Сэр-Гэрри Готспур (Троллоп)/ДО

Сэр-Гэрри Готспур
авторъ Энтони Троллоп, переводчикъ неизвѣстенъ
Оригинал: англ. Sir Harry Hotspur of Humblethwaite, опубл.: 1871. — Источникъ: az.lib.ru Текст издания Е. Н. Ахматовой<a>, Санкт-Петербург, 1871.</a>

СЭР-ГЭРРИ ГОТСПУРЪ.

править
РОМАНЪ
ЭНТОНИ ТРОЛЛОПА.
ИЗДАНІЕ
Е. Н. АХМАТОВОЙ.
САНКТПЕТЕРБУРГЪ.
1871.

Глава I.
СЭР-ГЭРРИ ГОТСПУРЪ.

править

Сэръ-Гэрри Готспуръ былъ значительною особой въ Кумберландѣ и хорошо помнилъ, какого рода были его обязанности и какого рода роскошь требовалась отъ него. Онъ получалъ съ земель двадцать тысячъ въ годъ. Его предки владѣли этимъ самымъ помѣстьемъ въ Кумберландѣ около четырехъ столѣтій и почти такимъ же помѣстьемъ въ Дургамѣ болѣе чѣмъ полтора столѣтія. Онъ женился на дочери графа и всегда жилъ между мужчинами и женщинами не только высокаго званія, но и высокой репутаціи. Онъ держалъ скаковыхъ лошадей, когда былъ молодъ, какъ тогда водилось между вельможами и дворянами, безъ всякихъ видовъ на выгоды, разсчитывая свои издержки какъ часть своего ежегоднаго расхода и думая, что это слѣдуетъ дѣлать для улучшенія лошадей и для увеселенія людей. Онъ былъ въ парламентѣ, по не отличился и вышелъ оттуда. Онъ имѣлъ домъ въ Бретонской улицѣ и всегда проводилъ въ Лондонѣ мѣсяцъ или два. Но жизнь онъ проводилъ въ Гёмбльтуэтѣ, и тамъ онъ былъ важнымъ человѣкомъ, съ большимъ помѣстьемъ, съ множествомъ арендаторовъ, съ кучей подчиненныхъ, между которыми щедро тратилъ свое богатство, откладывая мало, но не тратя ничего кромѣ своей собственности — понимая, что ему должно было доставлять наслажденіе уваженіе другихъ, для благосостоянія которыхъ — такъ онъ это понималъ — блага міра сего были отданы ему. Онъ былъ человѣкъ гордый, имѣлъ мало короткихъ знакомыхъ — мало дорогихъ друзей, бывшихъ утѣшеніемъ въ его жизни — чрезвычайно любезный въ разговорѣ, съ едва замѣтной застѣнчивостью между посторонними, никогда не важничавшій, очень внимательный къ другимъ по наружности и выказывавшій свою гордость едва замѣтной noli me tangere, которая едва чувствовалась и являлась при первомъ приближеніи какой-нибудь вольности. Онъ былъ красивый мужчина — если почти семидесятилѣтній старикъ можетъ быть красивъ — съ сѣдыми волосами, съ блестящими проницательными глазами, съ бровями дугою, съ прекраснымъ орлинымъ носомъ, маленькимъ ртомъ и короткимъ подбородкомъ съ ямочкой. Онъ былъ ниже средняго роста, но все таки возбуждалъ вниманіе своей наружностью. Бороды онъ не носилъ, а только маленькіе сѣдые бакенбарды выбритые прежде чѣмъ они доходили до подбородка. Онъ былъ сильно сложенъ, но не толстъ, и былъ здоровъ и дѣятеленъ для своихъ лѣтъ.

Таковъ былъ сэр-Гэрри Готспуръ Гёмбльтуэтскій. Описаніе лэди Елисаветы, его жены, можетъ быть гораздо короче. Она была извѣстна — гдѣ ее знали — просто какъ жена сэр-Гэрри. Онъ былъ одинъ изъ тѣхъ людей, о которыхъ можно сказать, что все принадлежащее имъ заимствуетъ свою важность отъ того обстоятельства, что оно принадлежитъ имъ. Лэди Елисавета была добрая женщина, добрая жена, добрая мать и двадцатью годами моложе мужа. Ему было сорокъ-пять лѣтъ, когда онъ женился на ней, а она даже и теперь не забывала уваженія, должнаго его лѣтамъ.

За два года до того времени, когда начинается наша исторія, большое горе, подавляющая печаль, посѣтили Гёмбльтуэтскій домъ. Единственный сынъ умеръ, достигнувъ совершеннолѣтія. Когда насталъ день когда весь Гёмбльтуэтъ и окрестныя деревни должны были радоваться и веселиться, потому что другой изъ Готспуровъ былъ готовъ принять бразды правленія этого дома, когда отецъ его переселится къ своимъ предкамъ, бѣдный юноша лежалъ при смерти, и между тѣмъ какъ мать ухаживала за нимъ, баронету сказали доктора — привезенные изъ Лондона — что нѣтъ для него болѣе надежды, чтобы онъ оставилъ мужского наслѣдника въ Гёмбльтуэтѣ наслѣдовать его имя и почетъ.

Нѣсколько мѣсяцевъ думали, что лэди Елисавета послѣдуетъ за своимъ сыномъ. Сэр-Гэрри перенесъ ударъ мужественно, хотя не всѣ могли понять, какъ природная горесть отца увеличивалась обманутымъ ожиданіемъ главы дома. Но старикъ перенесъ ударъ хорошо, не стоналъ громко, не проливалъ слезъ, очень мало измѣнилъ привычки своей жизни, все тратилъ деньги, по тому что это дѣлало пользу другимъ, и говорилъ о своемъ сынѣ только когда было необходимо коснуться измѣненій въ фамильномъ имѣніи. Но все-таки онъ перемѣнился, какъ примѣчали внимательно наблюдавшіе за нимъ. Клудесдэль, буфетчикъ, зналъ хорошо, въ чемъ онъ перемѣнился, зналъ и старикъ Гескетъ конюхъ и Джильсби лѣсничій. Сэр-Гэрри никогда не былъ разговорчивъ, а теперь сдѣлался молчаливѣе прежняго. О лошадяхъ, собакахъ и дичи баронетъ уже не упоминалъ. Онъ все постоянно принималъ Лэнесби, управителя, потому что онъ обязанъ былъ знать все, дѣлавшееся въ его помѣстьи; но даже Лэнесби сознавался, что баронетъ былъ уже не тотъ человѣкъ. Какъ онъ могъ быть прежнимъ человѣкомъ, когда его жизнь почти кончилась, а эта другая жизнь, которая должна была служить возобновленіемъ и продолженіемъ его жизни, кончилась совсѣмъ?

Когда разразился ударъ, для сэр-Гэрри сдѣлалось непремѣнной обязанностью рѣшить, что онъ будетъ дѣлать съ своимъ имѣніемъ. Оба помѣстья находились въ полномъ его распоряженіи; у него осталась дочь — которою, надо надѣяться, читатели нѣсколько заинтересуются, такъ какъ подробности этого небольшого разсказа будутъ относиться по большей части къ ней — и у него былъ мужской наслѣдникъ, который долженъ былъ наслѣдовать фамильный титулъ, нѣкій Джорджъ Готспуръ — не родной племянникъ, потому что у сэр-Гэрри никогда не было родного брата, но сынъ двоюроднаго брата, не очень уважаемаго въ Гёмбльтуэтѣ.

Теперь сэр-Гэрри находился въ такомъ положеніи, въ какомъ его должны были руководить понятія объ его обязанности. Мѣсяца два онъ ни слова не говорилъ никому, даже своему повѣренному въ дѣлахъ, хотя онъ сдѣлалъ завѣщаніе, временное завѣщаніе, засвидѣтельствованное надлежащимъ образомъ мистеромъ Лэнесби и кѣмъ то другимъ, такъ чтобы имѣніе не было присуждено просто по закону, въ случаѣ его скоропостижной кончины; но мысли его, безъ сомнѣнія, очень озабочивалъ этотъ предметъ. Какъ онъ исполнитъ эту новую отвѣтственность, теперь лежавшую на немъ? Пока былъ живъ его сынъ, отвѣтственность за имѣніе имѣла для него только одно наслажденіе. Все должно было перейти къ молодому Гэрри — разумѣется все, а для него было необходимо только заботиться, чтобы каждая десятина, перешла къ его наслѣднику, не только не уменьшившеюся въ цѣнности, но даже и увеличенною. Свою жену и дочь онъ уже обезпечилъ, прежде чѣмъ рѣшился вступить въ супружество — и этого обезпеченія было бы достаточно для нѣсколькихъ дочерей, еслибъ судьба наградила его ими. Чтобы старшій сынъ получилъ все фамильное наслѣдство безъ долговъ, какъ онъ самъ получилъ его отъ отца — это было для него закономъ его существованія. И онъ научилъ бы этого сына, онъ даже началъ уже учить его, когда разразился ударъ, что все это было отдано ему не для того, чтобы онъ тратилъ для своего собственнаго удовольствія, но чтобы жилъ такъ, чтобъ исполнять свою долю въ поддержаніи того порядка въ англійской аристократіи, посредствомъ котораго Англія сдѣлалась — такъ думалъ сэр-Гэрри — самою гордою, самою великою и самою справедливою изъ всѣхъ націй.

Но теперь у него не было сына, а между тѣмъ обязанность оставалась поддерживать этотъ порядокъ. Можетъ быть, для него было бы лучше, и навѣрно было бы легче, еслибъ фамильный майоратъ все устроилъ для него. Тѣ, которые лично знали его хорошо, но не знали его семейныхъ дѣлъ, увѣряли что сэр-Гэрри озаботится, чтобы помѣстье было отдано вмѣстѣ съ титуломъ. Можно было устроить бракъ. Ничего нельзя было сказать противъ брака между троюродными. Во всякомъ случаѣ сэр-Гэрри Готспуръ конечно былъ не такой человѣкъ, чтобы отдѣлить помѣстье отъ титула. Но тѣ, которые знали его семью, а особенно ту отрасль семейства, отъ которой происходилъ Джорджъ Готспуръ, увѣрили, что сэр-Гэрри никогда не отдастъ свою дочь за такого человѣка, какъ этотъ кузенъ. А если онъ не отдастъ дочь, то ничего не отдастъ такому повѣсѣ, ни Гёмбльтуэтъ въ Кёмберландѣ ни Скэррауби, въ Дургамѣ. Были люди, говорившіе, что сэр-Гэрри раздѣлитъ имѣніе, но тѣ, которые выражали это мнѣніе, конечно знали очень мало общественныя и политическія правила сэр-Гэрри. Такого раздѣла конечно онъ не сдѣлаетъ.

Когда прошелъ годъ послѣ смерти сына сэр-Гэрри, Джорджъ Готспуръ былъ въ Гёмбльтуэтѣ и уѣхалъ, а сэр-Гэрри составилъ завѣщаніе. Онъ все оставлялъ своей дочери и поставилъ условіемъ, чтобы ея мужъ, если только она выйдетъ замужъ, принялъ фамилію Готспуръ. Онъ рѣшилъ, что если его дочь, какъ и слѣдовало ожидать, выйдетъ замужъ при его жизни, онъ тогда можетъ сдѣлать такое распоряженіе съ своимъ имѣніемъ, какое захочетъ, даже перемѣнить завѣщаніе, если найдетъ это нужнымъ. Если же онъ умретъ, а она еще останется въ дѣвушкахъ, онъ положится на нее во всемъ. Не будучи скрытнымъ человѣкомъ, онъ сказалъ своей женѣ и дочери что онъ сдѣлалъ — и что можетъ быть сдѣлаетъ; и будучи также человѣкомъ, для котораго всякое подозрѣніе въ несправедливости было противно, онъ поручилъ своему повѣренному дать знать Джорджу Готспуру о томъ, что было рѣшено. А для того, чтобы облегчить этотъ ударь для кузена Джорджа — кузенъ Джорджъ признался, что онъ въ долгахъ — ему было подарено четыре тысячи фунтовъ и вдвое болѣе этой суммы назначено послѣ смерти баронета.

Читатель можетъ быть увѣренъ, что баронетъ слышалъ о кузенѣ Джорджѣ многое такое, что не нравилось ему. Для него лично было бы гораздо пріятнѣе, чтобъ титулъ и помѣстья пошли вмѣстѣ, чѣмъ еслибъ его родная дочь была наслѣдницей. Было довольно ясно, что ея будущность обезпечена вполнѣ. Не было никакой необходимости въ двадцати тысячахъ годового дохода для того, чтобы сдѣлать ее счастливой. Для него было очевидной и священной религіей, что ни мужчинѣ, ни женщинѣ не дается большое богатство для того, чтобы они могли наслаждаться имъ. Они должны были употреблять это богатство на пользу другихъ. И въ распоряженіи этимъ богатствомъ, что сдѣлалось для него необходимо отъ потери его дорогого сына, онъ заставилъ себя думать не о счастьи своей дочери, но о благосостояніи всѣхъ тѣхъ, кто могъ размѣрять свое счастье или свое горе по тому способу, съ которымъ обязанности этого высокаго званія должны быть исполняемы. Ему хотѣлось бы, чтобъ все еще былъ сэр-Гэрри или сэр-Джордждъ Готспуръ Гёмбльтуэтскій, но онъ находилъ, что обязанность предписываетъ ему сдѣлать другое распоряженіе.

Однако, ему понравился его двоюродный племянникъ, который дѣйствительно имѣлъ много качествъ для привлечевія, къ себѣ расположенія женщинъ и мужчинъ. До этого посѣщенія очень мало было извѣстно въ Гёмбльтуэтѣ лично о молодомъ Джорджѣ Готспурѣ. Его отецъ, также Джорджъ, въ молодости поссорился съ старшей отраслью фамиліи, уѣхалъ съ деньгами, принадлежавшими ему, жилъ и умеръ въ Парижѣ. Младшій Джорджъ былъ воспитанъ за границей, а потомъ купилъ должность въ англійскомъ кавалерійскомъ полку. Въ то время, когда молодой Гэрри умеръ, о Джорджѣ было извѣстно въ Гёмбльтуэтѣ только, что онъ пріобрѣлъ въ Лондонѣ извѣстную репутацію и вышелъ въ отставку. О немъ говорили какъ о человѣкѣ, который мѣтко стрѣлялъ птицъ. Голубей онъ могъ застрѣливать съ удивительнымъ проворствомъ; искусство это считалосъ въ Гёмбльтуэтѣ не въ пользу его. Но онъ также былъ искусенъ и съ куропатками и фазанами, и отчасти по этому успѣху, отчасти же оттого, что его обращеніе было привлекательно, онъ былъ пріятнымъ гостемъ въ тѣхъ домахъ, гдѣ собираются мужчины стрѣлять дичь. Такимъ образомъ онъ имѣлъ репутацію не совсѣмъ заслуживающую упрека, но она не рекомендовала его въ глазахъ дяди.

Чрезъ десять мѣсяцевъ послѣ смерти бѣднаго Гэрри его пригласили въ Гёмбльтуэтъ; вѣроятно, въ то время баронетъ еще находился въ нерѣшимости. Лэди Елисавета ясно выразила свое желаніе мужу, что надо дать возможность молодымъ людямъ влюбиться другъ въ друга. На это сэр-Гэрри не соглашался, хотя было время — и время это еще не прошло, когда Джорджъ Готспуръ пріѣхалъ въ Гёмбльтуэтъ — когда баронетъ не совсѣмъ былъ противъ этого брака. Но когда Джорджъ уѣхалъ изъ Гёмбльтуэта, баронетъ рѣшился. До него дошли слухи и онъ боялся своего племянника. До него дошли также другіе слухи, или, вѣрнѣе будетъ сказать, ему пришла другая мысль. Изъ всѣхъ молодыхъ людей, обѣщавшихъ составить себѣ карьеру въ Англіи, ни одинъ молодой человѣкъ не казался сэр-Гэрри достоинъ одобренія, какъ лордъ Альфредъ Гресли, второй сынъ его стараго друга и предводителя политической партіи маркиза Мильнторпа. Лордъ Альфредъ почти не имѣлъ своего состоянія, но былъ членомъ Парламента, имѣлъ казенное мѣсто и жилъ хорошо. Всѣ говорили о немъ хорошо. Маркизъ и баронетъ сказали между собой слова два, и лорду Альфреду также было сказано слово. Лордъ Альфредъ не имѣлъ возраженія противъ имени Готспура. Это было въ октябрѣ и лордъ Альфредъ обѣщалъ пріѣхать въ Гёмбльтуэтъ на Рождество. Послѣ этого Джорджъ признался, что у него есть долги. Это признаніе не сдѣлало ему вреда. Сэр-Гэрри уже рѣшился въ этотъ день. Сэр-Гэрри въ то время уже многое узналъ объ образѣ жизни своего племянника Джорджа къ Лондонѣ и уже рѣшилъ, что этотъ молодой человѣкъ не изъ такихъ, которыхъ слѣдуетъ возвысить.

А между тѣмъ этотъ молодой человѣкъ понравился и ему, и всѣмъ. Лэди Елисаветѣ онъ очень понравился и она двѣ недѣли надѣялась, что всѣ затрудненія могутъ разрѣшиться сами собою посредствомъ брака этого молодого человѣка съ ея дочерью. Не нужно говорить, что ни слова не было сказано Эмиліи Готспуръ, но матери казалось, что молодые люди нравились другъ другу. Сэр-Гэрри въ это время ѣздилъ въ Лондонъ мѣсяца на два, собиралъ свѣдѣнія, видѣлся съ Альфредомъ, и когда воротился, разрѣшеніе затрудненій семейнымъ бракомъ по его приказанію должно быть навсегда изгнано изъ материнской груди. Сэр-Гэрри сказалъ, что это негодится.

Однако онъ былъ добръ къ своему молодому племяннику, и когда приблизилось время отъѣзда молодого человѣка, онъ пригласилъ его опять. Охота въ Гёмбльтуэтѣ всегда будетъ къ его услугамъ. Это было за недѣлю до отъѣзда племянника, но когда насталъ тотъ день, когда племянникъ уѣхалъ, сэр-Гэрри пожалѣлъ, зачѣмъ онъ сдѣлалъ это гостепріимное приглашеніе.

Глава II.
НАША ГЕРОИНЯ.

править

— Онъ ничего ей не сказалъ? тревожно спросилъ сэр-Гэрри свою жену.

— Кажется, нѣтъ, отвѣтила лэди Елисавета.

— Еслибъ онъ сказалъ что-нибудь значительное, она сказала бы тебѣ?

— Конечно, сказала бы.

Сэр-Гэрри зналъ свою дочь и былъ увѣренъ, что вреда сдѣлано не было; все-таки онъ жалѣлъ, зачѣмъ племянника пригласилъ опять. Еслибъ гость, который долженъ былъ пріѣхать въ Гёмбльтуэтъ на Рождество, могъ имѣть успѣхъ, тогда все было бы хорошо; но сэр-Гэрри казалось въ эту послѣднюю недѣлю пребыванія кузена Джорджа въ его домѣ, что между кузенами было болѣе дружелюбія, чѣмъ желательно, соображая, что болѣе тѣсная связь не должна была существовать. Но онъ думалъ, что еще большого вреда не было. Еслибъ дѣвушкѣ было сказано хоть одно слово, которое она могла принять за объясненіе въ любви, она непремѣнно сказала бы матери. Сэр-Гэрри такъ же мало сомнѣвался въ своей дочери, какъ и въ своей чести. Для дѣвушки, находившейся въ такомъ положеніи, какъ его дочь, ясно были начертаны извѣстныя обязанности, и сэр-Гэрри, хотя онъ не могъ сказать, откуда его дочь узнала эти обязанности, ни минуты не сомнѣвался, что она ихъ знаетъ и будетъ повиноваться имъ. Знать и повиноваться этимъ обязанностямъ было долею наслѣдства такой дѣвушки, какъ Эмилія Готспуръ. Все-таки ея воображеніе могло быть затронуто и она сама этого не знала — и не могла сообщить даже матери. Сэр-Гэрри, понимая это и видя въ послѣдніе дни что-то похожее на слишкомъ тѣсную родственную дружбу, желалъ, чтобы лордъ Альфредъ пріѣхалъ и рѣшилъ все. Если лордъ Альфредъ будетъ имѣть успѣхъ, всякая опасность кончится и кузенъ можетъ пріѣхать опять и дѣлать что ему угодно съ дичью. Увы, увы! кузену не слѣдовало вовсе позволять показывать свое красивое, нечестивое лицо въ Гёмбльтуэтѣ!

Эмилія Гостпуръ была такою дѣвушкою, на которую могъ бы положиться всякій отецъ, и читатель долженъ понять, что для нея не былъ возможенъ никакой умышленный обманъ. Ни отцу, ни кому-либо другому не могла она солгать ни въ словахъ, ни въ поступкахъ. И всѣ эти обязанности были хорошо ей извѣстны, хотя она не знала и никогда не спрашивала, кто научалъ ее этому. Много ли будетъ сказано, что они составляли часть ея происхожденія и были вкоренены въ нее вмѣстѣ съ ея кровью? Она хорошо понимала, что она, какъ наслѣдница гёмбльтуэтскаго дома, должна вдвойнѣ повиноваться своему отцу — повиноваться какъ дочь и какъ будущая наслѣдница почестей его дома. Однако, ей не сказано было ни слова о почестяхъ этого дома и даже не много было говорено о другомъ повиновеніи. Эти уроки приходятъ безъ ученія.

Но она знала еще болѣе, и это знаніе получила она точно такимъ же образомъ. Хотя она была многимъ обязана своему отцу, у этой обязанности были границы, которыя безсознательно были извѣстны ей. Когда мать, по порученію сэр-Гэрри, сказала ей, что лордъ Альфредъ пріѣдетъ, и намекнула съ лаской, съ поцѣлуемъ и съ нѣжнымъ шепотомъ, что лордъ Альфредъ очень нравится сэр-Герри, Эмилія, отвѣчая на поцѣлуй матери, чувствовала, что она имѣетъ нѣчто свое, во что не могутъ вмѣшиваться ни отецъ, ни мать. Они могли говорить, что рука, такъ цѣнимая какъ ея, не можетъ быть отдана тому или другому; но они не могли сказать, чтобы ея сердце было отдано тому или другому. Пусть они цѣнятъ ее сколько хотятъ для фамильныхъ почестей или для фамильной отвѣтственности, у нея есть свое, собственно ей принадлежащее, и если можетъ быть она не вправѣ отдать этого, какъ захочетъ сама, по причинѣ этой цѣнности, все-таки это ея собственность и рѣшительно никто другой не можетъ этимъ располагать.

Однако, она говорила себѣ и шепнула матери, что будетъ рада принять лорда Альфреда. Она знала его хорошо, когда была двѣнадцатилѣтнимъ ребенкомъ, а онъ уже молодымъ человѣкомъ въ парламентѣ. Съ того времени она нѣсколько разъ встрѣчалась съ нимъ въ Лондонѣ. Теперь ей минуло двадцать лѣтъ, а онъ былъ старше ея десятью годами; но противъ него ничего нельзя было сказать, по-крайней-мѣрѣ относительно возраста. Всѣ считали лорда Альфреда еще молодымъ человѣкомъ, и хотя онъ служилъ уже четыре года и заслужилъ репутацію человѣка трудолюбиваго, онъ не походилъ на человѣка, которому приличнѣе сидѣть за канцелярскимъ столомъ, чѣмъ проводить время съ молодыми женщинами. Онъ былъ хорошъ собой, пріятенъ, веселаго характера и разговорчивъ; онъ вовсе не походилъ на чиновника, и всѣ друзья считали его человѣкомъ какъразъ годнымъ въ женихи.

— Говорятъ, что онъ такой добрый сынъ и такой добрый братъ, тревожно сказала лэди Елисавета.

— Настоящій фениксъ, смѣясь замѣтила Эмилія.

Тутъ лэди Елисавета начала бояться, что сказала слишкомъ много, и два дня не упоминала о лордѣ Альфредѣ. Но миссъ Готспуръ въ это время рѣшила, что она дастъ лорду Альфреду всякую возможность понравиться ей. Еслибъ она могла заставить себя думать, что изъ всѣхъ мужчинъ на свѣтѣ лордъ Альфредъ самый лучшій и самый божественный, какъ это было бы превосходно! Ея великая отвѣтственность относительно фамильной обязанности была бы исполнена съ честью. Желанія ея отца были бы удовлетворены и она сама была бы избавлена отъ несчастья. Во всякомъ случаѣ, великое и почти жестокое затрудненіе ея жизни было бы разрѣшено. Но человѣкъ этотъ долженъ имѣть въ глазахъ ея тотъ богоподобный блескъ, который долженъ былъ удостовѣрить ее, что она нашла въ немъ человѣка похожаго на божество, по-крайней-мѣрѣ для нея. Могъ ли онъ говорить такъ, какъ говорилъ тотъ другой? Могъ ли онъ смотрѣть такъ какъ смотрѣлъ тотъ другой? Есть ли въ его глазахъ такая глубина колорита, въ его голосѣ такой музыкальный звукъ, въ его походкѣ такая божественная грація? Хотя она любовалась блестящимъ колоритомъ того другого, хотя прислушивалась къ музыкальной нѣжности его голоса, хотя видѣла гибкость его походки, она не отдала еще ему своего сердца — ея сердца, которое было ея единственнымъ, собственно ей принадлежащимъ сокровищемъ. Нѣтъ, она была увѣрена въ этомъ. Она слишкомъ дорожила своимъ собственнымъ сокровищемъ, чтобы отдать, когда его не просили. Поле было открыто для лорда Альфреда, и такъ какъ отецъ ея желалъ, лордъ Альфредъ будетъ принятъ со всевозможнымъ расположеніемъ. Если она можетъ найти божество, она охотно преклонится предъ нимъ.

Бѣдный лордъ Альфредъ! мы всѣ знаемъ, что когда она думала о немъ такимъ образомъ, ему мало было надежды на успѣхъ. Пусть-его имѣетъ все божественное. Она не найдетъ этого въ немъ, если разсчитываетъ и рѣшается такимъ образомъ. Мужчина дѣлающійся божественнымъ въ глазахъ женщины, обыкновенно достигаетъ этого права внезапно. И, увы! качества, которыя окружаютъ его голову такимъ вѣнцомъ, могутъ быть весьма не божественны. Кузенъ Джорджъ уже достигъ кое чего подобнаго, хотя еслибъ кузена Джорджа и лорда Альфреда взвѣсить на ровныхъ вѣсахъ, то божество послѣдняго перевѣсило бы во многомъ. Даже трудно было бы найти возлюбленнаго для такой дѣвушки, которой былъ бы менѣе похожъ на божество, какъ кузенъ Джорджъ. Но у него были притворныя дарованія, и бѣдная Эмилія Готспуръ еще не научилась домашнему искусству пробовать ткань пальцами и узнавать прикосновеніемъ, чистая ли это шерсть, или смѣшанная съ бумагой съ такимъ искусствомъ, что походитъ на шерсть.

Мы говоримъ, что для лорда Альфреда было мало возможности на успѣхъ; дѣвушка все-таки рѣшилась дать ему всякую возможность, какая только находится въ ея власти. Она не говорила себѣ, что надежда ея отца напрасна. О своемъ предпочтеніи къ тому другому она не говорила себѣ ничего. Она не сознавала, что оно существовало. Она знала, что онъ хорошъ собой; она думала, что онъ уменъ. Она знала, что онъ говорилъ съ нею такъ, какъ ни одинъ мужчина не говорилъ съ нею прежде. Она знала, что онъ ея ближайшій родственникъ послѣ отца и матери и что, слѣдовательно, она можетъ любить его какъ кузена. Она говорила себѣ, что онъ Готспуръ, что онъ долженъ быть главою Готспуровъ, когда ея отецъ будетъ отъ нихъ взятъ. Она думала, что наружность его прилична человѣку, которому достанется такое достоинство. Но болѣе не было ничего. Ей ни слова не было сказано объ этомъ, но она знала, именно потому, что ей не было сказано ни слова, что считаютъ неудобнымъ выдать ее за кузена. Она не могла не знать, какъ было бы выгодно соединить вмѣстѣ и помѣстье и титулъ. Даже еслибъ онъ неполучилъ въ наслѣдство ни одной десятины — а отецъ ей сказалъ, что онъ такъ рѣшилъ — этотъ кузенъ Джорджъ долженъ сдѣлаться главою дома Гогспуръ, а быть главою дома Гостпуръ было гораздо важнѣе, чѣмъ быть владѣльцемъ Гёмбльтуэта и Скэррауби. Такими дарами могутъ надѣлять всякую дѣвушку. Но ни одинъ мужчина, кромѣ Джорджа Готспура, не можетъ сдѣлаться главою старинной фамиліи Готспуровъ. Однако, она не можетъ соединить обѣ эти вещи, если отецъ ея не найдетъ, что ей хорошо это сдѣлать.

Эмилія Готспуръ очень была похожа на отца. Она имѣла то особенное выраженіе въ физіономіи, которое всегда отличало эту фамилію. У ней были тѣ же брови дугой, показывавшія наклонность къ самовластію, готъ же самый хорошо обрисованный носъ, хотя орлиный клювъ былъ не такъ замѣтенъ; та же короткая губа, маленькій ротъ и нѣжный подбородокъ съ ямочкой. У обоихъ нижняя часть лица была особенно коротка и тонко очерчена. У обоихъ лобъ былъ высокій и широкій, а виски выпуклые. Но глаза дѣвушки были голубые, между тѣмъ какъ у старика они были ярко-зеленоватые. Говорили, что въ дѣтствѣ глаза у него были также голубые. Волосы ея, очень густые, были свѣтлаго цвѣта, но отнюдь не льняные. Цвѣтъ лица ея былъ такъ свѣтелъ, какъ чистѣйшій фарфоръ, но щеки ея всегда были румяны, потому что она была сильнаго сложенія и прекраснаго здоровья. Она была небольшого роста, какъ всѣ Готспуры, а руки ея, ноги и уши были маленькія и деликатныя. Но хотя небольшого роста, она казалось не имѣла недостатка въ симметріи и навѣрно не имѣла недостатка въ силѣ. Она могла ѣздить верхомъ или гулять пѣшкомъ цѣлый день, и вовсе не думала, чтобы такой тѣлесной силы молодая дѣвушка должна была стыдиться. Въ графствѣ ее считали красавицей, и въ Карлилѣ, гдѣ она показывалась разъ въ годъ на городскомъ балѣ, не было ни мужчины, ни женщины, ни молодыхъ, ни старыхъ, которые не были бы готовы сказать, что Эмилія Готспуръ была славою Кумберланда.

Жизнь ея до-тѣхъ-поръ была очень тиха. На балахъ въ Карлилѣ была она три раза; на послѣднемъ балѣ, по случаю смерти брата, она не была, и фамилію Готспуръ представляла тамъ только дичь, присланная изъ Гёмбльтуэта. Два раза проводила она также май мѣсяцъ въ Лондонѣ, но направленію характера ея отца не казалось нужнымъ посылать свою дочь въ разгаръ лондонскаго сезона. Она ѣздила на балы и въ оперу, каталась верхомъ въ паркѣ, показывалась на цвѣточныхъ выставкахъ, но не такъ часто, чтобы сдѣлаться извѣстной въ толпѣ. До-сихъ-поръ ни въ Лондонѣ, ни въ провинціи не могли назвать ни одного жениха, который искалъ бы ея руки. Ей теперь было двадцать лѣтъ и читатель вспомнитъ, что впродолженіе послѣдняго года домъ Гёмбльтуэтскій находился въ глубокомъ траурѣ.

Кузенъ пріѣхалъ и уѣхалъ, и баронетъ надѣялся въ сердцѣ, что онъ болѣе не будетъ въ Гёмбльтуэтѣ, по-крайней-мѣрѣ пока дочь его не отдастъ своей руки лучшему жениху. Сэр-Гэрри были присланы свѣдѣнія на послѣдней недѣлѣ пребыванія молодого человѣка въ его домѣ, самыя худшія изъ всѣхъ свѣдѣній, до-сихъ-поръ доходившихъ до него. Прежде онъ слышалъ о легкомысліи, долгахъ, разсѣянной жизни, дурныхъ товарищахъ; теперь онъ услыхалъ о томъ, что было хуже этого. Если то, что онъ теперь слышалъ, было справедливо, то это могло назваться безчестіемъ. Но сэр-Гэрри былъ человѣкъ такого рода, который желалъ подробныхъ уликъ, прежде чѣмъ позволилъ бы своему мнѣнію имѣть вліяніе на свои поступки, а въ этомъ случаѣ улики были недостаточны. Онъ не отказывалъ въ своемъ гостепріимствѣ будущему баронету, но не повторилъ приглашенія, уже даннаго и съ признательностью принятаго. Но всякій знаетъ, что предложеніе о возобновленіи гостепріимства должно быть повторено въ минуту отъѣзда, и Джорджъ Готспуръ когда его везли къ ближайшей станціи въ экипажѣ его дяди, вполнѣ сознавалъ, что сэр-Гэрри не желалъ повторенія его посѣщенія.

Лордъ Альфредъ долженъ былъ пріѣхать въ Гёмбльтуэгь на Рождествѣ. Должность, занимаемая имъ, не позволяла ему ранѣе отлучиться изъ Лондона. Онъ былъ человѣкъ такого рода, который не пренебрегаетъ службой и не боится усиленныхъ занятій, и хотя онъ зналъ, какой драгоцѣнный призъ ожидалъ его, онъ не хотѣлъ оставить свою канцелярію ранѣе того дня, какъ канцелярія эта можетъ обойтись безъ его услугъ. Между нимъ и его отцомъ не было скрытности и они оба совершенно понимали, что онъ ѣдетъ пріобрѣтать двадцать тысячъ годового дохода и самую хорошенькую дѣвушку въ Кумберландѣ, если его собственныя способности въ этомъ отношеніи, въ соединеніи съ покровительствомъ отца и матери этой дѣвушки, могутъ доставить ему успѣхъ. Эмиліи ни слова болѣе не было сказано объ этомъ, кромѣ тѣхъ словъ, которыя мать сказала ей. При всемъ своемъ самовластіи, при всей своей любви къ единственной оставшейся у него дочери, сэр-Гэрри не могъ рѣшиться намекнуть дочери, что для нея было бы хорошо влюбиться въ гостя, который пріѣдетъ къ нимъ. Но лэди Елисаветѣ онъ говорилъ очень много. Онъ вполнѣ рѣшилъ, что это будетъ хорошо, и сдѣлавъ это, очень заботился о достиженіи этой цѣли. Было естественно, чтобы дочь его полюбила какого-нибудь молодого человѣка, и какъ ужасна была опасность, что выборъ ея будетъ нехорошъ, когда такъ много зависѣло отъ ея благоразумнаго выбора! Вся судьба дома Готспуръ находилась въ ея рукахъ — она могла сдѣлать съ нею что хотѣла! Сэр-Гэрри дрожалъ при мысли о томъ, каковы будутъ послѣдствія, если она придетъ къ нему когда-нибудь и попроситъ согласія на бракъ съ женихомъ совершенно недостойнымъ носить имя Готспура и сидѣть на тронѣ Гёмбльтуэта и Скэррауби.

— Пріятно ей, что онъ будетъ? сказалъ онъ своей женѣ вечеромъ наканунѣ пріѣзда гостя.

— Конечно, ей пріятно. Она знаетъ, что онъ нравится намъ.

— Я помню, когда она говорила о немъ — часто, сказалъ сэр-Гэрри.

— Она была тогда ребенкомъ.

— Это было только года два тому назадъ, сказалъ сэр-Гэрри.

— Три или четыре года, а для нея это очень долгое время. Невѣроятно, чтобъ она стала много говорить о немъ теперь. Разумѣется она знаетъ, чего мы желаемъ.

— Думаетъ ли она однако о немъ? спросилъ онъ нѣсколько часовъ спустя.

— Да, она думаетъ о немъ. Это очень естественно, знаешь.

— Было бы неестественно, еслибъ она много думала о немъ.

— Я этого не вижу, сказала мать, защищая свою дочь отъ подразумѣвавшагося упрека. — Джорджъ Готспуръ такой человѣкъ, о которомъ будутъ думать вездѣ, куда бы онъ ни поѣхалъ. Онъ уменъ и очень интересенъ, этого нельзя опровергать. Притомъ у него готспуровскаи наружность.

— Я жалѣю, зачѣмъ онъ пріѣзжалъ сюда, сказалъ отецъ.

— Другъ мой, опасности нѣтъ такой, какъ ты думаешь, сказала лэди Елисавета. — Эмилія не такая дѣвушка, чтобъ влюбиться въ одно мгновеніе оттого что мужчина хорошъ собой и интересенъ, и конечно она этого не сдѣлаетъ при убѣжденіи, что это должно огорчить тебя.

Сэр-Гэрри вѣрилъ своей дочери и не сказалъ больше ничего, но очень желалъ, чтобъ день свадьбы лорда Альфреда былъ назначенъ.

— Мама, сказала Эмилія на слѣдующій день: — не будетъ ли лорду Альфреду очень скучно?

— Надѣюсь, что не будетъ, душа моя.

— Что онъ станетъ дѣлать, когда некому здѣсь занимать его?

— Крёчли пріѣдутъ 27.

Эмилія подумала, что мистеръ и мистриссъ Крёчли были люди очень обыкновенные и вовсе неспособные развлечь лорда Альфреда. Крёчли былъ старый джентльменъ, имѣвшій помѣстье въ графствѣ, жившій въ большомъ красномъ домѣ въ Пенритѣ, о которомъ сэр-Гэрри былъ высокаго мнѣнія, потому что это былъ человѣкъ имѣвшій прадѣдовъ и прабабушекъ. Но онъ былъ такъ же старъ какъ сэр-Гэрри, а мистриссъ Крёчли была гораздо старше лэди Елисаветы.

— О чемъ можетъ лордъ Альфредъ разговаривать съ мистриссъ Крёчли, мама?

— О чемъ люди въ обществѣ всегда разговариваютъ другъ-сѣдругомъ? Лэтеби пріѣдутъ сюда обѣдать завтра и опять будутъ 27.

Лэтеби былъ молодой викарій гёмбльтуэтскій, а мистриссъ Лэтеби была очень хорошенькая, молоденькая женщина, на которой онъ только-что женился.

— А потомъ лордъ Альфредъ охотится, продолжала лэди Елисавета.

— Кузенъ Джорджъ сказалъ, что для охоты не стоитъ пріѣзжать, сказала Эмилія улыбаясь. — Мама, я боюсь, что это не удастся.

Это огорчило лэди Елисавету, когда она думала, что въ словахъ этихъ было болѣе значенія, нежели было сказано.

Глава III.
СВАТОВСТВО ЛОРДА АЛЬФРЕДА.

править

Замокъ, какъ называли большой домъ въ Гёмбльтуэтѣ, состоялъ собственно изъ разныхъ зданій, пристроенныхъ одно къ другому въ различные періоды; но результатомъ было то, что во всей Англіи нельзя было найти замка болѣе живописнаго какъ Гёмбльтуэтскій. Самая старинная часть, какъ говорили, была выстроена въ царствованіе Генриха VII; но можетъ быть подлежало сомнѣнію, былъ ли такъ старъ, какъ думали, рядъ комнатъ, выходившихъ на лужайку. Странно, какъ мало вообще можно найти фамильныхъ лѣтописей въ подтвержденіе подобныхъ увѣреній. Извѣстно было, что Гёмбльтуэтъ и окружающія его земли были куплены Гэрри Готспуромъ въ то время, когда церковныя земли переходили въ другія руки въ царствованіе Генриха VIII. Были доказательства, что сэр-Гэрри сдѣлалъ кое-что для постройки дома на этомъ мѣстѣ; но вѣроятно можно было сомнѣваться, были ли эти щипецы частью зданія, которое монахи выстроили для себя въ предыдущее царствованіе. Вѣроятно, было довольно справедливо, что оставались обломки каменныхъ и деревянныхъ стѣнъ. Главный корпусъ стараго дома, какъ онъ теперь стоялъ, былъ выстроенъ въ царствованіе Карла II, и число еще хорошо виднѣлось на стѣнѣ, выходившей на дворъ. Передняя и парадная двери были на концѣ дома и выстроены въ царствованіе королевы Анны, а новѣйшія гостиныя съ лучшими спальнями надъ ними, далеко выдававшіяся въ садъ новаго устройства, были прибавлены отцомъ настоящаго баронета. Домъ былъ весь кирпичный, а старыя окна; — не самыя старыя, читатель это пойметъ, а каролиновскаго вѣка — были выстроены изъ крѣпкихъ камней и длиннѣе чѣмъ были глубоки — архитектурная красота, считавшаяся въ то время важнѣе свѣта. Кто не знаетъ такихъ оконъ, кто не говорилъ себѣ часто: какъ жаль, что санитарные или ученые разсчеты изгнали подобныя окна изъ нашихъ домовъ? Два большія окна, доходящія почти до земли и поднимающіяся почти до потолка, украшали столовую и библіотеку. Изъ гостиныхъ новѣйшія балконныя окна, отворявшіяся на террасу, вели въ садъ.

Вы входили въ замокъ чрезъ дворъ, совсѣмъ закрытый съ двухъ сторонъ, а съ двухъ другихъ отчасти. Напротивъ васъ, когда вы подъѣзжали, былъ корпусъ зданія, съ огромнымъ крыльцомъ, выдающимся направо, такъ что это придавало такой видъ, какъ-будто одна часть дома выдавалась противъ другихъ съ этой стороны. Налѣво были тѣ старые миѳическіе тудоровскіе остатки монастыря, въ задней стѣнѣ которыхъ, виднѣвшейся со двора, были пробиты только изрѣдка крошечныя окна, закрытыя плющомъ. Эмилія Готспуръ любила думать, что монахи изъ этихъ оконъ любили смотрѣть на свой садъ, на лужайку, которая держалась въ большомъ порядкѣ въ честь святыхъ особъ, игравшихъ на ней въ шары четыре столѣтія тому назадъ. Потомъ въ концѣ этого стараго зданія были выстроены кухни, людскія и разныя комнаты, огибавшія уголъ двора спереди, такъ что одинъ только этотъ уголъ былъ оставленъ для выхода и входа. Но дворъ этотъ былъ широкъ и посреди него стояло то старинное каменное украшеніе, которое обыкновенно называется фонтаномъ, но въ которомъ совсѣмъ не было воды, обремененное драконами, сатирами, русалками съ полною грудью, все покрытое зеленой сыростью, которая соскабливалась соединенными усиліями садовника и каменщика, можетъ быть, разъ въ пять лѣтъ.

Часто кажется, что архитектурная красота случайна. Знатный человѣкъ принимается за работу съ большими средствами и на большую ногу, и у него выйдетъ большая неудача. Свѣтъ примѣчаетъ, что граціозность и красота не удались ему и что даже великолѣпія онъ едва достигнулъ. Потомъ слагается какими-нибудь неизвѣстными руками соединеніе камня и кирпича, соединеніе, о которомъ повидимому думали немного, и вотъ выводитъ вещь такая совершенная по красотѣ своей, что тотъ, кто смотритъ на нее, увѣряетъ, что ничего нельзя отнять или прибавить, не повредивъ и не обезобразивъ. Такъ было и съ Гёмбльтуэтскимъ замкомъ. Архитекторы не руководились никакими правилами. Всѣ части не согласовались въ размѣрахъ между собою. Нарисуйте на бумагѣ, и это показалось бы нелѣпостью. Огромная передняя и крыльцо, прибавленныя архитекторомъ въ царствованіе королевы Анны, были почти чудовищны. Корридоры, лѣстницы и внутреннее устройство были просто смѣшны. Но не было ни одной части въ цѣломъ внутри, которая не была бы очаровательна; не было ни одного угла снаружи, ни одного ярда на стѣнѣ, которые сами по себѣ не были бы до крайности прекрасны.

Лордъ Альфредъ Гресли, въѣзжая на дворъ въ раннія сумерки зимняго вечера и проѣхавъ полторы мили по гладкому парку, который могутъ показать только Кумберландъ и Вестморландъ, вполнѣ понялъ великолѣпіе этого мѣста. Гёмбльтуэтъ не лежалъ между озеръ — онъ находился за цѣлыхъ десять миль къ сѣверу отъ Кенсуика, но онъ былъ такъ расположенъ, что пользовался роскошью и красотой горъ и рѣкъ, безъ грубости неприступныхъ скалъ или безплодности и сырости болотъ. Конечно, скалистыхъ обломковъ, выглядывавшихъ изъ-подъ дерна и тамъ-и-сямъ смѣло выдающихся такъ, что паркъ перерѣзывался небольшими оврагами, было множество. Чрезъ паркъ, такъ близко къ замку, что въ самомъ цвѣтникѣ понадобился каменный мостъ, протекалъ Кальтбекъ, самый свѣтлый и быстрый ручей, когда-либо вытекавшій изъ сосѣднихъ горъ. Къ югу отъ Гёмбльтуэта возвышались Скидо и Сэдльбакъ, а къ западу Броклѣбандъ окружалъ это помѣстье. Лордъ Альфредъ, проѣзжая мимо старыхъ деревьевъ и видя, какъ лань выглядывала на него изъ-за скалистыхъ обломковъ, чувствовалъ, что ему нечего завидовать своему старшему брату, если ему только приведется жить въ этомъ пріятномъ мѣстѣ.

Онъ прежде зналъ Гёмбльтуэтъ, и кромѣ всѣхъ его красотъ и богатства готспурскаго, вполнѣ былъ готовъ влюбиться въ Эмилію Готспуръ. Чтобъ человѣкъ, когда ему предлагаютъ такія прелести, не сдѣлался жаденъ, чтобъ въ немъ не оказалось любостяжанія, когда ему показали такое богатство, мы не возьмемъ на себя смѣлости утверждать. Но лордъ Альфредъ не былъ наклоненъ къ жадности. Онъ считалъ своею обязанностью какъ мужчина не искать этихъ вещей, если не будетъ въ состояніи любить женщины, которая отдастъ ихъ ему съ своей рукой. Но когда онъ осматривался вокругъ себя при вечернемъ свѣтѣ, онъ вспоминалъ, что Эмилія Готспуръ была чрезвычайно мила.

Но, читатель, мы не должны распространяться о любви лорда Альфреда. Нѣсколько словъ объ отцѣ, нѣсколько словъ о дочери и нѣсколько словъ также о старомъ домѣ, гдѣ они жили вмѣстѣ, необходимо было сказать; однако эту маленькую исторію любви лорда Альфреда — если только ее можно назвать исторіей любви — слѣдуетъ разсказать очень коротко.

Онъ оставался пять недѣль въ Гёмбльтуэтѣ и выказалъ желаніе развлекаться съ старой мистриссъ Крёчли и съ молодою мистриссъ Лэтеби. Охота казалась очень хороша для него и онъ пріобрѣлъ прекрасное мнѣніе всѣхъ въ этомъ домѣ. Онъ познакомился съ исторіей дома и приготовился доказать неопровержимо, что монахи Генриха VIII смотрѣли въ эти самыя окна и играли въ шары на этомъ самомъ лугу. Эмилія полюбила его до нѣкоторой степени, но ему не удалось сдѣлаться божествомъ въ ея глазахъ.

О томъ, чему слѣдовало быть, ни отецъ, ни мать не сказали дѣвушкѣ ни слова; а она, хотя знала очень хорошо, что намѣревались устроить, ни слова не говорила матери. Еслибъ лэди Елисавета знала, какъ ей говорить, еслибъ она осмѣлилась объясниться откровенно съ своею дочерью, Эмилія скоро сказала бы ей, что для лорда Альфреда нѣтъ возможности на успѣхъ. И лэди Елисавета повѣрила бы ей. Даже теперь лэди Елисавета, хотя она не могла говорить, съ женскимъ инстинктомъ почти была увѣрена, что этого брака не будетъ никогда. Сэр-Гэрри съ другой стороны думалъ, что дѣло шло успѣшно, а жена не смѣла разувѣрить его. Онъ видѣлъ молодыхъ людей вмѣстѣ и думалъ, что Эмилія была ласкова. Онъ не зналъ, что эта чистосердечная ласковость была несовмѣстна съ любовью въ обычаяхъ дѣвицъ. Сама же Эмилія знала, что это должно наступить; она знала, что не можетъ этого предотвратить. Легкіе намеки дѣлала она, или она такъ думала по-крайней-мѣрѣ, но эти намеки были слишкомъ тонки, слишкомъ неосязаемы для того, чтобы принести пользу.

Лордъ Альфредъ ничего не говорилъ о любви, пока не сдѣлалъ формальнаго предложенія. До самаго конца онъ самъ не имѣлъ надежды. Онъ находилъ невозможнымъ говорить этой дѣвушкѣ о любви. Она была любезна съ нимъ, почти коротка, и все таки это было невозможно. Онъ находилъ себя тупымъ, глупымъ, летаргичнымъ и жалко несообщительнымъ. Но дѣло было въ томъ, что ему нечего было сообщать. Онъ пріѣхалъ сюда устроить дѣло и не могъ бросить въ это дѣло ни одной искры того огня, который былъ бы зажженъ съ сочувствіемъ, еслибъ онъ существовалъ. Есть мужчины, которые могутъ зажигать такія искры тамъ, гдѣ совсѣмъ нѣтъ огня — мужчины фальшивые, притворщики; но лордъ Альфредъ былъ не таковъ. Все-таки онъ продолжалъ свое дѣло.

— Миссъ Готспуръ, сказалъ онъ ей въ одно утро между первымъ и вторымъ завтракомъ, когда по обыкновенію ему дали случай остаться съ нею наединѣ: — я имѣю сказать вамъ кое-что и надѣюсь, что по-крайней-мѣрѣ вы не разсердитесь на это.

— Я увѣрена, что вы не скажете мнѣ ничего такого, на что я могла бы разсердиться, отвѣтила она.

— Я уже говорилъ съ вашимъ отцомъ и получилъ отъ него позволеніе. Я могу сказать болѣе: онъ увѣрилъ меня, что надѣется на мой успѣхъ.

Онъ помолчалъ съ минуту, но она оставалась совершенно спокойна. Онъ наблюдалъ за нею и могъ видѣть, что нѣжный румянецъ нѣсколько сгустился и что даже ея бѣлый лобъ нѣсколько покраснѣлъ; но въ ея обращеніи ничего не давало ему обѣщанія на успѣхъ или увѣренность въ неудачѣ.

— Вы знаете, о чемъ я говорю?

— Да, я знаю, сказала она почти шепотомъ.

— И могу я надѣяться? Сказать, что я нѣжно люблю васъ, значило бы сказать то, что разумѣется само собою.

— Я совсѣмъ этого не вижу, сказала она съ живостью.

— Я люблю васъ очень нѣжно; еслибъ мнѣ позволено было думать, что вы будете моей женою, я былъ бы счастливѣйшимъ человѣкомъ въ Англіи. Я знаю, какъ велика честь, которую я ищу, какъ великъ во всѣхъ отношеніяхъ даръ, о которомъ я васъ прошу. Можете ли вы полюбить меня?

— Нѣтъ, сказала она, опять понизивъ голосъ до шепота.

— Это весь вашъ отвѣтъ, миссъ Готспуръ?

— Что мнѣ сказать? какъ я должна отвѣчать вамъ? Еслибъ я могла сказать это не показавшись вамъ жестокой, право, право я сказала бы.

— Можетъ быть, я слишкомъ поспѣшилъ?

— Нѣтъ, не то. Когда вы просите меня… полюбить васъ, разумѣется, я знаю, что вы хотите сказать. Развѣ я не должна тотчасъ же сказать правду?

— Развѣ такъ должно быть всегда?

— Всегда, отвѣтила она.

Такъ все и было кончено. Онъ не настаивалъ болѣе, хотя оставался въ Гёмбльтуэтѣ три дня послѣ этого свиданія.

До завтрака въ тотъ же день Эмилія разсказала все своей матери, а лордъ Альфредъ сэр-Гэрри. Лэди Елисавета знала хорошо, что это не могло быть разсказано другимъ образомъ. Сэр-Гэрри не такъ легко отказался отъ своего намѣренія. Онъ предложилъ лорду Альфреду просить Эмилію подумать и перемѣнить свой приговоръ. Женѣ своей онъ сказалъ наотрѣзъ, что отвѣтъ данный такъ коротко не долженъ значить ничего и что дѣвушкѣ этой слѣдуетъ растолковать ея обязанность. Самой Эмиліи онъ говорилъ не такъ настойчиво и не такъ повелительно, а наконецъ даже какъ будто упрашивалъ. Онъ объяснялъ ей, какая превосходная была бы это партія, какъ это разрѣшило бы ту страшную отвѣтственность, которая теперь лежала на его плечахъ такъ тяжело; какъ великолѣпно будетъ ея положеніе; какъ Готспуры будутъ считаться всегда знатной фамиліей, если она рѣшится быть послушной. Онъ много хваллилъ лорда Альфреда, указывалъ, какой онъ хорошій человѣкъ, какой нравственный, какой прилежный, какой надежный, какой умный — какъ непремѣнно, съ помощью тѣхъ средствъ, которыя она дастъ ему, сдѣлается онъ однимъ изъ замѣчательныхъ людей въ странѣ. Но она не уступила ни на шагъ. Она говорила очень мало, почти не отвѣтила отцу ни слова, стояла возлѣ него и держала его за руку. Дѣло было въ томъ, что она не хотѣла выйти за этого человѣка, не хотѣла ни теперь и никогда, ни за что не хотѣла; и сэр-Гэрри, какъ ни боролся, какъ краснорѣчиво ни говорилъ, не могъ удержаться, чтобы не повѣрить вполнѣ ея увѣренію.

Лордъ Альфредъ оставался еще три дня въ Гёмбльтуэтѣ, а потомъ уѣхалъ, не такъ уже цѣня красоты этого помѣстья, какъ въ то время, когда подъѣзжалъ къ нему. При его отъѣздѣ сэр-Гэрри могъ только просить Бога благословить его и увѣрить его, что если онъ опять вздумаетъ попробовать счастья, онъ получитъ всю помощь, какую только отецъ можетъ ему дать.

— Это будетъ безполезно, сказалъ лордъ Альфредъ: — она очень хорошо знаетъ свои мысли.

И такимъ образомъ онъ уѣхалъ.

Глава IV.
КОЛЕБАНІЕ.

править

Когда настала весна, сэр-Гэрри Готспуръ съ женою и дочерью отправился въ Лондонъ. Послѣдній сезонъ домъ въ Брётонской улицѣ былъ пустъ. Тогда онъ и жена его оплакивали своего потеряннаго сына и въ жизни ихъ не было мѣста для лондонскихъ веселостей. Сэр-Гэрри все еще думалъ о своей великой потерѣ. Онъ все думалъ объ умершемъ мальчикѣ, который былъ зѣницей его ока, его великимъ сокровищемъ, единственнымъ существомъ на свѣтѣ, превосходство и важность котораго надъ собою онъ готовъ былъ въ глубинѣ своего сердца допустить; но было необходимо отложить въ сторону наружные признаки горя, и Эмилію Гостпуръ повезли въ Лодонъ для того, чтобъ она выбрала себѣ мужа. Въ сущности это была причина ихъ поѣздки. Ни сэр-Гэрри, ни лэди Елисавета не захотѣли бы оставить Кумберландъ, не будь этой причины. Они были бы рады остаться дома, еслибъ Эмилія зимою послушно приняла руку жениха, предлагаемаго ей.

Домъ въ Бретонской улицѣ былъ открытъ и лордъ Альфредъ пріѣхалъ посѣтить ихъ. Пріѣхалъ также и кузенъ Джордъ. Не было причины не пріѣхать кузену Джорджу. Еслибъ онъ этого не сдѣлалъ, это былъ бы самый нелюбезный изъ кузеновъ. Онъ пріѣхалъ и засталъ дома лэди Елисавету и Эмилію. Эмилія сказала ему, что онѣ принимаютъ въ воскресенье послѣ обѣдни, и онъ пріѣхалъ опять. Лорду Альфреду она этого не сказала, но врядъ ли было бы естественно ей это говорить. Лэди Елисавета въ запискѣ, которую ей случилось писать къ лорду Альфреду, упомянула о своемъ обыкновеніи по воскресеньямъ; но лордъ Альфредъ не тотчасъ воспользовался этимъ какъ кузенъ Джорджъ.

