С. Ан-ский
правитьСуд
правитьВ Яссах, в старой синагоге,
Ровно в полночь под
Йом Кипур,
При мерцании унылом
Восковых свечей печальных
Старый служка синагоги
Быль поведал прихожанам,
Быль, которую он слышал
Из безгрешных уст правдивых
Элимелеха святого,
Чьим величием и славой
Вся Румыния гремела.
В час недобрый для евреев
Вдруг издал король румынский
Злой указ несправедливый
Об изгнании евреев
Изо всех его владений.
Пост назначили евреи,
Побежали в синагоги,
Горько плакали, молились…
Но напрасно! Злые силы,
Что преследуют евреев
Со времен второго храма,
Ополчась, не допускали
Ни одной мольбы еврейской,
Ни одной слезы горячей
Ввысь к Г-споднему престолу.
Лишь одни еврей не плакал,
Не стонал и не молился.
То был старый рабби
Файвель,
Муж святой, благочестивый,
Что сидел и дни и ночи
В синагоге над Талмудом.
Про указ узнав жестокий, —
Ровно в полночь это было, —
Он сперва, как все евреи,
Духом пал и омрачился,
Но потом вдруг что-то
вспомнил,
Встрепенулся, оживился,
Заглянул тревожно в книгу
И воскликнул, пораженный:
«Как? Указ? Король
румынский?
Но ведь это беззаконно!»
Тут же в полночь рабби
Файвель
Побежал бегом к раввину
(А раввином в Бухаресте
Был в то время Элимелех),
Разбудил его поспешно
И с волнением воскликнул:
«Рабби! Рабби! Рассудите!
К вам я с жалобой явился!..»
И в горячей страстной речи
Тут же жалобу на Б-га
Изложил он пункт за
пунктом.
«Б-гом сказано Мойсею, —
Говорил он вдохновенно, —
Что Его рабы евреи.
Как же может, как же смеет
Смертный, ими не владея,
Против них писать указы?!
По какому же закону
Сам Г-сподь теперь дозволил,
Чтоб король страны румынской
Издавал указ жестокий
Против племени святого?!»
«Сын мой! — мягко отозвался
Старый рабби Элимелех. —
Обвинять публично Б-га
В отступленье от закона,
Призывать его к раввину
Для суда и для расправы
Я считаю шагом смелым,
Даже дерзким и опасным!..
Но тебя я понимаю:
В грозный час беды великой
Заступиться ты намерен
За еврейскую общину
И готов на „мсирас нефеш“.[1]
Знай же, сын мой, для общины
Я готов на подвиг тоже!
Да к тому же быть судьею,
Если жалобу приносят,
Я обязан: ведь раввин я…
Но теперь, в глухую полночь,
Для суда совсем не время».
В ту же ночь к раввину в гости
Вдруг приехали нежданно
Три великих чудотворца,
А меж ними был известный
Муж святой, раввин из Апты.
И хозяин пригласил их,
Всех троих, принять участье
Вместе с ним в суде над Б-гом.
Вникнув в дело и подумав,
Дали все свое согласье.
Рано утром в час условный
Появился рабби Файвель,
И раввины, облачившись
В талесы, надевши тфилин,
Вкруг стола уселись важно
И спокойно приступили
К беспристрастному разбору
«Дела Файвеля и Б-га».
«Изложи суду подробно,
Что имеешь против Б-га?» —
Обратился властным тоном
К рабби Файвелю старейший
Из судей, раввин из Апты.
Но реб Файвель был испуган.
Весь дрожа, он еле слышно
Прошептал в ответ раввину:
«Не могу… Ослаб я духом…
Вся душа моя в смятенье…
И вчерашнего порыва
Я уж больше не имею».
На него взглянул сурово
Муж святой, раввин из Апты,
И промолвил властным тоном:
«Файвель! Я раввин из Апты,
Я тебе повелеваю
Вновь обресть покой душевный,
Ясность мыслей, силу слова!
Говори, суду поведай,
Что за жалобу имеешь
Против Б-га. Будь уверен —
Мы рассудим по закону!»
И тотчас же рабби Файвель
Успокоился и начал
Излагать ученым слогом
Обвиненье против Б-га.
Указав на текст Писанья,
Подтвердив его обильно
Множеством цитат пространных
Из Талмуда, из кабалы
И из древних книг священных,
Он, как дважды два — четыре,
Доказал суду раввинов,
Что указ жестокий, грозный
Об изгнании евреев
Вопиюще беззаконен.
Тут один из трех раввинов,
Что явились накануне,
Хитроумно попытался
Дать иное направленье
И процессу, и дебатам:
«Обвинитель, рабби Файвель, —
Начал он смиренным тоном, —
Не найдешь ли ты возможным
Предъявить лишь обвиненье
В нарушении закона
К королю страны румынской,
Что указ издал неправый
Об изгнании евреев?..»
