С трактором в ногу*
правитьПервая кооперативная машинотракторная станция имени Андреева обслуживает станицы Старо-Щербинскую и Ново-Щербинскую. Земли у них пахотной — 72 тысячи гектаров приазовского тучного чернозема.
С утра полутемный «фордик» несет свою резвую службу, совершая многокилометровые пробеги между степными базами.
Степь чуть-чуть бугрится широкими перевалами и отлогими раскатами, как будто лишь для того, чтобы приподнять, приблизить линию горизонта, чтобы не дать ей уйти на полное расстояние видимости человеческого глаза. Из-за поворота дороги, из-за распаханного, едва приметного кургана показываются два красных вагончика. Это — тракторная база в степи. Вокруг вагончиков — бочки с горючим, и прицепные орудия. На деревянных шестах низко над землей висят два чугунных котла, под ними дымно тлеет и курится незатейливое степное топливо — кизяк.
На базаре трактористы и хлеборобы тесной оживленной гурьбой окружают под’ехавшую машину. Вдали — в четырех концах от базы — слышится резкая четкая отсечка многосильных моторов. Это работают тракторы «катерпиллер». Двух--совсем не видать, они скрыты за неровностями почвы, два — виднеются вдалеке черными кнопками на ландшафтной карте.
Пока бригадир жалуется на то, что у него не хватает фонарей «Летучая мышь» для ночной работы, а трактористы и хлеборобы — на отсутствие табака, пока директор расспрашивает о ходе работ на участке, далекая отсечка превращается в близкую трескотню. Степное эхо вздыхает от ворчания стальных гусениц и от шума шестерен трансмиссии.
На глазах вырастая из неприметного насекомого в стального исполина, ростом с железнодорожный вагон, надвигается на базу шестидесятисильный «катерпиллер». Два четырехлемешных плуга рвут и переворачивают вслед за ним землю с такой поспешностью, как будто боятся отстать. Вслед за плугами скачут в припрыжку, неуклюже подергиваясь на свежих комьях чернозема, бороны «зигзаг», вычесывая из влажно го пласта длинные белые корневища трав.
На плохо идут в стели, волоча за собой буккера, пятиконные казачьи упряжки. Весело бежит, гордясь своею легкостью, приземистостью и замечательной проходимостью, полутонный «форд». Но ни одно движение — ни конное, ни механическое — не может сравниться с движением шестидесятисильного «катерпиллера». Во всяком движении, даже самом плавном, есть изменения. Они могут быть настолько незначительные, что их нельзя уловить глазом. Но и в этом случае они вполне ощутимы и воспринимаются, как характер движения, независимо от его скорости. «Катерпиллер» идет всегда прямолинейно, непоколебимо и неизменно. Его движение можно сравнить разве только с движением самого времени. Если (бег лошади, ход автомобиля, полет аэроплана могут быть характеризованы волнообразной кривой, то для катерпиллеровского хода характеристикой может служить только прямая линия. Подошвы его широких гусениц упираются в землю так же устойчиво, как непреложные законы механики. «Катерпиллер» — это не трактор, а снаряд, скользящий по земле с равномерной скоростью,
Четырехцилиндровый мотор катерпиллеровский, со всех сторон открытый и доступный, комфортабельно расположившийся на высокой площадке, отсчитывает свои обороты и пройденное пространство с точностью счетчика, употребляемого при научных исследованиях. Не менее комфортабельно, чем сам мотор, сидит позади него тракторист на мягком клеенчатом сидении, поворачивая длинные горизонтальные рычаги управления.
Технический персонал машинотракторной станции относится к «катерпиллерам» с восторженным удивлением и почтением.
— Паровоз, а не трактор, — с энтузиазмом говорят трактористы, отдавая наивную дань чужой машине, которую привыкли видеть только на ходу.
От излишнего ли восторга, переоценивая возможности американского трактора, или от каких других причин, пустили новощербиновские трактористы в работу один из «катерпиллеров» без масла и воды. В результате лопнули поршни, и расплавились всевозможные подшипники до коренных включительно.
Степной характер приазовской равнины доведен до классического совершенства. Деревья здесь — не редкость, не исключение, а вовсе не существующая вещь. И те, которые насажены упорством человека, вопреки законам степной природы, развиваются плохо и угнетенное Несмотря на раннюю весну этого года, они еще в начале мая стоят совсем голые, безлистые на фоне буйной зелени колосовых всходов. В такой обнаженной степи трудно ориентироваться и но по чему распознавать направление. В какую стрижу ехали мы от одной базы к другой — кто его знает? Быть может, возвращались к станице, быть может, уходили от нее, приближаясь к границам старо-щербиновского юрта или Старо-Минского района.