Относительно внѣшней обстановки Готспуры жили веселѣе въ этотъ май, чѣмъ во время ихъ прежней жизни въ Лондонѣ. Были большіе обѣды между тѣмъ какъ прежде на обѣды приглашались только короткіе друзья — и балъ. Была ложа въ оперѣ, верховыя лошади для парка, и къ мадамъ Мильводи, модисткѣ, было позволено обращаться какъ будетъ нужно. Всѣмъ было примѣтно, что миссъ Готспуръ должна быть пристроена. Многіе знали исторію лорда Альфреда. Всѣ знали обстоятельство помѣстья и положеніе Эмили какъ наслѣдницы, хотя вѣроятно не всѣмъ было извѣстно, что сэр-Гэрри имѣлъ право оставить каждую десятину своего помѣстья кому хотѣлъ. Эмилія понимала все это сама. На ней лежала странная отвѣтственность сдѣлать все для нея возможное для интересовъ Гостпуровъ. Для нея смерть ея брата была самымъ горькимъ несчастьемъ въ то время, когда она случилась, и насколько не меньшимъ теперь, когда она думала о своемъ положеніи. Она очень твердо отказала лорду Альфреду, зная хорошо, что не любитъ его. Но послѣ того на нее находили почти минуты сожалѣнія, что она не можетъ принять его предложенія. Это былъ бы такой легкій способъ избѣгнуть всѣхъ хлопотъ безъ помощи мадамъ Мильводи, ложи въ оперѣ и верховыхъ лошадей! Въ тоже время она имѣла свои собственныя понятія о другомъ человѣкѣ, но понятія эти были не таковы, чтобъ заставить ее думать, что сношенія съ мадамъ Мильводи и поѣздки въ оперу будутъ ненужны.

Потомъ зашла рѣчь о приглашеніи кузена Джорджа. Ему уже сказали, чтобъ онъ бывалъ по воскресеньямъ, и онъ явился въ первое же воскресенье. Онъ не подалъ никакой причины къ неудовольствію въ Гёмбльтуэтѣ, и лэди Елисавета была такого мнѣнія, что его надо пригласить обѣдать. Если его не пригласить, то это самое покажетъ, будто его боятся. Лэди Елисавета не совсѣмъ такъ объяснила это мужу — но сэр-Гэрри понималъ ея чувства и уступилъ. Пусть кузенъ Джорджъ будетъ приглашенъ къ обѣду.

Сэр-Гэрри въ это время колебался съ большей слабостью, чѣмъ можно было бы ожидать отъ человѣка, вообще слывшаго такимъ твердымъ въ дѣлахъ своей жизни. Онъ совершенно ясно понималъ, какъ ему поступить съ Джорджемъ Готспуромъ, когда эти справки о немъ были наведены въ первый разъ, и когда онъ считалъ лорда Альфреда своимъ выбраннымъ зятемъ. Но теперь онъ не зналъ что ему дѣлать. Онъ такъ сознавалъ важность положенія своей дочери, что не могъ заставить себя быть спокойнымъ и надѣяться, чтобъ дѣвушка по обычному ходу вещей отдала свое молодое сердце не во вредъ себѣ, какъ можно было бы ожидать отъ ея темперамента, характера и воспитанія. Онъ не могъ отогнать отъ себя ежедневно и ежечасно мысль объ этомъ. Замужство ея не походило на замужство другихъ дѣвушекъ. Домъ Готспуръ, жившій и преуспѣвавшій столько столѣтій, долженъ былъ жить и преуспѣвать чрезъ нея, или лучше сказать, чрезъ человѣка, котораго она выберетъ себѣ въ мужья. Эта дѣвушка была теперь очень важнымъ лицомъ, но когда она отдастъ себя, ея важность почти кончится. Въ глубинѣ души сэр-Гэрри было почти убѣжденіе, что хотя дѣло это было такъ чрезвычайно важно, все-таки было лучше для него, лучше для всѣхъ ихъ, лучше для Готспуровъ, чтобъ дѣло это устроилось само но себѣ, чѣмъ употреблять большое стараніе при выборѣ. Онъ почти думалъ, что дочь его слѣдуетъ предоставить самой себѣ, какъ другихъ дѣвушекъ. Но дѣло это было такъ важно, что онъ никакъ не могъ отдѣлаться отъ того, чтобы не имѣть его всегда передъ глазами.

А между тѣмъ онъ не зналъ что ему дѣлать, и лэди Елисавета не подавала ему никакой помощи. Онъ пробовалъ самъ выбрать приличнаго мужа, а дочь его захотѣла выйти за выбраннаго такимъ образомъ человѣка. Онъ и привезъ ее въ Лондонъ, и такъ сказать, бросилъ на рынокъ. Пусть мадамъ Мильводи, ложа въ оперѣ и паркъ сдѣлаютъ для нея что могутъ. Разумѣется, за нею слѣдуетъ надзирать — не изъ сомнѣнія въ ея превосходствѣ, но потому что дѣло это было такъ важно, а выборъ дѣвушки могъ, безъ всякаго дурнаго поступка съ ея стороны, сдѣлать такой вредъ интересамъ фамиліи!

Надо помнить, что ни одинъ старшій сынъ не годился бы тутъ, если только не захочетъ отказаться отъ правъ своей собственной фамиліи и сдѣлаться Готспуромъ. Если дочь захочетъ сдѣлать его зятемъ какого-нибудь наслѣдника знатнаго дома, какого-нибудь будущаго графа, даже герцога, все это не будетъ значить ничего для сэр-Гэрри. Честолюбіе его состояло не въ томъ, чтобы видѣть дочь свою герцогиней. Ему не нужно было ни имени, ни помѣстья, ни положенія выше и знатнѣе того, на которыя Готспуры могли предъявить права и которое они могли поддержать. Еслибъ Гёмбльтуэтъ и Скэррауби затерялись среди обширныхъ принадлежностей помѣстья въ какой-нибудь титулованной фамиліи, великолѣпный блескъ которой былъ новъ и жалокъ сравнительно съ почетомъ его собственной фамиліи, это было бы для него погибелью всѣхъ его надеждъ. Конечно можно было бы устроить такъ, чтобы второй сынъ отъ этого брака сдѣлался будущимъ Готспуромъ; но онъ думалъ, что права Готспуровъ были слишкомъ священны и высоки для такой невѣрной случайности, и въ такомъ случаѣ, по-крайней-мѣрѣ, одно поколѣніе Готспуры были бы въ затмѣніи. Нѣтъ, не этого онъ желалъ. Это было бы для него недостаточно. Онъ желалъ имѣть зятя хорошаго происхожденія, совершеннаго джентльмэна, съ роднею, которою онъ и дочь его могли бы гордиться; но онъ долженъ быть такимъ человѣкомъ, который былъ бы доволенъ основать свои права на матеріальномъ благосостояніи, на личномъ положеніи и богатствѣ, которыя онъ получитъ отъ своей жены. Лордъ Альфредъ былъ именно такимъ человѣкомъ, но дочь его не хотѣла выходить за лорда Альфреда. Старшихъ сыновей можно было бы найти множество, охотно женившихся бы на такой невѣстѣ, и ежели какой-нибудь старшій сынъ придетъ къ нему просить руки его дочери, какой-нибудь старшій сынъ, который почти имѣлъ бы на это право, успѣлъ пріобрѣсти согласіе дѣвушки, какъ могъ онъ отказать? А между тѣмъ оставить Готспура послѣ себя живущимъ въ Гэмбльтуэтѣ и Готспуровъ, которые послѣдовали бы за этимъ Готспуромъ, составляло для него все.

Не могъ ли онъ отважиться опять подумать о кузенѣ Джорджѣ? Кузенъ Джорджъ бывалъ у него въ домѣ и жена говорила ему, что имъ слѣдовало пригласить молодого человѣка обѣдать. Имъ не слѣдовало этого дѣлать, если только они намѣрены показать ему, что считаютъ его рѣшительно постороннимъ — человѣку, котораго они сначала приласкали, а потомъ опять бросили. До ушей сэр-Гэрри дошла очень гадкая исторія о кузенѣ Джорджѣ. Говорили, будто онъ два раза занималъ деньги у ростовщиковъ подъ залогъ своей должности, давая въ обезпеченіе какіе-то документы, которыя обезпеченіемъ служить не могли, и что онъ избѣгнулъ наказанія только потому, что оба жида знали, что они не получатъ ничего, если этотъ обманъ обнаружится. Должность была продана, полученныя деньги были раздѣлены между жидами, но у нихъ остались еще права на имущество. Такова была исторія, смутно дошедшая до ушей сэр-Гэрри. Не такъ легко такому человѣку какъ сэр-Гэрри узнать подробности о безславной жизни родственника. Между всѣми его старыми друзьями никто не былъ для него дороже лорда Мильнторпа, а съ молодыми друзьями ни съ кѣмъ не былъ онъ такъ коротокъ, какъ съ лордомъ Бертономъ, старшимъ сыномъ лорда Мильнторпа, братомъ лорда Альфреда. Лордъ Бёртонъ разсказалъ ему эту исторію, прибавивъ въ тоже время, что онъ не можетъ поручиться за истину.

— Честное слово, я не знаю, сказалъ лордъ Бёртонъ, когда его спросили опять. — Мнѣ кажется, на вашемъ мѣстѣ я сдѣлалъ бы такъ, какъ будто никогда объ этомъ не слыхалъ. Разумѣется, онъ былъ въ долгахъ.

— Это совсѣмъ другое дѣло, сказалъ сэр-Гэрри.

— Совсѣмъ! Я думаю, что онъ вѣроятно заложилъ свою должность. Это дурно, но ужъ не до такой степени. А въ другомъ обвиненіи противъ него я сомнѣваюсь.

Такъ говорилъ лордъ Бёртонъ, и сэр-Гэрри рѣшилъ, что это обвиненіе будетъ оставлено безъ вниманія.

Но его родная дочь, его единственная дочь, та, которая должна была передать потомству всѣ великія блага, данныя ему судьбою; она, въ чьихъ рукахъ лежала слава Гёмбльтуэта и Скэррауби; она, которая должна была передать своему мужу почести ихъ старинной фамиліи — могла ли она быть отдана человѣку, юность котораго была безславна, даже еслибъ сужденіе свѣта, которое въ подобныхъ вещахъ бываетъ снисходительно, не заклеймило его безчестіемъ? Въ другихъ отношеніяхъ однако онъ былъ очевидно именно такимъ человѣкомъ, которому надо было отдать его дочь. Такимъ образомъ титулъ и имѣніе останутся вмѣстѣ — потому что сэр-Гэрри далъ слово дочери, что она будетъ его наслѣдницей. Какъ бы ни устроилъ онъ, этотъ кузенъ Джорджъ послѣ его смерти будетъ главою фамиліи. По закону, его будущіе наслѣдники будутъ настоящими Готспурами, еслибъ дочь его вышла за лорда Альфреда или кого-нибудь подобнаго; но дѣти отъ такого брака собственно не будутъ Готспурами и сынъ отъ такого союза не сдѣлается баронетомъ, главою фамиліи. Положенія этого нельзя было достигнуть ни по закону, ни по ходатайству министра, ни по милости государыни. Это принадлежало кузену Джорджу, лишить его этого не могла никакая земная властьи онъ передаетъ это своему сыну, но… увы! увы!

Сэр-Гэрри не показалъ, что онъ находитъ необходимымъ перемѣнить свои мысли объ этомъ. Когда лэди Елисавета предложила пригласить кузена Джордана обѣдать, сэр-Гэрри нахмурился и далъ согласіе съ мрачнымъ видомъ; но въ сущности онъ колебался. Привлекательность съ этой стороны была такъ велика, что онъ не могъ никакъ принудить себя совершенно отказаться отъ него. Онъ зналъ, что кузенъ Джорджъ не годится въ мужья для его дочери, что еслибъ только ея счастье было его единственной цѣлью, то онъ никогда не подумалъ бы отдать ее ему. Онъ и теперь не думалъ отдавать ее такимъ образомъ. Онъ начиналъ тревожиться, когда вспоминалъ объ опасности. Онъ былъ несчастенъ, когда вспоминалъ, какъ интересенъ, какъ красивъ, какъ привлекателенъ былъ кузенъ Джорджъ. Онъ боялся, что онъ можетъ понравиться Эмиліи. Между тѣмъ онъ колебался и позволилъ кузену Джорджу бывать у него въ домѣ, только потому, что кузенъ Джорджъ долженъ сдѣлаться послѣ его смерти главою Готспуровъ.

Кузенъ Джорджъ пріѣхалъ въ одно воскресенье, пріѣхалъ въ другое, обѣдалъ въ домѣ; разумѣется, былъ приглашенъ на балъ. Но лэди Елисавета такъ устроила свои дѣла, что когда кузенъ Джорджъ ушелъ вечеромъ послѣ обѣда, онъ и Эмилія не были и двухъ минутъ наединѣ послѣ того какъ они пріѣхали въ Лондонъ. Лэди Елисаветѣ самой нравился кузенъ Джорджъ, еслибъ мужъ не далъ запрещенія, она оставила бы ихъ на единѣ съ великимъ материнскимъ удовольствіемъ; но ей сказали, что этого не должно быть, и поэтому молодымъ людямъ не позволили воспользоваться этимъ. Лэди Елисавета съ своимъ спокойнымъ обращеніемъ умѣла исполнять свое дѣло въ свѣтѣ. Были другіе балы, поѣздки въ паркѣ и всѣ возможные случаи, которыми молодые люди, а иногда молодыя дѣвушки также умѣютъ пользоваться, по до-сихъ-поръ кузенъ Джорджъ оставался или принужденъ былъ оставаться поодаль.

— Мнѣ хотѣлось бы знать, мама, сказала Эмилія наканунѣ бала: — черная или бѣлая овца кузенъ Джорджъ?

— Что ты хочешь сказать, душа моя, дѣлая такой вопросъ?

— Мнѣ не нравятся черныя овцы. Я не вижу, почему молодымъ людямъ позволяютъ быть черными овцами; но вѣдь вы знаете, что имъ позволяютъ.

— Какъ же можно этому помѣшать?

— Не слѣдуетъ обращать на нихъ вниманія, мама.

— Душа моя, это самый трудный вопросъ — онъ выше моего пониманія и, я увѣрена, также выше твоего. Овца не должна быть черною всегда, потому что она не всегда была бѣлой, и знаешь, черныя овцы такъ же дороги своей матери, какъ и бѣлыя.

— Я думаю, дороже

— Я совершенно согласна съ тобою, Эмилія, что въ обществѣ слѣдовало бы избѣгать черныхъ овецъ.

— Такъ ихъ не слѣдовало бы принимать, сказала Эмилія.

Лэди Елисавета узнала изъ этого, что опасность была, но что опасность была не такого рода, чтобъ она могла посовѣтоваться съ сэр-Гэрри.

Глава V.
ДЖОРДЖЪ ГОТСПУРЪ.

править

Теперь слѣдуетъ нѣсколько разсказать читателю о кузенѣ Джорджѣ и объ образѣ его жизни. Лэди Елисавета сказала правду своей дочери, что вопросъ о томъ, слѣдуетъ ли допускать черную овцу въ общество или нѣтъ, очень труденъ. Во-первыхъ, у кого глаза на столько хороши, чтобы узнать, дѣйствительно ли овца черная или нѣтъ? Притомъ, не считается ли если не желательнымъ, то по-крайней-мѣрѣ совершенно простительнымъ небольшая тѣнь въ бѣлизнѣ овцы мужского рода? Не считается ли мужская овца съ бѣлой шерстью нѣсколько безцвѣтной? Такимъ образомъ случается, что въ обществѣ принимаютъ очень черныхъ овецъ до-тѣхъ-поръ, пока наконецъ растревоженные отцы и матери начинаютъ примѣчать, что ихъ ягняточки выгнаны пастись между прожорливыми волками. Надо однако согласиться, что ягняты, съ которыми обращаются такимъ образомъ, пріобрѣтаютъ мужество, заставляющее ихъ не поддаваться даже опаснымъ волкамъ.

Кузенъ Джорджъ если не былъ прожорливымъ волкомъ, былъ по крайней-мѣрѣ очень черной овцой. Въ нашемъ желаніи узнать о немъ правду, не слѣдуетъ говорить, чтобы онъ рѣшительно былъ волкомъ — пока еще нѣтъ — оттого что въ своей карьерѣ онъ не дѣлалъ еще умышленныхъ попытокъ пожирать свою добычу; но чтобы освободить себя отъ возможности быть пожраннымъ другими, онъ дѣлалъ такія вещи, которыя, еслибы сдѣлались извѣстны, не допустили бы такую овцу быть принятой въ порядочное стадо. Были маленькія непріятности насчетъ продажи его должности въ полку, изъ которыхъ, хотя онъ не имѣлъ намѣренія обманывать жидовъ, онъ сдѣлалъ то, что свѣтъ назвалъ бы обманомъ, еслибъ свѣтъ это зналъ. А чтобы брать отъ поставщиковъ вещи безъ всякой надежды или мысли заплатить за нихъ, то это вошло у него въ такое обыкновеніе — и у нихъ также-что его слѣдовало почти извинить, что онъ считалъ это нормальнымъ положеніемъ въ жизни для человѣка въ его положеніи. Играть въ карты и проигрывать сдѣлалось для него совершенно естественно въ самомъ раннемъ возрастѣ. Потомъ ему пришло въ голову, что въ каждой игрѣ кто-нибудь долженъ выиграть, и такъ какъ онъ много проигралъ, то можетъ теперь выиграть. Онъ еще не дошелъ до того пункта въ своемъ воспитаніи, когда игрокъ научается, что самый вѣрный способъ много выиграть состоитъ въ томъ, чтобы выигрывать нечестно — еще не дошелъ, но былъ къ тому близокъ. Волчьи привычки овладѣвали имъ, если его не спасетъ какая-нибудь счастливая судьба. Можетъ быть, его ожидала подобная судьба. Какъ сказала лэди Елисавета, овца очень темнаго цвѣта могла опять сдѣлаться бѣлой. Если это неправда, то что же станется съ доктриной о раскаяніи, въ которую мы вѣримъ?

Черта въ мужской овцѣ относительно другого грѣха есть чернота простительная. Долженъ ли говорить это такъ прямо авторъ такого разсказа, можетъ быть предметомъ спора, но если онъ этого не скажетъ, то не будетъ въ состояніи истинно разсказать свою исторію; чернотѣ такого рода слѣдуетъ соболѣзновать, а овцу принимать почти во всякое стадо, съ условіемъ не раскаяться, не сознаться, не признаться, а прямо перемѣнить свои обычаи. Перемѣна обычаевъ въ нѣкоторыхъ обстоятельствахъ и въ нѣкоторомъ періодѣ становится необходима, и если это дѣлается, то относительно оттѣнковъ въ шерсти этого свойства овца становится такой бѣлой, какъ ей слѣдуетъ быть. Въ этомъ отношеніи наша овца была такъ черна, какъ и всякая другая, и въ этотъ настоящій періодъ ея жизни требовалась большая перемѣна прежде чѣмъ она будетъ годиться въ любое порядочное общественное стадо.

Тамъ-и-сямъ встрѣчаются оттѣнки черноты, происходящіе отъ общежительности — которые мы можемъ назвать обѣденной чернотой — относительно чего есть мнѣніе, постоянно распространяемое нравственными нынѣшними газетами, что подобная чернота совсѣмъ прекратилась между овцами-джентльмэнами. Для пополненія этого, однако, интересныя новѣйшія газеты выразили такое мнѣніе, что дамы принялись за игру, которую мужчины уже не хотятъ играть. Можно сомнѣваться, много ли правды въ томъ и другомъ выраженіи. Конечно, мы не видимъ, чтобы дамы пили, не видимъ, чтобы мужчины спотыкались, какъ бывало прежде, потому что способъ ихъ питья не такой, какой былъ у ихъ дѣдовъ. Но любовь къ вину не исчезла между мужчинами и мужчины теперь такъ же какъ и прежде занимаются любовью. Наша черная овца очень любила вино — а также и водку, хотя Джорджъ былъ на столько волкъ, что скрывалъ свою наклонность, когда этого требовали обстоятельства.

Очень рано въ жизни пріѣхалъ онъ изъ Франціи жить въ Англіи и былъ помѣщенъ въ кавалерійскій полкъ, который, къ несчастью для него, квартировалъ въ Лондонѣ или по близости. А, можетъ быть къ такому же несчастью, онъ имѣлъ небольшое состояніе, фунтовъ 500 годового дохода. Онъ получилъ это не отъ отца, и когда отецъ его умеръ въ Парижѣ за два года предъ началомъ нашей исторіи, доходъ его не увеличился. Тысячи двѣ фунтовъ получилъ онъ отъ продажи имущества отца; это помогло ему справиться съ настоятельными затрудненіями, потому что въ то время доходъ его совершенно былъ разстроенъ. Теперь, когда онъ получилъ большую сумму отъ своего дяди, съ увѣреніемъ однако, что фамильное имѣніе не перейдетъ къ нему, когда онъ получитъ фамильный титулъ, онъ былъ такъ бѣденъ въ то время, такъ принужденъ жить день-за-день, такъ мало имѣлъ наклонности принимать въ соображеніе будущее, что можно думать, не была ли полнымъ вознагражденіемъ сумма, подаренная ему, за то, что отъ него отнимали.

А все-таки ему оставалась возможность имѣть успѣхъ съ наслѣдницей. Относительно этой возможности онъ скоро рѣшилъ, что женится на своей кузинѣ, если только это будетъ зависѣть отъ него; онъ зналъ и вполнѣ цѣнилъ свои преимущества. Онъ былъ хорошъ собою, высокъ для Готспура, но съ бѣлокурыми волосами, голубыми глазами и съ прекрасно очерченными чертами Готспуровъ. Въ немъ недоставало однако той особенной твердости около висковъ, которая такъ рѣзко отличала физіономію сер-Гэрри и его дочери, и потомъ въ немъ было какое-то выраженіе пресыщенія и нѣкоторые внѣшніе признаки дурной жизни, которые однако не портили его красоты и даже не всегда виднѣлись. Глаза не всегда были налиты кровью и руки не всегда тряслась. О немъ можно сказать относительно его нравственнаго и физическаго положенія, что онъ находился на краю пропасти нравственнаго униженія, но что была возможность спастись.

Онъ жилъ въ то время въ холостой квартирѣ въ Сен-Джэмской улицѣ, и надо предполагать, что для этой квартиры требовались наличныя деньги. Во время послѣдней зимы у него были лошади въ Нортэмптонширѣ, для найма которыхъ, надо опасаться, онъ нѣсколько заложилъ свои надежды на наслѣдство гёмбльтуэтское. Въ настоящее время у него была лошадь для верховой ѣзды въ паркѣ и онъ считалъ хорошій обѣдъ съ хорошимъ виномъ какъ нѣчто должное для себя каждый день, такъ какъ будто онъ этого заслуживалъ своими трудами. Читателю врядъ ли нужно говорить, что сихъ никогда не пытался заработать ни одного шиллинга съ-тѣхъ-поръ, какъ вышелъ въ отставку изъ военной службы, чему теперь минуло четыре года.

Не смотря на всѣ свои недостатки, человѣкъ этотъ пользовался популярностью, за которую многіе богатые люди отдали бы треть своего дохода. Герцоги и герцогини любили его, и нѣкоторыя лица, высоко стоящія въ свѣтѣ, думали, что нѣкоторыя собранія не могутъ вполнѣ удасться безъ него. Онъ умѣлъ говорить и между тѣмъ говорилъ не слишкомъ много. Никто не могъ о немъ сказать, что онъ былъ остроуменъ, начитанъ, глубокомысленъ, но онъ именно зналъ, что было нужно въ это время или въ то, и могъ это дать. Онъ умѣлъ и выставить себя впередъ и остаться назади. Онъ умѣлъ хорошо стрѣлять, не желая стрѣлять лучше всѣхъ. Онъ умѣлъ относить и приносить, но всегда дѣлалъ это съ видомъ мужественной независимости. И притомъ онъ имѣлъ видъ джентльмэна.

Изъ всѣхъ его доброжелательныхъ друзей, можетъ быть, больше всѣхъ любилъ его графъ Олтрингэмъ. Джорджу Готспуру въ то время было около тридцати лѣтъ, а графъ былъ старше его четырьмя годами. Графъ былъ женатъ, имѣлъ семейство, жену, которая также любила бѣднаго Джорджа, огромный доходъ и помѣстье въ Шотландіи, въ которомъ Джорджъ всегда проводилъ три первыя недѣли охоты за тетеревами. Графъ былъ ласковый, веселый, либеральный, но не совсѣмъ свѣтскій человѣкъ. Онъ хорошо зналъ Джорджа Готспура и ни за что на свѣтѣ не хотѣлъ дать ему ни одного шиллинга. Онъ не далъ бы своему другу денегъ, чтобъ выпутать его изъ самыхъ затруднительныхъ обстоятельствъ. Но онъ прощалъ грѣшнику всѣ его грѣхи, приглашалъ его въ замокъ Кэрри каждый годъ, снабжалъ его разными хорошими вещами, позволялъ ему пріѣзжать и обѣдать въ Олтрингэмскій домъ въ Карльтонской улицѣ такъ часто, какъ Джорджъ хотѣлъ, во время лондонскаго сезона. Графъ былъ очень добръ къ Джорджу, хотя можетъ быть зналъ о немъ болѣе чѣмъ всѣ другіе; но онъ не хотѣть держать пари съ Джорджемъ и не позволялъ Джорджу пользоваться отъ него деньгами.

— Неужели вы полагаете, что я хотѣлъ бы выиграть отъ васъ деньги? сказалъ онъ нашему другу въ отвѣтъ на его маленькое предложеніе относительно скачекъ.

— Я этого не думаю, отвѣтилъ Джорджъ.

— Такъ вы можете быть увѣрены, что я и проиграть не желаю, замѣтилъ графъ.

Этимъ дѣло и кончилось и Джорджъ уже не дѣлалъ продолженій другого рода.

Оба они смотрѣли на лошадей въ Таттерсалѣ, которыхъ графъ прислалъ продавать на другой день послѣ обѣда въ Бретонской улицѣ.

— Сэр-Гэрри, кажется, къ вамъ очень ласковъ, сказалъ графъ.

— Ну да, такъ-себѣ.

— Не всякій далъ бы вамъ пять тысячъ, знаете.

— Я не всякаго наслѣдникъ, отвѣтилъ Джорджъ.

— Да, но вы и не его наслѣдникъ.

— Я наслѣдникъ его титула.

— Какую пользу сдѣлаетъ это вамъ?

— Когда онъ умретъ, я буду главою фамиліи. На сколько я понимаю эти вещи, онъ не имѣетъ права отнять отъ меня эти помѣстья.

— Власть есть право, мой милый. Законная власть есть несомнѣнное право.

— Онъ долженъ былъ, по-крайней-мѣрѣ, раздѣлить ихъ. У него есть два отдѣльныхъ помѣстья и каждое изъ нихъ сдѣлало бы меня богачомъ. Я не очень обязанъ ему за его деньги, хотя разумѣется онѣ пришлись мнѣ кстати

— Очень кстати, сказалъ бы я, Джорджъ. Какъ вы сошлись съ вашей кузиной?

— За мною стерегутъ какъ кошка за мышью.

— Скажите лучше: за крысой, Джорджъ. Развѣ вы не знаете, что они правы? Не сдѣлалъ ли бы я то же самое, будь она моя дочь, зная васъ такъ хорошо, какъ знаю я?

— Она могла бы выбрать хуже, милордъ.

— Я скажу вамъ вотъ что. Онъ думаетъ, что могъ бы выбрать хуже, я въ этомъ не сомнѣваюсь. Всѣ эти вещи относительно фамиліи, титула, имени заставили бы его желать бросить ее вамъ, будь вы крошечку получше.

— Я не знаю, чѣмъ я хуже другихъ.

— Послушайте, старый дружище, я не часто надоѣдаю вамъ совѣтами, но теперь надоѣмъ. Если вы рѣшитесь остепениться и жить прилично, если вы разскажете сэр-Гэрри всю правду о вашихъ денежныхъ дѣлахъ, мнѣ кажется, вы можете на ней жениться. Никогда не случалось прежде имѣть такую возможность на успѣхъ такому человѣку какъ вы. Но вы должны сдѣлать одно.

— Что это такое?

— Совсѣмъ бросить мистриссъ Мортонъ. Вамъ будетъ трудно, я знаю, и можетъ быть понадобится больше мужества, чѣмъ у васъ есть. У васъ такого мужества нѣтъ.

— Вы хотите сказать, что мнѣ было бы непріятно разбить сердце женщины?

— Что за вздоръ! Видите вы вонъ тамъ эту лошадь?

— Я только что смотрѣлъ на нее. Зачѣмъ вы продаете ее?

— Она была лучшею лошадью въ моей конюшнѣ, но она кусала конюха; старикъ Баджеръ сказалъ мнѣ наотрѣзъ, что онъ не хочетъ больше имѣть ее въ конюшнѣ. Жалѣю человѣка, который купитъ ее, или лучше сказать, его конюха. Она разъ убила мальчика въ конюшнѣ брукборофской.

— Зачѣмъ вы ее не застрѣлили?

— Мои средства не позволяютъ убивать лошадей, капитанъ Готспуръ. Я купилъ же ее наудачу, теперь долженъ купить ее наудачу кто-нибудь другой. Такая уже у всѣхъ участь; одна, двѣ выдадутся хорошія, а остальное то, что я называю дрянь. Думаете ли вы о томъ, что я сказалъ, и будьте увѣрены въ томъ, что мистриссъ Мортонъ и ваша кузина не могутъ ужиться вмѣстѣ. Я пойду чрезъ улицу къ моей матери.

Джорджъ Готспуръ, оставшись одинъ, много думалъ объ этомъ. Онъ не былъ способенъ изъ самохвальства хвалиться безъ причины расположеніемъ женщины, а между-тѣмъ ему казалось, что онъ нравится кузинѣ. А что касалось того страшнаго затрудненія, на которое намекалъ лордъ Олтрингэмъ, онъ зналъ, что слѣдовало что-нибудь сдѣлать; но съ этой стороны были жестокія хлопоты, о которыхъ Олтрингэмъ ничего не зналъ. Притомъ, зачѣмъ ему было дѣлать то, на что другъ указывалъ ему, прежде чѣмъ это будетъ необходимо? А разсказать сэр-Гэрри подробно о своихъ денежныхъ дѣлахъ было совершенно невозможно. Боже Великій! какъ можетъ одинъ человѣкъ говорить о такой правдѣ, а другой человѣкъ слушать о ней? Когда денежныя затрудненія бываютъ такого рода, какъ тѣ, которыя обременяли плеча бѣднаго Джорджа Готспура, совершенно невозможно сообщать объ этомъ кому бы то ни было. Страдалецъ не можетъ даже сдѣлать повѣреннымъ самого себя, не можетъ даже самъ рѣшиться взглянуть на свои непріятности. Не количество долговъ, а свойство ихъ и репутація людей, съ которыми онъ имѣлъ дѣло, такъ ужасны. Пятнадцать тысячъ фунтовъ — менѣе чѣмъ одинъ годъ дохода съ имѣнія сэр-Гэрри — очистили бы все, на сколько онъ могъ судить; но очистить долги могъ только онъ самъ, раздавъ деньги и не обнаруживая грязи, на которую, конечно, онъ не можетъ указать сэр-Гэрри до своей женитьбы.

Но между тѣмъ призъ былъ такъ великъ и такъ много было причинъ думать, что можетъ быть этотъ призъ достанется ему! Если дѣйствительно онъ доживетъ то того, что сдѣлается сэр-Джорджемъ Готспуромъ и владѣльцемъ Гёмбльтуэта и Скэррауби! Обдумавъ объ этомъ такъ основательно, какъ только могъ, онъ рѣшилъ, что сдѣлаетъ попытку; но о томъ, на что онъ намекалъ лорду Олтрингэму, онъ пока предоставилъ случаю.

Лордъ Олтрингэмъ былъ совершенно правъ, когда говорилъ Джорджу Готспуру, что у него недостаетъ мужества.

Глава VI.
БАЛЪ ВЪ БРЕТОНСКОЙ УЛИЦѢ.

править

Сэр-Гэрри колебался, лэди Елисавета сомнѣвалась, а кузену Джорджу все-таки позволили пріѣхать на балъ. Въ это время сердце Эмиліи Готспуръ еще не было отдано ея кузену. Еслибъ ей сказали, что онъ уѣхалъ навсегда — изгнанъ къ какимъ-нибудь антиподамъ, откуда никогда не можетъ воротиться — съ ея стороны не было бы продолжительнаго горя, хотя можетъ быть это огорчило бы ее на минуту. Она думала о немъ какъ дѣвушки думаютъ о мужчинахъ, въ которыхъ, по ихъ мнѣнію, онѣ могутъ влюбиться когда-нибудь, и онъ очень ей правился. Ей также нравился и лордъ Альфредъ, но совсѣмъ въ другомъ родѣ. Относительно лорда Альфреда она была совершенно увѣрена съ первыхъ дней своихъ сношеній съ нимъ, что никогда не можетъ въ него влюбиться. Онъ не могъ быть для нея болѣе чѣмъ старый мистеръ Крёчли или молодой мистеръ Лэтеби — человѣкъ очень хорошій, но не болѣе какъ человѣкъ. Обожать лорда Альфреда было для нея невозможно. Она уже понимала, что для нея было бы возможно обожать кузена Джорджа, не смотря на всѣ непріятныя вещи, которыя она слышала о немъ. Читатель можетъ быть увѣренъ, что подобная мысль промелькнула въ головѣ ея, когда она спрашивала мать, слѣдуетъ ли кузена Джорджа принимать за черную или за бѣлую овцу.

Балъ былъ очень великолѣпенъ и Эмилія Готспуръ была очень изящна. Всѣмъ было извѣстно, что успѣшный искатель ея руки будетъ будущимъ владѣльцемъ Гёмбльтуэтскимъ, и могущество, которымъ она такимъ образомъ была облечена, придавало ей очарованіе и интересъ, котораго едва могли бы достигнуть одинъ умъ и красота, даже въ самомъ счастливомъ соединеніи. Всѣ сознавали, что Эмилія Готспуръ была важная молодая дѣвица. Другія молодыя дѣвицы, которыя были не такъ важны, позволяли отдавать ей преимущество почти безъ зависти, а молодые мужчины безъ притязанія смотрѣли на нее какъ на дѣвушку, которой они не смѣли просить представить ихъ. Эмилія видѣла все это, и отчасти ей нравилось это, отчасти внушало презрѣніе. Но даже презирая, она этимъ пользовалась. Молодые мужчины безъ притязаній были для нея не болѣе стульевъ и столовъ, а молодыя дѣвицы, покорявшіяся ей и обожавшія ее, получали позволеніе покоряться и обожать. Но въ одномъ она была совершенно увѣрена, что кузенъ Джорджъ долженъ когда-нибудь сдѣлаться главою ея фамиліи. Она была обязана обращаться съ нимъ съ внимательнымъ уваженіемъ, если тѣ, которые имѣли надъ нею по теченіе, позволили ей находиться въ его обществѣ.

На этомъ балѣ были люди очень замѣчательные — даже ихъ можно бы назвать знаменитыми. Были двѣ герцогини королевской крови и три принца. И русскій и французскій посланники тутъ были. Былъ издатель самой вліятельной газеты — только на нѣсколько минутъ, и первый министръ прошелъ чрезъ комнату впродолженіе вечера. Обыкновенныхъ герцоговъ и герцогинь было очень много, а графы и графини съ дочерьми составляли толпу. Придворный поэтъ правда не былъ, но его ожидали, и три китайскихъ мандарина вошли въ комнату въ одиннадцать часовъ и не уходили до часа. Бѣдная лэди Елисавета очень мучилась съ этими мандаринами. Изъ всего этого видно, что балъ былъ совершенно успѣшенъ.

Джорджъ Готспуръ обѣдалъ въ этотъ день у лорда и лэди Олтрингэмъ и поѣхалъ съ ними на балъ вечеромъ. Лордъ Олтрингэмъ, хотя обращеніе его было безпечно и почти равнодушно, въ сущности очень тревожился, чтобы другъ его былъ поставленъ на ноги этимъ бракомъ, а графиня такъ заботилась объ этомъ, что рѣшилась бы на всякія невинныя интриги для достиженія этой цѣли. Она знала, что Джорджъ Готспуръ былъ мотъ, игрокъ, въ долгахъ, запутанъ разными другими затрудненіями, но ей нравился этотъ человѣкъ и, слѣдовательно, она готова была думать, что богатая женитьба все поправитъ. Эмилія Готспуръ и сэр-Гэрри ничего для нея не значили, но Джорджъ часто былъ пріятнымъ гостемъ въ ея домѣ, и слѣдовательно, по ея мнѣнію, заслуживалъ жену съ двадцатью тысячами годового дохода. А потомъ, еслибъ могли быть сомнѣнія отъ другихъ обстоятельствъ, баронетство уничтожало ихъ. Въ женщинѣ, находившейся въ такомъ положеніи, какъ лэди Олтрингрэмъ, не можетъ быть дурно помогать тому, чтобы не допустить разъединиться имѣнію и титулу. Разумѣется, Джорджъ промотаетъ все, что можетъ промотать, если его не свяжутъ брачными контрактами и маіоратомъ. Лэди Олтрингэмъ выказывала болѣе энергіи чѣмъ ея мужъ и составила цѣлый планъ о томъ, какимъ образомъ долженъ успѣть Джорджъ. Она подробно разсуждала съ нимъ объ этомъ. Объ однимъ затрудненіи, однако, она должна была умолчать, но въ ея планѣ даже и это не было выпущено.

— Каковы бы ни были препятствія, освободитесь отъ нихъ тотчасъ, посовѣтовала она.

— Это легко сказать, лэди Олтрингэмъ, но такъ трудно сдѣлать!

— Долги, разумѣется, нельзя заплатить безъ денегъ. Сэр-Гэрри непремѣнно заплатитъ долги. Но если есть что-другое, прекратите тотчасъ.

Разумѣется другое было, и разумѣется лэди Олтрингэмъ знала объ этомъ. Она требовала, сообразно своему плану, чтобы Джорджъ не терялъ времени. Это было въ маѣ. Было извѣстно, что сэр-Гэрри намѣренъ уѣхать изъ Лондона въ началѣ іюня.

— Разумѣется, вы воспользуетесь его приглашеніемъ и поѣдете въ Гёмбльтуэтъ, когда оставите насъ, сказала она.

— Время не было назначено.

— Стало быть, вы можете сами выбрать время безъ всякихъ затрудненій. Напишите изъ замка Корри, что вы ѣдете. То-есть, если не все будетъ рѣшено къ тому времени. Разумѣется, этого нельзя сдѣлать въ одну минуту, потому что сэр-Гэрри долженъ согласиться; но я начала бы тотчасъ; только, капитанъ Готспуръ, не оставляйте ничего такого, что они могутъ узнать потомъ. Прошедшее они простятъ.

Таковъ былъ совѣтъ лэди Олтрингэмъ, а безъ сомнѣнія, она понимала дѣло, о которомъ разсуждала.

Когда Джорджъ Готспуръ вошелъ въ комнату, его кузина танцовала съ какимъ-то принцемъ. Онъ могъ видѣть ее, когда остановился сказать нѣсколько словъ съ лэди Елисаветой. А разговаривалъ онъ съ лэди Елисаветой не какъ посторонній или обыкновенный гость. Онъ понялъ все, что можетъ выиграть, принявъ родственную короткость, и принялъ ее. Лэди Елисавета не была такъ утомлена, какъ прежде, когда онъ стоялъ возлѣ нея, и приняла отъ него маленькую помощь, которая была пріятна для нея. Онъ не выказывалъ торопливости и разсказалъ ей какую-то исторійку, которая понравилась ей. Какъ жаль, что кузенъ Джорджъ былъ негодяй, думала она, когда онъ шелъ здороваться съ сэр-Гэрри.

Съ сэр-Гэрри онъ остался минуты двѣ. Въ такомъ случаѣ, какъ этотъ, сэр-Гэрри улыбался и готовъ былъ послушать городскихъ сплетенъ.

— Пріѣхалъ съ Олтрингэмами? Я слышалъ, что лордъ Олтрингэмъ продалъ всѣхъ своихъ лошадей. Что это значитъ?

— Старая исторія, сэр-Гэрри. Онъ очистилъ свою конюшню отъ плевелъ, а покупателей заставилъ думать, что они получатъ сливки. Никто въ Англіи не умѣетъ лучше Олтрингэма устройвать свои дѣла.

Сэр-Гэрри улыбнулся самымъ пріятнымъ образомъ и отвѣтилъ какимъ-то веселымъ замѣчаніемъ, но сказалъ въ сердцѣ, что свой своего узнаетъ издалека.,

Есть нѣкоторыя вещи, которыхъ мошенникъ сдѣлать не можетъ. Онъ можетъ понять, что значитъ осуждать мошенничество, избѣгать его, не любить — но онъ не умѣетъ ненавидѣть его. Кузенъ Джорджъ вѣроятно преувеличилъ сдѣлку, о которой онъ говорилъ, но онъ вовсе не думалъ, что, дѣлая это, онъ подалъ сэр-Гэрри истинное понятіе о своемъ характерѣ.

Джорджъ прошелъ и увидалъ свою кузину, которая стояла теперь съ иностраннымъ посланникомъ. Онъ заговорилъ съ нею, проходя мимо нея, и назвалъ ее по имени. Она любезно подала ему руку, а онъ вернулся и просилъ ее танцовать.

— Кажется, у меня не осталось ни одного танца изъ тѣхъ, которые я намѣрена танцовать, сказала она.

— Такъ назначьте мнѣ такой, который вы не намѣрены танцовать, отвѣтилъ онъ.

Разумѣется, она назначила.

Часъ спустя пришелъ онъ напомнить ей обѣщаніе, а она взяла его подъ-руку и стояла вмѣстѣ съ нимъ, а потомъ пошла кружиться съ нимъ съ большимъ наслажденіемъ. Кузенъ Джорджъ вальсировалъ хорошо. Всѣ подобные ему люди хорошо вальсируютъ. Это часть ихъ ремесла. Въ этотъ вечеръ Эмилія Готспуръ нашла, что онъ вальсируетъ хорошо, и сказала ему это.

— Еще кругъ? Разумѣется, я согласна, потому что вы умѣете вальсировать

— Мнѣ было бы стыдно, еслибъ, я танцовалъ не въ тактъ.

— Многимъ слѣдовало бы краснѣть. Этотъ принцъ, имя котораго я все забываю, и вы только одни въ этой залѣ танцуете хорошо по-моему.

Они опять закружились, и Эмилія была очень счастлива. Онъ по-крайней мѣрѣ хорошо танцовалъ и не было причины, почему бы ей не наслаждаться его танцами, если его сочли на столько бѣлымъ, чтобы пригласить на балъ.

Но Джорджа при каждомъ кругѣ преслѣдовала мысль, что онъ здѣсь для другого дѣла. Онъ гнался за дичью, за которою будутъ гнаться много охотниковъ. Онъ имѣлъ свои преимущества и они имѣютъ свои. Одно изъ его преимуществъ состояло въ томъ — что она теперь была съ нимъ, и онъ долженъ воспользоваться этимъ Она не достанется ему только оттого, что онъ пріятно будетъ ее вертѣть по комнатѣ. Наконецъ она остановилась и согласилась выйти съ нимъ изъ комнаты, куда-нибудь изъ толпы, на лѣстницу, если возможно, чтобы подышать свѣжимъ воздухомъ. Разумѣется, онъ скоро привелъ ее въ уголъ, изъ котораго она не могла убѣжать.

— Намъ никакъ не удастся уйти отсюда, сказала она смѣясь.

Еслибъ она хотѣла уйти, ея тонъ и обращеніе были бы совсѣмъ другіе.

— Желалъ бы я знать, чувствуете ли вы себя здѣсь точно такою же, какъ въ Гёмбльтуэтѣ? сказалъ онъ.

— Точно такою.

— Для меня есть разница.

— Въ какомъ отношеніи?

— Я и въ половину не нахожу васъ такою милою.

— Какъ это нелюбезно!

Разумѣется, ей было лестно. Изъ всякаго рода лести похвала есть самая грубая и наименѣе дѣйствительная. Когда вы льстите мужчинѣ, говорите ему о немъ самомъ, критикуйте его, разбирайте его по кускамъ, сравнивая какой-нибудь настоящій небольшой недостатокъ съ его прошлымъ поведеніемъ — и держитесь того же правила съ женщиной. Говорить ей, что она хороша, средство слабое; но плачевно жалуйтесь ей, что въ ней чего-то недостаетъ въ настоящую минуту, чего-то изъ ея обычныхъ высокихъ достоинствъ, какой-нибудь временной потери красоты, и вы будете имѣть успѣхъ.

— Въ чемъ же я не такъ мила? Право, я стараюсь быть такъ любезна, какъ умѣю.

— Въ Гёмбльтуэгѣ вы просто были Эмиліей Готспуръ.

— А здѣсь я что же?

— Страшная вещь, называющаяся успѣхомъ. Не чувствуете ли вы, что какъ будто подняты немножко съ пола?

— Ни крошечки — ни капельки. Зачѣмъ буду я чувствовать это?

— Я не могу растолковать вамъ, что хочу сказать. Не чувствуете ли вы, что со всѣми этими принцами и вельможами вы должны быть чѣмъ-то другимъ, а не собственно собой? Не знаете ли вы, что вы должны имѣть особенное обращеніе и говорить особеннымъ образомъ? Не бросается ли вамъ въ голову шампанское болѣе или менѣе?

— Разумѣется, принцы и вельможи не то, что старая мистриссъ Крёчли, если вы это хотите сказать.

— Я васъ не осуждаю, знаете, только не могу не тревожиться, и нахожу васъ такою совершенною въ Гёмбльтуэтѣ, что не могу сказать, чтобы мнѣ нравилась какая-либо перемѣна. Знаете, я опять буду въ Гембльтуэтѣ?

— Разумѣется, будете.

— Вы, кажется, уѣзжаете въ слѣдующемъ мѣсяцѣ?

— Папа хочетъ съѣздить въ Скэррауби на нѣсколько недѣль. Онъ дѣлаетъ это каждый годъ, и это такъ скучно. Вы были въ Скэррауби?

— Никогда.

— Вамъ надо съѣздить туда когда-нибудь. Знаете, одна отрасль Готспуровъ жила тамъ очень долго.

— Домъ тамъ хорошій?

— Очень дурной; но есть огромные лѣса и мѣстность очень дикая. Однако, разумѣется, вы не поѣдете, потому что вашъ лондонскій сезонъ въ самомъ разгарѣ. Васъ удержитъ такъ многое. Вы, кажется, принадлежите къ числу такихъ людей, которые никогда въ жизни не выѣзжали изъ Лондона, развѣ на какую-нибудь скачку.

— Неужели вы дѣйствительно считаете меня такимъ, Эмилія?

— Да, считаю. Мнѣ говорятъ, что вы таковы. Развѣ это неправда? Вы не бываете на скачкахъ?

— Я готовъ никогда не бывать на скачкахъ, если вы потребуете этого отъ меня.

Она помолчала съ минуту, думая потребовать этого, но наконецъ рѣшила этого не дѣлать.

— Нѣтъ, сказала она: — если вы сочтете за нужное не бывать, вы можете это сдѣлать и безъ моего требованія. Я не имѣю права требовать этого. Если вы находите скачки дурными, зачѣмъ вы бываете на нихъ?

— Онѣ дурны, сказалъ онъ.

— Такъ зачѣмъ же вы бываете на нихъ?

— Онѣ дурны, и я бываю на нихъ. Онѣ очень дурны, и я очень часто на нихъ бываю. Но я никогда не буду бывать, если вы, кузина, потребуете этого.

— Это вздоръ.

— Испытайте меня. Будетъ не вздоръ. Если вы на столько интересуетесь мною, чтобы желать избавить меня отъ дурного, вы можете это сдѣлать. Я на столько дорожу вами, что откажусь отъ этого по вашему требованію.

Говоря это, онъ смотрѣлъ ей въ глаза, и она знала, что все выраженіе его глазъ устремлено на нее. Она знала, что онъ придалъ своимъ словамъ и своему взгляду выраженіе своей любви къ ней. Она узнала въ ту же минуту, что это было пріятно ей. Она вспомнила также въ эту минуту, что ея кузенъ Джорджъ черная овца.

— Если вы не можете удержаться отъ дурного безъ моей просьбы, сказала она: — то если вы и удержитесь, это не сдѣлаетъ вамъ пользы.

Онъ хотѣлъ что-то отвѣтить ей, когда она настояла, чтобы онъ отвелъ ее.

— Я должна идти въ танцовальную залу; право должна, Джорджъ. Я уже обманула какого-то несчастнаго кавалера. Нѣтъ, впрочемъ, не теперь. Я не была ангажирована на эту кадриль; но я должна идти и позаботиться о гостяхъ.

Онъ отвелъ ее чрезъ толпу и въ это время примѣтилъ, что глаза сэр-Гэрри устремлены на него. Онъ не очень заботился объ этомъ. Если онъ могъ завладѣть своей кузиной Эмиліей, онъ думалъ, что онъ могъ завладѣть и баронетомъ.

Онъ не могъ болѣе сказать ей ничего особеннаго въ этотъ вечеръ. Онъ пригласилъ ее на другой танецъ, но она отказала.

— Вы забываете принцевъ и вельможъ, которыми я должна заниматься, сказала она ему, повторяя его собственныя слова.

Онъ не осуждалъ ее, даже мысленно, судя по важности, кочорую онъ приписывалъ каждому слову разговора наединѣ, что она также находила это важнымъ. Онъ уже выигралъ что-нибудь, давъ ей знать, что думаетъ о ней. Теперь онъ не могъ уже быть для нея просто кузеномъ или всякимъ другимъ человѣкомъ, съ которымъ она могла бы протанцовать три или четыре раза, не приписывая этому никакого значенія. И ему было извѣстно это, должно быть извѣстно и ей, и онъ былъ радъ, что она чувствуетъ это.

— Эмилія сказала мнѣ, что вы ѣдете въ Скэррауби въ слѣдующемъ мѣсяцѣ, сказалъ онъ потомъ сэр-Гэрри.

Баронетъ нахмурился и отвѣтилъ ему очень коротко:

— Да, мы поѣдемъ туда въ іюнѣ.

— Большое это помѣстье?

— Большое? что вы хотите этимъ сказать? Это имѣніе хорошее.

— А домъ?

— Домъ довольно помѣстителенъ для насъ, сказалъ сэр-Гэрри: — но мы туда не приглашаемъ гостей.

Это было сказано очень холоднымъ тономъ и нечего было прибавлять. Джорджъ, надо отдать ему справедливость, не искалъ приглашенія въ Скэррауби. Онъ просто разговаривалъ съ баронетомъ. Ему неудобно было бы ѣхать въ Скэррауби, потому что такимъ образомъ онъ лишился бы возможности возобновить посѣщеніе въ Гёмбльтуэтъ. Но сэр-Герри въ этомъ свиданіи былъ такъ нелюбезенъ — а Джорджъ зналъ очень хорошо, что это происходило вслѣдствіе сцены въ углу — что можно было сомнѣваться, поѣдетъ ли онъ въ Гёмбльтуэтъ. Однако, если ему неудастся, то это будетъ происходить не отъ недостатка смѣлости съ его стороны.

Но въ сущности мрачность сэр-Гэрри все еще была результатомъ колебанія. Хотя онъ хотѣлъ бы спасти блуднаго сына, если это возможно, и дать ему все, что можно было дать, но когда онъ увидалъ, что этотъ блудный сынъ самъ хочетъ захватить все хорошее, онъ разсердился. Джоржъ Готспуръ, уѣзжая изъ Бретонской улицы, много размышлялъ о своемъ положеніи. Онъ думалъ, что онъ могъ бы отказаться отъ скачекъ, но былъ увѣренъ, что по-крайней-мѣрѣ можетъ сказать, что отказывается отъ нихъ.

Глава VII.
ЛЭДИ ОЛТРИНГЭМЪ.

править

Было еще одно свиданіе между кузеномъ Джорджемъ и Эмиліей Готспуръ прежде чѣмъ сэр-Гэрри уѣхалъ изъ Лондона съ женою и дочерью. Въ воскресенье послѣ бала онъ заѣхалъ въ Бретонскую улицу и нашелъ тамъ лорда Альфреда. Онъ зналъ, что лорду Альфреду отказали, и находилъ естественнымъ, что сватовство будетъ возобновлено. Тѣмъ не менѣе онъ не чувствовалъ никакой непріязни къ лорду Альфреду. Онъ могъ видѣть съ перваго взгляда, что съ этой стороны нѣтъ никакой для него опасности. Лордъ Альфредъ разговаривалъ съ лэди Елисаветой, когда онъ вошелъ, а Эмилія занималась съ плѣшивымъ старикомъ въ лентѣ и звѣздѣ. Плѣшивый старикъ скоро уѣхалъ и тогда кузенъ Джорджъ искусно и косвенно воспользовался случаемъ дать знать Эмиліи, что онъ не поѣдетъ въ Гудудъ въ іюлѣ.

— Не поѣдете въ Гудудъ, сказала она съ притворнымъ смѣхомъ: — это будетъ очень неестественно, не правда ли? Кажется, безъ васъ и лошади не поскачутъ, я такъ думаю.

— Во всякомъ случаѣ имъ надо будетъ скакать безъ меня.

Разумѣется она поняла, что онъ хотѣлъ сказать, и поняла также, зачѣмъ онъ это говорилъ. Но если его обѣщаніе было справедливо, стало быть, польза была принесена, а она искренно вѣрила, что оно было справедливо. Какимъ образомъ могъ онъ лучше выражать свою любовь, какъ удерживаясь отъ дурныхъ поступковъ для того, чтобы угодить ей? Пріѣхали другіе плѣшивые старики и старухи въ парикахъ и онъ не имѣлъ времени сказать ей еще нѣсколько словъ. Онъ простился съ нею, ничего не говоря теперь о своей надеждѣ встрѣтиться съ нею осенью, и очень дружелюбно простился съ лэди Елисаветой.

— Я кажется не увижу сэр-Гэрри до отъѣзда; проститесь съ нимъ за меня.

— Хорошо, Джорджъ.

— Я такъ жалѣю, что вы уѣзжаете! Было такъ весело пріѣзжать сюда по воскресеньямъ, лэди Елисавета, и вы были такъ добры ко мнѣ. Желалъ бы я, чтобъ Скэррауби провалился сквозь землю.

— Сэр-Гэрри это не понравилось бы.

— Конечно. А такъ какъ такія мѣста должны существовать, то я полагаю, о нихъ слѣдуетъ заботиться. Только зачѣмъ въ іюнѣ? Прощайте! Мы опять увидимся когда-нибудь.

Но ни слова не было сказано о Гёмбльтуэтѣ въ сентябрѣ. Ему не хотѣлось упоминать о своемъ посѣщеніи осенью, а она не хотѣла этого сдѣлать. Сэр-Гэрри не возобновилъ приглашенія, а она не смѣла этого сдѣлать въ отсутствіи сэр-Гэрри.

Прошелъ іюнь — какъ іюнь проходить въ Лондонѣ — очень весело по наружности, очень скоро въ дѣйствительности, съ огромной тратой денегъ и съ большими обманутыми ожиданіями. Молодыя дѣвицы не захотѣли принять предложеній, а молодые люди не дѣлали предложеній. Отцы сдѣлались сердиты и скупы, матери жаловались, что дочери непріятно с.ебя ведутъ. Дочери сами вели свои битвы, которыя имъ надоѣли, и многія сознавались себѣ прежде чѣмъ прошелъ іюль, что все это было суета суетъ и одна досада.

Олтрингэмы всегда ѣздили въ Гудудъ — мужъ и жена. Гудудъ и Эскотъ были для лэди Олтрингэмъ такими же празднествами, какъ Ипсомъ и Ньюмаркетъ для графа. Она ожидала ихъ цѣлый годъ, узнавала все, что могла узнать о лошадяхъ, которыя должны были скакать, очень тревожилась за свою партію, и если все, что говорили, было справедливо, сама держала пари. Было также заведено, что Джорджъ Готспуръ ѣздилъ съ ними, и ея сіятельство менѣе всего могла бы обойтись безъ этого. Джорджъ зналъ въ точности, что надо было сдѣлать по ея вкусу и какъ. Графъ хлопотать не любилъ, а просто желалъ, чтобы его отвезли туда и обратно и чтобы онъ могъ найти все необходимое въ ту самую минуту, какъ оно было необходимо. И во всѣхъ этихъ вещахъ графиня находила нужнымъ потакать графу. Но необходимо было имѣть кого-нибудь, кто заботился бы обо всемъ — распоряжался слугами, отдавалъ приказанія и принималъ на себя всю отвѣтственность. Джорджъ Готспуръ дѣлалъ все это превосходно и въ такихъ случаяхъ заслуживалъ гостепріимства, оказываемаго ему цѣлый годъ. Въ Гудудѣ онъ былъ почти необходимъ лэди Олтрингэмъ, но на этотъ разъ она готова была обойтись безъ него.

— Я скажу вамъ, капитанъ Готспуръ, что вамъ не надо ѣхать, сказала она ему.

— Какой вздоръ, лэди Олтрингэмъ!

