкой кожи, а внутри находилась сетка из стальной проволоки. Ввиду этого нельзя было удалить замки. Разочарованный, он швырнул портфель снова на стол. Ему пришлось умерить свое любопытство до возвращения в Скотлэнд-Ярд. Там уже эксперты сделают свое дело. В то время, как он раздумывал о том, что могло бы находиться в портфеле, он вдруг услышал в коридоре шаги человека, проходившего мимо его двери и направлявшегося к лестнице, находившейся против его комнаты. По-видимому, это были гости, попавшие в такое же затруднение, как и он.

В этом чужом окружении все дело вдруг приняло для него совершенно другой вид. Все лица, участвовавшие в этой изумительной драме, имели в себе что-то необычайное.

Торнтон Лайн показался ему фантастическим и таким же фантастическим был его конец. Мильбург со своей вечной улыбкой, большим губчатым лицом и лысой головой, мистрисс Райдер, это бесцветное привидение, которое от времени до времени появлялось на заднем плане, никогда не вмешивалось активно и все-таки было неотделимо от всей этой трагедии. Линг-Чу со своим непроницаемым лицом и неизменным спокойствием, окутанный таинственной атмосферой своей родины. Только Одетта Райдер была для него сама жизнь — теплая, возбуждающая, изумительная.

Тарлинг, наморща лоб, поднялся со стула. Он проклинал себя за свою слабость. Как это он мог все время находиться под влиянием этой женщины, все еще подозреваемой в убийстве? Это было его обязанностью — предать ее в руки палача, если она виновна, но при этой мысли его обдало холодом.

Он вошел в находившуюся рядом спальню, положил кожаный портфель на стол, рядом со своей кроватью, запер дверь и открыл окно. Завтра в пять часов утра уходил первый поезд, и он велел разбудить себя. Он разделся, но не совсем, а только снял ботинки, сюртук, жилет, воротник и галстук, расстегнул пояс. Потом он бросился на кровать и прикрылся одеялом. Он не мог заснуть и все думал… думал…

— А что, если время несчастного случая в Эшфорде было указано неточно? Если Торнтон Лайн был убит раньше? Если Одетта Райдер действительно хладнокровная…

Он слышал, как церковные часы пробили два, и нетерпеливо ждал, чтоб они пробили следующие четверть часа.

С того времени, как он прилег, он слышал бой часов каждые четверть часа, но на сей раз он больше ничего не услышал. Должно быть, он заснул беспокойным сном, потому что вдруг ему приснилось, что он в Китае и попал в руки ужасной банды «Радостных Сердец». Он увидел себя в каком-то храме, лежащим на большом квадратном черном камне, а его руки и ноги были связаны шелковыми веревками. Склонившись над ним, стоял атаман шайки с ножом в руках. Он злобно поглядел на него и узнал лицо Одетты Райдер. Он видел, как острый кинжал был направлен в его грудь, и проснулся, обливаясь холодным потом.

Церковные часы только что пробили три, и в мире царило жуткое молчание. Но он инстинктивно почувствовал, что кто-то находился в помещении. Он знал это совершенно точно, лежал, не двигаясь, и напряженно глядел полузакрытыми глазами по сторонам. Но никого нельзя было увидеть. Ни одно движение не выдавало пришельца, только его шестое чувство говорило ему, что кто-то находился поблизости. Он осторожно ощупал столик рядом с кроватью в поисках портфеля. Портфель исчез.

Вдруг скрипнула половица — шум послышался по направлению к двери. В следующий момент он выскочил из кровати. Он увидел, как дверь распахнулась, и выбежала фигура. Громиле, может быть, удалось бы бежать, но вдруг упал стул, и Тарлинг услышал крик.

Прежде, чем он успел подняться, сыщик схватил его и рванул назад. Он подскочил к двери, ведущей в коридор, запер ее и повернул ключ в замке.

— Ну, а теперь посмотрим, что за редкую птицу нам удалось изловить? — злобно сказал Тарлинг, и зажег электричество.

Но он шатаясь ударился о дверь в полном изумлении, так как незванный гость был не кто иной как Одетта Райдер. Она держала в руке кожаный портфель.

Глава 24

Он мог только молча с изумлением глядеть на нее. Но наконец он собрался с силами:

— Вы? — спросил он пораженный.

Одетта была бледна, как полотно, и не спускала с него глаз.

— Да, это я, — тихо сказала она.

— Как вы попали сюда? — Он направился к ней, протянул руку, и она, не говоря ни слова, передала ему портфель.

— Садитесь, пожалуйста, — любезно сказал он. Он боялся, что она может упасть в обморок.

— Я надеюсь, что не причинил вам вреда? У меня не было ни малейшего понятия.

— О, нет, вы не нанесли мне ни малейших повреждений, — устало сказала она, — не в том смысле, в каком вы думаете.

Она придвинула стул к столу и положила голову на ладони.

Он стоял рядом с ней с испугом и замешательством по поводу этого нового и совершенно неожиданного казуса.

— Значит, это вы были посетителем, приехавшим на велосипеде, — сказал он после долгого молчания. — Этого я не предполагал.

Вдруг ему пришла в голову мысль, что Одетта не совершила ничего запретного тем, что подъехала на велосипеде к дому своей матери и взяла кожаный портфель, который, по всей вероятности, был ее собственностью. Бели кто-либо совершил преступление, так это он сам, потому что он поднял и оставил у себя вещь, задержать которую он не имел ни малейшего права. При этих словах она взглянула на него.

— Я? На велосипеде? Нет, это не я была.

— Как это не вы?

— Да, я была там, я видела, как вы посветили вашей электрической лампочкой, и была совсем близко от вас в тот момент, когда вы подняли кожаный портфель, — беззвучно сказала она. — Но это не я была на велосипеде.

— Кто же это был? — спросил он. Но она только покачала головой.

— Дайте мне, пожалуйста, мой портфель обратно. — Она протянула руку, но он заколебался.

При этих обстоятельствах он не имел никакого права держать у себя портфель. Он нашел исход, положив портфель на стол.

Она не сделала ни малейшей попытки взять его.

— Одетта, — ласково сказал он и положил ей руку на плечо. — Почему вы не хотите довериться мне?

— Что я вам должна доверить? — спросила она, не глядя на него.

— Скажите мне все, что вы знаете обо всей этой истории. Я охотно готов помочь вам, и я могу это сделать.

Она поглядела на него.

— Почему вы хотите помочь мне?

— Потому что я люблю вас, — тихо сказал он. Ему показалось, как будто эти слова были произнесены не им самим, а пришли откуда-то издалека. Он не хотел говорить ей, что любит ее. Он еще не успел ясно разобраться в этом факте и все-таки сказал правду.

Впечатление, произведенное его словами на Одетту, показалось ему необычайным. Она не испугалась, но и не удивилась. Она только опустила свой взгляд на стол и произнесла:

— Ах!

Жуткое спокойствие, с которым она восприняла этот факт, из-за которого у Тарлинга захватывало дыхание, было для него вторым большим потрясением этой ночью. Она, по-видимому, давно знала все. Он опустился рядом с ней на колени и обнял ее рукой. Но он не сделал это намеренно, а его влекла какая-то неведомая сила.

— Одетта, милая Одетта, — нежно сказал он. — Я прошу тебя, доверь мне все.

Она все еще сидела с опущенной головой и говорила так тихо, что он едва мог понимать ее.

— Что мне вам сказать?

— Что ты знаешь об этом? Разве ты, наконец, не видишь, что против тебя все более и более сгущаются подозрения?

— О чем же я должна рассказать? — снова спросила она.

Он замялся.

— Я должна пролить свет на убийство Торнтона Лайна? Но я ничего не знаю об этом.

Он нежно погладил ее, но она сидела прямая и неподвижная, и это внушало ему страх. Он опустил свою руку и поднялся. Его лицо было бледно и печально. Он медленно направился к двери и отпер ее.

— Теперь я больше ни о чем не буду спрашивать вас, — сказал он с жутким спокойствием. — Вы сами прекрасно знаете, зачем вы этой ночью проникли ко мне в комнату, — я предполагаю, что вы последовали за мной и тоже взяли комнату в этой гостинице. Сейчас же после моего прибытия сюда я слышал, как кто-то поднимался по лестнице.

Она кивнула головой.

— Вам это нужно? — спросила она и указала на кожаный портфель, все еще лежавший на столе.

— Возьмите его с собой.

Она встала и зашаталась. В тот же момент он очутился рядом с ней и подхватил ее; она не сопротивлялась. Он даже почувствовал, как она легко прижалась к нему. Она подняла к нему свое бледное лицо, а он склонился над ней и поцеловал ее.

— Одетта, Одетта, — прошептал он. — Разве ты не чувствуешь, что я люблю тебя больше всего на свете, что я готов отдать свою жизнь, чтобы уберечь тебя от несчастья? Ты действительно ничего не хочешь сказать мне?

— Нет, нет, — простонала она. — Прошу тебя, не спрашивай меня ни о чем. Я боюсь, о, как я боюсь!

Он прижал ее к себе, приложил свою щеку к ее щеке и погладил ее волосы.

— Но ведь ты не должна же бояться меня, — сказал он настойчиво, — и если бы ты заслужила все муки ада, и если ты молчишь, чтобы взять кого-нибудь вод защиту, то я бы тоже защитил его, потому что я безгранично люблю тебя, Одетта.

— Нет, нет! — воскликнула она и оттолкнула его, упершись своими маленькими ручками о его грудь — Не спрашивайте меня!

— Спросите меня!

Тарлинг моментально обернулся. В открытых дверях стоял какой-то господин.

— Мильбург! — с яростью сказал Тарлинг.

— Да, Мильбург. — с издевкой ответил тот. — Мне очень жаль, что пришлось прервать эту красивую сцену, но обстоятельства настолько экстренны, что мне приходится нарушить правила хорошего тона, мистер Тарлинг.

Тарлинг выпустил Одетту и пошел навстречу дьявольски улыбающемуся Мильбургу. Одним взглядом он сразу окинул его фигуру и увидел, что его брюки были скреплены зажимами и покрыты грязью. Ему стало ясно, кто был на велосипеде.

— Это, значит, вы уехали на велосипеде из дома мистрисс Райдер?

— Да, я часто разъезжаю на велосипеде.

— Что вам здесь нужно?

— Я хотел бы только, что вы сдержали свое обещание, — мягко ответил Мильбург.

Тарлинг пораженный уставился на него.

— Мое обещание? Какое обещание?

— Защищать не только преступника, но и тех, которые попали в скверную историю потому что они защищали преступника.

Тарлинг подскочил.

— Вы хотите сказать этим, — хрипло начал он, — не собираетесь ли вы обвинять?

— Я никого не обвиняю, — возразил Мильбург, сделав вежливый жест рукой. — Я хотел бы только объяснить вам, что мы оба — мисс Райдер и я — находимся в очень серьезном положении, и что в вашей воле дать нам ускользнуть, чтобы мы могли отправиться в страну, которая не заключила с Англией конвенции о взаимной выдаче преступников.

Тарлинг сделал шаг по направлению к нему, и Мильбург отпрянул назад.

— Вы собираетесь обвинять мисс Райдер в соучастии в этом убийстве?

Мильбург улыбнулся, но было видно, что он чувствует себя неважно.

— Я уже раз сказал, что не собираюсь никого обвинять. Что же касается убийства, — он пожал плечами, — вы сумеете лучше понять всю связь, когда вы прочтете документы, которые заперты на ключ в портфеле. Я как раз собирался доставить его в укромное место.

Тарлинг взял кожаный портфель со стола и поглядел на него.

— Я завтра буду знать, что там содержится. Замки не представляют собой затруднений для меня.

— Вы можете прочесть содержание сейчас, — спокойно сказал Мильбург и вынул из кармана цепочку, на конце которой висела маленькая связка ключей. — Вот вам ключ, пожалуйста, отоприте.

Тарлинг открыл портфель.

Вдруг кто-то вырвал у него портфель из рук, и когда он обернулся, то увидел взволнованное лицо Одетты и прочел ужас в ее взгляде.

— Нет, этого вы не должны читать, — крикнула она вне себя.

Тарлинг отступил на шаг назад. Он увидел на лице Мильбурга насмешливую улыбку и охотнее всего сшиб бы его с ног.

— Мисс Райдер не желает, чтобы я познакомился с содержанием этого?

— У нее все основания для этого, — ответил Мильбург, дьявольски улыбаясь.

— Пожалуйста, возьмите это! — голос Одетты вдруг прозвучал ясно и твердо. Она подала сыщику бумаги, которые только что вынула из портфеля.

— У меня была причина, — тихо сказала она. — Но это не та, которую вы предполагаете.

Мильбург зашел слишком далеко. Тарлинг увидел разочарование на его лице. Тогда он без малейшего колебания начал читать. Но уже первая строка потрясла его настолько, что у него захватило дыхание.

«Признание Одетты Райдер».

— Великий Боже! — прошептал он, прочитав дальше. Документ был очень короток и содержал всего несколько строк, писаных твердым красивым почерком девушки.

«Я, Одетта Райдер, сим признаюсь, что в течение трех лет обкрадывала фирму Лайн Лтд. и за это время растратила сумму в 25.000 фунтов».

Тарлинг обронил документ на стол, поддерживая Одетту, которая зашаталась и упала в обморок.

Глава 25

Мильбург надеялся добиться своего без того, чтобы Тарлинг прочел содержание документа. Этот умный человек давно уже, раньше чем Тарлинг сам узнал это, успел заметить, что знаменитый сыщик из Шанхая, наследник миллионов Лайна, влюбился в Одетту Райдер и целиком находился под гипнозом ее красоты. Его предположение полностью подтвердила сцена, которой он только что помешал. Кроме того, он, стоя в коридоре, успел подслушать большую часть беседы. Он теперь пытался безнаказанно и с уверенностью выпутаться из всей этой истории. Он находился в паническом состоянии, хотя Тарлинг не разглядел этого и делал последние отчаянные попытки продолжать вести образ жизни, который он так любил, эту жизнь, полную удобств и роскоши, ради которой он так много поставил на карту.

Мильбург все время жил под страхом, что Одетта Райдер донесет на него. Из боязни, что она может признаться во всем Тарлингу в тот самый вечер, когда он привез ее из Эшфорда обратно в Лондон, он сделал попытку устранить сыщика с дороги, так как полагал, что тот пользовался доверием Одетты. Выстрелы в туманную ночь, которые едва не вызвали смерть Тарлинга, были сделаны только потому, что Мильбург пребывал в паническом страхе быть разоблаченным. Только один человек во всем мире мог посадить его на скамью подсудимых, и если бы она выдала его…

Тарлинг отнес Одетту на диван. Потом он быстро прошел в спальню принести стакан воды. Этим моментом воспользовался Мильбург. В комнате в камине горел огонь. С быстротой молнии он схватил листок с признанием Одетты и сунул его в карман.

На маленьком столике лежал письменный прибор и коробочка с писчей бумагой. Прежде, чем Тарлинг успел вернуться, он вынул большой лист бумаги с надпечаткой гостиницы, сложил ее и бросил в огонь. Когда сыщик снова появился в дверях, он увидел, как бумага вспыхнула.

— Что вы только что сделали?

— Я сжег признание мисс Райдер.

— Я думаю, что это не в ваших интересах.

Тарлинг положил голову девушки пониже и обрызгал ее лицо водой. Она открыла глаза и задрожала. Тарлинг подошел к камину. Бумага сгорела почти целиком. Остался только маленький кусочек. Он быстро нагнулся, поднял ее и внимательно разглядел. Потом он обернулся и, увидев, что ящичек с писчей бумагой стоит не на старом месте, рассмеялся.

— Вы хотите ввести меня слегка в заблуждение? — с сердитым видом спросил он, пошел к двери, запер ее, сунул ключ в карман и стал, повернувшись спиной к выходу.

— А теперь, Мильбург, подайте-ка сюда тот лист, который вы только что сунули в карман.

— Ведь вы же видели, что я сжег его, мистер Тарлинг.

— Вы гнусный лгун! Вы хорошо знаете, что я не выпущу вас из этого помещения, пока этот документ находится в ваших руках. Вы пытались провести меня, потому что вы сожгли только чистый лист писчей бумаги. Ну, давайте-ка сюда признание.

— Но я уверяю вас… — начал Мильбург.

— Давайте сюда документ! — крикнул Тарлинг. Мильбург, смущенно улыбаясь, достал скомканный документ из кармана.

— Ведь вы же только что сказали, что сожгли его, — иронически сказал Тарлинг. — А теперь вы сможете своими глазами убедиться, что он будет сожжен. — Он еще раз прочел документ, бросил его в огонь и подождал, пока он не превратился в пепел. Тогда он взял кочергу и размешал золу.

— Так, это, стало быть, урегулировано, — удовлетворенно сказал Тарлинг.

— Надо полагать, вы знаете, что вы только что сделали, — фыркнул Мильбург. — Вы уничтожили важный документ, свидетельское показание, признание — вы, который должен стоять на страже закона и справедливости…

— Ах, да не болтайте же ерунды, — коротко ответил Тарлинг.

Во второй раз этой ночью он отпер дверь и широко раскрыл ее.

— Вы можете идти, Мильбург. Я знаю, где вас найти, если вы понадобитесь полиции.

— Об этом вы еще пожалеете! — возбужденно крикнул Мильбург.

— Во всяком случае, меньше вас, когда я только кончу свою работу, — бросил в ответ Тарлинг.

— Я завтра рано утром сейчас же отправлюсь в Скотлэнд-Ярд и сделаю донесение на вас! — яростно сказал Мильбург, бледный от злости.

— Делайте то, что считаете нужным. Но будьте столь любезны и заодно передайте сердечный привет от меня с просьбой, чтобы вас до тех пор задержали, пока я сам не приеду.

С этими словами он запер дверь.

Одетта уселась на край дивана и испытующе посмотрела на человека, который любил ее.

— Что ты сделал? — тихо спросила она.

— Я уничтожил твое признание. Я твердо убежден в том, что только под давлением ты написала его. Разве я не прав?

Она кивнула головой.

— А теперь подожди еще немного, пока я не оделся, я тогда доставлю тебя домой.

— Домой? — пораженная, спросила она. — Не веди меня к матери. Она никогда не должна узнать об этом.

— Напротив, она должна это узнать. Накопилось уже слишком много тайн, и это теперь должно прекратиться.

Она поднялась с дивана, подошла к камину и облокотилась о мраморный карниз.

— Я скажу тебе все, что знаю. Может быть, ты и прав. Слишком много скрывалось от тебя. Ты прежде спрашивал меня, кто такой Мильбург.

При этих словах она обернулась и посмотрела на него.

— Я не буду больше ставить этого вопроса, так как я знаю в чем дело.

— Ты знаешь?

— Мильбург второй муж твоей матери.

Она большими глазами посмотрела на него.

— Как ты узнал об этом?

— Я предполагал это, — сказал он самодовольно, улыбаясь. — Согласно желанию Мильбурга, она сохранила фамилию Райдер. Не прав ли я?

Она кивнула головой.

