Таврическая звезда (Вересаев)

Таврическая звезда
автор Викентий Викентьевич Вересаев
Опубл.: 1927. Источник: az.lib.ru

В. Вересаев. В двух планах. Статьи о Пушкине.

Издательское товарищество «НЕДРА» Москва —1929

Таврическая звезда

править

Редеет облаков летучая гряда.

Звезда печальная, вечерняя звезда!

Твой луч осеребрил увядшие равнины,

И дремлющий залив, и черных скал вершины.

Люблю твой слабый свет в небесной вышине.

Он думы разбудил, уснувшие во мне.

Я помню твой восход, знакомое светило,

Над мирною страной, где все для сердца мило,

Где стройно тополи в долинах вознеслись,

Где дремлет нежный мирт и темный кипарис,

И сладостно шумят полуденные волны:

Там некогда в горах, сердечной думы полный,

Над морем я влачил задумчивую лень,

Когда на хижины сходила ночи тень,

И дева юная во мгле тебя искала

И именем своим подругам называла.

Первоначально элегия носила название «Таврическая звезда». Она написана Пушкиным в Каменке, на берегу р. Тясмина, в ноябре — декабре 1820 г. В ней он вспоминает свое пребывание на Южном берегу Крыма, в Гурзуфе, где он был в августе — сентябре того же 1820 г. «Дева юная» — очевидно, одна из барышень Раевских, в семье которых жил Пушкин в Гурзуфе. Вечерняя звезда — очевидно, планета Венера, Девушка называет ее подругам «своим именем». Что это значит? Очевидно, имя девушки находится в каком-то отношении к названию вечерней звезды. Если бы удалось с несомненностью выяснить это отношение, то стало бы известно, какую именно из сестер Раевских имеет в виду элегия.

П. К. Губер доказывает, что поэт имел в виду Елену Раевскую: "Существовал древний миф о превращении в звезду Елены Спартанской, и сестры Раевские могли знать об этом из какой-нибудь французской мифологической книжки. Кроме того, им мог рассказать это сам Пушкин, еще с лицейских уроков, вероятно, помнивший горацианскую строчку «…fratres Helenae lumina sidéra»[1].

Б. M. Соколов полагает, что элегия имела в виду Марию Раевскую. «Через И. Н. Розанова мы узнали», — пишет он, — "что Вячеслав Ив. Иванов, толкуя в руководимом им Пушкинском семинарии это стихотворение, об’яснил, что в католическом мире Венера носит, между прочим, название «звезды Марии»[2]. Об’яснение В. И. Иванова передано здесь не совсем точно. От М. О. Гершензона я слышал, что Вяч. Ив. Иванов толкует разбираемое место так: в средневековых католических гимнах дева Мария называется stella maris (звезда моря), a stella maris было название планеты Венеры. Мне такое об’яснение представлялось слишком ученым и громоздким: ну, где было знать Пушкину и девицам Раевским, как называли деву-Марию средневековые католические гимны? Однако, веское подтверждение мнению Вяч. Ив. Иванова мы находим в черновике Пушкинского «Акафиста К. Н. Карамзиной»:

Святой Владычице,

Звезде морей, Небесной Деве. 1)

1) «Пушкин и его современники», вып. XV, стр. 31.

Значит, Пушкину было известно название девы-Марии — stella maris.

Но эта элегия вызывает еще целый ряд вопросов и недоумений. На первый взгляд астрономическая картина в элегии вполне ясна: в Каменке Пушкин смотрит на Венеру, вечернюю звезду, и вспоминает, как два-три месяца назад любовался ею в Крыму, на вечернем же небе. Однако, в то время, когда Пушкин жил в Гурзуфе, Венера была не вечернею, а утреннею звездою. Об этом сообщает сам Пушкин в «Странствиях Онегина» (XIV):

Прекрасны вы, брега Тавриды,

Когда вас видишь с корабля

При свете утренней Нитриды,

Как вас впервой увидел я…

Так оно в то время и было: в августе — сентябре месяце 1820 г., по справке H. H. Кузнецова,[3] Венера, действительно, была утреннею звездою. На утреннем же небе Венера была еще видима и через три-четыре месяца, в пору пребывания Пушкина в Каменке.

H. H. Кузнецов рисует себе дело так: в Гурзуфе Пушкин наблюдал Венеру по утрам, в Каменке какую-то яркую звезду, сиявшую на вечернем небе, он принял за «знакомое светило» — Венеру. В действительности это мог быть либо Сатурн, находившийся в 1820 г. в созвездии Рыб, либо, — что вероятнее, — Юпитер, стоявший в созвездии Водолея. В ноябре — декабре месяце обе планеты, конечно, должны были сиять вечером на западе. «Таким образом, — заключает Н. Н, Кузнецов, — Пушкин, хотя и ошибся, приняв Юпитера за Венеру, но все же проявил незаурядную наблюдательность, признав в случайно проглянувшей из-за облаков звезде планету».