— Что вы за ребенокъ! Развѣ вы не знаете, что отъ этого зависитъ?

— Зависитъ не отъ этого.

— Можетъ зависѣть. Малѣйшая бездѣлица помогаетъ. Вѣдь вы обѣщали ей, что не поѣдете?

— Она не серьезно это приняла.

— Говорю вамъ, что вы ничего не понимаете въ женщинахъ. Она приметъ это очень серьезно, если вы нарушите ваше слово.

— Она не узнаетъ.

— Узнаетъ. Такая дѣвушка все узнаетъ. Не ѣздите и дайте ей знать, что вы не поѣхали.

Джорджъ Готспуръ думалъ, что онъ можетъ поѣхать и все-таки дать ей знать, что онъ не былъ. Искусная, успѣшная лошадь была для него вещью прекрасной сама по себѣ — событіемъ приносящимъ пользу, стратегической штукой, выказывавшей искусство, приносящей прибыль безъ всякой затраты, проценты безъ капитала. Лэди Олтрингэмъ говорила съ нимъ очень сурово, угрожала ему неудовольствіемъ графа, но онъ ссылался на то, что пари раззоритъ его, если онъ не поѣдетъ; что отъ этого занятія человѣкъ не можетъ отказаться вдругъ; что онъ позаботится, чтобы его имя было вычеркнуто изъ печатнаго списка партіи лорда Олтрингэма; что ему слѣдуетъ позволить себѣ это послѣднее развлеченіе. Графиня наконецъ уступила и Джорджъ Готспуръ поѣхалъ въ Гудудъ.

Имѣлъ онъ успѣхъ или неудачу въ этотъ разъ, это не касается нашего разсказа. Денегъ у него было еще довольно, еще осталось кое-что отъ щедраго подарка его дяди. По-крайней-мѣрѣ, онъ не раззорился на скачкахъ и уѣхалъ изъ Лондона въ замокъ Корри десятаго августа, нисколько не уменьшивъ своихъ надеждъ. Въ это время Готспуры были въ Гёмбльтуэтѣ съ гостями, но уже было рѣшено, что Джорджъ не пріѣдетъ до сентября. Онъ хотѣлъ написать изъ замка Корри. Все это было устроено между нимъ и графиней и изъ замка Корри онъ написалъ:

"Любезная лэди Елисавета, сэр-Гэрри былъ такъ добръ, что прошлою зимою пригласилъ меня въ Гёмбльтуэтъ осенью. Можете вы принять меня второго сентября? Я уже довольно прожилъ у Олтрингэмовъ. Они остаются здѣсь до конца этого мѣсяца. Прошу передать мое уваженіе сэр-Гэрри и Эмиліи.

"Считайте меня всегда вамъ преданнымъ.

"ДЖОРДЖЪ ГОТСПУРЪ."

Ничего не могло быть проще этой записки, а между тѣмъ каждое слово въ ней было взвѣшено и продиктовано лэди Олтрингэмъ.

— Это совсѣмъ не годится. Вы не должны выказывать такого нетерпѣнія, сказала она, когда онъ показалъ ей письмо, приготовленное имъ самимъ. — Пишите такъ, какъ будто вы ѣдете туда.

Она сѣла и написала для него черновое письмо.

Много было нерѣшимости и разсужденій надъ этой запиской въ Гёмбльтуэтѣ. Приглашеніе конечно было сдѣлано и сэр-Гэрри не желалъ идти противъ своей собственной плоти и крови — не пускать въ свой домъ человѣка, который былъ наслѣдникомъ его титула. Еслибъ онъ сдѣлалъ это, онъ долженъ ему объяснить причину, долженъ бы затѣять ссору; онъ долженъ бы смѣло сказать, что всѣ сношенія между ними прекратились, и долженъ увѣдомить кузена Джорджа, что эта сильная мѣра была принята оттого, что кузенъ Джорджъ негодяй. Не оставалось другого спасенія. Потомъ кузенъ Джорджъ ничего не сдѣлалъ послѣ короткости съ нимъ въ Лондонѣ, чтобы оправдать подобное обращеніе. А между тѣмъ сэр-Гэрри искренно желалъ, чтобы его родственникъ былъ въ Іерусалимѣ. Онъ все еще колебался, но это колебаніе не привлекло его на сторону племянника. Всякія бездѣлицы, видѣнныя и слышанныя имъ, удостовѣряли его, что онъ не можетъ отдать племяннику своей дочери, даже относительно обязанностей къ своей фамиліи, если даже откажется отъ обязанности къ своей дочери. Въ ту минуту, когда онъ обдумывалъ письмо Джорджа, для него было ясно, что Джорджъ не будетъ его зятемъ, а между тѣмъ то обстоятельство, что помѣстье и титулъ могли бы быть соединены, не выходило у него изъ головы, когда онъ далъ окончательное согласіе.

— Не думаю, чтобы она имъ интересовалась, сказалъ онъ своей женѣ.

— Она въ него не влюблена, если ты хочешь сказать это.

— Что другое могу я говорить? сказалъ онъ сердито.

— Она можетъ въ него влюбиться.

— Она не должна этого дѣлать. Ей слѣдуетъ это сказать. Онъ можетъ пріѣхать на недѣлю. Я не хочу, чтобы онъ долѣе оставался здѣсь. Напиши къ нему, что мы будемъ рады видѣть его здѣсь отъ второго до девятаго числа. Эмиліи надо сказать, что онъ мнѣ не нравится, но что я не могу не принимать его въ своемъ домѣ.

Это были самыя суровыя слова, какія онъ говорилъ о кузенѣ Джорджѣ, но случай былъ очень важенъ. Отвѣтъ лэди Елисаветы былъ таковъ:

"Любезный племянникъ Джорджъ, мы съ сэр-Гэрри будемъ очень рады видѣть васъ второго числа, какъ вы предлагаете, и надѣюсь, что вы останетесь до одиннадцатаго.

"Искренно вамъ преданная
"ЕЛИСАВЕТА ГОТСПУРЪ".

Онъ долженъ былъ пріѣхать въ субботу, но ей не хотѣлось сказать ему, чтобъ онъ уѣхалъ въ субботу по причинѣ слѣдующаго дня. Гдѣ бѣдный молодой человѣкъ могъ провести воскресенье? Поэтому она продлила приглашеніе двумя днями долѣе періода, дозволеннаго сэр-Гэрри.

— Это не очень любезно, сказалъ Джорджъ, показывая записку лэди Олтрингэмъ.

— А все-таки это мнѣ нравится. Это показываетъ, что они боятся за нее, а они не стали бы бояться безъ причины.

— Мнѣ кажется, тутъ этого не видно.

— Они не могутъ имѣть возможности на успѣхъ противъ васъ, если вы хорошо разыграете свою игру. Даже въ обыкновенныхъ случаяхъ отцы и матери побѣждаются любовниками девять разъ изъ десяти. Только олуховъ и дураковъ отстраняютъ. Но вы съ вашимъ родствомъ, съ вашими правами на наслѣдство, съ вашей опытностью, съ вашимъ фамильнымъ сходствомъ, если только захотите постараться…

— Я готовъ стараться всѣми силами.

— Нѣтъ, вы не хотите. Вы ни въ чемъ себѣ не отказываете, не хотите покориться ничему, для васъ непріятному. Я не полагаю, чтобы ваши дѣла лучше устроились въ Лондонѣ, чѣмъ они были устроены весной.

Она смотрѣла на него, какъ бы ожидая отвѣта, но онъ молчалъ.

— Теперь слишкомъ поздно для вещей такого рода.

— Теперь слишкомъ поздно для этого, но все-таки вы можете сдѣлать очень много. Рѣшите такъ, что вы сдѣлаете предложеніе миссъ Готспуръ прежде чѣмъ уѣдете изъ — какъ бишь называется это мѣсто?

— Я совершенно на это рѣшился, лэди Олтрингэмъ.

— А какъ это сдѣлать, я не думаю, чтобы могла научить васъ.

— Ужъ этого я не знаю.

— По-крайней-мѣрѣ, я не стану пробовать. Только, помните это, возьмите съ нея обѣщаніе быть твердой, а потомъ тотчасъ обратитесь къ сэр-Гэрри. Не оставляйте и тѣни сомнѣнія, говоря съ нимъ. А если онъ скажетъ вамъ объ имѣніи — то-есть сердито — вы скажите ему о титулѣ. Заставьте его понять, что вы даете столько же, сколько получаете. Не думаю, чтобы онъ уступилъ съ самаго начала. Зачѣмъ ему уступать? Вы не самый лучшій молодой человѣкъ въ Лондонѣ, вы это знаете сами. Но если вы получите ея согласіе, онъ долженъ уступить. Она кажется такою дѣвушкою, которая будетъ стоять на-свосмъ, если разъ рѣшится.

Подстрекаемый такимъ образомъ Джорджъ Готспуръ отправился изъ замка Корри въ Гёмбльтуэтъ. Желалъ бы я знать, извѣстна ли ему была сила дружбы его пріятельницы и спрашивалъ ли онъ себя когда-нибудь, почему такая женщина такъ старается помогать ему составить карьеру, чего бы это ни стоило другимъ Лэди Олтрингэмъ вовсе не была влюблена въ капитана Готспура и не была связана съ нимъ никакими узами, не лишилась бы ничего, еслибъ кузенъ Джорджъ дошелъ до окончательнаго раззоренія, но она была женщина энергичная, и такъ какъ ей нравился этотъ человѣкъ, она ревностно помогала ему своей дружбой.

Глава VIII.
ЭИРИ ФОРСЪ.

править

Сэр-Гэрри поручилъ лэди Елисаветѣ предостеречь дочь не влюбляться въ Джорджа во время его пребыванія въ Гёмбльтуэтѣ, а лэди Елисавета какъ жена привыкла повиноваться своему мужу во всемъ. Но повиновеніе въ этомъ случаѣ было очень трудно. Такое предостереженіе не легко было сдѣлать даже матери своей дочери, а особенно трудно, когда мать безсознательно сознаетъ превосходство своей дочери надъ собою. Эмилія во всѣхъ отношеніяхъ была выше своей матери и во всякомъ подобномъ предостереженіи навѣрно одержала бы верхъ. Такъ трудно приказывать дѣвушкѣ, да еще дѣвушкѣ доброй, не влюбляться именно въ такого-то мужчину! Между нами осталось еще столько сдержанности и деликатности, что они заставляютъ насъ думать, или по-крайней-мѣрѣ дѣлать видъ будто мы это думаемъ, что разумѣется дѣвушка влюбиться не можетъ. Мы знаемъ, что она влюбится рано или поздно, и разумѣется такъ скоро, какъ только представится случай. Такъ мы понимаемъ дѣвушку вообще и даже одобряемъ ее за это. Такова даже ея натура и наклонность эта была вложена въ нее для мудрыхъ цѣлей. Но относительно именно такой-то молодой дѣвушки и такого-то молодого мужчины мы всегда чувствуемъ себя обязанными думать, будто нѣтъ ничего подобнаго, пока не сдѣлается это. Поэтому всякое предостереженіе въ этомъ отношеніи трудно и непріятно, потому что въ немъ подразумѣвается почти оскорбленіе. Матери въ благородныхъ семействахъ не предостерегаютъ своихъ дочерей на счетъ молодыхъ людей. Но лэди Елисаветѣ велѣлъ ея мужъ сдѣлать это предостереженіе и она должна была повиноваться. За два дня до пріѣзда Джорджа она пыталась сдѣлать, что ей было велѣно, не съ весьма замѣчательнымъ успѣхомъ.

— Твой кузенъ Джорджъ пріѣдетъ въ субботу.

— Да, я слышала отъ папа.

— Твой папа пригласилъ его, когда онъ былъ здѣсь въ послѣдній разъ, а теперь онъ самъ назвался.

— Почему же ему было не назваться? Это очень естественно. Онъ самый близкій нашъ родственникъ и нравится всѣмъ намъ.

— Я не думаю, чтобы онъ нравился твоему отцу.

— А я думаю.

— Я хочу сказать, что твой отецъ не одобряетъ его поведенія; онъ бываетъ на скачкахъ, держитъ пари и тому подобное. Потомъ папа твой думаетъ, что онъ по уши, въ долгахъ.

— Я ничего не знаю на счетъ его долговъ. А на скачкахъ, кажется, онъ ужъ не бываетъ. Я увѣрена, что онъ не сталъ бы бывать, еслибъ его попросили объ этомъ.

Наступило молчаніе, потому что лэди Елисавета не знала, какъ ей сдѣлать предостереженіе.

— Почему бы папа не заплатить его долги?

— Душа моя!

— Конечно, мама, почему ему не заплатить? И зачѣмъ папа не отдастъ ему имѣніе, то-есть я хочу сказать, не отдастъ ему вмѣсто меня.

— Еслибъ твой братъ былъ живъ…

— Онъ не остался живъ, мама, это было наше великое несчастье. Но оно случилось, и почему Джорджу не позволяютъ занять его мѣсто? Я увѣрена, что это было бы гораздо лучше. Папа думаетъ такъ много о своемъ имени, о своей фамиліи и обо всемъ этомъ.

— Душа моя, ты должна предоставить ему поступать въ такихъ вещахъ какъ онъ находитъ лучше. Ты можешь быть увѣрена, что онъ сдѣлаетъ то, что считаетъ своею обязанностью. Я хотѣла сказать только…

Вмѣсто того, чтобы сказать, Лэди Елисавета колебалась.

— Я знаю, что вы хотите сказать, мама, такъ хорошо, какъ еслибъ вы произнесли эти слова. Вы хотите заставить меня думать, что Джорджъ черная овца.

— Я боюсь, что онъ дѣйствительно таковъ.

— Но черныя овцы не похожи на негровъ: ихъ можно вымыть до-бѣла. Вы сами говорили это намедни.

— Неужели я говорила, душа моя?

— Конечно говорили, и конечно ихъ можно вымыть. Мама, въ чемъ же состоитъ религія, какъ не въ томъ, чтобы мыть до-бѣла черныхъ овецъ, дѣлать черныхъ менѣе черными, отскабливать мѣстечко тамъ-и-симъ?

— Я боюсь, что твоего кузена Джорджа вымыть нельзя.

— Я могу только сказать, мама, что въ такомъ случаѣ его не-слѣдовало приглашать сюда. Замѣтьте, я думаю, что вы къ нему-несправедливы. Конечно, онъ былъ вѣтренъ, пристрастенъ къ удовольствіямъ, но если онъ такой дурной человѣкъ, какъ говорите вы, папа долженъ тотчасъ запретить ему бывать у насъ; я же съ своей стороны не вѣрю, чтобы онъ былъ такъ дуренъ, и буду рада видѣть его.

Молодую дѣвушку, которая можетъ разсуждать такимъ образомъ и смотрѣть на мать, какъ смотрѣла Эмилія, предостеречь нельзя. По-крайней-мѣрѣ, лэди Елисавета не могла этого сдѣлать. А между тѣмъ она не могла сказать сэр-Гэрри о своей неудачѣ. Она думала, что она выразила предостереженіе, и думала также, что дочь ея будетъ на столько благоразумна, чтобы руководиться — не благоразуміемъ своей матери, а словами своего отца. Бѣдная и милая женщина! она думала объ этомъ каждый часъ, но не сказала ничего болѣе объ этомъ ни дочери, ни сэр-Гэрри.

Но черная овца явилась и была въ числѣ многочисленныхъ гостей. Чувствовалось, что опасности будетъ меньше между множествомъ, и тутъ присутствовалъ превосходный молодой человѣкъ, на котораго возложены были надежды. Относительно этого превосходнаго молодого человѣка не было сдѣлано такихъ шаговъ, какъ относительно лорда Альфреда, но все-таки надежды были. Оцъ былъ старшій сынъ линкольнширскаго сквайра, человѣка съ прекраснымъ состояніемъ и хорошей фимиліи, но который, какъ думали, будетъ не прочь перемѣнить имя Торесби на имя Готспура. Ничего не вышло изъ этого молодого человѣка, который былъ застѣнчивъ, а миссъ Готспуръ не поощряла его отстать отъ этой застѣнчивости. Но когда назначенъ былъ день для пріѣзда Джорджа, сэр-Гэрри счелъ нужнымъ написать молодому Торесби и ускорить визитъ, уже прежде предложенный. Сэр-Гэрри, дѣлая это, почти ненавидѣлъ себя за свое стараніе отдать замужъ свою дочь. Онъ былъ джентльменъ съ ногъ до головы и очень желалъ исполнить, свою обязанность. Онъ однако зналъ, что въ чувствахъ его было много такого, чего онъ не могъ не стыдиться. А между тѣмъ если не сдѣлать чего-нибудь для того, чтобы помочь дочери правильно отдать то, что она могла отдать съ своей рукой, вѣроятно ли было, чтобы она могла отдать это какъ слѣдуетъ?

Черная овца явилась и нашла молодого Торесби и человѣкъ двѣнадцать другихъ гостей въ домѣ. Онъ улыбался имъ всѣмъ, и не прошелъ еще первый вечеръ, какъ онъ уже сдѣлался самымъ популярнымъ человѣкомъ въ домѣ. Сэр Гэрри очень глупо протянулъ своему племяннику только два пальца и имѣлъ очень мрачный видъ при ихъ первой встрѣчѣ. Ничего не могло быть выиграно такимъ обращеніемъ съ такимъ гостемъ. Прежде чѣмъ мужчины встали изъ-за стола въ первый день, даже онъ началъ улыбаться, шутилъ и спрашивалъ объ олтрингэмскихъ горахъ.

— Хуже всего то, когда вы молодые люди съѣздите въ Шотландію, вы вовсе не заботитесь о настоящей охотѣ, когда воротитесь на югъ.

Всѣ эти разговоры о тетеревахъ лорда Олтрингэма и о шотландскихъ горахъ помогли Джорджу Готспуру, такъ что когда онъ вошелъ въ гостиную, онъ имѣлъ перевѣсъ. Многіе мужчины научились цѣнить подобный перевѣсъ и большая часть мужчинъ знали, какъ онъ необходимъ.

Бѣдной лэди Елисаветѣ не посчастливилось съ кузеномъ Джорджемъ. Она тотчасъ поддалась ему, сама не зная почему, но чувствуя, что она становится весела и счастлива, когда говоритъ съ нимъ. Она была женщина не наклонная къ фамильярности, но съ нимъ дѣлалась фамильярна, позволяя ему нѣкоторыя вольности въ выраженіи, которыхъ никакой другой мужчина не могъ съ нею принимать, и приписывала все это родству. Можетъ быть, онъ былъ черной овцой. Она боялась, что въ этомъ не можетъ быть никакого сомнѣнія. Но начиная съ ея вышиванья по канвѣ до недостатковь ея милыхъ пріятельницъ, онъ умѣлъ разговаривать съ нею лучше всѣхъ другихъ извѣстныхъ ей молодыхъ людей. Эмиліи въ этотъ первый вечеръ онъ сказалъ очень мало. Когда встрѣтился съ нею, онъ пожалъ ей руку, взглянулъ въ глаза, улыбнулся такой нѣжной улыбкой, точно будто ей улыбнулся миѳологическій божокъ. Она рѣшила, что онъ не долженъ быть для нея ничѣмъ — ничѣмъ кромѣ милаго кузена. Я все-таки ея глаза наблюдали за нимъ во весь обѣдъ, и сама того не зная, она ждала, когда онъ придетъ къ нимъ вечеромъ. Боже, какимъ олухомъ казался этотъ молодой Торесби, когда они стояли вдвоемъ у двери! Она не желала, чтобы кузенъ подошелъ и заговорилъ съ нею, но она слушала и смѣялась внутренно, когда видѣла, какъ пріятно было ея матери вниманіе этой черной овцы.

Одно слово кузенъ Джорджъ сказалъ Эмиліи Готспуръ въ этотъ вечеръ, когда дамы уходили изъ столовой. Это было сказано шепотомъ, съ тихимъ смѣхомъ, съ тѣмъ полушутливымъ, полусерьезнымъ видомъ, который можетъ быть такъ выразителенъ въ разговорѣ.

— А я все-таки не ѣздилъ въ Гудудъ.

Она подняла на него глаза съ четверть секунды, благодаря его за это.

«Я не вѣрю, чтобы онъ былъ черной овцой», сказала она сама себѣ въ эту ночь, когда положила голову на изголовье.

Лжи Джорджа Готспура повѣрили. Нашимъ читателямъ это можетъ показаться самой безполезной, самой ненужной ложью. Дѣвушка не поссорилась бы съ нимъ за то, что онъ поѣхалъ на скачку — она никогда не спросила бы его объ этомъ. Но Джорджъ узналъ, что для него недостаточно того, чтобы она не ссорилась съ нимъ. Онъ долженъ былъ пріобрѣсть ея расположеніе, а лгать было для него такъ естественно! И ложь эта была полезна. Эмилія рада была узнать, что онъ не ѣздилъ на скачку — для нея. Но можетъ быть это не для нея? Она не просила его остаться, но была такъ рада, что онъ остался, Ложь была очень полезна — еслибъ только ее можно было похоронить и скрыть отъ глазъ послѣ употребленія.

Была охота за куропатками четыре дня, охота не очень хорошая, но она отвлекала мужчинъ изъ дома и позволяла сэр-Гэрри смотрѣть за племянникомъ. Джорджъ, за которымъ присматривали такимъ образомъ, не смѣлъ сказать, что онъ хотѣлъ бы отказаться отъ охоты. Но сэр-Гэрри, наблюдая за племянникомъ, постепенно лишался своей проницательности. Не лучше ли было оставить это дѣло, чтобы оно устроилось само собой? Этотъ молодой линкольнширскій сквайръ очевидно былъ олухъ. Сэр-Гэрри не могъ питать никакой надежды съ этой стороны. Дочь его была очень послушна, ее предостерегли, а наблюденіе за Джорджемъ было такъ непріятно для сэр-Гэрри! Я потомъ, вдобавокъ ко всему этому, было воспоминаніе, что если дойдетъ до самого худшаго, то зато титулъ и помѣстье не разрознятся. Мы думаемъ, что Джорджъ Готспуръ могъ бы одержать побѣду безъ помощи своей лжи.

Въ пятницу часть общества разъѣхалась. Олухъ и разныя другія лица уѣхали. Сэр-Гэрри думалъ, что племянникъ уѣдетъ въ субботу, и разсердился на жену, зачѣмъ она не безусловно исполнила его приказаніе. Но когда настала пятница, и Джорджъ вызвался ѣхать съ нимъ въ Пенритъ, послушать въ судѣ дѣло о браконьерахъ, онъ простилъ вину. Джорджъ много говорилъ о рыбѣ, а потомъ сталь говорить о себѣ. Еслибъ онъ могъ только имѣть занятіе, хоть ферму, гдѣ онъ могъ бы охотиться, какъ это было бы хорошо! Онъ не выказывалъ притворнаго отреченія отъ удовольствій свѣта, но готовъ былъ — такъ онъ говорилъ — прибавить къ нимъ попытку заработывать себѣ пропитаніе. Въ этотъ день племянникъ поправился сэр-Гэрри болѣе прежняго, хотя онъ даже и теперь не имѣлъ ни малѣйшаго довѣрія къ искренности своего племянника относительна фермы и заработыванія пропитанія.

Возвратившись въ замокъ въ пятницу, они узнали, что тамъ собрались ѣхать въ Уллесуотеръ въ субботу. Въ замкѣ гостила мистриссъ Фицпатрикъ, никогда не видавшая озера, и общество должно было ѣхать въ экипажѣ въ Эири-Форсъ. Всѣмъ извѣстно, что такъ называется водопадъ близъ береговь озера, считающійся первою знаменитостью въ озерномъ мѣстоположеніи съ этой стороны горъ. Водопадъ находится въ пятнадцати миляхъ отъ Гёмлбьтуэта, но туда ѣздили уже не разъ и можно было ѣхать опять. Ѣхали Эмилія, мистриссъ Фицпатрикъ и двѣ другія молодыя дѣвицы. Мистеръ Фицпатрикъ будетъ сидѣть на козлахъ. Тутъ былъ также юноша, вышедшій изъ школы и еще не поступившій въ университетъ. Ему позволили ѣхать въ кабріолетѣ. Разумѣется, Джорджъ Готспуръ былъ готовъ ѣхать съ нимъ въ кабріолетѣ.

Джорджъ рѣшилъ въ началѣ своего посѣщенія, когда началъ предвидѣть, что эта суббота будетъ въ его распоряженіи болѣе всякаго другого дня, что въ эту субботу онъ или устроитъ, или испортитъ свою судьбу на всю жизнь. Онъ примѣтилъ, что его кузина осторожна съ нимъ, что ему даютъ не мною времени для любви, что она какъ бы боится его; но онъ примѣтилъ также, что она очень любезна съ нимъ. Она никогда не оставляла его безъ вниманія, какъ молодыя дѣвицы иногда не обращаютъ вниманія на молодыхъ людей, но думала о немъ даже въ его отсутствіи и заботилась о его удобствахъ. Онъ былъ на столько уменъ, что примѣчалъ эти маленькіе признаки, и былъ увѣренъ по-крайней-мѣрѣ, что онъ нравился ей.

— Зачѣмъ вы не отложили этой поѣздки до отъѣзда Джорджа? спросилъ сэр-Гэрри свою жену.

— Фицпатрики также ѣдутъ въ понедѣльникъ, отвѣтила она: — а мы не могли имъ отказать.

Потомъ опять сэр-Гэрри пришло въ голову, что не стоило бы жить на свѣтѣ, если онъ будетъ бояться позволить дочери ѣхать на пикникъ вмѣстѣ съ ея кузеномъ.

На верху Эири-Форса переброшенъ мостъ чрезъ воду. Это, можетъ быть, одно изъ самыхъ красивыхъ мѣстъ во всей Англіи. Все общество по пріѣздѣ, разумѣется, поѣхало къ мосту, а потомъ все общество, разумѣется, вышло изъ экипажа. Какъ это случилось, что Джорджъ и Эмилія чрезъ нѣсколько времени опять очутились тутъ и одни? Если она рѣшилась быть осторожной, она должно быть очень измѣнила свои планы, позволивъ повести себя туда. Когда онъ стоялъ тутъ, такъ что ихъ не видѣлъ никто, онъ обвилъ рукою ея станъ и прижалъ къ себѣ.

— Дорогая, дорогая! говорилъ онъ: — могу я вѣрить, что вы любите меня?

— Я это сказала. Можете вѣрить, если хотите.

Она не пыталась увеличить разстояніе между ними. Она охотно прижималась къ нему.

— Милый Джорджъ, я люблю васъ. Выборъ мой сдѣланъ. Я должна положиться на васъ совсѣмъ.

— Вы никогда не будете полагаться напрасно, сказалъ онъ.

— Вы должны передѣлать себя, сказала она, обернувшись и смотря на него съ улыбкой. — Говорятъ, вы поступали сумасбродно. Вы не должны болѣе вести себя сумасбродно, сэръ.

— Я передѣлаю себя. Я уже передѣлалъ. Я говорю это смѣло. Я сдѣлался совсѣмъ другимъ человѣкомъ съ-тѣхъ-поръ, какъ узналъ васъ. Я жилъ одной надеждой, и даже одна эта надежда измѣнила мнѣ. Теперь я получилъ все, на что надѣялся. О, Эмилія! я желалъ бы, чтобъ вы знали, какъ много я васъ люблю!

Они стояли на мосту, они бродили въ лѣсу около часа послѣ этого, пока мистриссъ Фицпатрикъ, знавшая цѣнность приза и характеръ этого человѣка, начала бояться, что она не исполнила своей надзирательской обязанности. Когда Эмилія наконецъ присоединилась къ обществу, она была совершенно равнодушна и къ улыбкамъ и къ грознымъ взглядамъ. Любовники сдѣлали между собой послѣднее условіе.

— Джорджъ, сказала она: — чего ни стоило бы это намъ, пусть не будетъ тайнъ.

— Разумѣется, отвѣтилъ онъ.

— Я скажу мама сегодня вечеромъ, а вы должны сказать папа. Вы обѣщаете мнѣ?

— Непремѣнно. Я самъ настоялъ бы на этомъ. Я не могу иначе оставаться въ его домѣ. Но вы также должны обѣщать мнѣ одно, Эмилія.

— Что такое?

— Будете вы мнѣ вѣрны, даже если онъ откажетъ въ своемъ согласіи?

Она помолчала, прежде чѣмъ отвѣтила ему.

— Я буду вамъ вѣрна. Я не могу не быть вамъ вѣрной, отдавъ мою любовь, я не могу взять ее назадъ. Я буду вамъ вѣрна; но, разумѣется, мы не можемъ вѣнчаться, если не согласится папа.

Онъ не убѣждалъ ее болѣе. Онъ имѣлъ благоразуміе не считать возможнымъ сдѣлать это, не повредивъ своему дѣлу. Потомъ они отыскали другихъ, и Эмилія извинилась передъ мистриссъ Фицпатрикъ съ спокойнымъ достоинствомъ, которое почти нагнало страхъ на кузена Джорджа. Какимъ образомъ такой человѣкъ, какъ онъ, могъ пріобрѣсти любовь такого величественнаго созданія?

Джорджъ, когда его везъ юный спутникъ, весело болталъ. Онъ устроилъ хорошее дѣльце и былъ счастливъ. Еслибъ только баронета можно было уговорить, всѣ непріятности, окружавшія его съ-тѣхъ-порь, какъ у него начала расти борода, исчезнутъ какъ туманъ отъ солнечныхъ лучей; или, если даже и будутъ кой-какія непріятности — а когда онъ думалъ о своихъ обстоятельствахъ, онъ помнилъ, что ихъ всѣхъ нельзя заставить исчезнуть какъ тумань — то будетъ чѣмъ позолотить тучи. Во всякомъ случаѣ онъ устроилъ хорошее дѣльце. И онъ любилъ эту дѣвушку. Онъ думалъ, что изъ всѣхъ дѣвушекъ, видѣнныхъ имъ въ Лондонѣ и въ провинціи, она была самая милая, самая блистательная и самая умная. Могло быть, что такой бѣдняга, какъ онъ, отыскивающій наслѣдницу, былъ бы принужденъ пренебречь личными невыгодами — лѣтами, безобразіемъ, пошлымъ обращеніемъ, низкимъ происхожденіемъ; но тутъ — такъ счастлива была его судьба — находилось все, что судьба могла дать! Любитъ ли онъ ее? Разумѣется, онъ ее любитъ; онъ сдѣлаетъ все на свѣтѣ для нея. И какъ весело будетъ имъ вмѣстѣ, когда они получатъ свою долю въ двадцати тысячахъ годового дохода! И какъ будетъ весело не быть должнымъ ничего никому! Когда онъ думалъ объ этомъ, онъ однако вспомнилъ капитана Стёббера и мистера Абрагама Гарта, съ которыми онъ имѣлъ дѣло, и сказалъ себѣ, что ему придется призвать на помощь все свое мужество, когда онъ будетъ говорить объ этихъ господахъ съ баронетомъ. Онъ былъ увѣренъ, что баронету не поправятся ни капитанъ Стёбберъ, ни мистеръ Гартъ, и что потребуется много мужества, но все-таки онъ сдѣлалъ хорошее дѣльце, и вслѣдствіе своего успѣха онъ болталъ всю дорогу, такъ что юноша, который везъ его, подумалъ, что Джорджъ самый милый человѣкъ, съ какимъ только ему случалось встрѣчаться.

Эмилія Готспуръ, занявъ свое мѣсто въ экипажѣ, была очень молчалива. Ей также о многомъ надо было подумать, со многимъ — какъ она мечтала — поздравить себя. Но она не могла думать объ этомъ и говорить въ одно и то же время. Она извинилась съ граціозной непринужденностью. Она улыбнулась — но улыбка эта была почти выговоромъ — когда одинъ изъ ея спутниковъ осмѣлился, вначалѣ отпустить какую-то шуточку относительно ея кавалера, а потомъ она пошла къ экипажу. Мистриссъ Фицпатрикъ и двѣ другія дѣвушки были для нея теперь ничего; пусть они подозрѣваютъ, что хотять, или говорятъ, что могутъ. Она отдала себя и думала объ этомъ съ торжествомъ. Мѣсто, на которомъ онъ сказалъ ей о своей любви, будетъ для нея священнымъ навсегда. Для нея было радостью думать, что это мѣсто близко къ ея дому, къ тому дому, который она ему даетъ, такъ что она можетъ ѣздитъ туда съ нимъ безпрестанно. Она должна была соображать и вспоминать о многомъ. Черная овца! Нѣтъ! Изъ всего стада онъ будетъ наименѣе черень. Можетъ быть, въ жару своихъ удовольствій онъ превзошелъ другихъ мужчинъ, такъ какъ онъ превосходилъ другихъ мужчинъ во всемъ, что онъ дѣлалъ и говорилъ. Кто былъ такъ уменъ? Такъ блистателенъ? Такъ красивъ, такъ исполненъ поэзіи и мужественной граціи? Какъ нѣженъ былъ его голосъ, какъ прекрасна походка, какъ граціозна улыбка! Потомъ на лбу его было то повелительное выраженіе, какое она признавала въ лицѣ своего отца, какъ принадлежащемъ роду Готспуровъ — только съ этимъ соединялась божественная красота, которой отецъ ея навѣрно не имѣлъ никогда.

Она не скрывала отъ себя, что съ отцомъ ея могутъ быть хлопоты. А между тѣмъ она не была увѣрена, что можетъ быть чрезъ нѣсколько времени ему будетъ это пріятно. Гёмбльтуэтъ и фамильныя почести не разъединятся, если онъ одобритъ этотъ бракъ, и она знала, какъ онъ желалъ въ сердцѣ, чтобы это могло быть. Нѣсколько времени, вѣроятно, онъ не будетъ соглашаться на ея просьбы. Если такъ, она просто дастъ ему слово, что пока онъ живъ, она не выйдетъ замужъ безъ его позволенія — а потомъ будетъ вѣрна своему обѣщанію. Относительно ея вѣрности въ этомъ отношеніи сомнѣнія быть не могло. Она дала слово, а этого для Готспура должно быть довольно.

Она не могла разговаривать, когда думала обо всемъ этомъ, и вотъ почему почти не сказала ни слова, когда Джорджъ явился къ дверцамъ коляски подать дамамъ руку, когда они пріѣхали домой. Онъ успѣлъ тихо пожать ей руку, когда она прошла, но она не заговорила съ нимъ, да на это и не было необходимости. Развѣ не все было сказано?

Глава IX.
Я ЗНАЮ, КАКОВЫ ВЫ.

править

Сцену, происходившую въ этотъ вечеръ между матерью и дочерью, легко можно вообразить. Эмилія разсказала все, и разсказала такимъ образомъ, который не оставлялъ никакого сомнѣнія въ ея настойчивости. Лэди Елисавета почти этого ожидала. Есть бѣды, которыя могутъ наступить или не могутъ, но относительно которыхъ, хотя мы говоримъ себѣ, что ихъ еще можно избѣгнуть, мы внутренно почти увѣрены, что они наступятъ. Такой бѣдой въ душѣ лэди Елисаветы былъ кузенъ Джорджъ, хотя ей пріятно было бы имѣть его зятемъ, еслибъ онъ не былъ черною овцой.

— Твой отецъ никогда на это не согласится, душа моя.

— Разумѣется, мама, я не сдѣлаю ничего безъ его согласія.

— Ты должна будешь отказаться отъ него.

— Нѣтъ, мама, не то; этого папа не можетъ требовать отъ меня. Я не откажусь отъ него; но, конечно, не выйду замужъ безъ согласія папа или вашего.

— И не будешь видѣться съ нимъ?

— Если онъ не будетъ пріѣзжать, я не могу видѣться съ нимъ.

— И не станешь переписываться съ нимъ?

— Конечно, если папа запретитъ.

Послѣ этого лэди Елисавета уступила до нѣкоторой степени. Она не сказала своей дочери, что считаетъ вѣроятнымъ, что сэр-Гэрри уступитъ, но дала понять, что она сама это сдѣлаетъ, если сэр-Гэрри можно будетъ уговорить. И она призналась, что послушаніе, обѣщанное Эмиліей, было все, чего можно ожидать.

— Но, мама, сказала Эмилія: — неужели вы не знаете, что вы сами любите его?

— Любовь такое сильное выраженіе, душа моя.

— Оно еще недовольно сильно, сказала Эмилія, сжимая обѣ руки матери. — Но вѣдь вы любите его, мама?

— Конечно, я нахожу его очень пріятнымъ.

— И красавцемъ? — только это не считается ни во что.

— Да, онъ красивый мужчина.

— И умный? Не знаю какъ это, но кто ни былъ бы въ комнатѣ, онъ всегда говоритъ лучше всѣхъ.

— Конечно, онъ умѣетъ говорить.

— И, мама, не находите ли вы, что въ немъ есть что-то такое — я не знаю что — но что-то такое непохожее на другихъ мужчинъ, заставляющее любить его. О, мама! скажите мнѣ что-нибудь пріятное. Для меня онъ все, чѣмъ долженъ быть мужчина.

— Я желала бы этого, душа моя.

— А что касается образа жизни, который онъ велъ, что онъ тратилъ больше денегъ, чѣмъ слѣдовало, то онъ обѣщалъ совершенно перемѣниться, и дѣлаетъ это уже теперь. По крайней-мѣрѣ, вы должны согласиться, мама, что онъ не фальшивъ.

— Надѣюсь, душа моя.

— Зачѣмъ вы говорите такимъ образомъ, мама? Развѣ онъ разговариваетъ какъ человѣкъ фальшивый? Развѣ вы примѣтили, что онъ фальшивъ? Не имѣйте, по-крайней-мѣрѣ, предубѣжденія, мама.

Читатель пойметъ, что когда дочь пристала къ матери такимъ образомъ, то мать была наконецъ принуждена сказать «что-нибудь пріятное». Онѣ съ любовью обнялись и условились, что мать не станетъ преувеличивать затрудненій положенія на словахъ.

— Разумѣется, ты должна увидѣться съ отцомъ завтра утромъ, сказала лэди Елисавета.

— Джорджъ все скажетъ ему сегодня, отвѣтила Эмилія.

Она, ложась спать, не сомнѣвалась, что затрудненія преодолѣются. Къ счастью для нея — къ счастью! — ея возлюбленный имѣлъ по своему происхожденію право, которое болѣе всего другого будетъ говорить въ его пользу въ глазахъ ея отца. Притомъ, развѣ не говорили въ пользу этого человѣка всѣ природныя его дарованія? Конечно, у него не было ни денегъ, ни помѣстьевъ, но у ней есть или будетъ; а изъ всѣхъ людей на свѣтѣ отецъ ея менѣе всѣхъ расположенъ къ жадности. Когда она думала и мечтала объ этомъ въ свои послѣднія минуты предъ сномъ въ этотъ важный день, она была почти совершенно счастлива. Такъ пріятно было знать, что она обладала любовью человѣка, котораго она любила больше всѣхъ на свѣтѣ.

Кузенъ Джорджъ провелъ не такую пріятную ночь. Первымъ дѣломъ его по возвращеніи изъ Уллесуогера въ Гёмбльтуэтъ было написать нѣсколько словъ своему другу лэди Олтрингэмъ. Это было обѣщано и онъ это сдѣлалъ прежде чѣмъ увидался съ сэр-Гэрри.

"Любезная лэди О. Я имѣлъ успѣхъ съ моей кузиной. Она самая милая, самая добрая и самая умная дѣвушка на свѣтѣ, а я счастливѣйшій человѣкъ. Но я еще не видалъ баронета. Я увижусь съ нимъ сегодня и завтра сообщу вамъ о послѣдствіяхъ. Я сомнѣваюсь, что не найду его такимъ милымъ, добрымъ и умнымъ. Но, какъ вы говорите, молодыя птицы должны быть сильнѣе старыхъ.

"Искренно вамъ преданный

"Д. Г."

Онъ написалъ это, когда одѣвался, и положилъ въ почтовый ящикъ, когда сошелъ внизъ. Обѣдали у водопада, но былъ приготовленъ чай въ обширныхъ размѣрахъ. Сэр-Гэрри, не подозрѣвая ничего, быль веселъ и шутилъ съ мистриссъ Фицпатрикъ и двумя молодыми дѣвицами. Эмилія почти не говорила ни слова. Лэди Елисавета, которой тогда еще ничего не было сказано, но которая уже подозрѣвала кое-что, была очень растревожена. Джорджъ говорилъ много, остроумно и слишкомъ громко. Но такъ какъ юноша отправляющійся въ Оксфордъ и выпившій много шампанскаго, а теперь пившій хересъ, также говорилъ громко, на обращеніе Джорджа не обратили большого вниманія. Было позже десяти, когда встали изъ-за стола, и почти одиннадцать прежде чѣмъ Джорджъ могъ шепнуть слово баронету. Онъ предпочелъ бы не дѣлать этого теперь и не сдѣлалъ бы, еслибъ вспомнилъ, какъ было необходимо дать знать Эмиліи, что мужество въ немъ есть. Разумѣется, отъ нея станутъ требовать, чтобы она отказалась отъ него. Разумѣется, ей скажутъ, что она обязана бросить его. Разумѣется, она откажется отъ него, если онъ не овладѣетъ ея сердцемъ до такой степени, что для нея сдѣлается невозможнымъ отказаться отъ него. Она узнаетъ, что онъ безсовѣстный мотъ — даже хуже, какъ онъ самъ признавался себѣ. Но онъ не долженъ еще болѣе портить свою репутацію трусостью. Не съѣстъ же его баронетъ и онъ не побоится баронета.

— Сэр-Гэрри, прошепталъ онъ: — можете вы удѣлить мнѣ минуты двѣ прежде чѣмъ мы пойдемъ спать?

Сэр Гэрри вздрогнулъ, какъ будто его поразили въ сердце, и пристально посмотрѣлъ на племянника въ лицо, не отвѣчая ему. Джорджъ не смутился и улыбнулся.

— Я не долго васъ задержу, сказалъ онъ.

— Пойдемте лучше въ мою комнату, угрюмо сказалъ сэр-Гэрри и повелъ племянника къ себѣ.

Тамъ онъ сѣлъ на свое обыкновенное кресло, не предлагая Джорджу садиться; но Джорджъ самъ взялъ себѣ стулъ.

— Ну, что же такое? сказалъ сэр-Гэрри, мрачно нахмурившись.

— Я сдѣлалъ предложеніе моей кузинѣ.

— Какъ! Эмиліи?

— Да, Эмиліи, и она соглашается. Я теперь прошу вашего согласія.

Надо отдать справедливость кузену Джорджу — онъ сдѣлалъ предложеніе какъ-будто у него было девять тысячъ годового дохода.

— Какое право имѣли вы говорить съ нею прежде чѣмъ обратились ко мнѣ?

— Кажется, всегда обращаются прежде къ невѣстѣ, сказалъ Джорджъ.

— Вы обезславили себя и оскорбили мое гостепріимство. Вы не джентльмэнъ!

— Сэр-Гэрри, это слишкомъ сильныя выраженія.

— Сильныя! Разумѣется. Я такъ и хочу. Я выражусь еще сильнѣе, если вы осмѣлитесь сказать ей еще слово.

— Послушайте, сэр-Гэрри, я обязанъ многое перенести отъ васъ, но я имѣю право объясниться.

— Вы имѣете право, сэръ, уѣхать отсюда, и уѣдете.

— Сэр-Гэрри, вы мнѣ сказали, что я не джентльмэнъ.

— Вы употребили во зло мою доброту. Какое право имѣете вы, не имѣя ни шиллинга за душой, дѣлать предложеніе моей дочери? Я этого не хочу и этому долженъ быть конецъ. Я этого не хочу. И я долженъ требовать, чтобы вы завтра же уѣхали изъ Гёмбльтуэта. Я этого не хочу.

— Это совершенно справедливо, что у меня нѣтъ ни шиллинга.

— Съ какой же стати вы сдѣлали предложеніе моей дочери?

— Оттого, что я имѣю то, что стоитъ дороже шиллинговъ и что вы цѣните выше всего вашего богатства. Я наслѣдникъ вашего имени и титула. Послѣ васъ я долженъ быть главою фамиліи. Я нисколько не въ претензіи за то, что вы оставляете ваше состояніе родной дочери, но я сдѣлалъ самое лучшее для того, чтобы состояніе и титулъ остались вмѣстѣ. Я люблю мою кузину.

— Я не вѣрю вашей любви, сэръ.

— Если только это, я не сомнѣваюсь, что могу васъ убѣдить.

— Это не все, далеко не все. И не потому, что вы нищій. Вы знаете это такъ же хорошо, какъ и я, безъ моихъ словъ, но вы принуждаете меня сказать.

— Знаю что?

— Хотя у васъ нѣтъ ни шиллинга, вы получили бы ея руку или могли пріобрѣсти ея любовь — будь ваша жизнь прилична. Титулъ долженъ перейти къ вамъ — къ несчастью для фамиліи. Вы умѣете говорить красно и вы сказали правду. Я желалъ бы, чтобъ то и другое осталось вмѣстѣ.

— Разумѣется, это было бы лучше.

— Но…

Тутъ сэр-Герри остановился.

— Что такое, сэр-Гэрри?

— Вы принуждаете меня сказать вамъ все. Вы такой человѣкъ, что я не смѣю отдать вамъ мою дочь. Вы ведете такую дурную жизнь, что я не имѣю права сдѣлать этого даже для фамильныхъ цѣлей. Вы уморите ее съ горя.

— Вы обижаете меня совершенно понапрасну.

— Вы картежникъ.

— Былъ, сэр-Гэрри.

— И мотъ!

— Ну — да, пока у меня было мало или вовсе нечего тратить.

— Я думаю, что вы и теперь по уши въ долгахъ, не смотря на помощь, которую я вамъ оказалъ годъ тому назадъ.

Кузенъ Джорджъ вспомнилъ совѣтъ, данный ему, ничего не скрывать отъ дяди.

— Конечно, я нѣсколько долженъ, сказалъ онъ.

— А чѣмъ вы намѣрены заплатить?

— Если я женюсь на Эмиліи, я полагаю, вы заплатите.

— Хладнокровно сказано!

— Что же могу я сказать, сэр-Гэрри?

— Я заплатилъ бы все, хотя бы это могло уменьшить мое состояніе наполовину.

— Менѣе чѣмъ вашимъ годовымъ доходомъ были бы заплачены всѣ мои долги.

— Слушайте меня. Еслибы потребовалось десятилѣтняго дохода, я заплатилъ бы все, еслибъ думалъ, что остальное останется съ титуломъ и что моя дочь будетъ счастлива.

— Я сдѣлаю ее счастливой.

— Но вы не только картежникъ, мотъ и безсовѣстный должникъ безъ всякаго намѣренія расплатиться, еще хуже — я не хочу называть васъ бранными именами. Я знаю, каковъ вы, и вы не женитесь на моей дочери.

Джорджъ Готспуръ принужденъ былъ подумать нѣсколько минутъ, прежде чѣмъ могъ отвѣтить на обвиненіе столь неопредѣленное, и между тѣмъ, какъ онъ зналъ, такое основательное. Однако, онъ чувствовалъ, что дѣлаетъ успѣхи. Долги ему не помѣшаютъ, еслибъ онъ только могъ заставить этого богатаго отца думать, что въ другихъ отношеніяхъ этотъ бракъ не подвергнетъ опасности его дочь.

— Я не совсѣмъ понимаю, что вы хотите сказать, сэр-Гэрри. Я не стану защищать себя. Я сдѣлалъ многое, чего я стыжусь. Я вступилъ въ свѣтъ очень рано и долженъ былъ жить съ богатыми людьми, когда самъ былъ бѣденъ. Мнѣ слѣдовало устоять отъ искушенія, но я не устоялъ и попалъ въ дурныя руки. Я отъ этого не отпираюсь. У одного отвратительнаго жида и теперь есть мои векселя.

— Что вы сдѣлали съ этими пятью тысячами?

— Онъ получилъ половину и я долженъ былъ заплатить за пари на послѣднихъ скачкахъ, гдѣ проигралъ.

— Все истрачено?

— Почти все. Я не опровергаю, что я поступалъ очень безразсудно съ деньгами. Я готовъ сказать вамъ правду обо всемъ. Я не говорю, что заслуживаю вашу дочь, но я скажу, что въ моемъ положеніи я и не подумалъ бы домогаться ея руки, еслибъ не титулъ. Имѣя это въ мою пользу, я не думаю, что поступаю дурно съ вами, дѣлая ей предложеніе. Если вы положитесь на меня теперь, я буду для васъ самымъ послушнымъ и признательнымъ сыномъ.

Онъ хорошо хлопоталъ за себя и зналъ это. Сэр-Гэрри также чувствовалъ, что его племянникъ лучше говорилъ за себя, чѣмъ онъ считалъ это возможнымъ. Онъ былъ совершенно убѣжденъ, что этотъ человѣкъ негодяй, что на него положиться невозможно, а между тѣмъ онъ хорошо ходатайствовалъ за себя. Онъ сидѣлъ молча цѣлыхъ пять минутъ прежде чѣмъ опять заговорилъ, а потомъ сказалъ:

— Вы должны уѣхать, не видѣвшись съ нею завтра.

— Если вы желаете.

— И вы не будете къ ней писать.

— Только одну строчку.

— Ни одного слова, повелительно сказалъ сэр-Гэрри.

— Только одну строчку, которую я вамъ покажу. Вы можете сдѣлать съ нею что хотите.

— Такъ какъ вы принуждали меня къ этой необходимости, я наведу въ Лондонѣ справки о вашей прошлой жизни. Я слышалъ такія вещи, которыя, можетъ быть, окажутся несправедливы.

— Какія вещи, сэръ-Гэрри?

— Я не унижу себя и не оскорблю васъ, повторяя ихъ, если не удостовѣрюсь, что онѣ справедливы. Я думаю, что результатъ заставитъ меня чувствовать, что я не могу позволить вамъ сдѣлаться мужемъ моей дочери. Я говорю вамъ это прямо. Если ваши долги окажутся простыми долгами, а не безчестными, я ихъ заплачу.

— И тогда она будетъ моею?

— Я не даю такого обѣщанія. Вамъ лучше теперь уйти. Вы можете имѣть экипажъ въ Пенритъ такъ рано, какъ вамъ угодно утромъ, или въ Карлиль, если хотите ѣхать на сѣверъ. Я извинюсь за васъ предъ лэди Елисаветой. Прощайте.

Кузенъ Джорджъ стоялъ съ секунду въ нерѣшимости, а потомъ пожалъ руку баронету. Онъ доѣхалъ до Пенрита на слѣдующее утро послѣ десяти и завтракалъ одинъ въ гостинницѣ.

Отецъ и дочь говорили очень мало объ этомъ, но Эмилія, успѣла узнать почти всю правду о томъ, что случилось. Въ понедѣльникъ мать отдала ей слѣдующую записку:

"Дорогая, — по приказанію вашего отца я уѣхалъ. Вы поймете, зачѣмъ я это сдѣлалъ. Я буду стараться поступать такъ, какъ онъ мнѣ велитъ; но я знаю, что вы будете совершенно увѣрены, что я никогда отъ васъ не откажусь. Вашъ навсегда

"Д. Г."

Отецъ думалъ много объ этомъ и наконецъ рѣшился отдать Эмиліи письмо.

На этой недѣлѣ въ Гэмбльтуэтъ пріѣхали другіе гости, и такъ случилось, что была дама, знавшая Олтрингэмовъ и, къ несчастью, видѣвшая Олтрингэмовъ въ Гудудѣ, и которая, къ несчастью, сказала при Эмиліи, что она видѣла Джорджа Готспура въ Гудудѣ.

— Его тамъ не было, смѣло сказала Эмилія.

— Былъ; съ Олтрингэмами, по обыкновенію. Онъ всегда пріѣзжаетъ съ ними въ Гудудъ.

— Его тамъ не было на послѣдней скачкѣ, сказала Эмилія, улыбаясь.

Дама не сказала ничего, пока не пришелъ ея мужъ, а потомъ обратилась къ нему:

— Фрэнкъ, ты видѣлъ Джорджа Готспура съ Олтрингэмами въ Гудудѣ въ прошломъ іюлѣ?

— Видѣлъ и проигралъ ему пони, держа пари за Эроса.

Дама взглянула на Эмилію, которая не сказала больше ничего, но все оставалась убѣждена, что Джорджъ Готспуръ не былъ на Гудудской скачкѣ.

Это очень непріятно, когда вы такъ удобно употребили ложь, погребли ее и отдѣлались отъ нея.

Глава X.
МИСТЕРЪ ГАРТЪ И КАПИТАНЪ СТЕББЕРЪ.

править

Когда Джорджъ Готспуръ уѣхалъ изъ Гёмбльтуэта, выгнанный разсерженнымъ баронетомъ, рано утромъ — какъ помнитъ читатель онъ по его желанію былъ отвезенъ въ Пенритъ, заблагоразсудивъ поѣхать на югъ, а не на сѣверъ. Онъ сначала не рѣшался куда ему отправиться. Олтрингэмы еще были въ замкѣ Корри, а онъ могъ бы получить большое утѣшеніе отъ совѣта и поощренія ея сіятельства. Но какъ ни былъ онъ коротокъ съ Олтрингэмами, онъ не смѣлъ позволить себѣ вольность съ графомъ. На извѣстный срокъ великолѣпное гостепріимство было къ его услугамъ въ замкѣ Корри каждый годъ и лордъ Олтрингэмъ всегда принималъ его очень ласково. Но Джорджу Готспуру какъ-то давали понять, что онъ не долженъ оставаться долѣе этого срока, и ему было очень хорошо извѣстно, что графъ можетъ быть очень непріятенъ иногда. Въ графѣ было что-то такое, чего Джорджъ боялся и, сказать по правдѣ, онъ не смѣлъ вернуться въ замокъ Корри. А потомъ не слѣдовало ли ему тотчасъ сдѣлать приготовленія въ Лондонѣ для справокъ о его долгахъ и репутаціи, которыя сэр-Гэрри рѣшился сдѣлать? Для него очень будетъ трудно сдѣлать приготовленія, которыя повели бы къ хорошему результату; но еслибъ приготовленія не были сдѣланы, результатъ былъ бы очень дуренъ. Можетъ быть, была возможность сдѣлать что-нибудь съ Гартомъ и Стёбберомъ. У него не было никакихъ другихъ приглашеній. Въ октябрѣ онъ долженъ стрѣлять фазановъ съ аристократическимъ обществомъ къ Норфолькѣ, но дѣло, бывшее на рукахъ у него теперь, было такъ важно, что даже охота за фазанами и аристократическое общество не были для него такъ важны.

Онъ отправился въ Пенритъ, а оттуда въ Лондонъ. Онъ имѣлъ привычку не оставлять за собою лондонскую квартиру, когда уѣзжалъ изъ Лондона въ концѣ сезона, и избавлять себя отъ издержекъ за квартиру, пока у него есть друзья, приглашающіе его къ себѣ. Поэтому у него не было квартиры въ эту минуту, и по пріѣздѣ въ Лондонъ онъ отправился въ гостинницу, находившуюся возлѣ военнаго клуба, къ которому онъ принадлежалъ.

Въ это время онъ сравнительно былъ богатъ. У него было отъ трехъ до четырехъ сотъ фунтовъ въ банкѣ, въ который онъ отдавалъ свои лишнія деньги, когда онѣ у него были. Но кредиторы сильно къ нему приставали и нѣкій капитанъ Стёбберь сильно былъ противъ него раздраженъ, потому что нѣкій Абрагамъ Гартъ получилъ двѣ тысячи фунтовъ изъ щедраго подарка сэр-Гэрри. Капитанъ Стёбберъ не получилъ ни шиллинга и уже угрожалъ кузену Джорджу открыто преслѣдовать его, если онъ не удовлетворитъ его хоть отчасти.

Джорджъ, заказывая себѣ обѣдъ въ клубѣ, написалъ слѣдующее письмо къ лэди Олтрингэмъ. Онъ имѣлъ намѣреніе писать изъ Пенрита утромъ, но пріѣхавъ туда, былъ не въ духѣ и несчастливъ, и ему непріятно было признаться, послѣ своей торжествующей записки, что онъ выгнанъ изъ Гёмбльтуэта. Онъ преодолѣлъ это чувство впродолженіе дня съ помощью нѣсколькихъ рюмокъ хереса и смѣси ликера съ водкой, что онъ выпилъ тотчасъ по пріѣздѣ въ Лондонъ, — и поддерживаемый такимъ образомъ, высказался, какъ читатель увидитъ:

"Любезная лэди А. — писалъ онъ: "вотъ я воротился въ Лондонъ изъ рая. Мой милый, кроткій, будущій тесть далъ мнѣ понять, когда я сказалъ ему о моихъ надеждахъ вчера, что я долженъ убираться изъ Гёмбльтуэта; однако, онъ отправилъ меня въ Пенритъ на фамильныхъ лошадяхъ, и мнѣ кажется, что мое свиданіе съ нимъ, хотя было очень непріятно, все-таки не было неудовлетворительно. Я сказалъ ему все, что могъ сказать. Онъ былъ такъ добръ, что назвалъ меня негодяемъ!!! — потому что я обратился къ Эмиліи прежде, чѣмъ поговорилъ съ нимъ. Я осмѣлился намекнуть, что молодые люди такъ поступаютъ всегда, и намекнулъ, что если онъ можетъ сдѣлать меня будущимъ владѣльцемъ Гёмбльтуэта, я могу сдѣлать мою кузину будущей лэди Готспуръ, и что никакимъ другимъ образомъ ни Гёмбльтуэть, ни Готспуръ не могутъ остаться вмѣстѣ. Удивительно, какъ гнѣвъ его прошелъ чрезъ нѣсколько времени, и онъ сказалъ, что заплатитъ всѣ мои долги, если найдетъ ихъ — удовлетворительными. Я могу только сказать, что никогда не находилъ ихъ такими.