— Моя мать встретилась с ним семь лет тому назад, когда мы были в Харрогэте. Она обладала некоторым состоянием, и Мильбург, по всей вероятности, предположил, что у нее больше, чем это оказалось на самом деле. Он был с ней очень любезен и рассказал ей, что владеет самым большим торговым домом в городе. Моя мать верила ему во всем.

— Ну теперь я понимаю, — сказал Тарлинг. — Мильбург растратил деньги фирмы, чтобы твоя мать могла хорошо жить.

Она отрицательно покачала головой.

— Это верно только отчасти. Моя мать ничего не знает об этих вещах. Он купил этот большой и красивый дом в Гертфорде, по-княжески обставил его и, еще год тому назад, держал два автомобиля. Только ввиду моих возражений, он прекратил это и стал жить проще. Ты не можешь себе представить, сколько я выстрадала в этом году, после того как я наконец поняла, что все счастье моей матери может рухнуть, когда она узнает о его скверных поступках.

— Как же ты узнала об этом?

— Вскоре после ее свадьбы я как-то раз зашла в торговый дом Лайна. Одна из служащих обошлась со мной невежливо. Я бы промолчала обо всей этой истории, если бы один из старших служащих не был свидетелем инцидента. Он сейчас же уволил эту девушку, и когда я пыталась замолвить о ней доброе слово, он настоял на том, чтобы я поговорила с управляющим. Меня провели к нему в его частное бюро, где я увидела мистера Мильбурга и поняла, что он живет двойственной жизнью. Он стал меня упрашивать, чтобы я молчала, расписывая мне ужасные последствия, которые произошли бы, если бы я рассказала об этом моей матери. Он сказал мне, что может все снова привести в порядок, если я тоже поступлю в дело. Он говорил мне о крупных суммах, вложенных им в разные спекуляции, от которых он ожидал крупной прибыли. Этими деньгами он собирался покрыть свои растраты в фирме. Поэтому я поступила кассиршей в торговый дом. Но он сейчас же с первого момента нарушил свое обещание.

— Я все-таки не понимаю, почему он дал тебе место у себя?

— Это была важная контрольная должность и, если бы на моем месте находился другой, то его растраты могли легко раскрыться. Он знал, что все справки относительно неправильности хода дел или расчетов должны были прежде всего миновать мои руки, и ему нужен был человек, который информировал бы его обо всем. Он никогда не говорил мне этого. Но я скоро поняла, что это было истинной причиной его образа действия по отношению ко мне.

И она начала рассказывать, какую жизнь ей приходилось вести, как тяжко ее давило сознание своей вины и какие муки совести она при этом переживала.

— С первого же момента я была его сообщницей. Это хотя правда, что я сама не воровала, но благодаря моему молчанию он был в состоянии снова приводить в порядок все неправильности и упущения и спасать мою мать от стыда и позора, который непременно покрыл вы ее, если бы все узнали истинное лицо Мильбурга. Но и в этом отношении он горько разочаровал меня, потому что вместо того, чтобы загладить свои прежние поступки, он стал совершать еще новые растраты.

Она поглядела на него, печально улыбаясь.

— Я в данный момент совершенно не думала о том, что разговариваю с сыщиком и что все, за что я последние годы страдала, было напрасно. Но правда должна наконец выплыть на свет Божий, какие бы она ни имела последствия.

Она сделала паузу.

— А теперь я расскажу тебе, что случилось в ночь убийства.

Глава 26

Наступило глубокое молчание. Тарлинг чувствовал биение своего сердца.

— Когда я в тот вечер ушла из дела, — продолжала Одетта, — я решилась поехать к матери и остаться у нее два или три дня, пока не поступлю на новую должность. Мистер Мильбург проводил в Гертфорде только конец недели. Для меня было бы совершенно невозможно жить с ним под одной крышей после того, как я узнала о нем решительно все.

Я вышла из своей квартиры приблизительно в половине седьмого вечера. Я точно уже не могу вспомнить минуту, но это было приблизительно в это время, потому что я хотела поехать в Гертфорд семичасовым поездом. Когда я прибыла на станцию, я купила билет и нагнулась, чтобы достать свою сумочку, как в тот момент почувствовала, что кто-то коснулся моей руки. Я обернулась и узнала мистера Мильбурга, который был очень взволнован и подавлен. Он уговорил меня поехать поездом позже и взял с собой в маленький ресторан, где он занял отдельный кабинет. Он сказал мне, что получил весьма дурные известия, которыми он должен со мной поделиться.

Я оставила свой багаж на хранение и пошла с ним. Мы поужинали, и он тем временем рассказал мне, что находится на краю разорения. Мистер Лайн поручил одному сыщику собрать весь материал против него, и только злоба Лайна против меня была в тот момент настолько велика, что он отказался от своего намерения.

— Только ты одна можешь спасти все положение, — сказал Мильбург.

— Как я могу спасти тебя? — спросила я с удивлением.

— Ты попросту должна взять ответственность за растрату на себя, иначе на твою мать падут очень тяжкие подозрения.

— Она знает об этом?

Он кивнул головой в знак согласия. Потом только я открыла, что это было ложью, и что он, играя на моей любви к матери, хотел заставить меня сделать это.

Я была сильно потрясена и застыла от ужаса при мысли, что моя бедная мать может быть замешана в этот ужасный скандал. И когда он потом потребовал от меня, чтобы я под диктовку написала признание о своей вине, я сделала это без малейшего возражения и дала уговорить себя первым же поездом покинуть Англию и уехать во Францию и оставаться там так долго, пока все не успокоится. — Это все.

— Почему же ты сегодня вечером приехала в Гертфорд?

Она улыбнулась.

— Я хотела получить обратно свое сознание. Я знала, что Мильбург хранил его в денежном шкафу. Я встретилась с ним после того, как я покинула гостиницу. Он предварительно позвонил мне и указал магазин, где я могла скрыться от надзора со стороны сыщиков, и тогда он сказал мне…

Она вдруг замолчала, и краска залила ее лицо.

— Он сказал тебе, что я люблю тебя, — спокойно дополнил Тарлинг.

Она кивнула головой.

— Он грозил мне извлечь из этого положения пользу для себя и показать тебе мое письменное признание.

— Теперь я понимаю всю связь, — сказал Тарлинг, облегченно вздыхая. — Слава Богу, завтра я арестую убийцу Торнтона Лайна!

— Нет, пожалуйста, не делай этого, — попросила она, положив ему руку на плечо и печально поглядев на него.

— Ты ошибочно подозреваешь его. Мистер Мильбург этого не сделал: он не такой прохвост.

— Кто же послал телеграмму твоей матери о том, что ты не можешь приехать?

— Это был Мильбург.

— Разве он отправил две телеграммы? Не можешь ли ты вспомнить?

— Да. Но я не знаю, кому он отправил вторую.

— Это мы тоже разузнали, потому что оба формуляра были выполнены одним и тем же почерком.

— Но…

— Моя милая, ты больше не должна беспокоиться. Тебе в ближайшем времени придется преодолеть еще очень много тяжелого, но ты должна бодро глядеть на будущее не только ради себя и твоей матери, но также и ради меня, — нежно добавил он.

Несмотря на всю тяжесть своего положения, она улыбнулась ему со взглядом, полным любви.

— Но ты предполагаешь нечто, как факт?

— Что ты думаешь? — спросил он изумленно.

— Ты думаешь, — она покраснела до корней волос, — что я люблю тебя и выйду за тебя замуж?

— Да, я думаю это, — медленно ответил Тарлинг, — Может быть, это с моей стороны было только тщеславием, что я уверил себя в этом?

— Может быть, это было верным чувством, — сказала она и крепко сжала его локоть.

— Но сейчас я должен доставить тебя к твоей матери.

Дорога показалась ему на редкость короткой, хотя они шли очень медленно. Счастье казалось ему невероятным, как сон.

У Одетты был ключ к воротам парка, и они вошли.

— Твоя мать знает о том, что ты сегодня в Гертфорде? — вдруг спросил он.

— Да, я была сегодня у ней прежде, чем последовала за тобой.

— Она знает…

У него не хватило духу закончить фразу.

— Нет, — сказала Одетта, — она не знает. И если бы она узнала, то ее сердце не выдержало бы ужасающей правды. Она любит Мильбурга. Он всегда очень предупредительно и внимательно относится к ней, и она любит его так сильно, что верит слепо всем его объяснениям насчет таинственности его прихода и ухода. В ее сердце еще никогда не зарождалось ни малейшего подозрения.

Они пришли к тому месту, где он поднял кожаный портфель. Дом был погружен в темноту, и нигде нельзя было заметить света.

— Мы пройдем через дверь под колоннадой. По этой дороге всегда приходит мистер Мильбург. У тебя есть лампочка?

Он посветил ей так, что она могла найти замочную скважину. Она хотела отпереть дверь, но дверь сама подалась и открылась.

— Дверь не заперта, — испуганно сказала она. — Но ведь я же вполне уверена в том, что я ее заперла.

Тарлинг обследовал замок при свете своего карманного фонарика и увидел, что в задвижку был вставлен маленький кусочек дерева, так что язычок замка не мог выскочить сам.

— Как долго ты находилась в доме? — быстро спросил он.

— Всего лишь пару минут.

— А ты заперла двери за собой, когда входила в дом?

Одетта минутку подумала.

— Может быть, я и забыла, — сказала она потом. — Понятно, я оставила дверь открытой, ведь я вышла из дому не этим путем. Моя мать выпустила меня через переднюю дверь.

Тарлинг стал шарить карманным фонариком по вестибюлю и увидел в глубине его лестницу, покрытую толстой дорожкой. У него уже было предположение о случившемся. Кто-нибудь должно быть видел, что дверь была только прислонена, потому что тот, кто вошел в дом, собирался быстро вернуться обратно и сунул кусочек дерева в замок, чтобы дверь больше не могла бы быть заперта.

— Что тут могло случиться? — озабоченно спросила она.

— Ничего, — сказал Тарлинг. — Быть может, это сделал твой отчим, потому что потерял свой ключ.

— Но ведь он бы мог пройти через переднюю дверь, — боязливо сказала она.

— Я пойду вперед, — сказал Тарлинг с беззаботным видом, хотя его самого охватило щемящее чувство.

Он осторожно поднялся по лестнице, держа лампу в одной руке, револьвер в другой.

Ступени вели на обширную площадку, огороженную перилами. Здесь он увидел две двери.

— Вот комната моей матери, — сказала Одетта, указывая на ближайшую дверь. Ее вдруг охватил страх, и она задрожала.

Тарлинг, желая ободрить ее, обхватил ее рукой. Он подошел к двери и осторожно нажал ручку. Но, почувствовав препятствие, он изо всей силы налег на дверь. В конце концов ему удалось настолько широко открыть ее, что он мог заглянуть внутрь.

На письменном столе горела лампа. Они не могли увидеть свет снаружи, потому что окно было прикрыто тяжелыми занавесями. Но он не глядел ни на окна, ни на письменный стол. За дверьми, на полу лежала мистрисс Райдер. На ее лице застыла тихая улыбка, а в груди, в области сердца, торчала рукоятка кинжала.

Глава 27

Одним взглядом Тарлинг окинул всю комнату. Он снова обратился к Одетте, которая хотела проникнуть в помещение. Нежно взяв ее за руку, он увлек ее обратно на площадку.

— Что случилось? — испуганно спросила она. — Пусти меня к матери!

Она пыталась высвободиться из его рук, но он крепко держал ее.

— Будь мужественной, — внушительно сказал он, ласково погладив ее. Он открыл вторую дверь и увлек Одетту за собой в комнату и зажег свет. Они оба находились в спальне, в которой редко проживал кто-нибудь. Из этого помещения вела еще другая дверь в противоположное направление, очевидно, во внутрь дома.

— Куда ведет эта дверь? — еще раз спросил он. Она, казалось, не слушала его.

— Мама! Мама! — в страхе воскликнула она. — Что с ней случилось?

— Куда ведет эта дверь, — еще раз спросил он.

Вместо ответа она заглянула в сумочку и подала ему ключ.

Он открыл дверь и попал в длинную галерею, из которой открывался вид на передний вестибюль.

Она пошла следом за ним. Он взял ее снова за руку и отвел обратно в маленькую комнату.

— Ты должна быть спокойной, теперь все зависит от того, хватит ли у тебя мужества. Где находятся комнаты прислуги?

Она неожиданно вырвалась из его рук и поспешила в комнату матери.

— Ради Бога, Одетта, не ходи туда! — Но она изо всей силы налегла на дверь и очутилась в комнате матери.

Она сразу же увидела ужасное зрелище, опустилась на пол рядом с покойной и целовала ее холодные губы.

Тарлинг тихо увлек ее за собой и увел, поддерживая за талию, обратно в галерею. Он увидел, как какой-то обезумевший человек, имевший на теле только рубашку и штаны, бежал вверх по галерее. Тарлинг предположил, что это дворецкий.

— Разбудите всю прислугу, — тихо сказал он. — Мистрисс Райдер убита.

— Убита? — крикнул человек в ужасе. — Но ведь этого же не может быть!

— Помогите мне, скоренько, — настойчиво сказал Тарлинг. — Мисс Райдер упала в обморок.

Они вместе унесли Одетту в жилую комнату и положили ее на диван. Тарлинг оставался при ней до тех пор, пока ему на смену не пришла служанка.

Потом он вместе с дворецким вернулся в комнату, где лежала убитая. Он зажег все электрические лампы и предпринял точное обследование всего помещения. Окно, ведущее к перекрытому стеклянной крышей зимнему саду, было наглухо закрыто.

Тяжелые шторы, которые Мильбург опустил, вероятно, в тот момент, когда он доставал кожаный портфель, были не тронуты. Судя по тому, что у мистрисс Райдер на лице застыло спокойное, мирное выражение, он заключил, что смерть пришла внезапно и неожиданно. По всей вероятности убийца подкрался сзади в тот момент, когда она стояла рядом с диваном. Она, по-видимому, желая скоротать время до возвращения дочери, собиралась взять книгу из маленького шкафа, находившегося у дверей. Он действительно нашел на полу книгу, которая, очевидно, выпала из ее рук в тот момент, когда ей нанесли смертельный удар.

Оба подняли умершую и положили ее на диван.

— Теперь сходите в город, или может быть у вас здесь есть телефон?

— Есть, сэр.

— Тогда ходить будет излишне.

После того, как Тарлинг уведомил местную полицию, он велел соединить со Скотлэнд-Ярдом, чтобы вызвать Уайтсайда.

Когда он посмотрел в окно, то увидел, что небо на востоке начинает проясняться, но бледный серый свет делал еще более кошмарной ужасную тьму вокруг.

Он стал разглядывать оружие, при помощи которого было совершено убийство. Оно имело вид обыкновенного кухонного ножа. Он нашел на рукоятке несколько выжженных букв, которые от частого употребления уже почти успели стереться. С трудом он мог разобрать прописное «М», а потом узнать еще две другие буквы, которые походили на прописное «К» и прописное «А». «М.К.А.»?

Он попытался угадать значение этой надписи. В этот момент вернулся дворецкий.

— Молодая леди чувствует себя очень плохо, сэр. Я послал за врачом.

— Вы правильно поступили, — сказал Тарлинг. — Все эти волнения и испуг были чересчур тяжелы для бедной девушки.

Он снова подошел к телефону и на сей раз вызвал соединение с одной из лондонских больниц. Он велел послать больничную карету, чтобы незамедлительно увести Одетту. Когда он позвонил в Скотлэнд-Ярд, он просил немедленно прислать в Гертфорд Линг-Чу. Он имел большое доверие к китайцу, в особенности в данном случае, где все следы еще были совершенно свежи. Линг-Чу обладал почти сверхъестественными способностями и нюхом гончей собаки.

— Никто не должен заходить в верхние помещения, — сказал он дворецкому. — Когда прибудут врач и шериф, вы их впустите через передний вход, а если меня здесь не будет, то вы ни под каким видом не должны допустить, чтобы кто-нибудь воспользовался задней лестницей, ведущей к колоннаде.

Он сам вышел из дома через переднюю дверь, собираясь совершить обход участка. Он, признаться, мало надеялся найти при этом что-нибудь новое. С рассветом, наверное, можно было много найти, но было невероятным, чтобы убийца остался поблизости от места преступления.

Парк был довольно большой и густо усажен деревьями. Сквозь чащу змеилось много дорожек, которые вели к высоким стенам, ограждающим парк.

В одном углу находилась довольно открытая площадка, не засаженная ни деревьями, ни кустами. Он поверхностно обыскал это место и осветил фонариком длинные ряды овощных грядок. Он уже собирался уходить, когда вдруг открыл на заднем плане черное здание, которое он принял за жилище садовника. Он направил на него свой карманный фонарик. Что это, игра фантазии или он на самом деде на мгновение увидел бледное лицо, выглядывающее из-за угла домика? Он снова направил на это место свет, но ничего нельзя было заметить. Он подошел к домику, обошел кругом, но не смог никого найти. Несмотря на это, у него было неопределенное ощущение, что кто-то, пользуясь густой тенью, отбрасываемой домом, прокрался в густые заросли, окружавшие дом с трех сторон. Он снова зажег свой фонарик, но свет был недостаточно силен, чтобы различить что-нибудь на большом расстоянии. Он пошел поэтому туда, где предполагал найти эту фигуру. Один раз он готов был поклясться, что ясно услышал хруст веток.

Он поспешил по направлению к месту, откуда исходил шум. Теперь он был вполне уверен, что кто-то прятался в зарослях. Он услыхал быстрые шаги, потом снова воцарилось глубокое молчание. Он побежал вперед, но, по-видимому, переусердствовал, потому что вдруг услышал подозрительный шорох позади себя. Он тут же обернулся.

— Кто там? — громко крикнул он. — Стой, или я стреляю!

Но ответа не было. Пока он ожидал, он услышал треск обуви о стену. И он знал, что беглец пытается перелезть через стену. Он обернулся в том направлении, откуда послышался шум, и снова ничего не нашел.

Но вдруг сверху раздался резкий дьявольский смех.

Смех звучал настолько жутко, что Тарлинга охватил ужас. Верх стены был покрыт свисающими ветками так, что его фонарик не мог ничем помочь.

— Сейчас же слезайте или я стреляю!

Но опять раздался этот ужасный демонический смех, который звучал полубоязливо, полуиздевательски.

— Убийца! Проклятый убийца! Ты убил Торнтона Лайна! На тебе! — вдруг закричал сверху кто-то хриплым голосом.

Тарлинг услыхал, как сквозь ветки что-то упало вниз. На его руку упала капля. Он с криком смахнул ее, потому что жидкость жгла, как огонь. Таинственный незнакомец спрыгнув на другую сторону и убежал. Сыщик нагнулся и при свете лампы поднял предмет, которым бросили в него. Это была маленькая бутылочка, а на этикетке стояло «Купоросное масло».

Глава 28

На следующее утро, часов в 10, Уайтсайд и Тарлинг сидели на диване, снявши сюртуки, и пили кофе. В полную противоположность полицейскому Тарлинг выглядел усталым и осунувшимся. Уайтсайда тоже подняли рано с постели, но предварительно он успел хорошо выспаться.