Товарищ Иванов, шофер и полевой механик, исколесивший за горячее время посевной кампании всю степь по разным направлениям и ежегодно об’езжающий обслуживаемые им базы, и тот иногда останавливается, оглядывается кругом, присматриваясь к признакам, незаметным для ненаметанного приезжего глаза. В эти минуты он напоминает первых колонизаторов степной страны, освоивших ее верхом на выносливых и быстрых, как ветер, конях и так же вот распознававших степные пути по малозаметным расплывчатым признаками ее рельефа.
Снова перед нами вдали двумя цветными точками возникают два вагончика тракторной базы. Снова машину нашу окружают парни и девушки плотной гурьбой. В степях на Кубани я наблюдал дикий обычай тамошних женщин защищать лицо свое от загара, покрывая его на целый день безобразным слоем белой мази «македонки». В приазовской степи мажутся не только женщины, но и многие парни.
И на этой базе, как и на предыдущей, при нашем прибытии не видно было ни одного трактора. Мы настали дожидаться их появления и пешком отправились вдаль вспаханного участка им навстречу. И уже через полкилометра пути, прямо на нас шел, гулко перекатывая гусеницы, тридцатисильный «катерпиллер». Ростом он почти вдвое меньше своих могучих собратьев на предыдущей базе. Характер его движения совершенно иной. Если большой «катерпиллер» идет по степи, как по ровной зеркальной поверхности, подминая под себя любую выпуклость и неровность почвы, то «катерпиллер» тридцатисильный качается на земляных перекатах, как катер на морской волне, ныряя в каждое углубление и поднимая радиатор кверху на каждом возвышении. Однако и его ход отличается характерной катерпиллеровской равномерностью и постоянством. Он грызет землю четырьмя лемехами джондировского плуга с такой скоростью, что пешком за ним не угнаться. Вслед за «катерпиллером», из всех сил стараясь не отставать от него, бежит двухцилиндровый трактор марки «Джон-Дир». Он сверкает штампованными шпорами колес и, задыхаясь от напряжения, с звонким стоном пыхтит выхлопной трубой. Оглушительный рев его мотора охотно подхватывает утреннее эхо и уносит к далеким станицам. Уже на расстоянии нескольких метров от трактора разговаривать можно, только повышая голос до крика.
«Джон-Дир» показал себя исправным и хорошим работником на тяжелой службе в машинотракторной станции. С упорством, делающим честь американской стали, выдерживал он необычайное напряженно во время сева колосовых, но будучи обеспечен ни достаточным техническим надзором, ни профессионально-компетентных уходом. Лишь теперь, к концу посева пропашных культур, после полуторамесячных непрерывных усилий, машины стали несколько сдавать и капризничать, требуя то протирки клапанов, то пришабривания подшипников.
Когда «джон-диры» идут большой колонной вдоль обрабатываемого участка, взрываясь белыми клубами отработанных газов, они похожи на флотилию истребителей, открывших всем левым бортом отчаянный огонь по невидимому врагу.
Торопливо шагая вслед за трактором, глядишь на безукоризненную работу тракторных плугов. И не наглядишься, не оторвешься. Сталь их режущих граней, изогнутая вонзающейся кривой, блестит, точно никелированная, и кажется острой, как инструмент деревообделочника. Она и в самом деле остра.
На третьей тракторной базе, которую мы посетили в это утро, многолюдной и шумной, слившейся из двух ранее самостоятельно действовавших баз, работали «джон-диры» и «штоки».
Зеленые «джон-диры» хлопотливо и шумно взрывали землю вблизи вагончиков, сверкая желтыми спицами колес, как будто моргая непрерывно огромными белокурыми ресницами, «штоки» ушли за черту горизонта и долго заставили ждать своего возвращения. За короткий срок моего пребывания в Старо-Щербиновской, я много слышал об этой машине. Хотелось поскорей увидеть ее за работой. Чтобы сократить ожидание, ушел разыскивать их в степи в указанном мне направлении.
Вон они показались. Один за другим, на большом расстоянии. С красными флажками на пробках радиаторов. Мотор и радиатор выдаются у них далеко вперед, отчего трактор кажется тупорылым и неуклюжим. Чуть лязгая звеньями гусениц, свистя вентилятором охлаждения, проходит мимо первая машина. За ней сакковский плуг так глубоко зарылся в землю своими тремя лемехами и отвалами, что его почти не видать.