"Кончилось тѣмъ, что онъ наведетъ обо мнѣ справки и что я женюсь на моей кузинѣ, если не окажусь очень дурнымъ. Какъ и когда будутъ наводиться справки, я не знаю, но я для нихъ приготовился.

"Вашъ вѣрный
"Д. Г."

«Мнѣ не хочется просить Олтрингэма сдѣлать что-нибудь для меня. Ни у кого никогда не было такого вѣрнаго друга, какого я имѣю въ немъ, и я знаю, что онъ не любитъ вмѣшиваться въ денежныя дѣла другихъ; но еслибъ онъ могъ поручиться за меня на тысячу фунтовъ, пока рѣшатся эти вещи, мнѣ кажется, я могу преодолѣть всѣ другія затрудненія. Разумѣется, я включу эту сумму въ списокъ долговъ, который я подамъ сэр-Гэрри; но сумма эта, которую я могу найти тотчасъ безъ всякихъ для него хлопотъ, позволитъ мнѣ удовлетворить единственнаго кредитора, который можетъ мнѣ повредить въ мнѣніи сэр-Гэрри. Я думаю, вы поймете все это и примѣтите, какъ важно будетъ для меня это одолженіе; но если вы думаете, что Олтрингэмъ не захочетъ этого сдѣлать, то лучше не показывайте ему этого письма.»

Смѣсь водки и ликера придала Джорджу Готспуру мужество обратиться съ просьбой, заключавшейся въ припискѣ. Онъ не имѣлъ этого намѣренія, когда сѣлъ писать, но по мѣрѣ того, какъ онъ писалъ, его поразила мысль, что если человѣкъ долженъ извлекать пользу изъ своего друга, то онъ не можетъ найти лучшаго случая для этого. Еслибъ онъ могъ достать тысячу фунтовъ отъ лорда Олтрингэма, онъ имѣлъ бы возможность зажать ротъ капитану Стёбберу. Онъ не думалъ, чтобы могъ имѣть успѣхъ, и находилъ возможнымъ, что лордъ Олтрингэмъ выразитъ сильное неудовольствіе. Но игра стоитъ свѣчъ, и потомъ онъ зналъ, что можетъ положиться на графиню.

Лондонъ былъ очень пустъ и Джорджъ провелъ скучный вечеръ въ своемъ клубѣ. Не было достаточно посѣтителей, чтобы доставить пульку, и Джорджъ былъ принужденъ удовольствоваться игрою въ билліардъ съ старымъ отставнымъ флотскимъ капитаномъ, который никогда не уѣзжалъ изъ Лондона, и никогда не держалъ пари кромѣ шиллинга за партію. Отставной флотскій капитанъ выигралъ четыре партіи, чѣмъ и заплатилъ за свой обѣдъ, а кузенъ Джоржъ отправился не въ духѣ спать.

Онъ пріѣхалъ въ Лондонъ нарочно, чтобы видѣть капитана Стёббера и мистера Гарта, а можетъ быть также и другого друга, отъ котораго онъ могъ получить совѣтъ; но на слѣдующее утро ему не захотѣлось видѣться ни съ кѣмъ изъ нихъ. Онъ обратился къ лэди Олтрингэмъ за помощью и говорилъ себѣ, что будетъ благоразумнѣе дождаться ея отвѣта. А между тѣмъ онъ зналъ, что ждать неблагоразумію, такъ какъ сэр-Гэрри скоро примется за свои обѣщанныя справки. Четыре дня таскался онъ изъ гостинницы въ клубъ и обратно, а потомъ получилъ отвѣтъ лэди Олтрингэмъ. Намъ надо только привести то мѣсто, которое относится къ просьбѣ Джорджа.

«Густавъ говоритъ, что онъ не хочетъ имѣть никакого дѣла съ деньгами. Вы знаете его образъ мыслей на счетъ этого. И онъ говоритъ, что это не сдѣлаетъ никакой пользы. Каковы бы ни были долги, скажите ихъ прямо сэр-Гэрри. Если это долги карточные, какъ Густавъ и предполагаетъ, скажите и объ этомъ сэр-Гэрри. Густавъ думаетъ, что баронетъ безъ всякаго сомнѣнія заплатитъ всякіе такіе долги, не превышающіе тысячи фунтовъ.»

— Проклятый, бездушный эгоистъ, совершенно неспособный къ истинной дружбѣ! сказалъ себѣ кузенъ Джорджъ, когда прочелъ письмо лэди Олтрингэмъ.

Теперь онъ долженъ былъ сдѣлать что-нибудь. До-сихъ-поръ ни Стёбберъ, ни Гартъ и никто другой не зналъ объ его присутствіи въ Лондонѣ. Гартъ, хотя жидъ, былъ для него не такъ противенъ, какъ капитанъ Стёбберъ, и къ Абрагаму Гарту прежде отправился онъ.

Абрагамъ Гартъ былъ стряпчій — такъ называемый своими друзьями — жилъ въ аристократической улицѣ, и съ его конторою, находившеюся въ одномъ домѣ съ его квартирой, Джорджъ Готспуръ былъ очень хорошо знакомъ. Гартъ былъ человѣкъ въ цвѣтѣ лѣтъ, съ черными волосами и съ черной бородой, въ сюртукѣ съ бархатнымъ воротникомъ и шелковой подкладкой. Онъ всегда одѣвался одинаково и кузенъ Джорджъ никогда не видалъ его безъ шляпы на головѣ. Онъ говорилъ пріятно, былъ очень несвѣдущій, улыбающійся, шутливый человѣкъ, съ легкимъ жидовскимъ акцентомъ, хорошо знавшій свое дѣло, занимавшійся имъ прилежно, считавшій себя человѣкомъ съ чистою совѣстью. У него были нѣкоторыя границы терпимости съ его кліентами — границы не узкія, но когда эти границы были переступлены, онъ готовъ быль продать кровать изъ-подъ умирающей женщины съ младенцемъ или хлѣбъ, отнятый изъ рта умирающаго съ голода ребенка. Этого требовало его ремесло — законы, составленные имъ самимъ для своего руководства. Нарушеніе этихъ законовъ имъ самимъ прекратило бы его ремесло, и вотъ почему онъ не хотѣлъ ихъ нарушать.

Гартъ былъ человѣкъ самъ занимавшійся своимъ дѣломъ и его можно было найти дома даже въ сентябрѣ.

— Да, мистеръ Ошпуръ, пора сдѣлать что-нибудь, не такъ ли? сказалъ Гартъ, пріятно улыбаясь.

Кузенъ Джорджъ, также улыбаясь, напомнилъ своему пріятелю о двухъ тысячахъ, заплаченныхъ ему только нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ.

— Ни одного шиллинга изъ этихъ денегъ не досталось мнѣ, капитанъ Ошпуръ, ни одного мѣднаго фартинга. А что же имѣется въ виду теперь?

Не безъ затрудненія кузенъ Джорджъ объяснилъ жиду, что имѣется въ виду. Онъ, вѣроятно, приписалъ сэр-Гэрри болѣе желанія выдать за него дочь, чѣмъ было на самомъ дѣлѣ, но очень убѣдительно объяснялъ Гарту, что когда сэр-Гэрри будетъ наводить справки объ его долгахъ, то не слѣдуетъ говорить ему всю правду.

— Очень было дурно, капитанъ Ошпуръ, раздѣлять съ этимъ капитаномъ Стёбберомъ деньги за продажу вашей должности въ полку. У меня и теперь еще два векселя, съ которыми я не знаю что дѣлать. А одинъ подписанъ на какого-то человѣка, котораго вовсе нѣтъ — Бальдебекъ. Когда вы принесли ко мнѣ этотъ вексель, я думалъ, что его подписалъ лордъ Бальдебекъ. Я вѣдь знаю, что вы живете между лордами, капитанъ Ошпуръ.

— Честное слово, я принесъ къ вамъ этотъ вексель какъ самъ получилъ его въ Татерсалѣ.

— Я показывалъ его эксперту и онъ говоритъ, что это вашъ почеркъ, капитанъ Ошпуръ.

— Онъ лжетъ! свирѣпо сказалъ кузенъ Джорджъ.

— Но когда Стёбберъ захотѣлъ половину изъ денегъ, вырученныхъ за продажу вашей должности, Боже! какъ онъ ругался и проклиналъ. Это было непріятно, капитанъ Ошпуръ.

Тутъ кузенъ Джорджъ проглотилъ свою свирѣпость и продолжалъ объяснять Гарту, что сэр-Гэрри непремѣнно заплатитъ всѣ его долги, если только отъ него скроютъ эти маленькія подробности, на которыя такъ патетически намекалъ Гартъ. Кузенъ Джорджъ говорилъ много лжи, но онъ сказалъ также и много правды. Когда Джорджъ кончилъ свой разсказъ, тогда Гартъ началъ разсказывать свое.

— Надо сказать вамъ правду, капитанъ Ошпуръ, старикъ ужъ началъ.

— Какъ! сэр-Гэрри?

— Да, сэр-Гэрри. Мистеръ Болтби…

— Это фамильный повѣренный. — Я такъ полагаю, капитанъ Ошпуръ. Онъ былъ здѣсь вчера и былъ очень вѣжливъ. Еслибъ я сказалъ ему все, онъ думалъ, что баронетъ заплатитъ все. Предложеніе его было очень щедрое, но онъ ничего не сказалъ о вашей женитьбѣ, капитанъ Ошпуръ.

— Разумѣется, онъ не станетъ говорить. Неужели вы были такъ глупы, чтобъ предположить, что онъ вамъ скажетъ?

— Нѣтъ, я не такъ глупъ, какъ кажусь, капитанъ Ошпуръ. Я не считалъ это вѣроятнымъ, соображая его разспросы. Мистеръ Болтби, кажется, знаетъ многое. Удивительно, какъ многое знаютъ эти люди!

— Вы не все сказали ему?

— Я сказалъ ему немногое, капитанъ Ошпуръ. Я видѣлъ, что такимъ образомъ я получу мои деньги, капитанъ Ошпуръ. Что же долженъ былъ я дѣлать? Вы не можете осуждать меня, капитанъ Ошпуръ. Я былъ очень снисходителенъ съ вами; право былъ, капитанъ Ошпуръ.

Кузенъ Джорджъ обѣщалъ, грозилъ, объяснялъ, божился всѣми святыми и кончилъ, увѣривъ Абрагама Гарта, что жизнь его и смерть находятся въ его рукахъ. Еслибъ только Гартъ не измѣнилъ ему, деньги его будутъ въ безопасности и женитьба Джорджа въ безопасности, и все легко будетъ приведено въ порядокъ. Болѣе всего кузенъ Джорджъ будетъ обязанъ Абрагаму Гарту признательностью, за которую не будетъ въ состояніи заплатить. Гартъ могъ только сказать, что онъ намѣренъ получить свои деньги, но не имѣетъ намѣренія поступить «неблагородно». Многое по его мнѣнію зависитъ отъ того, что сдѣлаетъ Стёбберъ. Онъ не могъ самъ говорить съ Стёбберомъ, такъ какъ онъ и Стёбберъ два отдѣльныхъ лица. Самъ же онъ, если можетъ получить свои деньги, то конечно не поступитъ «неблагородно». Онъ дѣйствительно былъ готовъ подвергнуться нѣкоторому риску, чѣмъ повредить такому старому кліенту, какъ капитанъ Ошпуръ. Но теперь, когда передъ нимъ открылась неожиданная возможность, онъ не могъ рѣшиться потерять ее изъ вида.

Съ очень тяжелымъ сердцемъ кузенъ Джорджъ отправился отъ Гарта къ капитану Стёбберу. Болтби прежде его былъ у Гарта, и онъ вывелъ самое худшее предзнаменованіе изъ дѣятельности сэр-Гарри въ этомъ отношеніи. Если Болтби уже видѣлъ капитана, всѣ его старанія, вѣроятно, опоздаютъ. Гдѣ жилъ капитанъ Стёбберъ, не зналъ даже такой старый пріятель его, какъ кузенъ Джорджъ. И какимъ образомъ Стёбберъ сдѣлался капитаномъ, Джорджъ, хотя самъ былъ военный, никогда не могъ узнать. Но капитанъ Стёбберъ принималъ кліентовъ въ очень узкой, грязной, маленькой улицѣ близъ сквэра Краснаго Льва. Этотъ домъ былъ близъ трактира, но къ трактиру не принадлежалъ. Джорджъ Готспуръ, часто бывавшій въ этомъ мѣстѣ, никогда не видалъ тутъ никакихъ принадлежностей занятій капитана. Не было ни счетныхъ книгъ, ни письменнаго стола, ни даже чернилъ, кромѣ того, что заключалось въ маленькой шкатулкѣ съ пружиной, которую капитанъ Стёбберъ вынималъ изъ кармана. Гартъ на столько былъ цивилизованъ, что держалъ мальчика, котораго онъ называлъ клэркомъ. Но капитанъ Стёбберъ не держалъ никого. Грязная дѣвочка изъ трактира бѣгала за капитаномъ Стёбберомъ, если онъ былъ близко; но обыкновенно свиданія съ капитаномъ назначались. Кузенъ Джорджъ хорошо помнилъ день, когда товарищъ его капитанъ Стёбберъ явился въ первый разъ. Года чрезъ два послѣ начала своей жизни въ Лондонѣ капитанъ Стёбберъ имѣлъ съ нимъ свиданіе въ маленькой передней за дверями клуба. У капитана Стёббера была тогда въ рукахъ ничтожная записка съ подписью Джорджа, которую онъ купилъ отъ мелкаго лавочника, у котораго Джорджъ имѣлъ глупость брать сигары. Съ-тѣхъ-поръ до настоящаго времени онъ и капитанъ Стёбберъ находились въ самыхъ короткихъ и дружескихъ отношеніяхъ. Но если на свѣтѣ былъ человѣкъ, котораго кузенъ Джорджъ искренно ненавидѣлъ, то это былъ капитанъ Стёбберъ.

Теперь капитанъ Стёбберъ явился чрезъ четверть часа. Въ это время кузенъ Джорджъ стоялъ въ грязной пріемной въ такомъ расположеніи духа, которому, конечно, позавидовать нельзя. Не былъ ли Болтби у капитана Стёббера? Онъ зналъ своихъ кредиторовъ на столько, чтобы понять, что жидъ, получая свои деньги, будетъ скорѣе радъ услужить ему, чѣмъ повредить. Но капитанъ охотно сдѣлалъ бы ему вредъ. Ничто кромѣ собственнаго интереса не свяжетъ языкъ капитана Стёббера. Капитанъ Стёбберъ былъ высокій, худощавый человѣкъ, лѣтъ шестидесяти, въ весьма поношепномъ платьѣ и съ краснымъ носомъ. На немъ всегда были берлинскія перчатки съ изорванными пальцами, въ рукахъ бумажный зонтикъ и — какъ единственный знакъ его порядочности — туго накрахмаленный, чистый, бѣлый галстухъ на шеѣ, и отъ него всегда несло джиномъ. Никто не зналъ, гдѣ онъ жилъ и какъ велъ свои дѣла, но каковъ бы онъ ни былъ, а онъ велъ дѣла на большія суммы, или по-крайней-мѣрѣ на векселя, и его всегда можно было видѣть съ портфелемъ, набитымъ этими документами, въ карманѣ. Четверть часа показались Джорджу вѣкомъ, но наконецъ капитанъ Стёбберъ постучале въ парадную дверь и его ввели въ комнаты.

— Какъ вы поживаете, капитанъ Стёбберъ? сказалъ Джорджъ.

— Я поживалъ бы гораздо лучше, капитанъ Готспуръ, еслибъ мнѣ было легче иногда получать мою собственность.

— Ну, да; но безъ всякаго сомнѣнія, вы имѣете выгоду отъ этой отсрочки, капитанъ Стёбберъ.

— Вамъ нѣтъ никакого дѣла, капитанъ Готспуръ, выгоду или потерю имѣю я. Вы должны заботиться только о томъ, чтобы заплатить мнѣ вашъ долгъ. И я намѣренъ заставить васъ заплатить, или, ей-Богу! вы пострадаете за это. Я не хочу больше этого терпѣть; я знаю, какъ на васъ напасть, и нападу.

Кузенъ Джорджъ не былъ увѣренъ, зналъ ли капитанъ, какъ на него напасть. Еслибъ Болтби былъ у него, то можетъ быть и такъ; но капитана Стёббера не такъ легко было найти, какъ Гарта, и отношенія его съ капитаномъ могли бы ускользнуть отъ справокъ, наводимыхъ Болтби. Очень трудно было разсказывать исторію своей любви такому человѣку, какъ капитанъ Стёбберъ, но онъ разсказалъ. Онъ объяснилъ всѣ затрудненія положенія сэр Гэрри относительно титула и имѣнія и долженъ былъ распространиться о своихъ преимуществахъ какъ главы фамиліи, и о необходимости его жениться на наслѣдницѣ.

— Но вы не получите ни одной десятины, если онъ вамъ самъ не отдастъ? освѣдомился капитанъ Стёбберъ.

— Конечно, нѣтъ, сказалъ кузенъ Джорджъ, заботясь, чтобы капитанъ понялъ настоящія обстоятельства этого дѣла до нѣкоторой стенени.

— И онъ не имѣетъ никакой необходимости отдавать за васъ дочь?

— Она сама отдаетъ себя.

— И онъ не обязанъ отдавать дочери имѣнія?

— Но онъ отдастъ. Она его единственная дочь.

— Не вѣрю ни одному слову. Я не вѣрю, чтобы такой человѣкъ, какъ сэр-Гэрри Готспуръ, поднялъ руку, чтобъ помочь такому человѣку, какъ вы.

— Онъ уже предложилъ заплатить мои долги.

— Очень хорошо. Пусть онъ самъ сдѣлаетъ мнѣ предложеніе. Послушайте, капитанъ Готспуръ, я вовсе васъ не боюсь, вы знаете это.

— Кто проситъ васъ бояться?

— Изъ всѣхъ лгуновъ, съ какими мнѣ случалось встрѣчаться, вы хуже всѣхъ.

Джорджъ Готспуръ улыбнулся, поднялъ глаза на красный носъ злого старика, какъ-будто это была шуточка; но то, что онъ слышалъ въ эту минуту, было очень тяжело. Капитанъ Стёбберъ, вѣроятно, понималъ это, потому что повторилъ свои слова:

— Я никогда не зналъ лгуна такого гадкаго, какъ вы. И бываютъ вещи еще хуже лжи. Мнѣ кажется, я могъ бы послать васъ въ каторжную работу, капитанъ Готспуръ.

— Вы не можете сдѣлать это, сказалъ кузенъ Джорджъ, все стараясь принимать это за шутку: — и сами не считаете это возможнымъ.

— Во всякомъ случаѣ я постараюсь это сдѣлать, если не получу скоро моихъ денегъ. Вы могли заплатить мистеру Гарту двѣ тысячи фунтовъ, а меня считаете ни за что.

— Я теперь принимаю мѣры, чтобы заплатить вамъ все до послѣдняго шиллинга.

— Да, вижу. Я знаю эти ваши мѣры. Послушайте, капитанъ Готспуръ, если я не получу пятьсотъ фунтовъ до субботы, я напишу къ сэр-Гэрри-Готспуру и сообщу всѣ ваши дѣйствія. Вы можете положиться на меня, хотя я не могу положиться на васъ. Прощайте, капитанъ Готспуръ!

Капитанъ Стёбберъ былъ увѣренъ въ душѣ, что онъ очень обиженъ кузеномъ Джорджемъ и что кузенъ Джорджъ такой человѣкъ, котораго онъ имѣетъ право презирать. А между тѣмъ во всемъ Лондонѣ нельзя было найти негодяя, болѣе достойнаго презрѣнія, безчестнѣе, фальшивѣе, злѣе, бездушнѣе капитана Стёббера. Онъ велъ дѣла съ небольшимъ капиталомъ, занимаемымъ отъ одной фирмы ничтожныхъ стряпчихъ, которые были настоящими владѣльцами принимаемыхъ имъ векселей, и барышъ, который они давали ему, былъ очень ничтоженъ. Но отъ кузена Джорджа въ послѣдній годъ онъ вовсе не имѣлъ никакого барыша. И въ прежнее время кузенъ Джорджъ топталъ его ногами какъ червяка.

Кузенъ Джорджъ примѣтилъ, что Болтби еще не обращался къ капитану Стёбберу.

Глава XI.
МИСТРИССЪ МОРТОНЪ.

править

Пятьсотъ фунтовъ до субботы, а это былъ вторникъ! Когда кузенъ Джорджъ ѣхалъ въ кэбѣ, три или четыре разныхъ способа дѣйствій представлялись ему. Во-первыхъ, было бы очень хорошо убить капитана Стёббера. Въ настоящемъ изнѣженномъ состояніи цивилизаціи и при существующемъ понятіи относительно цѣнности человѣческой жизни, онъ не видѣлъ, какъ ему поступить въ этомъ отношеніи, и смотрѣлъ на это намѣреніе скорѣе какъ на прекрасный воздушный замокъ. Два слѣдующихъ предположенія состояли въ томъ, чтобы заплатить ему требуемыя деньги или половину. Второе было проще, что было очевидно изъ состоянія фондовъ кузена Джорджа; но этотъ скотъ, вѣроятно, не захочетъ взять половину, когда увидитъ, что по его требованію явились наличныя деньги. А можетъ быть, и можно было заплатить все? Очень могло быть, что имѣя предъ собою такія надежды, онъ могъ занять полтораста фунтовъ; но тогда онъ останется безъ копейки. Послѣдній образъ дѣйствія, представлявшійся ему, состоялъ въ томъ, чтобы оставить безъ всякаго вниманія капитана Стёббера и пусть-его разсказываетъ все сэр-Гэрри, если хочетъ. Человѣкъ этотъ былъ такой негодяй, что вѣроятно не всему его разсказу повѣрятъ, и притомъ не было ли почти необходимо, чтобы сэр-Гэрри это услыхалъ? Разумѣется, будутъ упреки, гнѣвъ, угрозы и затрудненія. Но еслибъ Эмилія осталась ему вѣрна, все это постепенно можно бы преодолѣть. Этотъ послѣдній способъ дѣйствія былъ доступнѣе и имѣлъ ту чудную привлекательность, что оставитъ въ его рукахъ наличныя деньги, находящіяся теперь у него. Будь у Олтрингэма малѣйшее понятіе о дружбѣ, онъ могъ бы теперь, какъ онъ думалъ, восторжествовать надъ всѣми своими затрудненіями.

Когда онъ сѣлъ за свой одинокій обѣдъ въ клубѣ, онъ чувствовалъ большое утомленіе отъ трудовъ этого дня. Заниматься дѣлами съ такими господами, какъ Гартъ и капитанъ Стёбберъ, довольно утомительно. Но ему оставалось сдѣлать еще одно дѣло прежде, чѣмъ онъ ляжетъ спать, которое онъ охотно не сдѣлалъ бы, еслибъ только это было возможно. Онъ написалъ третьему другу, назначая свиданіе въ этотъ вечеръ, и обязанъ былъ явиться туда. Онъ предпочелъ бы остаться въ своемъ клубѣ и играть на билліардѣ съ флотскимъ капитаномъ, даже еслибъ могъ опять проиграть шиллингъ. Третій другъ была та мистриссъ Мортонъ, на которую лордъ Олтрингэмъ разъ намекалъ.

— Я такъ и думала, сказала мистриссъ Мортонъ, когда выслушала не говоря ни слова длинную, безсвязную исторію, которую Джорджъ ей разсказалъ — безсвязную исторію, въ которой было много лжи, но въ которой была главная истина, что кузенъ Джорджъ намѣревался жениться на своей кузинѣ Эмиліи Готспуръ.

Мистриссъ Мортонъ была когда-то хороша собой — бронетка, худощавая, съ большими карими глазами, тонкими губами и длиннымъ, хорошо очерченнымъ носомъ. Она была тремя годами моложе Джорджа Готспура, но казалась старше. Она была женщина умная и начитанная, и во всѣхъ отношеніяхъ выше человѣка, котораго она удостоила полюбить. Она заработывала пропитаніе ремесломъ актрисы съ самаго ранняго возраста. Исторію о мистерѣ Мортонѣ, который женился на ней много лѣтъ тому назадъ, дурно обращался съ нею и бросилъ ее, разсказывать здѣсь не нужно. Самой сильной страстью въ эту минуту была ея любовь къ бездушному негодяю, который пришелъ сказать ей о своемъ намѣреніи жениться. Она дѣйствительно любила Джорджа Готспура, и Джорджъ былъ достаточно къ ней привязанъ, чтобъ удостоивать принимать помощь отъ ея заработковъ.

— Я такъ и думала, сказала она тихимъ голосомъ, когда онъ кончилъ безсвязный разсказъ, который она не прерывала.

— Что же дѣлать человѣку? сказалъ Джорджъ.

— Хороша она собой?

Джорджъ думалъ, что онъ можетъ смягчить огорченіе, унизивъ свою кузину.

— Ну, нѣтъ, не особенно. Она съ виду лэди.

— А я навѣрно нѣтъ?

Въ этихъ словахъ была ядовитость, захватившая у бѣднаго Джорджа духъ. Эта женщина была изумительно терпѣлива, исполнена любви, пропитана убѣжденіемъ, столь обыкновеннымъ въ женщинахъ и которое служитъ предметомъ восторга для мужчинъ, что дурное обхожденіе и страданіе — назначеніе женщины; но Джорджъ зналъ, что она можетъ накинуться на него, если ее раздражить, и разорвать его. Онъ могъ положиться на нее, потому что она его любила, но боялся ее.

— Вы не это хотѣли сказать, прибавила она, улыбаясь.

— Разумѣется.

— Нѣтъ, ваша жестокость заключается не въ этомъ; не такъ ли, Джорджъ?

— Я никогда не имѣю намѣренія быть жестокимъ съ вами, Люси.

— Я и не думаю этого. Мнѣ кажется, у васъ намѣреній никогда никакихъ нѣтъ — кромѣ того, чтобъ сводить концы съ концами и жить.

— Человѣкъ долженъ жить, сказалъ Джорджъ.

Въ обыкновенномъ обществѣ Джорджъ Готспуръ могъ быть остроуменъ и гордился своимъ остроуміемъ. Съ этой женщиной онъ всегда былъ тихъ, всегда готовъ играть на второй скрипкѣ, всегда говорилъ какъ мальчикъ, и зналъ это. Онъ когда-то любилъ ее, если только былъ способенъ любить кого-нибудь; но ея превосходство надъ нимъ утомляло его, даже хотя по-своему онъ гордился ея умомъ и желалъ… ея смерти, если читатель хочетъ знать настоящее желаніе Джорджа. Но онъ никогда не говорилъ себѣ, что желаетъ ея смерти. Онъ могъ строить воздушные замки объ убійствѣ капитана Стёббера, но его мысли не обращались по этому направленію къ мистриссъ Мортонъ.

— Такъ она некрасива, эта богатая невѣста?

— Не особенно; такъ-себѣ не дурна.

— А этого достаточно для васъ — не такъ ли? Вы любите ее, Джорджъ?

Голосъ этой женщины былъ очень тихъ и жалобенъ, когда она сдѣлала этотъ вопросъ. Хотя время-отъ-времени она пользовалась своимъ искусствомъ и колола его сатирой, она все-таки любила его; и она перемѣняла свой тонъ, то заставляла его тревожиться своей насмѣшкой, то тотчасъ же смягчала его нѣжностью. Она посмотрѣла ему въ лицо, ожидая отвѣта, когда онъ колебался.

— Скажите мнѣ, что ее не любите, сказала она страстно.

— Не особенно, отвѣтилъ Джорджъ.

— А все-таки женитесь на ней?

— Что же дѣлать человѣку? Видите, какъ я дорожу титуломъ. Человѣкъ въ моемъ положеніи обязанъ покоряться такимъ вещамъ.

— Обязанности царскія, пожалуй можно ихъ назвать.

— Ей-Богу, такъ! сказалъ Джорджъ, совершенно не понявъ сатиры.

Отъ всякаго другого, а не отъ нея у него достало бы проницательности уловить.

— Потомъ, знаете, не можетъ же человѣкъ жить безъ дохода.

— Вы жили же до-сихъ-поръ.

— Я знаю, что долженъ вамъ кучу денегъ, Люси, и знаю также, что намѣренъ ихъ заплатить.

— Не говорите объ этомъ. Я не знаю, какъ въ такое время вы можете упоминать объ этомъ.

Она встала съ своего мѣста и пришла въ ярость, увлекаемая горячностью своихъ собственныхъ словъ.

— Послушайте, Джорджъ, если вы пришлете мнѣ деньги этой женщины, клянусь Богомъ, я отошлю ихъ къ ней самой. Купить меня ея деньгами! Но это такъ похоже на мужчину!

— Я не это хотѣлъ сказать. Сэр-Гэрри заплатитъ всѣ мои долги.

— Я не то же ли это самое? Не ея ли деньги будутъ это? Зачѣмъ онъ будетъ платить наши долги? Затѣмъ, что онъ любитъ васъ?

— Это все фамильныя сдѣлки. Вы совсѣмъ этого не понимаете.

— Разумѣется, я не понимаю. Такая женщина какъ я не можетъ такъ высоко подняться надъ землею. Знатныя фамиліи составляютъ свое собственное небо, которое бѣдныя, негодныя, несчастныя, пошлыя созданія, такія какъ я, не могутъ надѣяться понять. Но, ей-Богу! какое множество гнуснѣйшей глины идетъ на составленіе этого эдема! Послушайте, Джорджъ, у васъ нѣтъ ничего своего собственнаго!

— Дѣйствительно, не много.

— Ничего. Не такъ ли? Вы можете, по-крайней-мѣрѣ, отвѣтить мнѣ.

— Вы сами это знаете, сказалъ онъ совершенно справедливо, потому что она знала.

— И не можете заработать ни копейки.

— Не думаю, чтобъ могъ. Я никогда не былъ способенъ заработать что нибудь.

— Это вѣдь не дворянское дѣло. Но я могу заработывать.

— Это такъ. Я часто, завидовалъ вамъ. Право, завидовалъ.

— Какъ это лестно! Вы могли бы имѣть все свое — почти все — еслибъ остались мнѣ вѣрны.

— Но, Люси — а фамилія?

— А ваши долги? Разумѣется, я не могла платить долги, вѣчно увеличивавшіеся. И, разумѣется, ваши обѣщанія были ложны. Мы оба это знали, когда вы давали ихъ. Не правда ли?

Она замолчала, ожидая отвѣта, но онъ не отвѣчалъ.

— Они не знали ничего. А онъ умеръ?

— Мортонъ умеръ?

— Да, онъ умеръ въ Сан-Франциско нѣсколько мѣсяцевъ тому назадъ.

— Я не могъ этого знать, Люси; развѣ я могъ?

— Не дурачтесь! Какую разницу сдѣлало бы это? Не говорите лжи. Это было бы отвратительно. Для васъ все равно, живъ онъ или умеръ. Когда это будетъ?

— Что?

— Вашъ бракъ съ этой некрасивой дѣвушкой, у которой есть деньги, но къ которой вы даже не можете выказывать притворной любви.

Даже Джорджа поразило, что такимъ образомъ Эмилію Готспуръ описывать не слѣдуетъ. Она была признанной красавицей послѣдняго сезона, одною изъ прекраснѣйшихъ дѣвушекъ когда-либо видѣнныхъ въ Лондонѣ, и онъ любилъ ее. Человѣкъ можетъ любить двѣ собаки, имѣть двухъ любимыхъ лошадей, почему же ему не любить двухъ женщинъ? Разумѣется, онъ любилъ свою кузину. Но его обстоятельства въ эту минуту были затруднительны и онъ не зналъ, какъ объяснить все это.

— Когда это будетъ? повелительно повторила она вопросъ.

Въ отвѣтъ на это онъ далъ ей понять, что еще было много затрудненій. Онъ сказалъ ей кое-что о своемъ положеніи съ капитаномъ Стёбберомъ и опредѣлилъ — не очень вѣрно — степень согласія сэр-Гэрри на этотъ бракъ.

— А мнѣ-то что же дѣлать? спросила она.

Онъ посмотрѣлъ прямо ей въ лицо. Она потомъ встала и, отперевъ письменную шкатулку ключикомъ, висѣвшимъ у нея на поясѣ, вынула связку бумагъ.

— Вотъ, сказала она: — письмо, въ которомъ вы обѣщаете жениться на мнѣ, когда я сдѣлаюсь свободна — а я свободна теперь. Оно безвредно для васъ, хотя заперто здѣсь, по воспоминаніе объ этомъ можетъ васъ испугать.

Она бросила ему письмо чрезъ столъ, но онъ не дотронулся до него.

— А вотъ другія, въ которыхъ выражается то же самое. Вотъ они! Я не такъ обманута, какъ можетъ показаться — потому что я никогда не вѣрила имъ. Какъ я могла вѣрить чему бы то ни было въ вашихъ словахъ — и въ вашихъ письмахъ?

— Не нападайте на меня слишкомъ жестоко, Люси.

— Нѣтъ, я вовсе не стану нападать на васъ. Если эти вещи огорчаютъ васъ, я не стану ихъ говорить. Не уничтожить ли мнѣ письма?

Она взяла ихъ одно за другимъ и разорвала на мелкіе куски.

— Я знаю, что вамъ теперь будетъ легче.

— Легче? Мнѣ не очень легко, могу васъ увѣрить.

— Капитанъ Стёбберъ не отпуститъ васъ такъ кротко, какъ я. Такъ ли?

Тутъ они уговорились, что мистриссъ Мортонъ дастъ Джорджу 250 ф. с., для немедленнаго удовлетворенія капитана Стёббера, и сумму, отданную для этой цѣли, она согласилась получить обратно изъ денегъ сэр-Гэрри. Она сказала, что ей надо увидѣться съ содержателемъ какого-то театра, но не сомнѣвалась, что можетъ дать деньги въ субботу утромъ. Капитанъ Джорджъ Готспуръ принялъ это предложеніе и разсыпался въ изъявленіяхъ признательности. Послѣ этого, когда онъ уходилъ, ея слабость почти оказалась равна его низости.

— Вы будете видѣться со мною? сказала она, протягивая ему руку.

Онъ молчалъ.

— Джорджъ, вы будете видѣться со мною?

— Разумѣется, буду.

— Многое я могу перенести, многое я перенесла, но не будьте же трусомъ. Я знала васъ прежде ее и больше васъ любила, и обращалась съ вами лучше, чѣмъ она станетъ обращаться когда-нибудь. Разумѣется, вы будете у меня бывать?

Онъ ей обѣщалъ и ушелъ отъ нея.

Въ субботу утромъ капитанъ Стёбберъ сдѣлался на время счастливъ, неожиданно получивъ пятьсотъ фунтовъ.

Глава XII.
ОХОТА РАЗГОРЯЧАЕТСЯ.

править

Сентябрь прошелъ для капитана Готспура очень непріятно. Онъ имѣлъ разныя свиданія съ капитаномъ Стёбберомъ, съ Гартомъ и другими кредиторами, и нашелъ въ этомъ очень мало удовольствія. Лэди Олтрингэмъ опять написала къ нему, настойчиво совѣтуя составить полный списокъ своихъ долговъ и смѣло послать сэр-Гэрри. Онъ старался составить этотъ списокъ, но у него недостало смѣлости составить его даже собственно для себя. Когда насталъ конецъ сентября и онъ приготовлялся присоединиться къ изящному обществу охотниковъ за фазанами въ Норфолькѣ, онъ еще не посылалъ списка сэр-Гэрри и не получалъ ни слова изъ Гёмбльтуэта. До него дошли нѣкоторыя свѣдѣнія — продолжали доходить каждый день что Болтби работаетъ; но самъ онъ не получалъ увѣдомленія ни отъ кого, даже отъ Болтби. Когда, какъ и въ какой формѣ долженъ онъ послать списокъ своихъ долговъ сэр-Гэрри, Джорджъ не зналъ. Его пребываніе съ обществомъ изящныхъ охотниковъ должно было продолжаться только недѣлю, а потомъ онъ примется за работу. Онъ, конечно, самъ напишетъ сэр-Гэрри до конца октября.

Между тѣмъ настали другія непріятности — разныя другія непріятности. Одна непріятность сильно раздражила его. Онъ получилъ слѣдующую записку отъ одного господина, съ которымъ былъ знакомъ, хотя не коротко:

"Любезный Готспуръ, — не видѣлся ли я съ вами на Гудудскихъ скачкахъ? Если вамъ все-равно, пожалуйста, отвѣчайте мнѣ на этотъ вопросъ. Я не сомнѣваюсь, что вы вспомните, что я встрѣтился съ вами, проигралъ вамъ деньги и заплатилъ. — Всегда вамъ преданный

"Ф. СТЭКПУЛЬ".

Онъ тотчасъ понялъ все. Стэкпули были въ Гёмбльтуэтѣ. Но съ какой стати человѣкъ этотъ пишетъ къ нему письма для того, чтобъ ввести его въ непріятности? Онъ не отвѣчалъ на эту записку, но все-таки она сильно раздражила его. Потомъ была еще другая досада. У него мало было денегъ. Онъ боялся, что сдѣлалъ совершенно безполезную издержку, удовлетворивъ жадность Стёббера, и результатамъ было то, что въ началѣ послѣдней недѣли сентября въ рукахъ его оставалось пятдесятъ совереновъ, которые значительно уменьшатся прежде чѣмъ онъ уѣдетъ изъ Лондона. Ему случалось прежде быть въ худшемъ положеніи, но теперь ему было необходимо поддерживать наружный лоскъ, чего нельзя было сдѣлать безъ наличныхъ денегъ. Онъ долженъ взять слугу къ своимъ изящнымъ пріятелямъ; онъ долженъ платить лѣсничимъ, за поѣздку по желѣзной дорогѣ и имѣть при себѣ мелкія деньги для сотни надобностей. Онъ желалъ сдѣлать извѣстнымъ, что онъ ѣдетъ жениться на своей кузинѣ. Онъ могъ найти какого-нибудь друга помягче сердцемъ чѣмъ Олтрингэмъ, который могъ бы дать ему нѣсколько сотъ фунтовъ, повѣривъ его блестящей участи; свертокъ банковыхъ билетовъ въ карманѣ очень помогъ бы ему сдѣлать эту участь достойной вѣроятія. Онъ хорошо зналъ, что пятьдесятъ фунтовъ разстаятъ какъ снѣгъ. Послѣдніе пятьдесятъ фунтовъ изъ тысячи всегда уходятъ скорѣе, чѣмъ первые.

Обстоятельства сдѣлали для него невозможнымъ быть на скачкахъ въ Леджерѣ въ этотъ годъ, но онъ употребилъ на нихъ небольшую сумму. Въ результатѣ ничего не вышло — кромѣ того, что между тѣмъ какъ онъ получилъ нѣсколько болѣе ста фунтовъ, ему пришло въ голову заплатить только часть того, что онъ проигралъ. Онъ написалъ къ своему пріятелю, все ли ему будетъ равно, если онъ заплатитъ деньги на Рождествѣ; если нѣтъ, то разумѣется деньги будутъ присланы сейчасъ. Пріятель принадлежалъ къ кружку Олтрингэмовъ, былъ въ замкѣ Корри и слышалъ о падсждахъ Джорджа относительно его кузины. Джорджъ прибавилъ въ припискѣ къ письму:

«Эти вещи очень скоро кончатся для меня. Я буду Веніаминомъ, а домъ гёмбльтуэтскій и титулъ останутся вмѣстѣ. Я знаю, вы поздравите меня. Моя кузина очаровательная дѣвушка и стоитъ въ десять разъ того, что я проиграю.»

Онъ считалъ невозможнымъ, чтобы этотъ человѣкъ отказалъ ему въ кредитѣ на восемьдесятъ фунтовъ до Рождества, когда онъ узнаетъ, что онъ женится на невѣстѣ, имѣющей двадцать тысячъ фунтовъ годового дохода. Но человѣкъ этотъ отказалъ. Онъ написалъ въ отвѣтъ, что совсѣмъ не понимаетъ вещей такого рода и что желаетъ получить свои деньги тотчасъ. Джорджъ Готспуръ отослалъ этому человѣку его деньги, проклиная скупость такого скряги. Не жестоко ли, что человѣкъ не хочетъ подать ему такой ничтожной помощи, когда она такъ ему нужна? Точно будто всѣ на свѣтѣ сговорились вредить ему въ эту самую критическую минуту его жизни. Во многихъ случаяхъ, когда онъ крайне нуждался въ деньгахъ, онъ обращался къ мистриссъ Мортонъ, но онъ чувствовалъ, что теперь не можетъ просить у нея болѣе.

Все-таки ему удалось достать нѣсколько наличныхъ денегъ до отъѣзда въ Норфолькъ. Прошлою весною онъ встрѣтился съ однимъ молодымъ человѣкомъ въ маленькой пріемной Гарта. Это былъ молодой человѣкъ съ хорошими надеждами и наличными деньгами, но онъ любилъ жить и иногда нуждался въ помощи Гарта. Звали его Уокеръ, и хотя онъ не совсѣмъ принадлежалъ къ тому сословію, въ которомъ Джорджъ Готспуръ любилъ бывать, однако имъ не совсѣмъ пренебрегали настоящіе джентльмэны. Третьяго октября, наканунѣ отъѣзда изъ Лондона къ своимъ изящнымъ друзьямъ въ Норфолькъ, Джорджъ Готспуръ размѣнялъ чекъ на триста фунтовъ у банкира Уокера. Бѣдный Уокеръ! Но кузенъ Джорджъ отправился въ Норфолькъ съ гордымъ духомъ. Если тамъ будетъ игра, онъ будетъ играть. Онъ могъ свободно брянчать соверенами, по-крайней-мѣрѣ, недѣлю. Кузенъ Джорджъ любилъ свободно брянчать соверенами, и надо отдать ему справедливость, что какъ ни казались мрачны наступающія тучи на небѣ, онъ могъ наслаждаться солнечнымъ свѣтомъ настоящаго часа.

Между тѣмъ Болтби работалъ; прежде тѣмъ кузенъ Джорджъ застрѣлилъ послѣдняго фазана въ такомъ хорошемъ обществѣ, сэр-Гэрри пріѣхалъ въ Лондонъ помогать Болтби. Какъ дѣла шли въ Гёмбльтуэтѣ между сэр-Гэрри и его дочерью, не слѣдуетъ говорить на этой страницѣ, но читатель можетъ понять, что до-сихъ-поръ не случилось еще ничего, что могло бы уменьшить сопротивленіе сэр-Гэрри этому браку. Между сэр-Гэрри и Болтби была переписка и сэр-Гэрри пріѣзжалъ въ Лондонъ. Когда читатель узнаетъ, что въ тотъ самый день, когда кузенъ Джорджъ съ слугою вернулись въ Лондонъ съ экстреннымъ поѣздомъ изъ Норфолька, куря много сигаръ и выпивая много стакановъ — Джорджъ хереса, а слуга, вѣроятно, пива и водки поперемѣнно — каждый находя удовольствіе въ чтеніи романа, Джорджъ французскаго, а слуга англійскаго съ страшными приключеніями, — когда читатель узнаетъ, что въ этотъ самый день сэр-Гэрри имѣлъ свиданіе съ капитаномъ Стёбберомъ и мистриссъ Мортонъ, онъ будетъ расположенъ думать, что дѣла шли не очень хорошо для кузена Джорджа. Но читатель еще не знаетъ настойчивый характеръ Эмиліи Готспуръ.

Что сэр-Гэрри дѣлалъ у капитана Стёббера, не нужно описывать подробно. Не можетъ быть сомнѣнія, что капитанъ не пощадилъ кузена Джорджа и что, когда онъ понялъ, каковъ будетъ результатъ, если онъ скажетъ правду, онъ разсказалъ все что зналъ. Въ дѣлѣ о 500 фунтахъ съ кузеномъ Джорджемъ было поступлено дурно. Уплата не оказала ему никакой услуги. О свиданіи капитана Стёббера съ сэр-Гэрри ничего болѣе не слѣдуетъ говорить теперь. Но надо объяснить, что сэр-Гэрри, обманутый невѣрными свѣдѣніями, сдѣлалъ ошибку относительно мистриссъ Мортонъ и узналъ, что онъ ошибся. Ему не очень понравилась мистриссъ Мортонъ, но онъ не уѣхалъ отъ нея, не извинившись. Отъ мистриссъ Мортонъ онъ ничего не узналъ о кузенѣ Джорджѣ — ничего, кромѣ того, что мистриссъ Мортонъ не отпиралась отъ своего знакомства съ капитаномъ Готспуромъ. Мистеръ Болтби узналъ однако, что кузенъ Джорджъ получилъ деньги по ея чеку, и онъ разузналъ почти вполнѣ, въ чемъ состояла эта сдѣлка.

Рано утромъ послѣ возвращенія Джорджа къ нему явился довѣренный клэркъ Болтби, въ гостинницу за клубомъ. Было такъ рано — для Джорджа по-крайней-мѣрѣ — что онъ еще лежалъ въ постели. Но клэркъ, завтракавшій въ восемь часовъ, явившійся въ контору въ девять, прилежно работавшій два часа съ половиной, не находилъ, что рано. Джорджъ, знавшій, что удовольствіе охоты за фазанами прошло и что его ожидаютъ непріятности, утѣшался поздно вечеромъ ликеромъ, водкой и сельтерской водой послѣ шампанскаго. Поэтому онъ былъ не въ духѣ, когда клэркъ Болтби явился къ нему прямо въ спальную. Онъ сначала разругалъ клэрка и велѣлъ ему убираться къ чорту. Клэркъ сослался на сэр-Гэрри. Баронетъ былъ въ Лондонѣ и желалъ видѣть своего племянника. Разумѣется, надо было устроить свиданіе. Сэр-Гэрри желалъ, чтобъ оно происходило въ кабинетѣ Болтби. Когда кузенъ Джорджъ возразилъ, что онъ не намѣренъ имѣть свиданіе съ сэр-Гэрри въ присутствіи стряпчаго, клэркъ очень смиренно объяснилъ, что кабинетъ будетъ исключительно къ услугамъ ихъ обоихъ. Какъ ни непріятно было кузену Джорджу, онъ зналъ, что ничего не выиграетъ ссорою съ сэр-Гэрри. Хотя бы сэр-Гэрри просилъ свиданія въ присутствіи лорда-мэра, Джорджъ долженъ идти. Онъ назначилъ такъ поздно, какъ только возможно; наконецъ рѣшили, что свиданіе должно происходить въ три часа.

Въ часъ кузенъ Джорджъ сѣлъ за завтракъ, состоявшій изъ вареной говядины и чая съ водкой; но прежде онъ напился соды съ водкой. Онъ былъ рѣшительно недоволенъ собой. Еслибъ онъ зналъ наканунѣ, что предстоитъ ему, онъ пообѣдалъ бы бараниной съ рюмкой хереса и легъ бы спать въ десять часовъ. Онъ посмотрѣлся въ зеркало и увидалъ, что лицо его красно и въ пятнахъ — что на него скверно смотрѣть. Онъ хвастался — хуже хвастовства не можетъ быть у мужчины — что въ двадцать четыре часа онъ могъ освободиться отъ наружныхъ и внутреннихъ признаковъ попойки, но ему было необходимо двадцать-четыре часа, а оставалось только двѣнадцать. Однако онъ явился на свиданіе. Онъ старался придумать какую-нибудь ложь, которую онъ могъ бы послать съ коммисіонеромъ и которая не могла бы погубить его. Но потомъ, онъ обдумалъ, что безопаснѣе будетъ идти.

Когда онъ вошелъ въ комнату, онъ увидалъ съ перваго взгляда, что должна быть война — война на ножахъ — между нимъ и сэр Гэрри. Онъ примѣтилъ тотчасъ, что если онъ хочетъ вести это дѣло, то долженъ положиться только на энергію и любовь Эмиліи Готспуръ. Сэр-Гэрри не хотѣлъ пожать ему руку и назвалъ его капитаномъ Готспуромъ.

— Капитанъ Готспуръ, сказалъ онъ — поймите однимъ словомъ, что не должно быть и рѣчи о бракѣ между вами и моей дочерью.

— Почему же, сэр-Гэрри?

— Потому что…-- тутъ онъ остановился: — я предпочелъ бы видѣть мою дочь мертвою у моихъ ногъ чѣмъ отдать ее такому человѣку, какъ вы. Вы сказали мнѣ правду въ Гёмбльтуэтѣ. Для меня была бы очень привлекательна мысль соединить титулъ и помѣстья. Человѣкъ можетъ много заплатить за подобную прихоть. Я охотно заплатилъ бы за это большія деньги, но я не такъ постыдно развращенъ, чтобы пожертвовать моей дочерью, отдавъ ее за человѣка такого недостойнаго, какъ вы.

— Я говорилъ вамъ, что у меня есть долги, сэр-Гэрри.

— Мнѣ не нужно было этого, но я долженъ былъ узнать о вашемъ образѣ жизни, и узналъ. Лучше не уговаривайте меня. Лучше повидайтесь съ мистеромъ Болтби. Онъ скажетъ вамъ, что я готовъ сдѣлать для васъ, получивъ ваше письменное удостовѣреніе, что вы никогда не возобновите вашего предложенія миссъ Готспуръ.

— Я не могу этого сдѣлать, хриплымъ голосомъ сказалъ кузенъ Джорджъ.

— Тогда я предоставлю вамъ видѣться съ вашими кредиторами. Мнѣ нечего болѣе говоритъ вамъ и я посовѣтую вамъ увидаться съ мистеромъ Болтби прежде чѣмъ вы уйдете отсюда.

— А что говоритъ моя кузина? сказалъ Джорджъ.

— Были вы на Гудудской скачкѣ? спросилъ сэр-Гэрри.

— Былъ, отвѣтилъ Джорджъ.

Онъ принужденъ былъ сознаться въ этомъ, не зная, что Стэкпуль могъ сдѣлать или сказать.

— Но я могу это объяснить.

— Не нужно никакого объясненія. Занимаете вы деньги у такихъ женщинъ, какъ мистриссъ Мортонъ?

Кузенъ Джорджъ покраснѣлъ, когда ему былъ предложенъ этотъ вопросъ, но не отвѣчалъ на него. На этотъ вопросъ онъ отвѣчать не могъ.

— Но это не составляетъ разницы, капитанъ Готспуръ. Я упоминаю объ этихъ вещахъ только за тѣмъ, чтобы дать вамъ почувствовать, что я знаю васъ. Я долженъ отказаться вести съ вами разговоръ. Я очень совѣтую вамъ тотчасъ повидаться съ мистеромъ Болтби. Прощайте.

Говоря такимъ образомъ, баронетъ поспѣшно ушелъ и кузенъ Джорджъ услыхалъ, какъ онъ заперъ дверь.

Подумавъ съ четверть часа, кузенъ Джорджъ рѣшился увидаться съ стряпчимъ. Изъ этого свиданія для него не могло выйти вреда. Онъ сидѣлъ заперевшись съ мистеромъ Болтби около часа и прежде чѣмъ вышелъ изъ комнаты, принужденъ былъ признаться въ такихъ вещахъ, которыхъ никакъ не думалъ, чтобы мистеръ Болтби могъ узнать. Бодтби зналъ всю исторію денегъ, занятыхъ прежде продажи должности, о долгахъ Гарту и Стёбберу, и исторію чека лорда Валдебека. Болтби не изъявлялъ негодованія, какъ сэр-Герри, но доказалъ неоспоримо, что съ человѣкомъ, сдѣлавшимъ такія вещи какъ кузенъ Джорджъ — а это будетъ доказано, если онъ не откажется отъ своего намѣренія добиваться руки наслѣдницы — слѣдуетъ поступить строго, если онъ добровольно не отступится. Болтби даже намекнулъ о судебномъ преслѣдованіи, о совершенной погибели — о заключеніи въ тюрьму.

Но если Джорджъ совершенно откажется отъ своей кузины — и изложитъ письменно свой отказъ — сэр-Гэрри заплатитъ всѣ его долги, не превышающіе двадцати фунтовъ, и назначитъ ему четыреста фунтовъ въ годъ, съ условіемъ, что онъ не будетъ жить въ Англіи, и еще откажетъ ему въ завѣщаніи двадцать тысячъ фуитовъ, съ условіемъ, что онъ не возобновитъ своей вины.

— Ступайте домой и подумайте объ этомъ, мистеръ Готспуръ, сказалъ стряпчій.

Кузенъ Джорджъ ушелъ и подумалъ.

Глава XIII.
Я НЕ БРОШУ ЕГО.

править

Сэр-Гэрри, прежде чѣмъ уѣхалъ изъ Гэмбльтуэта въ Лондонъ въ октябрѣ, слышалъ на столько о грѣхахъ своего племянника, чтобы придти къ той увѣренности, что онъ долженъ всей своей властью воспротивиться этому браку. Онъ даже чувствовалъ это съ первой минуты, въ которую Джорджъ началъ разсказывать ему о томъ, что случилось въ Эири Форсѣ. Онъ никогда не думалъ, чтобы Джорджъ Готспуръ былъ приличнымъ мужемъ для его дочери. Но не думая такимъ образомъ, онъ позволилъ себѣ размышлять о внѣшнихъ выгодахъ этого брака, мечтать объ удобствахъ, которыхъ, какъ онъ зналъ, не существовало, пока началъ колебаться, а бѣда обрушилась на него. Когда опасность была къ нему такъ близка, что онъ наконецъ увидалъ, въ чемъ она состояла, тогда онъ принужденъ былъ почувствовать, какое несчастье угрожаетъ его дочери, тогда онъ понялъ свою обязанность и горько осуждалъ себя за слабость. Можетъ ли обязанность къ свѣту быть такъ велика и такъ свята, какъ его обязанность къ дочери? Онъ почти возненавидѣлъ свое имя, титулъ и положеніе, когда думалъ о вредѣ, который онъ уже сдѣлалъ. Еслибы племянникъ его Джорджъ не наслѣдовалъ титулъ, позволилъ ли бы онъ человѣку, о которомъ слышалъ такъ много дурного, переступить за ограду своего парка? Притомъ, онъ не могъ не сознаться самому себѣ, что пригласивъ въ свой домъ такого человѣка, какъ его молодой племянникъ, извѣстный какъ наслѣдникъ своего титула, онъ далъ своей дочери особенныя причины предполагать, что она можетъ считать его приличнымъ для себя женихомъ. Она разумѣется знала — чувствовала такъ же сильно, какъ и онъ, потому что и она принадлежала къ фамиліи Готспуровъ — что она будетъ вѣрна своей фамиліи, соединивъ свое состояніе съ титуломъ, и что, согласившись на такой бракъ, она исполнитъ фамильную обязанность, если не встрѣтятся причины противъ этого сильнѣе чѣмъ тѣ, которыя существовали противъ его репутаціи. Но объ этихъ другихъ причинахъ не должны ли отецъ и мать знать лучше чѣмъ она? Когда она узнала, что человѣкъ этотъ хорошо принимается и въ Лондонѣ, и въ провинціи, не естественно ли ей было предполагать, что болѣе сильныхъ причинъ существовать не могло? Все это сэр-Гэрри чувствовалъ и осуждалъ себя, и рѣшилъ, что хотя онъ долженъ сопротивляться дочери и дать ей понять, что отъ надежды на этотъ бракъ слѣдуетъ отказаться, онъ обязанъ быть очень нѣженъ съ нею. Онъ уже виноватъ противъ нея въ томъ, что онъ колебался и позволилъ этому красивому, но гнусному и недостойному родственнику приблизиться къ ней.

Въ своемъ обращеніи съ дочерью сэр-Гэрри старался быть справедливымъ, нѣжнымъ и дружелюбнымъ, но въ обращеніи съ своей женой онъ позволялъ себѣ вспышки досады, весьма естественныя въ его несчастьи.

— Зачѣмъ ты приглашала его въ Лондонъ, когда знала, каковъ онъ, я постигнуть не могу, сказалъ сэр-Гэрри.