Они сидели в комнате, в которой была убита мистрисс Райдер. Темно-красные пятна на ковре были говорящими свидетелями этой жуткой трагедии.

Они молча сидели рядом и каждый думал о своем. Ввиду известных личных соображений. Тарлинг рассказал не все, что совершилось этой ночью.

Также о встрече с таинственным незнакомцем у стены парка он не упомянул ни слова.

Уайтсайд закурил сигарету. Треск зажженной спички пробудил Тарлинга из сонного состояния.

— Каково ваше мнение обо всей этой истории? — спросил он.

Уайтсайд покачал головой.

— Если бы что-нибудь было украдено, можно было найти простое объяснение, но этого не было и мне очень жаль бедной девушки!

Тарлинг кивнул головой.

— Это ужасно. Доктор Доджей был сперва дать ей наркотические средства, иначе ее невозможно было увести отсюда.

— Вся история весьма неприятна и запутана, — сказал полицейский инспектор и задумчиво провел рукой по лбу. — Разве молодая девушка не могла дать никаких указаний, которые могли бы послужить исходной точкой для поимки убийцы?

— Нет, она не могла дать никаких показаний. Она приехала к своей матери и оставила открытой заднюю дверь, так как первоначально предполагала вернуться тем же путем, окончив разговор с матерью. Но мистрисс Райдер выпустила ее через переднюю дверь. Очевидно, кто-то наблюдал за ней и ожидал, пока она снова не выйдет. Но, когда она долго не появлялась, он прокрался к дому. Это, наверно, был Мильбург, — сказал Уайтсайд.

Тарлинг не ответил. Он имел свое собственное мнение, но в данный момент еще не хотел высказать его.

— Совершенно ясно, что это был Мильбург, — сказал Уайтсайд. — Он ночью приходил к вам — мы знаем, что он находится в Гертфорде, мы знаем также, что он пытался убить вас, потому что думал, что девушка предала его, и вы проникли в его тайну. А теперь он убил еще ее мать, которая, по всей вероятности, о таинственной смерти Торнтона Лайна знает гораздо больше своей дочери.

Тарлинг поглядел на часы.

— Линг-Чу, собственно говоря, уже должен был прибыть, — сказал он.

— Ах, так, вы послали за своим китайцем? — с удивлением спросил Уайтсайд. — Я думал, что вы отказались от подозрений против него.

— Я позвонил ему несколько часов тому назад.

— Гм. Разве вы предполагаете, что он знает что-нибудь об этой истории?

Тарлинг отрицательно покачал головой.

— Нет, я твердо верю тому, что он мне рассказал. Когда я передавал его историю в Скотлэнд-Ярде, я не ожидал, что она и вас сумеет убедить. Но я хорошо знаю Линг-Чу. Он еще никогда не солгал мне.

— Убийство — скверное дело, — ответил Уайтсайд. — И если человек не лжет, даже тогда, когда дело пахнет виселицей, то он вообще не лжет никогда.

Внизу остановился автомобиль, и Тарлинг подошел к окну.

— Вот и Линг-Чу, — сказал он.

Через несколько минут китаец бесшумно вошел в комнату. Тарлинг коротким кивком ответил на его поклон и рассказал ему вкратце все, что здесь произошло. Он говорил с ним по-английски, так что Уайтсайд был в состоянии следить за разговором, от времени до времени вставляя свои замечания. Китаец слушал, не говоря ни слова, и когда Тарлинг кончил, он отвесил короткий поклон и покинул комнату.

— Вот здесь письма, — сказал Уайтсайд после того, как Линг-Чу вышел. Две пачки писем в образцовом порядке лежали на письменном столе мистрисс Райдер. Тарлинг придвинул стул и сел.

— Здесь все?

— Да, я сегодня с восьми часов утра обыскивал весь дом и ничего больше не мог найти. Те справа — все от Мильбурга. Они подписаны только инициалом «М», это его особенность, но на всех письмах указан его городской адрес.

— Вы читали их уже раз? — спросил Тарлинг.

— Я даже два прочел, но ничего не нашел такого, что могло бы служить уликой против Мильбурга. Это самые обыкновенные письма, которые по большей части касаются мелких дел и вкладов, которые Мильбург делал именем своей жены, вернее говоря, именем мистрисс Райдер. Из них легко можно увидеть, как глубоко бедная женщина была замешана во всю эту историю, ничего не зная о преступлении Мильбурга.

Тарлинг по порядку стал вынимать письма из конвертов, прочитывал их и снова клал обратно. Он дошел до половины пачки, как вдруг остановился и поднес одно письмо к свету.

— Послушайте-ка, — обратился он к Уайтсайду. — «Прости меня, что я посылаю тебе запятнанное письмо, но я страшно тороплюсь и запачкал палец чернилами, нечаянно опрокинув чернильную баночку».

— Но ведь тут же ничего особенного нет, — смеясь ответил Уайтсайд.

— В словах, конечно, нет, — согласился Тарлинг. — Но наш приятель оставил на этом листе бумаги весьма пригодный оттиск большого пальца. Я заключаю, по крайней мере, по величине, что это был большой палец.

— Дайте мне, пожалуйста, этот лист.

Уайтсайд взволнованно подскочил, обошел вокруг стола и поглядел через плечо Тарлинга, все еще державшего письмо в руке. Он пришел в большое возбуждение и схватил Тарлинга за руку.

— Теперь он в наших руках! — громко крикнул Уайтсайд — Он не может больше ускользнуть от нас!

— Что вы хотите сказать?

— Готов присягнуть в том, что этот оттиск пальца тождествен с кровавыми следами, которые мы нашли на ящике комода мисс Райдер.

— Вы вполне уверены в этом?

— Абсолютно, — быстро ответил Уайтсайд. — Посмотрите-ка на эти спирали, на характер этих линий. У меня при себе фотография кровавого оттиска. — Он поискал в своей записной книжке и нашел увеличенный снимок.

— Сравните же, — воскликнул торжествующе Уайтсайд. — Линия к линии, борозда к борозде точно подходят. Это оттиск большого пальца Мильбурга, и Мильбург тот человек, которого мы разыскиваем!

Он быстро надел сюртук.

— Куда вы собираетесь?

— Назад в Лондон, — гневно сказал полицейский инспектор. — Приказать изготовить приказ об аресте Джорджа Мильбурга, человека, убившего Торнтона Лайна и свою собственную жену, — самого тяжкого преступника в данный момент.

Глава 29

В эту минуту Линг-Чу снова вошел в комнату. Черты его лица были непроницаемы, как обычно. Он всегда приносил с собой своеобразное дыхание таинственной атмосферы.

— Ну? — спросил Тарлинг, — что ты нашел?

Даже Уайтсайд прислушался, хотя он уже считал этот случай вполне выясненным.

— Два человека поднимались этой ночью по лестнице, — сказал Линг-Чу. — Также и мой господин. — Он посмотрел на Тарлинга, который утвердительно кивнул головой. — Следы ног моего господина ясны, — продолжал он, — также и те, которые принадлежат маленькой молодой женщине, а также босые ноги.

— Ты заметил следы босых ног? — спросил Тарлинг.

— Это был мужчина или женщина? — заинтересовался Уайтсайд.

— Этого я не могу решить, — ответил китаец, — но ноги были поражены, и из них сочилась кровь. На дворе, на усыпанных гравием дорожках видны кровавые следы.

— Этого не может быть, — резко сказал Уайтсайд.

— Не прерывайте его теперь, — предупредил Тарлинг.

— Одна женщина вошла в дом и снова вышла, — продолжал Линг-Чу.

— Это была мисс Райдер.

— Потом пришли одна женщина и один мужчина, потом босой человек, чьи кровавые следы видны поверх следов первых.

— Откуда вы знаете, какие следы оставила первая женщина и какие вторая? — Несмотря на свое отрицательное отношение, Уайтсайд все-таки заинтересовался этим.

— Ноги первой женщины были мокрые, — ответил Линг-Чу.

— Но ведь дождя же было, — торжествующе сказал полицейский инспектор.

— Она стояла на траве, — объяснил Линг-Чу, и Тарлинг кивнул головой в знак подтверждения. Он вспомнил, что Одетта стояла, прикрытая кустами, на траве и наблюдала оттуда его приключение с Мильбургом.

— Но одного я не могу понять, господин, — сказал Линг-Чу. — Тут есть еще следы ног другой женщины, которые я не мог найти ни на лестнице, ни в вестибюле. Эта женщина обошла весь дом. Насколько я могу установить, она описала круг два раза, потом она вышла в сад и прошла между деревьев.

Тарлинг с удивлением поглядел на него.

— Мисс Райдер вышла на улицу, — сказал он, — и потом последовала за мной в Гертфорд.

— Я кроме того нашел еще следы ног женщины, которая обошла вокруг дома, — упрямо ответил Линг-Чу, — и поэтому, я думаю, что лицо, ходившее босиком, было женщиной…

— А кроме нас троих есть еще мужские следы?

— Это я только что собирался сказать. Я нашел еще слабый след мужчины, который пришел довольно рано, следы мокрых ног покрывают его следы, он опять ушел, но я не нашел его следов на гравии и нашел следы велосипеда.

— Значит, это был Мильбург, — дополнил Тарлинг.

— Если нога не коснулась земли, — объяснил Линг-Чу, — то она почти не оставляет следов. Следы ног женщины, бродившей вокруг дома, мне так трудно объяснить себе, потому что я не нашел их на лестнице, и все-таки я знаю, что они исходят от дома, я точно могу последить их в направлении от двери. Пожалуйста, пойдемте вместе со мной вниз, и я покажу вам их.

Он провел обоих в сад. Уайтсайд только теперь заметил, что китаец был бос.

— А вы не смешали свои собственные следы со следами других людей? — шутя спросил он. Линг-Чу покачал головой.

— Я оставил свои ботинки там за дверью, потому что мне так легче работать. — Потом он снова пошел за дверь и надел свои ботинки.

Он привел обоих к боковому фасаду дома, и показал им там ясные следы, без сомнения принадлежавшие женщине. Эти следы вели вокруг дома. Странным образом, они были яснее заметны перед всеми окнами, как будто этот таинственный посетитель, перемахнув через стену сада, пытался найти доступ в дом.

— Каково твое мнение обо всем этом, Линг-Чу? — спросил Тарлинг.

— Кто-то вошел в дом, прокравшись через заднюю дверь и поднявшись по лестнице. Сперва этот пришелец совершил убийство, потом он обыскал весь дом, но не мог пройти в двери.

— Да, он прав, — сказал Уайтсайд. — Вы хотите указать на дверь, которая ведет из этого маленького флигеля в дом. Ведь она же была заперта, Тарлинг, в тот момент, когда вы раскрыли убийство?

— Да, — сказал Тарлинг, — дверь была крепко заперта.

— Когда она увидела, что не может попасть в дом, — продолжал Линг-Чу, — она попыталась проникнуть через окно.

— Она? Она? — нетерпеливо спросил Тарлинг. — Линг-Чу, кто же это был? Ты хочешь сказать женщина?

Это новое утверждение Линг-Чу его немного смущало. Тарлинг вспомнил о втором участнике этой трагедии — коричневое пятно на его руке явственно напоминало ему о его существовании. — Ну, кто же было это третье лицо?

— Я говорю о женщине, — спокойно ответил Линг-Чу.

— Но кто же, ради всего святого, собирался еще попасть в дом, после того, как он убил мистрисс Райдер? Ваша теория противоречит здравому смыслу. Если кто-нибудь совершил убийство, то он всегда старается как можно быстрее и как можно дальше уйти от места преступления.

Линг-Чу не ответил.

— Сколько же людей участвовало в убийстве? — спросил Тарлинг.

— Мужчина — или женщина босиком — вошел в дом и убил мистрисс Райдер; другой человек обошел вокруг дома и пытался проникнуть через одно из окон. Я точно не могу сказать, было это одно лицо или два, — ответил Линг-Чу.

Тарлинг обыскал заднюю часть здания еще раз. Она, как уже сказал Линг-Чу, и как Тарлинг уже объяснил китайцу, отделена от остального дома. Очевидно, все это было устроено так, чтобы мистера Мильбурга не замечали, когда он посещал Гертфорд.

Эта часть здания состояла из трех помещений: спальни, находившейся рядом с комнатой, в которой жила мисс Райдер, и где были в шкафу найдены ее платья, еще комнаты, в которой было совершено убийство, и запасной спальни, через которую Тарлинг прошел вместе с Одеттой, попав туда из галереи переднего входа.

Тут была также дверь, представляющая собой единственное сообщение со всем домом.

— Нам ничего больше не остается сделать, как передать все дело местной полиции и вернуться в Лондон, — сказал Тарлинг, закончив свои розыски.

— И арестовать Мильбурга, — высказал свое мнение Уайтсайд. — Считаете ли вы объяснение Линг-Чу правильным?

Тарлинг покачал головой.

— Мне не хотелось бы отбросить его теории, потому что Линг-Чу — изумительно хитрый и внимательный сыщик. Он в состоянии обнаружить следы ног, совершенно незаметные для других. При его помощи в Китае я достигал прекрасных результатов.

Они вернулись на автомобиле в город. Во время поездки Линг-Чу сидел рядом с шофером и все время курил сигареты. Тарлинг по дороге говорил мало: его мысли были заняты последними таинственными событиями, которым он все еще не мог найти подходящего объяснения.

Их путь лежал мимо госпиталя, в котором находилась Одетта Райдер. Тарлинг велел остановить автомобиль, желая осведомиться о состоянии ее здоровья. Он нашел се уже несколько оправившейся от жестокого удара. Она спала глубоким сном.

— Это самое лучшее для нее, — возвратясь, сказал он Уайтсайду. — Я очень беспокоился за нее.

— Вы, по-видимому, очень интересуетесь мисс Райдер?

Сперва это неприятно задело Тарлинга, но потом он расхохотался.

— О, да, я очень интересуюсь ею, — признался он, — но это вполне естественно.

— Почему это так естественно?

— Потому что мисс Райдер будет моей женой, — подчеркнуто ответил он.

— Ах, вот что! — с удивлением сказал Уайтсайд и замолчал.

Приказ об аресте Мильбурга был уже заготовлен и передан для приведения в исполнение Уайтсайду, когда они прибыли в Скотлэнд-Ярд.

— Мы не дадим ему времени удрать, — сказал полицейский инспектор. — Боюсь, что ему слишком везет во всем. Будем надеяться, что мы его встретим дома.

Дом в Кемдентоуне оказался покинутым, как и предполагал Уайтсайд. Поденщица, приходившая каждое утро, терпеливо ожидала у железных ворот. Она рассказала, что мистер Мильбург обычно впускал ее в половине девятого.

Уайтсайд отпер замок при помощи отмычки, несмотря на то, что поденщица, в интересах своего господина, стала протестовать.

Открыть дверь дома оказалось труднее, потому что она была заперта патентованным замком. Но Тарлинг не стал задерживаться из-за таких пустяков и выбил окно.

— Вы слышите это?

В тот самый момент, когда оконные стекла были выбиты, раздался резкий звон.

— Сигнал от воров, — коротко сказал Тарлинг и открыл окно. Потом он вошел и попал в маленькую комнату, в которой в прошлый раз разговаривал с Мильбургом.

Дом был совершенно пуст. Они переходили из комнаты в комнату, обыскивая шкафы и комоды, и в одном из последних Тарлинг кое-что нашел. Это были следы блестящего пылеобразного порошка, Тарлинг обнаружил его в одном ящике комода и высыпал себе на руку.

— Пусть меня повесят, если это не термит, — сказал он. — Во всяком случае, мы можем доказать, что мистер Мильбург совершил поджог, на случай, если нам не удастся уличить его в убийстве. Отправьте это, пожалуйста, к казенному химику, Уайтсайд.

Если Мильбург и не убил Торнтона Лайна, то он, наверно, поджег дом фирмы Бэшвуд и Саломон, чтобы уничтожить доказательства своих растрат?

Уайтсайд сделал другое открытие: мистер Мильбург спал в огромной кровати.

— Этот дьявол привык к большой роскоши, — сказал Уайтсайд. — Посмотрите-ка, что за крепкий пружинный матрац!

Он внимательно обыскал кровать и потом обернулся с удивленным лицом. Конструкция кровати была чересчур массивна. Уайтсайд откинул полог, чтобы яснее разглядеть ее. Сбоку он нашел маленькое круглое отверстие, вынул сейчас же свой перочинный нож, раскрыл его, вставил узкое лезвие внутрь и нажал. Раздался легкий треск, и распахнулись две двери. Они были похожи на дверцы граммофонного ящика.

Уайтсайд стал шарить в этом шкафчике и вынул оттуда кое-что.

— Книги, — сказал он сперва разочарованно, но все-таки стал их внимательно разглядывать. Вдруг его лицо прояснилось. — Ведь это же дневники. Хотел бы я знать, неужели этот тип на самом деле вел дневник?

Он положил томики на кровать. Тарлинг взял один из них в руки и раскрыл его.

— Ведь это же дневники Торнтона Лайна! Они могут дать нам, быть может, полезный материал.

Один из томов был закрыт на замок. Это был последний из всей серии, и ясно было видно, что его пытались открыть. Мильбург пробовал это сделать, но так как он принялся за систематическое чтение этих книг, то, возможно, отложил эту затею под конец.

— Есть еще что-нибудь в этом тайнике? — спросил Тарлинг.

— Нет, — разочарованным тоном ответил полицейский инспектор. — Но, может быть, есть еще несколько отделений.

Они оба принялись усердно искать, но больше ничего не нашли.

— Нам здесь больше нечего делать, — сказал Тарлинг.

— Оставьте здесь одного из ваших людей на посту, на случай, если Мильбург вернется. Я лично не верю в то, что он еще раз вынырнет здесь.

— Вы думаете, что мисс Райдер испугала его?

— Это весьма вероятно, — ответил Тарлинг. — Я сейчас поеду еще в торговый дом, но там мы его тоже не застанем.

Его предположения оказались правильными. Никто во всем огромном торговом доме не видел управляющего и не мог дать никакой справки относительно его местопребывания. Мильбург исчез, как будто земля разверзлась и поглотила его.

Скотлэнд-Ярд сейчас же разослал его приметы по всем полицейским постам. В течение 24 часов каждый полицейский уже получил фотографию и описание примет разыскиваемого. И если Мильбург еще не покинул страну, что едва ли можно было предположить, то его арест был неизбежен.

В пять часов пополудни удалось найти еще одну исходную точку. Пара дамских туфель, сношенных и грязных, была найдена в канаве, возле шоссе, в Гертфорде. Это место находилось в четырех милях от дома мистрисс Райдер. Начальник Гертфордской полиции передал это известие по телефону в Скотлэнд-Ярд и с особым рассыльным послал туда туфли. В половине восьмого вечера пакетик положили Тарлингу на письменный стол.

Он открыл картонку и нашел в ней пару поношенных утренних туфель. Видно было, что когда-то они видали лучшие дни.

— Они принадлежали женщине: поглядите на каблуки.

Уайтсайд взял одну туфлю в руки.