По идее своих изобретателей и конструкторов «раупеншток» должен был совмещать в себе преимущества колесного трактора с достоинствами гусеничного. Это явственно отразилось на внешнем его виде. Даже не зная конструктивных идей, в него вложенных, только лишь увидавши его, обязательно подумаешь:
— Вот чудная машина — словно колесный трактор поставили на гусеничный ход.
Строить хорошие тракторы — дело далеко не простое. Американская промышленность за свои большие достижения в этой отрасли заплатила многими миллионами капитальных затрат и десятилетиями упорных исканий, неудачных попыток и горьких разочарований. Форд — сын фермера — начал о идеи трактора. Всю долгую и удачливую жизнь свою работал он над ней. В конце концов сконструировал «фордзон», машину, которую повсеместно нужно демонстрировать как образец того, каким не должен быть трактор. Германия в деле тракторостроения имеет опыт совершенно ничтожный. Тракторы ее плохи. Не удался и «раупеншток».
Идеи передних ведущих колес, гусениц, свободных от поддерживающих роликов, равномерного распределения нагрузки на передние и задние колеса — несомненно интересные и существенные в тракторном деле идеи. Однако, конструктивные ошибки и промахи свели их на-нет. Трактористы, механики, агрономы ни одним добрым словом не отзываются о «штоке». И конструкция плоха и материал никуда не годен. Не столько работает, сколько в ремонте стоит. Извелись с ним. Хлеборобы обзывают «штоки» презрительными кличками.
— На этих «штуках» не много сработаешь.
— Опять «штоцы» подвели.
Сорок «штоков» — это большое испытание, тяжкое время для машинотракторной станции. Первоклассные, безупречные «катерпиллеры» оказали не малую помощь станции. Но их всего только шесть. Этого недостаточно. Настоящей опорой, подлинной энергетической базой станции и обоих колхозов является колесный «джон-дир».
На базе, где работали «штоки», в котле хлеборобов не было мяса. Люди в течение долгого времени питались одной лишь кукурузной кашей. Они выражали недовольство. Они жаловались директору на плохое качество и несносное однообразие такого питания. Просили они о немногом, — чтобы к кукурузе прибавили хотя бы картошку. Но картошки взять было негде. И директор — местный уроженец из станицы «Ейское Укрепление» — спокойным и почти ленивым голосом об’яснял работникам базы, что скромнейшая и законнейшая их просьба не может быть удовлетворена.
Вопрос о питании на базах в степи обострен не только вследствие недостатка продуктов, но и потому что работники баз разделены на две категории — трактористов и хлеборобов. Трактористы живут на базах в продолжение всей кампании. Работают в напряженные моменты чуть ли не круглые сутки под ряд! Трактористы на тракторе, как часовой на посту. Пока не сменили, не может уйти. В сев колосовых трактор не должен был останавливаться ни на минуту. Сменщик сажался на ходу. Бывали случаи — приезжала на базы кинопередвижка. И сменщик засмотрится на картину, пропустит свое время. Тракторист не смеет остановить машину и позвать засмотревшегося товарища. Он покорно вновь ведет борозду на несколько километров от базы. Лишь потом в сердцах огрызнется:
— Что ж ты, чорт, зазевался, — ведь и мне посмотреть охота.
Трактористов снабжает продовольствием МТС.
Хлеборобы часто бывают в станице и имеют больше возможностей сами себя обеспечить едой. Однако, и они иногда подолгу не могут отлучиться, с базы. Хлеборобов снабжает продовольствием артель. Оправляется она с этим делом хуже, чем машинотракторная станция.
Разговоры о табаке и картошке повторялись на всех базах в это утро. По-видимому, они были постоянной, привычной темой при посещении администрации. Директор знал наперед, о чей будут говорить рабочие. Рабочие знали наперед, какой ответ. получат они от директора, и привычный разговор этот велся в спокойных полушутливых тонах. Старики с солидной настойчивостью повторяли свои требования, молодежь поддерживала их шутками, равно задевавшими и администрацию МТС и самих хлеборобов.
День разгорался. Солнце жарко восходило к полудню. Ветер с моря умерял зной. Иногда он крепчал, буйно метался над степью и приносил с собою откуда-то струи воздуха настолько холодные, что приходилось плотнее закутываться в плащ и глубже уходить в автомобильный кузов.