— Но я не знала, отвѣчала лэди Елисавета, боясь напомнить мужу, что и онъ позволилъ племяннику бывать.

— Я тебѣ говорилъ. Тамъ зло и было сдѣлано. А потомъ позволить имъ вмѣстѣ ѣхать на этотъ пикникъ!

— Что могла я сдѣлать, когда мистриссъ Фицпатрикъ просила повести ее туда? Ты навѣрно не захотѣлъ бы, чтобъ я запретила Эмиліи участвовать въ этой поѣздкѣ.

— Я отложилъ бы эту поѣздку, пока онъ уѣдетъ.

— Но и Фицпатрики тоже уѣзжали, извинялась эта бѣдная женщина.

— Этого не случилось бы совсѣмъ, еслибъ ты не пригласила его остаться до понедѣльника, отвѣтилъ сэр-Гэрри.

На это обвиненіе лэди Елисавета знала, что отвѣта не можетъ быть. Въ этомъ она прямо ослушалась мужа, и хотя безъ сомнѣнія она очень страдала отъ какой-то неясной идеи о несправедливости, ей было извѣстно, что такъ какъ она была виновна въ этомъ, то должна съ покорностью слушать, что все это зло произошло отъ ея ошибки.

— Надѣюсь, она не будетъ упрямиться, сказалъ сэр-Гэрри женѣ.

Хотя лэди Елисавета была не очень проницательнымъ судьею характера, она знала свою дочь и боялась сказать, что Эмилія не будетъ упрямиться. Она имѣла чрезвычайное уваженіе и любовь къ своей дочери, она вполнѣ полагалась на Эмилію — гораздо болѣе, чѣмъ на самое себя. Но она не могла сказать, что въ этомъ дѣлѣ Эмилія не будетъ упряма. Лэди Елисавета очень коротко знала двухъ упрямыхъ особъ, изъ которыхъ одна была молодая, а другая старая; она думала, что можетъ быть младшая была упрямѣе.

— Не можетъ быть и рѣчи о томъ, чтобы она за него вышла, грустно сказалъ сэр-Гэрри.

Лэди Елисавета все не отвѣчала.

— Я не думаю, чтобы она ослушалась меня, продолжалъ сэр-Гэрри.

Лэди Елисавета все не говорила ничего.

— Если она дастъ мнѣ обѣщаніе, она его сдержитъ, сказалъ сэр-Гэрри.

Тутъ мать могла отвѣтить.

— Въ этомъ я увѣрена.

— Если дойдетъ до самаго худшаго, мы должны уѣхать.

— Въ Скэррауби? спросила лэди Елисавета, которая ненавидѣла Скэррауби.

— Это не сдѣлаетъ пользы. Скэррауби будетъ все-равно, что Гёмбльтуэгь для нея, а можетъ быть и хуже. Я говорю о чужихъ краяхъ. Мы должны запереть этотъ домъ года на два и увезти ее въ Неаполь и Вѣну, а можетъ быть и въ Египетъ. Все должно измѣниться для нея — то есть, если это слишкомъ глубоко вкоренилось.

— Развѣ ужъ онъ такой дурной? спросила лэди Елисавета.

— Онъ лжецъ и негодяй, и я считаю его мошенникомъ, сказалъ сэр-І'эрри.

Тутъ лэди Елисавета промолчала и мужъ оставилъ ее.

Въ это время онъ слышалъ всю исторію о неблаговидной продажѣ должности, о деньгахъ, занимаемыхъ подъ фальшивые чеки, и ложь о Гудудскихъ скачкахъ. Но онъ ничего еще не слыхалъ особеннаго о мистриссъ Мортонъ. Единственное обвиненіе репутаціи Джорджа, сдѣланное при Эмиліи, относилось къ Гудудскимъ скачкамъ. Мистриссъ Стэкпуль была женщина довольно рѣшительная и любила въ обществѣ показать, что она права въ своихъ увѣреніяхъ, и она ненавидѣла кузена Джорджа. Поэтому много поднялось разговоровъ о Гудудскихъ скачкахъ, такъ что дѣло это достигло ушей сэр-Гэрри. Онъ примѣтилъ, что кузенъ Джорджъ солгалъ, и рѣшилъ, что Эмилія должна узнать, что кузенъ ея солгалъ. Но очень трудно было убѣдить ее въ этомъ. Ей казалось естественнымъ, что всѣ выдумываютъ ложь о Джорджѣ и Гудудскихъ скачкахъ. Она удовольствовалась тѣмъ, что стала думать разныя дурныя вещи о мистерѣ и мистриссъ Стэкпуль, и повторила свое убѣжденіе, что Джорджъ Готспуръ не былъ на этихъ скачкахъ.

— Я не знаю, какая въ этомъ важность, съ гнѣвомъ сказала мистриссъ Стэкпуль.

— Ни малѣйшей, отвѣтила Эмилія: — только я случайно узнала, что моего кузена тамъ не было. Онъ ѣздитъ на столько скачекъ, что можетъ быть маленькая ошибка.

Тогда Стэкпуль написалъ кузену Джорджу, а кузенъ Джорджъ нашелъ благоразумнѣе не отвѣчать. Сэр-Гэрри однако изъ другихъ источниковъ убѣдился въ истинѣ и сказалъ своей дочери, что есть такія улики, которыя могли бы доказать этотъ фактъ въ судѣ. Когда Эмилія узнала это, она просто замолчала и рѣшилась возненавидѣть мистриссъ Стэкпуль еще больше прежняго.

Ей сказали съ самаго начала, что ея помолвку съ кузеномъ не одобрить ея отецъ, и нѣсколько дней послѣ этого въ Гёмбльтуэтѣ молчали объ этомъ предметѣ, между тѣмъ какъ переписка съ Болтби продолжалась. Потомъ настала минута, когда сэр-Гэрри почувствовалъ, что онъ долженъ потребовать отъ дочери повиновенія, и разговоръ, описанный нами между нимъ и лэди Елисаветой, служилъ къ этому приготовленіемъ.

— Душа моя, сказалъ онъ дочери: — сядь; я хочу говорить съ тобой.

Онъ позвалъ ее въ свой кабинетъ, гдѣ она не помнила, чтобы онъ приглашалъ ее когда-нибудь садиться. Она часто приходила къ нему туда, то приглашая его ѣхать съ собою верхомъ, то прося его нанять садовника на недѣлю для какихъ-нибудь своихъ плановъ, разсказывая о крупномъ крыжовникѣ, безжалостно прерывая его изъ-за всякой бездѣлицы. Но въ такихъ случаяхъ она становилась близко къ нему и опиралась на него. А онъ бранилъ ее — шутливо, или цѣловалъ, или просилъ ее уйти изъ комнаты — но всегда исполнялъ ея просьбу. Для него, хотя онъ самъ не зналъ этого, такія посѣщенія были самыми веселыми минутами въ его жизни, но до сегодняшняго утра онъ никогда не просилъ ее садиться въ этой комнатѣ.

— Эмилія, сказалъ онъ: — я надѣюсь, ты поймешь, что тебѣ надо отказаться отъ твоего кузена Джорджа.

Она не отвѣчала, хотя онъ ждалъ, можетъ быть, цѣлую минуту.

— Объ этомъ не можетъ быть и рѣчи; я очень, очень сожалѣю, что ты была подвергнута такому огорченію. Я сознаюсь, что я виноватъ въ томъ, что впустилъ его къ себѣ въ домъ.

— Нѣтъ, папа, нѣтъ!

— Да, душа моя, я виноватъ, и чувствую это сильно. Я тогда не зналъ его такъ, какъ знаю теперь, но слышалъ на столько, что долженъ былъ бы не допускать его въ твое общество,

— Слышать о людяхъ, папа? Развѣ это справедливо? Развѣ мы не слышимъ всегда ложь обо всѣхъ?

— Милое дитя, ты должна вѣрить моему слову хоть сколько-нибудь.

— Я буду вѣрить во всемъ, папа.

— Онъ совершенно дурной молодой человѣкъ.

— Но, папа…

— Ты должна вѣрить моему слову, когда я скажу тебѣ, что имѣю положительное доказательство въ томъ, что говорю.

— Но, папа…

— Развѣ этого не довольно?

— Нѣтъ, папа… Я искренно сожалѣю, что онъ былъ то, что вы называете дурнымъ молодымъ человѣкомъ. Я желала бы, чтобъ молодые люди не были такъ дурны; чтобы не было ни скачекъ, ни пари и всего этого. Но будь онъ мой братъ, вмѣсто кузена…

— Не называй его братомъ, Эмилія.

— Возненавидѣли ли мы его за то, что онъ былъ вѣтренъ? Не сдѣлали ли бы мы все что могли, чтобъ воротить его къ намъ? Я не знаю, должны ли мы ненавидѣть людей за то, что они дѣлаютъ чего но слѣдуетъ.

— Мы ненавидимъ лжецовъ.

— Онъ не лжецъ. Я этому не повѣрю.

— Зачѣмъ онъ сказалъ тебѣ, что не былъ на этихъ скачкахъ, когда былъ тамъ такъ же вѣрно, какъ и ты теперь сидишь здѣсь? Но, душа моя, я не стану разсуждать обо всемъ этомъ съ тобой. Я не долженъ этого дѣлать. Долгъ мой разузнать эти вещи, а твой вѣрить мнѣ и повиноваться.

Тутъ онъ замолчалъ, но дочь его не отвѣчала ему. Онъ заглянулъ ей въ лицо и увидалъ выраженіе около глазъ, которое самъ такъ часто выказывалъ и которое такъ хорошо помнилъ въ своемъ отцѣ.

— Я полагаю, ты вѣришь мнѣ, Эмилія, когда я говорю тебѣ, что онъ негодный человѣкъ.

— Онъ не долженъ быть негоднымъ всегда.

— Онъ велъ себя такъ, что на него нельзя положиться ни въ чемъ.

— Онъ долженъ быть главою нашей фамиліи, папа.

— Въ этомъ-то и состоитъ наше несчастье, душа моя. Никто не можетъ чувствовать этого такъ какъ я; но я не долженъ прибавлять къ этому еще большаго несчастья — пожертвованія моею родною дочерью.

— Если онъ такъ дуренъ, зачѣмъ онъ былъ принятъ здѣсь?

— Это правда. Я не ожидалъ получить выговоръ отъ тебя, Эмилія, но принимаю этотъ выговоръ.

— Милый, милый папа! право я не имѣла намѣренія васъ упрекать, но я не могу отказаться отъ него.

— Ты должна отъ него отказаться.

— Нѣтъ, папа. Если откажусь, я буду фальшива. Я не хочу быть фальшивой. Вы говорите, что онъ фальшивъ, я этого не знаю, но сама фальшивой быть не хочу. Позвольте мнѣ поговорить съ вами одну минуту.

— Это безполезно.

— Но вы выслушаете меня, папа. Вы всегда слушаете меня, когда я говорю съ вами.

Она встала съ своего мѣста и подошла къ нему, не облокотилась на него, какъ имѣла привычку въ самыя пріятныя минуты ихъ дружбы, но готова была сдѣлать это, если найдетъ, что расположеніе его духа это позволитъ.

— Я никогда не выйду за него безъ вашего позволенія.

— Благодарю тебя, Эмилія; я знаю, какъ священно твое обѣщаніе.

— Но мое обѣщаніе ему также священно. Я сказала ему, какъ это будетъ. Я сказала ему, что пока живы вы или мама, я не выйду за него безъ вашего позволенія, я не буду ни видѣться съ нимъ, ни писать къ нему безъ вашего вѣдома. Я такъ сказала ему. Но я сказала также, что всегда буду ему вѣрна. Я намѣрена сдержать свое слово.

— Если найдешь его совершенно недостойнымъ, ты не можешь быть связана такимъ обѣщаніемъ.

— Надѣюсь, что этого не будетъ. Я не вѣрю, чтобы это было такъ. Я знаю его слишкомъ хорошо для того, чтобы думать, что онъ можетъ быть совершенно недостойный человѣкъ. Но еслибы и такъ, кому слѣдуетъ стараться спасти его, если не его ближайшимъ родственникамъ? Мы стараемся спасать даже преступниковъ, и иногда намъ удается. Я онъ долженъ быть главою нашей фамиліи. Помните это. Развѣ мы не должны стараться спасти его? Онъ не можетъ быть хуже блуднаго сына.

— Онъ въ десять разъ хуже. Я не могу сказать тебѣ, какова была его жизнь.

— Папа, я часто думала, что въ нашемъ званіи общество отвѣтственно за тѣ вещи, которыя дѣлаютъ молодые люди. Если онъ былъ въ Гудудѣ, чему я не вѣрю, то былъ и мистеръ Гудудъ. Если онъ держалъ пари, то это дѣлалъ также и мистеръ Стэкпуль.

— Но мистеръ Стэкпулъ не лгалъ.

— Я этого не знаю, сказала она, качая головой.

— Эмилія, тебѣ нѣтъ никакой надобности говорить это или думать объ этомъ.

— Мнѣ все-равно говоритъ правду или нѣтъ мистеръ Стэкпуль. Онъ и жена его были очень непріятны — вотъ и все. А Джорджъ таковъ потому, что другимъ людямъ позволяется дѣлать то же самое.

— Ты не знаешь и половины.

— Я знаю сколько хочу знать, папа. Какъ ни удаляйся отъ этого, невозможно не слыхать, какъ живутъ молодые люди. А между тѣмъ имъ позволяютъ бывать вездѣ, имъ льстятъ, ихъ поощряютъ. Я не говорю, что Джорджъ лучше другихъ. Я бы этого желала. О, какъ бы я этого желала! Но каковъ бы онъ ни былъ, онъ нѣкоторымъ образомъ принадлежитъ намъ и мы не должны бросать его. Я знаю, что онъ принадлежитъ мнѣ, и я его не брошу.

Сэр-Гэрри чувствовалъ, что съ такой дѣвушкой разсуждать нельзя. Онъ уже говорилъ ей, что ему не слѣдуетъ вступать въ разсужденіе съ своей дочерью, и теперь ему ничего болѣе не оставалось, какъ придерживаться этого увѣренія. Онъ не могъ обвинить ее въ прямомъ неповиновеніи, потому что она обѣщала ему не дѣлать ничего такого, что какъ отецъ онъ имѣлъ право запретить. Онъ полагался вполнѣ на ея обѣщаніе и въ этомъ отношеніи могъ считать себя въ безопасности. Тѣмъ не менѣе онъ былъ очень несчастенъ. Какая польза будетъ ему въ его дочери, или ей въ немъ, если онъ будетъ осужденъ видѣть, какъ она будетъ томиться каждый день отъ недозволенной любви? Сдѣлать ее счастливою было нѣжнѣйшимъ желаніемъ его сердца, а любимѣйшимъ честолюбіемъ — видѣть ее въ такомъ положеніи въ свѣтѣ, чтобы она могла передать потомству всѣ почести Гёмбльтуэтскаго дома — если не можетъ передать всѣхъ почестей титула. Можетъ быть, время поможетъ ему, а потомъ, еслибъ ее можно было заставить увидать, какъ дурна глина, изъ которой сдѣланъ образъ, который она считала золотымъ, можетъ быть, она возненавидитъ такой гнусный предметъ. А для того, чтобы она могла это сдѣлать, онъ настойчиво будетъ узнавать обстоятельства жизни этого молодого человѣка. Если, какъ онъ полагалъ, Джорджъ Готспуръ сдѣлалъ такія вещи, за которыя можно было сослать въ каторгу, навѣрно она согласится отказаться отъ него. Не въ ея натурѣ было отдать предпочтеніе гнусному, низкому и презрѣнному. Послѣ этого, кагда онъ видѣлся съ Болгби, ему пришло на мысль подкупить кузена Джорджа, такъ чтобы кузенъ Джорджъ самъ отъ нея отказался.

— Тебѣ теперь лучше уйти, моя милая, сказалъ онъ послѣ своихъ послѣднихъ словъ. — Я вполнѣ полагаюсь на обѣщаніе, которое ты дала мнѣ. Я знаю, что могу на тебя положиться. И ты узнаешь также, что можешь положиться на меня. Даю тебѣ слово какъ отецъ, что этотъ человѣкъ не годится тебѣ въ мужья, и что я сдѣлаю такой великій грѣхъ, какого не могу даже описать тебѣ, если дамъ согласіе на этотъ бракъ.

Эмилія не отвѣчала на это, но вышла изъ комнаты, ни разу не прислонившись къ плечу отца.

Выраженіе въ ея глазахъ горестно смущало его, когда онъ остался одинъ. Каково должно быть значеніе и каковъ долженъ быть результатъ? Она дала ему безъ его требованія единственное обѣщаніе, которое долгъ требовалъ отъ нея, но въ то же время она увѣрила его выраженіемъ своего лица такъ же, какъ и словами, что она будетъ такъ же вѣрна своему возлюбленному, какъ послушна отцу. А когда начнется въ ней борьба и если онъ увидитъ, что она всѣ годы свои отдала любви, которую она не хочетъ даже стараться вырвать изъ своего сердца, какъ онъ будетъ въ состояніи это перенести? Онъ тоже былъ твердъ, но зналъ, что онъ столько мягкосердеченъ, сколько упрямъ. Онъ этого не будетъ въ состояніи перенести. Тогда весь свѣтъ не будетъ значить для него ничего. А если придется уступить, то легче будетъ уменьшить дурное въ этомъ человѣкѣ, чѣмъ прежде. Онъ также имѣлъ познаніе свѣта, которое научило лэди Олтрингэмъ сказать, что молодые люди въ такихъ спорахъ всегда побѣждаютъ стариковъ. Думая объ этомъ и о томъ выраженіи около глазъ своей дочери, онъ колебался опять. Всякую вѣтренность онъ могъ теперь простить, но быть лжецомъ и мошенникомъ! Прежде чѣмъ онъ легъ спать въ эту ночь, онъ рѣшился ѣхать въ Лондонъ и увидаться съ Болтби.

Глава XIV.
УПРЯМСТВО.

править

На другой день послѣ сцены, разсказанной въ послѣдней главѣ, сэр-Гэрри отправился въ Лондонъ, а лэди Елисавета и Эмилія остались однѣ въ большомъ гёмбльтуэтскомъ домѣ. Эмилія нѣжно любила свою мать. Естественныя отношенія жизни были переиначены между ними и младшая повелѣвала старшей. Но любовь, которую дочь чувствовала, вѣроятно, была тѣмъ сильнѣе. Лэди Елисавета никогда не бранила, никогда не была непріятна, никогда не была сердита; а Эмилія, съ своей зоркой проницательностью и острымъ умомъ, знала все превосходство своей матери и любила ее за ея материнскую слабость. Она предпочитала общество отца, но никто не могъ сказать, чтобы она пренебрегала матерью для отца.

До-сихъ-поръ она говорила очень мало лэди Елисаветѣ о своемъ возлюбленномъ. Сначала она сказала матери, а потомъ узнала отъ матери изъ вторыхъ рукъ о неодобреніи отца. Въ то время она только сказала, что уже слишкомъ поздно. Бѣдная лэди Елисавета не могла дать на это никакого полезнаго отвѣта. Конечно, было слишкомъ поздно. Зло можно было избѣгнуть, отказавшись принимать кузена Джорджа и въ Лондонѣ, и въ Гёмбльгуэтѣ. Конечно, было слишкомъ поздно — слишкомъ поздно, то-есть чтобы избѣгнуть зла совсѣмъ. У дѣвушки попросили ея сердца и она отдала его. Было слишкомъ поздно. Но такія бѣдствія можно поправить. Не всякая дѣвушка можетъ выйти за того человѣка, которому она признается въ своей любви. Лэди Елисаветѣ приходило на мысль, что дочери ея, такъ какъ она была болѣе благороднаго происхожденія и важнѣе дѣтей другихъ людей, судьба должна бы дозволить это, — такъ какъ отъ перемѣны привязанности въ молодой женщинѣ утрачивается въ ея любви нѣжность благоуханія; но если такъ должно быть, то Эмиліи Готспуръ слѣдовало покориться участи обыкновенной между молодыми женщинами вообще, ждать и желать, пока она можетъ сознаться самой себѣ, что сердце ея способно къ новой ранѣ. Такова была настоящая надежда матери — ея надежда, когда ей положительно сказалъ сэр-Гэрри, что о Джорджѣ Готспурѣ не можетъ быть и рѣчи какъ о мужѣ для наслѣдницы гёмбльтуэтской; но это вѣроятно наступитъ тѣмъ скорѣе, чѣмъ меньше будутъ говорить о Джорджѣ Готспурѣ.

Читателю врядъ ли нужно говорить, что сама Эмилія смотрѣла на это дѣло съ другой точки зрѣнія. Она также имѣла свои понятія о деликатности и благоуханіи дѣвической любви. Она очень смѣло призналась въ своей любви человѣку, просившему о ней, отдала свой богатый подарокъ свободною рукою. Но отдавъ его, она поняла, что никогда не можетъ отдать его опять. Она сама отдала его и взять назадъ не могла. Она думала, а потомъ надѣялась, что подарокъ былъ сдѣланъ хорошо, — что подаривъ его, она распорядилась съ собою хорошо. Теперь ей говорили, что это не такъ и что она не могла распорядиться собою хуже. Она этому не вѣрила; но какъ бы это ни было, дѣло было сдѣлано. Она была его. Онъ имѣлъ на нее право, котораго она не могла отъ него отнять. Развѣ подарокъ такого рода не признается всѣми церквами, въ которыхъ произносится брачный обѣтъ? До-сихъ-поръ еще не было произнесено обѣта въ церкви, и слѣдовательно, обязанность ея еще принадлежала ея отцу. Но жертву такого рода — такъ часто бывающую жертвой хорошаго существа дурному — жертву, которую церковь не только дозволяла, но требовала и освящала, можно было приносить однимъ обѣщаніемъ такъ же какъ другимъ. Что такое обѣтъ, какъ не обѣщаніе? И по какому процесу такіе обѣты и обѣщанія дѣлаются годными между мужчиной и женщиной? Не по той ли ранѣ сердца, которую люди называютъ любовью? Она узнала, что онъ былъ дороже для нея всего на свѣтѣ, что находиться вблизи него для нея наслажденіе, что его голосъ былъ музыкой для нея, что пламя его глазъ было солнечнымъ свѣтомъ, что его прикосновеніе было для нея таково, какимъ никогда не было прикосновеніе другого человѣческаго существа. Она могла покоряться ему — она, никогда не хотѣвшая покоряться никому. Она могла съ восторгомъ исполнять его приказанія, хоть бы даже для того, чтобы принести ему туфли. Она не признавалась ни въ чемъ этомъ даже самой себѣ, пока онъ не заговорилъ съ ней на мосту; но тогда въ одну минуту она узнала, что это было такъ, и не скрыла отъ него истины. А теперь ей говорили, что онъ дурной человѣкъ! Какъ ни былъ онъ дуренъ, онъ былъ хорошъ для нея. Такимъ образомъ разсуждала она сама съ собой. Кто была она, чтобы требовать для себя право имѣть мужа, который не былъ бы дуренъ? Тотъ другой человѣкъ, обращавшійся къ ней, этотъ лордъ Альфредъ, былъ, какъ ей говорили, хорошъ во всѣхъ отношеніяхъ; но онъ нисколько не тронулъ ее, голосъ его не былъ для нея музыкой, а не только чтобы носить для него туфли — напротивъ, онъ казался для нея однимъ изъ такихъ людей, которые какъ будто созданы нарочно для того, чтобы заставлять ихъ быть вѣжливыму, когда они нужны, а потомъ прогонять ихъ съ глазъ долой! Она не могла ни на одну минуту заставить себя взглянуть на него какъ на мужа. Но этотъ человѣкъ, этотъ дурной человѣкъ! Съ той минуты, когда онъ говорилъ съ нею на мосту, она узнала, что принадлежитъ ему навсегда.

Можетъ быть, ей нравится болѣе дурной человѣкъ, такъ разсуждала она сама съ собою. Если такъ, она должна переносить несчастье, которое навлечетъ ей ея дурной вкусъ. Во всякомъ случаѣ дѣло было сдѣлано и почему же слѣдуетъ отвергать человѣка только потому, что свѣтъ называетъ его дурнымъ? Неужели не можетъ быть прощенія для проступковъ, сдѣланныхъ человѣкомъ противъ человѣка, когда вся теорія нашей религіи зависитъ отъ прощенія Богомъ человѣка? Кто-нибудь обязанъ же исправить блуднаго сына, и почему же ей не взять на себя этой обязанности? Ясно, то самое обстоятельство, что она любитъ блуднаго сына, дастъ ей вліяніе въ этомъ отношеніи, котораго она не будетъ имѣть ни съ какимъ другимъ мужчиной. По-крайней-мѣрѣ, она обязана попытаться. Это было бы ея обязанностью, еслибъ ей позволили на столько быть близко къ нему, чтобы рѣшиться на эту попытку. Потомъ она наполнила голову свою понятіями о длинномъ періодѣ испытанія, въ которомъ вся энергія ея жизни должна быть отдана на трудъ исправлять блуднаго сына, такъ чтобы наконецъ она могла вложить свою руку въ руку на столько чистую, чтобы принять ее. Имѣя передъ собой такую задачу, она можетъ ждать. Она можетъ наблюдать за нимъ, отдать все свое сердце для его благосостоянія и никогда не приходить въ нетерпѣніе, а только стараться, чтобы сдѣлать его счастливымъ. Когда она думала объ этомъ, она прямо говорила себѣ, что трудъ этотъ будетъ не легокъ, что наступитъ разочарованіе, замедленіе, горести, но она любитъ его, и это будетъ его обязанностью; а потомъ, если она успѣетъ, какъ велико, какъ исполнено радости будетъ ея торжество! Если даже ей не удастся и она погибнетъ въ этой неудачѣ, то все-таки она обязана это сдѣлать. А отказаться отъ него оттого, что онъ имѣлъ несчастье быть дурнымъ человѣкомъ, значило бы все-равно, что отказаться отъ него вслѣдствіе какого-нибудь другого несчастья, за то, что онъ могъ лишиться ноги или оглохнуть но волѣ Божіей! Нельзя бросать тѣхъ, кого любишь, оттого, что они несчастны. Такимъ образомъ, разсуждала она сама съ собой, думая, что она можетъ видѣть — между тѣмъ какъ, бѣдное дитя, она была такъ слѣпа!

— Мама, сказала она: — папа поѣхалъ въ Лондонъ насчетъ кузена Джорджа?

— Не знаю, душа моя. Онъ не сказалъ, зачѣмъ ѣдетъ.

— Мнѣ кажется, онъ сказалъ. Я желала бы ему растолковать…

— Что растолковать, душа моя?

— Все, что я чувствую. Я увѣрена, что это избавило бы его отъ многихъ хлопотъ. Ничто не можетъ разлучить меня съ моимъ кузеномъ.

— Пожалуйста, не говори этого, Эмилія.

— Ничто не можетъ. Не лучше ли Вамъ и ему узнать правду? Папа уѣхалъ узнавать всѣ дурныя вещи, сдѣланныя Джорджемъ. Была какая-то ошибка насчетъ скачекъ и всѣхъ просили доставить то, что папа называетъ уликами, что кузенъ Джорджъ былъ тамъ. Я не сомнѣваюсь, что Джорджъ былъ тѣмъ, что люди называютъ вѣтреннымъ.

— Мы слышимъ такія ужасныя исторіи!

— Вы вовсе не сочли бы ихъ важными, еслибъ не я. Онъ теперь не хуже, чѣмъ былъ, когда пріѣхалъ сюда въ прошломъ году. И его всегда приглашали въ Брётонскую улицу.

— Что ты хочешь этимъ сказать, душа моя?

— Я не хочу сказать, что молодые люди должны дѣлать эти вещи, кто бы они ни были — дѣлать долги, держать пари и жить нескромно. Разумѣется, онъ очень дурно велъ себя. Но когда молодой человѣкъ былъ воспитанъ такимъ образомъ, я думаю, что самые близкіе и дорогіе друзья — этотъ послѣдній эпитетъ былъ произнесенъ со всей выразительностью, какую только Эмилія могла придать ему: — не должны отвергать его, потому что онъ впалъ въ искушеніе.

— Я боюсь, что Джорджъ велъ себя хуже другихъ, Эмилія.

— Тѣмъ болѣе причины стараться спасти его. Если человѣкъ упалъ въ воду, вы не отказываетесь бросить ему веревку оттого, что вода глубока.

— Но, душа моя, твой папа думаетъ о тебѣ,

Лэди Елисавета не была достаточно находчива, чтобы объяснить дочери, что если веревка дороже человѣка и если возможность потерять веревку сильнѣе возможности спасти человѣка, тогда веревку не бросаютъ.

— А я думаю о Джорджѣ, сказала Эмилія.

— Но если окажется, что онъ сдѣлалъ самые дурные поступки на свѣтѣ?

— Сердце мое можетъ разорваться при мысли объ этомъ, но я отъ него не откажусь.

— А если онъ убійца? съ ужасомъ спросила лэди Елисавета.

Эмилія помолчала, чувствуя, что ее жестоко преслѣдуютъ, а потомъ въ глазахъ ея появилось выраженіе, которое лэди Елисавета понимала такъ же хорошо, какъ и сэр-Гэрри.

— Тогда я буду женою убійцы, сказала она.

— О, Эмилія!

— Я должна заставить васъ понять меня, мама, и я желаю, чтобы папа понялъ меня также. Никакія причины на свѣтѣ не заставятъ меня сказать, что я отказываюсь отъ него. Могутъ доказать, если хотятъ, что онъ былъ на всѣхъ скачкахъ на свѣтѣ, и заставить мистриссъ Стэкпуль присягнуть въ этомъ — а бывать тамъ въ десять разъ хуже для женщины, чѣмъ для мужчины; но это не составитъ никакой разницы. Если вы и папа не велите мнѣ видѣться съ нимъ или писать къ нему — а еще болѣе выходить за него — разумѣется, я буду вамъ повиноваться. Но я не откажусь отъ него и ему не должно говорить, что я отъ него отказываюсь. Я увѣрена, что папа не пожелаетъ сказать неправду. Джорджъ всегда будетъ для меня самымъ дорогимъ предметомъ на свѣтѣ — дороже моей собственной души. Я буду молиться о немъ каждый вечеръ и думать о немъ цѣлый день. А относительно имѣнія папа можетъ быть совершенно увѣренъ, что онъ не устроитъ этого посредствомъ моего брака. Ни одинъ мужчина не заговоритъ со мной такимъ образомъ, если это будетъ зависѣть отъ меня. Я не буду ѣздить туда, гдѣ со мной могутъ говорить мужчины. Я буду повиноваться — но цѣною моей жизни. Разумѣется, я буду повиноваться папа и вамъ, но я не могу измѣнить моего сердца. Зачѣмъ ему позволили пріѣхать сюда — какъ главѣ нашей фамиліи — когда онъ такой дурной человѣкъ? Дурной или хорошій, онъ всегда будетъ для меня всѣмъ на свѣтѣ.

Такой дочери лэди Елисаветѣ нечего было говорить что могло бы принести пользу. Она могла только ссылаться на сэр-Гэрри и составлять какое-то неопредѣленное желаніе, чтобы кузенъ Джорджъ оказался не такъ черенъ, какъ его описываютъ.

Глава XV.
КЪ КУЗЕНУ ДЖОРДЖУ СИЛЬНО ПРИСТАЮТЪ.

править

Очень умная идея подкупить кузена Джорджа возродилась въ головѣ Волтби.

— Онъ захочетъ взять свою цѣну, сэр-Гэрри, сказалъ стряпчій.

Тогда глаза сэр-Гэрри раскрылись, и такъ превосходенъ показался ему способъ къ спасенію, что онъ готовъ былъ заплатить какую угодно цѣну за эту статью. Онъ увидалъ съ одного взгляда, что Эмилія съ своими высокопарными понятіями не уступитъ; онъ боялся, что она не уступитъ, если даже преступленія Джорджа будутъ ей показаны такими черными, какъ Стиксъ. Но если кузена Джорджа можно заставить отказаться отъ нея — тогда Эмилія должна уступить. А когда она уступитъ такимъ образомъ, когда получитъ сильное доказательство недостойности жениха, тогда сердце ея должно измѣниться. Первая мысль сэр Гэрри о цѣнѣ была очень щедра: заплатить всѣ долги; теперь назначить тысячу фунтовъ въ годъ и присоединить Скиррауби къ титулу. Какая цѣна будетъ слишкомъ высока для того, чтобы избавить его дочь отъ такого великаго несчастья? Но Болтби былъ спокойнѣе. Заплатить долги — да, въ извѣстныхъ границахъ.. Теперь доходъ въ пятьсотъ фунтовъ онъ находилъ такою же дѣйствительной приманкой, какъ и двойная сумма; хорошо бы было поставить въ необходимость жизнь за границей. Можетъ быть, это заставить молодого человѣка уѣхать изъ Англіи на время. Если молодой человѣкъ станетъ торговаться въ одномъ изъ этихъ условій, то мистеръ Болтби можетъ передѣлать что-нибудь, а присоединить Скэррауби къ титулу — Болтби былъ совершенно противъ этого.

Онъ займетъ все что возможно подъ закладъ этого имѣнія и обременитъ его долгами въ одинъ годъ.

Наконецъ предложеніе было сдѣлано съ условіями, съ которыми читатель уже знакомъ. Джорджъ былъ отправленъ изъ конторы стряпчаго съ совѣтами сообразить условія, и Болтби далъ своему клэрку маленькія инструкціи для поддержанія раздраженія въ молодомъ человѣкѣ, которое должны были возбуждать Гартъ и Стёбберъ. Молодому человѣку слѣдовало дать понять, что алчные кредиторы, которымъ были обѣщаны деньги на нѣкоторыхъ условіяхъ, могутъ сдѣлаться очень алчными.

Джорджъ Готспуръ, несмотря на то, что былъ негодяй, сначала не понялъ, что сэр-Гэрри и Болтби старались подкупить его. Его просили отказаться отъ кузины и сказали, что если онъ откажется, то ему будетъ оказана нѣкоторая денежная помощь; но онъ еще не примѣтилъ съ перваго взгляда, что одно будетъ цѣною другого — что если онъ возьметъ одно, то низко продастъ другое. Конечно, было бы очень пріятно заплатить всѣ долги и предложеніе получать пятьсотъ фунтовъ въ годъ было очень рѣшительно. О прибавочной суммѣ, которую онъ получитъ, когда сэр-Гэрри умретъ, онъ не очень думалъ. Вѣроятно, пройдетъ еще много времени и сэр-Гэрри обязанъ будетъ сдѣлать что-нибудь для титула. Что касается жизни за границей — онъ могъ это обѣщать, но его не могли заставитъ сдержать обѣщаніе. Онъ не прочь попутешествовать мѣсяцевъ шесть, съ условіемъ, что его снабдятъ наличными деньгами. Въ этомъ предложеніи было много привлекательнаго. Онъ началъ думать, не можетъ ли получить все это, не отказавшись рѣшительно отъ своей кузины. Но его заставятъ дать письменное обѣщаніе, которое, безъ сомнѣнія, покажутъ ей. Нѣтъ, это не годится. Эмилія была его призомъ, и хотя онъ не цѣнилъ ее по достоинству, даже не понималъ ея достоинство, все-таки ему приходило на мысль, что она будетъ ему вѣрна. Потомъ наконецъ онъ понялъ въ чемъ дѣло и примѣтилъ, что ему предложенъ былъ подкупъ.

Половину дня ему такъ противна была эта мысль, что его добродѣтель расшевелилась въ немъ. Продать его Эмилію за деньги — никогда! Его Эмилію — всѣ ея богатыя надежды, и за сумму такую ничтожную! Дурно знали они его, если сдѣлали ему подобное предложеніе! Въ этотъ вечеръ, въ своемъ клубѣ онъ написалъ письмо сэр-Гэрри, и какъ только письмо было написано, онъ бросилъ его въ клубный почтовый ящикъ, адресовавъ въ домъ въ Брётонской улицѣ; въ этомъ письмѣ съ краснорѣчивымъ негодованіемъ онъ объявлялъ, что баронетъ не понималъ горячность его любви или его честолюбіе относительно фамиліи.

"Я совершенно готовъ покориться, писалъ онъ: «пока имѣніе будетъ укрѣплено за тѣмъ баронетомъ, который будетъ послѣ меня. Мнѣ не нужно объяснять моей надежды что этотъ счастливый человѣкъ будетъ мой собственный сынъ.»

Но на слѣдущее утро, тотчасъ но пробужденіи, мысли его были неопредѣленнѣе, и случилось одно обстоятельство, которое отвлекло ихъ отъ направленія прошлаго вечера. Когда онъ одѣвался, ему пришло на мысль, что онъ не въ силахъ тотчасъ принудить сэр-Гэрри согласиться на этотъ бракъ — не будетъ въ силахъ можетъ быть съ годъ или болѣе, какъ бы ни была ему Эмилія вѣрна — и что его образъ жизни сдѣлался такъ ненадеженъ, что ему трудно будетъ поддерживать наружное приличіе, которое необходимо для него какъ жениха Эмиліи. Онъ былъ еще въ сильномъ негодованіи на предложеніе сдѣланное ему, которое дѣйствительно было подкупомъ, котораго сэр-Гэрри, по его мнѣнію, долженъ бы стыдиться. Онъ почти сожалѣлъ, что его письмо къ сэр-Гэрри послано. Онъ не довольно сообразилъ его и, конечно, его не слѣдовало писать послѣ обѣда. Можно было упомянуть кое-что о наличныхъ деньгахъ, кое-что похожее на уступку, но то, что не могло быть показано Эмиліи, какъ предложеніе съ его стороны отказаться отъ нея; потомъ онъ вообще сознавалъ, что письмо его было слишкомъ высокопарно, что безъ сомнѣнія происходило отъ упадка мужества, возбужденнаго пустымъ желудкомъ.

Но прежде чѣмъ онъ вышелъ изъ своей гостинницы, къ нему пришелъ гость. Гартъ желалъ его видѣть. Въ эту минуту онъ почти предпочелъ бы видѣть капитана Стёббера. Онъ вспомнилъ въ эту минуту, что Гартъ былъ знакомъ съ Уокеромъ и что Уокеръ, вѣроятно, искалъ общества Гарта послѣ одного недавняго обстоятельства, въ которомъ онъ, кузенъ Джорджъ, принималъ участіе. Онъ шелъ чрезъ улицу завтракать въ клубъ, когда былъ почти принужденъ войти съ Гартомъ въ маленькую комнату на лѣвой рукѣ передней клуба. Ему очень хотѣлось завтракать и онъ былъ не въ духѣ. Онъ обыкновенно находилъ Гарта человѣкомъ терпѣливымъ, не раздражительнымъ, хотя очень упрямымъ, а иногда почти равнодушнымъ. Съ минуту онъ думалъ-было разсердиться на Гарта, но когда взглянулъ ему въ лицо, у него замерло сердце.

— Это самое неудобное время… началъ онъ и остановился, а Гартъ сейчасъ повелъ свою аттаку.

— Капитанъ Ошпуръ — сэръ, позвольте мнѣ сказать вамъ, что такъ негодится.

— Что негодится, мистеръ Гартъ?

— Что негодится? Вы знаете, что негодится. Позвольте мнѣ сказать вамъ, что вы очень скоро попадете въ тюрьму.

— Я! въ тюрьму?

— Да, капитанъ Ошпуръ, вы въ тюрьму. Какимъ образомъ достали вы деньги отъ бѣднаго мистера Уокера? Я знаю, что говорю. Больше чѣмъ триста фунтовъ! Это карточное плутовство.

— Кто говоритъ это?

— Я это говорю, капитанъ Ошпуръ; это говоритъ и мистеръ Бёльбинъ. Мистеръ Бёльбинъ это докажетъ.

Бёльбинъ былъ господинъ хорошо извѣстный Гарту и участвовавшій въ маленькой партіи въ квартирѣ Уокера, партіи посредствомъ которой кузенъ Джорджъ уѣхалъ съ деньгами къ своимъ аристократическимъ друзьямъ въ Норфолькъ.

— Что вы сдѣлали съ деньгами бѣднаго Вокера? Вы поступили очень жестоко съ бѣднымъ мистеромъ Вокеромъ — очень жестоко.

— Игра была честная, мистеръ Гартъ.

— Вздоръ, капитанъ Ошпуръ! Гдѣ эти деньги?

— Что вамъ за дѣло?

— Э, очень хорошо! Бёльбинъ готовъ жаловаться въ судъ — сейчасъ готовъ. Я не знаю, какъ это поможетъ намъ при всемъ богатствѣ нашей хорошенькой кузины.

— А вамъ-то какъ это поможетъ?

— Послушайте, капитанъ Ошпуръ; я скажу вамъ, что поможетъ мнѣ, и поможетъ капитану Стёбберу, и поможетъ всѣмъ. Молодая дѣвица совсѣмъ вамъ не невѣста; я знаю все, капитанъ Ошпуръ. Мистеръ Болтби очень милый господинъ и понимаетъ дѣла.

— Что значитъ для меня мистеръ Болтби?

— Онъ очень много значитъ для меня, потому что хочетъ заплатить мнѣ, хочетъ заплатить капитану Стёбберу и хочетъ заплатить всѣмъ. Онъ заплатитъ и вамъ, капитанъ Ошпуръ, только вы должны возвратить бѣдному Вокеру его деньги, или сэр-Гэрри узнаетъ и это также. Вы должны отказаться отъ этой молодой женщины, капитанъ Ошпуръ.

— Я не позволю предписывать себѣ, мистеръ Гартъ.

— Когда человѣкъ въ долгахъ, онъ долженъ это позволить или его засадятъ въ тюрьму. Мы намѣрены получить наши деньги отъ мистера Болтби сейчасъ. Вотъ предложеніе заплатить — все до послѣдняго шиллинга — и заплатить вамъ! Вы должны отказаться отъ этой дѣвицы, вы должны пойти къ мистеру Болтби и написать то, что онъ скажетъ вамъ. Если вы не напишите…

— Ну, если не напишу?

— Клянусь Богомъ, не пройдетъ и двухъ недѣль, какъ вы будете въ тюрьмѣ. Бёльбинъ видѣлъ все. Теперь вы знаете все, капитанъ Ошпуръ. Вы не любите, чтобы вамъ предписывали, не любите? Если вы не сдѣлаете того, что вамъ предпишутъ, такъ же вѣрно какъ и то, что меня зовутъ Абрагамъ Гартъ, все обнаружится. Все, капитанъ Ошпуръ! А теперь прощайте, капитанъ Ошпуръ. Вамъ лучше повидаться сегодня съ мистеромъ Болтби, капитанъ Ошпуръ.

Какъ человѣкъ, притѣсняемый такимъ образомъ, можетъ стремиться къ тому, къ чему стремился онъ? Когда Гартъ оставилъ его, у него не только болѣлъ желудокъ, но и сердце также — онъ былъ боленъ весь. Онъ переходилъ отъ дурного къ худшему; онъ потерялъ всякое сознаніе порока и добродѣтели; однако теперь, когда ему представлялась исчезающая возможность выкупить все этой великолѣпной женитьбой, ему казалось, что жизнь почетная и спокойная — такая жизнь, какую сэр-Гэрри желалъ бы заставить его вести, еслибъ онъ могъ жениться на его дочери и жить между своими друзьями въ Гёмбльтуэтѣ — была бы гораздо пріятнѣе, гораздо болѣе по его вкусу, чѣмъ жизнь, которую онъ велъ послѣднія десять лѣтъ. Каковы были его положительныя наслажденія? Въ какія минуты онъ дѣйствительно наслаждался ими? Съ начала до конца не окружали ли его непріятности, опасности, досада и какой-то грязный вкусъ во всемъ этомъ, который даже для него былъ противенъ? Не захотѣлъ ли бы онъ исправиться добровольно? А между тѣмъ когда надежда исправленія была представлена глазамъ его — исправленія такого пріятнаго во всѣхъ его принадлежностяхъ, исправленія среди богатства гёмбльтуэтскаго, съ Эмиліей Готспуръ возлѣ него — на него напали эти кровопійцы, дѣлая все это невозможнымъ. Три раза, говоря о нихъ себѣ, онъ называлъ ихъ фуріями, но ему не приходило въ голову подумать, какимъ именемъ Уокеръ называлъ его.

Но дѣла вокругъ него сдѣлались такъ серьезны, что онъ долженъ былъ сдѣлать что-нибудь. Онъ могъ упасть на земь и лишиться всего. Онъ не могъ понять на счетъ Бёльбина. Бёльбинъ имѣлъ свою долю въ грабежѣ относительно всего, что онъ видѣлъ. Лучшая часть въ удовольствіяхъ того вечера произошла послѣ ухода Бёльбина. Конечно, Бёльбинъ могъ сдѣлать ему вредъ.

Онъ написалъ сэр-Гэрри отказъ отъ предложенія, сдѣланнаго ему. Могъ ли онъ тотчасъ послѣ этого письма идти къ стряпчему и принять предложеніе? И долженъ ли онъ сознаться наконецъ окончательно, что онъ не въ силахъ пріобрѣсти руку кузины? Неужели нѣтъ надежды на эту жизнь въ Гёмбльтуэтѣ, которая издали казалась ему такъ нова и пріятна? И что Эмилія подумаетъ о немъ? Среди всѣхъ другихъ его несчастій это также было несчастье. Онъ могъ, хотя погруженный въ недостойныя пороки, сдѣлать для себя двойную личность, такъ чтобы вообразить и олицетворить существо, которое дѣйствительно обладало прекрасными и мужественными стремленіями относительно женщины, считать себя — свою вторую личность — такимъ существомъ, и примѣчать, съ какимъ подавляющимъ презрѣніемъ такое существо будетъ смотрѣть на другого человѣка, на дѣйствительнаго Джорджа Готспура, котораго горести и непріятности сдѣлались теперь такъ нестерпимы.

Кто поможетъ ему въ его огорченіи? Олтрингэмы были еще въ Шотландіи и онъ зналъ хорошо, что хотя лэди Олтрингэмь его любила, а лорду Олтрингэму онъ нравился, однако онъ не могъ ожидать отъ нихъ такой помощи, какая была ему нужна. Его дорогіе, задушевные друзья въ Норфолькѣ, которые всегда называли его «Джорджемъ», услышали бы равнодушно, еслибъ его распяли. Ему казалось, что свѣтъ былъ къ нему очень суровъ и очень жестокъ. Кто заботился о немъ? Были двѣ женщины, заботившіяся о немъ, дѣйствительно любившія его, которыя готовы были бы сдѣлать для него всякую жертву, которыя даже забыли бы его проступки или по-крайней-мѣрѣ простили ихъ. Онъ былъ въ этомъ увѣренъ. Эмилія Готспуръ любила его, но онъ не имѣлъ никакихъ способовъ добраться до Эмиліи Готспуръ. Она любила его, но она не захочетъ ослушаться отца или матери, или измѣнить своему слову, даже чтобы получить отъ нето письмо. Но того другого друга, который любилъ его, онъ могъ еще видѣть. Онъ зналъ хорошо, въ ракое время найдетъ ее дома, и чрезъ три или четыре часа послѣ свиданія съ Гартомъ, онъ постучался въ дверь мистриссъ Мортонъ.

— Ну, Джорджъ, сказала она: — какъ идетъ ваше сватовство?

Онъ не составилъ себѣ никакого плана, когда шелъ къ ней.

Имъ овладѣло желаніе, которое всѣ мы такъ часто чувствуемъ, искать утѣшенія въ сочувствіи; но онъ не зналъ даже, какъ описать недостатокъ этого сочувствія.

— Совсѣмъ не идетъ, сказалъ онъ, угрюмо бросаясь на кресло.

— Дурныя вѣсти! Дѣвица обратилась противъ васъ?

— О, нѣтъ! сказалъ онъ мрачно: — ничего подобнаго.

— Это было бы невозможно, не такъ ли? Отцы суровы, но для такихъ людей какъ вы дочери всегда добры. Вы это хотите сказать, Джорджъ?

— Я желалъ бы, чтобъ вы не сердили меня, Люси; я не совсѣмъ здоровъ и пришелъ сюда не для того, чтобы меня сердили.

— Сердить можно только меня, Джорджъ. Ну, я не скажу ничего для увеличенія вашего безпокойства. Что съ вами? Вы пьете крѣпкіе ликеры послѣ обѣда. Вотъ отчего вамъ нехорошо. И мнѣ кажется, вы ихъ пьете до обѣда.

— Почти никогда. Я не дѣлаю этого и трехъ разъ въ мѣсяцъ. Это не то, но мои дѣла такъ меня волнуютъ.

— Я полагаю, сэр-І'эрри не очень доволенъ.

— Онъ дѣлаетъ то, чего ему не слѣдовало бы дѣлать, я долженъ это сказать; я называю это неблагороднымъ. Стряпчему никогда не слѣдуетъ дозволять вмѣшиваться между джентльмэнами. Желалъ бы я знать, кто можетъ это выдержать, если стряпчаго пошлютъ разузнавать обо всемъ, что человѣкъ дѣлалъ.

— Конечно, я не выдержала бы. Я сейчасъ покорилась бы, какъ говорить мальчики.

— Навѣрно и другіе люди вели себя такъ же дурно, какъ я. Онъ повсюду разсылаетъ разузнавать.

— Не только разсылаетъ, Джорджъ, но самъ ѣздитъ. Знаете ли, что сэр-Гэрри удостоилъ меня посѣщеніемъ?

— Нѣтъ!

— Онъ былъ. Онъ сидѣлъ на этомъ самомъ креслѣ и говорилъ со мною такъ, какъ конечно никто прежде не говорилъ. Какой онъ славный старикъ и какой красавецъ!

— Да, онъ красивый старикашка.

— Такъ похожъ на васъ, Джорджъ.

— Похожъ?

— Только, знаете… не такъ… не такъ… не такъ… не такъ… какъ мнѣ сказать? Не такъ добродушенъ, можетъ быть.

— Я знаю, что вы хотите сказать. Онъ не такой дуракъ, какъ я.

— Вы вовсе не дуракъ, Джорджъ, но иногда вы слабы. Онъ на видъ твердъ. Похожа она на него?

— Очень похожа.

— Такъ она должна быть красавица.

— Красавица; я думаю! сказалъ Джорджъ, совершенно забывъ, какъ онъ описывалъ свою кузину мистриссъ Мортонъ нѣсколько дней тому назадъ.

Она улыбнулась, но оставила безъ вниманія его ошибку. Она знала его такъ хорошо, что поняла все.

— Да, продолжала она: — онъ былъ здѣсь и говорилъ много непріятнаго. Онъ сказалъ можетъ быть болѣе, чѣмъ ему слѣдовало говорить.

— Обо мнѣ, Люси?

— Мнѣ кажется, онъ больше говорилъ обо мнѣ. Было маленькое объясненіе, а потомъ онъ поступилъ очень хорошо. Сама я на него не сержусь. Онъ славный старикъ, и имѣя одну дочь и большое состояніе, я не удивляюсь, что онъ желаетъ навести справки прежде, чѣмъ отдастъ ее вамъ.

— Онъ можетъ это сдѣлать безъ стряпчаго.

— Скажете вы ему правду? Дѣло въ томъ, Джорджъ, что вы не такой зять, какого любятъ отцы. Я полагаю, это разстроится, Джорджь?

Джорджъ не сейчасъ отвѣтилъ.

— Невѣроятно, чтобы у ней достало постоянства не отказаться отъ васъ нѣсколько лѣтъ, и я увѣрена, что у васъ его не достанетъ. Предложилъ онъ вамъ деньги?

Тогда Джорджъ разсказалъ ей, какія сдѣланы ему предложенія.

— Очень щедрыя, сказала она.

— Я не вижу этого.

— Конечно, очень щедрыя.

— Что же дѣлать человѣку?

— Можно ли вообразить, что вы сдѣлаете мнѣ такой вопросъ?

— Я знаю, что вы скажете мнѣ правду.

— Вы любите ее?

— Да.

— Всѣмъ вашимъ сердцемъ?

— Что это значитъ? Я ее люблю.

— Больше чѣмъ деньги ея отца?

— Гораздо больше.

— Такъ держитесь крѣпко. Но вы не сдѣлаете этого. А я должна совѣтовать вамъ, соображаясь не съ вашими словами, а съ тѣмъ, что я думаю. Вы навѣрно будете побѣждены. Она никогда не будетъ вашей женой, а если и женитесь, вы никогда не будете счастливы съ такими людьми. Но она никогда не будетъ вашей женой. Примите предложеніе сэр-Гэрри и напишите ей письмо, объяснивъ, что такъ будетъ лучше для всѣхъ.

Онъ помолчалъ съ минуту, а потомъ сдѣлалъ ей другой вопросъ:

— Напишите вы за меня это письмо, Люси?

Она опять улыбнуласъ, отвѣчая ему:

— Да, если вы рѣшитесь сдѣлать то, чего требуетъ отъ васъ Сэр-Гэрри, я напишу начерно то, что, я думаю, вамъ надо ей сказать.

Глава XVI.
ВОЗВРАЩЕНІЕ СЭР-ГЭРРИ.

править

Сэр-Гэрри получилъ письмо, исполненное негодованія, которое было написано въ клубѣ, и кузенъ Джорджъ колебался относительно этого другого письма, которое его пріятельница должна была написать для него. Поэтому сэр-Гэрри долженъ былъ уѣхать изъ Лондона прежде, чѣмъ дѣло будетъ рѣшено. Старому баронету понравилось письмо, исполненное негодованія. Это было почти такое письмо, какое Готспуръ долженъ былъ написать въ подобномъ случаѣ. Тамъ было только признаніе въ денежной слабости, не совсѣмъ приличное для Готспура, а во всемъ другомъ это было хорошее письмо. Передъ отъѣздомъ изъ Лондона онъ отнесъ письмо къ Болтби и по дорогѣ туда не могъ удержаться, чтобы не пересчитать всѣхъ благъ, которыя достанутся ему и его семейству, если только этого молодого человѣка можно было исправить и отлить въ такую форму, которая приличествовала бы наслѣднику Готспуронъ. Онъ былъ очень дурной человѣкъ — такой дурной, что когда сэр-Гэрри пересчитывалъ его грѣхи, они казались такъ черны, какъ ночь. Потомъ, когда онъ думалъ о нихъ, отецъ говорилъ себѣ, что онъ не подвергнетъ опасности свою дочь, ввѣривъ ее человѣку, который выказалъ себя такимъ дурнымъ. Но потомъ онъ снова иначе взглядывалъ на это. Тотъ родъ пороковъ, въ которыхъ оказывался виновенъ Джорджъ, былъ противенъ сэр-Гэрри; этотъ порокъ былъ низокъ и неприличенъ джентльмену. Онъ былъ лгунъ и картежникъ по ремеслу. Онъ не просто надѣлалъ долговъ, но попалъ въ долги обманами — такъ, по-крайней-мѣрѣ, думалъ сэр-Гэрри. А между тѣмъ, можно ли было сказать, чтобы этого виновнаго человѣка нельзя было простить? Не поступали ли другіе такъ же дурно, какъ онъ, а все-таки возвращались къ порядочной жизни? Въ такомъ колебаніи пріѣхалъ сэръ-Гэрри къ своему повѣренному. Болтби вовсе не колебался. Когда ему было показано письмо, онъ только улыбнулся.

— Я не нахожу это письмо дурнымъ, сказалъ сэр-Гэрри.

— Слова имѣютъ такъ мало значенія, сэр-Гэрри, сказалъ Болтби: — и стоятъ такъ дешево.

Сэр-Гэрри повертѣлъ песьмо въ рукахъ И нахмурился; ему непріятно было слышать даже отъ своего повѣреннаго, что онъ ошибся. Безсознательно онъ говорилъ себѣ, что Джорджъ Готспуръ родился джентльмэномь и что, слѣдовательно, подъ всѣми дурными качествами молодого человѣка должна находиться благородная почва, о которой стряпчій, можетъ быть, не зналъ ничего. Болтби видѣлъ, что его кліентъ сомнѣвается, и такъ какъ дѣло это доставило ему много хлопотъ, а сэр-Гэрри онъ совсѣмъ не боялся, то онъ рѣшился откровенно съ нимъ говорить.

— Сэр-Гэрри, сказалъ онъ: — я долженъ сказать намъ, что я думаю.

— Конечно.

— Мнѣ жаль говорить дурно о человѣкѣ, носящемъ ваше имя, и не будь это дѣло до такой степени важно, я, вѣроятно, не высказалъ бы мое мнѣніе вполнѣ. Теперь же я не смѣю сдѣлать это. Вы во всемъ Лондонѣ не можете найти человѣка, менѣе годнаго въ мужья миссъ Готспуръ, какъ ея кузена.

— Онъ джентльменъ по происхожденію, сказала сэр-Гэрри.