— Здесь, — вдруг сказал он, указывая на светлую подкладку туфель. — Эти кровавые пятна подтверждают предположения Линг-Чу. Ноги того лица, которое носило туфли, были поранены, из них сочилась кровь.

Тарлинг осмотрел туфли и кивнул в знак согласия. Он поднял язычки туфель, чтобы рассмотреть штемпель фирмы. Но вдруг туфля выпала из его рук.

— Что же случилось? — спросил Уайтсайд, поднимая туфли.

Он заглянул внутрь, потом нервно рассмеялся: там была приклеена маленькая кожаная этикетка известной лондонской сапожной фирмы, а под ней чернилами было написано: «мисс О. Райдер».

Глава 30

Начальница больницы приняла мистера Тарлинга. Она сказала ему, что Одетта снова пришла в себя, но нуждается еще в нескольких днях полного покоя, и необходимо поэтому отправить ее на некоторое время за город.

— Я надеюсь, что вы не будете слишком утруждать ее вопросами? — сказала пожилая дама, — потому что она не в состоянии переносить больших волнений.

— Я должен поставить ей только один вопрос, — сердито сказал сыщик.

Он нашел Одетту в красиво убранной больничной комнате. Она ласково приветствовала его.

Он наклонился к ней и поцеловал ее, а потом без предисловий вынул туфлю из кармана.

— Милая Одетта, это твоя туфля?

Она бросила на него взгляд и кивнула в знак согласия.

— Где ты нашел ее?

— Ты уверена в том, что она принадлежит тебе?

— Понятно, — сказала она, улыбаясь. Это мои старые утренние туфли, которые я всегда носила дома. Но почему ты меня спрашиваешь об этом?

— Где ты в последний раз видела эти туфли?

Девушка закрыла глаза и задрожала.

— В маминой комнате. О, мама, мама!

Она уткнулась лицом в подушку и заплакала. Тарлинг гладил ее руки, пытаясь успокоить ее.

Прошло несколько времени, пока она снова овладела собой. Но она не могла объяснить ничего нового.

— Маме так нравились эти туфли. У нас обоих была одна и та же нога…

От рыданий она больше не могла говорить, и Тарлинг поторопился перевести разговор на другие темы. Он все больше приходил к убеждению, что теория Линг-Чу была правильной, хотя не все факты, открытые им, можно было согласовать. По дороге в главную полицию он усердно думал о том, как можно привести к общему знаменателю все эти противоречия. Кто-то босиком вошел в дом, из его ног сочилась кровь, и после того, как он совершил убийство, он стал искать пару туфель. Убийца, будь то женщина или мужчина, нашел пару утренних туфель. Нашел и после того вышел из дому. Но дальше оставался открытым вопрос, почему это лицо после убийства снова пыталось проникнуть в дом, и что оно там искало? Если Линг-Чу был прав, то, очевидно, Мильбург не был убийцей. Если он мог поверить острой наблюдательности китайца, то человек с маленькими ногами был тот самый, который высмеял его и бросил в него бутылку с купоросным маслом. Он поделился этими выводами с Уайтсайдом, который признал их правильными.

— Но из этого все еще не следует, — заявил Уайтсайд, что босой человек, который, очевидно, ворвался в дом мистрисс Райдер, совершил убийство. По моему мнению, убийцей является Мильбург. Не будем спорить об этом, но едва ли можно сомневаться в том, что он убил Торнтона Лайна.

— Я уверен, что знаю теперь, кто совершил убийство Лайна, — решительно сказал Тарлинг. — Я все обдумал и, наконец, привел своя мысли в ясность. Вы, вероятно, сочтете мою теорию фантастической и не согласитесь с ней.

— Кого же вы считаете убийцей? — спросил Уайтсайд. Тарлинг покачал головой; он считал момент неподходящим дня разъяснения своей гипотезы. Уайтсайд откинулся на спинку и в течение нескольких часов сидел, глубоко задумавшись.

— Этот случай с самого начала полон противоречий. Торнтон Лайн был богатым человеком, — замечу мимоходом, как и вы теперь, Тарлинг. И поэтому я должен был бы собственно говоря, обращаться с вами с большим почтением.

Тарлинг улыбнулся.

— Продолжайте.

— У Лайна были странные слабости. Он был плохим поэтом, что ясно видно из его томика стихов. Он был человеком, любившим экстравагантности. Доказательством этого служит его симпатия к Сэму Стэю, который, как вы это, по всей вероятности, узнали, убежал из сумасшедшего дома.

— Я знаю, — сказал Тарлинг. — Но продолжайте.

— Лайн влюбляется в красивую молодую девушку, которая служит в его фирме. Он привык, чтобы все его желания исполнялись и чтобы все женщины были к его услугам, если ему хочется иметь их. Эта девушка отклонила его предложение, и вследствие этого он почувствовал к ней неукротимую, безудержную злобу.

— Но я все еще не вижу, о каких противоречиях вы думаете, — возразил Тарлинг, ласково подмигнув ему.

— К этому я сейчас приступаю. Это был номер первый. Номер второй — это мистер Мильбург, человек елейный, в течение многих лет обкрадывавший фирму и живший в Гертфорде на широкую ногу на те деньги, которые он добывал нечестным путем. Из всего того, что ему приходится слышать или узнавать, он знает, что его накрыли и собираются взять за шиворот. Он в отчаянии, но вдруг узнает, что Торнтон Лайн безумно влюбился в его падчерицу. Что же удивительного в том, что он пользуется ею для того, чтобы влиять на Лайна в своем духе?

— По моему мнению, — прервал его Тарлинг, — он скорее попытался бы взвалить всю ответственность за кражу, происходившую в магазине, на молодую девушку, имея в виду, что она, путем уступчивости по отношению к своему шефу, отделается от наказания.

— И это, может быть, вполне верно. Я не собираюсь упускать из виду эту возможность, — ответил Уайтсайд.

— Мильбургу важно было, пользуясь благоприятными обстоятельствами, иметь частные разговоры с Торнтоном Лайном, поэтому он отправил телеграмму своему шефу, приглашая его прийти в квартиру мисс Райдер, полагаясь на то, что это послужит хорошей приманкой.

— И Торнтон Лайн приходит в войлочных туфлях? — саркастически спросил Тарлинг. — Нет, Уайтсайд, тут что-то не в порядке.

— Да, вы правы, — согласился тот, — но я хотел бы сперва обрисовать этот случай в общих чертах. Лайн в самом деле приходит в квартиру Одетты и встречает Мильбурга. Мильбург пускает теперь в ход свой последний козырь: он делает полное признание в своей вине и старается решить дело так, как он подготовлял его в течение долгого времени. Лайн отклоняет это. Между ними возникает спор, и в отчаянии Мильбург застрелил его.

Тарлинг покачал головой и минутку улыбался с самодовольным видом.

— Да, вся эта история задает нам немало загадок, — сказал он.

Дверь отворилась, и вошел полицейский.

— Вот вам все подробности, которые вы пожелали иметь, — обратился он к Уайтсайду, передавая ему писаный на машинке лист.

— Ага, вот поглядите: здесь все детали про нашего приятеля Сэма Стэя. — сказал Уайтсайд. когда полицейский вышел из комнаты. Он стал читать вслух вполголоса: — «Рост 162 сантиметра, бледный цвет лица… одет в серый костюм и нижнее белье со штемпелем сумасшедшего дома». Алло.

— Что такое? — спросил Тарлинг.

— Это очень важно. — Уайтсайд продолжал читать: — «Когда пациент скрылся, на нем не было ботинок. У него необыкновенно маленькая нога. Кроме того, не хватает одного большого кухонного ножа. Вполне возможно, что он вооружен. Надо известить всех сапожников…»

Сэм Стэй был босиком, когда скрылся! Сэм Стэй ненавидел Одетту Райдер!

Оба посмотрели друг на друга.

— А теперь вы видите, кто убил мистрисс Райдер, — сказал Тарлинг. — Она была убита человеком, который видел, как Одетта Райдер вошла в дом, и напрасно ждал ее вторичного появления. Он прокрался вслед за ней, чтобы, как он воображал, отомстить за смерть своего благодетеля. А потом он убил эту несчастную женщину. Теперь объясняются также буквы М.К.А. на рукоятке ножа. Они означают Мейль Секс Контри Азиль. Он имел при себе этот нож. Когда он увидел свою ошибку, он стал искать пару туфель для своих окровавленных ног, и когда ему больше не удалось попасть в дом другим путем, он обошел вокруг здания в поисках окна, через которое можно попасть внутрь и найти Одетту Райдер.

Уайтсайд с удивлением посмотрел на него.

— Ужасно жалко, что вы унаследовали такое крупное состояние, — сказал он, — если вы удалитесь от дел, то наше отечество потеряет великого сыщика.

Глава 31

— Я вас уже где-то видел?

Солидного вида реверенд [священник] в безукоризненном белом воротнике любезно склонил голову к человеку, спрашивавшему его, а потом с любезной улыбкой покачал головой.

— Нет, мой милый друг, я никак не могу вспомнить, чтобы раньше где-нибудь видел вас.

Это был маленький человечек в поношенном костюме, бледный, с болезненным видом. Его худощавое лицо было изборождено морщинами. Уже в течение многих дней он не брился, и заросшее щетиной лицо казалось особенно мрачным. Реверенд как раз вышел из Темпль Гарден, когда к нему подошел этот человек. У реверенда был священнический благожелательный вид, и он нес большую книгу под мышкой.

— Но я вас уже где-то видел, — настойчиво сказал маленький человечек, — я даже видел вас во сне.

— Ну, хорошо, пусть будет так, а теперь извините меня, пожалуйста, — ответил реверенд, — больше не могу беседовать с вами: мне предстоит важное свидание.

— Обождите, я должен с вами поговорить! — воскликнул невзрачный человечек настолько порывисто, что его собеседник невольно остановился, — Я говорю вам, что вы мне снились, я видел вас, как вы танцевали вместе с четырьмя голыми чертями, и все они были ужасно жирны и безобразны.

Последние слова он выговорил тихим, но весьма внушительным голосом.

Реверенд в испуге сделал шаг назад.

— Мой милый, — серьезно сказал он, — вы не в праве задерживать на улице людей для того, чтобы рассказывать им подобную чепуху. Я раньше никогда не встречал вас. Мое имя реверенд Джосия Дженнингс.

— Вы — Мильбург. Я вполне уверен в этом, и теперь я знаю это. Он часто рассказывал о вас, этот удивительный человек. Послушайте-ка. — Он взял реверенда за рукав, и Мильбург — так как это был он, а не кто-нибудь иной — побледнел, потому что другой яростно схватил его за руку и говорил с дикой страстью.

— Знаете ли вы, где он сейчас? Он покоится в красивом мавзолее, величиною с дом, и находится на Хайгетском кладбище! Две двери ведут внутрь. Они большие и красивые, как церковные двери, и потом надо спуститься во небольшой лестнице из мрамора.

— Кто вы такой? — спросил Мильбург, у которого от испуга не попадал зуб на зуб.

— Вы не знаете меня? — Маленький человечек резко посмотрел на него. — Ведь вы же слыхали, что он мне рассказывал о вас? Я Сэм Стэй, я несколько дней проработал в торговом доме. Все, что вы имеете, было от него. Каждый заработанный вами пенс вы получили от него. Он был ласков со всеми людьми — с бедными и несчастными, даже с таким преступником, как я. — Его глаза наполнилась слезами.

Мильбург оглянулся, желая установить, не наблюдает ли за ними кто-нибудь.

— Не говорите чепухи, — тихо сказал он. — И слушайте внимательно. Если вас кто-нибудь спросит, видели ли вы мистера Мильбурга, то говорите: нет.

— Я хорошо понял вас. Я вас знаю. Я знаю всех людей, с которыми он находился в связи. Он поднял меня из грязи. Он — мой Бог.

Они пошли вместе и пришли к тихому уголку в парке. Мильбург сел на скамейку и предложил своему спутнику сесть рядом с собой. В первый раз он был доволен своим переодеванием. Вид пастора, беседующего с оборванцем, мог обратить на себя внимание, но ни в коем случае не мог вызвать подозрений. Ведь это входило в обязанности духовного лица — утешать бедных и страдающих, и можно было предположить, что они ведут между собой беседу на религиозную тему.

Разговор с этим плохо одетым человеком не умалял его достоинства. Сэм Стэй с любопытством и недоверчивостью посмотрел на его черное одеяние и белый воротник.

— С каких это пор вы стали пастырем?

— Не особенно давно, — гладко, без запинки ответил Мильбург. Он попытался восстановить в своей памяти все, что он слыхал о Сэме Стэе. Но тот не дал ему даже потрудиться над этим.

— Меня заперли в какой-то сумасшедший дом. Но ведь вы же знаете, что я не сошел с ума, мистер Мильбург? Ведь он не стал бы иметь дело с человеком, у которого в голове не все в порядке. Вот вы в один прекрасный день стали духовным лицом. — Он внезапно кивнул с умным и понимающим видом. — Это он вас сделал священником? Мистер Лайн мог творить удивительные вещи. Скажите, вы держали заупокойную речь во время его похорон? Ведь вы же знаете, это там — в маленьком красивом мавзолее в Хайгете. Я его видел там, я каждый день хожу туда, и я нашел его благодаря случаю. Внутрь ведут две маленькие двери; они похожи на церковные двери.

Мистер Мильбург глубоко вздохнул. Он вспомнил теперь, что Сэм Стэй был помещен в сумасшедший дом. Он узнал также, что Стэй снова убежал оттуда. Было не особенно приятно беседовать с беглым безумцем, но из этого можно было попытаться извлечь пользу. Мистер Мильбург был человеком, не упускавшим ни малейшего благоприятного случая. Как он мог использовать это обстоятельство в свою пользу? И снова Сэм Стэй навел его на подходящую мысль.

— Я еще приведу в порядок историю с этой девушкой!

Вдруг он оборвал разговор и закусил губы, потом с хитрой улыбкой поглядел на Мильбурга.

— Я ничего не сказал, мистер Мильбург, не правда ли? Я ничего не сказав, что могло бы выдать меня?

— Нет, мой друг, — ответил Мильбург благожелательным тоном духовного лица. — О какой молодой девушке вы говорите?

На лице Сэма Стэя появилась яростная гримаса.

— Есть на свете только одна девушка, о которой я могу говорить, — злобно сказал он. — Но я еще сцапаю ее. С ней я еще рассчитаюсь! У меня здесь есть кое-что для нее. — Он неуверенно ощупал свой карман. — Я думал, что это у меня при себе, я так долго носил это с собой. Но у меня это где-нибудь да лежит.

— Значит, вы не скажете доброго слова про Одетту Райдер? — спросил Мильбург. — Разве вы ее так сильно ненавидите?

— Да, я ненавижу ее!

Маленький человек яростно крикнул это. Его лицо стало багровым, глаза блестели жутким огнем, и руки судорожно вздрагивали.

— Я думал, что сцапал ее прошлой ночью, — начал он и вдруг замолчал.

Мистер Мильбург не знал, к чему относятся его слова, потому что в тот день еще не читал газет.

— Послушайте-ка, — продолжал Сэм. — Вы в своей жизни когда-нибудь искренно любили кого-нибудь?

Мистер Мильбург молчал. Одетта Райдер для него ничего не значила, но к ее матери он был бесконечно привязан.

— О, да, я думаю, что кое-кого очень люблю, — сказал он после некоторой паузы. — Но почему же вы спрашиваете меня об этом?

— Ну, в таком случае, вы можете понять, что я чувствую, — хрипло сказал Сэм Стэй. — В таком случае вы знаете, почему я должен добраться до того человека, который угробил его! Она подстерегла его, оклеветала его… Ах, Боже мой!

Он закрыл лицо руками и зашатался.

Мистер Мильбург в отчаянии оглянулся. Но вдруг ему пришла в голову мысль.

Одетта была главной свидетельницей против него, а этот человек смертельно ненавидел ее. Она была единственной свидетельницей, которая могла выступить против него на суде после того, как он уничтожил все улики. Как можно было бы обвинить его, если Одетта не даст показаний против него?

Он обдумал все хладнокровно, как купец, взвешивающий коммерческое дело. Он узнал, что Одетта лежит в одной из лондонских больниц, но он все-таки не знал, какие печальные обстоятельства привели ее туда. Утром он позвонил в фирму, чтобы узнать, не наводили ли о нем справок. При этом он узнал, что для Одетты в госпиталь была послана кое-какая одежда, и таким образом он узнал адрес. Он, хотя и очень удивился, что она заболела, но объяснил это волнениями, которые она пережила последней ночью в Гертфорде.

— Если бы вы встретили теперь мисс Райдер? — Сэм Стэй, ухмыляясь, оскалил зубы.

— В ближайшем времени вы ее, должно быть, не увидите, потому что она лежит в госпитале на площади Кевендиш, № 304.

— Площадь Кевендиш, № 304! — повторил Сэм, — ведь, это же поблизости от Реджен-стрит. не правда ли?

— Я этого вполне точно не знаю, — сказал Мильбург. — А она лежит там в одном госпитале, и вы, но всей вероятности, не сумеете увидеть ее.

Мильбург поднялся и увидел, что этот человек дрожит с ног до головы от яростного возбуждения.

— Площадь Кевендиш, № 304! — Потом он повернулся к Мильбургу спиной и удалился.

Почтенный реверенд поглядел ему вслед, поднялся и ушел в другом направлении. Он решил, что может взять билет на континент, как на станции Ватерлоо, так и на вокзале в Чаринг-Кросе. В некоторых отношениях последнее было безопаснее.

Глава 32

Тарлингу следовало выспаться. У него ныли все кости и мускулы, и ему настоятельно требовался покой. Но он сидел в своей комнате за столом, и перед ним, сложенные в две большие кипы лежали дневники Лайна. Он прочел уже большую часть, и осталось просмотреть еще несколько томов.

Эти тетради были без надпечаток и линеек. Иногда одна книга охватывала два или три года. Иногда она охватывала только период в несколько месяцев. Левая кипа становилась все больше, в то время как правая убывала. Наконец, осталась не просмотренной только одна книга, которая отличалась от прочих тем, что была заперта на два бронзовых замка, открытые специалистами Скотлэнд-Ярда.

Тарлинг взял этот томик в руки и стал перелистывать его страницу за страницей. Как он правильно предположил, это была последняя из книг, в которой Торнтон Лайн делал записи до самого дня своего убийства. Тарлинг открыл книгу, не ожидая больших результатов (и в прежних томах он ничего не нашел, кроме невероятного самомнения).

Но, хотя он предполагал, что и этот последний дневник ничего особенного не даст, Тарлинг все же внимательно читал его.

Вдруг он взял записную книжку и начал делать выдержки. Это был отчет о предложении, сделанном Лайном Одетте Райдер, которое она отвергла. Все было обрисовано весьма субъективно, с прикрасами и очень неинтересно. Потом Тарлинг дошел до места, написанного день спустя после выхода Сэма Стэя из тюрьмы. Здесь Торнтон Лайн более подробно останавливался на своем унижении.