Рабби Файвель возмутился:
«С королем страны румынской, —
Закричал он, — не желаю
Пред раввинами судиться!
Что король! Простой он смертный!..
Против Б-га выступаю
С обвиненьем в беззаконье!»
Встал тогда раввин из Апты
И спросил спокойным тоном:
«Не угодно ль будет Б-гу
Дать ответ на обвиненье?»
После краткого молчанья
Отозвался Элимелех:
«Я за Б-га выступаю!..
Я согласен, — продолжал он, —
Что евреи — Б-жьи слуги,
И никто не смеет в мире
Их касаться, кроме Б-га.
Но ведь Он имеет право
Их карать чужой рукою…»
«Нет, Он права не имеет! —
Снова крикнул рабби Файвель. —
Мы не только слуги Б-жьи!
Нас детьми своими также
Он признал в Святом писанье,
А детей отец карает
Только собственною дланью».
«Ну, а как же Тит разрушил
Храм священный?» — «Храм ведь Б-жий, —
Отозвался рабби Файвель, —
И за то теперь Всевышний
Плачет горькими слезами,
Восклицая: „Горе! горе!
Я свой храм святой разрушил!“»
«Ну, оставим эти споры, —
Молвил рабби Элимелех. —
Но забыл ты, рабби Файвель,
Как строптивы Б-жьи дети,
Как грешны и непослушны!
Сколько раз Отец небесный
И добром предупреждал их,
И знаменья посылал им, —
А они не исправлялись,
Даже больше все грешили.
Вот теперь их беззаконья
Перешли уж все границы,
И у Б-га Ад-ная
Истощилося терпенье!»
«Как? Что значит „истощилось“? —
Закричал тут рабби Файвель. —
Если мы допустим это,
То ведь завтра Всемогущий,
Распалясь великим гневом,
Может мир весь уничтожить
Без суда и без закона!»
«Да! Всевышний даже это
Может сделать, коль захочет!» —
Отозвался Элимелех.
«Нет, не может! По закону
Поступать и он обязан!..
Объявляю вам, рабойсай [2],
Что отсюда не уйду я,
Если вы не возгласите,
Что и Б-г, как все евреи,
Сам обязан подчиняться
Праведным законам Торы!..»
Положил конец дебатам
Муж святой, раввин из Апты.
Важно, медленно, спокойно
Он поднялся, огляделся,
Молча бороду погладил
И промолвил: «Словопренье
Я законченным считаю».
А затем еще прибавил:
«Существует у евреев
С давних пор обычай строгий:
После всех речей и споров
Обе стороны тотчас же
Удаляются из дома,
Где их судьи заседают.
Если ж кто не исполняет
Повеления раввинов,
На того за ослушанье
Судьи властно налагают
Штраф обычный, а затем уж
Он выводится за ухо
Строгим служкою судейским!..
Рабби Файвель! Удалитесь!
И отсюда удалиться
Должен также Ты, Создатель,
Обвиняемый евреем…»
Отозвался Элимелех:
«В Псалтыре священном, рабби,
Ведь указано: „Навеки
Полон мир величьем Б-жьим“.
Как же может Он отсюда
Хоть на миг уйти единый?»
Бровь одну нахмурил грозно
Муж святой, раввин из Апты
И промолвил:
«Коль в Писанье
Нам указано, что вечно
Мир Твоим величьем полон,
То Тебе мы разрешаем
С нами здесь пока остаться.
Только знай, что каждый будет —
Каждый! — нелицеприятен.
Помни: Тора не на небе,
Ты ее отдал евреям,
И по ней судить мы станем!»
Совещание раввинов
Продолжалось трое суток.
Речи грозные гремели,
И звучали беспрерывно
Всё цитаты из Писанья,
Из Пророков, из Талмуда,
Из старинных книг забытых,
Были даже и намеки
На преданья «скрытой Торы».
Долго спорили раввины,
Горячились и кричали,
И сердились, и бранились,
И друг друга укоряли.
Трое суток, дни и ночи,
Продолжалось совещанье.
Наконец, пришли к решенью,
Что Г-сподь, хоть и невольно,
Отступил на миг от Торы,
А поэтому, конечно,
Весь указ как незаконный
Подлежит сейчас отмене.
Приговор раввинов тут же
Был писцом из синагоги
На пергаменте начертан.
Все раввины подписались,
И пергамент с приговором
Отнесен был в синагогу,
И в кивот святой при чтении
Псалтыря он был положен
Между свитками Завета…
И едва минули сутки,
Как указ несправедливый
Об изгнании евреев
Был поспешно уничтожен!..
«Еврейский мир».
1909, январь
[1] Мсирас нефеш — самопожертвование.
[2] Рабойсай — господа.