— Онъ безнравственный негодяй по воспитанію, онъ не остановится ни за какимъ дурнымъ поступкомъ и почти нѣтъ такого дурного поступка, котораго онъ не сдѣлалъ бы. Онъ картежникъ, мошенникъ и, какъ мнѣ кажется, поддѣльщикъ и шулеръ. Онъ жилъ жалованьемъ женщины, къ которой показывалъ любовь. Онъ выказалъ себя совершенно малодушнымъ, гнуснымъ и негоднымъ. Еслибъ мой клэркъ, сидящій въ той комнатѣ, далъ ему пощечину, я не думаю, чтобы онъ разсердился на это.

Сэр-Гэрри нахмурился и быстро сталъ шевелить ногою по полу.

— При моемъ полномъ уваженіи къ вамъ, сэр-Гэрри, продолжалъ Болтби: — я предпринялъ трудъ, за который не взялся бы ни для кого на свѣтѣ, кромѣ васъ да еще двухъ-трехъ лицъ. Я обязанъ сообщить вамъ результатъ, который состоитъ въ томъ, что я скорѣе отдалъ бы мою родную дочь работнику, метущему улицы, чѣмъ Джорджу Готспуру.

Лобъ сэр-Гэрри былъ очень мраченъ. Можетъ быть, онъ не совсѣмъ зналъ своего повѣреннаго. Можетъ быть, онъ самъ менѣе былъ терпѣливъ, чѣмъ думалъ, относительно своихъ фамильныхъ дѣлъ.

— Разумѣется, сказалъ онъ: — я очень вамъ обязанъ, мистеръ Болтби, за ваши хлопоты.

— Надѣюсь, что онѣ будутъ полезны вамъ.

— Онѣ были полезны. Каковъ будетъ результатъ относительно этого несчастнаго молодого человѣка, я еще не могу сказать. Онъ отказался отъ нашего предложенія — я долженъ сказать что думаю — благородно.

— Это не значитъ ничего.

— Какъ ничего, мистеръ Болтби?

— Никто не приметъ съ перваго раза такое предложеніе. Онъ играетъ противъ васъ, сэр-Гэрри, и знаетъ, что у него есть карта очень хорошая. Нельзя предполагать, чтобы онъ тотчасъ уступилъ. При осадѣ города самый вѣрный способъ морить гарнизонъ голодомъ. Подождите немного и онъ уступитъ. Когда въ стѣнахъ города находятся такіе коршуны, какъ тѣ, которые теперь налетятъ на него, онъ не можетъ продержаться долго. Я скоро услышу о немъ.

— Стало быть вы думаете, что я могу вернуться въ Гёмбльтуэтъ?

— Конечно, сэр-Гэрри; но я надѣюсь, сэр-Гэрри, что вы вернетесь съ полнымъ убѣжденіемъ въ душѣ, что этому молодому человѣку не слѣдуетъ позволять вступать въ ваше семейство.

У стряпчаго было намѣреніе хорошее, но онъ перешелъ чрезъ мѣру. Сэр-Гжрри всталъ, пожалъ ему руку, поблагодарилъ его, но вышелъ изъ комнаты съ чувствомъ оскорбленія. Онъ пріѣхалъ къ Болтби за свѣдѣніями и получилъ ихъ. Но онъ не имѣлъ намѣренія принимать совѣты отъ Болтби касательно того, какъ ему слѣдуетъ поступить съ своси дочерью. Болтби, думалъ онъ, зашелъ далѣе чѣмъ слѣдовало. Сэр-Гэрри сознавался, что онъ узналъ многое о своемъ племянникѣ и самъ могъ судить, принимать ли ему племянника въ Гёмбльтуэтѣ. Болтби не слѣдовало говорить о работникѣ, метущемъ улицы. А потомъ сэр-Гэрри не былъ увѣренъ, что ему правилась мысль нагнать коршуновъ на человѣка, и сэр-Гэрри помнилъ науку охотника. Удивительно, какъ кровная лошадь выбирается изъ грязи въ концѣ дня продолжительной ѣзды! Болтби, вѣроятно, не понималъ, какъ много можно было ожидать отъ хорошаго происхожденія. Когда сэр-Гэрри вышелъ изъ конторы Болтби, онъ былъ почти лучше расположенъ къ кузену Джорджу чѣмъ когда вошелъ туда, и въ этомъ расположеніи духа и за и противъ молодого человѣка вернулся онъ въ Гёмбльтуэтъ. Не слѣдуетъ предполагать, однако, что онъ расположенъ былъ уступить. Онъ нисколько не сомнѣвался, что его племянникъ былъ дурной человѣкъ и неисправимый негодяй, но все-таки онъ думалъ, что могло бы случиться, еслибъ онъ уступилъ!

Дѣла были очень мрачны, когда онъ пріѣхалъ въ Гёмбльтуатъ. Разумѣется, его жена не могла удержаться отъ разспросовъ.

— Очень дурно, сказалъ онъ: — такъ дурно, какъ только можетъ быть.

— Онъ картежникъ?

— Картежникъ? Еслибы только это! Лучше не спрашивай объ этомъ; онъ поношеніе для фамиліи.

— Стало быть, для Эмиліи нѣтъ никакой надежды?

— Никакой надежды! Почему не можетъ быть надежды? Ея жизнь не должна зависѣть отъ пристрастія къ человѣку, съ которымъ она даже и видѣлась не часто. Она должна это преодолѣть. Съ другими дѣвушками было то же.

— Она не похожа на другихъ дѣвушекъ, Гэрри.

— Какъ не похожа?

— Я думаю, что она настойчивѣе; она отдала свое сердце этому молодому человѣку, и она будетъ ею любить.

— Она должна.

— Сердце ея разорвется, сказала лэди Елисавета.

— Я знаю, что она разорветъ мое, сказалъ сэр-Гэрри.

Встрѣтившись съ своей дочерью, онъ обнялъ ее, а она поцѣловала его и спросила его о здоровьи; но онъ тотчасъ почувствовалъ, что она не такова, какъ прежде — не такова не только относительно себя самой, но также и въ обращеніи. Тогда имъ овладѣло грустное, тяжелое убѣжденіе, что солнечный свѣтъ исчезъ изъ ихъ жизни и это для него было бы хорошо умереть. Онъ не могъ быть счастливъ, если между нимъ и его дочерью пойдутъ несогласія, а несогласія быть должны. Человѣку этому предлагали деньги за то, чтобы онъ удалился, а онъ не былъ достаточно подлъ, чтобы принять это предложеніе. Какъ онъ могъ избѣгнуть несогласія и воротить теплоту солнца въ свой домъ? Тогда онъ вспомнилъ страшные эпитеты, употребленные Болтби.

— Онъ безнравственный негодяй, что еще гнуснѣе по причинѣ его происхожденія.

Слова эти разсердили сэр-Гэрри, но онъ считалъ ихъ справедливыми. Если и придется уступить, то онъ еще не уступитъ, но жить въ домѣ безъ солнечнаго свѣта было очень для него прискорбно.

«Она убьетъ меня», говорилъ онъ себѣ: «если будетъ продолжать такимъ образомъ.»

А между тѣмъ трудно было сказать, на что онъ могъ пожаловаться. Дни проходили, а дочь его не говорила и не дѣлала ничего, на что онъ могъ бы пожаловаться. Только солнечный свѣтъ уже не сіялъ въ его домѣ. Дни проходили и имя Джорджа Готспура Эмилія никогда не произносила при отцѣ или матери. Она исполняла всѣ свои обязанности. Дѣятельныхъ обязанностей у дѣвушки въ ея положеніи было мало. Она имѣла обыкновеніемъ но утрамъ намазывать масло на хлѣбъ для отца. Это она еще дѣлала и приносила ему по обыкновенію, но приносила уже не по прежнему. Это дѣлалось только потому, что еслибъ не дѣлалось, то было бы замѣчено.

— Не надо, сказалъ ей отецъ на четвертое или пятое утро послѣ своего возвращенія: — я лучше сдѣлаю это самъ.

Она не сказала ни слова, но на слѣдующее утро маленькій обычай, когда-то исполненный пріятнаго дружелюбія, былъ оставленъ. Она посвящала извѣстные часы на чтеніе, и они теперь были увеличена, а не оставлены. Но и отецъ и мать примѣчали, что она перемѣнила книги, оставила итальянскій языкъ и принялась за религіозныя сочиненія — проповѣди, трактаты и длинные комментаріи.

— Это убьетъ меня, сказалъ сэр-Гэрри своей женѣ.

— Я боюсь, что это убьетъ ее, сказала лэди Елисавета. — Посмотри, какъ она сдѣлалась блѣдна и какъ мало ѣстъ!

— Она гуляетъ каждый день?

— Да и возвращается усталою, и отправляется въ церковь каждую среду и пятницу въ Гескегъ. Я увѣрена, что это для нея нездорово въ такую погоду.

— Она ѣздитъ въ экипажѣ?

— Нѣтъ, ходить пѣшкомъ.

Тогда сэр-Гэрри приказалъ, чтобы для дочери его всегда былъ экипажъ по средамъ и пятницамъ. Но Эмилія, когда мать сказала ей это, настоятельно объявила, что она предпочитаетъ ходить пѣшкомъ.

Но что значитъ ѣздить въ экипажѣ по средамъ или нѣтъ? Огорченіе было глубже этого. Оно было такъ глубоко, что и отецъ и мать чувствовали, что слѣдуетъ сдѣлать что-нибудь, или огорченіе сдѣлается слишкомъ тяжело для нихъ. Прошло десять дней и не было никакихъ извѣстій отъ Болтби и отъ кузена Джорджа. Сэр Гэрри самъ не зналъ, какія извѣстія онъ надѣялся получить. Но ему казалось, что онъ ожидалъ чего-то. Онъ былъ растревоженъ, когда приходила почта, и самъ зналъ, что онъ живетъ каждый день съ той мыслью, что онъ долженъ сдѣлать что-нибудь особенное — онъ самъ не зналъ что — но что-нибудь, что положило бы конецъ тому страшному положенію отчужденія между нимъ и его дочерью, въ которомъ онъ теперь жилъ; это даже сказывалось на его отношеніяхъ къ арендаторамъ. Это сказывалось на его фермѣ. Это сказывалось почти на каждомъ работникѣ въ приходѣ. У него недоставало духа дѣлать что-нибудь. Онъ не былъ увѣренъ, можетъ ли онъ продолжать жить въ своемъ домѣ. Онъ не могъ рѣшиться приказать, чтобы этотъ лѣсъ былъ срубленъ или чтобы эти новые коттэджи были выстроены. Во всемъ былъ застой, и для него было ясно, что Эмилія знала, что все это происходитъ отъ ея опрометчивой любви къ кузену Джорджу. Она теперь никогда не приходила въ его комнату, и не стояла возлѣ него, и не прислонялась къ его плечу; она никогда теперь не дѣлала ему вопросовъ, не отвлекала его отъ бумагъ, чтобы заставить его рѣшить вопросъ о садѣ — или скорѣе, заставить отца подчиниться ея рѣшеніямъ. Между ними были привѣтствія утромъ и вечеромъ, и вопросы были предлагаемы и отвѣты даваемы церемонно, но разговора не было.

«Что я сдѣлалъ, чтобы меня наказывали такимъ образомъ?» говорилъ себѣ сэр-Гэрри.

Если онъ думалъ, что съ нимъ жестоко обходятся, то такъ же думала и дочь. Обдумывая объ этомъ дѣлѣ, она узнала, что обязана повиноваться отцу въ своемъ наружномъ поведеніи, основывая свои убѣжденія объ этомъ на прошломъ и на всеобщихъ убѣжденіяхъ свѣта. Принято, чтобы дѣвушка покорялась родителямъ относительно жениха. Это она знала, или думала такъ, и поэтому она будетъ повиноваться. Она читала и слыхала о дѣвушкахъ, которыя тайно переписываются съ своими возлюбленными, бѣгутъ съ ними, выходятъ за нихъ замужъ, такъ сказать, за спиною отца; ничего подобнаго она не сдѣлаетъ. Въ ней было что-то такое, какая-то смѣсь гордости и правилъ, которая была на столько сильна, чтобы заставлять ее твердо держаться своего обѣщаннаго повинованія. Она не будетъ дѣлать ничего, чѣмъ могли бы ее упрекнуть, ничего, что можно бы назвать неженственнымъ, неделикатнымъ, непочтительнымъ. Но она имѣла высокія понятія объ обязанности къ самой себѣ и полагала, что отецъ поступитъ съ нею несправедливо, если воспользуется ея чувствомъ долга, чтобы разбить ея сердце. Она имѣла свои права и свои преимущества, изъ которыхъ она могла вывести прискорбныя и жестокія заключенія, если ея отецъ, оттого только, что онъ ея отецъ, лишитъ ее единственнаго предмета, который пришелся ей по вкусу и достоинъ желанія по ея мнѣнію. Оттого, что она была его наслѣдницей, онъ не имѣлъ права сдѣлать ее рабой. Но даже еслибъ онъ это и сдѣлалъ, она имѣла въ своихъ рукахъ нѣкоторое обезпеченіе. Конечно, онъ можетъ накинуть на нее цѣпи рабства, но не можетъ заставить ее исполнять обязанность рабы. Оттого, что она держится своей обязанности и исполняетъ обѣщаніе, данное ему, въ его власти будетъ не допустить брака, котораго она желала, но не въ его власти, не въ его отцовскихъ правахъ принудить ее къ другому браку. Она никогда не поможетъ ему своею рукою въ томъ устройствѣ его имѣнія, о которомъ онъ думалъ такъ много, если онъ не поможетъ ей въ ея любви. А пока солнечный свѣтъ долженъ быть изгнанъ изъ дома, такой солнечный свѣтъ, какой сіялъ вокругъ ея головы. Она не такъ себя цѣнила, чтобъ воображать, будто ея отецъ и мать несчастны оттого, что она грустна; но она чувствовала себя обязанной передавать дому вообще все огорченіе, которое можетъ происходить отъ отсутствія въ ней солнечнаго свѣта. Она страшно страдала отъ сознанія, что съ ней поступили дурно. Почему такъ, оттого что она дѣвушка и наслѣдница, то должны лишать ея счастья? Если она желаетъ рисковать собой, почему другіе вмѣшиваются? А если жизнь и поведеніе ея кузена въ сущности такъ дурны, какъ ихъ представляютъ — чему она нисколько не вѣрила — зачѣмъ ему дозволили приблизиться къ ней? Не потому только, что онъ былъ молодъ, уменъ, хорошъ собой и привлекателенъ во всѣхъ отношеніяхъ, но что, вдобавокъ ко всему этому, онъ былъ Готспуръ и будетъ когда-нибудь главою Готспуровъ. Отецъ ее зналъ хорошо, что ея фамильная гордость равнялась его гордости. Не было ли естественно, что когда человѣкъ, одаренный такими преимуществами, встрѣтится съ нею, она полюбитъ его? А когда она его полюбитъ, не справедливо ли ей держаться своей любви?

Отцу хотѣлось бы обращаться съ ней какъ съ вьючнымъ скотомъ, который держатъ для какой-нибудь цѣли, или какъ съ собакой, послушаніе и привязанность которой можно перенести за деньги отъ одного хозяина къ другому; она будетъ повиноваться отцу; но отцу ея надо растолковать, что у ней натура не вьючнаго скота и не собаки. Она была вполнѣ такая же Готспуръ, какъ и онъ. А потомъ ей представляли мужчинъ, выбирали жениховъ, которыхъ она презирала. Что думали о ней, когда воображали, что она возьметъ не такого мужа, какого выбрала сама? Каковы должны быть ея понятія о любви и о супружеской обязанности, о тѣсныхъ отношеніяхъ мужа и жены? По ея мнѣнію, женщина совсѣмъ не должна выходить, если не можетъ выходить за человѣка до такой степени, чтобы признаться себѣ, что она жертвуетъ всѣмъ принадлежащимъ ей для его благосостоянія и пользы. Такова была ея любовь къ Джорджу Готспуру — каковъ бы онъ ни былъ. Ей сказали, что онъ былъ дурной человѣкъ и что онъ втянетъ ее въ грязь. Она соглашалась попасть въ грязь или, по-крайней-мѣрѣ, бороться во время этого, онъ ли втянетъ ее, или она его вытянетъ.

Потомъ ей представляли мужчинъ — настоящихъ палокъ — лорда Альфреда и молодого Торесби, и оскорбляли ее предположеніемъ, что она захочеть выйти за человѣка только потому, что онъ представленъ ей какъ приличный мужъ. Она будетъ почтительной и послушной дочерью, сообразно ея понятіямъ объ обязанности и правилахъ, но она покажетъ имъ, что у ней есть своя собственная личность и что ее нельзя отливать въ форму какъ глину.

Конечно, она жестоко поступала съ отцомъ. Конечно, она въ сущности поступала непослушно и непочтительно. Не то, чтобъ она должна была выйти за всякаго лорда Альфреда, представленнаго ей, но она должна была еще стараться приспособить расположеніе своего духа къ отцовскому. Но она была урожденная Готспуръ, и хотя она могла быть великодушна, она уступить не могла. Потомъ любовь отца къ дѣтямъ гораздо сильнѣе, чѣмъ любовь дѣтей къ отцу! Наши глаза находятся у насъ въ лицѣ и всегда обращены впередъ. Взгляды назадъ мы бросаемъ случайно.

Такимъ образомъ солнечный свѣтъ былъ изгнанъ изъ гёмбльтуэтскаго дома и дни сдѣлались такъ темны, какъ ночь.

Глава XVII.
ПОСТАРАЕМСЯ.

править

Дѣла шли такимъ образомъ въ Гёмбльтуэтѣ три недѣли и сэр-Гэрри началъ чувствовать, что онъ не можетъ долѣе этого переносить. Онъ ожидалъ получить извѣстіе отъ Болтби, но письма не было. Болтби намекалъ ему что-то о мореніи голодомъ гарнизона, но онъ ожидалъ увѣдомленія, заморенъ ли гарнизонъ голодомъ, или нѣтъ. Онъ получилъ письмо отъ своего племянника, исполненное негодованія, которое до-сихъ-поръ оставилъ безъ вниманія. Онъ оставилъ письмо безъ вниманія, хотя оно было написано для отклоненія предложенія очень важнаго, сдѣланнаго имъ самимъ. Онъ чувствовалъ, что въ этихъ обстоятельствахъ Болтби слѣдовало бы написать къ нему. Онъ долженъ былъ знать, что дѣлалось. А между тѣмъ онъ оставилъ Болтби съ такимъ чувствомъ, которое возбуждало въ немъ отвращеніе дѣлать дальнѣйшіе вопросы стряпчему объ этомъ. Однако, положеніе его было такое мучительное и тягостное, какъ только быть могло.

Но наконецъ онъ не могъ долѣе переносить своей домашней жизни съ дочерью. Нѣжность его сердца переселила его гордость и онъ измѣнилъ своей рѣшимости быть съ нею суровымъ и молчаливымъ, пока все это пройдетъ у нихъ. Она была для него гораздо болѣе, чѣмъ онъ былъ для нея. Она была для него все — между тѣмъ какъ у нея былъ кузенъ Джорджъ. По-крайней-мѣрѣ, онъ былъ счастливѣе ея въ томъ, что никогда не будетъ презирать то, что любитъ.

— Эмилія, сказалъ онъ ей наконецъ; — почему ты такъ перемѣнилась ко мнѣ?

— Папа!

— Развѣ ты не перемѣнилась? Развѣ ты не знаешь, что все въ домѣ перемѣнилось?

— Да, папа.

— Почему же это? Я отъ тебя не удаляюсь. Ты прежде приходила ко мнѣ каждый день. Теперь ты ко мнѣ никогда не приходишь.

Она колебалась съ минуту, потупивъ глаза въ землю. А потомъ отвѣчала, прямо смотря ему въ лицо:

— Это потому, что я всегда думаю о кузенѣ Джорджѣ.

— Но почему же это должно разъединять насъ, Эмилія? Я желалъ бы, чтобъ это было не такъ; но зачѣмъ это должно насъ разъединять?

— Потому, что вы также думаете о немъ, и думаете такъ различно! Вы ненавидите его, но я его люблю.

— Я его не ненавижу. Я ненавижу его пороки.

— И я также.

— Я знаю, что онъ негодится быть твоимъ мужемъ. Я не могъ сказать тебѣ то, что знаю о немъ.

— Я и не желаю, чтобы мнѣ говорили.

— Но ты можешь повѣрить мнѣ, когда я увѣряю тебя, что это вещи такого рода, которыя могутъ измѣнить твои чувства къ нему. И въ эту самую минуту онъ привязанъ… къ… къ другой.

Эмилія Готспуръ покраснѣла до ушей. Къ ея щекамъ и ко лбу прилила кровь, но ротъ былъ сжатъ твердо какъ скала и около глазъ ея явилось то выраженіе, которое отецъ ея такъ нѣжно любилъ, когда она была ребенкомъ, но которое теперь онъ считалъ опаснымъ. Ее нельзя было отговорить отъ ея любви такимъ образомъ. Разумѣется, были вещи — такія вещи, о которыхъ она не знала ничего и не желала знать. Хотя она сама была такъ чиста какъ снѣгъ, ей не нужно было говорить, что въ свѣтѣ были вещи нечистыя. Если этимъ хотѣли намекнуть, что онъ былъ невѣренъ ей, она просто этому не вѣрила. Но что же такое, если онъ и былъ невѣренъ? Его невѣрность не оправдаетъ невѣрность ея, и невѣрность была для нея невозможна. Она любила его, и сказала ему это. Пусть онъ будетъ фальшивъ, ея обязанность воротить его къ истинѣ или погубить себя въ этомъ усиліи. Отецъ ея не понялъ вовсе ее, когда говорилъ съ нею такимъ образомъ. Но она не сказала ничего. Отецъ ея говорилъ о такихъ вещахъ, о которыхъ она не могла говорить ничего.

— Еслибъ я могъ объяснить тебѣ, какимъ образомъ онъ набиралъ деньги для своихъ ежедневныхъ потребностей, ты почувствовала бы, что онъ унизилъ себя ниже твоего вниманія.

— Онъ не можетъ унизить себя ниже моего вниманія, теперь слишкомъ поздно.

— Но, Эмилія — неужели ты хочешь сказать, что кого ты ни полюбила бы — какъ ни былъ низокъ или дуренъ предметъ твоей любви — твоя мама и я должны уступить твоей любви только потому, что она существуетъ?

— Онъ вашъ наслѣдникъ, папа.

— Нѣтъ, ты моя наслѣдница. Но я не стану спорить объ этомъ. Положимъ, что онъ былъ бы моимъ наслѣдникомъ; даже еслибъ каждая десятина моей земли должна была послужить въ пищу его развращенности, какъ только я умру, — развѣ это можетъ быть причиной для того, чтобы отдать ему также мою дочь? Неужели ты думаешь, что ты для меня не болѣе чѣмъ десятины, домъ или пустой титулъ? Все это ничего не значитъ въ сравненіи съ моею любовью къ тебѣ.

— Папа!

— Я не думаю, чтобы ты это знала. Я самъ почти этого не зналъ, душа моя. Всѣ другія безпокойства прекратились у меня теперь, когда я узналъ, что значитъ безпокоиться за тебя. Неужели ты думаешь, что я не откажусь отъ всякихъ соображеній о богатствѣ или фамиліи для твоего счастья? Со мною дошло до того, Эмилія, что это все для меня ничто теперь — ничто. Ты для меня все.

— Милый папа!

Она опять теперь прислонилась къ его плечу.

— Когда я говорю тебѣ о жизни этого молодого человѣка, ты меня не слушаешь. Ты смотришь на это просто какъ на неосновательное предположеніе.

— Нѣтъ, папа, не неосновательное — а только безполезное.

— Но не обязанъ ли я видѣть, что моя дочь не должна быть соединена съ человѣкомъ, который обезславитъ ее, будетъ дурно обращаться съ нею, втащитъ ее въ грязь — мысль вытащить Джорджа изъ грязи сильно вкоренилась въ голову Эмиліи, когда она слушала это — сдѣлаетъ ее несчастной и достойной презрѣнія и унизитъ ее? Конечно, это обязанность отца, и моя дочь не должна отвертываться отъ меня и почти отказываться отъ меня за то, что я поступаю какъ могу лучше!

— Я не отвертываюсь отъ васъ, папа.

— Развѣ ты, моя милочка, была со мною такова, какъ бывало прежде?

— Послушайте, папа, вы знаете, что я вамъ обѣщала?

— Знаю, душечка.

— Я сдержу мое обѣщаніе. Я не выйду за него безъ вашего согласія. Даже еслибъ мнѣ пришлось видѣться съ нимъ каждый день въ продолженіе десяти лѣтъ, я этого не сдѣлаю, когда дала вамъ слово.

— Я въ этомъ увѣренъ, Эмилія.

— Но попытаемся, вы, я и мама вмѣстѣ. Если вы это сдѣлаете — о, я такъ буду съ вами хороша! Посмотримъ, не можемъ ли мы сдѣлать его хорошимъ человѣкомъ. Я не стану просить позволенія выйти за него, пока вы сами не удостовѣритесь, что онъ исправился.

Она съ умоляющимъ видомъ взглянула ему въ лицо и увидала, что онъ колеблется. А между тѣмъ онъ былъ человѣкъ твердый, не склонный къ нерѣшимости въ обыкновенныхъ вещахъ.

— Папа, поймемъ другъ друга и будемъ друзьями. Если мы не можемъ положиться другъ на друга, кто можетъ положиться на кого?

— Я могу положиться на тебя.

— Я никогда не буду любить никого другого.

— Не говори этого, дитя. Ты слишкомъ молода и не можешь еще знать своего сердца. Эти раны залечитъ время. Другіе страдали какъ страдаешь ты, а все-таки были счастливыми женами и матерями.

— Папа, я никогда не перемѣнюсь. Мнѣ кажется, я люблю его еще болѣе за то, что онъ… слабъ. Подобно бѣдному ребенку калѣкѣ, ему нужно болѣе любви, чѣмъ тѣмъ, которые сильны. Я никогда не перемѣнюсь. Послушайте, пана, я знаю, что обязана повиноваться вамъ и не выходить замужъ безъ вашего согласія. Но я не могу быть обязана выходить за человѣка потому, что вы или мама этого требуете. Вы согласны съ этимъ, папа?

— Я никогда не думалъ навязывать тебѣ кого-нибудь.

— Я это и хочу сказать. Такимъ образомъ мы понимаемъ другъ друга. Ничто не заставитъ меня не думать о немъ, не любить его и не молиться за него. Пока живу, я это сдѣлаю. Что ни нашли бы въ немъ, не измѣнить меня въ этомъ. Пожалуйста, пожалуйста не старайтесь отыскивать въ немъ дурное; найдите что-нибудь хорошее и тогда вы полюбите его.

— Но если нѣтъ ничего хорошаго?

Сэр-Гэрри, говоря это, вспомнилъ отказъ, исполненный негодованія на его предложеніе, находившееся въ эту минуту въ его карманѣ, и признался, что онъ не имѣетъ права говорить, что въ кузенѣ Джорджѣ нельзя найти ничего хорошаго.

— Не говорите этого, папа. Какъ вы можете сказать это о комъ бы ни было? Вспомните, онъ носитъ наше имя и долженъ когда-нибудь быть главою нашей фамиліи.

— Это можетъ даже скоро случиться, печально сказалъ сэр-Гэрри.

— Много, много, много лѣтъ пройдетъ до того, какъ я надѣюсь. И для него и для насъ я молю Бога, чтобы это было такъ. Но все-таки естественно предполагать, что день этотъ наступитъ.

— Разумѣется, наступитъ.

— Стало-быть, не справедливо ли сдѣлать его годнымъ для этого, когда оно наступитъ? Думать о немъ не составляетъ для васъ такой великой обязанности, какъ для меня, но все-таки это должна быть обязанность и для васъ. Я не извиняю его жизнь, папа, но развѣ не было искушеній — такихъ великихъ искушеній? А другихъ людей извиняютъ за тѣ поступки, которые сдѣлалъ онъ. Постараемся вмѣстѣ, папа; скажите, что вы постараетесь.

Было ясно для сэр Гэрри изъ всего этого, что она еще ничего не знала о свойствѣ проступковъ этого человѣка. Когда она говорила объ искушеніяхъ, она все еще думала объ обыкновенной вѣтренности, объ обыкновенныхъ удовольствіяхъ легкомысленныхъ молодыхъ людей, о скачкахъ, закладахъ, можетъ быть, и о счетахъ портныхъ. Ложь, которую онъ ей сказалъ о Гудудѣ, она, такъ сказать, бросила позади себя, чтобы не быть принужденной глядѣть на нее. Но сэр-Гэрри зналъ, что племянникъ его опутанъ грязной ложью съ головы до ногъ, что онъ систематически обманывалъ поставщиковъ, что онъ былъ картежникъ, отыскивавшій жертвъ, человѣкъ такой низкій, что могъ брать деньги у женщины! Болтби называлъ его мошенникомъ, шулеромъ, негодяемъ, и хотя сэр-Гэрри и до настоящей минуты сердился на Болтби, онъ зналъ, что стряпчій правъ. И это былъ человѣкъ, за котораго его дочь умоляла со всѣмъ энтузіазмомъ своей натуры — умоляла не какъ за кузена, по для того, чтобы онъ былъ принять въ этомъ домѣ какъ ея женихъ, какъ мужъ, единственное человѣческое существо, выбранное изъ всѣхъ существъ на свѣтѣ принять тѣ блага, которыя она могла ему отдать! Человѣкъ этотъ такъ грязенъ по мнѣнію сэр-Гэрри, что находиться въ его присутствіи было пятномъ, и это былъ человѣкъ, котораго помочь снасти его умоляли, какъ отца, для того чтобы когда-нибудь современемъ его дочь могла сдѣлаться женою этого отверженника!

— Папа, скажите, что вы мнѣ поможете, повторила Змилія, смотря ему въ лицо и цѣпляясь за него.

Онъ не могъ сказать, что онъ поможетъ ей, а между тѣмъ ему хотѣлось сказать какое-нибудь слово, которое могло бы ее утѣшить.

— Тебя очень потрясло все это, моя дорогая?

— Потрясло! Да въ нѣкоторомъ отношеніи я била потрясена.

— Ты была даже огорчена.

— Да, огорчена.

— И мы всѣ также, продолжалъ онъ: — мнѣ кажется, было бы лучше уѣхать отсюда на время.

— Какъ на долго, папа?

— Намъ не нужно этого опредѣлять. Я думалъ поѣхать въ Неаполь на зиму.

Онъ молчалъ, ожидая ея одобренія, но она не сказала ничего.

— Ты недавно говорила, какъ тебѣ было бы пріятно провести зиму въ Неаполѣ.

Она все молчала, но не болѣе минуты.

— Въ то время, папа, я не была помолвлена.

Хотѣла ли она этимъ сказать отцу, что ради этого гибельнаго слова, которое она дала, она не имѣла намѣренія тронуться изъ своего дома, пока ей не будетъ позволено ѣхать съ этимъ негодяемъ какъ съ мужемъ; что ради этого слова, которое не могло быть сдержано, все должно для нея кончиться.

— Папа, сказала она: — такимъ образомъ нельзя будетъ спасти его, чтобы уѣхать и оставить его между тѣми, которые развращаютъ его, если только онъ также не поѣдетъ.

— Какъ! съ нами?

— Съ вами и съ мама. Почему же нѣтъ? Вы знаете, что я обѣщала; вы можете положиться на меня.

— Объ этомъ нечего и думать, сказалъ онъ, и оставилъ ее.

Что долженъ былъ онъ дѣлать? Онъ могъ увезти ее за-границу, конечно; но если это сдѣлать въ ея настоящемъ расположеніи духа, она разумѣется опять приметъ то холодное безмолвное, нелюбящее повиновеніе, которое такъ его огорчало. Она обратилась къ нему съ большой просьбой и онъ не отказалъ ей рѣшительно. Но чѣмъ болѣе онъ думалъ объ этомъ, тѣмъ непріятнѣе это дѣлалось для него. Нельзя дотрогиваться до смолы и не запачкаться. А пятно отъ этой смолы было такъ черно! Онъ могъ заплатить деньги, если это успокоитъ ее. Онъ могъ заплатить деньги даже, если этотъ человѣкъ не приметъ предложенія, сдѣланнаго ему, если она этого потребуетъ. Несли этотъ человѣкъ исправится и выйдетъ изъ огня дѣйствительно очищеннымъ, не можетъ ли быть возможно, что когда-нибудь Эмилія сдѣлается его женой? И если Эмиліи дать нѣчто въ родѣ такого обѣщанія, не успокоитъ ли это ее на время и заставитъ уѣхать за границу съ спокойствіемъ, если не съ удовольствіемъ? Еслибъ этого можно было достигнуть, тогда время сдѣлаетъ остальное. Для него было бы восторгомъ видѣть дочь свою замужемъ рано, даже еслибъ его собственный домъ опустѣлъ; но теперь онъ будетъ доволенъ, еслибы могъ ожидать въ далекомъ будущемъ супружество, которое приличествовало ея званію и богатству.

Эмилія, когда отецъ оставилъ ее, знала, что она не получила отвѣта на свою просьбу, который она могла бы считать поощрительнымъ; но она думала, что проломила ледъ и что отецъ постепенно привыкнетъ къ ея плану. Еслибъ только она могла заставить его сказать, что онъ будетъ наблюдать за этимъ несчастнымъ человѣкомъ, она сама не была бы несчастлива. Нельзя было ожидать, чтобъ ей позволили самой сначала помогать въ этомъ трудѣ, но у нея былъ свой планъ. Его долги должны быть заплачены и ему назначенъ доходъ. И ему также должны быть назначены обязанности. Для чего бы ему не жить въ Скэррауби и не управлять тамошнимъ имѣніемъ? Потомъ, наконецъ, когда его хорошо примутъ въ Гёмбльтуэтѣ, можетъ начаться ея трудъ. Ни онъ, ни она не должны жить въ Лондонѣ, пока не будетъ исполненъ этотъ трудъ. Ей не приходило въ голову, чтобы какой-нибудь трудъ могъ быть слишкомъ великъ, а денежныя издержки слишкомъ обширны для такой божественной цѣли. Не былъ ли этотъ человѣкъ наслѣдникомъ титула ея отца и не былъ ли онъ владѣльцемъ ея сердца? Потомъ она стала на колѣна и молилась, чтобы Всемогущій Отецъ исполнилъ это доброе дѣло для нея, не для того, чтобы она была счастлива его любовью, но чтобы спасти его отъ погибели не только въ будущемъ свѣтѣ, но также и здѣсь, въ глазахъ людей. Увы! милое созданье, нѣтъ, такъ этого сдѣлать нельзя! Нельзя тебѣ, хотя твои молитвы такъ чисты, какъ пѣніе ангеловъ, по конечно могъ бы сдѣлать онъ, если только онъ могъ узнать, что сокровища, столь желаемаго тобою, столь неоцѣненнаго для тебя, стоило бы и ему желать.

Глава XVIII.
ХОРОШІЙ СОВѢТЪ.

править

Два или три дня спустя послѣ маленькой просьбы къ мистриссъ Мортонъ кузена Джорджа, Олтрингэмы вдругъ пріѣхали въ Лондонъ. Джорджъ получилъ записку отъ лэди Олтрингэмъ, адресованную къ нему въ клубъ.

"Мы ѣдемъ чрезъ Лондонъ къ Дрэйтонамъ въ Гэмпширъ. Это новая штука. Пять лошадей продаются и Густавъ думаетъ ихъ купить. Если вы въ городѣ, пріѣзжайте къ намъ. Вы не должны думать, что мы вами неглижируемъ, потому что Густавъ ничего не хочетъ знать о деньгахъ. Онъ будетъ завтра дома до одиннадцати часовъ. Я не выѣду до двухъ часовъ. Мы уѣзжаемъ въ четвергъ.

"Ваша
"А. О."

Письмо это было получено Джорджемъ въ среду.

До того времени онъ не дѣлалъ ничего послѣ своего свиданія съ Гартомъ и въ эти нѣсколько дней не получалъ никакихъ извѣстій ни отъ этого господина, ни отъ капитана Стёббера, ни отъ Болтби. Онъ написалъ къ сэр-Гэрри отказъ отъ его щедраго предложенія, а потомъ рѣшился принять — и, какъ читателю извѣстно, просилъ помощи у мистриссъ Мортонъ. Но рѣшеніе Джорджа Готспура не значило ничего. Оно было опять отмѣнено въ этотъ день послѣ обѣда, когда онъ думалъ обо всемъ соединенномъ великолѣпіи Гёмбльтуэта и Скэррауби. Всякій знающій его былъ увѣренъ, что онъ не сдѣлаетъ ничего, если его не принудятъ къ этому обстоятельства. Теперь въ Лондонъ пріѣхало лицо, которое могло принудить его.

Онъ отправился въ домъ графа ровно въ одиннадцать часовъ, не желая показать, что избѣгаетъ свиданія съ графомъ, но все-таки желая видѣть своего друга такъ мало, какъ только возможно. Онъ нашелъ лорда Олтрингэма въ комнатѣ его жены.

— Какъ поживаете, старый дружище? Какъ идутъ дѣла съ наслѣдницей?

Онъ былъ въ прекрасномъ настроеніи духа и ничего не сказалъ объ отказанной просьбѣ.

— Я долженъ ѣхать. Дѣлайте то, что посовѣтуетъ милэди; можете быть увѣрены, что она понимаетъ это гораздо лучше васъ и меня.

Онъ ушелъ, пожелавъ Джорджу успѣха съ своимъ обыкновеннымъ искреннимъ дружелюбіемъ, которое, какъ Джорджъ зналъ, значило очень мало.

Съ лэди Олтрингэмъ было совсѣмъ другое. Она серьёзно думала объ этомъ. Для нея, было очень важно, чтобы эта богатая наслѣдница вышла за человѣка изъ ея круга и за человѣка, который такъ нуждался въ деньгахъ, какъ бѣдный Джорджъ. И ей нравилось это. Брачныя надѣжды Джорджа были для нея интереснѣе конюшенъ и мужа. Она очень скоро занялась этимъ, закидала Джорджа вопросами и узнала, въ чемъ дѣло. Она знала, что Джорджъ будетъ лгать, но этого можно было ожидать отъ человѣка въ его положеніи. Она знала также, что можетъ очень вѣрно разобрать правду изъ его лжи.

— Заплатить всѣ ваши долги и дать вамъ пятьсотъ фунтовъ въ годъ пожизненно.

— Это предложилъ стряпчій, грустно сказалъ Джорджъ.

— Такъ вы можете быть увѣрены, продолжала лэди Олтрингэмъ: — что молодая дѣвушка серьёзно привязана къ вамъ. Вы не согласились?

— О, нѣтъ! Я сердито написалъ къ сэр-Гэрри, я сказалъ ему, что желаю получить руку кузины.

— Что же было потомъ?

— Я ничего не слыхалъ ни отъ кого.

Лэди Олтрингэмъ сѣла и задумалась.

— Эти люди въ Лондонѣ надоѣдаютъ вамъ?

Джорджъ объяснилъ, что ему очень надоѣдали, но что теперь дней пять его оставляли въ покоѣ.

— Могутъ они посадить васъ въ тюрьму или сдѣлать что-нибудь въ этомъ родѣ?

Джорджъ не зналъ навѣрно, имѣютъ или не имѣютъ они такую власть. У него на душѣ была страшная тяжесть, о которой онъ ничего не могъ сказать лэди Олтрингэмъ. Даже и она отказалась бы отъ него, еслибъ узнала, что происходило вечеромъ между нимъ, Уокеромъ и Бёльбиномъ. Онъ сказалъ наконецъ, что не думаетъ, чтобъ его могли арестовать, но что онъ навѣрно этого не зналъ.

— Вы должны сдѣлать что-нибудь, дать ей знать, что вы такъ же серьёзно привязаны къ ней, какъ и она.

— Именно.

— Писать будетъ безполезно, потому что она не получитъ вашихъ писемъ. И на сколько я понимаю, она не хочетъ дѣлать ничего секретно…..

— Я этого не боюсь, сказалъ Джорджъ.

— Вы, можетъ быть, доживете до того, что будете этому рады. Когда дѣвушки тайно встрѣчаются съ любовниками до брака, имъ такъ нравится это удовольствіе, что онѣ иногда доставляютъ его себѣ и послѣ брака.

— Нѣтъ ни одной дѣвушки на свѣтѣ съ такими правилами, какъ она.

— Конечно. Тѣмъ лучше для нея. Когда эти дѣвушки влюбляются, то ужъ не на шутку. Онѣ хотятъ любить только одинъ разъ и, натурально, предаются всей душой своей любви. Ну? вотъ я что сдѣлала бы. Съѣздите въ Гёмбльтуэтъ.

— Въ Гёмбльтуэтъ?

— Да. Я не полагаю, чтобы вы боялись кого-нибудь. Позвоните и пошлите вашу карточку къ сэр-Гэрри. Поѣзжайте къ конюшнямъ, чтобы всѣ знали, что вы тамъ, а потомъ спросите баронета.

— Онъ не захочетъ меня видѣть.

— Тогда спросите лэди Елисавету.

— Ей не позволятъ видѣться со мною.

— Тогда оставьте письмо и скажите, что вы будете ждать отвѣта. Напишите къ мистриссъ Готспуръ, что хотите ей сказать въ любовномъ письмѣ, и положите незапечатаннымъ въ конвертъ, адресованный сэр-Гэрри.

— Она не получитъ этого письма.

— Я сама это думаю. Хотя можетъ быть и получитъ, только это не главная цѣль. Она будетъ знать, что вы пріѣзжали. Этого отъ нея скрыть нельзя. Можете быть увѣрены, что она очень твердо держится за васъ, если онъ предложила заплатить всѣ эти деньги, чтобы вы отказались. Она останется тверда, если ей дадутъ знать, что вы не перемѣнились къ ней. Не давайте возможности пройти ея любви по недостатку вниманія съ вашей стороны.

— Не дамъ.

— Если ее увезутъ за-границу, поѣзжайте за ними. Держитесь твердо, и вы истомите ихъ, если она станетъ вамъ помогать. А если она узнаетъ, что вы держитесь твердо, она сдѣлаетъ это просто изъ чувства чести. Когда она начнетъ блѣднѣть, ходить по ночамъ, кашлять утромъ, имъ надоѣстъ и они пошлютъ за докторомъ Джорджемъ Готспуромъ. Вотъ какъ это пойдетъ, если вы хорошо розыграете вашу игру.

Кузенъ Джорджъ пришелъ въ восторгъ отъ мужества и стратегическихъ соображеній этой великой совѣтницы, и обѣщалъ безусловное повиновеніе. Графиня обѣщала объяснить, что можетъ быть лучше отложить этотъ поступокъ недѣли на двѣ.

— Вамъ нужно оставить маленькій промежутокъ, потому что не можете же вы всегда дѣлать что-нибудь. Нѣсколько дней послѣ своего возвращенія отецъ не перестанетъ васъ бранить, а это тѣмъ болѣе заставитъ ее хорошо думать о васъ. Когда эти люди начнутъ опять нападать на васъ, когда въ Лондонѣ сдѣлается для васъ слишкомъ жарко, тогда съѣздите въ Гёмбльтуэтъ. Не прячьте огонь вашъ подъ кустомъ. Пусть всѣ тамъ узнаютъ о вашемъ пріѣздѣ.

Джорджъ Готспуръ поклялся въ вѣчной признательности и безусловномъ повиновеніи, и отправился обратно въ свой клубъ.

Абрагамъ Гартъ и капитанъ Стёбберъ не много дали ему покоя. Отъ Болтби онъ не получалъ болѣе никакихъ сообщеній. Пока Болтби думалъ, что хорошо оставить его въ рукахъ Гарта, и капитана Стёббера. Правда, Болтби не зналъ еще исторіи капитана Бёльбина, хотя до него дошли нѣкоторые намеки, которые, какъ онъ думалъ, оправдывали его въ томъ, что онъ прибавилъ титулъ шулера къ другимъ титуламъ, которыми украсилъ имя родственника своего кліента. Еслибъ онъ зналъ всю исторію Уокера, онъ вѣроятно подумалъ бы, что кузена Джорджа можно было купить дешевле цѣны, назначенной въ предложеніи баронета, которое еще было во всей силѣ. Но Гартъ также нѣсколько сомнѣвался и имѣлъ свои затрудненія. Онъ могъ примѣтить, что если онъ разгласитъ этотъ послѣдній поступокъ капитана Готспура, то можетъ быть это такъ понизитъ положеніе и цѣнность капитана Готспура въ свѣтѣ, что никто не сочтетъ нужнымъ заплатить долги капитана Готспура. Теперь пока одинъ старый господинъ, имѣвшій огромное богатство, сдѣлалъ предложеніе заплатить «всѣ долги капитана Готспура». Три мѣсяца тому назадъ Гартъ охотно продалъ бы каждый лоскутокъ бумажки капитана за половину суммы, написанной на ней. Вся сумма была теперь обѣщана и непремѣнно будетъ заплачена, если на капитана такъ напасть, какъ желалъ мистеръ Болтби; но если люди, занимающіеся этимъ деликатнымъ дѣломъ, нападутъ на капитана слишкомъ сильно, Болтби не будетъ имѣть такой рѣшительной необходимости купить капитана. Капитанъ упадетъ до нуля и его не нужно будетъ покупать. Уокеръ долженъ получить обратно свои деньги, или по-крайней-мѣрѣ столько, сколько Гартъ позволитъ ему взять. Это, вѣроятно, можно будетъ устроить, и капитана надо напугать и заставить написать то письмо, котораго желалъ Болтби. Гартъ понималъ свое дѣло очень хорошо — такъ, надо надѣяться, понимаетъ и читатель.

Капитанъ Стёбберъ въ то время былъ занозой въ боку нашего героя, а Гартъ бичомъ. Гартъ не переставалъ говорить объ Уокерѣ и о намѣреніи Уокера и Бёльбина пожаловаться въ судъ, если деньги не будутъ имъ возвращены. Кузенъ Джорджъ, разумѣется, отрекался отъ плутовства, но согласился заплатить деньги, если онѣ будутъ у него. На счетъ денегъ затрудненій быть не могло, такъ увѣрялъ его Гартъ, если только онъ напишетъ это Болтби. Словомъ, если онъ напишетъ это письмо Болтби, то онъ все устроитъ. Такъ Гарту угодно было выражаться. Но если это не будетъ сдѣлано, и сдѣлано тотчасъ, Гартъ клялся Болтби, что капитанъ «Ошпуръ» будетъ преданъ суду безъ пощады. Предстояло выбирать между пятьюстами фунтовъ годового дохода въ любой европейской столицѣ и безъ долговъ — и каторжной работой. Вотъ въ какой пріятной формѣ мистеръ Гартъ представилъ это дѣло своему молодому другу.

Кузенъ Джорджъ пилъ много ликера и колебался между лэди Олтрингэмъ и Гартомъ. Онъ зналъ, что онъ не все сказалъ графинѣ. Какъ ни превосходенъ былъ ея планъ, какъ ни совершенна ея мудрость, ея совѣтъ былъ опаснѣе совѣта жида, потому что былъ данъ, такъ сказать, въ потьмахъ. Жидъ очень хорошо зналъ все. Жидъ, разумѣется, былъ заинтересованъ и, слѣдовательно, на его совѣтъ также надо было смотрѣть подозрительно. Наконецъ, когда Гартъ и капитанъ Стёбберъ сдѣлали его иребываніе въ Лондонѣ нестерпимымъ, онъ отправился въ Гёмбльтуэтъ, оставивъ записку «любезному мистеру Гарту», въ которой онъ объяснилъ этому господину, что онъ уѣзжаетъ вдругъ въ Уэстморлэндъ, съ цѣлью, которая, какъ онъ надѣялся, позволитъ ему заплатить все до послѣдняго шиллинга.

— Да, сказалъ Гартъ: — и если онъ не поспѣшитъ это сдѣлать, то воротится сюда въ кандалахъ.

Капитанъ Готспуръ не могъ ускользнуть отъ Гарта. Онъ отправился съ вечернимъ поѣздомъ въ Пенритъ и прежде паписалъ короткое письмо къ миссъ Готспуръ, которое, какъ его научили, онъ положилъ незапечатаннымъ въ конвертъ, адресованный къ баронету. Не должно быть ничего тайнаго, ничего безчестнаго. О, Боже мой, нѣтъ! Онъ почти научился думать, что ненавидитъ все безславное или тайное. Письмо его состояло въ слѣдующемъ:

"Дорогая Эмилія — послѣ того, что случилось между нами, я не могу не попытаться увидѣться съ вами или написать къ вамъ. Но я поѣду и возьму это письмо съ собою. Разумѣется, я не сдѣлаю ни одного шага, который могъ бы не одобрить сэр-Гэрри. Я писалъ къ нему двѣ или три недѣли тому назадъ, сообщая мое предложеніе, и думалъ, что онъ будетъ отвѣчать мнѣ. Такъ какъ я не получалъ отъ него отвѣта, я возьму съ собою это письмо въ Гёмбльтуэтъ, и надѣюсь, хотя я не знаю, смѣю ли надѣяться, увидѣть дѣвушку, которую я люблю больше всего на свѣтѣ. — Вашъ навсегда

"ДЖОРДЖЪ ГОТСПУРЪ."

Даже это сочинилъ не самъ онъ, потому что хотя кузенъ Джорджъ умѣлъ говорить хорошо- или, по-крайней-мѣрѣ, достаточно хорошо для своихъ цѣлей — онъ не умѣлъ владѣть перомъ достаточно хорошо для подобнаго случая. Лэди Олтрингэмъ прислала ему по почтѣ черновую того, что ему лучше написать, и онъ буквально скопировалъ слова ея сіятельства. Нечего было сомнѣваться, что во всѣхъ подобныхъ предметахъ обыкновенная женщина можетъ написать письмо лучше обыкновеннаго мужчины, и слѣдовательно, кузенъ Джорджъ имѣлъ право получать помощь отъ своихъ пріятельницъ.

Онъ проспалъ въ Пенритѣ почти до полудня, потомъ позавтракалъ и отправился на почтовыхъ лошадяхъ въ Гёмбльтуэтъ. Онъ чувствовалъ, что всѣ знаютъ въ чемъ дѣло, и почти стыдился показываться. Тѣмъ не менѣе онъ повиновался полученнымъ инструкціямъ. Онъ проѣхалъ по парку на обширный дворъ замка. Лэди Олтрингэмъ вполнѣ понимала, что такимъ образомъ его увидятъ и услышатъ болѣе людей, чѣмъ если онъ просто позвонитъ у парадной двери и оттуда получитъ отказъ. Его увидали конюхи и кучера увидали три или четыре горничныя, имѣвшія привычку наблюдать, исполняютъ ли свое дѣло конюхи и кучера. Онъ привезъ съ собою дорожный мѣшокъ, не надѣясь, что его пригласятъ остался и отобѣдать, но думая, что все-таки лучше приготовиться. Мѣшокъ однако онъоставилъ въ каретѣ, когда пошелъ пѣшкомъ къ парадной двери. Лакей былъ уже тамъ, когда онъ появился, такъ какъ по дому уже пронеслось, что Джорджъ пріѣхалъ. Дома ли сэр-Гэрри? Да, сэр-Гэрри дома — и Джорджѣ очутился въ небольшой гостиной или библіотекѣ, которая очень рѣдко употреблялась, какъ онъ зналъ. Но въ этой комнатѣ быль затопленъ каминъ и онъ сталъ передъ нимъ, вертя въ рукахъ свою шляпу.

Чрезъ четверть часа дверь отворилась и вошелъ лакей съ подносомъ съ виномъ и сэндвичами. Джорджъ чувствовалъ, что это не очень лестный пріемъ, но все-таки это былъ пріемъ.

— Дома сэр-Гэрри? спросилъ онъ.

— Да, мистеръ Готсгіуръ.

— Знаетъ онъ, что я здѣсь?

— Да, мистеръ Готспуръ, кажется, онъ знаетъ.

Тогда кузену Джорджу пришло въ голову, что онъ можетъ подкупить слугу, и онъ засунулъ руку въ карманъ. Но прежде чѣмъ онъ отыскалъ двѣ полкроны, ему пришло въ голову, что онъ не можетъ обратиться къ этому человѣку ни съ какою просьбою, для которой былъ бы полезенъ подкупъ.

— Пожалуйста пошлите за лошадьми, сказалъ онъ: — я не знаю, отпрягли ли ихъ.

— Лошадей кормятъ, мистеръ Готстпуръ, сказалъ слуга.

Каждое слово лакей выговаривалъ серьезно и Джорджъ вполнѣ понималъ, что пріѣздъ его въ Гёмбльтуэтъ считается очень дурнымъ поступкомъ. Все-таки тутъ былъ графинъ съ хересомъ, что представляло эмблему ласковости. Никто не долженъ говорить, что онъ не хочетъ принять ласковость своего дяди, и онъ щедро угостилъ себя. Прежде чѣмъ къ нему пришли опять, онъ четыре раза наполнялъ свою рюмку.

Но дѣйствительно ему нужно было подкрѣпиться. Цѣлый часъ послѣ ухода слуги его оставили одного. Въ комнатѣ были книги, сотни книгъ, но въ такихъ обстоятельствахъ кто могъ читать? Конечно, не сэр-Джорджъ, для котораго книги никогда не служили большимъ утѣшеніемъ. Два или три раза онъ подходилъ къ колокольчику, Намѣреваясь позвонить и опять спросить о сэр-Гэрри, но два или три раза онъ останавливался. Въ его положеніи онъ былъ обязанъ не оскорблять сэр-Гэрри. Наконецъ дверь отворилась и безмолвными шагами, съ серьезнымъ видомъ, съ торжественной физіономіей лэди Елисавета вошла въ комнату.

— Мы очень жалѣемъ, что заставили васъ такъ долго ждать, капитанъ Готспурѣ, сказала она.

Глава XIX.
НОВАЯ КУЗНИЦА.

править

Сэр-Гэрри сидѣлъ одинъ въ библіотекѣ, когда ему пришли оказать, что Джорджъ Готспуръ пріѣхалъ въ Гёмбльтуэтъ на почтовыхъ лошадяхъ изъ Пенрита. Старый буфетчикъ Клудесдэль принесъ ему это извѣстіе и шепнулъ ему это на ухо съ торжественной горестью. Клудесдэлю было хорошо извѣстно, что кузенъ Джорджъ не дѣлаетъ чести гёмбльтуэтскому дому. Въ то же время извѣстіе это было сообщено лэди Елисаветѣ ея ключницей, а Эмиліи ея горничной. По приказанію Клудесдэля, Джорджа привели въ маленькую комнату возлѣ передней и онъ сказалъ погребальнымъ шепотомъ сэр-Гэрри, что онъ сдѣлалъ. Лэди Олтрингэмъ была совершенно права въ своей методѣ разгласить такимъ образомъ это извѣстіе по всему дому.

Эмилія тотчасъ побѣжала къ матери.

— Джорджъ здѣсь, сказала она.

Въ эту минуту ключница, мистриссъ Куикъ, выходила изъ комнаты.

— Куикъ мнѣ сказала. Зачѣмъ могъ онъ пріѣхать, душа моя?

— Зачѣмъ ему бы не пріѣхать, мама?

— Затѣмъ, что твой папа не хочетъ принимать его. О, душа моя — онъ знаетъ это! Что намъ дѣлать?

Чрезъ нѣсколько минутъ мистриссъ Куикъ пришла опять. Сэр-Гэрри будетъ очень обязанъ, если ея сіятельство пожалуетъ къ нему. Тогда-то приказано было подать сэндвичи и хересъ. Это была сдѣлка со стороны лэди Елисаветы между просьбой Эмиліи, чтобъ показать какой нибудь пріемъ, и предполагаемымъ намѣреніемъ сэр-Гэрри, что изгнанный продолжалъ считаться изгнанникомъ.

— Отошлите ему чего-нибудь закусить, Куикъ, — рюмку вина или что-нибудь, знаете?

Тогда мистриссъ Куикъ нарѣзала сэндвичи своей рукой, а Клудесдэль далъ хересъ.

— Ѣлъ не много, а выпилъ порядкомъ, сказалъ Клудесдэль, когда къ нему опять принесли подносъ.

Лэди Елисавета пошла къ мужу и произошло совѣщаніе. Сэр-Гэрри прямо сказалъ, что онъ не хочетъ сегодня, теперь, принять кузена Джорджа какъ гостя въ своемъ домѣ, не хочетъ и видѣться съ нимъ. Къ этому заключенію онъ пришелъ послѣ того, какъ жена поговорила съ нимъ. Онъ не хочетъ видѣть его здѣсь, въ Гёмбльтуэтѣ. Если Джорджъ желаетъ сказать что-нибудь, чего нельзя сказать въ письмѣ, то можно устроить свиданіе гдѣ-нибудь въ другомъ мѣстѣ. Сэр-Гэрри признался, однако, что онъ не видитъ, какія хорошія послѣдствія могутъ произойти изъ какого бы то ни было свиданія.