«Стэй выпущен из тюрьмы. Просто трогательно, как этот человек почитает меня. Иногда мне хочется обратить его на истинный путь, чтобы он больше не попадал в тюрьму, но если бы это мне удалось, и я сделал бы его приличным, солидным человеком, то я больше не имел бы тех чудесных переживаний, которыми я наслаждаюсь благодаря его обожанию. Ведь это так приятно купаться в лучах обоготворения другим человеком. Я говорил с ним об Одетте. Это, во всяком случае, странное дело — говорить о таких вещах с преступником, но он так внимательно прислушивался. Я далеко вышел из рамок поставленной себе цели, но искушение было слишком велико. Какой ненавистью пылали его глаза, когда я кончил рассказывать…

Он составил план, как он мог бы изуродовать ее красивое личико. Дело в том, что он сидел в тюрьме вместе с одним человеком, который был осужден за то, что облил девушку серной кислотой… Сэм собирался сделать то же самое. Сперва я пришел в ужас, но потом согласился с ним. Он сказал также, что может дать мне ключ, при помощи которого можно отпирать все двери. Если бы я туда пошел… в темноте… и мог бы оставить там что-нибудь подозрительное… что это могло бы быть? Но, вот, это идея… Предположим, я принес бы что-нибудь китайское. Тарлинг, по-видимому, в очень хороших отношениях с девушкой… Если у нее будет найдено что-нибудь китайское, то и он заодно будет заподозрен…»

Дневник заканчивался словом: «заподозрен». Это был замечательный конец! Тарлинг снова и снова прочитывал последние фразы до тех пор, пока не выучил их наизусть. Потом он захлопнул книгу и запер ее в свой письменный стол.

Он сидел еще целых полчаса, подперев рукой подбородок. Теперь он все больше и больше выяснял этот замечательный случай и разрешал загадку: строки, оставшиеся после Лайна, значительно облегчили ему задачу.

Торнтон Лайн пошел к ней на квартиру не по телеграфному вызову, а с исключительным намерением скомпрометировать Одетту и повредить ее репутации. Он собирался оставить у нее маленький клочок бумаги с китайской надписью, чтобы попутно опорочить и Тарлинга.

Мильбург был в квартире Одетты по другой причине. Оба встретились, поссорились между собой, и Мильбург выстрелом убил его наповал.

Таким образом объяснялось также, почему Торнтон Лайн надел войлочные туфли, и почему эта китайская бумажка оказалась в его жилетном кармане, а также, почему он пришел в квартиру Одетты.

Потом Тарлинг снова подумал о предложении Сэма Стэя.

Вдруг он вспомнил, что Сэм Стэй бросил в него бутылку с купоросным маслом. Это и был человек, составивший план изуродовать девушку, которая, по его мнению, оклеветала и обманула его благодетеля.

Мильбург должен быть найден во что бы то ни стало! Он был последним нехватающим звеном цепи.

Тарлинг принял меры, чтобы начальник полицейского поста Кеннон-Ровс сейчас же известил его, как только получится какое-либо новое сообщение. До сих пор к нему еще никто не звонил, — он лично направился в Кенном-Ровс, чтобы получить последние известия из первых рук. Он, впрочем, узнал немногое. Но в то время, когда он разговаривал с полицейским инспектором, на пост пришел взволнованный шофер с заявлением, что украден его автомобиль. Такие случаи происходят в Лондоне ежедневно. Шофер подвез господина с дамой к одному из театров в Вест-Энде, и ему было приказано ждать до конца представления. После того, как он высадил своих пассажиров, он пошел в маленький ресторанчик поужинать и, когда вышел оттуда, его автомобиль успел исчезнуть.

— Я знаю, кто это сделал! — резко крикнул шофер. — И если я спадаю этого типа, то я его тогда…

— Откуда вы знаете, кто был преступник?

— Он вошел в ресторан и вышел в то время, пока я ужинал.

— Как он выглядел? — спросил полицейский инспектор.

— Он был очень бледен. Я мог бы узнать его среди тысячи других, и, кроме того, я еще кое-что успел заметить: он носил пару совершенно новых ботинок.

Во время этой беседы Тарлинг отошел от письменного стола, но теперь подошел снова.

— Он с вами разговаривал? — спросил он.

— Да, сэр, — сказал шофер. — Я спросил его, не ищет ли он кого-нибудь, и он сказал, что нет. Потом он говорил много всякой чепухи о каком-то человеке, который был его лучшим другом. Я сидел недалеко от двери и, таким образом, разговорился с ним, полагая, что у него в голове было не все в порядке.

— Рассказывайте дальше, — нетерпеливо сказал Тарлинг. — Что же произошло потом?

— Он снова вышел, и я сейчас же после этого услышал шум мотора. Я подумал, что это кто-нибудь из моих товарищей — на улице стояло еще несколько других автомобилей, — а этот ресторан посещается, главным образом, шоферами. И я не обратил на это внимания. Только, когда я снова вышел на улицу, я увидел, что мой автомобиль исчез. Парень, которому я поручил присматривать за моим автомобилем, пошел в какую-то пивную и там пропил деньги, которые дал ему подозрительный тип.

— Похоже, что как будто это тот самый человек? — обратился полицейский инспектор к Тарлингу.

— Да, это, должно быть, Сэм Стэй! Но я не знал, что он умеет управлять автомобилем.

Полицейский кивнул головой.

— Я хорошо знаю Сэма Стэя. Мы три раза арестовывали его. Некоторое время он был также шофером. Вы разве не знали этого?

Тарлинг как раз утром собирался просмотреть все дела Сэма, но ему пришлось отвлечься, и он забыл об этом.

— Он далеко не уйдет: ведь вы сейчас же опубликуете приметы автомобиля. Теперь нам гораздо легче изловить его. Автомобиль он не может спрятать, и если он предполагает при помощи автомобиля скрыться, то жестоко ошибается. — Тарлинг вечером поехал обратно в Гертфорд и известил Линг-Чу о своем намерении.

С полицейского поста в Кеннон-Ровс он сперва пошел в Скотлэнд-Ярд. чтобы переговорить с Уайтсайдом, который обещал подождать его. Он самостоятельно произвел розыски по поводу Гертфордского убийства и собрал значительное количество подробностей по этому делу.

Когда Тарлинг пришел в Скотлэнд-Ярд, Уайтсайда не было в бюро, и к нему навстречу поспешно вышел дежурный сержант.

— Это было подано два часа тому назад на ваше имя, — сказал он, подавая Тарлингу письмо. — Мы думали, что вы находитесь в Гертфорде. Письмо было написано карандашом. Его прислал Мильбург, который не счел нужным скрывать своего почерка.

«Уважаемый мистер Тарлинг, только что я, к своему глубокому горю и отчаянию, прочел в „Ивнинг-Пресс“, что моя возлюбленная жена Катерина Райдер убита ужаснейшим образом. Мысль об этом приводит меня в ужас, так как всего лишь несколько часов тому назад я разговаривал с ее убийцей. Я твердо убежден в том, что это был Сэм Стэй. Не думая ни о чем дурном, я рассказал ему, где в настоящее время находится мисс Райдер. Прошу вас, не теряя времени, охранить ее от этого жестокого опасного безумца. У него, по-видимому, осталась только одна мания — отомстить за смерть покойного Торнтона Лайна. Когда до вас дойдут эти строки, то я уже буду находиться вне досягаемости руки людского правосудия, так как решил уйти из жизни, которая принесла мне так много горя и разочарования. М.»

Тарлинг был твердо убежден в том, что Мильбург не покончил самоубийством. Известие о том, что Сэм Стэй убил мистрисс Райдер, было для него теперь уже лишним, но сознание, что этот мстительный опасный безумец знал местопребывание Одетты, очень беспокоило его.

— Где мистер Уайтсайд? — спросил он.

— Он пошел в ресторан Кембурга встретиться с кем-то, — сказал сержант.

Тарлингу нужно было немедленно повидать Уайтсайда, он должен был сперва лично поговорить с ним прежде чем послать сыщиков в госпиталь на площади Кевендиш.

Он поехал на такси в ресторан и, по счастью, встретил Уайтсайда как раз в тот момент, когда тот уже собирался уходить.

Тарлинг сейчас же подал ему письмо, и Уайтсайд внимательно прочел его.

— Ну, этот не покончит самоубийством! Это уж самое последнее, что может сделать человек типа Мильбурга. Он хладнокровный мерзавец. Могу себе представить, как он с полным спокойствием сел и написал это письмо про убийцу своей жены.

— А каково ваше мнение о другом деле — об угрозе по адресу Одетты?

Уайтсайд кивнул головой.

— Тут что-нибудь да есть, мы не имеем права брать на себя риск в этом деле. Слышно ли что-нибудь о том, где остался Стэй?

Тарлинг рассказал ему историю с украденным автомобилем.

— Тогда мы скоро захватим его, — с довольным видом сказал Уайтсайд. — У него нет доверенных людей, а без помощи сообщников практически невозможно скрыться из Лондона на такси.

Уайтсайд сел в автомобиль Тарлинга, и через несколько минут они уже прибыли в госпиталь.

Их встретила начальница, дама низенького роста, с материнской улыбкой на лице.

— Мне очень жаль, что приходится тревожить вас в такой поздний час, — сказал Тарлинг, прочтя явное неудовольствие на ее лице. — Но сегодня вечером я получил важные известия, которые вынуждают нас взять мисс Райдер под охрану.

— Вы хотите взять мисс Райдер под охрану? — спросила с удивлением дама. — Я вас не вполне понимаю, мистер Тарлинг. Я только что вышла вам навстречу с намерением отчитать вас из-за мисс Райдер. Ведь вы же знали, что она абсолютно не в состоянии выходить. Мне кажется, что сегодня утром я достаточно ясно дала понять вам это.

— Она вовсе не должна выходить, — в крайнем изумлении сказал Тарлинг. — Что вы хотите сказать этим? Не хотите ли вы в самом деле сказать, что она вышла гулять?

— Но вы же сами полчаса тому назад посылали за ней.

— Я посылал за ней? — спросил Тарлинг и побледнел. — Скажите мне, пожалуйста, скоренько, что такое случилось?

— Приблизительно полчаса тому назад, может быть, даже несколько раньше, прибыл шофер и сказал мне, что он послан из Скотлэнд-Ярда сейчас же привезти с собой мисс Райдер. Ее спешно желают допросить по поводу убийства ее матери.

Лицо Тарлинга нервно передернулось. Он больше не был в состоянии скрывать своего волнения.

— Разве вы не посылали за ней? — растерянно спросила начальница.

Тарлинг отрицательно покачал головой.

— Как выглядел человек, который пришел за ней?

— Весьма обыкновенно: он был ниже среднего роста и производил впечатление нездорового человека; это был шофер.

— Вы видели в каком направлении он уехал?

— Нет, я только сильно запротестовала против того, что мисс Райдер вообще должна ехать, но когда я передала ей известие, которое, по-видимому, исходило от вас, она настояла на том, чтобы сейчас же покинуть больницу.

Тарлинг пришел в ужас. Одетта Райдер находилась во власти душевнобольного, который ненавидел ее, который убил ее мать и который твердо решил обезобразить и изуродовать ее. Ведь он в своем безумии воображал, что она обманула его любимого друга и благодетеля и отплатила ему черной неблагодарностью за добро и заботы о ней!

Не говоря ни слова больше, Тарлинг вместе с Уайтсайдом покинул госпиталь.

— Этот случай безнадежен, — сказал он, когда они очутились на улице. — Боже мой, какая ужасная мысль! Но если мы захватим Мильбурга живым, то он поплатится за это!

Тарлинг сказал шоферу куда ехать и, вслед за Уайтсайдом, быстро сел в автомобиль.

— Сперва мы пойдем ко мне домой и возьмем с собой Линг-Чу. Он нам может оказаться очень полезным. Мы теперь не имеем права опаздывать, мы должны сделать все, что в наших силах.

Уайтсайд почувствовал себя немного задетым.

— Я не знаю, в состоянии ли Линг-Чу проследить путь такси, в котором уехал Сэм Стэй, — сказал он, но видя подавленное состояние Тарлинга добавил гораздо более любезным тоном: конечно, я тоже придерживаюсь того же мнения, что мы должны сделать вес, что только в состоянии сделать.

Подъехав к дому, где проживал Тарлинг, на Бонд-стрит, они вбежали наверх по лестнице. Повсюду темно — обстоятельство не совсем обыкновенное, потому что Линг-Чу раз навсегда было приказано не покидать квартиры во время отсутствия своего господина. Но Линг-Чу, без сомнения, не было дома. Столовая была пуста. Сыщик зажег электричество, и его взгляд сразу упал на исписанный лист рисовой бумаги. Чернила еще не успели высохнуть. На бумаге стояло всего несколько китайских букв и больше ничего.

«Если господин вернется раньше меня, то пусть он знает, что я вышел искать маленькую молодую женщину», с удивлением прочел Тарлинг.

— В таком случае он, стало быть, уже знает, что она исчезла. Слава Богу! Я хотел бы только знать…

Вдруг он замолчал, так как ему показалось, что он услышал вздох. Он посмотрел на Уайтсайда — и тог тоже услышал этот звук.

— Разве здесь кто-нибудь простонал? — спросил он. — Послушайте-ка еще раз — Он склонил голову и стал ожидать. Вдруг снова раздался стон.

Тарлинг побежал к двери каморки Линг-Чу, она оказалась запертой. Он нагнулся к замочной скважине и прислушался. Снова он услышал мучительный стон. Он нажал плечом дверь и высадил ее.

Их глазам представилось необычайное зрелище. На кровати, вытянувшись во весь рост, лежал человек, обнаженный до пояса. Его руки и ноги были привязаны к ножкам кровати, а лицо было покрыто тряпкой. Но Тарлингу прежде всего бросились в глаза четыре тонкие красные линии поперек груди. Это служило признаком, что здесь был применен метод, практикуемый китайской полицией, чтоб заставить признаться упорных преступников: легкие надрезы, сделанные острым ножом, которые только слегка задевали надкожный слой, но зато потом…

Он огляделся, ища бутылочку с жидкостью, употребляемую во время пытки, но нигде не мог ее найти.

— Кто это? — спросил он и сдернул тряпку с лица неизвестного.

Это был Мильбург!

Глава 33

Мистер Мильбург много пережил с тех пор, как он расстался с Сэмом Стэем, пока его, наконец, не нашли здесь. Он прочел в газете все подробности убийства, что его очень опечалило. Он даже на свой лад впал в меланхолию.

Он, следовательно, отправил письмо в Скотлэнд-Ярд не для того, чтобы спасти Одетту Райдер, а только с той целью, чтобы отомстить человеку, убившему единственную женщину, которую он любил. Он также не имел ни малейшего намерения покончить самоубийством. Уж целый год у него готовы были паспорта на случай бегства. И исключительно с этой целью он уже задолго до этого обзавелся священническим одеянием. Он мог покинуть Англию в любую минуту. Билеты лежали у него в кармане, и когда он отправил посыльного в Скотлэнд-Ярд, он уже находился по дороге к станции Ватерлоо. Там он собирался сесть на поезд, согласованный с пароходом в Гавр. Он хорошо знал, что полицейские дежурят на станции, но полагал, что под маской почтенного сельского реверенда его не узнают, даже если приказ об аресте уже издан.

В тот момент, когда он покупал в станционном киоске несколько газет и книг, чтобы было что читать во время длительного путешествия, он внезапно почувствовал, что кто-то положил руку на его плечо. Странная боязнь охватила его. Он оглянулся и вдруг увидел перед собой желтое лицо китайца, которого он видал уже раньше.

— Ну, мой милый, — улыбаясь, спросил Мильбург, — чем могу вам служить?

— Идемте со мной, — сказал Линг-Чу, — и для вас будет лучше не поднимать шума.

— Вы, по-видимому, ошибаетесь.

— Я ни в коем случае не ошибаюсь, — спокойно ответил Линг-Чу. — Вам достаточно будет сказать полицейскому, стоящему там напротив, что я смешиваю вас с мистером Мильбургом по подозрению в убийстве, и тогда я буду иметь большие неприятности, — иронически добавил он.

У Мильбурга от страха задрожали губы, и его лицо стало бледно-серым.

Сопровождаемый Линг-Чу, он покинул станцию Ватерлоо. Дорога на Бонд-стрит осталась страшным сном в его воспоминаниях. Он не привык ездить на автобусе, потому что постоянно заботился о личном комфорте и в этом отношении никогда не экономил. Линг-Чу, напротив, охотно ездил в автобусе и чувствовал себя там хорошо.

За все время пути они не обменялись ни одним словом. Мильбург приготовился к тому, чтобы отвечать Тарлингу, так как полагал, что китаец только послан сыщиком, чтобы привести его к себе. Но в квартире Тарлинга не оказалось.

— Ну, мой милый друг, что вам угодно от меня? — спросил Мильбург. — Это правда, что я мистер Мильбург, но если вы утверждаете, что я якобы совершил убийство, то это — гнусная ложь!

К Мильбургу отчасти вернулась его обычная смелость. Сперва он ожидал, что Линг-Чу прямо доставит его в Скотланд-Ярд, и что там его арестуют. Тот факт, что его доставили к Тарлингу на квартиру, он объяснял тем, что его положение не настолько отчаянное, как он представлял себе. Линг-Чу снова повернулся лицом к Мильбургу, схватил его за кисть руки и повернул его приемом джиу-джитсу. Прежде, чем Мильбург мог понять, что случилось, он уже лежал ничком на полу, и Линг-Чу уперся ему коленом в спину. Он почувствовал, как нечто, похожее на петлю, обвивается вокруг кистей его рук, и потом ощутил пронизывающую боль, когда китаец сцепил наручники.

— Вставайте! — круто сказал Линг-Чу, и Мильбург почувствовал на себе изумительную силу китайца.

— Что вы хотите со мной сделать? — испуганно спросил он, стуча зубами от страха.

Вместо ответа Линг-Чу схватил его одной рукой, а другой открыл дверь и втолкнул в маленькое, скупо омеблированное помещение. Он толкнул его к железной кровати, стоявшей у стены так, что Мильбург тут же рухнул.

С изумительной уверенностью, можно сказать, даже основательностью ученого, китаец приступил к делу. Сперва он прикрепил длинную шелковую веревку к решетке над изголовьем, так что тот не мог двигаться, не рискуя задохнуться.

Линг-Чу после этого положил его на кровать, сиял наручники и привязал его руки и ноги к ножкам кровати.

— Что вы хотите со мной сделать? — жалобно заскулил Мильбург, но не получил никакого ответа.

Линг-Чу вытащил из своей блузы страшного вида нож, и Мильбург стал кричать. Он был вне себя от ужаса, но ему предстояло пережить еще более страшные вещи. Китаец заглушил его жалобный вой, бросив ему подушку на лицо. Потом он разрезал Мильбургу платье по пояс и удалил его.

— Если вы будете кричать, — спокойно сказал он, — то подумают, что я пою: китайцы не обладают мелодичными голосами, и люди уже часто приходили сюда наверх, когда я распевал китайские песни, так как предполагали, что кто-то зовет на помощь от ужасной боли.

— Этого вы не смеете делать! — тяжело дыша, прохрипел Мильбург. — Это вопреки закону. — Он сделал последнюю попытку спасти себя. — За это преступление вы попадете в тюрьму!