H. H. Кузнецов недостаточно внимательно вчитался в Пушкинскую элегию: «знакомое светило» и в Крыму было перед глазами Пушкина вечером, «когда на хижины сходила ночи тень».

Значит, и в Крыму, и в Каменке Пушкин наблюдал какую-то вечернюю звезду в то время, как Венера была утреннею звездою. Но какая-же звезда, кроме Венеры, может сиять на вечернем западе непрерывно в течение трех-четырех месяцев? Из неподвижных звезд--ни одна: надвигаясь день за днем на солнце, она за три-четыре месяца давно бы уже потонула в солнечном сиянии. То же самое нужно сказать и о двух планетах, упоминаемых H. H. Кузнецовым: Сатурн и Юпитер движутся по небу слишком медленно и не могут в течение трех-четырех месяцев отложить по зодиаку такой длинный путь, чтоб удержаться в положении вечерней звезды. Кроме Венеры, нет ни одной подходящей — ни планеты, ни звезды.

Можно бы возразить: здесь у Пушкина — поэтическая вольность, он писал о вечерней звезде, совсем не имея в виду ни хронологии, ни астрономической точности. Позволительно ли итти по следам тех пушкинианцев, которые каждое поэтическое слово Пушкина принимают за точнейшую фактическую правду? Однако, как раз в данном случае такое отношение является совершенно правильным: в трех последних стихах элегии было сообщение о каком-то вполне конкретном факте, — Пушкин не хотел опубликовывать этих трех стихов и пришел в великое негодование, когда Бестужев опубликовал элегию целиком: Пушкин боялся, как бы девушка по конкретному указанию заключительных стихов не догадалась, что речь идет о ней. В стихах же этих именно и говорится о вечерней звезде, о том, как девушка называла ее своим именем. Я Венеры-то как раз в то время на вечернем небе и не было.

Что же это была за звезда? В элегии есть одна, обычно не замечаемая деталь, которая может помочь ответить на вопрос. Пушкин говорит: «я помню твой восход, знакомое светило…». Значит, звезда эта, во время пребывания Пушкина в Гурзуфе, по вечерам только восходила. Лишнее, между прочим, доказательство, что речь идет не о Венере: Венера ближе к солнцу, чем земля, и вечером, как известно, нельзя наблюдать ее восхода, — она после заката солнца загорается на западе.

Таким, образом, в окончательном виде картина получается следующая. В ноябре — декабре 1820 г., в Каменке, Пушкин высоко на западе наблюдает «вечернюю звезду», настолько яркую, что луч ее способен серебрить воды речного залива. Три-четыре месяца назад, в августе — сентябре, когда Пушкин жил в Гурзуфе, эта же звезда восходила по вечерам на востоке.

Что это за звезда? Ответ едва ли может теперь представить какую-либо трудность. Конечно — Юпитер. По яркости, он следует непосредственно за Венерой. В 1820 г., как указано выше, он находился в февральском зодиакальном созвездии Водолея, значит, в ноябре — декабре стоял вечером на западе [23 ноября заход Юпитера — около полуночи, 13 декабря — в 10 час. 31 мин. веч., — см. вышеуказанную статью Н. Н. Кузнецова]. В августе — сентябре того же года Юпитер должен был находиться на противоположной солнцу стороне и вечером восходить на востоке из-за высокого хребта Аюдага.

Остается вопрос: знал ли Пушкин, что его вечерняя звезда--не Венера? Конечно, знал: в «Странствиях Онегина» он определенно говорит об «утренней Киприде». Я в таком случае загадка последнего стиха элегии, — «именем своим подругам называла», — остается неразрешенной. Разгадки нужно искать не среди названий Венеры, а среди названий Юпитера.



  1. «Пушкин и графиня Н. В. Кочубей» — «Русское прошлое» 1923 г., № 2, стр. 113. Ср. его-же книжку: «Дон-Жуанский список Пушкина». Пгр. 1923, стр. 77.
  2. «Княгиня Мария Волконская и Пушкин». Изд. «Задруги», 1922, стр. 23.
  3. H. H. Кузнецов: «Вечерняя звезда в одном стихотворении Пушкина» — «Мироведение». Известия Русск. Общ, любителей мироведения, т. XII, № 1 (44), апрель 1923 г., стр. 87—90.