— Дѣло въ томъ, что я не хочу имѣть съ нимъ никакихъ отношеній, сказалъ сэр-Гэрри.

Все это было очень хорошо, но такъ какъ желанія Эмиліи не согласовались въ этомъ съ желаніями отца, то было затрудненіе. Лэди Елисавета упрашивала, чтобъ какая-нибудь вѣжливость была показана, для Эмиліи. Наконецъ ей дано было порученіе идти къ кузену Джорджу, выслать его изъ дома и, если окажется необходимо, назначить свиданіе между нимъ и сэр-Гэрри въ Пенритѣ, въ гостинницѣ Корона, утромъ. Ничто на свѣтѣ не могло заставить сэр-Гэрри видѣть племянника у себя въ домѣ. А о свиданіи между кузеномъ Джорджемъ и Эмиліей, разумѣется, не могло быть и рѣчи — и онъ долженъ уѣхать изъ Гёмбльтуэта. Съ такими инструкціями лэди Елисавета пошла въ маленькую комнатку.

Кузенъ Джорджъ подошелъ съ пріятной улыбкой взять лэди Елисавету за руку. Онъ почувствовалъ большое облегченіе, когда увидалъ лэди Елисавету, потому что ее онъ не боялся.

— Это ничего, что я ждалъ, сказалъ онъ: — какъ здоровье сэр-Гэрри?

— Очень хорошо.

— А вы?

— Я здорова, благодарю.

— А Эмилія?

Лэди Елисавета знала, что отвѣчая ему, она должна назвать свою дочь миссъ Готспуръ, и у ней недостало мужества.

— Эмилія тоже здорова. Сэр Гэрри думалъ, что мнѣ лучше прійти и объяснить вамъ, что теперь онъ не можетъ пригласить васъ остаться въ І'ёмбльтуэтѣ.

— Я этого не ожидалъ.

— И ему лучше не видѣться съ вами — по-крайней-мѣрѣ здѣсь.

Лэди Елисаветѣ не дано было инструкцій предложить свиданіе. Ей сказали, чтобъ она избѣгала этого, если возможно; но какъ всѣ недипломатическіе посланники, въ желаніи быть вѣжливымъ, она тотчасъ перешла къ крайности дозволенныхъ уступокъ.

— Если вы хотите сказать что нибудь сэр-Гэрри…

— Хочу лэди Елисавета, очень много.

— Еслибъ вы могли написать…

— Я такъ дурно пишу!

— Тогда сэр-Гэрри поѣдетъ увидаться съ вами завтра въ Пенритѣ.

— Это будетъ безпокойно для него.

— Вамъ не надо смотрѣть на это. Въ которомъ часу онъ придетѣ?

Кузенъ Джорджъ объявилъ, что онъ къ услугамъ дяди въ какой часъ назначитъ сэр-Гэрри, отъ шести утра весь день и весь вечеръ. Но не можетъ ли онъ сказать Эмиліи хоть одно слово? При этомъ предложеніи лэди Елисавета покачала головой. Объ этомъ не могло быть и рѣчи. Въ настоящемъ положеніи обѣстоятельствъ сэр-Гэрри не подумалъ бы объ этомъ. А потомъ это не принесетъ пользы. Лэди Елисавета не думала, чтобъ сама Эмилія этого желала. Во всякомъ случаѣ объ этомъ не надо было и разговаривать, такъ какъ это свиданіе было теперь невозможно. Всѣми этими убѣжденіями и отказами, и тономъ, которымъ они были произнесены, кузенъ Джорджъ примѣтилъ, что по крайней-мѣрѣ въ душѣ лэди Елисаветѣ процесъ родительской уступки уже начался.

Во всѣхъ подобныхъ случаяхъ свиданія дурны. Разсказчикъ этой исторіи осмѣливается воспользоваться этимъ случаемъ и посовѣтовать родителямъ никогда не дозволять свиданій не только между молодой дѣвицей и любовникомъ, отвергаемымъ ими, но также и между ними самими и любовникомъ. Нерѣшительный тонъ — даже когда намѣреніе держать нерѣшимость было очень твердо — примѣчается и понимается, и этимъ тотчасъ пользуется наименѣе проницательный любовникъ, даже и тѣ любовники, которые непонятливы. Слово «никогда» можетъ быть такъ произнесено родителями, что изъ двадцати тысячъ приданаго молодой дѣвицы десять тысячъ любовникъ уже будетъ считать въ своемъ карманѣ. Не должно быть ни убѣжденій, ни писемъ, ни свиданій, и любовь молодой дѣвушки должна быть уничтожаема отсутствіемъ упоминанія его имени и невозмутимой веселостью во всемъ другомъ, съ чѣмъ она приходитъ въ соотношеніе въ своемъ домашнемъ кругу. Если эта любовь сильная, она не уничтожится, но если ее можно уничтожить, то это единственный способъ къ ея уничтоженію. Лэди Елисавета были плохая посланница, и когда кузенъ Джорджъ прощался, обѣщая быть готовымъ для свиданія съ сэр-Гэрри завтра въ двѣнадцать часовъ, онъ могъ почти утѣшать себя надеждою на успѣхъ. Онъ могъ имѣть успѣхъ, еслибъ ему удалось избавиться отъ преслѣдованій Гарта по дѣлу Уокена и Бёльбина. Онъ понималъ, что успѣхъ его видовъ на Гёмбльтуэтъ долженъ отдалить уплату, предлагаемую сэр-Гэрри, тѣхъ денегъ, которыхъ такъ безразсудно жадничали Гартѣ и Стёбберъ. Джорджъ отважился бы пренебречь ихъ жадностью, еслибъ не дѣло Уокера и Бёльбина. Сэр-Гэрри уже зналъ, что онъ долженъ этимъ людямъ, уже зналъ довольно вѣрно количество этихъ долговъ. Гартъ и Стёбберъ не могли сдѣлать его хуже въ глазахъ сэр-Гэрри, если только исторія съ Уокеромъ и Бёльбиномъ не будетъ разсказана ст цѣлью погубить его. Какъ онъ ненавидѣлъ Уокера и Бельбина и воспоминаніе объ этомъ вечерѣ — а между тѣмъ, деньги, позволявшія ему пить шампанское въ пенритской гостинницѣ Корона, принадлежали бѣдному Уокеру! Когда онъ ѣхалъ обратно въ Пенритъ, онъ думалъ обо всемъ этомъ, сначала грустно, а потомъ почти съ торжествомъ. Не можетъ ли письмо къ Гарту съ словечкомъ правды сдѣлать пользу? Въ этомъ вечерѣ, послѣ шампанскаго, онъ написалъ письмо:

"Любезный мисѣеръ Гартъ, — дѣла здѣсь идутъ необыкновенно хорошо, только я надѣюсь, что вы ничѣмъ не разстроите ихъ именно теперь. Должно устроиться, если немного подождать, а потомъ все до послѣдняго шиллинга будетъ уплачено. Нѣсколько фунтовъ болѣе или менѣе не сдѣлаютъ никакой разницы. Устройте это, и вы узнаете, что я никогда не хабуду, какъ вы были добры. Я былъ сегодня въ Гёмбльтуэтѣ, и дѣла мдутъ очень Гладко.

"Искренно вамъ преданный
"ДЖОРДЖЪ ГОТСПУРЪ".

"Не упоминайте объ Уокерѣ, и все будетъ устроено, какъ вы назначите.

"Гостинница Коронв, Пенритъ, четвергъ".

Въ ту минуту, какъ было написано письмо, онъ позвонилъ въ колокольчикъ и отдалъ письмо слугѣ. Таково было дѣйствіе питья, и теперь, такъ какъ это было въ то время, когда онъ написалъ другое письмо сэр-Гэрри! Вино придало ему храбрость, чтобъ написать, сдѣлать попытку и отважиться на послѣдствія; но даже въ то время, когда вино придало ему храбрости, онъ зналъ, что утреннее благоразуміе не одобритъ такого мужества, и слѣдовательно, чтобъ спасти себя отъ послѣдствій утренней трусости, тотчасъ лишилъ себя возможности не отсылать этого письма Такимъ образомъ всегда устроивались дѣла кузена Джорджа. Передъ обѣдомъ въ тотъ день, вечеръ котораго онъ провелъ съ Уокеромъ, онъ рѣшилъ, что на нѣкоторые намеки, сдѣланные ему Бёльбиномъ, онъ не будетъ обращать вниманія — онъ до этого еще не дошелъ, и не дойдетъ — но когда онъ выпилъ водки послѣ обѣда, божественное мужество наступило, и успѣха достигло его мужество. Какъ только онъ проснулся въ это утро послѣ письма къ Гарту, онъ позвонилъ въ колокольчикъ, чтобъ спросить, отправлено ли письмо, которое онъ далъ слугѣ въ двѣнадцать часовъ ночи. Было поздно. Письмо, въ которомъ онъ имѣлъ неосторожность упомянуть имя Уокера, было уже отослано на почту.

"Нужды нѣтъ, сказалъ себѣ кузенъ Джорджъ: «только храбрецы завоевываютъ красавицъ.»

Тутъ онъ повернулся на другой бокъ и заснулъ опять. Былъ десятый часъ, а сэр-Гэрри не будетъ прежде двѣнадцати.

Между тѣмъ и въ Гёмбльтуэтѣ были надежды и сомнѣнія. Сэр-Гэрри не удивился и не обманулся въ ожиданіи, когда ему сказали, что онъ долженъ ѣхать въ Пенритъ видѣться съ своимъ кузеномъ. Предложеніе было сдѣлано имъ самимъ и онъ былъ увѣренъ, что онъ не избавится отъ этого; а когда мать сказала Эмиліи объ этомъ, она увидѣла въ этомъ способъ исполнить просьбу, которую она сдѣлала своему отцу. Она не хотѣла ничего говорить ему въ этотъ вечеръ, предоставляя ему случай сказать ей, если онъ захочетъ. Но на слѣдующее утро она хотѣла повторить свою просьбу. Въ этотъ вечеръ ни слова не было сказано о Джорджѣ, пока сэр-Гэрри и лэди Елисавета находились вмѣстѣ съ своею дочерью. Эмилія составила планъ и держалась за чего. Отецъ былъ очень кротокъ съ нею, сидя возлѣ нея, когда она играла ему нѣкоторыя музыкальныя пьесы въ этотъ вечеръ, ласкалъ ее и съ любовью смотрѣлъ ей въ глаза, прося Бога благословить ее, когда она ушла спать; но онъ рѣшился не говорить ничего для ободренія ея. Онъ еще думалъ, что подобнаго ободренія быть не можетъ, но сомнѣвался: въ глубинѣ своего сердца онъ сомнѣвался. Онъ все еще хотѣлъ подкупить кузена Джорджа, пожертвовавъ половиной своего имѣнія, а между тѣмъ все сомнѣвался. Все-таки было нѣкоторое утѣшеніе связать вмѣстѣ имя и имѣніе.

— Что ты ему скажешь? спросила лэди Елисавета своего мужа въ эту ночь.

— Скажу, чтобъ онъ уѣхалъ.

— И больше ничего?

— Что еще ему говорить? Если онъ хочетъ быть подкупленъ, я его подкуплю. Я заплачу его долги и назначу ему доходъ.

— Стало быть, ты думаешь, что надежды не можетъ быть?

— Надежды! Для кого?

— Для Эмиліи.

— Я надѣюсь предохранить ее… отъ… мошенника.

А между тѣмъ онъ все думалъ объ утѣшеніи!

Эмилія очень настойчиво держалась своего плана. Молитвы въ Гёмбльтуэтѣ читались всегда съ удивительной акуратностью четверть десятаго, такъ чтобъ утренній чай можно было начать въ половинѣ десятаго. Сэр-Гэрри каждый будничный день былъ въ своемъ кабинетѣ за три четверти часа до молитвы. Все это шло какъ заведенные часы въ Гёмбльтуэтѣ. Въ эти три-четверти часа всегда къ нему приходили арендаторъ, лѣсничій, конюхъ, садовникъ или управитель. Но Эмилія разсчитала, что если она явится и останется, то арендаторы и управители уйдутъ, и такимъ образомъ она обезпечитъ себѣ свиданіе наединѣ съ отцомъ Если ей придется ждать до послѣ-завтрака, то это будить трудно. За нѣсколько минутъ до получаса она постучалась въ дверь и ее впустили. Деревенскій кузнецъ былъ тамъ, предлагая сдѣлать новую кузницу.

— Папа, сказала Эмилія: — если вы дадите мнѣ ц=полминуты…

Деревенскій кузнецъ и управитель, который также былъ тутъ, ушли, поклонившись Эмиліи, которая каждому изъ нихъ улыбнулась и кивнула головой. Это были ея старые друзья и они ласково на нее смотрѣли. Она ихъ будущая госпожа; но не важно ли было также, чтобъ и будущій господинъ былъ Готспуръ?

Сэр-Гэрри думалъ, что можетъ быть дочь придетъ къ нему, но онъ охотно предпочелъ бы избѣгнуть этого свиданія, если возможно. Свиданіе, однако, наступило и его избѣжать было нельзя.

— Папа, сказала Эмилія, цѣлуя его: — вы ѣдете въ Пенритъ сегодня?

— Да, душа моя.

— Видѣться съ кузеномъ Джорджемъ?

— Да, Эмилія.

— Вы помните, о чемъ мы говорили намедни — что говорила я?

— Я постараюсь исполнить мою обязанность какъ могу, сказалъ сэр-Гэрри послѣ нѣкотораго молчанія.

— Я увѣрена, что вы исполните, папа — исполню и я. Я постараюсь исполнить мою обязанность. Не попытаетесь ли вы помочь ему?

— Конечно, я попытаюсь помочь ему скорѣе для тебя, чѣмъ для него. Если я могу помочь ему деньгами, заплатить его долги и дать ему средства жить, я это сдѣлаю.

— Папа, я не объ этомъ говорю.

— Что же другое могу я сдѣлать?

— Спасти его отъ дурныхъ поступковъ.

— Я постараюсь. Я хотѣлъ бы этого — еслибъ только ради нашего имени.

— Ради меня также, папа. Папа, сдѣлаемъ это вмѣстѣ, вы, я и мама. Пусть онъ пріѣдетъ сюда.

— Это невозможно.

— Пусть онъ пріѣдетъ сюда, сказала она, какъ бы не обращая вниманія на его отказъ. — Вамъ нечего его бояться. Я знаю, какъ много слѣдуетъ сдѣлать очень труднаго, прежде чѣмъ… прежде чѣмъ можно будетъ заговорить о другомъ.

— Я за тебя не боюсь, дитя мое.

— Пусть онъ пріѣдетъ.

— Нѣтъ, это не сдѣлаетъ пользы. Развѣ ты думаешь, что онъ будетъ спокойно жить здѣсь?

— Испытайте его.

— Что скажутъ люди?

— Нужды нѣтъ, что люди ни сказали бы, онъ нашъ родственникъ, онъ вашъ наслѣдникъ. Это человѣкъ, котораго я люблю болѣе всѣхъ на свѣтѣ. Не имѣете ли вы права пригласить его сюда, если вы желаете? Я знаю, о чемъ вы думаете; но, пана, никогда не можетъ быть никого другого — никогда!

— Эмилія, я думаю, что ты убьешь меня.

— Милый папа! посмотримъ, не можемъ ли мы попытаться. О, папа, пожалуйста, пожалуйста позвольте мнѣ видѣться съ нимъ!

Когда она ушла, управитель и кузнецъ воротились, но сэр-Гэрри лишился силъ сопротивляться, такъ что покорился новой кузницѣ, не сказавъ ни слова.

Глава XX.
УСПѢХЪ КУЗЕНА ДЖОРДЖА.

править

Мысли быстро толпились въ головѣ сэр-Гэрри Готспура, когда онъ ѣхалъ въ Пенритъ. Былъ пасмурный, унылый ноябрскій день, и онъ поѣхалъ въ закрытомъ экипажѣ. Разстояніе было около десяти миль, и слѣдовательно, онъ могъ думать больше часа. Когда люди думаютъ много, они рѣдко рѣшаются. Дѣла, относительно которыхъ человѣкъ сознался себѣ, что онъ можетъ быть уменъ или безразсуденъ, благоразуменъ или неблагоразуменъ, рѣдко бываютъ такими дѣлами, по которымъ онъ можетъ посредствомъ размышленія заставить себя принять намѣреніе, которое въ его собственныхъ глазахъ будетъ правильно. Когда онъ можетъ рѣшиться не размышляя, тогда онъ рѣшается безъ нерѣшимости и къ своему полному удовольствію. Но объ этомъ дѣлѣ сэр-Гэрри думалъ много. Бывали минуты, когда онъ былъ совершенно убѣжденъ, что обязанъ непремѣнно отвергнуть своего племянника. Никогда не было минуты, когда онъ желалъ бы принять его. Все-таки въ эту минуту, при всей его мысленной борьбѣ, онъ рѣшиться не могъ. Какая его обязанность была выше — къ дочери или къ фамиліи — а посредствомъ фамиліи къ его отечеству, которое, какъ онъ думалъ, обязано своей безопасностью и славою поддержанію аристократіи? Имѣетъ ли онъ право — право въ нѣкоторой степени — подвергнуть свою дочь опасности въ надеждѣ, что его имя и фамильная гордость могутъ быть поддержаны? Можетъ ли онъ устремитъ свои желанія но этому направленію, согласно съ сильными желаніями его дочери, основанными на совершенно другихъ причинахъ? Болтби очень горячо говорилъ ему, что онъ не долженъ имѣть никакого дѣла съ этимъ родственникомъ, и обозвалъ этого родственника разными гнусными эпитетами, а въ правдивости и честности Болтби нельзя было сомнѣваться. Но тогда Болтби конечно перешелъ за границы своей обязанности и, разумѣется, былъ расположенъ, съ своей стряпческой точки зрѣнія, считать благоразумнѣйшимъ всякій шагъ, который спасетъ имѣніе отъ опасныхъ рукъ. Сэр-Гэрри чувствовалъ, что слѣдовало спасти вещь гораздо цѣннѣе имѣнія — фамилію, титулъ, можетъ-быть самаго этого отверженнаго родственника, а болѣе всего его дочь. Онъ былъ увѣренъ, что его дочь не улыбнется ему болѣе, если онъ не согласится сдѣлать какое-нибудь усиліе въ пользу ея жениха.

Конечно, это былъ человѣкъ очень дурной. У сэр-Гэрри болѣло сердце, когда онъ думалъ о дурномъ свойствѣ пороковъ этого молодого человѣка. О человѣкѣ развратномъ въ своей жизни, расточительномъ на свои деньги, даже о картежникѣ, пьяницѣ, человѣкѣ любящемъ общество низкихъ мужчинъ и низкихъ женщинъ — о человѣкѣ даже такомъ можетъ быть надежда, и порочный человѣкъ, если броситъ свои пороки, можетъ еще быть любимъ и наконецъ уважаемъ. Но о лжецѣ, мошенникѣ, не только порочномъ, но и низкомъ человѣкѣ, какая можетъ быть надежда? Для сэрг-Гэрри было главное, чтобы мужъ его дочери былъ по-крайней мѣрѣ джентльменъ. Конечно, происхожденіе этого человѣка было хорошее, и происхожденіе скажется наконецъ, какъ бы грязь ни была глубока. Такъ говорилъ себѣ сэр-Гэрри. И Эмилія согласилась, чтобы человѣкъ этотъ былъ испытанъ самымъ сильнымъ огнемъ, какой только можно зажечь для испытанія его. Если въ немъ есть золото, то можетъ-быть возможно отдѣлить окалину и достать золото безъ примѣси. Еслибы лэди Олтрингэмъ могла читать въ душѣ сэр-Гэрри, когда карета его подъѣзжала ровно въ двѣнадцать часовъ къ двери пенритской гостинницы Корона, она сильнѣе прежняго держалась бы своего убѣжденія, что молодые любовники, если будутъ тверды, всегда могутъ преодолѣть сопротивленіе родителей.

Но, увы, увы! у этой окалины золота не было, а относительно происхожденія, хотя идеи сэр-Гэрри были такъ сильны и такъ благородны, онъ имѣлъ весьма запутанную теорію. Дворянское происхожденіе налагаетъ обязанности. Высокое положеніе требуетъ высокихъ дѣлъ. Но это правило также приличествуетъ и Бонапарту, какъ и Бурбону, и Кромвелю какъ Стюарту, и такъ же часто имѣетъ успѣхъ, какъ и неудачу въ людяхъ низкаго и высокаго происхожденія. Хорошее происхожденіе также имѣетъ свои послѣдствія — физическія по большей части — и производитъ основательное, продолжительное мужество, способность не завязнуть въ грязи, на что сэр-Гэрри имѣлъ привычку намекать, но хорошее происхожденіе не воротитъ человѣка къ честности. Обѣ вещи вмѣстѣ, безъ сомнѣнія, произведутъ самый высокій разрядъ безкорыстнаго человѣка.

Когда сэр-Гэрри вышелъ изъ кареты, онъ еще не рѣшился. Слугѣ было сказано, что его ожидали, и его тотчасъ привели въ большую гостиную, выходившую на улицу, которую кузенъ Джорджъ нанялъ для этого случая. У него самого была комната поменьше, но онъ тамъ курилъ, и въ эту минуту въ этой комнатѣ стояли графинъ и рюмка на шифоньеркѣ въ углу. Онъ слышалъ суматоху пріѣзда и тотчасъ пошелъ въ гостиную, приготовленную для пріема великаго человѣка.

— Мнѣ очень жаль, что я надѣлалъ вамъ такихъ хлопотъ, сказалъ кузенъ Джорджъ, подходя привѣтствовать своего дядю.

Сэр-Гэрри не могъ не подать руки племяннику, хотя онъ хотѣлъ бы не дѣлать этого, еслибъ было возможно.

— Эти хлопоты ничего не значили бы для меня, сказалъ онъ: — еслибъ онѣ были полезны. А я боюсь, что пользы никакой быть не можетъ.

— Надѣюсь, что вы не предубѣждены противъ меня, сэрГэрри.

— Я надѣюсь, что не предубѣжденъ ни противъ кого. Чего желаете вы отъ меня?

— Я желаю позволенія пріѣхать въ Гёмбльтуэтъ какъ женихъ вашей дочерй.

Эту рѣчь кузенъ Джорджъ приготовилъ заранѣе.

— А чѣмъ вы можете заслужить отъ отца такое позволеніе? Развѣ вы не знаете, милостивый государь, что когда мужчина дѣлаетъ предложеніе дѣвицѣ, то онъ обязанъ показать, что достоинъ того положенія, котораго добивается, что по характеру, по состоянію, по званію онъ по-крайней-мѣрѣ равенъ ей.

— Наше званіе, сэр-Гэрри, одинаково.

— А ваше состояніе? Вы знаете, что моя дочь богатая наслѣдница.

— Знаю, но не это заставило меня обратиться къ ней. Разумѣется, я не имѣю ничего. Но вы знаете, что хотя она должна получить въ наслѣдство имѣніе, я долженъ быть наслѣдникомъ…

— Пожалуйста, не будемъ опять входить во все это, перебилъ его сэр-Гэрри. — Я объяснилъ вамъ прежде, что я принялъ бы ваше будущее званіе въ равновѣсіе ея состоянію, еслибъ могъ положиться на вашъ характеръ. Я не могу положиться на него. Я не знаю, почему вы поставляете меня въ необходимость опять говорить все это. Такъ какъ я думаю, что вы имѣете недостатокъ въ деньгахъ, я сдѣлалъ вамъ предложеніе, которое считаю щедрымъ.

— Оно было щедро, но я не могъ его принять.

Джорджъ понималъ, что произошло бы въ сердцѣ сэр-Гэрри, еслибъ онъ принялъ это предложеніе или отказался бы отъ него.

— Я написалъ къ вамъ отказъ, и такъ какъ не получилъ отвѣта, то вздумалъ пріѣхать. Что мнѣ было дѣлать?

— Дѣлать? Какъ могу я сказать? Заплатить ваши долги. Деньги были предложены вамъ.

— Я не могу отказаться отъ моей кузины. Позволили ли ей получить письмо, которое я оставилъ ей вчера?

Надо сказать, что сэр-Гэрри очень колебался относительно этого письма. Во время утренняго свиданія съ дочерью письмо было еще у него; когда приготовлялся уѣхать, онъ рѣшилъ, что надо отдать его ей, и лэди Елисаветѣ было поручено отдать не безъ наставленій и объясненій. Отецъ не хотѣлъ скрыть это письмо отъ дочери, потому что безусловно полагался на нее, но ей надо было растолковать, что это не могло для нея значить ничего и что на это письмо, разумѣется, не слѣдуетъ отвѣчать.

— Это все-равно, получила она или не получила, сказалъ сэр-Гэрри: — я спрашиваю васъ опять, примите вы предложеніе, сдѣланное вамъ мистеромъ Болтби, и дадите ли мнѣ письменное обѣщаніе не возобновлять сватовства?

— Я не могу этого сдѣлать, сэр-Гэрри.

Баронетъ не зналъ, какъ ему продолжить это свиданіе. Такъ какъ онъ пріѣхалъ, то слѣдовало сдѣлать какое-нибудь предложеніе ему самому. Если онъ имѣлъ намѣреніе упорствовать вполнѣ, онъ долженъ былъ остаться въ Гёмбльтуэтѣ и не пускать племянника въ свой домъ. А теперь просьба его дочери раздавалась въ его ушахъ: «милый папа, посмотримъ, не можемъ ли мы попытаться». Потомъ опять это увѣреніе, которое она сдѣлала ему такъ торжественно: «папа, никогда не можетъ быть никого другого!» Если черная овца могла быть вымыта до-бѣла, польза отъ такого мытья будетъ для каждой стороны такъ велика! Онъ долженъ краснѣть — какъ бы мытье ни было совершенно — онъ долженъ всегда краснѣть, имѣя такого зятя; но онъ принужденъ былъ сознаваться себѣ въ послѣднее время, что на этомъ свѣтѣ гораздо болѣе непріятности и стыда чѣмъ радости или чести. Не было ли безславіемъ само по себѣ, что Готспуръ надѣлалъ такихъ вещей, какихъ надѣлалъ этотъ человѣкъ, и не было ли безславіемъ также то, что дочь его полюбила человѣка, который не годился ей въ женихи? Потомъ, каждый день, каждый часъ онъ вспоминалъ, что эти несчастья происходили отъ смерти сына, который, еслибъ остался живъ, былъ бы для него такою славою. Болѣе непріятностей и безславія? Не было ли все въ этомъ свѣтѣ непріятностями и безславіемъ? Онъ желалъ бы дня своей смерти, чтобы оставить это все, но дѣло въ томъ, что жизнь такого человѣка не положитъ конецъ этимъ непріятностямъ. Онъ долженъ позаботиться, чтобы не все погибло, какъ только онъ отправится на тотъ свѣтъ.

Онъ ходилъ по комнатѣ, опять стараясь думать, или можетъ быть всѣ думы прекратились у него теперь и онъ рѣшалъ въ умѣ, какъ ему лучше начать уступку. Онъ долженъ повиноваться дочери. Онъ не могъ разбить сердце единственной дочери, оставшейся у него. У него не было другой радости на свѣтѣ, кромѣ той, которую она доставляла ему. Онъ чувствовалъ теперь, что онъ просто управитель, старающійся какъ можно выгоднѣе устроить дѣла для нея; но только управитель, то-есть слуга, который не можетъ рѣшить окончательно способъ управленія. Онъ могъ постараться убѣждать, но рѣшить должна она. Теперь дочь его рѣшила, и онъ долженъ начать эту задачу, до такой степени непріятную для. него — постараться вымыть до-бѣла черноту негра.

— Что вы желаете сдѣлать? спросилъ онъ.

— Какъ сдѣлать, сэр-Гэрри?

— Вы вели дурную жизнь.

— Я полагаю такъ, сэр-Гэрри.

— Какъ вы покажете свое желаніе исправиться?

«Только заплатите мои долги, поставьте меня на ноги наличными деньгами, и жизнь моя потечетъ какъ по маслу!»

Такимъ образомъ отвѣтилъ бы кузенъ Джорджъ на вопросъ, еслибъ откровенно высказалъ свои мысли; но онъ зналъ, что не можетъ быть такъ откровененъ. Онъ долженъ обѣщать многое, но разумѣется, дѣлая это обѣщаніе, онъ долженъ устроиться и на счетъ своихъ долговъ.

— Я сдѣлаю почти все, что вамъ угодно, только испытайте меня. Разумѣется, было бы гораздо легче, еслибъ эти долги были заплачены. Я совсѣмъ откажусь отъ скачекъ, если вы намекаете на это, сэр-Гэрри. Право, я готовъ отказаться отъ всего.

— Откажетесь вы отъ Лондона?

— Отъ Лондона?

Сказать по правдѣ, Джорджъ не совсѣмъ понялъ это предложеніе.

— Да, оставите ли вы Лондонъ? Переѣдете ли вы въ Скэррауби и станете ли учиться смотрѣть за фермой и помѣстьемъ?

Лицо Джорджа вытянулось — лицо его не такъ привыкло лгать, какъ языкъ, но языкъ солгалъ сейчасъ.

— О! да, конечно, если вы этого желаете. Мнѣ даже понравится такая жизнь. На долго это будетъ?

— На два года, угрюмо сказалъ сэр-Гэрри.

Кузенъ Джорджъ въ сущности не понялъ. Онъ думалъ, что онъ возьметъ съ собой молодую жену, когда поѣдетъ въ Скэррауби.

— Можетъ быть, Эмиліи это не понравится, сказалъ онъ.

— Она этого желаетъ. Неужели вы полагаете, что она такъ мало знаетъ вашу прошлую жизнь, что тотчасъ готова отдать себя вамъ? Она къ вамъ привязана.

— И я привязанъ къ ней, честное слово! Я увѣренъ, что вы въ этомъ не сомнѣваетесь.

Сэр-Гэрри сомнѣвался въ каждомъ словѣ, произносимомъ губами племянника, но все-таки настаивалъ. Онъ могъ примѣчать, хотя не могъ анализировать, и даже тонъ, употребляемый кузеномъ Джорджемъ, приводилъ въ отчаяніе баронета. Все-таки онъ настаивалъ. Онъ долженъ былъ теперь настаивать, хоть бы для того, чтобы доказать Эмиліи, сколько дрянной глину и какъ мало золота было въ этомъ кумирѣ,

— Она къ вамъ привязана, сказалъ онъ: — вы носите наше имя и будете главою нашей фамиліи. Если вы рѣшитесь передѣлать вашу жизнь и докажете, что годитесь для Эмиліи, можетъ быть, чрезъ нѣсколько лѣтъ она будетъ вашей женою.

— Чрезъ нѣсколько лѣтъ, сэр-Гэрри?

— Да, сэръ — чрезъ нѣсколько лѣтъ. Или вы предполагаете, что счастье такой дѣвушки, какъ она, можно ввѣрить такому человѣку какъ вы, безъ испытанія? Вы увидите, что она сама на это не надѣется.

— О, разумѣется! Чего хочетъ она?..

— Я заплачу ваши долги съ условіемъ, что мистеръ Болтби получитъ полный списокъ ихъ.

Джорджъ, услышавъ это, тотчасъ рѣшилъ, что онъ долженъ убѣдить Гарта исключить счетецъ Уокера въ счетъ его долга. Дѣло шло только о нѣсколькихъ стахъ фунтахъ, и конечно можно было устроить это, когда столько наличныхъ денегъ перейдетъ изъ рукъ въ руки.

— Я заплачу все, тогда вы поѣдете въ Скэррауби и домъ будетъ приготовленъ для васъ.

Не слѣдовало предполагать, какъ думалъ Джорджъ, что онъ долженъ жить въ совершенномъ уединеніи въ Скэррауби. Онъ могъ приглашать къ себѣ друзей, и потомъ станція была очень близка.

— Вы любите охоту, а охота будетъ у васъ тамъ хорошая. Мы сдѣлаемъ васъ судьей и много будетъ дѣла въ присматриваніи за имѣніемъ.

Тонъ сэр-Гэрри почти сдѣлался веселъ, когда онъ описывалъ, какого рода жизнь назначаетъ онъ для негра.

— Мы будемъ пріѣзжать къ вамъ на мѣсяцъ каждый годъ, а потомъ вы пріѣдете къ намъ на время.

— Когда это начнется? спросилъ кузенъ Джорджъ, какъ только баронетъ замолчалъ.

На этотъ вопросъ трудно было отвѣчать. По настоящему, это должно было начаться тотчасъ. Сэр-Гэрри зналъ очень хорошо, что уступивъ до такой степени, онъ долженъ взять съ собою племянника въ Гёмбльтуэтъ. Онъ долженъ теперь держать племянника у себя, пока всѣ его долги будутъ заплачены и пока домъ въ Скэррауби будетъ приготовленъ; онъ долженъ положиться на благоразуміе и здравый смыслъ своей дочери, чтобы она не дѣлала своему возлюбленному слишкомъ нѣжныхъ признаній въ любви, пока онъ не пройдетъ сквозь огонь исправленія.

— Вамъ лучше приготовиться и ѣхать теперь со мною въ Гёмбльтуэтъ, сказалъ сэр-Гэрри.

Чрезъ пять минутъ послѣ этого въ корридорахъ и передней гостинницы Корона поднялась суматоха. Всѣ въ домѣ, начиная отъ важнаго трактирщика до смиреннаго кошоха, знали, что сэр-Гэрри примирился съ своимъ племянникомъ и что племяннику отдавались всѣ блага, какія только могли дать боги. Пока сэр-Джорджъ укладывалъ свои вещи, сэр-Гэрри спросилъ счетъ и заплатилъ — не взглянувъ на него, потому что онъ не хотѣлъ разсматривать, какъ жилъ негръ, пока онъ былъ еще негромъ.

«Желалъ бы я знать, примѣтилъ ли онъ водку», думалъ про себя кузенъ Джорджъ.

Глава XXI.
ПРОПОВѢДЬ ЭМИЛІИ ГОТСПУРЪ.

править

Большая часть обратной поѣздки въ Гёмбльтуэтъ прошла въ молчаніи. Сэр-Гэрри предпринялъ опытъ, въ который онъ не вѣрилъ самъ, и грустно ему было на сердцѣ. Кузенъ Джорджъ присмирѣлъ; онъ и боялся, и торжествовалъ. Возможно ли, что бы онъ «выбрался изъ всего этого»? Нѣкоторыя вещи шли для него такъ хорошо. Его пріятельницы были ему такъ вѣрны! Лэди Олтрингэмъ, а потомъ мистриссъ Мортонъ — какъ онѣ были добры! Милая Люси! онъ никогда ее не забудетъ. А Эмилія какая славная дѣвушка! Онъ увидится съ своей Эмиліей и это будетъ такъ «весело»! Все-таки онъ сознавался себѣ, что Эмилія, приготовившаяся помогать своему отцу въ томъ, чтобы подвергнуть своего возлюбленнаго огню исправленія, вовсе не была такъ мила, какъ та Эмилія, которая прижалась къ нему на мосту Эири-Форсъ въ то время, когда онъ крѣпко обхватилъ ее станъ рукою. Онъ вполнѣ сознавалъ то обстоятельство, что романъ долженъ уступить мѣсто дѣламъ.

Когда они въѣхали въ ворота парка, сэр-Гэрри заговорилъ:

— Вы должны понять, Джорджъ — онъ не называлъ его Джорджемъ съ тѣхъ самыхъ поръ, какъ помолвка сдѣлалась ему извѣстна: — что вы не можете быть допущены сюда какъ принятый женихъ моей дочери — что могло бы быть, еслибъ ваша прошлая жизнь была не такова.

— Я вижу все это, сказалъ кузенъ Джорджъ.

— Справедливость требуетъ, чтобъ я сказалъ вамъ это, но я безусловно полагаюсь на высокое чувство долга приличія въ Эмиліи. Теперь, когда вы здѣсь, Джорджъ, я надѣюсь, что это можетъ послужить и къ вашей пользѣ, и къ нашей.

— Я увѣренъ, что все теперь пойдетъ хорошо, сказалъ кузенъ Джорджъ, разсчитывая, будетъ ли онъ въ состояніи ускользнуть въ Лондонъ на нѣсколько дней, для того, чтобы онъ могъ устроить это небольшое дѣльце съ Гартомъ. Не могли же они предполагать, чтобъ онъ могъ оставить Лондонъ на два года, не будучи предупрежденъ заранѣе!

Сэр-Гэрри вышелъ изъ кареты у парадной двери и велѣлъ кузену Джорджу идти за нимъ въ домъ. Онъ тотчасъ повернулъ въ маленькую комнату, гдѣ Джорджъ пилъ хересъ, и велѣлъ прислать къ себѣ лэди Елисавету.

— Душа моя, сказалъ онъ: — я привезъ съ собою Джорджа. Мы сдѣлаемъ все, что можемъ. Пусть мистриссъ Куикъ приготовитъ для него комнату. Тебѣ лучше сказать Эмиліи, и пусть она придетъ ко мнѣ на минуту, прежде чѣмъ увидится съ своимъ кузеномъ.

Все это было сказано при Джорджѣ. Потомъ сэр-Гэрри ушелъ, оставивъ племянника на рукахъ лэди Елисаветы.

— Я рада опять видѣть васъ, Джорджъ, сказала она печальнымъ голосомъ.

Кузенъ Джорджъ улыбнулся и сказалъ, что «все пойдетъ хорошо».

— Я увѣрена и надѣюсь на это для счастья моей дочери. Но должна быть большая перемѣна, Джорджъ.

— Перемѣнъ будетъ бездна, сказалъ кузенъ Джорджъ, который вовсе не боялся лэди Елисаветы.

Много важныхъ вещей слѣдовало сдѣлать въ домѣ въ этотъ день до обѣда. Во-первыхъ, происходило продолжительное свиданіе между отцомъ и дочерью. Нѣсколько минутъ, можетъ быть, баронетъ былъ истинно счастливъ, когда дочь стала передъ нимъ на колѣна, обвивъ его руками и благодаря за то, что онъ сдѣлалъ, между тѣмъ какъ радостныя слезы струились по ея щекамъ. Онъ не могъ рѣшиться ни слова сказать ей въ предостереженіе. Не было ли бы все-равно, что красить снѣгъ бѣдой краской, предостерегать ее на счетъ ея поведенія?

— Я сдѣлалъ все какъ ты мнѣ велѣла, сказалъ онъ: — я предложилъ ему ѣхать въ Скэррауби. Можетъ быть, и тебѣ придется тамъ жить на время, душа моя.

Она поблагодарила его и опять стала цѣловать. Она будетъ такъ послушна. Она сдѣлаетъ все, что можетъ, чтобы заслужить его доброту. А что касается Джорджа…

— Пожалуйста, папа, не думайте, будто я воображаю, что все это можно сдѣлать сейчасъ.

Однако, мысли ея стремились по этому направленію. Ей казалось, что самая трудная часть работы была уже сдѣлана и что теперь по самымъ пріятнымъ тропинкамъ добродѣтели слѣдовало ступать счастливою и настойчивою ногою.

— Тебѣ лучше увидѣться съ нимъ въ присутствіи твоей матери, дорогая, до обѣда, а потомъ неловкость уменьшится.

Она опять поцѣловала его и побѣжала изъ его комнаты на половину матери по чернымъ лѣстницамъ, хорошо знакомымъ ей, чтобы нечаянно не встрѣтиться съ своимъ возлюбленнымъ какимъ нибудь ненадлежащимъ образомъ. Тамъ она могла сѣсть и подумать обо всемъ этомъ. Она будетъ очень осторожна. Ему надо растолковать тотчасъ, что очищеніе должно быть полное, исправленіе совершенное. Она сознается въ своей любви къ нему — въ своей великой и вѣчной любви; но нѣжности должно быть очень мало — почти никакой — пока огонь не сдѣлаетъ своего дѣла и золото не отдѣлится отъ окалины. Она достигла своего желанія и они найдутъ, что она заслужила это.

Передъ обѣдомъ сэр-Гэрри написалъ письмо своему повѣренному. Почта проѣзжала чрезъ деревню по дорогѣ въ Пенритъ поздно вечеромъ и онъ могъ успѣть. Онъ думалъ, что обязанъ дать Болтби знать, что онъ передумалъ, и хотя писать было не совсѣмъ пріятно, онъ сдѣлалъ это тотчасъ. Онъ ничего не сказалъ Болтби о своей дочери, но далъ ему понять, что кузенъ Джорджъ былъ теперь гостемъ въ Гёмбльтуэтѣ и что онъ намѣренъ заплатить всѣ его долги, не входя ни въ какія другія особенныя обязательства. Будетъ ли мистеръ Болтби такъ добръ, чтобъ составить списокъ долговъ? Капитану Готспуру будетъ сказано, чтобъ онъ тотчасъ послалъ мистеру Болтби письменно всѣ необходимыя свѣдѣнія. Потомъ сэр-Гэрри продолжалъ, что можетъ быть мнѣніе, составленное относительно капитана Готспура, было слишкомъ строго. Онъ стыдился самъ себя, когда писалъ эти слова, но все-таки они были написаны. Если негра слѣдовало вымыть до-бѣла, то мытье должно происходить во всякое время и всѣми возможными способами, пока свѣтъ начнетъ видѣть, что чернота сошла съ кожи.

Кузена Джорджа пригласили видѣться съ дѣвушкой, которая любила его, въ утреннюю комнату ея матери, прежде чѣмъ будутъ одѣваться къ обѣду. Онъ совсѣмъ ге зналъ, какъ ему себя вести. Онъ не подумалъ объ этомъ ни минуты, пока это затрудненіе не промелькнуло въ головѣ его, когда она вошла въ комнату, но она сообразила все. Она поспѣшно подошла къ нему и дала ему поцѣловать себя въ губы, стоя въ присутствіи матери.

— Джорджъ, сказала она: — милый Джорджъ, я такъ рада, что вы здѣсь!

Это былъ первый поцѣлуй, и долженъ быть послѣдній — пока огонь не сдѣлаетъ своего дѣла; пока огонь, по-крайней мѣрѣ, не сдѣлаетъ на столько своего дѣла, чтобъ сдѣлать остальное легкимъ и вѣрнымъ. Онъ мало могъ сказать, но пробормоталъ что-то о томъ, что онъ счастливѣйшій человѣкъ на свѣтѣ. Въ такомъ положеніи ни одинъ мужчина не могъ бы держать себя хорошо, и ни мать, ни дочь не могли ожидать отъ него многого. Мужчина не можетъ граціозно держать себя подъ тяжестью прощенія, какъ женщина. Мужчина вообще любитъ, чтобъ тѣ, съ кѣмъ онъ находится въ короткихъ сношеніяхъ, не предполагали, будто онъ сдѣлалъ или дѣлаетъ что-нибудь дурное; а когда его оскорбляютъ, онъ долженъ прощать и забывать молча. Для женщины прощеніе, принимаемое или даваемое, составляетъ само по себѣ удовольствіе. Тогда было сказано нѣсколько словъ по большей части лэди Елисаветой и всѣ трое разошлись приготовиться къ обѣду.

Слѣдующій день провели они въ Гёмбльтуэтскомъ замкѣ очень спокойно, но съ нѣкоторымъ умѣреннымъ удовольствіемъ. Сэр-Гэрри сказалъ своему племяннику о письмѣ къ стряпчему и велѣлъ Джорджу составить и послать съ нынѣшней почтой такой списокъ, какой можно было составить въ настоящую минуту.

— Не лучше ли мнѣ поѣхать увидаться съ мистеромъ Болтби? сказалъ кузенъ Джорджъ.

Но на это сэр-Гэрри не согласился. Пусть всѣ денежныя требованія будутъ доставлены туда. Каковы бы ни были эти требованія, онъ во всякомъ случаѣ могъ ихъ заплатить. Кузенъ Джорджъ повторилъ свое предложеніе, но согласился, когда сэр-Гэрри нахмурился и выказалъ свое неудовольствіе. Онъ составилъ списокъ и написалъ къ мистеру Болтби письмо.

"Мнѣ кажется, что мой долгъ мистеру Гарту написанъ на 3250 ф. с., писалъ онъ: «но я думаю, что мнѣ слѣдуетъ прибавить еще 350 за долгъ, на который, кажется, у него нѣтъ моей записки, но эти деньги я долженъ ему.»

.Онъ имѣлъ безразсудство думать, что требованіе Уокера можно заплатить такимъ образомъ. Послѣ обѣда они поѣхали вмѣстѣ — отецъ, дочь и негръ, и многое было говорено кузену Джорджу объ имѣніи. Упомянули имена арендаторовъ и границы фермъ были обозначены ему. А онъ думалъ все время, пощадитъ ли его Гартъ.

Но Эмилія Готспуръ, хотя была сдержанна и спокойна въ своей радости, хотя рѣшилась быть осторожной и знала, что были обстоятельства въ ея помолвкѣ, которыя на время не позволятъ ей обращаться съ своимъ женихомъ такъ, какъ другія дѣвушки обращаются съ своими женихами, вовсе не имѣла намѣренія удаляться отъ кузена Джорджа. Еслибъ она это сдѣлала, какъ она могла помогать и принимать, какъ она надѣялась, главное участіе въ трудѣ очистить золото, въ трудѣ, которымъ они всѣ теперь занимались. Она должна была переписываться съ нимъ, когда онъ будетъ въ Скэррауби. Такова была ея настоящая программа и сэр-Гэрри не возражалъ, когда она объявила о своемъ намѣреніи. Разумѣется, они должны понимать другъ друга и сообщаться мыслями. Поэтому на третій день устроили, чтобъ они пошли гулять вдвоемъ по парку. Она должна показать ему свой садъ, который былъ довольно далеко отъ дома. Если сказать правду, надо признаться, что Джорджъ нѣсколько опасался послѣполуденныхъ развлеченій; но еслибъ она потребовала, чтобъ онъ сѣлъ и слушалъ, пока она читаетъ проповѣдь, онъ не отказалъ бы.

Читать нравоученіе и въ то же время выказывать любовь трудно даже матерямъ относительно ихъ дѣтей, хотя ихъ власть не порождаетъ чувства оскорбленія. Эмилія особенно желала указать заблуждающемуся пути добродѣтели, и между тѣмъ сдѣлать это безъ отягощенія.

— Какъ пріятно видѣть васъ здѣсь, Джорджъ! сказала она.

— Да, дѣйствительно, не правда ли?

Онъ шелъ возлѣ нея и до-сихъ-поръ они были еще въ виду дома.

— Папа былъ такъ добръ, не правда ли, какъ онъ добръ?

— Это правда. Добрѣйшій человѣкъ на свѣтѣ, сказалъ Джорджъ, думая, что признательность его была бы сильнѣе, еслибъ баронетъ далъ ему денегъ и позволилъ съѣздить въ Лондонъ самому расплатиться съ долгами.

— И мама была такъ добра! Мама очень васъ любитъ. Я увѣрена, что она все сдѣлаетъ для васъ.

— Я вы? сказалъ Джорджъ, смотря ей въ лицо.

— Обо мнѣ, Джорджъ, теперь нечего и говорить. Вамъ не нужно повторять, каковъ есть и долженъ быть мой первый интересъ на свѣтѣ.

— Я желалъ бы, чтобъ вы чаще говорили мнѣ это.

— Но вѣдь вы это знаете, не правда ли?

— Я знаю, что вы сказали у водопада, Эмилія.

— Что я сказала тогда, я сказала навсегда. Вы можете быть въ этомъ увѣрены. Я сказала это мама и папа. Еслибъ она не желали, чтобъ я любила васъ, они не пригласили бы васъ сюда. Я васъ люблю и надѣюсь когда-нибудь сдѣлаться вашей женой.

Она облокотилась на его руку, но, говоря это, остановилась и пристально посмотрѣла ему въ лицо. Онъ протянулъ руку, чтобъ взять ея руку, но она покачала головой и не дала.

— Нѣтъ, Джорджъ, пойдемте. Я хочу поговорить съ вами о многомъ. Я хочу сказать вамъ очень много — теперь, сегодня. Я надѣюсь, что когда-нибудь могу сдѣлаться вашей женой. Если не могу, я никогда не буду женой другого.

— Что значитъ «когда-нибудь», Эмилія?

— Очень долгое время; можетъ быть, нѣсколько лѣтъ.

— Но почему? Надо же и меня спросить, не только васъ. Какая польза ждать? Я знаю, сэр-Гэрри думаетъ, что я былъ очень пристрастенъ къ удовольствіямъ. Чѣмъ я могу лучше показать, что я желаю бросить все это, какъ не женитьбой и остепепившись тотчасъ? Я не вижу, какая польза ждать.

Разумѣется, она должна сказать ему правду. Она и не думала скрывать отъ него правду. Она любила его всѣмъ сердцемъ и рѣшилась выйти за него, но окалину слѣдовало прежде отдѣлить отъ золота.

— Разумѣется, вы знаете, Джорджъ, что папа имѣетъ возраженія.

— Я знаю, что онъ имѣлъ, но это теперь прошло. Я долженъ сейчасъ поѣхать на житье въ Скэррауби и заняться охотою. Онъ не можетъ требовать, чтобы я оставался тамъ одинъ-одинехонекъ.

— Но онъ требуетъ, требую и я.

— Зачѣмъ?

Для того, чтобы онъ могъ очиститься огнемъ уединенія и молоткомъ усиленнаго труда. Она не могла сказать ему этого.

— Вы знаете, Джорджъ, что вы вели веселую жизнь.

— Я служилъ въ военной службѣ нѣсколько лѣтъ.

— Но вы вышли въ отставку и начали заниматься скачками, и говорятъ, что вы играли въ карты, надѣлали долговъ и жили беззаботно. Правда это, Джорджъ?

— Правда.

— Можете ли вы удивляться, что папа боится ввѣрить свою единственную дочь и все свое имѣніе человѣку, который… который самъ знаетъ, что онъ жилъ беззаботно. Но если вы можете показать года два, что отказываетесь отъ всего этого…

— Развѣ я не откажусь, когда мы обвѣнчаемся?

— Я на это надѣюсь. А то сердце мое разорвется. Но можете ли вы удивляться, что папа желаетъ и отсрочки и доказательства?

— Два года!

— Развѣ это много? Если я узнаю, что вы исполняете его желанія, эти два года пройдутъ такъ счастливо для меня! Мы станемъ ѣздить къ вамъ, а вы будете пріѣзжать сюда. Мнѣ никогда не нравилось Скэррауби, потому что оно не такъ красиво, какъ здѣшній замокъ, но теперь какъ мнѣ будетъ пріятно ѣздить туда! А когда вы будете здѣсь, папа такъ васъ полюбитъ. Вы будете для него настоящимъ сыномъ, только вы должны вести себя степенно.

— Степенно! Ей-Богу такъ! Человѣкъ долженъ вести себя степенно въ Скэррауби.

Благоуханіе чистой жизни, предлагаемое ему, не казалось благовоннымъ для его ноздрей. Ей это не понравилось бы, еслибъ она не знала, что она не можетъ имѣть всего за одинъ разъ.

— Надо вамъ знать, сказала она: — что между мною и папа сдѣлано условіе. Я сказала ему, что буду говорить вамъ все.

— Да, мнѣ слѣдуетъ говорить все.

— Онъ самъ назначитъ день. Онъ имѣетъ на это право. Я не стану торопить его и вы не должны.

— О! но я буду торопить.

— Это ни къ чему не послужитъ и я вамъ не позволю, Джорджъ. Я буду бранить васъ, если вы сдѣлаете это. Когда онъ будетъ думать, что вы научились управлять имѣніемъ и усердно занялись этимъ дѣломъ, и что больше не будетъ ни скачекъ, ни закладовъ, тогда онъ согласится. А я скажу вамъ еще кое-что, если вы захотите выслушать.

— Что-нибудь пріятное?

— Когда онъ скажетъ мнѣ, что не боится отдать васъ мнѣ, я буду счастливѣйшей дѣвушкой во всей Англіи. Пріятно ли это? Нѣтъ, Джорджъ, нѣтъ, а этого не хочу!

— Поцѣловать меня одинъ разъ?

— Я поцѣловала васъ, когда вы пріѣхали, чтобы показать вамъ, что я дѣйствительно васъ люблю. Я поцѣлую васъ въ другой разъ, когда папа скажетъ, что все идетъ хорошо.

— А до-тѣхъ-поръ нѣтъ?

— Нѣтъ, Джорджъ, до-тѣхъ-поръ нѣтъ. Но я все-таки люблю васъ по прежнему. Я не могу любить васъ больше, чѣмъ люблю теперь.

Ему ничего не оставалось дѣлать, какъ покориться, и онъ былъ принужденъ довольствоваться во всю остальную ихъ прогулку разговоромъ о ихъ будущей жизни въ Скэррауби. Она очевидно думала, что онъ будетъ главнымъ фермеромъ, главнымъ управителямъ, главнымъ бухгалтеромъ и работникомъ во всемъ помѣстьѣ. Когда онъ заговорилъ о дичи, она воротила его къ плугу — такъ по-крайней-мѣрѣ онъ увѣрялъ себя. И онъ не могъ добиться отъ нея сочувствія, когда напомнилъ ей, что ближайшее сборище охотниковъ находилось болѣе чѣмъ на двадцать миль отъ Скэррауби.

— Вы можете думать о другихъ вещахъ нѣсколько времени, сказала она. Онъ былъ принужденъ сказать, что будетъ думать, но ему казалось, что Скэррауби нѣчто въ родѣ каторги, куда его ссылаютъ съ его собственнымъ содѣйствіемъ. Благоуханіе чистоты было для него противно.

— Я не знаю, что буду дѣлать тамъ по вечерамъ, сказалъ онъ.

— Читать, отвѣтила она! — тамъ есть бездна книгъ и вы всегда можете получатъ журналы. Я всегда буду посылать ихъ къ вамъ.

Это была для него весьма печальная перспектива жизни, но онъ не могъ сказать ей, что она будетъ рѣшительно нестерпима.

Когда ихъ прогулка кончилась — прогулка, которую она никогда не могла забыть, такъ серьезна была ея цѣль — онъ пошелъ гулять одинъ. Могло ли это ему нравиться? Возможно ли это? Не лучше ли было бы для него, еслибъ онъ позволилъ своему другому любящему другу приготовить для него къ баронету письмо, въ которомъ щедрое предложеніе сэр-Гэрри было принято? Отдадимъ ему справедливость, вспомнивъ, что онъ совершено былъ неспособенъ понять несчастье и совершенную гибель, которыя навлекло бы это письмо на ту, которая такъ его любила. Онъ ничего не зналъ, какія страданія терпѣла бы она — должна была она терпѣть, потому что не упала ли она уже въ бездонную пропасть, когда позволила себѣ отдать свое сердце такому низкому существу? Онъ думалъ, что было бы гораздо лучше, еслибъ это письмо было написано. Имъ овладѣла смутная мысль, что онъ не годится въ мужья этой дѣвушкѣ. Онъ не могъ находить удовольствіе въ томъ, въ чемъ находила она. Конечно, было бы очень хорошо сдѣлаться владѣльцемъ Гёмбльтуэта и Скэррауби когда-нибудь, но сэр-Гэрри могъ прожить еще двадцать лѣтъ, а пока живъ сэр-Гэрри, онъ долженъ быть рабомъ. А потомъ онъ думалъ, что Люси Мортонъ нравится ему больше Эмиліи Готспуръ. Онъ могъ говорить Люси что хотѣлъ, могъ курить въ ея присутствіи, признаваться, что онъ любитъ пить, и получать сочувствіе къ своимъ пари на дербійской скачкѣ. Онъ началъ уже чувствовать, что ему не нравятся проповѣди избранницы его сердца.

Но онъ выбралъ теперь эту сторону и долженъ продолжать игру. По-крайней-мѣрѣ, онъ быль увѣренъ, что его долги будутъ заплачены. Онъ вовсе не былъ увѣренъ, какъ дѣла пойдутъ относительно Уокера, но если дѣла примутъ самый дурной оборотъ, баронетъ вѣроятно опять захочетъ подкупить его обѣщаннымъ доходомъ. Все-таки ему было неловко и конечно онъ не блисталъ за столомъ сэр-Гэрри.

— Почему она его полюбила, что она нашла въ немъ, я право не понимаю, сказалъ сэр-Гэрри своей женѣ въ этотъ вечерь.

Мы должны предположить, что сэр-Гэрри не зналъ, какъ сходятся парами птицы.

Глава XXII.
ДЖОРДЖЪ ГОТСПУРЪ УСТУПАЕТЪ.