— Это меня весьма радует, — сказал Линг-Чу, — вся жизнь — тюрьма. Но вам наденут петлю на шею и вздернут на виселицу.

Он снял подушку со смертельно-бледного лица Мильбурга, так что тот мог видеть все движения китайца. Линг-Чу с большим удовлетворением осматривал свою работу.

Потом он подошел к маленькому стенному шкафчику и вынул оттуда маленькую коричневую бутылочку, которую он поставил рядом с кроватью. Он сам сел на кровать и стал разговаривать со своим пленником. Он плавно говорил по-английски, хотя делал от времени до времени маленькую паузу в поисках нехватающего слова. Иногда он употреблял выспренние и высокопарные слова. Иногда он становился немного педантичным. Он говорил медленно, с ударением на каждом слове.

— Вы не знаете китайцев. Вы не были в Китае и не жили там? Если я спрашиваю вас, жили ли вы там, я не хочу сказать, что вы несколько недель провели в одном из портовых городов, в хорошей гостинице. Ваш мистер Лайн поступил так, и он, понятно, ничего не имел от своего пребывания в Китае.

— Я ничего не знаю про мистера Лайна, — прервал его Мильбург, который почувствовал, что Линг-Чу каким-то образом ставил его в связь с дурным поведением этого человека.

— Хорошо, — сказал Линг-Чу и хлопнул себя плоским лезвием ножа по руке. — Если бы вы жили в Китае, — я хочу сказать в настоящем Китае, — тогда бы вы, быть может, имели понятие о нашем народе и о наших особенностях. Общеизвестно, что китайцы не боятся ни смерти, ни боли, это, понятно, немного преувеличено, потому что я знал многих преступников, которые боялись и того, и другого.

На секунду его тонкие губы скривились в улыбку, как будто он с удовольствием вспоминал об этих ужасных сценах. Но потом он снова сделался серьезным.

— С точки зрения европейца, мы все еще очень необразованны, но, по нашему собственному мнению, мы обладаем старой культурой, которая стоит гораздо выше культуры запада. Это я собираюсь втолковать вам.

Мильбург онемел от ужаса, когда Линг-Чу приставил к его груди острие своего ножа. Но китаец держал нож так легко, что Мильбург едва ощущал его прикосновение.

— Мы ценим права личности не так высоко, как европейцы. Например, — объяснил он заботливо Мильбургу. — мы не очень нежно обращаемся с нашими пленными, когда мы того мнения, что, применяя некоторую силу, мы можем добиться у них признания.

— Что вы собираетесь делать со мной? — в ужасе спросил Мильбург, которому вдруг пришла в голову ужасная мысль.

— В Англии, а также в Америке, хотя американцы уже немного хитрее, преступника после ареста подвергают только продолжительному допросу. При этом он имеет возможность врать своим судьям, сколько угодно его фантазии. Ему предлагают вопросы и спрашивают его без конца, и не знают, говорит ли он правду, или лжет.

Мильбург тяжело дышал.

— Теперь вы поняли, куда я клоню?

— Я не знаю, чего вы хотите, — дрожащим голосом ответил Мильбург, — я знаю только, что вы собираетесь совершить ужасное преступление.

Линг-Чу сделал ему знак замолчать.

— Я совершенно точно знаю, что я делаю. Послушайте только, что я вам сейчас скажу. Приблизительно неделю тому назад ваш шеф, мистер Торнтон Лайн, был найден мертвым в Гайд-парке. На нем были только рубаха и брюки, и кто-то положил ему на грудь шелковую рубашку, чтобы унять кровь. Он был убит в квартире маленькой молодой женщины, чье имя я правильно не могу произнести, но вы знаете, о ком я говорю.

Мильбург неподвижно уставился на китайца и после этих слов слабо кивнул головой.

— Он был убит вами, — медленно сказал Линг-Чу, — потому что он открыл, что вы его обокрали, и вы боялись, что он предаст вас в руки полиции.

— Это неправда, — заревел Мильбург. — Это ложь! Я говорю вам, что это неправда!

— Это мы сейчас узнаем, правда ли это, или нет.

Китаец сунул руку в карман. Мильбург широко раскрытыми глазами наблюдал за ним, но тот вынул только серебряный портсигар. Линг-Чу взял папиросу и молча курил, все время глядя на Мильбурга, потом он поднялся, подошел к шкафу, взял оттуда довольно большую бутылочку и поставил ее рядом с маленькой коричневой.

Линг-Чу докурил сигарету и бросил окурок в пепельницу, стоявшую на камине.

— В интересах всех участвующих, — медленно и спокойно сказал он, — чтобы правда выплыла наружу. Это в интересах моего почтенного господина, Ли-Иена — охотника на людей, а также и в интересах почтенной маленькой женщины.

Он взял нож и склонился над полумертвым от ужаса Мильбургом.

— Ради Бога, отпустите меня! — закричал он, и его слова потонули в рыданиях.

— Это не принесет вам большого вреда, — сказал китаец и провел своим ножом четыре линии по груди Мильбурга. Острый кинжалообразный нож, казалось, едва дотрагивался до кожи пленника, но красные следы, отнюдь не более яркие, чем если бы Мильбург почесался, ясно видны были на теле. Пленник чувствовал только щекотку, а потом легкую жгучую боль. Китаец положил нож на стол, а потом взялся за маленькую бутылочку.

— В этом сосуде находится экстракт из нескольких растений, причем здесь больше всего испанского перца. Но это совсем другой перец, чем ваш. Это особая разновидность, которая растет только в нашей стране. Здесь, в этой бутылке, — он показал на большую, — находится особое китайское масло, которое сейчас же успокаивает боль, вызываемую этой перечной тинктурой.

— Что вы собираетесь делать, вы — собака, дьявол?

— Я буду маленькой кисточкой медленно смазывать эти места перечной тинктурой, — он коснулся груди Мильбурга своими длинными пальцами. — Совсем медленно, миллиметр за миллиметром. Тогда вы почувствуете боли, каких никогда не испытывали. Вы всю жизнь будете вспоминать об этом: боль пронижет вас с ног до головы. Я часто думал о том, как это просто узнавать правду, и если вы вообразите, что лишаетесь от боли рассудка, то все-таки еще не сойдете с ума.

Китаец медленно откупорил бутылочку, обмакнул маленькую кисточку в жидкость, и Мильбург с ужасом видел, как он вытащил ее из горлышка. Линг-Чу внимательно наблюдал за пленником, и когда этот большой человек открыл рот, чтобы закричать, он быстро воткнул ему в рот платок, который с невероятной быстротой вытащил из своего кармана.

— Погодите же, погодите! — прохрипел, глотая слова, Мильбург. — Я должен вам сказать кое-что, что ваш господин должен знать.

— Так, это очень хорошо, — холодно сказал Линг-Чу и снова вынул платок из его рта. — Итак, теперь говорите мне, но только правду.

— Что я должен вам сказать? — спросил Мильбург, у которого от страха крупными каплями выступил на лбу пот.

— Вы должны сознаться, что убили Торнтона Лайка — это единственная правда, которую я желаю выслушать.

— Но, клянусь вам, что я не убивал его! Клянусь вам, слышите, я говорю правду! — воскликнул Мильбург, обезумевший от страха и ужаса.

— Нет, погодите, погодите же, — заскулил он, когда Линг-Чу снова взялся за платок. — Вы знаете, что случилось с мисс Райдер?

— Что случилось с мисс Лайдел? — быстро спросил Линг-Чу. (Китайцы не выговаривают буквы «р»).

Затаив дыхание и слабым голосом Мильбург рассказал, как он встретился с Сэмом Стэем. И в своем испуге верно передал слово за словом весь свой разговор с ним.

Линг-Чу, сидя на кровати, прислушивался к его словам. Когда Мильбург кончил, он отставил бутылку в сторону и закупорил ее.

— Моему господину угодно, чтобы маленькая молодая женщина не находилась в опасности, — сказал он. — Сегодня вечером он не возвратится, поэтому я должен сам пойти в госпиталь. С вашим допросом можно еще подождать.

— Отпустите меня! — воскликнул Мильбург, — я хочу помочь вам.

Линг-Чу покачал головой.

— Нет, вы останетесь здесь, — сказал он с угрожающей улыбкой. — Я сперва пойду в госпиталь, и если все в порядке, я снова вернусь к вам. Тогда мы посмотрим, в чем вам следует сознаться.

Он вынул из шкафа чистое белое полотенце, покрыл им лицо своей жертвы и брызнул на него несколько капель из третьей бутылочки, которую он также вынул из шкафа. Мильбург потерял сознание и не мог больше вспомнить ничего, пока, приблизительно через час, он не поглядел в удивленное лицо Тарлинга.

Глава 34

Тарлинг склонился над ним и развязал узлы, которыми Мильбург был привязан к кровати. Этот большой, сильный человек был бледен, как мел, и дрожал. Тарлингу пришлось его поддерживать, чтобы он был в состоянии усесться. Тарлинг и Уайтсайд внимательно наблюдали за ним. Сыщик исследовал надрезы на его груди и облегченно вздохнул, установивши, что Линг-Чу еще не успел приступить к пытке, которая так часто доводила китайских преступников до предела безумия. Он ни мало не сомневался в том, что именно Линг-Чу доставил сюда Мильбурга и привязал его к кровати.

Уайтсайд поднял лохмотья одежды, которые Линг-Чу сорвал с Мильбурга, и положил их рядом с Мильбургом на кровать. Тарлинг сделал полицейскому инспектору знак перейти в соседнюю комнату.

— Что это все означает? — спросил Уайтсайд.

— Мой друг Линг-Чу хотел на свой собственный лад узнать, кто убил Торнтона Лайна. По счастью, он еще не начал пытки. По всей вероятности, он прервал свою работу, когда Мильбург сказал ему, что мисс Райдер находится в опасности.

Он посмотрел на бессильного и усталого человека, сидевшего на кровати.

— Он немного больше меня, но я думаю, что мое платье ему подойдет.

Он быстро направился в свою спальню и скоро вернулся оттуда с кое-какой одеждой.

— Ну, Мильбург, вставайте и одевайтесь!

Полуголый Мильбург взглянул на него. Он все еще был вне себя, и его руки и губы дрожали.

— Полагаю, что лучше будет, если вы наденете это платье, а не будете бегать в костюме реверенда. Правда, моя одежда будет вам не очень к лицу, — саркастически добавил Тарлинг.

Мильбург поднялся и взял в руки платье. Оба сыщика удалились в соседнюю комнату. Спустя короткое время дверь отворилась. Мильбург, шатаясь, вошел в комнату и тяжело опустился на стул.

— Чувствуете ли вы себя настолько сильным, чтобы выйти на улицу? — спросил Уайтсайд.

— Выйти? — Мильбург растерянно оглянулся. — Куда я должен уйти?

— На полицейский пост, — сухо сказал Уайтсайд. — У меня при себе приказ арестовать вас, Мильбург, потому что вас подозревают в совершении предумышленного убийства, поджога, воровства и растраты.

— Предумышленного убийства! — звенящим голосом воскликнул Мильбург и поднял свои дрожащие руки. — Вы не можете обвинять меня в этом, клянусь, что я невиновен!

— Где вы в последний раз видели Торнтона Лайна? — спросил Тарлинг.

Мильбург сделал отчаянное усилие взять себя в руки.

— Я видел его в последний раз живым в его бюро, — начал он.

— Когда вы в последний раз видели Торнтона Лайна? — резко повторил Тарлинг. — Это все равно — видели ли вы его живым или мертвым?

Мильбург не ответил. Уайтсайд положил ему руку на плечо и сказал, глядя в сторону Тарлинга:

— Моей обязанностью в качестве полицейского чиновника является необходимость предостеречь вас в том, что все, что вы сейчас скажете, может быть приведено против вас в качестве улики на суде.

— Подождите, — ответил Мильбург. Его голос совершенно осип, и он едва мог дышать.

— Могу я получить стакан воды? — спросил он, смачивая языком свои засохшие губы.

Тарлинг принес ему освежающий напиток, и он залпом жадно выпил стакан воды. Казалось, что выпитая вода вернула ему отчасти его прежнее высокомерие и нахальство. Он вдруг встал со стула и оправил жилет — он теперь был одет в старый охотничий костюм Тарлинга — и в первый раз после продолжительного времени улыбнулся.

— Господа, — сказал он своим обычным тоном, — вам трудно будет доказать, что я замешан в убийстве Торнтона Лайна, также трудно будет доказать, что я имею что-нибудь общее с пожаром фирмы Бэшвуд и Саломон — я предполагаю, что вы думали об этом, когда говорили о поджоге. И труднее всего будет доказать, что я обкрадывал фирму Торнтона Лайна. Девушка, совершившая это преступление, сделала уже письменное признание, как вы это лучше знаете, мистер Тарлинг. — Он, улыбаясь, посмотрел на сыщика, твердым взглядом ответившего на его улыбку.

— Я ничего не знаю ни о каком признании, — сказал он с ударением на каждом слове.

Мильбург, ухмыляясь, наклонил голову. Хотя на его лице еще был написан страх, который нагнало на него обращение Линг-Чу, но к нему все же до известной степени вернулась его обычная самоуверенность.

— Этот документ был сожжен, и сделали это именно вы, мистер Тарлинг. А теперь я полагаю, что вы достаточно долгое время водили меня за нос.

— Водил вас за нос? — спросил изумленный Тарлинг. — Что вы хотите этим сказать?

— Я подразумеваю приказ об аресте, который вы мне все время тыкали в нос.

— Нет, это не блеф, — сказал Уайтсайд, вынув из кармана сложенный вчетверо документ. Он открыл его и сунул Мильбургу под нос, — а на всякий случай у меня при себе вот это, — продолжал он, вынув из кармана пару крепких наручников, и надел эти браслеты на руки перепуганного Мильбурга.

Мильбург, должно быть, уж очень полагался на свое счастье, или, может быть, его поддерживало сознание, что ему удалось хорошо замести все следы преступления.

Но теперь он рухнул. Тарлинг возмущался, когда этот человек сохранял вызывающий вид. Ему было совершенно ясно, что улики против Мильбурга по обвинению в поджоге и растрате были еще не вполне полными. Но обвинение в убийстве было подавляющим по сравнению с прочими преступлениями. Мильбург, по-видимому, был того же мнения, потому что он больше не говорил о мелочах. Он сидел, съежившись на стуле, и при каждом движении его рук цепи тихо звенели. Он положил руки на стул перед собой и выпрямился с некоторым напряжением.

— Если вы снимете это с меня, господа, — сказал он, высоко подняв сложенные руки, — тогда я скажу вам многое, что успокоит вас относительно убийства Торнтона Лайна.

Уайтсайд вопросительно посмотрел на Тарлинга, который кивнул в знак согласия. Сейчас же после этого наручники были сняты, и Мильбург стал потирать пораненные кисти своих рук.

Психологу, который сделал бы попытку проанализировать душевное состояние Тарлинга, пришлось бы иметь дело с трудной задачей. Он, вне себя от заботы об Одетте, поспешил домой, чтобы вместе с Линг-Чу начать преследование Сэма Стэя. И только уверенность в том, что Линг-Чу уже напал на след сумасшедшего, успокоила его взвинченные нервы. Иначе он не стал бы тратить столько времени, возиться с Мильбургом и ждать его признаний.

Несмотря на это, ему внезапно снова пришла в голову мысль об опасном положении Одетты, и он хотел покончить как можно скорее. Лучше всего было бы отправить Мильбурга в тюрьму и заняться им уже после нахождения Одетты.

— Прежде, чем вы начнете, скажите мне, в чем вы признались Линг-Чу, что он оставил вас одного?

— Я рассказывал ему о мисс Райдер и высказал предположение, что с ней могло бы приключиться.

— Теперь я понимаю, — сказал Тарлинг, — а теперь, мой друг, расскажите как можно скорее, что вы можете сказать, и по возможности, придерживайтесь правды: кто убил Торнтона Лайна?

Но Мильбург уже снова улыбался.

— Скажу, если вы мне сумеете объяснить, как Торнтон Лайн попал из квартиры Одетты в Гайд-парк, потому что до сих пор я верю и твердо убежден в том, что Торнтон Лайн был убит Одеттой.

Тарлинг глубоко и явственно вздохнул.

— Теперь вы лжете! — воскликнул он. Но Мильбург нисколько не смутился.

— Ну хорошо же, — сказал он, — тогда расскажу вам, что знаю об этом деле, и что я лично пережил.

Глава 35

— Я сейчас опишу вам не все события, — плавно начал Мильбург, — которые предшествовали смерти Торнтона Лайна. Не хочу также говорить о его характере. Он не был образцовым шефом, он был подозрителен, несправедлив и в некоторых отношениях просто подл. Я знаю, что он подозревал меня. Он получил впечатление, что я похитил у фирмы крупные денежные суммы, я уже давно знал об этом. А потом я получил полную уверенность в том благодаря беседе, которую он имел с вами, мистер Тарлинг, в тот день, когда я вас увидел в первый раз в жизни.

Тарлинг вспомнил об этом неприятном дне: Мильбург вошел в бюро как раз в тот момент, когда Лайн так неосторожно и откровенно выразился о своем служащем.

— Итак, господа, я не признаюсь в том, что обокрал фирму или виновен в каком-нибудь другом преступлении. Я, правда, признаю, что происходили известные неправильности, за которые я был морально ответствен, но помимо этого я ни в чем не могу признаться. Пожалуйста, отметьте это, — сказал он Уайтсайду, который стенографическим способом записывал его показания. — Пожалуйста, упомяните об этом буквально: неточности и небрежности, — заботливо повторил он. — Помимо этого я не сознаюсь ни в чем.

— Иными словами, вы вообще ни в чем не хотите сознаться?

— Нет, ни в коем случае, — серьезно сказал мистер Мильбург. — Совершенно достаточно того, что мистер Лайн долгое время подозревал меня и пригласил сыщика, чтобы доказать мои кажущиеся растраты. Это правда, что я трачу много денег и владею двумя домами: одним в Кемдентоуне, а другим в Гертфорде. Но я счастливо играл на бирже и благодаря этому мог покрывать все свои расходы. Тем не менее, совесть не оставляла меня в покое, потому что я был ответственней за все счетоводство фирмы и отчасти догадывался, даже почти наверное знал, что кто-то обманул фирму, поэтому я начал производить расследование. Вы поймете, что факт моей моральной ответственности за фирму Лайн налагал на меня тяжкие заботы.

— Вы говорите, как пишете, — сказал Уайтсайд. — Я не верю ни одному слову из всего того, что вы нам только что рассказали. Я считаю вас крупным вором, Мильбург. Но продолжайте рассказывать.

— Благодарю вас, — саркастически сказал Мильбург. — Ну вот, господа, обстоятельства настолько обострились, я чувствовал свою ответственность, я знал, что на самом деле происходили растраты, что меня заподозрили, и что женщина, которая была мне дорога, — его голос на момент дрогнул, — будет тяжело поражена моей небрежностью. Мисс Одетта Райдер была уволена со службы, потому что она отклонила предложение мистера Лайна. Мистер Лайн всю свою ярость обратил в ее сторону, и это навело меня на одну мысль. Вечером, после общего разговора, в котором и вы принимали участие, мистер Тарлинг, я очень поздно работал в бюро. Я приводил в порядок письменный стол мистера Лайна. Когда я на минуту покинул комнату, то, по возвращении, нашел ее погруженной в темноту, Я восстановил контакт столовой лампы и увидел, что на письменном столе лежит пистолет. Раньше я, впрочем, показал, — с этими словами он снова обратился к Тарлингу, — что я не нашел пистолета. Я даже настаивал на своих словах. Мне очень жаль, что я должен признаться вам, что сказал неправду. Итак, я нашел пистолет, сунул его в карман и взял к себе домой. По всей вероятности, именно из этого оружия застрелен Торнтон Лайн.

Тарлинг кивнул головой.

— В этом я никогда не сомневался, Мильбург, но у вас был другой автоматический пистолет, который вы уже после убийства купили у Джона Уодхэма в Гольборн-парке.

Мистер Мильбург опустил голову в знак согласия.

— Это совершенно верно, — согласился он, — оружие все еще находится в моей собственности. Я проживаю в своей квартире в Кемдентоуне и…

— Вам нечего объяснять дальше. Скажу вам только, что я точно знаю, где вы достали пистолет, из которого вы два раза выстрелили в меня в тот вечер, когда я привез Одетту Райдер из Эшфорда.

Мильбург закрыл глаза, и на его лице появилось выражение покорности.

— Полагаю, что будет лучше сейчас не высказывать противоположных взглядов, — сказал он. — Разрешите мне сейчас продолжать свой рассказ, придерживаясь исключительно фактов.

Тарлингу хотелось громко расхохотаться: нахальство этого человека превосходило все, виденное им доселе. Если бы Мильбург не обвинял Одетту Райдер в убийстве, то Тарлинг оставил бы его наедине с Уайтсайдом и отправился бы на поиски Сэма Стэя, хотя это и казалось безнадежным делом.

— Я взял с собой револьвер на дом, — продолжал Мильбург, — вы сами понимаете, что я был близок к нервному припадку. Я чувствовал на себе тяжкую ответственность и знал также, что придется покончить все расчеты с жизнью, если мистер Лайн не поверит уверениям в моей невиновности.

— Иными словами, вы хотели покончить самоубийством? — иронически спросил Уайтсайд.

— Да, так обстояло дело, — мрачно ответил Мильбург. — Мисс Райдер была уволена, и я находился накануне разорения. Ее мать тоже была замешана в это дело. Удрученный этими мыслями, я сидел у себя дома в Комдентоуне. Вдруг мне пришла в голову мысль: Одетта Райдер настолько сильно любит свою мать, что способна ради нее на высшие жертвы. Что, если она возьмет на себя ответственность за все неточности в кассовых книгах фирмы? Она могла бы на время скрыться на континент — до тех пор, пока бы дело не заглохло. Сперва я имел намерение посетить ее на следующий день, но я все еще сомневался, исполнит ли она мою просьбу? Нынешние молодые люди очень эгоистичны и себялюбивы. В тот же вечер я вышел из дому и случайно встретил ее в тот момент, когда она собиралась поехать в Гертфорд. Я обрисовал ей мое положение; бедная девушка, понятно, ужаснулась, но мне удалось убедить ее: она подписала признание в растратах, то самое, которое вы, мистер Тарлинг, уничтожили.

Уайтсайд поглядел на Тарлинга.

— Об этом я ничего не знаю, — сказал он с легким упреком.

— Я еще вернусь к этому обстоятельству, — успокоил его Тарлинг, — продолжайте, Мильбург.

— Я телеграфировал мистрисс Райдер о том, что ее дочь в этот вечер не приедет в Гертфорд. Я телеграфировал также мистеру Лайну и просил его встретить меня в квартире мисс Райдер. Я на всякий случай подписался ее именем, так как был твердо убежден в том, что в таком случае он непременно последует моему приглашению.

— Вы желали таким путем уничтожить всякое подозрение, которое могло пасть на вас, — резко возразил ему Тарлинг, — и хотели, чтобы ваше имя не фигурировало бы во всей этой истории.

— Да, — медленно ответил Мильбург с таким видом, как будто мысль об этом только сейчас пришла ему в голову. — Я с большой поспешностью покончил дело с мисс Райдер и заодно попросил ее больше не возвращаться в свою квартиру. Я обещал ей, что сам зайду туда и упакую все, что необходимо в дороге. Я собирался потом доставить чемодан на автомобиле на станцию Чаринг-Кросс.

— Следовательно, это вы упаковали маленький чемоданчик? — спросил Тарлинг.

— Я во всяком случае успел запаковать его только наполовину, — поправил его Мильбург. — Вы видите, что я ошибся во времени. Когда я только что собрался начать упаковку вещей, мне стало ясно, что было невозможно вовремя попасть на станцию. Я условился с мисс Райдер, что позвоню ей за четверть часа до отхода поезда, в случае, если я не сумею прийти. Она ожидала меня в одной гостинице, недалеко от вокзала. Я надеялся быть у нее, по крайней мере, за час от отхода поезда. Но когда я увидел, что это невозможно, я оставил лежать наполовину упакованный чемодан и пошел на станцию подземной железной дороги позвонить по телефону.

— Как же вы попали в квартиру? — спросил Тарлинг. Швейцар у парадных дверей сказал, что он не видел никого.

— Я вошел задним входом, — объяснил Мильбург. — Очень легко войти в квартиру мисс Райдер с улицы, проходящей позади дома: для того, чтобы иметь возможность вводить свои велосипеды, все жильцы имеют ключи от этого входа.

— Совершенно верно, — сказал Тарлинг, — продолжайте.

— Я уже опередил свой собственный рассказ: чемодан я паковал позже. Когда я распрощался с мисс Райдер, я точно обдумал свой план. Но это снова завело бы меня слишком далеко, если бы я вам сейчас передал все, о чем собирался переговорить с Лайном.

— Вы, понятно, собирались заявить ему, что мисс Райдер виновата во всем, — сказал Тарлинг. — Я точно знаю все, что вы собирались сказать.

— В таком случае, разрешите поздравить вас, мистер Тарлинг вы умеете читать чужие мысли, потому что я еще никому не доверял своих самых сокровенных мыслей. Но это не относится к делу. Я собирался вместе с мистером Лайном замять это дело. Я хотел напомнить ему о том, что я долгие годы верно служил ему и его отцу. И если бы я не имел успеха, и он все-таки упорствовал бы в намерении возбудить против меня дело, я собирался застрелиться у него на глазах.

Последние слова он сказал театральным напыщенным тоном, но на его слушателей эти слова не оказали ни малейшего действия. Уайтсайд только на минутку оторвался от своего протокола и подмигнул Тарлингу.

— Вам кажется, доставляет особое удовольствие готовиться к самоубийству, чтобы потом изменить свое мнение по этому поводу, — сказал Уайтсайд.

— Мне очень жаль, что вы в таком легком тоне говорите о таком серьезном деле. Как я уже сказал, мне пришлось довольно долго ждать. Но уже совершенно стемнело раньше, чем я вернулся в квартиру мисс Райдер. Одетта передала мне все ключи, и я без всякого затруднения нашел ее чемоданчик. Он находился в столовой, в нижнем отделении буфета. Я положил его на кровать и стал упаковывать его, как умел, так как я мало разбираюсь в том, что дамам нужно в дороге. Тем временем мне стало очевидно, что я больше не сумею вовремя попасть к поезду. По счастью, я условился с мисс Райдер позвонить ей в том случае, если я не успею справиться со всем.

— Между прочим, разрешите спросить вас, — сказал Тарлинг, — как вы были одеты?

— Как же я был одет? Разрешите мне подумать. На мне было тяжелое пальто, насколько я помню, ночь была прохладная и туманная.

— Где у вас был пистолет?

— В кармане пальто, — быстро ответил Мильбург.

— Вы надели пальто?

Мильбург минуту подумал.

— Я снял его, находясь в квартире, и повесил возле постели, рядом с нишей, в которой хранилось платье мисс Райдер.

— Когда вы пошли телефонировать, вы взяли с собой пальто?

— Нет, это я знаю совершенно точно, — сейчас же сказал Мильбург. — Я вспоминаю, что потом еще подумал о том, как глупо с моей стороны было взять с собой пальто и потом не надевать его.

— Продолжайте, — нетерпеливо сказал Тарлинг.

— Я зашел на станцию подземной дороги, позвонил в гостиницу, и, к моему величайшему изумлению и заботе, мисс Райдер не отвечала. Я спросил швейцара, не видел ли он молодую даму в таком-то платье, ожидавшую в вестибюле. Он ответил на мой вопрос отрицательно. Значит, была возможность, что она возвратилась к себе на квартиру.

— Держитесь ближе к фактам, — перебил его Уайтсайд. — Нам не нужны ваши предположения и теории. Рассказывайте нам просто, что случилось, и мы уже сами сделаем собственные выводы.

— Ну, хорошо, — любезно ответил Мильбург. — Когда я позвонил, было половина десятого. Вы помните, что я телеграфировал мистеру Лайну, чтобы он встретился со мной в квартире мисс Райдер в одиннадцать часов. Следовательно, не было никакой причины возвращаться раньше назначенного срока, в крайнем случае, на несколько минут раньше, чтобы впустить мистера Лайна. Вы раньше спрашивали меня, — обратился он к Тарлингу, — надел ли я пальто? Я теперь вспоминаю, что пошел обратно в квартиру мисс Райдер за ним. Но когда я пришел на улицу позади дома, я увидел нескольких людей, стоявших у заднего фасада большого дома. Я не хотел, чтобы на меня обратили внимание, и подождал поэтому, пока все ушли. Я начал мерзнуть, стоя на углу улицы, и так как эти люди все еще не уходили, а продолжали стоять у гаражей, то время показалось мне ужасно долгим. Я пошел обратно на главную улицу и прошел при этом мимо кинематографа. Я охотно хожу в кино, и хотя в тот момент я не был в подходящем настроении, но я все-таки вошел, чтобы убить время. Сейчас я приступаю к важнейшей части своего отчета и прошу вас обращать внимание на все подробности. Но я очень желаю, так как это в моих собственных интересах, чтобы убийца был пойман и предан суду.

Тарлинг прервал его, попросив рассказывать скорее, но Мильбург не дал себя запугивать.

— Когда я потом вернулся на заднюю улицу, то она была пуста, но у черного хода стоял небольшой желтый автомобиль. Ни в автомобиле, ни поблизости от него никого не было. Я был удивлен, потому что в тот момент не узнал автомобиля Торнтона Лайна. Дверь черного хода была открыта, хотя я помнил, что, уходя, запер ее. Я открыл дверь, ведущую в квартиру, и вошел. Когда я уходил, я потушил свет, но, к моему великому изумлению, я через дверь увидел свет в комнате Одетты, и раньше еще, чем я вошел в комнату, я услышал запах жженого пороха. Я увидел человека, лежавшего на полу лицом вниз. Я быстро вошел и повернул его на спину. С ужасом я узнал в этом человеке мистера Торнтона Лайна. Он был без сознания, и кровь сочилась из раны на его груди. Мне показалось, что он уже умер. Я был в высшей степени поражен. Моей первой мыслью было, и первая мысль иной раз бывает правильной, что Одетта Райдер по какой-нибудь причине вернулась домой и застрелила его. И странно: окно спальни было широко раскрыто.

— Но окно защищено крепкой решеткой, — сказал Тарлинг. — Было совершенно невозможно скрыться через окно.

— Я исследовал рану, — продолжал Мильбург, — и нашел, что она была очень опасна. Торнтон Лайн еще подавал слабые признаки жизни. Я собирался остановить сочившуюся из раны кровь, выдвинул ящик комода и вынул первую попавшуюся мне в руки вещь. Мне нужно было наложить кое-что на рану, и для этого я использовал два платочка Одетты. Сперва я снял с него сюртук и жилет, что было очень трудно. Потом я поднял его, насколько это было возможно. Но он умер, вероятно, в то время, пока я накладывал перевязку.

Внезапно я понял, в каком ужасном положении я сам находился. Я подумал о том, какие сильные подозрения должны падать на меня, если кто-нибудь застанет меня в этой комнате, и меня охватил панический страх. Я сейчас же взял висевшее на стене пальто, поспешил вон из помещения и дошел до своей квартиры в Кемдентоуне в совершенно разбитом состоянии.

— Вы оставили свет непотушенным? — спросил Тарлинг.

Мильбург подумал немного.

— Да, — сказал он, — я забыл выключить свет.

— Вы оставили тело в квартире?

— Готов присягнуть в этом.

— А револьвер был в вашем кармане, когда вы пошли домой?

Мильбург покачал головой.

— Почему же вы не сообщили обо всем этом деле полиции?

— Потому что я боялся. Я был перепуган насмерть. Трудно сознаться в такой вещи, но я по природе труслив.

— Был ли еще кто-нибудь в помещении? Вы обследовали комнату?

— Насколько я мог видеть, там никого не было, кроме меня. Но я же сказал вам, что окно было открыто. Вы сказали, что на нем была решетка, но худощавый человек легко может протиснуться сквозь железные прутья, как, например, девушка.

— Это невозможно, — коротко ответил Тарлинг. — Промежутки между прутьями решетки были очень тщательно размерены, — между ними никто не мог проскользнуть. Вы имеете понятие, кто мог убрать труп?

— Нет, я не знаю этого, — твердо ответил Мильбург. Тарлинг как раз собирался что-то сказать, как вдруг раздался телефонный звонок. Он взял слуховую трубку. Он услыхал хриплый и громкий голос, по-видимому, не привыкший говорить по телефону.

— Здесь мистер Тарлинг?

— Да, это я сам.

— Она с вами очень дружна, не правда ли? — спросил незнакомец с звенящим хохотом. Тарлинга охватил леденящий ужас, потому что несмотря на то, что он ни разу не говорил с Сэмом Стэем, его чувство подсказало ему, что у аппарата именно этот сумасшедший, — вы завтра найдете ее; это значит, найдете только то, что от нее останется, от той женщины, которая предала его…

Тарлинг услышал, как собеседник дал отбой. В безумном страхе он снова повернул ручку.

— С какой станцией я только что был соединен?

С телефонной станции ему ответили через некоторое время, что он разговаривал с Хэмстэдом.

Глава 36

Одетта Райдер удобно уселась на мягком сидении автомобиля. Она закрыла глаза, потому что вдруг почувствовала легкую слабость. На ней сказывались волнения и тревоги последнего времени. Но мысль о том, что Тарлинг нуждается в ней, дала ей силы дойти до автомобиля. Но теперь, когда она сидела одна в темном лимузине, она почувствовала свою физическую слабость. Автомобиль проезжал по бесконечно длинным улицам. Она не знала, в каком направлении они ехали, но при ее состоянии это было ей совершенно безразлично. Она до тех пор даже не знала точного местонахождения госпиталя.

Один раз, когда они проезжали по оживленной улице, она увидела, что люди оборачивались вслед автомобилю. Полицейский крикнул что-то… Но она была слишком слаба, чтобы обращать на это внимание. До ее сознания только смутно доходила смелость шофера, который изумительным образом справлялся со всеми трудностями езды. Только когда она заметила, что они выехали на загородное шоссе, у нее возникло подозрение, что не все в порядке. Но и тут ее сомнения снова рассеялись, когда она по некоторым признакам узнала, что они ехали по дороге в Гертфорд. Она снова прислонилась к спинке сидения. Вдруг автомобиль остановился, затем дал задний ход, въехав на проселочную дорогу, и снова повернул в том направлении, откуда приехал. Вскоре после этого автомобиль остановился. Сэм Стэй выключил мотор и затормозил. Потом он слез со своего сиденья и открыл дверцы.

— Выходи, — сказал он грубо.

— Что? Что? — начала пораженная ужасом девушка. Но, прежде чем она успела вымолвить слово, он схватил ее за руку и так порывисто вытащил ее, что она упала на дорогу.

— Как, ты меня не знаешь? — Он так дико схватил ее за плечи, что ей хотелось громко крикнуть от боли. Она валялась на коленях и напрасно делала попытки встать. В испуге и изумлении она поглядела на этого маленького человека.

— Я узнаю вас, — сказала она, затаив дыхание. — Вы тот человек, который пытался вломиться в мою квартиру?

Он ухмыльнулся.

— Я тоже знаю тебя, — грубо расхохотался он. — Ты ужасное дьявольское создание, которое подкараулило его — этого лучшего человека во всем мире! Он лежит сейчас в мавзолее на кладбище в Хайгете, двери мавзолея совсем как церковные двери — туда я сегодня ночью доставлю тебя. Ты… проклятая тварь! Туда я сброшу тебя, все глубже и глубже, и там ты будешь у него, потому что оп хотел иметь тебя.

Он схватил ее за руки и поглядел ей прямо в лицо. В горящих безумием глазах помешанного было выражение такой дикости и бесчеловечности, что Одетта от страха не в состоянии была издать ни звука. Вдруг она потеряла сознание, он схватил ее под руку и поднял с земли.

— Что, обморок? Это еще немного рано! — хрипло крикнул он.

Его резкий смех раздался среди жуткой тишины ночи. Он положил ее на траву в стороне от дороги, вытащил чемоданный ремень, который хранился у него под сиденьем, и скрутил ей руки. Потом он взял ее шаль и замотал ей рот.

Наконец, он схватил ее, поднял и положил в углу автомобиля. Захлопнув дверь, он сел на свое место и полным ходом поехал в Лондон. Достигнув границы Хемпсэда, он увидел световой сигнал у табачной торговли. Сейчас же после этого он остановил автомобиль, достигнув наиболее неосвещенной части улицы. Он быстро заглянул внутрь лимузина, девушка соскользнула с сидения на пол и лежала неподвижно.

Потом он поспешил в табачную лавку, где увидел световой сигнал, означающий телефонный автомат. Ему вдруг пришла в голову дикая идея. что он может отомстить еще одному человеку с пронизывающими глазами, который допрашивал его тогда, когда с ним случился припадок, — Тарлингу… так его звали, да!

Он перелистал телефонную книгу и нашел номер, который искал. В следующую минуту он уже разговаривал с сыщиком.

Он повесил трубку и вышел из телефонной будки. Лавочник, слышавший его твердый резкий голос, недоверчиво поглядел ему вслед. Но Сэму Стэю все это было безразлично. Он больше не интересовался тем, подозревают ли его люди. Он подбежал к автомобилю, вскочил в него и поехал дальше.

К кладбищу в Хайгете!

Эта мысль мелькала все время в его мозгу. Главные ворота, наверное, уже закрыты, но все-таки он сумеет выполнить свой план. Может быть, лучше будет сперва убить ее, а потом перебросить через стену? Но было бы гораздо большей местью затащить ее на кладбище и живьем столкнуть к мертвому, в холодную сырую могилу.

Через эти маленькие двери, которые открывались как церковные двери.