править

Утромъ на четвертый день пребыванія Джорджа въ Гёмбльтуэтѣ пришло письмо къ сэр-Гэрри. Почта пришла въ замокъ за часъ до того времени, когда семья сходилась для молитвы, и письма были отнесены къ сэр-Гэрри. То письмо, о которомъ мы упоминаемъ здѣсь, можетъ быть представлено читателю вполнѣ:

"Линкольн-Иннъ-Фильдсъ, 24 ноября 186—. "Любезный сэр-Гэрри Готспуръ,

"Я получилъ ваше письмо относительно долговъ капитана Готспура и получилъ также письмо отъ него, и списокъ того, что по его словамъ онъ долженъ. Разумѣется, не можетъ быть затрудненія заплатить всѣ долги, въ которыхъ онъ признается, если вы считаете это нужнымъ. На сколько я могу судить, теперь итогъ будетъ простираться отъ двадцати-пяти до тридцати тысячъ фунтовъ. Я сказалъ бы ближе къ первой, чѣмъ къ послѣдней суммѣ, еслибъ не зналъ, что итогъ въ подобныхъ вещахъ увеличивается всегда. Вы можете также понять, что я не могу поручиться за правильность этого извѣстія.

«Но я считаю себя обязаннымъ зайти далѣе этого, даже рискуя подвергнуться вашему неудовольствію. Я заключаю изъ вашихъ словъ, что вы устроиваете бракъ между Джорджемъ Готспуромъ и вашей дочерью, и теперь повторяю вамъ самыми торжественными словами, какія только могу придумать, что этому браку вы покровительствовать не должны. Капитану Готспуру неприлично жениться на вашей дочери.»

Когда сэр-Гэрри дошелъ до этого мѣста, онъ очень разсердился, но гнѣвъ его былъ теперь направленъ противъ его повѣреннаго. Не сказалъ ли онъ Болтби, что онъ передумалъ, и съ какой стати повѣренный вмѣшивается въ его дѣла? Но онъ дочиталъ письмо до горькаго конца.

"Съ-тѣхъ-поръ, какъ вы были въ Лондонѣ, мнѣ сдѣлались извѣстны слѣдующіе факты. Второго числа прошлаго мѣсяца мистеръ Джорджъ Готспуръ сошелся съ двумя людьми, Уокеромъ и Бёльбиномъ, въ квартирѣ перваго, около девяти часовъ вечера, и оставался тамъ большую часть ночи, играя въ карты. Бёльбинъ хорошо извѣстенъ полиціи какъ шулеръ. Когда-то онъ жилъ въ свѣтѣ какъ джентльмэнъ. Ремесло его теперь высматривать и находить добычу для картежниковъ. Уокеръ молодой человѣкъ низкаго званія, имѣющій деньги. Джорджъ Готспуръ выигралъ въ тотъ вечеръ отъ трехсотъ до четырехсотъ фунтовъ отъ Уокера, а Бёльбинъ еще больше этого захватилъ порядочную долю грабежа. Уокеръ теперь приготовился, и очень серьезно, пожаловаться на это въ судъ, такъ какъ ему сообщили о плутовствѣ, которому онъ подвергнулся, и Бёльбинъ готовъ уличить Джорджа Готспура въ шулерствѣ. До-сихъ-поръ ихъ удерживалъ Гартъ, жидъ, съ которымъ вы видѣлись. Гартъ боится, что если это дѣло обнаружится, то вы не заплатите по его векселямъ.

"Мнѣ кажется это все справедливо. Если вы подумаете, что я дѣйствую враждебнымъ образомъ къ вашей фамиліи, пріѣзжайте лучше въ Лондонъ и выберите другого повѣреннаго. Если можете еще положиться на меня, я сдѣлаю все что могу для васъ. Я совѣтовалъ бы вамъ привезти капитана Готспура съ собою, если онъ поѣдетъ.

"Мнѣ прискорбно писать къ вамъ такимъ образомъ, но мнѣ кажется, что никакія жертвы не могутъ быть достаточно велики для того, чтобы избавить миссъ Готспуръ отъ той участи, которую, какъ я боюсь, она навлекаетъ на себя.

"Остаюсь, любезный сэр-Гэрри Готспуръ, вашъ вѣрный
"ДЖОНЪ БОЛТБИ."

Это было ужасное письмо. Постепенно, когда сэр-Гэрри читалъ и перечитывалъ его, имъ овладѣло чувство, что онъ можетъ, долженъ и хочетъ быть очень признателенъ мистеру Болтби. Постепенно тонкая глазурь надежды, подъ которою онъ успѣлъ отчасти скрыть свои убѣжденія относительно характера своего племянника, спала и онъ увидалъ этого человѣка, какимъ видѣлъ его во время свиданія съ капитаномъ Стёбберомъ и Гартомъ. Такъ должно быть. Какія бы ни были послѣдствія, его дочери надо сказать. Если она умретъ отъ того, что ей скажутъ, то это будетъ лучше чѣмъ отдать ее такому человѣку. Несчастье, постигшее ихъ, можетъ убить его и ее — по это гораздо лучше. Онъ сидѣлъ, пока не раздался звонокъ къ молитвѣ, потомъ онъ самъ позвонилъ и пошелъ сказать лэди Елисаветѣ, чтобъ она прочла молитвы въ его отсутствіе. Когда молитвы были прочтены, пришли сказать, что онъ. будетъ завтракать одинъ въ своей комнатѣ. Получивъ это извѣстіе, и жена и дочь пошли къ нему, но теперь онъ не могъ еще сказать имъ ничего. Пришли извѣстія, которыя дѣлали необходимымъ, чтобы онъ тотчасъ отправился въ Лондонъ. Какъ только завтракъ кончится, онъ хотѣлъ видѣться съ Джорджемъ Готспуромъ. Обѣ узнали по тону, которымъ это имя было произнесено, что извѣстія были дурныя и относились къ грѣхамъ ихъ гостя.

— Лучше прочтите это письмо, сказалъ онъ, какъ только Джорджъ вошелъ въ комнату.

Когда онъ говорилъ это, лицо его было обращено къ камину, и въ этомъ положеніи онъ остался.

Письмо было у него въ рукѣ и онъ не совсѣмъ повернулся, чтобы отдать его. Джорджъ прочелъ письмо медленно, и когда кончилъ, только вполовину понявъ слова, но все-таки зная хорошо обвиненіе, заключавшееся въ нихъ, онъ стоялъ молча, совершенно побѣжденный.

— Я полагаю, что это справедливо, сказалъ сэр-Гэрри тихимъ голосомъ, прямо взглянувъ на своего врага.

— Я выигралъ нѣсколько денегъ, сказалъ кузенъ Джорджъ.

— И плутовали?

— О, нѣтъ! — ничего подобнаго не было.

Но его признаніе было написано на лицѣ, слышалось въ голосѣ и выглядывало сквозь всякое движеніе его членовъ.

— Ему нужно воротить его деньги, сказалъ сэр-Гэрри.

— Я это обѣщалъ, сказалъ кузенъ Джорджъ.

— Это было у васъ въ обычаѣ, сэръ, возвращать деньги, выигранныя вами въ картахъ? Вы мошенникъ — бездушный мошенникъ — стараясь пробраться ко мнѣ въ домъ, когда я сдѣлалъ такія щедрыя предложенія, чтобъ купить ваше отсутствіе.

На это кузенъ Джорджъ не отвѣчалъ. Игра началась. А не говорилъ ли онъ уже себѣ, что эту игру онъ никогда не долженъ былъ начинать?

— Мы уѣдемъ отсюда оба въ одиннадцать часовъ; мы поѣдемъ вмѣстѣ въ Лондонъ. Карета будетъ готова въ одиннадцать часовъ. Ступайте уложить ваши вещи съ слугою.

— Развѣ я не могу проститься съ лэди Елисаветой?

— Нѣтъ, сэръ! Вы никогда болѣе не будете говорить ни съ одной женщиной въ моемъ домѣ.

Оба вмѣстѣ поѣхали въ Пенритъ, а потомъ въ Лондонъ въ одномъ вагонѣ. Сэр-Гэрри платилъ за всѣ издержки, не говоря ни слова. Сэр-Гэрри, прежде чѣмъ уѣхалъ изъ дома, увидѣлся съ женою на минуту, но дочь не видалъ.

— Скажи ей, сказалъ онъ: — что это должно… должно быть кончено.

Рѣшеніе это было пересказано Эмиліи, но она не хотѣла согласиться.

— Этого не должно быть, сказала она, разгорячившись.

Лэди Елисавета старалась показать ей, что отецъ сдѣлалъ все что могъ для исполненія ея желаній — готовъ былъ пожертвовать для нея всѣми своими желаніями и убѣжденіями.

— Почему онъ такъ перемѣнился? Онъ услыхалъ о какихъ-нибудь новыхъ долгахъ? Разумѣется, долги есть; мы не предполагали, чтобъ все могло быть сдѣлано тотчасъ и такъ легко.

Она не хотѣла принимать утѣшеній и не хотѣла вѣрить. Она сѣла одна и плакала въ своей комнатѣ, увѣряя, когда мать пришла къ ней, что никакія соображенія, никакія извѣстія о прошломъ поведеніи Джорджа не заставятъ ее измѣнить человѣку, которому она дала слово.

— Слово мое, папа, и ваше, сказала Эмилія, заступаясь за себя съ величіемъ сквозь слезы.

Чрезъ день пришло письмо отъ сэр-Гэрри къ лэди Елисаветѣ, очень короткое.

"Онъ плутовалъ, какъ обыкновенный низкій мошенникъ, изученными штуками въ картахъ, обворовавъ бѣднаго человѣка гораздо ниже его званіемъ, на нѣсколько сотъ фунтовъ. Въ этомъ нельзя сомнѣваться. Еще неизвѣстно, не будутъ ли его судить. Онъ почти не отпирается. Невозможно представить себѣ тварь гнуснѣе, трусливѣе, хуже. Моей огорченной, дорогой, милой любимицѣ надо сказать все это. Скажи ей, что я знаю, какъ она будетъ страдать. Скажи ей, что я такъ буду этимъ огорченъ, какъ и она. Но все лучше, чѣмъ такое униженіе. Скажи ей именно, что я не рѣшился бы, еслибъ не зналъ навѣрно.

Эмиліи сказали. Письмо было прочтено ей и ею до-тѣхъ-поръ, пока она почти знала его наизусть. Тогда въ лицѣ ея появилось изнуренное выраженіе унылой агоніи, тотчасъ лишившей ее молодости и красоты; но даже теперь она не хотѣла уступить. Она не могла уже изъявлять недовѣрія къ извѣстіямъ, но говорила, что ни одинъ человѣкъ, что онъ бы ни сдѣлалъ, не могъ зайти слишкомъ далеко для раскаянія и прощенія. Она подождетъ. Она хотѣла ждать два года. Она готова была ждать десять лѣтъ. Что такое, если онъ плутовалъ въ картахъ? Развѣ она не сказала матери, что еслибъ оказалось, что онъ убійца, то и тогда она сдѣлалась бы женою убійцы? Она не знала, почему плутовать въ картахъ хуже чѣмъ держать пари на скачкахъ. Все было дурно — очень дурно. Въ эту жизнь входятъ мужчины по винѣ тѣхъ, которымъ слѣдовало бы научить ихъ лучшему. Нѣтъ, она не выдетъ за него безъ позволенія отца, но никогда не признается, что помолвка ея разошлась, какимъ гнуснымъ именемъ ни называли бы его. Для нея шулера были ни чѣмъ не хуже картежниковъ. Она была совершенно увѣрена, что Христосъ приходилъ спасти людей плутующихъ въ карты точно такъ же, какъ и другихъ.

Такъ какъ сэр-Гэрри и его кузенъ пріѣхали въ Лондонъ поздно ночью — былъ первый часъ пополуночи — сэр-Гэрри велѣлъ своему спутнику пріѣхать на слѣдующее утро къ-мистеру Болтби въ одиннадцать часовъ. Кузенъ Джорджъ имѣлъ много времени на размышленіе и сообразилъ, что для него было бы лучше — «отрѣзать напрямикъ».

— Мистеръ Болтби мой врагъ, сказалъ онъ: — и я не знаю, зачѣмъ мнѣ къ нему ѣхать.

— Если вы не поѣдете, сэръ, я не заплачу ни одного шиллинга за васъ.

— Вы мнѣ обѣщали, сэр-Гэрри.

— Если вы не будете тамъ въ назначенное время, я не заплачу ничего, а фамильное имя можетъ отправляться къ чорту.

Они оба поѣхали въ гостинницу у желѣзной дороги — не вмѣстѣ, но младшій вслѣдъ за старикомъ — и ночевали послѣдній разъ въ жизни подъ одною кровлей.

Кузенъ Джоржъ не явился къ Болтби, потому что еще лежалъ въ постели въ назначенное время, но въ три часа былъ у мистриссъ Мортонъ.

Пока мы возвратимся къ сэр-Гэрри. Онъ былъ въ конторѣ стряпчаго въ назначенное время, и Болтби улыбнулся, когда услыхалъ, что кузенъ Джорджъ былъ приглашенъ. Сэр-Гэрри нѣсколько разъ изъявлялъ свою признательность Болтби, а Болтби, можетъ быть оттого, что не имѣлъ дочери, подумалъ, что зло было уничтожено. Онъ почти выказалъ наклонность къ шутливости и кротко засмѣялся надъ сэр-Гэрри, когда ему сказали объ угрозѣ.

— Я думаю, что мы должны заплатить его долги, сэр-Гэрри.

— Я вовсе этого не вижу. Я скорѣе рѣшился бы на все. Я сказалъ ему, что не заплачу ничего.

— Но вы прежде говорили ему, что заплатите. И этимъ коршунамъ тоже было сказано. Намъ лучше выстроить золотой мостъ для павшаго врага. Держитесь вашего перваго положенія, не упоминая о томъ, что вы намѣревались отказать ему въ завѣщаніи, и заставьте его написать это письмо. Мой клэркъ отыщетъ его завтра.

Сэр-Гэрри наконецъ уступилъ; счастливый Уокэръ получилъ обратно всѣ свои деньги, даже то, что было заплачено Бёльбину за его безчестную помощь, а сэр-Гэрри вернулся въ Гёмбдьтуэгъ.

Кузенъ Джорджъ сидѣлъ въ комнатѣ мистриссъ Мортонъ съ сильной головною болью чрезъ пять дней послѣ пріѣзда въ Лондонъ, а она перечитывала, что сейчасъ написала.

— Это я думаю годится, сказала она.

— Именно что нужно, сказалъ онъ, не поднимая голову.

— Хотите теперь переписать, Джорджъ?

— Нѣтъ, не теперь, я такъ усталъ! Я возьму съ собою и перепишу въ клубѣ.

— Нѣтъ, я этого не хочу. Черновое письмо непремѣнно будетъ оставлено на столѣ въ клубѣ Вы пойдете играть въ бильярдъ и письмо никогда не будетъ написано.

— Я ворочусь сюда и сдѣлаю это послѣ обѣда.

— Я буду тогда въ театрѣ, а я не хочу, чтобы вы были здѣсь въ мое отсутствіе. Оживитесь немножко и сдѣлайте это теперь; не представляйтесь такимъ жалкимъ.

— Все это очень хорошо, Люси, но еслибъ у васъ болѣла голова, вы не захотѣли бы писать такое проклятое письмо.

Она встала, чтобы побранить его, рѣшивъ, что письмо будетъ написано…..

— Какой вы трусъ, какое вы вялое, безполезное существо, Неужели вы не думаете, что я не бываю по цѣлымъ часамъ на сценѣ, когда гавъ горитъ вокругъ меня, а голова моя готова лопнуть? А это что? Письмо, которое вы напишите въ десять минутъ. Дѣло состоитъ въ томъ, что вы не хотите отказаться отъ этой дѣвушки!

Могла ли она думать это, зная его такъ хорошо; могла ли она полагать, что въ немъ есть еще такъ много хорошаго?

— Вы это говорите, чтобы разсердить меня. Вы знаете, что я никогда ее не любилъ.

— Вы женились бы не ней теперь, еслибъ позволили.

— Ей-Богу нѣтъ! Довольно уже дли меня этого. Вы понимаете же, Люси, что человѣкъ въ такомъ положеніи какъ я, по уши въ долгахъ, наслѣдникъ стараго титула, долженъ же стараться, чтобы соединить эти вещи. Фамиліи и имена вещи не важныя, я полагаю, но человѣкъ дорожитъ же ими. Но для меня было довольно этого. Но что касается кузины Эмиліи, вы знаете, Люси, что я никогда въ жизни не любилъ ни одной женщины кромѣ васъ.

Это былъ скотъ, не имѣющій ни одного порядочнаго качества, лѣнтяй, фальшивый, потакавшій своимъ прихотямъ, безъ всякихъ правилъ человѣкъ. Она же была женщина чрезвычайно талантливая, имѣвшая много добродѣтелей, способная къ самопожертвованію, трудолюбивая, доброжелательная, любившая правду, если не всегда правдивая сама. А между тѣмъ одного такого слова отъ этого скота было достаточно, чтобы сдѣлать ей удовольствіе въ эту минуту. Она встала, поцѣловала его въ лобъ, налила для него какой-то крѣпкій напитокъ въ рюмку, смѣшавъ его съ водой, и примочила ему лобъ одеколономъ.

— Постарайтесь написать, мой милый; надо написать сейчасъ, если это должно быть написано.

Онъ съ утомленіемъ повернулся къ ея письменной шкатулкѣ, и списалъ слова, которыя она приготовила для него. Письмо было адресовано къ Болтби и заключало въ себѣ отреченіе отъ всякихъ притязаній на руку миссъ Готспуръ, съ условіемъ, что бы долги его были заплачены до 25000 и чтобы ему назначили 500 фунтовъ въ годъ пожизненно, пока онъ будетъ жить не въ Англіи. Болтби сказалъ ему, что этого отъ него требовать не будутъ, если не возникнутъ обстоятельства такого рода, которыя не заставятъ сэр-Гэрри потребовать исполненія этого пункта. Пунктъ этотъ долженъ быть рѣшительно предоставленъ на произволъ сэр-Гэрри, но какъ сказалъ Болтби, капитанъ Готспуръ можетъ положиться на слово и честь сэр-Гэрри.

— Если меня заставятъ ѣхать за границу, что будете вы дѣлать, чортъ побери? сказалъ онъ мистриссъ Мортонъ.

— Можетъ быть, не представятся обстоятельства, которыя сдѣлаютъ это необходимымъ, сказала мистриссъ Мортонъ.

Разумѣется, капитанъ Готспуръ принялъ условія по ея совѣту. Онъ повиновался лэди Олтрингэмъ, старался повиноваться Эмиліи, а теперь будетъ повиноваться мистриссъ Мортонъ, потому что она была ближе къ нему.

Письмо, переписанное имъ, было хорошо написано, сочинено съ большимъ вкусомъ, такъ чтобы низкое условіе, на которое письмо давало согласіе, могло показаться наименѣе низкимъ.

«Я сдѣлалъ предложеніе», говорилось въ послѣднемъ параграфѣ письма: «потому что находилъ правильнымъ соединить вмѣстѣ и имѣніе и титулъ; но теперь сознаю, что мое положеніе относительно моихъ долговъ было такого рода, что мнѣ слѣдовало бы отказаться отъ этой попытки. Такъ какъ мнѣ не удалось, я искренно надѣюсь, что моя кузина будетъ счастлива, сдѣлавъ какую-нибудь блистательную партію, на которую она имѣетъ полное право.»

Онъ не совсѣмъ понялъ, что значили эти слова, но все-таки онъ ихъ сообразилъ. Онъ не примѣтилъ подразумѣвавшійся въ нихъ намекъ, что писавшій это письмо никогда не любилъ дѣвушки, на которой онъ намѣревался жениться. Все-таки они внушили ему смутную мысль, что они могутъ нанести — не огорченіе, потому что онъ къ этому былъ равнодушенъ — но оскорбленіе.

— Будетъ ли какая-нибудь польза отъ всего этого? спросилъ онъ.

— Конечно, отвѣчала она. — Вы не намѣрены же хныкать и говорить о вашемъ разбитомъ сердцѣ?

— О, Боже мой! нѣтъ ничего подобнаго.

— Это мужской способъ объясненія, смотрящій на эти вещи просто какъ на дѣла.

— Должно быть такъ, сказалъ онъ.

Потомъ, ободрившись рюмкой хереса, онъ продолжалъ списывать письмо, а потомъ надписалъ адресъ.

— Я сохраню черновое, сказала мистриссъ Мортонъ.

— А теперь я, кажется, долженъ уйти, замѣтилъ онъ.

— Можете остаться здѣсь и смотрѣть, какъ я обѣдаю, если хотите. Я не прошу васъ раздѣлить мой обѣдъ, потому что онъ состоитъ изъ двухъ небольшихъ кусковъ баранины, а одинъ кусокъ не дастъ мнѣ силъ разыграть роль лэди Тизль.

— Мнѣ хотѣлось бы поѣхать въ театръ и посмотрѣть на васъ, сказалъ онъ.

— Такъ лучше поѣзжайте сейчасъ и пообѣдайте.

— Я не хочу обѣдать. Я лучше послѣ поужинаю.

Тогда она прочла ему проповѣдь, не такую, какую читала Эмилія Готспуръ, но гораздо практичнѣе и откровеннѣе. Если онъ будетъ продолжать жить, такимъ образомъ, онъ «доживетъ до бѣды». Онъ напивается каждый день и когда-нибудь увидитъ, что не можетъ дѣлать этого безнаказанно. Знаетъ ли онъ, что значитъ бѣлая горячка? Неужели онъ совсѣмъ хочетъ отправляться къ чорту? Неужели онъ не имѣетъ надежды относительно своей будущей жизни?

— Да, сказалъ онъ: — я надѣюсь жениться на васъ.

Она покачала головой и сказала ему, что при всемъ ея желаніи принести себя въ жертву, такая жертва не сдѣлаетъ ему пользы, если онъ непремѣнно хочетъ сдѣлаться пьяницей.

— Но я такъ измучился въ эти два мѣсяца! Еслибъ вы только знали, что я вытерпѣлъ отъ Болтби, капитана Стёббера, сэр0Гэрри и мистера Гарта! О, Боже мой!

Но онъ не сказалъ ни слова объ Уокерѣ и Бёльбинѣ. Бѣдная женщина, помогавшая ему теперь, ничего не знала объ Уокерѣ и Бёльбинѣ. Будемъ надѣяться, что она останется въ этомъ невѣдѣніи.

Кузенъ Джорджъ, прежде чѣмъ ушелъ отъ нея, поклялся, что онъ исправитъ свой образъ жизни; но онъ не поѣхалъ смотрѣть на нее въ роли лэди Тизль въ этотъ вечеръ. Теперь уже воротились въ Лондонъ многіе охотно игравшіе въ карты въ клубѣ.

Глава XXIII.
Я НИКОГДА НЕ БУДУ ЗАМУЖЕМЪ.

править

Сэр-Гэрри вернулся въ Гёмбльтуэтъ прежде чѣмъ письмо кузена Джорджа было написано, хотя, когда онъ вернулся, всё было улажено и часть денегъ заплачена. Можетъ быть, ему лучше было бы подождать и увезти письмо съ собою въ карманѣ; но онъ былъ такъ разстроенъ, что ждать не могъ. Дѣло было рѣшено и устроено, и онъ спѣшилъ домой спрятаться между своими. Онъ чувствовалъ, что слава его дома исчезла отъ него. Онъ сидѣлъ по цѣлымъ часамъ и думалъ о своемъ умершемъ сынѣ. Онъ прежде иногда позволялъ себѣ забывать о своемъ сынѣ, надѣясь, что его имя и обширныя владѣнія могутъ не разъединяться посредствомъ дочери, оставшейся у него. Онъ начиналъ понимать, теперь, что жизнь ея была разбита. Дѣйствительно, не разрушалось ли все вокругъ него? Не стремился ли его корабль на подводныя скалы? Не говорилъ ли ему урокъ каждый часъ, что во всю свою продолжительную жизнь онъ думалъ слишкомъ много о своемъ домѣ и о своемъ имени?

Было бы гораздо лучше, еслибъ онъ подождалъ, пока письмо у него будетъ въ карманѣ; прежде чѣмъ вернулся домой, потому что, когда онъ пріѣхалъ въ Гёмбльтуэтъ, у него не достанало послѣдняго аргумента, чтобъ доказать Эмиліи, какъ напрасна ея надежда; даже послѣ его пріѣзда, когда ей была разсказана вся исторія, она не отступала отъ своей рѣшимости. Она вѣрила сценѣ въ квартирѣ Уокера. Она сознавалась, что ея возлюбленный обманулъ этого несчастнаго человѣка въ картахъ. Послѣ этого всѣ другіе проступки, разумѣется, не значили ничего. Когда она разъ повѣрила тому, что ея возлюбленный обыгралъ въ карты нечестными способами человѣка ниже его званіемъ, не было никакой пользы намекать на эту или другую ложь, пересчитывать этотъ или тотъ безчестный долгъ, намекать на пьянство или грязнить ея чистую душу упоминаніемъ о мистриссъ Мортонъ. Было рѣшено, что онъ такъ гнусенъ, какъ только возможно быть. Развѣ Спаситель не списшелъ на землю для такихъ людей, какъ онъ, ради своей великой любви къ порочнымъ и не можетъ ли ея земная любовь къ одному человѣку дать ей возможность сдѣлать то, что Его великая небесная любовь всегда дѣлала для всѣхъ людей? Каждый читатель знаетъ, какъ легко было отвѣтить на этотъ аргументъ. Многіе читатели знаютъ также, какъ трудно одержать побѣду, нападая на причину, когда крѣпостью служитъ сердце. Она вѣрила его виновности, такъ зачѣмъ же говорить ей объ этомъ болѣе? Развѣ она не сожалѣетъ о его порочности, не плачетъ о ней день и ночь, не молится, чтобъ онъ могъ сдѣлаться бѣлымъ какъ снѣгъ? Но какъ онъ ни пороченъ, и хотя онъ болѣе ничего, какъ жалкій кусокъ самой дрянной глины, который не можетъ быть даже полезенъ горшечнику, онъ былъ такъ же для нея дорогъ какъ въ то время, когда она прислонилась къ нему, думая, что онъ золотой столбъ, осыпанный яшмой, ониксомъ и рубинами. Только одинъ грѣхъ съ его стороны могъ ихъ разлучить. Если онъ перестанетъ любить ее, тогда все кончено! Лучше было бы, еслибъ сэр-Гэрри остался въ Лондонѣ до-тѣхъ-поръ, пока не могъ вернуться съ подлиннымъ письмомъ Джорджа въ карманѣ.

— Вы должны взять письмо, написанное имъ самимъ, лукаво сказалъ Болтби: — только вы должны воротить его мнѣ.

Сэр-Гэрри понялъ и обѣщалъ, что письмо будетъ возвращено, когда его употребятъ для той жестокой цѣли, для которой оно будетъ послано въ Гёмбльтуэтъ. Для собственныхъ цѣлей сэр-Гэрри совершенно было достаточно доказательствъ, представленныхъ Болтби.

Ей сказали, что женихъ отказывается отъ нея, но она не хотѣла этому вѣрить. Разумѣется, онъ согласится на уплату его долговъ. Разумѣется онъ возметъ доходъ, когда ему предлагаютъ. Что другое можетъ онъ сдѣлать? Какъ онъ можетъ жить прилично безъ дохода? Всѣ эти бѣды случились съ нимъ оттого, что онъ долженъ жить какъ джентльмэнъ, не имѣя на это достаточно средствъ. Въ сущности онъ пострадалъ больше всѣхъ. Ея отецъ, въ своей полной, почти малодушной нѣжности къ ней, не могъ говорить грубыхъ словъ въ отвѣтъ на всѣ эти аргументы. Онъ могъ только повторять безпрестанно свои увѣренія, что человѣкъ этотъ совершенно недостоинъ ее и что его слѣдуетъ бросить. Все было ничего. Человѣкъ этотъ долженъ самъ бросить ее.

— Онъ фальшивъ, говорилъ сэр-Гэрри.

— А развѣ и я также должна быть фальшива? Развѣ вы болѣе будете любить меня, когда я соглашусь сдѣлаться измѣнницей? И даже это было бы ложно. Я его люблю. Я должна его любить. Можетъ быть, я гораздо хуже его, если его люблю. Но я люблю.

Бѣдная лэди Елисавета была въ это время хуже чѣмъ безполезна. Ея дочь была такъ тверда, что ея слабость можно было назвать малодушной. Она металась туда и сюда такимъ образомъ, который сама находила безславнымъ. Когда мужъ говорилъ ей, что племянника разумѣется никогда нельзя болѣе видѣть, она соглашалась. Когда Эмилія умоляла ее быть посредницей между ея отцемъ и негоднымъ кузеномъ, она опять соглашалась. Потомъ, когда она оставалась одна съ сэр-Гэрри, она не смѣла исполнить обѣщаніе.

— Я думаю, что это ее убьетъ, сказала она сэр-Гэрри.

— Мы всѣ должны умереть, но намъ не слѣдуетъ умирать въ безславіи, сказалъ онъ.

Это былъ самый торжественный обѣтъ, обнаружившій мысли, которыя толпились въ его головѣ. Онъ лишился сына и теперь, можетъ быть, лишится и дочери, потому что она не можетъ пережить разочарованія въ своей юной любви. Онъ началъ думать, что это можетъ быть, смотря въ ея большіе серьезные глаза, ея блѣдныя щеки, на ея грустный ротъ. Это можетъ быть. Но это лучше для всѣхъ ихъ, чѣмъ еслибъ она была оскорблена прикосновеніемъ такого гнуснаго человѣка, какъ ея кузенъ. Она была чиста какъ снѣгъ, свѣтла какъ звѣзда, прелестна какъ розовый бутонъ. Пусть она ляжетъ въ могилу такою — если это нужно. И онъ можетъ умереть — или даже жить, если это потребуется отъ него. Другіе отцы послѣ Агамемнона признавали справедливымъ, чтобы небо отняло отъ нихъ дочерей.

Пришло письмо и сэр-Гэрри читалъ и перечитывалъ его, прежде чѣмъ показалъ дочери. Онъ также отнесъ письмо женѣ и объяснилъ его во всѣхъ отношеніяхъ.

— Оно гораздо хитрѣе, сказалъ онъ: — чѣмъ я считалъ его способнымъ написать.

— Я не думаю, чтобы онъ любилъ ее когда-нибудь, сказала лэди Елисавета.

— Онъ не любилъ никого никогда, кромѣ себя самого. Желалъ бы я знать, не заставилъ ли онъ Болтби написать это письмо за себя.

— Навѣрно мистеръ Болтби не согласился бы на это.

— Не знаю. Я думаю, что онъ сдѣлалъ бы все, чтобъ избавить насъ отъ того, что онъ считалъ опасностью. Не думаю, чтобы Джорджъ Готспуръ могъ написать такое письмо изъ собственной своей головы.

— Но развѣ это имѣетъ какое-нибудь значеніе?

— Рѣшительно ниакого. Это его почеркъ и его подпись. Кто ни сочинялъ бы слова, это все-равно. Необходимо только доказать ей, что онъ не имѣетъ даже заслуги оставаться ей вѣрнымъ.

Сначала сэр-Гэрри думалъ, что онъ поручитъ женѣ показать это письмо Эмиліи. Онъ такъ охотно избавилъ бы себя отъ этого! Но сообразивъ, онъ боялся, что и лэди Елисаветѣ недостанетъ твердости объяснитъ дѣло подробно бѣдной дѣвушкѣ. Дочь будетъ гораздо тверже матери и такимъ образомъ дѣло, которое надо будетъ сдѣлать, достигнуто не будетъ. Наконецъ, вечеромъ въ тотъ день, когда письмо дошло до него, онъ пошелъ за нею и прочелъ ей. Она выслушала его, не говоря ни слова, тогда онъ отдалъ ей въ руки и она сама прочла фразы медленно, одна за другою, стараясь придумать аргументы, которыми она могла бы отдалить заключеніе, къ которому, какъ она знала, отецъ постарается привести ее.

— Теперь все должно быть кончено, сказалъ онъ наконецъ.

Она не отвѣтила ему, но взглянула ему въ лицо съ такимъ жалостнымъ выраженіемъ, что сердце его смягчилось. Она аргументовъ не находила. Во всемъ письмѣ не было ни слова любви къ ней.

— Душа моя, не лучше ли намъ твердо вынести ударъ?

— Я выносила все время. Можетъ быть, когда-нибудь онъ будетъ совсѣмъ другой.

— Въ какомъ отношеніи, моя дорогая? Онъ даже самъ на это не выражаетъ надежды.

— Этотъ господинъ въ Лондонѣ, папа, ничего не заплатилъ бы за него, еслибъ онъ не написалъ такое письмо. Онъ долженъ былъ написать. Папа, лучше оставьте меня одну. Я не стану упоминать о немъ, чтобы не безпокоить васъ.

— Но, Эмилія…

— Что, папа?

— Мама и я не можемъ допустить, чтобы ты страдала одна.

— Я должна страдать, а страдать молча легче. Я теперь пойду и подумаю объ этомъ. Милый папа, я знаю, что вы всегда все дѣлаете къ лучшему.

Онъ не видалъ ее болѣе въ этотъ вечеръ. Мать была съ нею въ ея комнатѣ, и разумѣется, они говорили о кузенѣ Джорджѣ по цѣлымъ часамъ. Этого нельзя было избѣгнуть, не смотря на то, что Эмилія сама говорила о необходимости молчанія. Но она ни разу не говорила о возможности своего брака съ нимъ. Такъ какъ этотъ человѣкъ былъ для нея такъ дорогъ и носилъ ихъ имя, и такъ какъ онъ долженъ наслѣдовать титулъ отца, нельзя ли сдѣлать какое-нибудь сверхъестественное усиліе для его спасенія? Конечно, это можно сдѣлать, если они всѣ сдѣлаютъ изъ этого трудъ своей жизни.

— Это должно быть трудомъ моей жизни, мама, сказала она.

Лэди Елисавета удержалась и не сказала ей, что нѣтъ стороны, съ которой она могла бы приблизиться къ ней. Сама бѣдная дѣвушка, однако, должна была чувствовать это. Когда она думала объ этомъ, она помнила только, что они хотя были раздѣлены цѣлыми милями, все-таки она могла за него молиться. Мы не должны по-крайней-мѣрѣ сомнѣваться въ томъ, что молитвы за другого бываютъ полезны.

На слѣдующій день она сидѣла за чаемъ и отецъ и мать замѣтили перемѣну въ ея одеждѣ. Отецъ только зналъ, что перемѣна была, но мать могла бы назвать каждую ленточку, которая была снята, каждое украшеніе, которое было оставлено. Эмилія Готстпуръ жила до-сихъ-поръ если не между самыми веселыми, то между самыми нарядными, и такъ какъ ее просили не останавливаться за издержками, то она привыкла одѣваться какъ одѣваются веселые, нарядные и богатые. Даже въ послѣднее несчастное посѣщеніе Джорджа въ Гёмбльтуэтъ, когда она знала, что его привезли какъ негра, котораго можетъ быть предстояла возможность вымыть до-бѣла, она не сочла необходимымъ уменьшить пышность своей одежды. Хотя радость омрачилась недостатками этого человѣка, она все-таки была дочерью очень богатаго человѣка и помолвлена за будущаго наслѣдника всѣхъ этихъ богатствъ. Не было никакой причины, чтобы она опустила свой флагъ на одинъ дюймъ предъ свѣтомъ; но теперь все для нея измѣнилось! Въ эту ночь она думала о своей одеждѣ и о томъ, какую пользу это можетъ принести ей впродолженіе ея будущей жизни. Она никогда болѣе не будетъ опять нарядна, если не случится какого-нибудь чуда, и онъ будетъ для нея такимъ, какимъ она представила его себѣ. Ни отецъ, ни мать, когда она поцѣловала ихъ обоихъ, не сказали ни слова объ ея костюмѣ. Они должны увезти ее изъ Гёмбльтуэта, перемѣнить мѣсто, стараться заинтересовать ее новыми занятіями — вотъ на что они рѣшились попытаться. Теперь же они оставятъ ее надѣвать платья, какія она хочетъ, и не будутъ дѣлать замѣчаній.

Рано въ этотъ день вышла она одна. Былъ декабрь, но погода была прекрасная и сухая, и Эмилія гуляла одна два часа по парку. Она сдѣлала попытку въ жизни, которая не удалась. Она сознавалась себѣ въ своей неудачѣ. Въ кумирѣ этомъ не было золота — пока еще нѣтъ. Но онъ не походилъ на другіе кумиры, которые какъ сдѣланы, такъ и должны остаться до конца. Божественный духъ, который могъ съ самаго начала вдохнуть въ эту глину какую-нибудь частичку своихъ достоинствъ, все еще могъ надѣлить его этимъ даромъ. Въ молитвахъ недостатка не будетъ, но предметъ, каковъ онъ былъ теперь, она видѣла во всей его нечистотѣ. Онъ никогда не любилъ ее; еслибъ любилъ ее, онъ не написалъ бы такія слова, какія она читала. Онъ притворился, будто любилъ ее, для того, чтобъ получить деньги, чтобъ долги его были заплачены, чтобъ онъ не раззорился.

«Онъ надѣялся», говорилъ онъ въ письмѣ, онъ надѣялся: «что кузина его будетъ счастлива въ какомъ-нибудь великолѣпномъ бракѣ».

Она помнила хорошо эти гнусныя, бездушныя слова. И это былъ человѣкъ, который обѣщалъ ей быть твердымъ и вѣрнымъ, въ вѣрности и правдивости котораго она не сомнѣвалась ни минуты, когда признавалась себѣ въ необходимости держать слово, данное ему! Онъ никогда ее не любилъ, и хотя она не говорила этого, не думала объ этомъ, она чувствовала, что изъ всѣхъ ея грѣховъ этотъ грѣхъ нельзя было простить.

Что теперь она должна дѣлать съ собою — какъ держать себя въ эту минуту ея жизни? Она не говорила себѣ, что умретъ, хотя, когда смотрѣла на будущую жизнь, все для нея было такъ уныло, что она сознавалась, что смерть будетъ для нея избавленіемъ. Но у нея оставались еще обязанности. Во время этой зимней прогулки она призналась себѣ первый разъ, что отецъ ея былъ правъ относительно сужденія объ ихъ родственникѣ и что она своимъ упорствомъ заставила своего отца рѣшиться на такіе поступки, которые были для него непріятны. Она должна сознаться отцу, что онъ былъ правъ, что человѣкъ этотъ, хотя она еще нѣжно его любила, былъ такого характера, что она не могла выйти за него. Можетъ быть, сдѣлается чудо; молиться она еще можетъ; объ этихъ молитвахъ она ничего не скажетъ отцу. Она просто сознается ему, что онъ былъ правъ, а потомъ попроситъ у него прощенія въ тѣхъ непріятностяхъ, въ какія она ввела его.

— Папа, сказала она ему на слѣдующее утро: — могу я къ вамъ прійти?

Она пришла и на этотъ разъ сѣла по правую его руку.

— Разумѣется, вы были правы, папа, сказала она.

— Мы оба были правы, душа моя.

— Нѣтъ, папа, я была неправа. Я думала, что знаю его, а я не знала. Я думала, когда вы сказали мнѣ, что онъ такой дурной человѣкъ, что вы вѣрите лживымъ людямъ, и, папа, я теперь знаю, что мнѣ не слѣдовало полюбить его, такъ какъ я полюбила — такъ скоро.

— Никто не осуждалъ тебя ни одной минуты, никто не думалъ осуждать тебя.

— Я сама себя осуждаю; я могу сказать вамъ это. Я чувствую, что сама себя погубила.

— Не говори этого, моя дорогая.

— Позвольте мнѣ теперь говорить; вы позволите, папа? Я желаю сказать вамъ все, чтобъ вы могли понять все, что я чувствую. Я никогда не оправлюсь послѣ этого.

— Оправишься, душа моя, оправишься непремѣнно.

— Никогда! Можетъ быть, я останусь жива, но я чувствую, что это убило меня для этого свѣта. Я не знаю, какъ дѣвушка можетъ это преодолѣть, когда она сказала, что полюбила кого-нибудь. Если они обвѣнчаются, тогда ей не нужно преодолѣвать, но если нѣтъ — если онъ броситъ ее или окажется недостойнымъ человѣкомъ, или то и другое вмѣстѣ — что можетъ она сдѣлать тогда, какъ не думать объ этомъ до самой… смерти?

Сэр-Гэрри употребилъ съ нею всѣ старые обычные аргументы, чтобъ выбить подобныя мысли изъ ея головы. Онъ сказалъ ей, какъ добръ Господь для своихъ созданій, а особенно какъ добръ, излечая мягкою рукою времени такія раны, какъ тѣ, отъ которыхъ она страдала. Она опять «возвратитъ свои лучи» и опять «засіяетъ на утреннемъ небѣ», если только поможетъ дѣлу времени своими собственными усиліями.

— Борись противъ этого чувства, Эмилія, старайся его побѣдить, и оно будетъ побѣждено.

— Но, папа, я не желаю его побѣждать. Я не сказала бы вамъ обо всемъ этомъ, еслибъ не одно обстоятельство.

— Какое обстоятельство, душа моя?

— Я нахожусь не въ такомъ положеніи, какъ другія дѣвушки, которыя могутъ оставаться въ покоѣ и никому не надоѣдать. Вы сказали мнѣ, что если я васъ переживу…

— То имѣніе будетъ твое, конечно. Разумѣется, я надѣялся — и надѣюсь — что все это будетъ устроено твоимъ замужствомъ передъ моею смертью. Эти хлопоты и труды женщинѣ тяжело переносить одной.

— Именно. И такъ какъ вы думаете обо всемъ этомъ, то я чувствую, что должна вамъ сказать: папа, я никогда не буду замужемъ.

— Мы оставимъ это пока, Эмилія.

— Очень хорошо; только если это сдѣлаетъ разницу въ вашемъ завѣщаніи, вы должны сдѣлать ее. Вы будете жить здѣсь, папа, послѣ моей смерти — вѣроятно.

— Нѣтъ, нѣтъ, нѣтъ!

— Но если этого не будетъ, я не знаю, что мнѣ дѣлать. Больше ничего, папа, только… я прошу у васъ прощенія за всѣ непріятности, какія надѣлала вамъ.

Она стала предъ нимъ на колѣна, онъ поцѣловалъ ее въ голову, благословилъ и заплакалъ.

Ничего болѣе не было слышно о кузенѣ Джорджѣ въ Гёмбльуэтѣ и долго никто ничего о немъ не слыхалъ. Болтби заплатилъ его долги, выдержавъ довольно тяжелую борьбу съ Гартомъ и капитаномъ Стёбберомъ, прежде чѣмъ ликвидація дошла до удовлетворительнаго результата. Очень трудно было растолковать Гарту и Стёбберу, что баронетъ платитъ эти долги только потому, что онъ это сказалъ прежде при другихъ обстоятельствахъ и что теперь никакой другой причины для уплаты ихъ не существовало. Но долги были заплачены до послѣдняго фартинга.

— Заплатите все, сказалъ сэр-Гарри: — я обѣщалъ.

Онъ этими слонами намекалъ на обѣщаніе, которое далъ дочери. Все было заплачено и кузенъ Джорджъ могъ входить въ клубъ и выходить изъ клуба свободнымъ человѣкомъ — иногда почти счастливымъ — имѣя ежегодный доходъ въ пятьсотъ фунтовъ. Ничего болѣе не было говорено о необходимости жить за границей.

Глава XXIV.
КОНЕЦЪ.

править

Между актерами въ слѣдующемъ апрѣлѣ много было говорено о бракѣ очень любимой публикой актрисы, мистриссъ Мортонъ. Она появилась на афишѣ какъ мистриссъ Джорджъ Готспуръ, бывшая мистриссъ Мортонъ. Очень многіе, знавшіе ее только на сценѣ, говорили о ней фамильярно, какъ это въ обычаяхъ у мужчинъ, когда они говорятъ объ актрисахъ — а можетъ быть не многіе изъ тѣхъ, которые говорили о ней, знали ее лично.

— Бѣдная Люси! сказалъ одинъ пожилой мужчина, проводившій четыре вечера каждую недѣлю то въ одномъ театрѣ, то въ другомъ. — Когда она была почти ребенкомъ, ее выдали за негодяя Мортона. Послѣ того ей удавалось трудами сводить концы съ концами, а теперь она вышла за человѣка, который еще хуже ея перваго мужа!

— Она теперь старше и съумѣетъ управиться съ Джорджемъ, сказалъ другой.

— Управиться съ нимъ! Если кто-нибудь съумѣстъ удержать его отъ долговъ или отъ пьянства, тотъ сдѣлаетъ чудо.

— Но онъ долженъ быть сэр-Джорджъ, когда умретъ сэр-Гэрри, сказалъ тотъ, кто защищалъ благоразуміе этого брака.

— Да, и не будетъ имѣть ни копейки. Поможетъ ли ей, если она поставитъ на афишахъ: лэди Готспуръ? Нисколько. А женщины не простятъ ей и не станутъ къ ней ѣздить. Знатная старинная фамилія будетъ обезславлена и хорошая актриса сойдетъ со сцены. Вотъ мое мнѣніе объ этомъ бракѣ.

— Я думалъ, что Джорджъ женится на своей кузинѣ — на этой нестерпимо-гордой шлюхѣ, сказалъ одинъ молодой человѣкъ.

— Когда дѣло дошло до брачнаго контракта, она ему отказала, сказалъ другой. — Но были обѣщанія, и чтобы все уладить, сэр-Гэрри заплатилъ его долги.

— Я ни крошечки не вѣрю, чтобъ его долги были заплачены, сказалъ пожилой господинъ, любившій бывать въ театрѣ.

Да, Джорджъ Готспуръ женился, и на той женщинѣ, которая нравилась ему больше всѣхъ. Хотя актриса была въ тысячу разъ лучше его, въ ней не было той опрятной и почти строгой чистоты, которая такъ его разстроивала, когда онъ былъ принужденъ жить въ атмосферѣ своей кузины. Послѣ того, какъ было переписано письмо и уплачены долги, мистриссъ Мортонъ безъ труда устроила дѣло какъ хотѣла. Она знала этого человѣка, можетъ быть, лучше чѣмъ кто-нибудь другой зналъ его, а все-таки она нашла лучшимъ выйти за него. Мы не должны изслѣдовать ея причины, хотя можемъ сожалѣть о ея участи.

Она не имѣла намѣренія, однако, поддаться легкой добычей его эгоизму. Она имѣла также свои идеи объ исправленіи его, и такъ какъ эти идеи были вовсе не такъ высоки, какъ тѣ, которыя наполняли одно время душу и сердце Эмиліи Готспуръ, за то были гораздо полезнѣе.

— Джорджъ, сказала она ему однажды: — что вы намѣрены дѣлать?

Это было прежде чѣмъ бракъ былъ рѣшенъ, когда ничего болѣе не было рѣшено, кромѣ мысли о бракѣ, давно существовавшей между ними.

— Разумѣется, мы теперь сочетаемся, сказалъ онъ.

— А если и такъ, что-жъ тогда? Я, разумѣется, останусь на сценѣ.

— Я полагаю, мы не можемъ прожить пятьюстами?

— Я боюсь, что мы не могли бы жить очень хорошо, такъ какъ вы имѣете привычку проѣдать и пропивать больше этого. Но вы должны перемѣниться. Я говорю вамъ и для васъ и для себя, что если вы не бросите пьянствовать, намъ лучше разойтись даже теперь.

Послѣ этого мѣсяца два подъ ея вліяніемъ онъ «бросилъ», или по-крайней-мѣрѣ бросилъ на столько, что убѣдилъ ее рѣшиться на это. Въ апрѣлѣ они обвѣнчались, и ее надо прибавить къ списку женщинъ, пожертвовавшихъ собою для мужчинъ, которыхъ онѣ считали недостойными. Намъ не нужно слѣдить далѣе за его карьерой, но мы должны быть увѣрены, что хотя она наблюдала за нимъ очень бдительно и имѣла надъ нимъ власть, которой онъ боялся, все-таки онъ переходилъ отъ дурного къ худшему и наконецъ оказался внѣ возможности исправленія. Это былъ человѣкъ, никогда не знавшій въ юности удовольствія жертвовать собою для другого, а теперь въ немъ не было искры любви или признательности, искры, посредствомъ которой можетъ быть зажженъ огонь или возбуждена теплота. Это дошло до того, что ему оставалось только ѣсть и пить, и скоро послѣднее изъ этихъ пріятныхъ развлеченій должно было сдѣлаться его единственнымъ награжденіемъ. Есть такіе люди, и изъ всѣхъ человѣческихъ существъ это самыя жалкія. У лихъ есть разумъ, они думаютъ; часы тянутся для нихъ страшно долго — и они не имѣютъ никакой надежды!

Готспуры гёмбльтуэтскіе оставались дома до окончанія рождественскихъ праздниковъ, а потомъ тотчасъ отправились въ Римъ. Сэр-Гэрри и лэди Елисавета оба чувствовали, что для ихъ дочери гораздо будетъ лучше уѣхать, а тутъ докторъ подалъ совѣтъ. У миссъ Готспуръ нѣтъ собственно никакой болѣзни, говорилъ докторъ, но все-таки лучше увезти ее въ другое мѣсто. Она, зная, какъ ея отецъ любитъ свой домъ и людей, окружавшихъ ее, просила, чтобы ей позволили остаться. Она ничѣмъ не была больна, говорила она, кромѣ боли въ сердцѣ, которую не могла излечить поѣздка въ Римъ.

— Какая въ этомъ польза, папа? говорила она: — вы несчастливы, потому что я перемѣнилась. Неужели вы пожелали бы, чтобъ я перемѣнилась послѣ того, что произошло? Разумѣется, я перемѣнилась. Возьмемъ это такъ, какъ оно есть, и не будемъ объ этомъ думать.

Она приняла нѣкоторыя привычки въ жизни, которыя сэр-Гэрри рѣшился остановить, по-крайней-мѣрѣ, на время. Она проводила время съ бѣдными или ходила въ церковь. А въ рукахъ у ней всегда была какая-нибудь печальная книга, когда она сидѣла вмѣстѣ въ гостиной послѣ обѣда. Сэр-Гэрри вполнѣ ободрялъ посѣщеніе церкви и бѣдныхъ, и чтеніе хорошихъ книгъ, но и хорошаго должно быть понемногу. И такъ сэр-Гэрри и лэди Елисавета взяли курьера, говорившаго на всѣхъ языкахъ, лакея, говорившаго по-нѣмецки, и двухъ горничныхъ, изъ которыхъ одна увѣряла, будто говоритъ по-французски, уложили безчисленное множество чемодановъ и отправились въ Римъ. Все, что богатство могло сдѣлать, было сдѣлано; но какъ всадникъ и дочь его ни богаты, какъ ни хорошъ конь, рѣдко могутъ они ѣхать такъ скоро, чтобы сбросить свои заботы.

Въ Римѣ они оставались до апрѣля и во все это время имя кузена Джорджа ни разу не было упомянуто при сэр-Гэрри. Между матерью и дочерью, безъ сомнѣнія, были о немъ разговоры. Но въ мысляхъ Эмиліи онъ присутствовалъ всегда. Онъ былъ для нея предметомъ гнуснымъ, но связаннымъ съ ней узами, которыя она не могла разорвать. Она чувствовала, какъ бѣдная принцесса въ сказкѣ, обвѣнчанная съ людоѣдомъ, отъ котораго она спастись не могла. Они отдали ее къ человѣку совершенно недостаточному, и она знала это. Но все-таки она отдала себя и не могла взять назадъ своего дара. Для нея все-таки оставалась возможность чуда, но объ этомъ она не шептала даже матери. Если должно быть чудо, то его сдѣлаетъ Богъ, и у престола Господа шептала она молитвы. Въ это время ее возили отъ зрѣлища къ зрѣлищу и она ѣздила повидимому охотно. Она видѣла церкви, картины, статуи, развалины и, повидимому, интересовалась ими. Ее представили папѣ и она позволила великолѣпно нарядить себя для этого торжественнаго случая, но ея будничное платье было сѣрое, а образъ и привычки грустны и серьезны. Она жила какъ человѣкъ, знающій, что хребетъ его сломанъ. Въ началѣ апрѣля они уѣхали изъ Рима на сѣверъ, къ итальянскимъ озерамъ, и поселились на время въ Лугано. Тутъ до нихъ дошло извѣстіе о женитьбѣ Джорджа Готспура.

Лэди Елисавета прочла объ этомъ бракѣ между объявленіями въ «Таймсъ», и тотчасъ отнесла газету къ сэр-Гэрри съ такимъ видомъ, который заставилъ Эмилію догадаться, что въ этой газетѣ есть что-то, чего ей не хотятъ показать. Но сэр-Гэрри думалъ, что ей слѣдуетъ сказать, и самъ сказалъ ей это.

— Уже женился! сказала она. — На комъ же онъ женился?

— Тебѣ лучше не спрашивать, душа моя.

— Зачѣмъ не спрашивать? Я, но крайней-мѣрѣ, могу узнать ея имя.

— Мистриссъ Мортонъ; она вдова — и актриса….

— О, да! Я знаю, сказала Эмилія, покраснѣвъ, потому что въ то время, когда старались отвлечь ее отъ Джорджа Готспура, слова два было сказано ей объ этой актрисѣ лэди Елисаветой, по приказанію сэр-Гэрри. Болѣе ничего не было сказано объ этомъ. Въ этотъ день и на слѣдующій отецъ не замѣтилъ въ ней перемѣны, а мать ничего не говорила о своихъ опасеніяхъ. Но на слѣдующее утро лэди Елисавета сказала, что Эмилія не такая, какъ была.

— Она все о немъ думаетъ, шепнула она мужу.

Онъ не отвѣчалъ, но сидѣлъ одинъ въ саду, держа передъ собой газету, не читая ничего, проклиная своего родственника въ глубинѣ сердца.

Теперь не могло быть для нея чуда. Даже мысль объ этомъ исчезла. Человѣкъ, заставившій ее вѣрить, что онъ любилъ ее, только прошлой осенью, хотя ей казалось, что годы прошли съ тѣхъ-поръ, состарѣвъ ее, изнуривъ и утомивъ: — просившій и получившій единственный даръ, которымъ она могла распологать — ея сердце, заставившій ее въ ея младенческомъ безуміи считать его почти божествомъ, между тѣмъ какъ онъ не могъ даже назваться человѣческимъ существомъ — этотъ человѣкъ, котораго она еще любила такимъ образомъ, котораго сама не могли понять, и любя и презирая его въ одно и то же время — былъ теперь мужемъ другой женщины. Она ничѣмъ не была для него, кромѣ способа избавиться отъ безславныхъ затрудненій. Она не могла перенести презрѣнія къ себѣ, когда помнила это, а между тѣмъ она почти не показывала этого въ своемъ наружномъ обращеніи.

— Я поѣду, если вы хотите, папа, сказала она, когда насталъ май: — но я лучше останусь здѣсь, если вамъ все-равно.

Нечего было и говорить о возвращеніи домой. Вопросъ состоялъ только въ томъ, не ѣхать ли имъ далѣе на сѣверъ, въ Люцернъ, до наступленія теплой погоды.

— Разумѣется, мы останемся, почему же и не остаться? сказалъ сэр-Гэрри. — Мнѣ и мама Лугано нравится чрезвычайно.

Бѣдный сэр-Гэрри! могло ли ему нравиться какое-нибудь мѣсто кромѣ Гёмбльтуэта?

Исторія наша кончилась. Они остались до-тѣхъ-поръ, пока знойное іюньское солнце не пронеслось надъ ихъ головами и августъ ихъ не захватилъ, а потомъ… похоронили ее на небольшомъ протестантскомъ кладбищѣ въ Лугано и сэр-Гэрри Готспуръ остался безъ дочери и безъ наслѣдника.

Онъ вернулся домой въ началѣ осени сѣдымъ, изнуреннымъ, сгорбленнымъ старикомъ, съ большими, печальными глазами, съ тонкими губами, рѣдко открывавшимися для того, чтобы произнести слово. Въ это время, мнѣ кажется, онъ думалъ о своей горести и почти болѣе о сынѣ, чѣмъ о дочери. Но для одного поступка у него осталась настойчивая энергія. Если онъ умретъ теперь, не сдѣлавъ завѣщанія, Гёмбльтуэтъ и Скэррауби перейдутъ къ негодяю, погубившему его. Что значилъ для него теперь титулъ или даже имя? Племянникъ его жены былъ графъ съ огромнымъ доходомъ, такимъ огромнымъ, что прибавленіе къ этому доходу Гёмбльтуэта и Скэррауби будетъ для него только прибавочнымъ трудомъ. Но этому молодому человѣку Гёмбльтуэтъ и Скэррауби были завѣщаны, и блескъ Готспурскаго дома кончился.

И такимъ образомъ исторія Гёмбльтуэтскаго дома разсказана.

Конецъ.