Мысль об этом представлении доставила ему такую радость, что он испустил восклицание и затянул какую-то отвратительную песню. Проходившие по улице пешеходы с удивлением оглядывались на этот автомобиль. Но Сэм Стэй был счастлив, так счастлив, как никогда еще не был в своей жизни.

Но кладбище в Хайгете было закрыто. Мрачные железные ворота преграждали доступ, а стены ограды были чересчур высоки. Это место ему не понравилось, так как кругом были жилые дома. Он долго искал, пока не нашел удобного места, где стены были ниже. Поблизости никого не было, и ему не нужно было опасаться, что кто-нибудь помешает ему. Он заглянул в автомобиль и увидел лежавшую в нем корчившуюся фигуру. Значит, она все еще без сознания? — подумал он.

Он подъехал вплотную к кладбищенской стене, подошел к дверце автомобиля и рванул ее.

— Выходи! — яростно заорал он. — Он протянул руку, но вдруг кто-то выскочил из автомобиля, бросился на него, схватил его за горло и прижал к стене.

Стэй боролся с силою и отчаянием безумца; но он напрасно пытался освободиться от Линг-Чу, чьи руки, как стальные тиски, сжимались вокруг его горла.

Глава 37

Тарлинг повесил трубку и с мучительным стоном опустился на стул. Он был бледен и расстроен, и черты его лица вдруг приняли старческий вид.

— Что с вами? — спокойно спросил Уайтсайд. — Кто с вами только что разговаривал?

— Сэм Стэй. Одетта в его власти.

— Это ужасно!

Уайтсайд призадумался. Лицо Мильбурга подергивалось от страха, когда он увидел отчаяние Тарлинга.

— Это уже чересчур, — сказал Тарлинг.

В этот момент снова раздался телефонный звонок. Он вторично снял трубку и склонился над столом. Уайтсайд увидел, что в глазах Тарлинга внезапно блеснуло выражение изумления и волнения. У аппарата была Одетта.

— Да, я это, я, Одетта.

— Ты в полной сохранности? Слава Богу! Где ты?

— Я в табачной лавке. — Наступила пауза: очевидно, она спрашивала кого-то как называется улица. Потом он снова услышал ее голос, и узнал где она находится.

— Обожди меня там, я в скором времени буду у тебя. Уайтсайд, поскорее достаньте автомобиль. Как тебе удалось спастись?

— Об этом долго рассказывать. Твой друг-китаец спас меня. Этот ужасный человек остановился невдалеке от табачной лавки, чтобы позвонить по телефону, и словно чудом появился Линг-Чу. Он, должно быть, лежал на крыше лимузина, потому что я слышала, как он сошел сверху. Он помог мне выйти, провел меня в темную подворотню, и сам лег на мое место в автомобиль. Но, пожалуйста, не спрашивай меня больше ни о чем. Я страшно устала.

Полчаса спустя Тарлинг был уже у нее и выслушал всю историю этого преступного плана. Одетта Райдер снова немного оправилась и уже по дороге в госпиталь могла рассказать ему обо всем, что случилось.

Когда Тарлинг вернулся к себе домой, Линг-Чу еще не приходил, но он встретил там Уайтсайда, который сообщил ему, что отправил Мильбурга в полицию. На следующий день должен был состояться его допрос.

— Никак не могу понять, что случилось с Линг-Чу? Ему уже давно следовало бы вернуться.

Была половина второго ночи. Тарлинг по телефону осведомился в Скотлэнд-Ярде — нет ли там каких-нибудь известий о Линг-Чу. но ничего не мог узнать.

— Конечно, возможно, — заметил Тарлинг, — что Стэй поехал на автомобиле в Гертфорд. Этот человек страдает очень опасным безумием.

— Все преступники более или менее безумны, — с философским спокойствием сказал Уайтсайд. — Каково ваше мнение о показаниях Мильбурга?

Тарлинг пожал плечами.

— Трудно сделать окончательные выводы. Некоторые из его показаний, безусловно, верны, и я как-то убежден в том, что он в главном не солгал и все-таки вся его история просто невероятна.

— Мильбург имел время все это как следует обдумать, — предупредил Уайтсайд. — Ох хитрый тип. Я ничего иного не ожидал, как то, что он расскажет какую-нибудь дикую историю.

— Возможно, что вы правы. Но, несмотря на это, он, пожалуй, в общем сказал правду.

— Но кто же убил Торнтона Лайна?

— Вы, по-видимому, так же далеки от решения этой загадки, как и я, и все-таки мне кажется, что я нашел ключ этого решения, которое может показаться фантастическим.

На лестнице послышались легкие шаги. Тарлинг поспешил к двери и открыл ее.

Вошел Линг-Чу спокойный и непроницаемый, как всегда.

Его лоб и правая рука были забинтованы.

— Алло, Линг-Чу, — сказал Тарлинг. — Где ты был ранен?

— Это не страшно, но если господин будет настолько любезен и даст мне сигарету. Во время борьбы я все потерял.

— Где Сэм Стэй?

Линг-Чу сперва зажег сигарету, потушил спичку и аккуратно положил ее в пепельницу.

— Этот человек спит на полях ночи, — просто сказал Линг-Чу.

— Умер? — спросил пораженный Тарлинг. Китаец кивнул головой.

— Ты убил его?

Линг-Чу снова сделал длинную паузу, пуская табачный дым через нос.

— Он уже в течение многих дней был обречен на смерть, — сказал д-р в большом госпитале. Я один или два раза ударил его по голове, но не очень сильно, а он немного порезал меня ножом, но это не было страшно.

— Сэма Стэя, стало быть, больше нет в живых? — задумчиво сказал Тарлинг. — Тогда и мисс Райдер тоже не находится в опасности.

Китаец улыбнулся.

— Благодаря этому еще многое другое приведено в порядок, потому что накануне смерти он еще раз пришел в полное сознание и захотел, чтобы его признание запротоколировали. Большой д-р в госпитале послал за судьей или чиновником.

Тарлинг и Уайтсайд напряженно слушали.

— Маленький старый человек, который жил поблизости от госпиталя, — он пришел и жаловался, что уже так поздно. И вместе с ним пришел секретарь, который очень быстро записывал в книгу. Когда тот человек умер, секретарь еще наскоро переписал все на машинке и дал мне эту копию для того, чтобы я мог передать все своему господину, Одну копию он оставил себе, а оригинал получил судья, который разговаривал с тем человеком.

Он полез в карман и вынул оттуда сверток бумаги. Тарлинг взял в руки довольно объемистый протокол. Потом он с удовлетворением посмотрел на Линг-Чу.

— Ты можешь спокойно сесть. Сперва расскажи мне все, что случилось.

Китаец с легким поклоном взял стул и сел на почтительном расстоянии от стола. Тарлинг видел, что он почти выкурил свою сигарету и подал ему коробку со стола.

— Ты должен знать, господин, что я против твоей воли и без твоего ведома доставил сюда и допросил человека с большим лицом. В этой стране такие вещи обычно не делаются, но я думал, что лучше всего было бы, если бы правда выплыла на свет Божий. Я сделал все приготовления, чтобы пытать его, когда он мне сознался, что маленькая молодая женщина находится в опасности, поэтому я здесь оставил его одного. Я не думал, что господин вернется до завтрашнего утра и пошел к дому, где охранялась маленькая молодая женщина. Когда я попал на перекресток улицы, я видел, что она садилась в машину. Машина пришла в движение раньше, чем я мог добраться до нее, и я должен был скоро бежать, чтобы успеть догнать ее. Я уцепился сзади, и когда она сейчас же после этого должна была остановиться на новом перекрестке, я быстро взобрался наверх и лег плашмя на лимузине. Несколько людей заметили меня и крикнули шоферу, но он не обратил внимания на это.

Я долгое время лежал наверху. Машина выехала за город и потом снова вернулась в город, но прежде, чем этот человек поехал обратно, он остановился, и я видел, как он очень сердито разговаривал с маленькой женщиной. Я уже думал, что он нанесет ей увечье и хотел броситься на него, но маленькая молодая женщина потеряла сознание. Он поднял ее и снова положил в автомобиль. Потом он поехал обратно в город и остановился у лавки, в которой находилась телефонная будка. За то время, пока он уходил туда, я сошел с крыши, вынул из автомобиля маленькую молодую женщину, развязал ей руки, провел ее к воротам и сам лег в автомобиль на ее место. Мы ехали продолжительное время, потом он остановился у высокой стены. И тогда, господин, началась борьба, — просто сказал Линг-Чу. — Прошло порядочно времени, пока я сумел справиться с ним, и потом мне пришлось нести его. Мы подошли к полицейскому, который в другом автомобиле доставил нас в госпиталь, где были перевязаны мои раны. Тогда они подошли ко мне и сказали, что этот человек при смерти и желает видеть кого-нибудь, потому что у него на совести есть нечто, что не дает ему покоя, и ему хочется облегчить свою душу.

И он говорил, господин, и человек писал целый час, а потом этот маленький бледный человек отправился к своим предкам.

Он, как всегда, внезапно оборвал свой рассказ. Тарлинг взял бумаги, раскрыл их и просмотрел лист за листом. Уайтсайд терпеливо сидел рядом с ним, не прерывая его.

Когда сыщик кончил читать, он сидел, глядя через стол.

— Торнтон Лайн был убит Сэмом Стэем!

Уайтсайд с изумлением уставился на него.

— Но… — начал он.

— Я уже некоторое время предполагал это, но у меня не хватало еще одного или двух звеньев в цепи доказательств, которые я до сих пор напрасно старался получить. Я прочту вам существеннейшую часть протокола.

Глава 38

«…Когда я недавно снова был выпущен из тюрьмы, Торнтон Лайн приехал за мной в красивом автомобиле.

Он обращался со мной, как будто ничего не случилось, взял меня с собой в свой большой дом и дал мне лучшее кушанье и вина. Он сказал мне, что был позорно предан одной молодой девушкой, которой он много помог. Она была у него на службе, он взял ее в свое дело, когда она умирала с голоду. Он сказал мне, что она оклеветала его. Она, должно быть, была очень злой девушкой, ее звали Одетта Райдер. Я прежде никогда не видел ее, но после того, что он мне сказал, я возненавидел ее. И чем больше он мне рассказывал о ней, тем больше мне хотелось отомстить ей за него.

Он сказал мне, что она очень красива, и я вспомнил о том, что один из моих товарищей по тюрьме рассказал мне, что он облил серной кислотой лицо девушки, которая обманула его.

Я проживал в Ландеке в доме одного старика, бывшего преступника, который сдавал комнаты только преступникам же. Там приходилось платить больше, но квартира стоила этого, потому что когда полиция наводила какие-нибудь справки, он и его жена постоянно давали неверные сведения.

Я сказал своему хозяину, что 14 числа собираюсь кое-что натворить и дал ему фунт. Я посетил мистера Лайна вечером 14 и сказал ему, что я собираюсь сделать. Я показал ему также бутылочку с купоросным маслом, которую я купил на Ватерлоо-Роод. Он сказал мне, чтобы я этого не делал. Но я подумал, что он делает это только потому, что не хочет быть замешан в эту историю. Он попросил меня также предоставить девушку ему. Он уже сам рассчитается с нею.

Я вышел из его дома в девять часов вечера и сказал ему, что иду домой к себе на квартиру. Но в действительности я пошел в квартиру Одетты Райдер. Я уже знал ее, побывав там раньше, чтобы по поручению мистера Лайна оставить там несколько бриллиантов из его магазина. Он собирался потом обвинить девушку в краже. Я в тот раз внимательно осмотрел дом и знал, что с черного хода можно было проникнуть в квартиру, потому что спереди у главного подъезда всегда находился швейцар.

Я думал, что было бы лучше попасть в квартиру как можно раньше, прежде чем она попадет домой. Я хотел спрятаться до ее возвращения. Когда я вошел, все было темно. Это отлично подходило для моего плана. Я прошел через все помещения и попал наконец в спальню и нашел место, где можно спрятаться.

У края кровати находилась ниша, прикрытая занавеской. Там висели платья и пальто, и я спрятался за ними. Было невозможно заметить меня снаружи. Вне ниши было еще несколько платяных гвоздей.

Тем временем я услыхал, как снаружи отперли дверь, и сейчас же потушил электричество. Я только что успел скрыться в нише, как открылась дверь и вошел мистер Мильбург. Он зажег свет и запер за собой дверь. Потом он оглянулся, как бы обдумывая что-то, снял пальто и повесил его на крюк перед нишей. Я затаил дыхание от страха, что он может найти меня, но он снова ушел.

Он, однако, вернулся скоро и осмотрел все помещение, как бы ища чего-то, и я все время боялся быть обнаруженным. Но потом он прошел в другую комнату. В то время, когда его не было в комнате, я выглянул из-за занавески и заметил, что из его кармана торчала револьверная кобура. Я не знал хорошенько, зачем Мильбург имел при себе револьвер, но с решительным жестом я взял его и сунул себе в карман, чтобы иметь при себе оружие на случай, если меня накроют и придется защищаться.

А через некоторое время он вернулся с чемоданом. Он положил его на кровать и начал упаковывать. Вдруг он посмотрел на часы, пробормотал что-то про себя, потушил свет и поспешно ушел. Я ждал, долго ждал, что он вернется, но он не пришел. Наконец я осмелился выйти из своего убежища и рассмотрел пистолет. Это был заряженный автоматический пистолет. Обычно я при взломах не брал с собой револьвера, но теперь думал, что на этот раз будет лучше иметь при себе оружие, чтобы иметь возможность уйти при каких угодно обстоятельствах. В противном случае меня ожидало продолжительное тюремное заключение. На этот раз мне не хотелось быть пойманным, и я решился купить свободу даже ценой убийства.

Я снова выключил свет и сел на окно, ожидая мисс Райдер. Я выкурил сигарету и открыл окно, чтобы рассеялся табачный дым, который мог выдать меня. Я взял бутылку с купоросным маслом, откупорил ее и поставил на стул рядом с собой. Я не знаю, как долго я ожидал в темноте, но приблизительно в одиннадцать часов я услышал, что наружная дверь тихо открылась, и кто-то вошел в переднюю. Я знал, что это не мог быть Мильбург, потому что тот был сильный человек и его шаги можно было слышать, а это существо двигалось почти бесшумно. Я даже не услышал, как открылась дверь спальни. Я ожидал, имея сбоку бутылочку с купоросным маслом, чтобы зажгли свет, но этого не случилось. Я не знаю, почему я пошел навстречу вошедшему человеку.

Но раньше, чем я понял, что случилось, меня крепко схватили. Кто-то сзади схватил меня за горло, так что я не мог дышать. Теперь я все-таки поверил, что это Мильбург, который обнаружил меня еще в первый раз, а теперь вернулся, чтобы схватить. Я попытался освободиться, но он нанес мне сильный удар под подбородок.

Я очень боялся, потому что думал, что шум разбудит людей и привлечет сюда полицию. Из страха я, должно быть, Потерял рассудок, потому что раньше, чем понял, что сделаю, я вытащил пистолет и выстрелил наугад. Я слышал, как кто-то тяжело рухнул на пол. Когда я снова пришел в себя, я заметил, что держу пистолет в руках. Моей первой мыслью было отделаться от оружия. В темноте я нащупал маленькую корзинку. Я открыл ее, нашел в ней лоскутки материи, мотки шерсти и разные ленты. Я сунул пистолет вниз, прошел ощупью к стене и зажег электричество.

В этот момент я услышал, как в замке повернули ключ, и кто-то отпер дверь. Я посмотрел на фигуру, лежавшую ничком, и снова спрятался в нише. Человек, вошедший теперь, был Мильбург. Он повернулся ко мне спиной. Когда он поднял лежащего, я не мог различить его лица. Мильбург поспешно рванул что-то из ящика и обвязал вокруг груди лежащего человека. Я еще видел, как он снял с него сюртук и жилет, но потом он в поспешном бегстве покинул квартиру. Я снова вышел из своего убежища, подошел к лежащему и внезапно понял, что я убил моего дорогого мистера Лайна.

Я почти обезумел от тоски и боли и не знал больше, что делаю. Я думал только о том, что должна быть какая-нибудь возможность спасти Торнтона Лайна. Он не мог и не должен был умереть. Я хотел тотчас же доставить его в госпиталь. Мы уже однажды обсуждали план пойти вместе в квартиру девушки, при этом он сказал мне, что на всякий случай он оставит свой автомобиль в задней улице, Я поспешил на улицу по черному выходу и увидел стоящий автомобиль.

Я вернулся в спальню, поднял Торнтона Лайна, отнес его в автомобиль и посадил на мягкое сиденье. Потом я сходил за сюртуком и жилетом и положил их рядом с ним. Я поехал к Сент-Джордж госпиталю и остановился со стороны парка, так как не хотел, чтобы люди увидели меня.

В одном темном месте я остановил автомобиль и посмотрел на Торнтона Лайна, но когда ощупал его, то почувствовал, что он похолодел и мертв.

Потом я просидел около двух часов рядом с ним в автомобиле и плакал, как еще никогда не плакал во всей своей жизни. Наконец я взял себя в руки и отнес его на одну из боковых дорожек. У меня еще хватило соображения понять, что будет плохо, если меня найдут поблизости от него. Но я все еще не мог покинуть его, и после того, как я скрестил ему руки на груди, я еще два часа просидел рядом с ним. Ему так холодно и одиноко было на траве, и мое сердце истекало кровью. Когда забрезжил рассвет, я увидел, что на клумбе недалеко от этого места росли желтые нарциссы. Я сорвал несколько цветов и положил ему на грудь, потому что я его очень любил».

Тарлинг поднял голову и посмотрел на Уайтсайда.

— Это конец тайны желтых нарциссов, — медленно сказал он.

— Во всяком случае, весьма простое объяснение. И случайно рассеивается подозрение против нашего друга Мильбурга.

Через неделю после этого двое людей медленно шли вдоль дюн по берегу моря. Они молча прошли целую милю.

— Я так скоро устаю, не присесть ли нам? — неожиданно сказала Одетта Райдер. Тарлинг сел рядом с ней.

— Я сегодня утром прочла в газете, что ты продал торговое дело Лайна.

— Совершенно верно, — ответил Тарлинг. — По многим причинам мне не хотелось бы продолжать вести это дело. И я не хочу больше оставаться в Лондоне.

Она не глядя на него играла сорванной былинкой травы.

— Ты уедешь снова за море? — спросила она.

— Да, мы поедем вместе.

— Мы? — она с удивлением поглядела на него.

— Да, я говорю о себе и об одной девушке, которой я объяснился в любви в Гертфорде.

— Я думала, что я причинила тебе много забот и печали, и только поэтому ты объяснился мне в любви. Я думала, что ты был настолько мил со мной только потому, что я была в безнадежном состоянии.

— Я сказал тебе все это только потому, что люблю тебя больше всего на свете.

— Куда ты… куда мы… поедем? — смущенно спросила она.

— В Южную Америку, по крайней мере, на несколько месяцев. А потом в прохладное время года в мой любимый Китай.

— Почему же мы поедем в Южную Америку?

— Я сегодня прочел одну статью о садовых культурах, там говорилось, что в Аргентине не растут желтые нарциссы.

---

Печатный источник, с которого проводилось сканирование, неизвестен.